Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

У нас в России новая национальная идея. Забыт Петр, насильно тащивший Россию в Европу. Забыты коммунисты, строившие самый передовой индустриальный строй. Мы, Россия, больше не презренная загнивающая Европа. Мы — наследники духовно богатой Византии. В Москве с помпой проходит державно-духовная конференция «Москва — Третий Рим», духовник Путина показывает по телеканалу «Россия» фильм «Византия: гибель империи» (о том, что еще 1000 лет назад проклятый Запад злоумышлял против оплота духовности), и президент Владимир Путин заявляет в послании сенату о «сакральном значении» Корсуни, в которой, как известно, его тезка перенял сакральность и духовность Константинополя путем разграбления города и изнасилования дочки правителя на глазах ее родителей.

У меня вопрос: мы правда хотим быть похожими на Византию?

Тогда, если можно, на что именно?

Потому что страны «Византия» никогда не существовало. Страна, которая существовала, называлась Римская империя, или империя ромеев. «Византией» ее обозвали враги, и само это название есть наглое переписывание прошлого, предпринятое пропагандистами Карла Великого и папы Льва III. Та самая «фальсификация истории», которая, действительно, в истории случается.

На причинах и следствиях этой фальсификации следует остановиться подробней — это важно.

Нет Византийской империи. Есть Империя

В конце античности слово «империя» было именем собственным. Это было не обозначение способа правления (никаких персидских, китайских и пр. «империй» тогда не было), империя была одна — Римская, она же единственная, как осетрина бывает одной свежести.

Таковой она и оставалась в глазах Константинополя — и в этом смысле показательно, что историки путаются в дате возникновения «Византии». Это уникальный случай, когда государство вроде бы есть, а когда оно образовалось, неясно.

Так, выдающийся немецкий византинист Георгий Острогорский возводил начало «Византии» к реформам Диоклетиана, последовавшим за кризисом римской императорской власти в III столетии. «Во всех самых главных чертах установления Диоклетиана и Константина доминировали в ранневизантийский период», — пишет Острогорский. При этом, разумеется, Диоклетиан правил Римской, а не «византийской» империей.

Другие историки, например лорд Джон Норвич, считают датой возникновения «Византии» 330 год, когда Константин Великий перенес столицу империи в заново отстроенный им Константинополь. Однако перенесение столицы не является основанием империи. К примеру, в 402 году столицей Западной Римской империи стала Равенна — значит ли это, что с 402 года существовала Равеннская империя?

Еще одна популярная дата — 395 год, когда император Феодосий разделил империю между своими сыновьями Аркадием и Гонорием. Но традиция соправления двух и даже больше императоров опять-таки восходит к Диоклетиану. На троне в Константинополе и потом не раз сидели два и больше императора: императоров могло быть много, но империя всегда была одна.

То же самое — 476 год, который спустя тысячелетие был провозглашен концом Западной Римской империи. В этот год германец Одоакр не просто сместил императора Запада Ромула Августула, но и упразднил сам титул, отправив императорские инсигнии в Константинополь.

На это событие никто не обратил внимания, потому что оно ничего не значило. Во-первых, западные императоры в то время представляли собой длинную череду марионеток в руках варварских сегунов. Во-вторых, никакой империи Одоакр не упразднял: напротив, в обмен на инсигнии он испросил себе в Константинополе титул патрикия, потому что если своими варварами он управлял как военный вождь, то местным населением он мог управлять только как римский чиновник.

Тем более что правил Одоакр недолго: вскоре император заключил союз с королем готов Теодорихом, и тот захватил Рим. Теодорих столкнулся с той же проблемой, что и Одоакр. Титул «король» в то время был скорее военным званием, как «главнокомандующий». Можно быть главнокомандующим армией, но нельзя быть «главнокомандующим Москвы». Управляя готами как король, Теодорих де-юре управлял местным населением как наместник императора, и на монетах Теодориха чеканилась голова императора Зенона.

Римская империя по понятным причинам тяжело переживала де-факто потерю Рима, и в 536 году император Юстиниан уничтожил королевство готов и вернул Рим в состав империи. Этот римский император, кодифицировавший римское право в знаменитом Юстиниановом кодексе, точно был не в курсе, что, оказывается, он правит какой-то Византией, тем более что управлял он империей на латинском языке. На греческий язык империя перешла только в VII веке, при императоре Ираклии.

Полное господство Константинополя над Италией было недолгим: спустя 30 лет в Италию хлынули лангобарды, однако империя сохранила контроль над доброй половиной территории, включая Равенну, Калабрию, Кампанию, Лигурию и Сицилию. Под контролем императора находился и Рим: в 653 году император арестовал папу римского Мартина I, а в 662 году император Констант на пять лет даже перенес столицу из Константинополя снова на Запад.

Все это время ни императоры ромеев, ни варвары, захватившие западные провинции, не сомневались, что Римская империя существует по-прежнему; что империя — это имя собственное, и империя может быть только одна, и если варвары чеканили монету (что они делали редко), то они чеканили ее от имени империи, а если убивали предшественника (что они делали куда чаще, чем чеканили монету), то они посылали к императору в Константинополь за титулом патрикия, управляя местным неварварским населением в качестве полномочных представителей империи.

Ситуация изменилась только в 800 году, когда Карл Великий искал юридический способ оформления своей власти над гигантским конгломератом завоеванных им земель. В империи ромеев в это время на троне сидела императрица Ирина, что, с точки зрения франков, было незаконно: imperium femininum absurdum est. И тогда Карл Великий короновал себя как Римский император, объявив, что империя перешла от ромеев к франкам, — к изумлению и возмущению самой империи.

Это примерно, как если бы Путин объявил себя президентом США на том основании, что выборы в США показались ему незаконными, а стало быть, империум над США перешел от Обамы к Путину, а чтобы как-то отличить новые США от прежних, старые США повелел своим юристам именовать «Вашингтонией».

Чуть раньше коронации Карла на свет явилась фантастическая подделка под названием «Константинов дар», которая — на испорченной латыни с использованием феодальной терминологии — сообщала, что император Константин, излечившись от проказы, еще в IV веке передал папе римскому светскую власть и над Римом, и над всей западной империей: обстоятельство, как мы видим, совершенно неизвестное ни Одоакру, ни Теодориху, ни Юстиниану.

Итак, это важно: «Византия» не образовалась ни в 330-м, ни в 395-м, ни в 476 году. Она образовалась в 800 году в умах пропагандистов Карла Великого, и это название было такой же наглой фальсификацией истории, как заведомо подложный Константинов дар. Именно поэтому Гиббон в своей великой «Истории упадка и падения Римской империи» писал историю всех римских земель, включая средневековый Рим и Константинополь.

В Константинополе никогда, до самого последнего дня, ни на секунду не забывали, что императоров может быть много, но империя может быть только одна. В 968-м посол Оттона, Лиутпранд, был в бешенстве оттого, что его сюзерена именовали «рексом», королем, и еще в 1166 году Мануил Комнин надеялся восстановить единство империи через папу Александра, который должен был провозгласить его единым императором.

Несомненно, что на протяжении столетий характер Римской империи менялся. Но то же самое можно сказать о любом государстве. Англия времен Вильгельма Завоевателя — совершенно не то же, что Англия времен Генриха VIII. Тем не менее мы называем это государство «Англией», потому что существует непрерывная историческая преемственность, плавная функция, показывающая, каким образом государство из точки А попало в точку Б. Точно то же и Римская империя: существует непрерывная историческая преемственность, показывающая, как империя Диоклетиана превратилась в империю Михаила Палеолога.

А теперь, собственно, самый главный вопрос. Почему «Византия» является общепринятым термином в Европе, понятно. Это бранная кличка, придуманная франками.

Но нашим-то с чего по-фрейдовски объявлять себя преемниками не Цезаря и Августа, а обгрызанной «Византии»?

Ответ, с моей точки зрения, очень прост. «Византия» сама по себе выглядит респектабельным государством. Получается, что некая «Западная Римская империя» рухнула под ударами варваров, а вот Восточная, «Византия», просуществовала еще худо-бедно тысячу лет. Если же понимать, что православное государство с центром в Константинополе являлось полноправной и единственной Римской империй, то тогда происходит ровно по Гиббону: гниение и сокращение империи, потеря провинций одной за другой, превращение великой языческой культуры в агонизирующее государство, управляемое тиранами, попами и евнухами.

Бесплодность Византии

Что в этом государстве самое поразительное? То, что, имея непрерывную историческую преемственность от греков и римлян, разговаривая на том же языке, на котором писали Платон и Аристотель, пользуясь великолепным наследием римского права, являясь прямым продолжением Римской империи, — оно не создало, по большому счету, ни-че-го.

Европа имела оправдание: в VI—VII веках она погрузилась в самое дикое варварство, но причиной этого были варварские завоевания. Империя ромеев им не подвергалась. Она была преемницей двух самых великих цивилизаций античности, но если Эратосфен знал, что Земля — шар, и знал диаметр этого шара, то на карте Косьмы Индикоплова Земля изображена в качестве прямоугольника с раем вверху.

Мы до сих пор читаем «Речные заводи», написанные в Китае в XIV веке. Мы до сих пор читаем «Хейке-моногатари», чье действие происходит в XII веке. Мы читаем «Беовульфа» и «Песнь о Нибелунгах», Вольфрама фон Эшенбаха и Григория Турского, мы до сих пор читаем Геродота, Платона и Аристотеля, писавших на том же языке, на котором говорила империя ромеев за тысячу лет до ее оформления.

Но из византийского наследия, если ты не специалист, читать нечего. Ни великих романов, ни великих поэтов, ни великих историков. Если уж и пишет в Византии кто-то, то это кто-то ужасно высокопоставленный, а еще лучше особа царствующего дома: Анна Комнина или, в крайнем случае, Михаил Пселл. Всем остальным страшно свое суждение иметь.

Вдумайтесь: несколько сот лет просуществовала цивилизация, бывшая преемницей двух самых развитых цивилизаций античности, — и не оставила после себя ни-че-го, кроме архитектуры — книги для неграмотных, да житий святых, да бесплодных религиозных споров.

Заставка фильма «Гибель империи. Византийский урок» отца Тихона (Шевкунова), показанного на российском ТВ

Это чудовищное падение интеллекта общества, суммы знаний, философии, человеческого достоинства произошло не в результате завоевания, мора или экологической катастрофы. Оно произошло в результате внутренних причин, список которых читается как рецепт для идеальной катастрофы: рецепт того, чего никогда и ни при каких условиях нельзя делать государству.

Нелегитимность

Во-первых, империя ромеев так никогда и не выработала механизм легитимной смены власти.

Константин Великий казнил своих племянников — Лициниана и Криспа; затем он убил жену. Власть над империей он оставил трем своим сыновьям: Константину, Констанцию и Константу. Первым актом новых цезарей было убийство двоих своих сводных дядьев вместе с их тремя сыновьями. Затем убили обоих зятьев Константина. Затем один из братьев, Констант, убил другого, Константина, затем Константа убил узурпатор Магненций; затем оставшийся в живых Констанций убил Магненция.

Император Юстин, преемник Юстиниана, был сумасшедший. Его жена Софья убедила его назначить своим преемником любовника Софьи Тиберия. Едва став императором, Тиберий упрятал Софью за решетку. Своим преемником Тиберий назначил Маврикия, женив его на своей дочери. Императора Маврикия казнил Фока, казнив перед тем на его глазах его четверых сыновей; заодно казнили всех, кого можно было считать верными императору. Фоку казнил Ираклий; после его смерти вдова Ираклия, его племянница Мартина, первым делом отправила на тот свет старшего сына Ираклия, намереваясь обеспечить престол своему сыну Ираклиону. Не помогло: Мартине отрезали язык, Ираклиону — нос.

Нового императора, Константа, угрохали мыльницей в Сиракузах. Его внуку, Юстиниану II, выпало бороться с арабским нашествием. Сделал он это оригинальным образом: после того как около 20 тысяч славянских солдат, раздавленных налогами империи, перешли на сторону арабов, Юстиниан приказал вырезать в Вифинии все остальное славянское население. Юстиниан был свергнут Леонтием, Леонтий — Тиберием. В связи с известным смягчением нравов Леонтий не казнил Юстиниана, а только отрезал ему нос — считалось, что без носа император править не может. Юстиниан опроверг этот странный предрассудок, вернувшись на трон и казнив все и вся. Брата Тиберия, Ираклия, лучшего полководца империи, развесили с его офицерами вдоль константинопольских стен; в Равенне высокопоставленных чиновников собрали на пир в честь императора и перебили к чертовой матери; в Херсонесе семерых знатнейших граждан зажарили заживо. После смерти Юстиниана его преемник, шестилетний мальчик Тиберий, бросился искать убежища в церкви: он держался одной рукой за алтарь, а другой держал частицу Креста Господня, когда его зарезали, как овцу.

Эта взаимная резня продолжалась до самого последнего момента существования империи, лишая любую власть легитимности и делая, между прочим, почти невозможными браки с западными царствующими домами, потому что каждый узурпатор был обыкновенно либо уже женат, либо спешил жениться на дочери, сестре или матери зарезанного им императора, чтобы придать себе хоть какую-то видимость законного правления.

Штурм Константинополя войсками Мехмеда II.

Людям, поверхностно знающим историю, может показаться, что подобная кровавая чехарда в Средневековье была свойственна любым странам. Отнюдь. Франки и норманны уже к XI веку быстро выработали на удивление четкие механизмы легитимности власти, приводившие к тому, что смещение, например, с трона английского короля было ЧП, произошедшее вследствие консенсуса знати и крайней неспособности вышеозначенного короля к правлению.

Вот простой пример: сколько английских королей, будучи несовершеннолетними, потеряли престол? Ответ: один (Эдуард V). А сколько византийских несовершеннолетних императоров потеряли престол? Ответ: все. Полуисключениями можно назвать Константина Багрянородного (сохранившего жизнь и пустой титул потому, что узурпатор Роман Лакапин правил от его имени и выдал за него свою дочь) и Иоанна V Палеолога (регент которого, Иоанн Кантакузин, все-таки в конце концов вынужден был поднять мятеж и провозгласить себя соимператором).

Если франки и норманны постепенно отработали четкий механизм наследования, то в империи ромеев на трон всегда мог взойти кто угодно, причем очень часто трон передавала не армия (тогда получался хотя бы император, умеющий воевать), но и обезумевшая константинопольская чернь, соединявшая самую дикую фанатичность с полным отсутствием какого-либо кругозора и предвидения. Так произошло при воцарении Андроника Комнина (1182), когда чернь перерезала всех латинян в Константинополе, что, впрочем, не помешало той же черни ровно через три года подвесить свергнутого императора за ноги и вылить ему на голову ведро кипятку.

Нам хочется подражать?

Отсутствие работоспособной бюрократии

Хроническое отсутствие легитимности работало в обе стороны. Оно позволяло любому проходимцу (вплоть до неграмотного собутыльника императора вроде Василия I) занять престол. Но оно же побуждало императора опасаться любого соперника, периодически приводя к тотальной резне и не позволяя выстроить то, в чем нуждается любое государство: устойчивый свод правил и механизм управления.

Такой свод правил существовал в Китае, его можно выразить двумя словами: система экзаменов. Меритократическая система, при которой чиновники знали, в чем состоит их долг. Это понятие долга не раз и не два побуждало китайских чиновников подавать доклады о коррупции и злоупотреблениях (за которые им рубили головы), и да, сын первого министра легко делал карьеру, но он при этом и образование соответствующее получал, а если уровень его образования и порядочности не соответствовал занимаемой должности, это воспринималось как отклонение от нормы.

Англия тоже создала подобную систему, ее можно выразить в двух словах: честь аристократа. Плантагенеты правили Англией в сложном симбиозе с военной аристократией и парламентом, и феодальная Европа подарила современному миру одно из его главных наследий: понятие чести человека, его внутреннего достоинства (честь эта первоначально была честью аристократа), отличное от его должности, состояния и степени милости к нему правителя.

Империя ромеев не выработала никаких правил. Ее аристократия была раболепна, спесива и ограниченна. Она разучилась греческой и римской культуре, и так не научилась франкской и норманнской войне. Не будучи в состоянии построить, из страха узурпации, нормальный государственный аппарат, императоры опирались на тех, кто не представлял сиюминутной угрозы власти: то есть прежде всего на евнухов и на церковь, что и привело к господству той самой знаменитой византийской «духовности», о которой чуть ниже.

Квазисоциализм

Несмотря на отсутствие нормального государственного аппарата, империя страдала от сильнейшей зарегулированности, истоки которой опять-таки восходили к эпохе домината и эдикту Диоклетиана «О справедливых ценах». Достаточно сказать, что производство шелка в империи было государственной монополией.

Катастрофическая зарегулированность экономики в сочетании с неэффективным госаппаратом рождала то, что всегда рождается в таких случаях: чудовищную коррупцию, причем в размерах, имевших геополитические последствия и угрожавших самому существованию империи. Так, решение императора Льва VI передать монополию на торговлю с болгарами отцу своей любовницы Стилиану Заутце кончилось унизительным поражением в войне с болгарами и выплатой им тяжелой дани.

Существовала единственная область, в которой антирыночное регулирование не действовало: по несчастному стечению обстоятельств, это была ровно та самая область, в которой оно было необходимо. Само существование империи зависело от существования класса мелких свободных земледельцев, владеющих участками в обмен на военную службу, и именно этот класс исчезал за счет поглощения их земель динатами («сильными»). Самые выдающиеся из императоров, например Роман Лакапин, понимали проблему и пытались с ней бороться: но это было невозможно, потому что чиновниками, ответственными за возвращение незаконно отчужденных земель, как раз и были сами динаты.

Духовность

Про это-то замечательное государство — со всеми его императорами, режущими друг друга, со Стилианом Заутцей, с евнухами и тиранами, с динатами, отжимающими земли у рядовых крестьян, — нам говорят, что оно было очень «духовно».

О да. Духовности было хоть ложкой жуй, если под ней подразумевать стремление императоров и черни резать еретиков, вместо того чтобы бороться с врагами, угрожающими самому существованию империи.

Накануне возникновения ислама империя чрезвычайно удачно принялась искоренять монофизитов, в результате чего при появлении арабов те массово переходили на их сторону. В 850-х императрица Феодора развязала преследование павликиан: 100 тысяч человек убили, остальные перешли на сторону халифата. Император Алексей Комнин, вместо того чтобы возглавить Крестовый поход, который мог бы вернуть империи земли, без которых она не могла выжить, нашел себе более духовное занятие: он занялся истреблением богомилов и все тех же павликиан, то есть налоговой базы империи.

Духовный Михаил Рангаве тратил огромные суммы на монастыри, в то время как армия бунтовала без денег, а авары вырезали его подданных тысячами. Иконоборец Константин V Копроним удачно сочетал религиозный фанатизм с неистребимым пристрастием к хорошеньким и накрашенным юношам.

«Духовность» была призвана заменить вакуум, возникающий в связи с хронической нелегитимностью власти и хронической недееспосбностью госаппарата. Раздрай между монофизитами, монофелитами, иконоборцами и пр., гигантские богатства, отданные монастырям, категорическое нежелание церкви делиться ими даже в условиях вражеского вторжения, геноцид собственных подданных по религиозному признаку — вся эта «духовность», в условиях тяжелейшей военной обстановки, и предопределила крах империи.

Духовные византийцы умудрились забыть, что Земля — это шар, зато в 1182 году обезумевшая толпа, в очередном приступе взыскующая духовности, вырезала в Константинополе всех латинян: младенцев, крошечных девочек, дряхлых стариков.

Мы этому хотим подражать?

Крах

И, наконец, самое последнее, самое бросающееся в глаза обстоятельство относительно объекта восторженного нашего подражания.

Империя ромеев — исчезла.

Это поразительный, почти небывалый случай исчезновения государства, которое было расположено не где-то там, на задворках, а посередине мира, в живом контакте со всеми существующими культурами. От всех них оно могло заимствовать, от всех них оно могло учиться — и не заимствовало, и не училось ничему, а только утрачивало.

Античной Греции нет уже две тысячи лет, но мы до сих пор, изобретая проводную связь на расстоянии, называем ее «теле-фон», изобретая аппараты тяжелее воздуха, сочиняем «аэро-дром». Мы помним мифы про Персея и Геракла, мы помним истории Гая Юлия Цезаря и Калигулы, не надо быть англичанином, чтобы помнить о Вильгельме Завоевателе, и американцем, чтобы знать о Джордже Вашингтоне. В последние десятилетия наш кругозор расширился: во всех книжных магазинах на Западе продается по три перевода «Искусства войны», и даже тот, кто не читал «Троецарствия», возможно, смотрел фильм Джона Ву «Битва при Красных Утесах».

Положа руку на сердце: кто из вас помнит имя хоть одного константинопольского императора после VI века? Положа руку на сердце: если вы помните имена Никифора Фоки или Василия Болгаробойца, то представляет ли для вас описание их жизни («Фока казнил Маврикия, Ираклий казнил Фоку») хоть долю того интереса, который представляет описание жизни Эдуарда III или Фридриха Барбароссы?

Империя ромеев исчезла: она с поразительной легкостью рухнула в 1204 году, когда очередной инфантильный тиран — сын свергнутого Исаака Ангела (Исаак убил Андроника, Алексей ослепил Исаака) — прибежал за помощью к крестоносцам и пообещал им деньги, которые не собирался платить, и окончательно — в 1453-м. Обычно так исчезали государства, изолированные надолго, столкнувшиеся с неведомым и летальным для них цивилизационным штаммом: так, например, пала под ударами 160 солдат Писарро империя инков.

Но чтобы государство, обильное, большое, старинное, находящееся в центре цивилизованного мира, теоретически способное заимствовать, оказалось настолько косным, тщеславным и закуклившимся, чтобы не научиться, хотя бы с военной точки зрения, ничему, чтобы не перенять преимущества тяжело вооруженного рыцаря, длинного лука, пушки, чтобы забыть даже собственный греческий огонь, — это случай, не имеющий аналогов в истории. Даже отставшие в технологии Китай и Япония не были завоеваны. Даже раздробленная Индия сопротивлялась европейцам несколько столетий.

Империя ромеев рухнула с концами — и в Лету. Уникальный пример деградации некогда свободной и процветающей цивилизации, не оставившей после себя ничего.

Неужели наши властители и вправду хотят, чтобы нас постигла судьба державы с центром в Константинополе?

Чтобы мы варились в собственном соку, презрительно отогнув губу и почитая себя пупом земли, пока мир вокруг неудержимо рвется вперед, чтобы мы считали доказательством собственного превосходства не высокие технологии, а механических, поющих при троне императора птичек?

Это ведь Фрейд в чистом виде. Что, желая подражать, наши правители желают подражать не Римской империи, а исчезнувшей, обюрократившейся, растерявшей престиж, знания и силу, не сумевшей отстоять даже право на самоназвание, — «Византии».

Высокая духовность империи ромеев, как известно, кончилась тем, что даже накануне гибели фанатичная толпа и заполнившее собой вакуум власти духовенство не хотели рассчитывать на помощь Запада. Лучше ислам, чем Запад, считали они.

И по духовности их им и воздалось.

Отдельные советские историки настойчиво утверждали, что отмена крепостного права, которую они называли «буржуазной реформой», вызвала ускоренное развитие капитализма в деревне. Тем самым они лишь повторяли тезис Ленина, выдвинутый им в 1900 г. в работе «Развитие капитализма в России». В действительности же, если принять во внимание те условия, при которых было уничтожено крепостное право, его отмена не столько способствовала развитию капитализма, сколько консервировала архаичные, можно сказать феодальные, экономические структуры. Кроме того, юридическое освобождение крестьян не диктовалось насущной экономической необходимостью. Промышленность далеко не всегда была заинтересована в отмене крепостного права; например, металлургия - одна из самых динамичных отраслей промышленности - использовала крепостных, и декрет об освобождении крестьян грозил дезорганизовать ее работу.

Отмена крепостного права была вызвана страхом перед бунтами и массовыми возмущениями крестьян. Крестьянские смуты, вызванные Крымской войной, все более многочисленные и опасные, вынудили правительство решить крестьянский вопрос. Реформа 1861 г. освободила крестьян лишь с юридической точки зрения, не дав им экономической независимости. Самодержавие постаралось всеми силами сохранить интересы и привилегии поместного дворянства. Освобожденным крестьянам приходилось выкупать землю, которую они обрабатывали, зачастую по завышенным ценам, что на полвека вперед обрекало их на долговую кабалу. К тому же выкупаемый надел был, как правило, меньше того, что они обрабатывали прежде. Высвобождавшиеся таким образом земельные участки, так называемые «отрезки», отходили помещикам и перемежались с крестьянскими землями, создавая такую чересполосицу, что чаще всего крестьяне за различные отработки вынуждены были арендовать эти участки у помещика, чтобы придать хотя бы видимость целостности своим владениям. Лоскутная путаница крестьянских наделов и помещичьих угодий стала характерной чертой русского сельского пейзажа, крестьянам приходилось обращаться к помещикам за разрешением на проезд через их земли. Юридические меры подчинения исчезли, однако экономическая зависимость крестьян от помещика сохранилась и даже усилилась.

Из-за значительного прироста крестьянского населения (за 40 лет на 65%) недостаток земли становился все более ощутимым. 30% крестьян составили «излишек» населения, экономически ненужный и лишенный занятости. К 1900 г. средний надел крестьянской семьи снизился до двух десятин, это было намного меньше того, что она имела в 1861 г. Положение усугублялось отсталостью сельскохозяйственной техники; нехватка средств производства становилась поистине драматической. Одна треть крестьянских дворов была безлошадной, еще одна треть имела всего одну лошадь. Русский крестьянин получал самые низкие урожаи зерновых в Европе (5-6 ц с га).

Обнищание крестьянского населения усугублялось усилением фискального гнета. Налоги, за счет которых в значительной мере шло развитие промышленности, ложились на крестьянство большим бременем. Экономическая конъюнктура складывалась в условиях падения цен на сельскохозяйственную продукцию (цены на зерно снизились наполовину между 1860 и 1900 гг.) и роста цен на землю и арендной платы. Нужда в наличных деньгах для уплаты налогов и рыночная экономика в деревне (пусть и очень слабо развитая) вынуждали крестьянина продавать часть необходимой для внутреннего потребления сельскохозяйственной продукции. «Мы будем меньше есть, но будем больше экспортировать», - заявил в 1887 г. министр финансов Вышнеградский. Эта фраза была сказана отнюдь не для красного словца. Четыре года спустя в перенаселенных плодородных губерниях страны разразился страшный голод, унесший десятки тысяч жизней. Он вскрыл всю глубину аграрного кризиса. Голод вызвал возмущение интеллигенции, способствовал мобилизации общественного мнения, потрясенного неспособностью властей предотвратить эту катастрофу, тогда как страна экспортировала ежегодно пятую часть урожая зерновых.

Находясь в рабской зависимости от устаревшей сельскохозяйственной техники, от власти помещиков, которым они продолжали выплачивать высокую арендную плату и вынуждены были продавать свой труд, крестьяне в большинстве своем терпели еще и мелочную опеку общины.

Община устанавливала правила и условия периодического перераспределения земель (в строгой зависимости от количества едоков в каждой семье), календарные сроки сельских работ и порядок чередования культур, брала на себя коллективную ответственность за выплату налогов и выкупных платежей каждого из своих членов. Община решала, выдать или отказать в выдаче паспорта крестьянину, чтобы он мог покинуть насовсем или на время свою деревню и искать работу в другом месте. Стойкость общинных традиций препятствовала появлению нового крестьянства, которое чувствовало бы себя полноценным хозяином земли. Закон от 14 декабря 1893 г., принятый по инициативе сторонников общинного уклада, считавших, что поскольку он гарантирует крестьянину минимум земли, то станет и спасительным заслоном против разрастания «язвы пролетариата», еще более усложнил выход крестьян из общин и ограничил свободу владения земельными участками. Чтобы стать полным собственником, крестьянину надо было не только полностью рассчитаться за землю, но и получить согласие не менее двух третей членов своей общины. Эта мера резко притормозила робко наметившееся в 1880-х гг. освобождение крестьян от пут общинного землевладения.

В деревне бытовало совершенно особое отношение к собственности на землю, объяснявшееся общинным укладом. По этому поводу Витте замечал, что «горе той стране, которая не воспитала в населении чувства законности и собственности, а, напротив, насаждала разного рода коллективное владение». У крестьян было твердое убеждение, что земля не должна принадлежать никому, будучи не предметом собственности, а скорее изначальной данностью их окружения, подобно воздуху, воде, деревьям, солнцу. Такого рода представления, высказываемые крестьянскими комитетами во время революции 1905 г., толкали крестьян на захват господских земель, лесов, помещичьих пастбищ и т. д. Согласно полицейскому донесению тех времен, крестьяне постоянно совершали тысячи нарушений законов о собственности.

Наследие феодального прошлого также ощущалось и в экономическом мышлении землевладельцев. Помещик не стремился внедрять технические усовершенствования, которые увеличили бы производительность труда: рабочая сила имелась в избытке и почти бесплатно, так как сельское население постоянно росло; кроме того, помещик мог использовать примитивный сельскохозяйственный инвентарь самих крестьян, привыкших выплачивать долги в виде барщины (Имелись, конечно, и некоторые исключения, в основном на окраинах империи - в Прибалтике, Причерноморье, в степных районах юго-востока России, в тех местностях, где давление общинного уклада и пережитки крепостничества были слабее.) Поместное дворянство постепенно приходило в упадок из-за непроизводительных расходов, которые в конечном итоге привели к переходу земли в руки других социальных слоев населения. Однако процесс этот был значительно замедлен как правительственными мерами в защиту поместного дворянства, например созданием в 1885 г. Государственного дворянского земельного банка, который выдавал ссуду под 4% годовых и без особого контроля (что позволяло помещикам производить выгодные сделки, но вовсе не обязательно улучшало состояние их поместий), так и путем постоянного повышения цен на землю. На рубеже века родовые помещичьи земли были еще весьма значительными. Что же касается крестьян, они продолжали с растущим нетерпением ждать новых наделов за счет помещичьих земель.

Портрет Александра II-освободителя.

19 февраля (3 марта) 1861 в Петербурге Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, состоявшие из 17 законодательных актов. Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» от 19 февраля 1861 года сопровождался рядом законодательных актов (всего 17 документов), касающихся вопросов освобождения крестьян, условий выкупа ими помещичьей земли и размеров выкупаемых наделов по отдельным районам России. В их числе: «Правила о порядке приведения в действие Положений о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», «Положение о выкупе крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, из усадебной оседлости и о содействии правительства к приобретению сими крестьянами в собственность полевых угодий», местные положения.

Манифест Александра II об освобождении крестьян, 1861 год.

Основные положения реформы

Основной акт - «Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» - содержал главные условия крестьянской реформы:

Крестьяне перестали считаться крепостными и стали считаться «временнообязанными»; крестьяне получили права «свободных сельских обывателей», то есть полную гражданскую правоспособность во всём, что не относилось к их особым сословным правам и обязанностям - членству в сельском обществе и владению надельной землёй.
Крестьянские дома, постройки, всё движимое имущество крестьян было признано их личной собственностью.
Крестьяне получали выборное самоуправление, низшей (хозяйственной) единицей самоуправления было сельское общество, высшей (административной) единицей - волость.

Медаль "За труды по освобождению крестьян", 1861 год.

Медали в честь отмены крепостного права.1861 год.

Помещики сохраняли собственность на все принадлежавшие им земли, однако обязаны были предоставить в пользование крестьянам «усадебную оседлость» (придомовый участок) и полевой надел; земли полевого надела предоставлялись не лично крестьянам, а в коллективное пользование сельским обществам, которые могли распределять их между крестьянскими хозяйствами по своему усмотрению. Минимальный размер крестьянского надела для каждой местности устанавливался законом.
За пользование надельной землёй крестьяне должны были отбывать барщину или платить оброк и не имели права отказа от неё в течение 49 лет.

Размеры полевого надела и повинностей должны были фиксироваться в уставных грамотах, которые составлялись помещиками на каждое имение и проверялись мировыми посредниками.

Отмена крепостного права.1861-1911 года. Из коллекции Игоря Словягина(Братск)

Сельским обществам предоставлялось право выкупа усадьбы и по соглашению с помещиком - полевого надела, после чего все обязательства крестьян перед помещиком прекращались; крестьяне, выкупившие надел, именовались «крестьянами-собственниками». Крестьяне также могли отказаться от права выкупа и бесплатно получить от помещика надел в размере четверти от надела, который они имели право выкупить; при наделении бесплатным наделом временно-обязанное состояние также прекращалось.

Государство на льготных условиях предоставило помещикам финансовые гарантии получения выкупных платежей (выкупная операция), приняв их выплату на себя; крестьяне, соответственно, должны были выплачивать выкупные платежи государству.

Жетоны и медали в честь 50-летия освобождения крестьян, 1911 год.

МАТЕРИАЛЫ ПРЕДСТАВИЛ БРАТСКИЙ КОЛЛЕКЦИОНЕР ИГОРЬ ВИКТОРОВИЧ СЛОВЯГИН, КОТОРЫЙ ВЛАДЕЕТ БОЛЬШОЙ ПОДБОРКОЙ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ ПО СОБЫТИЯМ 19 ФЕВРАЛЯ 1861 ГОДА. ОРИГИНАЛ МАНИФЕСТА АЛЕКСАНДРА II ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ КРЕСТЬЯН КОЛЛЕКЦИОНЕР ПОДАРИЛ МУЗЕЮ.

Время правления Александра II принято называть периодом масштабных перемен в жизни общества. Вступив на престол после смерти своего отца Николая I, он получил страну, находящуюся в состоянии глубокого экономического и социального кризиса. Реформы в жизни общества были неминуемы.

Число крестьянских волнений росло с каждым десятилетием. Если за первую четверть XIX века было зарегистрировано около 650 случаев, то с 1850 по 1860 год их количество превысило 1000. В те годы перепись населения показала, что около 23 миллионов людей находятся в крепостной зависимости. Это было более трети всех подданных Российской империи, число которых в 1857—1859 годах составляло 62,5 миллионов человек.

«Лучше отменить крепостное право свыше, нежели дожидаться, как оно само собою станет отменяться снизу», - такова была идея, которую озвучил представителям московского дворянства император.

Попытки решить этот непростой вопрос предпринимались еще при его отце. В годы нахождения у власти Николая I над разработкой закона об освобождении крестьян работали около десятка комиссий. Одной из видных фигур, занимавшихся проектом таким проектом, был Павел Киселёв, член Государственного совета, входивший в Секретный комитет по крестьянскому делу. Он был сторонником постепенной ликвидации крепостничества, когда «рабство уничтожилось само собою и без потрясений государства». По его мнению, это могло стать следствием улучшений условий жизни крестьян: расширением их земель и облегчением феодальных повинностей. Все это, естественно, не нравилось владельцам крепостных душ.

«Известные его замыслы об эмансипации крепостных людей давно уже навлекли на него ненависть помещичьего класса», - писал об этом барон Модест Корф.

«Записка» стремительно сделала Кавелина знаменитым. Фото: Commons.wikimedia.org

Популярным в тот период была и идея историка, публициста Константина Кавелина, который в «Записке об освобождении крестьян» предлагал крестьянам выкупать землю посредством ссуды, выплата которой должна была осуществляться в течение 37 лет по 5 % ежегодно через специальный крестьянский банк.

Стоит отметить, что именно «Записка», которая расходилась в обществе в рукописном варианте, стремительно сделала Кавелина знаменитым. В Манифесте об отмене крепостного права основные идеи, изложенные Кавелиным в своей работе, были учтены.

Манифест ненастоящий?

Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» увидел свет 3 марта (19 февраля) 1861 года. Его выход сопровождали 17 законодательных актов, которые оговаривали условия выкупа крестьянами помещичьей земли и размеры этих наделов по отдельным районам России.

В «Общем положении о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» говорилось, что те получали полную гражданскую правоспособность во всём, что касалось их сословия. Перестав быть крепостными, они становились «временнообязанными».

Григорий Мясоедов. «Чтение Положения 19 февраля 1861 года», 1873. Фото: Commons.wikimedia.org

Помещики теперь должны были предоставлять в коллективное пользование сельским обществам полевой надел, размер которого определялся для каждого региона. Чтобы пользоваться надельной землёй крестьяне должны были отбывать барщину (принудительно работать на собственника земли) и платить оброк (своеобразную дань помещику продуктами или деньгами).

Выкупить свой надел у помещика крестьянин должен был по цене, намного превышающей рыночную. Он вынужден был уплатить сразу 20 % от всей суммы, а остальные 80 % вносило государство. Правда, потом на протяжении 49 лет крестьянин отдавал долг, внося ежегодно выкупные платежи.

Некоторые крестьяне, до которых довели текст документа, даже сперва не поверили в эти условия. Им казалось очень странным, что получая свободу, им не дают землю в собственность. Это даже породило слухи, что указ, который им зачитывают, - подделка.

«Выгодные» сделки

Историки неоднозначны в своих оценках реформы. Отмечая ее либеральный характер, они подчеркивают, что в ряде случаев это не облегчило тяжелого положения крестьянства.

Так, к примеру, Д. Блюм писал, что в нечерноземной полосе России выкупная стоимость земли превышала рыночную в 2 раза, а в некоторых случаях - 5-6 раз. А это фактически мало чем отличалось от практики выкупа вольной у помещика, которая существовала ранее.

А. И. Корзухин. Сбор недоимок (Уводят последнюю корову). Картина 1868 г. Фото: Commons.wikimedia.org

Еще одной «лазейкой» закона, которой поспешили воспользоваться помещики, стало то, что раздел земли проходил на удобных для них условиях. В итоге крестьяне часто оказывались «отрезанными помещичьей землёй от водопоя, леса, большой дороги, церкви, иногда от своих пашен и лугов», писали историки. Как отмечал Николай Рожков, в результате крестьяне «вынуждались к аренде помещичьей земли, во что бы то ни стало, на каких угодно условиях». При этом арендные цены на отрезанные у крестьян земли были значительно выше существующих среднерыночных.

Все эти факторы привели к тому, что крестьяне стали разоряться. Это повлекло в деревнях голод и рост числа эпидемий. С 1860 по 1880 год средний крестьянский надел сократился примерно на 30% - с 4,8 до 3,5 десятин.

Половинчатость реформы возмутила часть общества. Так, представители революционных сообществ были убеждены, что власть должна была действовать более радикально, к примеру, конфисковать и национализировать помещичьи земли.

Недовольство в обществе вылилось в то, что стала набирать популярность антиправительственная пропаганда, в том числе ее крайние формы, проповедавшие терроризм.

На самого Александра II было совершено несколько покушений. 13 марта 1881 года он был смертельно ранен от взрыва бомбы, брошенной под его ноги народовольцем Игнатием Гриневицким.

3 марта 1861 года Александр II отменил крепостное право и получил за это прозвище «Освободитель». Но реформа не стала популярной, напротив, явилась причиной массовых волнений и гибели императора.

Помещичья инициатива

Подготовкой реформы занимались крупные помещики-крепостники. Почему они вдруг согласились пойти на компромисс? В начале своего правления Александр держал речь перед московским дворянством, в которой озвучил одну простую мысль: «Лучше отменить крепостное право свыше, нежели дожидаться, как оно само собою станет отменяться снизу».
Его опасения были не напрасными. За первую четверть XIX века было зарегистрировано 651 крестьянское волнение, за вторую четверть этого столетия - уже 1089 волнений, а за последнее десятилетие (1851 - 1860 гг.) - 1010, при этом 852 волнения пришлось на 1856-1860 годы.
Помещики предоставили Александру более сотни проектов будущей реформы. Те их них, которые владели имениями в нечерноземных губерниях, готовы были отпустить крестьян и дать им наделы. Но эту землю должно было выкупить у них государство. Помещики черноземной полосы хотели сохранить в своих руках как можно больше земли.
Но окончательный проект реформы составлялся под контролем государства в специально образованном Секретном комитете.

Подложная воля

После отмены крепостного права почти сразу среди крестьян поползли слухи, что зачитанный им указ – поддельный, а настоящий манифест царя помещики скрыли. Откуда взялись эти слухи? Дело в том, что крестьянам дали «волю», то есть личную свободу. Но землю в собственность они не получили.
Собственником земли по-прежнему оставался помещик, а крестьянин был лишь ее пользователем. Чтобы стать полноправным владельцем надела крестьянин должен был выкупить его у барина.
Освобожденный крестьянин по-прежнему оставался привязанным к земле, только теперь его удерживал не помещик, а община, покинуть которую было затруднительно – все были «скованы одной цепью». Общинникам, например, было невыгодно, чтобы зажиточные крестьяне выделялись и вели самостоятельное хозяйство.

Выкупы и отрезки

На каких же условиях крестьяне расставались со своим рабским положением? Наиболее острым вопросом был, конечно, вопрос о земле. Полное обезземеление крестьян было экономически невыгодной и социально опасной мерой. Вся территория Европейской России была разделена на 3 полосы - нечернозёмную, чернозёмную и степную. В нечерноземных областях размеры наделов были больше, но в черноземных, плодородных регионах помещики расставались со своей землей весьма неохотно. Крестьяне должны были нести свои прежние повинности – барщину и оброк, только теперь это считалось платой за предоставленную им землю. Таких крестьян называли временнообязанными.
С 1883 года все временнообязанные крестьяне обязаны были обязаны выкупить свой надел у помещика, причем по цене куда выше рыночной. Крестьянин обязан был немедленно уплатить помещику 20% выкупной суммы, а остальные 80 % вносило государство. Крестьяне должны были погашать её в течение 49 лет ежегодно равными выкупными платежами.
Распределение земель в отдельно взятых поместьях тоже происходило в интересах помещиков. Наделы были отгорожены помещичьими землями от угодий, которые были жизненно необходимы в хозяйстве: лесов, рек, пастбищ. Вот и приходилось общинам арендовать эти земли за высокую плату.

Шаг к капитализму

Многие современные историки пишут о недостатках реформы 1861 года. Например, Петр Андреевич Зайончковский говорит, что условия выкупа имели грабительский характер. Советские историки однозначно сходятся, что именно противоречивый и компромиссный характер реформы привел в итоге к революции 1917 года.
Но, тем не менее, после подписания Манифеста об отмене крепостного права, жизнь крестьян в России изменилась к лучшему. По крайней мере, их перестали продавать и покупать, будто бы животных или вещи. Освобожденные крестьяне пополнили рынок рабочей силы, устроились работать на фабрики и заводы. Это повлекло за собой становление новых капиталистических отношений в экономике страны и её модернизации.
И, наконец, освобождение крестьян стало одной из первых реформ из целой серии, подготовленной и проведенной сподвижниками Александра II. Историк Б.Г. Литвак писал: «... такой громадный социальный акт, как отмена крепостного права, не мог пройти бесследно для всего государственного организма». Изменения коснулись практически всех сфер жизни: экономики, социально-политической сферы, местного самоуправления, армии и флота.

Россия и Америка

Принято считать, что Российская империя в социальном плане была весьма отсталым государством, ведь там до второй половины XIX века сохранялся отвратительный обычай продавать людей на аукционе, как скотину, а помещики не несли никакого серьезного наказания за убийство своих крепостных. Но не стоит забывать, что в это самое время на другом конце света, в США, шла война между севером и югом, и одной из причин ее стала проблема рабства. Только путем военного конфликта, в котором погибли сотни тысяч человек.
У американского раба и крепостного действительно можно обнаружить немало сходства: они одинаково не распоряжались своей жизнью‚ их продавали‚ разъединяли с семьями; контролировалась личная жизнь.
Отличие заключалось в самом характере обществ, которые породили рабство и крепостничество. В России труд крепостных был дешев, а поместья – малопроизводительны. Прикрепление крестьян к земле было скорее политическим, нежели экономическим явлением. Плантации американского Юга всегда была товарными, а их главный принципам была экономическая эффективность.