Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Нора Галь, перевод на русский язык, 2012

ООО «Издательство «Эксмо», 2012

* * *

Перевод Норы Галь.

Ракету тряхнуло, и она разверзлась, точно бок ей вспорол гигантский консервный нож. Люди, выброшенные наружу, бились в пустоте десятком серебристых рыбешек. Их разметало в море тьмы, а корабль, разбитый вдребезги, продолжал свой путь – миллион осколков, стая метеоритов, устремившаяся на поиски безвозвратно потерянного Солнца.

– Вуд! Вуд!

– Капитан!

– Холлис, Холлис, это я, Стоун!

– Стоун, это я, Холлис! Где ты?

– Не знаю. Откуда мне знать? Где верх, где низ? Я падаю. Боже милостивый, я падаю!

Они падали. Падали, словно камешки в колодец. Словно их разметало одним мощным броском. Они были уже не люди, только голоса – очень разные голоса, бестелесные, трепетные, полные ужаса или покорности.

– Мы разлетаемся в разные стороны!

Да, правда. Холлис, летя кувырком в пустоте, понял: это правда. Понял и как-то отупело смирился. Они расстаются, у каждого своя дорога, и ничто уже не соединит их вновь. Все они в герметических скафандрах, бледные лица закрыты прозрачными шлемами, но никто не успел нацепить энергоприбор. С энергоприбором за плечами каждый стал бы в пространстве маленькой спасательной шлюпкой, тогда можно бы спастись самому и прийти на помощь другим, собраться всем вместе, отыскать друг друга; они стали бы человеческим островком и что-нибудь придумали бы. А так они просто метеориты, и каждый бессмысленно несется навстречу своей неотвратимой судьбе.

Прошло, должно быть, минут десять, пока утих первый приступ ужаса и всех сковало оцепенелое спокойствие. Пустота – огромный мрачный ткацкий станок – принялась ткать странные нити, голоса сходились, расходились, перекрещивались, определялся четкий узор.

– Холлис, я – Стоун. Сколько времени мы сможем переговариваться по радио?

– Смотря с какой скоростью ты летишь в свою сторону, а я – в свою. Думаю, еще с час.

– Да, пожалуй, – бесстрастно, отрешенно отозвался Стоун.

– А что произошло? – спросил минуту спустя Холлис.

– Наша ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это бывает.

– Ты в какую сторону летишь?

– Похоже, врежусь в Луну.

– А я в Землю. Возвращаюсь к матушке-Земле со скоростью десять тысяч миль в час. Сгорю как спичка.

Холлис подумал об этом с поразительной отрешенностью. Будто отделился от собственного тела и смотрел, как оно падает, падает в пустоте, смотрел равнодушно, со стороны, как когда-то, в незапамятные времена, зимой – на первые падающие снежинки.

Остальные молчали и думали о том, что с ними случилось, и падали, падали – и ничего не могли изменить. Даже капитан притих, ибо не знал такой команды, такого плана действий, что могли бы исправить случившееся.

– Ох, как далеко падать! Как далеко падать, далеко, далеко… – раздался чей-то голос. – Я не хочу умирать, не хочу умирать, как далеко падать…

– Кто это?

– Не знаю.

– Наверное, Стимсон. Стимсон, ты?

– Далеко, далеко, не хочу я так. Ох, господи, не хочу я так!

– Стимсон, это я, Холлис. Стимсон, ты меня слышишь?

Молчание, они падают поодиночке, кто куда.

– Стимсон!

Наконец-то отозвался.

– Не расстраивайся, Стимсон. Все мы одинаково влипли.

– Не нравится мне тут. Я хочу отсюда выбраться.

– Может, нас еще найдут.

– Пускай меня найдут, пускай найдут, – сказал Стимсон. – Неправда, не верю, не могло такое случиться.

– Ну да, это просто дурной сон, – вставил кто-то.

– Заткнись! – сказал Холлис.

– Поди сюда и заткни мне глотку! – предложил тот же голос. Это был Эплгейт. Он засмеялся – даже весело, как ни в чем не бывало. – Поди-ка заткни мне глотку!

И Холлис впервые ощутил, как невообразимо он бессилен. Слепая ярость переполняла его, больше всего на свете хотелось добраться до Эплгейта. Многие годы мечтал он до него добраться, и вот слишком поздно. Теперь Эплгейт – лишь голос в шлемофоне.

Падаешь, падаешь, падаешь…

И вдруг, словно только теперь им открылся весь ужас случившегося, двое из уносящихся в пространство разразились отчаянным воплем. Как в кошмаре Холлис увидел: один проплывает совсем рядом и вопит, вопит…

– Перестань!

Казалось, до кричащего можно дотянуться рукой, он исходил безумным, нечеловеческим криком. Никогда он не перестанет. Этот вопль будет доноситься за миллионы миль, сколько достигают радиоволны, и всем вымотает душу, и они не смогут переговариваться между собой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Смотрю - и что же в моих глазах?
В фигурах разных и звездах
Сапфиры, яхонты, топазы,
И изумруды и алмазы,
И аметисты и жемчуг,
И перламутр - все вижу вдруг!
Лишь сделаю рукой движенье -
И новое в глазах явленье!
(А. Измайлов, в журнале «Благонамеренный» за 1818 год)

Вспоминаете что это такое? Да, да, это старый советский калейдоскоп. Уж не знаю, есть ли сейчас у детей такое чудо.

Калейдоскоп событий, калейдоскоп истории, события крутятся как в калейдоскопе… Такие привычные клише. А ведь в детстве при слове калейдоскоп возникала лишь одна простая ассоциация - игрушка. Вообще детские игрушки очень часто скрывают за собой долгую интересную историю, иногда игрушки становятся увлечением всей жизни. Взрослые нередко перенимают свои увлечения у детей. Так, кстати было с марками - почтовые марки сначала собирали дети и играли с ними как с фантиками, обменивались, хвастались. Теперь же всерьез собирают марки далеко не только дети, за марками охотятся, на них копят деньги долгие годы, кто-то готов отдать все за какой-нибудь особенно ценный экземпляр, иногда марка стоит коллекционеру жизни. Но не будем далеко отходить от предмета нашего сегодняшнего разговора. Вернемся к калейдоскопу.

Калейдоскоп возник гораздо раньше, чем серьезный инструмент для исследавания небесных светил телескоп. Хотя природа у них одна и та же.

А вообще-то - это оптический прибор в виде трубки, содержащей внутри три продольных, сложенных под углом зеркальных стекла. При поворачивании трубки продольной оси цветные элементы (осколки цветного стекла), находящиеся между зеркалами, отражаются и создают меняющиеся симметричные узоры.

Но если телескоп - это серьезно и для немногих, изучающих небо, то калейдоскоп - это развлечение. Вначале для элиты. Как же - стекло, а тем более зеркало стоило дорого и не могло быть развлечением для простолюдинов.

Появление витражей в храмах в середине 18 века стимулировало моду на невинное светское развлечение: стеклышки которые выстраиваются в красивые витражные фантазии.

Поражала необычайная гармония, повторяющиеся фрагменты, буйство красок. Мода на калейдоскопы с постояной периодичностью охватывала весь мир. И при всей неприхотливости конструкции люди увлекались этим нехитрым прибором.

Считается, что эту яркую и вроде бы простую, но завораживающую детскую игрушку придумал в 1816 году шотландский физик Сэр Давид Брюстер. Брюстер с самого детства интересовался свойствами стекла и света. В 10 лет он построил свой первый телескоп. Потом были годы учения в Университете Эдинбурга (кстати, Брюстер был вундеркиндом, студентом он стал в 12 лет), изучение оптики и физики света, множество научных открытий. Интересно, что Брюстер, человек поистине многогранный, едва не стал проповедником: помешала лишь природная скромность.

Выйдя на кафедру в первый раз, Брюстер буквально потерял голос и уже никогда не решился читать проповеди. Современники писали, что тот день был горем для Церкви и счастьем для науки. Наука действительно приобрела гения. Однако Брюстер - изобретатель двояковыпуклого стереоскопа, полигональных зеркал, поляриметра и конструктор линз для маяков - по иронии судьбы обрел славу через простую, казалось бы, детскую игрушку. Калейдоскоп принес Брюстеру славу первооткрывателя, но не принес ни копейки денег. Патент оформляли как-то слишком нерасторопно, и предприимчивые дельцы быстро освоили технологию и простые по своему исполнению игрушки появились во всех магазинах.

Изобретение Брюстера «раскрасило» жизнь - представители всех классов и сословий, независимо от возраста радостно наблюдали за причудливыми узорами, которые никогда не повторялись. Справедливости ради скажу, что Брюстер был человеком, которого любила фортуна - сорок лет он прожил в счастливом браке, был отцом четырех сыновей и двух дочерей. Кстати, младшая дочь родилась от второй жены (первая умерла, когда Брюстеру было 66 лет). Повторно женился сумасшедший счастливый гений уже в 75 лет. Отвлечемся на секундочку и добавим рассказу патриотизма. Говорят, что раньше Брюстера изобрели калейдоскопы в России. А сделал это никто иной, как Ломоносов, но Михайло Васильевичу не приходило в голову запатентовать «безделицу».

Калейдоскоп Девида Бюстера принс своему автору славу, но и только. Патент был оформлен слишком поздно, и за это время многие предприимчивые дельцы успели не только по достоинству оценить изобретение, но и перехватить эту новую потрясающую идею. Вскоре в магазинах всей страны появились эти простые по исполнению, но, на тот момент, совершенно оригинальные игрушки. Брызгами цветных осколков стекла, многократно отражённых зеркалами, калейдоскоп ворвался в монотонную жизнь всех обывателей того времени, независимо от возраста, класса и социального положения. Давать калейдоскоп в подарок стало доброй шотландской традицией.

Когда известие о чудном европейском изобретении докатилось до Америки, шел уже 1870 год. Американский ученый Чарльз Буш, к которому попал один из привезенных из Европы калейдоскопов, необычайно заинтересовался новой "игрушкой". На протяжении многих лет он создавал и модернизировал калейдоскопы, пробовал изменять их форму, наклон зеркал, содержимое. Именно Чарльз Буш создал первый "кабинетный калейдоскоп" - трубу из черного плотного картона, с бронзовым поворотным колечком на конце, подвижно закрепленную на красивой деревянной подставке.

Калейдоскоп не просто игрушка. Чем больше я узнавала о нем, тем больше понимала, что калейдоскоп это философия. Да-да, именно так. Вы знаете, с чем непременно сравнивают калейдоскоп, и сравнению этому посвящают целые научные труды? С мандалой. Есть даже легенда, что египтяне впервые создали во время своих медитаций нечто вроде калейдоскопа, использовав тщательно отполированные осколки известняка. Поэтому особенно преданные своей страсти коллекционеры и художники, любят наделять калейдоскопы какой-то магической силой воздействия на человека. Они говорят, что калейдоскоп вдохновляет ум и пробуждает сердце. Существуют даже целые направления медитации с калейдоскопом, люди медитируют, разглядывая узоры, есть даже специальное обозначение - медитоскоп. Медитоскоп даже получил свое развитие, став чакроскопом.

Чакроскоп придумала и создала Мэрил Энн Батлер, художница, увлекающаяся теорией цвета и ее воздействия на организм человека. Традиционные цвета, используемые в калейдоскопах, отвечают за определенные участки в чакрах и теле человека. Мэрил Батлер добавила еще четыре цвета, которые традиционно отвечают за женское начало (серебряный), мужское начало (золотой), перерождение (фуксия) и любовь (розовый). Упражнения с чакроскопом, по мнению Батлер, позволяют человеку открыть свое «внутренне зрение».

Калейдоскопы используют и в медицине. Доктор Клиффорд Кун глава Отделения психиатрии и поведенческих наук в университете Кентукки начинал с коллекционирования калейдоскопов, а потом ввел их в свою практику лечения пациентов. Разглядывание узоров в калейдоскопе, успокаивает нервы, снимает напряжение и стресс. Сейчас в Америке и Европе такой метод лечения уже не является экзотическим.

Калейдоскоп используют музыканты и композиторы, настраиваясь на игру или улавливая появившуюся в мыслях новую мелодию. Считается, что каждому цвету соответствует музыкальная нота: наблюдая узоры в калейдоскопе, видишь музыку.

У калейдоскопа множество поклонников: и дети, которые разглядывают узоры, в качестве забавы, и художники, которые создают сложнейшие и красивейшие узоры, просчитывают невероятные композиции, подбирают материалы, инженеры, коллекционеры, врачи и философы. За рубежом, калейдоскопы стали столь популярны, что в 1986 году Коузи Бейкер создала специальное общество, объединившее всех коллекционеров и профессионалов, художников и теоретиков, производителей и покупателей - Brewster Kaleidoscope Society.

Пожалуй, невозможно охватить все то, чем занимается общество, это свой отдельный, огромный мир - мир людей, ушедших за игрой цвета и форм. Кстати о формах, существует несколько типов калейдоскопов. Собственно классический калейдоскоп: система зеркал, в которой отражаются разноцветные кусочки стекла. Телейдоскоп - вместо пересыпающейся мишуры в телейдоскопе стоит обычная линза, а мозаика состоит из предметов окружающего мира. Гибрид калейдоскопа и телейдоскопа - картинка состоит и из стекла и из предметов окружающего мира. Параскоп, в котором можно наблюдать объемную картинку. И масляный калейдоскоп, где вместо кусочков стекла - трубка, заполненная маслянистой жидкостью с разнообразными кристалликами.

Пожалуй, чаще всего, мы знакомы с калейдоскопом, представляющим из себя пластмассовую или металлическую трубку с ободом на конце, но на самом деле форм и видов калейдоскопов множество, некоторые из них - настоящие произведения искусства.

А вот самый большой в мире калейдоскоп построили в Японии в 2005 году во время выставки ЭКСПО. В павильоне в Нагое построили Башню Земли. По стенам этой трехгранной башни 47 метров в высоту сверху вниз стекала вода, образуя различные узоры, в зависимости от направления солнечных лучей. В местах соединения стен башни выходили струи воздуха, имитирующие ветер. В павильоне раздавались мелодичные звуки, которые исходили от трех ветряных мельниц, установленных рядом с башней. Внутри башни располагался самый большой в мире калейдоскоп.

У классического калейдоскопа имеется большое число моделий. Они возникли в позапрошлом столетии. Афанеидоскоп, дебускоп и типоскоп - вот лишь малый список наименований родных «братьев» калейдоскопа. Несмотря на кажущуюся простоту игрушки, многие изобретатели до сих пор ее усовершенствуют, внося в простую конструкцию что-то свое. Наши соотечественники также запатентовали ряд изобретений в области созданий калейдоскопов. .

За рубежом производство калейдоскопов превратилось в самостоятельный вид искусства. В 1986 году было создано общество любителей калейдоскопов «Brewster Kaleidoscope Society». В России похожей организации пока нет.

Очень поэтично назван калейдоскоп в «Толковом словаре» В.Даля: «Узорник - это трубка, с двумя зеркальцами клином, где цветные стекляшки отражаются узорною звездою, переменною, при всяком движении или обороте трубки » (http://www.dict.t-mm.ru/dal/k/kale.html )

Как же сделан калейдоскоп? Что же там такое внутри, что позволяет видеть столь много узоров, которые никогда не повторяются? Это только некоторые вопросы, которые возникают, как только Вам в руки попадает калейдоскоп. Приоткроем завесу тайны над устройством этой игрушки.

Калейдоскоп — это источник вдохновения. Когда видишь бесконечно складывающиеся узоры, понимаешь, что мир безграничен, как безгранична человеческая фантазия.

Калейдоскоп — это генератор положительного поля. Он способен создать настроение, разогнать тоску, улучшить самочувствие. 15 минут рассматривания картинок калейдоскопа сравнимы с 5 минутами здорового смеха.

Калейдоскоп — это домашний терапевт. Он помогает снять усталость зрительного нерва, что особенно важно в современном мире компьютеров и электроники. А еще он улучшает тонус при болезни и ускоряет процесс выздоровления

Люди, взявшие его в руки, не расстаются с ним. 25 узорообразующих элементов не повторяются в течение 500 млн. лет.

источники:
http://macrame-clot-25.ucoz.ru/publ/istorija_pojavlenija_veshhej/istorija_kalejdoskopa/6-1-0-164
http://evolutsia.com/content/view/1565/83/

Еще из истории кто пропустил: и

Этот рассказ - о вечном. О том, что всегда сопровождает самую жизнь во всех её проявлениях с начала времён. Этот рассказ напоминает нам о том, что мы и так прекрасно знаем - мы не вечны. Знаем, но стараемся спрятать это знание подальше, чтоб оно не омрачало наше существование.

Калейдоскоп. Только ли разбросанных в пространстве беспомощных космонавтов имеет автор в виду? Мне представился вдруг другой калейдоскоп - причудливая, многомерная, сложнейшая картина! Из чего же он состоит? Люди, всё множество людей - вот его частицы. Вы, я, они - все в мире! Узор этого калейдоскопа постоянно меняется, миг - и он уже совсем другой. Одни частицы сияют ярче, другие - не так ярки, третьи - и вовсе тьма. Кто-то щедро делится своим светом, и в нём другие вспыхивают новыми, яркими цветами. Кто-то, наоборот, старается, чтоб в его свете остальных было не видно. Иные же только и стремятся, что погасить других. Разные, совсем иные, они, перемещаясь, меняют общий рисунок и меняются сами.

Вот что мне представилось.

А есть ли разница между мной и этими космонавтами? Не в силах сделать хоть что-нибудь, чтоб спастись от неизбежности, отмеряют они последние часы жизни. Лишь их воспоминания остались с ними. И здесь мне вдруг подумалось о старых людях. Тех, чей путь подходит к концу. Они разные: одни просто доживают свой век, смирившись с тем, что от жизни уже нечего ждать; другие - делятся своим светом, своей мудростью с окружающими, вполне довольные собой и прожитой жизнью; а вот третьих раздражает молодость и здоровье других в бессмысленной зависти к этому, давно утерянному ими самими; есть и такие, чья душа скрылась под налётом безумия.

Но разве и мы не находимся на том же пути к неотвратимому? Что то нас ждёт?

Вот только времени у нас - больше. Путь перед нами ещё длинен. И не стоит отдаваться в обьятия течения, путь надо торить самому. Пусть пройденные нами пути будут окружены садами и домами, пусть они будут - начало долгого и хорошего пути наших детей. И тогда в последний час, когда всё уже останется позади, мы обернёмся и с гордостью поглядим на пройденный путь. Пускай все эти пути приводят к одному финалу, но это как раз тот случай, когда главное - именно дорога, а не её конец.

Холлис хотел сделать хоть что-то хорошее. И волей-неволей сделал таки. Но он хотел также знать, что СДЕЛАЛ. А это узнали только мы. Он - нет. Человеку на добрые дела дана вся жизнь. Не надо их откладывать.

(Этот отзыв - мысли, пришедшие на ум при и по прочтении. Может, они похожи на ваши. Или совсем другие)

Оценка: 10

Гигантский консервный нож вспорол ракету, и вот ее экипаж уже не гордые и мужественные покорители Вселенной, а лишь космический мусор, разбросанный в вечной Тьме, всего лишь затихающие постепенно голоса, которые молят о спасении, проклинают несправедливую судьбу, вспоминают прожитые годы или вопят в страхе. Стекляшки калейдоскопа Жизни, который так долго плел узор мыслей и чувств, разлетелись, разорвав все взаимосвязи. И нет никакой надежды на спасение, нельзя выбрать, как ты умрешь и когда. Можно выбрать лишь КЕМ ты умрешь.

Многие фантасты пишут о катастрофах, чудесных спасениях в самый последний миг или пафосных предсмертных мыслях о высоком предназначении. Но никто ТАК не смог написать о последних минутах погибающего экипажа, как Мастер.

О чем могут говорить люди, каждому из которых Космос приготовил свою смерть? Одному предназначено вечно носится с метеорным потоком, другому уготовано совершить путешествие через всю Солнечную систему, третьему упасть на Луну. Только Холлису суждено вернуться на Землю и сверкающей звездой озарить небосклон. Спасения не будет, и в твоей власти только решить, на что потратить эти последние, самые драгоценные минуты. На старые обиды и вражду, или на добрые слова своим товарищам и подведение итогов жизни?

Но вот же оказалось, что и вспомнить нечего в последнюю минуту. Жуткий итог целой жизни: все, что занимало - карьера, деньги, женщины - рассыпалось прахом перед беспощадностью Космоса. Все оказалось пустым, и так горько осознать, что сам отворачивался всю жизнь от настоящих сокровищ Вселенной - дружбы, товарищества, любви. И кажется, что единственное стоящее и доброе дело, которое еще можешь свершить - сверкнуть в ночи падающей звездой, чтобы кто-нибудь увидел, загадал свое самое заветное желание и никогда не повторил твоих ошибок...

Потрясающая вещь. Такая лаконичная, но вмещающая столько мыслей и идей о Жизни и Смерти. Такая горькая, но несущая какую-то неуловимую надежду.

Оценка: 10

Наверное, после прочтения вот таких историй, влюбляешься в писателя. Честно сказать, до сего момента я особой страсти к Рэю Брэдбери не испытывал. Да, классик, да неплохо, совсем неплохо, но в число самых почитаемых он не входил. Может быть, что-то изменится после «Калейдоскопа», наверняка изменится.

Рассказ не о людях, но о человеке. Их, каждого, разметало после взрыва, и каждый был предоставлен самому себе. Даже, наверное не самому себе, и даже не случаю, и уж, конечно не Богу, а космосу, тому «ничто», что несло их, каждого в отдельности в разные стороны. Кого на Луну, кого на Марс, а кого и на родину, на Землю. Только встреча эта с родной планетой вряд ли состоится… И эти «метеоры» составили свой прощальный узор - узор «Калейдоскопа». И кто-то обратился в крайность, в подлость; в ситуации, когда нет шансов на спасение, кто-то захлебнулся яростью (от бессилия? от всего того зла, что накопил?), решил поквитаться, ещё больше уколоть, задеть, унизить. Кто-то резал правду-матку капитану, а кто-то даже стал убийцей. У кого-то осталось, что вспомнить хорошего из своей жизни, чего он достиг и повидал, а у кого-то и воспоминаний-то нет. Нет ничего, только чувство умирающего, будто он и не жил вовсе, и всё, что было, будто и не было вовсе.

И вот идут (летят? падают?) они к смерти, и каждый разными тропами. Кто-то рад тому, как жил, и жизнью своей принес кому-то счастье, пользу – хоть что-то нужное. А кто-то решил хоть своей смертью дать что-то доброе, хоть капельку надежды, хоть чуточку мечты тому мальчишке, завороженно смотрящего в небо и загадавшего Желание на падающую звезду…

Чем заполнить ужасающую пустоту своей жизни?.. Как собрать картинку в калейдоскопе твоей жизни, чтобы она была единая, нерушимая, красивая и приятная для тебя и, может быть... ещё для кого то?..

Оценка: 9

Не сразу после прочтения я готова была написать отзыв на этот рассказ. Он мне не очень понравился первоначально. Показался очень мрачным, страшным, даже жестоким. Но, странное дело, он меня «не отпускал». Около недели я размышляла о нём. Что-то не давало покоя, и я разобралась, что же это было…

Автору замечательно удалось в такой маленькой форме выразить самое главное, что составляет основу жизни – добро и зло, их борьба, взаимодействие; любовь, дружба, ненависть, ревность, зависть… Удивительно, насколько человек на грани катастрофы или перед лицом смерти, порой, мельчает и показывает свою злую и подлую сущность. «Гори оно синим пламенем!», - думает он и выплёскивает всю гадость, скопившуюся за жизнь. Выплёскивает на других людей, на своих соратников, на таких же бедолаг, как и он сам, которые вдруг оказались в последнем «жизненном полёте».

Говорят, перед смертью человеку вспоминается вся его жизнь. А ещё говорят, что перед смертью все равны. Все ли?.. Автор подал очень интересную мысль: всё зависит от того, какой «багаж» человек с собой забирает. Есть люди, которым есть, что вспомнить, а есть те, которые словно бы и не жили - всю жизнь «покойниками» были… И как страшно понять именно в последнюю минуту, когда исправить уже ничего нельзя, что её – жизни - и не было вовсе… Ещё горше понять, что прошла она впустую, в постоянном ожидании чего-то, по своей воле, глупости, ошибке…

Вряд ли найдётся человек, который не задумывался бы о смысле бытия, о том, что каждый из нас являет собой частичку единого целого. Я – не исключение. Но мне в голову не приходило сравнить это целое с калейдоскопом! Спасибо за эту находку Рэю Брэдбери! Ведь всё так просто: каждый человек во Вселенной – частичка этой самой Вселенной, Калейдоскопа. Из нас, из наших разных жизней, судеб складываются причудливые узоры калейдоскопа, с которым необходимо обращаться очень бережно, ввиду его хрупкости. Одно неосторожное движение и узоры рассыплются на мелкие осколки, которые уже не соберёшь воедино! Так давайте сохраним наш Калейдоскоп! Особых усилий для этого не потребуется – всего лишь творить добро… Для себя и для других… Пусть самое маленькое, пусть мы станем всего лишь яркой звёздочкой для какого-нибудь ребёнка, но мы сотворим добро - подарим ему надежду!

Оценка: 8

Очередное маленькое чудо от Рэя. Чудо, потому что, несмотря на описываемую трагедию, послевкусием остается добрая улыбка. В космосе терпит крушение ракета, её экипаж разлетается в разные стороны. Члены экипажа ещё могут поддерживать связь между собой, но разработать план спасения или как-то помочь друг другу не имеют возможности. Разве что оказать моральную поддержку. Но это обычные люди, а обычным людям бывает тяжело держать лицо перед приближающейся смертью.

Они кружат в невесомости, падают, и ощущаешь это падение вместе с ними, погружаясь в калейдоскоп метеоритов и мыслей. Мыслей о том, как прошла жизнь, кому легче умирать, равны ли мы перед смертью, значат ли что-то воспоминания и мечты и можно ли оставить добрый след в свой последний миг жизни.

Читая, я представила себе, что мы и есть те выпавшие из ракеты космонавты, летящие каждый к своей финальной точке. И мы, как и герои рассказа: кто-то неудачник, а кто-то счастливчик, кто-то одинок, а у кого-то жена на каждой планете, кто-то брызжет желчью, а кто-то старается помочь даже если сам вот-вот упадет…

При чтении мне не мешали ни кровь, ни оторванные руки-ноги, которые многие читатели ругают. Кто за кровожадность, кто за слишком уж неправдоподобность ситуации. Для меня же этот момент был совершенно неважен. Это деталь, которая никак не помешала восприятию картины калейдоскопа. К тому же, Рэй – сказочник, мало ли какие там были скафандры, возможно, они позволяли проделывать то, что он с ними проделал.

Завершающий абзац рассказа трогателен и вселяет надежду на то, что и в последний миг можно стать лучше.

А ещё, загадывая теперь желания на падающие звёзды, буду обязательно вспоминать этот рассказ.

Оценка: 10

Посмотрев недавно фильм «Гравитация» вспомнился этот рассказ, и прочитал его еще раз.Восхитительно,столько эмоций и глубины.Комок в горле...Брэдбери видит сущность вещей,это тот писатель, который в несколько страниц рассказа может вложить огромнейший смысл.Каждый должен после себя что-то оставить.Это очень важно, пожалуй самое важное.И пусть если это увидит всего лишь один человек или вовсе никто не увидит.Жаль только то, что понимание всего этого приходит к нам, лишь тогда, когда мы оказываемся лицом к лицу к старушке с косой... « Живем как будто никогда не умрем а умираем будто никогда и не жили « ... Я сейчас даже не припомню произведение по эмоциональному воздействию сравнимую с «Калейдоскопом» на ум приходит разве что,пожалуй только - « Цветы для Элджернона» и возможно «Лед и Пламя»

Оценка: 10

Огромный космос -

мир сияющий и темный,

мерцают мириады звезд

на бархате, так бесконечно черном.

Он сложен и одновременно прост.

В калейдоскопе космоса

меняются размеренно картинки.

Так холоден он, тих и равнодушен.

И человек в нем только лишь песчинка.

Но среди всех песчинок только он имеет душу.

Не избежит песчинка смерти верной.

Но в смерти может стать бессмертной,

оставив яркий свет полета своего

другой душе, что смотрит на него.

Оценка: 9

Образность Брэдбери меня всегда поражала. Гигантский консервный нож, взрезающий бок ракете... Великий сказочник уходящей эпохи показал, что научная фантастика - это не какое-то там ответвление беллетристики, а серьёзнейший жанр Литературы. И пусть научность не всегда на высоте, зато космонавты у Брэдбери - не угрюмые прожжённые волки и не восторженные романтики-первооткрыватели, а люди, самые обычные люди со своими тараканами и заморочками.

Герои этого небольшого по объёму рассказа, разлетаясь в разные стороны космического пространства, не имея практически никаких шансов на спасение, от ужаса происходящего сначала костерят друг друга, исполненные желанием напоследок как следует поддеть ненавистного коллегу, но потом, осознав, что их слова - возможно, последнее, что от них услышат, стыдятся сказанному. Очень по-человечески и берёт за душу.

Загадай желание, - говорит мама сыну, когда они видят падающую звезду. - Быстрее загадай желание.

Оценка: 10

Рассказ из разряда настолько классических, что запал в душу когда-то давным-давно и нет уже никакого удивления от того, что сюжет этого рассказа видится в других произведениях, ассоциируется со многими жизненными ситуациями. И настолько часто встречается во многих сборниках и антологиях, что это давно уже не вызывает никакого удивления, а воспринимается абсолютно как должное и прочитывается снова и снова. И, что самое интересное, несмотря на крайне незамысловатый сюжет прочитывается снова с интересом и никогда не пропускается. Во всяком случае о себе я могу сказать это совершенно точно.

Да, сюжет незамысловатый настолько, что как такового его и нет совсем. Есть только лишь фантастическое допущение (ракета во время полёта треснула по швам, развалилась, обломки её продолжили свой путь с заданным ускорением, а члены экипажа выпали из неё и разлетелись кто куда, имея лишь запас кислорода и радиосвязь, радиус действия которой не так уж и велик) и фантастические же декорации (чернота и пустота холодного межпланетного пространства, диски спутников и планет, до которых десятки и сотни тысяч миль и осколки небесных тел, метеориты, в поясе которых имели несчастье потерпеть крушение космонавты), нужные для осуществления задумки произведения.

Весь рассказ построен на психологизме. На мыслях людей, готовящихся к неизбежной смерти, ждать которую осталось совсем недолго, на диалогах между ними, из-за шокового состояния людей принимающих порой откровенные и оскорбительные для собеседника формы. И это далеко не всё. В нескольких страницах этого произведения заложено необычайно много.

Эмоции людей, оказавшихся перед лицом неминуемой катастрофы, а точнее собственной смерти, очень понятны и не сопереживать им невозможно. Выплывают на поверхность и становятся озвученными мысли, многие из которых так и остались бы мыслями и секретами, потому что жизнь в обществе накладывает на каждого человека определённые обязательства перед самим собой и перед другими людьми. Но все знают, что во время сильных эмоциональных всплесков можно наговорить много злого и ненужного, а также сделать много лишнего и нежелательного. и это даже в повседневной жизни. Что уж говорить о той ситуации, заложниками которой стали герои этого рассказа.

Буквально на глазах происходит переоценка ценностей. Сожаление не только о том, что можно было сделать за ту жизнь, которую так и не удастся прожить, но и о том, что радостные воспоминания могли бы принести какой-то покой, забытье, но их так мало, что приходит сожаление даже не о том, что так Немного добрых дел было сделано за не столь длинную жизнь, а о том, что так мало было развлечений, так мало телесных и моральных наслаждений. Все эти мысли не могут вызывать ничего, кроме новых расстройств и поэтому продолжает расти раздражение на иных членов экипажа, с которыми до сих пор поддерживается связь и многие из которых вслух вспоминают радостные деньки.

Переоценка ценностей. За несколько страниц текста словно в калейдоскопе проносятся перед нами мысли и чувства людей, на долю которых выпали такие испытания духа, словно в калейдоскопе мы видим обрывки судеб и жизней людей и вдруг понимаем, что каждый человек в последние часы жизни хочет душевного единения с другими людьми, хорошего прощания навсегда, доброго разговора, а вовсе не мести за какие-то бывшие моменты зависти, чужие достижения и так далее. Потому что все вдруг стали равными, стали просто частью этого межпланетного пространства и поэтому стали нужными. Друг-другу. Эффект достигнут. И напоследок яркий образ, вспышка метеорита посреди звёздного неба. На фоне космической черноты, печали и известного финала.

Достойное произведение. Много подобного существует в мировой фантастике, но даже среди себе подобных весьма достойное.

Оценка: 8

Совершенно грандиозный рассказ из золотого фонда новеллистики ХХ века. Шедевр, выходящий за рамки научно-фантастического гетто и непринуждённо стоящий рядом шедеврами Шервуда Андерсона, Уильяма Фолкнера, Бориса Виана. Если бы Рей Бредбери не написал ничего, кроме этой короткой новеллы, то он и тогда остался бы одним из лучших рассказчиков мировой литературы.

© Нора Галь, перевод на русский язык, 2012

© ООО «Издательство «Эксмо», 2012

* * *

Ракету тряхнуло, и она разверзлась, точно бок ей вспорол гигантский консервный нож. Люди, выброшенные наружу, бились в пустоте десятком серебристых рыбешек. Их разметало в море тьмы, а корабль, разбитый вдребезги, продолжал свой путь – миллион осколков, стая метеоритов, устремившаяся на поиски безвозвратно потерянного Солнца.

– Вуд! Вуд!

– Капитан!

– Холлис, Холлис, это я, Стоун!

– Стоун, это я, Холлис! Где ты?

– Не знаю. Откуда мне знать? Где верх, где низ? Я падаю. Боже милостивый, я падаю!

Они падали. Падали, словно камешки в колодец. Словно их разметало одним мощным броском. Они были уже не люди, только голоса – очень разные голоса, бестелесные, трепетные, полные ужаса или покорности.

– Мы разлетаемся в разные стороны!

Да, правда. Холлис, летя кувырком в пустоте, понял: это правда. Понял и как-то отупело смирился. Они расстаются, у каждого своя дорога, и ничто уже не соединит их вновь. Все они в герметических скафандрах, бледные лица закрыты прозрачными шлемами, но никто не успел нацепить энергоприбор. С энергоприбором за плечами каждый стал бы в пространстве маленькой спасательной шлюпкой, тогда можно бы спастись самому и прийти на помощь другим, собраться всем вместе, отыскать друг друга; они стали бы человеческим островком и что-нибудь придумали бы. А так они просто метеориты, и каждый бессмысленно несется навстречу своей неотвратимой судьбе.

Прошло, должно быть, минут десять, пока утих первый приступ ужаса и всех сковало оцепенелое спокойствие. Пустота – огромный мрачный ткацкий станок – принялась ткать странные нити, голоса сходились, расходились, перекрещивались, определялся четкий узор.

К А Л Е Й Д О С К О П

Рэй Брэдбери
(1949)

Первый мощный удар вспорол борт ракеты словно огромным консервным ножом. Люди, выброшенные взрывом наружу, превратились в дюжину серебристых рыбёшек, беспомощно бьющихся на берегу. Их разметало в темноте, а корабль, развалившийся на кусочки, продолжал свой путь миллионом осколков, роем метеоритов, устремившимся на поиски безнадёжно потерянного Cолнца.

Вуди! Вуди!

Капитан!

Холлис, Холлис, это я, Стоун!

Стоун, я Холлис! Где Вы?

Я не знаю. Откуда мне знать? Где верх? Где низ? Я падаю... Боже мой, я падаю!

Они падали. Падали, словно камушки в колодец. Горсть камeшков подброшенных в воздух чьей-то рукой. Людей не было - были лишь голоса. Голоса бестелесные, испуганные, полные ужаса... Покорности...

Мы разлетаемся в разные стороны!

Так оно и было. Холлис, кувыркаясь в пустоте, тоже понял - так оно и было. Понял и тупо с этим смирился. Они разлетаются, у каждого свой путь, и ничто уже не соединит их вновь. Испуганные бледные лица закрытые прозрачными шлемами... Xотя на всех были герметические скафандры, никому не хватило времени нацепить на себя ранец с ракетным двигателем. Имей бы хоть кто-то его за плечами, он сразу стал бы маленькой спасательной шлюпкой и мог бы спастись сам и прийти на помощь другим. Тогда они смогли бы, отыскав друг-друга, собраться вместе, превратившись в живой островок, и наверняка что-нибудь придумали бы. Но теперь они были всего лишь разрозненными метеоритами, каждый из которых слепо нёсся навстречу своей неотвратимой судьбе.

Прошло, наверное, минут десять, прежде чем утих первый приступ ужаса, и теперь все они словно погрузились в оцепенение. Пустота вокруг была огромным ткацким станком, принявшимся ткать странные нити, голоса сходились, расходились, перекрещивались, складываясь в свой последний узор.

Холлис, я - Стоун. Как думаешь, сколько времени мы сможем переговариваться по радио?

Это зависит от того, с какой скоростью мы разлетаемся.

Наверное, около часа.

А что произошло? - спросил он минуту спустя.

Наша ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это случается.

В каком направлении Вы движетесь?

Похоже, я врежусь в Луну.

А я в Землю. Спешу навстречу к матушке-Земле со скоростью десять тысяч миль в час. Сгорю, как спичка! - Холлис подумал об этом с поразительной отрешённостью. Он будто смотрел со стороны на собственное тело, падающее в пустоту, смотрел равнодушно, как когда-то, в далёком детстве, зимой, наблюдал за первыми падающими снежинками.

Остальные молчали, тщетно пытаясь осознать то, что с ними произошло, и падали, падали, не в силах ничего с этим поделать. Капитан тоже молчал, не находя нужной команды, необходимого плана действий, который помог бы снова собрать всех вместе.

О, как же нам долго падать! Как долго падать, долго, долго, - раздался вдруг чей-то голос. - Я не хочу вот-так умирать, не хочу умирать, как долго, долго падать...

Кто это?

Не знаю.

Наверное, Стимпсон. Это ты, Стимпсон?

Долго, долго, - я не хочу так! О, господи, я не хочу так!

Стимпсон, это Холлис. Стимпсон, ты меня слышишь?

Молчание... Они падают поодиночке, кто-куда...

Стимсон!

Да? - отозвается, наконец, Стимпсон.

Держи себя в руках, Стимпсон. Все мы одинаково влипли.

Но мне не нравится это. Я хочу отсюда выбраться.

Может быть, нас ещё найдут.

Пускай меня найдут, пускай найдут, - завопил Стимсон. - Этого не может быть, я не верю, что такое могло случиться...

Ну конечно, всё это просто дурной сон, - съязвил кто-то.

Заткнись! - крикнул ему Холлис.

А ты попробуй, заткни мне глотку, - отозвался тот же голос. Это был Эплгейт. Он засмеялся. Весело, как ни в чем не бывало: "Ты слышишь меня? Иди сюда и заткни мне глотку!

И Холлис впервые по-настоящему ощутил свою беспомощность. Слепая ярость переполняла его, больше всего на свете ему сейчас хотелось добраться до Эплгейта. Многие годы он хотел до него добраться, и вот - теперь уже слишком поздно... Теперь Эплгейт - не более, чем недосягаемый голос, звучащий в его шлемофоне.

Падаешь, падаешь, падаешь...

И вдруг, словно только теперь им открылся весь ужас случившегося, двое из падающих в бездну разразились отчаянными воплями. Будто в ночном кошмаре, Холлис увидел одного из них, проплывающего совсем рядом. Он вопил и вопил...

Перестань!

До пролетающего мимо можно было дотянуться рукой. Потеряв рассудок, он исходил безумным, нечеловеческим криком. Он никогда не перестанет орать! Этот вопль будет доноситься за миллионы миль, и пока хватит мощности передатчика, он всех сведёт с ума, из-за него они не смогут разговаривать друг с другом.

Холлис сделал отчаянное усилие. Другого выхода не было. Ещё немного, и ему удалось приблизится к кричащему. Ухватив его за щиколотку, он подтянулся ближе. Теперь искажённое криком лицо безумного было совсем рядом. Он орал, цепляясь руками за Холлиса бессмысленно и дико, точно утопающий. Его безумный вопль заполнил собой всю Вселенную.

«Так, или иначе, - подумал Холлис. - Все равно его убьёт Луна, Земля, или метеориты... Так, или по-другому...»

Он обрушил свой железный кулак на прозрачный шлем бедняги. Вопль оборвался. Холлис оттолкнулся от трупа, и тот, кружась, улетел прочь, в своём бесконечном падении.

И он, Холлис, тоже падал, падал в пустоту, и все остальные тоже кружились в этом нескончаемом вихре безмолвного падения.

Холлис, ты ещё жив?

Холлис не ответил, но лицо его, как будто, обдало жаром.

Это опять я, Эплгейт.

Слушаю.

Давай поговорим. Все равно, делать нечего.

Хватит болтать! - Надо подумать, как быть дальше, - вмешался в их разговор голос капитана.

Да заткнись ты! - оборвал его Эплгейт.

Что Вы сказали?!
- Вы отлично меня слышали, капитан. Мне наплевать на Ваши чины и звания, Вы теперь от меня за десять тысяч миль, и нечего валять дурака! Как выражается Стимсон, нам ещё так долго падать...

Послушайте, Эплгейт!

Отвяжись! Я поднимаю бунт. Мне нечего терять, чёрт меня подери! Корабль твой был паршивым кораблём, а ты был его паршивым капитаном. И сейчас, сукин сын, я желаю тебе врезаться в Луну, и сломать себе шею.

Я приказываю Вам замолчать!

Валяй, приказывай. - За десять тысяч миль Эплгейт усмехнулся. Капитан замолчал.
- Так о чём мы там толковали, Холлис? - невозмутимо продолжал Эплгейт, - ах, да, вспомнил. Тебя я тоже ненавижу. Ты и сам это прекрасно знаешь. Давным-давно знаешь...

Холлис беспомощно сжал кулаки.

Сейчас я тебе кое-что расскажу. Порадую тебя немного. Знаешь, это ведь я тебя провалил, когда ты пять лет назад добивался места в Ракетной компании.

Рядом сверкнул метеорит. Холлис посмотрел вниз - кисть его левой руки срезало, как ножом. Из скафандра хлестала кровь. Вместе с ней стремительно улетучивался воздух. Задержав дыхание, он правой рукой крепко затянул застёжку у локтя левой, перехватил рукав и восстановил герметичность. Всё произошло так быстро, что он не успел даже удивиться. Теперь его уже ничто не могло удивить. Течь была остановлена, скафандр опять наполнился воздухом. Холлис ещё туже, как жгутом, перетянул рукав, и кровь, только что бившая, как из шланга, остановилась.

За эти страшные секунды он не издал ни звука. Остальные переговаривались друг с другом. Один из них - Леспер - болтал без умолку. Он хвастался тем, что у него одна жена на Марсе, другая на Венере, и есть ещё на Юпитере - и все они его обожают. И, вообще, он здорово на своём веку повеселился - пил, играл, жил в свое удовольствие, и денег у него всегда - "куры не клевали"!
Они всё падали, и падали, а он болтал и болтал. Неудержимо падал в объятья смерти, купаясь при этом в сладких воспоминаниях о своих прошлых счастливых днях.

Всё это было так странно... Пустота, тысячи миль пустоты, и в этой пустоте трепещут голоса. Вокруг - ни души - только разносимые радиоволнами звуки дрожат, колеблются, изо всех сил пытаясь взволновать тех, кто их слышит.

Злишься, Холлис?

Он и вправду не злился. Им опять овладело равнодушие, он снова был бесчувственным камнем, падающим в никуда.

Ты всю жизнь старался выдвинуться, Холлис. И, наверное, не понимал, почему тебе вечно не везёт. А не везло тебе всё время из-за того, что я подставил тебе ножку, перед тем, как меня самого вышвырнули за дверь.

Мне всё равно, - сказал Холлис.

Ему, действительно, было всё равно. Всё осталось позади. Вся прожитая жизнь на грани её завершения напоминает собой яркий фильм, промелькнувший на экране, - все её победы, страсти и разочарования вспыхивают на миг перед глазами, и не успеешь крикнуть, - вот этот день был счастливым, а вот тот - несчастным, вот - милое лицо, а вот - ненавистное, - как плёнка уже кончилась, и экран погас.

Жизнь уже была позади, и, оглядываясь на неё, он жалел только об одном - ему хотелось жить ещё и ещё... Неужели, у всех перед смертью так - пришла пора умирать, а кажется, будто ещё и не жил? Неужто и впрямь, жизнь так коротка - вздохнуть не успел, а всё уже кончено? Интересно, она всем кажется такой несправедливо короткой - или только ему, здесь, в пустоте, когда остаются считанные часы для того, чтобы всё это осмыслить?

А Леспер, тем временем, продолжал тараторить:

Не поверите, - я пожил на славу: на Марсе жена, на Венере жена, на Юпитере... И все они - красавицы, все меня холили и лелеяли. Я пил,сколько хотел, а один раз просадил в казино двадцать тысяч...

«А теперь ты влип, - думал Холлис. - У меня ничего этого не было. Раньше я завидовал тебе, Леспер. Пока у меня было что-то впереди, я завидовал твоим любовным похождениям и твоему весёлому житью. Я боялся женщин и,наверное, из-за этого отправился в космос, но и здесь я всё время думал о них и завидовал тому, что у тебя много женщин и много денег, и живёшь ты беззаботно и весело. А сейчас, когда всё кончено, и мы падаем, каждый сам-по-себе, я больше не завидую тебе, ведь и для тебя сейчас всё кончено, словно, ничего и не было».

Холлис собрался с силами и крикнул в микрофон:

Всё кончено, Леспер!

Молчание.

А может, ничего и не было, а Леспер?

Это я, Холлис.

Он поступал подло. Он чувствовал, это, но разве надвигающаяся смерть была менее подлой и бессмысленной? Эплгейт сделал ему больно, и теперь ему хотелось сделать больно другому. В отместку Эплгейту и этой безжалостной пустоте вокруг.

Ты влип, как и все мы, Леспир. Всё кончено. Как будто не было никакой жизни, верно?

Это неправда!

Если всё кончено, это всё равно, что ничего и не было. Чем сейчас твоя жизнь лучше моей? Сейчас, в данную минуту? Разве тебе сейчас лучше, чем мне? Лучше?

Да, лучше.

Тем, что мне есть о чём вспомнить! - сердито крикнул издалека Леспер, из последних сил обеими руками цепляясь за милые сердцу воспоминания.

И он был прав. Холлиса словно ледяной водой окатило - он понял: Леспер прав. Воспоминания и мечты - совсем не одно и то же. Он всегда только мечтал, только хотел всего, чего Леспир добился и о чём теперь вспоминает... Да, это так... Мысль эта терзала Холлиса неторопливо, безжалостно, жгла по самому больному месту.

Ну а сейчас, сейчас, что тебе от всего этого? - крикнул он Лесперу. - Если всё прошло и кончено, какая от этого радость? Тебе сейчас не лучше, чем мне.

Я ухожу спокойно, - отозвался Леспир. - Я рад своей прожитой жизни. И я не стал перед смертью подлецом, как ты.

Подлецом? - повторил Холлис, пробуя это слово на вкус.

Сколько он себя помнил, - никогда в жизни ему не случалось сделать подлость. Он не смел. Должно быть, всё подлое и низкое, накапливалось в нём впрок для такого вот часа. «Подлец» ... - Он запихал это слово в самый дальний уголок своего сознания. Слёзы навернулись на глаза, покатились по его щекам. Наверное, кто-то услыхал, как он всхлипнул.

Не расстраивайся, Холлис.

Конечно, это смешно. Всего лишь несколько минут назад он давал советы другим, успокаивал Стимпсона, - он считал себя настоящим храбрецом, а на самом деле - это было никакое не мужество, - он просто оцепенел, как бывает от сильного потрясения, от шока. А теперь он пытается втиснуть в короткие оставшиеся ему минуты всё то, что он подавлял в себе всю жизнь.

Я понимаю, каково тебе, Холлис, донесся до него слабеющий голос Леспера, - теперь их разделяло уже двадцать тысяч миль. - Я на тебя не сержусь.

«Разве не одинаковы мы с Леспером? - спрашивал себя Холлис. - Здесь, сейчас - разве у нас не одна судьба? Всё прошло, всё кончено раз и навсегда - что толку от всего этого, раз все мы сейчас умираем». Но в глубине своего сознания, он понимал, всю бессмысленность подобных рассуждений, похожих на попытку определить разницу между живым человеком и трупом. В первом есть какая-то искорка, что-то таинственное, и неуловимое, а в другом - нет.

И и Леспер вовсе не такой, как он: Леспер жил взахлёб, а сейчас он совсем другой, а он, Холлис, мёртв уже много лет. Они шли к смерти разными дорогами. Смерть не для всех одинакова - его смерть и смерть Леспера отличаются друг от друга как день и ночь. Выходит, умирать, как и жить, можно на тысячу ладов, и если ты однажды уже умер, что нового можно ждать от последней и окончательной смерти.

Через секунду ему оторвало правую ступню. Он едва не расхохотался. Из скафандра опять вышел весь воздух. Холлис быстро наклонился - кровь била фонтаном - очередной метеорит срезал его ногу и костюм по щиколотку. Да, забавная это штука - смерть в межпланетном пространстве. Она, как заправский мясник, режет тебя на кусочки. Холлис туго завернул клапан у колена. От боли кружилась голова, он силился не потерять сознание; наконец-то клапан завернут до отказа, кровь остановилась, воздух опять наполнил скафандр; и он снова падает, падает, ему только это и остается - падать...

Эй, Холлис?

Холлис сонно кивнул, устав от ожидания смерти.

Это опять я, Эплгейт, - сказал тот же голос.

У меня было время подумать. Я слышал ваш разговор с Леспером. Нехорошо всё это... Мы становимся жестокими. Нехорошо так уходить из жизни. Срывать своё зло на других... Ты меня слушаешь, Холлис?

То, что я наговорил тебе - неправда! Я тебя не проваливал. Сам не знаю, зачем я это ляпнул. Наверное, чтобы тебе досадить. Мы ведь раньше не очень ладили. Видать, это я так быстро старею, вот и спешу покаяться. Ты нехорошо говорил с Леспером - и знаешь, похоже, мне тоже стало стыдно... Вобщем, всё это - ерунда, но ты знай, - я тоже валял дурака. Все, что я наплёл тебе - сплошное враньё. И... Катись к чёрту!

Холлис почувствовал, что сердце его затрепетало. Этих долгих пять минут оно не билось вовсе, а сейчас кровь опять побежала по жилам. Первое потрясение миновало, и теперь откатывались назад волны гнева, ужаса, одиночества... Словно, ты вышел утром из-под холодного душа и, позавтракав, готов начать свой новый день.

Спасибо, Эплгейт.

Стоун, - ты?! - Завопил на всю Вселенную Холлис. Стоун был из всех - один его настоящий друг!

Меня занесло в метеоритный рой, - тут превеликая куча мелких астероидов.

Что это за метеориты?

Мне кажется, это группа Мирмидонян, - они проходят мимо Марса, направляясь к Земле раз в пять лет. Я угодил в самую середину. Это похоже на огромный калейдоскоп. Диковинные осколки. Все разноцветные, самой разной формы и величины. Господи! До чего же это красиво!

Похоже, я лечу с ними. Я попал в их притяжение. Чёрт меня подери!

Он засмеялся.

Как ни напрягал Холлис своё зрение, он так ничего и не увидел. Только огромные рубины и сапфиры звёзд, изумрудные туманности и черный бархат пустоты, и среди хрустальных сфер слышится голос Бога. До чего же это странно, поразительно, - вот Стоун летит вместе с метеоритным роем в холодную тьму, за орбиту Марса, чтобы каждые пять лет возвращаться к Земле, - мелькнуть на земном небосклоне и вновь исчезнуть, и так сотни и миллионы лет. Из века в век Стоун вместе с роем Мирмидонян будут лететь, образуя всё новые и новые узоры, как цветные стёклышки в калейдоскопе, сквозь который ты мальчишкой глядел на солнце, снова и снова встряхивая картонную трубку.

До свидания, Холлис, донёсся едва различимый голос Стоуна. - До скорого!

Удачи тебе! - за тридцать тысяч миль крикнул в ответ Холлис.

Не смеши меня, - хмыкнул Стоун и исчез. Звёзды сомкнулись вокруг.

До скорого!

Не поминай лихом!

Последние прощания. Ещё и ещё... Короткие, без лишних слов. Огромный затерявшийся в бескрайнем космосе мозг распался на части. И эти части его, так прекрасно и слаженно работавшие вместе до тех пор, пока их объединяла черепная коробка ракеты, пронизывающей пространство, теперь один за другим умирают, разрушая смысл их общего существования. И, как живое существо погибает, когда выходит из строя мозг, так теперь погибал самый дух корабля, умирала память об этих долгих днях, прожитых бок-о-бок. Эплгейт - теперь всего лишь оторванный от тела палец, незачем презирать, ненавидеть его. Мозг лопнул, и бессмысленные, бесполезные обломки разлетелись во все стороны. Умерли голоса, онемело пространство. Холлнс остался с собой один-на-один. Он падает...

Экипажа больше нет. Все голоса сгинули, будто Бог обронил несколько слов, и недолгое эхо дрогнуло и затерялось в звёздной бездне. Капитан уносится к Луне, Стоун увлечён роем метеоритов. Стимсон... Эплгейт, уносящийся к Плутону... Смит... Тернер... Андервуд и все остальные - стеклышки калейдоскопа, прилежно складывавшиеся в переменчивый мыслящий узор, теперь, рассыпавшись, разлетаются в разные стороны.

А я? - думал Холлнс, - что делать мне? Как, чем оправдать свою бессмысленную, никчёмную жизнь? Каким добрым делом искупить свою подлость, копившуюся во мне столько лет? Теперь никого уже нет рядом, я один - что можно сделать хорошего, когда ты совсем один? Ничего! Завтра вечером я врежусь в земную атмосферу и сгорю, развеявшись прахом над всеми материками. Вот и вся польза от меня. Не много, конечно, но все-таки - прах есть прах, и он соединится с Землей.

Он падал стремительно, как пуля, как камень, - спокойный, совсем спокойный, не ощущая ни печали, ни радости - ничего... Ему хотелось только одного: сделать что-нибудь хорошее теперь, когда всё кончено, сделать хоть что-то хорошее и знать, что он сделал это...

«Когда я врежусь в воздух, я вспыхну, как метеор».

Интересно, - произнёс он вслух, - увидит ли меня кто-нибудь?

Маленький мальчик на просёлочной дороге поднял голову и закричал:

Мама, мама, смотри! Падающая звезда!

Ослепительно яркая звезда прочертила небо и канула в сумерки где-то над Иллинойсом.

Загадай желание, - прошептала его мать. - Скорей загадай желание!