Войска левого крыла Северо-Западного фронта приступили к проведению Торопецко-Холмской наступательной операции, имея задачу нанести удар на Торопец, Велиж, Рудня и разъединить тем самым немецкие группы армий «Север» и «Центр». В ходе операции, длившейся до 6 февраля, советские войска продвинулись на глубину наступления до 250 км, вклинились в оборону противника на стыке групп армий, нарушили их взаимодействие, с запада обошли ржевско-вяземскую, а с юга охватили демянскую группировки немецких войск, создав условия для их разгрома.

Советские войска освободили г. Людиново Калужской области.

Хроника блокадного Ленинграда

Бюро Ленинградского горкома партии приняло постановление, которое обязывает председателей райисполкомов в пятидневный срок создать в каждом райжилуправлении аварийные бригады из слесарей, водопроводчиков и сантехников и немедленно приступить к отогреву и отеплению всех замерзших водопроводных и канализационных труб в жилых домах. Чтобы избавить жителей города от необходимости ходить за водой к Неве, предложено установить в каждом домохозяйстве общественные водоразборы. Нелегкая задача в связи с этим возложена на управление «Водоканал» — к 15 января отогреть все водопроводные сети. А отогреть их не просто. Сегодня, например, температура была ниже 20 градусов.

В тяжелом положении оказалось не только городское хозяйство. Угроза нависла над Ириновской железнодорожной веткой, соединяющей Ленинград с Ладожским озером. Той самой веткой, которая является продолжением Дороги жизни. Продукты, доставленные на западный берег Ладоги автомашинами, перегружаются здесь в вагоны.

Но и этот, казалось бы, самый легкий участок жизненно важного для Ленинграда пути переживает огромные трудности. Мало того, что на линии нет электроэнергии, воды, не хватает топлива, закупорить ее грозят снежные заносы. И вот 9 января Ленгорисполком постановил в порядке трудовой повинности привлечь население города к очистке железнодорожных путей. При сильных снегопадах на работу должно было выходить 5000 человек. Однако вскоре выяснилось, что из подлежащих мобилизации в силах взяться за лопаты в десять раз меньшее число людей...

Опять два обстрела. Первый продолжался 26 минут, второй — 18, Залп, выпущенный в 13 часов 57 минут по Петроградской стороне, состоял из 14 снарядов. Один из них угодил в Травматологический институт.

На фронте инициатива по-прежнему в руках защитников Ленинграда. В результате активных действий наших частей на различных участках Ленинградского фронта уничтожено свыше 600 гитлеровцев. Трое из них — на боевом счету одного из зачинателей снайперского движения под Ленинградом Владимира Пчелинцева. Первую победу он одержал 8 сентября 1941 года, в тот самый день, когда фашистские войска, овладев Шлиссельбургом, замкнули кольцо блокады. Теперь на боевом счету бывшего студента Ленинградского горного института 62 уничтоженных им фашиста.

Утреннее сообщение 9 января

Наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, ведя ожесточённые бои с противником, овладела 4 населёнными пунктами и захватила трофеи: 19 пулемётов, пушку, 2 миномёта, 160 винтовок, 8.000 патронов, 5 радиостанций и много другого военного имущества. На другом участке фронта часть тов. Селезнёва выбила противника из 3 населённых пунктов, разгромила штаб немецкого батальона, уничтожила 2 танка и захватила орудие, миномёт, 27 пулемётов, 3 мотоцикла, 8.000 снарядов. На поле боя осталось около 300 трупов вражеских солдат и офицеров.

При взятии города Мещовска нашими бойцами, по предварительным подсчётам, захвачено 16 орудий, 1.000 снарядов, 13 автомашин, 20 мотоциклов, много пулемётов, винтовок и другого военного имущества. Истреблено 2 батальона пехоты противника.

Бойцы тов. Бпяка (Ленинградский фронт) за 5 дней боевых действий в тылу у противника уничтожили 20 вражеских автомашин, 10 повозок с боеприпасами и истребили 250 немецких солдат и офицеров.

Расчёты противотанковых орудий старшего сержанта Лушникова, сержантов Краснобородкина и Емельянова за один день подбили 3 вражеских танка. В тот же день, выкатив своё орудие на открытую огневую позицию, тов. Лушников и наводчик Якименко прямой наводкой уничтожили свыше 40 вражеских солдат и 4 станковых пулемёта.

Лыжный партизанский отряд тов. К., действующий в одном из районов Ленинградской области, оккупированных немцами, за 10 дней взорвал на ряде участков железнодорожное полотно, пустил под откос два воинских эшелона с военным грузом, уничтожил вражескую автоколонну и несколько десятков немецких солдат. В деревне К. отряд атаковал немецкое подразделение. Выбежавших из домов фашистов партизаны расстреливали из автоматов. Возле деревни С. партизаны напали на финский карательный отряд. Во время перестрелки партизаны истребили 22 белофинских солдат.

Немецкий солдат Рихард Биркнер сообщает в письме своим родителям, проживающим в городе Мюнстере: «Список убитых солдат каждый день увеличивается. Три раза нам присылали пополнения, но они уже истреблены, и у нас опять большой недокомплект. Теперь мы уже перестали получать резервистов. Видимо, действительно наши резервы исчерпываются. Я думаю, что мы все погибнем здесь».

Солдату Иоганну пишет его знакомая из Мюленбаха: «... В Мюленбахе всех призвали. Здесь будто всё вымерло...» Солдату Иозефу сообщает его знакомая Рези Мюльбауэр из Ветцельберга: «...Столько народу уже поплатилось жизнью. У нас никого не осталось, одни только пленные — французы и поляки...»

В деревне Червинная Лука, Ленинградской области, немецкие бандиты схватили 5 ни в чём не повинных крестьян, в том числе 58-летнего Евдокимова. Фашисты всячески издевались над своими жертвами, заставили их приготовить для себя петли, а потом повесили.

Немецкие и итальянские оккупанты продолжают вывозить из Греции продовольствие, табак и вино. В стране царит голод. С января по всей Греции вновь уменьшена норма выдачи хлеба. 3 января в греческом порту Салоники портовые рабочие отказались грузить продовольствие на германский пароход. В связи с этим произошли столкновения между рабочими и оккупантами.

Вечернее сообщение 9 января

В течение 9 января на ряде участков фронта наши войска, преодолевая сопротивление противника и нанося ему удары, продолжали продвигаться вперёд и заняли несколько населённых пунктов, в числе их г. Мосальск, Детчино, Серпейск. Немецкие войска несут тяжёлые потери.

Нашими кораблями в Баренцевом море потоплен транспорт противника.

8 января части нашей авиации уничтожили 7 немецких танков, бронемашину, свыше 750 автомашин с пехотой и грузами, 38 орудий с прислугой, 475 повозок с боеприпасами, 3 трактора, 9 зенитно-пулемётных точек, 7 автоцистерн с горючим, сожгли 47 железнодорожных вагонов, взорвали 2 склада боеприпасов, рассеяли и частью истребили 7 батальонов пехоты противника.

Наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, за один день боёв с противником заняла два населённых пункта и захватила 2 орудия, миномёт, несколько пулемётов и большое количество боеприпасов. Истреблено около 100 немецких солдат и офицеров. На другом участке противник, пытаясь остановить наступление наших частей, перешёл в контратаку. Подпустив немцев на близкое расстояние, наши бойцы открыли по ним ураганный пулемётный огонь. Оставив на поле боя около 300 убитых солдат, немцы отступили. В результате сражения, длившегося весь день, наша часть заняла 3 населённых пункта и захватила 6 орудий, 14 пулемётов, 3 миномёта, 16 автомашин и другие трофеи.

Одна из частей тов. Федюнинского за два дня боёв уничтожила 7 вражеских блиндажей, 5 огневых точек, истребила 200 солдат и офицеров противника и разгромила штаб 291 немецкой пехотной дивизии. Захвачены важные документы. Взяты трофеи: 2 орудия, 2 трактора, несколько автомашин, 200 мин и другое военное имущество.

Береговая артиллерия Балтийского флота подавила 5 немецких тяжёлых орудийных батарей.

Старший адъютант первого батальона одной нашей части тов. Левченко в бою за населённый пункт с группой бойцов в 15 человек обратил в паническое бегство роту противника. Тов. Левченко лично уничтожил 13 немцев, в том числе 3 офицеров.

Замечательный подвиг совершил тульский партизан тов. Р. Ночью он пробрался в расположение крупной немецкой части и сделал отводку от телефонного провода, идущего из вражеского штаба на передовые позиции. Отводку тов. Р. соединил с телефонной станцией нашей части. Таким образом удалось выяснить планы немецкого командования на этом участке фронта. Определив наиболее уязвимые пункты вражеской обороны, наша часть пошла в атаку и в тот же день заняла село Д. Противник бежал, оставив в селе много вооружения и боеприпасов.

Немецкий военнопленный обер-ефрейтор 1 полка дивизии СС «Мёртвая голова» Вернер Зальбек рассказал, что он до ноября был шофёром во втором взводе пропаганды, приданном дивизии «Мёртвая голова», и был свидетелем того, как стряпались лживые «известия с фронта». Зальбек сообщил: «У Луги мы 3 недели топтались на одном месте, а наши корреспонденты писали каждый день о быстром продвижении вперёд. Взвод пропаганды фабрикует фальшивки, фальсифицирует факты. Когда мы занимали какой-либо населённый пункт, фотографы по приказу командира взвода обер-лейтенанта Рюле с помощью солдат сгоняли местных жителей к полуразрушенным постройкам или нежилым домам. Здесь жителей раздевали, напяливали на них тряпьё и приказывали им занимать позу по усмотрению фотографов. Эти снимки немедля отсылались в Германию для опубликования в газетах со следующей подписью: «Так живут в России».

У немецкого ефрейтора Иоганна Хауэра найдено письмо от матери из Штадлерна. В письме, между прочим, говорится: «...Макс Шурлер был уволен по болезни желудка, но теперь он опять получил повестку. Когда в армию берут здоровых молодых людей, это мне понятно. Когда же в армию массами сгоняют стариков, калек и больных, этого я никак понять не могу».

Пленный солдат 9 пехотного полка 7 финской пехотной дивизии Хоупонен сообщил, что в Хельсинки и в других городах Финляндии драки между финскими и немецкими солдатами стали обычным явлением. Во время столкновений, нередко заканчивающихся убийством немцев, население городов деятельно помогает финским солдатам бить гитлеровцев.

В ряде городов и селений Франции немецкие оккупационные власти опубликовали категорическое предписание всему населению немедленно под угрозой военно-полевого суда сдать все тёплые вещи. Отряды штурмовиков врываются в квартиры и насильно забирают зимнюю одежду, тёплое бельё, меха, одеяла. Фашисты останавливают на улицах прохожих и снимают с них перчатки, шапки и тёплую одежду. В городе Бетюн оккупанты застрелили трёх французов, отказавшихся отдать фашистам тёплые шарфы и перчатки.

Трудящиеся Армении внесли в фонд обороны СССР 14.290 тысяч рублей, 1.320 граммов золота, 150 килограммов серебра. Колхозники Армении сдали в фонд обороны 5.590 центнеров мяса, 4.260 килограммов шерсти и 41.690 пудов зерна.

Фото: nikoberg / LiveJournal.

Окончился страшный 1941 год. Уже прошло два дня нового года. Принесет ли нам новый год окончание страшной бойни, именуемой войной? Неизвестность, в которой мы пребываем, делается с каждым днем все нестерпимее.

28-го случайно услышали Москву. Наш приемник теперь у Фришей, т.к. только немцы могут иметь приемники. И нет у нас света.

Москву усиленно забивали. Но сквозь хрипение и крики мы все же кое-что разобрали. Узнали, что Калинин советский. Это о нем немцы сообщали, что оставили его, выравнивая фронт. Узнали, что Ростов налаживает снова советскую жизнь, а на Кавказе из лимонов и апельсинов варят консервы для армии. И больше не слыхали Москвы, сколько ни пытались.

Немцев всерьез отогнали от Москвы

Из украинских газет (выходят теперь на серой бумаге) мы "узнали", что в Москву на свидание со Сталиным прилетал Иден (министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден. - "ГОРДОН"). Значит, правительство СССР в Москве. Значит, украинские пропагандисты сами опровергли все антисоветские слухи о расколе в партии. И еще это значит, что немцев всерьез отогнали от Москвы. И в этих же газетах - об усилении немецкого наступления на Севастополь.

В плену по-прежнему страшно. Никого не выпускают. Только по 300-400 трупов выносят из лагерей каждую ночь. Это рассказал старик, который привез Степану записку из Ровно, от какого-то пленного. Но записка без подписи, и Степан не знает, кому же он должен помочь.

Наши власти преподнесли нам новогодний подарок - в газете появилось воззвание Бегазия такого содержания: "Героическая немецкая армия освободила вас, украинцы, от большевистского ига. И теперь немецкие рыцари бьются за вас на восточном фронте против большевиков, за ваше светлое будущее и светлое будущее всей Европы, Помогите немецким воинам теплой одеждой - кожухами, валенками, шапками!"

И так как немцы за все обещают (и приводят в исполнение) расстрел, то данное воззвание было немедленно реализовано властями на местах. Вчера все по случаю Нового года были дома, и во всех домоуправлениях были проведены общие собрания, на которых была предложена свирепая и неоспоримая разверстка: каждые сто жителей Киева должны сдать два кожуха, один полушубок, одну пару валенок, одну шапку, перчатки, свитеры и т.д., и т.п. И не какие-нибудь старые бумажные вытянутые вещи, а все новое, шерстяное. И не деньги, а вещи. Сдать вещи нужно за два дня - за 2 и 3 января. И известно, что каждый, включая и грудных детей, должен сдать по сто рублей!! И при сдаче вещей еще нужно подтверждение, что они не краденные. И все сидят в унынии, потому что денег нет, вещей нет, и что делать - не знаем.

фото: reibert / LiveJournal

Прошло Рождество. Мы нынче богаты праздниками. Что ни неделя, то несколько свободных дней.

Хлеба нет, его выдали по карточкам один раз с 1-го числа по 200 граммов. В академии дали по 1,5 кг хлеба, а в консерватории, на водном транспорте и в других местах даже этого не дали.

Наша жизнь по-прежнему тяжела и нестерпима. Евреев по-прежнему выискивают и убивают. Кто помогает немцам, выдавая евреев? Ведь сами они ни за что не нашли бы их. Все еще видят, как евреев ведут на кладбище. В городе тифы и голод во многих семьях. Куреневка, говорят, объявлена неблагонадежной, и запрещен доступ продуктов в город с Куреневки. Есть дома на Подоле, сплошь зараженные сыпняком и брюшняком. В больницы не берут, там нечем топить и нечем кормить. Они теперь платные. Сутки больничного содержания стоят 20 рублей, а дают там поесть лишь один раз в сутки тарелку баланды.

Жизнь наша, дни наши затянуты тоской, как тем едким дымом, который наполняет теперь наши темные квартиры. Целый день на щепках варится баланда, потому что из-за отсутствия дров она варится часами. Дитя плачет. Все силы уходят на добывание каких-то средств существования, и все почти даром. Денег нет. Вещи продаются с великим трудом. Меняются еще труднее.

На дворе вьюга. Ветер воет. Колючий, холодный снег не уменьшает 24-градусного мороза. Темно и холодно. Света нет, воды нет. Три дня тому назад был объявлен распорядок подачи воды по районам. Пока же ее нет совсем. Не могу писать.

Фото: nashkiev.ua

В магазине со мною пишет списки Любовь Васильевна. Но сидим по очереди, потому что больше чем полтора-два часа выдержать невозможно. В магазине 6 градусов ниже нуля. В подсобке обнаружили железную печь, но нет печника и нет денег, чтобы ему уплатить.

Свет выключили даже в тех редких квартирах, где он был по специальным протекциям и разрешениям. В связи с этим снова нельзя услышать Москву.

Холодно, темно, главное же - голодно. Голодных очень много. Нечипор все время ездит на своих лошадях в район, километров за 150-200. И в большинстве случаев привозит в обмен на вещи пшено и горох, иногда немного картошки. После того, что Нюся и Галя отравились мерзлой картошкой и ели "драпанцы" из мерзлой же картошки, жаренные на парафине, а картошка эта при прикосновении к ней "стреляла" в потолок, горох, привозимый Нечипором, кажется невероятным счастьем. Его с вечера намачивают в большой миске для умывания, потом варят и кормят тех, кто уже голодает. Всегда кто-нибудь кормится у них, но всех, кто хочет есть, невозможно накормить, даже из самых близких знакомых.

Возле Киево-Печерской лавры продвигается пехотное подразделение Вермахта. Киевлянки везут хворост и ветки для домашних печек и "буржуек".

И все же среди тех, кого мы знаем, еще нет случаев самого катастрофического голода. Но ведь еще только 15 января, и продукты на базарах - все еще остатки того, что осталось от наших.

Приехала из Харькова какая-то знакомая нашей библиотечной сотрудницы. Она в восторге от киевских базаров и киевского благополучия. В Харькове настоящий и страшный голод. Ни за какие деньги на базаре ничего нельзя достать. Там близко фронт и летают советские самолеты. Они сбрасывают бомбы туда, где стоят немецкие части. Население их встречает очень радостно.

Да, нам на наше положение жаловаться по-настоящему не приходится. Есть крыша над головой, вода появляться в прачечной стала, а в других домах ее носят за несколько кварталов и часами стоят в очереди. Свет у нас был контрабандой некоторое время, а у других его нет с самого ухода наших. Хлеб получали почти все время в академии раз в неделю по полтора килограмма. Для ребенка хватало. И выручает нас горох, который выменял нам Нечипор. Главное же - мы почти все время слушали Москву, хоть и редко удавалось услышать что-либо важное.

Но есть у нас одно важное обстоятельство, которого нет у многих других. У нас есть много единомышленников, которые хотят того же, что и мы, и ждут так же, как и мы, любой возможности найти связь с нашими. Нас поддерживает коллектив. Нет, нам жаловаться не приходится. Определенно.

Ирина Хорошунова. Фото из семейного архива Натальи Гозуловой

Все же каждый как-то приспосабливается и устраивается. Кто продает вещи, кто уже устроился и работает и там изредка получает немного крупы и хлеба. А кто покупает на одном базаре у крестьян продукты, а на другом продает дороже. Дунечка купила муку и картошки у крестьян десятками, а продав их поштучно, заработала 50 рублей. Ну, хоть что-нибудь. Нюся выторговала за вещи немного денег и дала их Нюре, чтобы она пекла пироги и продавала их на базаре. Татьяна и Степан шьют перчатки из старого кожуха и детские платьица для базара. Все работают на базар. А на нем есть все, что угодно.

Огромную часть базара занимают толкучка и "обжорка". На толкучке очень много продавцов и совсем мало покупателей. Продается все - от штопальных ниток и патефонных пластинок до золота и бриллиантов. Нет вещи, которой нельзя было бы купить там.

Снова появились бесчисленные посиневшие от голода, с отекшими ногами, женщины, которые вытянулись в длинные ряды раскладки. Предприимчивые спекулянты открыли рундуки со всевозможными вещами. В частности, на еврейском базаре открыт рундук с книгами. В нем перемешаны издания "Academia" с книжной макулатурой, классики с бульварными затасканными романами. Вместе на голову продавцу сыпятся Дарвин и Библия, техника и поэзия, древние и советские писатели и поэты. И за все это там дерут три шкуры. И все-таки покупатели есть.

Все меряется по хлебу, а хлеб есть лишь для немногих. Три-четыре раза в месяц выдают по карточкам по 200 граммов на человека и работающим по 1,5 кило в неделю. На базаре его очень много, но стоит он 40, 50, 60 и 70 рублей килограмм. Кто же может его купить? Обжорки бойко торгуют. Весь базар наполнен криками этого сейчас наиболее доходного промысла. Горячие пироги с горохом и картошкой, вареная картошка, каша, суп, чай, хлеб, масло, котлеты из конины и даже свиные отбивные. От прилавков валит пар. Хозяйки яств прыгают и пляшут от мороза, а голодные потребители жадно насыщаются тут же на морозе, стоя, торопясь, обжигаясь и блаженствуя. Знают ли люди, которые никогда не испытывали голода, какое это унизительное чувство - голод?

На Бессарабке обжорка организована даже с комфортом. Она в Крытом рынке. И там за столами, к величайшему удивлению не только харьковчан, но и нашему, можно получить котлету с картошкой всего за десять рублей. Правда, котлета конская.

С фронта никаких известий. Сообщения газет кратки и односложны. Немцы мерзнут, но нам от этого не легче. Морозы все время сильные, а позавчера и в понедельник была совсем невозможная погода - ветер, снег и мороз. Менее 14 градусов мороза не было в эти дни. Намело много снега. На площади он лежит нетронутой белой целиной и ослепляюще блестит на солнце. Трамвайные пути очищены снегоочистителем, а улицы в большинстве своем не чищены совсем. На улице Ленина немцы ездят в обе стороны по одной половине мостовой. Вторая засыпана снегом. Порядка в городе нет. Никто ничего не убирает.

Машин на улицах совсем мало. Трамваи ходят редко. Нет никаких уличных звуков. И только радио орет на тихих, безмолвных улицах одни и те же фокстроты или песни из репертуара Вертинского и белых эмигрантов. Кожушная кампания окончилась совершенно неожиданно. Благодаря Воробьевой, мы так ничего и не дали.

Фото: foto.meta.ua

Бывает так: живем одинаково и однообразно, какой-то более или менее однотонной жизнью. И вдруг в один день или час все перевернется и начнется наново.

Так, например, сегодня у меня уже нет больше никаких отношений с магазином. Нелепая мысль удержать его вместе с содержимым до возвращения наших кажется мне сегодня такой же нереальностью, как получение известия от уехавших. Магазин конфискован немцами. Без всяких разговоров. Просто на двери магазина появилась и висит бумажка с печатью немцев "Beschlagnaht", что означает - конфисковано. Надо сказать, что удар неожидан и очень силен. Дело в том, что мы перевезли в эти дни большую часть советской литературы из ДКА (Дома Красной армии . - "ГОРДОН") И вот все пропало.

Продуктовый магазин для фольксдойче, то есть для этнических немцев, улица Большая Житомирская, 40. Фото: stepandstep.ru

В прошлый четверг к концу дня вдруг пришла Нюся, которая не балует нас приходом на Андреевский спуск. Вечером читали в полутьме нашего двурогого слепого каганца. А утром вместе отправились в Липки в немецкую комендатуру. Директору консерватории Ивановскому немцы отдали огромную часть книг библиотеки Дома Красной армии на отопление квартиры вместо дров. Немцы поставили обязательное условие - либо забрать все книги, которые они считают изъятыми, либо они все эти книги отправят в топку котла парового отопления комендатуры.

С утра было холодно, как и все эти дни. Морозы стоят ровные и сильные - 15-20 градусов. С площади III-го Интернационала ходит, как и раньше при наших, трамвай, тоже третий номер. Мы поднялись в Липки трамваем. Он останавливается на тех же углах, где останавливался и раньше, на обоих углах Садовой, хотя новый дом админчастей необитаем. Немцы почему-то не занимают это замечательное здание, чудесное произведение академика Фомина.

Мы не были в этом районе с момента прихода немцев. Он ничуть не изменился, только безлюднее и глуше стали его улицы, и снег на них лежит, как в деревне, неубранный. И только узенькие тропинки протоптаны в нем. Возле городской и военной комендатуры, которая теперь в бывшем Доме Красной армии, много немецких машин и немцев. У входа часовые в касках и шерстяных платках под ними. Под шинелями у них кожухи, а на ногах огромные суконные валенки на толстых, десятисантиметровых подошвах. Говорят, что это валенки на соломе, обшитые сукном, одевающиеся поверх сапог.

Стоять у комендатуры воспрещается. Просители стоят на другой стороне улицы, а принимают их с трех до пяти часов. Тем не менее, они стоят с утра на морозе и ждут. Позже возле комендатуры гражданскому населению стоять запрещено.

Мы не нашли того, кто распоряжается книгами, и ушли с тем, чтобы найти его в генерал-комиссариате или вернуться к трем часам. Генералкомиссариат помещается на Банковой, 9, в доме бывшего штаба округа. Там у входа тоже много машин, а в дверях стоят солдаты, которые, как швейцары, отворяют двери всем входящим. И все входят свободно - и немцы, и наши люди, никто никого ни о чем не спрашивает. Внутри все голо, казенно и пусто. Бегают с деловым видом немцы в желтых гражданских формах со свастикой на красной повязке на левой руке. И никто ничего не знает. Мы ходили по лестницам, по коридорам всех этажей, встречая мало людей, сами искали того, кто нам был нужен, и в результате узнали, что его нет.

Мы спускались вниз по Лютеранской улице, по-нашему улице Энгельса. В первый раз за три месяца увидели мы торчащие развалины сгоревшего Крещатика, улицы Свердлова, Пушкинской, которые сгрудились обгорелыми толпами черных столбов под белыми шапками сверкающего на солнце снега. Жуткая, зловещая, незабываемая картина.

На Лютеранской, меж обгоревших домов, катаются дети на санках по неширокой раскатанной полосе, а кругом от дома к дому лежит нетронутый снег. Его некому трогать. И остро пахнут недавней гарью кирпичные обгорелые развалины.

Руины на Крещатике, 1942 год. Фото: foto.meta.ua

К трем часам снова добрели до комендатуры, и на этот раз попали по назначению. Переводчик проводил нас в подвал, где огромными грудами в полном беспорядке лежали тысячи книг. Это была бывшая библиотека, которую советские бибилиотекари собирали годами. На стеллажах, стоящих в стороне, были еще книги. Возле них стоял немец в офицерской форме, который говорил с мужем сотрудницы консерватории на чистейшем русском языке. По разговору мы поняли, что этот немец блестяще осведомлен обо всем, что издавалось в Советском Союзе на протяжении всех 23-х лет. Информирован он был просто потрясающе. Сейчас на полках он выбирал себе все книги по искусству, экономике и географии СССР, складывал их в аккуратные стопки, а советскую художественную литературу бросал в груды, лежащие по всему подвалу. Ни одной политической книги или брошюры не было видно. Не было и классической литературы русской или зарубежной.

Нам указали на груды, лежащие на полу, и мы принялись увязывать книги веревками, взятыми из магазина. Мы вязали до тех пор, пока не пришлось спешно убираться, чтобы добраться домой до запрещенного времени. Наутро мы снова были у комендатуры уже вместе с Нечипором и лошадьми. Таскали и возили книги. Возили целый день, и весь следующий день. По примерным подсчетам до сегодняшнего дня мы перевезли в магазин свыше пяти тысяч книг, а ведь возили пополам - воз Ивановскому, воз нам. И вот все пропало. С утра магазин конфискован.

Фото: borisfen70 / LiveJournal

Сегодня сто пятьдесят дней оккупации.

Не писала несколько дней. Это было трудное время. Передавала магазин, а главное - все возили книги. Нечипор уехал в село, и мы с Нюсей все возили и возили их на маленьких детских санках. Больше трех или четырех пачек не помещается. Санки переворачиваются, ноги скользят. Мороз страшный. Словом - нет слов.

Но перевезли мы в общей сложности в консерваторию свыше 20 тысяч книг, да в магазин больше пяти. Немыслимо же было оставить книги на сожжение, если их можно было забрать. И такую литературу! Больше всего Маяковского, Островского "Как закалялась сталь" и великое множество другой советской литературы.

Возили вдвоем. Никто не помогал. В эти дни, пока мы таскали книги, произошло много событий. Ушел первый поезд в Германию с добровольцами. В семье у нас ужасная новость. Степан поступил в полицию. Татьяна плачет все время. А он клянется, что это необходимо, что делами он будет заниматься только уголовными. И что он нам еще пригодится. В качестве первого "задания" ездил в Борисполь ловить воров. От всего этого нам не легче. Закрыты "наглухо" базары. Ничего купить нельзя. Есть нечего, горох уже кончился.

Немцы включили радио и передавали обстрел их тяжелой артиллерией Ленинграда. Как заяц не может двинуться, скованный взглядом змеи, так и мы, не в силах выключить радио, слушали нестерпимую, чудовищную передачу

Позавчера вечером немцы вдруг включили по всему городу радио и передавали обстрел их тяжелой артиллерией Ленинграда.

Как заяц не может двинуться, скованный взглядом змеи, и несмотря на смертельную опасность, не бежит, так и мы, не будучи в силах выключить радио, слушали нестерпимую, чудовищную передачу. Все, что осталось в нас еще живого, потрясено до глубины души этим чудовищным расстрелом нашего великого города. Ненависть наполняет нас, но ненависть наша бессильна. Ведь по-прежнему нет никакой связи с нашими, ничего.

А потом немцы выключили передачу обстрела и сообщили о новоназначенном комиссаре Украины - Могунии и о приезде в Украину Гитлера.

Магазин передан вместе с книгами из ДКА. В библиотеке академии смещен Полулях, и имеется уже новый шеф - немец по фамилии Бенцинг. Помощница его - Луиза Карловна Фалькевиц, которая была совсем незаметной машинисткой в библиотеке. Возвышение ее произошло стремительно. Рассказывают, что дня через три после прихода немцев возле дома, где она живет, остановилась шикарная немецкая машина и вышел очень важный немецкий офицер. Оказалось, что это ее родной племянник, сын сестры, которая живет в Берлине. Через два дня Луиза Карловна сделалась переводчицей в генерал-комиссариате, а вот теперь - помощницей директора в библиотеке академии.

Наши все ушли в село за продуктами, а мы, оставшиеся, волнуемся.

Фото: borisfen70 / LiveJournal

16 февраля снова открыли базары. В тот же день говорили о приезде Могунии и Гитлера. Я уже окончательно безработная, нигде уже не числюсь. Магазин закрыт окончательно, и немцы его открывать не будут.

Арестована вся управа несколько дней назад. Все переходит к немцам, и тем, кто не знает языка, работы нет. Ходят тревожные слухи о том, что безработных всех будут отправлять на работы в Германию.

Нечего и говорить, что мы впали в полное уныние. Война идет, и приближение весны снова не принесло нам ничего хорошего. Никакого поворота. Наоборот, выходит, весна несет только ожесточенное наступление наших врагов. В пятницу я была последний раз в редакции Академии, где составили акт на передачу магазина. В редакции оказались хорошие люди и выдали нам за месяц переучета деньги и хлеб.

Ушла из редакции, и на этом окончились мои отношения с магазином. Он стоит с оголенными витринами, разбитыми осколками снарядов, и с розовой немецкой наклейкой о конфискации. Он стал совсем чужим, магазин, а еще несколько месяцев назад в него приходили бойцы с фронта и просили дать им "душевную книжку" перед боем почитать, или перед смертью.

Да, лучше не думать.

Эпидемия сыпняка и брюшняка все усиливается. Воды нет, света нет, мыла нет.

Потеплело совсем. Еще в пятницу начало таять на солнце. И таяло дружно, словно уже настоящая весна. А в тени было все равно 20 градусов мороза. По утрам в воздухе был густой морозный туман, как зимой. И пронизывает он до костей. Так и природа, словно в сговоре с нашими врагами, все время против нас.

Две новости сообщили мне сейчас. Первая - что закрывают все курсы немецкого языка, так как учащиеся на них якобы скрывались от трудовой повинности.

Вторая - невероятная. В газете на днях было извещение о том, что все калеки, безрукие, безногие, мужчины в возрасте свыше 45 лет, а калеки женщины независимо от возраста, могут явиться на биржу и получить там бесплатно хлеб. И вот сегодня, сейчас сказали, что вместо хлеба их отправили на Лукьяновское кладбище, в Бабий Яр.

Поверит ли нам хоть один здравомыслящий человек, если мы об этом когда-либо расскажем? Но после 29 сентября всему можно верить.

А во вчерашней газете есть официальное сообщение по поводу трех повешенных. Это в "назидание" за подрыв немецкого строительства. Так мы живем.

Фото: stalingrad-true.ru

Газет не видела еще за вчерашний день. Все время смертельно хочется спать. Засыпаю сидя, стоя, в любых условиях. Спала днем, потом у Нюси мы проспали тяжелым сном весь вечер, а потом и всю ночь. Так размаривает холод и голод. Только бы не озвереть от этого всего, не потерять того, что называется человеческим достоинством.

Наше настоящее полно неожиданных страшных вещей. На Бессарабке два дня уже висят повешенные. Висят такие же и на Печерске. Это "в назидание освобожденным народам" вешают немцы наших людей и пишут, что это за саботаж. При чем тут саботаж? Вешают наших людей за то, что они против немцев. Они борются против немцев. Вот и все. Но нам только страшно, и больше ничего. Что можно нам, в наших условиях сделать что-либо существенное против немцев? Только измена и предательство вокруг. Так, наверное, кто-нибудь выдал тех, кто сейчас висит второй день на Бессарабке и на Печерске.

В газете снова каждый день печатается во всю ширину последней страницы приглашение добровольно ехать в Германию. Не знаю, отошел ли второй поезд с добровольцами. Но они, очевидно, есть, потому что в еще большей прогрессии, чем безработица, возрастает число голодных и нищих. Просящих больше, чем тех, кто в состоянии им подать. На всех улицах, на всех углах стоят старые и совсем молодые женщины, дети, старики. Немцы, красные, жирные, надменные проходят, словно мимо деревянных столбов, а наши люди низко опускают голову от стыда, потому что нечего дать, и невозможно видеть голодных, которым не в силах помочь. Часто в двери стучатся голодные, изможденные мужчины, вероятно, идущие из плена. Все просят есть.

Еще принесли известие, что в Харькове немцы так же, как и в Киеве, уничтожили всех евреев.

Несколько дней назад уехал Нечипор, совсем. Ему удалось с товарищами по прежней работе устроиться на селекционную станцию Веселый Подол. Это в 40 километрах от села, где сейчас Нюсины старики и сестра с детьми. Свою одну оставшуюся лошадь Нечипор отдал брату Бенедю. Товарищи Нечипора знают, что он коммунист. Но никто не выдал. И вот теперь их несколько человек уехало из Киева.

Международный женский день у всего передового человечества, а у нас 172-й день оккупации. А позавчера вдруг целый день бушевал северный ветер, насыпал снова массу снега, и снова температура упала до 18° ниже нуля. И все-таки уже весна, потому что вчера с утра снова пригрело солнце, и, хотя в тени было холодно, на солнце текли ручьи, а небо было синее, весеннее.

Снова зима. Снова холодный ветер и сильный мороз. А вчера таяло, текло, снег совсем побурел, сделался грязным. И снова испортилась санная дорога. "Обоз Гитлера" двигался вчера с большим трудом. Все эти несчастные саночники-нищие бредут, падая от усталости, в далекие теперь села. В близких ничего не меняют.

А весна в этом году никак не осилит суровую зиму. Это должно было бы помочь нашим, но ничего хорошего не слышно с фронта. Ничего не знаем о наших. А немцы все время сообщают о налетах на Москву и о повреждении в центре ее важнейших в военном отношении объектов, об очередном уничтожении трех советских армий и т.п. Московское радио очень забивают, и сводок Информбюро совсем не удается услышать. Попадаем только на боевые эпизоды.

Люди живут надеждой. Какова же она у нас? Многие надеются на окончание войны в скором времени, но если объективно смотреть на вещи, то близкий ее конец может принести победу только немцам. Очень большой кусок нашей страны они захватили. И сколько нужно сил теперь нашим, чтобы отбросить их назад? Выходит, что нужно надеяться, набраться терпения и ждать улучшения наших дел. Парадокс, но, очевидно, в затяжке войны сейчас залог нашей победы.

Попытки сделать что-либо для наших жалки и смешны. Никто не знает, где же те подпольные группы, которые оставлены здесь для работы. Их ищут, но не находят. Все боятся друг друга и стен вокруг.

Недавно приходил N. Он пришел в немецкой форме. Говорит, что это необходимо для работы. Сейчас он интересуется некоторыми сведениями, которые я должна ему раздобыть.

Когда он пришел в такой одежде, сердце у меня оборвалось. А вдруг я ошиблась в нем? Но он говорит, что нужно терпеливо ждать, выполнять то, о чем он просит. Когда будет нужно, к нам придут.

Я пишу, так как приняла на себя обязанность все рассказать нашим, когда вернутся. Но понимаю, что если записки попадутся в предательские руки, скольких я могу погубить. Поэтому все записи держу в специальной коробке под дровами в сарае. И знают о них только самые близкие люди.

Немцы ведут здесь самую немилосердную политику уничтожения нашего народа. Удушается всякая жизнь. Каждый день приносит тому новые свидетельства.

Закрыты все магазины. Уже не торгует ни один комиссионный магазин. На всех них висит такая же бумажка, как на магазине бывшем "моем": "Beschlagnahmf".

Теперь вся жизнь города только на базарах. Продают последние юбки, снятые с себя, пальто и кофты, то, что было спрятано на черный день, потому что чернее дня не придумать. Посиневшие, полураздетые женщины стоят часами в грязи под мокрым снегом и часто не выторговывают даже десяти рублей, чтобы купить стакан пшена.

Вчера у бывшего гастронома стояла интеллигентного вида женщина. Она стояла, уткнувшись лицом в перчатку, красная от стыда. Просить милостыню нелегко. Вторая лежала на базаре в грязи, вверх лицом. Вокруг стояли любопытные, безразличные к ней зрители. Они смотрели, как шевелились посиневшие губы, видные из-под майки, которой ей закрыли лицо. Она продавала эту майку и не продала. Никто не подымал ее.

А тут же рядом жирные спекулянтки тысячами считают деньги. Их кожаные мешки, висящие на животе, не в состоянии спрятать все кучи денег, которые загребают они, пользуясь голодом. Среди наживающихся еще мальчишки, которые торгуют сигаретами и сахарином. Они стаями стоят под дверьми домов, где расквартированы мадьяры. И последние охотно торгуют спичками, сахарином, содой. Отвратительные белые таблетки, которые никак не заменяют сахар, стоят у мальчишек пять рублей десяток. И не только на базарах, но и в тишине пустых улиц можно услышать звонкие мальчишеские голоса: "Кому сахарина? Кому сигареты "Гуния"? Кому сигареты "Леванте"?" А киевляне умирают.

Работа не обеспечивает тех, кто работает. Жалованья не хватает даже на несколько дней. Рабочие получают очень мало, меньше всех. Служащие - немного больше, но все цепляются за работу, потому что с каждым днем все больше и больше закрывается учреждений, и число безработных катастрофически увеличивается.

Академия закрыта. Уже всякие дела в ней прекращены. Сокращают работу в управе и в других начальственных учреждениях. Немцы упорно ведут политику удушения всякой жизни в городе.

Николай Иосифович работает теперь в ЗАГСе Подольской управы. Недавно ему принесли 300 паспортов умерших в Кирилловской больнице. Среди этих паспортов был и паспорт моего дяди Родиона Ивановича. Мы скрыли это от Лели. Потому что уже известно, что немцы убили душевнобольных на электрическом стуле. Евреев помешанных тоже убили, только их немцы не регистрируют.

Да, немцы делают все для уничтожения нашего народа. Закрывается все, что могло бы хоть в малой мере способствовать улучшению или хотя бы сохранению жизни наших людей. Красный Крест упразднен. Есть теперь только какой-то малозначащий комитет взаимопомощи. Но и о нем ничего не слышно. Обширная работа, которую на первых порах плодотворно вел Красный Крест, теперь прекращена. Никто не ищет больше пленных и пропавших без вести.

Безработных слишком много, чтобы им можно было помочь. "Слишком много!" - это стало теперь символом наших дней. Хлеба всем не дают, потому что нас слишком много. Работы всем нет, потому что нас слишком много. Немцы отказали работникам библиотеки в пайке на том основании, что их слишком много. 177 дней оккупации - вот это действительно слишком много! Но сколько еще это может продолжаться, никто не скажет. Никто не скажет.

Киевский Евбаз, 1942 год. Фото: Jankovich Ignác / Fortepan

Во вторник была я в библиотеке. Там я узнала, что вместо снятого с работы Полуляха директором назначен Николай Владимирович Геппенер, а библиотека перешла в ведение генерал-комиссариата. Восстановили на работе пятнадцать человек, уволенных Полуляхом в последнее время, и заплатили всем сотрудникам хорошую зарплату за февраль. Луиза Карловна и Геппенер, хотя я их об этом не просила, стали говорить Бенцингу, чтобы он принял меня на работу в библиотеку. Но Бенцинг сказал, что места для меня он найти не может. Так что сами собой решаются мои мучительные вопросы: идти или не идти на работу к немцам.

А в среду ходила тоже по поводу работы в редакцию Академии, но никого там не застала. Оказывается, в тот день везде работали с 7 часов утра до часу дня в связи с юбилеем Шевченко.

С Академией, кажется, закончила свои отношения. Ревизия, которая сидела там, уже закончила работу, и никакие сведения о магазине ей больше не нужны. Работники разбрелись по институтам, хотя на каждом из них появились немецкие надписи о конфискации. Академии больше нет.

(продолжение следует)

http://gordonua.com/publications/kievlyanka-horosh...mi-schitayut-dengi-123078.html

Серия сообщений " ":

В июне 2015 года интернет-издание "ГОРДОН" начало серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Этот документ – уникальное историческое свидетельство, не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Ирине Хорошуновой в момент начала войны было 28 лет. Записи начинаются с 25 июня 1491 года. Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.

Часть 1 -
Часть 2 -
...
Часть 10 -
Часть 11 -
Часть 12 - ЧАСТЬ 8: 2 ЯНВАРЯ 1942 ГОД - 13 МАРТА 1942 ГОД
Часть 13 -
Часть 14 -
...
Часть 25 -
Часть 26 -
Часть 27 -

4 января 2012 года исполнилось 70 лет со дня героической попытки жителей города Минска и военнопленных из располагавшихся в нем концлагерей поднять восстание против фашистских захватчиков.

22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз. Свой главный удар немецко-фашистские войска обрушили на Прибалтийский и Западный военные округа. Уже 25 июня немецкий 39-й мотокорпус вышел на подступы к Минску.

К столице Белоруссии прорвались три танковые дивизии (7-я, 20-я и 12-я), всего до 700 танков, на следующий день к ним присоединилась 20-я моторизованная дивизия. 26 июня гитлеровскими войсками были заняты Молодечно, Воложин и Радошковичи. 7-я немецкая танковая дивизия обошла Минск с севера и направилась к Борисову. В ночь на 27 июня ее передовой отряд занял Смолевичи на шоссе Минск - Москва.

С 25 июня 1941 на дальних подступах к Минску завязались бои, переросшие к концу следующего дня в ожесточённое сражение. На 4 советских стрелковых дивизии (64-ю и 108-ю дивизии 44-го корпуса В.А. Юшкевича и 161-ю и 100-ю дивизии 2-го корпуса А.Н. Ермакова) наступали 2 танковые и одна моторизованная дивизия 3-й танковой группы (генерала Германа Гота) с северо-запада и 2 дивизии 2-й танковой группы (генерала Гейнца Гудериана) с юго-запада.Попытка врага с ходу прорвать оборону 64-й стрелковой дивизии провалилась. Встретив упорное сопротивление советских войск в центре, гитлеровцы повернули ударные силы в обход Минска, на Острошицкий Городок, намереваясь зайти с северо-востока. Силы были неравные. Мужественно оборонявшиеся войска 13-й армии не смогли удержать столицу Белоруссии. 28 июня около 17.00 части немецкой 20-й танковой дивизии, прорвав оборону на стыке 64-й и 100-й дивизий, ворвались с северо-запада в Минск в район Болотной станции. Бои продолжались на улицах горящего города, однако к утру 29 июня сопротивление было подавлено.
Отступавшие под натиском фашистов войска 13-й армии отходили на восток. Многие советские подразделения были окружены, продолжая героическое сопротивление под Новогрудком и Минском. Лишенные снабжения части Красной Армии оказались в котле, который к 9 июля был «зачищен» немецко-фашистскими войсками. В сводке германского верховного командования от 11 июля 1941 года сообщалось, что в результате большого двойного сражения за Белосток и Минск было взято в плен 328898 человек (К. Типпельскирх, «История Второй Мировой войны», М. 1956 г., с. 178). Тысячи из этих пленных, прежде всего раненные, были убиты сразу после пленения (широко известен приказ генерала Г. Гудериана по 2-й танковой группе, в котором указывалось, что «с раненными русскими нечего возиться – их надо просто приканчивать на месте»). Остальные испытали на себе ужасы концентрационных лагерей.
Из-за стремительного наступления гитлеровцев из города не смогли эвакуироваться сотни коммунистов и комсомольцев, в том числе и тех, кто имел опыт подпольной работы ещё со времен гражданской войны. Зверские расправы оккупантов над военнопленными и гражданскими лицами пробуждали у многих, в том числе беспартийных минчан чувство активного протеста. В разных районах Минска стали возникать группы антифашистского сопротивления. Уже 8 июля 1941 года бывшими работниками республиканской конторы «Нефтесбыт» И.П. Казинцом и К.Д. Григорьевым была создана первая
подпольная организация. Свою группу под руководством бывшего начальника паровозного депо Ф. Кузнецова создали железнодорожники. Для борьбы с оккупантами в подпольные группы объединились студенты и преподаватели юридического института, а также жители района Комаровки и других минских кварталов. К концу 1941 года в городе и его окрестностях действовало до 50 подпольных групп и организаций (общей численностью более 2000 человек), участники которых распространяли антифашистские листовки, спасали из концлагерей командиров и политработников Красной Армии, собирали оружие для будущих партизанских отрядов, готовили диверсии на железных дорогах и предприятиях. В ноябре 1941 года действовавшие стихийно подпольные организации начали работу по объединению своих усилий и 15 декабря на первом организационном заседании избрали свой руководящий центр – «Дополнительный партийный комитет» (сокр. – доппартком) в составе 3 членов. Секретарем доппарткома был избран инженер-нефтяник Исай Павлович Казинец. Чуть позже в его состав были введены представители от других подпольных групп, в том числе бывший секретарь Заславского райкома КП(б)Б
Иван Кириллович Ковалев, а также руководитель сформированного из числа офицеров-окруженцев, скрывавшихся в Минске, Военного совета партизанского движения (ВСПД) И.И. Рогов (впоследствии, после своего ареста в марте 1942 года предавший своих соратников). Уже к 25 декабря под руководством центра действовало 12 партийных звеньев и 6 комсомольских групп. Поскольку до жителей Минска дошли известия о контрнаступлении Красной Армии под Москвой, перед подпольщиками ставилась задача, усилив партизанские отряды кадровыми офицерами, поднять восстание и ударить по врагу с тыла. «Силами партизанской армии,- предлагал И. Казинец, - мы должны очистить путь для Красной Армии от Борисова до Минска и далее – до Барановичей, чтобы она прошла через столицу Белоруссии триумфальным маршем» (И.Г Новиков «Бессмертие Минска», Минск, 1977 г., с. 51). По мнению руководителей минского подполья восстание могло иметь успех, поскольку при приближении Красной Армии возникли бы растерянность и паника в стане врагов. Помимо разгрома гитлеровцев под Москвой к таким дерзким действиям подпольщиков подталкивала ситуация, сложившаяся с находящимися в районе Минска военнопленными, которые десятками тысяч погибали в расположенных здесь концлагерях. Время от времени их полуодетыми грузили на открытые платформы и возили без определенного маршрута до тех пор, пока они все не замерзали. Выгрузив трупы с эшелона, гитлеровцы загоняли туда новую партию обреченных. В огромном количестве погибали военнопленные в лагерях также от голода, болезней и непосильного труда. Видя безысходность своего положения, многие из них стремились погибнуть в бою, а не бессмысленно умереть в плену.
Еще в начале июля 1941 года в Масюковщине, на окраине Минска, гитлеровцы создали концлагерь «шталаг-352» с 22 его филиалами в городе. Сохранилось множество свидетельств о том, как обращались с заключенными в этих лагерях.
«В Минске оккупанты организовали первый концлагерь, куда сгоняли как военнопленных, так и всех показавшихся подозрительными гражданских лиц в возрасте от 15 до 50 лет. Почти 150 тысяч человек были загнаны на столь небольшую территорию, что едва могли шевелиться и отправляли естественные потребности там, где стояли. Еду им не давали. Единственным стремлением людей, жившим без пищи по 6 – 8 дней было достать что-нибудь съестное. Каждое утро к лагерю протягивались длинные очереди – это жители Минска несли заключенным еду. Но на всех её не хватало. При малейшем подозрении или просто для развлечения немецкая охрана открывала огонь на поражение; трупы лежали среди умирающих от голода людей» (А.Р. Дюков «Русский должен умереть!» От чего спасла нас Красная Армия» М., 2011 г., с. 49)
В Дроздах, недалеко от Минска, в созданном в начале июля 1941г. концлагере содержалось одновременно до 100 тысяч человек, по преимуществу военнопленных. Сгоняли туда и мужчин, которые по возрасту могли быть мобилизованными на службу в армию. Об условиях содержания в этом лагере 10 июля 1941 года министериальный советник Дорш докладывал рейхслейтеру Розенбергу: «Пленные, согнанные в это тесное пространство, едва могут шевелится и вынуждены отправлять естественные надобности там, где стоят… По отношению к пленным единственно возможный язык слабой охраны, сутками несущей бессменную службу, это огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет…» Однажды пленным, доведенным до безумия многодневным голоданием и жаждой фашисты разрешили напиться из реки Свислочь. Те бросились к берегу толпой, и в это время охрана открыла по ним шквальный пулеметный и автоматный огонь. Горы трупов лежали потом на жаре, разлагаясь и отравляя воздух. (И.Г. Новиков «Бессмертие Минска», Минск, 1977 г., с. 35 – 36)

Спасенный из концлагеря подпольщиками бывший военнопленный И.К. Кабушкин в письме родственникам в 1942 году писал: «В Минске есть парк культуры и отдыха, напротив него в недостроенных постройках находится лагерь военнопленных. Их там избивали, морили голодом, даже воды не давали досыта, и результат – за 6 месяцев прошлого года 18 тысяч человек было брошено в ямы друг на друга…» (И.Г. Новиков «Бессмертие Минска», Минск, 1977 г., с. 36).
В пересыльных лагерях айнзатцкоманды СД проводили так называемый «отбор военнопленных», в ходе которых все подозрительные и непокорные подвергались «экзекуциям», заключавшимся преимущественно в их расстреле. Инструкция от 17 июля 1941 года гласила: «Начальники оперативных групп под свою ответственность решают вопросы об экзекуции, дают соответствующие указания зондеркомандам. Для проведения установленных данными директивами мер командам надлежит требовать от руководства лагерей выдачи им пленных. Верховным командованием армии дано указание командирам об удовлетворении подобных требований.
Экзекуции должны проводиться незаметно, в удобных местах и, во всяком случае, не в самом лагере или в непосредственной близости от него. Необходимо следить за непосредственным и правильным погребением трупов» (А.Р. Дюков «Русский должен умереть!» От чего спасла нас Красная Армия» М., 2011 г., с.116 -117).


Сохранилось описание участия рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера во время инспекционной поездки в Минск в одной из таких экзекуций, проводившейся под началом командира айнзатцгруппы «В» бригаденфюрера Артура Небе: «После того, как Гиммлер и Небе обсудили насущные дела, настало время развлечений. Гиммлер еще ни разу не видел, как производится массовая акция; зная об этом Небе приказал расстрелять сотню военнопленных. Утром следующего дня Гиммлер, Небе и генерал полиции фон-дем Бах-Залевски выехали за город; на их глазах эсэсовцы подвели к свежевырытому рву пленных, среди которых находились две женщины. Пленных расстреливали; по мере того, как число трупов во рву увеличивалось, Гиммлер все заметнее проявлял беспокойство. Наконец нервы у шефа СС не выдержали, его вырвало. Когда рейхсфюрер пришел в себя, генерал фон-дем Бах-Залевски, наблюдавший за тем, как эсэсовцы достреливают пленных, не преминул воспользоваться удобным случаем и указал, что после проведения таких акций люди «полностью выдыхаются» (А.Р. Дюков, с. 51 – 52).
Еще одним методом уничтожения были перегоны военнопленных на новые места пребывания. Заместитель начальника диверсионного отдела «Абвер-II» при группе армий «Юг» обер-лейтенант Теодор Оберлендертак описывал реакцию населения на такие «марши смерти»: «Настроение населения в большинстве случаев уже через несколько недель после оккупации территории нашими войсками значительно ухудшалось… Расстрелы в деревнях и крупных населенных пунктах выбившихся из сил пленных и оставление их трупов на дороге – этих фактов население понять не может» (А.Р. Дюков, с. 114).

Кинохроника посещения Гиммлером лагеря военнопленных
в Минске в августе 1941-го года.

Войскам вермахта перед вступлением на территорию СССР зачитывался указ от 13 мая 1941 года «О введении военного судопроизводства и особых действиях войск», согласно которому «В отношении населенных пунктов, в которых вооруженные силы подверглись коварному или предательскому нападению, должны быть немедленно применены распоряжением офицера массовые насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновников» (А.Р. Дюков, с. 84)

К данному указу немного позже были добавлены и другие человеконенавистнические предписания. Главнокомандующий германской армией (вермахтом) Вильгельм Кейтель в своем распоряжении от 16 сентября 1941 года о мерах наказания при сопротивлении вермахту предписывал: «Для того, чтобы подавить сопротивление в зародыше при первом же его проявлении, необходимо употребить жестокие средства, чтобы поддержать авторитет оккупационной власти и избежать дальнейших нападений. При этом необходимо учитывать, что ни одна человеческая жизнь на захваченной территории ничего не значит. Как возмездие за одну жизнь немецкого солдата можно казнить смертью 50 – 100 коммунистов. Это должно запугать население» (И.И. Ковкель, Э.С. Ярмусик «История Беларуси с древнейших времен до нашего времени» Минск, 2004, с.521). 7 декабря 1941 года Кейтель подписал еще один приказ, известный как «Nacht und nebel» («Мрак и туман»), согласно которому «лица, представляющие угрозу для безопасности Рейха, должны бесследно исчезнуть во мраке и тумане». Этот приказ поощрял тайные массовые расправы над антифашистами (С. Митчем, Д. Мюллер «Командиры «Третьего Рейха», М., 1995 г., с. 25).

Подготовку к вооруженному выступлению военнопленных в концентрационных лагерях Минска начал Военный совет партизанского движения. Во дворе Политехнического института стояли сараи, в которые фашисты сложили захваченное советское оружие: винтовки, пулеметы, патроны, гранаты. Охраны здесь практически не было. Подпольщики обнаружили это и стали переносить оружие и боеприпасы в подземные отопительные каналы и прятать на территории лагерей. Образовались немалые военные склады. Была создана большая, в несколько сот человек, штурмовая группа. В соответствии с разработанным планом военнопленные с помощью минских подпольщиков готовили восстание в лазаретах №№ 1, 2, 3, расположенных в клиническом городке, Политехническом институте и Институте физкультуры, а также в лагерях, находившихся на территории бывшей сельскохозяйственной выставки и на заводе имени Октябрьской революции. Намечалось вывести из строя телефонную связь, атаковать комендатуру охраняемых областей Белоруссии, здания охранной полиции, окружного комиссариата, штаба танковых войск, аэродром «Восток», все лагеря военнопленных, завод имени Октябрьской революции. Заранее были составлены карты города и его окрестностей, на которых указывались военные объекты врага. В ряде пунктов было собрано оружие, которое хранилось в канализационных трубах. Была подготовлена ударная группа из 300 человек, которая, начав первой, должна была захватить склады оружия и освободить из концлагерей, находящихся в городской черте, 30 тысяч военнопленных. Поскольку среди них было немало танкистов, восставшие намеревались в первую очередь захватить танки (Н.Е. Матуковский, «Чужая беда», М., 1987 г., с. 141 – 142). Была также установлена связь с партизанами, действовавшими в районе Минска которые должны были поддержать восставших
Выступление намечалось на 4 утра 4 января 1942 года. Однако осуществить задуманный план восстания не удалось.
Гитлеровская контрразведка (абвер) склонила к сотрудничеству бывшего шифровальщика одного из соединений Красной Армии Бориса Рудзянко, ставшего для минского подполья злым гением предательства. Будучи раненым, Рудзянко попал в плен и в сентябре 1941 года был вывезен в лазарет для военнопленных в Минск.
Здесь он познакомился с медсестрой Ольгой Щербацевич, связанной с антифашистским подпольем, которая вывела его и группу других советских офицеров к себе домой, там долечила и со своим 14-летним сыном Володей направила в лес к партизанам. В пути Б. Рудзянко и В. Щербацевич были схвачены немецким патрулем. Струсив, Рудзянко предал своих спасителей. Полиция безопасности и СД арестовали О.Ф. Щербацевич, всех её родственников и ряд других подпольщиков (всего 12 человек). После ужасных пыток 26 октября их всех повесили на разных улицах Минска. Это была первая группа публично казненных подпольщиков. Услуги палачей выполняли для гитлеровцев литовские коллаборационисты из сформированного в Каунасе 12-го батальона охраной полиции. Ещё 8 октября 1941 года 12-й литовский полицейский батальон под командованием майора Антанаса Импулявичюса в составе 23 офицеров и 464 рядовых был направлен в Белоруссию (в Минск, а также в Борисов и Слуцк) чтобы «воевать с армией большевиков и большевистскими партизанами». Отбывающих выполнять поставленные гитлеровскими оккупантами «оперативные задачи» литовских полицейских, руководство батальона провожало следующим напутствием: «Бойцы, когда вы отбудете решительно, честно и с честью выполнять задачи, то всегда и везде покажите, что вы являетесь достойными благородного имени литовского воина, потому что вы являетесь представителями всего литовского народа» (П. Станкерас «Литовские полицейские
батальоны. 1941 – 1945 годы», М., 2009 г., с. 165 – 166). С прибытием в Минск литовский батальон перешел в подчинение 11 -го полицейского резервного батальона майора Лехтгаллера. Уже в середине октябре 1941 г. «литовские воины» из указанного батальона особо отличились, выполняя самые грязные приказания своих фашистских хозяев. Дневник действий батальона скупо сообщает, что «15-16 октября 1941 года две роты литовской охранной полиции под командованием немецкого офицера произвели облаву в лагере для гражданских арестованных в Минске, ликвидировав 625 коммунистов. А 18 октября 1941 г. в результате облавы в лагере арестованных гражданских лиц в Минске и ликвидировано еще 1150 коммунистов». Всего за время пребывания 12-го батальона в Минске с октября 1941 по март 1942 года его вояками были уничтожены тысячи гражданских лиц и более 9 тысяч военнопленных. В конце октября именно их «специалисты» вешали на улицах Минска несовершеннолетних белорусских подростков и молоденьких девушек, подозреваемых в связях с антигитлеровским подпольем (И.Г Новиков «Бессмертие Минска», Минск, 1977 г., с. 53). Сохранились воспоминания одного из карателей Юозаса Книримаса: "...В 1941 году осенью, точной даты не помню, мне пришлось участвовать при повешении советских партизан в Минске... Командир батальона Импулявичюс повел батальон в центр Минска к тюрьме. Подойдя к
тюрьме, командир через А. Гецевечюса переговорил с немецкими офицерами, так как Гецевичюс знал немецкий язык. После этого Гецевичюс передал командирам рот, чтобы они выстроили солдат по кругу площади возле тюрьмы... Гецевичюс назначил солдат, которые будут вешать. Среди них были: Варнас, Шимонис и я, Книтримас, Вепраускас и Ненис. Мы должны были накинуть петли на обреченных. Насколько помню, в городском саду повесили четверых - трех мужчин и одну женщину. Петли накидывали Шимонис и Варнас. В городском саду вешали в двух местах по два человека. В одном месте обреченный упал, так как развязалась веревка. Я поднял этого мужчину и поддержал, пока Варнас прикрепил веревку.,. Перед казнью давали пить всем. Водку выдавал Гецевичюс, который, видимо, получал ее для этих целей. Кроме этого, других арестованных вешали в других местах г. Минска, но кто вешал, я не видел, только знаю, что солдаты нашего батальона. От Гецевичюса я узнал, что были повешены советские партизаны. Было казнено более 8 человек. Казнью руководил Гецевичюс, командира роты Кямзуры во время казни я не видел..." (С.Г. Чуев "Проклятые солдаты. Предатели на стороне III рейха", М., 2004 г.). Чтобы устрашить жителей города, повешенных не снимали с виселиц в течение нескольких дней.
Совершив первое предательство Рудзенко стал штатным шпионом абвера. Под видом военнопленного фашисты направили его в концлагерь. Там он втерся в доверие к участникам подготовки восстания, выяснил время выступления и силы, готовящиеся к нанесению удара по гитлеровцам. Всё это определило неудачу восстания. Произошла жестокая схватка в которой много людей погибло. Часть их была сожжена живьем в бараках по Логойскому тракту. Расправы над остальными продолжались в течение января 1942 года.
В приказе № 33 по комендатуре охраняемых областей Белоруссии (707-я охранная пехотная дивизия), изданном 5 января 1942 года эти события излагались следующим образом:

«В конце декабря в Минске удалось арестовать руководителей восстания, которое было разработано до мелочей. Были схвачены 15 руководителей и штурмовая группа в количестве 300 чел. В настоящее время аресты продолжаются и число арестованных растет. Обнаруженный материал и карты дали ясное представление о том, что руководство восстанием отдало приказ атаковать здания комендатуры охраняемой области "Белоруссия", охранной полиции, областного комиссариата, танковые казармы, восточный аэродром, военный лазарет № 1, политехникум, все лагеря военнопленных, завод им. Ворошилова и т. д.
В обнаруженных складах оружия было найдено более 400 винтовок, некоторое число пулеметов, а также много ручных гранат. Все это было хорошо спрятано в подземных коммуникациях теплотрасс. Местные власти придерживаются той точки зрения, что, если бы восстание вспыхнуло, оно удалось бы на все 100 проц.
Нужно еще добавить, что руководство восстанием в течение 23 дней вело радиопереговоры с Москвой и Ленинградом и оттуда получило инструкции. На территории, восточнее Минска, была расположена партизанская группа численностью около 700 чел., которая должна была штурмовать танковые казармы. Кроме того, Москва обещала поддержку посредством парашютно-десантных частей. В целом число вооруженных лиц насчитывало около 2500 чел. После освобождения военнопленных это число возросло бы приблизительно на 10 000 чел.
На территории южнее и юго-восточнее Минска расположено еще некоторое количество партизанских групп. Ни одна из этих групп не насчитывает более 80 чел.
В дальнейшем объявлена повышенная боевая готовность для всех расквартированных в охраняемой области частей вермахта и других служебных инстанций…».

Оккупанты жестоко расправились с предполагаемыми участниками несостоявшегося восстания. 27 его руководителей были расстреляны. Начались массовые аресты. Напуганные масштабами подготовлявшегося восстания, фашистские власти с 5 по 15 января 1942 года объявили Минск на «осадном положении». А 18 января 1942 года на Советской и Пушкинской улицах при транспортировке из лагеря к товарной станции ими было убито свыше 1000 советских военнопленных. Трупы погибших устилали тогда главную магистраль города от парка культуры и отдыха до завода имени Мясникова и лежали неубранными в течение трех дней. Но даже после того, как их убрали с улиц, они на протяжении нескольких недель оставались непогребенными, сложенными в штабеля в парке им. Челюскинцев. Такой ужасной расправы, учиненной публично над безоружными людьми, история Минска еще не знала.
Срыв восстания в январе 1942 года не затронул основной деятельности подпольного комитета в Минске. Абверовцам не удалось проникнуть даже на уровень Военного совета партизанского движения. Они схватили только тех руководителей восстания, которые находились в самих лагерях. Никакие пытки арестованных не открыли палачам путь к городскому подполью. Однако эти трагические события послужили уроком для руководителей подполья. Провал восстания утвердил подпольщиков в убеждении, что их главное внимание должно быть сосредоточено на формировании партизанских отрядов, которые бы базировались в лесах и пущах за пределами города и в организации диверсий на железнодорожных и шоссейных магистралях, ведущих к фронту. Но это уже тема для другой статьи.

Послесловие от редакции ЗР.
В планах руководства фашисткой Германии стояла задача создать на месте Минска один огромный лагерь смерти для советских военнопленных и гражданского населения. Многое из задуманного они успели выполнить. Можно сказать, что современный Минск стоит на костях. Но память о сотнях тысяч замученных военнопленных недостаточно увековечена. Сказалось то, что в советские времена, следуя безбожной большевистской политике, военнопленных считали предателями, и к смерти соотечественников относились с пренебрежением. Белорусской общественности еще предстоит большой труд по восстановлению памяти о погибших военнопленных и партизанах на территории Минска.
Фотоматериалы взяты на форме Авиация СВГ

Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.