Ле гофф биография. Жак Ле Гофф. Людовик IX Святой. Научные интересы и позиция
М., 2001:
Жак ле Гофф дал интервью газете "Авенире".
Ле Гофф род. 1924, Тулон, много лет возглавлял Высшую школу социальных исследований в Париже (Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales). В интервью "Аввенире" (2002 г.) сказал: "Христианство есть главный идеологический фундамент Европы. Конечно, были и другие элементы, внесшие свой вклад в становление идеи Европы … мысль Греции, особенно дух скепсиса, значение, придававшееся этике, демократии … римское право… К сожалению, христианство не смогло преодолеть уже существовавшие внутри Римской империи разделения, особенно между Востоком и Западом. … Европа возникает в четвертом столетии благодаря смешению народов империи с варварскими народами, благодаря христианству. Юридически эта структура была основана на римском праве и на обычном праве. … Тот факт, что Церковь обладала в определенных областях самостоятельной юрисдикцией, в определенный период представлял элемент несомненного прогресса. Например в 1215 году 4 Латеранский собор предписал требовать согласия женщины на брак. … В отношении к деньгам у Европы есть "личность", которая произошла именно от Церкви … Я думаю, поэтому в Европе до сих пор капитализм отличен от американского, особенно в том, что касается этики и морали. Бывший президент Франсуа Миттеран однажды сказал, что недоверие к капитализма связано, возможно, с его католическим воспиытанием". Ле Гофф одобряет секуляризм как реализацию лозунга "Кесарю Кесарево".
Жак Ле Гофф (Jacques Le Goff) - медиевист с мировым именем, один из ярчайших представителей Ecole des Annales (Школа "Анналов"), традиции которой основываются на изучении человеческого аспекта Истории и эволюции обществ. Книги Ле Гоффа уже стали классикой: "Цивилизация Средневекового Запада" (1964), "Человек Средневековья" (коллективная работа под редакцией Ле Гоффа, 1978), "Людовик IX Святой" (1996), "Аргументированный словарь Средневекового Запада" (1999). Последняя из работ Ле Гоффа - "Родилась ли Европа в Средние Века?" (2003). Со своей точки зрения именитого медиевиста, Жак Ле Гофф рассматривает зарождение Европы в эпоху Средневековья, показывая как на этом географическом пространстве постепенно складывается общая для всех европейцев идентичность.
Можно ли вслед за расширением Евросоюза говорить о воссоединении Европы?
Европа никогда не была единой. Период средневекового христианства, который можно было бы назвать первым наброском будущей Европы, на самом деле не может считаться таковым. С другой стороны, страны, вступившие в Европейский Союз, на протяжении уже длительного периода времени являются европейскими, по крайней мере, с эпохи Средневековья. Их присоединение к Союзу - это всего лишь признание их европейской идентичности.
В какую эпоху родилась Европа?
Речь идет о географическом термине, введенном в обращение древними греками. Как нередко происходило в греческом мировосприятии, термин и обозначаемое им появились из мифологического сюжета. Европой звали одну из нимф, украденную полюбившим ее Зевсом. Прежде чем стать континентом Европа была женщиной. Греки считали, что эта нимфа родом была из Азии, а точнее - финикиянка, и это доказывает, что с самого момента рождения Европы существовала ее связь с Азией. Европа - одна из оконечностей евроазиатского континента.
Когда же Европа становится чем-то большим, чем простой географический термин?
Стоит различать Европу и европейцев. В перспективе европейской конституции, имеет смысл считать более значимым возникновение и использование термина "европеец", потому как он указывает на идентичность определенной группы мужчин и женщин, а не только на некоторое пространство. Указанный термин впервые появляется в одной из западных христианских хроник, описывающих произошедшую в VIII веке вблизи Пуатье стычку между правителем франков майордомом Меровингов Карлом Мартеллем (Charles Martel) и одним из мусульманских племен, пришедших из Испании, которая только что была захвачена ими. Таким образом, термин появился в контексте столкновения с мусульманами, что, в действительности, и являлось самой, что ни на есть настоящей реальностью средневековой Европы.
Слово "европеец" в эпоху Средневековья употреблялось гораздо чаще, чем принято полагать, особенно в эпоху правления Каролингов, в IX-X вв. Но по-настоящему это понятие не входит в обращение до XV века, когда его постоянно начинает использовать Папа Пий II - сиенец, в миру носивший имя Энеа Сильвио Пикколомини (Enea Silvio Piccolomini) и посвятивший Европе небольшой трактат. Этот Папа был воодушевлен новой идеей и думал о Европе как о силе, способной противостоять туркам, захватившим Константинополь в 1453 году.
Позднее, король-гусит Богемии Йиржи Подебрад (Georges Podiebrad), стремившийся к созданию единого мирного пространства, что можно расценивать как старинный прецедент происходящих сегодня событий, опубликовал совершенно поразительный проект объединения Европы: им предусматривалось создание единых институтов власти, их функционирование, принятие решений большинством наций (!). Иными словами, он создал проект конституции для Европы. Он был предшественником Валери Жискар д"Эстена (Valery Giscar d"Estaing)! В тот момент начала вырисовываться картина Европы. Термин чаще всего использовался служителями Церкви. Но его использование более не ограничивалось географическим понятием. За ним уже ощущалось присутствие некой идентичности всех людей, населявших это пространство.
Эта общая для всех европейцев черта проявилась благодаря христианству?
Христианство это, скорее, набор определенных обрядов, убеждений, ритуалов, чем идеология. Вне всякого сомнения, христианство сыграло одну из ключевых ролей в формировании Европы, но все же не в форме идеологии или религии. Не стоит забывать, что слово "религия" не появлялось вплоть до XVIII столетия. Ощущение единства родилось из того факта, что институты правления по всей Европе были очень близки между собой. В частности церковная структура с ее епископатами, приходами и так далее структурировали Европу - от скандинавских стран до Средиземноморья. И во главе этого общества стояло два человека.
Одним из них был Папа Римский, власть которого признавалась всеми христианами, но при этом не стоит переоценивать важность его фигуры: в XIV столетии произошел раскол, и в определенные периоды одновременно правили два или три Папы. . . Второй из значимых фигур той эпохи был император, хотя ему так и удалось объединить Европу. Первое поражение потерпел Карл Великий (Carlomagno). Вопреки тому, что принято говорить, Карл не был первым европейцем, потому как он ставил перед собой совсем иную задачу: он хотел воссоздать Римскую Империю и создать империю франков. Карл Великий смотрел назад и думал о Европе, которая управлялась бы одной нацией, то же самое позднее пытались сделать Карл V (Carlo V), Наполеон (Napoleon) и Гитлер (Hitler).
Карл Великий покончил с Римской Империей, создав свою на севере от Средиземноморья: в этот момент упрочилось положение географической Европы.
Он не осознавал этого. Вполне очевидно, что Карл Великий положил конец существованию Римской Империи, сместив политический и культурный центр притяжения из средиземноморской Европы, вокруг которой создавал свою империю Рим, в сторону северной Европы, где в Экс-ля-Шапель поселился он сам. Но роль Карла Великого заключалась не только в том, что он произвел такие изменения, наиболее существенным оказалось его культурное влияние. Он объединил вокруг себя целую группу мыслителей того времени, которые занимались, к примеру, исследованием Библии; они разработали новый шрифт, который стал использоваться во всех мастерских по переписке манускриптов - каролингский минускул; ими была введена новая форма мышления - некое подобие первой схоластики. Но все это оставалось на очень поверхностном уровне. Пришлось ждать наступления XII-XIII столетий, когда уже стало распространяться обучение грамоте, в частности, и в городах. В школы начали принимать девочек, и именно тогда произошла широкомасштабная волна европеизации.
Таким образом получается, что Европа создавалась к северу от Средиземноморья, но вместе с тем и к западу от Византийской Империи, которая считалась империей восточной.
Подобное разделение между Западом и Востоком существовало еще до создания Европы, кроме того, это одно из условий, необходимых для ее развития. В этом смысле важнейшим событием стало принятое в IV веке императором Константином (Constantino) решение переместить свой двор в Константинополь. Это событие можно считать одной из дат основания Европы.
Европейская идентичность окрепла, прежде всего, благодаря ее структурам правления?
В эпоху Средневековья произошло становление чувства единства европейцев. Иногда говорят, что не существовало ощущения Европы, а существовало чувство принадлежности к христианству. Однако слово "христианство" можно датировать лишь XI столетием и оно никогда не заменяло понятия Европы. Существовала фактическая Европа, которая создавалась постепенно и не имела своего названия вплоть до XV столетия. В христианском мире имелось две формы политической структуры. С одной стороны - это был город, который мог ограничиваться одним поселением и его окружением, речь идет о городах-государствах, существовавших, к примеру, в Италии и даже в Германии. А с другой стороны, произошло образование королевств - явления совершенно нового в европейской политике. В Средневековой Европе одновременно происходило образование общего европейского пространства и его разделение на королевства. Единство и различие, которые и характеризуют всю историю Европы.
Возникающее в настоящий момент противопоставление государств и Европы исторически не подтверждается. Речь идет о двух не просто синхронных, но и сопутствующих друг другу формациях. С самого момента своего рождения Европа - это федерация королевств. Единственными королевствами, которым не удалось хорошо сформироваться, стали Германия и Италия. В Германии это движение было нейтрализовано присутствием императора, правившего Священной Римской Империей Германской нации, а в Италии подобного становления не произошло как из-за присутствия на ее территории Папы Римского, так и из-за значимости городов-государств. Для объединения Германии и Италии пришлось ждать наступления XIX-го столетия. Таким образом, после своего объединения, после своего превращения в нации, в государства Германия и Италия дали толчок к возникновению Европы. Возникновение наций не происходит в противовес Европе.
Однако эти королевства вовлекли Европу в состояние бесконечных войн.
Одной из особенно забавных характерных черт Европы можно считать комбинацию междоусобных войн и поисков мира. Так, к примеру, одно из основных направлений деятельности папства в эпоху Средневековья состояло в налаживании мирного существования между нациями, в частности, между Францией и Англией. Европейская система военных действий в одинаковой, а, возможно, даже и в большей степени структурировалась, как перемириями и принятием мирных соглашений, так и сражениями. Вполне справедливы как утверждения, что Европа на протяжении 16 веков была ареной братоубийственных войн, так и утверждения, что здесь постоянно шли поиски мирных решений.
В тот же самый период времени территории, где господствовал Ислам, не находились в состоянии перманентной войны. . .
Подобный факт объясняется тем, что страны Ислама - равно как, с другой стороны, Индия и Китай - были одержимы идеей имперского правления, в случае с исламским миром - халифатом. Империя содержала в себе идею мира, которую древние так и называли pax romana. Между тем у Европы аллергия на саму идею империи. Любые попытки построить империю потерпели неудачу. Королевское правление, связанное с идеей нации, кажется нам более фундаментальной формой политического правления. Для исчезновения монархии должны были произойти крайне драматичные события - будь то во Франции, в Германии, в Италии или в республиканской Испании.
Должна ли Турция войти в состав Европы?
Невозможно построить Европу, не опираясь при этом на географию и историю. Вне всякого сомнения, границы Европы не неподвижны. Но если мы расширим европейские границы до Ирака, то почему бы нам, в так случае, не включить в ее состав Ближний Восток, Северную Африку и Восточную Европу, по крайней мере, до Кавказа? Географические рассуждения определяют для европейцев некоторые границы, но, вместе с тем они говорят и об абсурдности определенных решений. В том же, что касается истории, можно сказать, что она позволяет Европе быть чем-то большим, чем просто зоной свободной торговли. Это культурное сообщество - медленно создававшееся и ведущее свою историю издалека. Европа не старая, она - древняя. А хорошо используемая древность может стать прекрасным основанием для возведения будущего. Напоминание об истории для поддержки и развития культуры Европы не означает возврата к религии. Турция должна оставаться за границей Европы не потому, что это мусульманская страна - потому как, с другой стороны, это светское государство - а потому, что она не европейская. Мусульманские Боснию и Албанию можно считать европейскими и в более-менее отдаленном будущем они станут частью общей Европы.
Ваши аргументы подходят для Белоруссии, Украины и России?
И да, и нет. Есть много черт, схожих с Турцией, но вместе с тем эти страны гораздо дольше являлись частью Европы. В частности, Россия входила в состав так называемого "европейского концерта держав". Полагаю, что эти страны войдут в состав Европейского Союза во время одного из будущих расширений. В Истории присутствует определенный европейский ритм. Этот ритм отмечается вступлением в новую волну расширения Европы. Однако эти расширения очень далеко отстоят от друг от друга. Первое можно датировать IV-V веком, когда произошло образование англосаксонских королевств - Франции и Германии. Затем была волна 1000 года, захватившая славянские нации, скандинавские страны и Венгрию. Мы находимся в ожидании следующей волны, которая распространиться и на отдаленную Восточную Европу.
Таким образом, происходящее в настоящий момент объединение - это не более чем историческая преемственность процесса, идущего в Европе на протяжении уже 1500 лет?
Частично. Все значимые исторические события подчиняются одной и той же логике, которую можно определить двумя словами: преемственность и перемены. Кроме того, это и есть два условия успешного развития. При отсутствии преемственности вас ждет поражение. При отсутствии перемен - смерть на медленном огне.
"Другое Средневековье" - это сборник очерков, отражающих различные аспекты средневековой жизни и ментальности. Другое это Средневековье не только потому, что Ле Гофф отказывается считать его "бесплодной полосой истории". Другое оно благодаря подходу самого автора, выбирающего для своих исследований неожиданные ракурсы изученных, казалось бы, вдоль и поперек тем. Крестьяне, университеты, монахи, труд и ремесло - все это уже общие места медиевистики. Ле Гофф и тут умудряется быть оригинальным: о крестьянах он рассказывает в контексте литературы раннего Средневековья, где эти крестьяне попросту... отсутствуют; изучает не место университета в обществе, но то, как осознавал себя в нем сам университет; среди многочисленных клириков выбирает святого Марселя с его драконом; в поисках информации о профессиях и ремеслах шерстит средневековые руководства для исповедников. В этом весь Ле Гофф: его ученость и осведомленность столь высоки, что ему скучно браться за более очевидные темы. Но, к сожалению, не всегда это представляется столь же несомненным достоинством, как при выборе небанальных вопросов для изучения.
Начну с приятного. Во-первых, Ле Гофф действительно приоткрывает мир Средневековья, наполненного жизнью. Этот период не был безвременьем - "он породил город, нацию, государство, университеты, машины и мельницы, часы и время, книгу, вилку, белье, личность, сознание и, наконец, революцию". Средневековье, вопреки расхожему мнению, вовсе не было темным провалом истории. Напротив, оно - необходимое связующее звено времен, как и, надо полагать, любая эпоха. Во-вторых, очень интересны размышления автора на тему профессий: честных и бесчестных, уважаемых и постыдных. Кроме предсказуемых ростовщиков и проституток в средневековый список презираемых профессий попали более чем уважаемые сегодня хирурги (табу на кровь) и модные нынче повара (табу на нечистоту). Главное здесь даже не сведения, кропотливо извлеченные из древних рукописей, а тот инструментарий, который помогает понять ментальность средневекового человека и причины ее медленного, но неуклонного изменения. В-третьих, большим обаянием веет от фольклорно-сказочных очерков Ле Гоффа. Святой Марсель и его дракон - это прелесть что такое. Особенно умиляет академическая серьезность автора при перечислении известных святых и их милых питомцев. Женщина-змея Мелюзина цепляет меньше, но тут уже другой интерес: знакомую структуру без труда находишь в куда более близкой нам сказке о Царевне-лягушке.
Теперь о том, что не понравилось. Ле Гофф зачастую высоколоб до самозабвения. Усложненность - его конек, много громоздких предложений, перегруженных пояснениями, скобками, различными "впрочем", "с другой стороны" и "во всяком случае". Иногда складывается впечатление, что автор ведет интереснейший диалог исключительно с самим собой и для себя (вполне допускаю, что так оно и есть и это нормально). Не раз я ловила себя на мысли, что слова вроде как все знакомые и понятные, а смысл ускользает. Не помешало бы слегка очистить текст от почти метафизических рассуждений и добавить ясности изложения. Было и несколько разочаровывающих очерков. Вот, например, "Сны в культуре и коллективной психологии средневекового Запада" - такое громкое и многообещающее название, а текста на 3 страницы, да и тот скуден и невнятен.
Итог: иногда неожиданно, местами полезно и часто до зевоты высоколобо.
Жак Ле Гофф
Ле Гофф (Le Goff), Жак (р. 1924) - французский историк-медиевист, со 2-й половины 1980-х - глава школы «Анналов». Разделяя базовые эпистемологические ценности школы «Анналов», Ле Гофф в своем творчестве уделял особое внимание изучению истории ментальностей .
Философский словарь / авт.-сост. С. Я. Подопригора, А. С. Подопригора. - Изд. 2-е, стер. - Ростов н/Д: Феникс, 2013, с 188-189.
Ле Гофф (Le Goff) Жак (р. в 1924) - французский историк-мидиевист, со второй половины 1980-х - глава школы "Анналов". Основные сочинения: "Купцы и банкиры средневековья" (1956), "Средневековые интеллектуалы" (1957), "Цивилизация средневекового Запада" (1965), "За новое изучение средневековья" (1977), "Рождение чистилища" (1981), "Средневековый мир воображения" (1985), "История и память" (1986), "Кошелек и жизнь: экономика и религия в средневековье" (1986), "Аппетит к истории" (1987), "Человек Средневековья" (коллективный труд, под ред. Л., 1987) и др. Профессор Школы высших исследований в области социальных наук (Париж), ее президент (1972-1977, третий после Февра и Броделя). Член редакционной коллегии "Анналов" (с 1969). Разделяя базовые эпистемологические ценности школы "Анналов", Л. в своем творчестве уделил особое внимание изучению истории ментальностей.
По Л., ментальности - это не четко сформулированные и не вполне (иногда совсем не) осознаваемые стереотипные процедуры мышления, а также лишенные логики умственные образы, которые присущи конкретной эпохе или определенной социальной группе. Ментальности как способы ориентации в социальном и природном мире выступают своебычными автоматизмами. Согласно Л., данные совокупности шаблонов и ценностей, как правило, не артикулируются проводниками официальной морали и идеологии - они имплицитно обусловливают поведение людей, не будучи конституированы в системный нравственный или мировоззренческий кодекс. (Культура тем самым трактуется Л. не как система духовных достижений индивидуального творчества, а как способ духовного существования людей, как система мировосприятия и совокупность картин мира, явно или латентно присутствующие в сознании индивидов и продуцирующие программы и модели поведения последних.) С точки зрения Л., эти традиционно консервативные и (по сути своей) внеличные установки сознания имеют тем более принудительный характер, поскольку не осознаются индивидами. Реконструкция эволюции ментальностей являет собой в таком контексте историю различных "замедлений в истории". Социальная история идей в ракурсе схемы Л. - высокопротиворечивый процесс: с одной стороны, будучи выработаны интеллектуальной элитой, они, внедряясь в массы и взаимодействуя с ментальными установками среды, существенно трансформируются - иногда до неузнаваемости.
С другой стороны, по наблюдениям Л., культурные традиции народа и фольклорное творчество в исторической ретроспективе блокируются "ученой культурой" и письменной традицией, что существенно осложняет процедуры адекватной реконструкции народной культуры ушедших эпох. В целом, по схеме Л., историческая реальность "представляет собой единство материальных условий и мира воображения, в которых живут члены всякого общества: земля и небо, лес, поляна, сухопутные и морские дороги, множественность социальных времен, грезы о конце света и о потустороннем существовании...". Концепция тотальной истории в качестве собственного предметного поля должна, с точки зрения Л., включать в себя "не только то, что другие традиции мысли именуют культурой и цивилизацией", она подразумевает также изучение "материальной культуры - техники, экономики, повседневной жизни... равно как и интеллектуальной и художественной культуры, не устанавливая между ними ни отношений детерминизма, ни даже иерархии". В особенности важно,- утверждает Л. - избегать понятий "базиса" и "надстройки", которые "насилуют постижение исторических структур и их взаимодействие". Отказывая моделям жесткого экономического детерминизма в праве на истинность, Л. выражает явное предпочтение полифакторным подходам исторического объяснения, преодолевая пагубный волюнтаристский потенциал человекоцентрированных методологических схем: "Я неизменно предпочитал человеческие существа абстракциям, но историк не в состоянии их понять иначе, чем в недрах исторических систем, в которых они жили. Вся история заключается в этом взаимодействии структур с людьми во времени".
Так, в частности, Л. осуществляет анализ эволюции феномена социального времени в средние века. Эмоционально подавляющий человека догмат о Вечности вкупе с доминированием естественно-природных ритмов сельскохозяйственной деятельности продуцировали безразличие средневековых людей ко времени повседневности. Диктуя все основные ритмы последнего (включая санкционирование периодов для сексуальных контактов между индивидами), церковь использовала контроль над времясчислением в качестве инструмента социального контроля. В этом же контексте осуществлялось осуждение ростовщичества как сферы извлечения дохода: полагание времени достоянием Бога не допускало таких деяний. Тем самым монополия на времясчисление обусловливала возможность контроля как производственной, так и семейной жизни верующих. Напротив, ереси, проповедовавшие скорое второе пришествие Иисуса Христа, по Л., "торопили время", "вырывая" его у церкви, и таким образом выступали разновидностью социальной борьбы в обществе. Неудивительно поэтому, согласно Л., что обитатели городов, купцы и предприниматели в качестве одного из ведущих репертуаров пафосного провозглашения собственной автономии считали легитимацию собственного времени в противовес времени церкви: башенные механические часы на рубеже 13-14 вв. стали атрибутами городов Европы. Историческая концепция Л. не только сыграла заметную роль в модернизации "Анналов" Школы в конце 20 ст., но и (наряду с более "экономически мотивированной" моделью понимания и реконструкции истории, принадлежащей Броделю) выступила удачной альтернативой одномерным объяснениям истории ортодоксального марксистского толка.
А.А. Грицанов
Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.
Далее читайте:
Философы, любители мудрости (биографический указатель).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Составитель книжной серии «Становление Европы» о европейской истории.
Научные интересы и позиция
Специалист по XIII веку , автор биографий Людовика IX Святого и Франциска Ассизского . Агностик Ле Гофф занимает нейтральную позицию между религиозной апологией и атеистической критикой Средних Веков. Сторонник концепции Средневековья как особой цивилизации, отличной и от античной, и от новоевропейской.
Библиография
- Faut-il vraiment découper l"histoire en tranches? , éd. Seuil, 2014
- À la recherche du temps sacré, Jacques de Voragine et la Légende dorée , Paris, Perrin, 2011
- Le Moyen Âge et l’argent: Essai d’anthropologie historique, Paris, Perrin, 2010
- Avec Hanka , Gallimard, 2008
- L"Europe expliquée aux jeunes , Seuil, 2007
- Marchands et banquiers du Moyen Âge, Paris, PUF, 2006
- Héros et merveilles du Moyen-âge , Seuil, 2005
- Un long Moyen Âge , Paris, Tallandier, 2004, ISBN 2-84734-179-X
- Héros du Moyen Âge, Le roi, le saint, au Moyen Âge , Gallimard Quarto, 2004
- À la recherche du Moyen Âge , Louis Audibert, 2003
- Une histoire du corps au Moyen Âge (avec Nicolas Truong), Liana Lévi, 2003
- Le Dieu du Moyen Âge , Bayard, 2003
- L’Europe est-elle née au Moyen Âge? , Seuil, 2003
- De la pertinence de mettre une œuvre contemporaine dans un lieu chargé d’histoire , Le Pérégrinateur, 2003
- Cinq personnages d’hier pour aujourd’hui: Bouddha, Abélard, saint François, Michelet, Bloch , La Fabrique, 2001
- Marchands et banquiers du Moyen Âge , PUF, 2001
- Le sacre royal à l"époque de Saint-Louis , Gallimard , 2001
- Un Moyen Âge en images , Hazan, 2000
- Dictionnaire raisonné de l’Occident médiéval (en collaboration avec Jean-Claude Schmidt), Fayard, 1999
- Saint François d’Assise , Gallimard , collection " à voix haute ", 1999 (CD)
- Un autre Moyen Âge , Gallimard , 1999
- Le Moyen Âge aujourd’hui , Léopard d’Or, 1998
- La bourse et la vie , Hachette Littératures, 1986
- Pour l’amour des villes (en collaboration avec Jean Lebrun), Textuel, 1997
- La civilisation de l’Occident Médiéval , Flammarion, 1997
- Une vie pour l’histoire (entretiens avec Marc Heurgon), La Découverte, 1996
- L’Europe racontée aux jeunes , Seuil, 1996
- Saint Louis , Gallimard, 1995
- L’Homme médiéval (dir.), Seuil, 1994
- La vieille Europe et la nôtre , Seuil, 1994
- Le XIIIe siècle: l’apogée de la chrétienté , Bordas, 1992
- Gallard, passeport 91-92: une œuvre d’art à la rencontre de… , Fragments, 1992
- Histoire de la France religieuse (dir., avec René Rémond), 4 volumes, Seuil, 1988-1992
- L"État et les pouvoirs , (dir.), Seuil, 1989
- Histoire et mémoire , Gallimard , 1988
- Faire de l’histoire (dir., avec Pierre Nora), 3 volumes, Gallimard , 1986
- Intellectuels français, intellectuels hongrois, XIIe-XXe siècle , Editions du CNRS, 1986
- Crise de l’urbain, futur de la ville: actes , Economica, 1986
- L’imaginaire médiéval , Gallimard , 1985
- La naissance du purgatoire , Gallimard , 1981
- La nouvelle histoire (en collaboration avec Jacques Revel), Editions Retz, 1978
- Pour un autre Moyen Âge , Gallimard , 1977
- Les propos de Saint Louis , Gallimard , 1974
- Hérésie et sociétés dans l’Europe pré-industrielle, XIe-XVIIIe siècle: communications et débats du colloque de Royaumont , EHESS, 1968
- Marchands et banquiers au Moyen Âge , Le Seuil, 1957
- Les intellectuels au Moyen Âge , Le Seuil, 1957
Переводы
- (в соавторстве с Николя Трюон)
Напишите отзыв о статье "Ле Гофф, Жак"
Примечания
Ссылки
- // Эксперт . - 2014. - № 15 .
|
||||||||||||||
Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отрывок, характеризующий Ле Гофф, Жак
– Прости меня, малая, но ВЫБОР ЕСТЬ ВСЕГДА. Важно только уметь правильно выбрать... Вот погляди – и старец показал то, что минуту назад показывала ему Стелла.– Твой друг-воин пытался бороться со злом здесь так же, как он боролся с ним на Земле. Но ведь это уже другая жизнь, и законы в ней совершенно другие. Так же, как другое и оружие... Только вы вдвоём делали это правильно. А ваши друзья ошиблись. Они могли бы ещё долго жить... Конечно же, у каждого человека есть право свободного выбора, и каждый имеет право решать, как ему использовать его жизнь. Но это, когда он знает, как он мог бы действовать, знает все возможные пути. А ваши друзья не знали. Поэтому – они и совершили ошибку, и заплатили самой дорогой ценой. Но у них были прекрасные и чистые души, потому – гордитесь ими. Только вот уже никто и никогда не сможет их вернуть...
Мы со Стеллой совершенно раскисли, и видимо для того, чтобы как-то нас «развеселить», Анна сказала:
– А хотите, я попробую позвать маму, чтобы вы смогли поговорить с ней? Думаю, Вам было бы интересно.
Я сразу же зажглась новой возможностью узнать желаемое!.. Видимо Анна успела полностью меня раскусить, так как это и правда было единственным средством, которое могло заставить меня на какое-то время забыть всё остальное. Моя любознательность, как правильно сказала девушка-ведьма, была моей силой, но и самой большой слабостью одновременно...
– А вы думаете она придёт?.. – с надеждой на невозможное, спросила я.
– Не узнаем, пока не попробуем, правда же? За это ведь никто наказывать не будет, – улыбаясь произведённому эффекту, ответила Анна.
Она закрыла глаза, и от её тоненькой сверкающей фигурки протянулась куда-то в неизвестность, пульсирующая золотом голубая нить. Мы ждали, затаив дыхание, боясь пошевелиться, чтобы нечаянно что-либо не спугнуть... Прошло несколько секунд – ничего не происходило. Я уже было открыла рот, чтобы сказать, что сегодня видимо ничего не получится, как вдруг увидела, медленно приближающуюся к нам по голубому каналу высокую прозрачную сущность. По мере её приближения, канал как бы «сворачивался» за её спиной, а сама сущность всё более уплотнялась, становясь похожей на всех нас. Наконец-то всё вокруг неё полностью свернулось, и теперь перед нами стояла женщина совершенно невероятной красоты!.. Она явно была когда-то земной, но в то же время, было в ней что-то такое, что делало её уже не одной из нас... уже другой – далёкой... И не потому, что я знала о том, что она после смерти «ушла» в другие миры. Она просто была другой.
– Здравствуйте, родные мои! – коснувшись правой рукой своего сердца, ласково поздоровалась красавица.
Анна сияла. А её дедушка, приблизившись к нам, впился повлажневшими глазами в лицо незнакомки, будто стараясь «впечатать» в свою память её удивительный образ, не пропуская ни одной мельчайшей детали, как если бы боялся, что видит её в последний раз... Он всё смотрел и смотрел, не отрываясь, и, казалось, даже не дышал... А красавица, не выдержав более, кинулась в его тёплые объятия, и, как малое дитя, так и застыла, вбирая чудесный покой и добро, льющиеся из его любящей, исстрадавшейся души...
– Ну, что ты, милая... Что ты, родная... – баюкая незнакомку в своих больших тёплых руках, шептал старец.
А женщина так и стояла, спрятав лицо у него на груди, по-детски ища защиты и покоя, забывши про всех остальных, и наслаждаясь мгновением, принадлежавшим только им двоим...
– Это что – твоя мама?.. – обалдело прошептала Стелла. – А почему она такая?..
– Ты имеешь в виду – такая красивая? – гордо спросила Анна.
– Красивая, конечно же, но я не об этом... Она – другая.
Сущность и правда была другой. Она была как бы соткана из мерцающего тумана, который то распылялся, делая её совершенно прозрачной, то уплотнялся, и тогда её совершенное тело становилось почти что физически плотным.
Её блестящие, чёрные, как ночь, волосы спадали мягкими волнами почти что до самых ступней и так же, как тело, то уплотнялись, то распылялись искристой дымкой. Жёлтые, как у рыси, огромные глаза незнакомки светились янтарным светом, переливаясь тысячами незнакомых золотистых оттенков и были глубокими и непроницаемыми, как вечность... На её чистом, высоком лбу горела золотом такая же жёлтая, как и её необычные глаза, пульсирующая энергетическая звезда. Воздух вокруг женщины трепетал золотыми искрами, и казалось – ещё чуть-чуть, и её лёгкое тело взлетит на недосягаемую нам высоту, как удивительная золотая птица... Она и правда была необыкновенно красива какой-то невиданной, завораживающей, неземной красотой.
– Привет вам, малые, – обернувшись к нам, спокойно поздоровалась незнакомка. И уже обращаясь к Анне, добавила: – Что заставило тебя звать меня, родная? Случилась что-то?
Анна, улыбаясь, ласково обняла мать за плечи и, показывая на нас, тихо шепнула:
– Я подумала, что им необходимо встретиться с тобою. Ты могла бы помочь им в том, чего не могу я. Мне кажется, они этого стоят. Но ты прости, если я ошиблась... – и уже обращаясь к нам, радостно добавила: – Вот, милые, и моя мама! Её зовут Изидора. Она была самой сильной Видуньей в то страшное время, о котором мы с вами только что говорили.
(У неё было удивительное имя – Из-и-до-Ра.... Вышедшая из света и знания, вечности и красоты, и всегда стремящаяся достичь большего... Но это я поняла только сейчас. А тогда меня просто потрясло его необычайное звучание – оно было свободным, радостным и гордым, золотым и огненным, как яркое восходящее Солнце.)
Задумчиво улыбаясь, Изидора очень внимательно всматривалась в наши взволнованные мордашки, и мне вдруг почему-то очень захотелось ей понравиться... Для этого не было особых причин, кроме той, что история этой дивной женщины меня дико интересовала, и мне очень хотелось во что бы то ни стало её узнать. Но я не ведала их обычаев, не знала, как давно они не виделись, поэтому сама для себя решила пока молчать. Но, видимо не желая меня долго мучить, Изидора сама начала разговор...
В начале апреля в Париже в возрасте 90 лет скончался Жак Ле Гофф – мэтр французской историографии, один из наиболее выдающихся современных европейских историков. Его многочисленные монографии и сборники статей, посвященные главным образом европейской истории Средних веков, переведены на десятки языков. Русскоязычному читателю наиболее известны такие работы Ле Гоффа, как "Цивилизация средневекового Запада" , "Другое Средневековье", "Рождение Европы" , "Интеллектуалы в Средние века" , "История Европы, рассказанная детям", "Людовик IX Святой".
О Жаке Ле Гоффе и его наследии мы беседуем с российским историком, профессором Высшей школы экономики Юрием Зарецким и историком-медиевистом, участником Проекта Европа Кириллом Кобриным .
– Жак Ле Гофф принадлежал к "школе "Анналов" , которая в прошлом веке произвела настоящий переворот в европейской историографии. Какое место занимал в рамках этой историографической традиции Жак Ле Гофф, в чем его своеобразие?
К.К.: За пару минут такое колоссальное явление, конечно, не опишешь… Если говорить очень коротко, то в начале ХХ века, прежде всего усилиями французского историка Марка Блока – здесь нужно упомянуть его книгу "Короли-чудотворцы" , о королях Франции, согласно преданию, обладавших способностью своим прикосновением излечивать от золотухи, – произошла своего рода историографическая революция. С традицией историографии XIX века, то есть с изучением истории по деяниям правителей, или отдельно городской истории, или истории земельных отношений и так далее – со всем этим не то чтобы было покончено, но эта традиция была поставлена под сомнение. Изменился прежде всего характер наблюдения за историческим процессом. Тот же Марк Блок в книге о королях-чудотворцах действовал скорее как антрополог или этнограф, пытаясь понять, какие структуры сознания стоят за описываемым им обычаем. Блок сумел найти дистанцию между собой – французом, человеком ХХ века – и объектом рассмотрения. А это уже как бы не история с классической точки зрения. Это историческая антропология. И вот мне кажется, что все, что впоследствии развивалось под названием "школы "Анналов", и было исторической антропологией во всех ее проявлениях. Так вот, Жак Ле Гофф "закрыл" эту линию, потому что он как бы вернул точку наблюдения внутрь исторической европейской и перспективы, и ретроспективы. Именно европейской – не будем забывать, что Ле Гофф был одним из главных адвокатов того, что принято называть европейскими ценностями.Изменился прежде всего характер наблюдения за историческим процессом
Ю.З.: Для меня нет проблемы в том, как именно называть направление, к которому принадлежал Жак Ле Гофф – "историческая антропология" или "новая история", как предпочитают говорить французы… Я бы хотел обратить внимание на то, как Жак Ле Гофф стал известен русскому читателю. В 1989 году в Москве состоялась конференция "школы "Анналов", куда прибыли все мэтры из Франции, в том числе и Жак Ле Гофф. И очень скоро, через два года, на русском языке вышла его книга "Цивилизация средневекового Запада". Это был прорыв, характерный вообще для того времени, когда историки и в целом образованная публика в России открывала для себя новые горизонты в исторической науке. Но и французы, в свою очередь, увидели, что здесь, в России, есть что-то заслуживающее внимания, интересное. Я хотел бы процитировать первые слова предисловия Жака Ле Гоффа к русскому изданию: "Я горд и счастлив, что мою книгу "Цивилизация средневекового Запада" прочтет русский читатель". Это было время эйфории, казалось, что мы взаимно обогатим друг друга… Отчасти это и произошло. У меня, например, эта книга Ле Гоффа – настольная, я люблю цитировать из нее, когда читаю лекции, в ней много удивительно ярких, образных фрагментов. Ле Гофф показал российскому, тогда еще советскому читателю, как можно совсем по-другому писать историю. Вот, начало 9-й главы: "Чувство неуверенности – вот что влияло на умы и души людей Средневековья и определяло их поведение". Разве у нас кто-нибудь когда-нибудь писал так о Средневековье?
– Жак Ле Гофф был не только выдающимся историком, но и теоретиком Европы, европеизма, если так можно сказать. Я тоже позволю себе процитировать – из книги "Рождение Европы": "До сегодняшнего дня Европу еще нужно выстраивать и даже продумывать. Прошлое предлагает нам направления, но не диктует ничего определенного. Так что настоящее в его поступательном развитии – во многом дело случая и результат свободного человеческого выбора". Слова, на мой взгляд, очень актуальные. Что нового внес Жак Ле Гофф в этот процесс "продумывания Европы", осмысления ею самой себя?К.К.: Когда я читал в последние дни некрологи Жаку Ле Гоффу на английском и русском, я не мог отделаться от чувства неловкости. Например, один из них был озаглавлен так: "Человек, который реабилитировал Средневековье". Это такая смесь советского и неолиберального сознания – представлять себе, что есть некая изначальная вина, что кого-то нужно реабилитировать, или, наоборот, осуждать, или раскручивать. На самом деле проблема-то есть, просто сформулирована она неправильно. Жак Ле Гофф был одним из самых влиятельных интеллектуалов, обративших внимание на то, что нынешняя Европа – это очень во многом продукт Средних веков. Да, гигантское историческое влияние имела античность. Но та Европа с ее государствами, регионами, городами, связями, которую мы знаем сегодня, – это Европа, чья повседневность пронизана Средневековьем. Скажем, здесь, в Британии, где я живу, на каждом шагу сталкиваешься то с терминами, берущими свое начало в Средневековье, то с правовой системой (она здесь прецедентная, как известно), в которой многие законы возникли в те времена. И Оксфордские провизии , на основании которых был создан английский парламент, и Великая хартия вольностей – все это Средние века. Так вот, Ле Гофф со своим художественным и риторическим даром, так ярко проявившимся в его книгах, смог сделать эту Европу убедительной. И вторая его важная идея – это то, что Европа сама себя складывает обдуманно. Ведь если есть какая-то базовая европейская идея, идущая еще от античности, то это разум, ratio.
– Жак Ле Гофф стал для российского читателя одним из важнейших историографических источников, позволяющих составить представление о Европе – былой, но опосредованно и настоящей. Однако сохраняется ли сейчас в России этот интерес к Европе, о котором вы, Юрий, упоминали? Если следить за политическими новостями, то кажется, что Россия поворачивается к Европе спиной…
Ю.З.: У меня более светлые впечатления – возможно, потому, что я не очень медийный человек и не слежу за тем, что показывают телеканалы... Я общаюсь с людьми, со студентами и вижу, что интерес к Европе не угас, нет каких-то резких изменений по сравнению с тем, что было пару лет или еще какое-то время назад. Если же говорить о Ле Гоффе, то, на мой взгляд, он очень ясно сознавал, что та Европа, которая существует сейчас, должна быть обновлена, пересоздана. Это было связано с теми процессами, которые начались в конце 80-х годов, когда появилась "новая", посткоммунистическая Европа, и европейское прошлое во многом приходилось осмыслять заново. И вот тогда появилась целая серия проектов, прежде всего в сфере школьного образования, написания новых учебников, целью которых было создание нового исторического образа Европы. И Ле Гофф был инициатором издания серии научно-популярных работ ряда крупнейших историков современности, которая называлась "Строить Европу". Он сам принял в ней участие, были изданы также работы таких историков, как Питер Бёрк , Питер Браун , Франко Кардини и российский историк Арон Гуревич – он специально для этой серии написал по предложению Ле Гоффа книгу о средневековом индивиде. Эти книги вышли или готовятся к выходу на пяти основных европейских языках в крупнейших издательствах Европы. У истоков этой серии стоял Ле Гофф, и это пример того, что он понимал: прошлое Европы должно быть переосмыслено, исходя из новых реалий.
– Да, но при этом он же (во введении к "Рождению Европы") отмечал, что "сводную историю Европы писать пока рано". Вы с этим согласны – или же дальнейшее развитие Европы ведет к тому, что осмысление ее истории будет скорее наднациональным, нежели таким, каким оно предстает перед нами в работах Ле Гоффа, где играет разными красками европейское многообразие, все-таки несколько преобладая над единством?Он очень ясно сознавал, что та Европа, которая существует сейчас, должна быть обновлена, пересоздана
К.К.: Все-таки Европа национальных государств – это относительно небольшой эпизод европейской истории, примерно 200 лет. И до, и, похоже, после этого эпизода возможны различные комбинации: это и монархии высокого Средневековья, чуждые понятию "нации" в современном смысле, и современный Евросоюз… Европа – это все время игра, все время диалектика, это продолжающийся живой процесс. Представление о Европе как о чем-то застывшем, окаменевшем, о "священных камнях Европы", о которых с этаким молодым энтузиазмом писал Достоевский, – это, извините, ерунда. Европа – это то, что развивается. Вот сейчас, скажем, мы наблюдаем процесс определенного переосмысления Европы в связи с российско-украинским кризисом, когда Европа вдруг начинает осознавать: а) свои границы, б) свои обязанности. Мне кажется, говоря о том, что сводную историю Европы писать рано, Ле Гофф имел в виду очень банальную вещь: нельзя писать историю того, что продолжается. Анализировать прошлое, дискутировать о прошлом – это одно, а вот писать историю в этаком классическом смысле – вряд ли. История Древнего Рима или императорского Китая возможна, но Европы – нет, она не является объектом для такого описания.
– Жак Ле Гофф считал "неопределенность восточной границы" нормальным состоянием Европы. России в его работах совсем немного – Ле Гофф был прежде всего историком средневекового Запада. Действительно, если не считать чисто географических, зачастую весьма умозрительных критериев вроде Уральского хребта, в разные исторические эпохи было непросто ответить на вопрос: а где, собственно, на востоке кончается Европа? Можно ли, говоря о сегодняшнем дне и заглядывая – позволим себе эту смелость – в день завтрашний, с уверенностью говорить о том, что Россия является или, по крайней мере, станет участницей этого процесса "переосмысления Европы"? Смогут ли будущие Ле Гоффы, если таковые появятся, включить Россию в контекст осмысления европейского прошлого и настоящего в качестве неотъемлемой и полноправной части?
Ю.З.: Очень хотелось бы. Да, действительно, границы, как и представления о Восточной Европе постоянно меняются, и мы свидетели этого. Само понятие "Восточная Европа" было придумано в XVIII веке просветителями, об этом есть замечательная книга Ларри Вульфа "Изобретая Восточную Европу" . Но мне кажется, что Россия, по крайней мере в последние два-три столетия, безусловно вошла в состав Европы, по крайней мере культурно. И я думаю, что в будущем эта интеграция продолжится. Исторически для этого нет препятствий. Да, у России не было античного наследия. Но оно есть не у всех народов Европы – возьмем, к примеру, венгров. И разве это означает, что Венгрия – не часть Европы? Большинство европейских народов, обращаясь к своему прошлому, ведет отсчет скорее со времен Средневековья. Сейчас появляется много разных классификаций регионов Европы – Центральная Европа, Юго-Восточная Европа… Ну, а Россия – это, можно сказать, самая Восточная Европа.
К.К.: С моей точки зрения, быть европейцем – это результат ежедневного, ежеминутного выбора. Многие народы – ну, скажем, скандинавские или те же упомянутые Юрием венгры – не были изначально Европой. Они стали ей. Они выбрали это. Конечно, этот выбор не звучал буквально так: быть ли нам Европой? Выбирались какие-то иные вещи, но в конечном итоге они вели к вхождению этих народов в европейскую общность. Это вопрос социального, ценностного выбора. В России, начиная с каких-то базовых событий ее истории, этот выбор обычно делался в пользу Европы. Это и принятие христианства, и принятие титула царя (т. е. кесаря) московским государем в начале XVI века, и петровские реформы, это само желание участвовать в европейской политике… Россия очень напряженно боролась за то, чтобы быть своей в Европе. Да, объективно Россия является Европой. Но нельзя забывать о выборе. Если население страны, общество не хочет европейского выбора, то тут уже никакой Достоевский, Петр I или Иосиф Бродский не помогут. Это вопрос выбора ценностей. А для того, чтобы выбирать ценности, надо их знать и понимать. И в этом смысле, в частности, работы Жака Ле Гоффа для русского читателя особенно важны.
