Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Александр Анатольевич Руденко – российский поэт – родился в 1953 г. в Москве в семье военного летчика. Окончил Литературный институт им. Горького и аспирантуру Литинститута. Публикует стихи в периодических изданиях с 17-летнего возраста.

Издав несколько сборников стихотворений, был принят с Союз писателей России, но первой своей зрелой поэтической книгой считает «Избранное» (1994). Следуют книги так называемых «озорных» поэм: «Бардак» (1998), «Старец» (2001), «Триада приключений» (2002), затем «Избранное» (2003), «С луной на крыле. Мистическая поэзия». В переводе болгарского поэта Андрея Андреева в 2004 г. в Софии на болгарском языке выходит книга «Столетни вълни» («Столетние волны». Стихи Александра Руденко переводились также на английский, испанский, французский, немецкий и другие языки.

Беллетристика:
«Иванка. Моя жена – колдунья» (1999) и на болгарском языке – 2000 г.
«Мужик Федор. Роман фантасмагория» (2000) – совместно с российским писателем Николаем Никишиным.

Драматургия :
«Облом. Комическая драма в стихах» (2004).

Живет в России и в Болгарии.

П оэт

Дорр никогда раньше не видел чужеземцев, но много о них слышал от бывалых странников. Поэтому он не удивился, увидев на обочине дороги лежащего в пыли человека. Осторожно приблизившись, толкнул носком сапога в бок. Никакой реакции не последовало. Дорр повторил попытку растолкать лежащего, перевернув лицом к небу. Залепленное грязью, покрытое царапинами и синяками, оно показалось Дорру смутно знакомым, словно забытым в далеком-далеком детстве. -- Кто ты? Как тебя зовут? -- спросил Дорр и стряхнул грязные комья со щеки незнакомца. Тот поднял измазанные кровью и пылью веки, слипшиеся губы раскрылись в почти бесшумном шепоте: -- Я... я не помню. Дорр удовлетворенно кивнул. Это было нормально, абсолютно нормально для чужестранца, попавшего в другой мир. Обычно во время путешествия через спираль времени пространственное мышление отстает от материального воплощения тела, и человек сразу не может ориентироваться в окружающей его новой действительности. -- Можешь подняться? Незнакомец неопределенно покачал головой, чуть приподнялся на локтях, но усталость потянула вниз. -- Понятно, -- сказал Дорр. Он вздернул висевшую за плечами сумку и достал короткую веревку. На самом деле, правильней было -- хитиновый канат. Он был сплетен из микрочастиц скелета насекомых и сам по себе представлял на редкость крепкий материал, а введенные в полисахарид химические добавки придавали ему необычайную эластичность. Дорр обмотал канат вокруг талии незнакомца и, перевязав себе правое запястье, взвалил непредвиденную ношу на плечо. Сумку при этом пришлось сдвинуть в сторону, но это было терпимо. Гораздо сложнее оказалось идти вверх по склону с такой поклажей. Незнакомец что-то прошептал. Дорр не понял, но сказал на всякий случай: -- Молчи. И так тяжело. Роланд устало опустился на каменные ступени башни, грустно посмотрел на ворота. В окованные металлом створки гулко ударил таран, отчего опасно заскрипели петли. Еще немного, и они не выдержат. Тогда внутрь Цитадели ворвутся бесчисленные полчища демонов, бесов, чертей. Их будет так много, что даже не придется рубить оставшихся защитников -- просто затопчут. В ворота ударили снова. На этот раз по деревянной поверхности пролегла неглубокая, но заметная трещина, слегка разделив два соседних листа металла. Петли, правда, опять выдержали. Роланд тяжело вздохнул. Оставалось недолго. Хватит и следующего удара, он станет последним. Бой будет жестоким, но очень коротким. Все, кто способен держать оружие, давно уже на стенах и во дворе, молча готовятся к смерти. За бараками, возле Прохода, сейчас собираются самые умелые и опытные, человек десять. У них самое трудное задание -- не вмешиваться, что бы ни случилось после того, как снесут ворота. Они должны ждать и защищать Проход. Даже когда на их глазах начнут вырезать остатки гарнизона. Даже когда внутрь ворвутся огненные создания Преисподней, и безумное пламя охватит все вокруг, пожирая единственный оплот Света в этой глуши -- Туманную Цитадель. Дорога постепенно изгибалась и увеличивала угол подъема. Идти было трудно, но терпимо. Единственной помехой стала сумка, болтавшаяся неприкаянной и регулярно сползавшая с плеча. Но с этой проблемой Дорр справился во время небольшого привала: просто по-другому перевязал лямки и замотал на груди. Чужеземец сначала висел молча, как его и просили. Но потом любопытство все же взяло верх. Он стал задавать вопросы про мир, в который попал, спрашивал о людях, интересовался историей. Дорр первые два стяжа отвечал короткими непонятными фразами, надеясь, что незнакомец успокоится и перестанет расспрашивать. Однако его спутник оказался более настойчив, и, пройдя два с половиной стяжа, Дорр все-таки стал рассказывать. -- Мы живем в дикой местности. Здесь, по большому счету, нет растительности, только мелкие кустарники и изредка -- игловые смаги. Из кустарников широко распространены мельхи и ис-смаги... О природе своего мира Дорр мог рассказывать долго и интересно, потому что она ему нравилась. Были те, кто ненавидел бесплодные пустоши и изрезанные узкими тропками ряды гор, но он всегда, даже будучи маленьким ребенком и не сознавая того сам, любил их. И каждый раз, пускаясь в очередное путешествие, он невольно стремился вновь увидеть бескрайнюю свободу пустыни и тонущее в ней светило. -- У нас нет постоянного течения времени, потому что светило меняется каждые два цикла. Никогда еще не было так, чтобы оно повторилось. Циклы могут быть короткими и длинными, это зависит от дождей. Каждый раз после окончания первого цикла и до начала второго наступает период дождей, он тоже длится по-разному, но в основном -- ровно в половину первого цикла. Трудно сказать, почему, но факт остается фактом. -- А ночь у вас есть? -- спросил чужеземец. -- Что? -- не понял Дорр. -- Ночь. Ну... когда нет светила. -- А-а... понял. С окончанием второго цикла светило скрывается, и наступает тьма. Она всегда стоит четверть второго цикла, не больше и не меньше. Когда мы доберемся до лагеря, как раз наступит период тьмы. Сам увидишь -- это даже красиво. -- Не сомневаюсь. Дорр удивленно посмотрел на незнакомца. Мало все-таки он еще встречал чужестранцев, очень мало. Другим бы этот не показался, наверное, таким странным. -- Ты так и не вспомнил своего имени? -- Нет... Пока нет. Расскажи о вашем лагере, чем вы, вообще, занимаетесь? Дорр пожал плечами. -- Да ничем особенным. Мы всего лишь играем роль проводников, хотя нам самим больше нравится называть себя -- странники. Туманная Цитадель была построена на самой заре веков. Ее возведением занимались сильнейшие маги и выдающиеся архитекторы своего времени. Вряд ли кто-то еще помнил, сколько шло строительство и, уж тем более, -- скольких рабочих погребли в фундаменте и стенах. Так же никто уже не мог сказать, какие древние и сильные заклинания связали воедино восемь магических щитов, оберегавших крепость от всякого колдовства. Располагалась Цитадель на самом краю Диких Степей, отделенных от остального мира длинными извилистыми цепями высоких горных хребтов. Протяженность гор никому не была точно известна, но все знали, что пройти их можно было только в одном месте -- там, где давным-давно сошлись в жестоком поединке два колдуна, покрыв пространство на многие мили вокруг огненным ливнем. Жар был таким сильным, что треснула земля, колдуны провалились в Ад, а черная обугленная вершина самой высокой горы раскололась надвое, образуя глубокое узкое ущелье -- единственный путь в Дикие Степи. С тех пор люди на протяжении столетий оберегали Черный Проход, сдерживая натиск неведомых существ, порожденных пламенем Преисподней и нашедших выход на поверхность в сердце пустынных дюн. Странники появились почти сразу же после пришествия первого чужестранца. Когда пришел первый чужестранец -- никто не знал. Дорр только помнил, что решил стать странником из-за отца, как бы банально это не выглядело. Именно отец, уходивший с восходом и возвращавшийся лишь через несколько циклов, не беспокоившийся ни о жене, ни о детях, оказал такое сильное влияние на маленького мальчика, что тот решил отринуть тепло родного очага и уже с юношества отправиться в путь... Странники не были воплощением какой-то престижной профессии, они не являлись уважаемым слоем общества и никогда не считались героями. Но никто и никогда не посмел бы выразить свое неуважение страннику, пусть даже он был ниже ростом, уже в плечах или просто младше. Странники были всем и ничем одновременно, они не вызывали восхищенных взглядов и восклицаний, но от них зависело существование всего мира. -- Мы как духи очага, охраняющие дом от всего злого, -- сказал Дорр, невольно улыбнувшись такому сравнению. -- Да, -- согласился незнакомец. Он лежал на камнях и смотрел в серое небо. Как объяснил Дорр, это был его естественный цвет. Выглядело очень странно и необычно -- серое небо без любого намека на облака. Странно, необычно и, наверное, по-своему красиво. -- Нам пора, -- произнес Дорр, поднимаясь с земли. -- Нужно успеть до прихода темноты. Ворота выдержали дольше, чем предполагал Роланд. В них били до глубокой ночи, но кроме трещин и нескольких отвалившихся пластинок металла никакого вреда нанести не сумели. Петли так же скрипели при каждом ударе, но держали. -- Милорд, -- обратился к рыцарю ополченец. -- Милорд. Харальд умирает. Роланд молча встал со ступеней и пошел к баракам. Внутри Цитадели располагалось всего несколько зданий, необходимых для дальнего погранпоста. Среди них выделялись узкие и длинные бараки, приземистые склады, оружейная и тонкая высокая башенка боевого мага. У самого Прохода к склону горы примостилась караульная. В бараках было душно, в воздухе нестерпимо висел запах крови, из разных концов слышались стоны и проклятия. Сейчас, когда все боеспособные держат оборону, здесь собрались тяжелораненые и умирающие. Большинство уже отмучилось, но несколько лихорадочных все еще страдали в бреду. Роланд прошел в дальний угол помещения. На простой койке из грубо сколоченных досок, на мокрых от пота простынях лежал Харальд. Он страшно исхудал и постарел за эти два дня, бледность лица не в силах был скрыть даже приобретенный за долгие годы военных походов загар. Приближение рыцаря он заметил, и губы разъехались в печальной усмешке, обнажив кровоточащие десны -- в последнем бою выбили почти все зубы. -- Простите меня, милорд. Я так и не смог умереть как герой. -- Ты уже герой, -- сказал Роланд, присаживаясь на край желтой простыни. -- Выполненный до конца долг стоит тысячи геройских поступков, друг мой. Я очень горжусь тем, что у меня был такой помощник. Буду молить Бога о душе твоей. -- Спасибо, милорд. Вы знаете -- я старался. -- Да, друг мой... Выйдя на улицу, Роланд долго смотрел на звезды, не замечая, как по щекам текут слезы. В дальнем конце бараков умер не человек -- надежда... Они успели добраться до лагеря. Светило зашло, ступая по их следам. И воцарилась тьма... Дорр положил незнакомца в шатре Старшего и ушел к себе. Не успел он задремать, как Старший растолкал, поднял и вывел за черту лагеря. -- Ты с ним говорил? -- Да. А что? Старший посмотрел в упор. -- Что ты ему рассказал? -- Немного про природу, -- ответил Дорр. -- Про людей -- совсем мало. О циклах. -- Все? -- Все. Да что случилось? Старший ответил вопросом на вопрос: -- Ты не обратил внимания, что он знает наш язык? -- Конечно... -- начал Дорр и осекся. И в самом деле, ему это в голову не пришло. Большинство чужестранцев не могли понять ни слова из речи странников. Их даже свои горожане не понимали полностью. -- Вот то-то и оно! -- хмыкнул Старший. -- А знаешь, почему он ходить не может? -- Слабость, -- уже неуверенно предложил свой вариант Дорр. -- Нет. У него все тело в ожогах, а ступни обуглены аж до костей. Не заметил? Дорр не ответил. Хорош странник... -- За последние полтысячи циклов никто не слыхал о подобном, -- задумчиво сказал Старший, присаживаясь на большой и гладкий камень. -- Впервые за пятьсот циклов? -- Ага. Если честно, -- впервые за всю нашу историю. Мне предок поведал, что еще никогда не являлся такой чужестранец. -- Ты вызывал духов?! -- Да. -- Старший оглянулся по сторонам. -- А что мне было делать? -- Не знаю. -- Вот и я... не знаю. Солнце поднялось и повисло между двумя зубьями высокой стены. Начиналось новое утро, а с ним шли новые испытания. Роланд хмуро взирал на Цитадель с крыши высокой угловой башни, и сердце его тревожно сжималось. Через несколько мгновений в створки ворот ударит таран, а на стены полезут враги. Что будет тогда? Кто сможет противостоять тысячам адских творений? Двадцать три израненных и уставших ополченца, вооруженных кое-как? Три оставшихся в живых офицера, два из которых только сегодня поднялись с постелей, чтобы умереть в бою? Восемь испытанных бойцов, чудом уцелевших в этой мясорубке? Маг, сошедший с ума на второй день осады? Или присоединившийся к ним в пути бард, который, правда, оказался неплохим лучником? -- Господи, прости нас, -- прошептал рыцарь, -- если не смогли. Ты все видишь... честно служим Свету Твоему... В этот миг в ворота бухнул таран, створки дрогнули. Роланд крикнул вниз: -- Держитесь, братья! Грядет последний бой! И сам побежал по лестнице. Таран забил чаще, напористее. Ворота заходили ходуном, петли затряслись, норовя вылететь вовсе. Над гребнями стены показались первые тонкие жерди лестниц. Повсюду за надежной твердостью тысячелетнего камня страшно закричала многоголосая орда. Она желала крови и рвалась снести, растереть, уничтожить любую память о том, что когда-то во Тьме Диких Степей стояла гордо и несокрушима Туманная Цитадель -- частица Света... Роланд выбежал вовремя -- ворота не выдержали. Таран разнес центр, проломил несколько досок, выбил металл, и створки разъехались в стороны. Внутрь хлынула настоящая река бесов, маленьких, изворотливых. Первый ряд защитников снесло, но второй, приняв на копья весь поток, смог остановить, задержать. Подоспевшая подмога втиснулась в гущу, стала рубить секирами и мечами. Волна бесов захлебнулась и откатилась назад, оставив гору искалеченных тел. Сверху полетели трупы стражников -- черти без труда овладели всей стеной, принялись штурмовать левую башню. Но засевшие там три ополченца и бард отбились, отогнали на время, забросав камнями и окатив кипятком. Тогда черти кинулись к правой башне, но их встретили пиками, оттеснили, частично сбросили со стены. Через пролом полезли новые толпы. На этот раз в бой погнали демонов -- крупных рогатых уродов. Роланд сам повел остатки гарнизона в ответную атаку. Сошлись почти у самой стены, смешались в беспорядочной рубке, повергая друг друга на землю, втаптывая и разрывая на части. Роланд дрался впереди. Он смог обезглавить одного врага, ранил другого, но потом черная стрела с зубастым наконечником впилась в плечо, разодрав кольчугу. Сверху обрушился тяжелый кулак демона, разломив меч и сбив с ног. Роланд оглушено помотал головой. Сверху опустилось еще чье-то тело, закрыв собой полмира. Медленно, словно в туманном сне, перешагнул демон и так же медленно размозжил кому-то голову. Роланд видел, как плавно расплываются по воздуху кусочки черепа и красные капли. Звуков будто не стало на один короткий миг. Потом все вернулось: крики, стоны, проклятия, рев демонов и писк бесов, звон сшибающихся клинков, скрежет когтей, треск рвущейся плоти и ломающихся костей. Нестерпимо пахло кровью: свежей человеческой и затхлой, зловонной -- бесов. Неожиданно потемнело -- еще один поверженный навалился, заслонил собой все, оставив только чувство бесконечного покоя и отстраненности. Где-то вверху по телам шагали, прыгали, бежали и топтались сражающиеся, падали и вскакивали вновь, снова падали, на этот раз уже мертвые, на смену им являлись новые, тоже погибали... Роланд уже почти ничего не слышал, его завалило трупами и залило чужой кровью. В ушах хлюпало, а дышать было трудно из-за булькающей пены в ноздрях. Он начинал задыхаться, тяжелая куча сверху давила всей своей массой, топила в желто-красное море, медленно и спокойно погружало в розовый туман... Свет ударил в глаза резко, в один миг. Роланд разомкнул веки: с него стаскивали уродливую тушу демона. -- Милорд, -- быстро заговорил Герд, страшно двигая разорванные губы и напрягаясь при каждом движении мышц рассеченного лица. -- Мы победили. Они отступают... -- Он помог Роланду подняться и приложил к своей щеке обрывки собственного лейтенантского плаща. -- Как? -- хрипло спросил Роланд, стирая с лица красную кашу. -- Маг, -- коротко ответил Герд. Роланд огляделся. Да, действительно -- маг. Весь двор завален телами, брошенным оружием, обрубками и кусками бесов, чертей, людей... Из нагромождений плоти торчат сломанные копья, стрелы. Крови так много, что забрызганы даже стены на несколько футов вверх. Роланд поднял голову. Между зубьями лежат и висят убитые твари, желтая и черная кровь сплошными линиями вьется вниз, к земле. Двери правой башни вынесены, у входа -- целая гора трупов. На самой башне -- нет флага, но и врагов не видно. Левая осталась целой. На гребне сидит, устало свесив ноги, бард. Его кожаная куртка забрызгана черным и изодрана. В одной руке сломанный лук, в другой -- стрела без оперения, ей он, видимо, и дрался в конце. Роланд посмотрел туда, где еще утром были ворота. Даже проема не осталось. Сплошной черный провал, разрушенный камень и почерневшая земля вперемешку с оплавленными булыжниками. И пепел, оставшийся от тех, кто не видел, что маг произносит заклинание огня. Дальше, уходя в Степи, тянулась длинная вереница обугленного мяса -- пламенная смерть успела не только вынести центральную часть стены, но и сжечь половину адского полчища. Сам маг лежал недалеко, пронзенный дротиком. Руки были скрючены, вырисовывая какой-то сложный символ, а губы скривились в немом крике. Он готовил новое заклятье, но не успел. Роланд сел на землю. Под ним чавкнула кровавая грязь, под спину попалась такая же теплая, но уже каменная. Рыцарь закрыл глаза. -- Господи... на Тебя уповаю... Свет наш чистый... Путь наш праведный... Мир наш небесный... Сонный вечер медленно вполз в пролом, повеяв прохладой. Вместе с ним пришла спасительная темнота, скрыв умирающую Цитадель от жадных глаз врагов. Белый круг луны выполз из-за туч и глянул с высоты бледным светом мертвецов. Роланд очередной раз обернулся и посмотрел на заваленный камнями проход. Куски горной породы лежали несокрушимо и надежно, они останутся здесь на ближайшие несколько лет, пока маги и строители не возьмутся за возведение новой крепости, а Союз не выделит новый гарнизон на защиту опасных рубежей. Это правильно, что сейчас они уходят, неся мирным людям страшную весть: Туманная Цитадель пала. Это правильно, что проход был заложен. Это правильно, что нашлись желающие остаться и прикрыть отступающих. И правильно, что Роланд запретил им остаться. Все правильно, все хорошо... Но на барда приказы и запреты рыцаря не распространялись. Он просто не стал уходить, без споров и доказательств своей правоты. Просто сел на крупный осколок разрушенной кладки у самого пролома и отрицательно помотал головой на попытку Роланда убедить уйти с ними. -- Я не солдат, -- сказал он. -- Но ты сражался! -- У меня нет командиров. -- Я прошу, а не приказываю. -- Я иду, когда и куда хочу. -- Так пойдем с нами! -- Не могу... И не хочу. Он отвернулся от рыцаря и стал молча смотреть куда-то в темную даль. Говорить еще что-либо было бессмысленно, и Роланд ушел. Уже с другой стороны завала он крикнул: -- Ты солдат! Просто не нашей войны. Бард услышал и улыбнулся. Рыцарь даже не подозревал, насколько он прав. Может быть когда-нибудь, в какой-нибудь далекой стороне мира, умирая и не жалея ни об одном прожитом дне, он поймет самого себя, сейчас грустно склонившегося в седле, оставляющего за непреодолимой каменной стеной странного человека-барда, совершившего самый бессмысленный поступок из всех, которые он наблюдал... Сухой и одновременно холодный ветер ворвался во двор, пронесся по мертвым, тревожа ткань и поглаживая шерсть, скрипя пробитыми латами и свистя о перерубленные рога, заботливо присыпал еще не остывшим песком. Бард проследил за ним, провожая задумчивым взглядом, прошептал: -- Вот нас опять двое, дружище. Не правда ли так легче? Ветер промчался рядом и прохладным прикосновением ответил "Да". -- Я рад, что мы вместе. А ты? Тот же ответ. -- Как ты считаешь, стоит подождать до утра? Ветер прошелестел по песку. -- Конечно, ты прав, -- кивнул бард, соглашаясь. -- Пойдем. Он встал и вышел через пролом. Степь встретила горьким запахом сожженного мяса. Черная земля под ногами ответила твердой упругостью, выбрасывая вверх фонтаны пепла при каждом шаге. Бард не обращал внимания -- ветер был с ним, он спасал, обволакивая и прибивая пепел обратно к земле. Он был единственным другом. Он готовился стать им... Через несколько миль песок закончился. Дальше в облаке плывущего воздуха тусклыми огоньками светилось целое море углей. Бард вздохнул, собираясь с силами и слушая круживший над головой ветер, сжал кулаки и ступил на огненный путь. Сначала ногам просто стало тепло, очень тепло. Спустя некоторое время задымились, тлея, сапоги. Потом они загорелись, слабо и неохотно сжигая последние куски подошв, относительно сохранившиеся. Следом запылали ступни, вспыхнула кожа, и оплавилось, шипя, мясо. -- Небо! -- воскликнул бард, глотая брызнувшие слезы. -- Не оставляй! И ветер с готовностью закружил вокруг, коснулся щеки. -- Небо, -- продолжал бормотать бард, ни на миг не останавливаясь. -- Не плачь вместе со мной, прошу тебя. Плачь по мне. После... Жар окружал его и жег тело. В нескольких местах штаны и куртка потемнели, исходили паром, задыхались вместе с ним. Угли стали подскакивать, норовя попасть в лицо, выжечь глаза. Ноги двигались еле-еле, превратившись в одно сплошное скопление ревущих и погибающих от напряжения нервов... Но он шел, потому что человек не умеет падать, пока может идти... -- Ну, здравствуй, воин Света, -- спокойным и тихим голосом поприветствовал демон и склонил свою красную рогатую голову. -- Здравствуй, воин Тьмы, -- отозвался бард. Он дошел. Не упал, не сгорел целиком, словно спичка, не умер раньше времени, а дошел... -- Ты сильнее тех смертных, что ушли за горы. И тех, кто приходил до тебя... Но ты тоже смертен. Сильный, но все же человек. -- Да... На большее уже не было сил. Боль перестала существовать уже давно, осталась только безмерная усталость и опустошенность. Но нужно было еще выстоять, не рухнуть. Нужно найти слова, столь необходимые сейчас. Те, которых ждал бессмертный властелин Диких Степей. -- Ты прошел долгий путь, человек. Я восхищен. Никто из моих слуг не смог бы повторить такой подвиг. Скажи, чем же Свет настолько лучше Тьмы? Бард облизал пересохшие губы языком, на котором не было влаги, и сказал то, что пронес через столько препятствий: -- Ничем... Демон удивленно посмотрел на человека. В красных глазах впервые за долгую ленту веков возник интерес. -- Ты удивил меня, смертный. Никто еще не отвечал так... -- Я не воин Света. Демон непонимающе смотрел на маленького человека в огненном поле. -- Я не воин Света, -- повторил бард. -- Ты не воин Тьмы. Демон расхохотался. -- Я понял тебя. Ты хочешь сказать: все наоборот? -- Нет. Демон перестал смеяться. -- Тогда кто я, по-твоему? -- Ты -- это я. -- А ты -- я? -- Да. И нет. Демон вздохнул. Его дыхание разметало ближайшие угли, освободив землю от горящего покрова. Бард сделал несколько мучительных шагов, войдя в образовавшийся круг. -- Ты сделал невозможное, человек, -- сказал демон. -- Тебе удалось меня заинтриговать. Теперь объясни свои слова. Бард сел на теплую и сухую землю, вытянул обугленные ноги. И заговорил: -- Я не воин Света и ты -- не воин Тьмы. Света и Тьмы, вообще, нет. Они появляются там, где нам нужно и исчезают, когда мы сами того захотим. Нельзя вечно быть добрым, можно лишь совершить поступок, который посчитают хорошим. Нельзя вечно быть злым, но одна неприятная шалость, и тебя назовут плохим. Все очень просто, демон... -- Ты говоришь, что нет Света и Тьмы. Тогда кто я? И кто ты, пришедший говорить со мной? -- Мы -- зеркала. Всего лишь зеркала, отражающие то, что хотят увидеть другие. Демон опустил веки, обдумывая сказанное. -- Чем ты занимался среди своих, человек? -- Я -- бард. -- Поэт? -- Да. -- Прочти мне какое-нибудь из своих стихотворений, поэт. -- Какое? -- Какое посчитаешь нужным. Бард посмотрел на небо. Оно светилось багровым из-за горящих углей вокруг, но даже это не могло скрыть вспыхивающих в черноте звезд. Он шел весь день, сжег себе ноги, обжег лицо, руки и опалил волосы. А теперь он, почти умирающий, сидит перед демоном, который ждет его стихотворения. Не проще ли было уйти с рыцарем и оставить Дикие Степи бесам?.. -- Друзья мои, не бейте зеркала, Они ни в чем, ни в чем не виноваты. Срывая выцветшие пыльные плакаты, Они показывают нить добра и зла. Они не знают тьмы, не видят свет, Поэтому без тени искаженья Они рисуют наши отраженья, И их картины справедливей нет. Они всегда молчат, они немы. Но говорят исписанные холсты, Такие же простые как погосты И равнодушные как поцелуй зимы. Их жизнь так бесконечна, так мала, Она течет по руслу наших судеб, Но никогда и никого не судит Ни за плохие, ни за добрые дела, А только красками волшебными рисует Лишь потому, что кто-то счастлив будет. Друзья мои, не бейте зеркала... Демон открыл глаза. Он грустно посмотрел вдаль, размышляя о чем-то, потом опустил взгляд на сидевшего человека. -- Ты второй раз за сегодняшнюю ночь и за триста веков моей жизни смог сделать невозможное. Он поднялся со своего черного трона, и тот мгновенно исчез. Следом за ним пропало море углей, уступив место прохладной ночной темноте. -- Ты убедил меня. Дикие Степи отныне не будут опасны для путников. Я не могу сказать, сколько подобных тебе существовало в мире и погибло в этих песках, но я смогу сделать так, чтобы больше не пострадал ни один. Прощай, поэт... -- Прощай, -- прошептал бард и опустился на быстро остывающую землю. Как все-таки приятно лежать ночью под полным звезд небом.

Юрий Руденко. Автобиография.

Я родился на Винничине, как говорят у нас на Украине «на подiллi». В небольшом провинциальном городке Гайсин 29 апреля 1972 г. Мне круто повезло, так как мама родила меня первого, а через двадцать минут появился на свет мой брат Виктор. С тех пор мы по жизни вместе, братья двойняшки!

Росли мы в с.Киблич Гайсинского района, там же закончили среднюю школу.

С 12 лет я научился играть на гитаре, подбирал нехитрые аккорды дворовых песен. Стремление было очень велико. Взрослея, менялся репертуар песен. Познакомившись с творчеством В.С.Высоцкого, Ю.Визбора, А.Северного, А.Розенбаума, многое пришлось переосмыслить и понять. Слушая их на кассетных магнитофонах, в чем-то хотелось подражать и учиться. Это было прекрасное время юности, романтики, время становления личности, время первой любви.

Школьные годы были хорошим стартом для реализации первых своих творческих возможностей - это участие в различных конкурсах художественной самодеятельности.

В 1989 г. окончив СОШ, пробовал вместе с братом поступать в Киевское эстрадно- цирковое училище по классу: вокальное пение. К сожалению не поступили. После этого мы с братом уехали работать на Север в Тюменскую область г. Нефтеюганск.

Осенью 1989 г. познакомился с замечательными творческими ребятами КСП «Дорога». Участвовал в различных капустниках, а так же региональных фестивалях бардовской песни. В этом клубе общаясь с интересными людьми, я впервые попробовал свои силы в написании собственной авторской песни. Большая благодарность всем тем, кто меня поддерживал.

1990-1992 гг. - служба в Армии, войска связи, где снова мы два брата были вместе. Любовь к песне под гитару никогда не угасала. Как то во время службы, у нас с братом возникла идея организовать концерт памяти В.С.Высоцкого. Нам пошли на встречу, мы с большой ответственностью подошли к этому мероприятию. Концерт удался, все были очень довольны, и было приятно осознавать, что память о великих поэтах нашего времени - жива.

После Армии учеба в г. Белая Церковь, освоил специальность радиомеханика.

С 1995 года по сегодняшний день живу и работаю на Севере в г. Нефтеюганске. С 1997 г. начал писать свои авторские песни, стихи. У меня семья - любимая супруга Светлана, растут двое детишек сын Богдан и дочь Владислава.

В 2007 г. принимал участие в 1 региональном конкурсе «Шансон года». TNT

Я всегда нахожусь в поиске новых идей, стиля, манеры исполнения. Признаюсь честно это очень сложно. Но кое-что удается осуществлять с помощью моих друзей, музыкантов, аранжировщиков. Огромное им спасибо! Отдельная благодарность Игорю Рязанову, который много лет помогает мне в записи моих песен.

Я всегда стараюсь искреннее доносить до слушателя свои мысли, стихи в приятной на слух музыкальной форме.

Ведь как говорил Леонид Быков: «Все приходящее, а музыка вечна».

Ю.Руденко

Официальный сайт: http://rudenko-shanson.ru

Виктор Руденко родился 3 сентября 1940 года в селе Доброполье на Донетчине. Учился в Киевском государственном университете им. Т. Г. Шевченко. Работал в городских и областных газетах, в журнале «Донбасс» ответственным секретарем. Автор более двадцати книг поэзии и прозы, среди которых: «Дни черной звезды», «Дети вечной печали», «Светотени Отечества», «Цвет души», «Простите за любовь», «Молитва о любви и покаяньи» (избранное) и др. Лауреат Международного фестиваля слова «Достояние». Член Национального Союза писателей Украины.

Руденко В. П. Крылья над морем. Стихи. (Предисл. В. Мухина).Донецк, «Донбас», 1976. - 32 с. (Первая книга поэта).

Трудовые будни рыбаков Азовского моря, духовное богатство этих людей - главный мотив лучших произведений сборника «Крылья над морем». Кроме стихов о море книга включает строки о родной земле, где провел свое детство Виктор Руденко. Задушевны и глубоко лиричны стихи о любви, которые также вошли в сборник молодого поэта.

Руденко В.П. Дети вечной печали: Стихотворения и поэмы. - Донецк: ООО "Отечество", 2001. - 122 с.

Вам пятьдесят, шестьдесят... Больше, меньше... Скажите, вы жили светло и бестревожно? А ваши отцы и матери - так жили? Утвердительного ответа, скорее всего, не последует. Именно так - светло и бестревожно - мы страстно желали жить. Ваши отцы и матери - тоже. Дороги в вечных ухабах, голодоморы, войны, пятилетки в кровавых мозолях... А теперь еще - безвременье, которое не подлежит осмыслению: почему так беспощадно мир рассечен на сытость и нищету? Не получается жить по-человечески. И потому мы - Дети одной огромной и бесконечной Печали.

Руденко В. П. Светотени Отечества. Поэзия. - Донецк: Отечество, 2005. - 192 с.

90-е годы прошлого столетия - период динамичного подъема творчества украинского русскоязычного писателя Виктора Руденко, когда тема Родины и любви к ней обрела особую выразительность и гражданственность. Одна за другой выходят книги «Спасите Родину мою», «Дни чёрной звезды», «Добропольская сирень», «Молитва о любви и покаяньи» (избранное), «Не молчите, колокола!», «Дети вечной печали», «Сказание о Саур-Могиле», в которых автор уходит от смакования фраз и рифмы, от красивостей, которыми болеют многие и многие творцы, а занимает честную позицию бойца. И откровенное слово для него становится основой основ, призванием, долгом... Книга, которую вы держите в руках, - это продолжение поэтического мужества. Виктор Руденко четко определил: даже в идеальное время поэт должен находиться в мудрой оппозиции к власти, а во времена наши, которые в обществе называют безвременьем, а нравственность буквально разодрана, такая позиция - дело чести. С пониманием этого создавались и создаются автором лучшие его произведения, а также настоящая книга - «Светотени Отечества».

Руденко В.П. Цвет души: Поэзия. - Донецк: Отечество, 2006. - 224 с.

Поэт Виктор Руденко и Народный художник Украины Владимир Шендель посредством слова и штриха создали яркие и реальные картины нынешнего бытия в нашей терпеливой Украине - картины, убеждающие снова и снова: мир будет спасен только созиданием красоты и веры.

Руденко В.П. Сказание о Добром Поле. - Донецк: ООО «Лебедь». - 2006. - 224 с.

Перед вами книга, истина которой и дух - благословенная земля по имени Доброе Поле. В художественном произведении крайне трудно сохранить четко документальные характеристики, скрупулезно проследить достоверность иных фактов и событий. Но писательское мировоззрение, подпитанное опытом лет и любовью к родословной глубинке, позволяют нам проследить человеческие характеры в самых обостренных проявлениях - и мы невольно чувствуем гордость за своих предков. Тех, кто растил хлеб на трудной земле и всегда был выше, сильнее зла. Мы начинаем понимать, каким ответственным должен быть наш каждый шаг в будущее. Никаких уронов в мужестве и проявлениях совести, никакого корыстолюбия - только так мы обязаны жить во имя всеобщего добра. «Сказание о Добром Поле» - это книга не только о дедах и отцах. В большей мере она, может быть, о нас и о будущем.

Руденко В.П. Земля Сосюры: Поэзия. - Донецк: «Каштан», 2008. - 260 с.

«Земля Сосюры» - новая книга стихотворений русскоязычного украинского поэта Виктора Руденко, донбассовца по духу и крови, которого хорошо знают и в сельской стороне, и там, где металл, уголь, станки... Позиция автора, как свидетельствуют его сочинения, гражданская, мотивы строк патриотичны и лиричны. Стих строен, честен, выразителен. Он дарит читателю гордое дыхание времени и страстное приглашение - честно служить этому времени. Его произведения, как и он сам, наделены неподдельной искренностью и мужеством.

Руденко В. П. Метель судьбы: Предрассветные диалоги. -Донецк: «Каштан», 2010. - 448 с.

Мотивы разноплановой книги «Метель судьбы», которая ав­тором исполнена в тональности предрассветных диалогов, - это Родина, большая и малая, и судорожная вера, что с приходом рассвета к нам явится обновленное бытие, не унижающее чело­веческого достоинства. Это, конечно, и память неизбывная и не­избежная, потому как все же существует закон суровый: не вспом­ним мы - и нас потом забудут. И еще один, очень серьезный мотив - это творчество, его биография и стержень, на котором оно, творчество, держится. В этом плане автор постоянно напоминает нам о честной строке и совестливости, о служении време­ни и Отечеству, которое непременно станет светлоликим, если таковыми будем мы.

А вот стихотворение из первой книги поэта «Крылья над морем»:

«Доброполье»

Доброе полюшко - Доброполье.

Тихо, безоблачно и тепло.

Встретит вас ласково,

Хлебом и солью,

Принаряженное в зелень село.

Вот оно, близкое сердцу и милое,

С песней мельничного крыла,

С вечным молчанием братской могилы,

Что на виду, посредине села.

По палисаду проторенной тропкой,

Где по бокам - лишь трава-лебеда,

Мама к могиле придет неторопко,

Чтоб улыбнулся отец сквозь года.

Доброе полюшко - Доброполье!

В самом разгаре лучистого дня

В крике кукушки прорежется болью

Память моя.

Из книги «Дети вечной печали»:

«Голубоглазая трава»

Степь догорает на ветрах зловещих,

Как лучшая, святейшая из книг,

Но по краям, как искры веры вещей,

Цикорий гордый цветом не поник.

Пускай над степью низко виснут тучи -

Растет, цветет на грани торжества

В моих убогих, рыхлых, затхлых кручах

Моя голубоглазая трава.

И потому на жутких сломах века

Мне не служить вовек вандалам лжи.

Я снова слово, как ранет от ветки,

Нежнея, отрываю от души.

И к родословным ухожу истокам,

Где ветры сумасшедшие ревут,

И рву, и рву, и заплетаю в строки

Мою голубоглазую траву...

Из книги «Земля Сосюры»:

«Дети доброго поля»

Виктору Дерипаске

Мы в шахтерских поселках

грязище месили,

Мы у Господа Бога еду не просили -

Нервом, сердцем, зубами,

не просто лопатой

Вырывали ее из пластов, из агата.

Там давно на копрах

не мелькают колеса,

За отвалы поспешно ушли мы, печальны,

Не забыв о своих родословных началах.

Мы по градам да весям

не семенем сорным

Понеслись вместе с ветром -

как зерна, как зерна!

Кто прораб, кто поэт, кто возвышен до мэра -

Все при совести высшей, при чести и вере.

Из выносливых стай мы,

для нас под запретом

Быть породой гнилой,

нам по духу - быть крепью.

Кто припаян к эпохе душою, не кожей,

Может быть гражданином, но не вельможей.

Там, где мы, там и дел наших

Доброе Поле -

Пусть еще горьковата славянская доля,

Но пока не в завале лежим и глазасты,

Воронье нас не сморит

с Отчизной в ненастье.

Наши вещие помыслы не устарели:

Мы - опора для слабых, мы - света прострелы,

Где народные судьбы во власти у тьмы, -

Из поселков шахтерских,

Из мужества мы!

А 28 октября в Центральной районной библиотеке состоялась презентация новой книги Виктора Руденко "Отчая сторона. Мотивы Доброго поля"