«Граф Ну́лин» - короткая шуточная поэма , написанная Пушкиным всего за два утра 13 и 14 декабря 1825 года во время ссылки в Михайловском . «Бывают странные сближенья…» - обронил поэт, узнав, что как раз на это время пришлось выступление декабристов на Сенатской площади .

Сюжет [ | ]

Пока молодой барин отбывает на осеннюю охоту, его жена Наташа скучает в усадебном доме. Безрадостное наблюдение за хозяйственными делами («Три утки полоскались в луже; Шла баба через грязный двор Бельё повесить на забор») прерывает появление гостя, чья коляска перевернулась поблизости: «Граф Нулин из чужих краёв, Где промотал он в вихре моды Свои грядущие доходы, Себя казать, как чудный зверь, В Петрополь едет он теперь».

Ночью граф Нулин пытается соблазнить молодую провинциальную барыню, тайком пробравшись к ней в спальню, но, получив пощёчину, ретируется. Утром Наташа ведёт себя как ни в чём ни бывало, и граф Нулин вновь тешит себя надеждами. Появление мужа вынуждает его покинуть усадьбу. В конце поэмы содержится намёк, что Наташа вовсе не так чиста, как может показаться читателю: ночные похождения незадачливого графа больше всего забавляют её соседа Лидина, «помещика двадцати трёх лет».

Публикация [ | ]

Поэма напечатана полностью в «Северных цветах » на 1828 год и частично (первые 30 стихов) в «Московском вестнике » от февраля 1827 года. Николай I , вызвавшийся быть личным цензором поэта, передал через Бенкендорфа , что прочёл поэму с удовольствием, однако при печати велел заменить две чересчур смелые строки («Порою с барином шалит» и «Коснуться хочет одеяла»), что и было исполнено. В декабре 1828 года «Граф Нулин» был опубликован под одной обложкой с поэмой Баратынского «Бал » под общим названием «Две повести в стихах».

В советском пушкиноведении «Граф Нулин» трактовался как первое законченное реалистическое произведение Пушкина. Вместе с тем автор вышучивает «фламандской школы пёстрый сор». При написании этого лёгкого юмористического водевильного текста он отошёл от господствовавшего в те годы романтизма . Повествование подчинено задаче отобразить быт господ средней руки на фоне типичных среднерусских декораций.

Стиль этой поэмы - практически разговорный, язык чрезвычайно простой, иногда пародийно репрезентирующий возвышенную романтическую лексику. В целом стилевую специфику можно охарактеризовать в рамках традиционного для творчества Пушкина середины 1820-х приёма плавного перехода от высокопоэтического романтического дискурса, творчески обыгранного поэтом, к лёгкому и непринуждённому шутливо-ироничному тону. Иногда такой новаторский для русской литературы стилевой переход осуществляется плавно и ритмично, а иногда - быстро и неожиданно, что создаёт неповторимое настроение поэмы.

По замечанию С. М. Бонди , в «Графе Нулине» шутливая трансформация языка и нарочитая легкомысленность сюжета являются самоцелью и самоценностью, что может быть воспринято как игра с читателем, в которой последний предстаёт как статусно равный поэту.

Бурлеск [ | ]

Сам Пушкин в разъяснительных заметках к «Графу Нулину» раскрыл ироикомический срез поэмы. Сюжет представляет собой нарочито сниженную (пародийную) интерпретацию шекспировской поэмы «Лукреция ». В то же время незатейливой сюжетной канвой и жанровым языком своего текста он приучает читателя и критика к высокопоэтическому восприятию обыденности. Он подчёркнуто дистанцируется от романтического канона описания художественной действительности, помещая главную героиню поэмы не в устоявшийся элегический антураж (ночью, при луне, в белом одеянии), а моделирует «приземлённую» бытовую мизансцену: она появляется перед читателем «в ночном чепце и при платочке» в заспанном виде.

Демонстративно приземлённое описание реалий сельской жизни деромантизирует восприятие поэмы в традиционном понимании этого процесса. Пушкин акцентирует внимание на скуке, грязи, ненастьи, на заднем дворе графского имения, а кульминацией описания неприхотливого «отталкивающего» быта является короткое упоминание о драке козла с дворовой собакой, за которой, скучая, Наталья Павловна наблюдает через окно. Намерение парафрастической трасформации шекспировского конфликта (Тарквиний-младший обесчестил супругу военачальника

Сближенье «Графа Нулина», восстания декабристов и взятия Бастилии. В.И. Ленин про лохматого Шпица и Парашу. Психоанализ революций русского народа. Приключения графа Нулина в Древнем Египте. Почему смеялся Моисей? Смысл и значение фамилии «Лидин».

Крест деревянный иль чугунный
назначен нам в грядущей мгле…
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!

Булат Окуджава «Песенка кавалергарда»

В заметке о «Графе Нулине» («В конце 1825 года находился я в деревне» и т. д.) Пушкин писал, что поэма пародирует «Лукрецию» Шекспира. Заканчивается заметка так: «Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближенья». 14 декабря - это дата выступления декабристов на Сенатской площади, о котором при написании поэмы, Пушкин, очевидно, ничего не мог знать, но «Граф Нулин» имеет к выступлению декабристов непосредственное отношение. Если проанализировать ситуацию, описанную в поэме, то можно найти пародийные психологические параллели между характером Натальи и отношением на Руси к революционным движениям. Продолжая «странные сближенья» можно вспомнить статью Ленина «Памяти Герцена» где в частности есть такие слова:

Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала - дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена . Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли» Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. «Молодые штурманы будущей бури» - звал их Герцен. Но это не была еще сама буря. Буря, это - движение самих масс.

В поэме Пушкина после выступления графа Нулина в спальне Натальи Павловны происходит следующая последовательность событий:

Но шпиц косматый, вдруг залая,
Прервал Параши крепкий сон .
Услышав граф ее походку
И проклиная свой ночлег
И своенравную красотку,
В постыдный обратился бег.

Выступление декабристов на Сенатской площади был похоже на попытку графа Нулина покорить сердце Натальи в её спальне. Залаял «косматый шпиЦ» который соответствует у Ленина ГерЦену. Народные массы, пришедшие в движение, подобно служанке Параше, изгнали демократически настроенных дворян, тех самых, кто вступал за «освобождение трудового народа», в белоиммиграцию. И больше всех смеялся над происшедшим совсем не муж, а Ленин, фамилия которого прекрасно рифмуется:

Смеялся Ленин, их сосед,
Помещик двадцати трех лет.

Самое первое произведение Владимира Ильича Ленина, называвшееся «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», было опубликовано именно в 1893 году, когда Ленину исполнилось 23 года. В следующем, 1894 году, Ленин написал работу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?».

Поэма «Граф Нулин» позволяет проанализировать психологию русской революции. Имя «Наташа» у Пушкина часто ассоциируется с женщиной «самых честных правил», не лишённой, правда, определённой доли нравственного лицемерия. Отчество «Павловна» имеет отношение к царям Пушкинского периода - «Александру Павловичу» и «Николаю Павловичу». Павел был убит с подачи своего сына Александра I, хотя политкорректные историки сомневаются об осведомлённости Александра о грядущем убийстве своего отца.

В России любят иностранцев, «в особенности классовых врагов», но эта любовь носит временный, поверхностный характер. В критической ситуации, русский характер проявляет себя совсем с другой стороны. Наталья Павловна обучалась в «благородном пансионе эмигрантки Фальбала»: такое образование на сегодняшнем жаргоне можно назвать китайским ширпотребом. Реальная драка козла с дворовою собакой ей значительно интереснее, чем длинный роман про Элизу. Любой демократии и плюрализму мнений, она всегда предпочтёт «свыше вдохновенный, звучный глас Петра». В XIX веке французский язык был официальным языком для общения в высшем свете, но свобода нравственных чувств по «Новой Элоизе» Руссо и другие демократические наворочки для неё это слишком сложно. Наталья значительно ближе к сердцу примет прямоту и откровенность, чем жеманное:

«Как тальи носят?» - Очень низко,
Почти до… вот, по этих пор.

Французская революция началась со взятия Бастилии. Это вызвало общенародный подъем энтузиазма и, в конце концов, вылилось в свержение царей и установление псевдо-демократического порядка во Франции. Начитавшись умных идей про революции и демократии по образу и подобию французских реалий, русские дворяне решили, что в России может прокатить то же самое. Всё декабрьское выступление было основано исключительно на выписных чувствах из Франции. На примере «взятия Бастилии», они планировали вначале захватить Петропавловскую крепость и Зимний Дворец. Но, Наталья Павловна отнюдь не так легка на романтические иллюзии, как французский народ. Этим было вызвано относительное равнодушие на Руси к замыслам декабристов - «слишком далеки они от народа». Однако дело графа Нулина не пропало. Выступление декабристов хоть и не вызвало революции, но получило огромный резонанс в широких кругах революционеров-разночинцев, энтузиазм которых стимулировал все последующие русские революции.

После того, как Николай I выехал к войскам в парадном костюме на белом коне , декабрьское восстание сразу закончилось. Увидев своего царя во всём блеске, графу Нулину ничего не осталось, как быстро распрощаться со всеми и укатить восвояси. Через 92 года, во время «Десяти дней, которые потрясли мир», Наталья Павловна увидела во всей красе и «на белом коне» Ленина и Троцкого, что возымело аналогичный эффект. После скучной демократии Керенского, Наташа снова услышала так любимый ею «свыше вдохновенный, звучный глас Петра», выступать против которого её сердце бессильно.

Как могла развиваться русская история, если бы Наталья Павловна, преданная «Руси, царю и вере» не дала пощёчину декабристам, а перешла в демократическое правление? Этого не могло случиться в принципе, ей нужен муж , а не демократия или духовная свобода. Когда есть муж, тогда можно подумать и о неофициальных отношениях с соседом. Совмещение «официальной жизни» и «разговоров на кухне» - это тоже характерная черта. Не смотря на фантастическую популярность творчества Высоцкого распространявшегося на магнитофонных записях, в официальной культуре его не жаловали. Когда на съездах КПСС во времена брежневского застоя, все единогласно поддерживали политику партии, на кухне и под одеялом всё выглядело совсем иначе.

Сам Пушкин объяснял главную тему своей поэмы - «А если бы? » Может ли история человечества зависеть от небольших и относительно несущественных событий, которые, тем не менее, определяют развитие мира в масштабе тысячелетий? История христианской цивилизации основана на небольшом периоде иудейской истории и трагической гибели Иисуса. Общественное служение пророка Мухаммеда, определившего историю арабского мира, началось с его женитьбы на влиятельной и богатой вдове. История всего букета авраамических религий началось, как полагал Зигмунд Фрейд, с неудачной попытки Эхнатона преобразовать идеологию Древнего Египта. Что бы случилось если последователи единобожия Эхнатона избежали раскола и Исхода, Иисус не погиб, а остался жить и проповедовать, а Мухаммеда в раннем детстве убили бы идолопоклонники?

До Эхнатона никто никогда не воевал против богов, все боги языческого пантеона, так или иначе, жили в относительном согласии друг с другом передавая друг другу свои способности и прерогативы. Время правления Эхнатона или амарнский период отстоит от всей остальной истории Египта, как что-то совершенно для него не характерное. После минутного энтузиазма, связанного с реформами и строительством новой столицы - города Солнца, египтяне навечно прокляли Эхнатона и всё, что с ним было связано. Остатки города Ахетатона были обнаружены только в конце XIX века. Вместе с ним был найден Амарнский архив, детально описывавший историю Египта времён Аменхотепа III и Эхнатона. Никаких данных о евреях и рабстве там не было, хотя были упомянуты некие «хабиру», созвучные «хибру», Hebrew этническая и национальная принадлежность которых до сих пор не выяснена.

Почему древние египтяне не приняли Эхнатона и его реформы, предвосхитившие развитие человеческой цивилизации на многие тысячи лет? Ахетатон, «Горизонт Атона» был построен по воле одного человека среди голой пустыни и превращён в город-сад. Эхнатон ввёл порядки очень близкие к тому, что сегодня называется «социализм», хотя разделение на богатых и бедных у него оставалось. Он освободил культуру и науку от строгих канонов и провозгласил нравственную свободу, как основополагающий принцип. Обучение включало и знакомство с древними культурами Междуречья и традициями Крита - минойско-миккенской цивилизацией. Не исключено, что именно в Ахетатоне наукам и литературе обучался Моисей и здесь он узнал истории о шумерском потопе и критско-миккенском «яблоке раздора». Зигмунд Фрейд был убеждён именно в этом. Можно пофантазировать, что Моисей стал свидетелем разгрома Ахетатона войсками Хоремхеба что сильно повлияло на его мировоззрение и вылилось в его вражде к Египту и египтянам. Не исключено также, что первые «евреи» так отличались от египтян, как и старообрядцы от никониан - это были религиозные протестанты, не желавшие расставаться с идеями революции Эхнатона.

Психологический портрет древних египтян напоминает русских: можно провести параллель между историей русской революции и революцией Эхнатона вместе с последовавшим за этим «Исходом» белоиммиграции. Выписные идеи декабристов о «демократии, равенстве и братстве» были так же чужды в России, как и попытка Эхнатона пропагандировать духовную и нравственную свободу в Египте. Говоря словами Майкова из поэмы «Елисей или раздражённый Вакх», Эхнатон «Не яко тать, но яко воин влез», и амарнский период нужно назвать «сырной неделей» Древнего Египта, за которой последовал «великий пост» в аравийских пустынях:

Споткнулся, полетел, упал и сделал жох,
А попросту сказать - на заднице скатился,
Чем сырной всей конец неделе учинился.

В «графе Нулине» читаем:

Сгорел граф Нулин от стыда,
Обиду проглотив такую;
Не знаю, чем бы кончил он,
Досадой страшною пылая,

В завершение истории «Графа Нулина» Пушкин добавляет ещё пару слов и эта пара слов, возможно, определила очень многое в истории человеков:

И граф уехал… Тем и сказка
Могла бы кончиться, друзья;
Но слова два прибавлю я.

Фараоны Древнего Египта оскорблялись подвигами Эхнатона. В обществе правоверных египтян его называли «молокососом», грозились затравить псами его последователей, стирали все упоминания об Эхнатоне из летописей и выдалбливали его изображения на рисунках. Но больше всех смеялся Моисей, согласно Ветхому Завету иммигрировавший в пустыни, продолжая своё литературное творчество в окружении единомышленников. Верная жена совсем не диво, однако что сегодня осталось от верований Древнего Египта кроме осколка идей Эхнатона, как полагал Фрейд, преобразовавшихся в Яхве, Аллаха и прочие продукты буйной фантазии религиозных текстов? «Иных уж нет а те далече, как Сади некогда сказал». Эхнатон был забыт, а Моисей превратился в одного из главных авраамических пророков:

Hо пpошу, чтоб мы на этом свете,
Собpавшись вместе хоть когда-нибудь,
Hе позабыли, славя пеpвых этих,
Всех настоящих пеpвых помянуть.

Фамилия графа «Нулин», может означать «Точку начала отсчёта». Каково происхождение и этимология фамилии «Лидин»? По рифме здесь можно подставить очень много всего, однако, почему именно «Лидин»? Не может быть, чтобы Пушкин употребил эту фамилию случайно: каждая малая деталь у поэта имеет большое значение. Фамилия «Лидин» появляется в пьесе Павла Александровича Катенина «Сплетни». На первый взгляд ничего общего между «Графом Нулиным» и «Сплетнями» нет. В кандидатской диссертации доцента МГУ Акимовой Марины Вячеславовны, посвящённой творчеству Катенина «Стихотворное наследие Катенина: Вопросы текстологии и научного комментирования» утверждается что Катенин никак не повлиял на творчество Пушкина. Акимова приводит письмо Пушкина Катенину, в котором поэт пишет, что вообще не читал его пьесы. Акимова уделяла столь малое внимание влиянию Катенина на Пушкина, что даже ошиблась в дате процитированного письма. Вместо 1822 года, она датирует пушкинское письмо 1826 годом, хотя эта разница очень существенна. В 1822 году Пушкин ещё не начинал писать «Евгения Онегина», а в 1826 уже заканчивал его. Между тем, ситуация, описанная в Катенинских «Сплетнях» имеет большое значение для понимания не только сюжета «Евгения Онегина», но также пьесы Грибоедова «Горе от ума», объединяя три произведения с концептуальной точки зрения в единое целое.

Примечания

Избранное. Мудрость Пушкина Гершензон Михаил Осипович

Граф Нулин{100}

Граф Нулин{100}

Как Белинский семьдесят лет назад определил «химическое содержание» этой поэмы и согласно своему определению поставил ее на полочку, так она и до сих пор красуется на той же полочке, выделяясь четкой наклейкой: «Грациозная шутка и первый опыт русского натурализма». Действительно, анализ привел Белинского к такому заключению: «Граф Нулин» – не более, как легкий сатирический очерк одной стороны нашего общества, но очерк, сделанный рукою в высшей степени художественною… В этой повести все так и дышит русскою природою, серенькими красками русского деревенского быта. Здесь целый ряд картин в фламандском вкусе, – и ни одна из них не уступит в достоинстве любому из тех произведений фламандской живописи, которые так высоко ценятся знатоками. Что составляет главное достоинство фламандской школы, если не уменье представлять прозу действительности под поэтическим углом зрения? В этом смысле «Граф Нулин» есть целая галерея превосходнейших картин фламандской школы». В подтверждение этой мысли указывается, что «в лице графа Нулина поэт с неподражаемым мастерством изобразил одного из тех пустых людей высшего светского круга», и т. д. – «Наталья Павловна – тип молодой помещицы новых времен», и т. д., – горничная Натальи Павловны – «тип всех русских горничных» такого-то рода. И в заключение: «Говорить ли, что вся поэма, исполненная ума, остроумия, легкости, грации, тонкой иронии, благородного тона, знания действительности, написана стихами в высшей степени превосходными?»{101}

Приговор Белинского тотчас вошел в силу и господствует доныне. В 4-м томе большого Академического издания Пушкина, помеченном 1916 годом, П. О. Морозов кончает свою прекрасную историко-литературную статью о «Графе Нулине» строками, целиком повторяющими суждение Белинского: «Нулин явился в нашей литературе первой ласточкой того нового направления, которое впоследствии, в эпоху Мертвых душ, получило название «натуральной школы…» Сама по себе незначительная повесть Пушкина для своего времени была и большою смелостью, и своего рода литературным откровением. Пять лет спустя за нею последовали «Повести Белкина»{102}.

Белинский и не мог оценить поэму Пушкина иначе, нежели он это сделал; но чем можно извинить простодушие позднейших критиков, которым уже было известно то, чего не знал Белинский, – объяснение самого Пушкина о замысле его маленькой поэмы? Это объяснение напечатал еще Анненков в своих «Материалах для биографии Пушкина», – правда, не полностью, хотя перед ним был полный текст. Сам Анненков видел в этой записи только подтверждение установившейся уже мысли, что «Граф Нулин» – веселая шутка; он предпосылает строкам Пушкина такие слова: «Сказочка эта (то есть «Граф Нулин»)… обязана происхождением забавной мысли, которую сам автор рассказывает на одном клочке бумажки» и т. д. – и, приведя запись Пушкина, замечает: «Так справедливо, что против шутки Пушкин не мог устоять». С тех пор все, кому случалось писать о «Графе Нулине», неизменно приводили и запись Пушкина, объясняя ее так же, как Анненков; в Венгеровском издании Пушкина один из комментаторов, сообщая, что «Граф Нулин» есть плод возрождавшейся о ту пору в Пушкине «жизнерадостности, принимавшей по временам бравурную, экзальтированную форму», плод «заразительного веселья», сообщает и запись поэта, говоря: «полна юмора уже заметка о происхождении этой поэмы». Но и полный текст ее, впервые сообщенный П. О. Морозовым в названной статье, не помешал ему же повторить суждение Белинского, основанное на недостаточном знании.

Вот запись Пушкина в приблизительно точном списке.

«В конце 1825 года находился я в деревне. Однажды, перечитывая Лукрецию, довольно слабую поэму Шекспира, я повторил пошлое замечание о мелких причинах великих последствий. Я подумал: что если б Лукреции пришло в голову дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило б его предприимчивость, и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал царей (зачеркн. цари под покровом) и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами, Цесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде. – Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась, я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. Гр. Нулин писан 13 и 14 дек. Бывают странные сближения…»{103}

На этом слове запись обрывается.

Надо прибавить, что сообразно с этим замыслом Пушкин первоначально думал озаглавить свою поэму – «Новый Тарквиний»; это заглавие написано карандашом в черновой. Там же имеется и собственноручная дата – Михайловское, 13 декабря 1825. В самой поэме ее происхождение не обнаружено ничем, если не считать упоминания имен Лукреции и Тарквиния.

В надежде сладостных наград,

К Лукреции Тарквиний новый

Отправился, на все готовый…

и вторично:

Она Тарквинию с размаха

Дает пощечину…

Что же говорит нам приведенная сейчас запись? Ее смысл ясен: задумывая свою поэму, Пушкин отнюдь не ставил себе целью ни написать веселую шутку в стихах, ни нарисовать жанровую картину из русского помещичьего быта. «Граф Нулин» стал тем и другим по форме, и в этом Белинский и его последователи совершенно правы; Пушкин одел свою мысль в жанровую и шутливую одежду, мастерски сшитую, но ведь одежда, есть только одежда, прикрытие, и ничего больше. Лермонтов был великий поэт, и вместе офицер: что мы сказали бы о его военном начальстве, которое оценивало его, вероятно, только по его офицерским качествам? Не так ли, по внешности, судит и наша критика о «Графе Нулине»?

Мысль Пушкина ясна из его записи. Вот происшествие: насилие Тарквиния над Лукрецией; это происшествие явилось причиною громадных исторических событий; что же: должны ли мы думать, что в самой сущности его были заложены и неизбежность, и самый характер этих всемирных последствий, как в малом зерне – весь будущий колос? Но ведь точно такие же зерна, как это, попадаются нам всюду; стоит только нагнуться, чтобы подобрать такое зерно. Нет ничего легче, как взять одно из них и исследовать его, так сказать, химически, тогда будет ясно, присуща ли ему в самом деле творческая сила этого определенного порядка. Зерно-событие – попытка постороннего мужчины овладеть замужней женщиной: Пушкин берет такое зерно и на глазах читателя разлагает его на составные части. Весь анализ он производит сравнительно: вот историческое зерно – Тарквиний – Лукреция, и вот экспериментальное зерно – граф Нулин – Наталья Павловна. До половины анализ обоих совпадает вполне: там и здесь – отлучка мужа, приезд сластолюбца, его беседа с женою, ее рукопожатие, его ночное возбуждение, наконец, его преступная попытка. Но тут, в кульминационном пункте, тожество вдруг прерывается: Лукреция поддалась насилию, Наталья Павловна отражает насилие. Вследствие этого крошечного отклонения дальнейший ход происшествия дает в обоих случаях две далеко расходящиеся линии – там трагедию, сперва только личную, а в последствиях своих – и мировую, здесь – анекдот, разрешающийся смехом. Итак, не самое происшествие по существу, а только одна микроскопическая часть его послужила причиною исторических событий; и эта частность в нем – вовсе не органическая; она случайна; она была, но могла и не быть; ведь чистая случайность, что Лукреции «не пришло в голову» то, что «пришло в голову» пустенькой Наталье Павловне, – дать пощечину насильнику. Из этой-то микроскопической случайности развился колоссальный ряд потрясений – изгнание царей из Рима, установление республики, и т. д.; она, такая ничтожная, своими последствиями перевернула мир, можно сказать даже – поколебала самое небо: именно это, по-видимому, хотел сказать Пушкин в зачеркнутых словах: «Цари под покровом» – богов.

Итак, Пушкин экспериментальным путем выделил подлинное творческое ядро события – и оно оказалось еле заметной пылинкой, какими полна человеческая жизнь. Обыкновенная, ничтожная пылинка оказалась заряженной динамитом; попав в ту среду: Рим, цари, Брут, – в среду, очевидно, благоприятную для взрыва, она вызвала местный и потом всеобщий взрыв. Не таков ли всеобщий закон человеческой жизни, личной и исторической? Вся она состоит из пылинок – из происшествий, индивидуальных поступков и случайностей, и каждая пылинка по составу своему – динамит: все дело в том, попадет ли она в горючий материал, или не попадет. Вот эта колоссальная взрывчатая сущность каждого материального атома и поразила Пушкина в драме Лукреции; отсюда замысел его поэмы, – и мысль свою он облек в форму комического «фламандского» жанра, которую одну и видела критика. «Граф Нулин» – вовсе не шалость пера; недаром Пушкин несколько лет спустя, защищая эту свою поэму против упреков в скабрезности, свидетельствовал, что она писана, «будь сказано мимоходом, самым трезвым и благопристойным образом».

Теперь уже положительно известно, что приведенная выше запись Пушкина писана не ранее 1829 года: он упоминает в ней о сходном происшествии, случившемся недавно в его соседстве в Новоржевском уезде; в дневнике А. Н. Вульфа, изданном в 1916 г.{104}, рассказано это происшествие, на которое намекает Пушкин: оно случилось в феврале 1829 г. с самим Вульфом, на глазах Пушкина (неудачное ночное путешествие Вульфа в комнату молоденькой поповны). А запись Пушкина состоит, как сразу видно, из двух частей: вся она занята изложением мыслей, предшествовавших в нем созданию поэмы; но последний абзац, о дне ее написания, должен был содержать размышление Пушкина, возникшее уже в позднейшее время. «Граф Нулин» был написан 13 и 14 декабря 1825 года. В этот последний день, как известно, произошел в Петербурге бунт декабристов. Известно, как думал Пушкин о своей судьбе в связи с казнью, постигшей декабристов; не раз воспроизводилась та страница его рукописи, где нарисована виселица с пятью повешенными и вплотную над нею начата фраза: «И я бы мог как шут на»… и пониже на странице опять: «И я бы мог», и внизу страницы снова та же виселица. И вот, с этой мыслью о гибели, возможной для него и случайно избегнутой, Пушкин однажды заметил, что в тот самый день, когда гибель могла его постигнуть, он писал «Нулина» – рассказ о пылинках, решающих участь людей и царств; и быть может, он вспомнил о такой же пылинке, счастливо решившей его участь на этот раз, – о каком-нибудь мелком происшествии, помешавшем ему стать участником декабрьского мятежа или даже только быть в тот день в Петербурге, – и его поразила мысль, что именно в тот роковой для него день он писал о роковой силе пылинок: вот на что намекает начатая им фраза: «Бывают странные сближения…» Он, может быть, думал: «Точно тайное предчувствие «грозы незримой», витавшей надо мной в тот день, водило моим пером, когда я писал «Нулина». Известно, что о том же своем спасении от декабрьской грозы он рассказал в стихотворении «Арион» именно как о чуде:

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою…

словно сама стихия оберегла его, свое дитя. Не оберегла ли она его, как раз послав ему в должный час ту пылинку, то происшествие, – может быть, зайца, перебежавшего дорогу, – которое и спасло его от декабрьского разгрома?

Все эти мысли свои, внушившие ему план и вдохновение поэмы, Пушкин утаил от читателей. Так он поступал всегда и совершенно сознательно. Замысел должен быть скрыт; он должен быть лишь, как ветер для судна, дающий направление судну и стремительностью своей напрягающий паруса. Этот постоянный прием являлся у Пушкина, прежде всего, неизбежным следствием его теории искусства, а затем – и умышленным изъявленим его презрения к публике. Как он сам однажды сказал:

Странным сном

Бывает сердце полно…

Тогда блажен, кто крепко словом правит

И держит мысль на привязи свою.

Он не только утаивал свой замысел – он еще издевался над читателем, который ведь будет искать «мораль» и непременно найдет ее, носящую его собственный образ и подобие, и любил сам заранее подавать ее читателю именно такою. Так он закончил и «Нулина»:

Теперь мы можем справедливо

Сказать, что в наши времена

Супругу верная жена,

Друзья мои, совсем не диво.

Как весело он, вероятно, хохотал, прочитав в 1828 году, по выходе «Графа Нулина», отзыв Погодина о своей поэме! Погодин защищал ее от хулителей и поучал: «Строгие аристархи спрашивают о нравственной цели в этой пьесе. Вот она, если им того хочется (дальше курсив самого Погодина); нескромные желания людей худо награждаются »{105}. Спустя пять лет после «Нулина» Пушкин снабдил свой «Домик в Коломне» еще более саркастическим заключением – моралью о том, что кухарку даром нанимать опасно и что мужчине рискованно рядиться в женское платье, так как борода или ее бритье когда-нибудь неминуемо выдадут его. «Вот вам философия, какая вам доступна и нужна;

Больше ничего

Не выжмешь из рассказа моего».

«Граф Нулин» был написан в Михайловском, по свидетельству самого Пушкина, – «в два утра», 13 и 14 декабря 1825 года. Сохранились две собственноручные рукописи поэмы, одна – в архиве А. Ф. Онегина, другая – у гр. Шереметева, обе беловые, но с многочисленными карандашными поправками; онегинская содержит очень большое количество разночтений сравнительно с печатным текстом, несомненно, предшествующих последнему; напротив, варианты шереметевской немногочисленны и незначительны. Онегинская рукопись представляет собою тетрадку в 14 листков бумаги в осьмушку; на первой странице карандашом написано заглавие: «Новый Тарквиний»; тут же дата: 1825. Михайловское, и рисунок карандашом: скачущий всадник – очевидно, муж Натальи Павловны – с собакой впереди и в конце рукописи пометка: 1825 – дек. 13. Полный текст Онегинской рукописи и разночтения Шереметевской напечатаны П. О. Морозовым в IV томе большого Академического издания сочинений Пушкина. Первоначально Пушкин отдал в печать только первые 30 стихов «Нулина», кончая стихом: «Опустошительный набег», они появились под заглавием: «Отрывок из повести Граф Нулин», в четвертой книжке «Московского Вестника» за 1827 год, вышедшей в свет в средине февраля. 20 июля 1827 г. Пушкин представил «Нулина» вместе с несколькими другими своими произведениями, на рассмотрение А. Х. Бенкендорфа; 22 августа Бенкендорф известил его о разрешении его пьес для печати, причем о «Нулине» писал «Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть измененными, а именно следующие два стиха:

Порою с барином шалит

Коснуться хочет одеяла.

Впрочем прелестная пиеса сия позволяется напечатать». 27 августа было выдано официальное удостоверение, что можно печатать с пометою: «С дозволения правительства». На основании этого разрешения «Граф Нулин» был полностью напечатан в «Северных Цветах» на 1828 год (альманах, издававшийся Дельвигом) с заменою тех двух запрещенных стихов другими:

Порою барина смешит

Уже руки ее коснулся,

причем эта последняя замена потребовала переделки целых четырех стихов; у Пушкина было написано:

Уже коснулся одеяла -

Но что же делает она?

Смятенья, ужаса полна,

он изменил эти стихи так:

Уже руки ее коснулся,

Но тут опомнилась она

Гнев благородный в ней проснулся,

И честной гордости полна,

Из «Северных Цветов» был сделан и отдельный оттиск «Нулина» (может быть, только в небольшом количестве экземпляров – для автора), на выпуск которого 15 ноября 1827 года было получено разрешение III Отделения. Затем в конце 1828 года, к Рождеству, вышла в Петербурге книжка, озаглавленная: «Две повести в стихах»; она содержала – на первом месте поэму Баратынского «Бал», на втором – «Графа Нулина»{106}; наконец из этого издания были пущены в продажу по 2 р. 50 к. отдельные оттиски.