Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

«Комсомолка, не будь мещанкой – помоги мужчине снять напряжение!»

Декрет Саратовского Губернского Совета Народных комиссаров
«Эротисты» и «страдальцы от нетерпежки»

После Октябрьского переворота 1917 года по всей России появлялись и множились кружки «Долой стыд!», «Долой невинность!», «Долой брак!», «Долой семью!». На заре своего появления многие комсомольские ячейки видели свою основную задачу не в подготовке кадров для строительства светлого будущего (такой задачи партия еще не поставила перед молодыми), а в раскрепощении молодежи, развале старого мещанского быта и уничтожении православных оков нравственности времён «проклятого царизма».

Известно, что сексуальная революция, изменившая взгляды и отношения на интимную жизнь, произошла в 60-е годы прошлого столетия. Это во всем мире, но не у нас – советская сексуальная революция произошла после октябрьского переворота 1917 года.

«Женщина — не человек!»

Ничего удивительного, что изнасилование в 20-30-е годы ХХ века стало нормой поведения членов советского государства. К примеру, в 1926 году только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. - 726; в 1928 г. - 849. В других судах больших городов та же тенденция. У процесса изнасилования в среде советской молодежи даже появилось свое наименование: «чубаровщина». Возникло оно по названию Чубаровского переулка на Лиговке в Ленинграде, где в 1926 году приехавшую работать на завод 20-летнюю крестьянку Любу Белякову насиловала целая банда молодых представителей рабочего класса, - около 40 (!) комсомольцев, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. (Уже в наше время, в 2006 г. об этом случае упоминала газета «АиФ».)

Состоятся суд, в ходе которого установили, что обвиняемые и свидетели разделяют общественное мнение, озвученное рупором комсомола «Комсомольской правдой»:

«Женщина - не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина - девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» (18 декабря 1926 г.).

«Самым скверным является то обстоятельство, - отмечает далее газета, - что этот ужасный случай не представляет собой в нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он - всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие». Ничего необычного в зверском насилии, свершаемом на глазах прохожих, не увидел комсомолец, случайно ставший очевидцем преступления. Во время дачи показаний на суде он… не мог понять вопроса прокурора, почему же он никого не позвал на помощь. Один из шайки насильников и вовсе утверждал, что изнасилования как такового и не было, разве что акт совершался без согласия женщины… - Женщина - не человек, - твердили на суде обвиняемые, - все комсомольцы настроены точно так же, и живут таким же образом, как мы.

«Чубаровское» дело получило такой широкий общественный резонанс, что грозило срывом планов индустриализации страны; поэтому вместо обычных 5 лет, которых давали за подобные «игры», шестеро из насильников были приговорены к расстрелу, остальные получили длительные сроки отсидки. На страницы советской печати попало и другое преступление, не менее чудовищное. И эти зверские преступления заставляли власти искать пути решения ею же порожденной проблемы. В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек. Суд по данному делу стал показательным; да и то только потому, что одна бедняжка скончалась от телесных повреждений, а у другой потерпевшей отец оказался видным партийным деятелем. В ходе следствия выяснилось, что один из преступников Федор Соловцов - комсомольский активист, уже давно славился сексуальными победами. Низкорослый парень с изъеденным оспой лицом имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая их к сожительству. Если девушки отказывались содействовать «внедрению революционной пролетарской морали», он тут же находил рычаги воздействия: то обещал исключить из комсомола, то угрожал лишением места в общежитии, то собирался распространить гнусную молву о ее непролетарском происхождении и т.п. И, между прочим, исполнял свои обещания. Ну а в некоторых случаях комсомольский активист просто дарил объекту похоти пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок.

Подобное стало нормой поведения в советском обществе; комсомольские и партийные вожди всегда видели в женщинах лишь сексуальный объект. Так было до конца ХХ века; и в сегодняшнем постсоветском обществе изувеченное внутреннее «я» Женщины не может оправиться от увечья, нанесенного ей коммунистической моралью. Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, разлезающегося на части.

В публичном доме революции

Сразу же после создания РКСМ, для знакомства с новой организацией в столицу были посланы инициаторы с мест. По их возвращении во всех школах, на заводах и фабриках городов проходят митинги по созданию комсомольских ячеек. Губкомы, проводя в жизнь политику новой организации, вовсю выдавали постановления о том, что каждый комсомолец или рабфаковец имеет право реализовать свое половое влечение, а комсомолка или рабфаковка должна его удовлетворить по первому же требованию, - в противном случае она лишалась звания комсомолки и пролетарской студентки. Но в адрес комсомольских вожаков стали поступать жалобы от сексуально озабоченных товарищей, которым девочки-комсомолки не пожелали отдаться. Нарушительниц правил комсомольской этики и новой коммунистической морали осуждали и карали на шумных комсомольских собраниях. Однако многие комсомолки приводили в ответ слова большевички Александры Коллонтай: «Женщина теперь сама сможет выбирать себе мужчину», и парировали, что если мужчины будут принуждать их к соитию, то они выйдут их комсомола. Однако смелых, готовых дать отпор было не так уж и много. «Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, - подводила итог (между прочим, и своего личного весомого вклада в дело морального и психофизиологического разложения общества) известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.) -

1. Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» (рабочий факультет) имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению.

2. Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…»

В результате, когда все без исключения комсомольцы и коммунисты были уверены, что у них есть права на удовлетворение мужской физиологической потребности, в Стране Советов назрела новая проблема: что делать с детьми, рожденными от свального блуда свободной любви. Дети крылатого Эроса, которых матери не могли прокормить, пополняли детские дома, становились беспризорниками. Зачатые в жутких условиях, - не в процессе любви, а в процессе бездушия и насилия, - никогда не знавшие материнского тепла, они росли и вливались в ряды преступного мира.

«Брачный бойкот комсомолок, а также и комсомольских форм сексуальной жизни был, конечно, симптомом огромного национального значения. Может быть - самым решающим симптомом существования нации. Здоровый, нормальный, общечеловеческий инстинкт с отвращением отбросил всё сексуальное экспериментаторство и вернулся к традиции», - подметил публицист И. Солоневич.

Но то, что по сердцу человеку нормальному, было как кость в горле большевику. «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи», - гневно возмущался Троцкий в 30-е годы, осознавая, что даже давнее убийство царской семьи становилось отчасти бессмысленным, потому как конечная цель в деле уничтожения семьи, как ячейки общества, не достигнута. Ведь на семье держится все - и нравственность, и государство. Утешает только то, что наше поколение появилось на свет уже после экспериментаторства. Но сколькие из поколения наших бабушек и дедушек рождены в этом чудовищном эксперименте, в этом публичном доме революции.

«Каждая комсомолка обязана отдаться…»

Но до начала 30-х годов, до времени, когда члены комсомола, досыта натешившись с доступными комсомолками, решили брать в жены обычных девчат, прошло не десятилетие, а - целая эпоха циничного разврата. Закрепленного, между прочим, в первом Уставе этой организации! Как известно, 29 октября 1918 года в Москве прошёл первый съезд так называемых союзов рабочей и крестьянской молодёжи, на котором было принято решение о создании Российского Коммунистического Союза Молодёжи (РКСМ). Официальная история последующих лет деятельности комсомола выглядит так: - В июле 1924 РКСМ было присвоено имя В.И. Ленина, РКСМ стал Российским Ленинским коммунистическим союзом молодёжи (РЛКСМ). В связи с образованием Союза ССР в 1922 г. комсомол в марте 1926 был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ). - Согласно Уставу ВЛКСМ в комсомол принимаются юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. В 1918 г. в членах этой организации числилось 22.000 человек; в 1920 - 400.000; в 1933 - 4,5 млн. человек; в 1941 - 10.400.000 человек; в 1971 -свыше 28 млн. молодых людей всех наций и народностей СССР. За 50 лет в комсомоле прошло политическую школу более 100 млн. советских людей. - Главной задачей ВЛКСМ является помогать партии воспитывать юношей и девушек:

1) на великих идеях марксизма-ленинизма (понимай правильно: марксизм-ленинизм осуществился на деле через обучение революционеров и деклассированных элементов, международных отщепенцев и преступников из разных стран в единых международных школах и центрах терроризма на деньги заинтересованных структур, чтобы затем вооруженным путем изменить существующий политический строй в России и других странах);

2) на героических традициях революционной борьбы (понимай правильно: эти традиции зиждутся на развязывании гражданской войны и массовых убийствах; за время революции, Гражданской войны и до конца 30-х годов ХХ в. погибло более 60 млн. только русского населения бывшей Российской Империи);

3) на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции (понимай правильно: самоотверженным может быть труд только у тех, кто поставлен в нечеловеческие рамки существования, кто находится в колхозах и совхозах, работает за трудодни и, не имея паспорта, не может изменить условия труда и жизни; кто в массовом порядке отправлен «на исправительные работы» в советский ГУЛАГ; кто вынужден выдавать «на гора» во имя спасения положения на бездарно проигранных советскими полководцами полях сражений во время Второй мировой…);

4) вырабатывать и укреплять у молодёжи классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд строителей коммунизма (понимай правильно: классовый подход - это искаженное понимание событий во всех областях человеческой жизни, подаваемое через призму ненависти к «мировой оплётке империализма», к мифическим эксплуататорам и буржуям; что касается «высокообразованных», то советская система обучения по всем (!) параметрам проигрывала разносторонней системе образования, как начального, так и высшего, времён царской Империи).

Рассказывая о своих славных подвигах и повседневных делах, комсомольские и партийные вожаки навсегда забыли о том, КАК на самом деле вовлекалась молодежь в свои ряды борцов за светлое будущее. В то время, когда в редких комсомольских рядах насчитывалось не более 20.000 человек на необъятную страну, был принят 1-й Устав РКСМ, где имелся пункт следующего содержания:

«Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой».

Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями - председателями, генеральными секретарями ЦК комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 - коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899-1937); с 1919 по апрель 1922 - коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902-1937); с 1922 по июль 1924 - коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897-1939); с 1924 по май 1928 - коммунист Николай Павлович Чаплин (1902-1938); с 1928 и по апрель 1929 - коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903-1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903-1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15-и лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни. Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» - комсомол - вписал самую черную страницу в свою славную биографию.

«Комсомолка, не будь мещанкой – помоги мужчине снять напряжение!»

Лозунг «Мы наш, мы новый мир построим!» был актуален и в этом вопросе. Правда, России пришлось пережить различные модели сексуального поведения. Уничтожив старое, большевики не знали, ЧТО построить на руинах буржуазных взглядов на секс и семью. Новые идеологи шарахались из одной крайности в другую: от призывов к тотальному и повсеместному «справлению сексуальной нужды» до ханжеского и пуританского отношения к сексу как к чему-то постыдному и ненужному. Причем им это настолько хорошо удалось, что долгие семьдесят лет граждане «самой лучшей страны» на Земле были уверены, что «секса в СССР нет»!

Затеяв революцию, большевики меньше всего думали о сексе – борьба и классовая ненависть двигала ими. Тем не менее, освобождение от «дурной энергии», собранной за долгие годы тюремных воздержаний, вылилось в последующий за этим сексуальный кошмар. Приоткрыв ящик Пандоры, «красные идеологи» оказались совершенно не готовы к этим вопросам. Им казалось, что для достижения гармонии достаточно объявить всеобщее равенство, отменить церковные браки и заменить его гражданскими. В принципе, так все и произошло. «Брак – пережиток прошлого!», «Любовь – буржуазное излишество!», «Даешь свободу половой жизни!» – такие лозунги слышались повсеместно в те смутные времена.

Была очень популярна «теория стакана воды», которую в свое время проповедовали Александра Колонтай и Клара Цеткин. Согласно этой теории половые отношения между мужчиной и женщиной уподоблялись любому другому физиологическому акту, например, утолению жажды. «Любви нет, есть только инстинктивная потребность», – утверждали коммунисты.

Стали возникать всевозможные общества «Долой стыд» и лиги «Свободной любви», члены которых бегали по улицам голыми и пропагандировали секс без разбора. Большевиками осуждалось выделение конкретной влюбленной пары из коллектива.

Некоторые из идеологов предлагали даже жить коммуной, в которой «общая столовая, общий быт, общий секс и уход за детьми». Дошло и до призывов «сделать всех женщин общенародным достоянием».

«Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, – утверждала известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.). – Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению. Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…»

«Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!»

В среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечёрки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Молодежь приходила в комитет комсомола на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, а также для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. Ну а после этого комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок, случались и массовые сексуально-идеологические оргии.

Женщины – есть достояние всего трудового народа

В 1918 году произошел курьез, который можно возвести в ранг абсолютного абсурда. Все было бы смешно, если бы этот случай не имел исторические последствия, а также не стоил жизни автору. Владелец чайной в Саратове Михаил Уваров неудачно «пошутил», придумав «Декрет Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров об отмене частного владения женщинами». Авторство он приписал анархистам, которые в то время были в коалиции с коммунистами.

По своей стилистике «декрет» очень напоминал другие «официальные» декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле говорилось о той складывающейся несправедливости, вследствие которой «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием всего трудового народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще четырех раз в неделю и не более трех часов».

Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялось внеочередное «пользование своей женой», правда, в случае противодействия его лишали всяческих прав на нее.

Каждый «трудовой член», желающий воспользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 2% в «фонд народного поколения», а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», но желающий время от времени иметь «доступ к телам» – 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно являлся продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуев, империалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Поэтому Саратовский Губернский Совет Народных комиссаров с одобрения Исполнительного комитета Губернского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов постановил:

1. С 1 января 1918 года отменяется право постоянного владения женщинами, достигшими 17 лет и до 30 лет.

Примечание: возраст женщин определяется метрическими выписями, паспортом. А в случае отсутствия этих документов, квартальными Комитетами или старостами по наружному виду и свидетельским показаниям.

2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых или более детей.

3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой.

Примечание: в случае противодействия бывшего мужа в проведение сего декрета в жизнь он лишается права, предоставляемого ему настоящей статьей.

4. Все женщины, которые подходят под настоящий декрет, изымаются из частного владения и объявляются достоянием всего трудового народа.

5. Распределение заведывания отчужденных женщин предоставляется Совету Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов Губернскому, уездным и сельским по принадлежности…

6. Граждане мужчины имеют право пользоваться женщиной не чаще четырех раз в неделю и не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже.

7. Каждый член трудового народа, обязан отчислять от своего заработка два процента в фонд народного образования.

8. Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен предоставить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о принадлежности своей к трудовому классу.

9. Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса, указанного в п. 7 в фонд 1000 руб.

10. Все женщины, объявленные настоящим декретом народным достоянием, получают из фонда народного поколения вспомоществование в размере 280 руб. в месяц.

11. Женщины, забеременевшие, освобождаются от своих обязанностей прямых и государственных в течение 4-х месяцев (3 месяца до и один после родов).

12. Рождаемые младенцы по истечении месяца отдаются в приют «Народные ясли», где воспитываются и получают образование до 17-летнего возраста.

13. При рождении двойни родительнице дается награда в 200 руб.
[…]

16. Виновные в распространении венерических болезней будут привлекаться к законной ответственности по суду революционного времени.

Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет», сейчас выяснить уже невозможно, но этот «документ» имел широкий общественный резонанс. Прочитав его, разъяренная толпа (преимущественно состоявшая из «несознательных» женщин) двинулась к зданию, где размещался клуб анархистов. На своем пути они все рушили и крушили. Анархисты еле успели скрыться. Разобравшись, кто автор, банда тех же анархистов разгромила чайную, а хозяин – Уваров – был убит.

«Дело Уварова» продолжало жить, «документ» быстро распространялся по всей стране. В погоне за сенсациями его опубликовали многие газеты, в основном буржуазного и мелкобуржуазного толка. «На местах» некоторые ретивые члены исполнительной власти в пылу революционного усердия принялись аккуратно исполнять «декрет», появились различные варианты и интерпретации документа. Так, во Владимире вводилась «обязательная национализация женщин с 18-летнего возраста»:

«Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги…»

«Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. Этим документом «стращали» крестьян и противники коллективизации, говорили, что те, кто вступит «будут спать под одним общим одеялом». Фальшивка получила широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин.

Только в конце 20-х наступило «горькое похмелье». Необузданная коммунистическая вакханалия привела к повсеместным венерическим заболеваниям. Положение было серьезным, ведь лечить их толком не умели. Поэтому власть стала «закручивать сексуальные гайки»

Последней каплей в деле «сексуализации всей страны» стал случай, произошедший с 20-летней крестьянкой Любой Беляковой – ее изнасиловали около 40 человек. Среди насильников были комсомольцы и кандидаты в члены ВКП(б). Вожди вынуждены были призвать людей к «сексуальному порядку», им ничего не оставалось, как воспитывать у людей отвращение к сексу и при этом прививать семейные ценности.

«Эротисты» и «страдальцы от нетерпежки»

На суде над молодыми насильниками, проходившем в Ленинграде, было озвучено, что в комсомольской ячейке ФЗУ открыто существовало «бюро свободной любви». И часто мероприятия революционной молодежи заканчивались разнузданными оргиями, когда парочки совокуплялись на глазах друг у друга. А в тот момент на пляже, - объяснили насильники, - они «страдали от нетерпежки». Рассвирепели же и били гражданок за то, что те проявили «буржуазную несознательность», отказав им по-хорошему. Комсомольцы насиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты прямо на пляже. Оргия продолжалась несколько часов. Совершив насилие, они жестоко избили жертвы. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. На крики несчастных наконец прибежал наряд милиции. Солонцов уверенно заявил прибывшим:

Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! Это их надо арестовывать, а не нас!

Вину подсудимые так и не признали; комсомольский вожак на суде не раз подчеркивал, что видит в своих действиях «здоровую сексуальную революционную мораль». Но так как суд по делу об изнасиловании был превращен в показательный процесс, преступников сурово наказали: Соловцова расстреляли, его подельников посадили на длительные сроки заключения.

Характерным для того времени явился резонанс, вызванный этим делом. Тогда как многие писали в партийные органы и газеты гневные письма, требуя смертной казни для насильников, другие поддерживали преступников, примеряя их опыт на себя. Анонимный автор, обращаясь в редакцию газеты «Правда», писал: «Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!» Подобное понимание роли женщины в «новом советском обществе» было навязано большинству молодых людей; в среде молодых рабочих разврат и насилие на долгие годы стали нормой поведения.

«Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии», - это цитата из письма студентки, опубликованного в «Правде» (7 мая 1925 г.).

«Эрос революции» тогда широко воспевался в обществе революционными поэтами-бунтарями – Маяковским и другими. Новые пролетарские писатели и деятели пролетарского искусства вели дискуссии о теории «крылатого» и «бескрылого» Эроса. Полная раскрепощенность нравов вызвала брожение не только в головах, но и в штанах, что привело к возникновению разных течений и теорий, посвященных семейно-половым вопросам.

Самой заметной стала «теория Эроса», имевшая как бы два направления. И хотя между направлениями существовали отличия, однако главная задача «эротистов» заключалась в том, чтоб уверить общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо избавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следовало полностью обнажить человеческое тело в живописи, на сцене и в кино. «Стыдливость, - это искажение всего нормального и здорового, с ней надо вести борьбу»; «любви нет, а есть лишь «голое размножение», физиологическое явление природы», - таковы основные принципы «эротистов». Советская литература с новым вдохновением, соответствующим времени, создавала образ женщины, приветствующей измены своего партнера (мужа), и которая сама была обязана удовлетворять сексуальный инстинкт мужчины (комсомольца и коммуниста).

«Нужны хозяйки, а не партийные шлюхи!»

Во время начавшихся в середине 20-х годов судебных делах по случаям изнасилования выяснилось множество нелицеприятных фактов. Оказывается, в среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечёрки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Подобные мероприятия обычно проводились в помещении комитета комсомола, - фабричного ли, заводского и т.д. - куда молодежь была обязана приходить на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. После чего комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок. Все знали, что секретарь комсомольской ячейки мог, при желании, покуситься сразу на нескольких понравившихся девушек. «Пробы» проходили то по очереди, то массово, без всякого стеснения перед товарищами. Вместе с тем выявились случаи самоубийства среди комсомолок, однако обвинить в этом комсомольских работников и членов комячеек не смогли (не захотели).

Особое любопытство представляет труд Ивана Солоневича «Тяжкий вопрос о науке»; в котором известный русский публицист, ставший эмигрантом, описывает события тех лет, исходя из своего личного журналистского опыта. Иван Солоневич (1891-1953) является автором книг «Россия в концлагере», «Народная Монархия», «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя». Обратимся к свидетельству Ивана Лукьяновича.

«Осенью, кажется, 1932 года я в качестве репортера попал на Сормовский завод - старый гигант индустрии около Нижнего Новгорода. Репортерское ремесло в СССР - унылое и стандартизированное ремесло. Человек обязан писать о том, что приказано. А если того, чему приказано быть, в природе не существует, обязан выдумать. То, что существует в реальности, никакую редакцию не интересует, и интересовать не имеет права. Жизнь обязана укладываться в схему генеральной линии. Я с блокнотом и фотоаппаратом скучно бродил по гигантской территории Сормовского завода, пока в его парадных воротах не наткнулся на целую серию «черных досок» - «досок позора», на которые наносят имена всякого отдельного элемента веселой социалистической стройки. Не «преступного», а только «отсталого»- для преступного есть и другие места. На досках красовалось около ста имен. На доски я взглянул только случайно: кому интересны имена опоздавших на работу, не выполнивших нормы, удравших от общественной нагрузки? Но случайный взгляд обнаружил целое «общественное явление»… Почти в одной и той же редакции, одна за другой, шли записи такого содержания: «Комсомолец Иван Иванов женился, старается возможно больше заработать, бросил общественную работу, исключен из комсомола как мещанский элемент». Иногда редакция записи говорила чуть-чуть иначе: «Комсомолец Иванов “повышает квалификацию”, но для заработка, а не для социализма». Словом - на досках было около сотни комсомольцев, из-за женитьбы ушедших из комсомола. Я направился в комсомольский комитет: в чем тут дело? В комсомольском комитете мне ответили раздраженно и туманно: черт их знает, что с ребятами делается: у попа женятся, пойдите в женотдел, это по ихнему ведомству, женотдел прямо на стенку лезет… Я пошел в женотдел… Меня как «представителя московской прессы» обступила дюжина комсомольских и партийных активисток. Часть из них относилась к типу партийной самки, который был увековечен соответствующим скульптурным произведением во Дворце труда. Другую я отнес к числу заблудших душ - не вполне невинных жертв социалистического общественного темперамента. Всем им хотелось излить свои наболевшие души. Они и излили: одни жалобно, другие озлобленно. Фактическую сторону дела обе части рисовали, впрочем, одинаково. Фактическая сторона дела заключалась в том, что заводская молодежь ни с того ни с сего вдруг начала жениться. Это бы еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что на комсомолках жениться не хотел никто. Им-де, ребятам, нужны жены, а не «орательницы» - в русском языке есть глагол «орать», имеющий случайно лингвистическое родство с термином «оратор». Им нужны хозяйки дома, а не партийные шлюхи - последнее существительное в разных редакциях передавалось по-разному. Они, ребята, вообще хотят иметь семью. Как у людей. Без развода и всяких таких вещей. И поэтому женятся не в загсе (отдел записи актов гражданского состояния), а у попа: так все-таки вернее. Потом они хотят побольше заработать, учатся, посещают курсы, «повышают квалификацию», но на собрания не ходят, и социалистическая стройка их не интересует никак. В соответствии с советской идеологией, фразеологией и прочими вещами женские души из сормовского женотдела выражались витиевато и казенно. Слушатель, не убеленный достаточным советским опытом, мог бы и в самом деле предположить, что интересы социалистической стройки стоят у женотдела на самом первом месте. Но, во-первых, партийный комитет никакой угрозы интересам этой стройки не отметил и, во-вторых, сквозь казенные ламентации о планах, собраниях, мещанстве и прочем нет-нет да и прорывались свои собственные, неказенные слова. «А нашим-то девкам - куда деваться, вот так век в комсомолках и ходить?» «Они сволочи, от комсомолок носы воротят, словно мы какие зачумленные». «Им такую подавай, чтобы борщ умела варить, а что она политически безграмотна, так им что?» «В мещанство ударились; чтоб его жену никто и тиснуть не смел»… Несколько позже председательница женотдела, тип застарелой орлеанской девственницы, говорила мне полуконфиденциальным тоном: «Комсомолки наши ревмя ревут, почитай, ни одна замуж не вышла, конечно, несознательность, а все-таки обидно им… Эти сто, что на черных досках, - это только показательные, только для примеру, у нас весь молодняк такой же. Совсем по старому режиму пошли. Попа мы арестовали - не помогает: в Нижний жениться ездиют. Вы об этом, товарищ Солоневич, уж обязательно напишите…» Я обещал «написать» - писать обо всем этом нельзя было, конечно, ни слова. На своих спортивных площадках я поговорил с ребятами. Ребята усмехались и зубоскалили: просчитались наши орательницы, кому они нужны! «Я, товарищ Солоневич, скажу вам прямо: я на бабе женюсь, а не на партии… Вот тут один наш дурак на комсомолке женился: дома грязь, пуговицу пришить некому, жену щупают кому не лень, ежели дети пойдут, так это еще не сказано, чьи они». Словом, разговоры носили ярко выраженный мелкобуржуазный характер. И я понял: социалистическая игра в России проиграна. В семейном вопросе коммунизм сдал свои позиции первым: с вот этакими комсомольцами справиться было нельзя. Да и солдаты были нужны: без семьи - какие солдаты. Так, несколько позже, коммунизм отступил и на церковном фронте: отступил гибко и умно, не отдавая своих основных позиций и используя религию для вооруженной защиты безбожия. Но прорыв на семейном фронте был первым решающим прорывом: комсомолец попер жениться, комсомолец стал строить семью - и тут уж все остальное, быстро или медленно - это другой вопрос, пойдет истинно старорежимными путями: семья, забота, собственность - словом, «старый режим»…».

Стыд, как классовый предрассудок

Младокомсомольцы вместо того, чтобы заняться пропагандой коммунизма, с животной радостью спешили пропагандировать свободную любовь. Причем не иначе, как на собственных примерах. Юными пролетариями, готовыми отвергнуть стыд, как классовый предрассудок, таинство отношений между мужчиной и женщиной отвергается; романтика и девственность - «страшное наследие темного мира», «царства эксплуатации человека человеком».

Оттого отношения полов рассматривались ныне лишь в контексте революционной целесообразности. «Дно» общества, описанное самым страстным и самым наглым агитатором революции Максимом Горьким, вылезло наружу, обуянное горячечным беспределом и кровавыми оргиями. Жители городских трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уголовные элементы, преступники всех мастей, - стали гегемоном революции. Получив из рук красных паханов, управлявших страной, власть среднего и низшего звена, это «дно» строило «новую» жизнь по невиданным доселе понятиям.

Самое тонкое чувство, на которое только способно «дно» - пошлая эротика, самая страстная любовь - грубый инстинкт спаривания. Но они лишь повторяли то, что стало нормой в клане красных правителей. А правители и их карательные органы жили по принципу свободной любви, не заботясь о том, чтобы скрывать это от народа. Но среди системы ценностей большинства населения бывшей Российской Империи половая распущенность никогда не была в почете; новая революционная мораль скорее даже вызывала отвращение. И тогда были запущены другие способы развращения народа.

В дело вступил комсомол - «кузница коммунистических кадров». Вскоре в большевистской стране сексуальные преступления стали нормой поведения в среде рабочей молодежи; молодые пролетарии цинично демонстрировали отрицание всякой морали через надругательство и насилие над другими членами общества и в особенности, девушками и женщинами. Что поддерживалось секретарями комсомола, рьяно проповедующими полную свободу в отношениях полов.

К примеру, в Киеве один из комсомольских секретарей укома на частых собраниях убеждал молодежь в «революционности свободной любви». То же происходило по всем городам и весям страны, докатываясь до дальних деревень, и уже не только на городских площадях и вокзалах, но и на деревенских сходках выступали заезжие молодые ораторы, пропагандируя прелести новой жизни и свободы полов.

Порнография и разврат убийственней рака, насильственней террора, разрушительней наркотиков

Сколько людей отдает себе отчет в том, что блуд, или одержимость эротизмом, - самый большой враг современного человека?

Блуд демонстрирует свои соблазнительные прелести на каждом углу, в каждом киоске и развале, заманчиво приветствует нас со страниц многотиражных газет, но самым мощным потоком вливается в наши вены, подобно сладкому яду, когда мы подключаемся к миру телевидения и Интернета - этим любимым каналам и орудиям великой блудницы. Скажете, преувеличено?

Исследования, проведенные в последние десятилетия, неопровержимо свидетельствуют, что порнография вызывает зависимость быстрее любого наркотика.

Наркотики в целом вызывают зависимость самое меньшее через две недели после начала употребления, в то время как порнография, согласно недавним исследованиям, может привести к зависимости сразу же после первых просмотров. Однако не подлежит сомнению, что воспитание, здоровая психика, вера - факторы, смягчающие влияние порнографии.

«Изучая эффект зависимости, доктор Клайн, проанализировав поведение сотен людей с сексуальными отклонениями, описал четыре фазы, через которые проходят вовлеченные в употребление материалов сексуального характера, и прежде всего порнографических. Уже на первой ступени проявляется «эффект зависимости», когда человек снова и снова обращается к всё более откровенному материалу, поскольку он служит для него очень сильным сексуальным стимулятором, обладающим эффектом афродизиака… Далее Клайн описывает «эффект возрастания», при котором ощущается «возрастающая потребность во все большем стимуляторе для получения того же эффекта». На третьей стадии возникает «утрата чувствительности»: вещи, казавшиеся некогда шокирующими, будоражат всё менее и менее и, как следствие, со временем начинают казаться в порядке вещей. На четвертой стадии, констатирует Клайн, имеет место «возрастающее стремление копировать на практике поведение, увиденное в порнографических материалах».

Как люди дошли до этого, как стало возможным, чтобы блуд задавал тон почти на всех каналах средств массовой информации современного общества, если он оказывает столь разлагающее действие на сознание и жизнь людей?

Безусловно, порнография - один из самых выгодных бизнесов, поэтому ее распространение в обществе потребления вполне объяснимо, но это объяснение нельзя принять, если мы говорим не о первобытном обществе, руководствующемся инстинктами и магией. Для современного мира, в котором существуют социальные институты и законы, в котором любой феномен может быть прослежен и проанализирован социологически с целью принятия мер для защиты личности, подобное объяснение не может считаться удовлетворительным. Тем более в тех условиях, когда сами международные организации, призванные, казалось бы, бороться против торговли порнографией и проституции, законодательно поддерживают блуд.

Мы уже писали о том, как ООН и ЮНЕСКО проталкивают половое воспитание в школах и детских садах, начиная с 5-летнего возраста. Впрочем, Европейский Союз - главный оплот гомосексуалистов, издающий законы, навязывающие признание как их самих, так и браков между ними, а также усыновление ими детей. Так что блуд, порнография и даже извращения не только допускаются, но и навязчиво проталкиваются крупными международными организациями. Поэтому можно говорить даже о своего рода глобальной политике…

Обращение к книге Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» поможет нам понять движущие силы и рычаги этой мондиалистской политики.

В этой антиутопии, написанной в 1930-е годы, Хаксли предсказал введение обязательного полового воспитания с самых ранних лет.

Карапузов детсадовского возраста [в точности как этого требует от нас ЮНЕСКО сегодня!] посвящали в занятия эротическими играми - как для того, чтобы они лучше развили свои сексуальные инстинкты, так и для того, чтобы преодолели стыд и прочие препятствия психологического свойства, способные помешать им в дальнейшем совокупляться, как скоты, с тем, кому случилось оказаться рядом.

«В траве на лужайке среди древовидного вереска двое детей - мальчик лет семи и девочка примерно годом старше - очень сосредоточенно, со всей серьезностью ученых, погруженных в научное исследование, которое сулит великое открытие, играли в примитивную сексуальную игру…» [Хаксли].

Целью этих сексуальных игр было не что иное, как формирование индивидов в духе сексуального либертинажа [отрицание принятых в обществе норм, прежде всего нравственных] для будущего общества, в котором верность и любовь в рамках семьи будут считаться пошлыми и незаконными.

Государство у Хаксли должно было наказывать тех, кто смел слишком долго задерживаться на любви к единственному лицу. Сегодня телевизор и порнография с успехом осуществляют воспитание подобного рода…

Как догадался Хаксли о том, что может возникнуть общество такого типа? Каковы мотивы подобного воспитания, если оно не может сделать счастливым никого и не способно обеспечить здорового общества?

Первая причина , упоминаемая героями Хаксли, такова: развращенными людьми легче управлять.

Они подобны перевоспитанным, у которых вытравлено нравственное сознание, и поэтому они не могут противопоставить себя репрессиям системы.

Вторая причина та, что разврат - самый лучший способ контроля за численностью населения и ее сокращения.

Ведь культура эротизма, порнографии и проституции вступает в прямой конфликт с семейной жизнью, рождением детей.

Хаксли уже в 1930-е годы предусматривал и необходимость развития техник контрацепции и абортов для контроля над численностью населения при всеобщей развращенности индивидов. Таким образом, счастье человека в рамках семейной жизни подменяется удовольствием, полученным в крайне соблазнительной культуре разврата и порнографии.

Красоте и радости полноты любви в семье и счастью рождения детей Хаксли противопоставляет плотское удовольствие, проистекающее из раздражения чувствительных зон.

Тот факт, что более 70 лет назад с такой точностью было предвосхищено сегодняшнее введение полового воспитания в школах и детских садах и беспримерное в истории распространение разврата, возможно, просто случайность. Вспомним, что в начале ХХ века всё это воспринималось как абсолютный абсурд, ведь тогда даже публичный поцелуй считался непристойностью.

И все-таки… Неужели простое совпадение и то, что брат Хаксли был первым генеральным директором ООН - организации, которая сегодня со всей очевидностью на практике реализует утопию, написанную более 80 лет тому назад?..

И почему в те же 1930-е годы стала «научно» обосновываться идеология, которая впоследствии выльется в навязчивое насаждение разврата, извращений и гомосексуализма?

Вы вот говорите про "насаждение", а где в каком году отменили брак? Они же злые были большевики, власть у них абсолютная была.
Взяли бы да отменили и открыли бордели с комсомолками.
Но этого же не случилось.
Нестыковочка получается. Значит приведенные вами цитаты, скорее являются исключением, а не отражают "линии партии".

Что поделать, не понятно человеку, что столь любимые им коммунисты, одержав победу в Гражданской войне, сразу, сию секунду сложившиеся институты, пускай и ослабленные революционным хаосом и войной, разрушить не могли. Если Церковь ломали и ставили на колени десятилетиями, уничтожая лучших пастырей, то и прежние формы совместного общежития как таковые разрушить не получилось. Т.к. ближе к началу 1930-х прежнюю установку немного пересмотрели, и показная распущенность первых лет стала уже не котироваться. Хотя де-факто, в тени, все продолжалось как прежде.

Но в данном случае речь не об извивах партийной линии в отношении того, что считать моральным, а что нет, а об историческом аспекте - 1920-х гг., когда отрицание и разрушение старого (в т.ч. и устоев морали) было доминирующим принципом политики власти.

О том, какие "славные нравы" царили в комсомоле в 1920-е гг., повествует цитируемая ниже статья минской писательницы Ольги Грейгъ. Одновременно ввожу у себя в журнале новый тег под названием "советские нравы". Буду теперь все посты на данную тему помечать им.
_____

Комсомол и «Эрос революции»

Ольга ГРЕЙГЪ
Специально для «Аналитической газеты «Секретные исследования»

После Октябрьского переворота 1917 года по всей России появлялись и множились кружки «Долой стыд!», «Долой невинность!», «Долой брак!», «Долой семью!». На заре своего появления многие комсомольские ячейки видели свою основную задачу не в подготовке кадров для строительства светлого будущего (такой задачи партия еще не поставила перед молодыми), а в раскрепощении молодежи, развале старого мещанского быта и уничтожении православных оков нравственности времён «проклятого царизма».

СТЫД, КАК КЛАССОВЫЙ ПРЕДРАССУДОК

Младокомсомольцы вместо того, чтобы заняться пропагандой коммунизма, с животной радостью спешили пропагандировать свободную любовь. Причем не иначе, как на собственных примерах. Юными пролетариями, готовыми отвергнуть стыд, как классовый предрассудок, таинство отношений между мужчиной и женщиной отвергается; романтика и девственность — «страшное наследие темного мира», «царства эксплуатации человека человеком». Оттого отношения полов рассматривались ныне лишь в контексте революционной целесообразности. «Дно» общества, описанное самым страстным и самым наглым агитатором революции Максимом Горьким, вылезло наружу, обуянное горячечным беспределом и кровавыми оргиями. Жители городских трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уголовные элементы, преступники всех мастей, — стали гегемоном революции. Получив из рук красных паханов, управлявших страной, власть среднего и низшего звена, это «дно» строило «новую» жизнь по невиданным доселе понятиям. Самое тонкое чувство, на которое только способно «дно» — пошлая эротика, самая страстная любовь — грубый инстинкт спаривания. Но они лишь повторяли то, что стало нормой в клане красных правителей. А правители и их карательные органы жили по принципу свободной любви, не заботясь о том, чтобы скрывать это от народа. Но среди системы ценностей большинства населения бывшей Российской Империи половая распущенность никогда не была в почете; новая революционная мораль скорее даже вызывала отвращение. И тогда были запущены другие способы развращения народа. В дело вступил комсомол — «кузница коммунистических кадров». Вскоре в большевистской стране сексуальные преступления стали нормой поведения в среде рабочей молодежи; молодые пролетарии цинично демонстрировали отрицание всякой морали через надругательство и насилие над другими членами общества и в особенности, девушками и женщинами. Что поддерживалось секретарями комсомола, рьяно проповедующими полную свободу в отношениях полов. К примеру, в Киеве один из комсомольских секретарей укома на частых собраниях убеждал молодежь в «революционности свободной любви». То же происходило по всем городам и весям страны, докатываясь до дальних деревень, и уже не только на городских площадях и вокзалах, но и на деревенских сходках выступали заезжие молодые ораторы, пропагандируя прелести новой жизни и свободы половых отношений. Уже бродили в обществе слухи о «национализации» всех женщин в пользу передового пролетариата, идейного носителя идей коммунизма.

«ЖЕНЩИНА — НЕ ЧЕЛОВЕК!»

Ничего удивительного, что изнасилование в 20-30-е годы ХХ века стало нормой поведения членов советского государства. К примеру, в 1926 году только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. — 726; в 1928 г. — 849. В других судах больших городов та же тенденция. У процесса изнасилования в среде советской молодежи даже появилось свое наименование: «чубаровщина». Возникло оно по названию Чубаровского переулка на Лиговке в Ленинграде, где в 1926 году приехавшую работать на завод 20-летнюю крестьянку Любу Белякову насиловала целая банда молодых представителей рабочего класса, — около 40 (!) комсомольцев, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. (Уже в наше время, в 2006 г. об этом случае упоминала газета «АиФ».) Состоятся суд, в ходе которого установили, что обвиняемые и свидетели разделяют общественное мнение, озвученное рупором комсомола «Комсомольской правдой»: «Женщина — не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина — девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» (18 декабря 1926 г.). «Самым скверным является то обстоятельство, — отмечает далее газета, — что этот ужасный случай не представляет собой в нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он — всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие». Ничего необычного в зверском насилии, свершаемом на глазах прохожих, не увидел комсомолец, случайно ставший очевидцем преступления. Во время дачи показаний на суде он… не мог понять вопроса прокурора, почему же он никого не позвал на помощь. Один из шайки насильников и вовсе утверждал, что изнасилования как такового и не было, разве что акт совершался без согласия женщины… — Женщина — не человек, — твердили на суде обвиняемые, — все комсомольцы настроены точно так же, и живут таким же образом, как мы. «Чубаровское» дело получило такой широкий общественный резонанс, что грозило срывом планов индустриализации страны; поэтому вместо обычных 5 лет, которых давали за подобные «игры», шестеро из насильников были приговорены к расстрелу, остальные получили длительные сроки отсидки. На страницы советской печати попало и другое преступление, не менее чудовищное. И эти зверские преступления заставляли власти искать пути решения ею же порожденной проблемы. В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек. Суд по данному делу стал показательным; да и то только потому, что одна бедняжка скончалась от телесных повреждений, а у другой потерпевшей отец оказался видным партийным деятелем. В ходе следствия выяснилось, что один из преступников Федор Соловцов — комсомольский активист, уже давно славился сексуальными победами. Низкорослый парень с изъеденным оспой лицом имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая их к сожительству. Если девушки отказывались содействовать «внедрению революционной пролетарской морали», он тут же находил рычаги воздействия: то обещал исключить из комсомола, то угрожал лишением места в общежитии, то собирался распространить гнусную молву о ее непролетарском происхождении и т.п. И, между прочим, исполнял свои обещания. Ну а в некоторых случаях комсомольский активист просто дарил объекту похоти пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок. Подобное стало нормой поведения в советском обществе; комсомольские и партийные вожди всегда видели в женщинах лишь сексуальный объект. Так было до конца ХХ века; и в сегодняшнем постсоветском обществе изувеченное внутреннее «я» Женщины не может оправиться от увечья, нанесенного ей коммунистической моралью. Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, разлезающегося на части.

«ЭРОТИСТЫ» И «СТРАДАЛЬЦЫ ОТ НЕТЕРПЁЖКИ»

На суде над молодыми насильниками, проходившем в Ленинграде, было озвучено, что в комсомольской ячейке ФЗУ открыто существовало «бюро свободной любви». И часто мероприятия революционной молодежи заканчивались разнузданными оргиями, когда парочки совокуплялись на глазах друг у друга. А в тот момент на пляже, — объяснили насильники, — они «страдали от нетерпежки». Рассвирепели же и били гражданок за то, что те проявили «буржуазную несознательность», отказав им по-хорошему. Комсомольцы насиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты прямо на пляже. Оргия продолжалась несколько часов. Совершив насилие, они жестоко избили жертвы. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. На крики несчастных наконец прибежал наряд милиции. Солонцов уверенно заявил прибывшим: — Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! Это их надо арестовывать, а не нас! Вину подсудимые так и не признали; комсомольский вожак на суде не раз подчеркивал, что видит в своих действиях «здоровую сексуальную революционную мораль». Но так как суд по делу об изнасиловании был превращен в показательный процесс, преступников сурово наказали: Соловцова расстреляли, его подельников посадили на длительные сроки заключения. Характерным для того времени явился резонанс, вызванный этим делом. Тогда как многие писали в партийные органы и газеты гневные письма, требуя смертной казни для насильников, другие поддерживали преступников, примеряя их опыт на себя. Анонимный автор, обращаясь в редакцию газеты «Правда», писал: «Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!» Подобное понимание роли женщины в «новом советском обществе» было навязано большинству молодых людей; в среде молодых рабочих разврат и насилие на долгие годы стали нормой поведения. «Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии», — это цитата из письма студентки, опубликованного в «Правде» (7 мая 1925 г.). «Эрос революции» тогда широко воспевался в обществе революционными поэтами-бунтарями - Маяковским и другими. Новые пролетарские писатели и деятели пролетарского искусства вели дискуссии о теории «крылатого» и «бескрылого» Эроса. Полная раскрепощенность нравов вызвала брожение не только в головах, но и в штанах, что привело к возникновению разных течений и теорий, посвященных семейно-половым вопросам. Самой заметной стала «теория Эроса», имевшая как бы два направления. И хотя между направлениями существовали отличия, однако главная задача «эротистов» заключалась в том, чтоб уверить общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо избавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следовало полностью обнажить человеческое тело в живописи, на сцене и в кино. «Стыдливость, — это искажение всего нормального и здорового, с ней надо вести борьбу»; «любви нет, а есть лишь «голое размножение», физиологическое явление природы», — таковы основные принципы «эротистов». Советская литература с новым вдохновением, соответствующим времени, создавала образ женщины, приветствующей измены своего партнера (мужа), и которая сама была обязана удовлетворять сексуальный инстинкт мужчины (комсомольца и коммуниста).

«НУЖНЫ ХОЗЯЙКИ, А НЕ ПАРТИЙНЫЕ ШЛЮХИ!»

Во время начавшихся в середине 20-х годов судебных делах по случаям изнасилования выяснилось множество нелицеприятных фактов. Оказывается, в среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечёрки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Подобные мероприятия обычно проводились в помещении комитета комсомола, — фабричного ли, заводского и т.д. — куда молодежь была обязана приходить на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. После чего комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок. Все знали, что секретарь комсомольской ячейки мог, при желании, покуситься сразу на нескольких понравившихся девушек. «Пробы» проходили то по очереди, то массово, без всякого стеснения перед товарищами. Вместе с тем выявились случаи самоубийства среди комсомолок, однако обвинить в этом комсомольских работников и членов комячеек не смогли (не захотели). Особое любопытство представляет труд Ивана Солоневича «Тяжкий вопрос о науке»; в котором известный русский публицист, ставший эмигрантом, описывает события тех лет, исходя из своего личного журналистского опыта. Иван Солоневич (1891—1953) является автором книг «Россия в концлагере», «Народная Монархия», «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя». Обратимся к свидетельству Ивана Лукьяновича. «Осенью, кажется, 1932 года я в качестве репортера попал на Сормовский завод — старый гигант индустрии около Нижнего Новгорода. Репортерское ремесло в СССР — унылое и стандартизированное ремесло. Человек обязан писать о том, что приказано. А если того, чему приказано быть, в природе не существует, обязан выдумать. То, что существует в реальности, никакую редакцию не интересует, и интересовать не имеет права. Жизнь обязана укладываться в схему генеральной линии. Я с блокнотом и фотоаппаратом скучно бродил по гигантской территории Сормовского завода, пока в его парадных воротах не наткнулся на целую серию «черных досок» — «досок позора», на которые наносят имена всякого отдельного элемента веселой социалистической стройки. Не «преступного», а только «отсталого»— для преступного есть и другие места. На досках красовалось около ста имен. На доски я взглянул только случайно: кому интересны имена опоздавших на работу, не выполнивших нормы, удравших от общественной нагрузки? Но случайный взгляд обнаружил целое «общественное явление»… Почти в одной и той же редакции, одна за другой, шли записи такого содержания: «Комсомолец Иван Иванов женился, старается возможно больше заработать, бросил общественную работу, исключен из комсомола как мещанский элемент». Иногда редакция записи говорила чуть-чуть иначе: «Комсомолец Иванов “повышает квалификацию”, но для заработка, а не для социализма». Словом — на досках было около сотни комсомольцев, из-за женитьбы ушедших из комсомола. Я направился в комсомольский комитет: в чем тут дело? В комсомольском комитете мне ответили раздраженно и туманно: черт их знает, что с ребятами делается: у попа женятся, пойдите в женотдел, это по ихнему ведомству, женотдел прямо на стенку лезет... Я пошел в женотдел… Меня как «представителя московской прессы» обступила дюжина комсомольских и партийных активисток. Часть из них относилась к типу партийной самки, который был увековечен соответствующим скульптурным произведением во Дворце труда. Другую я отнес к числу заблудших душ — не вполне невинных жертв социалистического общественного темперамента. Всем им хотелось излить свои наболевшие души. Они и излили: одни жалобно, другие озлобленно. Фактическую сторону дела обе части рисовали, впрочем, одинаково. Фактическая сторона дела заключалась в том, что заводская молодежь ни с того ни с сего вдруг начала жениться. Это бы еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что на комсомолках жениться не хотел никто. Им-де, ребятам, нужны жены, а не «орательницы» — в русском языке есть глагол «орать», имеющий случайно лингвистическое родство с термином «оратор». Им нужны хозяйки дома, а не партийные шлюхи — последнее существительное в разных редакциях передавалось по-разному. Они, ребята, вообще хотят иметь семью. Как у людей. Без развода и всяких таких вещей. И поэтому женятся не в загсе (отдел записи актов гражданского состояния), а у попа: так все-таки вернее. Потом они хотят побольше заработать, учатся, посещают курсы, «повышают квалификацию», но на собрания не ходят, и социалистическая стройка их не интересует никак. В соответствии с советской идеологией, фразеологией и прочими вещами женские души из сормовского женотдела выражались витиевато и казенно. Слушатель, не убеленный достаточным советским опытом, мог бы и в самом деле предположить, что интересы социалистической стройки стоят у женотдела на самом первом месте. Но, во-первых, партийный комитет никакой угрозы интересам этой стройки не отметил и, во-вторых, сквозь казенные ламентации о планах, собраниях, мещанстве и прочем нет-нет да и прорывались свои собственные, неказенные слова. «А нашим-то девкам — куда деваться, вот так век в комсомолках и ходить?» «Они сволочи, от комсомолок носы воротят, словно мы какие зачумленные». «Им такую подавай, чтобы борщ умела варить, а что она политически безграмотна, так им что?» «В мещанство ударились; чтоб его жену никто и тиснуть не смел»... Несколько позже председательница женотдела, тип застарелой орлеанской девственницы, говорила мне полуконфиденциальным тоном: «Комсомолки наши ревмя ревут, почитай, ни одна замуж не вышла, конечно, несознательность, а все-таки обидно им... Эти сто, что на черных досках, — это только показательные, только для примеру, у нас весь молодняк такой же. Совсем по старому режиму пошли. Попа мы арестовали — не помогает: в Нижний жениться ездиют. Вы об этом, товарищ Солоневич, уж обязательно напишите...» Я обещал «написать» — писать обо всем этом нельзя было, конечно, ни слова. На своих спортивных площадках я поговорил с ребятами. Ребята усмехались и зубоскалили: просчитались наши орательницы, кому они нужны! «Я, товарищ Солоневич, скажу вам прямо: я на бабе женюсь, а не на партии... Вот тут один наш дурак на комсомолке женился: дома грязь, пуговицу пришить некому, жену щупают кому не лень, ежели дети пойдут, так это еще не сказано, чьи они». Словом, разговоры носили ярко выраженный мелкобуржуазный характер. И я понял: социалистическая игра в России проиграна. В семейном вопросе коммунизм сдал свои позиции первым: с вот этакими комсомольцами справиться было нельзя. Да и солдаты были нужны: без семьи — какие солдаты. Так, несколько позже, коммунизм отступил и на церковном фронте: отступил гибко и умно, не отдавая своих основных позиций и используя религию для вооруженной защиты безбожия. Но прорыв на семейном фронте был первым решающим прорывом: комсомолец попер жениться, комсомолец стал строить семью — и тут уж все остальное, быстро или медленно — это другой вопрос, пойдет истинно старорежимными путями: семья, забота, собственность — словом, «старый режим»...».

«КАЖДАЯ КОМСОМОЛКА ОБЯЗАНА ОТДАТЬСЯ… »

Но до начала 30-х годов, до времени, когда члены комсомола, досыта натешившись с доступными комсомолками, решили брать в жены обычных девчат, прошло не десятилетие, а — целая эпоха циничного разврата. Закрепленного, между прочим, в первом Уставе этой организации! Как известно, 29 октября 1918 года в Москве прошёл первый съезд так называемых союзов рабочей и крестьянской молодёжи, на котором было принято решение о создании Российского Коммунистического Союза Молодёжи (РКСМ). Официальная история последующих лет деятельности комсомола выглядит так: — В июле 1924 РКСМ было присвоено имя В.И. Ленина, РКСМ стал Российским Ленинским коммунистическим союзом молодёжи (РЛКСМ). В связи с образованием Союза ССР в 1922 г. комсомол в марте 1926 был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ). — Согласно Уставу ВЛКСМ в комсомол принимаются юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. В 1918 г. в членах этой организации числилось 22.000 человек; в 1920 — 400.000; в 1933 — 4,5 млн. человек; в 1941 — 10.400.000 человек; в 1971 —свыше 28 млн. молодых людей всех наций и народностей СССР. За 50 лет в комсомоле прошло политическую школу более 100 млн. советских людей. — Главной задачей ВЛКСМ является помогать партии воспитывать юношей и девушек: 1) на великих идеях марксизма-ленинизма (понимай правильно: марксизм-ленинизм осуществился на деле через обучение революционеров и деклассированных элементов, международных отщепенцев и преступников из разных стран в единых международных школах и центрах терроризма на деньги заинтересованных структур, чтобы затем вооруженным путем изменить существующий политический строй в России и других странах); 2) на героических традициях революционной борьбы (понимай правильно: эти традиции зиждутся на развязывании гражданской войны и массовых убийствах; за время революции, Гражданской войны и до конца 30-х годов ХХ в. погибло более 60 млн. только русского населения бывшей Российской Империи); 3) на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции (понимай правильно: самоотверженным может быть труд только у тех, кто поставлен в нечеловеческие рамки существования, кто находится в колхозах и совхозах, работает за трудодни и, не имея паспорта, не может изменить условия труда и жизни; кто в массовом порядке отправлен «на исправительные работы» в советский ГУЛАГ; кто вынужден выдавать «на гора» во имя спасения положения на бездарно проигранных советскими полководцами полях сражений во время Второй мировой…); 4) вырабатывать и укреплять у молодёжи классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд строителей коммунизма (понимай правильно: классовый подход — это искаженное понимание событий во всех областях человеческой жизни, подаваемое через призму ненависти к «мировой оплётке империализма», к мифическим эксплуататорам и буржуям; что касается «высокообразованных», то советская система обучения по всем (!) параметрам проигрывала разносторонней системе образования, как начального, так и высшего, времён царской Империи). Рассказывая о своих славных подвигах и повседневных делах, комсомольские и партийные вожаки навсегда забыли о том, КАК на самом деле вовлекалась молодежь в свои ряды борцов за светлое будущее. В то время, когда в редких комсомольских рядах насчитывалось не более 20.000 человек на необъятную страну, был принят 1-й Устав РКСМ, где имелся пункт следующего содержания: «Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой». Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями — председателями, генеральными секретарями ЦК комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 — коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899—1937); с 1919 по апрель 1922 — коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902—1937); с 1922 по июль 1924 — коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897—1939); с 1924 по май 1928 — коммунист Николай Павлович Чаплин (1902—1938); с 1928 и по апрель 1929 — коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903—1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903—1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15-и лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни. Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» — комсомол — вписал самую черную страницу в свою славную биографию.

В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ РЕВОЛЮЦИИ

Сразу же после создания РКСМ, для знакомства с новой организацией в столицу были посланы инициаторы с мест. По их возвращении во всех школах, на заводах и фабриках городов проходят митинги по созданию комсомольских ячеек. Губкомы, проводя в жизнь политику новой организации, вовсю выдавали постановления о том, что каждый комсомолец или рабфаковец имеет право реализовать свое половое влечение, а комсомолка или рабфаковка должна его удовлетворить по первому же требованию, — в противном случае она лишалась звания комсомолки и пролетарской студентки. Но в адрес комсомольских вожаков стали поступать жалобы от сексуально озабоченных товарищей, которым девочки-комсомолки не пожелали отдаться. Нарушительниц правил комсомольской этики и новой коммунистической морали осуждали и карали на шумных комсомольских собраниях. Однако многие комсомолки приводили в ответ слова большевички Александры Коллонтай: «Женщина теперь сама сможет выбирать себе мужчину», и парировали, что если мужчины будут принуждать их к соитию, то они выйдут их комсомола. Однако смелых, готовых дать отпор было не так уж и много. «Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, — подводила итог (между прочим, и своего личного весомого вклада в дело морального и психофизиологического разложения общества) известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.) — 1.Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» (рабочий факультет) имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению. 2.Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…» В результате, когда все без исключения комсомольцы и коммунисты были уверены, что у них есть права на удовлетворение мужской физиологической потребности, в Стране Советов назрела новая проблема: что делать с детьми, рожденными от свального блуда свободной любви. Дети крылатого Эроса, которых матери не могли прокормить, пополняли детские дома, становились беспризорниками. Зачатые в жутких условиях, — не в процессе любви, а в процессе бездушия и насилия, — никогда не знавшие материнского тепла, они росли и вливались в ряды преступного мира. «Брачный бойкот комсомолок, а также и комсомольских форм сексуальной жизни был, конечно, симптомом огромного национального значения. Может быть — самым решающим симптомом существования нации. Здоровый, нормальный, общечеловеческий инстинкт с отвращением отбросил всё сексуальное экспериментаторство и вернулся к традиции», — подметил публицист И. Солоневич. Но то, что по сердцу человеку нормальному, было как кость в горле большевику. «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи», — гневно возмущался Троцкий в 30-е годы, осознавая, что даже давнее убийство царской семьи становилось отчасти бессмысленным, потому как конечная цель в деле уничтожения семьи, как ячейки общества, не достигнута. Ведь на семье держится все — и нравственность, и государство. Утешает только то, что наше поколение появилось на свет уже после экспериментаторства. Но сколькие из поколения наших бабушек и дедушек рождены в этом чудовищном эксперименте, в этом публичном доме революции?

Оригинал взят у ukhudshanskiy в Комсомол и «Эрос революции»
После Октябрьского переворота 1917 года по всей России появлялись и множились кружки «Долой стыд!», «Долой невинность!», «Долой брак!», «Долой семью!». На заре своего появления многие комсомольские ячейки видели свою основную задачу не в подготовке кадров для строительства светлого будущего (такой задачи партия еще не поставила перед молодыми), а в раскрепощении молодежи, развале старого мещанского быта и уничтожении православных оков нравственности времён «проклятого царизма».

Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, разлезающегося на части.

СТЫД, КАК КЛАССОВЫЙ ПРЕДРАССУДОК

Младокомсомольцы вместо того, чтобы заняться пропагандой коммунизма, с животной радостью спешили пропагандировать свободную любовь. Причем не иначе, как на собственных примерах. Юными пролетариями, готовыми отвергнуть стыд, как классовый предрассудок, таинство отношений между мужчиной и женщиной отвергается; романтика и девственность — «страшное наследие темного мира», «царства эксплуатации человека человеком». Оттого отношения полов рассматривались ныне лишь в контексте революционной целесообразности. «Дно» общества, описанное самым страстным и самым наглым агитатором революции Максимом Горьким, вылезло наружу, обуянное горячечным беспределом и кровавыми оргиями. Жители городских трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уголовные элементы, преступники всех мастей, — стали гегемоном революции. Получив из рук красных паханов, управлявших страной, власть среднего и низшего звена, это «дно» строило «новую» жизнь по невиданным доселе понятиям. Самое тонкое чувство, на которое только способно «дно» — пошлая эротика, самая страстная любовь — грубый инстинкт спаривания. Но они лишь повторяли то, что стало нормой в клане красных правителей. А правители и их карательные органы жили по принципу свободной любви, не заботясь о том, чтобы скрывать это от народа. Но среди системы ценностей большинства населения бывшей Российской Империи половая распущенность никогда не была в почете; новая революционная мораль скорее даже вызывала отвращение. И тогда были запущены другие способы развращения народа. В дело вступил комсомол — «кузница коммунистических кадров». Вскоре в большевистской стране сексуальные преступления стали нормой поведения в среде рабочей молодежи; молодые пролетарии цинично демонстрировали отрицание всякой морали через надругательство и насилие над другими членами общества и в особенности, девушками и женщинами. Что поддерживалось секретарями комсомола, рьяно проповедующими полную свободу в отношениях полов. К примеру, в Киеве один из комсомольских секретарей укома на частых собраниях убеждал молодежь в «революционности свободной любви». То же происходило по всем городам и весям страны, докатываясь до дальних деревень, и уже не только на городских площадях и вокзалах, но и на деревенских сходках выступали заезжие молодые ораторы, пропагандируя прелести новой жизни и свободы половых отношений. Уже бродили в обществе слухи о «национализации» всех женщин в пользу передового пролетариата, идейного носителя идей коммунизма.

«ЖЕНЩИНА — НЕ ЧЕЛОВЕК!»

Ничего удивительного, что изнасилование в 20-30-е годы ХХ века стало нормой поведения членов советского государства. К примеру, в 1926 году только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. — 726; в 1928 г. — 849. В других судах больших городов та же тенденция. У процесса изнасилования в среде советской молодежи даже появилось свое наименование: «чубаровщина». Возникло оно по названию Чубаровского переулка на Лиговке в Ленинграде, где в 1926 году приехавшую работать на завод 20-летнюю крестьянку Любу Белякову насиловала целая банда молодых представителей рабочего класса, — около 40 (!) комсомольцев, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. (Уже в наше время, в 2006 г. об этом случае упоминала газета «АиФ».) Состоятся суд, в ходе которого установили, что обвиняемые и свидетели разделяют общественное мнение, озвученное рупором комсомола «Комсомольской правдой»: «Женщина — не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина — девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» (18 декабря 1926 г.). «Самым скверным является то обстоятельство, — отмечает далее газета, — что этот ужасный случай не представляет собой в нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он — всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие». Ничего необычного в зверском насилии, свершаемом на глазах прохожих, не увидел комсомолец, случайно ставший очевидцем преступления. Во время дачи показаний на суде он… не мог понять вопроса прокурора, почему же он никого не позвал на помощь. Один из шайки насильников и вовсе утверждал, что изнасилования как такового и не было, разве что акт совершался без согласия женщины… — Женщина — не человек, — твердили на суде обвиняемые, — все комсомольцы настроены точно так же, и живут таким же образом, как мы. «Чубаровское» дело получило такой широкий общественный резонанс, что грозило срывом планов индустриализации страны; поэтому вместо обычных 5 лет, которых давали за подобные «игры», шестеро из насильников были приговорены к расстрелу, остальные получили длительные сроки отсидки. На страницы советской печати попало и другое преступление, не менее чудовищное. И эти зверские преступления заставляли власти искать пути решения ею же порожденной проблемы. В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек. Суд по данному делу стал показательным; да и то только потому, что одна бедняжка скончалась от телесных повреждений, а у другой потерпевшей отец оказался видным партийным деятелем. В ходе следствия выяснилось, что один из преступников Федор Соловцов — комсомольский активист, уже давно славился сексуальными победами. Низкорослый парень с изъеденным оспой лицом имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая их к сожительству. Если девушки отказывались содействовать «внедрению революционной пролетарской морали», он тут же находил рычаги воздействия: то обещал исключить из комсомола, то угрожал лишением места в общежитии, то собирался распространить гнусную молву о ее непролетарском происхождении и т.п. И, между прочим, исполнял свои обещания. Ну а в некоторых случаях комсомольский активист просто дарил объекту похоти пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок. Подобное стало нормой поведения в советском обществе; комсомольские и партийные вожди всегда видели в женщинах лишь сексуальный объект. Так было до конца ХХ века; и в сегодняшнем постсоветском обществе изувеченное внутреннее «я» Женщины не может оправиться от увечья, нанесенного ей коммунистической моралью. Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, разлезающегося на части.

«ЭРОТИСТЫ» И «СТРАДАЛЬЦЫ ОТ НЕТЕРПЁЖКИ»

На суде над молодыми насильниками, проходившем в Ленинграде, было озвучено, что в комсомольской ячейке ФЗУ открыто существовало «бюро свободной любви». И часто мероприятия революционной молодежи заканчивались разнузданными оргиями, когда парочки совокуплялись на глазах друг у друга. А в тот момент на пляже, — объяснили насильники, — они «страдали от нетерпежки». Рассвирепели же и били гражданок за то, что те проявили «буржуазную несознательность», отказав им по-хорошему. Комсомольцы насиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты прямо на пляже. Оргия продолжалась несколько часов. Совершив насилие, они жестоко избили жертвы. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. На крики несчастных наконец прибежал наряд милиции. Солонцов уверенно заявил прибывшим: — Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! Это их надо арестовывать, а не нас! Вину подсудимые так и не признали; комсомольский вожак на суде не раз подчеркивал, что видит в своих действиях «здоровую сексуальную революционную мораль». Но так как суд по делу об изнасиловании был превращен в показательный процесс, преступников сурово наказали: Соловцова расстреляли, его подельников посадили на длительные сроки заключения. Характерным для того времени явился резонанс, вызванный этим делом. Тогда как многие писали в партийные органы и газеты гневные письма, требуя смертной казни для насильников, другие поддерживали преступников, примеряя их опыт на себя. Анонимный автор, обращаясь в редакцию газеты «Правда», писал: «Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!» Подобное понимание роли женщины в «новом советском обществе» было навязано большинству молодых людей; в среде молодых рабочих разврат и насилие на долгие годы стали нормой поведения. «Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии», — это цитата из письма студентки, опубликованного в «Правде» (7 мая 1925 г.). «Эрос революции» тогда широко воспевался в обществе революционными поэтами-бунтарями - Маяковским и другими. Новые пролетарские писатели и деятели пролетарского искусства вели дискуссии о теории «крылатого» и «бескрылого» Эроса. Полная раскрепощенность нравов вызвала брожение не только в головах, но и в штанах, что привело к возникновению разных течений и теорий, посвященных семейно-половым вопросам. Самой заметной стала «теория Эроса», имевшая как бы два направления. И хотя между направлениями существовали отличия, однако главная задача «эротистов» заключалась в том, чтоб уверить общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо избавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следовало полностью обнажить человеческое тело в живописи, на сцене и в кино. «Стыдливость, — это искажение всего нормального и здорового, с ней надо вести борьбу»; «любви нет, а есть лишь «голое размножение», физиологическое явление природы», — таковы основные принципы «эротистов». Советская литература с новым вдохновением, соответствующим времени, создавала образ женщины, приветствующей измены своего партнера (мужа), и которая сама была обязана удовлетворять сексуальный инстинкт мужчины (комсомольца и коммуниста).

«НУЖНЫ ХОЗЯЙКИ, А НЕ ПАРТИЙНЫЕ ШЛЮХИ!»

Во время начавшихся в середине 20-х годов судебных делах по случаям изнасилования выяснилось множество нелицеприятных фактов. Оказывается, в среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечёрки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Подобные мероприятия обычно проводились в помещении комитета комсомола, — фабричного ли, заводского и т.д. — куда молодежь была обязана приходить на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. После чего комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок. Все знали, что секретарь комсомольской ячейки мог, при желании, покуситься сразу на нескольких понравившихся девушек. «Пробы» проходили то по очереди, то массово, без всякого стеснения перед товарищами. Вместе с тем выявились случаи самоубийства среди комсомолок, однако обвинить в этом комсомольских работников и членов комячеек не смогли (не захотели). Особое любопытство представляет труд Ивана Солоневича «Тяжкий вопрос о науке»; в котором известный русский публицист, ставший эмигрантом, описывает события тех лет, исходя из своего личного журналистского опыта. Иван Солоневич (1891—1953) является автором книг «Россия в концлагере», «Народная Монархия», «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя». Обратимся к свидетельству Ивана Лукьяновича. «Осенью, кажется, 1932 года я в качестве репортера попал на Сормовский завод — старый гигант индустрии около Нижнего Новгорода. Репортерское ремесло в СССР — унылое и стандартизированное ремесло. Человек обязан писать о том, что приказано. А если того, чему приказано быть, в природе не существует, обязан выдумать. То, что существует в реальности, никакую редакцию не интересует, и интересовать не имеет права. Жизнь обязана укладываться в схему генеральной линии. Я с блокнотом и фотоаппаратом скучно бродил по гигантской территории Сормовского завода, пока в его парадных воротах не наткнулся на целую серию «черных досок» — «досок позора», на которые наносят имена всякого отдельного элемента веселой социалистической стройки. Не «преступного», а только «отсталого»— для преступного есть и другие места. На досках красовалось около ста имен. На доски я взглянул только случайно: кому интересны имена опоздавших на работу, не выполнивших нормы, удравших от общественной нагрузки? Но случайный взгляд обнаружил целое «общественное явление»… Почти в одной и той же редакции, одна за другой, шли записи такого содержания: «Комсомолец Иван Иванов женился, старается возможно больше заработать, бросил общественную работу, исключен из комсомола как мещанский элемент». Иногда редакция записи говорила чуть-чуть иначе: «Комсомолец Иванов “повышает квалификацию”, но для заработка, а не для социализма». Словом — на досках было около сотни комсомольцев, из-за женитьбы ушедших из комсомола. Я направился в комсомольский комитет: в чем тут дело? В комсомольском комитете мне ответили раздраженно и туманно: черт их знает, что с ребятами делается: у попа женятся, пойдите в женотдел, это по ихнему ведомству, женотдел прямо на стенку лезет... Я пошел в женотдел… Меня как «представителя московской прессы» обступила дюжина комсомольских и партийных активисток. Часть из них относилась к типу партийной самки, который был увековечен соответствующим скульптурным произведением во Дворце труда. Другую я отнес к числу заблудших душ — не вполне невинных жертв социалистического общественного темперамента. Всем им хотелось излить свои наболевшие души. Они и излили: одни жалобно, другие озлобленно. Фактическую сторону дела обе части рисовали, впрочем, одинаково. Фактическая сторона дела заключалась в том, что заводская молодежь ни с того ни с сего вдруг начала жениться. Это бы еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что на комсомолках жениться не хотел никто. Им-де, ребятам, нужны жены, а не «орательницы» — в русском языке есть глагол «орать», имеющий случайно лингвистическое родство с термином «оратор». Им нужны хозяйки дома, а не партийные шлюхи — последнее существительное в разных редакциях передавалось по-разному. Они, ребята, вообще хотят иметь семью. Как у людей. Без развода и всяких таких вещей. И поэтому женятся не в загсе (отдел записи актов гражданского состояния), а у попа: так все-таки вернее. Потом они хотят побольше заработать, учатся, посещают курсы, «повышают квалификацию», но на собрания не ходят, и социалистическая стройка их не интересует никак. В соответствии с советской идеологией, фразеологией и прочими вещами женские души из сормовского женотдела выражались витиевато и казенно. Слушатель, не убеленный достаточным советским опытом, мог бы и в самом деле предположить, что интересы социалистической стройки стоят у женотдела на самом первом месте. Но, во-первых, партийный комитет никакой угрозы интересам этой стройки не отметил и, во-вторых, сквозь казенные ламентации о планах, собраниях, мещанстве и прочем нет-нет да и прорывались свои собственные, неказенные слова. «А нашим-то девкам — куда деваться, вот так век в комсомолках и ходить?» «Они сволочи, от комсомолок носы воротят, словно мы какие зачумленные». «Им такую подавай, чтобы борщ умела варить, а что она политически безграмотна, так им что?» «В мещанство ударились; чтоб его жену никто и тиснуть не смел»... Несколько позже председательница женотдела, тип застарелой орлеанской девственницы, говорила мне полуконфиденциальным тоном: «Комсомолки наши ревмя ревут, почитай, ни одна замуж не вышла, конечно, несознательность, а все-таки обидно им... Эти сто, что на черных досках, — это только показательные, только для примеру, у нас весь молодняк такой же. Совсем по старому режиму пошли. Попа мы арестовали — не помогает: в Нижний жениться ездиют. Вы об этом, товарищ Солоневич, уж обязательно напишите...» Я обещал «написать» — писать обо всем этом нельзя было, конечно, ни слова. На своих спортивных площадках я поговорил с ребятами. Ребята усмехались и зубоскалили: просчитались наши орательницы, кому они нужны! «Я, товарищ Солоневич, скажу вам прямо: я на бабе женюсь, а не на партии... Вот тут один наш дурак на комсомолке женился: дома грязь, пуговицу пришить некому, жену щупают кому не лень, ежели дети пойдут, так это еще не сказано, чьи они». Словом, разговоры носили ярко выраженный мелкобуржуазный характер. И я понял: социалистическая игра в России проиграна. В семейном вопросе коммунизм сдал свои позиции первым: с вот этакими комсомольцами справиться было нельзя. Да и солдаты были нужны: без семьи — какие солдаты. Так, несколько позже, коммунизм отступил и на церковном фронте: отступил гибко и умно, не отдавая своих основных позиций и используя религию для вооруженной защиты безбожия. Но прорыв на семейном фронте был первым решающим прорывом: комсомолец попер жениться, комсомолец стал строить семью — и тут уж все остальное, быстро или медленно — это другой вопрос, пойдет истинно старорежимными путями: семья, забота, собственность — словом, «старый режим»...».

«КАЖДАЯ КОМСОМОЛКА ОБЯЗАНА ОТДАТЬСЯ…»

Но до начала 30-х годов, до времени, когда члены комсомола, досыта натешившись с доступными комсомолками, решили брать в жены обычных девчат, прошло не десятилетие, а — целая эпоха циничного разврата. Закрепленного, между прочим, в первом Уставе этой организации! Как известно, 29 октября 1918 года в Москве прошёл первый съезд так называемых союзов рабочей и крестьянской молодёжи, на котором было принято решение о создании Российского Коммунистического Союза Молодёжи (РКСМ). Официальная история последующих лет деятельности комсомола выглядит так: — В июле 1924 РКСМ было присвоено имя В.И. Ленина, РКСМ стал Российским Ленинским коммунистическим союзом молодёжи (РЛКСМ). В связи с образованием Союза ССР в 1922 г. комсомол в марте 1926 был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ). — Согласно Уставу ВЛКСМ в комсомол принимаются юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. В 1918 г. в членах этой организации числилось 22.000 человек; в 1920 — 400.000; в 1933 — 4,5 млн. человек; в 1941 — 10.400.000 человек; в 1971 —свыше 28 млн. молодых людей всех наций и народностей СССР. За 50 лет в комсомоле прошло политическую школу более 100 млн. советских людей. — Главной задачей ВЛКСМ является помогать партии воспитывать юношей и девушек: 1) на великих идеях марксизма-ленинизма (понимай правильно: марксизм-ленинизм осуществился на деле через обучение революционеров и деклассированных элементов, международных отщепенцев и преступников из разных стран в единых международных школах и центрах терроризма на деньги заинтересованных структур, чтобы затем вооруженным путем изменить существующий политический строй в России и других странах); 2) на героических традициях революционной борьбы (понимай правильно: эти традиции зиждутся на развязывании гражданской войны и массовых убийствах; за время революции, Гражданской войны и до конца 30-х годов ХХ в. погибло более 60 млн. только русского населения бывшей Российской Империи); 3) на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции (понимай правильно: самоотверженным может быть труд только у тех, кто поставлен в нечеловеческие рамки существования, кто находится в колхозах и совхозах, работает за трудодни и, не имея паспорта, не может изменить условия труда и жизни; кто в массовом порядке отправлен «на исправительные работы» в советский ГУЛАГ; кто вынужден выдавать «на гора» во имя спасения положения на бездарно проигранных советскими полководцами полях сражений во время Второй мировой…); 4) вырабатывать и укреплять у молодёжи классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд строителей коммунизма (понимай правильно: классовый подход — это искаженное понимание событий во всех областях человеческой жизни, подаваемое через призму ненависти к «мировой оплётке империализма», к мифическим эксплуататорам и буржуям; что касается «высокообразованных», то советская система обучения по всем (!) параметрам проигрывала разносторонней системе образования, как начального, так и высшего, времён царской Империи). Рассказывая о своих славных подвигах и повседневных делах, комсомольские и партийные вожаки навсегда забыли о том, КАК на самом деле вовлекалась молодежь в свои ряды борцов за светлое будущее. В то время, когда в редких комсомольских рядах насчитывалось не более 20.000 человек на необъятную страну, был принят 1-й Устав РКСМ, где имелся пункт следующего содержания: «Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой». Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями — председателями, генеральными секретарями ЦК комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 — коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899—1937); с 1919 по апрель 1922 — коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902—1937); с 1922 по июль 1924 — коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897—1939); с 1924 по май 1928 — коммунист Николай Павлович Чаплин (1902—1938); с 1928 и по апрель 1929 — коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903—1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903—1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15-и лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни. Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» — комсомол — вписал самую черную страницу в свою славную биографию.

В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ РЕВОЛЮЦИИ

Сразу же после создания РКСМ, для знакомства с новой организацией в столицу были посланы инициаторы с мест. По их возвращении во всех школах, на заводах и фабриках городов проходят митинги по созданию комсомольских ячеек. Губкомы, проводя в жизнь политику новой организации, вовсю выдавали постановления о том, что каждый комсомолец или рабфаковец имеет право реализовать свое половое влечение, а комсомолка или рабфаковка должна его удовлетворить по первому же требованию, — в противном случае она лишалась звания комсомолки и пролетарской студентки. Но в адрес комсомольских вожаков стали поступать жалобы от сексуально озабоченных товарищей, которым девочки-комсомолки не пожелали отдаться. Нарушительниц правил комсомольской этики и новой коммунистической морали осуждали и карали на шумных комсомольских собраниях. Однако многие комсомолки приводили в ответ слова большевички Александры Коллонтай: «Женщина теперь сама сможет выбирать себе мужчину», и парировали, что если мужчины будут принуждать их к соитию, то они выйдут их комсомола. Однако смелых, готовых дать отпор было не так уж и много. «Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, — подводила итог (между прочим, и своего личного весомого вклада в дело морального и психофизиологического разложения общества) известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.) — 1.Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» (рабочий факультет) имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению. 2.Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…» В результате, когда все без исключения комсомольцы и коммунисты были уверены, что у них есть права на удовлетворение мужской физиологической потребности, в Стране Советов назрела новая проблема: что делать с детьми, рожденными от свального блуда свободной любви. Дети крылатого Эроса, которых матери не могли прокормить, пополняли детские дома, становились беспризорниками. Зачатые в жутких условиях, — не в процессе любви, а в процессе бездушия и насилия, — никогда не знавшие материнского тепла, они росли и вливались в ряды преступного мира. «Брачный бойкот комсомолок, а также и комсомольских форм сексуальной жизни был, конечно, симптомом огромного национального значения. Может быть — самым решающим симптомом существования нации. Здоровый, нормальный, общечеловеческий инстинкт с отвращением отбросил всё сексуальное экспериментаторство и вернулся к традиции», — подметил публицист И. Солоневич. Но то, что по сердцу человеку нормальному, было как кость в горле большевику. «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи», — гневно возмущался Троцкий в 30-е годы, осознавая, что даже давнее убийство царской семьи становилось отчасти бессмысленным, потому как конечная цель в деле уничтожения семьи, как ячейки общества, не достигнута. Ведь на семье держится все — и нравственность, и государство. Утешает только то, что наше поколение появилось на свет уже после экспериментаторства. Но сколькие из поколения наших бабушек и дедушек рождены в этом чудовищном эксперименте, в этом публичном доме революции?

"Фото 1920 г.
Если быть точным, то пляж всё смешанный - присутствуют граждане, как в неглиже, так и в труселях:) ..."
_____________________________
"Лауреат Пулитцеровской премии Х.Р. Кникерборгер описал свое путешествие в 1931 году по берегам Москвы-реки. Он оказался гостем настоящей фантастической «страны нудистов»: «Тысячи мужчин и женщин, девочек и мальчиков, дети на руках, бабушки и дедушки играют в игры, едят провизию... Большинство участников пикника, юных атлетов и более старших людей — полностью обнажены... Группа юношей соревнуется в прыжках в длину. Полусотня их находится в яме для прыжков либо ожидает своей очереди. Все они раздеты. Среди них нет девушек, но вскоре полдюжины девушек в легких летних платьях, проходя мимо, останавливаются, чтобы понаблюдать за прыжками... На другой стороне группа девушек играет в ручной мяч. Они обнажены... Ниже, в реке, несколько сотен женщин всех возрастов плавают, плещутся или просто беседуют, стоя по колено в воде. Никто не обращает на них особого внимания»... https://b-picture.livejournal.com/7262169.html
http://www.krasfun.ru/2014/04/seksualnaya-revolyuciya-v-sssr/

«Известия» от 4 февраля 1921 г. https://man-with-dogs.livejournal.com/840227.html
* * * * *
"Массовым явлением стала проституция среди несовершеннолетних. Известный социолог П. Сорокин, исследовавший этот вопрос, писал в 1920 году:

«Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов устраивавших комнаты разврата в каждой школе… дети двух обследованных колоний в Царском Селе оказались сплошь зараженными гонореей… Один знакомый врач мне рассказывал такой факт: к нему явился мальчик из колонии, зараженный триппером. По окончанию визита он положил на стол 3 млн. рублей. На вопрос врача, откуда он взял деньги, мальчик спокойно ответил: „У каждого из нас есть своя девочка, а у девочки есть любовник - комиссар…“ Девочки, прошедшие через распределительный центр Петрограда, откуда они распределялись по колониям, школам и приютам, почти все оказались дефлорированными, а именно: из девочек до 16 лет таковыми было 86,7 процента».

Олег Анатольквич Платонов. "История русского народа в 20 веке. http://wordweb.ru/ist_rus_xx/index.htm
* * * * *
"Центральная печать полнится обычными историями: «Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться как к буржуазной идеологии…» («Правда», 7 мая 1925 г.). «Муж моей подруги предложил мне провести с ним ночь, так как его жена больна и этой ночью не может его удовлетворить. Когда я отказалась, он назвал меня глупой гражданкой, которая способна постичь все величие коммунистического учения…» («Правда», 7 мая 1925 г)...
Снимки Лили Брик в стиле ню многим и спустя 90 лет кажутся слишком откровенными

Александра Коллонтай с плохо скрытой гордостью писала: ”Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с устойчивой семьей и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным, брак парный, брак втроем и даже сложная форма брака вчетвером”.

Герберт Уэллс, посетив Петроград осенью 1920 года, рассказал о своих впечатлениях о странных советских нравах на страницах книги «Россия во мгле»:

В городах, наряду с подъемом народного просвещения и интеллектуальным развитием молодежи, возросла и ее распущенность в вопросах пола. Тяжелая нравственная лихорадка, переживаемая русской молодежью, — единственное темное пятно на фоне успехов народного просвещения в России.
https://historytime.ru/?p=28096
http://www.krasfun.ru/2014/04/seksualnaya-revolyuciya-v-sssr/

* * * * *

«Новость: на днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо "Долой стыд". Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась» (писатель Михаил Булгаков).

«Кто-то хохотал до слез, кто-то плевался. Старухи крестились, говоря: "Апокалипсис! Конец света!" — и растерянно спрашивали у прохожих: "Что ж это? И нас заставят раздеться?"" (художница Наталья Северцова-Габричевская).

В трамвай, идущий по бульварному кольцу, в вагон, где была я, на остановке вошла голая пара. Ничего, кроме красных полотнищ от бедра к бедру, на них не было. На полотнищах белая надпись — лозунг общества. Пассажиры взроптали, требуя у кондукторши остановить вагон и высадить бесстыжих, но, пока возмущенные шумели, трамвай подошел к остановке, и голая "агитбригада", раздавшая несколько листовок, вылезла сама. Возможно, это была кампания, проводимая комсомолом. Он круто взялся истреблять стыд» (писательница Наталья Баранская).

Бельгийский консул в России Жозеф Дуйе вспоминал: «В 1925 году при покровительстве советского правительства образовалось общество "Долой стыд!". Члены этого общества обязались отказаться от одежды и ходить голыми. Для пропаганды некоторые члены этого эксцентричного общества были посланы в поездки: в Харьков, Ростов, Минеральные Воды и т.д. Я видел их в костюме Адама и Евы в Ростове». ...
Исследователь С. Агарков объясняет это так: «Партия в последующем очень негативно относилась к тому периоду, когда пропагандировала сексуальную свободу, распущенность. Достать снимки, протоколы и документы об обществе "Долой стыд!" труднее, чем какие-то документы НКВД. Фотографии демонстраций на Красной площади — а их несколько десятков, — они так упрятаны в архивы партии, что до них трудно докопаться, некоторые вывезены за рубеж». https://b-picture.livejournal.com/7262169.html
* * * * *
"Слово "активистка" фактически было синонимом слова "проститутка", а "комсомольский актив" (женский) был чем-то вроде гарема для наших и партийных боссов...." http://www.aif.ru/archive/1707145
Муриков Геннадий. "Великая Октябрьская Сексуальная революция"

75 лет назад, в 1935 году, в СССР началась кампания по искоренению разврата среди руководящих работников. Обозреватель «Власти» Евгений Жирнов обнаружил в прокурорских документах свидетельства того, что в стране победившего социализма даже эротические излишества имели плановый характер.

«ОТВЕТСТВЕННЫЙ ТОВАРИЩ ТАНЦЕВАЛ НА КРЫШЕ»

Как свидетельствовала судебная практика 1920-х годов, в Стране Советов существовал разврат, не связанный с должностными преступлениями, но не существовало хищений и преступлений по должности, не сопровождавшихся пьянством и развратом. Об этом с сарказмом рассказывали в «Золотом теленке» Илья Ильф и Евгений Петров, описывая злоключения первопроходца автомобильного дела в городе Арбатове Адама Козлевича:

«Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свою жизнь почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации. И Козлевич против своей воли снова погрузился в пучину уголовного кодекса, в мир главы третьей, назидательно говорящей о должностных преступлениях».

Примерно об этом же говорилось и в описаниях многочисленных громких дел, расследовавшихся в ходе кампании по борьбе с «гнездами разврата и хищений», которая проводилась в СССР в 1929 году (см. «Власть» № 4 за 2009 год ).

К примеру, члены общества «Кабуки», созданного в Москве профсоюзными чиновниками из Союза строителей, практически ежедневно собирались в пивной «Тетя», затем переходили в следующую, потом еще в одну, забредали в ресторан и заканчивали отдых, судя по их показаниям, довольно однообразно: «В два часа ночи вышли из „Праги“, захватили проституток, наняли автомобиль и поехали в губотдел». В связи с отсутствием жилья завершающую часть ночи профсоюзные аппаратчики проводили с девушками прямо в рабочих кабинетах. Днем кое-как работали, а вечером, позаимствовав деньги из профсоюзной кассы, начинали новый поход с посещения «Тети». Там же они написали и устав своего общества, основные положения которого гласили:

«Общество существует на основе строгой дисциплины и конспирации… Общество создается на платформе общего пьянства и свободной любви… Члены общества оказывают… содействие друг другу в передаче из рук в руки женщин. Членами являются только лица, имеющие в этом отношении боевой стаж».

Похожая картина наблюдалась и в «Смоленском гнойнике», как именовали прокуроры, а вслед за ними газеты, обширную группу советских работников Смоленской губернии, главой которой считался Е. И. Дзяворук, с 1924 года служивший секретарем Смоленского губернского исполкома. Из-за постоянной смены первых лиц губернии, он, как считало следствие, сосредоточил все управление ею в своих руках. А расхищением государственных средств и имущества занимался в тесной компании собутыльников. Дом Дзяворука в округе называли «Пей до дна»: хоровое исполнение именно этого припева величальной песни постоянно доносилось из его окон. Хищениям и пьянству, как водится, сопутствовал разврат. В деле говорилось, что во время одного из загулов «ответственный товарищ танцевал на крыше экзотический танец с проституткой».

В Астрахани, как выяснилось в 1929 году в ходе расследования серии уголовных дел о хищении и взятках («Астраханское дело»), руководящие товарищи пошли еще дальше: они организовали постоянно действующее место встреч в квартире большевички Алексеевой.

«Дело Алексеевой,— писал глава партийной комиссии по обследованию астраханской парторганизации Л. Любарский,— наиболее омерзительная страница астраханского разложения. В течение шести лет на квартире Алексеевой систематически устраивались пьяные оргии, в которых участвовало около 45 членов партии, в большинстве ответственных работников. Не только видные хозяйственники, но и партийные работники вроде бывшего члена партколлегии Никитина были организаторами и участниками гнусных оргий в алексеевском притоне. Оргии принимали исключительно безобразный характер, участники их порой совершенно утрачивали всякие общественные нормы и человеческий облик. Нередко в алексеевском притоне члены партии встречались с нэпманами. Во время попоек всякого рода торговцы, не терявшие твердой памяти, обделывали свои „дела“, подкупая кого следует приношениями и угощениями. Многие не скрывали своих „подвигов“, круговая порука была достаточно солидной, была полная уверенность в том, что „товарищи“ не выдадут. Тем более что среди участников алексеевских „празднеств“ был один из членов партколлегии, два следователя и несколько второстепенных партийных работников. Несколько раз об Алексеевой возникали дела в контрольной комиссии, из них одно в 1928 году. Однако, несмотря на достаточную очевидность ее виновности, благодаря заинтересованности „соратников“ дело просто смазали».

Почин идейных сластолюбцев из общества «Кабуки» нашел горячий отклик ответственных работников по всей стране (на фото — подсудимые по «Астраханскому делу»)

Ничего странного в долгом уходе от ответственности не было. Руководящие работники всех уровней позволяли себе алкоголь и женщин прежде всего потому, что тот же вид отдыха предпочитали и самые высокопоставленные партийные и советские чиновники. Идеолог и организатор таких мероприятий, главный хозяйственник Кремля секретарь ЦИК СССР Авель Енукидзе, как считали современники, утратил все понятия о границах дозволенного. Входившая в семейный круг Сталина Мария Сванидзе писала в дневнике 28 июня 1935 года:

«Авель, несомненно, сидя на такой должности, колоссально влиял на наш быт в течение 17 лет после революции. Будучи сам развратен и сластолюбив, он смрадил все вокруг себя: ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек. Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, он использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек. Тошно говорить и писать об этом. Будучи эротически ненормальным и, очевидно, не стопроцентным мужчиной, он с каждым годом переходил на все более и более юных и наконец докатился до девочек в 9–11 лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физически, то морально. Это фундамент всех безобразий, которые вокруг него происходили. Женщины, имеющие подходящих дочерей, владели всем. Девочки за ненадобностью подсовывались другим мужчинам, более неустойчивым морально. В учреждение набирался штат только по половым признакам, нравившимся Авелю. Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всем: шел широко навстречу мужу, бросавшему семью, детей, или просто сводил мужа с ненужной ему балериной, машинисткой и пр. Чтоб не быть слишком на виду у партии, окружал себя беспартийными (аппарат, секретарши, друзья и знакомые — из театрального мира)».

Из-за такого состояния нравов, во время кампании по искоренению гнойников 1929 года разврат рассматривался лишь как обстоятельство, отягчающее хищения. А тем, кого судить было больше не за что, за участие в оргиях, приводившее к дискредитации органов советской власти, давали максимум три года. Однако все резко изменилось в 1935 году.

«ВСЕМ ЕГО ПОХОЖДЕНИЯМ СОПУТСТВОВАЛИ РАЗГУЛ И ПЬЯНЫЕ ОРГИИ»

Весной 1935 года завершилось следствие по «Кремлевскому делу», в ходе которого значительное количество сотрудников Кремля (в основном технических, но не только) обвинили в контрреволюционном заговоре с целью убийства Сталина и других руководителей СССР. Енукидзе поставили в вину то, что при его попустительстве потенциальные террористы проникли на работу в Кремль.

Немногим комсомолкам, спортсменкам и просто красавицам удалось пронести девичью честь мимо Авеля Енукидзе (в центре отдает честь)

«Многие из участников, и в особенности участниц, кремлевских террористических групп,— говорилось в сообщении Политбюро членам ЦК ВКП(б),— пользовались прямой поддержкой и высоким покровительством тов. Енукидзе. Многих из этих сотрудниц тов. Енукидзе лично принял на работу, с некоторыми из них сожительствовал. Само собой разумеется, что тов. Енукидзе ничего не знал о готовящемся покушении на товарища Сталина, а его использовал классовый враг как человека, потерявшего политическую бдительность и проявившего несвойственную коммунистам тягу к бывшим людям. Однако тов. Енукидзе несет за все это политическую ответственность, поскольку он в подборе работников руководствовался соображениями, не связанными с интересами дела, тем самым способствовал проникновению в Кремль враждебных Советской власти террористических элементов. Вина тов. Енукидзе усугубляется тем, что он передоверил своему личному секретарю, беспартийной, ныне арестованной Минервиной, направление на квартиры членов Политбюро в их личные библиотеки сотрудниц правительственной библиотеки, среди которых оказались террористки. При обсуждении вопроса о перемещении тов. Енукидзе приведенные данные о деятельности названных террористических групп не были известны, ввиду чего и было принято указанное выше сравнительно мягкое решение ЦК ВКП(б) в отношении тов. Енукидзе. В связи с этими новыми выявившимися материалами ЦК ВКП(б) считает необходимым обсудить на ближайшем Пленуме ЦК вопрос о возможности оставления тов. Енукидзе в составе членов ЦК ВКП(б)».

Но Пленум не ограничился выводом Енукидзе из состава ЦК и 7 июня 1935 года постановил: «За политическое и бытовое разложение бывшего секретаря ЦИК тов. А. Енукидзе вывести его из состава ЦК ВКП(б) и исключить из рядов ВКП(б)». Прокуратура СССР и ее глава Андрей Вышинский восприняли это решение как руководство к действию и начали немедленно возбуждать дела против руководителей, о моральном разложении которых было давно и хорошо известно. Уже 22 июня 1935 года прокурор Союза докладывал Сталину:

«Прокуратурой Союза закончено следствие по делу б. управляющего Московской конторой „Интуриста“ Месхи (он же Галустов, он же Галустянц) Сергея Георгиевича, члена ВКП(б) с 1907 года… Расследованием установлено, что Месхи вводил в заблуждение партийные и советские организации, представив ряд вымышленных данных о своей партийной и советской работе и скрыв компрометирующие его моменты своего прошлого. Так, он выдавал себя за члена ВКП(б) с 1907 года, вступившего якобы в партию в г. Гори, в то время, как в действительности в этой организации не состоял и вообще до 1917 года в партии не был. В 1916–1917 годах Месхи служил чиновником в Земгоре (созданный в Первую мировую войну Главный комитет по снабжению русской армии.— „Власть“) в Тифлисе и был вынужден скрыться оттуда в связи с присвоением казенных денег, причем, по данным следствия, похитил документы шофера Земгора Сергея Месхи, фамилию которого и носит с тех пор. В 1918 году Месхи заведовал столовой в Бакинском Ревкоме, а в своей биографии, представленной в ЦК ВКП(б), писал, что якобы был членом этого Ревкома и называл себя всюду „27-м Бакинским Комиссаром“. В 1919 году в Астрахани Месхи, используя свое партийное положение, оговорил беспартийного врача Мыкртычана в контрреволюции и добился его ареста, после чего вкрался в доверие к жене Мыкртычана, оставшейся без средств, и склонил ее к сожительству. В связи с этим, когда невиновность Мыкртычана выяснилась, Месхи был из партии исключен. Однако в дальнейшем ему удалось восстановиться в партии, и с того времени он занимал ряд ответственных постов в различных хозяйственных организациях».

Однако за подчистки в биографии тогда исключали из партии, снимали с работы, но еще не судили. Так что главным обвинением для Месхи стало злоупотребление служебным положением в половых целях:

«Следствием установлено, что Месхи использовал свое служебное положение, как средство для широкого и развратного образа жизни и систематически понуждал целый ряд подчиненных ему сотрудниц к сожительству, пользуясь их материальной и служебной от него зависимостью. Кроме того, Месхи принимал на работу во вверенные ему учреждения(„Главметиз“, затем „Интурист“) именно тех женщин, которые предварительно соглашались с ним сожительствовать».

Как писали в июле 1935 года газеты, для пополнения гарема Месхи использовал отработанные приемы:

«Расследованием установлена определенная система в этого рода преступлениях Месхи, применявшего самые разнообразные методы принуждения. Нередко он практиковал, например, создание привилегированных условий (дополнительные спецпайки) для подчиненных, повышал заработную плату, выдавал премиальные. В иных случаях Месхи обманом завлекал к себе подчиненных ему женщин и применял физическое насилие. Так было в московском отделении „Интуриста“, так было и в Метизобъединении, где раньше работал Месхи. Всем его похождениям сопутствовали разгул и пьяные оргии, еженощно происходившие у него на квартире».

Общее число потерпевших, как считалось, доходило до трех сотен, но далеко не все согласились давать показания в Верховном суде РСФСР. Да и самому суду затягивать процесс не имело смысла: дело было показательным, срок, как и указали сверху, дали значительный. И все же к Месхи отнеслись достаточно мягко. Судя по сохранившимся воспоминаниям, в лагере он неплохо устроился по хозяйственной части — занимался выдачей заключенным посылок. Другому любителю эротических похождений, творчески относящемуся к своей биографии, повезло значительно меньше.

«БРАЛ, РАСТЛЕВАЛ ИХ И ВОЗВРАЩАЛ ОБРАТНО»

«Прокуратурой Союза,— докладывал в июле 1935 года Вышинский,— закончено следствие по делу афериста Гунько-Горкуна Бориса Павловича (он же Александр Георгиевич). Следствием установлено, что Гунько-Горкун сфабриковал себе подложный партийный билет и ряд других документов, выдавал себя за члена партии с 1907 года и в разных пунктах СССР получал как „старый большевик“ и „герой гражданской войны“ крупные пособия, различного рода вспомоществования, направления и путевки в санатории и т. п.».

Жизнь и приключения этого афериста кажутся невероятными даже для сумбурных 1920-х, и уж тем более для стерильных 1930-х годов:

«Несмотря на то что в период времени с 1920 по 1927 год Гунько-Горкун неоднократно привлекался органами следствия к уголовной ответственности за различные аферы, ему удавалось скрываться и при помощи фабрикуемых подложных документов снова выдавать себя за „старого большевика“ и „героя гражданской войны“. 31 августа 1926 года Гунько-Горкуну удалось даже получить персональную пенсию. Кроме того, Гунько-Горкун получал в целом ряде учреждений авансы „в счет пенсии“, причем в своих заявлениях в эти учреждения Гунько-Горкун сообщал, что он бывший секретарь т. Ленина; член коллегии ВЧК и т. п. 17 декабря 1926 года постановлением Коллегии ОГПУ Гунько-Горкун, симулировавший, как оказалось впоследствии, психическое заболевание, был помещен в психиатрическую лечебницу, откуда бежал в феврале 1927 года и снова продолжал заниматься аферами. В 1927 году он устроился на работу во Всесоюзный Металлургический Синдикат, получил аванс на командировку в сумме 837 рублей и скрылся. 9 сентября 1927 года был задержан в Киеве и вновь помещен в психиатрическую лечебницу для лечения. Будучи впоследствии постановлением коллегии ОГПУ приговорен к трем годам концлагеря, Гунько-Горкун снова бежал и скрылся. В августе 1929 года Гунько-Горкун поступил на работу на Новощуровский цементный завод в качестве начальника работ, где присвоил 1500 рублей и скрылся. В марте 1931 года Гунько-Горкун поступил на строительство завода „Электросталь“ в Крыму, где присвоил себе около 2000 рублей и опять скрылся. В 1932 году Гунько-Горкун на основании представленных им подложных документов добился в Харькове пожизненного закрепления за ним квартиры с обстановкой и представления ВУЦИКа о награждении его орденом Красного Знамени. Полученную квартиру он продал за 4000 рублей. На протяжении 1933–1934 годов Гунько-Горкун неоднократно получал обманным путем путевки в санатории и дома отдыха и денежные пособия от разных организаций в Москве, Туапсе, Астрахани, Сочи и других городах. В конце 1933 года он был назначен главным инженером Новосибирского Энергокомбината, в феврале 1934 года начальником „Byзостроя“ в Свердловске, в мае, 1934 года — районным инженером Касимовского района и т. д. и т. п.».

Но и это не было самым удивительным. Местные власти везде и всюду потакали «секретарю Ленина» и «старому чекисту» в удовлетворении его страсти к малолетним девочкам.

«В течение всех этих лет,— писал прокурор Союза,— разъезжая по разным городам Советского Союза, Гунько-Горкун неоднократно брал малолетних девочек из детских домов, под видом воспитания их, растлевал их и возвращал обратно в детские дома. Так, в 1927 году он взял в Новороссийском детдоме 10-летнюю Елену Исаеву, которую в 1929 году растлил. В 1932 году таким путем взял из детдомов и растлил 14-летнюю девочку Настю и 12-летнюю девочку-татарку Абибе. В 1934 году взял из Оренбургского детдома 14-летнюю Нину Ганцеву, которую в том же году растлил и т. д. и т. п. В своих показаниях Гунько-Горкун признал факты растления малолетних и свои авантюристические похождения».

Никаких смягчающих обстоятельств в деле Гунько-Горкуна прокуратура не нашла, и поэтому Вышинский предлагал:

«Произведенной судебно-психиатрической экспертизой Гунько-Горкун признан вменяемым. Дело по обвинению Гунько-Горкуна по закону от 7.VIII-1932 г. и ст.154 УК РСФСР направлено мною для рассмотрения в закрытом заседании Спецколлегии Верховного Суда РСФСР. Прокурору дано указание настаивать на применении к Гунько-Горкуну расстрела».

Имеющиеся в деле материалы свидетельствуют о том, что организация имеет контрреволюционный характер, преследует цели морального разложения трудящихся и срыв культурнопросветительных мероприятий партии и советской власти

«ВЫДАВАЛ НАРЯДЫ НА ПОКРЫТИЕ МЕСТНЫХ ДЕВУШЕК»

Развратников, пригодных для образцово-показательного наказания, искали и находили не только в столице или крупных городах. В ходе той же кампании прокуратура исправила ошибку НКВД и добилась суровой кары для чиновников из райцентра Уват тогда Омской, а ныне Тюменской области.

История эта, как докладывал в сентябре 1935 года неутомимый Вышинский, начиналась с простой проверки Уватского Райзо — районного земельного отдела:

«Уватским Райотделением НКВД в июле месяце с. г. было возбуждено уголовное дело против агронома Уватского Райзо Комарова П. Ф. Комаров обвинялся в том, что не оказывал содействия колхозам по проращиванию и сортировке семян, вследствие чего в колхозах, использовавших недоброкачественный семенной материал, всхожесть была значительно ниже установленного процента».

За это преступление агронома приговорили к двум годам заключения. Но правильно сориентированная из Москвы прокуратура области нашла в материалах дела разврат и контрреволюцию:

«По ходу следствия,— писал Вышинский,— допросом Комарова установлено, что в с. Уват, задолго до момента возбуждения дела о Комарове, существовала организация, называвшаяся „**********“. В состав ее входили: бывший агроном Райзо Кочарин — „директор ЦК **********“, инспектор Райфо Захаров — „заместитель директора“, работник ЗАГСа Игловников — „инструктор“, агроном Комаров — „секретарь“ организации. Всего в эту организацию, по показаниям Комарова, входило 8 человек. Участники организации ставили своей задачей втягивание возможно большего числа женщин в половую связь».

По сути, «**********» оказался копией общества «Кабуки», о деятельности которого в 1929 году много писали газеты по всей стране. Разница заключалась лишь в использовании партийной лексики, да имитацией ведения развратного дела на социалистической плановой основе, что позволило прокурорам усмотреть в уватском разврате контрреволюционные черты:

Уватские искатели романтических приключений имели твердое задание по распространению неприличных болезней (на фото — кожно-венерологический диспансер)

В сентябре 1935 года всех членов организации арестовали, а в январе 1936 года судили. На процессе выяснилось, что членам организации ЦК «**********» «выдавал наряды на покрытие местных девушек и женщин», и много других занимавших публику подробностей. В итоге руководители ЦК получили по десять лет, а рядовые члены организации — меньшие сроки.

Уже в 1936 году у антиразвратной кампании появилась тенденция к расширению. Граждане стали все больше и больше обращаться в прокуратуру с заявлениями о разврате ответственных и прочих известных лиц. В Прокуратуру Союза поступило заявление о том, что солист Большого театра растлевает несовершеннолетних девушек. А один крупный руководящий работник сообщил, что еще более крупный, отчим его 12-летней дочери, растлил ее несколько лет назад. И, как установила прокуратура, «живет с ней половой жизнью, применяя самые извращенные виды половых сношений».

Дело могло зайти слишком далеко: страна могла лишиться ценных кадров, а партия и правительство утратить престиж. Так что скандальные дела начали либо тихо спускать на тормозах, либо в крайнем случае рассматривать в обстановке повышенной секретности. Ведь самое главное было уже сделано. Иллюзию всеобщего равенства перед законом народу продемонстрировали, зарвавшихся аппаратчиков припугнули. Так что можно было спокойно продолжать строительство вертикали власти, а репрессивной машине дать небольшой отдых — до начала следующей кампании.