Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Поэзия послевоенных десятилетий и особенно второй половины 60-х годов отмечается необычайным богатством и разнообразием творческих исканий и открытий. Это интересный и сложный период развития советской поэзии. Его изучение, интенсивно ведущееся в течение последних двух десятилетий, все же еще не достаточно полно цредставляет это явление в советской литературе.

Начало 60-х ознаменовалось также ярким утверждением в литературе таких разных молодых поэтов, как Е.Евтушенко, Р.Рождественский, А.Вознесенкий, Р.Казакова, Н.Матвеева, В.Цыбин, Б.Ахмадулина и др. Эпоха, бурно возраставшего энтузиазма народа, на гребень волны подняла именно молодежь, чутко уловившую новые настроения. Знамением времени становилась громкая, звучащая с трибун, поэзия. К середине десятилетия четко обозначилось новое направление в поэзии. Оно определялось качественно иным стремлением осмыслить действительность, поверив ее опытом истории. В творчестве поэтов, представителей поэзии философичной, а также так называемой "тихой лирики" наметился поворот к изучению классической традиции русского стиха. В целом во второй половине 60-х годов начался процесс нравственного возвышения личности, заметно повысивший требования гражданственности. Пожалуй, ближе всего к решению этих вопросов среди молодых подошли Н.Рубцов, В.Казанцев, А.Прасолов, А.Передреёв, А.Жигулин, "Полярные цветы".

Собственно, наличие в поэзии 60-х годов двух совершенно противоположных направлений, идущих от разных традиций: одно от трибунной, громкой поэзии Вл.Маяковского - Е.Евтушенко, А.Вознесенский и др. - и другое - от тютчевско-есенинской - Н.Рубцов, А.Прасолов, А.Жигулин, В.Соколов и др., скорее характеризовало необычайное богатство поэтического процесса тех лет, нежели свидетельствовало о его нецельности. В творчестве этих, столь разных художников выразилось своеобразие того времени, а также сказался большой потенциал литературы социалистического реализма. Но самым "дееспособным" оказалось поколение поэтов, заявивших о себе до начала Великой Отечественной войны и во время ее многие принимали в войне самое непосредственное участие - Е.Винокуров, С.Наровчатов, М.Луконин, О.Берггольц, А.Межиров, М.Дудин и др.

Для поэтов-фронтовиков, а также для А.Твардовского, Л.Мартынова, В.Федорова, В.Бокова, С.Викулова, А.Прокофьева, В.Солоухина, В.Соколова, А.Яшина и др. вторая половина 60-х годов ознаменовалась тем, что в их творчестве особенно отчетливо наметился поворот к более глубокому освоению традиций русского классического стиха, обострился их интерес к отечественной истории, к героическому началу в человеке. Поэты стремились философски осмыслить путь советского народа к революции, к социализму. Лирика гржданского звучания в их произведениях приобрела в то время решающее значение. Поэзия наполнялась интонациями медитативного, философского характера. Неслучайно и обращение поэтов к поэме С.Викулов "Преодоление"1964, "Окнами на зарю", 1965, Е.Евтушенко "Братская ГЭС" 1965, А.Вознесенский "Лонжшо" 1963, Р.Рождественский "Реквием" 1961, "Письмо в XXX век"1965, В.Федоров "Седьмое небо" 1965-1967, А.Твардовский "За далью - даль" 1961, Е.Исаев "Суд памяти" 1963 и др.

Это обстоятельство свидетельствовало о наступавшем времени обобщенно-масштабного осмысления действительности нашими художниками.

Данный сайт посвящен известным советским поэтам середины 60-х годов 20 века с целью сохранения и популяризации литературного наследия их творчества.

С легкой руки писателя Ильи Эренбурга конец 50-х - 60-е годы получили название "оттепель". Со смертью Сталина в общественном сознании возникло ощущение скорых перемен, теперь уже благоприятных. Писатели первыми почувствовали и запечатлели в своих произведениях изменение общественного климата. Читателей захватило настоящее лирическое половодье. "Разговор о лирике" начала ленинградская поэтесса Ольга Берггольц, призывавшая к большей искренности, свободности поэзии.

На первой странице первомайского номера за 1953 год "Литературная газета" опубликовала большую подборку стихов о любви, тем самым, нарушив давнюю традицию официального празднования. В самом факте этой публикации современникам виделся глубокий смысл, начало освобождения от мелочной регламентации, поворот к человеку. Подобные тенденции проявились и в прозе.

Наступившая "оттепель" отразилась в названиях ряда произведений "Трудная весна" (В. Овечкин), "Времена года" (В. Панова), "Ранней весной" (Ю.

Нагибин). Пейзаж стал формой проявления исповедального начала в произведениях, своего рода аккомпанементом к раскрытию истории человеческой души.

Так, в драматическом рассказе Михаила Шолохова "Судьба человека" герои встречаются в "первый после зимы по-настоящему теплый день". Образ просыпающейся, вечно обновляющейся природы становится символом торжества жизни, преодоления трагедии, символом стойкости человеческого духа.

В годы "оттепели" многое приходилось открывать заново, доказывать и отстаивать. Писатели становились "учителями в школе для взрослых", стремясь преподать основы не только социальной, но и нравственно-философской и эстетической грамотности. Пристальное внимание к повседневной жизни обычного человека, к реальным проблемам и конфликтам стало реакцией на засилье "праздничной" литературы, искусственно создававшей образ идеального героя. Писателям, стремившимся сказать всю правду, сколь бы трудной и неудобной она ни была, пришлось вести нелегкую борьбу за право на всестороннее изображение действительности.

Не менее сложным был идейный и психологический поворот, который переживал (в разной степени и по-своему) каждый писатель. * * * Новые пути в литературе наметила социально-аналитическая проза, возникшая на стыке очерка и художественной литературы. Исследовательское начало, постановка насущных социальных проблем, достоверность и точность изображения, подтвержденные личным опытом автора, характерны для произведений В.

Овечкина, А. Яшина, Ф. Абрамова, В. Тендрякова. Слияние опыта очеркового социально-аналитического исследования жизни и обращенной к внутреннему миру человека исповедальной, породило в 1960-80-е годы феномен т. н.

"деревенской" прозы. Зарождение этого процесса можно проследить на примере творчества Федора Абрамова (1920-1983), чье имя стало известно после публикации в 1954 году на страницах журнала "Новый мир" его полемической статьи "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе". Критик подверг строгому, объективному анализу произведения официально признанных писателей, лауреатов Сталинской премии. Рассматривая литературные "бестселлеры" того времени, романы С. Бабаевского ("Кавалер Золотой Звезды"), Г. Николаевой ("Жатва") и других авторов, Абрамов высмеивал однообразие чрезмерно идеальных героев, увенчанных наградами. Он справедливо увидел в этом явления лакировочной литературы, далекой от настоящих проблем, которыми жила в военные и первые послевоенные годы русская деревня.

От авторов Абрамов потребовал "правду - и нелицеприятную правду". Именно такую правду о жизни сам писатель стремился рассказать в своих произведениях. В 1954 году вышел в свет роман "Братья и сестры", первый в тетралогии, завершенной уже в 1980-е годы. Его действие происходит на Вологодчине в тяжелейшем 1942 году, когда фашисты подошли к Волге. Все помыслы героев романа подчинены одной цели: помочь фронту. Для каждого жителя вологодской деревни Пекашино, казалось бы, абстрактное понятие фронт имеет конкретное воплощение в лице воюющих сына, отца, мужа. Затяжная холодная весна, засушливое лето, лесные пожары делают невыносимо трудной и без того нелегкую крестьянскую работу, особенно в северных краях.

Куда мучительное ожидание писем с фронта, трагедия потери близких, голод, нехватка рабочих рук. В Пекашино остались лишь старики, женщины и дети.

Им, сумевшим вынести на своих далеко не могучих плечах все тяготы военных лет, и посвятил роман Ф. Абрамов. Роман "Братья и сестры" начинается с лирического отступления автора, напоминающего о гоголевских традициях (по признанию Абрамова, он любил Гоголя с детства). В центре романа находится "течение повседневности" (Ю.

Оклянский), будни пекашенцев, но в тяжелейших условиях, будь то вывоз навоза на поле, сев или сенокос, любой эпизод превращается в настоящее сражение, требующее колоссального напряжения сил. Главное внимание Абрамова направлено на создание коллективного портрета пекашинцев. Коллективный герой романа "Братья и сестры" - единый, живущий общей судьбой, связанный одной целью, одной волей крестьянский мир, сила которого в этой слитности, нерасколотости. В названии романа отразились не только драматические страницы истории ("Братья и сестры", - обратился к советским людям Сталин, объявляя о начале войны), но и очевиден обобщающий, метафорический смысл заглавия, переданный им дух единства, общности народа. Братья и сестры - это родные люди, одна семья. Так в романе определяется важнейший его аспект: тема семьи, дома как основы человеческого бытия.

Значимость понятия "дом" в мировосприятии народа закреплена в самобытном северном говоре. Словом "русь" пекашинцы называли свое жилище и место вокруг него.

Именно самое дорогое - дом, земля, деревня - это и есть истоки, родина и прародина человека, его Русь. Произведения Федора Абрамова дают полное основание говорить о нем как о "человеке - мало сказать талантливом, но честнейшем в своей любви к "истокам", к людям многострадальной северной деревни, вытерпевшим всяческие ущемления и недооценку в меру этой честности". Так об авторе сказал патриарх советской литературы А. Твардовский, бывший для Ф. Абрамова и для многих авторов, сплотившихся вокруг "Нового мира", властителем дум, наставником и "духовным пастырем". Главная тема творчества Василия Шукшина (1929-1974) - характер русского человека в его многообразных и подчас неожиданных проявлениях.

Первый сборник рассказов писателя - "Сельские жители" - вышел в 1963 году. Вслед за ним последовали "Там вдали", "Земляки", "Характеры". Герои Шукшина остро реагируют на зло и несправедливость, они живут по своим нравственным законам, по велению сердца, а потому нередко непонятны "благоразумному" обывателю.

Человек интересен писателю именно своей непохожестью. Шукшинские герои по натуре философы, они нередко испытывают неудовлетворенность жизнью, хотя не всегда осознают причину этого чувства. Мотив беспокойства, тоски, скуки часто повторяется в произведениях писателя. Своих героев Шукшин показывает в состоянии душевного дискомфорта, в кризисные моменты, когда человеческий характер раскрывается наиболее ярко. Поэтому рассказы писателя остро драматичны, хотя и непритязательны на первый взгляд. Нарисованные автором ситуации обыденны и нередко комичны.

За легко узнаваемыми непритязательными сюжетами скрываются "острейшие схлесты и конфликты", точно подмеченные Шукшиным. Их истоки - в разрушении самобытного крестьянского мира с его патриархальными обычаями и представлениями, в массовом исходе из деревни. Отрыв от земли, родного дома, болезненные попытки приспособиться в чуждой городской цивилизации, разрыв семейно-родственных связей, одиночество стариков. Шукшина интересуют нравственные последствия социальных явлений современной ему действительности. Михаил Шолохов говорил о Шукшине: "Не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно…

" Начало творческой биографии А. Солженицына связано с "Новым миром", возглавляемым А. Твардовским.

Главный редактор и его единомышленники вели ежедневную, изматывающую борьбу за подлинную, талантливую, внутренне свободную литературу. Им приходилось каждое произведение, каждую строчку, нередко вынужденно идя на компромиссы, чтобы сохранить журнал, дать возможность свободному слову дойти до читателя.

Однако уступки имели и свой логический предел - "пока не стыдно". Таким образом, борьба за правду в искусстве оказалась связанной не только с утверждением идеалов демократии, но и с этическими критериями совести, гражданской порядочности и чести. В годы "оттепели", как и в любой переломный исторический период, многократно возросла роль периодических изданий.

Нередко литературные споры были важны не сами по себе, но как аргумент в политической полемике. Не столько художественный текст, его достоинства и недостатки становились предметом обсуждения, сколько тот образ мысли, та политическая тенденция, которых придерживался автор. Характерная примета "оттепели" - резкая поляризация сил. Открытую и ожесточенную борьбу вели "все против всех": "антисталинисты" воевали с "неосталинистами", "реформаторы" с "консерваторами", "дети" с "отцами", "физики" с "лириками", "городские" с "деревенскими", "громкая" поэзия с "тихой". Большое значение имел уже тот факт, в каком журнале публиковалось то или иное произведение или статья., Демократические устремления общества выражали журналы "Новый мир", "Юность" или альманах "Литературная Москва", тогда как консерваторы объединялись вокруг журнала "Октябрь".

Однако противостоянием "новомирцев" и "октябристов" не исчерпывается идейное и творческое многоголосие литературы шестидесятых годов. Некоторые известные писатели не присоединялись столь открыто и безоговорочно к какому-то определенному лагерю.

Например, для "опальных" А. Ахматовой и Б. Пастернака была значима уже сама возможность опубликовать произведение. Другие, подобно автору прекрасных лирических рассказов Ю. Казакову, сторонились политики, углубившись в собственное литературное творчество. Серьезные ограничения в свободное развитие литературы вносила необходимость неизменного балансирования на грани дозволенного в печатных выступлениях.

Сотрудники "Нового мира" и его главный редактор действовали в строгих рамках существующих законов, использовали приемы легального отстаивания своей позиции (открытые обсуждения, письма, хождения по инстанциям, обращения в "верха"). Позицию "Нового мира" весьма убедительно представили сами его сотрудники и его единомышленники. В рабочих тетрадях А. Твардовского, дневниках заместителя главного редактора А. Кондратовича и члена редколлегии журнала В.

Лакшина, записных книжках Ф. Абрамова сообщаются мельчайшие подробности исторического контекста "оттепели" и все более явственно наступающих "заморозков". Они позволяют взглянуть на ситуацию изнутри, увидеть, как журнал Твардовского вел изнурительное единоборство с государственной машиной за подлинную литературу, достойную своих великих предшественников и своего народа. Важнейшим аргументом в споре о вкладе "Нового мира" в историю литературной и общественной мысли стали опубликованные на его страницах авторы, многим из которых он открыл дорогу в большую литературу. Целое литературное направление шестидесятых годов, названное критикой очерковым, социально-критическим или социально-аналитическим, связано с именем "Нового мира". Знаменательным событием стала публикация в одиннадцатом номере журнала за 1962 год повести Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича".

Это произведение открыло в литературе больную для общественного сознания периода "оттепели" тему сталинских репрессий. Потрясенные читатели увидели в авторе человека, сказавшего беспощадную правду о запретной стране под названием "архипелаг ГУЛАГ". В это же время некоторые рецензенты выразили сомнение: почему Солженицын избрал своим героем не коммуниста, незаслуженно пострадавшего от репрессий, но оставшегося верным своим идеалам, а простого русского мужика? Как "суровую, мужественную, правдивую повесть о тяжелом испытании народа", написанную "по долгу своего сердца, с мастерством и тактом большого художника" охарактеризовал книгу Солженицына Г. Бакланов. В годы "оттепели" повесть А.

Солженицына расценили как подлинно партийное произведение, написанное в духе судьбоносного XX съезда и помогающее в борьбе с культом и его пережитками. Кстати, сама публикация повести стала возможной только после того, как Твардовский через помощника первого секретаря обратился к Н. С. Хрущеву, который прочитал произведение и настоял на его выходе в свет. Для Солженицына было важно не столько официальное признание, сколько "неплохая распашка общественного сознания", которая стала результатом дискуссий вокруг его произведений. "Непрекращающейся мукой шестидесятников" критик Н.

Иванова называет возвращение к проблеме "мы и Сталин", а публицист А. Латынина так определяет "кредо детей XX съезда: антисталинизм, вера в социализм, в революционные идеалы". Для них были характерны особое внимание к жертвам сталинских репрессий 1937 года, к драматическим судьбам несправедливо осужденных коммунистов, оценка этих событий как нарушения социалистической законности, искажения идеи в историческом процессе и незыблемая вера в революционные идеалы. В литературе шестидесятых годов будет немало сказано о верности идее.

Е. Евтушенко предпочитал открыто публицистическую форму выражения мысли, нередко доходя до своеобразной декоративности ("Нашу веру / из нас не вытравили. / Это кровное / наше, / свое. / С ней стояли мы. / С нею выстояли. / Завещаем детям ее"). "Я грелся в зимние заносы у Революции костров", - так обозначит истоки веры шестидесятников Б.

Чичибабин. В годы "оттепели" одной из форм отторжения культа Сталина стало настойчивое обращение к личности Ленина, к истории революции, которую "шестидесятники" воспринимали как исток, как "время, когда все начиналось. Когда начинались мы" (Ю. Трифонов).

"Великий Ленин не был богом / И не учил творить богов", - так в поэме "За далью - даль" А. Твардовский выразит свою мысль. Н. Погодин, завершая начатую еще в 1930-е годы драматургическую трилогию о Ленине, в пьесу "Третья, патетическая", посвященную последнему периоду жизни Ленина, введет приемы условности и элементы трагедии: человек перед лицом смерти. Каждая сцена пьесы воспринимается как подведение итогов жизни Ленина, как его завещание, как размышление о судьбах революции, о жизни и смерти.

В повести Э. Казакевича "Синяя тетрадь" Ленин будет показан в один из периодов своей жизни, когда он, вынужденный скрываться в Разливе, работал над книгой "Государство и революция". В основе повести - движение ленинской мысли, ищущей ответ на сложнейшие проблемы времени, устремленной в будущее. Едва ли не впервые в литературе на историко-революционную тему внутренний монолог, поток сознания движет действие произведения. Необычным в этом произведении было то, что автор создал портрет Ленина в сопоставлении с Зиновьевым, также скрывавшимся в Разливе. Знаменательным явлением был уже тот факт, что впервые после сталинских процессов над соратниками Ленина их имена упоминались открыто и без ярлыка "враг народа", что как бы снимало обвинения со всех несправедливо осужденных. В 1966 году Ю.

Трифонов заканчивает документальную повесть "Отблеск костра", в которой автор воскрешал память о своем отце, Валентине Трифонове, одном из организаторов Красной гвардии, репрессированном в годы культа. В стремлении к объективному взгляду и исключительной достоверности заключается еще одна особенность литературы 60-х годов. Литература начинала создавать свою летопись истории, восстанавливая многие "белые пятна" в ее официальной версии. В произведениях, созданных в годы "оттепели", все большее внимание привлекает не традиционное изображение схватки "двух миров" в революции и Гражданской войне, а внутренние драмы революции, противоречия внутри революционного лагеря, столкновение полярных точек зрения и моральных позиций людей, ставших частью исторической драмы.

Например, такова основа конфликта в повести П. Нилина "Жестокость" (1956).

Уважение и доверие к человеку, борьба за каждого, кто оступился, движет действиями молодого сотрудника угрозыска Веньки Малышева. Высокая нравственная позиция героя вступает в противоречие с жестокостью Голубчика, демагогией Якова Узелкова, бездушием начальника уголовного розыска. Каждая коллизия повести открывает какую-то новую грань этого нравственного противостояния, показывает несовместимость людей, служащих одному делу. Также конфликт определяет развитие сюжета и в романе С.

Залыгина "Соленая Падь" (1967). Два руководителя революционных сил - Мещеряков и Брусенков - искренне преданы идее революции, однако понимают по-разному и саму идею, и пути ее осуществления. Особое значение в романе приобретает несходство их нравственно-этических представлений, прежде всего отношение к народу и к применению насилия. В романе Залыгина народ не просто безмолвный зритель, но главный участник событий, от выбора которого зависит исход братоубийственной (эта мысль автора проходит через все повествование) Гражданской войны, судьба края, всей России. Мысль стала в произведении стержнем характеров героев и важнейшим приемом создания динамичного образа народа.

В том, что в романе "широко дана народная философия революции", видел достоинство произведения С. Залыгина А. Твардовский. В центре внимания в шестидесятые годы оказался роман Б. Пастернака "Доктор Живаго", завершенный в 1955 году. Произведение было издано за границей, а советский читатель знал о нем лишь по опубликованному отрывку и яростным выступлениям печати, организовавшей травлю писателя после присуждения ему в 1958 году Нобелевской премии.

Роман Б. Пастернака был воспринят современной автору критикой в критериях не эстетических, а идеологических и оценен как "нож в спину", "плевок в народ" "под прикрытием обладания эстетическими ценностями", как "возня с боженькой". Это было сказано о произведении, в котором не было открыто выраженного неприятия революции (равно как не могло быть и одобрения ее). Как уже говорилось выше, обращение к истории революции в период "оттепели" было связано со стремлением очиститься от искажений революционных идеалов, в правоте которых шестидесятники не сомневались.

На этом историческом фоне роман Б. Пастернака вряд ли мог быть рассмотрен только как факт искусства (при всех его очевидных особенностях произведения лирического по типу повествования, философского по характеру поднимаемых проблем).

В центре внимания в начале 1960-х годов оказались писатели нового литературного поколения: в прозе А. Гладилин, В. Аксенов, В. Максимов, Г. Владимов, в поэзии - Е. Евтушенко, А. Вознесенский, P.

Рождественский. Они стали выразителями настроений молодого поколения, его устремлений к свободе личности, к преодолению запретов, к отказу от унылого стандарта и в жизни, и в литературе. Молодой человек стал героем целого тематического и стилевого направления в прозе 60-х годов, получившего название "молодежная проза", где главными героями были герои-бунтари, протестующие против мелочной регламентации во всем, включая стандартный образ жизни, вкусы, привычки. Формой выражения этого протеста становился вызывающий внешний вид ("стиляги"), увлечение западной музыкой, разрыв с родителями, скептическое отношение к идейным и нравственным ценностям старшего поколения, доходящее до полного отрицания моральных ценностей. Появление подобных типажей дало основание зарубежным критикам, внимательно следившим за "молодежной прозой", заговорить о возрождении в литературе "оттепели" темы "лишнего человека". Важнейшая примета стиля "молодежной прозы" - исповедальность.

Писатели широко использовали внутренние монологи, поток сознания, форму повествования от первого лица, при которой нередко сливались внутренний мир автора и его героя. Повышенное внимание к мыслям, чувствам молодого человека, к характерным для этого возраста проблемам определило специфику конфликтов произведений "молодежной прозы". Первые столкновения со сложными реалиями "взрослой" жизни и неминуемые разочарования, попытки понять себя, обрести свое место в жизни, найти дело по душе, отношения с родными и друзьями, счастье и горечь первой любви - обо всем этом с подкупающей искренностью поведали книги молодых писателей. Для молодых писателей было характерно полемически заостренное внимание к литературной технике, к тому, как дойти до читателя, заставить его поверить и сопереживать героям. Произведения "молодежной прозы" породили широкую волну дискуссий. Предметом обсуждения был и открытый молодыми писателями тип характера, и созданный ими стиль.

Особенно критика рассуждала о традициях западной литературы, на которые опирались авторы. Отмечались манера говорить об одних и тех же событиях устами разных героев "под Фолкнера", подражание короткой фразе, упрощенным диалогам и аскетической предметности Хемингуэя, введение в текст документов "под Дос-Пассоса". Наконец, сам тип юного героя выводился из произведений Сэлинджера. "Всепроникающий лиризм" молодых авторов объясняли тем, что многие из них "очень внимательно читали Бунина". Вывод о крайне подражательности вряд ли обоснован по отношению к "молодежной прозе". Однако, в первую очередь, нам важно отметить показательный для литературы "оттепели" факт учебы у крупнейших зарубежных и русских писателей, имена которых длительное время находились под запретом.

В годы "оттепели" начинался процесс восстановления разорванных литературных связей и традиций. Впервые после революции на родине вышло собрание сочинений И. Бунина с предисловием А. Твардовского.

В свет вышли роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и ряд произведений А. Платонова. В новом выпуске статей и писем Горького были восстановлены имена его адресатов: Бунин, Бальмонт, Бабель, Пильняк, Зощенко, Зазубрин, Булгаков, Артем Веселый. Восстанавливалось доброе имя невинно пострадавших в годы культа писателей, вновь издавались их произведения. Включение в литературный процесс книг больших художников, несомненно, оказало влияние на уровень мастерства молодых писателей.

Они стали более активно обращаться к вечным темам и проблемам, к героям философского склада, к приемам условности. Целые стилевые течения как, например, лирическая проза и уже упоминавшаяся "молодежная" проза, развивались в русле лучших традиций предшественников. "Оттепель" отнюдь не была устойчивым и последовательным явлением. Демократизация в литературе сочеталась с периодическими "проработками" писателей.

Так, критике подвергались и целые литературные течения: социально-аналитическая проза "Нового мира", заставившая говорить о возрождении традиций критического реализма в послевоенной литературе, "молодежная проза" "Юности", созданные молодыми писателями-фронтовиками книги, которые несли народный взгляд на войну (так называемую "окопную правду"). Однако стоит отметить, что в результате многочисленных творческих дискуссий 1960-х годов в противовес официальной точке зрения о целостном творческом методе советской литературы сформировалось представление о существовании различных эстетических школ и литературных направлений, о сложности и реальном многообразии литературного процесса.

Чингисхан, Карл Великий и первый

русский академик Меньшиков -

они не умели писать на бумаге,

но бегло писали на "досках Судьбы"...

(Сергей Федин)

1. ЛИТЕРАТУРА

В русской советской литературе военных и послевоенных четырёх десятилетий XX века нам предоставляется возможность выделить два периода:

Первый - литература военных лет и послевоенного возрождения (40 - 50-е годы)

Второй - литература развитого социализма (60 - 70-е годы).

Переход к этапу развитого социализма в СССР историки относят к концу 50-х годов, не связывая его с одной конкретной датой.

Развитой социализм не мог сложиться в течение одного только года. С вступлением социализма в стадию зрелости стало очевидным, что уже сложилась и предстала перед взором человечества во всём своём величии новая цивилизация, а отсюда и новая культура, в корне отличающаяся от основанной на эксплуатации миллионов людей труда капиталистической цивилизации.

В 60 - 70-е годы были созданы новые условия для развития литературы и искусства. Глубокие изменения в социальной структуре советского общества, рост его культуры, сознательности, инициативы открывали новые перспективы проявления принципов народности и партийности, требовали нового подхода к решению проблемы современного героя и ряда других проблем.

На этапе развитого социализма стало особенно ясно, что ни один художественный метод не открывал перед художником таких возможностей, какие предоставлял метод так называемого социалистического реализма.

В период развитого социализма продолжали свою работу в области литературы классики социалистического реализма. Это: Константин Федин, Михаил Шолохов, Александр Твардовский, Александр Фадеев, Леонид Леонов. Наряду с ними работало новое поколение писателей, таких как: В. Белов, В. Можаев, Г. Троепольский, В. Астафьев,

В. Шукшин, В. Распутин, Виль Липатов, А. Чаковский, Ч. Айтматов и мн. другие.

В произведениях этих писателей общественные и нравственные противоречия чаще всего выражались в формах повседневного, привычного человеческого существования.

В литературоведении уже высказывался взгляд на период 60 - 70-х годов как на наиболее близкий к классическому реализму по сравнению с литературой первых послереволюционных лет. Этот вывод основывается на характере философских и нравственных исканий таких писателей, как Василий Шукшин.

Талант В.М. Шукшина всё более меряется меркой Лескова, Чехова, Бунина. Его герои бьются над проблемами, которые приковывали внимание крупнейших писателей прошлого: в чём смысл жизни, "что с нами происходит", в чём тайна мира, красоты, движения, "зачем всё?" Духовная напряжённость его рассказов связана с попытками героев объяснить мир и себя, понять связь, "докопаться до дна".

Как писатель Шукшин пробовал свои силы в жанрах романа ("Любавины", "Я пришёл дать вам волю"), повести ("Там вдали", "Калина красная", "До третьих петухов"), драмы ("Энергичные люди"), рассказа.

Главные герои большинства рассказов Шукшина - деревенские люди: трактористы, шофёры, счетоводы, бригадиры, словом - сеятели и хранители земли. Как правило, герои В. Шукшина - люди любознательные, часто - "с чудинкой", но в мыслях и чувствах непосредственны, порой простодушны, до трогательности обаятельны.

В своих рассказах Шукшин высмеивал человеческие пороки, умел показать, где добро, а где зло.

В рассказе "Охота жить" зло и добро показаны в прямой схватке. Старый охотник Никитич, человек беспредельной доброты, открытая душа, приютил уголовника, фактически спас ему жизнь, - и получил от него пулю в спину. Бескомпромиссно отрицательное отношение Шукшина к злу, в данном случае выполненному в образе уголовника. Тем важнее подчеркнуть, что писатель впоследствии не раз обращался в своих произведениях к людям, по тем или иным причинам отбывавшим тюремное заключение.

Проблема счастья человека, остро волновавшая В. Шукшина, осталась неразрешённой им до конца, но решалась она в пользу нашей жизни всё с большим успехом.

Литература 60 - 70-х годов, исследуя сложные пути развития нравственного сознания личности, исходила из социальной практики. Не только разум, не только знания, но и сила нравственного излучения личности приобретали особую цену.

Обращаясь к широкому изображению действительности, к анализу особенностей того этапа жизни, писатели снова и по-новому ставили проблемы организации и управления производством, отношений руководителя и коллектива, творческого роста личности.

Воссоздав атмосферу рабочих будней в романе "И это всё о нём", писатель Виль Липатов в конфликте Евгения Столетова с мастером Гасиловым показал борьбу созидателя с потребителем. Герой Липатова борется с такими пороками общества как мещанство, очковтирательство.

(Роман, 1831)
"Несколько лет тому назад, осматривая Собор Парижской Богоматери или, выражаясь точнее, обследуя его, автор этой книги обнаружил в темном закоулке одной из башен следующее начертанное на стене слово: рок"
Этими строками начинается роман. Автор признается, что это слово и породило эту книгу.
6 января 1482 года было праздник Крещения, который с давних времен объединялся с праздником шутов. В этот день на Гревской площади "зажигались потешные огни, у Бракской часовни происходила церемония посадки майского деревца, в здании Дворца правосудия давалась мистерия". Толпы горожан с самого утра потянулись отовсюду к упомянутым местам. По издавна установившейся традиции представление мистерии должно было состояться на знаменитом мраморном столе. Он был уже приготовлен. На зрелище должны были пожаловать послы из Фландрии и кардинал Бурбонский, поэтому мистерию решено было начать только в полдень, с двенадцатым ударом больших стенных часов, это время было удобно для послов. Однако несколько времени спустя народ начал проявлять недовольство и высказывать сетования и проклятия по адресу фламандцев, купеческого старшины, кардинала Бурбонского и других официальных лиц. Особенно из всей толпы выделялась группа веселых сорванцов, среди которых был шестнадцатилетний белокурый бесенок Жеан - брат ученого архидьякона Клода Фролло. Часы пробили полдень. Школяры притихли, весь остальной народ засуетился, пытаясь "приладиться, примоститься, приподняться". Собравшаяся с утра толпа ждала полудня, послов Фландрии и мистерии. Толпа подождала еще с четверть часа и потом разразилась гневом. На сцену вышел актер, изображающий Юпитера. Он обратился с речью к зрителям, что послы сейчас прибудут; они задержались, выслушивая у ворот речь ректора Университета, и после этого начнется мистерия.
Толпа опять взбунтовалась, услышав такие речи. Лктер-Юпитер страшно перепугался, но к счастью, какой-то человек пришел ему на выручку, и принял всю ответственность на себя. Позвав актера, Мишеля Жиборна, он приказал начинать. Этим спасителем был сам автор мистерии Пьер Гренгуар. Однако, мистерию ждала неудача, нет, сама по себе она была прекрасна, но едва актеры закончили пролог и уже приступили к первой части пьесы, дверь распахнулась и привратник сообщил, что прибыл кардинал Бурбонский, а за ним и послы. Горожане из фламандского города Рента очень колоритны, и парижане теперь глазеют только на них. Всеобщее восхищение вызывает чулочник Копиноль, который дружески беседует с нищим Кло-неном Труйльфу. К ужасу Гренгуара, фламандец ругает последними словами его пьесу и предлагает вместо нее выбрать шутовского папу. Им станет тот, кто скорчит самую жуткую гримасу. Претенденты на этот пост высовывают физиономию из окна часовни. Победителем становится Квазимодо, звонарь собора Парижской богоматери, который до того безобразен, что ему и не надо ничего корчить. Горбуна обряжают в нелепую мантию и уносят на плечах, чтобы прийти по улицам города. Гренгуар уже надеется на продолжение мистерии, но тут кто-то кричит, что на площади танцует Эсмеральда, и все оставшиеся зрители бегут смотреть на красавицу-танцовщицу. Гренгуар в тоске бредет на Гревскую площадь, чтобы тоже посмотреть на эту Эсмеральду. Его глазам предстает прекрасная девушка-цыганка. Гренгуар, как и все зрители, совершенно очарован танцовщицей. Но тут в толпе один не старый, но уже облысевший мужчина вдруг злобно обвиняет девушку в колдовстве - ведь ее белая козочка шесть раз бьет копытцем по бубну в ответ на вопрос, какое сегодня Число. Когда же Эсмеральда начинает петь, слышится полный исступленной ненависти женский голос - затворница Роландовой башни проклинает цыганское отродье. В это мгновение на Гревскую площадь входит процессия, в центре которой красуется Квазимодо. К нему бросается лысый человек, напугавший цыганку, и Гренгуар узнает своего учителя герметики - отца Клода Фролло. Тот срывает с горбуна тиару, рвет в клочья мантию, ломает посох, а страшный Квазимодо падает перед ним на колени. Богатый на зрелища день подходит к концу, и Гренгуар без особых надежд бредет за цыганкой. Внезапно до него доносится пронзительный крик: двое мужчин пытаются зажать рот Эсмеральде. Пьер зовет стражу, и появляется ослепительный офицер - начальник королевских стрелков. Одного из похитителей хватают - это Квазимодо. Цыганка не сводит восторженных глаз со своего спасителя - капитана Феба де Шатопера.
Судьба заносит злосчастного поэта во Двор чудес - царство нищих и воров. Чужака хватают и ведут к Алтынному королю, в котором Пьер, к своему удивлению, узнает Клонена Труйльфу. Здешние нравы суровы: нужно вытащить кошелек у чучела с бубенчиками, да так, чтобы они не зазвенели, - неудачника ждет петля. Гренгуара, устроившего настоящий трезвон, волокут на виселицу, и спасти его может только женщина - если найдется такая, что захочет взять в мужья. Никто не позарился на поэта, и качаться бы ему на перекладине, если бы Эсмеральда. Она освободила его по доброте душевной. Осмелевший Гренгуар питается предъявить супружеские права, однако у хрупкой девушки имеется на сей случай небольшой кинжал. Злополучный поэт отстает от Эсмеральды и ложится на тощую подстилку, ибо идти ему некуда.
На следующий день похититель Эсмеральды предстает перед судом. В 1482 году омерзительному горбуну было двадцать лет, а его благодетелю Клоду Фролло - тридцать шесть. Шестнадцать лет назад па паперть собора положили маленького уродца, и лишь один человек сжалился над ним. Потеряв родителей во время страшной чумы, Клод остался с грудным Жеаном на руках и полюбил его страстной, преданной любовью. Возможно, мысль о брате и заставила его подобрать сироту, которого он назвал Квазимодо. Клод выкормил его, научил писать и читать, приставил к колоколам, поэтому Квазимодо, ненавидевший всех людей, был по-собачьи предан архидьякону. Быть может, больше он любил только собор - дом, родину, свою вселенную. Вот почему он беспрекословно выполнил приказ своего спасителя - и теперь ему предстояло держать за это ответ. Глухой Квазимодо попадает к глухому судье, и это кончается плачевно - его приговаривают к плетям п позорному столбу. Горбун не понимает, что происходит, пока сто не начинают пороть под улюлюканье толпы. На этом муки не кончаются: после бичевания добрые горожане забрасывают его камнями и насмешками. Он хрипло просит пить, но ему отвечают взрывами хохота. Внезапно на площади появляется Эсмеральда. Увидев виновницу своих несчастий, Квазимодо готов испепелить ее взглядом, а она бесстрашно поднимается по лестнице и подносит к его губам флягу с водой. Тогда по безобразной физиономии скатываются слезы - переменчивая толпа рукоплещет "величественному зрелищу красоты, юности и невинности, пришедшей на помощь воплощению уродства и злобы". Только затворница Роландовой башни, едва заметив Эсмеральду, разражается проклятиями.
Через несколько недель, в начале марта, капитан Феб де Шатопер любезничает со своей невестой Флер-де-Лис и ее подружками. Забавы ради девушки решают пригласить в дом хорошенькую цыганочку, которая пляшет на Соборной площади. Они быстро раскаиваются в своем намерении, ибо Эсмеральда затмевает их всех изяществом и красотой. Сама же она неотрывно глядят на капитана, напыжившегося от самодовольства. Когда козочка складывает из букв слово "Феб" - видимо, хорошо ей знакомое, - Флер-де-Лис падает в обморок, и Эсмеральду немедленно изгоняют. Она же притягивает взоры, из одного окна собора на нее с восхищением смотрит Квазимодо, из другого - угрюмо созерцает Клод Фролло. Рядом с цыганкой он углядел мужчину в желто-красном трико - раньше она всегда выступала одна. Спустившись вниз, архидьякон узнает своего ученика Пьера Гренгуара, исчезнувшего два месяца назад. Клод жадно расспрашивает об Эсмеральде: поэт говорит, что эта девушка - очаровательное и безобидное существо, подлинное дитя природы. Она хранит целомудрие, потому что хочет найти родителей посредством амулета - а тот якобы помогает лишь девственницам. Ее все любят за веселый нрав и доброту. Сама она считает, что во всем городе у нее только два врага - затворница Роландовой башни, которая почему-то ненавидит цыган, и какой-то священник, постоянно ее преследующий. При помощи бубна Эсмеральда обучает свою козочку фокусам, и в них нет никакого колдовства.- понадобилось всего два месяца, чтобы научить ее складывать слово "Феб". Архидьякон приходит в крайнее волнение и в тот же день слышит, как его брат Жеан дружески окликает капитана королевских стрелков по имени. Он следует за молодыми повесами в кабак. Феб напивается чуть меньше школяра, поскольку у него назначено свидание с Эсмеральдой. Девушка влюблена настолько, что готова пожертвовать даже амулетом - раз у нее есть Феб, зачем ей отец и мать? Капитан начинает целовать цыганку, и в этот момент она видит занесенный над ним кинжал. Перед Эсмеральдой возникает лицо ненавистного священника; она теряет сознание - очнувшись, слышит со всех сторон, что колдунья заколола капитана.
Проходит месяц. Гренгуар и Двор чудес пребывают в страшной тревоге - исчезла Эсмеральда. Однажды Пьер видит толпу и у дворца Правосудия - ему говорят, что судят дьяволицу, которая убила военного. Цыганка упорно все отрицает, невзирая на улики - бесовскую козу и демона в сутане священника, которых видели многие свидетели. Но пытку испанским сапогом она не выдерживает - признается в колдовстве, проституции и убийстве Феба де Шатопера. По совокупности этих преступлений ее приговаривают к покаянию у портала собора Парижской богоматери, а затем к повешению. Той же казни должна быть подвергнута и коза. Клод Фролло приходит в каземат, где Эсмерадьда с нетерпением ждет смерти. Он на коленях умоляет ее бежать с ним: она перевернула ему жизнь, до встречи с ней он был счастливым - невинный и чистый, жил одной лишь наукой и пал, узрев дивную красоту, не созданную для глаз человека. Эсмеральда отвергает и любовь ненавистного попа, и предложенное им спасение. В ответ он злобно кричит, что Феб умер. Однако Фебвыжил, и в сердце его вновь поселилась светлокудрая Флер-де-Лис.

В зако-улках одной из башен вели-кого собора чья-то давно истлевшая рука начер-тала по-гречески слово «рок». Затем исчезло и само слово. Но из него роди-лась книга о цыганке, горбуне и священ-нике.

6 января 1482 г. по случаю празд-ника крещения во дворце Право-судия дают мистерию «Праведный суд пречи-стой девы Марии». С утра соби-ра-ется громадная толпа. На зрелище должны пожа-ло-вать послы из Фландрии и кардинал Бурбон-ский. Посте-пенно зрители начи-нают роптать, а более всех бесну-ются школяры: среди них выде-ля-ется шест-на-дца-ти-летний бело-курый бесёнок Жеан — брат учёного архи-дья-кона Клода Фролло. Нервный автор мистерии Пьер Грен-гуар прика-зы-вает начи-нать. Но несчаст-ному поэту не везет; едва актёры произ-несли пролог, появ-ля-ется кардинал, а затем и послы. Горо-жане из фламанд-ского города Гента столь коло-ритны, что пари-жане глазеют только на них. Всеобщее восхи-щение вызы-вает чулочник мэтр Копи-ноль, который не чинясь, по-дружески бесе-дует с отвра-ти-тельным нищим Клопеном Труй-льфу. К ужасу Грен-гуара, проклятый фламандец честит послед-ними словами его мистерию и пред-ла-гает заняться куда более веселым делом — избрать шутов-ского папу. Им станет тот, кто скорчит самую жуткую гримасу. Претен-денты на этот высокий титул высо-вы-вают физио-номию из окна часовни. Побе-ди-телем стано-вится Квази-модо, звонарь Собора Париж-ской Бого-ма-тери, кото-рому и гримас-ни-чать не нужно, настолько он уродлив. Чудо-вищ-ного горбуна обря-жают в нелепую мантию и уносят на плечах, чтобы пройти согласно обычаю по улицам города. Грен-гуар уже наде-ется на продол-жение злопо-лучной пьесы, но тут кто-то кричит, что на площади танцует Эсме-ральда — и всех остав-шихся зрителей как ветром сдувает. Грен-гуар в тоске бредет на Грев-скую площадь, чтобы посмот-реть на эту Эсме-ральду, и глазам его пред-стает невы-ра-зимо прелестная девушка — не то фея, не то ангел, оказав-шийся, впрочем, цыганкой. Грен-гуар, как и все зрители, совер-шенно зача-рован плясу-ньей, однако в толпе выде-ля-ется мрачное лицо ещё не старого, но уже облы-сев-шего мужчины: он злобно обви-няет девушку в колдов-стве — ведь её белая козочка шесть раз бьет копытцем по бубну в ответ на вопрос, какое сегодня число. Когда же Эсме-ральда начи-нает петь, слышится полный исступ-ленной нена-висти женский голос — затвор-ница Ролан-довой башни прокли-нает цыган-ское отродье. В это мгно-вение на Грев-скую площадь входит процессия, в центре которой красу-ется Квази-модо. К нему броса-ется лысый человек, напу-гавший цыганку, и Грен-гуар узнает своего учителя герме-тики — отца Клода Фролло. Тот срывает с горбуна тиару, рвет в клочья мантию, ломает посох — страшный Квази-модо падает перед ним на колени. Богатый на зрелища день подходит к концу, и Грен-гуар без особых надежд бредет за цыганкой. Внезапно до него доно-сится прон-зи-тельный крик: двое мужчин пыта-ются зажать рот Эсме-ральде. Пьер зовет стражу, и появ-ля-ется осле-пи-тельный офицер — начальник королев-ских стрелков. Одного из похи-ти-телей хватают — это Квази-модо. Цыганка не сводит востор-женных глаз со своего спаси-теля — капи-тана Феба де Шато-пера.

Судьба заносит злосчаст-ного поэта во Двор чудес — царство нищих и воров. Чужака хватают и ведут к Алтын-ному королю, в котором Пьер, к своему удив-лению, узнает Клопена Труй-льфу. Здешние нравы суровы: нужно выта-щить кошелёк у чучела с бубен-чи-ками, да так, чтобы они не зазве-нели — неудач-ника ждет петля. Грен-гуара, устро-ив-шего насто-ящий трезвон, волокут на висе-лицу, и спасти его может только женщина — если найдется такая, что захочет взять в мужья. Никто не поза-рился на поэта, и качаться бы ему на пере-кла-дине, если бы Эсме-ральда не осво-бо-дила его по доброте душевной. Осмелевший Грен-гуар пыта-ется предъ-явить супру-же-ские права, однако у хрупкой певуньи имеется на сей случай небольшой кинжал — на глазах изум-лен-ного Пьера стре-коза превра-ща-ется в осу. Злопо-лучный поэт ложится на тощую подстилку, ибо идти ему некуда.

На следу-ющий день похи-ти-тель Эсме-ральды пред-стает перед судом. В 1482 г. омер-зи-тель-ному горбуну было двадцать лет, а его благо-де-телю Клоду Фролло — трид-цать шесть. Шест-на-дцать лет назад на паперть собора поло-жили малень-кого уродца, и лишь один человек сжалился над ним. Потеряв роди-телей во время страшной чумы, Клод остался с грудным Жеаном на руках и полюбил его страстной, преданной любовью. Возможно, мысль о брате и заста-вила его подо-брать сироту, кото-рого он назвал Квази-модо. Клод выкормил его, научил писать и читать, приставил к коло-колам, поэтому Квази-модо, нена-ви-девший всех людей, был по-собачьи предан архи-дья-кону. Быть может, больше он любил только Собор — свой дом, свою родину, свою вселенную. Вот почему он беспре-ко-словно выполнил приказ своего спаси-теля — и теперь ему пред-стояло держать за это ответ. Глухой Квази-модо попа-дает к глухому судье, и это конча-ется плачевно — его приго-ва-ри-вают к плетям и позор-ному столбу. Горбун не пони-мает, что проис-ходит, пока его не начи-нают пороть под улюлю-канье толпы. На этом муки не конча-ются: после биче-вания добрые горо-жане забра-сы-вают его камнями и насмеш-ками. Он хрипло просит пить, но ему отве-чают взры-вами хохота. Внезапно на площади появ-ля-ется Эсме-ральда. Увидев винов-ницу своих несча-стий, Квази-модо готов испе-пе-лить её взглядом, а она бесстрашно подни-ма-ется по лест-нице и подносит к его губам флягу с водой. Тогда по безоб-разной физио-номии скаты-ва-ется слеза — пере-мен-чивая толпа руко-плещет «вели-че-ствен-ному зрелищу красоты, юности и невин-ности, пришедшим на помощь вопло-щению урод-ства и злобы». Только затвор-ница Ролан-довой башни, едва заметив Эсме-ральду, разра-жа-ется прокля-тиями.

Через несколько недель, в начале марта, капитан Феб де Шатопер любез-ни-чает со своей неве-стой Флер-де-Лис и её подруж-ками. Забавы ради девушки решают пригла-сить в дом хоро-шенькую цыга-ночку, которая пляшет на Соборной площади. Они быстро раска-и-ва-ются в своем наме-рении, ибо Эсме-ральда затме-вает их всех изяще-ством и красотой. Сама же она неот-рывно глядит на капи-тана, напы-жив-ше-гося от само-до-воль-ства. Когда козочка скла-ды-вает из букв слово «Феб» — видимо, хорошо ей знакомое, Флер-де-Лис падает в обморок, и Эсме-ральду немед-ленно изго-няют. Она же притя-ги-вает взоры: из одного окна собора на нее с восхи-ще-нием смотрит Квази-модо, из другого — угрюмо созер-цает Клод Фролло. Рядом с цыганкой он углядел мужчину в желто-красном трико — раньше она всегда высту-пала одна. Спустив-шись вниз, архи-дьякон узнает своего ученика Пьера Грен-гуара, исчез-нув-шего два месяца назад. Клод жадно расспра-ши-вает об Эсме-ральде: поэт говорит, что эта девушка — очаро-ва-тельное и безобидное суще-ство, подлинное дитя природы. Она хранит цело-мудрие, потому что хочет найти роди-телей посред-ством амулета — а тот якобы помо-гает лишь девствен-ницам. Её все любят за веселый нрав и доброту. Сама она считает, что во всем городе у нее только два врага — затвор-ница Ролан-довой башни, которая почему-то нена-видит цыган, и какой-то священник, посто-янно её пресле-ду-ющий. При помощи бубна Эсме-ральда обучает свою козочку фокусам, и в них нет ника-кого колдов-ства — пона-до-би-лось всего два месяца, чтобы научить её скла-ды-вать слово «Феб». Архи-дьякон приходит в крайнее волнение — и в тот же день слышит, как его брат Жеан дружески окли-кает капи-тана королев-ских стрелков по имени. Он следует за моло-дыми пове-сами в кабак. Феб напи-ва-ется чуть меньше школяра, поскольку у него назна-чено свидание с Эсме-ральдой. Девушка влюб-лена настолько, что готова пожерт-во-вать даже амулетом — раз у нее есть Феб, зачем ей отец и мать? Капитан начи-нает цело-вать цыганку, и в этот момент она видит зане-сенный над ним кинжал. Перед Эсме-ральдой возни-кает лицо нена-вист-ного священ-ника: она теряет сознание — очнув-шись, слышит со всех сторон, что колдунья зако-лола капи-тана.

Проходит месяц. Грен-гуар и Двор чудес пребы-вают в страшной тревоге — исчезла Эсме-ральда. Однажды Пьер видит толпу у Дворца право-судия — ему говорят, что судят дьяво-лицу, которая убила воен-ного. Цыганка упорно все отри-цает, невзирая на улики — бесов-скую козу и демона в сутане священ-ника, кото-рого видели многие свиде-тели. Но пытки испан-ским сапогом она не выдер-жи-вает — призна-ется в колдов-стве, прости-туции и убий-стве Феба де Шато-пера. По сово-куп-ности этих преступ-лений её приго-ва-ри-вают к пока-янию у портала Собора Париж-ской Бого-ма-тери, а затем к пове-шению. Той же казни должна быть подверг-нута и коза. Клод Фролло приходит в каземат, где Эсме-ральда с нетер-пе-нием ждет смерти. Он на коленях умоляет её бежать с ним: она пере-вер-нула его жизнь, до встречи с ней он был счастлив — невинный и чистый, жил одной лишь наукой и пал, узрев дивную красоту, не созданную для глаз чело-века. Эсме-ральда отвер-гает и любовь нена-вист-ного попа, и пред-ло-женное им спасение. В ответ он злобно кричит, что Феб умер. Однако Феб выжил, и в сердце его вновь посе-ли-лась свет-ло-кудрая Флер-де-Лис. В день казни влюб-ленные нежно воркуют, с любо-пыт-ством погля-дывая в окно — ревнивая невеста первой узнает Эсме-ральду. Цыганка же, увидев прекрас-ного Феба, падает без чувств: в этот момент её подхва-ты-вает на руки Квази-модо и мчится в Собор с криком «убежище». Толпа привет-ствует горбуна востор-жен-ными воплями — этот рев доно-сится до Грев-ской площади и Ролан-довой башни, где затвор-ница не сводит с висе-лицы глаз. Жертва ускольз-нула, укрыв-шись в церкви.

Эсме-ральда живет в Соборе, но не может привык-нуть к ужас-ному горбуну. Не желая раздра-жать её своим урод-ством, глухой дает ей свисток — этот звук он способен расслы-шать. И когда на цыганку набра-сы-ва-ется архи-дьякон, Квази-модо в темноте едва не убивает его — только луч месяца спасает Клода, который начи-нает ревно-вать Эсме-ральду к урод-ли-вому звонарю. По его наущению, Грен-гуар подни-мает Двор чудес — нищие и воры штур-муют Собор, желая спасти цыганку. Квази-модо отча-янно оборо-няет свое сокро-вище — от его руки гибнет юный Жеан Фролло. Между тем Грен-гуар’тайком выводит Эсме-ральду из Собора и невольно пере-дает в руки Клода — тот увле-кает её на Грев-скую площадь, где в последний раз пред-ла-гает свою любовь. Спасения нет: сам король, узнав о бунте, распо-ря-дился найти и пове-сить колдунью. Цыганка в ужасе отша-ты-ва-ется от Клода, и тогда он тащит её к Ролан-довой башне — затвор-ница, высунув руку из-за решетки, крепко хватает несчастную девушку, а священник бежит за стражей. Эсме-ральда умоляет отпу-стить её, но Пакетта Шант-флери только злобно смеется в ответ — цыгане украли у нее дочь, пусть теперь умрет и их отродье. Она пока-зы-вает девушке вышитый башмачок своей дочурки — в ладанке у Эсме-ральды точно такой же. Затвор-ница едва не теряет рассудок от радости — она обрела свое дитя, хотя уже лиши-лась всякой надежды. Слишком поздно мать и дочь вспо-ми-нают об опас-ности: Пакетта пыта-ется спря-тать Эсме-ральду в своей келье, но тщетно — девушку тащат на висе-лицу, В последнем отча-янном порыве мать впива-ется зубами в руку палача — её отшвы-ри-вают, и она падает замертво. С высоты Собора архи-дьякон смотрит на Грев-скую площадь. Квази-модо, уже запо-до-зривший Клода в похи-щении Эсме-ральды, крадется за ним и узнает цыганку — на шею ей наде-вают петлю. Когда палач прыгает девушке на плечи, и тело казненной начи-нает биться в страшных судо-рогах, лицо священ-ника иска-жа-ется от смеха — Квази-модо его не слышит, но зато видит сата-нин-ский оскал, в котором нет уже ничего чело-ве-че-ского. И он стал-ки-вает Клода в бездну. Эсме-ральда на висе-лице, и архи-дьякон, распро-стер-шийся у подножия башни, — это все, что любил бедный горбун.