Критика солженицына. Творчество А.И. Солженицына в критике и литературоведении. С чего начинается… Солженицын в памяти современников и в российской истории

Другие материалы по творчеству Достоевскоий Ф.М.

  • Своеобразие гуманизма Ф.М. Достоевского (по роману «Преступление и наказание»)
  • Изображение губительного воздействия ложной идеи на сознание человека (по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»)
  • Изображение внутреннего мира человека в произведении XIX века (по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»)
  • Анализ романа "Преступление и наказание" Достоевского Ф.М.

Ф.М.Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 г. в Москве, в семье лекаря Мариинской больницы для бедных. В 1838 г. поступил в Петербургское военно-инженерное училище. Окончив его в 1843 г., был зачислен на службу в инженерный департамент, но через год вышел в отставку, убежденный, что его призвание — литература.

В детские и юношеские годы Достоевский страстно любил читать — Библию, произведения Н.М.Карамзина, В.А.Жуковского, А.С.Грибоедова, М.Ю.Лермонтова, особенно увлекался творчеством А.С.Пушкина и Н.В.Гоголя. По признанию писателя, смерть Пушкина потрясла его едва ли не больше, чем кончина матери весной 1837 г. Интересовала Достоевского и иностранная литература — пьесы Шекспира и Мольера, романы Э.Сю, Ч.Диккенса, Ж.Санд, О. Бальзака и особенно драмы Ф. Шиллера, которыми он «бредил», заучивая наизусть.

Вершиной творчества Достоевского являются пять социально-философских романов, написанные в последние пятнадцать лет его жизни: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879-1880). Именно в этих произведениях гений Достоевского раскрылся со всей мощью и глубиной. Их появлению предшествовали два десятилетия идейных и художественных исканий, тяжелейших жизненных испытаний.

В начале 1860-х гг. Достоевский написал «Ряд статей о русской литературе», где обосновал свой взгляд на современную прозу. По его мнению, русская литература после Пушкина и Гоголя остро нуждалась в обновлении общественно-исторической проблематики и художественных принципов. Писатели 1850-х — 1860-х гг. — Тургенев, Гончаров и Толстой — развивали лишь одну из линий, намеченных Пушкиным. Они были преимущественно бытописателями русского дворянского общества с его исторически сложившимися особенностями. По мнению Достоевского, они развивали тот круг мотивов, которые Пушкин в «Евгении Онегине» обозначил как «преданья русского семейства».

Достоевский считал, что современные писатели должны изображать «русского человека большинства». Жизнь и душа этого человека сложны, неустроенны, хаотичны. По Достоевскому, актуальная задача всей литературы — открыть в человеке нечто большее, чем позволяет увидеть в нем его сословная или профессиональная принадлежность: душу, внутренний мир, круг идей и настроений. Таким образом, писатель поставил вопрос о «массовом», демократическом герое, но требовал не упрощенного, а психологически углубленного художественного исследования не только внешних, общественно-бытовых форм его жизни, но и всего «пестрого», противоречивого, что рождала современная жизнь в смятенных, растревоженных душах «героев времени».

Черты этой творческой программы обнаруживаются в его произведениях, созданных еще в первый период творчества — 1840-е гг. В эти годы были написаны роман «Бедные люди» (1845), повести «Двойник» (1846), «Хозяйка» (1847), «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849, не окончена).

Начало литературной деятельности Достоевского датируется 1844-1845 гг., когда, выйдя в отставку, он целиком посвятил себя литературе. В мае 1845 г. Достоевский прочитал своему единственному знакомому писателю Д.В.Григоровичу роман «Бедные люди». В.Г.Белинский высоко оценил его как первый в русской литературе опыт социального романа. Публикация «Бедных людей» в «Петербургском сборнике» (1846) упрочила авторитет «натуральной школы» — объединения молодых писателей-реалистов 1840-х гг.

Произведения, появившиеся после дебютного романа, выдвинули Достоевского в ряд первых писателей России. Крупнейшие критики — В.Г.Белинский и В.Н.Майков — сравнивали его с Гоголем, хотя в повестях, написанных после «Бедных людей», молодой Достоевский не столько следовал за кумиром реалистов 1840-х гг., сколько переосмысливал его творческий опыт, шел своим путем, нащупывая собственный метод изображения человека.

Уже роман в письмах «Бедные люди» с точки зрения трактовки личности чиновника Макара Алексеевича Девушкина был произведением подчеркнуто «негоголевским». Достоевскому важно было показать, что думают о себе сами «маленькие люди» — бедный титулярный советник и адресат его писем, швея Варенька Доброселова, вырванная Девушкиным из рук сводни. Писателя интересовало в первую очередь самосознание героев. Девушкин понимает, что в социальном смысле он — «ветошка» (ничтожество), но это не мешает ему быть мыслящим и чувствующим человеком.

Он не просто «маленький человек», задавленный жизнью петербургский чиновник, обитатель плохих квартир, каким был герой гоголевской повести «Шинель» Башмачкин. Девушкин — существо униженное и оскорбленное. Он «винтик» бюрократической машины, но «винтик» с «амбицией», с сознанием собственного достоинства. Он требует уважения к себе, сам уважает и чужую бедность, и чужую гордость. Для Девушкина уважение к бедному человеку важнее материального благополучия. Даже новые сапоги нужны ему «для поддержки чести и доброго имени». «В дырявых же сапогах, — замечает он, — и то и другое пропало... поверьте».

Цель Гоголя и его последователей в литературе 1840-х гг. — пробудить в душе читателя сочувствие, сострадание к «маленькому человеку». Цель Достоевского иная — дать Девушкину и ему подобным возможность «исповедаться», высказаться о том, что их унижает и оскорбляет. При этом слово героя имеет особый характер: это слово человека, который испытывает жгучую потребность в общении, диалоге, полемике. Девушкин исповедуется в своих письмах, но его исповедь адресована не только Вареньке. Он словно ощущает на себе чужой, недобрый, скептический взгляд, не может отделаться от чувства враждебности со стороны окружающих людей.

Герой всегда начинает с опровержения того, кто готов влезть в его душу, унизить и оскорбить его. Этим обусловлен стиль романа (прежде всего писем Девушкина): слово героя как бы «ёжится», «корчится» под чужим взглядом. В речи Девушкина отражается психологический комплекс униженного и оскорбленного человека: робкая, стыдливая оглядка на воображаемого оппонента и приглушенный вызов — вариант самозащиты. «Ведь для людей и в шинели ходишь, да и сапоги, пожалуй, для них же носишь», — оправдывается Девушкин.

Характер униженного и оскорбленного человека — главное открытие Достоевского в « Бедных людях ». Своего рода сенсацией в литературе 1840-х гг. стал принцип изображения этого литературного героя, найденный писателем: он проанализировал не столько социальный статус, сколько психологический феномен «амбициозного» человека, борющегося словом за свою честь и достоинство, желающего получить от людей то же уважение, что и сильные мира сего.

Достоевский отнюдь не идеализировал своего героя. Писатель хорошо видел, что его личность уродливо деформирована, ведь Девушкин не стремится жить для себя, желая одного: чтобы его отражения в зеркалах чужих мнений выглядели вполне «прилично ». И в « Бедных людях », и в последующих повестях важен мотив двойственности героев. Порыв к диалогу с людьми и с миром, потребность понимания и исповеди соединены в них с отчуждением даже от близких людей, с болезненной жаждой конфликта с тем, что их окружает.

Замкнутость «бедных людей», их взаимная «непроницаемость» и отчуждение друг от друга, сочетание в их душах добра и зла — эти проблемы вышли на первый план в повестях «Двойник» и «Господин Прохарчин». В них Достоевский столь же далек от гоголевской традиции изображения «маленького человека», как и в первом романе. Герой повести «Двойник» Голядкин отважился на некое подобие бунта. Выброшенный из «хорошего общества», он из колеи вон лезет, чтобы доказать, что и он тоже человек, с которым нужно считаться, порывается объясниться со своими обидчиками. Но его нелепая фигура и косноязычие вызывают в них только минутное замешательство и неудержимый смех. Бунт героя, завершившийся в сумасшедшем доме, нелеп и трагикомичен.

Самое примечательное в повести — появление двойника Голядкина, который стал его психологическим антиподом. Герой робок, честен и наивен. Его двойник нагл и не прочь урвать чужое. Голядкин никому не сделал зла — двойник всегда готов нагадить ближнему. «Младший» Голядкин — порождение души амбициозного чиновника. Он появился потому, что зависть, злоба и подлость как бы отделились от подлинного Голядкина и зажили самостоятельной жизнью. Герой с ужасом узнает себя в кривом зеркале двойника, который оказался сильнее его самого. В двойнике есть все, от чего избавился бедный чиновник: лесть, заискиванье перед начальством, лживость и наглость.

Герой повести «Господин Прохарчин» — предшественник «подпольного человека». Достоевский подчеркнул в нем гипертрофированное чувство собственного достоинства. Сделав смыслом своей жизни накопительство (после его смерти в тюфяке обнаружили «капитал» — две с половиной тысячи рублей), он горд сознанием своего тайного богатства. Деньги стали для Прохарчи-на символом неограниченной власти над людьми. С болезненным сладострастием он предается «наполеоновским» мечтаниям, полностью закрывшись от людей. Одержимый страхом перед жизнью, первый «подпольный» герой в творчестве Достоевского сам вызывает ужас: этот «человек-ветошка» одержим мечтою подчинить себе весь мир. Он упивается полетом своей раскованной мысли, словно раздвигает стены своей нищенской каморки, мечтая о том, чтобы или подчинить весь мир, или облагодетельствовать человечество. Но за всеми «наполеоновскими» планами Прохарчина, первого «петербургского мечтателя», изображенного писателем, угадываются распавшиеся связи между обществом и человеком, трагическое отчуждение от людей и мучительное желание приблизиться к ним не в мечтах, а наяву.

Образы «петербургских мечтателей» созданы в цикле произведений, написанных в 1847-1849 гг.: «Хозяйка», «Слабое сердце», «Белые ночи» и «Неточка Незванова». В каждом их них — история крушения «мечтателя»и его мечты.

Особенно интересен образ Ордынова, героя самой фантастичной из повестей Достоевского — «Хозяйка». Действие в ней происходит на грани действительности и сна, а Ордынов изображен как человек одержимый, нервный, находящийся на грани психического срыва. Герой повести — первый «теоретик» в творчестве Достоевского — занят созданием универсальной системы знания, в которой хочет слить искусство и науку.

Во время одной из прогулок по Петербургу Ордынов встречает красавицу Катерину, сопровождаемую мрачным стариком. Заинтригованный герой «очертя голову», как и всякий «мечтатель» у Достоевского, бросается в омут житейских обстоятельств, напрочь забывая о своем «проекте». Теперь он думает только об одном: как вырвать Катерину из рук купца-раскольника, но терпит крушение. Писатель подчеркивает нежизнеспособность и беспочвенность мечтаний Ордынова, трагический разлад между его альтруистическим порывом и полным незнанием жизни и людей. Именно это противоречие во многом определит позднее и судьбу Раскольникова.

Первый период творчества Достоевского охватывает около пяти лет. Творческое развитие писателя было насильственно прервано в апреле 1849 г. арестом по делу Петрашевского. Дело в том, что во второй половине 1840-х гг. Достоевский не только активно работал в литературе, но и находился в эпицентре тогдашних споров о будущем России, о путях преобразования общества. Писателя привлекли идеи утопического социализма — он испытал сильное влияние идей В. Г. Белинского и взглядов французских социалистов-утопистов, особенно Шарля Фурье. С 1847 г. Достоевский был участником кружка М.В.Петрашевского, убежденного «фурьериста», считавшего идеалом гармоничного общества фаланстер (человеческое сообщество, устроенное на основе принципов общей собственности и общего труда, свободы от власти денег и семейных обязанностей). Достоевский иронически относился к утопиям Петрашевского и его сторонников, но искренне мечтал о «деле», о справедливом переустройстве общества. Будучи глубоко религиозным человеком, писатель считал, что обновление общества возможно на основе соединения социализма с христианством. Особые надежды он возлагал, как и многие его современники, на крестьянскую общину.

На собрании у Петрашевского 15 апреля 1849 г. Достоевский прочитал запрещенное цензурой письмо Белинского к Гоголю, в котором критик дал резкую оценку «Выбранным местам из переписки с друзьями». Именно за это Достоевский вместе с другими петрашевцами был приговорен к расстрелу. 22 декабря 1849 г. на Семеновском плацу в Петербурге была инсценирована казнь — в последнюю минуту ожидавшему смерти Достоевскому объявили о царской «милости»: расстрел был заменен четырьмя годами каторги с последующей солдатчиной. Писатель пережил незабываемую душевную драму. 24 декабря его отправили на каторгу в Омский острог. С 1854 г., после окончания срока каторжных работ, Достоевский служил солдатом в Сибирском линейном батальоне.

Время каторги и солдатчины — длительная пауза в творческом развитии писателя. Тяжелее каторжных работ стала для Достоевского «каторга» нравственных мучений. Уже в первый год пребывания в остроге в писателе произошел нравственный переворот: вся прошлая жизнь показалась ему лживой, неподлинной. Книги и журналы были запрещены — единственной разрешенной книгой было Евангелие, подарок жен декабристов. Оно и стало постоянным чтением Достоевского, углубило его представления о смысле евангельских образов, истолкованных им в контексте собственной судьбы и судьбы человечества.

На каторге Достоевский, живший среди уголовников, в атмосфере пьяного разгула и поножовщины, мучительно искал ответ на вопрос: бандит ли русский мужик, на которого он и другие петрашевцы возлагали столь большие надежды? Писатель по-новому взглянул на один из памятных эпизодов детства: когда ему было 9 лет, его испугал волк, и он бросился к мужику Марею, пахавшему свое поле. Мужик протянул руку, погладил маленького Федю по щеке и сказал: «Ишь ведь испужался... Полно, родной... Христос с тобой, окстись...» Достоевский вспомнил добрую, нежную, словно материнскую, улыбку крепостного мужика Марея. Этот мужик стал для писателя-каторжника символом народной доброты: не только бандиты и душегубы, но и мягкие, добрые, простые русские мужики открылись ему в соседях по каторжному бараку.

Доброта, справедливость, участие — основы народной нравственности — воскресили Достоевского, заставили, вопреки всему увиденному на каторге, поверить в народ, но уже не в «идеальный» , выдуманный мечтателями-утопистами, а в реальных, жестоких и страшных внешне, но наивных и добрых людей, которые сохранили связь с народными представлениями о нравственности. Именно вера в народ, вера в Бога и в конечное торжество добра и справедливости помогли Достоевскому выдержать испытание каторгой и солдатчиной. Только в 1859 г. Достоевский получил разрешение переехать в Тверь, а затем — в Петербург.

С возвращением в столицу начался новый период жизни и творчества Достоевского, охватывающий 1859-1885 гг. Еще в 1858-1859 гг. он написал роман «Село Степанчиково и его обитатели» и повесть «Дядюшкин сон». Эти произведения стали «пробными»: ведь Достоевский вынужден был определять свое место в новой литературной обстановке, которая сильно изменилась с 1840-х гг.

Десять лет его имя не появлялось в печати, о нем основательно забыли, тогда как писатели, начинавшие вместе с ним в 1840-е гг., бывшие участники «натуральной школы», находились в зените своей славы {И.С.Тургенев, Н.А.Некрасов, И.А.Гончаров, М.Е.Салтыков-Щедрин, политический эмигрант А.И.Герцен), появились и новые имена (Л.Н.Толстой, Н.Г.Чернышевский), и, самое главное, новый читатель. В 37 лет Достоевскому нужно было фактически начинать заново, «вынырнуть» из Леты, вернувшись в литературу. Заметим, что ситуация, в которой он оказался, уникальна: никому из русских писателей не приходилось начинать дважды, восстанавливая свое литературное имя.

В романе «Село Степанчиково и его обитатели» перед читателями предстал новый Достоевский — блестящий сатирик и одновременно тонкий психолог. Однако любимое детище писателя, на которое он возлагал особые надежды, не было понято и принято современниками. Отчасти это объясняется тем, что роман был для Достоевского своеобразным «расчетом с прошлым»: в главном герое Фоме Фомиче Опискине проступили черты характера Гоголя последних лет жизни, откровенно пародировался стиль его «Выбранных мест из переписки с друзьями». Психологическая сатира Достоевского вызвала недоумение. Главным вопросом для критиков стал вопрос о том, в каком направлении будет развиваться его творчество. Читатель требовал злободневных сюжетов. Ни мастерство, ни углубленный психологизм, ни иронически-пародийная манера письма не могли компенсировать отсутствие современной проблематики.

Потребовалось пять лет для того, чтобы Достоевский смог восстановить свою литературную репутацию. Два произведения, написанные в начале 1860-х гг., — роман «Униженные и оскорбленные» (1861) и художественно-документальные «Записки из Мертвого дома» (1860-1862) — вновь сделали его активным участником литературного процесса. Оба произведения тесно связаны с публицистической и издательской деятельностью Достоевского. Вместе с братом М.М.Достоевским он издавал журнал «Время» (1861-1863), а затем его продолжение— «Эпоху» (1864-1865). В этих изданиях братья Достоевские проводили программу «почвенничества», которая стала мировоззренческой основой и публицистики, и художественных произведений Ф.М.Достоевского 1860-х — 1870-х гг.

Главный пункт этой социально-философской программы — размежевание с двумя самыми авторитетными течениями русской духовной жизни: западничеством и славянофильством. Освободительные стремления дворянства, «старые» социологические и философские идеи Достоевский решительно пересматривает. Разночинскую интеллигенцию он считает оторванной от народа, от «почвы», а потому не выражающей его коренных чаяний. Братья Достоевские и их сторонники, в частности известный писатель и критик А.А.Григорьев, тоже остро ощущали оторванность от народа, от «народной почвы». Они ожидали «нового слова» от самого русского народа, разбуженного крестьянской реформой 1861 г. Свою задачу «почвенники» видели в духовно-практической деятельности: просвещая народ, образованные слои общества должны сами воспринять исконные основы народного мироощущения, нравственно сблизиться с ним.

В народной нравственности Достоевский выделял три основных момента: чувство органической связи между людьми; братское сочувствие и сострадание; готовность добровольно прийти на помощь страдающему «брату» без насилия над собой и ограничения собственной свободы. Именно эти качества определяют, по мнению писателя, сущность «социализма русского народа». Этот «почвенный», народный социализм он противопоставлял социализму утопическому, а в 1870-е гг. — «политическому», то есть революционному социализму. Со страниц журналов Достоевский вел активную полемику по общественно-политическим и литературным вопросам. Публикации во «Времени» новых художественных произведений, восторженно встреченные читателями, также были «репликами» писателя в его споре с современниками.

Роман «Униженные и оскорбленные» близок традиции европейского «романа-фельетона», популярного и в России (к романам этого типа можно отнести, например, огромный роман Вс.Крестовского «Петербургские трущобы»). Сюжетные тайны, запутанные отношения героев, композиционная и смысловая завершенность каждой части — все эти особенности городского «романа-фельетона» были необходимы Достоевскому для решения сложных социально-психологических задач. В романе продолжены две темы, разрабатывавшиеся еще в произведениях 1840-х гг., — тема Петербурга и тема «униженных и оскорбленных» (само название произведения точно определило тип героя, который складывался уже в первых произведениях Достоевского). Трактовка этих тем изменилась: петербургский мир показан в свете «почвеннических» идеалов, в нем открыто столкнулись мораль «униженных и оскорбленных» (Нелли, Наташа Ихменева и ее родители, рассказчик Иван Петрович) и тех, кто унижает и оскорбляет (князья Валковские)

«Записки из Мертвого дома» произвели впечатление разорвавшейся бомбы: о каторге и каторжниках до Достоевского не писал никто — он открыл не только новый материал, но и форму его подачи. Сама тема сделала книгу событием: писатель проложил путь целой литературе о каторгах и тюрьмах. Русские писатели после Достоевского, в 1880-е — 1890-е гг., уже знали, как писать об этих явлениях общественной жизни. И в многочисленных «лагерных» романах, повестях, «записках», созданных узниками тюрем и концлагерей уже в XX в., легко обнаружить черты их литературного «прототипа». В «Записках из Мертвого дома» Достоевский создал «канон» тюремного жизнеописания: от появления новичка в бараке, проходящего через опыт наказания и каторжного труда, общения с тюремной средой, до побега или освобождения.

В художественно-документальном автобиографическом повествовании писателю удалось соединить, казалось бы, несоединимое: правду факта, документа и психологическую правду. Рассказчиком является некий Александр Петрович Горянчиков, осужденный за убийство жены, однако в центре произведения не судьба уголовного преступника. Впервые документальный рассказ стал формой нравственно-психологического самопознания и постановки социально-философских проблем. Писатель пришел к выводу, что старая система наказания не способна исправить преступника. «Острог и усиленная каторжная работа» развивают в нем «только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и страшное легкомыслие». У Достоевского сложилась своя концепция наказания, реализованная позднее и в романе «Преступление и наказание»: преступника может наказать не официальный суд и каторга, а только суд своей совести.

Из тех подробностей жизни на каторге в книге вырастает символичный образ Мертвого дома, имеющий несколько значений, выходящих за пределы изображаемого в «Записках...» Это не только образ каторжной тюрьмы, но и образ-символ «мертвой», (бюрократической николаевской России и символ любого общества, » котором правовая система становится бездушной машиной, прокатывающейся но человеку, не исправляя, а калеча его душу, отнимая у него надежду на гуманность и справедливость. Примечательно, что одной из сквозных проблем книги стала проблема отчуждения образованной, дворянской России от русского народа. Не отвлеченные рассуждения, а судьбы рассказчика и его товарищей, оставшихся для других каторжников представителями ненавистного дворянского сословия, подтверждают любимую идею Достоевского о необходимости возвращения образованных «верхов» русского общества к народной «почве».

Полемически остро поставлена в «Записках из Мертвого дома» одна из злободневных проблем 1860-х гг. — проблема социальной среды. Не отрицая роли социокультурного окружения в формировании личности, Достоевский отверг популярное в то время объяснение личности и поведения людей тем, что «среда заела». Последней инстанцией, определяющей поступки и психологию человека, писатель считал самого человека, его нравственное «я ». По мнению Достоевского, влияние среды не освобождает человека от нравственной ответственности перед Богом и людьми. Любая попытка переложить ответственность с конкретного человека на среду — уловка буржуазной юриспруденции, необходимая для оправдания преступлений. Это одно из коренных убеждений Достоевского, художественно воплощенное во всех его романах 1860-х — 1870-х гг.

В 1862 -1864 гг. Достоевский создал два произведения, которые явились как бы двумя прологами к пяти его великим романам. «Зимине заметки о летних впечатлениях», написанные под впечатлением от первой поездки за границу в 1862-1863 гг., — «пролог» публицистический. В серии публицистических очерков создан образ европейской цивилизации, показавшейся Достоевскому новым царством Ваала — мифологического чудовища, пожирающего людей. По мнению писателя, на Западе, дух которого разрушен «собственничеством», нет даже предпосылок для достижения человеческого братства. Этический идеал Достоевского способность личности свободно, без всякого насилия над собой расширять свое «я» до понимания нужд других людей и других народов, до «всечеловечества», «всемирной отзывчивости», Свои надежды на грядущее единение людей он связал с русским народом,

«Записки из подполья» — «пролог» философско-психологический. Достоевский исследует душу современного индивидуалиста, «подпольного человека», предельно сконцентрировав действие во времени и пространстве. За несколько часов он заставляет своего героя пройти через все фазы настроений: унижение, горделивое самоупоение и страдание, приводя его в конце концов к пониманию собственной ничтожности.

С- точки зрения социальной, «подпольный» герой малоинтересен — это заурядный петербургский чиновник. Внимание писателя приковано не к социальному статусу, а к сознанию этого человека. Его сознание — точно злокачественная опухоль: «подпольным» героем владеет болезненная, доходящая до патологии жажда самоутверждения. Утвердиться он способен, только подавив и унизив других людей. В нем развита потребность в психологической «тирании», причем объектом этой «тирании» становится не только несчастная и доверчивая проститутка Лиза, но и он сам. Смысл самоистязания в том, что каждую свою мысль, любые поступки или побуждения герой подвергает беспощадному «анатомированию». В результате он почти сходит с ума от противоречий: то ему кажется, что он знает о себе все, то перед ним вдруг открывается страшная истина — герой тонет в собственных парадоксах, сомневаясь в искренности любого своего слова. Единственным законом для себя и всего мира он признает лишь личный каприз. Отказаться от его удовлетворения — значит, по мнению героя, уподобиться «штифтику» или «фортепьянной клавише», нажимаемой чужой рукой.

«Антигерой» Достоевского бунтует против «голого» рационализма, против жизненной арифметики, утверждая, что «дважды два четыре — все-таки вещь пренесносная». Этот бунт личности, требующей для себя неограниченной свободы, с точки зрения писателя, аморален и приводит ее к саморазрушению. «Подпольный парадоксалист» замыкается в своем «хотенье», погружаясь в дурную бесконечность «больного сознания». Новая, индивидуалистическая «арифметика» оказывается ничуть не лучше прежней, отвергнутой.

В «Записках из подполья» Достоевский-психолог использовал два принципа, позволивших ему глубоко проникнуть в индивидуалистическое сознание, в природу зла. Первый принцип — исповедь «антигероя». Исповедь стала одной из важнейших форм психологического анализа в «Преступлении и наказании», «Бесах», «Подростке» и «Братьях Карамазовых». Второй принцип отсутствие авторского слова о герое, авторского комментария к его размышлениям — не нашел применения в позднейших произведениях. Достоевский предпочел не оставлять своих «антигероев» наедине с читателем. Противовесом «вакханалии» мыслей и чувств «подпольных» людей в романах 1860-х — 1870-х гг. всегда служат суждения писателя и героев-резонеров, отражающих авторскую точку зрения.

Последний период творчества Достоевского (конец 1860-х гг. — 1881 г.) — пора создания шедевров. Первым из романов, которые принесли писателю мировую славу, стал роман «Преступление и наказание» — итог всего предшествующего развития Достоевского-мыслителя и художника и поисковое, новаторское произведение, открывшее завершающий этап его творчества.

В романах, Написанных в последний период творчества, особенно ярко проявились главные особенности художественного мира Достоевского. Охарактеризуем некоторые из них.

Достоевский раздвинул рамки «социального» реализма, впервые заставив литературу говорить о философских проблемах не языком философско-иллюстративным, а языком художественных образов. Если до Достоевского антитеза « художник — мыслитель » была вполне обычной, то в нем художник и мыслитель органично слились, что привело к возникновению художественности нового типа. Через событийное и социальное содержание своих произведений писатель ведет читателя к их философскому ядру.

Реализм Достоевского — философский, психологический. Художественный метод писателя основан на обостренном внимании к наиболее запутанным и противоречивым формам жизни и общественного сознания его эпохи. В самых сложных («фантастических», по его определению) фактах духовной жизни своих современников он находил отражение общечеловеческих («всечеловеческих») проблем. Герои Достоевского — люди «века промышленности». В его романах борются идеи, порожденные буржуазными отношениями. Достоевский стал одним из первых критиков идей индивидуализма и анархизма, своеволия и вседозволенности, которые для многих его современников были привлекательнее, чем «ветхая» гуманистическая мораль. Противопоставляя этим разрушительным идеям свою веру в Бога, убеждение в несокрушимости идеалов христианского человеколюбия, писатель создал оригинальную концепцию личности: в его романах «антигероям» противостоят люди, вдохновленные верой в добро, стремящиеся к справедливости, отвергающие возможность достижения всеобщей! гармонии ценой страдания (Соня Мармеладова, князь Мышкин, Алеша Карамазов).

Несмотря на склонность ставить «вечные» философские вопросы, Достоевский — писатель острозлободневный, одержимый, по его словам, «тоской по текущему». В современных событиях и в характерах современников он стремился увидеть как обобщающий, итоговый смысл, так и пролог новой эпохи общественного и культурного развития России и Европы. Все романы Достоевского 1860-х — 1870-х гг. могут быть названы романами-« прогнозами», романами-«пророчествами», значение которых в полном объеме раскрылось в XX в.

Достоевский — писатель-урбанист, создавший страшный портрет большого города, города-«спрута», который подчиняет и обезличивает человека (прежде всего это, конечно, Петербург). Но он не ограничился изображением меркантильной и бесчеловечной городской «цивилизации». Достоевский убежден, что чем более «фантастичен» и враждебен мир, окружающий людей, тем сильнее в них тоска по идеалу, тем важнее для художника « найти человека в человеке». На языке писателя эта формула означала поиск выхода из хаотичного и уродливого мира, который, однако, должен быть изображен «при полном реализме», объективно, без идеализации. Свой нравственный долг Достоевский видел в том, чтобы обнаружить «скрытый в душе человеческой» порыв к красоте и гармонии. Как и Шиллер, кумир его юности, Достоевский верил: именно «красота мир спасет», поможет восстановить «погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков».

В произведениях Достоевского нет пассивных и обезличенных «жертв обстоятельств», среды или воспитания. Даже самый обокраденный жизнью человек — «ветошка», «штифтик», «фортепьянная клавиша», преступник, изгой — изображается как человек с «амбицией», со своим взглядом на людей и самого себя. Личностное начало, нарушающее сословные формы поведения и мышления, возвышает даже самого «ничтожного» героя.

Художественный мир Достоевского — мир мысли и напряженных нравственно-философских исканий. В этот сложный процесс втянуты люди из различных сословий: бывший студент; дворянин Раскольников, помещик Свидригайлов и маляр Миколка («Преступление и наказание»), «праведник» князь Мышкин, содержанка Настасья Филипповна и купеческий сын Рогожин («Идиот»), даже дети (например, подросток-«нигилист» Коля Красоткин из романа «Братья Карамазовы»),

Психологизм — важнейшая особенность всех произведений Достоевского. Уже в 1840-е гг. он уделял больше внимания описанию внутреннего мира героев, чем его социальной характеристике. Это выделило его среди писателей «натуральной школы» и вызвало неудовольствие ее главы — В.Г.Белинского. В отличие от реалистов-«социологов» «фантастический» реалист Достоевский не перекладывал на «среду» и обстоятельства ответственность за поступки людей и их результат. В начале 1860-х гг. он иронически заметил, что «завел процесс» со всей русской литературой, в полный голос заявив, что каждый человек — «ответчик» за все неустройство жизни и ее «мерзости». По мнению Достоевского, к «золотому веку» «всемирный человек» (то есть все человечество) придет только тогда, когда люди поймут и преодолеют собственные несовершенства. Писатель определил свой творческий метод как «фантастический реализм», так как, по его мнению, нет ничего более фантастического, чем душа человека, переживающего свой конфликт с миром.

Достоевский создал жанр «полифонического» романа (термин М.М.Бахтина). Начиная с «Преступления и наказания», его романы становятся грандиозными художественными «лабораториями» , в которых идеи, теории, концепции испытываются практикой жизни. В них сталкиваются идеологические системы, типы поведения людей, идет борьба мнений. Каждый человек у Достоевского представляет какую-то жизненную позицию, взгляд на мир, становясь «героем-идеологом», живым воплощением идеи. Но ни один голос, в том числе и голос самого автора, не имеет решающего значения. Смысл напряженных «диалогов идей», ведущихся в романах, — обретение нравственной истины, которая не может принадлежать одному человеку: она является достоянием всех и раскрывается каждому человеку в опыте его страданий и мучительных духовных поисков, в его движении к нравственному совершенству, к Богу.

Годы жизни: 30 октября (11 ноября) 1821, Москва - 28 января (9 февраля) 1881, Петербург, похоронен в Александро-Невской лавре

Ф.М.Д. (далее просто Д., ибо лень писать полностью ) обогатил русский реализм великими художественными открытиями, философской и психологической глубиной. Его творчество выпало на переломные в отечественном социально-историческом процессе годы и явилось воплощением самых напряженных духовных, религиозно-нравственных и собственно эстетических исканий русской интеллигенции.

Д. вошел в литературу, получив благословение «неистового Виссариона» - критика Белинского, а на излете творчества, при жизни признанный великим, склонил голову перед авторитетом Пушкина. Название его первого произведения – «Бедные люди» предопределило демократический пафос всего творчества. Изображение особых состояний и кризисного существования человека были впоследствии подхвачены писателями-экзистенциалистами.

1) Творчество Д. в 1840-х гг. Выйдя после окончания Петербуржского инженерного училища в отставку, Д. начинает с весны 44-го увлеченно работать над своим первым романом «Бедные люди». Рукопись попала к Некрасову и Белинскому, последний восхитился и сравнил Д. с Гоголем. Белинский прямо предрекал Достоевскому великое будущее. Первые критики справедливо заметили генетическую связь «Бедных людей» с гоголевской «Шинелью», имея в виду и образ главного героя полунищего чиновника Макара Девушкина, восходивший к героям Гоголя, и широкое воздействие гоголевской поэтики на Достоевского. В изображении обитателей «петербургских углов», в портретировании целой галереи социальных типов Достоевский опирался на традиции натуральной школы, однако сам подчеркивал, что в романе сказалось и влияние пушкинского «Станционного смотрителя». Тема «маленького человека» и его трагедии нашла у Достоевского новые повороты, позволяющие уже в первом романе обнаружить важнейшие черты творческой манеры писателя: сосредоточенность на внутреннем мире героя в сочетании с анализом его социальной судьбы, способность передавать неуловимые нюансы состояния действующих лиц, принцип исповедального самораскрытия характеров (не случайно избрана форма «романа в письмах»).

Впоследствии некоторые герои «Бедных людей» найдут свое продолжение в крупных произведениях Д. Сквозным станет мотив «сильных мира сего». Помещик Быков, ростовщик Марков, начальник Девушкина – как полноценные характеры не прописаны, но олицетворяют собой разные лики социального угнетения и психологического превосходства. Белинский назвал «Бедных людей» первой попыткой социального романа в России.

Войдя в кружок Белинского (где познакомился с И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым), Достоевский, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение» критика, включая его социалистические идеи. В конце 1845 на вечере у Белинского он читал главы повести «Двойник» (1846), в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания , предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Достоевского с критиком, как и со всем его окружением, включая Некрасова и Тургенева, высмеивавших болезненную мнительность Достоевского. Белинский ратовал за изображение реальности прозаической, ничем не выделяющейся из обыденности. Критик боролся с малохудожественными пережитками романтизма, его эпигонами.

Петрашевцы . В 1846 Достоевский сблизился с кружком братьев Бекетовых (среди участников - А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович), в котором обсуждались не только литературные, но и социальные проблемы. Весной 1847 Достоевский начал посещать «пятницы» М. В. Петрашевского, зимой 1848-49 - кружок поэта С. Ф. Дурова, состоявший также в основном из петрашевцев. На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А.И.Герцена. Достоевский, однако, испытывал некоторые сомнения: по воспоминаниям А. П. Милюкова, он «читал социальных писателей, но относился к ним критически». Под утро 23 апреля 1849 в числе других петрашевцев писатель был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

2) Каторга. После 8 месяцев, проведенных в крепости, где Достоевский держался мужественно и даже написал рассказ «Маленький герой» (напечатан в 1857), он был признан виновным «в умысле на ниспровержение... государственного порядка» и первоначально приговорен к расстрелу, замененному уже на эшафоте, после «ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти», 4 годами каторги с лишением «всех прав состояния» и последующей сдачей в солдаты. Каторгу отбывал в Омской крепости, среди уголовных преступников («это было страдание невыразимое, бесконечное... всякая минута тяготела как камень у меня на душе»). Пережитые душевные потрясения, тоска и одиночество, «суд над собой», «строгий пересмотр прежней жизни», сложная гамма чувств от отчаяния до веры в скорое осуществление высокого призвания, - весь этот душевный опыт острожных лет стал биографической основой «Записок из Мертвого дома» (1860-62), трагической исповедальной книги, поразившей уже современников мужеством и силой духа писателя. Отдельной темой «Записок» оказался глубокий сословный разрыв дворянина с простонародьем. Сразу после освобождения Достоевский писал брату о вынесенных из Сибири «народных типах» и знании «черного, горемычного быта» - опыте, которого «на целые томы достанет». В «Записках» отражен наметившийся на каторге переворот в сознании писателя, который он характеризовал позднее как «возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Достоевскому ясно представилась утопичность революционных идей, с которыми он в дальнейшем остро полемизировал.

1850-е Сибирское творчество. С января 1854 Достоевский служил рядовым в Семипалатинске, в 1855 произведен в унтер-офицеры, в 1856 в прапорщики. В следующем году ему было возвращено дворянство и право печататься. Тогда же он женился на М. Д. Исаевой, принимавшей еще до брака горячее участие в его судьбе. В Сибири Достоевский написал повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели» (обе напечатаны в 1859). Центральный герой последней, Фома Фомич Опискин, ничтожный приживальщик с притязаниями тирана, лицедей, ханжа, маниакальный себялюбец и утонченный садист, как психологический тип стал важным открытием, предвещавшим многих героев зрелого творчества. В повестях намечены и основные черты знаменитых романов-трагедий Достоевского: театрализация действия, скандальное и, одновременно, трагическое развитие событий, усложненный психологический рисунок.

3) Творчество Д. 1860-х гг. «Перерождение убеждений» На страницах журнала «Время», стремясь укрепить его репутацию, Достоевский печатал свой роман «Униженные и оскорбленные» , само название которого воспринималось критикой 19 в. как символ всего творчества писателя и даже шире - как символ «истинно гуманистического» пафоса русской литературы (Н. А. Добролюбов в статье «Забитые люди»). Насыщенный автобиографическими аллюзиями и обращенный к основным мотивам творчества 1840-х гг., роман написан уже в новой манере, близкой к поздним произведениям: в нем ослаблен социальный аспект трагедии «униженных» и углублен психологический анализ. Обилие мелодраматических эффектов и исключительных ситуаций, нагнетение таинственности, хаотичность композиции побуждали критиков разных поколений низко оценивать роман. Однако в следующих произведениях Достоевскому удалось те же черты поэтики поднять на трагедийную высоту: внешняя неудача подготовила взлеты ближайших лет, в частности, напечатанную вскоре в «Эпохе» повесть «Записки из подполья» , которую В. В. Розанов считал «краеугольным камнем в литературной деятельности» Достоевского; исповедь подпольного парадоксалиста, человека трагически разорванного сознания, его споры с воображаемым оппонентом, так же как и нравственная победа героини, противостоящей болезненному индивидуализму «антигероя», - все это нашло развитие в последующих романах, лишь после появления которых повесть получила высокую оценку и глубокое истолкование в критике.

Начало 1860-х – время формирования Д. как православного мыслителя, «почвенника», вынашивающего идею русской самобытности и всечеловечности. Именно 1860-1864 гг. Д. назовет временем «перерождения убеждений».

«Почвенничество» Д. переехал в Петербург и совместно с братом Михаилом стал издавать журналы «Время» , затем «Эпоха », сочетая огромную редакторскую работу с авторской: писал публицистические и литературно-критические статьи, полемические заметки, художественные произведения. При ближайшем участии Н. Н. Страхова и А. А. Григорьева, в ходе полемики и с радикальной, и с охранительной журналистикой, на страницах обоих журналов развивались «почвеннические» идеи, генетически связанные со славянофильством, но пронизанные пафосом примирения западников и славянофилов, поисками национального варианта развития и оптимального сочетания начал «цивилизации» и народности, - синтеза, выраставшего из «всеотзывчивости», «всечеловечности» русского народа, его способности к «примирительному взгляду на чужое». Статьи Достоевского, в особенности «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863), написанные по следам первой заграничной поездки 1862 (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Англия), представляют собой критику западноевропейских институтов и страстно выраженную веру в особое призвание России, в возможность преобразования русского общества на братских христианских основаниях: «русская идея... будет синтезом всех тех идей, которые... развивает Европа в отдельных своих национальностях».

4) 1860-гг. Рубеж жизни и творчества Д. В 1863 Достоевский совершил вторую поездку за границу, где познакомился с А. П. Сусловой (страстным увлечением писателя в 1860-е гг.); их сложные отношения, а также азартная игра в рулетку в Баден-Бадене дали материал для романа «Игрок» (1866). В 1864 умерла жена Достоевского и, хотя они не были счастливы в браке, он тяжело пережил потерю. Вслед за ней внезапно скончался брат Михаил. Достоевский взял на себя все долги по изданию журнала «Эпоха», однако вскоре прекратил его из-за падения подписки и заключил невыгодный договор на издание своего собрания сочинений, обязавшись к определенному сроку написать новый роман. Он еще раз побывал за границей лето 1866 провел в Москве и на подмосковной даче, все это время работая над романом «Преступление и наказание» , предназначенным для журнала «Русский вестник» М. Н. Каткова (в дальнейшем все наиболее значительные его романы печатались в этом журнале). Параллельно Достоевскому пришлось работать над вторым романом («Игрок»), который он диктовал стенографистке А. Г. Сниткиной, которая не просто помогала писателю, но и психологически поддерживала его в сложной ситуации. После окончания романа (зима 1867) Достоевский на ней женился и, по воспоминаниям Н. Н. Страхова, «новая женитьба скоро доставила ему в полной мере то семейное счастье, которого он так желал».

Преступление и наказание. Круг основных идей романа писатель вынашивал долгое время, возможно, в самом туманном виде, - еще с каторги. Работа над ним шла с увлечением и душевным подъемом, несмотря на материальную нужду. Генетически связанный с неосуществленным замыслом «Пьяненькие», новый роман Достоевского подводил итог творчеству 1840-50-х гг., продолжая центральные темы тех лет. Социальные мотивы получили в нем углубленное философское звучание, неотделимое от нравственной драмы Раскольникова, «убийцы-теоретика», современного Наполеона, который, по словам писателя, «кончает тем, что п р и н у ж д е н сам на себя донести... чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям...». Крах индивидуалистической идеи Раскольникова, его попытки стать «властелином судьбы», подняться над «тварью дрожащею» и одновременно осчастливить человечество, спасти обездоленных - философский ответ Достоевского на революционные настроения 1860-х гг.

Сделав «убийцу и блудницу» главными героями романа и вынеся внутреннюю драму Раскольникова на улицы Петербурга, Достоевский поместил обыденную жизнь в обстановку символических совпадений, надрывных исповедей и мучительных сновидений, напряженных философских диспутов-дуэлей, превращая нарисованный с топографической точностью Петербург в символический образ призрачного города. Обилие персонажей, система героев-двойников, широкий охват событий, чередование гротесковых сцен с трагическими, парадоксалистски заостренная постановка моральных проблем, поглощенность героев идеей, обилие «голосов» (различных точек зрения, скрепленных единством авторской позиции) - все эти особенности романа, традиционно считающегося лучшим произведением Достоевского, стали основными чертами поэтики зрелого писателя. Хотя радикальная критика истолковала «Преступление и наказание» как произведение тенденциозное, роман имел огромный успех.

5) Великие романы писателя В 1867-68 гг. написан роман «Идиот», задачу которого Достоевский видел в «изображении положительно прекрасного человека». Идеальный герой князь Мышкин, «Князь-Христос», «пастырь добрый», олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией «практического христианства», не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие. Его гибель - приговор миру. Однако, по замечанию Достоевского, «где только он ни п р и к о с н у л с я - везде он оставил неисследимую черту».

Следующий роман «Бесы» (1871-72) создан под впечатлением от террористической деятельности С. Г. Нечаева и организованного им тайного общества «Народная расправа», но идеологическое пространство романа много шире: Достоевский осмыслял и декабристов, и П. Я. Чаадаева, и либеральное движение 1840-х гг., и шестидесятничество, интерпретируя революционное «бесовство» в философско-психологическом ключе и вступая с ним в спор самой художественной тканью романа - развитием сюжета как череды катастроф, трагическим движением судеб героев, апокалипсическим отсветом, «брошенным» на события. Современники прочитали «Бесов» как рядовой антинигилистический роман, пройдя мимо его пророческой глубины и трагедийного смысла. В 1875 напечатан роман «Подросток», написанный в форме исповеди юноши, сознание которого формируется в «безобразном» мире, в обстановке «всеобщего разложения» и «случайного семейства».

Тема распада семейных связей нашла продолжение в итоговом романе Достоевского - «Братья Карамазовы» (1879-80), задуманном как изображение «нашей интеллигентской России» и вместе с тем как роман-житие главного героя Алеши Карамазова. Проблема «отцов и детей» («детская» тема получила обостренно-трагедийное и вместе с тем оптимистическое звучание в романе, особенно в книге «Мальчики»), а также конфликт бунтарского безбожия и веры, проходящей через «горнило сомнений», достигли здесь апогея и предопределили центральную антитезу романа: противопоставление гармонии всеобщего братства, основанного на взаимной любви (старец Зосима, Алеша, мальчики), мучительному безверию, сомнениям в Боге и «мире Божьем» (эти мотивы достигают кульминации в «поэме» Ивана Карамазова о Великом инквизиторе). Романы зрелого Достоевского - это целое мироздание, пронизанное катастрофическим мироощущением его творца. Обитатели этого мира, люди расколотого сознания, теоретики, «придавленные» идеей и оторванные от «почвы», при всей их неотделимости от российского пространства, с течением времени, в особенности в 20 веке, стали восприниматься как символы кризисного состояния мировой цивилизации.

6) «Дневник писателя». Конец пути Достоевского

В 1873 Достоевский начал редактировать газету-журнал «Гражданин», где не ограничился редакторской работой, решив печатать собственные публицистические, мемуарные, литературно-критические очерки, фельетоны, рассказы. Эта пестрота «искупалась» единством интонации и взглядов автора, ведущего постоянный диалог с читателем. Так начал создаваться «Дневник писателя», которому Достоевский посвятил в последние годы много сил, превратив его в отчет о впечатлениях от важнейших явлений общественной и политической жизни и изложив на его страницах свои политические, религиозные, эстетические убеждения. В 1874 он отказался от редактирования журнала из-за столкновений с издателем и ухудшения здоровья (летом 1874, затем в 1875, 1876 и 1879 он ездил лечиться в Эмс), а в конце 1875 возобновил работу над «Дневником», имевшим огромный успех и побудившим многих людей вступить в переписку с его автором (вел «Дневник» с перерывами до конца жизни). В обществе Достоевский приобрел высокий нравственный авторитет, воспринимался как проповедник и учитель. Апогеем его прижизненной славы стала речь на открытии памятника Пушкину в Москве (1880), где он говорил о «всечеловечности» как высшем выражении русского идеала, о «русском скитальце», которому необходимо «всемирное счастье». Эта речь, вызвавшая огромный общественный резонанс, оказалась завещанием Достоевского. Полный творческих планов, собираясь писать вторую часть «Братьев Карамазовых» и издавать «Дневник писателя», в январе 1881 Достоевский внезапно скончался.

11 вопроса нет.

12. Первым успехом новой школы стал первый роман Достоевского Бедные люди. В этом и в последовавших (до 1849 г.) ранних романах и рассказах Достоевского связь нового реализма с Гоголем особенно очевидна. Оставив службу, Д. решил посвятить себя литературе и зимой 1844-1845 гг. написал Бедных людей . Григорович, начинающий романист новой школы, посоветовал ему показать свое произведение Некрасову, который как раз собирался издавать литературный альманах. Прочитав Бедных людей, Некрасов пришел в восторг и отнес роман Белинскому. ”Новый Гоголь родился!” - вскричал он, врываясь в комнату Белинского. ”У вас Гоголи как грибы родятся”, - ответил Белинский, но роман взял, прочел и он произвел на него такое же впечатление, как на Некрасова. Была устроена встреча между Достоевским и Белинским; Белинский излил на молодого писателя весь свой энтузиазм, восклицая: ”Да вы понимаете ли сами-то, что это вы такое написали?” Через тридцать лет, вспоминая все это, Достоевский сказал, что это был счастливейший день в его жизни.

Основная черта, отличающая молодого Достоевского от других романистов сороковых и пятидесятых годов, - его особенная близость к Гоголю. В отличие от других, он, как Гоголь, думал прежде всего о стиле. Стиль его такой же напряженный и насыщенный, как у Гоголя, хотя и не всегда такой же безошибочно точный. Как и другие реалисты, он старается в Бедных людях преодолеть гоголевский чисто сатирический натурализм, добавляя элементы сочувствия и человеческой эмоциональности. Но в то время, как другие старались разрешить эту задачу, балансируя между крайностями гротеска и сентиментальности, Достоевский, в истинно гоголевском духе, как бы продолжая традицию Шинели, старался соединить крайний гротескный натурализм с интенсивной эмоциональностью; оба эти элемента сплавляются воедино, ничего не теряя в индивидуальности. В этом смысле Достоевский истинный и достойный ученик Гоголя. Но то, что прочитывается в Бедных людях, их идея - не гоголевская. Тут не отвращение к пошлости жизни, а сострадание, глубокое сочувствие к растоптанным, наполовину обезличенным, смешным и все-таки благородным человеческим личностям. Бедные люди - это ”акме”, высшая точка ”гуманной” литературы сороковых годов и в них ощущается как бы предчувствие той разрушительной жалости, которая стала такой трагической и зловещей в его великих романах. Это роман в письмах. Герои его - молодая девушка, которая плохо кончает, и чиновник Макар Девушкин. Роман длинен, и озабоченность стилем еще его удлиняет. Новый подход к типу маленького человека, выросшего под пером писателя до масштабов личности – личности глубокой, противоречивой; пристальное. Участливое внимание к ней сочетается с новаторским способом раскрытия самосознания персонажей. Макара Девушкина отличает высокая степень рефлексии, попытка осмыслить бытие через восприятие убого быта себе подобных.

Второе появившееся в печати произведение - Двойник. Поэма (тот же подзаголовок, что у Мертвых душ) - тоже вырастает из Гоголя, но еще более оригинально, чем первое. Это история, рассказанная с почти ”улиссовскими” подробностями, в стиле, фонетически и ритмически необычайно выразительном, история чиновника, который сходит с ума, одержимый идеей, что другой чиновник присвоил его личность. Это мучительное, почти невыносимое чтение. Нервы читателя натягиваются до предела. С жестокостью, которую впоследствии Михайловский отметил как его характерную черту, Достоевский долго и со всей силой убедительности описывает мучения униженного в своем человеческом достоинстве господина Голядкина. Но, при всей своей мучительности и неприятности, эта вещь овладевает читателем с такой силой, что невозможно не прочесть ее в один присест. В своем, может и незаконном, роде жестокой литературы (жестокой, хотя, а, может быть, и потому, что она задумана как юмористическая) Двойник - совершенное литературное произведение. Из других произведений Достоевского первого периода наиболее примечательны Хозяйка (1848) и Неточка Незванова (1849). Первая неожиданно романтична. Диалог написан в высоком риторическом стиле, имитирующем народный сказ и очень напоминающем гоголевскую Страшную месть. Она гораздо менее совершенна и слабее построена, чем первые три, но в ней сильнее чувствуется будущий Достоевский. Героиня кажется предтечей демонических женщин из его великих романов. Но и в стиле, и в композиции здесь он вторичен - слишком зависим от Гоголя, Гофмана и Бальзака. Неточка Незванова замышлялась как более широкое полотно, чем все предыдущие вещи. Работа над ней была прервана арестом и осуждением Достоевского.

13. В жанровом отношении это произведение – синтез автобиографии, мемуаров, документальных очерков. Цельность Запискам придает глобальная тема – тема народной России, а также фигура вымышленного рассказчика. Александр Петрович Горячников в чем-то близок автору: он остро ощущает тот колоссальный разрыв, что отделяет дворян от простого народа даже на каторге, даже в условиях общих лишений. Д. пришел к выводы, что в каждом таятся бездны темных, разрушительных сил, но и – в каждом же – возможность бесконечного совершенствования, начала добра и красоты. В Записках исследуются преступления, совершенные мягкими по натуре людьми, необъяснимая жестокость, бессмысленная покорность жертв. В то же время передается внутренняя тяга забитого народа к красоте, искусству (глава об острожном театре). Любовно выписан образ добросердечного татарина Алея, сочувственно рассказывается о врачах, спасающих от смерти бесчеловечно наказанных. Записки впервые целостно развертывают антропологию Достоевского. Человек – это универс в свернутом и малом виде. Из отдельных зарисовок складывается панорама Мертвого дома. Ставшего символом России последних лет николаевского правления. Кто несет ответственность за ад Мертвого дома: исторические обстоятельства, общественная среда или каждая личность, наделенная свободой выбора добра и зла? В ближайшие годы Д. сосредоточит внимание на проблеме человеческой свободы.

14. Раскольников априорно выведен Д. как фигура крайне противоречивая, даже раздвоенная. Портрет: «замечательно хорош собою», но одет совершенно убого. Детали интерьера, описание комнаты недоучившегося студента формируют не только обобщенно-символический строй (комната похожая на гроб), но и фон психологической мотивировки преступления. Так подспудно автор-реалист указывает на связь психологического состояния и образа жизни, среды обитания: человек испытывает на себе их влияние. Но Р. все-таки не утратил донкихотского бескорыстия, умения сопереживать. Но благородные порывы души он гасит холодными умозаключениями. Р. – человек с раздвоенной психикой, с несовместимыми установками: осмысленной жестокостью, агрессивностью и глубинным состраданием, человеколюбием. Он генератор и исполнитель идеи в одном лице. Но идея мучительно осмысляется им, столь же мучительно переживается. Сначала теория, новое слово, затем небезболезненная эмпатия собственной же идее крови по совести, наконец – проба и дело. Р, убивая проценщицу, пытается скрыть за добродетельным фасадом (помочь человечеству) истинные причины. Д. открывает тайную корысть видимого бескорыстия. Она основывается на суровом жизненном опыте Р., на личном неблагополучии. Современный мир несправедлив и незаконен в представлении Р. Но герой не верит в будущее всеобщее счастье. Самолюбие непомерное, присущее герою, рождает культ абсолютного своеволия. В этом психологическое основание теории преступления. Одним из ведущих мотивов преступления становится попытка утвердить само право на вседозволенность, «право» убийства. Отсюда вытекает и второй важнейший мотив – проверка собственных сил, собственного права на преступление («тварь ли я дрожащая или право имею…») Герой хотел избавиться от предрассудков, от совести и жалости, встать по ту сторону добра и зла. Р. пытается ниспровергнуть Бога, несмотря на заявления, что верует и в бога и в Новый Иерусалим.

Р. мучается от того, что не выдержал проверки, убил-то убил, но переступить – не переступил. Он не выдержал своего преступления.

Ночные кошмары Р. – последняя фаза наказания. Суть его заключается в болезненных переживаниях содеянного. В мучениях, доходящих до предела, за которыми лишь два взаимоисключающих исхода – разрушение личности или душевное воскресение.

Слово «двойник» использует М. М. Бахтин, оно взято из повести Достоевского «Двойник» (о «раздвоенном» человеке; чувствуется гоголевская традиция, элементы фантасмагории; эту повесть сравнивали с «Носом» Гоголя). Сам мотив «двойника», темного второго «я», черного человека, таинственного посетителя и т. п. довольно часто встречается и в больших романах Достоевского (призраки Свидригайлова, бес Ставрогина, «черт» Ивана Карамазова). Этот мотив имеет романтическое происхождение. Однако у Достоевского он получает реалистическую (психологическую) перспективу. Соня и Свидригайлов - «двойники» Раскольникова. Мир Сони и мир Свидригайлова практически не пересекаются, но каждый из них по отдельности тесно связан с миром Раскольникова. Под «миром» мы здесь понимаем всю совокупность тем, образов, мотивов, приемов и композиционных элементов (портрет и т. п.), с помощью которых создаются характеры.

Так, например, мир Раскольникова и Свидригайлова изображается с помощью целого ряда сходных или очень близких мотивов (ребенок и блудница, недостаток жизненного пространства, моральное право «переступить черту», роковое орудие убийства, символические сны, близость безумия). Свидригайлов говорит Раскольникову, что они «одного поля ягоды», и это пугает Раскольникова: получается, что мрачная философия Свидригайлова - это теория Раскольникова, доведенная до логического предела и лишенная гуманистической риторики. Как и все «двойники» у Достоевского, Свидригайлов и Раскольников много думают друг о друге, за счет чего создается эффект «общего сознания» двух героев. Основная форма самораскрытия героев-«двойников» - их диалог, но не менее важны и сюжетные параллели. Свидригайлов - воплощение «темных» аспектов души Раскольникова, а его смерть совпадает с началом нового пути главного героя романа. Анализируя монологи-исповеди героев, можно обнаружить, что персонаж исповедуется не другому человеку, а как бы самому себе. Собеседника он превращает в своего двойника. Психологически это соответствует такой ситуации, когда человек ищет, кто бы его выслушал, и, находя собеседника, отводит ему пассивную роль, не учитывает независимости чужого сознания. Герой Достоевского привык общаться с двойниками, и если он видит настоящего Другого человека, то это поистине событие в его жизни. Для Раскольникова таким событием стала встреча с Соней. Сначала при общении с Соней Раскольников совершенно не воспринимает ее реакций, ее душевных движений. Постепенно герои начинают понимать друг друга.

15. См. 18 (там и жанр и композиция)

16. Эволюция характера Раскольникова (восстановление душевной целостности) изображается Достоевским согласно представлениям христианской антропологии. Душа человека двойственна по своей природе, она предрасположена и к добру, и к злу. Мотив этот встречается, например, у Лермонтова («Герой нашего времени», где рассуждения Печорина во многом содержат общие мотивы с рассуждениями Раскольникова и Свидригайлова). Перед человеком неизбежно встает вопрос, какой избрать путь - добра или зла, примирения с миром или тотального бунта. Примирение с Богом и людьми - духовный подвиг, результатом которого будет рост личности. Бунт и сопротивление ограничивает человека в его мирке, отчуждает его от сообщества людей. Именно это сначала происходит с Раскольниковым.

Для Раскольникова смириться - значит принять несправедливость мира, согласиться с тем, что «подлец человек». Бунт Раскольникова происходит на путях богоборчества, но основная подоплека бунта - социально-философская. Соня говорит, что это Раскольников отошел от Бога, и за это Бог его наказал, «дьяволу предал» (в христианском нравственном богословии это называется «попущением»). В романе показан путь Раскольникова от бунта к смирению, который лежит через страдания.

Раскольников утверждал безграничную волю индивидуума, его претензии можно назвать «сверхчеловеческими», здесь отчасти предвосхищается философия Ф. Ницше. В романе «Бесы» этот путь называется «человекобожество» (в отличие от Богочеловека Христа - это ситуация, когда человек ставит себя на место Бога). Индивидуалистический бунт Раскольникова оказался несостоятельным. Одинокий индивидуум - еще не личность; настоящая личность Раскольникова раскрывается только в эпилоге, когда он, через общение с Соней, стал ближе к людям и понял, что в жизни существует любовь.

17 вопроса нет.

18. Роман ПиН (Преступление и Наказание ) основан на детективной жанровой форме. Уголовно-авантюрная интрига, цементируя сюжет, то выступает на его поверхность (убийство, допросы, показания, каторга), то прячется за догадками, намеками и аналогиями. И все же классический детективный сюжет смещен (преступник известен заранее). Фазы сюжета определяются не ходом расследования, а мучительным движением героя к признанию. Преступление для Д. – это не столько проявление патологического, больного в существе человека, сколько примета общественного неблагополучия, след болезненных и опасных поветрий в умах современной молодежи.

Конфликт в самой общей форме выражен названием романа, которое несет несколько смыслов. Роман делится на две композиционные сферы: первая – это преступление, стягивание линии конфликта в тугой узел. Наказание – вторая композиционная сфера. Пересекаясь и взаимодействуя, они заставляют персонажей, пространство и время, детали быта и т.п. воплощать смысл, авторскую картину мира.

Роман Достоевского можно определить одновременно как социально-психологический и как философский. Это новый этап развития романного жанра в эпоху реализма. Все сюжеты изображены реалистично, четко обозначен социально-бытовой фон, подробно воссоздается внутренний мир героев, их глубинно-психологические конфликты. Поэт, философ и идеолог символизма Вяч. Иванов определяет жанр Достоевского как «роман-трагедию». Часто встречается и такое определение, как «идеологический роман» или «роман идей». Одно из наиболее известных определений жанра «Преступления и наказания» принадлежит М. М. Бахтину - «полифонический» (т. е. многоголосный) или «диалогический» роман. Каждый герой имеет свой автономный (независимый) внутренний мир (термины Бахтина - «кругозор», «точка зрения»). Главным структурообразующим принципом в романе является свободное взаимодействие этих разных миров, «хор голосов». Голос автора, как считает Бахтин, занимает у Достоевского равное положение с голосами героев. Автор позволяет читателю погрузиться в сознание героя, дает своим героям большую свободу, не господствует над ними безраздельно. В романе три главные сюжетные линии, и в каждой из них преобладает особый жанровый принцип. В центре повествования - история Раскольникова, этот герой составляет композиционный центр романа, все остальные сюжетные линии «стягиваются» к нему.

Сюжетная линия Раскольникова имеет детективную основу. Однако нетрудно видеть, что это уже не детективный роман. Главный герой, с которым отождествляется читатель, - преступник, а не следователь, как это бывает в детективных романах. Таким образом, можно сказать, что суть «расследования» иная, чем в детективном романе: это поиск не человека, а «идеи» или «духа», вызвавших преступление.

Вторая сюжетная линия в романе - история семейства Мармеладовых. Она связана с неосуществленным замыслом романа, который должен был называться «Пьяненькие» (стилистически это напоминает названия более ранних произведений Достоевского - «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»). Жанровые истоки этой сюжетной линии - раннереалистическая проза натуральной школы (рассказы и очерки, посвященные «физиологии Петербурга») и бытописательский «бульварный роман» (пример - роман Н. Крестовского «Петербургские трущобы», по мотивам которого недавно был снят телесериал «Петербургские тайны»). Темой этих произведений является жизнь «низов» общества, в них широко представлены такие социально-психоло­гические типы, как обитатель «питейного заведения», разорившиеся дворяне, ростовщик, проститутка, люди «полусвета» и преступного мира.

Третья сюжетная линия в романе связана с Дуней (преследования со стороны Свидригайлова, сватовство Лужина, брак с Разумихиным). Эта линия развивается в духе сентиментальной повести или мелодрамы (характерный набор жестоких «чувствительных» сцен, счастливый конец). Дуня принадлежит к типу гордых и недоступных женщин, иногда изображаемых Достоевским (например, Катерина Ивановна в романе «Братья Карамазовы). Стремление помочь ей, избавить ее от «бессмысленной жертвы» - одна из второстепенных психологических мотивировок преступления Раскольникова. Именно с Дуней сюжетно связано появление в романе таких идейно важных героев, как Лужин и особенно Свидригайлов, еще один, наряду с Соней, психологический «двойник» Раскольникова. Постепенно он выдвигается на первый план.

Все сюжетные линии получают окончательную развязку в Эпилоге.

Роман Достоевского - «роман идей». Каждый из звучащих в романе «голосов» представляет какую-то идеологию, «теорию». Споры героев - полемика идеологий. Идеология Раскольникова . Излагается в статье, содержание которой мы узнаем из диалога Раскольникова с Порфирием Петровичем. Теория выстраданная, честная, в ней нет формальных логических противоречий. Она беспощадна и по-своему верна. Весь мир преступен, поэтому нет понятия преступления. Один разряд людей - «материал», другие - элита, герои или гении, они ведут за собой толпу, выполняя историческую необходимость. На вопрос Порфирия Петровича, как отличить подлинных «Наполеонов» от самозванцев, Раскольников отвечает, что у самозванца ничего не получится, и его отбросит сама история. Такого человека просто отправят в сумасшедший дом, это объективный социальный закон. На вопрос, к какой категории он относит себя, Раскольников отвечать не хочет. Идеологический фон статьи - философский труд Макса Штирнера «Единственный и его собственность» (солипсизм: мир как «собственность» мыслящего Субъекта), труд Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (мир как иллюзия мыслящего «я»), предвосхищаются труды Ницше (критика традиционной религии и морали, идеал будущего «сверхчеловека», идущего на смену современному «слабому» человеку). Достоевский правильно подмечает, что «русские мальчики» (выражение из романа «Братья Карамазовы») понимают западные абстрактно-философские идеи как непосредственное руководство к действию; уникальность России в том, что она становится местом реализации, материализации этих фантазмов европейского сознания.

Идеология Свидригайлова. Свидригайлов проповедует крайний индивидуализм и волюнтаризм. Человеку от природы свойственна жестокость, он предрасположен совершать насилие над другими людьми для удовлетворения своих желаний. Это идеология Раскольникова, но без «гуманистической» риторики (по Раскольникову, миссия «Наполеонов» - облагодетельствовать человечество). Можно назвать некоторых литературных «предшественников» свидригайловского типа. В эпоху Просвещения - это персонажи философских романов маркиза де Сада, представляющие тип «либертена» (человека, свободного от моральных запретов). Персонажи де Сада произносят длинные монологи, в которых отрицается религия и традиционная мораль. В эпоху романтизма - это «демонический» герой печоринского типа. К романтическим мотивам относятся также страшный сон и визиты приведений. В то же время в романе воссоздается вполне конкретно-реалистический социальный тип Свидригайлова: в деревне он развратный помещик-самодур, в Петербурге - человек полусвета с сомнительными связями в криминальном мире и, возможно, с преступным прошлым. Метафизический бунт Свидригайлова выражается в том, как он представляет себе «вечность»: в виде душной «бани с пауками» (этот образ поражает воображение Раскольникова). По мнению Свидригайлова, человек не заслуживает ничего большего. Свидригайлов говорит Раскрльникову, что они с ним «одного поля ягоды». Раскольникова такое сходство пугает. Поэт и философ эпохи символизма Вяч. Иванов пишет, что Раскольников и Свидригайлов соотносятся как два злых духа - Люцифер и Ариман. Иванов отождествляет бунт Раскольникова с «люциферическим» началом (бунт против Бога, возвышенный и по-своему благородный ум), а позицию Свидригайлова - с «ариманством» (отсутствие жизненных и творческих сил, духовная смерть и разложение). Раскольников испытывает одновременно тревогу и облегчение, когда узнает, что Свидригайлов покончил с собой.

Не следует забывать, что о преступлениях Свидригайлова сообщается только в форме «слухов», сам же он категорически отрицает большинство из них. Читатель не знает точно, совершил ли их Свидригайлов, это остается загадкой и придает образу героя отчасти романтический («демонический») колорит. С другой стороны, Свидригайлов совершает на протяжении всего действия романа едва ли не больше конкретных «добрых дел», чем остальные герои (приведите примеры). Сам Свидригайлов говорит Раскольникову, что не брал на себя «привилегию» делать «только злое». Таким образом автор показывает другую грань характера Свидригайлова, в подтверждение христианского представления о том, что в любом человеке есть и добро, и зло, и есть свобода выбора между добром и злом.

Идеология Порфирия Петровича. Следователь Порфирий Петрович выступает как главный идейный антагонист и «провокатор» Раскольникова. Он старается опровергнуть теорию главного героя, но при внимательном рассмотрении оказывается, что сам Порфирий строит свои взаимоотношения с Раскольниковым как раз по принципам этой самой теории: недаром он так заинтересовался ею. Порфирий стремится психологически уничтожить Раскольникова, добиться полной власти над его душой. Он называет Раскольникова своей жертвой. В романе он сравнивается с пауком, преследующим муху. Порфирий относится к типу «психолога-провокатора», который иногда встречается в романах Достоевского. Некоторые исследователи считают, что Порфирий - воплощение отчужденного юридического Закона, государства, которое дает преступнику возможность путем собственных мучений прийти к раскаянию и понести наказание, как выход из сложившейся кризисной ситуации. Во всяком случае, нетрудно видеть, что идеология Порфирия Петровича не представляет собой никакой реальной альтернативы идеологии Раскольникова.

Идеология Лужина. Лужин представляет в романе тип «приобретателя». Обратите внимание, что воплощаемая в Лужине ханжеская буржуазная мораль кажется Раскольникову человеконенавистнической: в соответствии с ней получается, что и «людей резать можно». Встреча с Лужиным определенным образом влияет на внутренний психологический процесс Раскольникова, она дает еще один толчок метафизическому бунту героя.

Идеология Лебезятникова . Андрей Семенович Лебезятников - пародийная фигура, примитивно-пошлый вариант «прогрессиста» (вроде Ситникова из романа Тургенева «Отцы и дети»). Монологи Лебезятникова, в которых он излагает свои «социалистические» убеждения - резкий шарж на знаменитый в те годы роман Чернышевского «Что делать?». Лебезятникова автор изображает исключительно сатирическими средствами. Это пример своеобразной «нелюбви» автора к герою - так бывает у Достоевского. Тех героев, чья идеология не вписывается в круг философских размышлений Достоевского, он описывает в «уничтожающей» манере.

Идейная «расстановка сил». Раскольников, Свидригайлов, Лужин и Лебезятников образуют между собой четыре идейно значимые пары. С одной стороны, противопоставляется крайне индивидуалистическая риторика (Свидригайлов и Лужин) гуманистически окрашенной риторике (Раскольников и Лебезятников). С другой стороны, противопоставляются глубокие характеры (Раскольников, Свидригайлов) мелким и пошлым (Лебезятников и Лужин). «Ценностный статус» героя в романе Достоевского определяется прежде всего критерием глубины характера и наличием духовного опыта, как его понимает автор, поэтому Свидригайлов («отчаяние самое циническое») ставится в романе гораздо выше не только Лужина (примитивного эгоиста), но и Лебезятникова, несмотря на определенный альтруизм последнего.

Христианский религиозно-философский пафос романа. Духовное «освобождение» Раскольникова символически приурочено к Пасхе. Пасхальная символика (воскресение Христа) перекликается в романе с символикой воскресения Лазаря (этот евангельский сюжет воспринимается Раскольниковым как обращенный лично к нему). В конце Эпилога упоминается также еще один библейский персонаж - Авраам. В книге Бытия это первый человек, откликнувшийся на зов Бога. Важная христианская тема романа - обращение Бога к человеку, активное участие Бога в судьбе человека. В заключительных главах романа целый ряд героев высказывается о Боге именно в таком смысле. Роман в черновой редакции заканчивался словами: «Неисповедимы пути, кото­рыми находит Бог человека».

19. В поисках нравственного идеала Достоевский пленился “личностью” Христа и говорил, что Христос нужен людям как символ, как вера, иначе рассыплется само человечество, погрязнет в игре интересов. Писатель поступал как глубоко верующий в осуществимость идеала. Истина для него - плод усилий разума, а Христос - нечто органическое, вселенское, всепокоряющее.

Конечно, знак равенства (Мышкин - Христос) условный, Мышкин - обыкновенный человек. Но тенденция приравнять героя к Христу есть: полная нравственная чистота сближает Мышкина с Христом. И внешне Достоевский их сблизил: Мышкин в возрасте Христа, каким он изображается в Евангелии,ему двадцать семь лет, он бледный, с впалыми щеками, с легонькой, востренькой бородкой. Глаза его большие, пристальные. Вся манера поведения, разговора, всепрощающая душевность, огромная проницательность, лишенная всякого корыстолюбия и эгоизма, безответность при обидах - все это имеет печать идеальности. Мышкин задуман как человек, предельно приблизившийся к идеалу Христа. Но деяния героя излагались как вполне реальная биография. Швейцария введена в роман не случайно: с ее горных вершин и снизошел Мышкин к людям. Бедность и болезненность героя, когда и титул “князь” звучит как-то некстати, знаки его духовной просветленности, близости к простым людям несут в себе нечто страдальческое, родственное христианскому идеалу, и в Мышкине вечно остается нечто младенческое.

История Мари, побиенной каменьями односельчан, которую он рассказывает уже в петербургском салоне, напоминает евангельскую историю о Марии Магдалине, смысл которой - сострадание к согрешившей. С другой стороны, Достоевскому важно было, чтобы Мышкин не получился евангельской схемой. Писатель наделил его некоторыми автобиографическими чертами. Это придавало образу жизненность. Мышкин болен эпилепсией - это многое объясняет в его поведении. Достоевский стоял однажды на эшафоте, и Мышкин ведет рассказ в доме Епанчиных о том, что чувствует человек за минуту до казни: ему об этом рассказывал один больной, лечившийся у профессора в Швейцарии. Мышкин, как и автор, - сын захудалого дворянина и дочери московского купца. Появление Мышкина в доме Епанчиных, его несветскость - также черты автобиографические: так чувствовал себя Достоевский в доме генерала Корвин-Круковского, когда ухаживал за старшей из его дочерей, Анной. Она слыла такой же красавицей и “идолом семьи”, как Аглая Епанчина.

Писатель заботился о том, чтобы наивный, простодушный, открытый для добра князь в то же время не был смешон, не был унижен. Наоборот, чтобы симпатии к нему все возрастали, именно оттого, что он не сердится на людей: “ибо не ведают, что творят”.

Один из острых вопросов в романе - облик современного человека, “потеря благообразия” в человеческих отношениях.

Страшный мир собственников, алчных, жестоких, подлых слуг денежного мешка показан Достоевским во всей его грязной непривлекательности. Как художник и мыслитель Достоевский создал широкое социальное полотно, в котором правдиво показал страшный, бесчеловечный характер буржуазно-дворянского общества, раздираемого корыстью, честолюбием, чудовищным эгоизмом. Созданные им образы Троцкого, Рогожина, генерала Епанчина, Гани Иволгина и многих других с бесстрашной достоверностью запечатлели нравственное разложение, отравленную атмосферу этого общества с его вопиющими противоречиями.

Как умел, Мышкин старался возвысить всех людей над пошлостью, поднять до каких-то идеалов добра, но безуспешно.

Мышкин - воплощение любви христианской. Но такую любовь, любовь-жалость, не понимают, она людям непригодна, слишком высока и непонятна: “надо любовью любить”. Достоевский оставляет этот девиз Мышкина без всякой оценки; такая любовь не приживается в мире корысти, хотя и остается идеалом. Жалость, сострадание - вот первое, в чем нуждается человек. Смысл произведения - в широком отображении противоречий русской пореформенной жизни, всеобщего разлада, потери “приличия”, “благовидности”.

Сила романа - в художественном использовании контраста между выработанными человечеством за многие века идеальными духовными ценностями, представлениями о добре и красоте поступков, с одной стороны, и подлинными сложившимися отношениями между людьми, основанными на деньгах, расчете, предрассудках, - с другой.

Князь-Христос не смог предложить взамен порочной любви убедительные решения: как жить и каким путем идти.

Достоевский в романе “Идиот” пытался создать образ “вполне прекрасного человека”. И оценивать произведение нужно не по мелким сюжетным ситуациям, а исходя из общего замысла. Вопрос о совершенствовании человечества - вечный, он ставится всеми поколениями, он - “со держание истории”.

Главная мысль романа – изобразить положительно прекрасного человека.

20. Общеизвестно, что все романы «великого пятикнижия» Достоевского изобилуют множеством евангельских реминисценций и мотивов. Действие всех его романов (кроме «Подростка») организуется вокруг определенного евангельского фрагмента, становящегося символическим образом и структурной моделью для сюжета произведений. В романе «Идиот», по мнению многих ученых, – это описание казни Христа. Так, исследователь А.Б. Криницын пишет, что «символическим изображением судьбы Мышкина служит в романе картина Ганса Гольбейна «Христос в гробу». Дело в том, что «Христос изображен на ней настолько обезображенным мучениями и смертью, что у зрителей неизбежно должна возникнуть мысль о невозможности воскресения… Такое прямое воздействие на убеждения героев этот образ может ока-зывать потому, – продолжает исследователь, – что воспринимается ими как вполне определенная интерпретация евангельского сюжета о муках и казни Христа (подробно излагаемая Ипполитом при описании и объяснении картины)». Действительно, идейным центром романа является именно это евангельское повествование о муках и казни Христа. Но, как представляется, роман «Идиот» намного шире и многозначнее и в идейно-эстетическом, и в философско-религиозном, и в структурном отношении, что позволяет интерпретировать его сюжет в соответствии с одним из многочисленных фрагментов, составляющих Евангелие, а именно, – повествованием о последней неделе земной жизни Спасителя (получившей в христианстве название Страстной седмицы), смысловым центром которой и является описание распятия Христа. Идею воскресения человека сам Достоевский определял как идею “восстановления погибшего человека – мысль христианскую и высоконравственную”. Данное евангельское повествование отражено в тексте романа, но главное заключается в том, что определяют основную идею произведения не страдание и смерть Спасителя, а Его Воскресение (на третий день после смерти). Поэтому финал романа указывает нам не на «провал миссии Мышкина», а на надежду, которая зарождается в сердцах молодого поколения романа, друзей князя Мышкина, а деяние главного героя стало действительно звеном в цепи надежды. Прежде всего, композиционные принципы, объединяющие роман и евангельское повествование о Страстной седмице, способствуют усилению акцента на том событии, которое впоследствии станет глав-ным для формирования сюжета. Так, главный принцип композиции романа – антитеза11 – реализуется в противопоставлении чистоты и веры князя Мышкина и безверия и злобы петербургского общества, а в евангельском фрагменте – любви и милосердия Христа и неверия и ненависти фарисеев.

А использование «кольцевой» композиции в тексте романа и в тексте Евангелия позволяет установить перекличку между началом и концом обоих произведений. Возможно, подобно Христу, вознесшемуся на небо, князь Мышкин в некотором роде покидает этот мир и, подобно Спасителю, оставляет после себя «учеников», своих продолжателей – молодое поколение, в сердцах которого идеи Мышкина оставили глубокий след.

Отношение Мышкина и Настасьи Филипповны освещены легендарно-мифологическим сюжетом (избавление Христом грешницы Марии Магдалины от одержимости бесами). Полное имя героини – Анастасии – в греческом означает «воскресшая»; фамилия Барашкова вызывает ассоциации с невинной искупительной жертвой. Поруганная честь, чувство собственной порочности и вины сочетаются в этой женщине с сознанием внутренней чистоты и превосходства, непомерная гордость – с глубоким страданием. Она бунтует против намерений Тоцкого «пристроить» бывшую содержанку, и протестуя против самого принципа всеобщей продажности, как бы пародируя его на собственном дне рождении эксцентрическую сцену. Судьба Настасьи Филипповны как нельзя лучше отражает трагическое отрицание личностью мира. Настасья Филипповна воспринимает предложение Мышкиным руки и сердца как бессмысленную жертву, она не может позабыть прошлое, не чувствует себя способной к новым отношением. Самоуважение у Д. – не только всем известная изнанка гордыни, но и особый вид протеста против унижения. Для Мышкина и Рогожина Н.Ф. становится воплощением злого рока. Д. повернул тему красоты в иную сторону: увидел не только известное всем облагораживающее её влияние, но и губительные начала. Неразрешимо трагическим остается вопрос, спасет ли красота мир.

1821 г. – родился 30 октября (11 ноября) в Москве, в семье врача Мариинской больницы для бедных. Детство прошло на Новой Божедомке.

1837 г. – смерть матери Марии Федоровны.

1838 1843 гг. – учеба в Петербургском военно-инженерном училище.

1839 г. – скоропостижная смерть отца Михаила Андреевича.

1843–1844 гг. – служба в чертежной инженерного корпуса при Санкт-Петербургской инженерной команде.

1844 г. – выход в отставку, начало литературной деятельности.

1846 г. – роман "Бедные люди". Необычайный успех. Положительный отзыв Некрасова и Белинского. В романе впервые возникают образы, темы и проблемы, которые пройдут через все творчество писателя (образ Петербурга, образ "маленького" человека, тема психологической двойственности человеческой личности. Эта тема продолжается в произведениях 40-х годов: "Двойник", "Господин Прохарчин" (1846), "Белые ночи" (1848), "Неточка Незванова" (1846–1849).

1847 г. – становится участником кружка М.В.Петрашевского.
Апрель–июнь – в «Санкт-Петербургских ведомостях» публикуются фельетоны Достоевского «Петербургская летопись».

1848 г. – Сентябрь–октябрь – на собрании у Петрашевского Достоевский читает отрывки из «Бедных людей».
Декабрь – в «Отечественных записках» опубликована повесть «Белые ночи». Секретный агент П. Д. Антонелли начинает наблюдение за петрашевцами; Достоевский сближается с Н. А. Спешневым.

1849 г. 15 апреля – Достоевский читает на собрании у Петрашевского нелегальное "Письмо Белинского к Гоголю".
23 апреля , 4 часа утра – вместе с другими членами кружка арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Восемь месяцев следствия и приговор военного суда – смертная казнь.
22 декабря – ожидание на Семеновском плацу приведения приговора в исполнение. Замена смертной казни 4-летней каторгой.
25 декабря – путь в кандалах в Сибирь. Встреча в Тобольске с женами декабристов.

1850–1854 гг. – годы каторги в Омском остроге.

1854–1859 гг. – служба рядовым в Семипалатинске.

1859 г. – отставка и возвращение в Петербург. Возобновление литературной деятельности. Повести "Дядюшкин сон", "Село Степанчиково и его обитатели".

1860 г. конец января – вышло двухтомное собрание сочинений.
Весна – становится постоянным посетителем кружка А. П. Милюкова при журнале «Светоч».
14 апреля – участвует в спектакле «Ревизор» в пользу Литературного фонда в роли почтмейстера Шпекина.

1861 г. – январь – выходит первый номер журнала «Время», где начинается печатание романа «Униженные и оскорбленные». Достоевский участвует в литературных чтениях в пользу воскресных школ.
19 февраля – подписан Манифест об освобождении крестьян.
Апрель – «Время» начинает публикацию «Записок из Мертвого дома».

1861–1865 гг. – издание вместе с братом журнала "Время" (1861–1863), а после его запрещения – журнала "Эпоха" (1864–1865).

1860–1880 гг. – создание крупнейших произведений:
"Преступление и наказание" (1866)
"Идиот" (1868)
"Бесы" (1871–1872)
"Подросток" (1875)
"Братья Карамазовы" (1879–1880).

1873–1881 г. – печатается "Дневник писателя" в журнале "Гражданин", редактируемом Достоевским по 1874 г.

1880 г. – открытие «Книжной торговли Ф. М. Достоевского».
8 июня – заседание Общества любителей российской словесности. Достоевский выступает с речью о Пушкине. Призыв к объединению враждующей партии русского общества и совместной работе на "родной ниве".

1881 г. 28 января (9 февраля) – смерть писателя в Петербурге. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Дата рождения:

Место рождения:

Кисловодск, Терская область, РСФСР

Дата смерти:

Место смерти:

Гражданство:

Род деятельности:

Прозаик, публицист, поэт и общественный деятель, академик РАН

Повесть, рассказ, публицистика, эссе, роман, миниатюры («Крохотки»), лексикография

Нобелевская премия по литературе (1970)
Темплтоновская премия Большая премия Французской Академии морально-политических наук

Детство и юность

Во время войны

Арест и заключение

Арест и приговор

Реабилитация

Первые публикации

Диссидентство

Изгнание

Снова в России

Кончина и погребение

Семья, дети

Творчество

Положительные оценки

Награды и премии

Увековечение памяти

На сцене и экране

Александр Исаевич Солженицын (11 декабря 1918, Кисловодск - 3 августа 2008, Москва) - русский писатель, драматург, публицист, поэт, общественный и политический деятель, живший и работавший в СССР, Швейцарии, США и России. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970). Диссидент, в течение нескольких десятилетий (1960-е -1980-е годы) активно выступавший против коммунистических идей, политического строя СССР и политики его властей.

Помимо художественных литературных произведений, затрагивающих, как правило, острые общественно-политические вопросы, получил широкую известность своими историко-публицистическими произведениями по истории России XIX-XX веков.

Биография

Детство и юность

Александр Исаевич (Исаакиевич) Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске (нынеСтавропольский край). Крещён в кисловодском храме Святого целителя Пантелеймона.

Отец - Исаакий Семёнович Солженицын (1891-1918), русский крестьянин с Северного Кавказа (станица Саблинская в «Августе Четырнадцатого»). Мать - Таисия Захаровна Щербак, украинка, дочь хозяина богатейшей на Кубани экономии, умом и трудом поднявшегося на эту ступень таврического чабана-батрака. Родители Солженицына познакомились во время обучения в Москве и вскоре поженились. Исаакий Солженицын во время Первой мировой войны пошёл на фронт добровольцем и был офицером. Он погиб до рождения сына, 15 июня 1918 года, уже после демобилизации в результате несчастного случая на охоте. Он изображён под именем Сани (Исаакия) Лаженицына в эпопее «Красное колесо» (на основе воспоминаний жены - матери писателя).

В результате революции и гражданской войны семья была разорена, и в 1924 году Солженицын переехал с матерью в Ростов-на-Дону, с 1926 по 1936 год учился в школе, живя в бедности.

В младших классах подвергался насмешкам за ношение крестильного крестика и нежелание вступать в пионеры, получил выговор за посещение церкви. Под влиянием школы принял коммунистическую идеологию, в 1936 году вступил в комсомол. В старших классах увлёкся литературой, начал писать эссе и стихотворения; интересовался историей, общественной жизнью. В 1937 году задумал «большой роман о революции» 1917 года.

В 1936 году поступил в Ростовский государственный университет. Не желая делать литературу основной специальностью, выбрал физико-математический факультет. По воспоминанию школьного и университетского друга, «… учился на математика не столько по призванию, сколько потому, что на физмате были исключительно образованные и очень интересные преподаватели». Одним из них был Д. Д. Мордухай-Болтовской. В университете Солженицын учился на «отлично» (сталинский стипендиат), продолжал литературные упражнения, в дополнение к университетским занятиям самостоятельно изучал историю и марксизм-ленинизм. Окончил университет в 1941 году с отличием, ему была присвоена квалификация научного работника II разряда в области математики и преподавателя. Деканат рекомендовал его на должность ассистента вуза или аспиранта.

С самого начала литературной деятельности остро интересовался историей Первой мировой войны и революции. В 1937 году начал собирать материалы по «Самсоновской катастрофе», написал первые главы «Августа Четырнадцатого» (с ортодоксальных коммунистических позиций). Интересовался театром, летом 1938 года пытался сдать экзамены в театральную школу Ю. А. Завадского, но неудачно. В 1939 году поступил на заочное отделение факультета литературы Института философии, литературы и истории в Москве. Прервал обучение в 1941 году в связи с войной.

В августе 1939 года совершил с друзьями путешествие на байдарке по Волге. Жизнь писателя с этого времени и до апреля 1945 года описана им в автобиографической поэме «Дороженька» (1947-1952).

Во время войны

С началом Великой Отечественной войны Солженицын не был сразу мобилизован, поскольку был признан «ограниченно годным» по здоровью. Активно добивался призыва на фронт. В сентябре 1941 года вместе с женой получил распределение школьным учителем в Морозовск Ростовской области, однако уже 18 октября был призван и направлен в грузовой конный обоз рядовым.

События лета 1941 - весны 1942 года описаны Солженицыным в неоконченной повести «Люби революцию» (1948).

Добивался направления в военное училище, в апреле 1942 года был направлен в артиллерийское училище в Кострому; в ноябре 1942 года выпущен лейтенантом, направлен в Саранск, где располагался Запасный артиллерийский разведывательный полк по формированию дивизионов артиллерийской инструментальной разведки.

  • В действующей армии с февраля 1943 года; служил командиром 2-й батареи звуковой разведки 794-го Отдельного армейского разведывательного артиллерийского дивизиона (ОАРАД) 44-й пушечно-артиллерийской бригады (ПАБр) 63-й армии на Центральном и Брянском фронтах, позднее, с весны 1944 года - 68-й Севско-Речицкой ПАБр (полевая почта № 07900 «Ф») 48-й армии Второго Белорусского фронта. Боевой путь - от Орла до Восточной Пруссии. Был награждён орденами Отечественной войны и Красной Звезды, 15 сентября 1943 года Солженицыну было присвоено звание старшего лейтенанта, 7 мая 1944 года - капитана.

На фронте, несмотря на строжайший запрет, вёл дневник. Много писал, отправлял свои произведения московским литераторам для рецензии; в 1944 году получил благожелательный отзыв Б. А. Лавренёва.

Арест и заключение

Арест и приговор

На фронте Солженицын продолжал интересоваться общественной жизнью, но стал критически относиться к Сталину (за «искажение ленинизма»); в переписке со старым другом (Николаем Виткевичем) ругательно высказывался о «Пахане», под которым угадывался Сталин, хранил в личных вещах составленную вместе с Виткевичем «резолюцию», в которой сравнивал сталинские порядки с крепостным правом и говорил о создании после войны «организации» для восстановления так называемых «ленинских» норм.

Письма вызвали подозрение военной цензуры. 2 февраля 1945 года последовало телеграфное распоряжение № 4146 заместителя начальника Главного управления контрразведки «Смерш» НКО СССР генерал-лейтенанта Бабича о немедленном аресте Солженицына и доставке его в Москву. 3 февраля армейской контрразведкой начато следственное дело 2/2 № 3694-45. 9 февраля Солженицын в помещении штаба подразделения был арестован, лишён воинского звания капитана, а затем отправлен в Москву, в Лубянскую тюрьму. Допросы продолжались с 20 февраля по 25 мая 1945 года (следователь - помощник начальника 3-го отделения XI-го отдела 2-го управления НКГБ СССР капитан госбезопасности Езепов). 6 июня начальником 3-го отделения XI-го отдела 2-го управления полковником Иткиным, его заместителем подполковником Рублёвым и следователем Езеповым составлено обвинительное заключение, которое было 8 июня утверждено комиссаром госбезопасности 3-го ранга Федотовым. 7 июля Солженицын заочно приговорён Особым совещанием к 8 годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылке по окончании срока заключения (по статье 58, пункт 10, часть 2, и пункт 11 Уголовного Кодекса РСФСР).

Заключение

В августе направлен в лагерь в Новый Иерусалим, 9 сентября 1945 года переведён в лагерь в Москве, заключённые которого занимались строительством жилых домов на Калужской заставе (сейчас - площадь Гагарина).

В июне 1946 года переведён в систему спецтюрем 4-го спецотдела МВД, в сентябре направлен в закрытое конструкторское бюро («шарашку») при авиамоторном заводе в Рыбинске, через пять месяцев, в феврале 1947 года, - на «шарашку» в Загорск, 9 июля 1947 года - в аналогичное заведение в Марфине (на северной окраине Москвы). Там он работал по специальности - математиком.

В Марфине Солженицын начал работу над автобиографической поэмой «Дороженька» и повестью «Люби революцию», которая задумывалась как прозаическое продолжение «Дороженьки». Позднее последние дни на Марфинской шарашке описаны Солженицыным в романе «В круге первом», где сам он выведен под именемГлеба Нержина, а его сокамерники Дмитрий Панин и Лев Копелев - Дмитрия Сологдина и Льва Рубина.

В декабре 1948 года жена заочно развелась с Солженицыным.

19 мая 1950 года Солженицын из-за размолвки с начальством «шарашки» был этапирован в Бутырскую тюрьму, откуда в августе был направлен в Степлаг - в особый лагерь в Экибастузе. Почти треть своего срока заключения - с августа 1950 по февраль 1953 года - Александр Исаевич отбыл на севере Казахстана. В лагере был на общих работах, некоторое время - бригадиром, участвовал в забастовке. Позднее лагерная жизнь получит литературное воплощение в рассказе «Один день Ивана Денисовича», а забастовка заключённых - в киносценарии «Знают истину танки».

Зимой 1952 года у Солженицына обнаружили семиному, он был прооперирован в лагере.

Освобождение и ссылка

В заключении Солженицын полностью разочаровался в марксизме, со временем склонился к православно-патриотическим идеям. Уже в «шарашке» снова стал писать, в Экибастузе сочинял стихотворения, поэмы («Дороженька», «Прусские ночи») и пьесы в стихах («Пленники», «Пир победителей») и заучивал их наизусть.

После освобождения Солженицын был отправлен в ссылку на поселение «навечно» (село Берлик Коктерекского района Джамбульской области, южный Казахстан). Работал учителем математики и физики в 8-10 классах местной средней школы имени Кирова.

К концу 1953 года здоровье резко ухудшилось, обследование выявило раковую опухоль, в январе 1954 года он был направлен в Ташкент на лечение, в марте выписан со значительным улучшением. Болезнь, лечение, исцеление и больничные впечатления легли в основу повести «Раковый корпус», которая была задумана весной 1955 года.

Реабилитация

В июне 1956 года решением Верховного Суда СССР Солженицын был освобождён без реабилитации «за отсутствием в его действиях состава преступления».

В августе 1956 года возвратился из ссылки в Центральную Россию. Жил в деревне Мильцево (почтовое отделение Торфопродукт Курловского района (ныне Гусь-Хрустальный район) Владимирской области), преподавал математику и электротехнику (физику) в 8-10 классах Мезиновской средней школы. Тогда же встретился со своей бывшей женой, которая окончательно вернулась к нему в ноябре 1956 года (повторно брак заключён 2 февраля 1957 года). Жизнь Солженицына во Владимирской области нашла отражение в рассказе «Матрёнин двор».

6 февраля 1957 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР Солженицын реабилитирован.

С июля 1957 года жил в Рязани, работал учителем физики и астрономии средней школы № 2.

Первые публикации

В 1959 году Солженицын написал рассказ «Щ-854» (позже опубликованный в журнале «Новый мир» под названием «Один день Ивана Денисовича») о жизни простого заключённого из русских крестьян, в 1960 году - рассказы «Не стоит село без праведника» и «Правая кисть», первые «Крохотки», пьесу «Свет, который в тебе» («Свеча на ветру»). Пережил творческий кризис, видя невозможность опубликовать свои произведения.

В 1961 году под впечатлением от выступления Александра Твардовского (редактора журнала «Новый мир») на XXII съезде КПСС, передал ему «Щ-854», предварительно изъяв из рассказа наиболее политически острые, заведомо не проходимые через советскую цензуру фрагменты. Твардовский оценил рассказ чрезвычайно высоко, пригласил автора в Москву и стал добиваться публикации произведения. Н. С. Хрущёв преодолел сопротивление членов Политбюро и разрешил публикацию рассказа. Рассказ под названием «Один день Ивана Денисовича» был напечатан в журнале «Новый мир» (№ 11, 1962), сразу же переиздан и переведён на иностранные языки. 30 декабря 1962 года Солженицын был принят в Союз писателей СССР.

Вскоре после этого в журнале «Новый мир» (№ 1, 1963) были напечатаны «Не стоит село без праведника» (под названием «Матрёнин двор») и «Случай на станции Кочетовка» (под названием «Случай на станции Кречетовка»).

Первые публикации вызвали огромное количество откликов писателей, общественных деятелей, критиков и читателей. Письма читателей - бывших заключённых (в ответ на «Ивана Денисовича») положили начало «Архипелагу ГУЛАГ».

Рассказы Солженицына резко выделялись на фоне произведений того времени своими художественными достоинствами и гражданской смелостью. Это подчёркивали в то время многие, в том числе писатели и поэты. Так, В. Т. Шаламов в письме Солженицыну в ноябре 1962 года писал:

Летом 1963 года создал очередную, пятую по счёту, усечённую «под цензуру» редакцию романа «В круге первом», предназначавшуюся для печати (из 87 глав - «Круг-87»). Четыре главы из романа отобраны автором и предложены Новому миру «…для пробы, под видом „Отрывка“…».

28 декабря 1963 года редакция журнала «Новый мир» и Центральный государственный архив литературы и искусства выдвинули «Один день Ивана Денисовича» на соискание Ленинской премии за 1964 год (в результате голосования Комитета по премиям предложение было отклонено).

В 1964 году впервые отдал своё произведение в самиздат - цикл «стихов в прозе» под общим названием «Крохотки».

Летом 1964 года пятая редакция «В круге первом» была обсуждена и принята к напечатанию в 1965 году «Новым миром». Твардовский познакомился с рукописью романа «Раковый корпус» и даже предложил его для прочтения Хрущёву (вновь - через его помощника Лебедева). Солженицын встретился с Шаламовым, ранее благожелательно отозвавшимся об «Иване Денисовиче», и предложил ему совместно работать над «Архипелагом».

Осенью 1964 года пьеса «Свеча на ветру» была принята к постановке в Театре имени Ленинского комсомола в Москве.

«Крохотки» через самиздат проникли за границу и под названием «Этюды и крохотные рассказы» напечатаны в октябре 1964 года во Франкфурте в журнале «Грани» (№ 56) - это первая публикация в зарубежной русской прессе произведения Солженицына, отвергнутого в СССР.

В 1965 году с Б. А. Можаевым ездил в Тамбовскую область для сбора материалов о крестьянском восстании (в поездке определилось название романа-эпопеи о русской революции - «Красное колесо»), начал первую и пятую части «Архипелага» (в Солотче Рязанской области и на хуторе Копли-Мярди близ Тарту), закончил работу над рассказами «Как жаль» и «Захар-Калита», 4 ноября опубликовал в «Литературной газете» (полемизируя с академиком В. В. Виноградовым) статью «Не обычай дёгтем щи белить, на то сметана» в защиту русской литературной речи:

11 сентября КГБ провёл обыск на квартире друга Солженицына В. Л. Теуша, у которого Солженицын хранил часть своего архива. Были изъяты рукописи стихов, «В круге первом», «Крохоток», пьес «Республика труда» и «Пир победителей».

ЦК КПСС издал закрытым тиражом и распространил среди номенклатуры, «для уличения автора», «Пир победителей» и пятую редакцию «В круге первом». Солженицын написал жалобы на незаконное изъятие рукописей министру культуры СССР П. Н. Демичеву, секретарям ЦК КПСС Л. И. Брежневу, М. А. Суслову и Ю. В. Андропову, передал рукопись «Круга-87» на хранение в Центральный государственный архив литературы и искусства.

Четыре рассказа предложены редакциям «Огонька», «Октября», «Литературной России», «Москвы» - отвергнуты везде. Газета «Известия» набрала рассказ «Захар-Калита» - готовый набор был рассыпан, «Захар-Калита» передан в газету «Правда» - проследовал отказ Н. А. Абалкина, заведующего отделом литературы и искусства.

В то же время в США вышел сборник «А. Солженицын. Избранное»: «Один день…», «Кочетовка» и «Матрёнин двор»; в ФРГ в издательстве «Посев» - сборник рассказов на немецком языке.

Диссидентство

К марту 1963 года Солженицын утратил расположение Хрущёва (неприсуждение Ленинской премии, отказ печатать роман «В круге первом»). После прихода к власти Л. Брежнева Солженицын практически потерял возможность легально печататься и выступать. В сентябре 1965 года КГБ конфисковал архив Солженицына с его наиболее антисоветскими произведениями, что усугубило положение писателя. Пользуясь определённым бездействием власти, в 1966 году Солженицын начал активную общественную деятельность (встречи, выступления, интервью иностранным журналистам): 24 октября 1966 года выступил с чтением отрывков из своих произведений в Институте атомной энергии им. Курчатова («Раковый корпус» - главы «Чем люди живы», «Правосудие», «Несуразности»; «В круге первом» - разделы о тюремных свиданиях; первый акт пьесы «Свеча на ветру»), 30 ноября - на вечере в Институте востоковедения в Москве («В круге первом» - главы о разоблачении стукачей и ничтожестве оперов; «Раковый корпус» - две главы). Тогда же стал распространять в самиздате свои романы «В круге первом» и «Раковый корпус». В феврале 1967 года тайно закончил произведение «Архипелаг ГУЛАГ» - по авторскому определению, «опыт художественного исследования».

В мае 1967 года разослал «Письмо съезду» Союза писателей СССР, получившее широкую известность среди советской интеллигенции и на Западе.

После «Письма» власти стали воспринимать Солженицына как серьёзного противника. В 1968 году, когда в США и Западной Европе были без разрешения автора опубликованы романы «В круге первом» и «Раковый корпус», принёсшие писателю популярность, советская пресса начала пропагандистскую кампанию против автора. Вскоре после этого он был исключён из Союза писателей СССР.

В августе 1968 года Солженицын познакомился с Натальей Светловой, у них завязался роман. Солженицын стал добиваться развода с первой женой. С большими трудностями развод был получен 22 июля 1972 года.

После исключения Солженицын стал открыто заявлять о своих православно-патриотических убеждениях и резко критиковать власть. В 1970 году Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе, и в итоге премия была ему присуждена. От первой публикации произведения Солженицына до присуждения награды прошло всего восемь лет - такого в истории Нобелевских премий по литературе не было ни до, ни после. Писатель подчёркивал политический аспект присуждения премии, хотя Нобелевский комитет это отрицал. В советских газетах была организована мощная пропагандистская кампания против Солженицына, вплоть до публикации в советской прессе «открытого письма Солженицыну» Дина Рида. Советские власти предлагали Солженицыну уехать из страны, но он отказался.

В конце 1960-х - начале 1970-х годов в КГБ был создано специальное подразделение, занимавшееся исключительно оперативной разработкой Солженицына,- 9-й отдел 5-го управления.

11 июня 1971 года в Париже вышел роман Солженицына «Август Четырнадцатого», в котором ярко выражены православно-патриотические взгляды автора. В августе 1971 года КГБ провёл операцию по физическому устранению Солженицына - во время поездки в Новочеркасск ему скрытно был сделан укол неизвестного ядовитого вещества (предположительно, рицин). Писатель после этого выжил, но долго и тяжело болел.

В 1972 году им написано «Великопостное письмо» Патриарху Пимену о проблемах Церкви, в поддержку выступления архиепископа Калужского Ермогена (Голубева).

В 1972-1973 годах работал над эпопеей «Красное колесо», активной диссидентской деятельности не вёл.

В августе - сентябре 1973 года отношения между властью и диссидентами обострились, что затронуло и Солженицына.

23 августа 1973 года дал большое интервью иностранным корреспондентам. В тот же день КГБ задержал одну из помощниц писателя Елизавету Воронянскую. В ходе допроса её вынудили выдать местонахождение одного экземпляра рукописи «Архипелага ГУЛАГ». Вернувшись домой, она повесилась. 5 сентября Солженицын узнал о случившемся и распорядился начать печатание «Архипелага» на Западе (в эмигрантском издательстве ИМКА-Пресс). Тогда же он отправил руководству СССР «Письмо вождям Советского Союза», в котором призвал отказаться от коммунистической идеологии и сделать шаги по превращению СССР в русское национальное государство. С конца августа в западной прессе публиковалось большое количество статей в защиту диссидентов и, в частности, Солженицына.

В СССР была развёрнута мощная пропагандистская кампания против диссидентов. 31 августа в газете «Правда» было напечатано открытое письмо группы советских писателей с осуждением Солженицына и А. Д. Сахарова, «клевещущих на наш государственный и общественный строй». 24 сентября КГБ через бывшую жену Солженицына предложил писателю официальное опубликование повести «Раковый корпус» в СССР в обмен на отказ от публикации «Архипелага ГУЛАГа» за границей. Однако Солженицын, сказав, что не возражает против печатания «Ракового корпуса» в СССР, не выразил и желания связывать себя негласной договорённостью с властями. В последних числах декабря 1973 года было объявлено о выходе в свет первого тома «Архипелага ГУЛАГа». В советских средствах массовой информации началась массированная кампания очернения Солженицына как предателя родины с ярлыком «литературного власовца». Упор делался не на реальное содержание «Архипелага ГУЛАГа» (художественное исследование советской лагерно-тюремной системы 1918-1956 годов), которое вообще не обсуждалось, а на якобы имевшую место солидаризацию Солженицына с «изменниками родины во время войны, полицаями и власовцами».

В СССР в годы застоя «Август Четырнадцатого» и «Архипелаг ГУЛАГ» (как и первые романы) распространялись в самиздате.

В конце 1973 года Солженицын стал инициатором и собирателем группы авторов сборника «Из-под глыб» (издан ИМКА-Пресс в Париже в 1974 году), написал для этого сборника статьи «На возврате дыхания и сознания», «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», «Образованщина».

Изгнание

7 января 1974 года выход «Архипелага ГУЛАГ» и меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына были обсуждены на заседании Политбюро. Вопрос был вынесен на ЦК КПСС, за высылку высказались Ю. В. Андропов и другие; за арест и ссылку - Косыгин, Брежнев, Подгорный, Шелепин, Громыко и другие. Возобладало мнение Андропова. Интересно, что ранее один из «советских вождей», министр внутренних дел Н. Щёлоков направлял в Политбюро записку в защиту Солженицына («К вопросу о Солженицыне», 7 октября 1971 года), но его предложения (в том числе - опубликовать «Раковый корпус») не нашли поддержки. По свидетельству тогдашнего начальника паспортного стола Москвы полковника милиции Н. Я. Амосова: «Судя по характерным высказываниям Щёлокова, вся эта возня была ему явно не по душе. (…) но не Щёлокову, при всём его положении, было дано решить этот „государственный“ вопрос».

12 февраля Солженицын был арестован, обвинён в измене Родине и лишён советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР (доставлен в ФРГ на самолёте).

14 февраля 1974 года был издан приказ начальника Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР «Об изъятии из библиотек и книготорговой сети произведений Солженицына А. И.». В соответствии с этим приказом были уничтожены номера журналов «Новый мир»: № 11 за 1962 год (в нём был опубликован рассказ «Один день Ивана Денисовича»), № 1 за 1963 год (с рассказами «Матрёнин двор» и «Случай на станции Кречетовка»), № 7 за 1963 год (с рассказом «Для пользы дела») и № 1 за 1966 год (с рассказом «Захар-Калита»); «Роман-газета» № 1 за 1963 год и отдельные издания «Ивана Денисовича» (издательства «Советский писатель» и Учпедгиз - издание для слепых, а также издания на литовском и эстонском языках). Изъятию подлежали также иностранные издания (в том числе журналы и газеты) с произведениями Солженицына. Издания уничтожались «разрезанием на мелкие части», о чём составлялся соответствующий акт, подписанный заведующим библиотекой и её сотрудниками, уничтожавшими журналы.

29 марта СССР покинула семья Солженицына. Архив и военные награды писателя помог тайно вывезти за рубеж помощник военного атташе США Вильям Одом. Вскоре после высылки Солженицын совершил короткое путешествие по Северной Европе, в результате принял решение временно поселиться в Цюрихе, Швейцария.

3 марта 1974 года в Париже было опубликовано «Письмо вождям Советского Союза»; ведущие западные издания и многие демократически настроенные диссиденты в СССР, включая А. Д. Сахарова и Роя Медведева, оценили «Письмо» как антидемократическое, националистическое и содержащее «опасные заблуждения»; отношения Солженицына с западной прессой продолжали ухудшаться.

Летом 1974 года на гонорары от «Архипелага ГУЛАГ», создал «Русский общественный Фонд помощи преследуемым и их семьям» для помощи политическим заключённым в СССР (посылки и денежные переводы в места заключения, легальная и нелегальная материальная помощь семьям заключённых).

В 1974-1975 годах в Цюрихе собирал материалы о жизни Ленина в эмиграции (для эпопеи «Красное Колесо»), окончил и издал мемуары «Бодался телёнок с дубом».

В апреле 1975 года совершил вместе с семьёй путешествие по Западной Европе, затем направился в Канаду и США. В июне - июле 1975 года Солженицын посетил Вашингтон и Нью-Йорк, выступил с речами на съезде профсоюзов и в Конгрессе США. В своих выступлениях Солженицын резко критиковал коммунистический режим и идеологию, призывал США отказаться от сотрудничества с СССР и политики разрядки; в то время писатель ещё продолжал воспринимать Запад как союзника в освобождении России от «коммунистического тоталитаризма». В то же время Солженицын опасался того, что в случае быстрого перехода к демократии в СССР могут обостриться межнациональные конфликты.

В августе 1975 года вернулся в Цюрих и продолжил работу над эпопеей «Красное колесо».

В феврале 1976 года совершил поездку по Великобритании и Франции, к этому времени в его выступлениях стали заметны антизападные мотивы. В марте 1976 года писатель посетил Испанию. В нашумевшем выступлении по испанскому телевидению он одобрительно высказался о недавнем режиме Франко и предостерёг Испанию от «слишком быстрого продвижения к демократии». В западной прессе усилилась критика Солженицына, некоторые ведущие европейские и американские политики заявляли о несогласии с его взглядами.

Вскоре после появления на Западе сблизился со старыми эмигрантскими организациями и издательством «ИМКА-Пресс», в котором занял главенствующее положение, не становясь при этом его формальным руководителем. Подвергся осторожной критике в эмигрантской среде за решение отстранить от руководства издательством эмигрантского общественного деятеля Морозова, руководившего издательством около 30 лет.

Идейные разногласия Солженицына с эмиграцией «третьей волны» (то есть уехавшими из СССР в 1970-е годы) и западными активистами холодной войны освещены в его мемуарах «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов», а также в многочисленных эмигрантских публикациях.

В апреле 1976 года с семьёй переехал в США и поселился в городке Кавендиш (штат Вермонт). После приезда писатель вернулся к работе над «Красным Колесом», для чего провёл два месяца в русском эмигрантском архиве в Институте Гувера.

С представителями прессы и общественности общался редко, из-за чего прослыл «вермонтским затворником».

Снова в России

С приходом перестройки официальное отношение в СССР к творчеству и деятельности Солженицына стало меняться. Были опубликованы многие его произведения, в частности, в журнале «Новый мир» в 1989 году вышли отдельные главы «Архипелага ГУЛаг».

18 сентября 1990 года одновременно в «Литературной газете» и «Комсомольской правде» была опубликована статья Солженицына о путях возрождения страны, о разумных, на его взгляд, основах построения жизни народа и государства - «Как нам обустроить Россию». Статья развивала давние мысли Солженицына, высказанные им ранее в «Письме вождям Советского Союза» и публицистических работах, в частности, включенных в сборник «Из-под глыб». Авторский гонорар за эту статью Солженицын перечислил в пользу жертв аварии на Чернобыльской АЭС. Статья вызвала огромное количество откликов.

В 1990 году Солженицын был восстановлен в советском гражданстве с последующим прекращением уголовного дела, в декабре того же года удостоен Государственной премии РСФСР за «Архипелаг ГУЛАГ».

Согласно рассказу В. Костикова, во время первого официального визита Б. Н. Ельцина в США в 1992 году, сразу по приезде в Вашингтон Борис Николаевич позвонил из гостиницы Солженицыну и имел с ним «длинный» разговор, в частности, о Курильских островах. «Мнение писателя оказалось неожиданным и для многих шокирующим: „Я изучил всю историю островов с XII века. Не наши это, Борис Николаевич, острова. Нужно отдать. Но дорого…“».

27-30 апреля 1992 года кинорежиссёр Станислав Говорухин посетил Солженицына в его доме в Вермонте и снял телевизионный фильм «Александр Солженицын» в двух частях.

Вместе с семьёй вернулся на родину 27 мая 1994 года, прилетев из США в Магадан. После из Владивостока проехал на поезде через всю страну и закончил путешествие в столице. Выступил в Государственной думе РФ.

В середине 1990-х личным распоряжением президента Б. Ельцина ему была подарена государственная дача «Сосновка-2» в Троице-Лыкове. Солженицыны спроектировали и построили там двухэтажный кирпичный дом с большим холлом, застеклённой галереей, гостиной с камином, концертным роялем и библиотекой, где висят портреты П. Столыпина и А. Колчака.

В 1997 году был избран действительным членом Российской академии наук.

В 1998 году был награждён орденом Святого апостола Андрея Первозванного, однако от награды отказался: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу».

Награждён Большой золотой медалью имени М. В. Ломоносова (1998 год).

В апреле 2006 года, отвечая на вопросы газеты «Московские новости», Солженицын заявил:

12 июня 2007 года президент В. Путин посетил Солженицына и поздравил его с присуждением Государственной премии.

Вскоре после возвращения автора в страну была учреждена литературная премия его имени для награждения писателей, «чьё творчество обладает высокими художественными достоинствами, способствует самопознанию России, вносит значительный вклад в сохранение и бережное развитие традиций отечественной литературы».

Последние годы жизни провёл в Москве и на подмосковной даче. В конце 2002 года перенёс тяжёлый гипертонический криз, последние годы жизни тяжело болел, но продолжал заниматься творческой деятельностью. Вместе с женой Натальей Дмитриевной - президентом Фонда Александра Солженицына - работал над подготовкой и изданием своего самого полного, 30-томного собрания сочинений. После перенесённой им тяжёлой операции у него действовала только правая рука.

В «Круге первом» спор Сологдина и Рубина, кроме рассуждений о законах диалектики, - сильно политизирован. Нержин, пребывая в состоянии общего осторожного скепсиса, не должен был вмешиваться. Он, очевидно, тянется рассмотреть какую-то более общую, кардинальную проблему, объёмней, чем только коммунистическая. Тогда - и сам автор вместе с Нержиным ещё не видел её. А она проступила как одно из крупнейших мировых умственных явлений. С тех пор, с годами, мне уже пришлось не раз высказываться о ней: это - крушение в XX веке основ философии Просвещения и секулярного антропоцентризма. (Мировые последствия этого крушения ещё и сейчас проявились не полностью.)

Интервью Даниэлю Кельману для журнала «Cicero» в 2006 году.

Кончина и погребение

Последнюю исповедь Солженицына принял протоиерей Николай Чернышов, клирик храма Святителя Николая в Клёниках.

Александр Солженицын скончался 3 августа 2008 года на 90-м году жизни, в своём доме в Троице-Лыкове. Смерть наступила в 23:45 по московскому времени от острой сердечной недостаточности.

5 августа в здании Российской академии наук, действительным членом которой являлся А. И. Солженицын, состоялись гражданская панихида и прощание с покойным. На этой траурной церемонии присутствовали бывший Президент СССР М. С. Горбачёв, Председатель Правительства РФ В. В. Путин, президент РАН Ю. С. Осипов, ректор МГУ В. А. Садовничий, бывший Председатель Правительства РФ академик Е. М. Примаков, деятели российской культуры и несколько тысяч граждан.

Заупокойную литургию и отпевание 6 августа 2008 года в Большом соборе московского Донского монастыря совершил архиепископ Орехово-Зуевский Алексий (Фролов), викарий Московской епархии. В тот же день прах Александра Солженицына был предан земле с воинскими почестями (как ветерана войны) в некрополе Донского монастыря за алтарём храма Иоанна Лествичника, рядом с могилой историка Василия Ключевского. Президент России Д. А. Медведев возвратился в Москву из краткого отпуска, чтобы присутствовать на заупокойной службе.

3 августа 2010 года, во вторую годовщину со дня кончины, на могиле Солженицына установлен памятник - мраморный крест, созданный по проекту скульптора Д. М. Шаховского.

Семья, дети

  • Жёны:
    • Наталья Алексеевна Решетовская (1919-2003; в браке с Солженицыным с 27 апреля 1940 года до (формально) 1972 года), автор пяти мемуарных книг о своём муже, в том числе «Александр Солженицын и читающая Россия» (1990), «Разрыв» (1992) и др.
    • Наталья Дмитриевна Солженицына (Светлова) (р. 1939) (с 20 апреля 1973 года)
  • Сыновья от второго брака: Ермолай (р. 1970; в 2010 году - управляющий партнёр московского офиса компании МcKinsey Сompany CIS), Игнат (р. 1972), Степан (р. 1973). Ермолай и Степан живут и работают в России, Игнат - пианист и дирижёр, профессор Филадельфийской консерватории.
  • Приёмный сын - сын Н. Д. Солженицыной от первого брака Дмитрий Тюрин (1962-1994, умер перед самым возвращением в Россию, похоронен в США).
  • Внуки: Иван, Андрей, Дмитрий, Анна, Екатерина, Татьяна (дочь приёмного сына Дмитрия Тюрина).

Обвинения в осведомительстве органов НКВД

Начиная с 1976 года западногерманский литератор и криминолог Франк Арнау обвинял Солженицына в лагерном «стукачестве», ссылаясь на копию автографа так называемого «доноса Ветрова» от 20 января 1952 года. Поводом для обвинений стало описание самим Солженицыным в главе 12 второго тома «Архипелага ГУЛАГ» процесса вербовки его сотрудниками НКВД в осведомители (под псевдонимом «Ветров»). Солженицын там же подчёркивал, что будучи формально завербованным, не написал ни одного доноса. Примечательно, что даже чехословацкий журналист Томаш Ржезач, написавший по заказу 5-го управления КГБ книгу «Спираль измены Солженицына», не счёл возможным использовать этот «документ», добытый Арнау. Солженицын предоставил западной прессе образцы своего почерка для проведения почерковедческой экспертизы, но Арнау от проведения экспертизы уклонился. В свою очередь - Арнау и Ржезач обвинялись в контактах со Штази и КГБ, Пятое управление которого в рамках операции «Паук» пыталось дискредитировать Солженицына.

В 1998 году журналист О. Давыдов выдвинул версию о «самодоносе», в котором Солженицын, кроме себя, обвинил четырёх человек, один из которых, Н. Виткевич, был осуждён на десять лет. Солженицын опроверг эти обвинения.

Творчество

Творчество Солженицына отличает постановка масштабных эпических задач, демонстрация исторических событий глазами нескольких персонажей разного социального уровня, находящихся по разные стороны баррикад. Для его стиля характерны библейские аллюзии, ассоциации с классическим эпосом (Данте, Гёте), символичность композиции, не всегда выражена авторская позиция (подаётся столкновение разных точек зрения). Отличительной особенностью его произведений является документальность; большинство персонажей имеет реальные прототипы, лично знакомые писателю. «Жизнь для него более символична и многосмысленна, нежели литературный вымысел». В романе «Красное колесо» характерно активное привлечение чисто документального жанра (репортажа, стенограммы), использование приёмов модернистской поэтики (сам Солженицын признавал влияние на него Дос Пассоса); в общей художественной философии заметно воздействие Льва Толстого.

Для Солженицына, как в художественной прозе, так и в эссеистике, характерно внимание к богатствам русского языка, использование редких слов из словаря Даля (анализом которого он начал заниматься в молодости), русских писателей и повседневного опыта, замена ими слов иностранных; эта работа увенчалась отдельно изданным «Русским словарём языкового расширения»

Положительные оценки

К. И. Чуковский назвал во внутренней рецензии «Ивана Денисовича» «литературным чудом»: «С этим рассказом в литературу вошёл очень сильный, оригинальный и зрелый писатель»; «чудесное изображение лагерной жизни при Сталине».

А. А. Ахматова высоко оценила «Матрёнин двор», отметив символику произведения («Это пострашнее „Ивана Денисовича“… Там можно всё на культ личности спихнуть, а тут… Ведь это у него не Матрёна, а вся русская деревня под паровоз попала и вдребезги…»), образность отдельных деталей.

Андрей Тарковский в 1970 году в своём дневнике отмечал: «Он хороший писатель. И прежде всего - гражданин. Несколько озлоблен, что вполне понятно, если судить о нём как о человеке, и что труднее понять, считая его в первую очередь писателем. Но личность его - героическая. Благородная и стоическая».

Правозащитник Г. П. Якунин считал, что Солженицын был «великим писателем - высокого уровня не только с художественной точки зрения», а также сумел «Архипелагом ГУЛАГ» развеять веру в коммунистическую утопию на Западе.

Биографу Солженицына Л. И. Сараскиной принадлежит такая общая характеристика её героя: «Он много раз подчёркивал: „Я не диссидент“. Он писатель - и никем иным никогда себя не чувствовал… никакую партию он бы не возглавил, никакого поста не принял, хотя его ждали и звали. Но Солженицын, как это ни странно, силён, когда он один в поле воин. Он это доказал многократно».

Литературный критик Л. А. Аннинский считал, что Солженицын сыграл историческую роль как «пророк», «политический практик», разрушивший систему, который нёс в глазах общества ответственность за негативные последствия своей деятельности, от которых сам «пришёл в ужас».

В. Г. Распутин считал, что Солженицын - «и в литературе, и в общественной жизни… одна из самых могучих фигур за всю историю России», «великий нравственник, справедливец, талант».

В. В. Путин сказал, что при всех встречах с Солженицыным он «каждый раз был поражён, насколько Солженицын - органичный и убеждённый государственник. Он мог выступать против существующего режима, быть несогласным с властью, но государство было для него константой».

Критика

Критика Солженицына с 1962 года, когда был опубликован «Один день Ивана Денисовича», составляет довольно сложную картину; часто бывшие союзники спустя 10-20 лет обрушивались на него с резкими обвинениями. Можно выделить две неравные части - объёмную критику литературного творчества и общественно-политических взглядов (представители почти всего общественного спектра, в России и за рубежом) и спорадические обсуждения отдельных «спорных» моментов его биографии.

В 1960-х - 1970-х годах в СССР проводилась кампания против Солженицына, с разного рода обвинениями в адрес Солженицына - «клеветника» и «литературного власовца» - выступали, в частности, Михаил Шолохов, американский певец Дин Рид, поэт Степан Щипачёв (автор статьи в «Литературной газете», озаглавленной «Конец литературного власовца»).

В СССР в диссидентских кругах в 1960-х - начале 1970-х годов критика Солженицына приравнивалась если не к сотрудничеству с КГБ, то к предательству идей свободы. Писатель Владимир Максимов вспоминал:

Я принадлежал к среде, которая окружала его и Андрея Сахарова (…) Его позиция в те поры представлялась всем нам абсолютно правильной и единственно возможной. Любая критика в его адрес, официальная или частная, воспринималась нами как плевок в лицо или удар в спину.

Впоследствии (сам Солженицын датировал потерю им «слитной поддержки общества» периодом между выходом «Августа Четырнадцатого» в июне 1971 года и распространением в Самиздате «Великопостного письма патриарху Пимену» весной 1972 года) критика в его адрес стала исходить также и со стороны советских инакомыслящих (как либерального толка, так и крайне консервативного).

В 1974 году Андрей Сахаров критически отозвался о взглядах Солженицына, не соглашаясь с предложенным авторитарным вариантом перехода от коммунизма (в противовес демократическому пути развития), «религиозно-патриархальным романтизмом» и переоценкой идеологического фактора в тогдашних условиях. Сахаров сопоставлял идеалы Солженицына с официальной советской идеологией, в том числе сталинского времени, и предупреждал о связанных с ними опасностях. Диссидент Григорий Померанц, признавая, что в России для многих путь к христианству начался с чтения «Матрёниного двора», в целом не разделял взгляды Солженицына на коммунизм как на абсолютное зло и указывал на российские корни большевизма, а также указывал на опасности антикоммунизма как «захлёба борьбы». Друг Солженицына по заключению в «шарашке», литературовед и правозащитник Лев Копелев в эмиграции несколько раз публично критиковал взгляды Солженицына, а в 1985 году суммировал свои претензии в письме, где обвинял Солженицына в духовном расколе эмиграции и в нетерпимости к инакомыслию. Известна резкая заочная полемика Солженицына и Андрея Синявского, многократно атаковавшего его в эмигрантском журнале «Синтаксис».

Рой Медведев критиковал Солженицына, указывая, что «его юный правоверный марксизм не выдержал испытаний лагерем, сделав его антикоммунистом. Нельзя оправдывать себя и свою нестойкость очернением „коммунистов в лагерях“, изображая их твердолобыми ортодоксами или предателями, искажая при этом истину. Недостойно христианина, каковым себя считает Солженицын, злорадствовать и глумиться по поводу расстрелянных в 1937-1938 гг. большевиков, рассматривая это как возмездие за „красный террор“. И уж совсем недопустимо прослаивать книгу „незначительным по количеству, но внушительным по составу элементом тенденциозной неправды“». Медведев критиковал также «Письмо вождям», назвав его «разочаровывающим документом», «нереальной и некомпетентной утопией», указав, что «Солженицын совершенно не знает марксизма, приписывая учению различную чепуху», и что «при техническом превосходстве СССР предсказываемая война со стороны Китая была бы самоубийством».

Варлам Шаламов писал в 1971 году о Солженицыне и его творчестве: «Деятельность Солженицына - это деятельность дельца, направленная узко на личные успехи со всеми провокационными аксессуарами подобной деятельности…».

Правозащитник Глеб Якунин, признавая, что Солженицын «был великим писателем - высокого уровня не только с художественной точки зрения», описал своё разочарование деятельностью Солженицына после высылки из СССР, в частности, тем, что Солженицын, попав за границу, «всю свою диссидентскую, правозащитную деятельность полностью прекратил».

Американский историк-советолог Ричард Пайпс писал о его политических и историософских взглядах, критикуя Солженицына за идеализацию царской России и приписывание Западу ответственности за коммунизм.

Критики указывают на противоречия между приводимыми Солженицыным оценками числа репрессированных и архивными данными, которые стали доступны в период перестройки (например, на оценки числа депортированных в ходе коллективизации - более 15 млн, критикуют Солженицына за оправдание сотрудничества советских военнопленных с немцами во время Великой Отечественной войны.

Исследование Солженицыным истории взаимоотношений еврейского и русского народов в книге «Двести лет вместе» вызвало критику со стороны ряда публицистов, историков и писателей.

Писатель Владимир Бушин, в середине 1960-х годов опубликовавший в центральной прессе СССР ряд хвалебных статей о творчестве Солженицына, позднее резко критиковал его творчество и деятельность в книге «Гений первого плевка» (2005).

В 2010 году публицист Александр Дюков обвинил Солженицына в использовании пропагандистских материалов вермахта в качестве официальных архивных источников информации.

По мнению писателя Зиновия Зиника, «<находясь на Западе>, Солженицын так и не понял, что политические идеи не обладают духовной ценностью вне их практического приложения. На практике же его взгляды на патриотизм, нравственность и религию привлекли наиболее реакционную часть российского общества».

Образ Солженицына подвергнут сатирическому изображению в романе Владимира Войновича «Москва 2042» и в поэме Юрия Кузнецова «Путь Христа». Войнович, кроме того, написал публицистическую книгу «Портрет на фоне мифа», в которой критически оценил творчество Солженицына и его роль в духовной истории страны.

Награды и премии

Увековечение памяти

20 сентября 1990 года рязанский городской Совет присвоил А. Солженицыну звание почётного гражданина города Рязани. Мемориальные доски, увековечивающие работу писателя в городе, установлены на здании городской школы № 2 и жилом доме № 17 на улице Урицкого.

В июне 2003 года в главном корпусе Рязанского колледжа электроники открылся музей, посвящённый писателю.

В день похорон Президент РФ Дмитрий Медведев подписал указ «Об увековечении памяти А. И. Солженицына», согласно которому с 2009 года учреждались персональные стипендии имени А. И. Солженицына для студентов вузов России,правительству Москвы рекомендовано присвоить имя Солженицына одной из улиц города, а правительству Ставропольского края и администрации Ростовской области - осуществить меры по увековечению памяти А. И. Солженицына в городахКисловодске и Ростове-на-Дону.

11 декабря 2008 года в Кисловодске состоялось открытие мемориальной доски на здании центральной городской библиотеки, которой присвоено имя Солженицына.

9 сентября 2009 года приказом министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко обязательный минимум содержания основных образовательных программ по русской литературе ХХ века дополнен изучением фрагментов художественного исследования Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Сокращённую в четыре раза «школьную» версию с полным сохранением структуры произведения подготовила к печати вдова писателя. Ранее в школьную программу уже вошли повесть «Один день Ивана Денисовича» и рассказ «Матрёнин двор». Биография писателя изучается на уроках истории.

В ноябре 2009 года имя Александра Солженицына было присвоено одной из улиц крупнейшего в Риме парка Вилла Ада.

3 августа 2010 года, во вторую годовщину со дня кончины А. И. Солженицына, наместник Донского монастыря епископ Павлово-Посадский Кирилл в сослужении братии монастыря совершил панихиду на могиле писателя. Перед началом панихиды Кирилл освятил установленный на могиле А. И. Солженицына новый каменный крест, созданный по проекту скульптораД. М. Шаховского.

11 декабря 2011 года, к 93-й годовщине со дня рождения А. Солженицына, в Ростове-на-Дону на здании экономического и юридического факультетов Южного федерального университета (ЮФУ) был установлен памятный бронзовый барельеф писателя (скульптор Д. Лындин). Барельеф изготовлен на общественные пожертвования по инициативе и при поддержке Министерства культуры Ростовской области, администрации Ростова-на-Дону, руководства ЮФУ.

С 2009 года его имя носит научно-культурный центр Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына в Москве (с 1995 по 2009 год - Библиотека-фонд «Русское зарубежье») - научно-культурный центр музейного типа по сохранению, изучению и популяризации истории и современной жизни русского зарубежья.

23 января 2013 года на заседании Министерства культуры РФ было принято решение о создании в Рязани второго музея, посвящённого Солженицыну. В настоящее время рассматриваются варианты помещения для музея.

5 марта 2013 года власти американского города Кавендиша (штат Вермонт) приняли решение создать музей Солженицына.

В 2013 году имя Солженицына присвоено Мезиновской средней школе (Гусь-Хрустальный район Владимирской обсласти), где он преподавал в 1956-1957 годах. 26 октября возле школы открыт бюст писателя.

26 сентября памятник Солженицыну (скульптор Анатолий Шишков) открыт на аллее нобелевских лауреатов перед зданием Белгородского университета. Является первым памятником Солженицыну в России.

12 декабря 2013 года компания Аэрофлот ввела в эксплуатацию самолёт Boeing 737-800 NG, названный «А. Солженицын».

Топонимы

12 августа 2008 года Правительство Москвы приняло постановление «Об увековечении памяти А. И. Солженицына в Москве», которым переименовало улицу Большую Коммунистическую в улицу Александра Солженицына и утвердило текст памятной доски. Некоторые жители улицы выразили протест в связи с её переименованием.

В октябре 2008 года мэр Ростова-на-Дону подписал постановление о присвоении имени Александра Солженицына центральному проспекту строящегося микрорайона Ливенцовский.

В 2013 году имя Солженицына носят улицы в Воронеже и Хабаровске.

На сцене и экране

Произведения Солженицына в драматическом театре

  • «Олень и Шалашовка». МХАТ имени А. П. Чехова. Москва. (1991; обновлённая версия - 1993)
  • «Пир Победителей». Государственный академический Малый театр России. Москва. Премьера спектакля - январь 1995

Инсценировки по произведениям Солженицына в драматическом театре

  • «Один день Ивана Денисовича». Читинский драматический театр (1989)
  • «Один день Ивана Денисовича». Харьковский украинский драматический театр имени Шевченко. Режиссёр Андрей Жолдак. 2003
  • «Матрёнин двор». Русский духовный театр «Глас». Режиссёр (сценическая версия и постановка) Владимир Иванов. В ролях Елена Михайлова (Матрёна ), Александр Михайлов (Игнатьич ). 11 и 24 мая, 20 июня 2007
  • «Матрёнин двор». Государственный академический театр им. Е. Вахтангова. Режиссёр Владимир Иванов. В ролях Елена Михайлова (Матрёна ), Александр Михайлов (Игнатьич ). Премьера 13 апреля 2008 года.
  • «Матрёнин двор». Екатеринбургский Православный театр «Лаборатория драматического искусства им. М. А. Чехова» - показ спектакля в январе 2010 года. Режиссёр Наталья Мильченко, Матрёна - Светлана Абашева
  • «Архипелаг ГУЛАГ». Московский молодёжный театр под руководством Вячеслава Спесивцева. Москва (1990)
  • «Слово правды». Инсценировка по произведениям Солженицына. Театр-студия «Кредо». Пятигорск (1990)
  • «Шарашка» (инсценировка глав романа «В круге первом»; премьера 11 декабря 1998 года). Спектакль Московского театра на Таганке. Режиссёр (композиция и постановка) Юрий Любимов, художник Давид Боровский, композитор Владимир Мартынов. В главных ролях Дмитрий Муляр (Нержин ), Тимур Бадалбейли (Рубин ),Алексей Граббе (Сологдин ), Валерий Золотухин (Дядя Авенир, Прянчиков, Спиридон Егоров ), Дмитрий Высоцкий и Владислав Маленко (Володин ), Эрвин Гааз(Герасимович ), Юрий Любимов (Сталин ). Спектакль поставлен к 80-летию Солженицына.
  • «Раковый корпус». Театр Ганса Отто (нем. Hans Otto Theater ), Потсдам, ФРГ. 2012. Автор сценического варианта Джон фон Дюффель (John von Düffel ). Режиссёр Тобиас Веллемайер (Tobias Wellemeyer ). В роли Костоглотова Вольфганг Фоглер (Wolfgang Vogler ), в роли Русанова Йон-Кааре Коппе (Jon-Kaare Koppe ).

Произведения Солженицына в музыкальном театре

  • «В круге первом». Опера. Либретто и музыка Ж. Ами. Национальная Опера Лиона (1999)
  • «Один день Ивана Денисовича» - опера в двух действиях А. В. Чайковского. Мировая премьера состоялась 16 мая 2009 года в Перми на сценеакадемического театра оперы и балета имени П. И. Чайковского (дирижёр-постановщик Валерий Платонов, режиссёр-постановщик Георгий Исаакян, художник-постановщик Эрнст Гейдебрехт (Германия), хормейстеры Владимир Никитенков, Дмитрий Батин, Татьяна Степанова.

Произведения Солженицына в концертных программах

  • Чтение фрагментов романа «В круге первом» артистом Н. Павловым на вечере Малого театра (Москва) «Возвращённые страницы»
  • «Один день Ивана Денисовича». Моноспектакль А. Г. Филиппенко. Московский театр «Практика» (2006). Публичное чтение рассказа в рамках совместного проекта «Одна книга - два города» Всероссийской библиотеки иностранной литературы (Москва) и общедоступной (публичной) библиотеки Чикаго; и ко Дню политзаключённых (2008).
  • «Случай на станции Кочетовка». Моноспектакль А. Филиппенко. Телеэкранизациия осуществлена ЗАО «Студия Клио Фильм» (Россия) (режиссёр Степан Григоренко) по заказу телеканала «Культура» (2001). Первый показ на телевидении на телеканале «Культура» 4 августа 2008 года.
  • «Солженицын и Шостакович» (2010). Александр Филиппенко читает «Крохотки» Солженицына (в том числе на радио), музыка Д. Шостаковича звучит в исполнении ансамбля солистов «Эрмитаж».
  • «По прочтении опусов Солженицына. Пять взглядов на страну ГУЛаг» («Зона», «Пеший этап», «Блатные», «Лесоповал», «Пахан и шестёрка»). Исполнение пятичастной сюиты украинского композитора Виктора Власова ансамблем «Баян-сити» на сцене концертного зала им. С. Прокофьева (Челябинск) (сольный концерт - октябрь 2010).
  • «Отраженье в воде». Программа для драматического актёра, солиста и камерного оркестра, включающая «Крохотки» Солженицына в исполнении А. Филиппенко и «Прелюдии» Д. Д. Шостаковича в исполнении Государственного академического камерного оркестра России под управлением А. Ю. Уткина. Премьера - 10 декабря 2013 года в Большом зале Московской консерватории.

Произведения Солженицына в кино и на телевидении

  • Телеспектакль по мотивам рассказа «Один день Ивана Денисовича», английская телекомпания NBC (8 ноября 1963 года).
  • One Day in the Life of Ivan Denisovich. Художественный фильм. Режиссёр К. Вреде. Сценарий Р. Харвуда и А. Солженицына. «Норск фильм» (Норвегия), «Леонтис фильм» (Великобритания), «Групп-В продакшн» (США) (1970)
  • Случай на станции Кречетовка. Короткометражный фильм Глеба Панфилова (1964)
  • «Ett möte på KretjetovkaStationen». Сценарий Александр Солженицын. Швеция (TV 1970)
  • «Тринадцатый корпус» («Krebsstation»). Реж. Heinz Schirk, сценарий Karl Wittlinger. ФРГ (TV 1970)
  • Свеча на ветру . Телефильм (экранизация пьесы «Свеча на ветру»). Режиссёр Мишель Вин; сценарий Александр Солженицын, Alfreda Aucouturier. Постановка на ОРТФ Французского телевидения (1973)
  • В 1973 году полуторачасовую картину по мотивам романа «В круге первом» снял польский режиссёр Александр Форд; сценарий: А. Форд и А. Солженицын. Дания-Швеция.
  • В начале 1990-х вышла двухсерийная французская лента The Fist Circle. Телефильм. Режиссёр Ш. Лэрри. Сценарий Ч. Коэна и А. Солженицына. Си-Би-Си. США-Канада, совместно с Францией (1991). Фильм в 1994 году показан в России.
  • «В круге первом». Солженицын является соавтором сценария и читает закадровый текст от автора. Режиссёр Г. Панфилов. Телеканал «Россия», кинокомпания «Вера» (2006).
  • Практически одновременно с сериалом проходили и съемки художественного кинофильма по мотивам романа (сюжетная основа А. Солженицына), сценарий киноверсии написан Глебом Панфиловым. Премьера киноленты «Хранить вечно» состоялась 12 декабря 2008 года в кинотеатрах Москвы и Лондона (с субтитрами)

Г.П Семенова

А.И. Солженицын принадлежит к тому нередкому в отечественной литературе типу писателей, для кого Слово равно Делу, Нравственность состоит в Правде, а политика - вовсе и не политика, а «сама жизнь». По мнению некоторых критиков, это-то и уничтожает «мистическую сущность искусства», порождая перекос на политическое плечо в ущерб художественному. В лучшем случае такие критики говорят: «При однозначном восхищении Солженицыным-человеком я, к сожалению, невысоко ставлю Солженицына-художника». Впрочем, есть и другие, что «невысоко ставят» его и как мыслителя, как знатока российской истории и современной жизни и даже как знатока русского языка. Это не значит, будто на отношении к этому писателю подтверждается известное русское правило: в отечестве пророка нет. Как раз именно он и выдвигается многими на такую роль, причём, кое-кто считает, что время для критики А. Солженицына не наступило и, возможно, не наступит. Вот так, по-русски, не знает сердце середины: или-или...

Известно, что одна из постоянных тревог писателя - о том, почему люди часто не понимают друг друга, почему не каждое слово - художественное или публицистическое - доходит до сознания и сердца, почему иные слова уходят, не оставив следа. Отчасти он сам ответил на этот вопрос, сказав в «Нобелевской речи» (1970), что правдивое слово не должно быть безликим, «без вкуса, без цвета, без запаха», ему пристало соответствовать национальному духу, этой праоснове языка.

В поиске и отборе таких слов, в изменении словообразовательных элементов у наиболее «затёртых» из них - одна из немаловажных составляющих его творчества, его поэтики. Размышляя, к примеру, о тех, кто «самозабвенно или опрометчиво» называет себя интеллигенцией, по существу ею не являясь, он предлагает называть их «образованщиной», что, с его точки зрения, «в духе русского языка и верно по смыслу» («Образованщина»). Употребительный вариант «интеллигентщина» был отвергнут, вероятно, потому, что смысл исходного понятия «интеллигентность» шире, чем смысл, заключённый в понятии «образованность», и, значит, существительное «интеллигентщина» не выразило бы того, что хотел сказать автор.

При установке на гармоничное, адекватное языковое оформление всякого содержания А. Солженицын порой использует разный шрифт, чтобы выделить наиболее значимые, ключевые понятия и термины, связанные с темой, специфические слова и выражения, комментируя и объясняя их или в специальных примечаниях или непосредственно в тексте. «Ах, доброе русское слово - острог \ - читаем в его книге «Архипелаг Гулаг» (часть 1, глава 12), - и крепкое-то какое! и сколочено как! В нём, кажется, - сама крепость этих стен, из которых не вырвешься. И всё тут стянуто в этих шести звуках - и строгость, и острога, и острота (ежовая острота, когда иглами в морду, когда мёрзлой роже метель в глаза, острота затёсанных кольев предзонника и опять же проволоки колючей острота), и осторожность (арестантская) где-то рядышком тут прилегает, - а рог? Да рог прямо торчит, выпирает! прямо в нас и наставлен». Оценив слово как «доброе», писатель имеет в виду то, что оно добротно, хорошо, удачно сделано.

А вот то, что язык наш называет «добром» предметы быта, одежду, домашнюю утварь, ему представляется странным (см. «Матрёнин двор»). Странно, однако, другое - что при столь внимательном отношении к слову писатель в данном случае не почувствовал едва ли не на поверхности лежащей предопределённости этого просторечного словоупотребления народными этическими ценностями, бережным отношением к тому необходимому, что служит человеку в его повседневной жизни и что наживается не вдруг и не лёгким трудом. Чтобы выразить ироническое отношение к накопительству, скопидомству, повышенному интересу к вещам, народ пользуется другими словами - такими, как «тряпки», «барахло». Может быть, в этом случае писатель и сам оказался в каком-то смысле во власти тех «штампов принудительного мышления», которые, по его наблюдениям, так мешают людям понять друг друга, и захотел быть «нравственнее» веками складывавшихся и утверждавшихся элементов народной этики.

А вот темпераментная характеристика слова «массовизация» и обозначаемого им процесса как «мерзкого» таких сомнений не вызывает, хотя можно было бы сказать, что и здесь форма и содержание удивительным образом совпали: каков процесс, таково и слово, казённое, внеэстетичное, наскоро слепленное по канонам революционного новояза. Но А. Солженицын прав в том, что долгие годы такой массовизации из многих голов «выбили... всё индивидуальное и всё фольклорное, натолкали штампованного, растоптали и замусорили русский язык», наводнили его выспренними идеологизированными клише, проникшими в речь даже наиболее образованных и думающих представителей общества, вынужденно или привычно использовавших этот «подручный, невыразительный политический язык» («Образованщина»).

Феномен солженицынского «Одного дня из жизни Ивана Денисовича» - в нерасторжимости правдивого содержания и правдивого языка, которые в начале шестидесятых годов шли «вперерез» привычным политическим догмам, расхожим эстетическим штампам и моральным табу: никому не известный автор ошеломившего современников произведения выбрал для себя свободу «в устроении... собственного языка и духовного мира» (Вопросы литературы. 1991. № 4. С. 16). Тогда для многих стали событием не только герой и тема рассказа, но и язык, которым он был написан: в него «окунались с головой, дочитывали фразу - и нередко возвращались к её началу. Это был тот самый великий и могучий, и притом свободный, язык, с детства внятный, а позже всё более и более вытесняемый речезаменителями учебников, газет, докладов» (Новый мир. 1990. № 4. С. 243). Тогда А. Солженицын «не просто сказал правду, он создал язык, в котором нуждалось время - и произошла переориентация всей литературы, воспользовавшейся этим языком» (Новый мир. 1990. № 1. С. 243). Этот язык был ориентирован на стихию той устной речи, которую писатель слышал в «гуще народной», где, по его наблюдениям, ещё сохранилось «невыжженное, невытоптанное» массовизацией («Образованщина»).

Как известно, на основе аналитической проработки существующих словарей русского языка, а также лучших образцов отечественной литературы и всего слышанного «в разных местах... из коренной струи языка» А. Солженицын составил «Русский словарь языкового расширения», цель которого видел в том, чтобы послужить отечественной культуре, «восполнить иссушительное обеднение русского языка и всеобщее падение чутья к нему» («Объяснения» к «Русскому словарю...»).

Конечно, суть этой работы не в том, как это представляется некоторым лингвистам, чтобы попытаться вернуть современников к прошлому языковому сознанию. Не о замене иностранного слова «калоши» на русское «мокроступы», как предлагали задолго до него ревнители чистоты русского языка, идёт у него речь. И не о замене широкоупотребительной лексики забытыми или почти забытыми словами, собранными им: «зрятина» вместо «напраслины», «смехословие» вместо «иронизирования», «тщесловие» вместо «суесловия», «женобесие» вместо «женолюбия», «школить» вместо «воспитывать» или, может быть, «ругать», «звёздохват» вместо «хватающий звёзды с неба», «авосьничать» вместо «делать что-нибудь на авось» и т.д. Собранные слова предлагаются им лишь в качестве возможных синонимов к распространённым на том основании, что содержат дополнительные смысловые или экспрессивные оттенки. Подобно тому как исторически и философски творчество А. Солженицына нацелено на восстановление не вообще прежних порядков, а именно «дееспособных норм прежней российской жизни» (Вопросы литературы. 1991. № 1. С. 193), так и с лингвоэстетической точки зрения его словарь и писательский труд движимы стремлением вернуть в речевой обиход соотечественников, в русскую литературу из запасников языка «ещё вполне гибкие, таящие в себе богатое движение слова», которые могут найти применение, обогатить современную речь, выразить содержание, может быть, в должной мере невыразимое известными языковыми средствами.

Показательно, что сам А. Солженицын смог, как он считает, «вполне уместно» использовать в собственных произведениях лишь пятьсот лексических единиц из своего Словаря. Такой же осторожности в словоупотреблении он ждёт и от собратьев по перу, не приемля «языковых разухабств», когда литератор стремится «не в лад, не в уровень к предмету рассмотрения, не к задуманной высоте открытий напихать в текст грубых выражений, не слыша фальши собственного голоса» («...Колеблет твой треножник»). Несомненный образец такой безвкусицы для А. Солженицына - лагерный жаргон в эссе А. Терца (А. Синявского) «Прогулки с Пушкиным»: «насобачившийся хилять в рифму» и т.п. Со свойственной ему категоричностью он обвиняет уже не только этого автора, а отечественную эмиграцию вообще в стремлении «развалить именно то, что в русской литературе было высоко и чисто». «Распущенная и больная своей распущенностью, до ломки граней достойности, с удушающими порциями кривляний, она, - пишет А. Солженицын, - силится представить всеиронию, игру в вольность самодостаточным Новым Словом, - часто скрывая за ними бесплодие, вспышки несущественности, переигрывание пустоты» (Там же). Разумеется, это не может быть отнесено ко всей русскоязычной эмигрантской литературе, которая в лучших своих образцах немало сделала и для славы российской словесности, и для сохранения русского языка. И «Прогулки с Пушкиным» тоже никак не исчерпываются оценкой А. Солженицына. Но неистовство - в русском духе.

Не это ли неистовство порой мешает и самому А. Солженицыну в его работе над словом? И не проигрывают ли в таком случае его собственные тексты от того, что после первых публикаций на родине профессионально их, видимо, никто уже не редактировал, а в отечественных изданиях последних лет неприкасаемой оказалась даже его орфография: «девчёнка» («Раковый корпус»), «мьюзикал» («Нобелевская речь»), «мятель» («Архипелаг Гулаг»), «семячки» («Бодался телёнок с дубом») и др.? «Один день Ивана Денисовича», может быть, лучшее художественное произведение А. Солженицына, только выиграло от того, что, не уступив в главном - в подлинности характера и языка, - автор согласился «реже употреблять к конвойным слово «попки»... пореже - «гад» и «гады» о начальстве; сначала этих слов в тексте было «густовато»«, - признаётся он в «Очерках литературной жизни». Вот так же густовато бывает на некоторых страницах других его произведений от нарочитых языковых исканий, заставляющих читателя, как сказал бы сам Александр Исаевич, то и дело «упинаться», отвлекаясь от содержания, теряя остроту восприятия.

Возможно, к числу подобных неудач следует отнести такие словоупотребления писателя, как «обиходчивый Макс» («В круге первом»), что в контексте означает «обходительный», но по форме тяготеет к значению причастия «обихаживающий»; в выражении «нагуживает в душу нам» («Нобелевская речь») глагол смущает той же нечеткостью смысловой ориентации - «гужевой», «гадить»?.. Интересен, свеж, ритмически и даже по смыслу оправдан последний глагол в предложении об острогах: «... стало это всё опять подниматься, сужаться, строжеть, крожеть» («Архипелаг Гулаг»), напоминающем знаменитые цветаевские словесные эскапады, но взятый отдельно, без контекста, этот же глагол становится совершенно непонятным («раж», «рожа»?..). Вызывают сомнение и некоторые словообразования вроде «травы вокруг сочают после дождя» («Дыхание»), хотя ни один из «правильных» оборотов (источают аромат, распространяют запах, сочатся влагой и т.д.) - а писателю, к тому же, нужно только одно слово - не передал бы всей информации, обеднил прекрасную и живую картину, ибо травы после |дождя в самом деле не только пахнут свежестью, но ещё и, напоенные влагой, полнятся ею, дышат, роняют избыток, испаряют вовне, дымятся... Впрочем, при такой страстной увлечённости языкотворчеством и при таком абсолютном неприятии «расхожего языка», «расхожих понятий», издержки и передержки - воспользуемся его словом - «необминуемы»; к тому же их в произведениях А. Солженицына всё-таки куда меньше, чем находок.

Выпалывая из своих текстов приевшиеся формы, писатель не только борется со штампами, но часто уточняет или утяжеляет смысл, делает слово более значимым и содержательно, и эмоционально. При этом используемые им приёмы весьма разнообразны. Так, разговорные, просторечные слова продуктивно работают в языке не только героев, но и самого А. Солженицына. В одних случаях они употребляются, чтобы разнообразить, оживить речь, избавить её от повторений, как, например, глагол «пособить» наряду с нейтральным «помочь» в «Нобелевской речи»; в других - фонетико-грамматические просторечия, включённые в авторскую речь, становятся средством дополнительной характеристики персонажей, как «выпимши» и «для прилики» в «Пасхальном крестном ходе»; в третьих - просторечие, например, «роженые» должно нейтрализовать неуместное в контексте названного рассказа высокое звучание слова «рождённые». Попробуем в этом же рассказе вернуть на место «законный» глагол «обступили» или «окружили», и тотчас исчезнет эффект слова-находки, и упростится, обеднится смысл: «Девки в брюках со свечками и парни с папиросами в зубах, в кепках и в расстёгнутых плащах... плотно обстали и смотрят зрелище, какого за деньги нигде не увидишь». Этим целям служит и глагол «одерзел», употреблённый вместо «осмелел» («Бодался телёнок...»). При этом А. Солженицын по обыкновению строго следит за уместностью употребляемых слов: девчонки в брюках «перетявкиваются» в церкви со старухами («Пасхальный крестный ход»), а вот врач Гангарт и медсестра Зоя в присутствии неравнодушного к обеим Костоглотова - «перерекнулись». Оба глагола несут на себе печать авторского отношения к героям, авторской оценки - в этом ещё один немаловажный смысл производимых писателем замен.

Чтобы разъять привычный штамп, писатель то вместо нейтральных слов использует сниженные, скажем, «ухватки», а не «способы» или «приёмы» («Пасхальный крестный ход»); то вводит неожиданные, неизбитые определения, вроде «смутьянского Ленинграда» («В круге первом»), «раскалённого часа» («Нобелевская речь»); то соединяет слова, не очень подходящие с точки зрения нормативного употребления: «вперерез марксизму» («На возврате дыхания и сознания»), «бойкий оценщик» - о литераторе-критике («...Колеблет твой треножник»), «зудело ли... оптимистам» (Там же); то в сложном слове заменяет одну из частей или меняет их местами - «немоглухой» («Матрёнин двор»), «средолетний старик» («Раковый корпус»), «печалославная советская «Литературная энциклопедия»« («...Колеблет твой треножник»), «хвалословили тирана» («В круге первом»), «политические мимобежные нужды» («Нобелевская речь»), «простогубые» («Пасхальный крестный ход») и т.д.

Иногда, заменив в слове корень, А. Солженицын достигает иронического эффекта, шаржирует называемый предмет или лицо, например, когда называет автора упоминавшегося выше эссе о Пушкине «язвеистом», а «трибунальцев» - «истолюбивыми» («Архипелаг Гулаг»). В других случаях этот же приём используется для противоположных целей - чтобы явление «облагородить»; сказать о любимом герое, что он «окрысился», конечно же, язык не повернётся даже и у А. Солженицына, хотя суть всё же в том, что «оклычился» действительно ближе к характеру и состоянию Костоглотова; «окрыситься» в соответствии с концепцией романа мог бы, пожалуй, Русанов («Раковый корпус»). Наконец, замена привычного корня или образование нового слова по аналогии с той или другой группой слов путём подстановки корня, нужного по смыслу, даёт писателю замечательную возможность экономно и ёмко выразить необходимую полноту содержания. Так, в выражении «повальное... выголаживание страны» («Архипелаг Гулаг») первое слово, образованное от исходного «голод» по типу существительных «выхолаживание», «вымораживание», «выстуживание» и др. подчёркивает масштабность и преднамеренность бедствия; безличное «разотмилось» (Там же), произведённое от существительного «тьма» по образцу глагола «распогодилось», должно уточнить, какая именно перемена произошла в природе; в предложении «Искусство растепляет даже захоложенную затемнённую душу» («Нобелевская речь») глагол, построенный по известному образцу, удачнее другого говорит о постепенности процесса.

Другой часто используемый А. Солженицыным приём обновления употребительной лексики заключается в замене приставок и суффиксов при сохранении корней, что порой, как в следующем тексте, сопровождается переводом привычного слова в другую часть речи: «Что ж обещателъней, чем лозунги комбеда? что ж угрозней, чем пулемёты ЧОНа...!» («Архипелаг Гулаг»). Но чаще подобные эксперименты касаются только приставок, которые или сокращаются или отбрасываются целиком: «...нудила меня к какому-то прорыву» («Бодался телёнок...»), «в запрошлом году» («Раковый корпус»), «мир тусторонний» «В круге первом»); или, наоборот, добавляются там, где вы их не ждёте: «обминул меня Бог творческими кризисами» («Бодался телёнок...»), / «необминуемый магический кристалл» («...Колеблет твой треножник»); \ Или меняются на другие, чтобы выразить оттенок, не содержащийся в « нейтральном варианте, либо «освежить» последний: так, основные линии, которые «уже промечаются» («Архипелаг Гулаг») - не те, что только ещё намечаются или планируются, но те, что уже проступают и становятся видны. Там, где многие сказали бы «нахлынуло», автор романа «В круге первом» пишет: «пятерых из них охлынуло горько-сладкое ощущение родины». Выбранное слово вернее и удачнее для данного контекста, ибо глагол с приставкой «на-» часто означает действие, направленное на одну сторону предмета, тогда как действия, обозначенные глаголами «омыло», «овеяло», «обволокло» и т.п., распространяются на весь предмет со всех сторон. Точно так же «изгасшие глаза» больше, чем угасшие или погасшие, скажут читателю о длительности перенесённых человеком «искорчинах болей» («Раковый корпус»).

Пожалуй, особенно много и, по большей части, продуктивно на смысловое «утяжеление» текста у А. Солженицына работает приставка «из-»: «издавнее всех старожилов» («Раковый корпус»), «написал изнехотя воспоминания» («Архипелаг Гулаг») и т.д. При этом художественная логика писателя часто оказывается убедительней грамматических или стилистических правил, апелляций к частотности употребления тех или других форм. Глагол «излюбить», воспринимаемый читателями в значении, которое он имеет, например, в стихотворении Сергея Есенина «Излюбили тебя, измызгали...», в миниатюре А. Солженицына «Озеро Сегден» приобретает совсем иной смысл: «...это местечко на земле излюбишь ты на весь свой век». Писатель как будто и не помнит того, есенинского, толкования и, не удовлетворившись привычным «полюбишь», за счёт изменения приставки нагружает слово дополнительным содержанием, идущим от форм «излюбленный», «излюблен», то есть «любимый», «любим» - из всех больше всего. Такова и логика употребления этого глагола в «Раковом корпусе»: «он излюбил и избрал простенок».

Не менее разнообразна и поучительна работа А. Солженицына с суффиксами, из которых он по обыкновению отбирает неизбитые и, кроме того, более экономные: «усовершился по коневодству» («Архипелаг Гулаг»), «кое-что и усовершил» («В круге первом»), «обнадёжные предвидения раздумчивых голов» («Пасхальный крестный ход»), «всклочила... волосы» («Раковый корпус») и т.д. Как правило, это помогает уйти от книжного или канцелярского слога к разговорному, иногда - сказово-былинному; такой эффект возникает, например, при замене существительного «воззвание» на «воззыв» («На возврате дыхания и сознания»), «восклицания» на «всклик» («Бодался телёнок...»). Думается, что употребление слов, созданных путём замены или сокращения тех или иных словообразовательных элементов - как корней, так и аффиксов - способствует приумножению лексических богатств современного русского языка и в некоторых случаях его омоложению.

Солженицынские тексты убеждают, что в языке уже есть всё: у глагола, воспринимаемого как одновидовой, оказывается, возможна пара, хотя бы и просторечная; сказав «стали «революционные идеалисты» очунаться» («...Колеблет твой треножник»), писатель употребил форму, вобравшую в себя содержательные оттенки и от одновидового «очнуться», и от парного просторечного «очухиваться - очухаться». То же произведение напоминает, что у глагола совершенного вида «приютить» в запасниках языка есть видовая, сегодня неупотребляемая пара - «приючать». Не останавливается писатель и перед использованием редких в прозе - в поэзии было - деепричастных авторских образований типа «плача или стоня» («Раковый корпус»). Убедительно, сообщая дополнительный экспрессивный оттенок, не содержащийся в нейтральных словах, работают в его текстах просторечные страдательные причастия: «Было угрожено, что его же и расстреляют» («В круге первом»), «успето и о Достоевском» («...Колеблет твой треножник»). При этом удивительной особенностью языка А. Солженицына является то, что вводимые им просторечия порой теряют в его произведениях сниженную окраску и воспринимаются едва ли не как литературные благодаря точному выбору слова для каждой конкретной ситуации.

Конечно, народность и «русскость» языка А. Солженицына - не только в том, что его герои говорят на живом наречии, подслушанном «в гуще народной», но и в том, что в своей языкотворческой работе он учитывает опыт разных пластов отечественной культуры - фольклора, реалистической прозы, поэзии «серебряного века» и, может быть, особенно - Марины Цветаевой и Владимира Маяковского. У Цветаевой тоже не «влюбляются», а «влюбливаются», не «впадают», а «впадывают в: память»; вместо «думайте» у неё - «думьте», вместо «нанизывай» - «нижи» и т.д. (см.: Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989); и, наконец, в её стихах и поэмах тоже «сполошный колокол гремит...», как и у Маяковского с его «мечусь, оря», «приходится раздвоиться» («Прозаседавшиеся»), «еле расстались, развиделись еле», «приди, разотзовись на стих» («Люблю») и т.д. Иногда солженицынский синтаксис заставляет вспоминать резко своеобразный стиль Андрея Платонова. Вот примеры откровенных реминисценций: «должен домучиться ещё двадцать лет ради общего порядка в человечестве», «мысль не дошла до ясности» («В круге первом») и др.

По-видимому, одна из главных причин возвращения А. Солженицына на родину состоит в его намерении лично и «вблизи» участвовать в «обустройстве России». Ещё в семидесятые годы во время эмиграции он предупреждал об опасности, подстерегающей писателей, которые берут на себя роль обвинителей своего отечества и народа и, отрешившись от чувства совиновности, требуют покаяния лишь от других: «Эта их чужеродность, - считал он, - наказывает их и в языке, вовсе не русском, но в традиции поспешно-переводной западной философии» («Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни»). У писателя же, который не отгораживается от народной боли, по его мнению, гораздо больше возможностей стать «выразителем национального языка - главной скрепы нации, и самой земли, занимаемой народом, а в счастливом случае и национальной души» («Нобелевская речь»).

С А.И. Солженицыным можно и нужно спорить, но сначала - услышать и понять. И - да будет Слово Делом...

Ключевые слова: Александр Солженицын, критика на творчество Александра Солженицына, критика на произведения А. Солженицына, анализ произведений Александра Солженицына, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 в.