Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Богат был Николай Александрович, а в личной жизни несчастлив. Трижды заводил семью и трижды становился вдовцом. В первый раз он женился в 22 года на Евдокии Федоровне Рыбаковой из купеческого старообрядческого рода. Прожили в любви и согласии семь лет, появился сын-наследник, названный в честь деда Александром. Но в 1865 году семейная идиллия рухнула: погиб сын, а следом за ним умирает убитая горем мать. Через два года Николай Александрович женился вторично. На единоверке Федосии Васильевне Кутаковой. Она подарила ему двух дочек: Анну и Елизавету. И снова несчастье: спустя три года Федосия умирает, а вслед за ней умирают и обе девочки. Словно злой рок навис над бугровским родом. За единоверца встревожилась вся беглопоповская община. Третью жену сосватали Бугрову в Москве - из знатного московского купеческого рода Шепелёвых. Третье счастье оказалось еще короче: третья жена скончалась через год с небольшим в Москве, не успев даже перебраться в Нижний. И Николай Александрович в 36 лет снова остался вдовцом.

Больше он уже не женился. Старая вера, которой он строго придерживался, не дозволяла жениться больше трех раз. В чем причина этой почти мистической семейной драмы? Архивные документы на этот счет молчат. Того и гляди, поверишь в легенду, которую поведал родственник Бугровых из деревни Попово Е.И. Мясичев. Якобы жила в бугровском доме рачительная экономка Фёкла, которая отлично вела домашнее хозяйство, пользовалась полным доверием хозяев и была тайно и безответно влюблена в Николая Александровича. Вот и изводила всех его жен и детей.

Единственный источник реальных сведений об этой семейной драме - девять строчек в небольшом приложении к старообрядческому журналу «Златоструй», изданном в 1911 году вскоре после кончины Николая Александровича. Вот на этот источник и ссылаются все историки. Других материалов никому обнаружить не удалось. Ни одного имени из числа родни трех жен Бугрова-последнего не упоминается ни в одном из сохранившихся документов.

Богатый, здоровый 36-летний вдовец - это ли не заманчивая перспектива для одиноких женщин и родителей с дочками-невестами! Вот и смакуют до сих пор краеведы и экскурсоводы выдумки о бугровском блудодействе. Небольшая доля истины в этих слухах была. Тем более что «Блуд не грех, а испытание Божие», как гласила старообрядческая истина. Многие современники отмечали, что Бугров, действительно, был неравнодушен к женскому полу. Врач со станции Сейма вспоминал, что он «любил быть среди женщин, ухаживал за ними и считал особым удовольствием быть в их кругу». Так что любовницы у Н.А. Бугрова были. Одна из них, начетчица Городецкой богадельни, потом признавалась В.Т. Жаковой: «Он меня за волосы полюбил, говорил, что они у меня как золото». Но главной его внебрачной любовью была купеческая вдова Матрёна Дмитриевна Лукьянычева. Ей он подарил двухэтажный каменный дом на Ильинской улице (он и теперь там стоит под № 23).

ул. Ильинская, 23. Подавок Н.А. Бугрова Матрёне Лукьянычевой.

В 1909 году одолжил ей 20 тысяч, в 1910 году - 3 тысячи рублей.

Были у Николая Александровича и внебрачные дети, но документально известны только двое из них. Сын Дмитрий Анохин и дочь Стеша Лукьянычева. Оба жили и воспитывались в бугровском доме. Дед Александр Петрович, рассказывали, очень любил внука Диму. Сам отец души не чаял в дочке Стеше. Но фамилии они носили материнские, потому что усыновить или удочерить их, как детей внебрачных, Бугров не мог по религиозным мотивам. Стешу, дочку Матрены Дмитриевны Лукьянычевой, Николай Александрович мечтал выдать замуж за своего единственного племянника Макария Блинова. Но она эту партию отвергла. Николай Александрович принуждать ее не стал, сосватал за купца московского.

А вот отношения с внебрачным сыном у Н.А. Бугрова не сложились. Повзрослев, Дмитрий нарушил заповедь старообрядческой трезвости, стал пить и даже заболел белой горячкой. Старообрядцы тогда не очень доверяли официальной медицине, и Дмитрий был отправлен в Малиновский скит, где его лечили весьма сурово, «изгоняя бесов».

Малиновский скит.

Дело получило огласку. По приказу губернатора графа П.И. Кутайсова в 1878 году полицейский исправник Семеновского уезда провел дознание и доложил по начальству: «Крестьянин Балахнинского уезда Дмитрий Андриянов Анохин, 25-27 лет, есть незаконнорожденный сын купца Н.А. Бугрова. Он проживал и воспитывался в доме Бугровых с самого раннего возраста... Сам купец Н.А. Бугров почему-то чрезвычайно недолюбливает своего сына и при всякой возможности дает ему это чувствовать, назначая его по своей торговой части на самые худшие должности. Отец же его Александр Петрович, наоборот, любит Дмитрия Анохина и по возможности смягчает суровое обращение с ним его отца. Дмитрий, живя в доме Бугровых, влюбился в родную сестру жены своего отца и желает на ней жениться, но родственное отношение, хотя и незаконное, помешало исполнению его желания. Это-то обстоятельство и послужило к тому, что Дмитрий Анохин в конце масленицы сего года начал кутить, чем страдал и прежде лет пять тому назад... Его тогда сочли больным и увезли на Малиновский хутор, где над ним по раскольничьему обряду производили отчитывание разные старухи, во время чего Анохин был привязан в растянутом положении к деревянному кресту, отчего, по понятиям раскольников, нечистая сила оставляет болящего. Пробыв в этом положении около двух месяцев, он, Анохин, поправился и не хворал до настоящего года. В апреле сего года он снова захворал припадками бешенства, и в конце пасхальной недели был опять отправлен на Малиновский хутор купцов Блиновых, где у Бугрова имеется несколько своих домов. Первоначально Дмитрий Анохин был помещен в отдельную избу, где за ним ухаживал присланный из Нижнего работник Бугрова, а потом за ним ухаживали и читали над ним каноны и псалтырь родственницы Бугрова, крестьянки Авдотья Федорова и Анна Егорова. Но так как больному облегчения не было, то, по совету какой-то старухи, его перевели в молельную комнату и там за ширмами приковали к стенке на цепь, которая охватывала Анохина за туловище и была заперта на замок, при чем вязать Анохина пригласили крестьян деревни Филипповой Ефима Денисова, Никиту Иванова и Петра Ларионова. Во время припадков бешенства Дмитрий Анохин неистово кричал и визжал и потом начинал биться об стену, отчего на него надели кожаную рубаху. Во время моего приезда больной так страдал припадками бешенства, что совершенно терял сознание, при чем испражнялся под себя, и эти нечистоты невозможно было убрать суток по двое, трое и более, так как не было никакой возможности к нему подойти.

В первых числах сего июля я прибыл в Малиновский хутор и вместе с приказчиком Бугрова, крестьянином деревни Каликино Леонтием Лукиным, застал Дмитрия Анохина уже в здоровом виде и свободно ходящим по хутору, но чрезвычайно слабым. Из его рассказов я узнал, что он поправился от болезней только за два дня до моего приезда. На разные вопросы отвечал здраво, при чем свою болезнь объясняет тем, что у него от разных неприятностей с отцом расшатались нервы, а потом сделалась белая горячка, и в этом виде его, по распоряжению Н. Бугрова, приковали к стене на цепь, а потом надели кожаную рубашку, при чем высказал, что, хотя он и много перенес от подобного обращения с ним во время болезни, но что он жаловаться на это не намерен, так как, хотя он и побочный сын Н. Бугрова, но без всяких средств к жизни, и потому, начав какое-либо преследование, он через то ничего не выиграет, а только потеряет в будущем, так как дед его, Александр Петрович Бугров, хочет его наградить. Он влюблен в какую-то девушку, на которой ему не разрешают жениться. Я дал ему понять, что ходят слухи, будто жестокое обращение с ним отца происходит от того, что он придерживается православия, то он это положительно отвергнул и объяснил, что он с самого детства воспитывался и его никто в религиозных убеждениях не стеснял, а что он, намереваясь жениться, действительно ходил в церковь, преимущественно в Духовскую. Во время разговоров Анохин между прочим высказал, что отец его не любит и держит далеко от себя, тогда как все знакомые и служащие знают, что он его побочный сын, при этом высказал, что лучше было бы, если бы Н. Бугров его, Анохина, еще мальчиком отдал в воспитательный дом, чем взрослого поставить в то положение, в котором он находится теперь. В настоящее время Дмитрий Анохин совершенно здоров».

Губернатор, ознакомившись с этим пространным расследованием, распорядился «оставить дело без дальнейшего движения».

Да, сложная была ситуация. Судя по возрасту Дмитрия, он родился еще до женитьбы Николая Александровича и был помехой в его семейной жизни, особенно когда появились законные дети. Оправдать жестокость отца нельзя, это явный произвол и невежество. Но понять можно. По старообрядческой традиции, отмеченной еще П.И. Мельниковым-Печерским, у семьи должен быть один хозяин и один наследник. А с появлением законных детей Дмитрий путал ситуацию. Вот и стал он помехой в жизни Николая Александровича. Возможно, потом, когда Бугров лишился законных детей, он и пожалел о жестоком обращении с Дмитрием. Но у того уже сложилась обида, и после смерти любившего его дедушки он перебрался к его родственникам Красильниковым в Сормово. В 1911 году, когда Н.А. Бугров скончался, Дмитрий пытался претендовать на отцовское наследство, но ему как незаконнорожденному отказали.

Николай Александрович свои похождения не скрывал, но и не кичился ими. В разговоре с А.М. Горьким он как-то доверительно сказал:

«-...А слышали вы - про меня сказывают, будто я к разврату склонил многих девиц?

Вероятно, это так...

Не потаю греха, бывали такие случаи...»

И Горький в своем очерке не пощадил Бугрова, пересказав ходившие по Нижнему легенды. «Человек этот брал у бедняков-родителей дочь, жил с нею, пока она не надоедала ему, а потом выдавал ее замуж за одного из сотен своих служащих или рабочих, снабжая приданым в три, пять тысяч рублей, и обязательно строил молодоженам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. В Сейме, где у Бугрова была огромная паровая мельница, такие домики торчали на всех улицах. Новенькие, уютные, с цветами и кисейными занавесками на окнах, с зелеными или голубыми ставнями, они нахально дразнили людей яркостью своих красок и как бы нарочито подчеркнутым однообразием форм. Вероятно, эти домики, возбуждая воображение и жадность, очень способствовали развитию торговли девичьим телом.

Забава миллионера была широко известна, - на окраинах города и в деревнях девицы и парни распевали унылую песню:

Наверно, ты Бугрова любишь, Бугрову сердце отдала; Бугрову ты верна не будешь, А мне - по гроб страдать дала».

Краеведы безоговорочно поверили в легенду, пересказанную Горьким, и до сих пор на все лады живописуют бугровский разврат. В 1937 году появилась язвительная статья «Бугровский зять», где некто Я.Б. уверял, что «существовал один из бугровских женских приютов, куда умело подбирались красивые, крепкого сложения девочки. Их тут воспитывали, обучали на церковных книгах грамоте и всевозможным рукоделиям. Духовенство знало и даже благословляло Бугрова на такое поведение. Когда у него умерла третья жена, он спросил духовников: "Благословите, отцы, вновь жениться". "Что ты, что ты! Никак нельзя, церковь разрешает мирянам лишь троекратный брачный союз". "Но я же грешить буду без брака?" "То дело твоей души и христианской совести: грешить и свои грехи постом, молитвой, да добрыми делами замаливать". И с той поры Бугров стал "грешить" безудержно. А духовенство за богатые вклады и жертвы крепко молилось за него. Посещая Малиновский скит, Бугров слушал пение воспитанниц, облюбовывал очередную жертву, брал в свои покои. А потом приказывал своей сестре, старой девственнице, позаботиться о "невесте". Готовилось пышное приданое и подбирался "жених" из своих рабочих».

В 1987 году А. Шупейко, ссылаясь на А.М. Горького, называет Николая Александровича «распутником», смакует досужие домыслы о множестве домиков в три окна на Сейме, которые-де «торчали на всех улицах поселка». В 1994 году В. Пишкин охотно повторяет молву о бугровском распутстве со скитницами, с чужих слов твердит о тридцати домиках в три окна с палисадниками и сиренью, которые Бугров якобы строил своим бывшим наложницам, выдавая их после «услады» за своих служащих и рабочих. Договаривались до того, что матери якобы ради щедрого приданого чуть ли не сами «подкладывали» дочерей Бугрову.

Но все эти чудовищные преувеличения опровергаются историческими источниками. Да, Н.А. Бугров строил дома при мельницах и при крупных старообрядческих поселениях. Но не для наложниц, а для лучших своих рабочих, что убедительно подтверждают воспоминания земского врача Х.А. Рюрикова. Для таких рабочих, свидетельствовал Рюриков, Бугров учредил что-то вроде современной ипотеки: субсидировал их беспроцентным кредитом на строительство домов, а ссуду они потом ему отрабатывали.

Факт строительства бугровских домиков с богатым приданым в придачу в Городце подтвердил православный миссионер И. Ломакин. Но цель этих даров тоже была другая. В 1902 году Ломакин доносил епископу Назарию, что заправилы старообрядцев-беглопоповцев во главе с Бугровым употребляют разные средства для расширения своего влияния, в том числе и богатое приданое невестам-старообрядкам. «Бугров с Блиновым, - писал он, - фанатично воспитанных в духе раскола в Малиновском скиту девушек выдают в Городец в замужество, награждая приличным приданым от тысячи до пяти тысяч рублей и часто домами, смотря по состоянию жениха, каковых в Городце более двадцати».

Но самое убедительное опровержение «бугровского разврата» - молчание официальной церкви. От Нижегородской духовной консистории сохранился обширный архив. В нем немало дел о «телесных грехах» даже священнослужителей. Например, в 1901 году иеромонах Островозерского монастыря Ардатовского уезда Амвросий, обходивший селения с иконой для сбора пожертвований на монастырь, на собранные деньги напился и изнасиловал двух девочек, 9 и 13 лет. Церковные власти пытались преступление скрыть, когда не удалось, исключили пьянчужку из монастыря, хотя гражданскому суду и не предали. Как бы ухватилась официальная церковь за «бугровские грехи», если бы таковые были! Ведь Бугров своим влиянием серьезно мешал церковникам в миссионерской работе. Но они ни разу не упрекнули его в этом. Так что «бугровские домики» служили не разврату, а благополучию рабочих и укреплению старой веры.

Семейные трагедии повлияли и на образ жизни и даже на внешний облик Н.А. Бугрова. Пока у него было семья, он одевался по моде. Писатель С.Г. Скиталец, друживший с А.М. Горьким, писал в своих воспоминаниях: «Однажды я застал у него (у Горького) уже собравшегося уходить после, вероятно, длинного разговора не кого другого, как известного нижегородского миллионера купца Бугрова: он был в длинной дорогой шубе, в бобровой шапке, умное лицо и окладистая борода гармонировали с его осанистой, властной фигурой. Ему принадлежала чуть ли не вся земля нижегородская».

Учительница Т.В. Фатьянова, занимавшаяся с любимицей Николая Александровича Стешею на дому, вспоминает, что он встречал ее всегда любезно и любил похвастаться многочисленными картинами, украшавшими стены дома. Но хвастался не профессионально, по-купечески: эта картина стоит столько-то, за другую заплатил такие-то деньги и т. д. Показывал семейные альбомы фотографий: «Это я, а это жена моя, а вот сынишка был, к сожалению, помер». Хвастался убранством дома: «Да у нас вещей много, все ценные. Я люблю покупать только хорошее».

Но все это было тогда, когда была семья. Разъехавшись с сестрой по разным бугровским усадьбам, Николай Александрович зажил бобылем, повел скромный образ жизни, что зафиксировали многие его современники. Врач Х.А. Рюриков, нередко бывавший у него дома, писал в своих воспоминаниях: «Дома у него, на Нижнем базаре, какая была обстановка? Входите вы в самую простую контору. Поднимаетесь наверх, большой зал, ломберные столы (под зеленым сукном), венские стулья, диван, на котором он и умер. А потом столовая, где он никогда почти не бывал. В столовой стоял стол, буфет и простые стулья, буфет тоже простой, дубовый. А дальше его спальня, в ней стояла кровать, прикроватный столик, стулья, мягкий ковер».

Бытовую скромность пожилого Н.А. Бугрова зафиксировал и А.М. Горький, не раз беседовавший с ним у него дома за чашкой чая: «И вот я сижу с ним в маленькой комнате, ее окно выходит во двор, застроенный каменными складами, загроможденный якорями, железным ломом, лыком, рогожей, мешками муки. На столе шумно кипит маленький самовар, стоит блюдо горячих калачей, ваза зернистой икры и сахарница с разноцветными кубиками фруктового - "постного" - сахара.

Рафинада не употребляю, - усмехаясь, сказал Бугров. - Не оттого, что будто рафинад собачьей кровью моют и делают с ним разные мапулярии... Нет, постный сахар - вкуснее и зубам легче...

В комнате было пусто, - два стула, на которых сидели мы, маленький базарный стол и еще столик и стул в углу, у окна. Стены оклеены дешевыми обоями, мутно-голубого цвета, около двери в раме за стеклом - расписание рейсов пассажирских пароходов. Блестел недавно выкрашенный, рыжий пол, все вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла... Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, наглухо, до горла застегнут, похож на подрясник... Повел меня в большой зал с окнами на берег Волги; на крашеном полу лежали чистые половики, небеленого холста, по стенам стояли стулья. У одной из них - кожаный диван. Скучно пусто, и все тот же церковный, масляный запах».

Как у всех состоятельных старообрядцев, в жилом доме Бугровых была своя молельная комната. В дедовском доме (Нижне-Волжскаянаб., 13) она размещалась на третьем этаже. Она была сокровищницей древнерусского искусства, наполненной старинными иконами древнего письма, ценной церковной утварью. Были в ней и портреты подвижников старообрядчества: протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, Никиты Пустосвята, Ивана Неронова. Николай Александрович очень дорожил родовой моленной и постоянно ее пополнял, скупая в антикварных лавках Москвы и Петербурга раритеты древнерусского искусства, предпочитая иконы новгородского и строгановского письма. К сожалению, все эти культурные ценности бесследно исчезли во время революции.

По воспоминаниям Я. Безрукова, «жизнь Николай Александрович Бугров вел скромную, воздержливую, правильную. Ездил обычно в небольшом экипаже или санках, как помню, на небольшой каурой (рыжеватой) лошадке. Кучер старенький. Словом, совсем не использовал своего богатства. Как крепкий старообрядец, конечно, не курил, вина тоже никогда не пил. На завтрак всегда хлеб с медом и чай. На бирже ему сорок лет подавали хлеб, намазанный медом, и чай: в буфете знали его привычки. В постные дни - горох, грибы». Вне дома в различных деловых встречах - «скоромился» по необходимости. Его любимые яства - домашние пирожки и гречневая каша, которую он, по рассказам современника А.С. Черняевского, очень любил. А по воспоминаниям домашнего врача Овчинниковой, Николай Александрович, как и отец, «любил природу, побывать на воздухе, пойти в лес». В домашнем кругу был не прочь поиграть в карты, особенно «в стукалку», но играл по-малому, не более трех рублей.

По общественному положению мануфактур-советника ему положено было носить официальный мундир. Но он даже не заводил его, не видя в нем надобности, ибо на пиры и балы не хаживал. При особой нужде, при получении наград в столице брал мундиры напрокат. Именно в таком наряде с чужого плеча он и сфотографировался в 1890 году.

Портрет хлебопромышленника Н.А. Бугров. к. XIX в. Автор М.П. Дмитриев.

Это изображение часто воспроизводится в различных изданиях. Столичное происхождение этой фотографии убедительно установила Т.П. Виноградова. По обычным своим делам Николай Александрович прибывал в столицу в таком рабоче-сермяжном одеянии, что швейцары питерских ресторанов его не сразу пропускали. Был случай, когда его приказчика из столичной конторы фирмы швейцар пропустил, а хозяина - нет. Потом метрдотель, разобравшись в «оплошности», рассыпался перед ним в извинениях.

По книге А. В. Седова " Кержаки. История трех поколений купцов Бугровых".

видный деятель старообрядчества, приемлющего священство, переходящее от господствующей церкви (беглопоповское согласие), один из крупнейших российских предпринимателей, купец I гильдии, мануфактур-советник и благотворитель. Родился в 1837 году в Нижнем Новгороде, в старообрядческой семье. Он стал продолжателем дела, начатого его дедом, Петром Егоровичем, и отцом, Александром Петровичем. Н.А. Бугрову посвящен один из биографических очерков М. Горького.

Был крупным торговцем хлебом, с 1896 года получил право поставлять хлеб для всей русской армии, владельцем множества паровых мельниц, десятка пароходов, целой флотилии грузовых барж.

"Товарищество паровых механических мельниц" Н.А. Бугрова имело представительства в 20 крупнейших городах России. Бугров производил крупные банковские операции, являлся членом правления нижегородских и московских банков.

Бугрова уважали. Почаевничать с ним на Нижегородской бирже считалось большой честью. Авторитет Бугрова был настолько высок, что когда он с Нижегородским губернатором бывал у министра внутренних дел, сначала приглашали Николая Александровича, а потом уже губернатора. Когда же у одного из губернаторов кончился срок полномочий, Бугров в качестве подарка преподнес ему на серебряном подносе кучу разорванных губернаторских векселей, что означало: он прощает губернатору все долги.

Бугров особенно памятен нижегородцам щедрой благотворительностью, он выделял на нее не крохи, а ежегодно 45 % чистого дохода. Считается, что за свою жизнь он роздал около 10 млн. руб. милостыни. При участии шурина Блинова, он построил Вдовий дом, где поселил вдов, не имеющих средств к жизни, с детьми. В здании - водяное отопление, в кухнях - духовые печи. К услугам жильцов - бесплатные больница и школа, к праздникам - подарки. Была даже оборудована специальная комната с люлькой, куда горе-матери незаметно могли положить ребенка. Всех принимал Бугров, зная, что "Господь хранит пришельца, сира (сироту) и вдову приемлет".
Терпеть не мог Бугров тунеядцев и пьяниц, но считал, что оступившемуся надо помочь. Поэтому он вместе с отцом построил на Рождественской улице ночлежный приют, Устав которого опроверг распространенную тогда поговорку "русский человек состоит из души, тела и паспорта".

На фото: обитатели ночлежного дома Бугрова

Бугров приказал паспортов не спрашивать. Ночевать здесь мог всякий, соблюдавший правила: «не пить спиртное, не курить, не горланить песни». Нашел на время пристанище в этой ночлежке и А.М. Пешков, который приходил благодарить за это Бугрова, уже став Максимом Горьким. Кстати, именно Николай Александрович дал Горькому денег на открытие чайной "Столбы" с библиотекой для бедных.

Бугровым вместе с отцом Александром Петровичем, купцами Блиновыми и Курбатовым, был построен и подарен городу водопровод, которым жители могли пользоваться бесплатно. Кроме того, Бугров помогал многим приютам, содержал в городе и деревнях староверческие моленные.

С 1879 г. постоянно избирался гласным Нижегородской городской думы. С 1907 г. - бессменный председатель всероссийского Братства во имя святителя Николы.
Своими средствами поддерживал возобновленные после гонений Комаровский и Малиновский скиты, построил в последнем храм во имя явления Казанской иконы, выстроил Успенский храм в Городце, возобновил чтимую могилу керженского старца Софрония.

Эта поддержка была столь ощутимой, что в просторечии беглопоповцев часто именовали бугровцами, бугровским согласием. Помогал деньгами не только беглопоповским общинам, но и Чернухинскому скиту неокружников. На его средства проходили Всероссийские съезды беглопоповцев в Нижнем Новгороде. Материально поддерживал безрезультатные в то время усилия своих братий по приисканию архиерея, но в то же время часто принимал в своем доме епископов и иереев белокриницкой иерархии, к которым относился с неизменным уважением. В его представлении объединение белокриницких старообрядцев и беглопоповцев должно было произойти на равноправных условиях после того, как беглопоповцы примут к себе архиерея.
Президиум съезда старообрядцев, в центре - Н.А.Бугров

Не забывал до самой смерти и старообрядческие деревни. В Попово до сих пор сохранились великолепные кирпичные здания школы и жилого дома для учеников. Стоит построенная им церковь, под горой - баня для учащихся, когда-то отделанная керамической плиткой.

После 1905 г. Николай Александрович добился, чтобы старообрядческая школа с учителями-старообрядцами, с преподаванием церковнославянского языка и крюкового пения получила равные права со школами господствующего вероисповедания. Эта школа существовала на проценты со вложенного Бугровым капитала. Со всей округи свозили в эту школу своих детей старообрядцы.

Согласно завещанию, все построенные Бугровым учреждения должны были функционировать и после его смерти, субсидируясь деньгами, находящимися на специально предназначенных для этой цели счетах в банках. Такой же специальный счет оставил Николай Александрович и для престарелых рабочих, а также для тех, кто пострадал на службе. Бугров вообще относился к своим рабочим хорошо. У них были, например, восьмичасовой рабочий день и бесплатное питание.

16 апреля 1911 года после продолжительной болезни Николай Александрович скончался. "Живите в мире, никого не обижайте", - его последние слова.

После смерти Н.А.Бугрова все его состояние перешло к четырем племянницам -дочерям его старшей сестры Енафы Александровны. Одной из этих племянниц была самарская старообрядка Анфиса Безпалова, активная деятельница самарской беглопоповской общины. После смерти в 1916 г. другой сестры Бугрова, незамужней Зиновии Александровны, сама фамилия Бугровых прекратилась.

При подготовке статьи использованы данные Словаря С.Г.Вургафта и И.А.Ушакова "Старообрядчество: лица, события, предметы и символы", а также материалы нижегородской прессы.

Бугровы - самая именитая фамилия среди дореволюционных куп­цов-старообрядцев Нижнего Новгорода. Они памятны нижегородцам не столько своими богатствами, сколько щедрой благотворительно­стью. Бугровы, как и все предприниматели, не упускали возможно­стей умножить капитал. Но действовали при этом всегда честно и справедливо, твердо соблюдая предпринимательское кредо, сформули­рованное основателем фирмы: Делай так, чтоб тебе было хорошо и никому не худо: История П.Е.Бугрова - основателя династии наглядно доказывает, что разбогатеть честно нелегко, но можно. Этим он пока­зал поучительный пример всем современным деловым людям. Он сам по этому поводу выразился кратко и ясно: "Коли дал Бог человеку ум, так надо работать им: И умело использовал возможности новой службы. Бурлачество всегда считалось социальной трясиной. Немногие, по­бывав на самом дне общества, смогли выйти в люди. Петр Бугров смог. Поэтому уже здесь, на бурлацкой каторге", благодаря своему трудолюбию и трезвости, он мог положить начало первоначальному накоплению" - необходимому условию предпринимательского дела.

В 1825 году Петр Егорович за 5000 рублей приобрел баржу-расшиву, положившую начало бугровской речной флотилии, которую его наследники будут умножать. А сам Петр Бугров стал крупным солеподрядчиком. В соляных и хлебных подрядах Петр Бугров многого добился. Но более всего он прославился подрядами строительными, в процессе которых вырос в лучшего организатора строительного дела Нижнего Новгорода, всегда исполнял строительные работы так доб­ротно, что здания, возведенные им, до сих пор украшают Нижний Новгород. Мы перечислим лишь некоторые крупнейшие благотвори­тельные вложения П.Е.Бугрова.

Укрепление Откоса Волжской набережной - главный вклад П. Буг­рова в реконструкцию Нижнего Новгорода (потрачено более сотни тысяч рублей).

В 1846-1850 годах П. Бугров за 13104 рублей подрядился испра­вить весенние повреждения по Откосу, Кремлевскому бульвару, Зе­ленскому съезду, на Лыковой и Варварской дамбах. Отремонтировал губернские присутственные места в Кремле. Выполнил отделку изу­мительного Александровского сада на Откосе, утратившего былую красоту в советское время.

Он подписал большой контракт на замощение главной площади города, называвшейся тогда Верхнебазарной (ныне пл. Минина и По­жарского). Вслед за этим Бугров замостил плац-парад перед губерна­торским дворцом в Кремле, вымостил площадь перед зданием Дворян­ского собрания (ныне клуб им. Свердлова). Подрядился Петр Егорович выложить булыжником и все главные улицы города: Покровскую, Алексеевскую, Варварскую и Рождественскую.

Для общества важен не столько капитал имущественный, сколь­ко капитал нравственный, то есть моральный облик предпринима­теля. П.Е.Бугров являл убедительный пример предпринимателя нрав­ственно честного, сострадательного, который вел себя порядочно и в быту, и в делах. Недаром В.И. Даль в своей лестной оценке Петра Егоровича уповал на авторитет общественного мнения: "Могу со­слаться на весь Нижний, где, я чаю, не найдется ни одного человека, который бы не помнил дедушку Бугрова добром, не называл бы его честным человеком и благодетелем народа:

В России известен "ночлежный дом", описанный A.M. Горьким в пье­се "На дне: Н.П. Бугров избирался городским головою, был председате­лем Совета Нижегородской ярмарки. Награжден российскими орденами.

Дело отца продолжил Николай Бугров - известный хлебопромыш­ленник и корабельщик. Он жертвовал на благотворительность полови­ну своей прибыли. Им построены десятки школ, больниц, приютов, церквей на территории Нижегородской области.

(по материалам электронных СМИ) В целом, характер внутрифирменных отношений в России конца XIX в., как правило, был таков, что служащие очень дорожили работой, уходя только при намерении начать собственное дело. Предприятия, где из-за плохого обращения служащие часто менялись, не пользовались уваже­нием в обществе, их презрительно называли «проходными дворами». Развитие отечественной деловой культуры в XX веке

Этика современного российского бизнеса оказалась под влиянием сразу двух культур делового поведения, которые существовали в стра­не до реформ 1990-х годов.

Первая культура связана с административно-командной системой, господствовавшей с начала 30-х годов XX века. Моральные нормы, привносимые в этику бизнеса, зависят от происхождения предприни­мателей, составивших класс российских бизнесменов.

Это, прежде всего, представители государственных структур (пар­тийной, комсомольской номенклатуры, а также хозяйственники, зани­мавшие лидирующее положение в промышленности). Эти люди во многом придерживаются этических ценностей прежних бюрократиче­ских отношений, в том числе традиций «кормления» при государстве, однако некоторые из них привнесли с собой в бизнес и представления о служении обществу.

Вместе с тем в бизнес пришли и другие предприниматели. Они в целом характеризуются высоким уровнем интеллекта и достаточно высокими моральными качествами. Их отличительными чертами яв­ляются интерес и внимание к дореволюционным традициям россий­ского предпринимательства, стремление восстановить эти традиции с учетом принятых в мировой практике норм деловой этики. Однако их деятельность лежит, в основном, в сфере мелкого бизнеса.

По сути, все эти группы лишены исторической перспективы. В на­стоящее время на стыке поведенческих традиций этих групп происхо­дит своеобразный поиск новых жизнеспособных форм. Соответствен­но, этика нового класса бизнесменов в России представляет собой яв­ление сложное и противоречивое. На него влияют разные силы, раз­личные этические традиции и системы ценностей, т.к. в российском бизнесе занято множество людей разных национальностей, разного вероисповедания и разных этических воззрений, имеющих разную эко­номическую основу. Кроме того, в российский бизнес в 90-е годы XX в. пришли граждане зарубежных стран, деятельность которых основана на канонах устоявшейся западной этики.

Контакты с ними обусловливают весьма своеобразное переплете­ние восстанавливаемых национальных российских черт с общемиро­выми, что отчасти облегчает включение российского бизнеса в систе­му мировых этических норм делового поведения.

Вместе с тем, существуют серьезные сложности в формировании деловой российской этики.

1. В России не полностью действует главный фундаментальный принцип современного западного общества - неприкосновенность ча­стной собственности. Частная собственность в России не священна.

2. Российский бизнес действует в условиях неприятия значитель­ной частью общества преуспевания как такового, богатства в любом виде, даже как результата собственного труда. У нас пока еще не пол­ностью сформирована культура успеха.

3. Сложилось своеобразное отношение к закону и роли государства. Этический парадокс российского бизнеса состоит в том, что этичность или неэтичность тех или иных поступков часто не определяется ни законом, ни личным выбором, а диктуется, прежде всего, необходимо­стью выживания предпринимателя в условиях неопределенности, не­совершенства и несоблюдения законов, безразличия, а зачастую и при­теснения со стороны государства.

4. Система партнерства бизнеса и государства в современной Рос­сии существует, главным образом, в виде сращивания крупных струк­тур бизнеса с коррумпированным чиновничеством в виде олигархии.

Тем не менее нравственные основы российского предприниматель­ства становятся чрезвычайно актуальными для нашего общества. Спе­циалисты выделяют в качестве приоритетного направления деловой российской этики рынок покупателя, поскольку только потребитель­ский выбор в конечном счете может стать базой успеха бизнеса. В та­ких условиях нарушение этики может обойтись предприятию дороже. Этичное поведение оказывается более эффективным, чем победа в прямом конкурентном столкновении с использованием безнравствен­ных средств.

Все это обусловило пристальное внимание российских организа­ций к собственной деловой репутации. Проблема управления деловой репутацией стала одной из ключевых в отечественной бизнес-этике, обнаруживая неразрывный сплав экономической и нравственной со­ставляющей. В нашей стране создан Национальный институт изучения репутации, занимающийся проблемами технологии и методов ее управления. Многие результаты исследований этого института име­ют для нас большое практическое значение.

Вопросы для самоконтроля:

1. Выделите наиболее важные этапы развития этической традиции ведения бизнеса в России.

2. Перечислите наиболее известных русских купцов-меценатов.

3. Какие проблемы характеризуют современный уровень деловой российской этики?

4. Перечислите компоненты деловой репутации организации.

5. Назовите нравственные основы российского предприниматель­ства

Конец работы -

Эта тема принадлежит разделу:

Этика предприннмательства

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионально образования.. владимирский государственный университет имени александра григорьевича и.. влгу..

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

XVIII–XX век

Род хлебопромышленников Бугровых ведет начало от старообрядческой семьи купцов, вышедших из удельных крестьян Семеновского уезда. Фамилия «Бугров» закрепилась за первым известным членом этой семьи Петром Егоровичем. История фамилии такова: семья жила в деревне Попово на реке Линде, дом стоял на бугре, отсюда и пошла традиция звать членов семьи Бугровыми.

Первый известный представитель рода – Петр Егорович Бугров (1785–1859 годы) начал активную хлебную торговлю на Нижегородской ярмарке в начале XIX века. Начиная с 1829 года им были арендованы 4 мельницы на реке Линде. В дальнейшем их число увеличилось. Бугрова не пугал тот факт, что почти все мельницы, которые он снимал, находились в плачевном полуразрушенном состоянии. Он увеличивал производительность путем ремонта и грамотной модернизации. Эти мельницы были предназначены строго для переработки ржи. «Матушка рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка по выбору», – любил приговаривать делец. Он делал ставку на более дешевую ржаную муку, тогда как производители пшеничной муки часто не могли распродать весь объем заготовленной продукции, так как она была доступна далеко не каждому в России.

Наибольшую известность П.Е. Бугрову принесла его деятельность в качестве умелого строительного подрядчика. В то время наиболее прибыльными считались строительные работы на ярмарках, так как они были стабильны и хорошо оплачивались. И Бугров активно включился в процесс освоения строительного рынка. Таким образом, на конец 1850-х годов он смог скопить миллионное состояние.

В 1856 году умерла жена Петра Егоровича Бугрова. После этого он передал по наследству все свои дела сыну Александру. Сам Бугров-старший вернулся в деревню Попово, где начал заниматься сельским хозяйством и благотворительностью. Среди прочего он принимал участие в ремонте Главного ярмарочного дома, кроме того, на его средства и под его руководством был выстроен доходный дом, в котором потом размещался городской театр.

Александр Петрович Бугров (1809–1883 годы) начал с модернизации мельниц своего отца. Технические возможности позволяли сделать процесс обработки зерна более продуктивным. Под руководством Александра деревянные водяные колёса были заменены на водяные турбины. Впоследствии к этим турбинам были добавлены паровые двигатели, которые давали возможность перерабатывать зерно круглый год.

Бугровым-младшим также были поставлены две мощные мельницы на новом месте, на реке Сейме. Благодаря этому ему удалось существенно расширить мукомольное производство отца. В результате этих преобразований и введения в оборот продукции с новых мельниц нижегородская ярмарка стала играть еще большую роль в реализации бакалейной продукции бугровской фирмы.

В 1880-х годах Александр Бугров и его сын Николай построили на свои средства муниципальный ночлежный дом для людей, прибывавших в Нижний Новгород на заработки. Это дом был рассчитан на внушительное количество постояльцев и мог вместить 840 человек.

Александр Бугров вслед за отцом активно занимался благотворительностью. При нем началось строительство так называемого Вдовьего дома на 160 вдов с детьми, которое завершил его сын. Это было огромное, на 300 квартир, здание, предназначенное для поселения исключительно вдов и сирот. Бугров прекрасно оборудовал в нём начальную школу.

Его сын, Николай Александрович Бугров, был, по свидетельствам современников, необыкновенным человеком. «Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, – Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя», – писал Максим Горький в очерке «Н.А. Бугров».

Вслед за дедом и отцом Николай внимательно следил за техническими новшествами и изменениями. Поэтому под его руководством в доставшееся ему в наследство от отца и деда дело по производству муки он внедрил новый для того времени вальцовый способ помола. Мельницы Бугрова в отличие от других мельниц тех лет уже имели паровые двигатели вместо водяного привода, что позволяло повышать их производительность. Кроме обычных зерновых культур, таких как рожь, на них перерабатывались и бобовые культуры.

Мука с этих мельниц продавалась не через посредников, а напрямую. Ее можно было приобрести на специально оборудованных перевалочных пунктах Нижнего Новгорода и сёлах губернии: Павлово, Ворсма, Богородск. Для транспортировки хлеба по Волге Бугров содержал целый флот барж и пароходов, о которых и писал Горький.

Огромной удачей и одновременно признанием качества продукции стало для Бугрова получение в 1896 году права поставлять хлеб для русской армии.

На вопросы о богатстве купец приговаривал: «Помилуйте, велики ли мои делишки, велики ли мои мельчонки? Клюю по зернышку, на хлеб только себе и сестре достаю». К слову сказать, в то время его капитал составлял около восьми миллионов.

Купец принимал участие в строительстве в Нижнем Новгороде системы водопровода, забиравшем воду из реки Оки. Стоит отметить, что использование его было бесплатно, и горожанам он прослужил вплоть до 1988 года. Николай Бугров считался одним из самых крупных домовладельцев в старом Нижнем Новгороде. Он инвестировал немалые деньги в градостроительство, а часть своего дохода регулярно выделял на содержание ночлежного дома для малоимущих, построенного его отцом. Также Бугров довел до конца строительство в Нижнем Новгороде Вдовьего дома и выстроил здание Волжско-Камского банка. Кроме того купец профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади.

Помощь Николая Бугрова была всегда адресной и действительной. В кухне его дома на Нижневолжской набережной всегда стояла хохломская плошка, из которой он давал деньги просителям. Во голодные годы (1891–1892 годы) он продал губернской Продовольственной комиссии весь закупленный хлеб по заготовительной цене – 1 руб. 28 коп. за пуд, не получив при этом никакой прибыли. Другие нижегородские помещики в то время цену снижать не стали и держали ее на уровне 1 руб. 60 коп.

Бугров по факту являлся светским лидером беглопоповской старообрядческой общины Нижнего Новгорода.

До 45 % своего дохода Бугров ежегодно тратил на благотворительность. В общей сложности за свою жизнь он раздал милостыни на сумму порядка 10 млн рублей.

«Дай-ко мне ты власть, – говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, – я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал – столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле – вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь – это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув – не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем – тогда жить просторнее будет», – писал Максим Горький.

За свою жизнь Бугров был женат три раза, однако к сорока годам успел похоронить всех своих жен. Трое его детей умерли еще будучи младенцами. После этого вдовец боялся заводить семью. Наверное, это стало причиной его дальнейшего поведения. Николай Бугров широко использовал догмат раскольничьего вероучения, что «блуд не грех, а испытание Божие». Встав на такую позицию, он начал искать женщин на время. Посещая подопечные скиты, он там выбирал себе девушку. После избранница переселялась к нему в дом «для услужения». Прихоть и похоть обычно проходили через один-два месяца. Связь редко длилась полгода и никогда больше. Разонравившейся наложнице выбирался муж из числа многочисленных приказчиков или баржевых матросов. Молодоженам Бугров за свой счет строил домик на Линде или Сейме. Эти домики все были на одно лицо – голубого цвета, с тремя окнами, палисадником и кустами белой сирени. Число домиков росло, и впоследствии досужие люди подсчитали, что число их перевалило за три десятка.

Умер Бугров в возрасте 74 лет. В городе ему устроили почетные похороны, провожали его всем городом. Среди толпы многие искренне плакали.