Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

February 14th, 2015

Германская газовая атака. Вид с воздуха. Фото: Imperial War Museums

По приблизительным оценкам историков, от химического оружия в ходе Первой мировой войны пострадали как минимум 1,3 млн человек. Все основные театры Великой войны стали, по сути, самым крупным за всю историю человечества полигоном по испытанию в реальных условиях оружия массового поражения. Об опасности такого развития событий международное сообщество задумалось еще в конце XIX века, попытавшись ввести ограничения на применение отравляющих газов посредством конвенции. Но, как только одна из стран, а именно Германия, это табу нарушила, все остальные, включая и Россию, с не меньшим рвением включились в гонку химических вооружений.

В материале «Русской планеты» я вам предлагаю почитать о том, как она начиналась и почему первые газовые атаки так и не были замечены человечеством.

Первый газ комом

27 октября 1914 года, в самом начале Первой мировой войны, у поселка Нев-Шапель в окрестностях Лилля немцы обстреляли французов усовершенствованными шрапнельными снарядами. В стакане такого снаряда пространство между пулями шрапнели было заполнено сернокислым дианизидином, раздражающим слизистые оболочки глаз и носа. 3 тысячи таких снарядов позволили немцам захватить небольшой поселок на северной границе Франции, но поражающее действие того, что сейчас бы назвали «слезоточивым газом», оказалось невелико. В результате разочарованные германские генералы решили отказаться от производства «инновационных» снарядов с недостаточно убойным действием, поскольку даже развитая промышленность Германия не успевала справляться с чудовищными потребностями фронтов в обычных боеприпасах.

По сути, человечество тогда не заметило этот первый факт новой «химической войны». На фоне неожиданно высоких потерь от обычного оружия, слезы из солдатских глаз показались не опасными.

Германские войска пускают газ из балонов во время газовой атаки. Фото: Imperial War Museums

Однако руководители Второго рейха не прекратили опыты с боевой химией. Всего через три месяца, 31 января 1915 года уже на Восточном фронте германские войска, пытаясь пробиться к Варшаве, у поселка Болимов обстреляли русские позиции усовершенствованными газовыми боеприпасами. На позиции 6-го корпуса 2-й русской армии в тот день обрушилось 18 тысяч 150-миллиметровых снарядов, содержавших 63 тонны ксилилбромида. Но и это вещество было скорее «слезоточивым», чем отравляющим. Более того, сильные морозы, стоявшие в те дни, свели на нет его эффективность - разбрызгиваемая взорвавшимися снарядами жидкость на морозе не испарялась и не превращалась в газ, его раздражающее действие оказалось недостаточным. Первая химическая атака на русские войска также успеха не имела.

Русское командование, однако, обратило на нее внимание. 4 марта 1915 года из Главного артиллерийского управления Генштаба в адрес Великого князя Николая Николаевича, тогда главнокомандующего Русской императорской армии, поступило предложение о начале опытов со снарядами, снаряженными ядовитыми веществами. Через несколько дней секретари Великого князя ответили, что «верховный главнокомандующий относится к употреблению химических снарядов отрицательно».

Формально дядя последнего царя в данном случае был прав - русской армии остро не хватало обычных снарядов, чтобы отвлекать и так недостаточные силы промышленности на изготовление нового типа боеприпасов сомнительной эффективности. Но военная техника в годы Великой развивалась стремительно. И уже к весне 1915 года «сумрачный тевтонский гений» явил миру действительно смертоносную химию, ужаснувшую всех.

Нобелевские лауреаты убивают под Ипром

Первая результативная газовая атака была предпринята в апреле 1915 года под бельгийским городком Ипр, где немцы применили против англичан и французов выпущенный из баллонов хлор. На фронте атаки в 6 километров установили 6 тысяч газовых баллонов, наполненных 180 тоннами газа. Любопытно, что половина этих баллонов была гражданского образца - германская армия собирала их по всей Германии и захваченной Бельгии.

Баллоны размещались в специально оборудованных окопах, объединенные в «газобалонные батареи» по 20 штук в каждой. Закапывание их и оборудование всех позиций для газовой атаки было закончено 11 апреля, но больше недели немцам пришлось ждать благоприятного ветра. В нужном направлении он задул только в 5 часов вечера 22 апреля 1915 года.

В течении 5 минут «газобаллонные батареи» выпустили 168 тонн хлора. Желто-зеленое облако накрыло французские окопы, и под действие газа попали, в основном, бойцы только прибывшей на фронт «цветной дивизии» из французских колоний в Африке.

Хлор вызывал спазмы гортани и отек легких. Никаких средств защиты от газа в войсках еще не было, никто даже не знал, как защищаться и спасаться от такой атаки. Поэтому солдаты, остававшиеся на позициях, пострадали менее, чем те, которые убежали, так как каждое движение усиливало действие газа. Поскольку хлор тяжелее воздуха и скапливался у земли, те солдаты, которые стояли под огнем, пострадали меньше, чем те, которые лежали или сидели на дне окопа. Больше всех пострадали раненые, лежавшие на земле или на носилках, и люди, двигавшиеся в тыл вместе с облаком газа. В общей сложности почти 15 тысяч солдат получили отравления, из них около 5 тысяч умерли.

Показательно, что и наступавшая вслед за облаком хлора немецкая пехота также понесла потери. И если сама газовая атака удалась, вызвав панику и даже бегство французских колониальных частей, то собственно германская атака оказалась почти провальной, и продвижение было минимальным. Прорыва фронта, на который рассчитывали германские генералы, не случилось. Немецкие пехотинцы сами откровенно боялись идти вперед по зараженной местности. Позже попавшие в плен на этом участке немецкие солдаты рассказали англичанам, что газ причинял острую боль глазам, когда они заняли окопы, оставленные бежавшими французами.

Впечатление от трагедии у Ипра усугубил и тот факт, что командование союзников еще в начале апреля 1915 года было предупреждено о применении нового оружия - перебежчик рассказал, что немцы собираются отравить противника облаком газа, и что «цилиндры с газом» уже установлены в траншеях. Но французские и английские генералы тогда только отмахнулись - информация попала в разведсводки штабов, но была причислена к «сведениям, не заслуживающим доверия».

Еще большим оказалось психологическое воздействие первой эффективной химической атаки. Войска, не имевшие тогда никакой защиты от нового вида оружия, поразила настоящая «газобоязнь», и малейший слух о начале такой атаки вызывал всеобщую панику.

Представители Антанты сразу обвинили немцев в нарушении Гаагской конвенции, поскольку Германия в 1899 году в Гааге на 1-й конференции по разоружению среди прочих стран подписала декларацию «О неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы». Однако, пользуясь этой же формулировкой, Берлин ответил, что конвенция запрещает лишь снаряды с газом, а не любое применение газов в военных целях. После этого, собственно, о конвенции уже никто больше не вспоминал.

Отто Ган (справа) в лаборатории. 1913 год. Фото: Библиотека Конгресса США

Стоит отметить, что именно хлор был выбран в качестве первого химического оружия по совершенно практическим соображениям. В мирной жизни он тогда широко применялся для получения хлорной извести, соляной кислоты, красок, лекарств и массы иной продукции. Технология его изготовления была хорошо изучена, поэтому получение этого газа в больших количествах не представляло трудностей.

Организацией газовой атаки под Ипром руководили немецкие ученые-химики из Берлинского института имени кайзера Вильгельма - Фриц Габер, Джеймс Франк, Густав Герц и Отто Ган. Европейскую цивилизацию XX века лучше всего характеризует тот факт, что все они в последующем получили Нобелевские премии за различные научные достижения исключительно мирного характера. Примечательно, что сами создатели химического оружия не считали, что делают что-то страшное или даже просто неправильное. Фриц Габер, например, утверждал, что всегда был идейным противником войны, но, когда она началась, был вынужден трудиться на благо родины. Обвинения же в создании негуманного оружия массового поражения Габер категорически отрицал, считая такие рассуждения демагогией - в ответ он обычно заявлял, что смерть в любом случае есть смерть, вне зависимости от того, что именно стало ее причиной.

«Проявили больше любопытства, нежели тревоги»

Сразу после «успеха» под Ипром немцы в апреле-мае 1915 года провели еще несколько газовых атак на Западном фронте. Для Восточного фронта время первой «газобаллонной атаки» настало в конце мая. Операция вновь была проведена под Варшавой у поселка Болимов, где в январе прошел первый на русском фронте неудачный опыт с химическими снарядами. На этот раз на участке в 12 километров приготовили 12 тысяч баллонов с хлором.

Ночью 31 мая 1915 года в 3 часа 20 минут германцы выпустили хлор. Под газовую атаку попали части двух русских дивизий - 55-й и 14-й Сибирской. Разведкой на этом участке фронта тогда командовал подполковник Александр Де-Лазари, позднее он так описывал то роковое утро: «Полная неожиданность и неподготовленность привели к тому, что солдаты проявили больше удивления и любопытства к появлению облака газа, нежели тревоги. Приняв облако газа за маскировку атаки, русские войска усилили передовые окопы и подтянули резервы. Вскоре окопы оказались заполненными трупами и умирающими людьми».

В двух русских дивизиях было отравлено почти 9038 человек, из которых 1183 погибли. Концентрация газа была такова, что, как писал очевидец, хлор «образовал в низинах газовые болота, погубив на пути всходы яровых и клевера» - трава и листья от газа меняли цвет, желтели и умирали вслед за людьми.

Как и под Ипром, несмотря на тактический успех атаки, немцы не сумели развить его в прорыв фронта. Показательно, что немецкие солдаты под Болимовым также сами очень боялись хлора и даже пытались возражать против его применения. Но высшее командование из Берлина было неумолимо.

Не менее показательно и то, что так же, как и англичане и французы под Ипром, русские тоже были в курсе готовящейся газовой атаки. Благоприятного ветра немцы с уже размещенными в передовых окопах баллонными батареями ждали 10 суток, и за это время русские взяли несколько «языков». Причем, командование уже знало результаты применения хлора под Ипром, но солдат и офицеров в окопах ни о чем предупреждать все равно не стали. Правда, в связи с угрозой применения химии, из самой Москвы выписали «газовые маски» - первые, еще не совершенные противогазы. Но по злой иронии судьбы они были доставлены в атакованные хлором дивизии 31 мая вечером, уже после атаки.

Через месяц, в ночь на 7 июля 1915 года, германцы повторили газовую атаку в том же районе, недалеко от Болимова у села Воля Шидловская. «На этот раз атака уже не была столь неожиданной, как 31 мая, - писал участник тех боев. - Однако химическая дисциплина русских была еще очень низка, и проход газовой волны вызвал оставление первой линии обороны и значительные потери».

Несмотря на то, что войска уже начали снабжать примитивными «противогазовыми масками», правильно реагировать на газовые атаки они еще не умели. Вместо того, чтобы, надев маски, переждать, пока облако хлора пронесет ветром через окопы, солдаты в панике бросились бежать. Бегом обогнать ветер невозможно, и они, фактически, бежали в газовом облаке, что увеличивало время пребывания в парах хлора, а быстрый бег лишь усугублял поражение органов дыхания.

В итоге части русской армии понесли большие потери. 218-й пехотный полк потерял 2608 человек. В 21-м Сибирском полку после отступления в облаке хлора боеспособными осталось меньше роты, 97% солдат и офицеров были отравлены. Проводить химическую разведку, то есть определять сильно зараженные участки местности, войска тоже еще не умели. Поэтому русский 220-й пехотный полк пошел в контратаку по местности, зараженной хлором, и потерял от отравления газом 6 офицеров и 1346 рядовых.

«Ввиду полной неразборчивости противника в средствах борьбы»

Уже через два дня после первой газовой атаки против русских войск Великий князь Николай Николаевич изменил мнение о химическом оружии. 2 июня 1915 года от него в Петроград ушла телеграмма: «Верховный главнокомандующий признает, что ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы единственной мерой воздействия на него является применение и с нашей стороны всех средств, употребляемых противником. Главковерх просит распоряжений о производстве необходимых испытаний и снабжения армий соответственными приборами с запасом ядовитых газов».

Но формальное решение о создании химического оружия в России было принято еще чуть раньше - 30 мая 1915 года появился приказ Военного министерства №4053, который гласил, что «организация заготовки газов и удушающих средств и ведение дела по активному применению газов поручается Комиссии по заготовке взрывчатых веществ». Возглавили эту комиссию два полковника гвардии, оба Андреи Андреевичи - специалисты по артиллерийской химии А.А.Солонин и А.А.Дзержкович. Первому поручили руководить «по газам, их заготовке и применению», второму - «заведовать делом снаряжения снарядов» отравляющей химией.

Так с лета 1915 года Российская империя озаботилась созданием и производством собственного химического оружия. И в этом вопросе особенно наглядно проявилась зависимость военного дела от уровня развития науки и промышленности.

С одной стороны, к концу XIX столетия в России существовала мощная научная школа в области химии, достаточно напомнить эпохальное имя Дмитрия Менделеева. Но, с другой стороны, химическая промышленность России по уровню и объемам производства серьезно уступала ведущим державам Западной Европы, прежде всего Германии, которая в то время лидировала на мировом рынке химии. Например, в 1913 году на всех химических производствах Российской империи - от получения кислот до выпуска спичек - работало 75 тысяч человек, тогда как в Германии в этой отрасли было занято свыше четверти миллиона работников. В 1913 году стоимость продукции всех химических производств России составила 375 миллионов рублей, в то время как Германия в том году только продала за рубеж химической продукции на 428 миллионов рублей (924 миллиона марок).

К 1914 году в России насчитывалось менее 600 лиц с высшим химическим образованием. В стране не было ни одного специального химико-технологического вуза, лишь в восьми институтах и семи университетах страны велась подготовка незначительного числа специалистов-химиков.

Здесь надо отметить, что химическая промышленность в военное время нужна совсем не только для производства химоружия - прежде всего ее мощности требуются для производства порохов и иных взрывчатых веществ, необходимых в гигантских количествах. Поэтому государственных «казенных» заводов, имевших свободные мощности для производства боевой химии, в России уже не было.

Атака германской пехоты в противогазах в облаках отравляющего газа. Фото: Deutsches Bundesarchiv

В этих условиях первым производителем «удушающих газов» стал частный фабрикант Гондурин, который предложил вырабатывать на своем заводе в Иваново-Вознесенске газ фосген - крайне ядовитое летучее вещество с запахом сена, поражающее легкие. Купцы Гондурины с XVIII столетия занимались производством ситца, поэтому к началу XX века их фабрики, благодаря работам по покраске тканей, имели некоторый опыт в химическом производстве. Российская империя заключила с купцом Гондуриным контракт на поставку фосгена в количестве не менее 10 пудов (160 кг) в день.

Тем временем, 6 августа 1915 года немцы попытались провести большую газовую атаку против гарнизона русской крепости Осовец, уже несколько месяцев успешно державшего оборону. В 4 часа утра они выпустили огромное облако хлора. Газовая волна, выпущенная по фронту шириной в 3 километра, проникла на глубину до 12 километров и распространилась в стороны до 8 километров. Высота газовой волны поднималась до 15 метров, облака газа на этот раз имели зеленую окраску - это был хлор с примесью брома.

Оказавшиеся в эпицентре атаки три русские роты погибли полностью. Со слов выживших очевидцев, последствия той газовой атаки выглядели так: «Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели. Все медные предметы в крепости - части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее - покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора».

Однако и на этот раз немцы не смогли развить успех газовой атаки. Их пехота слишком рано поднялась в атаку и сама понесла потери от газа. Затем две русских роты контратаковали противника через облако газов, потеряв до половины солдат отравленными - выжившие, со вздутыми венами на пораженных газом лицах, пошли в штыковую атаку, которую бойкие журналисты в мировой прессе тут же назовут «атакой мертвецов».

Поэтому воюющие армии стали применять газы в возрастающем количестве - если в апреле под Ипром немцы выпустили почти 180 тонн хлора, то к осени в одной из газовых атак в Шампани - уже 500 тонн. А в декабре 1915 года был впервые применен новый более токсичный газ фосген. Его «преимущество» перед хлором заключалось в том, что газовую атаку сложно было определить - фосген прозрачен и не видим, имеет слабый запах сена, и начинает действовать не сразу после вдыхания.

Широкое применение Германией на фронтах Великой войны отравляющих газов заставило русское командование также вступить в гонку химических вооружений. При этом надлежало срочно решить две задачи: во-первых, найти способ защиты от нового оружия, а во-вторых, «не оставаться в долгу у немцев», и ответить им тем же. С обеими русская армия и промышленность справились более чем успешно. Благодаря выдающемуся русскому химику Николаю Зелинскому уже в 1915 году был создан первый в мире универсальный эффективный противогаз. А весной 1916 года русская армия провела свою первую успешную газовую атаку.
Империи нужна отрава

Прежде чем ответить на германские газовые атаки тем же оружием, русской армии пришлось налаживать его производство практически с нуля. Первоначально было создано производство жидкого хлора, который до войны полностью импортировался из-за границы.

Этот газ стали поставлять имевшиеся до войны и переоборудованные производства - четыре завода в Самаре, несколько предприятий в Саратове, по одному заводу - под Вяткой и на Донбассе в Славянске. В августе 1915 года армия получила первые 2 тонны хлора, уже через год, к осени 1916 года выпуск этого газа достиг 9 тонн в сутки.

С заводом в Славянске произошла показательная история. Он был создан в самом начале XX века для производства хлорной извести электролитическим способом из каменной соли, добываемой в местных соляных шахтах. Именно поэтому завод именовался «Русский Электрон», хотя 90% его акций принадлежало гражданам Франции.

В 1915 году это было единственное производство, расположенное относительно близко к фронту и теоретически способное быстро дать хлор в промышленных масштабах. Получив субсидии от русского правительства, завод за лето 1915 года не дал фронту ни тонны хлора, и в конце августа управление заводом было передано в руки военных властей.

Дипломаты и газеты вроде бы союзной Франции сразу же подняли шум о нарушении интересов французских собственников в России. Ссорится с союзниками по Антанте царские власти опасались, и в январе 1916 года управление заводом вернули прежней администрации и даже предоставили новые кредиты. Но до конца войны завод в Славянске так и не вышел на выпуск хлора в количествах, предусмотренных военными контрактами.
Попытка получить в России фосген от частной промышленности также не удалась - русские капиталисты, не смотря на весь свой патриотизм, завышали цены и вследствие отсутствия достаточных промышленных мощностей не могли дать гарантии своевременного выполнения заказов. Для этих нужд пришлось создавать с нуля новые государственные производства.

Уже в июле 1915 года началось строительство «военно-химического завода» в селе Глобино на территории нынешней Полтавской области Украины. Изначально там планировали наладить производство хлора, но уже осенью его переориентировали на новые, более смертоносные газы - фосген и хлорпикрин. Для завода боевой химии использовалась готовая инфраструктура местного сахарного завода, одного из самых больших в Российской империи. Техническая отсталость привела к тому, что предприятие строили больше года, и «Глобинский военно-химический завод» начал выпуск фосгена и хлорпикрина только накануне февральской революции 1917 года.

Аналогичной была ситуация и со строительством второго крупного государственного предприятия по производству химического оружия, которое начали строить в марте 1916 года в Казани. Первый фосген «Казанский военно-химический завод» выпустил в 1917 году.

Первоначально Военное министерство рассчитывало организовать большие химические заводы в Финляндии, где имелась промышленная база для такого производства. Но бюрократическая переписка по этому вопросу с финляндским Сенатом затянулась на долгие месяцы, и к 1917 году «военно-химические заводы» в Варкаусе и Каяане так и не были готовы.
Пока же казённые заводы только строились, военному министерству пришлось покупать газы везде, где только возможно. Например, 21 ноября 1915 года 60 тысяч пудов жидкого хлора заказали у Саратовской городской управы.

«Химический комитет»

С октября 1915 года в русской армии начали формироваться первые «особые химические команды» для выполнения газобаллонных атак. Но в силу изначальной слабости русской промышленности атаковать немцев новым «отравляющим» оружием в 1915 году так и не удалось.

Для лучшей координации всех усилий по разработке и производству боевых газов весной 1916 года был создан Химический комитет при Главном артиллерийском управлении Генерального штаба, зачастую просто именовавшийся «Химическим комитетом». Ему подчинили все существующие и создаваемые заводы химического оружия и все иные работы в этой области.

Председателем Химического комитета стал 48-летний генерал-майор Владимир Николаевич Ипатьев. Крупный ученый, он имел не только военный, но и профессорский ранг, до войны читал курс химии в Петербургском университете.

Противогаз с герцогскими вензелями

Первые газовые атаки сразу же потребовали не только создания химическое оружия, но и средств защиты от него. В апреле 1915 года, готовясь к первому применению хлора под Ипром, немецкое командование снабдило своих солдат ватным подушечками, пропитанными раствором гипосульфита натрия. Ими надо была закрывать нос и рот во время пуска газов.

Уже к лету того года все солдаты германской, французской и английской армий были снабжены ватно-марлевыми повязками, пропитанными различными нейтрализаторами хлора. Однако такие примитивные «противогазы» оказались неудобными и ненадёжными, к тому же смягчая поражение хлором, они не давали защиты от более токсичного фосгена.

В России такие повязки летом 1915 года именовали «маски-рыльца». Их изготавливали для фронта различные организации и частные лица. Но как показали немецкие газовые атаки, от массированного и длительного применения отравляющих веществ они почти не спасали, а в обращении были крайне неудобны - быстро высыхали, окончательно теряя защитные свойства.

В августе 1915 года профессор Московского университета Николай Дмитриевич Зелинский предложил использовать в качестве средства для поглощения ядовитых газов активированный древесный уголь. Уже в ноябре первый угольный противогаз Зелинского впервые был испытан в комплекте с резиновым шлемом со стеклянными «глазами», который изготовил инженер из Петербурга Михаил Куммант.

В отличие от прежних конструкций, эта получилась надежной, удобной в использовании и готовой к немедленному применению на протяжении многих месяцев. Полученный защитный прибор успешно прошел все испытания и получил название «противогаза Зелинского-Кумманта». Однако здесь препятствиями для успешного вооружения ими русской армии стали даже не недостатки русской промышленности, а ведомственные интересы и амбиции должностных лиц. В то время все работы по защите от химического оружия были поручены русскому генералу и германскому принцу Фридриху (Александру Петровичу) Ольденбургскому, родственнику правящей династии Романовых, занимавшему должность Верховного начальника санитарной и эвакуационной части императорской армии. Принцу к тому времени было почти 70 лет и русскому обществу он запомнился как основатель курорта в Гаграх и борец с гомосексуализмом в гвардии. Принц активно лоббировал принятие на вооружение и производство противогаза, который был сконструирован преподавателями Петроградского горного института с использованием опыта работы в шахтах. Этот противогаз, получивший название «противогаза Горного института», как показали проведённые испытания, хуже защищал от удушающих газов и в нем было труднее дышать, чем в противогазе Зелинского-Кумманта.

Несмотря на это, принц Ольденбургский дал указание начать производство 6 миллионов «противогазов Горного института», украшенных его личным вензелем. В итоге русская промышленность потратила несколько месяцев на выпуск менее совершенной конструкции. 19 марта 1916 года на заседании Особого совещания по обороне - главного органа российской империи по управлению военной промышленностью - прозвучал тревожный доклад о положении на фронте с «масками» (как тогда называли противогазы): «Маски простейшего типа слабо охраняют от хлора, но совершенно не защищают от других газов. Маски горного института непригодны. Производство масок Зелинского, давно признанных лучшими, не налажено, что должно быть сочтено за преступную небрежность».

В итоге только солидарное мнение военных позволило начать массовое производство противогазов Зелинского. 25 марта появился первый госзаказ на 3 миллион и на следующий день еще на 800 тысяч противогазов этого типа. К 5 апреля уже изготовили первую партию в 17 тысяч. Однако до лета 1916 года выпуск противогазов оставался крайне недостаточным - в июне на фронт поступало не более 10 тысяч штук в день, в то время как для надежной защиты армии их требовались миллионы. Только усилия «Химической комиссии» Генштаба позволили к осени радикально улучшить ситуацию - к началу октября 1916 года на фронт было отправлено свыше 4 миллионов различных противогазов, в том числе 2,7 миллиона «противогазов Зелинского-Кумманта». Помимо противогазов для людей в ходе Первой мировой войны пришлось озаботиться и специальными противогазами для лошадей, которые тогда оставались главной тягловой силой армии, не говоря уже о многочисленной кавалерии. До конца 1916 года на фронт поступило 410 тысяч конских противогазов различной конструкции.

Всего за годы Первой мировой войны русская армия получила свыше 28 млн противогазов разных типов, из них свыше 11 млн системы Зелинского-Кумманта. С весны 1917 года в боевых частях действующей армии использовались только они, благодаря чему немцы отказались на русском фронте от «газобаллонных» атак хлором в силу их полной неэффективности против войск в таких противогазах.

«Война перешла последнюю черту »

По подсчетам историков за годы Первой мировой войны от химического оружия пострадало порядка 1,3 млн человек. Самым известным из них, пожалуй, стал Адольф Гитлер - 15 октября 1918 года он получил отравление и временно потерял зрение в результате близкого разрыва химического снаряда. Известно, что за 1918 год, с января до конца боев в ноябре англичане потеряли от химического оружия 115 764 солдата. Из них умерло менее одной десятой процента - 993. Такой малый процент смертельных потерь от газов связан с полным оснащением войск совершенными типами противогазов. Однако большое количество раненых, точнее отравленных и потерявших боеспособность, оставляло химическое оружие грозной силой на полях Первой мировой.

Армия США вступила в войну только в 1918 году, когда немцы довели использование разнообразных химических снарядов до максимума и совершенства. Поэтому среди всех потерь американской армии свыше четверти приходилось на химическое оружие. Это оружие не только убивало и ранило - при массовом и долгом применении оно делало временно небоеспособными целые дивизии. Так, в ходе последнего наступления германской армии в марте 1918 года при артиллерийской подготовке против одной только 3-й британской армии было выпущено 250 тысяч снарядов с ипритом. Британским солдатам на передовой пришлось в течении недели непрерывно носить противогазы, что сделало их почти небоеспособными. Потери русской армии от химического оружия в Первую мировую войну оцениваются с большим разбросом. Во время войны эти цифры по понятным причинам не оглашались, а две революции и развал фронта к концу 1917 года привели и к значительными пробелам в статистике.

Первые официальные цифры были опубликованы уже в Советской России в 1920 году - 58 890 отравленных не смертельно и 6268 умерших от газов. Вышедшие по горячим следам в 20-30-е годы XX века исследования на Западе приводили куда большие цифры - свыше 56 тысяч убитыми и около 420 тысяч отравленных. Хотя применение химического оружия так и не привело к стратегическим последствиям, но его воздействие на психику солдат было значительным. Cоциолог и философ Федор Степун (кстати, сам немецкого происхождения, настоящее имя - Friedrich Steppuhn) служил младшим офицером в русской артиллерии. Еще во время войны, в 1917 году вышла его книга «Из писем прапорщика артиллериста», где он описал весь ужас людей, переживших газовую атаку: «Ночь, темнота, над головами вой, плеск снарядов и свист тяжелых осколков. Дышать настолько трудно, что кажется, вот-вот задохнешься. Голоса в масках почти не слышно, и, чтобы батарея приняла команду, офицеру нужно ее прокричать прямо в ухо каждому орудийному наводчику. При этом ужасная неузнаваемость окружающих тебя людей, одиночество проклятого трагического маскарада: белые резиновые черепа, квадратные стеклянные глаза, длинные зеленые хоботы. И всё в фантастическом красном сверкании разрывов и выстрелов. И над всем безумный страх тяжелой, отвратительной смерти: немцы стреляли пять часов, а маски рассчитаны на шесть.

Прятаться нельзя, надо работать. При каждом шаге колет легкие, опрокидывает навзничь и усиливается чувство удушья. А надо не только ходить, надо бегать. Быть может, ужас газов ничем не характеризуется так ярко, как тем, что в газовом облаке никто не обращал никакого внимания на обстрел, обстрел же был страшный - на одну нашу батарею легло более тысячи снарядов…
Утром, по прекращении обстрела, вид батареи был ужасный. В рассветном тумане люди, как тени: бледные, с глазами, налитыми кровью, и с углем противогазов, осевшим на веках и вокруг рта; многих тошнит, многие в обмороке, лошади все лежат на коновязи с мутными глазами, с кровавой пеной у рта и ноздрей, некоторые бьются в судорогах, некоторые уже подохли».
Федор Степун так резюмировал эти переживания и впечатления от химического оружия: «После газовой атаки в батарее все почувствовали, что война перешла последнюю черту, что отныне ей всё позволено и ничего не свято».
Общие потери от химического оружия в ПМВ оцениваются в 1,3 млн. человек, из них до 100 тысяч со смертельным исходом:

Британская империя - пострадали 188 706 человек, из них умерли 8109 (по другим данным, на Западном фронте - 5981 или 5899 из 185 706 или 6062 из 180 983 бри­танских солдат);
Франция - 190 000, умерли 9000;
Россия - 475 340, умерли 56 000 (по другим данным - из 65 000 пострадавших умерли 6340);
США - 72 807, умерли 1462;
Италия - 60 000, умерли 4627;
Германия - 200 000, умерли 9000;
Австро–Венгрия - 100 000, умерли 3000.

В ночь с 12 на 13 июля 1917 года германская армия в ходе Первой мировой войны впервые применила отравляющий газ иприт (жидкое отравляющее вещество кожно-нарывного действия). Немцы в качестве носителя отравляющего вещества использовали мины, которые содержали маслянистую жидкость. Это событие произошло под бельгийским городом Ипр. Немецкое командование планировала этой атакой сорвать наступление англо-французских войск. При первом применении иприта поражения различной степени тяжести получили 2490 военнослужащих, из которых 87 умерло. Ученые Великобритании довольно быстро расшифровали формулу этого ОВ. Однако запустить производство нового отравляющего вещества удалось только в 1918 году. В результате использовать иприт в военных целях Антанте удалось лишь в сентябре 1918 г. (за 2 месяца до перемирия).

Иприт имеет чётко выраженное местное воздействие: ОВ поражает органы зрения и дыхания, кожные покровы и желудочно-кишечный тракт. Вещество, всасываясь в кровь, отравляет весь организм. Иприт поражает кожные покровы человека при воздействии, как в капельном, так и в парообразном состоянии. От воздействия иприта обычное летнее и зимнее обмундирование солдата не защищало, как и практически все виды гражданской одежды.

От капель и паров иприта обычное летнее и зимнее армейское обмундирование не защищает кожные покровы, как и практически любые виды гражданской одежды. Полноценной защиты солдат от иприта в те годы не существовало, поэтому его применение на поле боя было эффективным до самого завершения войны. Первую мировую войну даже называли «войной химиков», т. к. ни до, ни после этой войны, ОВ не использовались в таких количествах как в 1915-1918 гг. В течение этой войны сражающиеся армии применили 12 тыс. тонн иприта, им было поражено до 400 тыс. человек. Всего за годы Первой мировой войны было произведено более 150 тыс. тонн отравляющих веществ (раздражающего и слезоточивого газов, кожно-нарывных ОВ). Лидером в применении ОВ была Германская империя, имеющая первоклассную химическую промышленность. Всего в Германии произвели более 69 тыс. тонн отравляющих веществ. За Германия следовали Франция (37,3 тыс. тонн), Великобритания (25,4 тыс. тонн), США (5,7 тыс. тонн), Австро-Венгрия (5,5 тыс.), Италия (4,2 тыс. тонн) и Россия (3,7 тыс. тонн).

«Атака мертвецов». Русская армия понесла самые крупные среди всех участников войны потери от воздействия ОВ. Германская армия первой применила отравляющие газы как массового поражения в крупных масштабах в период Первой мировой войны против России. 6 августа 1915 года немецкое командование применили ОВ для уничтожения гарнизона крепости Осовец. Немцы развернули 30 газовых батарей, несколько тысяч баллонов и 6 августа в 4 утра на русские укрепления потек темно-зеленый туман смеси хлора с бромом, достигший позиций за 5-10 минут. Газовая волна 12-15 м в высоту и шириной до 8 км проникла на глубину до 20 км. Никаких средств защиты у защитников русской крепости не было. Всё живое было отравлено.

Вслед за газовой волной и огневым валом (германская артиллерия открыла массированный огонь) в наступление двинулись 14 батальонов ландвера (около 7 тыс. пехотинцев). На передовых русских позициях после газовой атаки и артиллерийского удара осталось не более роты полуживых солдат, отравленных ОВ. Казалось, что Осовец уже в немецких руках. Однако русские воины явили ещё одно чудо. Когда немецкие цепи приблизились к траншеям, их атаковала русская пехота. Это была настоящая «атака мертвецов», зрелище было ужасным: русские солдаты шли в штыковую с лицами, обмотанными тряпками, сотрясаясь от страшного кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленное обмундирование. Это было всего несколько десятков бойцов - остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка. Немецкая пехота впала в такой ужас, что не выдержала удара и побежала. По бегущему неприятелю открыли огонь русские батареи, которые, как казалось, уже погибли. Надо отметить, что оборона крепости Осовец – это одна из ярчайших, героических страниц Первой мировой войны. Крепость, несмотря на жестокий обстрел из тяжёлых орудий и штурмы немецкой пехоты, держалась с сентября 1914 года по 22 августа 1915 года.

Российская империя в довоенный период была лидером в области различных «мирных инициатив». Поэтому не имела в своих арсеналах ОВ, средств противодействия подобным видам оружия, не вела серьёзных исследовательских работ в этом направлении. В 1915 году пришлось срочно учредить Химический комитет и в чрезвычайном порядке поставить вопрос о разработке технологий и масштабном производстве отравляющих веществ. В феврале 1916 года в Томском университете силами местных учёных было организовано производство синильной кислоты. К концу 1916 года было организовано производство и в европейской части империи, и проблема была в целом решена. К апрелю 1917 года промышленность произвела сотни тонн отравляющих веществ. Однако они так и остались невостребованными на складах.

Первые случаи применения химического оружия в Первую мировую войну

1-я Гаагская конференция 1899 года, которая была созвана по инициативе России, приняла декларацию о неупотреблении снарядов, которые распространяют удушающие или вредоносные газы. Однако во время Первой мировой войны этот документ не помешал великим державам применить ОВ, в том числе массовом порядке.

В августе 1914 года французы первыми применили препараты слезоточивого раздражающего воздействия (они не вызывали смерть). В качестве носителей выступили гранаты наполненные слезоточивым газом (этилбромацетат). Вскоре его запасы закончились, и французская армия стала применять хлорацетон. В октябре 1914 г. немецкие войска использовали артиллерийские снаряды частично наполненными химическим раздражителем, против английских позиций на Нев-Шапель. Однако концентрация ОВ была настолько мала, что результат был едва заметен.

22 апреля 1915 года германская армия использовала ОВ против французов, распылив 168 тонн хлора возле р. Ипр. Державы Антанты сразу заявили о том, что Берлин нарушил принципы международного права, но германское правительство парировало это обвинение. Немцы заявили, что Гаагская конвенция запрещает только применения снарядов с ОВ, но не газов. После этого атаки с применением хлора стали использоваться регулярно. В 1915 году французские химики синтезировали фосген (бесцветный газ). Он стал более эффективным ОВ, имея большую токсичность, чем хлор. Фосген использовали в чистом виде и в смеси с хлором - для увеличения мобильности газа.

Первый известный случай применения химического оружия — сражение при Ипре 22 апреля 1915 года, в котором немецкими войсками был весьма эффективно применен хлор, но данная битва была не единственная и далеко не первая.

Перейдя к позиционной войне, в ходе которой из-за большого количества войск противостоящих друг другу с обеих сторон было невозможно организовать действенный прорыв, противники начали искать иные выходы их сложившейся ситуации, одним из них и стало применение химического оружия.

Впервые химическое оружие было применено французами, именно французы, еще в августе 1914 года использовали слезоточивый газ, так называемый, этилбромаценат. Сам по себе газ этот к летальному исходу привести не мог, но вызывал у солдат противника сильное жжение в глазах и слизистых оболочках рта и носа, из-за которого они теряли ориентацию в пространстве и не оказывали действенного сопротивления врагу. Перед наступлением французские солдаты закидывали противника гранатами, заполненными этим отравляющим веществом. Единственным минусом применяемого этилбромацената было его ограниченное количество, потому вскоре он был заменен на хлорацетон.

Применение хлора

Проанализировав успех французов, последовавший от применения ими химического оружия, немецкое командование уже в октябре этого же года обстреляли позиции англичан в битве при Нев-Шапель, но промахнулись с концентрацией газа и не получили ожидаемого эффекта. Газа оказалось слишком мало, и он не оказал должного воздействия на солдат противника. Тем не менее, эксперимент был повторен уже в январе месяце в сражении при Болимове против русской армии, эта атака немцам практически удалась и потому использование отравляющих веществ, несмотря на заявление о нарушении Германией норм международного права, поступившее со стороны Великобритании, было решено продолжить.

В основном немцы использовали против вражеских отрядов хлор – газ с практически мгновенным смертельным эффектом. Единственным минусом использования хлора являлся его насыщенный зеленый цвет, из-за которого произвести неожиданную атаку удалось только в уже упомянутой битве при Ипре, в дальнейшем же армии Антанты запаслись достаточным количеством средств защиты против воздействия хлора и более могли его не опасаться. Руководил производством хлора лично Фриц Габер – человек, позже ставший хорошо известным в Германии, как отец химического оружия.

Применив хлор в битве при Ипре, немцы на этом не остановились, а использовали его еще по крайней мере три раза, в том числе и против русской крепости Осовец, где в мае 1915 года погибли мгновенно около 90 солдат, еже более 40 умерли в больничных палатах. Но несмотря на устрашающий эффект, последовавший от применения газа, взять крепость немцам так и не удалось. Газ практически уничтожил все живое в округе, погибли растения и многие животные, была уничтожена большая часть продуктового запаса, русские же солдаты получили устрашающего вида увечья, тем, кому посчастливилось выжить, на всю жизнь пришлось остаться инвалидами.

Фосген

Такие масштабные акции привели к тому, что немецкая армия вскоре начала ощущать острый недостаток в хлоре, потому он был заменен фосгеном – газом без цвета и резкого запаха. Благодаря тому, что фосген источал запах заплесневелого сена, обнаружить его было совсем непросто, так как симптомы отравления проявлялись не сразу, а лишь спустя сутки после применения. Отравленные солдаты противника некоторое время успешно вели боевые действия, но не получая своевременного лечения, из-за элементарного незнания о своем состоянии, умирали уже на следующий день десятками и сотнями. Фосген являлся более токсичным веществом, потому применять его было намного выгоднее, чем хлор.

Иприт

В 1917 году, все у того же местечка Ипр, немецкие солдаты применили еще одно отравляющее вещество – иприт, называемый еще и горчичным газом. В составе иприта, помимо хлора были применены вещества, которые при попадании на кожу человека не просто вызывали у него отравление, а и служили образованию многочисленных нарывов. Внешне иприт выглядел как маслянистая жидкость цвета не имеющая. Определить наличие иприта можно было только по характерному для него запаху чеснока, или горчицы, отсюда и название – горчичный газ. Попадание иприта в глаза приводило к мгновенной слепоте, концентрация иприта в желудке приводила к немедленной тошноте, приступам рвоты и поносу. При поражении ипритом слизистой оболочки горла у пострадавших наблюдалось немедленное развитие отека, впоследствии перераставшее в гнойное образование. Сильная концентрация иприта в легких приводила к развитию их воспаления и смерти от удушья на 3-й день после отравления.

Практика применения иприта показала, что из всех химических веществ, применяемых в Первую мировую войну, именно эта жидкость, синтезированная французским ученым Сезаром Депре и англичанином Фредериком Гутри в 1822 и 1860 годах независимо друг от друга, являлась наиболее опасной, поскольку никаких мер борьбы с отравлением ею не существовало. Единственное, что мог сделать врач – это посоветовать пациенту промыть пораженные веществом слизистые оболочки и протереть обильно смоченными в воде салфетками участки кожи, находящиеся в соприкосновении с ипритом.

В борьбе с ипритом, способным при попадании на поверхность кожи, или одежды преобразовываться в другие не менее опасные вещества, даже противогаз не мог оказать существенной помощи, находиться в зоне действия иприта, солдатам было рекомендовано не более 40 минут, по истечению которых яд начинал проникать сквозь средства защиты.

Несмотря на очевидность того, что применение любого из отравляющих веществ, будь-то практически безобидный этилбромаценат, либо такое опасное вещество как иприт является нарушением не только законов ведения войны, но и гражданских прав и свобод, вслед за немцами использовать химическое оружие стали англичане, французы и даже русские. Убедившись в высокой эффективности иприта, англичане и французы быстро наладили его производство, причем вскоре оно по своим масштабам в несколько раз превысило немецкое.

В России производить и использовать химическое оружие впервые начали до запланированного Брусиловского прорыва 1916 года. Впереди наступающей русской армии разбрасывались снаряды с хлорпикрином и венсинитом, оказывающими удушающее и отравляющее воздействие. Применение химических веществ дало русской армии заметное преимущество, противник покидал окопы в массовом порядке и становился легкой добычей для артиллерии.

Интересно, что после Первой мировой войны применение любого из средств химического воздействия на организм человека было не только запрещено, но и вменено Германии как основное преступление против прав человека, несмотря на то, что практически все отравляющие элементы вошли в массовое производство и весьма эффективно использовались обеими противоборствующими сторонами.

Бурное развитие науки химии в конце XIX века сделало возможным создание и применение первого в истории оружия массового поражения – отравляющих газов. Несмотря на это, и на выраженное намерение многих правительств к гуманизации ведения войн, химическое оружие перед Первой мировой не было запрещено. В 1899 году на Первой Гаагской конференции была принята декларация, в которой говорилось о неиспользовании снарядов с отравляющими и вредоносными веществами. Но декларация – не конвенция, все, что в ней написано, носит рекомендательный характер.

Первая мировая война

Формально сначала страны-подписанты этой декларации не нарушали её. Слезоточивые газы доставлялись на поле боя не в снарядах, а в метательных гранатах, либо распылялись из баллонов. Первое применение смертельно удушающего газа – хлора – немцами под Ипром 22 апреля 1915 года тоже было произведено из баллонов. Точно также поступала Германия и в последующих подобных случаях. Против русской армии немцы впервые использовали хлор 6 августа 1915 года у крепости Осовец.

В дальнейшем никто уже не обращал внимания на Гаагскую декларацию и применял снаряды и мины с отравляющими веществами, а удушающие газы придумывались всё эффективнее и смертоноснее. Антанта сочла себя свободной от соблюдения международных норм войны, в ответ на нарушение их Германией.

По получении сведений о применении немцами на Западном фронте отравляющих веществ, в России летом 1915 года также приступили к производству химического оружия. Химические снаряды для трёхдюймовых пушек начинялись сначала хлором, позднее – хлорпикрином и фосгеном (способ синтеза последнего узнали у французов).

Первое масштабное применение русскими войсками снарядов с отравляющими веществами состоялось 4 июня 1916 года во время артиллерийской подготовки перед началом Брусиловского прорыва на Юго-Западном фронте. Использовалось также распыление газов из баллонов. Применение химического оружия стало возможным также благодаря поступлению в русские войска в достаточном количестве противогазов. Русское командование высоко оценило эффективность произведённой химической атаки.

Между мировыми войнами

Однако Первая мировая война в целом показала ограниченность возможностей химического оружия при наличии у противника средств защиты. Применение отравляющих веществ также сдерживалось опасностью их ответного применения противником. Поэтому между двумя мировыми войнами они использовались только там, где у противника не было ни средств защиты, ни химического оружия. Так, боевые отравляющие вещества использовались Красной армией в 1921 году (есть данные, что и в 1930-1932 гг.) при подавлении крестьянских восстаний против советской власти, а также армией фашистской Италии во время агрессии в Эфиопии в 1935-1936 гг.

Обладание химическим оружием после Первой мировой войны считалось главной гарантией того, что против этой страны побоятся применять такое оружие. С боевыми отравляющими веществами сложилась такая же ситуация, как с ядерным оружием после Второй мировой войны – оно служило средством запугивания и сдерживания.

Ещё в 1920-е годы учёные подсчитали, что накопленных запасов химических боеприпасов хватило бы, чтобы несколько раз отравить всё население планеты. То же самое с 1960-х гг. стали утверждать про имевшееся тогда ядерное оружие. То и другое, впрочем, не было неправдой. Поэтому ещё в 1925 году в Женеве многие государства, в их числе СССР, подписали протокол о запрещении использования химического оружия. Но так как опыт Первой мировой войны показал, что в подобных случаях мало считаются с конвенциями и запретами, то великие державы продолжали наращивать свои химические арсеналы.

Страх ответного применения

Тем не менее, во Второй мировой войне, из опасений аналогичного ответа, химические боеприпасы не использовались непосредственно на фронте против действующей армии противника, равно как и при бомбардировках с воздуха объектов в тылу врага.

Однако это не исключало отдельных фактов применения отравляющих веществ против иррегулярного противника, а также применения в военных целях небоевых химических веществ. По некоторым сведениям, немцы использовали отравляющие газы, уничтожая партизан, сопротивлявшихся в Аджимушкайских каменоломнях в Керчи. При проведении некоторых антипартизанских операций в Белоруссии немцы распыляли над лесами, служившими оплотом партизан, вещества, вызывавшие опадание листьев и хвои, чтобы партизанские базы было легче обнаружить с воздуха.

Легенда об отравленных полях Смоленщины

Возможное применение Красной армией химического оружия во время Великой Отечественной войны является предметом сенсационных спекуляций. Официально власти РФ отрицают такое применение. Наличие грифа «секретно» на многих относящихся к войне документах множит чудовищные слухи и «разоблачения».

Среди «поисковиков» артефактов Второй мировой войны уже не первое десятилетие ходят легенды об огромных насекомых-мутантах, обитающих на полях, на которых осенью 1941 года, во время отступления Красной армии, якобы обильно распыляли иприт. Утверждается, что многие гектары земель в Смоленской и Калининской (ныне Тверской) областях, особенно в районе Вязьмы и Нелидово, были заражены ипритом.

Теоретически применение отравляющего вещества возможно. Иприт может создавать опасную концентрацию при испарении с открытой местности, а также в конденсированном состоянии (при температуре ниже плюс 14 градусов) при нанесении на предмет, с которым контактирует незащищённый участок кожи. Отравление происходит не сразу, а лишь спустя несколько часов, а то и суток. Воинская часть, проследовав через место, где был распылён иприт, не сможет сразу подать сигнал тревоги другим своим войскам, но неминуемо выключится из боя через некоторое время.

Однако никаких внятных публикаций на тему преднамеренного заражения местности ипритом при отступлении советских войск под Москвой нету. Можно полагать, что, если бы такие случаи имели место, и немецкие войска действительно столкнулись с отравлением местности, то нацистская пропаганда не преминула бы раздуть это событие как свидетельство использования большевиками запрещённых средств ведения войны. Вероятнее всего, легенда о «полях, залитых ипритом», родилась из такого реального факта, как безалаберная утилизация отслуживших химических боеприпасов, постоянно имевшая место в СССР на протяжении 1920-1930-х гг. Зарытые тогда бомбы, снаряды и баллоны с отравляющими веществами встречаются во многих местах до сих пор.