Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

• Столетняя война

Происхождение

Видео по теме

Биография

Ранние годы (1287-1302)

О юных годах Роберта известно мало. Он рано лишился отца, умершего 11 сентября 1298 года от последствий ранений, полученных на войне с Фландрией в битве при Фурне 20 августа 1297 года. Роберт наследовал отцу как сеньор Конша, Нонанкура и Домфрона . Ранняя смерть отца оказалась одной из косвенных причин отстранения Роберта от наследования графства Артуа.

Борьба за графство Артуа (1302-1331)

Процесс Роберта III Артуа в 1329 году

После вступления на престол Карла IV Красивого () Роберт был возвращён к делам управления и стал членом Королевского совета, так как был зятем графа Карла Валуа , который пользовался огромным влиянием при дворе своего племянника Карла IV . После смерти Карла IV Роберт поддержал сына графа Валуа , своего шурина Филиппа VI при восхождении на престол и стал одним из его ближайших советников . В благодарность за помощь Филипп VI в январе 1329 года объявил графство Бомон-ле-Роже пэрством, и Роберт стал пэром Франции .

В 1329 году умерла тётка Роберта, графиня Маго д’Артуа, а в начале 1330 года её дочь и наследница, Жанна I Бургундская . Возникли слухи, что обе они были отравлены по проискам Роберта [ ] . Эти слухи косвенно подтверждаются тем, что после смерти обеих женщин Роберт в очередной раз потребовал графство Артуа . На этот раз он выразил готовность представить документы, подтверждающие его права.

Суд и изгнание (1331-1334)

Вскоре после его бегства над Робертом состоялся суд, на котором тот не присутствовал. 19 марта 1332 года он был лишён всех титулов и владений и изгнан из Франции . Роберт пытался найти приют у своих родственников - Жана II , графа Намюрского (племянника), Жана III , герцога Брабантского (троюродного дяди) и Вильгельма I , графа Голландского (который был женат на свояченице Роберта). Но все они отказали ему в приюте под давлением короля Филиппа VI . Однако Роберт не собирался сдаваться. Были раскрыты его попытки организовать убийство герцога Бургундского, канцлера Гийома де Сент-Мора, главного казначея Форже и, наконец, самого короля Филиппа [ ] . Тогда король сослал жену Роберта (свою сестру) в Нормандию в Шато-Гайар , а впоследствии заточил в Немурский замок вместе с сыновьями Жаком и Робертом. Сестра Роберта, графиня де Фуа , помогавшая ему в подлоге документов, была обвинена в распутном поведении и заточена в замке Ортез.

Роберт несколько лет скитался по Европе, не оставляя попыток отомстить. В 1334 году (по другим данным - в конце ) он попросил убежища у английского короля Эдуарда III и получил его.

Пребывание в Англии (1334-1337)

Участие в Столетней войне и гибель (1337-1342)

«Одна из их атак была так хорошо поддержана рыцарями, оруженосцами и даже сельским простонародьем, что они овладели палисадами, затем воротами и с боем ворвались в город, заставив англичан бежать, убив и ранив многих из них. Среди последних был и сеньор Робер, который был ранен очень тяжело, до такой степени, что с большим трудом спасся от плена. Он бежал через задние ворота, а с ним и лорд Саффолк», - пишет хронист Фруассар .

«Сеньор Робер д`Артуа короткое время оставался в Энбоне , но, в конце концов, ему посоветовали вернуться в Англию, где он мог бы найти более искусных хирургов и врачей. Во время этого путешествия, он был настолько подвержен и поражен морской болезнью, что его ранам стало гораздо хуже. После того, как его привезли в Лондон, он прожил недолго», - пишет тот же автор.

Прах Роберта был в начале января 1343 года погребён в Соборе Святого Павла в Лондоне . Фруассар отмечает, что «король Англии поставил ему памятник, столь же торжественный и подобный тому, какой он сделал своему кузену графу Дерби ».

Роберт Артуа в искусстве

Роберт III Артуа является одним из главных и, по словам автора, «самым любимым» героем цикла исторических романов «Проклятые короли » французского писателя Мориса Дрюона , анонимной английской пьесы XVI века «Эдуард III» (приписываемой Шекспиру), романа Александра Дюма «Графиня Солсбери» , а также двух сериалов, снятых по романам Дрюона. Везде он представлен главным виновником начала Столетней войны.

Роберт Артуа в кино

• Жан Пиа в минисериале «Проклятые короли», 1972 год
• Филипп Торретон в минисериале «Проклятые короли», 2005 год.

Значение в истории

Историки до сих пор не пришли к единому мнению о том, какова истинная роль Роберта Артуа в развязывании Столетней войны и других событиях первой половины

Вчера приехала мама, сегодня пошла гулять с Николь - и на что я использовала первый же "отпуск"? Бездумно предалась наслаждениям! Жизнь сразу засияла новыми красками.

На прошлой неделе ice_fate переспросила, не завалялось ли у меня портрета Жанны Бургундской, супруги Филиппа де Пуатье. Поняв, о какой Жанне идет речь, я сомлела от счастья и сразу страшно захотела этот портрет найти, потому что я же с детства обожаю эту историю!
Историй подобных было немало, но они ведь не имеют никакого значения, пока на них не найдется хорошего писателя. Человека не существует, пока о нем качественно не написали.. В выдуманной Серсее Ланнистер в сто раз больше жизни, чем во множестве некогда живых королев - просто потому, что на Серсею, несмотря на ее невысокие моральные качества, нашелся хороший писатель.
Но Жанне Бургундской, по мужу де Пуатье, тоже повезло: редко кому достается такой писатель как Морис Дрюон.

С удовольствием показываю все, что нашла.

Жанна и ее сестра Бланш родились в знатной семье. Об отце ничего особенного не известно, а вот мать их была примечательной особой. Официальное ее имя было Матильда, но ее всегда называли Mahaut - Маго.

"Графиня Маго Артуа, правительница Бургундии, носившая титул пэра Франции, была могучая дама лет сорока, ширококостная, с массивной фигурой и крутыми бедрами. Ее некогда прекрасное лицо, превратившееся теперь в бесформенную, заплывшую жиром маску, сияло спокойной и горделивой уверенностью. Лоб у нее был высокий, выпуклый, волосы темные, почти без седины, над верхней губой чернели заметные усики, подбородок был слишком тяжелый, а губы слишком яркие.

Все в этой женщине: черты лица, руки, ноги, равно как вспышки гнева - страсть к стяжательству, любовь к власти - было непомерно огромно. С энергией опытного военачальника и упорством прожженного крючкотвора она переезжала из Артуа в Бургундию, посещала свой двор в Аррасе, а затем свой двор в Доле, зорко следила за управлением двух своих графств, требовала полного повиновения от своих вассалов, не мучила людей понапрасну, но, обнаружив врага, разила его беспощадно".
(Морис Дрюон "Железный король")

Сразу после рождения Жанны ее отец заключил с тогдашним королем Франции Филиппом Красивым брачный договор: Жанна должна была выйти за одного из королевских сыновей. Ей достался второй сын, Филипп, а ее сестре Бланш - третий, Карл.

Вот как Морис Дрюон описывает сестер, когда они жили при дворе как невестки Филиппа Красивого:

«Бургундские сестры» мало походили друг на дружку. Старшей, Жанне, супруге Филиппа Пуатье, исполнился двадцать один год. Она была высока и стройна, каштановые волосы ее казались почти пепельными, что-то в ее сдержанных манерах, в привычке искоса взглядывать на собеседника напоминало королю прекраснейшую борзую из его своры. Одевалась она скромно и просто, но простота эта лишь подчеркивала изысканность ее туалета. В тот день на ней было длинное платье светло-серого бархата с узкими рукавами, поверх которого она набросила полудлинную накидку, отороченную горностаем.

Ее сестра, пухленькая Бланка, чуть ниже ростом, румянее, ребячливее, была моложе ее на три года, на ее щеках виднелись совсем детские ямочки, которым суждено было сохраниться еще надолго. При светлых волосах золотистого оттенка у нее были - явление редкое для блондинки - карие глаза и прелестные крохотные зубки. Одеваться было для нее не только забавой, но и страстью. В этой своей страсти она доходила до крайностей, до утраты хорошего вкуса. Она питала слабость к непомерно большим чепцам с плоеными оборочками и нацепляла на воротник, манжеты, к поясу бесчисленное количество драгоценных пряжек и брошей. Она любила платья, расшитые сверху донизу жемчугом и золотым позументом. Но Бланка была так мила, что ей прощали любое безрассудство, была так довольна сама собой, что радовала все взоры".

Единственный портрет в сети, на котором Жанна изображена молодой, очень маленький, но видно, что женщина изящная.

Вскоре разразился знаменитый "скандал Нельской башни": жены королевских сыновей были изобличены в прелюбодеянии. Попались Маргарита, жена старшего и Бланш, жена младшего. Жанна, сестра среднего сына, вроде бы была невиновна, но ее осудили вместе с прелюбодейками за то, что она знала и молчала.
Всех троих обрили наголо, публично пожурили, прелюбодеек отправили в мрачный замок Шато-Гайяр, а Жанну в монастырь.
Графиня Маго, мать Жанны и Бланш, была, естественно, в ужасе, подняла все связи и сделала невозможное, чтоб спасти своих девочек. Вина младшей была неспорима и Маго отступилась от нее, а вот для Жанны она выговорила все возможные поблажки и спустя год выторговала у зятя возврат дочери ко двору.

"Пуатье не мог не восхититься ловкостью, с какой его теща метнула последнее свое копье. Итак, условия торга были недвусмысленно ясны: «Или вы вернете Жанну, а я помогу вам взойти на престол, ежели он освободится, дабы дочь моя стала королевой Франции; или, если вы откажетесь от примирения с супругой, я рву с вами и, поступившись графством Артуа, постараюсь оттягать от вас графство Бургундское».

Ходили слухи, что Маго использовала любые средства, лишь бы заставить Филиппа вернуть Жанну и хорошо с ней обращаться. Она взывала к его нежным чувствам к Жанне, манила политическими выгодами и подмешивала ему любовные - а накануне возвращения Жанны и возбуждающие - снадобья.

Что ж, все получилось, прошло чуть больше года, и Жанна вернулась ко двору как ни в чем не бывало.

"— Ну, как чувствует себя моя дочь Жанна?

— Графиня Пуатье чувствует себя прекрасно, мадам. Пребывание в Дурдане отнюдь не мучительно для нее, а своим кротким нравом она расположила к себе всю стражу. Цвет лица у нее по-прежнему нежный, и похудела она лишь чуть-чуть: ее поддерживают надежда и ваши заботы.

— А волосы? — осведомилась графиня.

— За год еще не успели отрасти; пока не длиннее, чем у мужчины, но мне показалось, что они стали даже гуще, чем прежде.

— Значит, она вполне может показаться на людях?

— В чепчике с оборкой — вполне.

По правде говоря, длительное заключение почти не коснулось ее внешнего облика. Пребывание в Дурдане даже отдаленно нельзя было сравнить с режимом, установленным в Шато-Гайаре. Жанна очень побледнела, но это даже в какой-то мере способствовало ее красоте, так как прежние веснушки совершенно исчезли. Фальшивые косы спускались на шею («Все женщины, у которых жидкие волосы, носят накладные косы», — утешала ее Беатриса д"Ирсон), на самую красивую шею во всем Французском королевстве, на которой грациозно сидела небольшая головка, а с широкоскулого лица сияли голубые глаза, слегка приподнятые к вискам. Своими повадками она напоминала гибкую берберийскую борзую. Жанна мало чем походила на мать, разве что несокрушимым здоровьем, а унаследовала свою внешность от покойного отца, пфальцграфа, который слыл весьма изящным мужчиной".

Тем временем во Франции прошел печально знаменитый процесс тамплиеров, великого магистра Жака де Моле сожгли в Париже на Еврейском острове, с костра он успел выкрикнуть проклятие, которое последовательно погубило Филиппа Красивого и всех его прямых потомков. После смерти самого Филиппа и его старшего сына королем Франции стал Филипп де Пуатье, а королевой - Жанна. Они правили в течение 5 лет, с 1317 по 1322 г.

Вот Жанна, уже несколько погрузневшая, в роли королевы:

За время правления у них родились и умерли двое сыновей (до этого у них было 4 девочки), так что когда в возрасте 28 лет умер сам Филипп, корона отошла младшему брату Филиппа, Карлу. Если бы Бланш была хорошей девочкой, она бы тоже немножко посидела на троне.

После смерти мужа вдовствующая королева Жанна отправилась в свои имения и правила герцогством Бургундским и графством Артуа. Она умерла в возрасте около 40 лет в 1330 году.
Нельская башня, место прелюбодеяния, давшая имя пресловутому скандалу, принадлежала Жанне. Она завещала после ее смерти продать башню, а на вырученные деньги основать в Париже так называемый Бургундский колледж, где 20 бедных студентов родом из Бургундии могли изучать логику и философию. Колледж просуществовал до 1769 года.

Что же случилось с двумя другими участницами "скандала Нельской башни"?
Старшую из них удавили вскоре после заключения в замок. Младшая, Бланш, сестра Жанны, прожила в Шато-Гайяр несколько лет. Ее мать, графиня Маго, со временем сумела-таки склонить на свою сторону младшего зятя и подготовить почву для возвращения Бланш, но, приехав за ней в Шато-Гайяр, она обнаружила свою дочь не только изрядно опустившейся, но и глубоко беременной от какого-то тюремщика. На этом все перспективы скончались. Карл запросил и получил развод, после этого Бланш выпустили из Шато-Гайяр и переправили в монастырь Мобюссон, где она и скончалась от старости в возрасте 31 года.

Посреди ночи из ворот замка Мобюиссон выехали два всадника: один был Робер Артуа, а второй – его верный, его неразлучный Лорме, не то слуга, не то оруженосец, неизменный его спутник, его поверенный и надежный исполнитель всех замыслов своего господина.

С того самого дня, как Робер Артуа отличил его от всех прочих крестьян в поместье Конш и приблизил к своей особе, Лорме, как говорится, ни на шаг не отходил от хозяина. Было даже забавно смотреть, как этот низенький, коренастый, уже полуседой человечек хлопотал вокруг молодого великана, пекся о нем, как нянька, следовал за ним по пятам, старался уберечь от опасности. Коварство его было столь же велико и столь же полезно для Робера, как и его поистине безграничная преданность. Это он в ту роковую ночь, когда братья д"Онэ попались в ловушку, доставил их под видом лодочника к Нельской башне.

Занималась заря, когда наши всадники достигли ворот Парижа. Они пустили шагом своих лошадей, от которых уже валил пар. Лорме то и дело громко зевал. Хотя Лорме стукнуло все пятьдесят, он не хуже любого молодого конюшего переносил самые длительные переезды, но не переносил раннего вставания – не выспавшись, он впадал в мрачность.

На Гревской площади, как и обычно, уже толпился народ: каждое утро здесь собирался простой люд в надежде получить работу. В толпе сновали десятники, руководившие королевскими стройками, владельцы речных судов: они вербовали подмастерьев, грузчиков и рассыльных. Робер Артуа пересек площадь и въехал в улицу Моконсей, где проживала его тетушка Маго Артуа, графиня Бургундская.

– Видишь ли, Лорме, – пояснил великан, – я хочу, чтобы эта разжиревшая сука от меня первого узнала о своем несчастье. Вот и наступило лучшее утро в моей жизни, большего удовольствия я еще никогда не получал. Даже самое хорошенькое личико молодой, страстно влюбленной красотки не доставит мне такого наслаждения, как та богомерзкая рожа, которую непременно скорчит моя тетушка, когда услышит рассказ о том, что произошло в Мобюиссоне. Пусть едет в Понтуаз, пусть своими руками готовит себе гибель, пусть ревет перед королем, пусть сдохнет от досады.

Лорме сладко зевнул.

– Сдохнет, ваша светлость, сдохнет, – пообещал он, – будьте покойны, вы уж постараетесь, чтобы сдохла.

Они подъехали к роскошному особняку, принадлежащему графам Артуа.

– И подумать только, что мой дед выстроил эти хоромы, и подумать только, что мне полагалось бы здесь жить! – продолжал Робер.

– Будете жить, ваша светлость, будете.

– А тебя я произведу в привратники и назначу тебе жалованье сто ливров в год.

– Спасибо, ваша светлость, спасибо, – ответил Лорме таким тоном, будто уже стоял в богатой ливрее, исполняя свои обязанности, и будто сто золотых уже лежали у него в кармане.

Робер Артуа соскочил со своего першерона, бросил поводья Лорме и, схватив деревянный молоток, принялся стучать в дверь, которая затрещала под градом ударов.

Грохот потряс весь дом сверху донизу. Створка двери приоткрылась, и на пороге показался страж достаточно крепкого телосложения и с внушительной дубинкой в руках, одного удара которой было достаточно, чтобы уложить на месте быка. Сон мигом соскочил с него.

– Кто таков? – спросил он, возмущенный нахальством гостя.

Робер Артуа, не отвечая, оттолкнул слугу и вошел в дом. В коридорах и на лестнице царило оживление; с десяток слуг и служанок убирали барские покои, мыли полы, вытирали пыль. При виде незваного гостя у многих вытянулись лица. Но Робер, не обращая ни на кого внимания, расталкивая челядь своей тетушки, поднялся во второй этаж, где были расположены покои графини Маго, и так зычно крикнул «эй», что целый табун лошадей взвился бы от страха на дыбы.

На крик выскочил перепуганный слуга, держа в руке ведро.

– Где тетушка, Пикар? Мне необходимо немедленно видеть тетушку.

Пикар, малый с приплюснутым черепом, покрытым реденькими волосами, поставил на пол ведро и ответил:

– Они завтракают, ваша светлость!

– Пусть завтракает! Мне-то что за дело! Предупреди ее о моем приезде, да поживее!

Поспешно придав своей физиономии удрученное и испуганное выражение и скорбно скривив рот, Робер Артуа последовал за слугой в опочивальню графини Маго; под его тяжестью дрожали половицы.

Графиня Маго Артуа, правительница Бургундии, носившая титул пэра Франции, была могучая дама лет сорока, ширококостная, с массивной фигурой и крутыми бедрами. Ее некогда прекрасное лицо, превратившееся теперь в бесформенную, заплывшую жиром маску, сияло спокойной и горделивой уверенностью. Лоб у нее был высокий, выпуклый, волосы темные, почти без седины, над верхней губой чернели заметные усики, подбородок был слишком тяжелый, а губы слишком яркие.

Все в этой женщине: черты лица, руки, ноги, равно как вспышки гнева, страсть к стяжательству, любовь к власти – было непомерно огромно. С энергией опытного военачальника и упорством прожженного крючкотвора она переезжала из Артуа в Бургундию, посещала свой двор в Аррасе, а затем свой двор в Доле, зорко следила за управлением двух своих графств, требовала полного повиновения от своих вассалов, не мучила людей понапрасну, но, обнаружив врага, разила его беспощадно.

Двенадцать лет борьбы с собственным племянником позволили ей достаточно хорошо изучить его повадки. Всякий раз, когда возникали какие-нибудь затруднения, всякий раз, когда подымали голову вассалы графства Артуа, всякий раз, когда в каком-нибудь городе выражалось недовольство по поводу налогов, она знала, что тут надо искать руку Робера.

«Это же настоящий волк, жестокий и вероломный, – говорила она, когда речь заходила о ее племяннике. – Но, слава богу, у меня голова покрепче, и рано или поздно его погубят собственные козни».

Тетушка и племянник годами не разговаривали и встречались лишь на королевских приемах.

Сейчас она сидела перед маленьким столиком, придвинутым вплотную к постели, и, аккуратно отрезая кусок за куском, лакомилась заячьим паштетом, которым обычно начинался ее утренний завтрак.

Подобно тому как племянник старался придать себе расстроенный и взволнованный вид, так и тетушка при виде его сделала спокойную и равнодушную мину.

– Вы, племянничек, как видно, подымаетесь до зари! – произнесла она обычным голосом, стараясь скрыть свое удивление. – И ворвались ко мне как буря! Что заставило вас так спешить?

– Тетушка, тетушка, – завопил Робер, – все пропало!

Графиня Маго все так же спокойно и неторопливо отхлебнула из кубка глоток арбуазского вина ярко-рубинового цвета, которое выделывалось в ее поместьях и которое она предпочитала к утреннему завтраку всем прочим напиткам, ибо, по ее словам, оно давало бодрость на целый день.

– Что у вас такое пропало, Робер? Проиграли еще одну тяжбу? – осведомилась она.

– Тетушка, клянусь вам, сейчас не время язвить друг друга. Несчастье, обрушившееся на нашу семью, слишком велико, теперь уж не до шуток.

– Что же произошло? Какое несчастье для вас может стать несчастьем для меня и наоборот? – спросила она спокойным и циничным тоном.

– Тетушка, наша жизнь и честь в руках короля.

В глазах графини Маго промелькнуло беспокойство. Но она молчала, размышляя, какую еще ловушку расставил ей племянник и что означает это вступление.

Жестом, вошедшим у нее в привычку, она засучила рукава до локтей. Потом хлопнула ладонью по столу и позвала:

– Тьерри!

– Тетушка, я не могу говорить при посторонних, мы должны побеседовать наедине, – воскликнул Робер. – То, что я вам скажу, затрагивает честь всей нашей семьи.

– Ерунда, ты прекрасно можешь говорить при моем канцлере.

Тетушка просто не доверяла племяннику и хотела на всякий случай запастись свидетелем.

С минуту они молча глядели друг на друга: она с преувеличенным вниманием, а он – внутренне наслаждаясь разыгрываемой комедией. «Зови хоть всех своих людей, – думал Робер. – Зови, пусть послушают».

Странное зрелище представляли два этих существа, которые зорко следили друг за другом, оценивали каждый возможности противника, мерились силами; природа наделила их множеством общих черт, и, словно два быка одной породы, они были удивительно похожи и яростно ненавидели один другого.

Дверь распахнулась, и в опочивальню графини вплыл Тьерри д"Ирсон. Бывший капитульный настоятель Аррасского собора, ныне канцлер графини Маго, управитель графства Артуа и, как утверждали, любовник графини, был невысок ростом, пухл, круглолиц, с острым и неестественно белым носом; он производил впечатление человека самоуверенного и властного. Во взоре его горела жестокость, а безгубый рот складывался в улыбку. Он верил только в хитрость, ум и настойчивость.

Поклонившись Роберу Артуа, он произнес:

– Вы у нас редкий гость, ваша светлость.

– Мой племянник уверяет, что явился сообщить нам о какой-то огромной беде, – пояснила Маго.

– Увы! – вздохнул Робер, бессильно опустившись в кресло.

Он выжидал; Маго уже явно стала терять терпение.

– У нас с вами, тетушка, не раз выходили недоразумения, – начал наконец Робер.

– Хуже, племянник, пренеприятнейшие ссоры, и оканчивались они обычно плохо для вас.

– Верно, верно, и бог свидетель, я желал вам всяческих бед.

Робер и сейчас прибег к излюбленному своему приему – грубоватая, но не оставляющая сомнений искренность, откровенное признание дурных своих умыслов: так ему удавалось скрывать удар, которым он готовился поразить противника.

– Но такого несчастья я вам никогда не желал, – продолжал он. – Ибо, как вам известно, я настоящий рыцарь и строг в отношении всего, что касается нашей чести.

– Да в чем же дело, в конце концов? Говори же, – не сдержавшись, крикнула Маго.

– Ваши дочери и мои кузины уличены в прелюбодеянии и арестованы по приказу короля, равно как и Маргарита.

Маго не сразу осознала всю силу нанесенного ей удара. Она и впрямь не поверила Роберу.

– От кого ты слышал эту басню?

– Ни от кого, тетушка, я сам узнал, и весь двор тоже знает. Произошло это еще вчера вечером.

Робер испытывал истинное наслаждение, терзая свою толстуху тетку, поджаривая ее на медленном огне; взвешивая каждое слово, он рассказал ровно столько, сколько хотел рассказать о том, как весь Мобюиссон был разбужен гневным криком короля.

– А они признались? – спросил Тьерри д"Ирсон.

– Не знаю, – ответил Робер. – Но молодые д"Онэ, конечно, признаются, ибо в настоящий момент находятся в руках вашего друга Ногарэ.

– Терпеть не могу Ногарэ, – отозвалась графиня Маго. – Даже будь они невинны, как ангелы, из его рук они выйдут чернее ворона.

– Тетушка, – начал Робер, – темной ночью я проскакал десять лье от Понтуаза до Парижа, чтобы известить вас, ибо никто не подумал этого сделать. Неужели вы до сих пор считаете, что я действовал под влиянием дурных чувств?

Графиня Маго вскинула глаза на своего гиганта племянника; душевное ее смятение и тревога были так велики, что она невольно подумала: «Возможно, что и он способен иногда на добрые порывы».

Потом хмуро спросила:

– Хочешь завтракать?

Услышав эту фразу, Робер понял, что удар нанесен, и нанесен метко.

Не заставляя себя долго просить, Робер схватил со стола холодного фазана, разорвал руками на две половинки и впился в него зубами. Вдруг он заметил, что его тетушка переменилась в лице. Сначала побагровела грудь, прикрытая горностаевой опушкой платья, затем краска залила шею, потом подбородок. Наконец кровь бросилась ей в лицо, покрыла пурпурными пятнами лоб. Графиня Маго поднесла руку к сердцу.

«Вот оно, – подумал Робер. – Сдыхает. Сейчас сдохнет».

Но он ошибся. Графиня быстро поднялась с постели, и одновременно раздался грохот. Заячьи паштеты, кубки и серебряные блюда, которые она резким движением смахнула со стола, звеня и подпрыгивая, покатились по полу.

– Потаскухи! – заревела она. – И это после всего, что я для них сделала, устроила им такие блестящие партии... Попались как непотребные девки. Все загубили! Пусть их бросят в темницу, пусть сажают на кол, пусть вешают!

Бывший каноник даже бровью не повел. Он уже давно привык к гневным вспышкам своей покровительницы.

– Вот, вот, я тоже, тетушка, сразу об этом подумал, – пробурчал Робер с набитым ртом. – Так вас отблагодарить за все ваши заботы...

– Я немедленно должна ехать в Понтуаз, – воскликнула Маго, не слушая племянника. – Должна их повидать и научить, что надо отвечать на допросах.

– Боюсь, что вам это не удастся, тетушка. Их держат взаперти и никого не пускают...

– Тогда я поговорю с королем. Беатриса! Беатриса! – закричала она, хлопнув в ладоши.

Откинув занавес, в комнату неторопливым шагом вошла девушка лет двадцати; она была просто восхитительна: высокая, черноволосая, длинноногая, с упругой грудью и крутыми бедрами. При первом же взгляде на красотку Робер Артуа так весь и загорелся.

– Беатриса, надеюсь, ты все слышала? – спросила Маго.

– Да, сударыня, – ответила девушка. – Я, как всегда, стояла у дверей.

Говорила Беатриса неестественно медленно, неестественно медленны были ее жесты, ее походка, даже веки она подымала медленнее, чем все люди. От ее гибкого по-кошачьему тела веяло таким невозмутимым спокойствием, что, казалось, влети в окно молния, и тогда девушка не вздрогнет, не сотрет со своих губ ленивую усмешку. Однако из-под длинных черных ресниц блестели насмешливые глаза. Несчастье ближних, их тревоги, страшные драмы, калечащие их жизнь, только веселили ее.

– Это племянница Тьерри, – сказала Маго племяннику, указывая на Беатрису, – я назначила ее своей первой придворной дамой.

Беатриса д"Ирсон поглядела на Робера Артуа с простодушным бесстыдством. Ей явно хотелось узнать поближе этого великана, о котором она столько слышала в доме Маго, где его поносили как последнего негодяя.

– Беатриса, – продолжала Маго, – вели подать мне носилки и запрячь шесть лошадей. Едем в Понтуаз!

Но Беатриса по-прежнему не отрывала глаз от Робера, точно не слышала слов своей благодетельницы. В этой молодой красавице было что-то остро волнующее, что-то темное. При первом же взгляде между нею и любым мужчиной устанавливалось негласное сообщничество, и каждому казалось, что при любом его решительном шаге она немедленно уступит домогательствам. И в то же время каждый втайне спрашивал себя, уж не дурочка ли она или, может быть, просто втихомолку насмехается над людьми.

«Рано или поздно, – думал Робер, глядя, как Беатриса все той же неторопливой походкой удаляется из комнаты, – рано или поздно я ее заполучу, не знаю, когда, но заполучу непременно».

От фазана не осталось даже косточки, ибо обглоданный костяк Робер бросил в камин. Ему захотелось пить. Но вина ему не принесли. Поэтому Робер из осторожности – еще отравят, с них станется, – взял с поставца кубок, из которого пила дражайшая тетушка, и допил оставшееся вино.

Графиня взволнованно шагала по спальне, машинальным жестом засучивая рукава и кусая губы.

– Сегодня я вас ни за что не оставлю одну, тетушка, – сказал Артуа. – Буду вас сопровождать. Это мой прямой долг как вашего племянника.

Маго вскинула на Робера глаза, в которых вспыхнуло прежнее недоверие. Потом вдруг решилась и дружески протянула ему руку.

– Ты причинил мне много зла, Робер, и, уверена, причинишь еще немало. Но сегодня, должна признаться, ты вел себя молодцом.

Графы Артуа (d"Artois) были правителями Графства Артуа с 9-ого столетия до отмены графства во времена Французской Революции в 1790 году.

Графство Артуа (comte d"Artois), было графством еще со времен Каролингов. Во времена римской интервенции на территории графства находилась древне римские провинции Бельгика (Belgica) и Внутренняя Германика, и эти земли в те времена были населены кельтскими народами, пока германские племена не вытеснили последних, и не заняли их земли, сокрушив в последствии власть Римской империи.

Графство расположено на территории современной Франции, на границе с Бельгией. Оно занимает территорию приблизительно в 4000 кв. км., а население составляет приблизительно один миллион человек. Его основные города - Аррас (Атрехт), Кале (Calais), Булон-сур-Мер (Bonen), Сент-Омер (Sint-Omaars), Ленс (Pas-de-Calais) и Бетюн.

Графство было основано графами Одариком (Odalric) и Экфридом Артуа, затем оно было обледенено в Графство Фландрия, сначала Болдуином II Фландрийским приблизительно в 898 году, и затем Арнульфом Первым Фландрийским. Новое территориальное княжество было основано после разделения графства Фландрия, и представляло собой приданое, данное Филиппом I Фландрийским своей племяннице Изабелле Геннегау (Isabelle de Hainaut) во время ее брака с Филиппом II Французским.

Соглашение около Гюне в 1212 году дало О-сур-ла-Лис (Aire-sur-la-Lys), Сент-Оме и Гюне предполагало, что эти земли отойдут Филиппу II. Остальная часть графства была приобретена французской Короной после поражения фламандцев в Сражении при Бювине в 1214 году, и Мелунский Мир, подписанный в 1226 году окончательно решило судьбу графства. Артуа стало принадлежать одноименной семье при Роберте I Артуа, сыне Людовика VIII Французского.

После смерти графа Роберта II Артуа в Сражении «Золотых Шпор» в 1302 году, возник спор относительно наследственности между дочерью Роберта, Графиней Маго Артуа, и ее племянником Робертом III Артуа, который представлял требование своего отца Филиппа Артуа на титул, который умер в Сражении при Фурне в 1298 году. Спор был решен в пользу Маго Артуа.

После смерти Маго в 1329 году, титул и земли Артуа перешли через ее дочь – Иоанну Бургундскую к Отто IV, графу Бургундскому. Вдова Филиппа V Французского, Иоанна отдала Артуа их самой старшей дочери, Иоанне (Жанне) Третей, Графине Артуа (жена Эдеса IV, Герцога Бургундского), земли и титул перешли к Жанне после смерти Иоанны в 1330 году.

После смерти Жанны и внука Эдеса, Филиппа I Бургундского в 1361 году, Артуа вернулось ко второй дочери Иоанны, Маргарет, графине Бургундской, и после ее смерти земли и титул отошли ее сыну, Людовику II Фландрийскому. Дочь Людовика Маргарет III Фландрийская вышла замуж за Филиппа Смелого, Герцога Бургундского в 1369 году.

После смерти Людовика II в 1384 году, Артуа стала частью обширной, сложной территории Бургундии. Захваченная Людовиком XI Французским и ставшая официально сенешалем (подчиненная королевской власти область или регион в Южной Франции), Артуа (как часть Бургундии) была официально уступлена королю в соответствии с Соглашением при Аррасе в 1482 году, и титул с землями был передан Габсбургам в 1493 году. Соглашение у Сенлиса (Сенлиский мир) подтвердил такой ход событий. Артуа вернулось под французский протекторат согласно Пиренейским Соглашениям в 1659 году и стало номинальным графством, владельцам которого предоставлялся титул Пэра Франции; самыми известными из этих пэров был будущий король Франции Карл X.