Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

20-летняя Роза Шанина за первый месяц своей службы уничтожила 17 фашистов. О ней восторженно писала западная и советская пресса, называя её не иначе как «грозой фашистов». К моменту гибели счёт убитых ею немцев приближался к шестидесяти.

Настырная северянка

Роза Шанина родилась 3 апреля 1924 года в деревне Едьма Велтского уезда Вологодской губернии (сегодня село входит в Архангельскую область). Свое имя она получила в честь Розы Люксембург. Была единственной девочкой в семье, хорошо училась и после окончания 7 классов средней школы решила поступать в архангельское педагогическое училище. Хотя родители были против такого решения, Роза все-таки поехала в Архангельск, для чего прошла по тайге 200 километров до ближайшей станции. Упорства ей было не занимать. В среднюю школу она ежедневно ходила 13 километров в соседнюю деревню Березняки.

Роза поступила в училище. Когда перед войной обучение стало платным, Роза устроилась работать воспитателем в вечернюю группу детского сада. Во время бомбардировок Архангельска, Роза в отрядах добровольцев тушила пожары и несла вахту.

Мастер дуплета

Роза Шанина пошла в военкомат ещё в начале войны, но 17-летнюю девушку не приняли. Только в феврале 1942 года женщины от 16 до 45 лет смогли пойти на фронт. Роза прошла Всеобуч и в июне 1943 года была призвана Первомайским райвоенкоматом Архангельска. Оттуда она была направлена в Центральную женскую школу снайперской подготовки. Закончив её с отличием, она отказалась от должности инструктора и добилась отправки на фронт.

Через 2 дня после своего 20-летия, 5 апреля 1944 года Роза вступила в бой. Первый же выстрел отличницы снайперской школы оказался результативным. Через месяц на счету Розы было уже 17 убитых фашистов. Её «коронкой» был двойной выстрел на одном дыхании, или, как его называли, дуплет. Командиры отзывались о Розе как о первом снайпере дивизии.

Награды

18 апреля 1944 года Роза была награждена орденом Славы III степени, став первой девушкой на 3-м Белорусском фронте, удостоенной этой награды. В наградном листе отчество Розы Шаниной было указано как Георгиевна, тогда как по паспорту девушка была Егоровной. В наградном листе не было ошибки - в 1940-е годы имена Егор и Георгий были взаимозаменяемыми.

22 сентября 1944 года Розе Шаниной был также присвоен Орден Славы 2-ой степени. Опять же, снайперша стала первой девушкой, получившей такую награду сразу 2 и 3 степеней. Также, буквально за месяц до своей смерти Шанину наградили медалью «За отвагу».
Сама Роза была уверена, что слава ей достается незаслуженно. В своем дневнике, который она вела вопреки запрету, было записано: «Я сижу и размышляю о своей славе. Меня зовут лучшим снайпером в газете «Уничтожим врага», а «Огонёк» поместил мой портрет на первую страницу. Это странно даже представить, как те, кого я знаю, смотрят на эту иллюстрацию. Я знаю, что так мало делала до сих пор».

Рвалась в бой

Тяжелее всего Роза переживала часы бездействия. Она постоянно рвалась на передовую или в разведку, но командир 144-й дивизии отказывал ей, разумно полагая, что потеря хорошего снайпера очень дорого обойдётся.

Роза даже дважды писала письмо Сталину, а потом попросила разрешения обратиться к командующему. Уже на следующий день она была в штабе армии и добилась приема у генерала Николая Крылова. И генерал не смог отказать.

Роза Шанина ходила в разведку, часто совершала «самоволки» на передовую. Однажды ей даже удалось взять в плен трех немцев. В своем дневнике она писала: «Оружие у них отобрала. Подвела к деревне: в руке винтовка, за поясом гранаты и финка - ну как настоящий вояка».
28 декабря 1944 года Роза была ранена на передовой. Сама она оценила свое ранение как «две маленькие дырочки», но госпитализация все же была необходима. Интересно, что в своем дневнике Роза писала, что видела вещий сон, в котором была ранена в то же место, что и в жизни.

Одна

Снова на передовой Роза оказалась уже 8 января. 25 числа она была тяжело ранена в грудь. Через три дня, в госпитале, от полученных ранений девушка скончалась.

Она предчувствовала свою смерть. В своем последнем письме фронтовому корреспонденту Петру Молчанову она писала: «Быть может, меня скоро убьют. В батальоне, где я сейчас, из 78 человек осталось только 6. А я тоже не святая».
Несмотря на грозный образ, сложившийся у Розы на фронте (союзные газеты называли её «Невидимый ужас Восточной Пруссии»), ничто человеческое ей было не чуждо.

Её дневники сохранили трогательные переживания. 10 октября 1944 года она писала: «На сердце тяжело, мне 20 лет, а нет близкого друга, почему? И ребят полно, но сердце никому не верит», 18 ноября: «Одинокой быть тяжело. Хочется иметь рядом близкого человека, хорошего друга».

Согласно последнему наградному листу от декабря 1944 года, на снайперском счету Розы Шаниной числились 59 убитых солдат и офицеров противника.

…какая-то неведомая сила тянет меня на передовую. О, страсти, страсти, о, слепые мечты человеческого сердца.
Вперед - вперед! - твердит оно, стремясь туда, куда ведет его красота. Я покорна сердцу. Мне нравятся приключения, взрывы, особенно интересно отбивать контратаки.
Будь что будет за все, вперед - последнее бесповоротное вперед!

Уже более семи десятилетий отделяют поколения ныне живущих людей от последних выстрелов той далекой войны. Время неумолимо и человечество непринужденно стремится вперед. Большинство современных людей не оглядывается назад и живет лишь сегодняшним днем. И это не случайно. Современная массовая культура лишает человека исторической памяти, осмысленно рвет связи поколений, уничтожает в сознании образы великого прошлого.

В мире глобализации, эпохи потребления и «нового мирового порядка» не остается места для тех, кто в далеком прошлом пожертвовал собой ради тех, кто живет сегодня. Можно без всякого преувеличения сказать, что большая часть нынешнего поколения – это люди с кастрированной памятью. В лучшем случае они знают лишь то, что «была война» и «мы в ней победили». На этом их познания о том тяжелом времени, которое пережила наша страна заканчиваются. Всех их объединяет одно – они не знают прошлого и не хотят знать его, все что с ним связано их просто не интересует.

Эта публикация не рассчитана на массового читателя – она что-то вроде маленькой благодарности одной очень смелой и отважной девушке, погибшей в Восточной Пруссии ровно 71 год назад в этот самый день – 28 января 1945 года. Встречайте, Роза Егоровна Шанина, снайпер отдельного женского взвода 2-го стрелкового батальона 1138-го стрелкового полка 184-й дивизии 3-го Белорусского фронта. Находясь на фронте Роза вела дневник, который уже после войны в 60-е годы был опубликован.

Роза Шанина родилась в Архангельской области, деревня Едьма 4 апреля 1925 года. Быт и тяготы того времени, которые преодолевали родители Розы, растившие кроме неё ещё девятерых детей(шестеро родных и трое приемных) были просто несопоставимы с «проблемами» современных семей. Всего несколько лет прошло с момента окончания разрушительной Гражданской войны, страна лишь начинала своё восстановление и впереди предстояло еще множество испытаний. Тем не менее семья Шаниных преодолевала все выпавшие на её долю трудности. Вот в таких непростых условиях росла Роза. С детства девочка отличалась самостоятельностью. Окончив 7 классов средней школы, в четырнадцатилетнем возрасте она вопреки желанию родителей уехала из дома поступать в педагогическое училище города Архангельска.

Этот город впоследствии станет для девушки практически родным, уже находясь на фронте она будет с теплотой вспоминать о нем на страницах своего дневника. В 1941 году, когда уже шла Великая Отечественная Война, Роза Шанина была уже на третьем курсе педагогического училища. Одновременно она работала воспитателем в детском саду. Дети её очень любили. После окончания училища она решила остаться на том же месте. Шел 1942 год. Советские армии на фронте продолжали отчаянно сражаться с гитлеровскими дивизиями.

Война не обходила стороной и Архангельск – сюда долетали немецкие бомбардировщики, наносившие смертносные воздушные удары по городу. Роза добровольно занималась наблюдением и дежурством на крышах домов, помогала тушить пожары после налетов немецкой авиации. Уже тогда Шанина хотела попасть на фронт, необъяснимая для современного человека самоотверженность и желание воевать за свою страну не давала молодой девушке покоя. Её характер не позволял ей равнодушно наблюдать за смертельной схваткой её Родины с немецким фашизмом.

Однако изначально женщин на фронт не брали. Право пойти в действующую армию женщины и девушки в возрасте от 16 до 45 лет получили зимой 1942 года. В это же время открылась Центральная женская школа снайперской подготовки. Это был шанс для Розы и после окончания Всеобщего воинского обучения она поступила в эту школу. Шло лето 1943 года. Гремели тяжелейшие бои на Курско-Орловской дуге. Обучение давалось Розе очень хорошо, она была одной из лучших учениц и закономерно закончила школу с отличием весной 1944 года. Ей поступило предложение остаться в снайперской школе в качестве инструктора, но девушка ответила отказом и изъявила желание немедленно отправиться на фронт. Её определили в отдельный женский снайперский взвод 338-й стрелковой дивизии.

Она прибыла в расположение своей части 2 апреля 1944 года, а спустя три дня, находясь на передовой, первым же метким выстрелом убила немецкого пехотинца. К 11 апреля на её счету было еще 13 убитых вражеских солдат. К концу мая цифра уничтоженных вражеских солдат достигла 18-ти. Роза Шанина стала первой девушкой на фронте, награжденной Орденом Славы III степени. Её фотографии и заметки о ней печатали во фронтовых газетах.

Роза стремилась на передовую, часто уходила в «самоволки», даже когда их подразделение после тяжелейших боев отправили на некоторое время в тыл. Это было летом 1944-го. Ее взвод впоследствии принимал участие в боях за Витебск на территории Белоруссии, а также участвовал в освобождении столицы Литвы – Вильнюса. Далее был выход на немецкую территорию и тяжелые бои в Восточной Пруссии. Чувства, которые одолевали Розу в то время хорошо передают страницы её дневника:

«Я бы все отдала, чтоб мне сейчас идти с солдатами в наступление. О боги, почему у меня такая загадочная натура? Я не могу понять только. Жажду, жажду боя, горячего боя. Все отдам и жизнь, только бы удовлетворить эту прихоть, она мучает меня, спать не могу спокойно…»

Поразительная смелость и мужество, а ведь Роза могла бы спокойно сидеть в тылу и не рваться на передовую, рискуя собой. Но именно это всепоглощающее самопожертвование и отсутствие страха перед смертью и отличало то поколение победителей, принесших нашему народу победу в той страшной войне. В дневнике Розы Шаниной много личных переживаний и просто описания окружающих её людей, хорошо заметно, что писала она не «на публику». Тяжело она мирилась с положением, когда их часть находилась в тылу:

«Вы бы знали, на протяжении всей фронтовой жизни не было минуты, когда бы я не жаждала боя, хочу горячего боя, хочу идти вместе с солдатами. Я жалею, почему я не мальчик теперь, никто бы не обращал внимания на меня, никто бы не жалел меня, я бы воевала от всей души. Сейчас поднялся вопрос: я сказала: «Хочу в наступление идти», поверили Каля и Ева, которые знают мою натуру, все остальные: «Не бреши». А Ева доказала девчатам,что она слышала от солдат, как я сама лично лежала под немецкими танками, и что мне она вполне верит, ибо тогда тоже было добровольно.»

Даже в то время многие не верили, что девушка добровольно способна пойти на фронт, однако факт остается фактом – Роза Шанина реальный человек, а не выдуманный персонаж героического эпоса, свидетелями её подвигов на фронте было огромное количество людей, а знавшие её лично никогда не сомневались в её искреннем желании сражаться с немецкими оккупантами. 12 декабря 1944-го во время очередного выхода к линии фронта, Роза был ранена в плечо выстрелом немецкого снайпера. Об этом она упоминает в своем дневнике:

«…12-го меня ранило. Удивительно: видела сон, приснилось, что меня ранят. Потом сижу на позиции за оптикой, вспомнила про сон, и мне показалось, как будто я ранена в правое плечо. Не прошло и 5 минут, как пуля фрицевского снайпера попала мне точно в то место, где видела рану. При этом я и не ощущала особой боли, обдало все плечо. Перевязали, и я, не требуя ухаживаний, ушла домой одна, в медсанбат не хотела, заставили. На операции больно было, хотела ехать домой, в часть не пустили все поразрезали. Кажется, ранение - пустяковое - две дырочки, а разрезали - не заживет и за месяц.

Сейчас лежу в госпитале, болит сустав, все плечо, но не особенно. Думаю, убегу, что будет дальше - не знаю…»

Розу Шанину отличала удивительная скромность, она вовсе не считала себя героем, несмотря на то, что её заслуги по военным меркам были более чем значительны. Если бы каждый боец Красной Армии убил столько немцев, сколько смогла отправить на тот свет эта молодая девушка, то война бы закончилась гораздо раньше. Вот написанные ею в ноябре 1944 года:

Получила письма из дошкольной сети из Москвы, Архангельска. Все гордятся моими подвигами за мой портрет в журнале «Юмор» от 7 ноября. Но меня слишком переоценили. Я же делаю лишь то, что обязан каждый советский воин, и все. Я славлюсь везде, это много…
…Сознаю, что я заслужила славу в армии, ну, на фронте, но по Советскому Союзу зря разносят, ибо я не так много сделала…

Удивительная натура Розы Шаниной сочетала в себе романтический характер молодой девушки, бесстрашие солдата и готовность к самопожертвованию, о чем свидетельствуют следующие строки из её фронтового дневника:

«О, страсти, страсти! О, слепые мечты человеческого сердца. Вперед-вперед, - твердит оно, - стремясь туда, куда ведет его красота…»

«Слава - это или свой череп расколоть во имя родины, или чужой раскрошить…».

Здесь она цитирует фразы из известного романа начала XX века «Сестра Керри», Теодора Драйзера и известного русского полководца эпохи наполеоновских войн Петра Багратиона, погибшего во время нашествия французской армии на Россию в 1812 году.

С вступлением на территорию Восточной Пруссии советская армия встретила еще более усилившееся сопротивление немецких войск, которые теперь уже дрались на своей земле. Роза вернулась на фронт как раз накануне. Из двадцати семи девушек их взвода к тому времени в живых осталось только пятеро. Возможно, Роза Шанина предчувствовала свою гибель:

«…Николаю Б. Написала хорошее письмо, незачем ссориться, быть может, меня убьют…»

В начале января 1945 года газета «Уничтожим врага» опубликовала фотографию Розы Шаниной. Это фото оказалось последним.

В последних записях Роза описывает тяжелые бои, усталость, страдания от потери подруг. Чувствуется эмоциональная подавленность девушки. 27 января во время очередного боя она получит смертельное ранение осколком артиллерийского снаряда. Роза Шанина умерла в военном госпитале 144-й стрелковой дивизии недалеко от местечка Рейхау. По словам медсестры, ухаживающей за ней, Роза жалела о том, что успела сделать так мало. Трое братьев Розы – Михаил, Сергей и Федор тоже погибли на фронте. Вернулся с этой страшной войны лишь один из них – Марат.

Счет Розы к моменту её смертельного ранения составлял 54 убитых вражеских солдата, в том числе 12 снайперов. Надо понимать, что это лишь официально подтвержденные и учтенные наблюдателями солдаты противника. А сколько раз она самовольно уходила к линии фронта и вела охоту на офицеров и солдат врага? Никто не считал потери фашистов в таких «вылазках». Во время контратак немцев, когда обороняющиеся советские бойцы и снайперы одновременно вели огонь по наступающим гитлеровцам сколько именно убил каждый тоже учесть было невозможно. Поэтому реальный счет убитых Шаниной вражеских солдат существенно превышает вышеуказанные данные.

Наша страна потеряла в смертельной схватке с гитлеровским фашизмом практически весь цвет нации — бесчисленное количество молодых людей и девушек погибло на фронте и на оккупированных германскими войсками территориях СССР. Вал разрушительной нацистской стихии был остановлен благодаря бойцам Красной Армии, самоотверженно сражавшимся с врагом на Восточном фронте. Нет числа погибшим героям, многие из которых уже давно забыты. Память о Розе Шаниной сохранилась до наших дней не в последнюю очередь благодаря её дневнику, но таких людей как эта смелая девушка было множество. Смелость, решительность, мужество и готовность идти до последнего за Родину — вот что определяло моральный облик лучших людей того поколения, которое воспитала наша страна до войны. Многих из них постигло забвение, но подвиг который они совершили жив и не будет забыт никогда…

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…

Памяти Розы Шаниной
3.04.1924 – 28.01.1945

——————————————

Книги о Розе Шаниной:

«После боя вернусь» — Николай Журавлев
«Подснежники на минном поле» — Петр Молчанов
«Чтобы ветер в лицо» — Валентин Медведев

3 апреля Розе Егоровне Шаниной, советскому одиночному снайперу, кавалеру Ордена Славы II и III степеней, исполнилось бы 82 года. Она прожила короткую жизнь: всего 21 год. До Победы не дожила три с небольшим месяца.

Роза родилась в деревне Ельма Вологодской губернии (сегодня это Березницкое сельское поселение Архангельской области). В семье Шаниных было девять детей. Шестеро (двое дочерей и четыре сына) – родные. А трое – сироты, которых родители Розы, Егор Михайлович и Анна Алексеевна, взяли на воспитание. Семья была крепкой, дружной и весёлой. Работать умели, и отдыхать, и постоять друг за дружку.

Люди, узнавая, что доченьку назвали Розой, удивлялись: почему? Мать объясняла: в честь Розы Люксембург.

Судьба не баловала девочку лёгкими удачами. Она окончила начальную школу и решила учиться дальше – в средней. Правда, эта школа находилась в тринадцати километрах от дома и добираться туда предстояло только пешком. Ну что же – учиться-то надо! И Роза училась. И практически не пропускала занятий. Был такой случай: дорога частично пролегала по лесу, зимой приходилось опасаться волков. Роза брала с собой толстые сучья – сколько могла унести. Выходя из школы, зажигала их – так и шла все 13 километров.

Окончив среднюю школу, четырнадцатилетняя девочка одна отправилась в Архангельск – поступать в педагогическое училище. В нескольких источниках я нашла такой факт: до железнодорожной станции Роза в одиночку добиралась 200 километров по тайге…

В Архангельске Розе дали комнату в общежитии. Так началась новая жизнь, не менее трудная. Чтобы сводить концы с концами, девушка начала подрабатывать воспитателем в детском саду №2 Первомайского районо. Здесь ей предоставили жильё. Надо сказать, воспитатель из Розы получился очень хороший. Она обожала детей, и чувства эти были взаимны.

Наверное, если бы не война, Роза на самом деле нашла своё призвание в педагогике. Но грянул огненный 1941-ый год...

На фронт сразу же ушли трое братьев: Михаил, Фёдор и Сергей. И в первый же год войны в семью Шаниных пришли две похоронки. Михаил погиб, отстаивая Ленинград. Фёдор - в битве за Крым. В дальнейшем погибнет и Сергей, домой с фронта из пятерых ушедших детей вернётся лишь сын Марат. Но пока, в конце 1941-го года, Роза зажглась желанием отомстить врагу. Сдерживало то, что сначала надо было окончить педагогическое училище: учиться предстояло ещё более года. Но, пожалуй, гораздо более этого сдерживал юный возраст: в военкомате шестнадцатилетнюю девушку не хотели даже слушать.

Тем временем в нашей стране развернулась подготовка женщин-снайперов. Как ни странно, в этом деле слабый пол проявлял больше выдержки, хитрости, гибкости. И в июле 1943 года Розу, уже прошедшую всеобуч, направили в Подольск. Здесь находилась снайперская школа, которую девушка окончила с отличием. Надо сказать, и направление в школу снайперов далось будущему бойцу Шаниной только благодаря небывалому упорству. Она каждый день ходила в военкомат. Убеждала, просила, плакала, кричала, даже оставалась ночевать под дверями.

И вот Роза на фронте, в 184-й стрелковой дивизии. Всего через три дня после прибытия она уже сделала первый выстрел. Вот строчки из дневника сержанта Шаниной: «Я на всю жизнь запомню свой первый выстрел. Сразу наповал. Это был фашист, гадина, убийца, мародёр. Но у меня задрожали руки и подкосились ноги. Я вспомнила о погибших братьях. Но это не помогло. «Ты убила человека, ты убила человека!» - стучало в голове...»

На борьбу с собой у молодого снайпера ушло несколько месяцев. Роза расправлялась с фашистами (уже в первый месяц службы их было 17), но чувствовала себя преступницей. Однако спустя семь месяцев в дневнике девушки (она вела его на протяжении всей фронтовой жизни) появились слова о том, что теперь Роза уничтожает фашистов хладнокровно. И если бы время могло повернуться вспять, она снова и снова поступила бы в снайперскую школу, чтобы приближать нашу Победу.

Стреляла Роза не просто метко, а виртуозно. Она без промаха била даже по движущимся целям. Только за пять дней - с 6-го по 11-е апреля 1944 года снайпер Шанина под артиллерийским и оружейным огнём уничтожила тринадцать фашистов. Вскоре её назначили командиром взвода. 18 апреля 1944 года Розу представили к Ордену Славы III степени.

Настало лето 1944 года - началась советская наступательная операция «Багратион». Роза получила приказ: двигаться на запад, однако не лезть в самое пекло, не подключаться к пехотным отрядам, дать девушкам передышку. Но Роза ослушалась приказа. Своими девушками она зря не рисковала, но сама отчаянно рвалась именно в самое пекло - уходила в самоволки.

В конце июня Роза случайно отстала от своих и отправилась вслед за батальоном, который воевал на передовой. Вместе с этим батальоном Шанина участвовала в боях под Витебском и в одиночку взяла в плен трёх фашистов! «...Я сваливала фашистов, когда они выскакивали из горящих танков. После всего, когда увидела раненых и убитых, стало жутко. Но взяла себя в руки... Немного отдохнула и пошла искать наш женский взвод, упрятанный где-то в тылу. Вышла на дорогу. Случайно взглянула в сторону оврага и вижу - стоит немец. Крикнула: «Хенде хох!» - вдруг поднялось шесть рук. Значит, их трое. Один что-то пролепетал, я не поняла. Знай только кричу: «Быстрее, вперёд!» А винтовкой показала, ползите, мол, ко мне. Выползли. отобрала. Прошли немного, смотрю, немец в одном сапоге. Значит, он просил разрешения надеть второй сапог. Подвела их к деревне. Один спрашивает: «Гут или капут?» Я говорю: «Гут». И веду их дальше, в руке винтовка, за поясом гранаты и финка - ну как настоящий вояка. Пленных сдала, кому следует...»

В тот день за нарушение приказа девушка получила комсомольское взыскание. А за мужество и героизм - Орден Славы II степени. Розу собирались отправить в тыл, но она обратилась к командующему 5-й армией, снова попросилась на передний край. Это сказать просто: обратилась к командующему Крылову. На деле же она сначала обращалась к командиру 144-дивизии, тот ей отказал. Роза попросила разрешения обратиться к генералу. Не думал командир, что у тоненькой светлоглазой девушки хватит на это смелости, вот и разрешил. А у неё хватило и смелости, и решительности. И с того дня она воевала только на переднем крае. «...Какая-то сила влечёт меня туда. Чем объяснить? Некоторые думают, что стремлюсь к знакомому парню. Но я же там никого не знаю. Я хочу воевать! Я хочу видеть настоящую войну! Ухожу. Какое наслаждение «путешествовать» по передовой!..»

В июле того же года Роза билась за Вильнюс. Во время своих дежурств она не просто караулила фашистов - она очень умело выманивала их на линию огня. Надо сказать, за это девушку ругали однополчане, которые боялись за её жизнь. Но Роза была упряма. Каждый день пополнялся её личный счёт убитых немцев. К августу 1944 года их было уже более сорока.

Но, как и всякий солдат, Роза очень скучала по дому. Ей хотелось хоть на денёк съездить в Архангельск, повидать маму. «Одним только глазом взглянуть за свою землю, - писала девушка, - и сил бы прибавилось...» Отпуск ей предоставили - Роза одним днём, но побывала дома, увиделась с мамой. К тому времени девушке присвоили ещё один Орден Славы II степени. О ней писали во фронтовых газетах. Русоволосая, голубоглазая, с открытым лицом, девушка сама по себе была похожа на героиню патриотического плаката. «Я сижу и размышляю о своей славе... Меня зовут лучшим снайпером в газете «Уничтожим врага», а «Огонёк» поместил мой портрет на первую страницу. Это странно даже представить, как те, кого я знаю, смотрят на эту иллюстрацию... Я знаю, что так мало делала до сих пор. Я сделала не больше, чем обязан советский человек, встав на защиту Родины...» А ведь земляки на самом деле «смотрели на эту иллюстрацию». И читали, и гордились. Много писем из родного края получила в те дни снайпер.

Розу первой из женщин-снайперов удостоили и медали «За отвагу».

Шли тяжёлые бои в Восточной Пруссии. Наступление наших солдат шло под сильным миномётным огнём фашистов. Розу перевели в 203-й армейский запасной стрелковый полк. Из семидесяти бойцов батальона, где служила девушка, в середине января 1945 года погибли шестьдесят два. Роза не боялась смерти, хотя понимала, что близка к ней, как никогда. Ей, как и всем нашим солдатам, хотелось дожить до Победы. Роза мечтала стать педагогом и посвятить себя детям-сиротам. Но это не сбылось.

Вот строки из её последней записи в дневнике: «22 января наша самоходка успешно прошла противотанковый ров. В азарте мы продвинулись далеко вперёд, а так как не сообщили о своём местонахождении, по нам по ошибке ударила наша же «катюша». Теперь я понимаю, почему немцы их так боятся. Вот это огонёк!

Потом ходила в атаку, а вечером встретила своих дивизионных разведчиков. Предложили пойти с ними в разведку. Взяли в плен 14 фашистов. Сейчас продвигаемся вперёд довольно быстро. Немцы бегут без оглядки. Техника у нас! И армия движется - хорошо! Большой железный мост через реку прошли без помех. Шоссе красивое. Около моста валялись срубленные деревья - немцы не успели сделать завал...»

Жить девушке оставалось несколько дней...

27 января 1945 года во время одного из сражений в районе деревни Ильмсдорф округа Рихау, ранило командира артиллерийского подразделения. Роза поспешила на помощь. Прикрывая его, она получила тяжёлое ранение в грудь и спустя несколько дней умерла в госпитале. Её последними словами были: «Я всё-таки сделала так мало...»

Родилась 3 апреля 1924 года в многодетной крестьянской семье в Вологодской губернии, свое имя получила в честь Розы Люксембург . Закончив 7 классов, девушка вопреки воле родителей уехала в Архангельск поступать в педагогическое училище. Когда началась война, Розе было 17 лет. Три ее брата ушли на фронт и погибли в самом начале войны. Летом 1943-го Роза пришла в военкомат, чтобы записаться добровольцем. Она была направлена в женскую снайперскую школу, которую с отличием закончила в 1944 году, и отправилась на фронт в составе женского снайперского взвода.

Роза Шанина славилась способностью вести точную стрельбу по движущимся вражеским целям. На ее счету 59 (по другим сведениям — 75) уничтоженных солдат и офицеров Вермахта, из них 12 — снайперов. Газеты союзников называли Шанину «невидимым ужасом Восточной Пруссии », советские газеты и журналы печатали фото снайпера с обаятельной улыбкой. Роза стала первой женщиной-снайпером, удостоенной орденами Славы II и III степени, и медалью «За отвагу». Несмотря на запрет, она вела фронтовые дневники, в которых так написала о своей неожиданной популярности: «Я сижу и размышляю о своей славе. Меня зовут лучшим снайпером в газете «Уничтожим врага», а «Огонек» поместил мой портрет на первую страницу. Это странно даже представить, как те, кого я знаю, смотрят на эту иллюстрацию… Я знаю, что так мало делала до сих пор…»

Розе Шаниной приходилось не только сидеть в снайперской засаде, девушка ходила в атаку на передовой и в разведку. Последним боем Шаниной стало сражение в Восточной Пруссии. Роза писала в своем дневнике, что, возможно, скоро погибнет, — немцы ведут сильнейший минометный огонь, и их батальон потерял 72 человека из 78. 25 января Роза была тяжело ранена в грудь, спасая раненного в бою командира артиллерийского подразделения. 21-летняя Роза Шанина скончалась в госпитале 28 января 1945 года, не дожив несколько месяцев до Победы.

Фронтовой дневник Розы Шаниной

Роза Егоровна Шанина — советская девушка-снайпер, уничтожившая в последний год Великой Отечественной войны около 6 десятков фашистов только в одиночных снайперских «охотах», не считая убитых ею в боях. Она не дожила до победы всего 3 месяца, погибнув 28 января 1945 года в Восточной Пруссии. В то время как о многих советских женщинах-снайперах осталось крайне мало сведений, о жизни Розы Шаниной известно достаточно хорошо, причем из первых уст, т.к. на фронте Роза вела дневник, который сохранился и был опубликован. Наиболее полная версия фронтового дневника Розы Шаниной была издана в 2011 году на её малой родине — в Устьянском районе Архангельской области в сборнике «Она завещала нам песни и росы».

Встретила Гудкова, который был вместе с Сергеем в лесах Белоруссии, он просил напомнить Сергею местечко Косино, где застала при выпивке бомбежка. Сейчас в редакции. Как-то странно, когда так глупо представляют о передовой (Ольга), хотя они всего 25 км от фронта. Да, как тяжело жить в такой обстановке! (У реки Шушупа).

С Гудковым каталась первый раз в жизни на самолете. Теперь мы в 215 стрелковой дивизии (с.д.) у Казаряна. Скучаю по 338. Люди, кажется, там совсем не те. Плохо работать я не могу, убивает совесть, а хорошо, эта газетная волокита, девчонки из зависти овеяли сплетнями, морально убита.

Немец отступил, едем вперед, влево. Встречала Казяряна. Все говорят: добрый для девушек, пусть будет недобрый, только не такой «бабник». Вспоминаю Городовикова, никакого сравнения, как тяжело…

Будь, что будет, но я не буду той простячкой, какую ждут. Видела во сне брата Федю. На сердце тяжело, мне 20 лет и нет хорошего друга, почему? И ребят полно, но сердце никому не верит.

Говорят, что девчат в Германию не пустят, а мы уже на границе, куда бросит судьба? Вспоминаю Мишку Панарина. Какой хороший парень. Убило… Он меня любил, я знаю, и я его. Старший сержант, 2 года института, воспитанный, простой, приличный, симпатичный парень. Я его очень жалела. Перед глазами Блохин, Соломатин. Мне они нравились, но я знала, что это лишь временно, уехали и письма писать не стали - вот доказательство. После 338 с.д. была в корпусе. В 184 с.д. никого не знала, так немного, поверхностно и товарищески.

О, сколько несправедливости! Возьмем девчат. С.Е. моя подруга и снайперская пара. Где успех есть, она дружит, а нет у меня успеха, пропала. Я теперь пользуюсь большим авторитетом, и она со мной. Как не нравится мне. Я хочу таких подруг, как была с 5 по 7 класс Агния и на 1-3 курсе техникума - Валя Черняева. Не найти таких, нет.

Начинаются мои путешествия, как и в июле. Держим путь на Сберки, левее 20 км за Слободу и р.Шушупу. Без разрешения сели в машину. Сломалась около 184 с.д., и все ушли туда к знакомым, дело к вечеру. Ночевали у земляка начальника политотдела. Были с Калерией Петровой, кушали генеральский обед, хотели с нас взять за это плату, но мы не такие. Утром отвезли на виллисе. Едем, куда? Вот армейская машина, узнали всё точно. Девчонки ночевали на передовой, наступление, огонь, зато они видели ребят. Да, как хочется быть на передовой, как интересно и одновременно опасно, но не страшно мне почему-то.

Помню дни, когда я шла в наступление с Соломатиным, которого я любила, но не верила в его любовь. Он для меня делал все. Но ведь ему в глаза смотрела смерть, ухаживать все равно за кем, а это все он в силах сделать, быть может, за то лишь, что я девушка и воюю отважно. Только я ушла от него, когда рядом с ним убило замечательного командира полка. Николай С. стал ворочать (командовать - ред.) полком.

Я ушла на передовую. Встретила ребят, знакомых нашим девушкам Шуре и Дусе: комбат и заместитель. Приняли замечательно. Попала в роту хорошего дяди, старшего лейтенанта, командира роты. Приголубил меня, пошла с ним в атаку, бегу по ржи, откуда ни возьмись Блохин. Узнала, что у них в ночь наступление, ушла к нему.

В 3 часа ночи пошли в атаку, кругом огонь, а я в первых рядах боевых порядков. Увидев это, Блохин обратил на меня внимание, иди, мол, назад. Замполит еврей Шапиро прогнал меня. Светает. Иду. Замерзла. Где свои, с трех сторон фрицы. Смотрю: вдалеке часовой, но чей? Подползла по ржи смотрю: наши бойцы, боевое охранение, спят усталые в ячейках. Подбегаю к часовому. Спит стоя. Узнала, что батальон Соломатина, легла под плащпалатки к ребятам. Утром пробудились и удивились, как я их нашла. Сидим.

Вдруг немецкий самолет по земле прострочил метров в 100 от нас. Таиров сказал: «Минут через 10 будет контратака противника». Так и есть. Команда - занять сопку, я заняла, я в первых рядах. Сначала я не видела, потом вижу: из-под горы, метрах в 100, вылазят самоходки с десантом. Била живую силу противника. Рядом слева, метрах в 8, раздавило старшего лейтенанта и капитана, и бойцов. У меня заклинение. Села, устранила задержку и снова стреляю.

Танк прямо на меня, метров 10 впереди. Пощупала гранаты, утеряла пока ползала. Страха никакого. Думаю, отползу. Метрах в 7 подорвана наша 76 мм пушка. Танки идут мимоходом, бросают гранаты с них, огонь всякого рода (пулемет, автомат, снаряд), 8 подбили, остальные вернулись обратно. После всего, когда увидела убитых и раненых, стало жутко. Перед смертью капитан подарил мне часы.

Достали трофеи, НЗ. Я долго берегла синюю косынку из шёлка, как память, утеряла. Таиров говорит: «Как началась атака, вспомнил, где ты, а ты лежишь впереди, я очень переживал». Таиров и Соломатин поссорились. Таиров - старый воин, велел держаться до последнего, а то окружат к утру, а Соломатин: «Я хозяин здесь». Отошли, смотрю - генерал Бабаян, - прячусь, чтоб не отослал в тыл. К ночи прибываю на коне. Всех литовцев забрали под охрану. Ну так получилось там, что бабуся собиралась взять лошадь на лугу, когда бы ее послали к нам в тыл. А когда заняли деревню, где был фриц, лошадь снова нашли там.

Ночью в окружении мы остались с Соломатиным вдвоем. Он был молод… Мне не страшно было умирать, но я заплакала.

К счастью, через двое суток другая дивизия нас освободила. Я взяла винтовку, гранаты и пошла «искать по свету, где утомленному чувству есть уголок». Кругом немцы, и вправо и влево. Ребята артиллеристы спрашивают - куда? Я рассказала. «Пойдем, - говорят, - с нами», и я пошла. С ними хорошо. Мы давали большие марши, я ездила на пушках. Получаю от Блохина письмо, мол, я теперь сам хозяин, иди. Дали 60 км марш. Устала, приходилось проходить горы. Легла, думаю, уснут ребята артиллеристы, и я убегу, а то хорошие ребята, неудобно так уходить. Они уснули, и я, утомленная, не вытерпела.

Просыпаюсь от толчков. Перед глазами два автоматчика из учебной роты. Иду в тыл, приказ есть приказ. Дальше случай. Около местечка Обухово, правей, северней и дальше на запад, договорилась с Блохиным, ушла не туда, куда ушла учебная рота. Попала с 1136 полком в окружение группировок. Переночевала, на утро пошла посмотреть. Заметила 30 фрицев, после побежали с разведчиками догонять. Схватка. Убили нашего капитана два немца прикладами из-за кустов. От нас был шагов в 6, но кусты густые. Этих двоих мы поймали и расстреляли.

Немцы разбились на две группы и разбежались в две стороны. Ребята побежали догонять, а мне надо было идти «домой» в роту. По пути взяла раненого. Он попросил, чтобы я популяла (постреляла - ред.) там еще. Я пошла снова. И в мечтах позабыла, что нахожусь в опасных местах. Проходя по мосту, случайно устремила взор на заросший внизу овраг. Вижу, что стоит фриц. Случайное: «Хенде Хох!». И поднимаются шесть рук: их трое. Болтает один что-то, не понимаю, только знаю слова «быстрее, вперед» и кричу. Выползли из оврага. Отобрала оружие, часы, крем, зеркала и т. д. Провела километра полтора, смотрю один фриц в одном сапоге. Это он и просил в овраге дать ему одеть сапог. Я не поняла. Встречаю парня - солдата: «Есть часы?». Я говорю: «Вот». - «Покажи?» - «Возьми», - и он убежал с часами. Подвожу к деревне, а фрицы совсем осмелели. Когда на их вопрос: «Гут или капут?», я ответила: «Им будет гуд», - они обернулись и смотрят на меня. Иду по деревне, это в Польше. В маскхалате, с финкой, с гранатами, винтовка наизготовку - как бандитка, женщины смотрят. Потом зовут все пообедать. Сколько поощрений!

Встретила там же Щекочихина Сашку, который мне нравился. Сначала мы ходили с Калей Петровой к Блохину обедать, пить молоко и т. д., а позднее, я его полюбила и стала стесняться уже прощаться. Бывало, пойдем звать Блохина к Сашке Щ., мол, так и сяк, а самим с Калей обеим Сашка нравился. Блохин, понимая это, отвечает: «Он занят», - хотя тот свободен и рад нашему приходу. Сашке я призналась в любви сама первая в письме, и вот поэтому на его положительный ответ я не могла больше ответить взаимностью - стыдно. Ой, плакала. Я, когда уходила тогда, когда пленила трех фрицев, и потому что я думала, что он меня не любит. Я к нему привыкла, думала: это последний раз, убьют немцы, так как эта обстановка серьезная.

Теперь никого не могу полюбить, хотя я не верю Соломатину, но мечтаю о встрече с ним, он рядом. Блохин в тылу уже, зовет в тыл. Я уверена: у него там была Таня, письма которой мне не разрешали читать. Переписываюсь с Гришей, Димой, Костей и Николаем, но это совсем чужие, просто так, сначала по-товарищески, теперь мечтают ребята о чем-то, им скучно на фронте, обижать не хочется. Дима пишет на 3 моих сухое короткое одно, я прошу выслать все мои фото обратно. У обоих свои переживания о них. Нечего писать, а интересное всё переписали. Чем объяснить, что в ребятах быстро разочаровываюсь? Они обманывают, иной раз сама извожу и говорю - отстань.

Хочется иметь подругу. Часто задумываюсь об Ане Смирновой и Маше Тисановой, они мне очень нравятся, но еще не знаю. Не нашей дивизии. Чем объяснить, что среди такой массы ребят я все одинока? Не знаю. Иметь парня, отлучки будут и все неприятное. Предложил мне один тип 215 с.д. К… духи и все, что угодно, но я не продажная. Могла бы его обдурить, не стоит, будут неприятности, он же большой чин.

Война. Ночевали у Вовика Емельянова с Сашей и Калей, но также случайно отстали, как и нашли. Прорыв немецкой границы около г.Наумистие, левей. Пригласили танкисты, познакомили с устройством танка. Какие хорошие деликатные ребята. Меня все знают по газетам.

Повстречала ребят артиллеристов, при которых у Немана убило сразу 5 наших девчат. Они видят, что и наша участь нелегка. Опять готова к побегу на передовую, даже плачу, что не пускают. Хочу, чем объяснить? Какая-то сила влечет меня туда, скучно здесь. Некоторые говорят, что я хочу к ребятам, но я же там никого не знаю. Я хочу видеть настоящую войну. Мешает, что я помкомвзвода, а то бы давно убежала.

Искали эресовцев, не нашли. Ночевали в другой батарее. «Атаки»… Прорвали границу. Там встретили Ванюшку из полка 3383. Какая встреча! Разошлись снова. Нашли часть свою. Уже плутаем по немецкой территории. Пленные, убитые, раненые. Атаковали дзот, взяли 27 пленных, 14 офицеров, крепко сопротивлялись. Иду «домой» в часть. Вижу штаб дивизии. Подъехала ближе к передку (передовая - ред.), переночевала у Осьмака. Он мне нравится, но он очень гордый, быть может, поэтому и нравится?

Была у генерала Казаряна и полит.начальника, искренне плакала, когда не пустили на передовую, чем объяснить? По приходу «домой» получила письмо от Агнии Буториной. Об этой подруге 5-7 классов я всегда вспоминаю хорошо. Она пишет, что ее жизнь разбита, скучно. Верю, ребят нет, и девушке не житье. Так и будет после войны. Кажется, отправляют в тыл, мечтаю о побеге на передовую.

Еще вчера бежала на передовую. Шла в атаку, но вот стоим, закрепились. Дождь, грязь, холод. Ночи длинные, наступаем.

Писать не было условий. Воевала. Шла вместе со всеми, раненые, убитые. Пришла по вызову комполка. О, Боже, сколько сплетен. Помню, я плакала в батальоне, обижаясь, что при мне позволили рассказать плохой анекдот. Я посчитала неуважением. Помню погибших товарищей за этот период. Меня ждала та же участь, и вот благодарность. Даже подруги встретили с иронией мир пропитан неправдой. Кажется, у меня не хватит силы воли, чтоб смотреть до конца жизни на этот лживый мир. От Яшки Гудкова получила 8 писем. Из деликатности ответила одним маленьким, т. к. он делает для меня все, фото жду, вот получу и писать не буду. Яшка понимает правильно военных девушек.

Все же хорошо, когда есть хоть какая подруга. Саша, мне с тобой бывает порой весело. Я делюсь всем. Вызывал полковник Новожилов по поводу письма, где я просила послать на передовую и критиковала наших офицеров.

Бой под Пилькалленом. Город взяли наши, их всех перебили. Из штрафной роты вернулся один человек, жив, невредим, остальные погибли.

За местечко под Пилькалленом воевала я сама лично. Сколько раз брали и выгоняли нас. Отбивала удачно очень одну контратаку. Я уничтожила 15 фашистов точно, т. к. была на близком расстоянии и стреляла очень много. Наблюдали четверо артиллеристов в десятикратный и шестикратный бинокли. Когда фрицы ползли, видны были одни каски, стреляла по ним. Пули шли рикошетом, так как патроны были трассирующие, то было видно хорошо как летят от каски вверх. Сначала на (расстоянии - ред.) 200 м, потом ближе и в полный рост встали на 100 м, и когда от нас 20 м, то мы убежали. Мы лежали за насыпью на опушке леса и скрылись легко. Отошли к домику. Но «славяне» убежали все. Нас оставили одних. Рядом погиб капитан Асеев, наш комдивизиона, артиллерист, Герой Советского Союза. И мы отошли последними.

Приказ: восстановить положение. Мы подползли и заняли снова домик, выгнали фрица. Потом я пошла на КП полка, усталая, первый раз покушала. Время к вечеру, и уснула крепко.

Вдруг в упор в подвале стрельба. Фрицы, 15 человек, подползли. Их разбили артиллеристы, которые услышали, находясь рядом от дома, в сарае. Девчонки все оказались трусами, убежали. Калерия одна была храбрая. Девчата, видя опасность, готовы меня растерзать, так как я их вела на передовую. Убило в этот разу Сашу Кореневу и ранило двоих: Валю Лазаренко и Аню Кузнецову. Я боюсь идти домой, девчата всю вину «кладут» на меня. Бойцы, ребята и командиры довольны моей храбростью. Дошло до корпуса, представили к награде орденом Славы 1 степени за отражение этих атак.

«В октябре 1944 года дивизия получила боевой приказ - развить стремительное наступление и овладеть Пилькалленом (теперь поселок Добровольск). Бои велись жестокие. Несмотря на большие потери, враг, как загнанный зверь в ловушку, метался, продолжал сопротивляться.

Передовые наши подразделения вышли на железную дорогу южнее населенного пункта. В небольшой рощице, у дома лесника, малочисленная группа советских солдат вступила в неравный бой с таковым десантом неприятеля. В этой группе был и Герой Советского Союза Игорь Петрович Авсеев. (В примечании: ветеран войны капитан в отставке Медведев, живущий ныне в г. Петропавловске-Камчатском, рассказал об этом бое и о Герое Советского Союза Игоре Петровиче Асееве)

Под вечер уставшие от боев и бессонных ночей пехотинцы и артиллеристы собрались отдохнуть. Неожиданно со стороны Пилькаллена раздались залпы шестиствольных минометов, около 300 автоматчиков атаковали рощу. Силы были неравные, противник в десятки раз превосходил горстку наших воинов, которые стали медленно отступать, чтобы избежать окружения. Капитан Асеев прикрывал группу, непрерывно вел огонь из окна домика. Вместе с ним была и снайпер Роза Шанина. Это был последний бой И.П.Асеева. Он прикрыл собой отступление группы.

Вскоре последовал приказ наступать. Воины пошли в атаку и выбили фашистов. Наши солдаты увидели распростертое тело капитана Асеева.

Очевидцем последнего боя И.П.Асеева была кавалер ордена Славы снайпер Роза Шанина, которая совершила десятки подвигов при освобождении Пруссии. Погибла 28 января 1945 года. Сохранился лишь дневник, в котором очень коротко описан бой под Пилькалленом. О И.П.Асееве и Р.Е.Шаниной известно не все, поэтому хотелось бы, чтобы поисковую работу провели красные следопыты поселка Добровольский». (ВЫДЕРЖКА 4)

Давно не писала, было некогда, была на передовой. Ездили с девчатами и Вовиком. Болтали, что из-за меня погиб капитан Асеев, когда я из-за него сама немного не погибла. Очень понравился Николай Ильченко, лейтенант, артиллерист, брат Героя Советского Союза летчика Ильченко. Он влюблен в меня, он не смотрит на рост, а мне не нравятся даже чуть-чуть ниже меня, а так я сама страдаю по нему.

Ночевала у Николая Федорова. Хороший парень. Он обо мне беспокоится, что захочу, то и будет (костюм, шапка, подарки). Только я его не люблю. Эх, загадочная натура, я обманываю его принимаю подарки, когда его не люблю. «Загадочная натура» Чехова.

На носу праздник. Приглашений… Составили расписание, начиная с 5-го и кончая… Но увы, 6-7 ноября у нас рабочие дни, и кое-что рухнуло. Вечер на 6-е, катюшники. Приехали танкисты, Вовка Клоков. Хотела ехать к Боровику на праздник, но дни рабочие. Катюшники хорошие же все ребята. Только Вовку Летисона я люблю как маленький мальчишка братишку, а он на что-то намекает, не нравится. Подарил финку. Я вообще ничего не понимаю, даже жизни, так все переплелось.

Утро 7-го на передовой. Вечер 6-го у Николая Федорова, весело, но Ч.П. Приезжали из Москвы. Приезжал фоторепортер, и генералы вызывали меня, как представителя девушек - фронтового снайпера. Но Николай не хотел, чтоб я ушла, и сообщил, что меня не было. Утром 7-го встреча с генералами, поругали, что не пришла. Я говорю: «Не сообщили».

«Дома. Приглашения, ребята и душечка, дорогая, и черт. Решила никуда не идти, так как грязная, усталая. Вдруг из армии от Молчанова приглашение. Отказаться не могла. Очень хорошие товарищи и могут подумать, что ушла в другое место. Кашель. Но я поехала. Приехала туда, заболела и два вечера, и 7-е пролежала в кровати. Итак 7-е - полдня в Германии, полдня в Литве или СССР.

Приехала домой, получила кучу писем. Но того, которое радует, нет.

Вызывал генерал Казарян. Ругал за плохую дисциплину, разъезды, отлучки. В праздники ни одной не было. Правда, для нас в дивизии ничего не сделали, а праздновать-то надо же. Что делать, если «верхи» не работают с нами. Наше отделение работает нормально. Прихожу домой, грязь на улице, сидит Николай Ф. Пришел просить прощения за плохой поступок, но много народу, и он промолчал, а пошел грустный.

Получила письма из дошкольной сети из Москвы, Архангельска. Все гордятся моими подвигами за мой портрет в журнале «Юмор» от 7 ноября. Но меня слишком переоценили. Я же делаю лишь то, что обязан каждый советский воин, и все. Я славлюсь везде, это много.

Сознаю, что я заслужила славу в армии, ну, на фронте, но по Советскому Союзу зря разносят, ибо я не так много сделала. …? Только говорят. Ложусь спать. Много ребят горят желанием видеть Розу …оницу, чем объяснить? … рисуют меня красавицей или как героя.

Ох, и случай сегодня. Ночью газовали в 277 с.д. Познакомилась с капитаном Лешей, симпатяга, но ведет себя как идиот, за кого он нас считает? Пригласил архангельский парень, начпрод. Дали прикурить, …олят, кто такие снайпера.

Перешли в 618 полк, устроились неважно. Машина налаживается, поедем с Калей хозвзвод 711 к Николаю в хозяйство. Вечером была беседа по докладу Сталина. Не удалось к Труничеву, а как приглашал.. Приглашал командир 711 с.п., и куда не ожидала, попала к начальнику штаба дивизии полковнику.

Настроение гадкое, почему? Была сейчас у Николая и ночевала, еще там немного испортилось настроение. Встретила в артиллерии мальчика. Ну и мальчик, ужасно мне понравился, большой симпатяга и скромница, но, увы! Николай рядом.

Я вспомнила все наши отношения с Николаем. Я его совсем немного уважаю, но все же уважаю. Девчатам всем он нравится. Не везет мне. Ведь подружилась я с ним так механически, не по своему желанию. Помню, первый день встретила в наступлении, когда я «бегала» на передовую. Рослый, грязный, в грязи, глине, длинная шинель, как настоящий воин. Его я уважаю за храбрость, он настоящий советский воин, но воспитанием и образованием не блещет, простой парень, артиллерист. Помню первые дни, проведенные вместе с Николаем. Почему у меня не хватило мужества отвергнуть его знакомство? Условия - холод и грязь, я раздета, нужна была помощь, он помог мне, иначе, словом, было нелепо. Вот и теперь он мне немного нравится, а остальное я принуждаю себя, вбиваю в голову мысль, что я его крепко уважаю, поэтому и скучаю долго, не видевши его. К чему я вбиваю мысль, что я даже люблю его? Потому, что после Блохина я никого не уважала и не могу, а одинокой быть не хочется, хочется друга, еще что?

Сейчас с девчатами скучаем. Завтра день артиллерии, приехала секретная комиссия проверять поведение девушек.

А Николай предлагает мне хотя бы формально, чтоб легче жить вместе, пожениться. Какие признания в любви со стороны Николая. Я все-таки не пойму - правда ли это, или он настолько лицемер.

Завтра день артиллерии, куда на вечер попаду? И попаду ли вообще-то? Как тяжело! О, Боже! На передовой результаты плачевные, а больше и удовольствия никакого. Фриц далеко бродит, стрелять плохо.

Дорогая мама, хотя ты обо мне не очень скучаешь, а мне скучно не иметь никакой отрады, как хочется к тебе.

Получила от Яшки, он был тогда у меня всего 10 мин., и за это время успели насплетничать про меня с капитаном Асеевым. Не дают ему покоя и в загробной жизни - бедняга.

Да, я получила Почетную грамоту от комсомола. Написала письмо девушка-незнакомка, которая, как и я, горит желанием быть в самом пожаре войны. Всё ей рассказала.

Сколько было вчера приглашений на вечер (катюшники, командир 711, Труничев, ребята-разведчики, 120 батарея и много-много), но я решила все отвергнуть, идти на вечер к Николаю, хотя знала, что проведу его всех скромней.

Сижу у майора артиллериста, он мне нравится как человек, скромный, добрый. А Николай Ш. совсем ребенок, он сразу же влюбился в меня до безумия и уже бредил во сне лейтенант, начальник разведки артиллерии. Первый раз так жестоко играла на нервах этих двух ребят Николаев и некоторых других, первый раз так преследовали меня объяснения ребят и дуэли на этой почве и где? На передовой.

Вчера вечером приезжали катюшники, я доехала немного, прыгнула из кабины и убежала, долго плакала. Прошла километров 15, вышла на передовую, заплутала, так как зги не видно, шла на ощупь и плакала. Почему? Мне не нравится эта жизнь в разъездах, ведь мы на фронте должны работать по-фронтовому, на посторонние вещи внимания меньше, а мы сейчас?

Я плакала от души всю дорогу, ибо мне тяжело было, я одна ночью, только пули свистят, пожары горят. Пришла, легла спать и проспала до 2-х следующего дня.

С ночи и сегодня написала письма, сообщила Николаю Ф. Получила от танкиста Лукьяненко и еще от каких-то танкистов. Все меня знают и напоминают задорный мой смех с песней «Немцы топали, мундиры штопали» и смотрят на мое фото в «Крокодиле», я его не видела. Мои фото из газет и журналов или носят ребята в планшетках, или висят на стенках. Кажется, больше тех, которые меня уважают, чем ненавидят.

Узнав об отъезде, ушла ночевать к Николаю, но не потому, что мне жаль с ним расставаться, а потому, что надо кое-что: плащ-накидку, книгу и еще часы, но часов не взяла. Девчат нет дома. 10 человек в разных дивизиях. Уходим в 203 запасной полк. Теперь опять нет никого, холостая. Хорошенький Николай Боровик не встретится больше - воюет юго-западнее г.Наумистис.

Вот пришли в тылы дивизии и ночуем в учебной роте. Устроились неплохо, все же блат выше наркомата.

Встретила генеральскую свиту, поужинала, а настроение чертовское, играет гармошка, как в квартирах. Все же чуть-чуть ближе к тылу, а уже совсем другое, все по-тыловому, как хорошо. Все же девушку везде принимают неплохо: «Сюда, к нам…». О, Боже, какая скука, как-то скучно-скучно, чем объяснить? Все же как ни есть, а знакомые, и с ними веселей, мило вокруг, захотелось и к ребятам сбегать, и к Николаю Ильченко или Боровику, больше к Шевченко, ну и к Федорову сходила бы, нет, пожалуй, пока нет.

Устроились в 203 запасном, неплохо, отдыхаем.

Впервые видела немецких фрау, не понравились.

Вчера были танцы, танцую неважно, но воодушевили - заботы о моде К. Хотели ехать к драндулетчикам. Вовка приезжал - нельзя, не пустили, слежка и больше из-за ревности.

Шли из бани, вспомнили, как наших девчат утащил фриц. Дуся Кекешева - очевидец всего. Сама ушла из рук, Шамбарова притворилась убитой, а двое где-то живы ли? В руках палачей. Вот теперь на немках мстить, но у меня уже нет сердца. Я ко всему хладнокровна.

«Милая Розка, в ночь на 30 ноября 1944 г. мне приснился такой сон: «Шел июнь 1947 г. Был прекрасный солнечный день. Столица Советского Союза Москва жила прежней шумной жизнью. Прошло два года со дня окончания войны. Участники боев вернулись в родные края. Перед ними открылись двери ВУЗов, ВТУЗов, институтов. Как изменились эти люди за два года мирной жизни. Сегодня особенно шумно на улицах Москвы - воскресный день. По улице им. Горького шли две девушки. В руках у обеих было по свертку. Заметно было, что они куда-то спешат. Дойдя до белого дома, они остановились у подъезда. Через несколько минут из подъезда вышла третья девушка. На ее устах сияла улыбка. Не прошло несколько секунд, как эта тройка продолжала свое шествие дальше. Между ними завязалась дискуссия. Свои слова они сопровождали жестикуляцией. Ни одна из них не хотела уступить другой. Наконец спор прекратился. Утомленные жарой они сбавили шаг. Наступила тишина. Навстречу им шла пара. Глаза девушек мигом устремились на эту пару. Стройный молодой человек в военной форме был элегантно одет. На руках у него в легком покрывале был завернут ребенок. Рядом с ним шла стройная девушка - брюнетка. Они о чем-то весело болтали. Глядя на них можно было сделать вывод - они счастливы. Молодой человек устремил свой взор на трех девушек. Глаза их скрестились. Мигом у каждого перед глазами пролетела вся фронтовая жизнь. Их дружба - снайперы и катюшники.

Поравнявшись, они не остановились. Лишь кивнули головами в знак приветствия. Два года мирной жизни резко изменили этих людей. Трудно было узнать их. Девушки учатся в институте, а молодой человек занимается в академии и имеет жену и сына. Это была первая встреча за два года после войны. За два года изменились между ними взаимоотношения. А когда-то были они большими друзьями. Так почему же этот молодой человек и эти три девушки не остановились при встрече, не вспомнили тяжелое время - войну, когда все тяжести и невзгоды разделили вместе. Теперь они далеко от этого. Видимо, молодой человек счел низким для себя признать себя другом перед лицом своей спутницы. Три девушки продолжали свой путь, но молча. Если бы вы внимательно посмотрели им в лицо, то без всякого труда вы бы заметили, что одна из них особо была угрюма. Видимо, ей было больно от этой встречи. Так кончается хорошая фронтовая дружба».

Розка, если останемся живы и здоровы, но разлетимся в разные края, прошу тебя - не забывай нас с Калюшкой, нашу отважную бродячую тройку».

А. Екимова

Описывая этот сон, Саша Екимова прочитала мой дневник. Испортила настроение мне и себе. Да, она мне сейчас была, как никогда, очень дорога, ведь, как ни говори, с ней мы делили солдатское всё - и горе, и радость. Без грехов человека не бывает, я ее не осуждаю за ту отрицательную черту, которую я отметила. Настроение! Жутко.

Опять в редакции, так как пока 7 км от нее. Хотели уехать, но не смогли, до завтра. Музыка! По рации передают самые хорошие вещи. От души написала Агнии Буториной, что о встрече с кем-нибудь я не мечтаю, т. к. каждая минута сообщает новости.

Вообще-то будущее у меня не определено, много вариантов: 1) в институт; 2) быть может, не удастся первое, тогда - государственный человек, всецело отдамся воспитанию детей-сирот, такая моя специальность. При втором я буду еще кое-чему обучаться, повышать уровень всесторонне. Вообще будущее я не определяла, не задумывалась здорово, так взбредило.

Хотела здесь обучаться связи, азбуке Морзе и т. д., так как курсы за стенкой связистов, но уезжаем. Я хочу иметь много разных специальностей, хотя не работать, а просто знать, при пожарном выручить. Ну, кончаю мечтать, надоело сегодня.

О, Боже, как скучно стало, пришла на склад ОВС, в ожидании вспомнила все-все. Главное: перед моими глазами две картины:

1) Лежит в землянке в 36 полку 338 дивизии под Витебском Павел Блохин с трубкой в руках, кричит по телефону: «Ох, ты так твою мать-то». Я сижу рядом, бросил трубку и улыбается мне.

2) Бежим мы с Николаем Соломатиным над Неманом по лесу, по скату берега, по кустам, быстро бежим. Пощупала: на голове нет косынки, зеленой, маскировочной. День жаркий солнечный. Бегу дальше. Николай посмотрел, тяжело взбираться, крутой обрыв, взял меня за руку, помог взобраться, крепко поцеловал, и бежим дальше. Зачалила за куст, порвала маскхалат, попросила иголку, зашила брюки, и бежим дальше. Вышли на высокий-высокий берег Немана - слева поле, далеко лес, справа река, за рекой - луга и лес. Идем тихо-тихо, переглядываемся, вдруг застрочил пулемет слева - это был фриц. Мы быстро прыгнули под берег в кусты и шли уже по кустам.

Помню, ночь, шли с Николаем в какую-то деревню, на немца. Лесом шли всю ночь, литовец вел. Обошли весь лес по ручью, вышли на высокую гору, там имение. Легли отдохнуть под кустами на плащ-палатке, потом встали, согрели кофе, сварили суп, покушали… дальше даже не помню, в которую сторону шла, вспомнила: за деревню приняли жестокий бой, а вот дальше не помню.

Помню большой марш, дождь, я даже без тельняшки, промокла до нитки. Он принес свое суконное обмундирование одеть, но я не взяла, взяла только накидку. Ночью промокли, в луже оказались, такой был дождь. Ночевали с ним в бричке. Как мне он нравился, пою песенку:: «Где ты целый год, где ты, где ты, куда тебя забросила война…».

Скука, гармонь играет в мастерской, о, как тяжело, я хочу сейчас туда? Вперед! Где самый жестокий бой, больше ничего не хочу. Почему же нельзя это сделать, а? О, какие несознательные эти начальники! Кончаю писать.

Утеряла адрес Ш. Николая. О, как переживаю, механически выбыл тот, чей образ все же согревал меня. Его шапка мне часто напоминает его. Хороший день. О, как тяжело, жаль мне терять адресат Н.Ш. Музыка играет замечательная, сердце замирает при воспоминании всего. Рву письмо, которое ему написала и не могла отослать, не зная адреса. Сердце просит ласки, ребят, знакомых и уважаемых мной, нет уже даже на горизонте.

Сижу у капитана Сокола, опять питаю надежду попасть в 338 с.д., хотя сегодня, помимо воли, выставили комбат, комроты, так как я надоедала с этим вопросом.

Были у майора, капитана, комбата, с ним майор Ляпенко. У нас с Сашей с ними вообще отношения не равнодушные. Сидели с 6 до 11 часов и танцы пропустили. Оставляли ночевать, но не остались, так как это было бы некрасиво, и сегодня покаялись - это был последний вечер. Сыграли хорошую музыку и помахали друг другу руками даже за руку не простились, много начальства было.

Сегодня 20 км пешком, грязь, ветер со снегом, встретили катюшников, уехали к ним на ночь, хотя комвзвод не разрешал. Но там нет продуктов, нет ночлега. Сашка с Калей ушли на НП к Вовке, а я осталась у них. Какие скромные ребятки.

Господи! Неужели не поможешь мне разобраться во всем. Все так перепутано, о, Боже!

Я написала 30 писем во все концы, и деловые, и простые. Сегодня я не спала целую ночь. Только с вечера, потом проснулась, все передумала о жизни, о всех девчатах, о справедливости.

Вы бы знали, на протяжении всей фронтовой жизни не было минуты, когда бы я не жаждала боя, хочу горячего боя, хочу идти вместе с солдатами. Я жалею, почему я не мальчик теперь, никто бы не обращал внимания на меня, никто бы не жалел меня, я бы воевала от всей души. Сейчас поднялся вопрос: я сказала: «Хочу в наступление идти», поверили Каля и Ева, которые знают мою натуру, все остальные: «Не бреши». А Ева доказала девчатам,что она слышала от солдат, как я сама лично лежала под немецкими танками, и что мне она вполне верит, ибо тогда тоже было добровольно.

Я бы все отдала, чтоб мне сейчас идти с солдатами в наступление. О боги, почему у меня такая загадочная натура? Я не могу понять только. Жажду, жажду боя, горячего боя. Все отдам и жизнь, только бы удовлетворить эту прихоть, она мучает меня, спать не могу спокойно.

Напишу о взводе. Говорит Алкимова - я, мол, не верю, что Роза уничтожила столько фрицев, приписали.

Получилось так. В обороне иногда много стреляешь по целям, но темное дело, убит он или нет. Здраво рассуждать, я по мишени всегда точно била и по стоячему фрицу тоже чаще попадаю, чем мимо, а стреляю в большинстве случаев по стоячим и пешеходам, по перебежчикам трудно, только пугать их. Иногда совсем не напишут, а иногда напишут на авось, иногда и зря, но на моем счету нет ни одного убитого фрица, ложного. Если в один раз зря написали, другой раз убила, но не записали, когда как придется.

Помню, была в наступлении, могу сказать от души, чистосердечно. Отбивала контратаки. Расходовала по 70 патронов. В ту атаку по стрельбе по танкам в 9-ти угробила всех. Один с водителем ушел обратно, удрапал, а те были подбиты и ранены только от пуль солдат что ли, из берданки, которая вся в грязи, год не пристреливалась и ведет не прицельный огонь. А я била от 50 до 7 метров расстояния в упор. Тогда я смело уложила и ранила не менее 20-и. В наступлении часто приходилось стрелять на близкие расстояния и точно, что не промахивалась.

Помню последнюю контратаку: пули попадали точно в каску. Видна одна голова, и трассирующие не пробивали ее за 100 метров. Шли к небу, ясно было видно рикошет. Вот тогда ребята удостоверились точности моей стрельбы, т. е. я одна была с оружием, и их пятеро наблюдали и говорили: «Молодец». Била в полный рост фрица на расстоянии 20 м и ясно убила не менее 15, даже больше. Вот за две удачные охоты - 35 фрицев. Ибо снайпер стреляет точно.

А в обороне работала часто за 50 м и в полный рост фрица, и по груди. 57 уничтоженных фрицев, и нет ни одного приписанного. Пусть говорят, я знаю, и все Саша Емельянова. Без отрицательных черт человека не бывает, я ее не виню, она так воспитана. Она привыкла: я и больше никто. Она уже стала немного не та. Я привыкла к ней, я привязалась к ней и Кале. Мне скучно без них. Их я уважаю больше всех из взвода, все же с подругами легче жить. Мы все трое из разных семей, получили по одному году института, и у всех немного разный характер, разный тыл, фундамент, но мы приблизительно имеем что-то общее, мы дружим и крепко.

Калерия Петрова - тоже моя подруга. Хорошая девушка. Она никакого не имеет эгоизма и смелая, очень здраво мыслит, разбирается хорошо во всех вопросах, память золотая, но немного с ленцой. Саша, я и Каля - наша бродячая дружная тройка.

Все девчонки более или менее приятные, красавиц нет и уродов нет. Саша и Маша мне нравятся больше всех, они не красивы, но привлекательны. Одна Нюська какая-то старообразоватая. Леля с 22 году и Нюся с 23, остальные 24-25 годов. Вот наше отделение. Пишу целый день, устала, допишу потом. Все письма писала и в дневник, и на коленях все, приперла стенку и пишу, и спина, и рука устала.

Сходила в баню, пристреляла винтовку и взвод пристрелял, и весь день прошел.

Написала т. Сталину письмо, чтоб перевели меня в батальон, хочу в наступление.

О, Боже, у нас фриц начинает бедокурить. Из 277 с.д. утащили комбата с заместителями - вот языки. В штрафбат - комполка. Снайпера, если заберут, хорош язычок, мы знаем все армии, не только дивизии и найдем в любом месте. А все же Нестерова и Тонайлова ничего не сказали, когда фрицы пытали - молодцы, хотя их и назвали подмогами. Я видела их фото в немецкой газете, только давние, из красноармейских книжек. Кончаю, иду спать.

Да, вспоминаю любимый Архангельск, иностранных моряков, импортклуб, интерклуб, стадион «Динамо», большой театр, кино «Эдисон», «Арс», «Победа» - вот все культурные увеселительные центры перед глазами. Зина Андреева с Алма-Аты, Тося Кот. из Кубышева, Аня К. из ТАССР, Тамара Алх. и Каля из Москвы, Таганка и Кропоткинская. Остальные Свердловск, Молотовск - Урал, Архангельск, Сибирь - Омск Маша Рожкова. Кончаю.

Все ничего. Пошла вечером патефон слушать к майору, начальнику оперативного отдела. Пластинки грустные: «Час да по часу», «Ямщик» и другие, какая-то грусть одолела. Я сначала сдерживалась, а потом не могла. Он еще задразнил. Я навзрыд, до того доплакала и эту пластинку «Час до по часу», завела раз 10. опять написала письмо т. Сталину.

Ребята из соседних мест пишут письма деликатные, объясняются с признаниями, просят в гости, но я решила - никуда. Всем пишу: «Не могу», деликатно объясняя, что я не та, что всё. На них не обращают внимания, а я уеду, скажет помкомвзвод: «Героиня и т. д., лучше не связываться». Сижу, грущу и ребят вот не видала уже давно-давно, хотя рядом живем - 3 км. Домой пишу коротенькие письма с фотокарточками и открытками, но часто-часто.

Был сбор женщин дивизии. Вечер, позавчера. Много говорили обо мне, пример хороший. Наши снайпера дали концерт неплохой, конферансье Зоя Михайлова. 12-го меня ранило. Удивительно: видела сон, приснилось, что меня ранят. Потом сижу на позиции за оптикой, вспомнила про сон, и мне показалось, как будто я ранена в правое плечо. Не прошло и 5 минут, как пуля фрицевского снайпера попала мне точно в то место, где видела рану. При этом я и не ощущала особой боли, обдало все плечо. Перевязали, и я, не требуя ухаживаний, ушла домой одна, в медсанбат не хотела, заставили. На операции больно было, хотела ехать домой, в часть не пустили все поразрезали. Кажется, ранение - пустяковое - две дырочки, а разрезали - не заживет и за месяц.

Сейчас лежу в госпитале, болит сустав, все плечо, но не особенно. Думаю, убегу, что будет дальше - не знаю. Понравилась одна медсестра, ну и врач женщина, майор, а тут все невежественны. Был пригласительный от ребят-снайперов на их вечер, но, увы, я лечусь, меня нет дома, придут за мой.

Каждый день вижу во сне подруг: Сашу и Калю. Как я скучаю по ним. Много получаю писем, приносят девчата (от Каршинова, Боровика, Румянцева). Все в любовь бросаются. Одному Ванюшеньке пишу от души хорошие письма. Хороший парень, старший сержант. От девушек получаю, учились вместе, поздравляют с успехами.

Сейчас пришла из кино «Лермонтов». Какое большое впечатление на меня произвело оно. Характер Лермонтова - мой. Я решила по его примеру делать не так, как нужно для кого-то, а так как мне нравится. Его силуэт на железном мосту, всадник в памяти моей останется, я также хочу где-то быть первой. Теперь меня никто не убедит, и если мне плохо будет, я также в любую минуту могу решить вопрос, ибо жизни своей я ничуть не хочу, а просто так существую. Так, давай же дам прикурить, чтоб не только кое-кто, а многие знали. О, как мне нравится характер Лермонтова.

В доме отдыха армейском. Да я хочу чего-то, не для того, чтоб отличиться, для удовлетворения своего какого-то тяготения, что мучает меня. Я все под тем же настроением. Сюда меня довез виллис, майор какой-то ехал, ну и посадили. Шофер, оказывается, в Архангельске жил рядом со мной, он обещал мне подарить снайперский значок, который ему дали ошибочно. Он же танкист. Вот … мой портрет из журнала «Фронтовой юмор» от 7 ноября 1944 г. О, Боже, как скучно. Устроились неплохо. Сейчас буду читать книгу «Сестра Керри».

Когда хорошо живется, писать не хочется.

Была в доме отдыха, прочитала «Сестру Керри», «Багратион». Хороша книга. «О, Керри, Керри! О, слепые мечты человеческого сердца, вперед-вперед - твердит оно, стремясь туда, куда ведет его красота». Читаешь и думаешь, что к тебе относится Драйзер Теодор или Багратион, что значит слава - это или свой череп расколоть во имя родины, или чужой раскрошить. Вот это слава! Я так и сделаю, ей Богу. Видела много фильмов: «В старом Чикаго», «Жди меня» и др.. «Подводная лодка №9» произвела более хорошее впечатление, над которым я немного подумала, а те, так себе, хорошие, не скажу.

Сейчас сижу у Николая Ф. Я так уже зашла и думаю, последний раз, так как меня не тянет сюда. Да, уже месяц, как я не была у него и после того ни с кем не разговаривала даже. Оформили документ на награду 1 степени Славы.

Вчера пристал паренек хороший: «Дай я тебя поцелую, я уже 4 года не целовал девушку», и так убедительно просил, что я расчувствовалась, и действительно хорошенький какой, не противный, приятно, черт с тобой, целуй, только один раз, а сама почти плакала. Почему? Из жалости.

«Любовь стойка, она придает красоту там, где ее не находят, и кует цепи, которые не разорвут никакие чары». («Сердце принцессы»).

«О, страсти, страсти! О, слепые мечты человеческого сердца. Вперед-вперед, - твердит оно, - стремясь туда, куда ведет его красота. («Сестра Керри». Теодор Драйзер).

«Слава - это или свой череп расколоть во имя родины, или чужой раскрошить…». (Багратион).

«Мне ли свою волю в законах удержать? Закон заставляет ползать улиткой того, кто взвился бы орлиным полетом». («История моей жизни». Слова бунтовщиков).

Моя любимая

С обидой пишешь ты письма мне, что я забыл тебя,

Но ты пойми, я на войне, моя любимая.

Так много мне не перечесть, ждут писем от меня,

И в Омске есть, и в Томске есть, моя любимая.

И ждет меня еще давно законная жена,

Тебя забыть мне суждено, моя любимая.

Ты пишешь мне, что есть уж дочь, похожа на меня,

Так пусть растет, ведь я не прочь, моя любимая.

А где отец малютки той, кто спросит у тебя.

Скажи тогда: «На фронте он, моя любимая».

За шутку ту меня прости, всему виной война,

И больше ты меня не жди, моя любимая.

Хоть я весьма тобой горжусь, но ждет меня семья,

К тебе я больше не вернусь, моя любимая.

***

На улице полночь, свеча догорает,

Высокие звезды видны.

Ты пишешь письмо мне, моя дорогая,

В пылающий адрес войны.

Как долго ты пишешь, моя дорогая,

Окончивши, примешься вновь,

Зато, я уверен, к переднему краю

Прорвется большая любовь.

Давно мы из дома, огни наших комнат

За дымом войны не видны.

Но та, кого любят, и тот, кого помнят,

Кто дома и в дыме войны.

Теплее на фронте от ласковых писем,

Читая за каждой строкой,

Любимую видишь и Родину слышишь,

Мы скоро вернемся, я знаю и верю,

И время такое придет,

Останутся грусть и разлука за дверью,

В дом только лишь радость войдет.

И как-нибудь вечером вместе с тобою,

К плечу, прижимаясь плечом,

Мы сядем и письма, как летопись боя,

Как хронику чувств перечтем.

Любимой

Мой привет, любимая, как прежде,

Не хочу чинить тебе обид,

Я такой же ласковый и нежный,

Только стал суровее на вид.

Не беда, что стал характер крепче,

Что немного грубый стал язык.

Нас война иным законам учит,

И к ее законам я привык.

Здесь в боях нам не страшны ни холод,

Ни удары шквального огня,

И, как прежде, я такой же, как ты знала,

Среди всех легко узнать меня.

Под напевом пуль и свист снарядов,

Я иду сегодня снова в бой,

В той, когда-то новенькой шинели,

Что стояли, помнишь, мы с тобой.

На врага всем сердцем озлобленный

Я пойду, как наш герой,

Чтобы снова жизнью свободной,

Мы зажили радостно с тобой.

А пока, любимая, поверь ты,

Мне пора, уж слышен гул вдали,

Я иду туда навстречу смерти

По просторам огненной земли,

И когда вернусь я битвы этой,

Жди меня, напрасно не тоскуй,

Награжу тебя иным приветом,

Принесу горячий поцелуй.

***

Если грустью душа наполнится,

Если грянет жестокий бой,

Пусть приснится тебе, припомнится

Всё, что было у нас с тобой.

Пусть тебе не приходит в голову,

Что не встретимся больше мы,

Всё, что было у нас веселого

Ты в дорогу с собой возьми

И в края, уезжая, бранные,

Кровью залитые края.

Знай! Идет сквозь поля туманные

За тобою любовь моя.

Последнее фото Розы Шаниной. Новый 1945 год в редакции газеты «Уничтожим врага»

Не было бумаги, и я уже давно не писала. После дома отдыха пошла к генералу, члену военного Совета Пономареву, чтоб добиться определенной цели - попасть на передовую. Послали к главнокомандующему 5 армии, генерал-полковнику Крылову. С ним с большими усилиями договорились 5 февраля быть у него, он даст документ, чтобы пустили меня в наступление. Для девчонок добилась, чтоб дали хорошее обмундирование, плохо одевают. Пономарев приказал сделать все, но теперь вижу, что его приказание выполняют не особенно, все только слова. Я сидела у Пономарева целый день в приемной и все же добилась, чтоб приняли. Одета я легко, дали шубу снайперскую и на виллисе специально проводили до медсанбата, довольна. Получила лишь шубы, валенки, маскхалаты, ездила мерзла, но хоть этого добилась, а то в траншеях холодно. Шинель короткая стала, за год я выросла, и вообще ее не люблю, променяла на телогрейку.

Попала в 157 к девушкам. Не узнаю! Мои подруги Сашка и Тоська вышли замуж. Господи, осталось четыре девушки, нет, пять из двадцати семи. Да, в мое отсутствие убило хорошую девочку Таню Кареву. Ее подруга Валя Л. пришла из госпиталя после ранения, и вот сюрприз - Тани нет, плачет Валя. Валя Л. 25 г., хорошая, с характером, симпатичная, рослая блондинка, лошадей любит ужасно. Она из всего взвода лучшая самостоятельная девочка. В прошлом окончила 7 классов, работала в ФЗУ, окончила школу ФЗО.

Ну, пока, иду чинить часы. Как будет потеплей, в феврале убегу на передовую. За отражение контратаки (жарко было, рисковала жизнью) получила награду, медаль «За отвагу».

Всю ночь не спала, плохо себя чувствую, заболела. Немец крепко бил. Сегодня с 9 ч. до 11 ч. 30 мин. Длилась наша артподготовка. [Примечание. Началась восточно-прусская операция 13 января 1945 года. Войска 3-го Белорусского фронта занимали к тому времени исходное положение по линии Сударги-Пилькаллен-Голдан-Августов.]

Первыми «катюши» дали сигнал. Дали перцу фрицу. Теперь же обстановка еще неизвестна. Настроение чемоданное. О, Господи, шуму в землянке, земляная жизнь течет, дым, нары из двухъярусных сделали в один. Только кончили работу, опять снова вперед. Подморозило, в валенках сыро, в сапогах холодно. Все берут полушубки, я человек северный, не надо, тяжело ходить.

Начали с того, как проходили Литву и Белоруссию. Нет, с того, что едва ли двинутся далеко наши войска, справа наши взяли вчера Пиликалян, а сегодня опять стеснили наших. На левом углу прошли далеко. Но еще слышны орудийные выстрелы. Все утро слушали грохочущую канонаду. Катюши возвестили начало великих событий. Все ушли вперед.

Для нашего взвода не оставили подводу, а я лягу спать, безо всего будешь. На себе нести мы не можем, и вот мы пешими поставлены принципиально. Уже не хватило лошади. Ну, какие мы нигде не нужные, никто за нас не болеет. Не ужинали и не завтракали. Уже 12 часов, сидим.

Вчера написала Вовке Емельянову. Поздравила с браком с подругой Сашей Екимовой. И написала, что нашей тройки (Саша, я и Калерия) не существует. Я выхожу из нее, т. к. наши интересы разошлись, нам говорить не о чем. Это прочитала и Саша. Если я бы я жила во взводе, то стала дружить с Валей Лазаренко, но я скоро ухожу в роту. С Валей мы заключили договор не говорить на фронтовом языке и ни одного даже не литературного слова. Кто нарушит договор, тот отдает сахар за полмесяца сдержавшей. Девчата кроют матом, и перечить нельзя. Сашка моя распустила.

С. Николаю написала: «Где бы ты ни был, сокол ясный, заветная любовь моя». Написала, что я без него не имею парня, т. к. если б я встретила его сейчас, он бы не обманул меня. Я стала более решительной, а так он уверял меня тогда, что любит, а теперь забыл, и даже узнала, что есть жена. Я осудила его за лесть и лицемерие, что он меня не любил, я не обижалась.

В альбоме у Вали Л. фото г. Челябинска. Хорошенькая молоденькая блондинка, ее отец почти выгнал из дома. Мы с ней одинаковы, только я менее интересная, а она более, но она менее образованная. Она завидует мне в этом. «Любовь стойка, она придает красоту там, где ее не находят, и кует цепи, которые не разорвут никакие чары». («Сердце принцессы»). На второй странице под мальчишку острижена, в брюках, гимнастерке, с собакой, как мальчик - это фронт 159 с.д. 1943 г. она ужасно любит лошадей, млеет. «Быть кавалеристом - не только любить это дело, нужно иметь душу кавалериста», - Иван Никунин. После войны она мечтает остаться пожизненно в кавалерии.

Дальше мы стоим шестеро в литовских костюмах, я и они. Их была тоже тройка. Таню убило, Люду ранило, она теперь одна. Вот они, Люда и Таня с отцом Люды, у Вали в альбоме. Вот открытка - красавица у лошади, я ей дарила еще до ранения. Валя тоже была ранена, мы вместе вышли из госпиталя. Я писала: «В память о днях фронтовых 24.10.44 г. Вспомни марш».

В Восточную Пруссию только вошли. На чем основывалась наша жизнь, девушек фронтовичек. Я вывела - правды нет, есть ложь и лицемерие. Вспомни взгляд на нас… Эх, девушки, куда же податься-то, где правда? Нет ее, и тогда, когда я шла вперед с бойцами, а на меня налгали, что плохо веду себя с ребятами. Дальше - «Умри, но не давай поцелуя без любви». Чернышевский. Вот ее сочинение. Коротая тяжелые дни. Дни разлуки с семьей. Твоя.

Вспоминаю о прошлом с тоской,

Недовольна судьбиной своей.

Из родных я из всех выделялась

Любопытством и тайною думой.

О скачках, о набегах, и я на коне,

А конь мой столь буйный, игривый.

Эх ты, конь, ты конек вороной,

С золотистою шелковой гривой,

Был один мне отрадой ретивой.

Как приятно проехать в ночной тишине,

На тебе, неизменный товарищ,

Под осколками мин и снарядов вдвоем

Промелькнуть среди бурь и пожарищ.

Если б знал, ты, мой друг, как я верю в тебя,

Одного я тебя полюбила.

Если б знал и умел говорить,

Я б с тобою одним говорила.

Сейчас на больничной кровати (госпиталь)

Тебя я забыть не могу,

Одиноко, тайком, мой любимый.

По тебе беспрестанно грущу,

Не ревнуй же меня, мой красивый.

Одного я тебя так люблю,

Да, признаюсь тебе, что немного

Иногда я по Генке грущу,

Я скучаю о нем, он не любит,

Это горе с тобой разделю,

Он, наверное, любит другую.

Говорит ей: «Одну лишь люблю».

Он и мне говорил: «Не забуду».

Но того не могло долго быть,

Он готов навсегда позабыть.

Наплевать - это я все забуду,

И про Генку, про первую ласку.

А к тебе возвращусь, мой товарищ,

И тебя приласкаю я в …

Э.Г 3049, Каунас, 11.12. На улице мороз. Канонада не утихает, все ближе и ближе, на правом фланге. Нам приказ - отъехать в Эйдкунен. Немного поели, принесли колбасы и хлеба. Наша артподготовка.

После того побыли в п. Эйдкунен, в тылах дивизии. Наутро все собираются в баню, а я одела новый маскхалат, поцеловалась со всеми и вот уже в тылах рядом около штаба 144 с.д., через час буду на передке, с утра миновала 20 км. Николаю Б. Написала хорошее письмо, незачем ссориться, быть может, меня убьют.

Первую ночь переночевала у генерала, принял блестяще, и все работники. Завтра отъеду, пошла искать полк. Встретила Касимова, не призналась, и он не узнал.

Встретила самоходчиков, ходили в атаку в танках. Я была в танке. Один подбили, были тяжелораненые. Погиб майор Тубанов, Саши Екимовой бывший знакомый, 8 раз награжденный, жалели все.

Вечером поехала к Боровику, перемерзла вся. Добралась до землянки Боровика, не столько рада встрече, как теплой землянке. Большой мороз, дым с непривычки режет глаза, не могу дышать этой гарью. Уснула как убитая.

Опять же генерал мне не разрешил остаться на передовой. Я пошла в 216 с.п., доложилась, приняли, но смотрят подозрительно, с трудом верят, что меня отпустили на передовую. Командир полка не пускает.

Я окончательно удостоверилась, что не способна любить. Какой трепет в моем сердце пробудился, когда я впервые увидела Николая Б. Сегодня я снова нашла недостатки. Война, но мое сердце не дает поблажки. У Николая на шинели не было хлястика, погон оборвался и т. д. Я нашла его неряхой, и чувство отвращения заглушило любовь. Он мне уже противен. Он пошел в бой, и сейчас был тяжело ранен, жаль, какая война и всё.

Во взвод сообщено уже, что я ранена, и меня там не ищут. Но я без разрешения Донца* ушла в полк. Как объяснить? [Примечание. Генерал Донец - командир 144 с.д.]

На улице ветер невыносимый, пурга поднимает не только снег, а и грязь. Земля серая, мой халат уже демаскирует меня, хотя и грязный, но слишком бел. Сегодня я целый день не закусила, от танкового дыма болит голова. На питании нигде не состою, так как аттестата нет, и еще пока нигде не числюсь. Те дни была полуголодна, сегодня голодна. Нахально себя не веду, как-нибудь поголодаю, осталось немного.

Меня принимают как знатного снайпера, только поэтому, кажется, и приняли. Но всем кажется, что я пришла в эту дивизию лишь потому, что здесь парень есть. Командир полка даже задал вопрос. Я решила никого не любить, все равно разочаруюсь. Пришла, не знаю ни одной души. Терплю грязь, холод, голод. Все советуют (которые знают - танкисты, генерал) вернуться во взвод, чем терпеть такую войну: обстрелы, грохот поминутную гибель моей жизни.

Под обстрелом очень часто. На передовой была и в пехоте 785 с.п. у командира Касимова. Еще при мне девчатам дали белье, шубки, валенки. Как красиво и тепло.

Прикрепили в тылах 157 с.д. к взводу шоферов для охраны, катаются в кабинах, видятся с милыми, тепло, светло и сытно. Этого мне тоже хочется. Но какая-то неведомая сила тянет меня на передовую. О, страсти, страсти, о, слепые мечты человеческого сердца. Вперед - вперед! - твердит оно, стремясь туда, куда ведет его красота. Я покорна сердцу. Мне нравятся приключения, взрывы, особенно интересно отбивать контратаки. Будь что будет за все, вперед - последнее бесповоротное вперед! А покушать хочется, я похудела за эти 3 дня, сама чувствую.

Вот вечер, сколько жертв, опять вперед пошли, продвинулись за 5 дней всего лишь на 10 км. 1-ый Белорусский за 3 дня - на 60 км в глубину 120 км по фронту. Посидела, подумала, еще напишу. Да мне ли свою волю в законах удержать? Закон заставляет ползать улиткой того, кто взвился бы орлиным полетом.

Я овеяна славой. Недавно в армейской газете «Уничтожим врага» написано: «Отличившаяся Шанина во время контратаки противника награждается медалью «За отвагу» - это знатный снайпер нашего подразделения». В московском журнале «Огонек» мой портрет на первой странице, уничтожила 54, трех немцев пленила, два ордена Славы - это раньше. Представляю: читает вся страна, все мои знакомые, а кто бы знал, что я испытываю в эту минуту.

Недавно Илья Эренбург писал мне в газете из нашей армии, благодарит Старостенко, капитана, комбата, первым вступившим на немецкую территорию, такого же Юргина и меня, как знатного снайпера. «57 раз благодарю ее сряду, тысячи советских людей спасла она». А я про себя подумала - разве это слава. Слава - это свой череп расколоть во имя Родины или чужой раскрошить - вот это слава (говорит Багратион), а это что, только трепотня для тыловых, а на деле, что я сделала? Не больше, что обязана, как советский человек, стала на защиту Родины. Сегодня я согласна идти в атаку, даже в рукопашную, страха нет, жизнь своя мне опостылела, я рада умереть во имя Родины: как хорошо, что есть эта возможность, а то бы пришлось гадко умирать. Как много гибнет воинов!

Встала, не пришлось позавтракать, пришли большие начальники. Ушла в батальон. Пошла в наступление вместе с пехотой в первых рядах. Продвинулись вперед и не сообщили в тыл, наша катюша поэтому ударила по нам и скрипач (тяжелый миномет - ред.), ох и была каша! Первый раз так много испытала я артиллерийского огня. Первый раз испытала пулеметного огня 19 июля за Неманом с Соломатиным. А теперь? Сегодняшний день мне показался за месяц. Рядом било и рвало на части людей. Перевязывала раненых и шла вперед. Втроем ворвались в дом, выполнили задачу. Но маршрут нашей дивизии изменился, взяли левей, и работа оказалась бесполезной.

Легко вошла 371 с.д. за нами. Дальше идти нельзя. Фриц обстреливает изо всех видов оружия. В лощине за домом в 100 метрах стояли самоходки врага и стреляли из пулеметов и снарядами. Из люка выглянул фриц, и я из дома сняла, и больше за весь день не было хорошей цели.

Мороз, голод. Пошла в свою часть. Ребята некоторые бросают гадостные комплименты мне. Всюду мат. Как устала. Пошла искать своих. Наткнулась на знакомых, пошла искать полк. Наткнулась на КП дивизии, устроилась ночевать. Холодно, покушала малость. В доме забрала трофеи, вот этот альбом с бумагой, в который хочу переписать всё. Как тяжело! Я вижу, что мало пользы приношу, как снайпер: быть может, будут моменты, а смерть грозит. Из нашего 2-го батальона осталось 6 из 78. скучаю по девчатам, живу много их хуже.

Часа три уже как я сижу и плачу. Время 12 вечера. Кому я нужна? Что от меня пользы? Ни в чем не помогаю. Мои переживания никому не нужны. С виду как будто чересчур много сочувствующих, а помочь никто ни в чем не вызовется. Не знаю, что дальше делать? Часто слышу пакости. За что я переношу такие, никому не нужные мучения? Все кричат похабности, матерщина, ни с кем не говорю. Вдруг спрашивает: «Ваша фамилия Шанина?». Не отвечаю. Оказалось, лучший друг Блохина Павла, я его хорошо знала. Теперь же не узнала. Какая приятная встреча. Начальник разведки 785 с.п. Говорит: «Мне говорили, за что Шанина ордена получает», я признаюсь Клавой и все нехорошие отзывы слышу. Да мне очень понравился, внимательный ко мне младший лейтенант Николай.

Капитан Тишин.

Капитан Степаненко Вовка.

Капитан Блохин Павел.

Старший сержант Панарин Мишка 2.

Старший лейтенант Соломатин Николай.

Старший лейтенант Николай, артиллерист 184 с.д. 97 п. 1 б-н.

Майор Осьмак 3-4.

Лейтенант Ледисон Вовка 3.

Полковник Хорапов 3.

Капитан Федоров Николай.

Старший лейтенант Боровик.

Давно ничего не писала. Было совсем некогда. Ходила в разведку полка 785. Ребята замечательные, приняли хорошо, но стал приставать нач. штаба полка, я не потерпела обругала его, после того пожила двое суток и ушла: больше было невозможно, гонения усиливались.

За эти двое суток все дни некогда было вздохнуть. Шли ужасные бои. Полные траншеи пехоты немец насадил и вооружил - защищались стойко. Наши проезжали траншеи и остановились в имении в 150-200 м от траншей. Фрицы обстреливали огнем, когда мимо проезжали наши. Была настоящая мясорубка. Сколько раз наши сажали десант на самоходки и привозили в то имение, 1-2 и никого, остальных косили огнем. Я ездила в самоходке, но стрелять так и не удалось, нельзя высунуться из люка, ранили и убивали. Подошла по лощинке, выползла и стреляла по убегающим из траншеи фрицам.

К вечеру 22-го выгнали всех, заняли имение, нашли противотанковый ров. Иду, пехота лежит, боятся идти дальше. Идут два штрафника-разведчика. Я пошла с ними, и в результате мы трое первыми заняли следующее имение, и все за нами пошли в атаку и стали гнать по пятам убегающего фрица. Я, как и все, стреляла. Но оказалось, что эти штрафники - соседи слева, 63 с.д. Командиры 63 с.д., увидев меня, кричат бойцам: «Вот с этой девушки берите пример, учитесь у нее». Оставляли меня у себя, но я пошла искать своих. Бегу и кричу бойцам справа: «Какой, мол, дивизии?» И слышу, что сзади бойцы кричат: «Хальт». И слева от меня из-за кустов встают и идут к нашим два фрица с поднятыми руками, метра 4 от меня.

Встретила дивизионных разведчиков. Приютили меня, говорят: «Будешь с нами». И шли направляющими вперед на запад. Забрали заплутавшихся 14 чел. фрицев, идем уже маршем. Фриц бежит без оглядки и вдруг приказал: обратно и вправо. Едем на машинах, колонны идут, идем на город Шлиссельбург. Прошли город, идем дальше. Здесь немцы побросали всё: коров и все-все, и удрали в лес. Обстреливают село. Встречаются фрау. Много литовцев. А техники у нас! Боже, вся армия передвигается, ругаются, что не соблюдают правила движения.

Большой железный мост через речку, шоссе красивое, хорошее возвышается над лугами. Около моста подрублены деревья - не успели сделать завал. Дома шикарные, каменные, везде шикарная обстановка: пианино, трюмо, шторы шелковые, плюшевые, тюлевые, кресла шикарные и вся мебель. Разведчикам не до меня, они заняты работой, и нет места спать. Бросили.

Я была в дивизии. Вадим, сын полковника нач. штаба, лейтенант.

Ничего не делает, маменькин сынок и вредный какой.

Снова ночью марш, сейчас темно, скоро рассвет, сижу у костра и пишу. Как плохо, когда нет начальника надо мной, хорошо, что никто не прикажет, но плохо - никто не подскажет, что делать? Я не могу найти удовлетворения своему сердцу. Никому я не нужна.

Конец дневника Розы.

Роза Егоровна Шанина (3 апреля 1924 - 28 января 1945) - советский одиночныйснайпер отдельного взвода снайперов-девушек 2-го стрелкового батальона 1138-го стрелкового полка 184-й Духовщинской Краснознамённой стрелковой дивизии 3-го Белорусского фронта, кавалер Орденов Славы II и III степеней - первая женщина-снайпер и первый военнослужащий 3-го Белорусского фронта, удостоенный этой награды.

Известная своей способностью вести точную стрельбу по движущимся вражеским целям Роза Шанина записала на свой счёт 59 подтверждённых уничтоженных солдата и офицера противника, среди которых было 12 снайперов. Несмотря на то, что она участвовала в боевых действиях менее года, газеты союзников называли Шанину «невидимым ужасом Восточной Пруссии».

Погибла 28 января 1945 года во время Восточно-Прусской операции, защищая тяжелораненого командира артиллерийского подразделения.

Довоенные годы

Роза Шанина родилась 3 апреля 1924 года в деревне Едьма Вельского уезда Вологодской губернии (ныне - Березницкое сельское поселение Устьянского района Архангельской области) в многодетной крестьянской семье. Мать, Анна Алексеевна, работала дояркой в колхозе, а отец, Егор Михайлович, - на лесозаготовках. У Розы, названной в честь Розы Люксембург, было ещё четыре брата (Михаил, Фёдор, Сергей и Марат) и сестра Юлия; помимо родных детей Шанины воспитывали троих сирот.

Окончив 4 класса начальной школы, Роза продолжила образование в средней школе деревни Березник, расположенной в 13 километрах от Едьмы. Помимо того, что Роза ежедневно ходила туда пешком, по субботам она отправлялась в Березник ухаживать за больной тётей Агнией Борисовой. Окончив среднюю школу в 14 лет, Роза, вопреки желанию родителей, уехала в Архангельск (до железнодорожной станции добиралась 200 км по тайге) поступать в педагогическое училище. Денег и имущества у неё практически не было; до поселения в студенческое общежитие она жила у старшего брата. Архангельск стал для Розы родным городом, позднее в своём фронтовом дневнике она упоминала стадион «Динамо», кинотеатры «Арс» и «Победа». Как вспоминает подруга Шаниной, Анна Самсонова, Роза иногда возвращалась от деревенских друзей в 2-3 часа ночи, когда общежитие было закрыто - тогда она поднималась в свою комнату через окно по связанным простыням.

В 1938 году Роза Шанина вступила в ВЛКСМ. Два года спустя в СССР была введена плата за обучение, после чего стипендии и финансовой помощи от родителей стало не хватать. С 11 сентября 1941 года Роза начала подрабатывать воспитательницей в детском саду № 2 Первомайского районного отдела народного образования (ныне д/с «Берёзка»), при котором она получила жильё. Молодую воспитательницу любили дети и ценили родители. В 1942 году Роза окончила педагогическое училище (ныне Архангельский педагогический колледж).

Призыв на войну

В 1941 году с началом Великой Отечественной войны два брата Шаниной ушли добровольцами на фронт. В декабре 1941 года Михаил Шанин погиб в блокадном Ленинграде, в том же году был убит и Федор в битве за Крым. В дальнейшем, на фронте погиб также брат Розы - Сергей.

В это же время в СССР активно развернулась подготовка женщин-снайперов: считалось, что у них более гибкие конечности, что у них больше упорства и хитрости, что они лучше переносят стресс и холод. В феврале 1942 года женщины от 16 до 45 лет получили право пойти на фронт, но тогда Роза Шанина отказалась от этого, несмотря на то, что ранее обращалась в военкомат с просьбой призвать её.

22 июля 1943 года Шанина, пройдя в всевобуч, была направлена в Центральную женскую снайперскую школу в Подольске. Там она познакомилась с Александрой Екимовой и Калерией Петровой, которые стали её фронтовыми подругами (с войны вернулась только Петрова). Окончив снайперскую школу с отличием, 1 апреля 1944 года Роза была направлена на фронт.

Начальник политотдела ЦЖШСПмайор Никифорова Е. Н. беседует с девушками-снайперами, уезжающими на фронт, 1 апреля 1943 года.

2 апреля 1944 сержант Шанина прибыла в 184-ю стрелковую дивизию, где был сформирован отдельный женский снайперский взвод. Первый выстрел по врагу она сделала три дня спустя, находясь к юго-западу от Витебска. По её словам, записанным неизвестным автором, после убийства первого вражеского солдата её ноги подкосились, и она соскользнула в окоп, сказав: «Я убила человека». Подбежали другие женщины, которые стали успокаивать Розу: «Ты прикончила фашиста!» Семь месяцев спустя Шанина писала в своём дневнике, что она теперь убивает врагов хладнокровно, и в этом сейчас смысл её жизни. Она отмечала, что если бы могла вернуться назад, то поступила бы в снайперскую школу и всё равно добивалась бы отправки на фронт.

За героизм, проявленный в ходе боя за деревню Козьи Горы (Смоленская область), 18 апреля 1944 года Роза Шанина была удостоена Ордена Славы III степени. Согласно рапорту командира полка майора Дегтярёва, в период с 6 по 11 апреля Шанина под артиллерийским и оружейным огнём уничтожила 13 вражеских солдат. К маю 1944 на счету у Розы Шаниной числилось 17 уничтоженных солдат противника. Вскоре она стала командиром взвода. 9 июня 1944 года советская военная газета «Уничтожим врага» в очередном выпуске поместила портрет Шаниной на первую страницу.

Докладываю, что первое отделение женского снайперского взвода за 6 дней вывело из строя 32 фашиста. Все снайперы открыли счета мести немецким оккупантам. Уничтожили фашистов: Екимова Саша - 4,Климова Маша - 2,Котелкина Таисия - 2,Кузнецова Анна - 2,Мокшина Ольга - 2,Петрова Калерия - 3,Никонова Валя - 4,Новикова Ева - 2,Томарова Маша - 3,Рожкова Маша - 2,Шанина Роза - 6.

Ком. отделения Р. Шанина Белоруссия

22 июня 1944 года началась крупномасштабная советская наступательная операция «Багратион». Взводу Шаниной было приказано двигаться на запад в порядке второй очереди, чтобы не рисковать жизнями снайперов. За предыдущие полтора месяца напряжённых боёв девушки-снайперы сильно устали, поэтому им было приказано максимально использовать для отдыха любые привалы и не подключаться к боевым действиям пехотных отрядов. Однако несмотря на приказ, Шанина стремилась на передовую и добивалась направления стрелком в батальон или разведроту. 26-28 июня Шанина, случайно отстав от своей роты на переправе, пошла вслед за батальоном, направлявшимся на передовую. Несмотря на то, что таким образом она ослушалась приказа командования, Роза приняла непосредственное участие в ликвидации окружённой германской группировки под Витебском и взяла в том бою в плен трёх вражеских солдат. За невыполнение приказа Шанина подверглась комсомолькому взысканию, но до военного трибунала дело не дошло, и впоследствии Роза была награждена Орденом Славы II степени. В числе заслуг, указанных в наградном листе, были и эти трое военнопленных, захваченных ею во время «самоволки». После того как командир дивизии повторно отправил её в тыл, Шанина обратилась к командиру 5-й армии Николаю Крылову, который разрешил ей нести службу на переднем крае фронта.

C 8 по 13 июля Шанина и её боевые подруги участвовали в битве за Вильнюс, который был оккупирован немецкими войсками с 24 июня 1941 года. Во время каждого своего дежурства Шанина подползала через траншеи в специально замаскированные ямы для осмотра территории, контролируемой противником. Она также успешно применяла контр-снайперскую тактику против немецких снайперов-«кукушек», которая заключалась в выманивании противника на линию огня при помощи различных отвлекающих средств.

Восточная Пруссия

К 31 августа 1944 года на счету у Шаниной числилось уже 42 убитых солдата и офицера противника. В этом месяце Красная армия подошла к границе Восточной Пруссии и в сентябре перешла реку Шешупе. В сентябре 1944 года канадские газеты сообщали, что за один день из снайперского укрытия Шанина убила пять немцев. Таким образом, в сентябре счёт уничтоженных ею врагов достиг 46, из которых 15 было убито на немецкой земле и 7 - во время наступления. 17 сентября газета «Уничтожим врага» сообщала о ликвидированном Шаниной 51-м солдате противника. Вскоре она взяла неоплачиваемый отпуск и съездила на три дня домой в Архангельск. 17 октября Роза вернулась на один день на фронт и получила почётный сертификатКомсомола. 16 сентября 1944 года Роза Шанина была награждена Орденом Славы II степени за мужество в борьбе с фашистской Германией.

Некоторое время спустя, 12 декабря 1944 года Шанина была ранена вражеским снайпером в правое плечо. Она писала в своём дневнике, что не чувствует боли: «плечо просто обожжено, иногда чувствую, что горячо». Несмотря на раны, описанные Розой как «две маленькие дырки», и казавшиеся ей маленькими, была необходимаоперация, и несколько дней она находилась на излечении. В своём дневнике она писала, что днём ранее видела вещий сон, где будет ранена точно в это место. Спустя месяц, 27 декабря, Роза Шанина стала первой среди женщин-снайперов, удостоенных медали «За отвагу» за отражение контратаки противника.

13 января 1945 года началась Восточно-Прусская операция, самое тяжёлое наступление 1-го Белорусского фронта. К 15 января Шанина с тылами дивизии достигла города Эйдткунен (ныне Чернышевское) и получила разрешение идти на передовую. Она использовала белый маскхалат, хотя в условиях плохой погоды он её демаскировал. Наступление стрелковых частей проходило под сильным миномётным огнём противника. А несколько дней спустя, их подразделение было ошибочно атаковано советской «Катюшей», по поводу чего Роза записала в своём дневнике: «Теперь я понимаю, почему немцы так боятся „Катюш“. Вот это огонёк!». В боях на границе Шаниной удалось ликвидировать 26 вражеских солдат.

Переведена в 205-й отдельный мотострелковый батальон 144-й стрелковой дивизии. Последняя запись в дневнике была сделана 24 января 1945 года, за 4 дня до смерти. В своих записях она сообщала об ожесточённом сопротивлении противника и о трудностях ведения стрельбы под ураганным огнём противника. В последней записи сообщалось, что Роза с тремя разведчиками первыми прорвались в один из домов, занятых противником.

Подвиги Розы Шаниной были высоко оценены Ильёй Эренбургом и газетой «Красная звезда». Последняя назвала Шанину одним из лучших снайперов того времени и отметила, что многие участники войны уступали ей в точности стрельбы. Хвалила Шанину и пресса союзников, особенно американские газеты 1944-45 годов. Тем не менее, Роза не обращала особого внимания на свою популярность и однажды заметила, что была переоценена. За десять дней до своей смерти она написала в своём дневнике:

Я сижу и размышляю о своей славе. Меня зовут лучшим снайпером в газете «Уничтожим врага», а «Огонёк» поместил мой портрет на первую страницу. Это странно даже представить, как те, кого я знаю, смотрят на эту иллюстрацию… Я знаю, что так мало делала до сих пор… Я сделала не больше, чем обязана как советский человек, став на защиту Родины.

В частности, она отметила:

Она надеялась после войны поступить в университет; а если это не удастся - заняться воспитанием детей-сирот.

Страница из списка безвозвратных потерь 144-й стрелковой дивизии с 25 января по 10 февраля 1945 года (Роза Шанина № 16)

В своём письме от 17 января Роза сообщала, что может скоро погибнуть, так как их батальон потерял 72 из 78 бойцов. В последней записи в дневнике сказано, что из-за сильного артиллерийского огня немцев она не может выйти из самоходки.

В январе 1945 года в одном из боёв был ранен командир артиллерийского подразделения. Прикрывая его, Роза Шанина также была тяжело ранена в грудь. Была доставлена в госпиталь возле поместья Рихау (впоследствии Тельмановка), в трёх километрах к юго-востоку от деревни Ильмсдорф, где 28 января скончалась от полученных ран. Как сообщала медсестра Екатерина Радкина, на руках которой умерла Шанина, Роза сказала, что сожалеет о том, что сделала так мало.

Из пятерых детей Шаниных, ушедших на фронт, живым вернулся только Марат, который после войны работал директором Ключевского дока в Петропавловске-Камчатском.

Дневник

Страницы дневника Розы Шаниной

Роза Шанина часто писала письма в родную деревню и друзьям в Архангельск. Также она вела боевой дневник, несмотря на то, что в это время подобная практика была запрещена, хотя и были некоторые исключения (такие как «фронтовой дневник» Израиля Кукуева и «Хроника войны» Музагита Нарутдинова). Для сохранения военной тайны в своём дневнике Шанина называла убитых и раненых «чёрными» и «красными» соответственно.

После гибели Шаниной её дневник, состоящий из трёх толстых тетрадей, был взят её знакомым, военным корреспондентом Петром Молчановым и 20 лет хранился в Киеве. После публикаций отрывков из дневника в журнале «Юность» в 1965 году он был передан Архангельскому областному краеведческому музею. В прессе также были опубликованы несколько писем Шаниной и данные из её снайперского журнала.

Память

Первая могила Розы Шаниной находилась под раскидистым грушевым деревом на берегу речки Алля (теперь Лава). Впоследствии останки других бойцов, похороненных в этом месте, были перенесены в посёлок Знаменск (исследователь Лидия Мельницкая сообщает, что могилу Розы не трогали при перезахоронении остальных). В дальнейшем Марат Шанин писал о получении похоронки на Розу её матерью: «Я прекрасно помню мамины глаза. Они уже не были слезящимися… „Конечно, конечно“ - повторила она». К 40-летию Победы безуспешно поднимался вопрос о награждении Розы Шаниной Орденом Славы I степени.

В 1964-65 годах вновь возрос интерес к Розе Шаниной, в значительной степени обусловленный публикацией её дневника, упоминанием в советской прессе, особенно в газете «Северный комсомолец», которая просила сослуживцев писать о героине. Её именем были названы улица в Архангельске и в посёлках Шангалы и Строевское. Дом в деревне Едьма стал музеем, посвящённым Шаниной, в сельской школе, где она училась в 1931-35 годах, установлена памятная доска. В Архангельске проводятся традиционные соревнования стрелков ДОСААФ за приз имени Розы Шаниной. В Новодвинске проводятся соревнования по пулевой стрельбе, посвящённые Шаниной. В русской деревне Малиновке проводятся ежегодные лыжные гонки по пересечённой местности имени Розы Шаниной. Русский писатель Николай Журавлёв опубликовал книгу «После боя вернулись…» Это название отсылает к словам самой Шаниной «Я вернусь после боя», произнесённым после получения ею сообщения от командира, который приказывал немедленно вернуться в тыл. Также о Розе были сложены стихи, в частности, поэтом Николаем Набитовичем.

Личная жизнь

Ростом Роза была выше среднего, волосы - светло-коричневые, глаза - голубые; говорила с северорусским акцентом. Военный корреспондент Пётр Молчанов, который часто встречал Шанину на фронте, описывал её как человека необычной воли с ярким, самобытным характером. Себя Роза описывала как «безгранично и безрассудно болтливая» во время учёбы и утверждала: «Характер Лермонтова - мой». Как говорила сослуживица Шаниной Лидия Вдовина, Роза любила петь военную песню «Ой туманы, растуманы», каждый раз, когда она чистила своё оружие. Одевалась она скромно, любила играть в волейбол. Характер Розы был открытый, больше всего она ценила в людях мужество и отсутствие эгоизма. Однажды она рассказала историю, как «около полусотни разъярённых фашистов с диким криком» атаковала траншею, где располагались 12 женщин-снайперов, включая Шанину: «Многие полегли от наших метких пуль, других мы остановили штыками, гранатами, зарубили лопатами, остальных взяли в плен, скрутив руки».

Личная жизнь Розы Шаниной была сорвана войной. 10 октября 1944 года она писала в своём дневнике: «Не могу смириться с мыслью, что нет больше Миши Панарина. Какой хороший парень был. Убили… Он меня любил, я это знаю, и я его. Воспитанный, простой, симпатичный паренек». Позднее, в ноябре, она писала: «почему-то вбила себе в голову, что любит» некоего Николая, который «воспитанием и образованием не блещет». Однако она отмечала, что о замужестве и не думает, потому что «не время сейчас для этого».

Награды

• Орден Славы III степени (18 июня 1944)
• Орден Славы II степени (22 сентября 1944)
• Медаль «За отвагу» (27 декабря 1944)