Со смертью наследника престола Петра II пресеклась мужская линия династии Романовых. По завещанию Екатерины I трон должен был достаться сыну умершей в 1728 году Анны Петровны, дочери Петра Великого.

Но придворная верхушка, состоявшая из представителей кланов князей Долгоруких и Голицыных, решила передать престол старшей линии династии, идущей от брата Петра I, царя Ивана.

Старшая дочь Ивана, Екатерина, была замужем за герцогом Курляндским, который славился тяжелым нравом.

Поэтому было принято решение короновать ее сестру, Анну Иоанновну, овдовевшую Курляндскую герцогиню, живущую в Митаве. Анне был предложен российский трон на условии подписания ею «кондиций» - условий, согласно которым ее власть ограничивалась в пользу Верховного тайного совета.

Совет состоял из канцлера Головкина, вице-канцлера Остермана, четверых князей Долгоруких и двоих Голицыных.

Императрица Анна Иоанновна

«Понеже по воле всемогущего бога и по общему желанию российского народа мы по преставлении всепресветлейшего державнейшего Великого государя Петра второго, императора и самодержца всероссийского, нашего любезнейшего государя племянника, императорский всероссийский престол восприяли и, следуя божественному закону, правительство свое таким образом вести намерена и желаю, дабы оное в начале к прославлению божеского имени и к благополучию всего нашего государства и всех верных наших подданных служить могло. Того ради, чрез сие наикрепчайше обещаемся, что и наиглавнейшее мое попечение и старание будет не только о содержании, но и крайнем и всевозможном распространении православные нашея веры греческого исповедания, такожде, по приятии короны российской, в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника, ни при себе, ни по себе никого не определять. Еше обещаемся, что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденный Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без оного Верховного тайного совета согласия:

«Кондиции» 1730 года

1) Ни с кем войны не всчинять.
2) Миру не заключать.
3) Верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать.
4) В знатные чины, как в статцкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного тайного совета.
5) У шляхетства живота и имения и чести без суда не отымать.
6) Вотчины и деревни не жаловать.
7) В придворные чины, как русских, так и иноземцев, без совету Верховного Тайного совета не производить.
8) Государственные доходы в расход не употреблять - и всех верных своих поданных в неотменной своей милости содержать. А, буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской»

Дворянство, армия, Сенат, - все были очень обеспокоены усилением Верховного Тайного Совета и возможностью перехода власти в руки кучки «верховников». Стали появляться проекты ограничения власти Тайного Совета.

Когда в феврале 1752 года, Анна Иоанновна прибыла в Москву, к ней одна за другой стали являться дворянские делегации, упрашивая вернуться к старым порядкам. И, наконец, около 800 человек, включая членов Сената, множество генералов, известных и влиятельных дворян собрались в зале Лефортовского дворца вокруг императрицы и вызвали членов Тайного Совета в собрание.

Стали читать прошение, в котором говорилось, что в пунктах условий, которые подписала императрица, «…заключаются обстоятельства, заставляющие опасаться впредь для народа событий неприятных, которыми враги отечества могут воспользоваться»

Антиох Кантемир

Тайный Совет попросил времени на раздумья. Однако почти тотчас же явилась новая делегация с прошением за подписью 150 лиц, которое зачитал князь Антиох Кантемир: «…всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к вашему императорскому величеству от Верховного совета и подписанные вашего величества рукою пункты уничтожить»

В этот момент гвардейские офицеры начали кричать: «Не хотим, чтоб государыне предписывались законы; она должна быть такою же самодержицею, как были все прежние государи».

Накануне Анна выходила к ним, объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов и каждому поднесла сама по рюмке водки. Императрица притворилась удивленною. «Как, - сказала она, - разве пункты, которые мне поднесли в Митаве, были составлены не по «желанию целого народа?» «Нет!» - отвечали собравшиеся. «Так, значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул!» - сказала Анна, обращаясь к В.Л.Долгорукому, который, как и другие члены Верховного Тайного Совета, стоял молча, чувствуя как власть утекает из рук «верховников».

Дальнейшее записано в протоколе Верховного Тайного Совета:

«Пополудни в четвертом часу к ее императорскому величеству призыван статский советник Маслов, и приказано ему пункты и письмо принесть к ее величеству, которые в то ж время и отнесены и ее величеству от господ министров поднесены, и те пункты ее величество при всем народе изволила, приняв, разорвать. Февраля 26: господа министры изволили быть во дворце, куда призыван статский советник Маслов, и велено ему сочинить вновь присягу о самодержавии ее величества, которая в то же время и сочинена, и ее величество тое присягу опробовать соизволила, и господа министры, тое присягу подписав, вручили ее величеству. 28 февраля по всем улицам с барабанным боем объявлено, чтоб завтра, т. е. 1 марта, в 8 часов утра, все шли паки к присяге в соборы и церкви».

Цитируется по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен.
Т.XIX, глава 3

Монета, отчеканенная в честь коронации императрицы Анны Иоанновны

История в лицах

Феофан Прокопович «Сшедшись во едино собрание, многие из шляхетства написали к государыне челобитную, в которой объявляют, что бывшее в Курляндии посольство не только без согласия всех чинов, но и без ведома и нарочно скрыто устроено от приватных осьми человек для домашних их интересов, и покорно просит е. в., чтоб договорное курляндское письмо, ею подтверждённое (хотя оное, лживому доносу простотою поверя, и подписала) изволила отвергнуть и уничтожить, яко некий незаконный изверг и урод, на гибель отечеству, от немногих затейщиков изданный. И скоро великим множеством в палаты царские вошед, стали требовать, дабы до е. в. приступить им позволено было. И сие услышав, выбег к ним князь Василий Лукич и притворяя, будто бы во всём том им согласен, стал сочинённой от них челобитной просить, обещая тотчас оную подать в руки е. в. Но никто так нечувственный не был, кто бы коварство его не узнал; все вопить стали, что подданных от государыни и сынов от матери отрывать не надлежит, а кто так мудрствует, тот враг есть и государыни и государства. И тако он стыда, страха и ярости исполнен, отошел от них.

Вышла государыня в залу, стоя под балдахином, впустить просителей и прошение их прочесть повелела, по прочтении того приказала тотчас подать себе письмо курляндское. Потом произнесла краткую речь в такой силе, что хотя весьма тяжёлые поданы ей были царствования договоры, однако не веруя, как ей докладовано, что оные от всех чинов от всего российского народа требуются, для любви отечества своего подписала. А понеже ныне известно является, что лжею и лестию сделан ей обман, того ради, оные договоры, яко сущею неправдою от себя исторженные, уничтожает и рукописание своё никому впредь иметь за важное приказует. И то сказать, тотчас упомянутое письмо, до руки её поданное, разодрала и на землю бросила»

Тренинг по теме

«РОССИЯ в эпоху дворцовых переворотов»

1. Работа с хронологией

Заполните таблицу.

	Попытка введения «кондиций»
	Семилетняя война
	Царствование Анны Иоанновны
	Царствование Екатерины I
	Царствование Петра II
	Царствование Петра III
	Эпоха дворцовых переворотов

2. Работа с персоналиями

3. Работа со схемой

Заполните родословную таблицу «Русские цари и императоры второй половины XVII – первой половины XVIII вв.». Подчеркните сплошной чертой имена тех, кто занимал российский престол, пунктиром – тех, кто был регентом при малолетних правителях.

дорогая тетушка"… К родителям она могла посылать только письма, составленные в Коллегии иностранных дел… Настоящую, надежную союзницу в борьбе со скукой [она] встретила в книге».

Г . «[Он] не достиг того возраста, когда определяется вполне личность человека, и едва ли история вправе произнести о нем какой-нибудь приговор... Смерть постигла его в то время, когда он находился во власти Долгоруковых; вероятно, если бы он остался жив, то Долгоруковых, по интригам каких-нибудь любимцев счастья, постигла бы судьба Меньшикова».

Д . «Он завел себе особую голштинскую гвардию из всякого международного сброда, но только не из русских своих подданных: то были большею частью сержанты и капралы прусской армии... Считая для себя образцом армию Фридриха II, [он] старался усвоить себе манеры и привычки прусского солдата».

Е . «Россия ПРИШЛА В СЕБЯ. На высших местах управления снова явились русские люди, и когда на место второстепенное назначали иностранца, то [императрица] спрашивала: разве нет русского? Иностранца можно назначить только тогда, когда нет способного русского».

Ж . «Как бы ни старались в отдельных частных чертах уменьшить бедствия этого времени, оно навсегда останется самым темным временем в нашей истории XVIII века, ибо дело шло не о частных бедствиях, не о материальных лишениях: народный дух страдал, чувствовалась измена основному, жизненному правилу великого преобразователя, чувствовалась самая темная сторона новой жизни, чувствовалось иго с Запада, более тяжкое, чем прежнее иго с Востока – иго татарское».

проверочный контроль

Структура работы

классицизм

Часть В

Ответом на задание в части В может быть слово, словосочетание , сочетание букв или букв и цифр .

B1. Расположите в хронологическом порядке события Семилетней войны. Запишите буквы, которыми обозначены события, в правильной последовательности, НЕ делая пропусков и НЕ ставя запятые . Например: АБВГ . __________________

А) бой у деревни Кунерсдорф

Б) вступление русских войск в Берлин

В) бой у деревни Цорндорф

Г) бой у деревни Гросс-Егерсдорф

B2. Установите соответствие между историческими деятелями и фактами их биографии. Ответ запишите в левый столбик (сначала цифру, затем соответствующую ей букву, например 1А, 2Б, 3В, 4Г )

B3. Прочтите отрывок из исторического сочинения и назовите имя человека, о котором идет речь.

«Этот человек наизнанку, у которого спутались понятия добра и зла, вступил на русский престол. Он и здесь сохранил всю узость и мелочность мыслей и интересов, в которых был воспитан и вырос. Ум его, голштински-тесный, никак не мог расшириться в географическую меру нечаянно доставшейся ему беспредельной империи. Напротив, на русском престоле [он] стал еще более голштинцем, чем был дома».

_________________________

B4. Установите соответствие между деятелем русской истории и тем, в каком родстве он состоял с Петром I . Ответ запишите в левый столбик (сначала цифру, затем соответствующую ей букву, например 1А, 2Б, 3В, 4Г )

B5. Прочтите отрывок из исторического сочинения и назовите имя правителя.

«Живая и веселая, но не спускавшая глаз с самой себя, при этом крупная и стройная, с красивым круглым и вечно цветущим лицом, она любила производить впечатление… Наиболее законная из всех преемников и преемниц Петра I, но поднятая на престол мятежными гвардейскими штыками, она… строила дворцы в двадцать четыре часа и в двое суток проезжала тогдашний путь от Москвы до Петербурга, исправно платя за каждую загнанную лошадь».

______________________

Прочтите отрывок из исторического источника и кратко ответьте на вопросы С1 – С3. Ответы предполагают использование информации из источника, а также применение исторических знаний и умений.

«Вышла государыня в залу; стоя под балдахином, впустить просителей и прошение их прочесть повелела… Потом произнесла краткую речь в такой силе: что хотя весьма тяжелые поданы ей были царствования договоры, однако же, веруя, как ей докладывано, что оные от всех чинов и от всего российского народа требуются, для любви отечества своего подписала. А понеже ныне известно является, что лжею и лестью сделан ей обман, того ради оные договоры… уничтожает. И то сказав, тотчас упомянутое письмо, до руки ее поданное, разодрала и на землю бросила».

C1. Определите время событий и главное действующее лицо.

C2. О каком письме идет речь в документе?

C3. Почему разрыв заключенного соглашения не имел для главного действующего лица последствий?

ОТВЕТЫ

Тренинг

1. Работа с хронологией

Заполните таблицу.

Заполните таблицу.

	Вступление русских войск в Берлин
	Манифест о вольности дворянской
	Открытие Московского университета
	Попытка введения «кондиций»
	Семилетняя война
	Царствование Анны Иоанновны
	Царствование Екатерины I
	Царствование Елизаветы Петровны
	Царствование Иоанна VI Антоновича
	Царствование Петра II
	Царствование Петра III
	Эпоха дворцовых переворотов

2. Работа с персоналиями

Заполните таблицу. (В правом столбце указано минимальное кол-во фактов, которые надо знать.)

Исторический	Кто такой(ие)?	Что сделал? Что с ним произошло?
	Фактический правитель России при Екатерине I	1. При Петре II проиграл борьбу за власть и был сослан, в ссылке умер
«Верховники»	Члены Верховного тайного Совета, задумавшие в 1730 г. пригласить Анну и ограничить самодержавие	1. Сосланы и/или казнены Анной Иоанновной
	Временщик при Анне Иоанновне, с именем которого связано немецкое засилье
		1. Одержал победу у села Гросс-Егерсдорф
	Русский военачальник в ходе Семилетней войны	1. Одержал победу у села Кунерсдорф
	Русский ученый и поэт	1. Первый русский академик 2. Основатель Московского университета
	Фаворит Елизаветы Петровны	1. Способствовал основанию Московского университета и Академии художеств

3. Работа со схемой

1 - Алексей Михайлович ; 2 – Мария Милославская; 3 – Наталья Нарышкина; 4 – Федор Алексеевич ; 5 – Софья Алексеевна ; 6 – Иван V ; 7 – Петр I ; 8 – Евдокия Лопухина; 9 – Екатерина I ; 10 – Екатерина Иоанновна; 11 – Анна Иоанновна ; 12 – Алексей; 13 – Анна; 14 – Елизавета Петровна ; 15 – Анна Леопольдовна ; 16 – Петр II ; 17 – Петр III ; 18 – Екатерина II ; 19 – Иван VI Антонович .

4. Работа с картой

5. Работа с понятиями

1. «Кондиции» – соглашения, подписанные Анной Иоанновной по требованию «верховников» как условия ее приглашения на престол; разорваны императрицей.

2. «Верховники» – члены Верховного тайного совета.

3. Фаворит – приближенный императора (императрицы), пользующийся большим личным доверием главы государства и имеющий возможность оказывать влияние на государственные дела.

4. Секуляризация земли – передача церковных и монастырских земель государству.

6. Работа с источниками

А – Елизавета, Б – Анна Иоанновна; В – Екатерина II; Г – Петр II; Д – Петр III; Е – Елизавета; Ж – Анна Иоанновна.

проверочный контроль

Часть 1

Часть 2

В2. 1Г2А3Д4В

В3. Петр III

В4. 1В2Г3А4Д

В5. Елизавета

Часть 3

Примечание. Здесь даны лишь краткие схемы ответов, они могут носить более развёрнутый характер. В скобках указано количество баллов за каждый необходимый элемент ответа и сумма баллов в целом.

С1. 1730 г., Анна Иоанновна (Всего – 2. )

С2. Кондиции. (Всего – 1. )

С3. Самодержавие было поддержано дворянством. (Всего – 1. )

Феофан Прокопович.

История о избрании и восшествии на престол... императрицы Анны Иоанновны

История о избрании и восшествии на престол блаженныя и вечнодостойныя памяти государыни императрицы Анны Ивановны, самодержицы всероссийской

Бервик-и-Лириа, Якоб. Записки дюка Лирийского и Бервикского во время пребывания его при императорском российском дворе в звании посла короля испанского. 1727--1730 годов / Пер. с фр. Д.И. Языкова. -- СПб.: в Гутенберговой тип., 1845. Приложение. С. 186--217; Преставился Петр второй 1730 года генваря 18 дня, во втором часу по полуночи, по учиненном ему (как в греческой церкви обычно) от трех архиереев елеосвящении, меньше часа; и пробыли архиереи в палатах до кончины его; были там же Верховного Совета члены, тако ж и из Сената и генералитета не малое число. И тогда князь Василий Владимирович Долгорукий именем прочих просил архиереев помешкать немного, внушая, что там же скоро имеет быть советование о избрании государя нового; но скоро потом возвратясь к ним, сказал, что Верховному Совету заблагорассудилось, к надходящему дню, и в палатах Верховного Совета быть всех чинов собранию в десятом часу по полуночи, куда и они архиереи изволили бы прибыть сами, и других, как архиереев, так и архимандритов, с собою привели, понеже сии были синодальные. И тако архиереи всяк во своя отошли. Но уже в самом сем поступке некая была хитрость; ибо по отшествии архиереев, верховники {Члены Верховного Тайного Совета.} и другие начальники там же остались. И долго разглагольствование было о наследнике государя, с немалым разгласием. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий, невесты новопреставльшегося государя родитель, дочери своей скиптра домогался, которой его дерзости, яко весьма нечаянной, многие удивились. Но он властолюбием ослепленный, не устыдился показать и некое письмо, яко бы Петра II завет, прежде кончины своей от него написанный, которым будто бы он державы своей наследие невесте Екатерине укрепил. Дивное всем стало князь Алексея бесстудие (кроме одних, чаю, свойственников его) и на требование, яко весьма непристойное и смеха достойное, никто не посмотрел, понеже отнюдь не могло быть вероятно, дабы учинил то государь до болезни своей, отрок, крепким составом цветущий и толь сильное имеющий здравие, что многолетнего весьма жития надежду подавало: как же бы он мог и подумать о близкой своей смерти, не то, чтобы пещися и промышлять, чему быть по кончине своей? А когда пришла ему болезнь (которая не более дванадесяти дней удручая его, умертвила), во все то время делали ему потешку скорого к первому здравию возвращения: не то, чтоб ему о будущей смерти повещать, хотя бы и подлинно ведано, что ему прочее живу не быть. По отвержении же того домогательства, требовало других господ мнения. Разные были голоса, однако же вне фамилии государя не выходили. Некто приговаривал и за бабкою Петра II, недавно из заточения освобожденною; но сие прочие судили яко непристойное и происшедшее от человека, корыстей своих ищущего, самым молчанием притушили. А когда произнеслось имя Анны, вдовы Курляндской герцогини, дщери Иоанна царя, большого Петру I брата, купно с ним до кончины царствовавшего, между Екатериною и Параскевиею средния сестры, тотчас чудное всех явилось согласие, которому спорить не посмели и оные, коим завладенная и, по мнению их, неотъемлемая уже в руках была высочайшая власть, а тогда от них уходила. О перемене формы или образа царствования, чего нецые из оных господ и прежде сего желали и желания утаить в себе не могли (как уже ясно о том покажется), в сем же тогда собрании, хотя не при всех, но по выходе оттуда многих прочих, говорено, и что о том умышленно, ниже сего известно будет. Когда день настал и великое всех штатов множество в Верховный Совет собралось, куда и синодальные и другие прочие архиереи и архимандриты прибыли, и великий канцлер вслух предложил, что Верховный Совет Курляндской герцогине царевне Анне Российскую корону должно быть усматривает; но требует и всех, всего отечества лице на себя являющих чинов согласие; тотчас все в един голос изволение свое показали, и не единого не было, который бы хотя мало задумался. Первый же архиерей, именем всех ответствуя, сказал, что, не только как он, так и вся братия его на то согласуются, но и желают тотчас в престольной церкви при всенародном присутствии торжественным молебствием благодарить всемилостивому Богу за толикое полученное от него дарование; но когда сей архиерей оное слово произнес, неприятно то стало верховным господам: отрекли и быть тому тогда не приговорили, что, ясно весьма нечаянное, подвигло всех до великого удивления. И тако, великий собор распущен. Стали же многие рассуждать: какая бы то была от верховных причина отлагать оное благодарственное молебствие? И кто легко и скоропостижно рассуждает, сию того вину быть думал, что еще неизвестно, соизволит ли царевна Анна царствовать; но осторожнейшие головы глубочае нечто проницали и догадывалися, что господа верховные иный некий от прежнего вид царствования устроили, и что на ночном оном многочисленном своем беседовании сократить власть царскую и некими вымышленными доводами аки бы обуздать и, просто рещи, лишить самодержавия затеяли. Если же и о согласии царевны Анны надлежит сомневаться; то сомнительства сего тож причиною, то есть похощет ли государыня Анна прикасаться за умаленную предков своих державу? И догад сей, как был неложный, скоро самим делом ясно показалось. Здесь же, во-первых, надобно, кажется, изъяснить: кто они и сколько их было, которых в повести сей нарицаем верховными? При императрице Екатерине I, сверх установленного Петром I Сената, новое и от Сената высшее правительство учреждено, и украшено оное особливым именем: Верховный Совет. Сие ж собрание в том вящше от Сената имело силу, что и некую власти часть, у Сената отнятую, приняло к себе и что большую важность возымело, однако же, что ни хотел бы Верховный оный Совет вновь уставить, не волен был сделать то без изволения императрицы. А когда ее не стало, а настал Петр II, дванадесятилетний тогда отрок, тогда Верховный Совет, получив себе, по своему мнению, совершенную и свободную власть, и мог и дерзал делать, что хотел, да и тогда еще правительство оное не могло ничего учинить без воли князя Меншикова, который его член был, наипаче, когда сей дочь свою Петру II в невесту отдал публичным обручением. Всех Совета того членов 9 человек было, а по изгнании в ссылку Петра Толстого, потом же Меншикова, собрание оное умалилось, а после того новым прибавлением стало в числе осьмиличном, именно же сии были: Великий канцлер Гаврило Иванович Головкин, первый; другий неизвестного почитай порядка: князь Дмитрий Михайлович, да брат его князь Михайло Михайлович, фельдмаршал; Голицыны. князь Василий Лукич, князь Василий Володимирович, князь Михайло Володимирович, князь Алексей Григорьевич, и сии 4 единой фамилии Долгорукие. Один еще из нации немецкой, Андрей Иванович Остерман. Добавил бы число Федор Матвеевич Апраксин, адмирал; но не стало его тогда, когда еще не все, зде помянутыи, к оному правительству причтены были. Именованные же Долгорукие каковое не заседали место в том собрании, однако же других товарищей своих весьма были сильнейшие, имея основание на сроднике своем князе Алексее Григорьевиче, который в руках своих имел Петра II, и его же государя, по всякому примеру Меншикова, приводил к понятию в жену дочери своей уже обручения совершением, и потому один он Верховного Совета сильнейший стал. Еще же и сын его, князь Иван Алексеевич, о котором в народе слух обносился, что в великой у Петра II милости, много Долгоруких фамилии придавал можности. Но скоро явилось, что Иван сей пагубу, паче нежели помощь роду своему приносил, понеже бо и природою был злодерзостен, и еще к тому толиким счастием надменный, и ни о чем, якобы себе не доводилось, не думал; не только весьма всех презирал, но и многим зело страх задавал, одних возвышая, а других низлагая, по единой прихоти своей, а сам на лошадях, окружась драгунами, часто по всему городу необычным стремлением, как бы изумленный, скакал; но и по ночам в честные домы вскакивал гость досадный и страшный, и до толикой продерзости пришел, что кроме зависти, нечаянной славы, уже и праведному всенародному ненавидению, как самого себя, так и всю фамилию свою, аки бы нарочно подвергал. Да и прочие Долгорукие, хотя по внешнему обходительства виду будто бы и умеренными являлися, однако же делами своими в великое властолюбия подозрение приходили. Основание или корень такового их беспамятства было то, что возмечтали, будто бы царская фортуна чрез уготовляемое Петра II с Екатериною их бракосочетание в домы их переселилась. Некоторые же из них, поострее рассуждающие, хотя уже о событии желаний своих и не сомневаясь, однако же промышляя, дабы отнюдь ничто не осталось, что намерению их могло бы препятствовать, различных хитростей употребляли: ревность к православию показуя, бабку государеву обогащевая, товарищей своих, да не своей крови, притворными ласканьями себе привлекая. <...> Тии же то верховные господа, собрав первее по кончине Петра II, как уже выше показано, Совет, когда царевне Анне императорская власть согласием всех присутствовавших присуждена стала, многих домой отпустили, а сами советовали, как бы власть государеву сократить и некиими установлениями малосильнее учинить? На что наипаче Долгорукие настояли, показуя вид, будто они народной некоей пользе служат, а самым делом, желая получить себе хоть часть царской власти, когда целой той достичь не могли. <...> И во-первых, когда верховные оные господа благодарственному, как выше сказано, молебствию быть не повелели и тем самым у людей умных вошли в подозрение, еще и сами, торопясь затейки свои как бы возможно произвесть скорее в дело, аки бы нарочно таинство свое открыли. На другой день по преставлении государевом отправили в Курляндию князь Василья Лукича Долгорукого, придав ему двоих будто бы товарищей (один же из них был Голицын, князь Михайло Михайлович меньшой); но с такою скоростию, что на расставленных нарочно для того частых подводах, казалось, летели они паче, нежели ехали. Тщались же то пред всеми утаить, но тотчас по всему городу ведомо учинилось. В то же время по всем дорогам, которыми можно бы кому в Курляндию пробираться, крепкие заставы расположили, дав оным солдатам указ, дабы оттуда в Москву едущих пропускали, а от Москвы туда шествующих удерживали бы и письма бы у них обирали. И от такового их действия не токмо догадливые люди, но тупые простолюдины явно уже видеть могли, что господа верховные затевают, и не трудно было разуметь, что они вымышленный для себя новый царствования порядок хотят государыне поднесть именем всего народа, аки бы всенародным согласием утвержденный. <...> Жалостное же везде по городу видение стало и слышание: куда не придешь, к какому собранию ни пристанешь, не ино что было слышать, только горестные нарекания на осьмеричных оных затейщиков; все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытное лакомство и властолюбие, и везде, в одну почитай речь, говорено, что если по желанию господ оных сделается, от чего сохранил бы Бог, то крайнее всему отечеству настоит бедство. Между тем произошло в слух, что другой родился союз, осьмоличному союзу противный. Знатнейшие, сиречь, из шляхетства сноситься и советовать стали, как бы действительно вопреки стать верховникам и хитрое их строение разрушить; и для того по разным домам, да ночною порою собирались. Я в то время всяким возможным прилежанием старался проведать: что сия другая кампания придумала и что та к намерению своему усмотрела? И скоро получил я известие, что у них два мнения спор имеют. Одно дерзкое: на верховных господ, когда они в место свое соберутся, напасть внезапно оружною рукою, и если не похотят отстать умыслов своих, смерти всех предать. Другое мнение кроткое было: дойти до них в собрание и предложить, что затейки их не тайны, всем известно, что они строят, немалая вина одним и не многим государства состав переделывать; и хотя бы они преполезное нечто усмотрели, однако ж скрывать то пред другими, а наипаче и правительствующим особам не сообщать, неприятно то и смрадно пахнет. Оба же мнения сии не могли произойти в согласный приговор: первое, яко лютое и удачи неизвестной; а другое, яко слабое и недействительное и своим же головам беду наводящее; и так некоего другого средства искать надлежало. <...> во второй день февраля посланные от Верховного Совета по сенаторским, архиерейским и прочих чинов домам разносят повестки, что Верховный Совет на утренний день всех в собрание призывает <...>; те же вестники и привносили собрания того вину, будто о государственном установлении советовать будут. <...> В третий день февраля превеликое множество к назначенному месту собралось, где, когда ожидано, что таковое к советованию от верховников произнесется, тогда они, указав молчание, повелели читать присланное из Курляндии письмо, и делом явилось сущее то, что опаснейшие прорицали: было то послание императрицы Анны. Никого почитай, кроме верховных, не было, кто бы таковая слушав, не содрогнулся, и самии те, которые вчера великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики; шептания некая во множестве оном прошумливали, а с негодованием откликнуться никто не посмел. И нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочинно стояло вооруженное воинство. И дивное было всех молчание! Сами господа верховные тихо нечто один другим пошептывали, и остро глазами посматривая, притворялись, будто бы и они, яко неведомой себе и нечаянной вещи, удивляются. <...> Архиереи же синодальные учали домогаться, чтобы больше не отлагая, собраться и совершить благодарственное молебствие, чему уже и не спорил никто. Повелел же Синод диаконам возносить государыни имя с полною монаршескою титлою, самодержавие в себе содержащею, что и сделано. Да то ж верховным весьма не любо стало, и каялись, что о том прежде запамятовали посоветоваться, и когда в тот же день Синод посылал во все страны письменные титулования государыни формы, посылали и они; но титлы самодержавия, уже прежде оброненной, переменить не посмели. И из оного времени видеть было, что всякого почитай чина и звания люди якобы дряхлы и задумчивы ходили и будто нечто глубоко размышляли. И не мощно было иначе поступать, у кого здравый смысл и разум был! Понеже, хотя затейка верховных господ и не тайна была, однако же никто не надеялся, дабы они отважились так рабские и тесные владения уставы на императрицу накинуть. Надлежит же сие ведать, что сия епистолия в Москве соплетена была, и князь Василием Лукичом в Курляндию отвезена и подложена государыне для подписания, а дабы государыня не отреклась подписать, князь оный Василий неслыханною лжею заклинался, что то требование есть от всех чинов и общее всего народа. И о сем из уст самой императрицы, по приезде ее в Москву, известно стало. В 10 день февраля получена ведомость, что государыня от Москвы уже недалеко. И скоро потом от чина церковного три архиерея, да три сенатора от гражданского на встречу ее величества выправлены. Да и тут жалостное нечто и примечания достойное явилось. Когда оные сенаторы и архиереи по определению Верховного Совета именем всех чинов императрицу приветствовать в дорогу наряжались, нужда им была требовать пашпорты от Верховного Совета, и получили. А когда доехали до заставы, понеже еще далече того места была государыня, тогда капитан, заставу держащий, с объявлением от них пашпорта, как самих господ, так служителей считал и потом далее шествовать пропустил. <...> И того же дни прибыла императрица в село Всесвятское, седмь верст от Москвы расстоянием, и зде, для успокоения, остановясь, приказала: Петра II, до своего в город вшествия, погребению предать, что воутрие и совершилось. Но и тут приключилось нечто непростое и такое, что трудно сказать, удивлению ли паче, или смеху оное подлежит? Дванадесятого дня февраля, на всходе солнца, все чины в доме представльшегося государя сошлись; но долго ничего нe делано и неведомо, чего ожидали. Мы думали, что к церемонии оной не все изготовлено, однако ж ничего, чтоб не готово было, усмотреть не могли, и когда некто из знатных особ, стужив долгим сидением, спросил у единого действия того управителя: для чего поход доселе не начинается? Он ему отвещал, что еще дожидались от Верховного Совета определения: где и как быть в церемонии покойного государя невесте, а она де требует себе, как места, так и наряда и всей славы императорской. И то многие слыша, великим негодованием возроптали, браня и проклиная необычное людей тех бесстудие и ничего дожидаться не веля, устроились все к погребальному походу, в котором мечтанная оная императрица нигде не явилась. Всяк же может тут видеть, что князь Алексия, его помянутой невесты родителя, и других их сродников сие дельце было и что они, видя себе отнятое, которое мечтали в руках своих иметь, монаршее скипетро, не оставляли ничего, чтоб не показалось к высокости их угодное. Прежде уже мы показали, как бесстыдно князь Алексий оный показывая хартию, якобы прямой завет, от Петра II написанный, а когда то не удалось, то избрали они императрицу, да без власти и силы, чтоб сами всем завладели, и они бы делом царствовали, а государыня царским бы только именем тешилась. Но дабы и вид царской не весьма от дома их отлучался, сию-то штучку употребить затеяли, понеже если б Екатерина их в погребальном церемониале императорское место заняла, сделали бы оную, если не равною самой государыне, то хотя второстепенною, да еще, чаю, и на том не остановились. Того же февраля в день, который воскресный был, императрица Анна в Москву вошла с великою славою, да сама не имела чем веселиться, и многие о бедном ее состоянии тужили и печалились. Когда вошла в дом царский, тотчас узнали, что она якобы полонена и заключена в честную тюрьму. И нельзя было ей иначе думать, понеже князь Василий Лукич Долгорукий, который из Курляндии привез ее в Москву, у самых дверей светлиц, ко пребыванию ей уготовленных, занял себе другие светлицы так, что никому невозможно было доступить до государыни без его позволения; да и кого допускал, за тем и сам вхаживал, и никто отнюдь, ниже сестры ее величества, не волен был, что ни есть поговорить, разве присутствующу и слышащу ему. <...><...> паче же бедное самой государыни состояние, аки бы пред очами ходящее, на гнев и ярость позывало: не происходит она, не видит; не поздравляет ее народ. А когда тому всюду весть проносилась, что князь Василий Лукич, как бы некий дракон, блюдет ее неприступну и что она без воли его ни в чем невольна, и неизвестно, жива ли, а если жива, то насилу дышит, и что оные тираны имеют государыню за тень государыни, а между тем злейшее нечто промышляют, чего другим и догадываться нельзя. Сим и сим подобная, когда везде говорено, ожидала другой компании ревность, и жесточае, нежели прежде, воспламенялась; видеть было на многих, что нечто весьма странное умышляют. Но тихомирные головы к тому всех преклонили, дабы мятежное оное господство упразднить правильным и безопасным действием следующим. Сшедшись в едино собрание, многие из шляхетства написали к государыне челобитную, в которой объявляют, что бывшее в Курляндии посольство не только без согласия всех чинов, но и без ведома и нарочно скрытно устроено от приватных осьми человек, для домашних их интересов, и покорно просят ее величество, чтоб договорное курляндское письмо, ею подверженное (хотя оное, лживому доносу простотою поверя, и подписала) изволила отвергнуть и уничтожить, яко некий незаконный изверг и урод, на гибель отечеству от немногих затейщиков изданный. И скоро великим множеством в палаты царские вошед, стали требовать, дабы до ее величества приступить им позволено было. И сие услышав, выбег к ним князь Василий Лукич и притворяя, будто бы во всем том им согласен, стал сочиненной от них челобитной просить, обещавая тотчас оную подать в руки ее величества. Но никто так нечувственный не был, кто бы коварства его не узнал; все вопить стали, что поданных от государыни и сынов от матери отрывать не надлежит, а кто так мудрствует, тот враг есть и государыни и государства. И тако он, стыда, страха и ярости исполнен, отошел от них. Была тогда у государыни сестра ее царевна Екатерина, и она, прежде о таком шляхетства намерении уведомлена, слыша ныне о собрании их, все, что делалось, государыне донесла, увещевая произыти к ним и послушать их челобитья. И свободно было о сем говорить, понеже князь Василий Лукич на слух оного собрания выходил, как уже упомянулось. Вышла государыня в залу и, стоя под балдахином, впустить просителей и прошение их прочесть повелела; а по прочтении того приказала тотчас подать себе письмо курляндское. Потом произнесла краткую речь в такой силе, что хотя весьма тяжелые поданы ей были царствования договоры, однако же веруя, как ей докладывано, что оные от всех чинов и от всего российского народа требуются, для любви отечества своего подписала. А понеже ныне известно является, что лжею и лестию сделан ей обман, того ради оные договоры, яко сущею неправдою от себя исторженные, уничтожает и рукописание свое никому впредь иметь за важное приказует. И то сказав, тотчас упомянутое письмо, до руки ее поданное, разодрала и на землю бросила. Воскликнуло все предстоящих множество, зело ее величеству благодарствуя и кланяясь; были же при том некоторые и от верховников, и когда просители оные, благодаря кланялись, тогда и сии поклонились, кое действие их, понеже паче всякого чаяния показалось, подало в народ довольную смеха материю.

Эпоха дворцовых переворотов

Задание № 1

Русские императоры и императрицы XVIII в.

Установите последовательность правления.

Пётр II .

Анна Иоанновна.

Екатерина II .

Иоанн Антонович.

Пётр I .

Елизавета I .

Екатерина I .

Пётр III .

      

Задание № 2

Правление Анны Иоанновны и Елизаветы

Определите, о чьих царствованиях говорится в отрывках из сочинений историков.

  1. Анны Иоанновны.

  2. Елизаветы Петровны.

В правление ея посредством известнаго честолюбиваго и алчнаго вельможи Бирона великая и едва не превосходившая царя Иоанна Васильевича Грознаго употребляема была строгость с суровством, жестокостию и крайним подданным удручением…

Тимофей Мальгин. «Зерцало Российских государей»

…Это царствование – одна из мрачных страниц нашей истории и наиболее тёмное пятно на ней – сама императрица… Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забились на самые доходные места в управлении…

…Россияне хвалили её царствование: она изъявляла к ним более доверенности, нежели к немцам; восстановила власть Сената, отменила смертную казнь, имела любовников добродушных, страсть к весельям и нежным стихам…

Н. М. Карамзин. «Записка о древней и новой России»

…Как бы ни старались в отдельных частных чертах уменьшить бедствия этого времени, оно навсегда останется самым тёмным временем в нашей истории XVIII века, ибо дело шло не о частных бедствиях, не о материальных лишениях: народный дух страдал, чувствовалась измена основному, жизненному правилу великого преобразователя, чувствовалась самая тёмная сторона новой жизни, чувствовалось иго с Запада, более тяжкое, чем прежнее иго с Востока – иго татарское…

С. М. Соловьёв. «История России с древнейших времён»

…Россия ПРИШЛА В СЕБЯ. На высших местах управления снова явились русские люди, и когда на место второстепенное назначали иностранца, то (императрица) спрашивала: разве нет русского? Иностранца можно назначить только тогда, когда нет способного русского. Народная деятельность распелёнывается уничтожением внутренних таможен; банки являются на помощь землевладельцу и купцу; на востоке начинается сильная разработка рудных богатств; торговля с Среднею Азиею принимает обширные размеры…

Там же

…Живая и весёлая, но не спускавшая глаз с самой себя, при этом крупная и стройная, с красивым круглым и вечно цветущим лицом, она любила производить впечатление… Наиболее законная из всех преемников и преемниц Петра I , но поднятая на престол мятежными гвардейскими штыками, она наследовала энергию своего великого отца, строила дворцы в двадцать четыре часа и в двое суток проезжала тогдашний путь от Москвы до Петербурга, исправно платя за каждую загнанную лошадь…

В. О. Ключевский. «Лекции по русской истории»

Задание № 3

Дворцовые перевороты

Определите, в каких документах говорится о перечисленных событиях.

…Матушка милосердная государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу; но как пред Богом скажу истину… Матушка – его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором [Борятинским]; не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня, хоть для брата…

Из письма А. Г. Орлова

…Вышла государыня в залу; стоя под балдахином, впустить просителей и прошение их прочесть повелела… Потом произнесла краткую речь в такой силе; что хотя весьма тяжёлые поданы ей были царствования договоры, однако же, веруя, как ей докладывано, что оныи от всех чинов и от всего российского народа требуются, для любви отечества своего подписала. А понеже ныне известно является, лжею и лестию сделан ей обман, того ради оные договоры, яко сущею неправдою от себя исторженные, уничтожает… И то сказав, тотчас упомянутое письма, до руки ея поданное, разодрала и на землю бросила…

Из рассказа архиепископа Ф. Прокоповича

…Вси к поздравлению её величества, в комнату телу умершего государя близкую пришли: куды тогда такожде и государыня изволила выйтить; просили её величество дабы бремя государственного владения, которое Бог и супруг ей вручили, действительно принять изволила. Но государыня сокрушенна печалию, и неутомимо плачущая, не могла почти словесно ответствовать; только не возбраняя руки целующим, соизволение своё показала…

Архиепископ Ф. Прокопович. «Краткая повесть о смерти…»

…Принцесса прошла прямо в караульню. «Проснитесь, мои дети», сказала она солдатам, «и слушайте меня. Хотите ли вы следовать за черью Петра I ? Вы знаете, что престол мне принадлежит; несправедливость, причинённая мне, отзывается на всем нашем бедном народе, и он изнывает под игом немцев. Освободимся от наших гонителей!»

Из письма французского посла в России маркиза де ла Шетарди

Задание № 4

Познакомьтесь с фрагментом текста «Кондиций», предъявленных Анне Иоанновне «верховниками», и ответьте на вопросы.

«Через сие наикрепчайше обещаемся... мы ныне уже учрежденный Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без оного согласия: 1) ни с кем войны не всчинать; 2) миру не заключать; 3) верных наших подданных никакими податями не отягощать; 4) в знатные чины, как в стацкие, так и в военные сухопутные или морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного тайного совета; 5) у шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; 6) вотчины и деревни не жаловать; 7) в придворные чины как русских, так и иноземцев не производить; 8) государственные доходы в расход не употреблять и всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать...»

В чем суть условий, предложенных Анне Иоанновне Верховным тайным советом?

Почему гвардейские полки были выведены из подчинения императрицы?

Можно ли в русской истории до XVIII в. найти документ, аналогичный «Кондициям»?

По какому пути пошло бы политическое развитие России, если бы «верховникам» удалось реализовать свой план?

Почему гвардия и служилое дворянство не поддержали предложение «верховников» и выступили против подписания Анной Иоанновной «Кондиций»?

Преставился Петр II 1730 года января 18 дня во втором часу пополуночи (…). И долго разглагольство было о наследнике государе с немалым разгласием. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий, невесты новопреставлешегося государя родитель, дочери своей скипетра домогался, которой его дерзости, яко весьма нечаянной, многие удивились. Но он, властолюбием ослеплен, не устыдился показать и некое письмо, якобы Петра II завет, прежде кончины своей написанный, которым будто бы он державы своей наследие невесте Екатерине укрепил.

Дивное всем стало князя Алексея бесстудие (кроме одних, часто, свойственников его), и на требование его, весьма непристойное и смеха достойное, никто не посмотрел. Понеже отнюдь не могло быть вероятно, дабы учинил то государь – до болезни своей отрок, крепким составом цветущий и толь сильное имеющий здравие, что многолетнего весьма жития надежду подавало, – как же бы он мог и подумать о близкой своей смерти? А когда пришла ему болезнь (которая, не более двенадцати дней удручая его, умертвила), во все то время делали ему потешку скорого к первому здравию возвращения – не то чтоб ему о будущей смерти повещать, хотя бы и подлинно ведано, что ему прочее живу не быть.

По отвержении же того домогательства требовано других господ мнения. Разные были голосы, однако же вне фамилии государей не выходили. Некто приговаривал и за бабкою Петра И, недавно из заточения освобожденною. Но сие прочие судили яко непристойное и происшедшее от человека, корыстей своих ищущего, самым молчанием притушили. А когда произнеслось имя Анны, вдовой Курляндской герцогини, дщери Иоанна царя, большего Петра I брата, купно с ним до кончины царствовавшего, между Екатериною и Параскевою средней сестры, тотчас чудное всех явилось согласие, которому спорить не посмели и оные, коим закладенная и, по мнению их, неотъемлемая уже в руках была высочайшая власть, а тогда от них уходила.

О перемене формы или образа царствования (чего неции из оных господ и прежде сего желали и желания в себе утаить не могли, как уже ясно о том покажется) в сем тогда же собрании (хотя не при всех, но по выходе оттуда многих прочих) говорено, и, что о том умышлено, ниже сего известно будет. (…)

Здесь же, во-первых, надобно, кажется, изъяснить, кто они и сколько их было, которых в повести сей нарицаем верховными? При императрице Екатерине I сверх установленного Петром I Сената новое и от Сената высшее правительство учреждено, и украшено оное особливым именем Верховного Совета.

Сее ж собрание в том вящую от Сената имело силу, что и некую власти часть, Сенату отнятую, приняло к себе и что большую важность возымело; однако же, что ни хотел бы Верховный Совет вновь уставить, не волен был сделать то без изъявления императрицы. А когда сей не стало, а настал Петр II, двенадесятилетний тогда отрок, тогда Верховный Совет, получив себе, по своему мнению, совершенную и свободную власть, и мог и дерзал делать, что хотел. Да и тогда еще правительство оное не могло ничего учинить без воли князя Меншикова, который его член был, наипаче когда сей дочь свою Петру II в невесту отдал публичным обручением.

Всех совета того членов девять человек было, а по изгнании в ссылку Петра Толстого, потом же Меншикова, собрание оное умалилось. А после того новым прибавлением стало в числе осьмиличным.

Именно же сии были: великий канцлер Гаврило Иванович Головкин – первый, другой неизвестного, почитай, порядка князь Дмитрий Михайлович, да брат его князь Михаил Михайлович, фельдмаршал, Голицыны; князь Василий Лукич, князь Василий Володимирович, князь Михаил Володимирович, князь Алексей Григорьевич и сии четыре единой фамилии Долгорукие. Один еще из нации немецкой Андрей Иванович Остерман. Добавил бы число Феодором Матвеевичем Апраксиным, адмиралом, но не стало его тогда, когда еще не все здесь упомянутые ко оному правительству причтены были.

Именованные же Долгорукие, каковое ни заседали место в том собрании, однако же других товарищей своих весьма были сильнейшие, имея основание на сродстве своем, князе Алексее Григорьевиче, который в руках своих имел Петра II и его же, государя, по всякому примеру Меншикова, приводил к понятию в жену дочери своея уже обручения совершением, и потому один он всего Верховного Совета сильнейший стал.

Еще же и сын его, князь Иван Алексеевич, о котором в народе слух обносился, что в великой у Петра II милости, много Долгоруких фамилии придавал можности. Но скоро явилось, что Иван сей пагуба паче, нежели помощь, роду оному приносит. Понеже бо и природою был злодерзостен, еще к тому толиким счастием надмен, и ни о чем, яко бы себе не доводилось, не думал. Не только весьма тех презирал, но и многим зело страх задавал, одних возвышая, а других низлагая по единой прихоти своей. А сам на лошадях окружен драгунами, часто по всему городу необычным стремлением, как бы изумленный, скакал, но и по ночам в честные домы вскакивал – гость и досадный и страшный!

И до толикой продерзости пришел, что кроме зависти нечаянной славы, уже праведному всенародному ненавидению, как самого себя, так и всю фамилию свою аки бы нарочно подвергл. (…)

Тии же то верховные господа, собрав первее по кончине Петра II, как уже выше показано, Совет, когда царевне Анне императорская власть согласием всех присутствовавших присужена стала, многих домой отпустили, а сами советовали: как бы власть государеву сократить и некими установлении малосильнее учинить? На что найпаче Долгорукие настояли, показуя вид, будто бы они нарочно к некоей пользе служат, а самым делом желая получить себе хотя часть царской власти, когда целой оной достичь не могли. (…)

На другой день по представлении государевом выправили в Курляндию князя Василья Лукича Долгорукого, придав ему будто бы двоих товарищей (один же из них был Голицын кн. Михаил Михайлович меньшой), но с такою скоростию, что на расставленных нарочно для того частых подводах, казалось, летели они, паче нежели ехали. Тщались же то пред всеми утаить, но тотчас по всему городу ведомо учинилось.

В то же время по всем дорогам, которыми можно бы кому в Курляндии пробираться, крепкие заставы расположили, дав оным солдатам указ, дабы оттуда к Москве идущих пропускали, а от Москвы туда шествующих удерживали бы и письма бы у них обирали.

И от такого их действия не токмо догадливые люди, но тупые простолюдины явно уже видеть могли, что господа верховные затевают. И не трудно было разуметь, что они вымышленный от себя новый царствования порядок хотят государыне поднесть именем всего народа, аки бы всенародным согласием утвержденный. Опасаясь же и боясь, дабы от кого уведомлена государыня коварства их не познала, старались каким-то сбережением, чтоб она о том знать не могла, покамест сама в руки им не достанется. Многие же и проклинали таковый поступок, яко к презлейшему обычаю образец, что они так делали с ожидаемым государем своим, как по нужде делают с наступающим неприятелем.

Жалостное же везде по городу видение стало и слышание. Куда ни прийдешь, к какому собранию ни пристанешь, не иное что было слышать, только горестные нарекания на осьмиричных оных затейщиков. Все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие. И везде в одну, почитай, речь говорено, что если по желанию оных господ сделается (от чего сохранил бы бог!), то крайнее всему отечеству настоит бедство. Самым им, господам, нельзя быть долго с собою в согласии: сколько их есть человек, чуть ли не столько явится атаманов междоусобных браней, и Россия возымеет скаредное оное лицо, каковое имела прежде, когда, на многие княжения расторгнена, бедствовала.

И не ложные, по моему мнению, были таковые гадания, понеже русский народ таков есть от природы своей, что только самодержавным владетельством храним быть может. А если каковое-нибудь иное владение правило воспримет, содержаться ему в целости и благосостоянии отнюдь не возможно. Но о сем намерение наше есть особливые доказательства написать.

Между же тем произошло в слух, что другой родился союз, осьмиличному противный. Знатнейшие, сиречь из шляхетства сноситься и советоваться начали, как бы действительно вопреки стать верховникам и хитрое их строение разрушить, и для того по разным домам ночною порою собирались.

Я в то время всяким возможным прилежанием старался проведать, что сия другая компания придумала и что они к намерению своему лучше усмотрели. И скоро получил я известие, что у них два мнения спор имеют. Одно – дерзкое на верховных господ. Когда они в место своего [собрания] соберутся, напасть незапно оружною рукою и, если не похотят отстать умыслов своих, смерти всех предать. Другое мнение кроткое было: дойти до них в собрании и предложить, что затейки их не тайна; всем известно, что строят, не малая вина одним и не многим государства состав переделывать. И хотя бы они преполезное нечто усмотрели, однако же скрывать то перед другими, а найпаче и правительствующим особам не сообщать, неприятно то и смрадно пахнет.

Оба же мнения сии не могли произойти в согласный приговор. Первое яко лютое и удачи неизвестной; а другое яко слабое и недействительное и своим головам беду наводящее. И тако некоего другого средствия искать надлежало.

Достал же я и о том еще ведомость, что сии верховников супостаты и между собою не единодушны были, но весьма противного хотения. Некоторые из них тщались старое и от прародителей восприятое государства правило удержать непременно. А другие, да еще сильнейшие, того же хотели, что и верховники. Досадно им было, что они их в дружество свое не признали. И Потому нетрудно мне было прорицать, что сии верховных противники ничего не сделают. И поистине все их действие день к дню знатно простывало..

Хотя же и другая сия факция зело старалась собрания свои утаить, и один заклинал, дабы нишхнуть о сем, и все великие на себя налагали клятвы, если бы кто вынесть советы дерзнул; однако же от верховников утаиться не могло. Были в толиком множестве (понеже до пятисот человек себя исчитали) непостоянные и вероломные.(…)

Не без страха же было верховным, когда еще не знали они, как дремливое было противников действие. Нарочно от них рассевался слух о страшных на противников своих угрожениях, и что мятежная их сонмища Верховному Совету гораздо ведома, и что непокойные оные головы судятся яко неприятели отечествия, и скоро пошлется или уже и послано, ловить их за арест, и что дурно они на множество свое уповают, понеже в числе верховных и главные полководцы обретаются, и никому из них утаиться и бежать беды нельзя, понеже немногие пойманные покажут на пытках и прочих, и явится, кто каковой казни достойны будут.

И хотя таковые вести пошептом в народе обносились, однако ж толикий страх делали новым союзником, что многие из них, особливо малосмощные, и в домех своих пребывать опасались, но с места на место переходя в притворном платье и не в своем имени, по ночам только, куда кого позывала нужда, перебегали.

Однако же верховники, поражая страхом суперников своих, сами еще не ощущали в себе бесстрастия. Смущала их злая совесть и что неизвестно было, чем окончится дело их толь дерзновенное. Начали же призывать к себе первейших из противной компании, и принимать с ласкосердием, и к общему сословию преклонять, клянясь и присягая, что они за собственным своим интересом не гонятся, и жаловались, что напрасно то в грех им постановлено, что они совета своего всем прочим не сообщили тогда того вину, что хотели они первее искусить и отведать: какову себя покажет на их предложение избираемая государыня? А то уведав, они имели намерение всех членов созвать и просить ответов, что кому заблагорассудится к полезнейшему впредь состоянию государства, обещевая вскоре то учинить и себя яко неповинных перед теми оправдать.

Таковые же верховных выправки, кто из опасных и неверных мужей слышал, ведал, что то обманное ловительство; но другие, и числом множайшие, сими пленницами уловлены остались.

Когда же тако чрез двенадцать дней, а не больше, с обою сторону различно мятется, а мы, что-то со временем хощет быть, дожидаемся. И во вторый день февруария посланные от Верховного Совета по сенаторским, архиерейским и прочих чинов домам разносят повестки, что Верховный Совет на утренний день всех в собрание призывает (нарочно удерживаясь от наречия «указывает», и указ их словом призву умягчивая). Те же вестники и приносили собрания того вину, будто о государственном установлении советовать будут.

Чудно же поистине сказать, каковые многих тогда явились разгласия! Одни, да и множайшая часть, говорили, что уже в затейках своих Верховный Совет раскаялся и хощет просить себе в том прощения, как то члены его в незапных разговорах и обещались. А другие все иное помышляли, и как сами оного к собранию призву не любили, так и всем ходить туда весьма не советовали, прилежно внушая, что новая то верховников хитрость и злое изобретение, как бы им прочих или к согласию затеек своих сильно понудить, или противящихся себе вдруг придавить.

В тот же день какая тайная нашлась поговорка, будто из Курляндии пришло письмо в Верховный Совет. И когда сие опаснейшие оные услышали, и паче тщились всех от повещенного собрания отводить, ибо они, присматриваясь тогда, каковым лицом являют верховники, примечали, что не только сами они, но и слуги их необычно веселы и радостны были. И потому не было уже сумнительно, что ухищрение верховников удалось, и Анна-государыня, ложным якобы всего народа именем сведенна, на подложные их договоры пристала. И сей многих догад непогрешительный был, но большая часть перемогла лучшую.

В третий день февруария превеликое множество к назначенному месту собралось. Где когда ожидано, что таковое к советованию от верховников произнесется, тогда они, указав молчание, и велели читать присланное из Курляндии письмо. И делом явилось сущее то, что опаснейшие прорицали. Было то послание Императрицы Анны и содержало в себе следующее…

Никого, почитай, кроме верховных, не было, кто бы, таковое слышав, не содрогнулся. И сами те, которые вчера великой от сего собрания пользы надеялися, опустили уши, как бедные ослики. Шептания некая в множестве оном пошумливали, и с негодованием откликнуться никто не посмел.

И нельзя было не бояться, понеже в палате оной по переходам, в сенях и избах многочинно стояло вооруженное воинство, и дивное было всех молчание. Сами господа верховные тихо нечто один с другим пошептывали и, остроглазами посматривая, притворялись, будто бы и они, яко неведомой себе и нечаянной вещи, удивляются.

Один из них только, кн. Дмитрий Михайлович Голицын, часто погаркивал: «Видите-де, как милостивая государыня, и каково мы от нее надеялися, таковое она показала отечеству нашему благодеяние. Бог ее подвигнул к писанию сему; отсель счастливая и цветущая Россия будет». Сия и сим подобная до сытости повторял.

Но понеже упорно все молчали, и только он один кричал, нарекать стал: «Для чего никто ни единого слова не проговорив? Изволил бы сказать, кто что думает, и хотя нет-де ничего другого говорить, только благодарить толь милосердой государыне». И когда некто из кучи таким голосом с великою трусостию примолвил: «Не ведаю-де и весьма чуждуся, из чего на мысль пришло государыне тако писать?» На которые его слова ни от кого ответа не было.

Потом кн. Алексей Михайлович Черкасский предложил словесно, дабы ему и прочей его братии дано время порассудить о том свободнее. И на то соизволили верховные, желая паче отпустить прочь упрямых и себя от страха освободить, нежели вменя то в пользу свою.

Архиереи же синодальные учали домогаться, чтобы, больше не отлагая, собраться и совершить благодарственное молебствие, чему уже и не спорил никто. Повелел же Синод диаконам возносить государыни имя с полною монаршескою титлою, самодержавие в себе содержащею. Что и сделано; да то ж верховным весьма нелюбо стало, и каялись, что о том прежде запамятовали посоветовать. И когда же в тот день Синод посылал во все страны письменные титулования государыни формы, посылали и они, но титлы самодержавия, уже прежде оброненной, переменить не посмели.

Из оного времени видеть было можно, что всякого, почитай, чина и звания люди, якобы дряхлы и задуманые ходили и будто нечто глубокое размышляли. И не можно было иначе поступить, у кого здравый смысл и разум был. Понеже, хотя затейка верховных господ и не тайна была, однако же никто не надеялся, дабы они отважились так рабские и тесные владения уставы на императрицу накинуть. (…)

В десятый день февруария получена ведомость, что государыня от Москвы уже недалече. И скоро потом от чина церковного три архиерея да три сенатора от гражданского на встречу ее величества выправлены.

Да тут жалостное нечто и примечения достойное явилось. Когда оные сенаторы и архиереи по определению Верховного Совета именем всех чинов императрицу приветствовать в дорогу наряжались, нужда им была требовать пашпорта от Верховного Совета, и получили. А когда доехали до заставы (о чем прежде упомянуто), понеже еще далече того места была государыня, тогда капитан, заставу держащий, с объявлением от них пашпорта как самих господ, так служителей считал и потом дале шествовать пропустил.

Вместе ли и совокупно сенаторы к государыне; которая, тогда в селе Чашниках остановилась, прибыли или порознь и особно, я о том неизвестен и не проведывал, яко ненужного, а о сем от неких из свиты князя Василия Лукича после я уведомился, что, когда как архиереи, так и сенаторы государыню приветствовали, тогда оный князь Василий весьма прилежно на глаза их присматривался и на все их движения и мгновения остро наблюдал. Толико сиречь трусливо и опасно было оное властолюбивое шатание. А правилам политическим сходна ли была хитрость оная, иным на рассуждение оставляю.

Еще же и сего проронить ненадобно, что когда некоторые из приветствовавших, откланясь государыне, прежде ее походу к Москве возвращались и зело скоро бежали, и уже три версты проехали, тогда государыня, из квартиры выехав, тотчас их миновала и незадолго из глаз вышла. И в том бо господа оные имели попечение, чтоб елико можно спешить, которое поспешение так жестокое было, что в десять дней (а если нужные в Риге, Пскове, Новгороде и Твери остановки выключить, то разве в восемь дней) больше тысячи верст убегли с немалым здравия государыне нарушением.

И того же дни прибыла императрица в село Всесвятское, седьмь верст от Москвы расстоянием. И зде для успокоения остановясь, приказала Петра II до своего в град пришествия погребению предать, – что в утре совершилось.

Но и тут приключилось нечто непростое и такое, что трудно сказать, удивлению ли паче или смеху оное подлежит? Дванадесятого дня февруария на всходе солнца все чины в дом представлявшегося государя сошлись. Но долго ничего не делано, и неведомо, чего ожидали. Мы думали, что к церемонии оной не все изготовлено, однако ж ничего, что б не готово было, усмотреть не могли. И когда некто из знатных особ, стужив долгим сидением, спросил у одного действия того управителя: «Для чего поход доселе не начинается?» Он ему отвечал, что еще не дождались от Верховного Совета определения: где и как быть в церемонии покойного государя невесте. А она-де требует себе как места, так и наряда и всей славы императорской.

И то многие слыша, великим негодованием возроптали, браня и проклиная необычное тех людей бесстудие. И ничего дожидаться не веля, устроились все к погребальному походу, в котором мечтанная императрица нигде не явилась.

Всяк же может тут видеть, что князя Алексея, родителя помянутой невесты, и других им сродников и сие дельце было, и что они, видя у себя отнятое, которое мечтали в руках своих иметь – монарший скипетр, не оставляли ничего, что бы ни показалось к высокости их угодное. Прежде уже мы показали, как бесстудно князь Алексей оный показывал хартию, якобы прямой завет, от Петра II написанный. А когда то не удалось, то избрали они императрицу, да без власти и силы, чтоб сами тем завладели и они бы делом царствовали, а государыня царским только именем тешилась. Но дабы и вид славы царской не весьма от дому их отлучался, сию-то штучку употребить затеяли. Понеже если бы Катерина их в погребальной церемонии императорское место заняла, сделали бы оную, если не равною самой государыне, то хотя второстепенною, да еще, чаю, и на том не остановились.

| |