Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Елизавета Петровна и дворцовый переворот 24-25 ноября 1741 г.

А.А. Бейгул, Омский государственный университет, кафедра дореволюционной отечественной истории

В ноябре 1741 г. в результате дворцового переворота на престоле оказалась дочь Петра 1 Елизавета. Подобные перевороты были и до, и после Елизаветы Петровны, но существует ряд особенностей, присущих этому событию: с одной стороны, национальные лозунги, взрыв патриотизма в гвардии, с другой - активное участие иностранных держав, пытавшихся оказать влияние на внешнеполитический курс России. Особую роль сыграла сама Елизавета, которая не только приняла участие в перевороте, подобно Екатерине II, но была вынуждена лично возглавить его, а затем сумела удержаться на престоле в течение 20 лет.

Сюжеты, связанные с воцарением Елизаветы, мало изучены в отечественной историографии, и в настоящее время, когда проблема роли личности в истории является одной из наиболее важных и актуальных, представляется уместным обратиться к малоизученным проблемам воцарения Елизаветы Петровны.

В отечественной исторической науке всегда уделялось довольно много внимания событиям, связанным с елизаветинским царствованием (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, Н.И. Костомаров, С.Ф. Платонов, М.М. Богословский) . Ему, безусловно, не придавали такого значения, как петровскому или екатерининскому. С точки зрения русской историографии Елизавета не была великой императрицей, однако отличалась (в лучшую сторону) от Петра III или Павла I, являясь продолжательницей петровских традиций, в то же время была любительницей кутежей, фаворитов, но даже этим государству не вредила, так как ее фавориты были людьми русскими и действовали во благо государству (братья Разумовские и братья Шуваловы). В советское время специальных работ, посвященных Елизавете, долгое время не было, но сейчас ситуация изменилась: Е.В. Анисимов, Н.И. Павленко, В.П. Наумов, И.В. Курукин и др. авторы обращаются к личности и деяниям дочери Петра. И все же многие вопросы, особенно касающиеся борьбы Елизаветы Петровны за власть, не исследованы полностью, в том числе влияние личных качеств цесаревны на характер переворота и его последствия.

Основные источники для исследования данной проблемы - переписка иностранных послов со своими дворами, записки участников переворота и приближенных ко двору Елизаветы, Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны .

Дворцовый переворот 1741 г. вывел на первый план личность претендентки на трон, заставив ее принять в нем непосредственное участие. Никогда ранее Россия не знала подобного: претендент должен был остаться в стороне от событий (для Екатерины I корону предоставил Меншиков, для Анны Леопольдовны - Миних, а Екатерина II, принявшая участие в событиях 1762 г., успешно предоставила главное место Е.Р. Дашковой и братьям Орловым), Елизавете же не удалось создать даже иллюзии непричастности к перевороту. Каковы же личностные качества цесаревны, обеспечившие ей в конце концов престол Российской империи? Ответ на этот вопрос и составляет цель данной статьи.

С детства Елизавету никто не готовил к престолу, и она не имела ни малейшего представления о государственных делах. Воспитывала Лизетку, как звал девочку родитель, не столько мать, сколько родная тетушка Наталья Алексеевна, женщина прямая и суровая, которой не чужд был старорусский идеал воспитания царских детей. Лишь после ее смерти большое внимание воспитанию стала уделять мать. Елизавета была любимой дочерью Петра, поэтому у него возникла идея блестящей партии с представителем французского королевского дома. Ее обучали языкам, танцам и всему тому, что ценится при французском дворе, но из-за того, что Елизавета была рождена до церковного брака, все блестящие партии оказались лишь проектами. С воцарением матери ситуация почти не изменилась: Елизавету редко привлекали к делам управления государством. Екатерина I оставила завещание, согласно которому на престол вступал внук Петра I и сын царевича Алексея Петр II, после его смерти - потомки старшей дочери Петра Анны, а после этого - сама Елизавета, т.е. права Елизаветы были почти эфимерны.

После смерти Екатерины 1 в русском обществе были люди, желавшие видеть Елизавету на престоле, но таковых в 1727 г. было немного, и все сошлись на фигуре Петра II, который занял трон и по праву первородства, исстари существовавшему в русском обществе, и по завещанию Екатерины I, таким образом, Елизавета Петровна не имела оснований жаловаться, что ее "обошли". Поэтому говорить о том, что желание возвести ее на престол было всеобщим, значит искажать истинное положение дел. Но в определенных условиях Елизавета вполне могла претендовать на корону, так как сторонники у нее были. Герцог де Лириа упоминает в своих записках о Елизавете как одной из возможных претендентов на престол (всего таковых было 4) . Но выбор на ней не остановили. Анна Иоанновна, как известно, законного наследника престола на свет произвести не могла, и борьба за власть в это время трансформировалась в борьбу за то, кто станет ее преемником. Анна Иоанновна отдала предпочтение своей племяннице, поэтому вполне понятно, что Елизавета претендовать на эту роль уже не могла.

В своих письмах жена английского посланника леди Рондо упоминает, что еще во времена правления Анны Иоанновны стали появляться мысли о приходе к власти Елизаветы: "Множество дворян вместе с гвардейскими офицерами составили заговор с целью обязать императрицу объявить наследницей престола не Анну Леопольдовну, а цесаревну Лизавету" . После смерти Анны Иоанновны у власти оказался Бирон, который всегда благоволил к Елизавете; причины этого двояки: возможно, потому что хотел женить на ней своего сына и посадить цесаревну на трон, возможно, он не заходил так далеко в своих планах, а просто пытался найти хоть какую-то опору в русском обществе. Источники утверждают, что, если бы Елизавета приложила хоть какие-то усилия, она могла бы занять престол еще в 1740 г., когда был свергнут Бирон. "Княгиня Елизавета не поколебалась признать регентство матери Иоанна Антоновича и присягнула ему, в то же время она не могла не знать, что большая часть солдат, арестовывавших герцога Курляндского, думала, что делает это для нее, но она сделала вид, что удовлетворена..." .

Правительство Анны Леопольдовны было абсолютно неспособным к деятельности: борьба за власть между Минихом и Остерманом, наличие фаворитов и фаворитки, а также нежелание со стороны правительницы заниматься делами отрицательно сказывались на общественном мнении, кроме того, у власти оставались те же люди, которые были и при Анне Иоанновне, а общество этого уже не желало. "Анна Леопольдовна была женщиной кроткой и бесхарактерной, непопулярной ни в обществе, ни в гвардии" .

В то же время английский посланник Финч сообщает, что Елизавету очень любили и она пользовалась большой популярностью в обществе . Цесаревна имела очень теплые отношения с гвардейцами, для которых ее дом был всегда открыт и у которых она часто крестила детей, при этом раздавая щедрые подарки. Она не давала Анне Леопольдовне никакого повода для беспокойства: вела рассеянный образ жизни, по отношению к регентше проявляла полную лояльность, была крестной матерью у дочери правительницы.

Но одновременно, как сообщает французский посланник Шетарди, цесаревна активно обсуждала с ним и шведским посланником Нолькеном возможность вступления на престол с их помощью .

Ложь и притворство не были чужды Елизавете, причем притворялась она умело. Отметим еще одно качество: она ясно осознавала свои цели и не стеснялась в выборе средств для ее достижения.

Русская аристократия была недовольна режимом Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны, но, напуганная расправой над А.П. Волынским, Долгорукими, гибелью Д.М. Голицына и других противников "немцев-правителей", предпочитала воздерживаться от активных действий, несмотря на то, что у кормила власти находились "немцы", далеко не всегда имевшие аристократическое происхождение ("конюх" Бирон). В результате возглавить переворот Елизавете пришлось самой. Подобный шаг, безусловно, требовал мужества, что для ветреной и легкомысленной цесаревны было вовсе не характерно. Шетарди пишет: "Постоянная боязнь подвергнуть опасности себя и свою партию не позволяла ей действовать решительно" . Елизавета была чрезвычайно осторожна, она опасалась, что задуманное предприятие не удастся, но она старалась быть дальновидной. "Елизавета честолюбива, но ее честолюбие уживается с умением выжидать время" . И это еще одна характерная черта ее личности.

Общество должно было настолько устать от управления иностранцев, что на незаконное рождение Елизаветы перестали обращать внимание. Все должны были увидеть в ней панацею от иностранного самоуправства. Поведение цесаревны выгодно отличалось от правительницы. Отношение же общества к Анне Леопольдовне объяснялось еще и тем, что ее отец был человеком необузданного нрава, а сама она была замкнута, неприветлива, могла по несколько дней не появляться на людях, в отличие от Елизаветы, любезной со всеми. "Елизавета - дочь Петра I - государя, которого боялись, но и любили". Этот последний фактор должен был выступить на первый план, видимо, этого момента и дожидалась цесаревна. Ей был резон подождать еще и потому, что оставалась надежда, что младенец-император умрет, и все решится само собой, потому что в случае его смерти и возможной борьбы за власть между Анной Леопольдовной и Елизаветой на стороне последней было гораздо больше шансов.

В это же время иностранные посланники подталкивали Елизавету к действиям, пресекая ее излишнюю неуверенность. Иностранные послы связались с лейб-медиком цесаревны Лестоком, имевшим на нее большое влияние, подталкивавшим ее к перевороту.

Французский и шведский посланники Шетарди и Нолькен, к которым присоединился Лесток, разрабатывали план, согласно которому Елизавета должна была вернуть Швеции земли, перешедшие к России по Ништадскому миру. С этой целью Швеция начинала войну с правительством Анны Леопольдовны, приглашала в свою армию герцога Голштинского, родного внука Петра I, против которого русские солдаты воевать бы не стали. Этот проект был представлен Елизавете, и цесаревна, для которой, казалось бы, это был единственный шанс, отказалась, гордо заявив: "Лучше я никогда не буду царствовать, чем куплю корону такой ценой" . Интересы России не были для цесаревны пустым звуком.

Причина подобного ответа может корениться либо в искреннем патриотизме, либо в политическом реализме здравомыслящего человека, либо в любви к театральным жестам, на которые цесаревна была большой мастерицей, так как с детства воспитывалась в любви к театру. Безусловно, Елизавета любили своего отца, конечно, она уважала все, сделанное им, но, скорее всего, не только это было причиной ее отказа Нолькену. Многие русские царедворцы желали видеть Елизавету на престоле именно как лицо, олицетворявшее смену политического курса в духе патриотизма, а принять условия Швеции было вовсе не в интересах России. Согласись цесаревна на шведские условия, ее бы просто не поняли, и она могла бы потерять своих сторонников. Возможно, Елизавета, отдавая себе в этом отчет, стала действовать как истинный политик, т.е. она почувствовала настроения, господствовавшие в обществе, и стала действовать в этом русле. Вместе с тем Елизавета не разорвала отношений с Шетарди и Нолькеном.

О здравом политическом реализме свидетельствует и ход переговоров: цесаревна проявляла чудеса изворотливости, тянула время, соглашалась на различные устные обязательства денежного характера, при этом совершенно игнорируя земельный вопрос (уступки Швеции). "Елизавета показала себя тонким политиком" , свидетельством чего является то, что она заставила своих союзников действовать без подтвержденных обязательств.

Нужно отметить, что сама по себе Елизавета не стремилась к перевороту любыми путями, но обстоятельства принудили ее действовать вопреки желаниям. Английский посланник Финч писал: "Если подтвердятся подозрения по поводу великой княгини, то ей грозит монастырь или брак с Людовиком Брауншвейгским" . Правда, задним числом Остерман отрицает этот факт, но даже если это были только слухи, они не могли не произвести впечатления на эмоциональную и сомневающуюся Елизавету, поэтому с того момента, как она начинает ощущать даже тень опасности со стороны, цесаревна решается наконец предпринять активные шаги к завоеванию власти. "Елизавета Петровна прислушивалась к недовольству в общественном мнении, убеждаясь, что можно начинать действовать в свою пользу" .

В литературе высказывается мнение, что Анна Леопольдовна недальновидно ограничивала Елизавету в средствах, денег у Елизаветы не было постоянно, потому что она раздавала эти деньги гвардии, чем подчеркивала свое доброе расположение и получала подобное отношение в ответ, что ухудшило отношение цесаревны к правительнице, но этот фактор, по нашему мнению, нельзя считать определяющим, так как еще при Анне Иоанновне содержание Елизаветы было весьма ограниченным. Но правительница иногда допускала удары по самолюбию Елизаветы, отказывая цесаревне в самых незначительных просьбах. Это было неосторожно со стороны Анны Леопольдовны: ущемленное самолюбие может подтолкнуть к действию даже самые нерешительные натуры. По поводу честолюбия Елизаветы существует много противоречивых мнений. Так Манштейн писал, что Елизавета планировала стать русской императрицей задолго до 1741 г., она была огорчена браком принцессы Анны, "положила за непременное" составить для себя партию, но ее действия были благоразумны и хитры. Миних же отказывает цесаревне в честолюбивых стремлениях. Возможно, Елизавета и хотела стать императрицей, но при этом желала, чтобы все вопросы решались сами собой, без ее личного вмешательства, и только исключительные условия могли заставить ее действовать. Это вполне в ее духе, так же она поступала в течение 20 лет пребывания на троне.

Цесаревна была вынуждена возглавить своих сторонников, так как среди участников переворота не было людей действительно выдающихся, бывших в состоянии встать во главе предприятия, поэтому Елизавете и невозможно было создать иллюзию своей непричастности к перевороту. Когда стало ясно, что брать власть в свои руки необходимо, цесаревна составила два плана действий: 1) с помощью Швеции, объявлявшей войну, целью которой было восстановление попранных прав дочери Петра, но этот план не удался, так как военные действия для Швеции были неудачными; 2) переворот должен был произойти 6 января 1742 г. в день Крещения и Водосвятия, когда на берегу Невы собралась бы вся гвардия и Елизавета обратилась бы к ней , воздействуя на религиозные и патриотические чувства, как бы подчеркивая, что ее права на престол имели истоки не в личной корысти, честолюбии, а в происхождении, угодном Богу, т.е. поступки Елизаветы определял Божественный промысел. Но и этому проекту не суждено было сбыться. Однако, несмотря на нереализованность этих планов, Елизавета оказалась на троне.

Дело в том, что о готовящемся заговоре знали при дворе, так как этого никто особенно не скрывал. Английский посланник Финч предупреждал об оживлении контактов между Шетарди и Елизаветой, он неоднократно говорил об этом с Остерманом, но министру было не до того, чтобы заняться заговорщиками: сначала он боролся за власть с фельдмаршалом Минихом, затем пытался противостоять фавориту Анны Леопольдовны Линару. Сама правительница была настроена апатично: "Бесполезно бороться с Елизаветой, когда есть еще Чортушка"(герцог Голштинский) , который имел законные права на престол. Правительница предоставила развиваться событиям без собственного вмешательства, хотя кое-какие шаги она попыталась предпринять: решила выслать из города верные Елизавете гвардейские части, а себя хотела провозгласить императрицей. Анна Леопольдовна решила поговорить с цесаревной откровенно, заявив ей о существующих подозрениях по поводу переговоров с иностранцами. Елизавета испугалась, и страх толкнул ее на неблаговидный поступок (она предала Лестока, заявив, что ничего не знает о его контактах с врагами Отечества, т.е. она фактически отдавала его в руки Тайной канцелярии). Правительница попыталась урезонить цесаревну, но эффект получился обратный: испуг и отчаяние стали двигателями ее поступков. В это же время верные цесаревне гвардейцы заявили, что получили приказ о выводе их частей в район Выборга, где велись военные действия. В столице появились слухи о возможной коронации правительницы. Последним толчком к действию для цесаревны стали картинки, набросанные рукой Лестока: Елизавета на троне и Елизавета в монашеском одеянии, а внизу надпись: "Выбирайте". На колебавшуюся Елизавету это произвело неизгладимое впечатление, если учесть, что она находилась в состоянии, близком к отчаянию. Возможно, в этот момент в ее голове промелькнули ужастные картины монастырской жизни, что для нее, любительницы веселья и удовольствий, было совершенно невыносимо. Цесаревна решилась окончательно, но прежде долго молилась и дала обет: отменить в России смертную казнь в случае благоприятного исхода предприятия. Она заставила поклясться своих приверженцев в том, что не будет пролито ни капли крови. И действительно, переворот носил мирный характер, насколько это возможно, никому не был причинен физический вред. Бюшинг пишет, что великая княгиня с семьей были арестованы, но в остальном с ними обходились без ненужной жестокости . В ночь с 24 на 25 ноября Елизавета вместе с Лестоком направилась в казарму преображенцев, где напомнила о своем происхождении, и гвардейцы с готовностью отправились вместе с ней во дворец правительницы. Здесь гвардейцам никто не оказал сопротивления, поэтому все было кончено за короткое время. Существует мнение, что переворот 24-25 ноября был неожиданным не только для Европы, но и для большинства русских царедворцев, как нам представляется, вся "неожиданность" заключалась во внезапности. Мало кто ожидал, что Елизавета решиться на переворот в ноябре.

Наутро после переворота был обнародован манифест, в котором говорилось лишь об узурпации власти иностранцами, а о появлении новой императрицы не упоминалось, так как Елизавета опасалась реакции сторонников Анны Леопольдовны, которые были и при дворе, и в среде аристократии. Русское общество, не привыкшее к женскому правлению, успело устать от него, поэтому многих удовлетворял император, пусть даже малолетний и нерусский по крови, а не императрица, дочь Петра.

Манифест же о восшествии на престол Елизаветы был провозглашен только 28 ноября. Здесь было сказано, что цесаревна основывает свое право на власть на духовном завещании Екатерины I, по которому она должна была вступить на престол после Петра II . Хотя на самом деле ситуация складывалась иным образом: не Елизавета, а герцог Голштинский должен был стать императором. Не желая нарушать волю матери, Елизавета пригласила герцога в Россию, чтобы сделать своим наследником, тем самым решив голштинскую проблему, чего не сделали ни Анна Иоанновна, ни Анна Леопольдовна, и одновременно укрепив престол, но этим Елизавета создавала себе опасность быть свергнутой. Вслед за своими предшественниками цесаревна нарушила закон, она, по сути, манипулировала завещанием Екатерины 1 в собственную пользу. Обвинив русских министров в искажении этого документа, она и сама сделала то же самое. Многие современники были правы в том, что можно поставить под сомнение лигитимность власти Елизаветы.

Оказавшись на троне, новая императрица "раздала важнейшие места своим приверженцам: братья Бестужевы-Рюмины, Воронцовы, Трубецкой вступили в Совет, Лесток сделался чем-то вроде второстепенного министра" . Так Елизавета отблагодарила своих сторонников за помощь в перевороте. На всю жизнь она сохранила особое отношение к гвардии, к которой была слишком терпеливой, снисходительно относясь к разгулу и творимым гвардейцами беззакониям, так как всегда считала их своей опорой, но, с другой стороны, как никто другой осознавала их силу. Елизавета постоянно пыталась задобрить их, всячески подчеркивая свое особое отношение. Иным оказалось положение некоторых приближенных сторонников: очень скоро она стала прохладно относиться к Шетарди, а затем потребовала, чтобы его отозвали. Вина Шетарди, по мнению Елизаветы, состояла в том, что он имел дерзость требовать от императрицы выполнения того, что было обещано цесаревной. Затем пострадал Лесток, против которого было организовано дело по обвинению в интригах в пользу Франции. Елизавета не отделяла, как видим, личные отношения от интересов государства.

Еще одним последствием переворота является судьба Иоанна Антоновича и семьи правительницы. Елизавета собственноручно доставила императора в свой дворец после переворота, и непонятно, чего здесь больше: заботы о ребенке или о собственной безопасности. По дороге "видя, что он с улыбкой пытается повторять восклицания солдат, цесаревна сказала: "Невинное дитя! Ты не знаешь, что клики сии лишают тебя престола". Возможно, Елизавета разыграла эту сцену, желая произвести впечатление на гвардию. Скорее всего, императрица просто притворялась, "будучи мастерицей притворства". Вскоре, как сообщает Корф , по приказу Елизаветы, Иоанн Антонович был заточен в Шлиссельбург, а остальное Брауншвейгское семейство отправлено в Холмогоры.

Сначала у Елизаветы были мысли выслать семью Иоанна Антоновича в Европу, но это была бы постоянная угроза ее спокойствию. Она была готова воспользоваться помощью иностранцев, боясь военного вторжения под предлогом восстановления на престоле законного государя. Недовольные существуют во время любого правления и готовы в любой момент объединиться вокруг претендента. Английский посланник Вейч сообщает своему двору, что в июне 1742 г. горсть людей решила убить императрицу и герцога Голштинского, но участников заговора раскрыли . Елизавета не была злой или жестокой, она была вынуждена так поступить с императором, в очередной раз проявив политический реализм, не дав возможности чувствам возобладать над разумом. При этом до конца дней Елизавета вела "ночной образ" жизни, боясь заснуть и быть свергнутой, а призрак малолетнего императора постоянно преследовал ее.

Министры бывшего правительства были сосланы, хотя сначала их приговорили к смертной казни, но уже перед эшафотом им объявили о помиловании, т.е. Елизавета отомстила им, так как, когда люди уже готовы были принять смерть, она даровала им жизнь, не нарушив обет, данный в момент переворота. Пройдя все круги ада, люди были возвращены к жизни по воле женщины, отстраненный ими от престола, к которой они относились с известным пренебрежением, не думая, что когда-нибудь окажутся в ее власти.

Итак, к осени 1741 г. обстоятельства вынудили Елизавету Петровну сделать нелегкий выбор и встать на скользкий путь заговора. Ее незаурядные личные качества, назовем среди них политический прагматизм, умение манипулировать, не стесняться в выборе средств, готовность давать невыполнимые обещания и др., позволили ей добиться короны Российской империи. Обстоятельства заставили ее подняться выше собственных слабостей, и в решающий момент Елизавета смогла проявить недюжинный политический талант, твердость и силу духа, мобилизовав свои дарования не только для захвата власти, но и для решения основных проблем, связанных с ее удержанием. Елизавета показала себя тонким политиком, сумев обосновать свои права на престол и с юридической точки зрения манипулируя имевшимися законами по своему усмотрению, успешно использовав до этого умонастроения общества в свою пользу.

Список литературы

Соловьев С.М. История России с древейших времен. М., 1963. Т. 21; Ключевский В.О. Курс лекций по русской истории. М., 1957; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1992. Кн.3; Платонов С.Ф. Учебник по русской истории. Спб., 1991; Богословский М.М. Императрица Елизавета Петровна // Три века. Спб., 1913. Т. 2.

Анисимов Е.В. Россия в середине 18 века: борьба за наследие Петра. М., 1986; Павленко Н.И. Елизавета Петровна // Родина. 1994. 9. С. 58-65; Курукин И.В. Дворцовый переворот 1741 года: причины, "технология", уроки // Отечественная история. 1997. 5. С. 3-23.

Переписка иностранных послов: Сборник РИО. Т. 91, 92, 96; Записки герцога де Лириа о России. Осьмнадцатый век. М., 1868. Т. 2.; Записки Миниха Б.Х. // Смена. 1994. 10; Записки Фридриха Великого о России в первой половине 18 века // Русский архив. 1877. Т. 1. С. 5-21; Записки князя Я.П. Шаховского // Со шпагой и факелом. М., 1991; Письма леди Рондо // Русский двор 100 лет тому назад...Спб., 1907; Записки генерала Манштейна о России 1721-1744. Спб., 1875. Ч. 2; Записки графа Александра Романовича Воронцова // Русский архив. 1892. 8.

Записки графа А.Р. Воронцова.

Записки герцога де Лириа. С. 29.

Письма леди Рондо. С.118.

Цит. по: "Записки Миниха-сына".

См. подробнее: Михневич В.О. Женское правление и его противники // Исторический вестник. 1882. 2-3.

Письмо 6. Т. 91.

Письмо 57. Т. 92.

Письмо 60. Т. 96.

Письма леди Рондо. С. 97.

Письмо 24. Т.91.

Цит. по Костомарову Н.И. Указ. соч. С. 223.

Наумов В.П. Елизавета Петровна // Вопросы истории. 1993. 5. С. 52071.

Письмо 24. Т. 91.

Фирсов Н.Н. Вступление на престол императрицы Елизаветы Петровны. Казань, 1888. С. 98.

Записки Б.Х. Миниха // Смена. 1994. 10.

Записки Бюшинга. Со шпагой и факелом. М., 1991. С. 258.

Записки Фридриха Великого о России // Русский архив. 1877. Т. 1.

Вейдемейер А.И. Царствование Елизаветы Петровны. Спб., 1834. С. 2.

Корф М.А. Брауншвейгское семейство. М., 1993. С. 27.

Письмо 58. Т. 91.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.omsu.omskreg.ru/

Дворцовый переворот 1741 года открыл так называемую «Эпоху государственных переворотов» в России и явился естественным, если даже не вполне закономерным следствием десятилетнего царствования Императрицы Анны Иоанновны, фактически передавшей бразды правления страной выходцам из Митавы и вообще иноземцам, снискавшими в России дурную славу. Таков был знаменитый фаворит Императрицы Эрнст-Иоганн Бирон (1690 – 1772), по имени которого это десятилетие и стало впоследствии называться «Бироновщиной», таково было и его ближайшее окружение. В числе последних обычно называют братьев Левенвольде, участвовавших в возведении Анны Иоанновны на престол. Один из них, Карл-Густав, в течение первого года же нового царствования добился расширения прав остзейского дворянства, ему же предусмотрительно доверили формирование лейб-гвардии Измайловского полка и одного из конных полков с офицерами из тех же остзейских немцев. Во главе русской армии встали всё те же немцы – Миних и Ласси.
Впрочем, тотальный шпионаж и доносительство, возведённые в это время едва ли не в ранг государственной политики, многоходовые дворцовые интриги, а за ними политический террор и репрессии организовывались и всецело поддерживались людьми, в окружение временщика Бирона как будто не входившими. Таковыми были родственник Императрицы граф С.А. Салтыков, бывшие сподвижники Петра Первого Феофан Прокопович, графа Остерман, камергер Татищев и другие. В результате всех этих доносов и интриг, направленных против старой русской знати, пострадали – т. е. были казнены, отправлены в заключение или сосланы – князья Долгорукие, Голицыны (одного из которых низвели в придворные шуты), Черкасские, Юсуповы и другие. Всех сосланных в Сибирь в течение этих десяти лет насчитывались свыше 20 000 человек, из них 5 000 полагались впоследствии без вести пропавшими.
Самой же Императрице, по примеру покойной своей матери окружившей себя шутами и многочисленными карлами, дураками и дурами (т. е. карликами и юродивыми обоего пола), как представляется, не было и дела до того, что творилось у неё за спиной, да и вообще в её разоряемом иноземцами Отечестве. Оттого-то и содержание двора при Анне Иоанновне, сообщает нам анонимный автор начала XX столетия, обходилось казне впятеро дороже, чем при Петре Первом. И, как отмечали в 1730-х гг. иностранные послы, «при неслыханной роскоши двора в казне не было ни гроша, а потому никому ничего не платят». А наиболее ярким примером, апофеозом «нецелевого использования» государственных средств этого времени следует, наверное, считать курьёзную, шутовскую в прямом смысле слова свадьбу князя-вероотступника М.А. Голицына и одной из приживалок Императрицы калмычки А.И. Бужениновой в специально построенном для этой цели на Неве «Ледяном доме», имевшей место зимой 1739 – 1740 гг.
Одним словом, государственный переворот в таких условиях притеснения русских и вообще всего русского, в условиях разорения государственной казны был просто неизбежен. Тем более, что у противников Бирона и его режима был и готовый кандидат на престол – незамужняя дочь Петра Первого цесаревна Елизавета Петровна, которой в 1740 году шёл уже 31 год. Понятно, что о её крестьянских корнях (да к тому же ещё и лифляндских) и тёмном прошлом её матери (до того, как та стала любовницей сначала Шереметева, затем Меньшикова, и только потом самого Петра) сторонники Елизаветы либо не желали думать, либо, в абсолютном большинстве своём, просто не знали. А для не столь уж юной – и, заметим, незаконнорожденной – Елизаветы само имя Петра Великого служило надёжным пропуском в высшие эшелоны государственной власти и, рано или поздно, при желании и известной доли расторопности, должно было открыть дорогу к трону.
Положение Бирона, разошедшегося «по принципиальным соображениям» с Остерманом (получавшим на разных должностях до 100 000 рублей ежегодно), ещё более усугубилось и стало весьма шатким со смертью Анны Иоанновны, последовавшей вечером 17 (28) октября 1740 г.
Вопрос о престолонаследии был решён покойной Императрицей ещё в первые годы её царствования, а с рождением у её родной племянницы Анны Леопольдовны 12 (23) августа 1740 г. сына, наречённого при крещении Иоанном, оставалось только официально провозгласить его наследником престола, что, разумеется, и было сделано. Накануне смерти Императрицы вернувшимся из Копенгагена новоиспечённым действительным тайным советником А.П. Бестужевым-Рюминым (его назначение в Кабинет состоялось в марте 1740 г., и он был нужен Бирону в качестве противовеса Остерману) была составлена так называемая «позитивная декларация», предназначавшаяся для подписания сановниками первых 4-х классов (Табели о рангах). Суть этой декларации сводилась к тому, что все они-де желают видеть регентом Иоанна Антоновича именно Бирона. А 16 (27) октября, за сутки до своей смерти, Императрица подписала бумагу о назначении Иоанна наследником, Бирона же – регентом.
Однако после недолгих колебаний матери наследника, при посредничестве фельдмаршала Миниха, в ночь с 8 (19) на 9 (20) ноября 1740 г. Бирон был арестован, а Анна Леопольдовна провозглашена великой княгиней и правительницей государства. С этой самой минуты перед Анной Леопольдовной, урождённой принцессой Мекленбургской, явно замаячил призрак русского трона. Однако, как писал много позже в своих мемуарах граф Ф. Г. Головкин (1768 – 1823), будучи женщиной без характера, она опиралась, «с одной стороны, на герцога Ульриха, своего мужа, в чине генералиссимуса, но без власти и без дарования, а с другой стороны, на графа Линара, саксонского посланника, своего любимца, которые не знали ни страны, ни ее обычаев, ни духа народа, ни его языка, и поэтому не могли управлять Россией».
Заботы о делах государственного управления легли, таким образом, на плечи вице-канцлера графа М.Г. Головкина, который придерживался того мнения, что правительнице следует как можно скорее отправиться в Первопрестольную, чтобы быть там вместе с сыном помазанной на царство. В его намерения входило также приглашение в эту поездку и честолюбивой младшей дочери Петра, живого символа русской национальной государственности, которую предполагалось на второй же день поездки заключить в монастырь. (После воцарения Елизаветы Головкин предан был суду, признан виновным в государственной измене и приговорён к смерти. Вскорости, однако, приговор этот был заменен на вечную ссылку в одно из самых глухих местечек Якутии, где он и скончался в 1754 г.)
Мысль о заключении Елизаветы в монастырь вице-канцлер Головкин после долгих устных увещеваний Анны Леопольдовны имел неосторожность изложить на бумаге, которую отправил во дворец с доверенным лицом, неким Юрием Грюнштейном, бывшим торговцем ювелирными изделиями из Дрездена, состоявшим на русской службе. Однако Грюнштейн был подкуплен, и начал с того, что передал пакет цесаревне. (Его предательство было впоследствии вознаграждено потомственным дворянством и 927 душами крепостных.) Ознакомившись с содержанием пакета, Елизавета снова тщательно его запечатала и отправила Анне Леопольдовне. После этого Анна Леопольдовна, наконец, согласилась с доводами вице-канцлера, и отъезд был решён. Вместе с тем, было решено прежде отпраздновать в Петербурге день святой Екатерины, именины её дочери. Это обстоятельство и дало заговорщикам время помешать проекту Головкина, и первая в русской истории дворцовая революция разразилась в самый канун праздника, в ночь на 25 ноября (6 декабря) 1741 г., в условиях, когда авторитет власти Анны Леопольдовны окончательно рухнул.
Кстати, дипломатическую и финансовую поддержку перевороту, подготовка которого быстро стала секретом полишинеля, обеспечивал маркиз де Шетарди, французский посланник в Петербурге, долго интриговавший в своё время против Бирона и его партии, а затем против Остермана, Миниха и самой Анны Леопольдовны, ненавидевших Францию и французов и придерживавшихся идеи союза России с Австрией. Елизавета же, напротив, симпатизировала всему французскому.
В ночь на 25 ноября (6 декабря) 1741 г. Елизавета в сопровождении давно сочувствовавшего ей лейб-медика Лестока (связанного с Шетарди) и своего учителя танцев Шварца прибыла в казармы славного детища Петра Первого лейб-гвардии Преображенского полка и после пламенного воззвания повела за собой в Зимний дворец гренадерскую роту этого полка. За ней последовали 308 гвардейцев (некоторые источники, однако, называют 300 гренадер и 64 «заротных» чинов), вскоре после переворота удостоившихся почётного звания Лейб-компании. В Зимний дворец гвардейцы прошли без всякого сопротивления со стороны караула, и Елизавета Петровна (которую из-за глубокого уже снега разгоряченные гвардейцы внесли во дворец на своих плечах), при поддержке своего ближайшего окружения, провозгласила себя новой Императрицей.
Судя по всему, на арест Анны Леопольдовны, Антона-Ульриха и лиц, им сочувствующих (Миних, фрейлина правительницы Юлия Менгден и другие) ушло не больше десяти-пятнадцати минут, а вот с арестом Императора-младенца пришлось подождать около часа, пока он не проснулся – таково было указание Елизаветы. Кроме того, впоследствии выяснилось, что в суматохе гвардейцы уронили на пол четырёхмесячную дочь Анны Леопольдовны Екатерину на пол, в результате чего она оглохла.
Так начиналось царствование той, что восшествие на престол состоялось «по законному праву, по близости крови к самодержавным … родителям»…

Победа над шведами оказалась самым ярким эпизодом царствования младенца Ивана Антоновича. К этому времени уже сложился заговор в пользу дочери Петра. Елизавета Петровна родилась в Москве в 1709 г. и выросла необыкновенной красавицей. Она была любимицей в семье, предметом воздыханий множества молодых людей. Цесаревна без меры увлекалась празднествами, гуляньями, нарядами, сторонилась серьезных занятий, казалась легкомысленной и недалекой. Ее шансы прийти к власти расценивались как ничтожные. Однако некоторые подмечали, что цесаревна не так проста, как кажется на первый взгляд, что роль ветреной кокетки ей удобна, что на самом деле она имеет характер волевой, умна, честолюбива и властна. Если во времена Анны Иоанновны цесаревна сидела тише воды, ниже травы, боясь императрицы и Бирона, то при Анне Леопольдовне Елизавета осмелела и подняла голову. Правительница, женщина слабая, робкая, чуждая интриганства, казалась Елизавете неопасной. Действительно, власть Анны Леопольдовны была слаба. Одновременно в среде гвардии стал заметен рост патриотических настроений. Взгляды ветеранов устремлялись на дочь Петра, которая казалась им продолжательницей петровских традиций. Да и сама Елизавета много сделала для своей популярности в гвардии – простая, добрая, милая, она не чуралась общения с солдатами, крестила их детей, становилась их кумой. Мысль о захвате власти все чаще посещала ее. С помощью близких ей людей она наладила тайные связи с гвардейцами – солдатами Преображенского полка. Помогали Елизавете и иностранные дипломаты, дававшие ей деньги. Темной вьюжной ночью 25 ноября 1741 г. цесаревна отправилась в казармы Преображенского полка, подняла на мятеж солдат и вместе с ними поехала к Зимнему дворцу, который мятежники заняли сразу же и без сопротивления. Так дочь Петра добыла для себя императорскую корону отца и стала императрицей Елизаветой I Петровной.