Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Попасть в Китай - значит не просто оказаться в зарубежной стране. Это равносильно перемещению в иной мир, в царство загадочных знаков и неведомых символов.

В Европе или Америке, даже не зная языка, всегда догадаешься: какая дверь общественного туалета предназначена для мужчин, а какая - для женщин. Но как быть, если надпись сделана иероглифами?

Китайцы именуют свою страну Чжунго (то есть "срединное государство"). Первый из двух иероглифов, составляющих это слово - "чжун", - означает "середина" и изображается как "мишень, пробитая стрелой" (нечто вроде русской буквы "ф"). Второй иероглиф "го", то есть "государство" пишется как "князь, окруживший себя стеной".

Китайцы с глубокой древности привыкли считать свою родину центром мира и свысока смотреть на другие народы. Этот наивный эгоцентризм наложил отпечаток на национальный характер. Под его воздействием в сознании китайских правителей укоренился изоляционизм и консерватизм. А это привело к роковым последствиям в XIX веке, когда отгородившийся от мира Китай стал объектом экспансии западноевропейских держав и Японии, превративших его в полуколонию.

Обособленность Китая, несомненно, усугубляла иероглифическая письменность, казавшаяся иностранцам непостижимой. В любой стране ключом к постижению души народа может служить прикладное искусство. Но в Поднебесной перед иностранцем тут же возникает некий иероглифический барьер, система художественных образов, доступных лишь посвященным.

Например, каждое из времен года китайцы привыкли связывать с определенным цветком. Пион символизирует у них весну. Лотос - лето. Хризантема - осень. Слива - зиму. Причем каждый из этих цветков метафорически соответствует определенному периоду человеческой жизни, служит воплощением определенных образов.

Весенний пион - это символ любви, семейного счастья. Поэтому он красуется на подарках для молодоженов. Лотос считается символом душевной чистоты, отзывчивости, милосердия. Этот летний цветок воплощает слова Будды о том, что даже среди болотной грязи можно оставаться незапятнанно чистым. Осенняя хризантема, расцветающая вопреки инею, олицетворяет душевный покой и стойкость - качества, особенно необходимые человеку на закате жизни. Наконец, слива, расцветающая в Новый год по лунному календарю, то есть в середине февраля, символизирует наиболее важную для китайцев черту их национального характера - жизнерадостность среди невзгод.

После вторжения японских войск в 1937 году китайские летчики рисовали цветы сливы на крыльях полученных из СССР истребителей. Это выражало ту же мысль, что у нас в 1941 году слова: "будет и на нашей улице праздник".

Конечно, четыре перечисленных художественных образа - лишь первые строчки иероглифического словаря. Но даже они помогают понять смысл многих произведений китайского прикладного искусства.

"Вкусно и дешево"

В первый год своей работы в Пекине я объяснял все это советскому военному атташе и его супруге - пышной даме бальзаковского возраста. Мы сидели под платаном в уличной харчевне. А с ветвей свешивались бумажные ленты с размашистыми иероглифами, восхвалявшими здешнюю лапшу.

Как я завидую вам, Всеволод, что вы освоили эту китайскую грамоту, - кокетливо говорила мне дородная соотечественница. - Я порой глаз не могу отвезти от иероглифов. В каждом из них столько гармонии, столько эстетики... Кстати, попросите хозяина отрезать мне на память вот этот иероглиф. И, пожалуй, еще вот этот...

Несколько удивленный хозяин харчевни выполнил просьбу иностранки. Та убрала куски бумажной ленты в сумочку. А потом отнесла их портному и попросила вышить иероглифы золотом на вечернем бархатном платье.

В нем она и отправилась с мужем на прием по случаю национального праздника КНР. Премьер Чжоу Эньлай, встречавший гостей, чуть не упал от изумления. Ведь на одной груди супруги советского дипломата было написано "вкусно", а на другой - "дешево".

Этот эпизод я рассказываю в назидание своим внукам, которые любят носить майки со всякими непонятными надписями. Каюсь, что однажды сам купил в Токио майку с объявлением: "Секс-инструктор. Первый урок бесплатно". Надевал ее на черноморском пляже, но никакого отклика надпись у окружающих не вызвала. Хочется верить, что не из-за моего возраста, а просто из-за того, что у нас еще мало кто знает восточные языки.

Языковой мост

Знание китайской грамоты, то есть кроме иероглифики также древнекитайской истории, философии и поэзии, безусловно, послужило залогом успеха в моей журналистской карьере. Благодаря этому мне не только не мешал языковой барьер, но и очень помогал языковой мост.

Достаточно было прочесть собеседнику иероглифическую надпись на картине или вазе, процитировать к месту или не к месту древнекитайского философа или поэта - чтобы сразу породить доброжелательное отношение собеседника к "необычному иностранцу".

Более того, именно моя языковая компетентность послужила тем коконом, который защищал меня от цензуры в советские времена. Как газетные, так и телевизионные начальники чувствовали, что я знаю о Китае и Японии гораздо больше их, и не решались делать мне замечания, дабы не попасть впросак.

Помню, самым ответственным для журналиста выступлением считался двухминутный комментарий в программе "Время", который смотрела вся страна. Приходилось приносить текст выступления лично председателю Гостелерадио Сергею Лапину.

Обычно он тут же откладывал мои листки в сторону и говорил: "Тут мне тебя учить нечему. Расскажи лучше, какую тесемку надо потянуть у гейши, чтобы распахнуть у нее кимоно?" Я делился личным опытом, и общение с начальством этим ограничивалось.

Первым постсоветским изданием моих книг стал сборник "Избранное", вышедший в 2001 г. Во время верстки мне позвонил редактор и спросил: "А вы десоветизировали ваши тексты?" "Что вы имеете в виду?" - удивился я. "Но мы же за годы перестройки стали смотреть на все по-иному. Внимательно перечитайте ваши пять книг, и вам непременно захочется что-то изменить!"

Я проштудировал с карандашом более тысячи компьютерных страниц текста и не сделал ни единой поправки. И тут меня охватила эйфория, за которую я был готов расцеловать бдительного редактора. Ведь именно благодаря ему я убедился, что мне не стыдно ни за одну строчку, написанную в советские годы. Так сама жизнь убедила меня, что компетентность журналиста - залог его творческой независимости.

Такое построение учащихся в школе в г. Цзиньхуа (провинция Чжэцзян), связано с празднованием Дня основания КНР. В центре - надпись: "Да здравствует Родина!"

ИСТОРИЯ ПОНЯТИЙ

ЧТО ТАКОЕ КИТАЙ? СРЕДИННОЕ ГОСУДАРСТВО В ИСТОРИЧЕСКОМ МИФЕ И РЕАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ

© 2012 С.В. ДМИТРИЕВ, С.Л. КУЗЬМИН

"В Китае все жители китайцы, и даже сам император - китаец"

Г.Х. Андерсен

Обсуждая историю и политику Китая, часто подчеркивают его уникальность в том смысле, что его историческое развитие не вписывается в тенденции, общие для большинства государств. Например, нередко можно встретить мнение, что, несмотря на то что Китай не единожды завоевывался иноземцами, при этом, в силу ряда особенностей своей культуры, он не становился частью других государств (что бывает с завоеванными народами), так как иноземцы быстро растворялись среди своих подданных и становились их частью. Это мнение, отчасти верное (ассимиляционные способности китайской культуры и правда очень велики), как представляется, коренится в традиционной синоцентристской концепции истории, разработанной китайскими историками-конфуцианцами много веков назад. Ее суть, помимо прочего, состояла в том, что Китай является единственным государством в своем роде, главным в мире, и поэтому не может быть частью никакого другого государства. В рамках этой концепции периоды иноземного правления рассматривались как династии - иностранные по происхождению, но мало чем отличающиеся от своих китайских предшественниц или последовательниц.

В данной статье мы постараемся разобраться в том, насколько эта концепция близка к истине. Это особенно важно потому, что она оказала сильное влияние на мировую синологию, а китайская наука, которая в последние десятилетия занимает все более важное место в мировой иерархии, почти официально считает эту концепцию своей методологической основой. Во многом это объясняется тем, что данные идеи крайне удобны для современных политических целей руководства КНР, которые зачастую далеки от стремления к научной строгости и правде [Кузьмин, Дмитриев, 2010-2011].

Ключевые слова: Китай, Срединное государство, государственная идеология, историческая мифология, национализм.

Важнейшие наши источники - естественно, китайские, написанные в разное время. Однако нельзя упускать из виду, что традиционная китайская историография носила официальный характер. Например, в империи Цин даже в Новое время независимого историописания фактически не было, печатаемые исторические трактаты подвергались цензуре, а тексты, не соответствующие официальной доктрине, - зачастую и уничтожению. Понимание предназначения истории и трактовка исторического процесса всегда оставались конфуцианскими: никакой другой исторической науки в императорском

Китае быть не могло. Поэтому необходимо опираться и на некитайские источники, в частности тибетские и монгольские, которые зачастую освещают одни и те же события и понятия совсем по-другому.

При анализе проблемы полезно прежде всего проанализировать само понятие "Китай" и его аналоги. Понимание термина Китай (кит. Чжун-го ф Щ - Срединное государство, или Тянь-ся - Поднебесная) и его эквивалентов разными народами и в разное время было неодинаковым. Впервые эти термины упоминаются в текстах, восходящих к эпохе правления династии Чжоу (1122-249 гг. до н.э.), причем скорее всего к ее позднему периоду - Восточной Чжоу (770-249 гг. до н.э.). Возможно, именно поли-этничность княжеств, группировавшихся вокруг чжоуского вана, объясняет специфику столь малоконкретного термина, определяющего ареал китайской культуры. Династия Шан (1766-1122 гг. до н.э.), свергнутая чжоусцами, судя по всему, представляла в основном моноэтничную общность. Окружавшие Шан племена, многие из которых были близкородственны шанцам и находились под сильнейшим влиянием шанской культуры, могли столетиями признавать себя вассалами шанского правителя, но от этого ни в коей мере не становились шанцами, остававшимися единственным государствообра-зующим народом, дающим этому государству имя. При этом влияние шанской культуры на соседей было столь сильно, что многие из них к концу существования династии, видимо, мало отличались от собственно шанцев, но слияния не происходило, поскольку такая концепция полностью противоречила воззрениям шанцев на государство и народ.

Система, установленная чжоусцами (которые были одними из давних вассалов Шан), изначально была совершенно иной. Строить государство на шанских принципах, объявив единственным государствообразующим народом чжоусцев, было уже невозможно. Во-первых, судя по всему, покоренные шанцы были гораздо многочисленнее и культурнее завоевателей. Во-вторых, чжоусцы во многом восприняли шанскую культуру и были не столь уж отличны от завоеванных (по всей видимости, на заре истории Шан отличия между шанцами и окружавшими их племенами были заметнее, что и повлияло на формирование их картины мира). Это облегчало принятие мульти-этничной концепции государства. В-третьих, готовя свержение Шан, чжоусцы сформировали коалицию из союзных племен, которые, конечно, требовали своей доли в новом государстве. В любом случае завоеванные чжоусцами земли были слишком велики, чтобы править ими централизованно, поэтому большинство вновь присоединенных территорий было отдано в управление членам чжоуского правящего дома Цзи и наиболее отличившимся военачальникам. Ван был сильнее любого из своих вассалов по отдельности, но не более того; к тому же со временем наметилась тенденция к смене баланса сил в пользу удельных княжеств.

Таким образом, Западночжоуское государство представляло собой скорее конфедерацию, стержнем которой был чжоуский правящий дом, но не сами чжоусцы, как племя. Все, управлявшиеся правителями, признававшими себя вассалами чжоуского вана и следовавшими установленному политическому этикету, считались его подданными и соответственно частью Срединного государства, или Поднебесной. По-видимому, в наиболее древних случаях употребления термина Чжун-го он означал ванскую столицу или ванский домен, что вполне вписывается в нашу концепцию, так как именно факт признания власти вана и политическая ориентация на его столицу были главными объединяющими факторами той конфедерации политий, которые впоследствии станут Китаем.

Новая модель государства оказалась весьма эффективной: территории, контролировавшиеся вассалами чжоуского вана, значительно превосходили пределы Шанского государства и быстро расширялись: фактическое отсутствие узкоэтнической составляющей в новой концепции государства значительно облегчало подчинение иных народов, их вовлечение в орбиту китайской культуры и ассимиляцию. Свою роль сыграло

и то, что при раздаче земель основатели чжоуского государства особенно щедро раздавали соратникам территории на границах с иноземными народами. Эти земли зачастую еще только предстояло завоевать и подчинить, но зато, если это удавалось, у такого удела были все шансы на быстрый рост и усиление за счет захвата территорий "варваров". У внутренних уделов, которые на начальном этапе считались более престижными и чьи правители очень высоко стояли в чжоуской иерархии, такого "простора для маневра" не было.

В период Восточного Чжоу, когда, по всей видимости, входят в оборот рассматриваемые термины, реальная власть вана фактически сошла на нет. Это не мешало четкому осознанию его подданными, пусть и формальными, своей принадлежности к одной общности - скорее культурной, чем политической. Иначе и не могло быть, ведь вплоть до воцарения династии Цинь (221-206 гг. до н.э.) центральная власть в китайской ойкумене если и существовала, то была в значительной степени сакральной и номинальной: чжоуский ван, конечно, признавался Сыном Неба, верховным владыкой всей земли, посредством своей благой силы обеспечивающим правильную смену времен года и плодородие почвы, но власть его в период Восточного Чжоу вне границ довольно скромного ванского домена носила скорее религиозно-магический, нежели политический характер. Поднебесной (или Срединным государством) в то время называлась совокупность политий, признающих верховный авторитет чжоуского вана и, следовательно, разделяющих основные ценности чжоуской культуры. Ведь признание такого авторитета считалось главным критерием приобщения к цивилизации.

Далеко не всегда эти политии были китайскими по этническому составу: царство Чу населяли предки современных хмонгов (мяо), жители У и Юэ были родственны вьетам (юэ), циньцы, возможно, изначально были одним из кочевых прототибетских племен. Собственно говоря, частью этого кочевого мира изначально были и чжоусцы, но к периоду Восточного Чжоу они, восприняв шанское наследие, стали законодателями культуры, которой суждено было стать собственно китайской. В ряде княжеств, где управляли китайские династии (Ци, Янь), среди населения, очевидно, были значительные иноэтничные группы: наречия даже разных китайских царств сильно отличались друг от друга. Недаром еще один обобщающий термин, обозначающий китайцев как этническую общность (хуа-ся ЩЖ "все ся"), хранит в себе следы этого разнообразия внутри этноса, которое, конечно, было следствием того, что к концу Восточного Чжоу собственно китайцы были потомками очень многих племен, ассимилированных и собранных воедино во многом благодаря гибкой политике чжоусцев.

Авторитет чжоуской (т.е. китайской) культуры был столь велик, что иноэтничные царства не только охотно воспринимали ее1, но и сознательно включались в борьбу за место в чжоуской политической иерархии, признавая себя вассалами чжоуского вана, а свои государства - частью Поднебесной. Те, кто не включался в эту систему, считались племенами, а не государствами, хотя, конечно, часто это было не так: в шанский и за-падночжоуский периоды среди этих "племен" (например, в среднем и нижнем течении Янцзы) были политии, если и уступавшие китайским государствам по степени развития, то незначительно. При этом надо понимать, что, например, чусцы, получая от вана не сишком высокое (согласно чжоуской иерархии) звание цзы для своего правителя, конечно, не хотели стать очередным вассалом слабого чжоуского вана, а стремились включиться в борьбу за гегемонию на Китайской равнине, что можно было сделать, только приняв правила этой борьбы. Даже заклятые враги чжо

САМОЙЛОВ Н. - 2010 г.

«Мишень, пронзенная стрелой». Таков прототип китайского иероглифа «чжун» - середина. (Нечто вроде русской буквы «Ф».) Чжунго - Срединное государство. Так именуют китайцы свою страну с тех пор, как император Цинь Ши-Хуанди в 221 году до нашей эры объединил семь враждовавших княжеств в бассейне Хуанхэ и построил Великую стену для защиты от набегов кочевых племен. Китайцы с глубокой древности привыкли считать свою страну центром Поднебесной, а на другие народы взирать как на варваров или своих вассалов. Этот наивный эгоцентризм наложил глубокий отпечаток на национальный характер. Под его воздействием в сознании китайских правителей укоренилось пренебрежение к остальному миру - изоляционизм и консерватизм. А это привело к роковым последствиям, когда с середины прошлого века Китай стал объектом колониальной экспансии западных держав и Японии.

Если Китай - центр Поднебесной, а Пекин - столица Срединного государства, то центром столицы должен быть императорский дворец. Именно он и стал им в 1420 году по воле императора Юнлэ. Мало найдется в мире городов, являющих собой столь безупречное воплощение единого архитектурного замысла. Запретный город, то есть ансамбль из 9999 дворцовых помещений, симметрично расположен относительно линии, которая проходит от южных городских ворот до северных. Она служит осью планировки исторической части города. На этой восьмикилометровой прямой расположены все архитектурные доминанты старого Пекина. Императорский дворец был домом для 24 императоров династий Мин и Нин, а также тюрьмой для последнего из них, о чем с исторической достоверностью рассказывает фильм Бертолуччи.

Все улицы старого Пекина идут с юга на север или с востока на запад, пересекаясь только под прямыми углами. Из-за этого у коренных пекинцев настолько развилось чувство направления, что вместо слов «направо» или «налево» они говорят: «Идите на север, а на третьем повороте поверните на восток». Утверждают даже, что если пекинца, потерявшего сознание на улице, отвезти на «скорой помощи» в больницу и спросить, где болит, он, не задумываясь, ответит: «На западной стороне живота».

Словом, план Пекина похож на лист из тетради в клеточку. Своей расчерченностью и симметрией город отражает присущий китайскому характеру рационализм, склонность к субординации и порядку. Именно такую столицу должен был построить себе народ, который возводит чуть ли не в ранг религии то, что мы привыкли называть «китайскими церемониями». Как сложились эти черты, помогут понять три ключа к китайской душе.

Овчинников В.В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1990.

Срединное государство

Цивилизации – сложные явления. Столетиями они могут процветать, а после внезапно обратиться в прах.

Династия Мин воцарилась в Китае в 1368 году. Военачальник Чжу Юаньчжан, ставший императором, сделал девизом своего правления “Разлив воинственности” (Хунъу ). Почти три следующих столетия, как мы видели, Китай почти во всех отношениях превосходил остальные цивилизации, а в середине xvii века эта сложная система пошла вразнос. Конечно, не следует переоценивать прежнюю стабильность. Чжу-ди (Юнлэ) наследовал своему отцу Чжу Юаньчжану только после гражданской войны и свержения законного правителя – своего племянника. Но кризис середины xvii века, бесспорно, оказался разрушительнее. Политическую борьбу усугубил налогово-бюджетный кризис, поскольку снижавшаяся покупательная способность серебра обесценивала сборы . Непогода, голод и эпидемии сделали страну беззащитной перед восстаниями и иноземными вторжениями . В 1644 году Пекин взяли повстанцы во главе с Ли Цзычэном. Чжу Юцзянь, последний минский император (девиз правления – Чунчжень ), не вынеся позора, повесился. Драматический переход от конфуцианской гармонии к анархии занял немногим более десятилетия.

Великобритания и Китай: соотношение ВВП на душу населения, 1000–2008 гг.

Итоги правления династии оказались катастрофическими. В 1580–1650 годах население Китая сократилось на 35–40 %. Замкнутость обернулась западней, особенно для такого сложного общества, как китайское. Оно достигло равновесия – впечатляющего, но хрупкого. Сельское хозяйство могло прокормить на удивление много людей, но лишь при крайне статичном общественном устройстве, которое буквально перестало воспринимать что-либо новое. Это была своего рода ловушка. Когда что-то пошло не так, ловушка захлопнулась: для выхода из кризиса не нашлось ресурсов. Правда, во многих трудах империя Мин предстает процветающим государством с оживленной внутренней торговлей и рынком предметов роскоши . Однако недавние исследования китайских ученых показывают, что в эпоху Мин доход на душу населения не рос, а основной капитал таял . Напротив, в Англии, население которой в конце xvii века росло, заморская экспансия сыграла важнейшую роль в выводе страны из мальтузианской ловушки. Благодаря трансатлантической торговле появились новые продукты питания, например картофель и сахар (1 акр посадок сахарной свеклы дает столько же калорий, сколько 12 акров пшеничного поля ), а также изобилие трески и сельди. Колонизация избавляла страну от избыточного населения. В результате с течением времени увеличивались производительность, доходы, потребление пищи и даже средний рост людей.

Сравним англичан с японцами, живущими на островах, расположенных на примерно таком же расстоянии от побережья Евразии. В то время как англичане упорно стремились к расширению своего влияния (“англобализация”), японцы после 1640 года, при сёгунах Токугава, взяли противоположный курс, на самоизоляцию (сакоку , буквально “страна на цепи”). Поскольку все контакты с внешним миром были запрещены, Япония не сумела воспользоваться выгодами, которые несли быстро развивавшаяся мировая торговля и миграция. Результаты самоизоляции поразительны. К концу xviii века более 28 % рациона английского крестьянина составляла продукция животноводства, в то время как рацион японских крестьян на 95 % состоял из злаков, главным образом риса. Это объясняет различие в росте англичан и японцев, проявившееся после 1600 года. Средний рост английских преступников в xviii веке составлял 170,2 см, а японских воинов – 158,8 см . Так что когда Восток и Запад встретились, они не сумели посмотреть друг другу прямо в глаза.

Задолго до Промышленной революции небольшая Англия выигрывала в сравнении с великими цивилизациями Востока благодаря торговле и колонизации. Отказ Китая и Японии от внешней торговли и курс на интенсификацию разведения риса привели к тому, что с ростом населения доходы упали. То же произошло с питанием, средним ростом и производительностью. Когда случался неурожай или хрупкому сельскому хозяйству что-либо угрожало, результаты были катастрофическими. Англичане оказались удачливее и в выборе наркотиков. Привыкшие к алкоголю островитяне в xvii веке получили встряску от американского табака, арабского кофе и китайского чая. Кофейня служила отчасти фондовой биржей, отчасти кафе, отчасти чатом . Китайцы же закончили летаргией опиумных притонов, причем их трубки наполняла Британская Ост-Индская компания .

Не все европейцы, подобно Адаму Смиту, замечали застой китайского государства. В 1697 году Лейбниц заявил, что желал бы над своей дверью иметь вывеску: “Справочное бюро китайских знаний”, а в книге “Последние новости из Китая” предложил, чтобы “к нам присылали китайских миссионеров, которые объясняли бы замысел и практику ‘естественной теологии’, как мы посылаем миссионеров к ним, чтобы наставить в богооткровенном учении”. “Не нужно превозносить китайцев, – писал французский философ Вольтер в 1764 году, – чтобы признать… их империя поистине лучшая из тех, которые когда-либо видел мир”. Два года спустя физиократ Франсуа Кенэ издал труд “Китайский деспотизм”, в котором восхвалял примат сельского хозяйства в экономической политике Китая.

Те же из англичан, которые сильнее интересовались торговлей и промышленностью и менее охотно прибегали к идеализации Китая как способу завуалированной критики собственного правительства, признавали, что китайское общество находится в состоянии застоя. В 1793 году посольство во главе с будущим графом Джорджем Макартни (Макартнеем) отправилось к императору Цяньлуну, чтобы попытаться убедить его открыть Китай для внешней торговли. Хотя Макартни принципиально отказался выполнять коутоу , он преподнес Цянь-луну достойные дары: планетарий немецкой работы и, “вероятно, самую большую и совершеннейшую линзу, когда-либо изготовленную”, а также телескопы, теодолиты, помпы, “электрические машины” и “огромное устройство, предназначенное для того, чтобы объяснять и демонстрировать принципы науки”. Дряхлого императора (Цяньлуну было за 80 лет) и его приближенных это не слишком впечатлило:

Теперь стало ясно, что вкус [к наукам], если он когда-либо у них имелся, совершенно утрачен… [Все] … утрачено и потеряно невежественными китайцами… которые, как говорят, тотчас после отъезда посланника свалили все в чуланы Юань-минъюаня [Старого Летнего дворца]. Не больший успех имели образцы изящества и ремесел, отборнейшие британские изделия. Единственным чувством, которое, по-видимому, пробудилось в душах придворных при созерцании этих предметов, была подозрительность… Такое поведение, вероятно, можно объяснить своего рода государственной политикой, препятствующей введению новшеств.

Китайский правитель передал королю Георгу III высокомерное письмо: “Мы имеем абсолютно все. Я не придаю цены странным или хитро сделанным предметам и не нуждаюсь в изделиях вашей страны” .

Провал Макартни символизирует начавшееся около 1500 года смещение центра силы с Востока к Западу. Срединное государство, некогда колыбель изобретений, превратилось в посредственную страну, враждебно настроенную к иноземным новинкам. Часы – гениальное китайское изобретение – вернулись на родину в усовершенствованном европейцами виде, снабженные гораздо более точным механизмом с пружинами и шестеренками. В Запретном городе есть зал, где выставлена обширная императорская коллекция часов. В отличие от Цяньлуна, пренебрегавшего техникой, его предшественники одержимо собирали часы, и почти все они были изготовлены в Европе либо жившими в Китае европейцами.

Запад показал свою силу в июне 1842 года, когда в ответ на уничтожение запасов опиума рьяным китайским чиновником английские корабли дошли по Янцзы до Великого канала. Китай был вынужден уплатить контрибуцию в 21 миллион серебряных долларов, открыть для британской торговли 5 портов и уступить остров Гонконг. Своего рода ирония (и вместе с тем закономерность) заключалась в том, что переговоры, приведшие к подписанию первого из неравноправных договоров Китая, шли в нанкинском храме, посвященном адмиралу Чжэн Хэ и благоволившей ему богине Тяньфэй, покровительнице мореплавателей.

Сейчас в Китае снова строят суда: огромные, способные плавать вокруг земного шара. Они уходят в плавание нагруженные китайскими товарами и возвращаются с сырьем, необходимым ненасытной экономике. В июне 2010 года я посетил самую большую верфь Шанхая и был поражен невероятным размером судов на стапелях. Это зрелище заставило померкнуть воспоминания моего детства о доках Глазго. Фабрики Вэньчжоу дают сотни тысяч костюмов и миллионы пластмассовых ручек. Воды Янцзы бороздят бесчисленные баржи, доверху нагруженные углем, цементом и рудой. Конкуренция, компании, рынки, торговля – от всего этого Китай когда-то отвернулся. Теперь все иначе. Чжэн Хэ, воплощение китайского экспансионизма, снова кумир Китая. Дэн Сяопин, величайший реформатор постмаоистской эпохи, однажды заявил:

Ни одна страна не может развиваться, закрывшись ото всех, не поддерживая международные связи, не привлекая передовой опыт развитых стран, а также достижения передовой науки и техники и иностранный капитал. Мы, как и наши предки, испытали этот горький опыт. В начале эпохи Мин, при Чэн-цзу, когда Чжэн Хэ бороздил Западный океан, наша страна была открыта. После смерти Чжу-ди династия пришла в упадок. В Китай пришли завоеватели. С середины эпохи Мин до Опиумных войн, за 300 лет изоляции, Китай обнищал, отстал в развитии и погряз в темноте и невежестве. О самоизоляции не может быть и речи.

Известный русский геополитик-эмигрант Петр Николаевич Савицкий в своей статье «Географические и геополитические основы евразийства» (1933 г.) писал, что Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться Срединным Государством. Как следует понимать это определение применительно к общей картине мiра и насколько оно соответствует действительности, покажет будущее, но, прежде чем обратиться к некоторым пророчествам относительно грядущих судеб России и Китая, напомним читателю, что полностью о пророчестве можно судить только после его исполнения. «Скажут: зачем тогда существует пророчество? Пророчество существует для того, чтобы установить смысл грядущих времен, а не их факты. Поэтому все толкования должны ограничиваться установлением только точного смысла событий, а не их фактического протекания. Это-то и есть пророчество...»

«Три мiра Азийско-Европейского материка» по В.И. Ламанскому и направление русской колонизации по В.П. Семенову-Тян-Шанскому.

Итак, среди известных пророчеств роль Китая в судьбе вселенского Православия и России наиболее загадочна . Еще за несколько лет до большевистского переворота о. Иоанн Кронштадтский предсказал, что освобождение России придет с «востока» (что не исключает и духовного понимания этого слова). А иеросхимонах Аристоклий Афонский (†1918 г.) об этих апокалиптических событиях говорил так: «...Конец будет через Китай. Какой-то необычный взрыв будет и явится чудо Божие. И будет жизнь совсем другая на земле, но не очень долго» .

Современный Китай – это страна с ежегодным темпом прироста экономического потенциала в 13%, тогда как в мiре он составляет 1,4%, в Европе – 0,5%, в США – 2%. С 1979-го по 1993 год валовой внутренний продукт Китая вырос в четыре раза.

Эксперты по внешней политике России указывают на расселение китайцев на Дальнем Востоке и в Сибири как на факт, с которым Россия может столкнуться в самом ближайшем будущем. Речь не идет о военной конфронтации и изменении границ, но в постепенном утрачивании Россией контроля над этой территорией и в увеличении влияния китайцев и росте их миграции в эти районы.

Многие аналитики отмечают, что современный Китай не только играет стабилизирующую роль в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но является также источником проблем регионального масштаба. К их числу относится вопрос внутрирегиональной миграции, масштабы которой уже сегодня достигли уровня 2 млн. человек. В этой связи обращается внимание на то, что намеченная структурная реформа китайской экономики неизбежно будет сопровождаться дополнительным высвобождением рабочей силы, что, вероятно, создаст проблемы для стран данного региона. Наибольший рост безработицы прогнозируется в Северо-Восточном Китае, где ожидается свертывание производства на многих предприятиях. С учетом ужесточения иммиграционной политики США и резким сокращением рабочих мест для китайцев в Южной Корее следует, видимо, ожидать более серьезных, по сравнению с прошедшим десятилетием, миграционных волн граждан КНР в районы российского Дальнего Востока и Сибири.

Все это сопровождается подспудным демографическим давлением. Нелишне напомнить, что на всем российском Дальнем Востоке проживает около 7 миллионов человек. Тогда как в одной северо-восточной провинции Китая Хэйлуньцзян, которая граничит с Хабаровским краем и Амурской областью, – 156 миллионов. Всего же китайские провинции вдоль российской границы населяют 330 млн. человек. Значительная часть из них сегодня вовлечена в различные формы проникновения на юг Дальнего Востока.

Официальные статистические данные свидетельствуют, что около полумиллиона китайцев ежегодно пересекают границу с Россией. Точное количество иммигрантов определить практически невозможно, т. к. почти 90% из них живут по поддельным документам, используя один паспорт на несколько человек. Уже сегодня китайское население Сибири составляет значительную часть и продолжает неуклонно увеличиваться, чему способствует и экономическая политика, проводимая администрациями сибирских регионов. Серьезный прецедент для дальнейшего роста китайской миграции уже есть. В рамках заседания координационного совета по внешнеэкономической деятельности Ассоциации «Дальний Восток и Забайкалье» в августе – сентябре 1999 года принято решение о формировании на Дальнем Востоке российско-китайского торгового комплекса, нечто вроде свободной зоны торговли, что предполагает безвизовый въезд на территорию сопредельного государства, определенные льготы предприятиям и дальнейшее развитие инфраструктуры.

Не станем судить о всем китайском народе по тем криминальным группам, которые сегодня составляют определенный вес и в российской уголовной среде. Плодотворнее обратиться к мнению известнейшего русского миссионера Дальнего Востока архиепископа Николая (Касаткина), который так характеризовал в прошлом веке китайцев: «Вот народ-то будущего – величайшего из всех судеб, доставшихся на долю других народов. Великий народ, и теперь бы могущий задавить весь свет, – а как он мирен! Негде жить ему – а разве он подумал о завоевании Кохинхины, Сиама, Бирманы? Какой же другой народ на свете удержался бы? Из европейских ни об одном и представить себе этого нельзя»

После распада СССР Китай стал для Америки главной политической и геостратегической проблемой в Евразии. С одной стороны, Китай – ведущий торговый партнер США с мощным политическим лобби в Вашингтоне. С другой – это сверхмощное государство, идеологически враждебное США и не подверженное прямому американскому влиянию.

Сегодня Россия – единственная держава, провозгласившая курс на стратегическое сотрудничество с Китаем и не отвергнутая Пекином в качестве такого партнера. Но Россия еще и единственная держава, способная поставить под вопрос американское лидерство не только в Евразии, но и во всем мiре.

Время покажет, как станут развиваться события в восточном регионе России, мы же предлагаем рассмотреть Сибирь и Дальний Восток с точки зрения сакральной географии.

Как уже говорилось выше, территория Святой Руси есть Святое Скинии или церковь таинственного Храма, тогда как Сибирь – его трапезная, место предстояния язычников и оглашенных, готовящихся к принятию христианства. Современный Китай – наименее христианизированная страна мiра, но страна, население которой составляет самую значительную часть народонаселения всей Земли, и начавшееся уже сегодня вхождение народов Китая в Сибирь, в трапезную Храма можно считать началом подготовки к последней всемiрной Евангельской проповеди, которая напрямую связывается с Воскресением России.

Однако не следует понимать проповедь в узком смысле этого слова: «слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1Кор.2:4). Пожалуй, уже вся вселенная пресыщена пустословием экзальтированных западных «евангелистов-миссионеров». Сегодня мiр ищет примеры подлинной святости и дел, достойных имени Христа. Таким делом будет явное для всех чудо Воскресения России.

Спасение рода человеческого от последствий грехопадения Адама не исчерпывает цели Пришествия в мiр Бога Слова. «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом» – так сформулировали учение о спасении святитель Ириней Лионский и святитель Афанасий Александрийский. Обожение и святость есть подлинное призвание человека. Евангельская проповедь призывает к преображению всего земного мiропорядка, всех житейских отношений по образцу совершенных, небесных, чтобы люди стали «согражданами святым и своими Богу» (Еф.2:19).

Еще великий русский писатель Н.В. Гоголь отмечал, что Русская Православная Церковь, «которая как целомудренная дева, сохранилась одна только от времен апостольских в непорочной первоначальной чистоте своей, эта Церковь, которая вся... как бы снесена прямо с Неба, которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, которая может произвести неслыханное чудо на виду всей Европы, заставив у нас всякое сословие, званье и должность войти в их законные границы и пределы и, не изменив ничего в государстве , дать силу России и изумить мiр согласной стройностью [своего] организма...» .

Согласится с мнением великого русского писателя было бы разумно.