Черный запорожец. Кто такие черные запорожцы. За Украину вопреки ее правительства

Взятие Советской армией Берлина - столицы фашистской Германии в апреле 1945 года - одна из наиболее ярких страниц отечественной воинской славы. Без преувеличения можно сказать, что об этом знает любой россиянин.

(План взятия Берлина русскими войсками в 1760 году)

Однако куда меньше наших современников помнят, что Берлин русские войска впервые брали еще в царствование дочери Петра Великого - императрицы Елизаветы Петровны в далеком 1760-м. Весной 45-го, когда ценой больших потерь наши солдаты штурмовали Зееловские высоты на дальних подступах в столице Третьего Рейха, чтобы поднять боевой дух наступающих частей, символический ключ от ворот Берлина был вручен командующему 8-й гвардейской армией генералу Василию Чуйкову. Он служил напоминанием, что русские войска подходят к этому городу уже не в первый раз. И если мы по праву чтим память ветеранов Великой Отечественной, нельзя забывать и про наших земляков, захвативших прусскую столицу в 1760 году…

Одним из них стал Федор Петрович Толпегин. Родом он был из крестьян дворцовой Балахнинской волости Нижегородского уезда. В декабре 1746 года 28-летнего Федора взяли в рекруты и определили рядовым в Казанский драгунский полк. К началу войны с Пруссией драгун Толпегин служил уже 10-й год и считался опытным солдатом. В составе своего полка он участвовал во взятии прусских крепостей Пиллау и Кенигсберга, бился в сражениях под Кюстриным и Франкфуртом. В последнем из них Федор был ранен неприятельской пулей в колено правой ноги, но после лечения в лазарете вновь вернулся в строй. В 1759 году он получил звание капрала. В следующем году капрал Толпегин участвовал во взятии Берлина, что зафиксировано его послужным списком, хранящимся в фондах Государственного архива Владимирской области.

В 1760 году в составе отряда генерала графа Захара Чернышева капрал Толпегин оказался на подступах к вражескому логову - Берлину. Прусские части в столице насчитывали 14 тысяч человек. Однако после массированного артиллерийского обстрела берлинский гарнизон капитулировал. Это случилось 28 сентября 1760 года. Граф Чернышев писал своему другу графу Михаилу Илларионовичу Воронцову - владимирскому помещику и брату будущего первого владимирского наместника и губернатора Романа Воронцова:

«Шестнадцать дней будучи все в походах и движениях успел исполнить порученную мне комиссию, Берлин взял, в нем был; контрибуция и прочее с него собрано, неприятеля от него принудил отступить, ариергард разбил… Я весьма счастливым почитаю, что сие так удачно учинилось и действительно со славою оружия милосердной нашей государыни».

(Русские войска на берлинских улицах. Рисунок современника)

В числе других русских, прошедших тогда по берлинским мостовым, был и наш земляк Федор Толпегин. В Берлине русская армия взяла в плен 4 500 солдат, захватила 143 орудия, 18 000 ружей и пистолетов и почти 2 миллиона талеров контрибуции. Все оружейные производства там были разрушены. Зато союзники русских австрийцы вовсю занялись грабежом мирного немецкого населения. Дошло до того, что командование русской армии отдало приказ в случае необходимости для пресечения бесчинств стрелять в австрийских мародеров!

Вскоре пришло известие, что прусский король подходит с сильной армией, и численно уступающие русские оставили Берлин. Тогда награды давались крайне скупо, да их почти что еще и не придумали, поэтому никаких особенных отличий участники взятия Берлина не получили. Даже генералу Чернышеву достался лишь орден Белого Орла, да и то от… польского короля!

После окончания войны с Пруссией Толпегин получил следующее звание каптенармуса, а в 1770-м - вахмистра. В 1772 году вахмистр Толпегин был переведен на службу в Соляную контору - добыча соли тогда велась только государством и строго регламентировалась. Только в 1783 году, после 37 лет беспорочной службы, Федор Петрович вышел в отставку, получив в награду первый офицерский чин прапорщика. По законам того времени вчерашний крестьянин, став «его благородием» автоматически получил права потомственного дворянства. Женившись, Толпегин на скопленные за долгие годы средства купил небольшое имение в Ковровском уезде, где и поселился. Скончался он накануне войны 1812 года, прожив более 90 лет.

Его сыновья Алексей и Дмитрий, уже коренные ковровчане, отличились в наполеоновских войнах: первый - в артиллерии, а второй - в Курском мушкетерском полку. Подпоручик Алексей Толпегин отличился в сражении при Аустерлице, а поручик Дмитрий Толпегин в 1814 году дошел до Парижа. Внук бравшего Берлин ветерана коллежский советник Увар (употреблялось раньше такое православное имя) Алексеевич Толпегин после окончания медицинского факультета Московского университета во второй половине XIX века почти 30 лет служил врачом во Владимире. Род Толпегиных прослеживается в Коврове вплоть до праправнуков Федора Петровича Толпегина.

(Сражение при Гросс-Егерсдорфе. Атака прусской кавалерии, завершившаяся ее полным разгромом)

Другим ветераном Семилетней войны, бравшим Берлин, оказался наш «сосед» - Федот Федорович Языков - потомок Муромской ветви старинного дворянского рода. Имениями в Муромском уезде Языковы владели еще с начала XVII столетия. Традиционно представители рода служили России на ратном поприще. Прадед Федота Никита Иванович Языков еще при Петре I участвовал в Азовских походах и был награжден новыми поместьями. В 1753 году в 18-летнем возрасте Федот Языков поступил подпрапорщиком в Московский пехотный полк. Начало войны с Пруссией в 1756 году он встретил уже в первом офицерском чине прапорщика. В 1757 году молодой офицер отличился в знаменитом сражении при Гросс-Егерсдорфе, когда русская армия после упорной и кровопролитной борьбы наголову разгромила прусскую армию короля Фридриха II. Затем уже подпоручиком Языков сражался при осаде прусской крепости Кюстрин и в бою под Франкфуртом, а в 1760-м брал Берлин.

(Граф Захар Чернышев - русский генерал, войска которого захватили Берлин)

Федот Языков находился в действующей армии вплоть до заключения мира в 1762 году. В феврале того года он получил чин поручика, а в 1766-м был произведен в капитаны. Армейскую карьеру он закончил в 1767 году, выйдя в отставку секунд-майором. Поселившись в селе Петраково Муромского уезда в полутора десятках верст от города Мурома, он зажил обычным помещиком. Ветерану, отдавшего армии 14 лет, из которых 7 пришлось на войну, шел тогда лишь 34-й год!

После учреждения Владимирской губернии и организации сословного дворянского самоуправления, отставной майор Языков избирался на различные должности, был муромским судьей, а в 1797-1799 годах занимал высший пост муромского уездного предводителя дворянства. Когда в мае 1798 года в Муроме побывал император Павел I, Языков по должности предводителя встречал государя, и был пожалован чином надворного советника (равным подполковнику). Скончался он в начале 1800-х годов и был погребен в Муромском Спасском монастыре. Надгробие его не сохранилось. А внук героя войны с Пруссией и участника взятия Берлина уже оказался в строю русской армии в «Великий год России» - в 1812-м…

Таковы судьбы лишь двух из многих наших соотечественников, захвативших столицу Пруссии в 1760 году - офицера и «нижнего чина». В будущем, без сомнения, удастся выявить и другие подобные примеры - биографии защитников Отечества, предвосхитивших подвиг героев Великой Отечественной. А в нынешнем году после 70-летия Победы в Великой Отечественной войне грядет и 255-летняя годовщина первого взятия Берлина русской армией.

(Командующий 8-й гвардейской армией генерал Василий Чуйков, получивший копию ключей от Берлина в 1945-м)


У Вас недостаточно прав для добавления комментариев.
Возможно, Вам необходимо зарегистрироваться на сайте.

Захват Берлина в военном отношении не представлял особенного успеха, но имел большой политический резонанс. Все европейские столицы быстро облетела фраза, произнесенная фаворитом императрицы Елизаветы Петровны графом И.И. Шуваловым: «Из Берлина до Петербурга не дотянуться, но из Петербурга до Берлина достать всегда можно».

Ход событий

Династические противоречия европейских дворов в XVIII веке вылились в кровопролитную и долгую войну «за австрийское наследство» 1740-1748 гг. Военная фортуна была на стороне прусского короля Фридриха II, который сумел не только расширить свои владения, отняв у Австрии богатую провинцию Силезию, но и увеличить внешнеполитических вес Пруссии, превратив ее в мощнейшую центрально-европейскую державу. Однако такое положение дел не могло устраивать другие европейские страны, а особенно Австрию, которая тогда являлась лидером Священной Римской Империи Германской Нации. Фридрих II, что австрийская императрица Мария-Терезия и венский двор будут стремиться восстановить не только целостность своей державы, но и престиж государства.

Противоборство двух немецких государств в Центральной Европе привело к возникновению двух мощнейших блоков: Австрия и Франция противостояли коалиции Англии и Пруссии. В 1756 году началась Семилетняя война. Решение о присоединении России к антипрусской коалиции приняла императрица Елизавета Петровна в 1757 г., так как из-за многочисленных поражений австрийцев возникла угроза взятия Вены, а чрезмерное усиление Пруссии входило в противоречие с внешнеполитическим курсом русского двора. Также Россия опасалась за положение своих недавно присоединенных прибалтийских владений.
Россия действовала в Семилетнюю войну успешно, успешнее всех остальных сторон, одерживала блестящие победы в ключевых сражениях. Но их плодами не воспользовалась - во всяком случае, территориальных приобретений Россия не получила. Последнее проистекало из-за внутренних придворных обстоятельств.

В конце 1750-х гг. императрица Елизавета часто болела. Опасались за ее жизнь. Наследником Елизаветы был ее племянник, сын старшей дочери Петра I Анны - великий князь Петр Федорович. До принятия православия его звали Карл Петр Ульрих. Почти сразу после рождения он потерял мать, в малолетстве остался без отца и занял отцовский голштинский престол. Принц Карл Петр Ульрих был внуком Петра I и внучатым племянником шведского короля Карла XII. Одно время его готовили стать наследником шведского престола.

Воспитывали малолетнего голштинского герцога на редкость бездарно. Основным педагогическим средством были розги. Это сказалось негативно на мальчике, чьи способности от природы, как считается, были ограничены. Когда в 1742 г. 13-летнего голштинского принца выписали в Петербург, он произвел на всех удручающее впечатление своей неразвитостью, дурными манерами и презрением к России. Идеалом великого князя Петра был Фридрих II. Как голштинский герцог, Петр являлся вассалом Фридриха II. Многие опасались, что он будет «вассалом» прусского короля, и заняв российский трон.
Придворные и министры знали, что в случае вступления на престол Петра III, Россия немедленно прекратит войну в составе антипрусской коалиции. Но еще царствующая Елизавета требовала побед над Фридрихом. В итоге, военачальники стремились наносить поражения пруссакам, но «не смертельные».

В первой крупной битве между прусскими и российскими войсками, состоявшейся19 августа 1757 г. у деревни Гросс-Егерсдорф, нашей армией командовал С.Ф. Апраксин. Он разгромил пруссаков, но не стал их преследовать. Напротив, он отошел сам, что позволило Фридриху II привести свою армию в порядок и перебросить ее против французов.
Елизавета, оправившись от очередной болезни, сместила Апраксина. Его место занял В.В. Фермор. В 1758 году русские овладели столицей Восточной Пруссии Кенигсбергом. Потом последовало кровопролитное сражение у селения Цорндорф, обе стороны понесли тяжелые потери, но не одолели друг друга, хотя каждая сторона заявила о своей «виктории».
В 1759 г. во главе российских войск в Пруссии встал П.С. Салтыков. 12 августа 1759 г. состоялась битва при Кунерсдорфе, ставшая венцом русских побед в Семилетней войне. Под началом Салтыкова сражались 41 000 русских солдат, 5 200 калмыцких конников и 18 500 австрийцев. Прусскими войсками командовал сам Фридрих II, имея в строю 48 000 человек.

Битва началась в 9 часов утра, когда прусская артиллерия нанесла сокрушительный удар по батареям русских артиллеристов. Большая часть артиллеристов погибла под картечью, некоторые даже не успели сделать ни единого залпа. Уже к 11 часам дня Фридрих понимает, что левый фланг русско-австрийских войск крайне слабо укреплен, и атакует его превосходящими силами. Салтыков принимает решение отступить, и армия, сохранив боевой порядок, отходит. В 6 часов вечера прусаки захватили всю артиллерию союзников - 180 пушек, из которых 16 были тут же отправлены в Берлин как военные трофеи. Фридрих праздновал победу.
Однако русские войска продолжали удерживать две стратегические высоты: Шпитцберг и Юденберг. Попытка захватить эти пункты с помощью конницы провалилась: неудобный ландшафт местности не дал кавалерии Фридриха развернуться, и вся она погибла под градом картечи и пуль. Под Фридрихом убило лошадь, а сам полководец чудом спасся. Последний резерв Фридриха, лейб-кирасиры, был брошен на русские позиции, но чугуевские калмыки не только остановили эту атаку, но и захватили в плен командира кирасиров.

Поняв, что резервы Фридриха истощены, Салтыков отдал приказ об общем наступлении, которое повергло прусаков в панику. Пытаясь спастись бегством, солдаты толпились на мосту через реку Одер, многие утонули. Сам Фридрих признавал, что разгром его армии был полным: из 48 тысяч прусаков после битвы в строю было только 3 тысячи, а захваченные на первом этапе битвы орудия были отбиты. Отчаяние Фридриха лучше всего показано в одном из его писем: «От армии в 48 000 у меня в эту минуту не остается и 3000. Все бежит, и у меня нет больше власти над войском. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье, я его не переживу. Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств, и сказать правду, считаю все потерянным. Я не переживу потери моего отечества».

Одним из трофеев армии Салтыкова стала знаменитая треуголка Фридриха II, которая до сих пор хранится в Санкт-Петербурге в музее Суворова. Сам Фридрих II чуть не оказался пленником казаков.
Победа при Кунерсдорфе позволила русским войскам занять Берлин. Силы Пруссии были настолько ослаблены, что продолжать войну Фридрих мог только при поддержке союзников. В кампанию 1760 г. Салтыков рассчитывал овладеть Данцигом, Кольбергом и Померанией, а оттуда приступись к захвату Берлина. Планы полководца реализовались лишь отчасти из-за несогласованности действий с австрийцами. К тому сам главнокомандующий в конце августа опасно заболел и вынужден был сдать командование Фермору, которого сменил прибывший в начале октября любимец Елизаветы Петровны А.Б. Бутурлин.

В свою очередь, корпус З.Г. Чернышева с кавалерией Г. Тотлебена и казаками совершили поход к столице Пруссии. 28 сентября 1760 г. наступавшие русские войска вошли в капитулировавший Берлин. (Любопытно, что когда в феврале 1813 г., преследуя остатки армии Наполеона, русские во второй раз заняли Берлин, во главе войска снова был Чернышев - но только не Захар Григорьевич, а Александр Иванович). Трофеями русской армии стали полторы сотни орудий, 18 тысяч единиц огнестрельного оружия, было получено почти два миллиона талеров контрибуции. Свободу обрели 4,5 тыссячи находившихся в немецком плену австрийцев, немцев и шведов.

Пробыв в городе четыре дня, русские войска его оставили. Фридрих II и его Великая Пруссия стояли на краю гибели. Корпус П.А. Румянцева взял крепость Кольберг… В этот решающий момент умерла российская императрица Елизавета. Вступивший на престол Петр III прекратил войну с Фридрихом, стал предлагать Пруссии помощь и, конечно, разорвал антипрусский союз с Австрией.

Слыхал ли кто из в свете рожденных,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побежденных?
О, стыд! О, странный оборот!

Так, с горечью отозвался М.В. Ломоносов о событиях Семилетней войны. Столь нелогичный конец прусской кампании и блестящих побед русской армии не принес России каких-либо территориальных приобретений. Но победы русских солдат не пропали даром - авторитет России как мощной военной державы возрос.

Заметим, что эта война стала боевой школой для выдающегося российского полководца Румянцева. Впервые он проявил себя при Гросс-Егерсдорфе, когда возглавив пехоту авангарда, продрался с ней через чащу леса и ударил в штыки обескураженным пруссакам, что и решило исход сражения.



Оцените новость

Новости партнеров:

Все дальнейшие действия не представляют никакого интереса. Даун или Лаудон присылают курьера с запросом о намерениях русских. Салтыков отвечает: «Если принц Генрих будет преследовать нас, мы нападем на него». Но ведь занятый русскими принц освобождал Дауна для действий против короля. 6 сентября австрийский фельдмаршал предлагал Салтыкову идти на Штейнау и Кёбен, навести там мосты и привлечь к себе и принца Генриха, и Фридриха, а сам он пошел бы тем временем к Швейдницу. Иначе говоря, Даун хотел, чтобы русские в одиночку сразились с двумя неприятельскими армиями. Тогда же Лаудон требовал от них идти на Глогау, обещая соединиться там с ними для осады этой крепости. Австрийские генералы не могли даже согласовать свои требования, доведя до крайности и военную, и дипломатическую неразбериху.

24 августа русские отошли к Трахенбергу, 25-го они были в Геррнштадте, где переправились через Барч, и оставались там недвижимо до 12 сентября. Салтыков заболел, выздоровел, но болезнь снова возвращалась. Несколько раз он передавал командование Фермору, но с 12 сентября до 30 октября совершенно отошел от дел, хотя и оставался при армии. Болезнь Салтыкова была, несомненно, одной из причин неудачи всей Силезской кампании.

Глава четырнадцатая. Взятие Берлина (октябрь 1760 г.)

Итак, целых десять недель, с 4 августа по 12 сентября, в самое драгоценное для военных действий время, ничего, кроме маршей и контрмаршей, не происходило. Многочисленная австрийская армия (180 тыс. чел.) и великолепная русская армия (70 тыс.) лишь наблюдали за маневрированием двух небольших прусских армий и провокационными демонстрациями Фридриха II, скрывавшего таким образом свое твердое решение не отступать от оборонительной стратегии. Русские, отнюдь не по их вине, не имели возможности ни дать сражение, ни взять какую-нибудь крепость. Что касается австрийцев, то они могли похвастаться лишь двумя стычками и захватом ничтожного Глаца.

Недовольство было велико и в Петербурге, и в русской армии. Барон де Бретейль вполне справедливо писал Людовику XV, что русские провели «самую ничтожную из всех кампаний». Болотов пишет о чувствах молодых офицеров: «Оба главнокомандующих сами стыдились того, что они сделали». Однако наибольший позор падал на Конференцию, которая, вопреки мнению Салтыкова, упорно стремилась загнать армию в Силезию.

Теперь они вспомнили про отвергнутый ею в самом начале план фельдмаршала, предлагавшего провести кампанию в Померании, имея в виду взятие Кольберга и диверсию на Берлин. Осаду Кольберга предполагалось производить отдельным корпусом главной армии и морским десантом. Нападение на Берлин поручалось легким войскам при поддержке со стороны главных сил. От австрийцев требовалось только удерживать Фридриха II и принца Генриха в Силезии - демонстрацией Дауна на Швейдниц и осадой Глогау (Лаудон).

14 сентября Фермор сообщил Конференции решения Салтыкова, принятые еще до передачи командования: о необходимости занять главными силами Королат; о направлении Тотлебена на левый берег Одера для поддержания сообщений с Лаудоном и, наконец, о подготовке «секретной» экспедиции против Берлина. Конференция возражала - ей во что бы то ни стало был нужен Глогау. Однако Фермор не уступал, он лично произвел рекогносцировку этой крепости и убедился, что без тяжелой артиллерии там нечего делать. Лишь после этого Конференция возвратилась к плану Салтыкова.

18 сентября основные силы сосредоточились у Одера между Королатом и Бёйтеном и оставались там в течение всего времени, необходимого для подготовки операций против Берлина и Кольберга. 21 сентября на военном совете было решено направить к Кольбергу корпус Олица для соединения с десантным отрядом адмирала Мишукова; против Берлина выделялся корпус Чернышева и кавалерия Тотлебена. Основные силы должны были идти вниз по обоим берегам Одера до Кроссена, а затем действовать «по обстоятельствам». 22 сентября Олиц выступил из Королата в Померанию.

Готовилась и экспедиция Тотлебена, который в своей промемории утверждал, что успех зависит от трех условий: правильно избранного времени и быстроты действий (а не численности); прикрытия кавалерийской колонны; прочих мер для воспрепятствования подхода к Берлину неприятельских подкреплений. Он просил усилить свои 7–8 тыс. гусаров и казаков двумя полками драгун, двумя тысячами конногренадер и отрядом конной артиллерии. Ничего, кроме конницы для обеспечения быстроты и неожиданности. Корпус Чернышева, состоявший из всех трех родов войск, должен был следовать через Кроссен на Франкфурт, и уже оттуда из него выделялась для Берлина пехотная бригада.

Единственное изменение этого плана заключалось в том, что Чернышеву предписывалось идти через Бёйтен, Фрейштадт, Христианштадт, Зоммерфельде и Габен, а далее вслед за Тотлебеном.

В арьергард был поставлен Фермор с 1-м и 2-м корпусами, а 3-му корпусу (Румянцева) надлежало прочно занять Средний Одер.

Таким образом, вся русская армия оказывалась эшелонированной от Королата в направлении прусской столицы для трех последовательных ударов: Тотлебена, Чернышева и главной армии.

Но Берлин уже не впервые подвергался угрозе. Еще 16 октября 1757 г. австрийский генерал Гадик с четырнадцатитысячным корпусом ворвался в его пригород Кёпеник, изрубил в куски два прусских батальона и принудил генерала Рохова очистить город (королева и министры укрылись в Шпандау). На магистрат была наложена контрибуция в 600 тыс. талеров. Из этих денег Гадик успел собрать только 185 тыс., поскольку утром 17-го почел за наилучшее отступить, увозя наличность, 6 знамен (из арсенала) и 426 пленных. В 1758 г., еще до Цорндорфа, захват столицы был одной из предписанных Фермору целей. И, как мы видели, после Пальцига и Кунерсдорфа сам Фридрих II ожидал взятия Берлина победителями.

В полученных Тотлебеном инструкциях предписывалось взять с Берлина большую контрибуцию, а в случае нехватки наличности принимать вексели, гарантированные заложниками, в списке которых значились два ратмана и несколько самых богатых купцов. Кроме того, предстояло полностью разрушить все королевские учреждения, арсенал, литейный двор, воинские и провиантские магазины, пороховые мельницы и мануфактуры мундирных сукон. И это должно было стать лишь «справедливым возмездием за жестокости прусского короля в Саксонии, особенно в Лейпциге».

16 сентября без труб и барабанов выступили корпуса Тотлебена и Чернышева. Тотлебен шел очень быстро, посадив свою пехоту на телеги, и 2 октября прибыл в Вустерхаузен, почти под самые стены Берлина. Там он узнал, что в берлинском гарнизоне генерала Рохова всего лишь три пехотных батальона и два эскадрона гусар, однако на помощь им шли Хюльзен из Торгау и с севера принц Вюртембергский.

Тем не менее Тотлебен отнюдь не отказался от внезапного штурма и просил Чернышева прикрыть его, чтобы иметь «свободную спину».

Берлин располагался тогда на двух островах Шпрее, и его предместья занимали оба берега этой реки. Один из островов был древним Берлином - Веролином славян-венедов, возникшим из поселения рыбаков. На другом острове, Кёлльне, в древности также находилась рыбачья деревня. В 1452 г. маркграф Бранденбургский Фридрих Железный Зуб построил здесь замок, послуживший основой будущей столицы.

Оба острова были обнесены стеной с бастионами, для которых рукава Шпрее служили естественными рвами. Предместья на правом берегу опоясывал более обширный земляной вал, а на левом - каменная стена. Из всех десяти городских ворот только одни (Котбуские) были защищены флешью очень слабого профиля, вооруженной всего одной трехфунтовой пушкой.

Эта громадная королевская столица, без валов и стен, защищена была лишь гарнизоном в 1200 человек и вследствие этого не могла, конечно, сопротивляться. Но комендант, генерал Роков, тот же самый, которого посетили австрийцы три года тому назад, уступая просьбам дельных представителей города, приготовился к обороне.

Лето кончилось, и началось дождливое время года, принудившее как австрийцев, так и русских подумать о зимних квартирах. Но врагов Фридриха сильно коробила та мысль, что они со своими многочисленными армиями ничего не сделали в эту кампанию. А тут еще Даун попал в такое критическое положение в горах, где подвоз был так затруднителен, а наступательные действия немыслимы; ему оставалось лишь отступить в Богемию. Стали придумывать всевозможные средства, чтобы удалить короля отсюда. Самым целесообразным показался поход русских на Берлин. Чтобы побудить к этому Салтыкова, Даун предложил поддержать это предприятие вспомогательным корпусом. Итак, 20 000 русских, под начальством Чернышева, и 15 000 австрийцев, под начальством Ласси и Брентано, выступили в Бранденбургскую область; издали прикрывал их Салтыков со всей своей армией. До того привлекательной была перспектива грабежа королевской резиденции, что направлявшиеся туда австрийцы сделали без единого дня отдыха форсированные марши, которых от них нельзя было ожидать: за 10 дней они прошли 40 миль. Русский генерал, граф Тотлебен, урожденный немец, долго живший в Берлине, вел авангард русского корпуса, а так как все тут зависело от деятельности первого прибывшего, то он так спешил, что 3 октября, на шестой день по выступлении из Бейтена в Силезии, с 3000 человек стоял уже под стенами Берлина.

Эта громадная королевская столица, без валов и стен, защищена была лишь гарнизоном в 1200 человек и вследствие этого не могла, конечно, сопротивляться. Но комендант, генерал Роков, тот же самый, которого посетили австрийцы три года тому назад, уступая просьбам дельных представителей города, приготовился к обороне. Представители эти были: старый фельдмаршал Левальд и раненый великий генерал Зейдлиц, которые из патриотизма собирались лично отстаивать маленькие укрепления перед городскими воротами. Все взялись за оружие, даже инвалиды и больные. После отказа сдаться в тот же день начался обстрел города брандкугелями и гранатами из гаубиц, а ночью двое ворот подверглись яростному штурму. Начались пожары во многих пунктах, но они вскоре были потушены, а штурмовавшие мужественно отбиты. Благородный пример увенчанных славою вождей, которые исполняли тут службу рядовых, невзирая на свои годы и высокое положение, вдохнул во всех неустрашимость и заменил недостающий гарнизон. Русские отказались от штурма. На следующий день принц Евгений Вюртембергский пришел на помощь городу с 5000 человек.

В один день он прошел 9 миль и был принят в Берлине, как посланный небом избавитель. Город быстро доставил войску его множество убойного скота, а также несколько сотен тонн пива и водки. Лишь только оно немного отдохнуло, как принц тотчас же атаковал Тотлебена и погнал его вплоть до Копеника.

Но тут явился корпус Чернышева. Впрочем, и этот полководец намеревался отступить без битвы, но убедительное красноречие французского посланника Монталамбера сообщило делу иной оборот. Тотлебен был значительно подкреплен и выступил снова, так что пруссакам пришлось отойти из-за превосходства неприятельских сил. Между тем подошел и Гюльзен со своим корпусом из Саксонии. Однако теперь неприятель был настолько силен, что мог удержаться под стенами столицы, но, продлись это состояние несколько дней, Берлин был бы спасен, так как Фридрих уже выступил из Силезии, а отступление австрийцев и русских уже было решено их военным советом, еще до завоевания города. Но прусские полководцы считали, что предприятие их слишком рискованно из-за появления главной армии русских в окрестностях Франкфурта-на-Одере и приближения генерала Панина, выступившего с семью полками для подкрепления Чернышева. Кроме того, безумно было защищать с 14 000 войска неукрепленный город, имевший более двух миль в окружности и неизбежно обреченный на погибель при бомбардировке. Не хотели также испытывать счастья и в открытом сражении, так как в случае поражения Берлин стал бы жертвой беспощадного грабежа. Потому оба прусских корпуса ушли в Шпандау и оставили столицу на произвол судьбы.

Судьба эта оказалась не так страшна, как полагали. Город немедленно капитулировал и сдался Тотлебену, который нашел тут много старых друзей, вспомнил веселые дни, проведенные им некогда в их обществе, и потому поведение его в столице ознаменовано было умеренностью. Но такому снисхождению с его стороны больше всего способствовал один берлинский купец, по имени Гоцковский, один из тех редких людей, которые, будучи одарены добродетелями, способностями и энергией, рождаются иногда для блага целых государств и случайно приобретают возможность обнаружить свои блестящие качества. Достойный патриот этот, которого фортуна одарила богатством, употребляемым им для самых благородных целей, был в этом случае ангелом-хранителем Берлина: он в эти критические мгновенья спас не только столицу, но его советы, поступки и пожертвования оказали, кроме того, громадное влияние на всю войну. Он надоумил городской магистрат сдаться русским, которые ведь были только вспомогательными войсками, а не австрийцам, от которых, как от главных врагов, нельзя было бы ожидать пощады. Великодушие, с которым Гоцковский поддерживал пленных русских офицеров после Цорндорфской битвы, стало известным в русских армиях; вследствие этого новые владетели Берлина стали питать к нему большое уважение, и он даже приобрел дружбу главного полководца их Тотлебена, чем усердно пользовался для доставления выгод столице. Ежечасно являлся он к этому генералу с просьбами, касающимися как общественного блага, так и частных лиц. Все, знакомые и незнакомые, просили его заступничества, даже искали вместе со своими пожитками убежища в его доме, как единственном безопасном месте. Чтобы придать просьбам этим больше веса, он сопровождал их драгоценными подарками, золотом или дорогими камнями, которых никогда не ставил в счет городу.

Тотлебен потребовал 4 000 000 рейхсталеров контрибуции и вначале не хотел ничего уступить, ссылаясь на положительный приказ генерала Фермора вытребовать или награбить эту сумму, притом не плохой ходячей монетой того времени, а старым золотом. Все берлинцы пришли в отчаяние. Наконец купцу-патриоту, пожертвовавшему огромную сумму из собственного состояния, удалось выпросить уменьшение требуемой контрибуции до 1 500 000 рейхсталеров; а 200 000 рейхсталеров поступило в подарок армиям, причем принята была и ходячая тогда, плохой стоимости монета вместо требуемого старого золота. С этим известием Гоцковский помчался в ратушу, где собравшиеся члены городского правления приветствовали его как ангела. Гостинец был тотчас же выдан армиям и уплачены 500 000 рейхсталеров контрибуции; на оставшийся миллион купечество выдало вексель.

Русские не хотели ни с кем иметь дела, кроме Гоцковского, который день и ночь проводил на улицах, уведомлял вождей о всех бесчинствах, предупреждал несчастия и утешал страждущих. Фермор получил приказ разграбить и уничтожить все королевские фабрики, причем были обозначены между прочими так называемая кладовая, доставлявшая прусским войскам сукно, и золотая и серебряная мануфактуры. 10 октября было предназначено для этого разрушения. Гоцковский, узнав об этом ночью, тотчас же поспешил к Тотлебену и заявил, что эти якобы королевские фабрики вовсе не принадлежат королю, что доход их не поступает ни в одну из его касс и всецело идет на содержание большого Потсдамского сиротского приюта. Гоцковский должен был письменно и под клятвой подтвердить это заявление - и фабрики были спасены.

Тотлебен уже принял начальствование над городом, когда Ласси явился на шестой день после взятия его и с неудовольствием узнал о снисходительном поведении русских. Этот императорский полководец силой прогнал русский караул от Галльских ворот и занял их своими войсками, причем потребовал для себя своей части во всем, грозя в противном случае объявить торжественный протест против капитуляции. Чернышев уладил этот спор и велел отвести австрийцам трое ворот и выдать 50 000 рейхсталеров из сумм, предназначенных для гостинца солдатам.

Тотлебен был вынужден принимать на себя всевозможные роли: публично он произносил величайшие угрозы и проклятия, а частным образом обнаруживал добрые намерения, подтверждаемые делом. Большая часть жестоких приказов, полученных Фермором, была отменена, но и этого было мало. Требования других врагов Фридриха, продолжавших строить свои разорительные планы в его столице, были еще более жестоки. Между прочим, хотели взорвать арсенал, образцовое произведение новейшего строительного искусства, одно из роскошнейших зданий в Европе. Последствия этого варварского разрушения были бы ужасны, так как тут было нагромождено множество каменных плит и здание находилось среди самых многолюдных улиц, великолепнейших дворцов Германии и близ королевского замка. Тотлебен должен был уступить, и команда русских солдат из 50 человек была отряжена для доставления необходимого для этого пороха из пороховой мельницы недалеко от Берлина. Русские, не знакомые с данным поручением, слишком близко подошли к пороховому магазину, который вместе с ними взлетел на воздух. Этот случай спас арсенал, так как ощущался уже недостаток пороха. Неприятели ограничились лишь грабежом арсенала; то, что нельзя было унести, было разбито, сожжено или сброшено в реку. При этом оказались разрушены королевский литейный завод, монетный двор, пороховые мельницы и все королевские фабрики; королевские кассы, содержавшие более 100 000 рейхсталеров, были опорожнены точно так же, как и все магазины.

Берлинские газеты давали далеко не снисходительные отзывы о совершенных русскими ужасах. Фермор в наказание за это велел прогнать сквозь строй их редакторов. День и час экзекуции был уже назначен; несчастные находились уже на гауптвахте и ждали своей жестокой участи. Тотлебен, которому тоже досталось в газетах и который считал необходимым для своей же безопасности отомстить за оскорбленную честь русских, остался на этот раз непреклонен; но Гоцковский, принявший живейшее участие в этом совершенно постороннем для него деле, до тех пор просил, пока не простили редакторов; их только подвели к строю и сделали тут выговор.

Всему городу было объявлено, под угрозой суровой кары, что все жители должны снести свое огнестрельное оружие на большую дворцовую площадь. Приказание это вызвало новое недоразумение, так как все сочли, что неприятели надеялись этим облегчить себе грабеж и убийство безоружных. Гоцковскому едва удалось добиться отмены этого приказания; но для виду несколько сотен штук старого, непригодного оружия было снесено на площадь, где казаки его разбили и бросили в воду, вместе с несколькими сотнями пластов соли. Другой приказ Фермора касался сверхкомплектной контрибуции, которую должны были внести евреи, причем известные своим богатством. Предполагалось взять в качестве заложников [банкиров] Итцига и Эфраима. И это требование не было приведено в исполнение благодаря заступничеству Гоцковского, который в том же году в одном общественном деле был награжден названными евреями самой поразительной неблагодарностью.

При установлении размера контрибуции было условлено, что ни один солдат не будет квартировать в городе. Но Ласси, обнаруживавший при всех случаях свою непримиримую вражду к пруссакам, надсмеялся над этим условием и насильно поселился в городе с несколькими полками своего корпуса вопреки сопротивлению русских. Тогда начались возмутительные бесчинства. Не довольствуясь содержанием за счет горожан, австрийцы грабили деньги, драгоценности, платье - словом, все, что только можно было унести. Берлин вдруг превратился в сборище казаков, кроатов и гусар, которые среди бела дня грабили дома, били и увечили людей. Кто только дерзал вечером выйти на улицу, бывал раздет донага. 282 дома были взломаны и разграблены. Австрийцы в этом далеко превзошли русских; они не хотели ничего знать об условиях капитуляции, а следовали только голосу национальной ненависти и жажде грабежа; поэтому Тотлебену пришлось ввести еще больше русских войск в город и велеть стрелять по австрийцам…

ВСЕГДА МОЖНО

Захват Берлина в военном отношении не представлял особенного успеха, но имел большой политический резонанс. Все европейские столицы быстро облетела фраза, произнесенная фаворитом императрицы Елизаветы Петровны графом И.И. Шуваловым: «Из Берлина до Петербурга не дотянуться, но из Петербурга до Берлина достать всегда можно».

ХОД СОБЫТИЙ

Династические противоречия европейских дворов в XVIII веке вылились в кровопролитную и долгую войну «за австрийское наследство» 1740-1748 гг. Военная фортуна была на стороне прусского короля Фридриха II, который сумел не только расширить свои владения, отняв у Австрии богатую провинцию Силезию, но и увеличить внешнеполитических вес Пруссии, превратив ее в мощнейшую центрально-европейскую державу. Однако такое положение дел не могло устраивать другие европейские страны, а особенно Австрию, которая тогда являлась лидером Священной Римской Империи Германской Нации. Фридрих II, что австрийская императрица Мария-Терезия и венский двор будут стремиться восстановить не только целостность своей державы, но и престиж государства.

Противоборство двух немецких государств в Центральной Европе привело к возникновению двух мощнейших блоков: Австрия и Франция противостояли коалиции Англии и Пруссии. В 1756 году началась Семилетняя война. Решение о присоединении России к антипрусской коалиции приняла императрица Елизавета Петровна в 1757 г., так как из-за многочисленных поражений австрийцев возникла угроза взятия Вены, а чрезмерное усиление Пруссии входило в противоречие с внешнеполитическим курсом русского двора. Также Россия опасалась за положение своих недавно присоединенных прибалтийских владений.

Россия действовала в Семилетнюю войну успешно, успешнее всех остальных сторон, одерживала блестящие победы в ключевых сражениях. Но их плодами не воспользовалась - во всяком случае, территориальных приобретений Россия не получила. Последнее проистекало из-за внутренних придворных обстоятельств.

В конце 1750-х гг. императрица Елизавета часто болела. Опасались за ее жизнь. Наследником Елизаветы был ее племянник, сын старшей дочери Анны - великий князь Петр Федорович. До принятия православия его звали Карл Петр Ульрих. Почти сразу после рождения он потерял мать, в малолетстве остался без отца и занял отцовский голштинский престол. Принц Карл Петр Ульрих был внуком Петра I и внучатым племянником шведского короля Карла XII. Одно время его готовили стать наследником шведского престола.

Воспитывали малолетнего голштинского герцога на редкость бездарно. Основным педагогическим средством были розги. Это сказалось негативно на мальчике, чьи способности от природы, как считается, были ограничены. Когда в 1742 г. 13-летнего голштинского принца выписали в Петербург, он произвел на всех удручающее впечатление своей неразвитостью, дурными манерами и презрением к России. Идеалом великого князя Петра был Фридрих II. Как голштинский герцог, Петр являлся вассалом Фридриха II. Многие опасались, что он будет «вассалом» прусского короля, и заняв российский трон.

Придворные и министры знали, что в случае вступления на престол Петра III, Россия немедленно прекратит войну в составе антипрусской коалиции. Но еще царствующая Елизавета требовала побед над Фридрихом. В итоге, военачальники стремились наносить поражения пруссакам, но «не смертельные».

В первой крупной битве между прусскими и российскими войсками, состоявшейся19 августа 1757 г. у деревни Гросс-Егерсдорф, нашей армией командовал С.Ф. Апраксин. Он разгромил пруссаков, но не стал их преследовать. Напротив, он отошел сам, что позволило Фридриху II привести свою армию в порядок и перебросить ее против французов.

Елизавета, оправившись от очередной болезни, сместила Апраксина. Его место занял В.В. Фермор. В 1758 году русские овладели столицей Восточной Пруссии Кенигсбергом. Потом последовало кровопролитное сражение у селения Цорндорф, обе стороны понесли тяжелые потери, но не одолели друг друга, хотя каждая сторона заявила о своей «виктории».

В 1759 г. во главе российских войск в Пруссии встал П.С. Салтыков. 12 августа 1759 г. состоялась битва при Кунерсдорфе, ставшая венцом русских побед в Семилетней войне. Под началом Салтыкова сражались 41 000 русских солдат, 5 200 калмыцких конников и 18 500 австрийцев. Прусскими войсками командовал сам Фридрих II, имея в строю 48 000 человек.

Битва началась в 9 часов утра, когда прусская артиллерия нанесла сокрушительный удар по батареям русских артиллеристов. Большая часть артиллеристов погибла под картечью, некоторые даже не успели сделать ни единого залпа. Уже к 11 часам дня Фридрих понимает, что левый фланг русско-австрийских войск крайне слабо укреплен, и атакует его превосходящими силами. Салтыков принимает решение отступить, и армия, сохранив боевой порядок, отходит. В 6 часов вечера прусаки захватили всю артиллерию союзников — 180 пушек, из которых 16 были тут же отправлены в Берлин как военные трофеи. Фридрих праздновал победу.

Однако русские войска продолжали удерживать две стратегические высоты: Шпитцберг и Юденберг. Попытка захватить эти пункты с помощью конницы провалилась: неудобный ландшафт местности не дал кавалерии Фридриха развернуться, и вся она погибла под градом картечи и пуль. Под Фридрихом убило лошадь, а сам полководец чудом спасся. Последний резерв Фридриха, лейб-кирасиры, был брошен на русские позиции, но чугуевские калмыки не только остановили эту атаку, но и захватили в плен командира кирасиров.

Поняв, что резервы Фридриха истощены, Салтыков отдал приказ об общем наступлении, которое повергло прусаков в панику. Пытаясь спастись бегством, солдаты толпились на мосту через реку Одер, многие утонули. Сам Фридрих признавал, что разгром его армии был полным: из 48 тысяч прусаков после битвы в строю было только 3 тысячи, а захваченные на первом этапе битвы орудия были отбиты. Отчаяние Фридриха лучше всего показано в одном из его писем: «От армии в 48 000 у меня в эту минуту не остается и 3000. Все бежит, и у меня нет больше власти над войском. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье, я его не переживу. Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств, и сказать правду, считаю все потерянным. Я не переживу потери моего отечества».

Одним из трофеев армии Салтыкова стала знаменитая треуголка Фридриха II, которая до сих пор хранится в Санкт-Петербурге в музее . Сам Фридрих II чуть не оказался пленником казаков.

Победа при Кунерсдорфе позволила русским войскам занять Берлин. Силы Пруссии были настолько ослаблены, что продолжать войну Фридрих мог только при поддержке союзников. В кампанию 1760 г. Салтыков рассчитывал овладеть Данцигом, Кольбергом и Померанией, а оттуда приступись к захвату Берлина. Планы полководца реализовались лишь отчасти из-за несогласованности действий с австрийцами. К тому сам главнокомандующий в конце августа опасно заболел и вынужден был сдать командование Фермору, которого сменил прибывший в начале октября любимец Елизаветы Петровны А.Б. Бутурлин.

В свою очередь, корпус З.Г. Чернышева с кавалерией Г. Тотлебена и казаками совершили поход к столице Пруссии. 28 сентября 1760 г. наступавшие русские войска вошли в капитулировавший Берлин. (Любопытно, что когда в феврале 1813 г., преследуя остатки армии Наполеона, русские во второй раз заняли Берлин, во главе войска снова был Чернышев - но только не Захар Григорьевич, а Александр Иванович). Трофеями русской армии стали полторы сотни орудий, 18 тысяч единиц огнестрельного оружия, было получено почти два миллиона талеров контрибуции. Свободу обрели 4,5 тыссячи находившихся в немецком плену австрийцев, немцев и шведов.

Пробыв в городе четыре дня, русские войска его оставили. Фридрих II и его Великая Пруссия стояли на краю гибели. Корпус П.А. Румянцева взял крепость Кольберг… В этот решающий момент умерла российская императрица Елизавета. Вступивший на престол Петр III прекратил войну с Фридрихом, стал предлагать Пруссии помощь и, конечно, разорвал антипрусский союз с Австрией.

Слыхал ли кто из в свете рожденных,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побежденных?
О, стыд! О, странный оборот!

Так, с горечью отозвался М.В. Ломоносов о событиях Семилетней войны. Столь нелогичный конец прусской кампании и блестящих побед русской армии не принес России каких-либо территориальных приобретений. Но победы русских солдат не пропали даром - авторитет России как мощной военной державы возрос.

Заметим, что эта война стала боевой школой для выдающегося российского полководца Румянцева. Впервые он проявил себя при Гросс-Егерсдорфе, когда возглавив пехоту авангарда, продрался с ней через чащу леса и ударил в штыки обескураженным пруссакам, что и решило исход сражения.