Смысл произведения падение дома ашеров. Падение дома ашеров. Эдгар аллан попадение дома ашеров

Рассказчик получает письмо от своего друга детства, Родерика Ашера, в котором тот просит его срочно приехать. Он сообщает, что болен и хочет увидеться. Решившись навестить старого друга, рассказчик прибывает погостить в его родовой замок. Там все весьма жутко и мрачно, наводит тоску и страх. Родерик рассказывает о наследственной болезни, проклятьи их семьи. Болезнь эта проявляется в обострении всех чувств. Он не может переносить яркий свет и громкие звуки и т. д. Сестра Ашера, леди Медилейн, также страдает от этого недуга. И вот, однажды вечером, Ашер сообщает о ее смерти. Он говорит, что будет хранить ее тело в одном из подземелий замка до погребения. На седьмой или всьмой день, во время грозы, Родерик сознается, что похоронил свою сестру заживо. Он слышал, как та пыталась выбраться, но так и не решился ей помочь. И вот, порывом ветра распахнулись двери и перед героями является леди медилейн. Она падает брату на грудь и он вместе с ней падает на пол. Оба оказываются мертвы. В ужасе, рассказчик принимается бежать из этого жуткого дома. Буря становится все сильнее, налетает ураган и дом Ашеров рушится. Эти руины поглощает озеро.

Пересказ подготовила для Вас Strange .

Если домашнее задание на тему: » Краткое содержание Падение дома Ашеров Эдгар Аллан По в сокращении – Литература XIX века оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

Свежие новости

Категории

Новости

Сочинения по теме
- Тест ЕГЭ по химии Обратимые и необратимые химические реакции Химическое равновесие Ответы

Повествователю приходит сообщение от хорошего приятеля, которого он не видел вот уже много лет. Ашер молит его приехать к нему, так что молодой человек, не придумав ничего лучшего, садится на лошадь и мчится к нему на встречу. Когда тот пребывает на место, он ужасается тому, что видит. Его пугают сильные перемены с другом, его лицо потеряло какой-либо окрас.

Другом овладело странное предчувствие, связанное с его жильем, где он находится уже многие годы безвылазно.

Ашер сознается, что причиной его страданий стали серьезная болезнь и скорая кончина близкого и единственного человека – сестренки – близняшки, а с другой стороны – у него сильно обострились собственные чувства.

Родерик информирует повествователю о том, что скончалась сестрица Ашера. Ашер убежден, самое плохое должно произойти после ее ухода из жизни. Молодой человек собирается на пару недель поместить гроб с телом Мэдилейн в подвале дома, который расположен прямо под комнатой самого повествователя. По истечении этого времени – похоронить на семейном кладбище.

Но во время страшной грозы стали происходить в доме не понятные звуки. Повествователь пытается успокоить своего друга, отвлечь его, читает ему книгу. Но тот все отлично осознал. Это бродит его сестра. Она была заживо похоронена. И сейчас она стоит здесь, прямо за его дверью.

Сильный ветер распахивает массивные старые двери и за ними вся в крови стоит сестра Ашера.

Она стоит кое-как на ногах, ее сильно шатает и затем с еле слышимыми протяжными стонами отшатнулась и упала братишке прямо на грудь. Увлекая за собой прямо на пол, он уже в это время тоже перестал дышать.

Повествователь в страхе бежит прочь из этого старинного дома. А еле видимая трещинка у стены дворца постепенно становится шире…

Не делайте худого, и оно не вернется к вам.

Картинка или рисунок Падение дома Ашеров

Другие пересказы для читательского дневника

Краткое содержание Бежин луг Тургенев
Главный герой произведения, он же рассказчик, в один из погожих июльских дней отправляется на охоту. На обратном пути герой понимает, что заблудился и не может найти дорогу домой. Остановившись на ночлег на лугу в компании крестьянских мальчишек
Краткое содержание Карась-идеалист Салтыкова-Щедрина
Произошёл спор между карасём и ершом. Ёрш доказывал, что нельзя всю жизнь прожить и не обманывать. Карась – идеалист главный герой рассказа. Проживает в тихом месте и ведёт дискуссии по поводу того, что рыбы не могут, есть друг друга.
Краткое содержание Бунин Солнечный удар
Этот рассказ удивителен, своеобразен и весьма увлекателен. В нём пишется о внезапной любви, о возникновении чувств, к которым персонажи не были готовы и время у них нет, что б в этом всём разбираться. Но главный персонаж и не подозревает
Краткое содержание Лермонтов Вадим
Молодой нищий, который к тому же горбач, встречает возле церкви дворянина Палицына. Он просится к нему на работу и представляется Вадимом.
Краткое содержание Алешкино сердце Шолохов
Алешка – мальчик, который мог бы жить себя и радоваться ей, но ведь часто не все так просто. Хотя ему уже целых четырнадцать лет, он довольно мал ростом, а также, физически не особо развитый. Этому способствовало их положение в семьи

Рассказ Эдгара По «Падение дома Ашеров», краткое содержание по главам которого мы будем рассматривать, написан в 1839 году. Творчество этого универсального писателя включает в себя короткие рассказы, стихи, роман, учебник, книгу научной теории, а также сотни статей и рецензий. Сейчас он широко признан как создатель современного детективного рассказа и новатор в жанре научной фантастики, но он зарабатывал себе на жизнь как первый большой литературный критик и теоретик Америки.

Невыносимая тоска

Друг детства тусклым осенним днем по приглашению Родерика Ашера подъезжает к родовому замку хозяина. Он ехал верхом по мрачной пустынной местности. Когда рассказчик подъехал к замку, то он увидел запустелый одинокий дом с угрюмыми стенами и выбитыми окнами. На одной из стен шла еле видная трещина от крыши по всей стене здания. Дом и окружающий пейзаж по неизвестным причинам вызывали чувство ужаса. В атмосфере таинственного страха начинается повесть «Падение дома Ашеров», краткое содержание которой мы начинаем излагать.

Встреча друзей

Через готический подъезд гость вошел в здание. Его провели по темным извилистым коридорам в комнату Родерика. Все в ней окутывала угрюмая безнадежность: ветхая неудобная старинная мебель, разбросанные книги и музыкальные инструменты, свет, который не попадал в углы комнаты.

Все вызывало тоску. Ашер, истощенный до последней степени, поднялся с дивана, и рассказчик был потрясен теми изменениями, которые произошли с его другом. Родерик был призрачно бледен, а глаза его влажно сверкали. Шелковистые, давно не стриженые волосы легкими прядями обрамляли лицо. Движения были порывисты и судорожны. Он быстро переходил от возбуждения к унынию. Его Родерик ждал, что он вскоре погибнет от наследственной болезни. Его угнетало само ожидание. Он поведал другу, что его сестра Магдалина вот-вот умрет. Вряд ли она проживет несколько дней. Она отказывается ложиться в кровать и ходит по замку. Тут в комнату, как призрак, вошла очень тонкая, полупрозрачная леди Магдалина и, даже не заметив гостя, молча прошла по своим делам. Брат, прикрыв лицо худыми руками, заплакал. В атмосфере горестной тоски, от которой сжималось сердце, прошла первая встреча друзей. Повествование о сложном духовном состоянии Родерика составляет суть рассказа «Падение дома Ашеров». Краткое содержание не может отразить всей полноты переживаний последнего представителя Дома.

Занятия Родерика и его гостя

Развеселить Родерика было невозможно. Друзья чаще всего читали вместе, иногда Ашер импровизировал на гитаре, издавая мрачные скорбные звуки. Именно в таких занятиях проходили дни. Они никуда не выходили за пределы дома. Из рассказа явствует, что будет закономерным падение дома Ашеров. Краткое содержание подводит к мысли, что брат и сестра нежизнеспособны. Они оба обречены.

Смерть леди Магдалины

Родерик очень любил читать древнюю книгу «Бдения по усопшим». Ее безрадостные и угрюмые обряды навевали глубокую печаль. Поздним вечером Родерик принес своему другу весть, что леди Магдалина умерла, и он хочет временно на две недели поместить ее тело в склеп в подвале дома. Тело покойной было уложено в гроб и отнесено друзьями глубоко в подвал. Тяжелые двери склепа за ней замкнулись. Такое продолжение имеет новелла «Падение дома Ашеров». Краткое содержание далее покажет трагический исход, который будет иметь погребение леди Магдалины.

Чудовищная буря

Всю неделю исполненный печали и страха Родерик не мог заниматься своими обычными делами. Он бродил из комнаты в комнату. В его голосе постоянно слышался ужас. Его лицо стало еще более землистым, и он как будто ждал чего-то ужасного. Кошмаром отзовется рассказ «Падение дома Ашеров», содержание которого близится к душераздирающему, катастрофическому концу.

Ночью разразилась вселившая страх в друзей буря. Они не могли спать и стали читать рыцарскую повесть. Но каждый раз, когда в романе описывался какой-то звук, то он тут же тихим зловещим эхом отдавался в комнате. Кровь леденела в жилах у Родерика, и он как будто окоченел. Наконец, он выдавил из себя несколько слов: «Мы похоронили ее живой. Я знал об этом уже не один день». В этот момент тяжело распахнулась старинная дверь. На пороге в саване стояла леди Магдалина.

Она упала на грудь брата, и они мгновенно скончались. Наш повествователь бросился бегом из адского дома. Оглянувшись на него в последний раз, он увидел, что тонкая трещина расширилась, и мощные стены с грохотом превратились в развалины. Над ними сияла полная кроваво-красная луна. На этом заканчивается рассказ «Падение дома Ашеров». Краткое содержание - брифли, читается за 3 минуты. Чувство сильного страха, которое доходит до подавленности, вызывает полная версия этой короткой, в 4 листа, новеллы.

Что думают читатели

Вызывает бурю эмоций книга «Падение дома Ашеров». Содержание и отзывы читателей почти единодушны - это современное, отвечающее нашему времени классическое произведение. Содержание повести вызывает захватывающий страх. В произведении все погружено в мистику. Мрачным чарам этого рассказа, темным мыслям, тонкому психологизму нельзя не поддаться. Новелла читается на одном дыхании. С самого начала чувствуется тревога, которая по мере развития сюжета усиливается. Многие отмечают обилие разнообразных эпитетов, которые использует автор для и его окрестностей. Некоторые читатели после этого рассказа спят со светом всю ночь. Другие испытывают эффект раздвоения личности. Предчувствие трагической развязки делает рассказ страшным.

Восторги читателей

Великолепный сюжет, считают другие читатели, интрига которого захватывает с самого начала. Эдгар По создал атмосферу страха, который держит в напряжении во время чтения. Обстановка доведена до разрушающего безумного ужаса. Финал не оставляет никого равнодушным. Конец рассказа просто ошеломляет. Нет ни одного отрицательного отзыва, хотя книга написана более 70 лет назад. Слова «ужас» и «страх» повторяет каждый читатель. Все рекомендуют ознакомиться с ее полным содержанием, чтобы проникнуться ее атмосферой, испытать все эмоции, которые передал автор.

Пасмурным осенним днём, в полнейшей тишине автор едет верхом по направлению к дому Ашеров. Окружающая местность выглядит безотрадной и неприветливой. Само строение с угрюмыми стенами и безучастно глядящими окнами вызывает чувство душевной тяжести. Расположенное рядом с домом чёрное озеро усугубляет сложившееся впечатление.

Владелец мрачного пристанища – Родерик Ашер, друг автора в ранней юности. Долгие годы они не общались, но некоторое время назад автор получил от него письмо, в котором Ашер называл его лучшим другом, упоминал о своём жестоком телесном недуге и гнетущем душевном расстройстве и просил приехать, чтобы облегчить страдания.

Древний род Ашеров отличался утончённостью чувств и страстью к музыке. Родовой замок всегда передавался по прямой линии – от отца к сыну. Каменная кладка поместья кажется автору прочной, но, взглянув на дом получше, он замечает едва видимую трещину, зигзагом проходящую по фасаду. Внутреннее убранство замка только усиливает сложившееся гнетущее впечатление.

Лакей провожает автора в «студию» хозяина. По дороге им встречается лечащий врач Ашера. Родерик тепло приветствует друга. Автор приходит в ужас от бледности и лихорадочного блеска глаз старого товарища. Родерик рассказывает о наследственной болезни Ашеров, выражающейся в обострённости чувств и страхе перед будущим. Кроме того, он боится одиночества, которое наступит сразу же, как только его нежно любимая сестра Мэдилейн скончается от давней и тяжёлой болезни. Чем именно больна женщина, никто из врачей понять не может: она – равнодушна ко всему и временами словно уходит из жизни.

Следующие несколько дней автор пытается развлечь Ашера, занимаясь вместе с ним живописью и слушая его игру на гитаре. В полотнах друга автора поражает способность выразить через простые вещи художественную идею, а в музыке – тяга к погребальным песням. По мнению Родерика, растения способны чувствовать. Всё, что его окружает в поместье, Ашер одухотворяет и считает судьбоносным в своём влиянии для его рода.

Леди Мэдилейн умирает. Родерик планирует две недели хранить тело сестры в одном из подземелий замка, расположенных под спальней автора. Последний узнаёт, что Родерик и Мэдилейн – близнецы. На губах умершей блуждает лёгкая улыбка, на щеках имеется слабый румянец. Несколько дней мертвенно-бледный Родерик в безумии ходит по дому с видом человека, хранящего важную тайну. На седьмую или восьмую ночь после погребения леди Мэдилейн на дом Ашеров надвигается буря. Автору не спится. К нему в комнату приходит Родерик и распахивает окно, чтобы показать сгустившиеся над замком тяжёлые, испускающие сияние тучи. Чтобы отвлечь друга, автор начинает читать ему книгу Ланселота Каннинга «Безумная печаль». На сцене, где рыцарь Этелред ломает дверь в хижину пустынника, автору слышится что-то похожее в замке; там, где речь идёт об убийстве дракона, автор слышит сходный вопль в районе подземелья; при чтении места о падении медного щита на серебряный пол до автора вновь доносятся аналогичные звуки. Раскачивающийся в кресле Родерик шепчет себе под нос страшное признание о том, что он заживо похоронил сестру и, зная это, не помог ей выбраться из склепа. На пороге комнаты появляется окровавленная леди Мэдилейн. Она падает на грудь брата. Близнецы умирают. Автор в ужасе бежит из дома Ашеров. Последнее, что он видит, - яркую вспышку, расколовшую дом вдоль трещины, рушащиеся стены и сомкнувшиеся над обломками замка воды чёрного озера.

«Падение дома Ашеров», художественный анализ новеллы Эдгара Аллана По
«Золотой жук», художественный анализ новеллы Эдгара Аллана По
«Ворон», художественный анализ стихотворения Эдгара Аллана По
«Золотой жук», краткое содержание новеллы Эдгара Аллана По

Son coeur est un luth suspendu,

Sitdt gu"on le touehe il resonne.

De Beranger.

Его сердце - висящая лютня,

Лишь дотронуться - она зазвучит.

Беранже.

Весь тот день - серый, темный, тихий осенний день - под низко нависшими свинцовыми тучами - я ехал верхом по необычайно пустынной местности и, наконец, когда вечерние тени легли на землю, очутился перед унылой усадьбой Эшера. Не знаю, почему, но, при первом взгляде на нее, невыносимая тоска проникла мне в душу. Я говорю: невыносимая, потому что она не смягчалась тем грустным, но сладостным чувством поэзии, которое вызывают в душе человеческой даже самые безнадежные картины природы. Я смотрел на запустелую усадьбу, на одинокий дом, на мрачные стены, на зияющие впадины выбитых окон, на чахлую осоку, на седые стволы дряхлых деревьев, - с чувством гнетущим, которое могу сравнить только с пробуждением курильщика опиума, с горьким возвращением к обыденной жизни, когда завеса спадает с глаз, и презренная действительность обнажается во всем своем безобразии.

То была леденящая, ноющая, сосущая боль сердца, безотрадная пустота в мыслях, полное бессилие воображения настроить душу на более возвышенный лад. Что же именно, - подумал я, - что именно так удручает меня в "Доме Эшера"? Я не мог разрешить этой тайны; не мог разобраться в тумане смутных впечатлений. Пришлось удовольствоваться ничего не объясняющим заключением, что известные сочетания весьма естественных предметов могут влиять на нас таким образом, но исследовать это влияние - задача непосильная для нашего ума. Возможно, - думал я, - что простая перестановка, иное расположение мелочей, подробностей картины изменит или уничтожит это впечатление гнетущее. Под влиянием этой мысли я подъехал к самому краю обрыва над черным мрачным прудом, неподвижная гладь которого раскинулась под самой усадьбой, и содрогнулся еще сильнее, увидав в повторенном и обратном изображении чахлую осоку, седые стволы деревьев, пустые впадины окон.

Тем не менее, я намеревался провести несколько недель в этом угрюмом жилище. Владелец его, Родерик Эшер, был моим другом детства; но много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз. И вот, недавно, я получил от него письмо, очень странное; настойчивое, требовавшее личного свидания. Письмо свидетельствовало о сильном нервном возбуждении. Эшер говорил о жестоких физических страданиях, об угнетавшем его душевном расстройстве и хотел непременно видеть меня, своего лучшего, даже единственного друга, общество которого облегчит его мучения. Тон письма, его очевидная сердечность - заставили меня принять приглашение без всяких колебаний, хотя оно казалось мне все-таки странным.

Несмотря на нашу тесную дружбу в детские годы, я знал о моем друге очень мало. Он всегда был сдержан. Мне было известно, однако, что он принадлежал к очень древней фамилии, представители которой с незапамятных времен отличались особенной чувствительностью характера, выражавшейся в течение многих веков в различных произведениях искусства, всегда носивших отпечаток восторженности, а позднее - в щедрой, но отнюдь не навязчивой- благотворительности и страстной любви к музыке, скорее - к ее трудностям, чем к признанным и легко доступным красотам. Мне известен также замечательный факт, что эта фамилия, при всей своей древности, не породила ни одной боковой ветви, сколько-нибудь живучей; иными словами, что все члены рода, за весьма немногими и кратковременными уклонениями, были связаны родством по прямой линии. Когда я раздумывал о замечательном соответствии между характером поместья и характером его владельцев и о возможном влиянии первого на второй в течение многих столетий, мне часто приходило в голову, не это ли отсутствие боковой линии и неизменная передача от отца к сыну имени и поместья так соединила эти последние, что первоначальное название усадьбы заменилось странным и двусмысленным прозвищем "Эшерова дома", под которым местное население подразумевало, как самих владельцев, так и их родовую собственность.

Я сказал, что моя, довольно ребяческая, попытка изменить настроение, заглянув в пруд, - только усилила тяжесть первого впечатления. Не сомневаюсь, что сознание своего суеверия - почему мне не употребить этого слова? - усиливало его действие. Таков - я давно убедился в этом - противоречивый закон всех душевных движений, в основе которых лежит чувство ужаса.

Быть может, только этим и объясняется странная фантазия, явившаяся у меня, когда я перевел взгляд от отражения в пруде к самой усадьбе, - фантазия проста смешная, так что и упоминать бы о ней не стоило, если бы она не показывала силу осаждавших меня впечатлений. Мне показалось, будто дом и вся усадьба окутаны совершенно особенным им только присущим воздухом, совсем не похожим на окружающий вольный воздух - воздухом, исходящим от гнилых деревьев, ветхой стены, молчаливого пруда - тяжким, сонным, зараженным: и таинственным.

Стряхнув с души впечатление, которое должно было быть бредом, я стал рассматривать дом. Главная особенная черта его была глубокая древность. Века наложили yа него печать неизгладимую. Лишаи покрывали его почти сплошь, свешиваясь тонкими косматыми прядями по краям крыши. Но больше всего бросались в глаза признаки тления. Ни одна часть дома не обвалилась, но тем более поражало несоответствие общей, сохранившейся во всех частях, постройки с обветшалым видом отдельных камней. Такой вид имеет иногда старинная деревянная работа, изъеденная годами в каком-нибудь заброшенном, помещении, куда не проникает внешний воздух. Впрочем, кроме этих признаков ветхости, не было заметно ничего, грозящего разрушением. Разве, быть может, внимательный наблюдатель заметил бы легкую, чуть видную трещину, которая, начинаясь под крышей на переднем фасаде здания, шла по стене зигзагами, исчезая в мутных водах пруда.

Заметив все это, я подъехал к дому. Слуга принял мою лошадь, и я вошел через готический подъезд в приемную. Отсюда лакей неслышными шагами провел меня по темным и извилистым коридорам в кабинет своего господина. Многое из того, что встречалось мне по пути, усиливало смутное впечатление, о котором я говорил выше. Хотя окружающие предметы - резьба на потолках, темные обои на стенах, полы, окрашенные в черную краску, фантастические воинские доспехи, звеневшие, когда я проходил мимо - были мне знакомы с детства - хотя я сразу узнал все это, - но странно: эти знакомые предметы возбуждали во мне ощущения, совершенно незнакомые. На одной из лестниц я встретил домашнего доктора Эшеров. Лицо его, как мне показалось, выражало смесь смущения и низкой хитрости. Он торопливо поздоровался со мной и прошел мимо. Наконец, лакей распахнул дверь и доложил о моем приходе.

Я очутился в высокой и просторной комнате. Длинные, узкие стрельчатые окна помещались на такой высоте от черного дубового пола, что были совершенно недоступны изнутри. Тусклый красноватый свет проникал сквозь решетчатые окна, так что большие предметы обрисовывались довольно ясно; но глаз тщетно старался проникнуть в отдаленные углы комнаты и сводчатого расписного потолка. Темные завесы свешивались по стенам. Мебель была старинная, неудобная и ветхая. Разбросанные всюду книги и музыкальные инструменты не оживляли комнату. Воздух напоен был тоскою. Унылая, бесконечная, безнадежная, висела она над всеми, пронизывала все.

Когда я вошел, Эшер встал с дивана, на котором лежал, вытянувшись во всю длину, и приветствовал меня с радостью, которая показалась мне несколько преувеличенной. Но взглянув на него, я убедился в ее искренности. Мы сели; с минуту я глядел на него со смешанном чувством тревоги и жалости. Без сомнения, никогда еще человек не изменялся так страшно в такой короткий срок, как Родерик Эшер! Я едва мог признать в этом изможденном существе друга моих детских игр. А между тем наружность его была замечательна. Трупный цвет колеи, огромные светлые с невыразимым влажным блеском глаза; тонкие, бледные, но удивительно красиво очерченные губы; изящный еврейский нос, однако, с чересчур широкими ноздрями; красиво очерченный подбородок, очень мало выдающийся (признак душевной слабости); волосы мягкие, тонкие-тонкие, паутинные, лоб, необычайно широкий в висках - такую наружность трудно забыть. Особенные черты лица его и свойственное им выражение теперь выступили еще резче, - но именно это обстоятельство изменяло его до неузнаваемости, так что я сомневался, точно ли это мой старый друг. Больше всего поразили, даже испугали меня призрачная бледность лица его и волшебный блеск его глаз. Паутина волос, очевидно, давно уже не знавшая ножниц, обрамляя лицо, почти воздушными прядями, тоже придавала ему какой-то нездешний вид.

В движениях моего друга мне прежде всего бросилась в глаза какая-то неровность, невыдержанность, следствие, как я вскоре убедился, постоянной, но слабой и тщетной борьбы с крайним нервным возбуждением. Я ожидал чего-нибудь подобного не только по письму, но и по воспоминаниям о некоторых особенностях его характера, проявлявшихся в детстве, да и по всему, что я знал об его физическом состоянии и темпераменте. Он то и дело переходил от оживления к унынию. Голос его также мгновенно изменялся: дрожь нерешительности (когда жизненные силы, по-видимому, совершенно исчезали) сменялась звуком стремительной уверенности, отрывистым, резким, нетерпящим возражений, грубоватым звуком, тем веским, мерным, горловым говором, какой бывает у горького пьяницы или записного курильщика опиума в минуты сильнейшего возбуждения.

Так говорил он о цели моего посещения, о своем горячем желании видеть меня, об утешении, которое доставил ему мой приезд. Затем, как будто не совсем охотно, перешел к своей болезни. Это был, по его словам, наследственный семейный недуг, против которого, кажется, нет лекарства… чисто нервное расстройство, - прибавил он поспешно, - которое, вероятно, пройдет само собою. Оно выражалось в различных болезненных ощущениях. Некоторые из них заинтересовали и поразили меня, хотя, быть может, при этом действовали звуки голоса и слова рассказа. Он жестоко страдал от чрезмерной остроты чувств, принимал только самую безвкусную пищу, носил только известные ткани, не терпел запаха цветов. Самый слабый свет раздражал его глаза, и только немногие звуки, исключительно струнных инструментов, не внушали ему ужаса.

Оказалось также, что он подвержен беспричинному неестественному страху.

Я погибну, - говорил он, - я должен погибнуть от этого жалкого безумия. Так, так, а не иначе, суждено мне погибнуть. Я страшусь будущих событий, не их самих, а их последствий. Дрожу при мысли о самых обыденных происшествиях, потому что они могут повлиять на это возбуждение невыносимое. Боюсь не столько самой опасности, сколько ее неизбежного следствия - ужаса. Чувствую, что это развинченное, это жалкое состояние, рано или поздно кончится потерей рассудка и жизни в борьбе со зловещим призраком - страхом!

Я подметил также в его неясных и двусмысленных намеках другую любопытную черту болезненного душевного состояния. Его преследовали суеверные представления о жилище, в котором он прожил безвыездно столько лет, мысль о каком-то влиянии, сущность которого трудно было понять из его неясных слов.

Судя по ним, некоторые особенности его родовой усадьбы, мало-помалу, в течение долгих лет, приобрели странную власть над его душою; вещи чисто физические - серые стены и башенки, темный пруд, в котором они отражались, влияли на духовную сторону его существования.

Впрочем, он соглашался, хотя и не без колебаний, что та особенная тоска, о которой он говорил, может быть следствием гораздо более естественной и осязаемой причины: тяжелой и долгой болезни и, несомненно, близкой кончины нежно любимой сестры, его друга и товарища в течение многих лет, единственного родного существа, которое у него оставалось в этом мире. После смерти ее, - заметил он с горечью, которая произвела на меня впечатление неизгладимое, - я, хилый и больной, без надежды на потомство, останусь последним в древнем роде Эшер. Когда он говорил это, леди Магдалина (так звали сестру его), медленно прошла в глубине комнаты и скрылась, не заметив моего присутствия. Я смотрел на нее с удивлением, к которому примешивалось чувство страха. Почему? Я сам не могу объяснить. Что-то давило меня, пока я следил за ней глазами. Когда она исчезла за дверью, я невольно, украдкой взглянул на моего друга, но он закрыл лицо руками, и я заметил только ужасающую худобу его пальцев, сквозь которые блестели слезы.

Болезнь леди Магдалины давно уже сбивала с толку врачей. Постоянная апатия, истощение, частые, хотя кратковременные явления каталептического характера, - таковы были главные признаки этого странного недуга. Впрочем, леди Магдалина упорно боролась с ним, ни за что не хотела лечь в постель; но вечером, после моего приезда, слегла (ее брат с невыразимым волнением сообщил мне об этом ночью), - так что я, по всей вероятности, видел ее в последний раз.

В течение нескольких дней имя ее не упоминалось ни Эшером, ни мною. Я всеми силами старался рассеять тоску моего друга. Мы вместе рисовали и читали, или я слушал, как во сне, его дикие импровизации на гитаре. Но чем теснее и ближе мы сходились, чем глубже я проникал в душу его, тем очевиднее становилась для меня безнадежность всяких попыток развеселить этот скорбный дух, бросавший мрачную тень на все явления духовного и вещественного мира.

Я вечно буду хранить в своей памяти многие торжественные часы, проведенные мною наедине с хозяином Эшерова дома. Но вряд ж мне удастся дать точное представление о наших занятиях. Необузданный идеализм Эшера озарял все каким-то фосфорическим светом. Его мрачные импровизации врезались мне в душу. Помню, между прочим, болезненную, странную вариацию на дикий мотив последнего вальса Вебера. Живопись, создаваемая его изысканным воображением, в которой с каждой чертой выступало что-то смутное, заставлявшее меня вздрагивать тем сильнее, что я не понимал причины подобного впечатления, - эти картины (хотя я точно вижу их перед собою) решительно не поддаются описанию. Они поражали и приковывали внимание своей совершенной простотой, обнаженностью рисунка. Если когда-нибудь человек живописал мысль, то этот человек был Родерик Эшер. На меня, по крайней мере, при обстоятельствах, в которых я находился, чистые отвлеченности, которые этот ипохондрик набрасывал на полотно, производили впечатление невыносимо зловещее, какого я никогда не испытывал, рассматривая яркие, но слишком определенные фантазии Фиезели.

Одно из сказочных созданий моего друга, не такое отвлеченное, как остальные, я попытаюсь описать, хотя слова дадут о нем лишь слабое представление. Небольшая картина изображала внутренность бесконечно длинного прямоугольного свода или подземного хода, с низкими стенами, гладкими, белыми, без всяких перерывов или выступов. Некоторые подробности рисунка ясно показывали, что ход был на огромной глубине под землею. Он не сообщался с поверхностью посредством какого- либо выхода; не было заметно ни факела, ни другого источника искусственного света, а между тем поток ярких лучей затоплял все зловещим неестественным светом.

Я уже упоминал о болезненном состоянии слухового нерва, благодаря которому мой друг не выносил никакой музыки, кроме некоторых струнных инструментов. Быть может, эта необходимость суживать себя тесными пределами гитары в значительной мере обусловливала фантастическое свойство его импровизаций. Но легкость его impromptus не объясняется этим обстоятельством. Музыка и слова его диких фантазий (он нередко сопровождал свою игру рифмованными импровизациями) были, по всей вероятности, следствием самоуглубления и сосредоточенности, которые, как я уже говорил, замечаются в известные минуты чрезвычайного искусственного возбуждения. Я запомнил слова одной из его песен. Быть может, она поразила меня сильнее, чем другие, вследствие истолкования, которое я дал ее таинственному смыслу. Мне казалось, будто Эшер вполне ясно сознает, что его возвышенный ум колеблется на своем престоле. Передаю эту песнь, если не вполне, то почти точно:

I.

В зеленой долине, жилище светлых ангелов, возвышался когда-то прекрасный, гордый, лучезарный замок. Там стоял он во владениях властелина Мысли! Никогда серафим не простирал своих крыльев над столь прекрасным зданием.

II.

Пышные златотканные знамена развевались на кровле его (все это было - все это было в старые, давно минувшие годы); ветерок, порхая по стенам дворца, уносился, напоенный благоуханием.

III.

Путник, проходя счастливой долиной видел в ярко освещенные окна, как духи плавно двигались под мерные звуки лютни вокруг престола, на котором восседал в блеске славы своей порфирородный властитель.

IV.

Жемчугами и рубинами горели пышные двери, из них вылетали, кружась и сверкая, толпы Эхо, воспевавшие голосами невыразимо-сладостными мудрость своего повелителя.

V.

Но злые призраки в черных одеждах осадили дворец великого царя (ах, пожалеем о нем: солнце уже никогда не взойдет для него, безнадежного!), и ныне царственная слава дома его - только сказание древности полузабытое.

VI.

И ныне путник, проходя по долине, видит сквозь озаренные багровым светом окна, как безобразные призраки теснятся под звуки нестройной мелодии, а из бледных дверей, подобно зловещему потоку, вылетают толпы отвратительных чудовищ и смеются, но никогда не улыбаются.

* * *

Я помню, что в разговоре по поводу этой баллады Эшер высказал мнение, которое я отмечаю не вследствие его новизны (многие высказывали то же самоеВатсон, д-р Перенваль, Спалланцани и, в особенности, епископ Ландафф. См. "Chemycal essays", vol. V. ), а потому, что он защищал его с большим упорством. Сущность этого мнения в том, что растительные организмы обладают чувствительностью. Но его воображение придало этой идее еще более смелый характер, перенеся ее до некоторой степени в царство неорганическое.

Не знаю, какими словами выразить степень или размах его убеждения. Оно имело связь (как я уже намекал) с серыми камнями дома его предков. Условия этой чувствительности он усматривал в самом размещении камней - в порядке их сочетания, в изобильных мхах, разросшихся на их поверхности, в старых деревьях, стоявших вокруг, - а главное в том, что они так долго оставались в одном и том же положении, ничем не потревоженные, и удвоялись в спокойных водах пруда. Доказательством этой чувствительности, - прибавил он, - может служить особенный воздух (я невольно вздрогнул при этих словах), сгустившийся вокруг стен и пруда. О том же свидетельствует безмолвное, но неотразимое и страшное влияние усадьбы на характер его предков и на него самого, - так как именно это влияние сделало его таким, каков он теперь. Подобные мнения не нуждаются в истолкованиях, и потому я удержусь от них.

Книги, составлявшие в течение многих лет духовную пищу больного, были подобны видениям его. Мы вместе читали "Вер-Вер" и "Шартрезу" Грессе; "Бельфегора" Маккиавели; "Небо и Ад" Сведенборга; "Подземное путешествие Николая Климма" Гольберга; Хиромантии Роберта Флюда, Жана Д"Эндажинэ, Делантамбра; Путешествие в "Голубую даль" Тика; "Город Солнца" Кампанелы. Нашим любимым чтением было маленькое, в восьмушку, издание "Directorium Inquisitorium" доминиканца Эймерика де-Жиронн, и отрывки из Помпония Мелы об африканских сатирах и эгипанах, над которыми Эшер раздумывал по целым часам.

Но с наибольшим увлечением перечитывал он чрезвычайно редкий и любопытный готический in quarto служебник одной забытой церкви - Vigiliae Mortuorum secundum Chorum Ecclesiae Maguntinae.

Я вспомнил о диких обрядах, описанных в этой книге, и об ее вероятном влиянии на ипохондрика, когда, однажды вечером, он отрывисто сообщил мне, что леди Магдалины нет более в живых и что он намерен поместить ее тело на две недели (до окончательного погребения) в одном из многочисленных склепов здания. Я не счел возможным оспаривать это странное решение в виду его побудительной причины. По словам Эшера его побуждали к этому необычайный характер болезни, странные и назойливые заявления доктора и отдаленность фамильного кладбища. Признаюсь, когда я вспомнил зловещую фигуру, с которой повстречался на лестнице в день приезда, - мне и в голову не пришло оспаривать эту, во всяком случае, безвредную предосторожность.

По просьбе Эшера я помог ему устроить это временное погребение. Уложив тело в гроб, мы вдвоем перенесли его в место упокоения. Склеп, избранный для этой цели (он так долго не отворялся, что наши факелы чуть мерцали в сгущенном воздухе), был маленький сырой погреб, куда свет не проникал, так как он помещался на большой глубине в той части здания, где находилась моя спальня. Без сомнения, в средневековые времена он служил для каких-нибудь тайных целей, а позднее в нем был устроен склад пороха, или другого быстро воспламеняющегося вещества, так как часть его пола и длинный коридор были тщательно обшиты медью. Массивная железная дверь тяжело поворачивалась на петлях, издавая странный пронзительный визг.

Сложив печальную ношу в этом царстве ужаса, мы приподняли крышку гроба и взглянули в лицо покойницы. Поразительное сходство брата и сестры бросилось мне в глаза. Выть может, угадав мои мысли, Эшер пробормотал несколько слов, из которых я понял только, что они были близнецы и что между ними всегда существовала почти непонятная симпатия. Впрочем, мы скоро опустили крышку, так как не могли смотреть без ужаса в лицо покойницы. Болезнь, сгубившая ее во цвете лет, оставила следы, отличительные во всех вообще каталептических болезнях: слабый румянец на щеках и ту особенную томную улыбку, которая так пугает на лице покойника. Мы завинтили гроб, замкнули железную дверь и, с стесненным сердцем, вернулись в верхнюю часть дома, которая, впрочем, казалась немногим веселее.

Прошло несколько унылых дней, в течение которых телесное и душевное состояние моего друга сильно изменились. Его прежнее настроение исчезло. Обычные занятия были оставлены и забыты. Он бродил из комнаты в комнату бесцельными торопливыми нетвердыми шагами. Бледное лицо его приняло, если возможно, еще более зловещий оттенок, но блеск его глаз померк. Голос окончательно утратил решительные резкие звуки; в нем слышалась дрожь ужаса. По временам мне казалось, что его волнует какая-то гнетущая тайна, открыть которую не хватает смелости. А иногда я приписывал все эти странности необъяснимым причудам сумасшествия, замечая, что он по целым часам сидит недвижимо, уставившись в пространство и точно прислушиваясь к какому-то воображаемому звуку. Мудрено ли, что это настроение пугало, даже заражало меня. Я чувствовал, что влияние его суеверных грез сказывается и на мне медленно, но неотразимо.

На седьмой или восьмой день после погребения леди Магдалины, когда я ложился спать поздно вечером, эти ощущения нахлынули на меня с особенною силой.

Проходил час за часом, но сон бежал от глаз моих. Я старался стряхнуть с себя это болезненное настроение. Старался убедить себя, что оно всецело или, по крайней мере, в значительной степени зависит от мрачной обстановки: темных, ветхих занавесей, которые колебались и шелестели по стенам и вокруг кровати. Но все было тщетно. Неодолимый страх глубине и глубже проникал мне в душу и, наконец, демон беспричинной тревоги сжал мне сердце. Я с усилием стряхнул его, приподнялся на постели и, вглядываясь в ночную темноту, прислушивался, сам не знаю, зачем, побуждаемый каким-то внутренним голосом - к тихим неясным звукам, доносившимся неведомо откуда в редкие промежутки затишья, когда ослабевала буря, завывавшая вокруг усадьбы. Побежденный невыносимым, хотя и безотчетным ужасом, я кое-как надел платье (чувствуя, что в эту ночь не придется спать) и попытался отогнать это жалкое малодушие, расхаживая взад и вперед по комнатам.

Сделав два-три оборота, я остановился, услыхав легкие шаги на лестнице. Я тотчас узнал походку Эшера. Минуту спустя, он слегка постучал в дверь и вошел с лампой в руках. Его наружность, как всегда, напоминала труп, - но на этот раз безумное веселье светилось в глазах его- очевидно, он был в припадке истерии. Вид его поразил меня, но я предпочел бы какое угодно общество своему томительному одиночеству, так что далее обрадовался его приходу.

А вы еще не видали этого? - сказал он отрывисто, после довольно продолжительного молчания, - не видали? так вот посмотрите. - С этими словами он поставил лампу к сторонке, и, подбежав к окну, разом распахнул его.

Буря, ворвавшаяся в комнату, едва не сбила нас с ног. Ночь была действительно великолепная в своем мрачном величии. По-видимому, средоточие урагана приходилось как раз в усадьбе: ветер то и дело менялся; густые тучи, нависшие над замком (так низко, что казалось, будто они касаются башенок), мчались туда и сюда с неимоверной быстротой, сталкиваясь друг с другом, но не удаляясь на значительное расстояние.

Несмотря на то, что тучи нависли сплошной черной громадой, мы видели их движение, хотя луны не было, и молния не озаряла их своим блеском. Но, с нижней поверхности туч и от всех окружающих предметов исходили светящиеся газообразные испарения, окутывавшие постройку.

Вы не должны, вы не будете смотреть на это, - сказал я Эшеру, отведя его от окна с ласковым насилием. - Явления, которые так смущают вас, довольно обыкновенные электрические явления, пли, быть может, они порождены тяжелыми испарениями пруда. Закроем окно: холодный воздух вреден для вас. У меня один из ваших любимых романов. Я буду читать, а вы слушайте; и так мы скоротаем эту ужасную ночь.

Книга, о которой я говорил, была "Mad Trist" сэра Ланчелота Каннинга, но назвать ее любимым романом Эшера можно было разве в насмешку; ее неуклюжее и вялое многословие совсем не подходило к возвышенному идеализму моего друга. Как бы то ни было, никакой другой книги не. случилось под рукою, и я принялся за чтение со смутной надеждой, что возбуждение ипохондрика найдет облегчение в самом избытке безумия, о котором я буду читать (история умственных расстройств представляет много подобных странностей). И точно, судя по напряженному вниманию, с которым он прислушивался или делал вид, что прислушивается к рассказу, я мог поздравить себя с полным успехом.

Я дошел до того места, когда Этельред, видя, что его не пускают добром в жилище отшельника, решается войти силой. Если припомнит читатель, эта сцена описывается так.

"Этельред, который по природе был смел, да к тому же еще находился под влиянием вина, не стал терять времени на разговоры с отшельником, но, чувствуя капли дождя и опасаясь, что буря вот-вот разразится, поднял свою палицу и живо проломил в двери отверстие, а затем, схватившись рукой, одетой в Железную перчатку, за доска, так рванул их, что глухой треск ломающегося дерева отдался по всему лесу".

Окончив этот период, я вздрогнул и остановился. Мне почудилось (впрочем, я тотчас решил, что это только обман расстроенного воображения), будто из какой-то отдаленной части дома раздалось глухое, неясное эхо того самого треска, который так обстоятельно описан у сэра Ланчедота. Без сомнения, только это случайное совпадение остановило мое внимание, так как, сам по себе, этот звук был слишком слаб, чтобы заметить его среди рева и Свиста бури. Я продолжал:

"Но войдя в дверь, славный витязь Этельред был изумлен и взбешен, увидав, что лукавый отшельник исчез, а вместо него оказался огромный покрытый чешуею дракон с огненным языком, сидевший на страже перед золотым замком с серебряными дверями, на стене которого висел блестящий медный щит с надписью:

Кто в дверь сию войдет, - тот замок покорит;

Дракона кто убьет, получит славный щит.

"Тогда Этельред замахнулся палицей и ударил дракона по голове, так что тот упал и мгновенно испустил свой нечистый дух с таким ужасным пронзительным визгом, что витязь поскорее заткнул уши, чтобы не слышать этого адского звука".

Тут я снова остановился - на этот раз с чувством ужаса и изумления, - так как услышал совершенно ясно (хотя и не мог разобрать, в каком именно направлении) слабый, отдаленный, не резкий, протяжный, визгливый звук, - совершенно подобный неестественному визгу, который чудился моему воображению, когда я читал сцену смерти дракона.

Подавленный при этом вторичном и необычайном совпадении наплывом самых разнородных ощущений, над которыми господствовали изумление и ужас, я тем не менее сохранил присутствие духа настолько, что удержался От всяких замечаний, которые могли бы усилил, нервное возбуждение моего друга. Я отнюдь не был; уверен, что он слышал эти звуки, хотя заметил в нем странную перемену. Сначала он сидел ко мне лицом, но мало-помалу повернулся к двери, так что я не мог разглядеть лица его, хотя и заметил, что губы его дрожат и как будто шепчут что-то беззвучно. Голова опустилась на грудь, однако, он не спал: я видел в профиль, что глаза его широко раскрыты. К тому же он не сидел неподвижно, а тихонько покачивался из стороны в сторону. Окинув его беглым взглядом, я продолжал рассказ сэра Ланчелота:

"Избежав свирепости дракона, витязь хотел овладеть щитом и разрушить чары, тяготевшие над ним, для чего отбросил труп чудовища в сторону и смело пошел по серебряной мостовой к стене, на которой висел щит; однако, последний не дождался его приближения, а упал и покатился к ногам Этельреда с громким и страшным звоном".

Не успел я выговорить эти слова, как раздался отдаленный, но тем не менее ясный, звонкий металлический звук, - точно и впрямь в эту самую минуту медный щит грохнулся на серебряную мостовую. Потеряв всякое самообладание, я вскочил, но Эшер сидел по-прежнему, мерно раскачиваясь на стуле. Я бросился к нему. Он как будто окоченел, неподвижно уставившись в пространство. Но, когда я дотронулся до его плеча, сильная дрожь пробежала по телу его, жалобная улыбка появилась на губах, и он забормотал тихим, торопливым, дрожащим голосом, по-видимому, не замечая моего присутствия. Я наклонился к нему, и понял, наконец, его безумную речь.

Не слышу?.. да, я слышу… я слышал. Долго… долго… долго… много минут, много часов, много дней слышал я это - но не смел, - о, горе мне, несчастному!.. не смел…не смел сказать! Мы похоронили ее живою! Не говорил ли я, что мои чувства изощрены? Теперь говорю вам, что я слышал ее первые слабые движения в гробу. Я слышал их… много, много дней тому назад… но не смел… не смел сказать. А теперь… сейчас… Этельред… ха, ха!.. треск двери в приюте отшельника, предсмертный крик дракона, звон щита!. скажите лучше, - треск гроба, визг железной двери, и судорожная борьба ее в медной арке коридора. О, куда мне бежать? Разве она не явится сейчас? Разве она не спешит сюда укорять меня за мою поспешность? Разве я не слышу ее шагов на лестнице? Не различаю тяжелых и страшных биений сердца ее? Безумец! - Тут он вскочил в бешенстве и крикнул таким ужасным голосом, как будто бы душа его улетала вместе с этим криком: - Безумец! говорю вам, что она стоит теперь за дверями!

И, как будто нечеловеческая сила этих слов имела силу заклинания, - высокая старинная дверь медленно распахнула свои тяжкие черные челюсти. Это могло быть действием порыва ветра, - но в дверях стояла высокая, одетая саваном фигура леди Магдалины Эшер. Белая одежда ее была залита кровью, изможденное тело обнаруживало признаки отчаянной борьбы. С минуту она стояла, дрожа и шатаясь на пороге, - потом, с глухим жалобным криком шагнула в комнату, тяжко рухнула на грудь брата и в судорожной, на этот раз последней, агонии увлекла за собою на пол бездыханное тело жертвы ужаса, предугаданного им заранее.

Я бежал из этой комнаты, из этого дома. Буря свирепствовала по-прежнему, когда я спустился с ветхого крыльца. Внезапно передо мной мелькнул на тропинке какой-то странный свет; я обернулся посмотреть, откуда он, так как за мной находилось только темное здание усадьбы. Оказалось, что он исходил от полной кроваво- красной луны, светившей сквозь трещину, о которой я упоминал выше, простиравшуюся зигзагом от кровли до основания дома. На моих глазах трещина быстро расширилась; налетел сильный порыв урагана; полный лунный круг внезапно засверкал перед моими глазами; мощные стены распались и рухнули; раздался гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий, черный пруд безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами "Дома Эшер".

Помощь по Теле2, тарифы, вопросы