Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Вопрос существования и развития языка тесно связан с существованием и развитием этноса/этносов, которые на нем говорят, и территории, где на нем говорят. Будем отвечать в расчете на то, что и с русскими/русскоговорящими, и с территорией русского языка не произойдет ничего катастрофического.

Сразу можно сказать, что дать точный прогноз на 200-500 лет не представляется возможным. Может быть, уже через 100 лет наши потомки будут изъясняться беззвучными электронными сигналами «из мозга в мозг», обрабатывая за секунду очень объемные сообщения: если они и будут «на русском языке», ни о какой фонетике говорить не придется. Можно только экстраполировать в будущее те тенденции, которые очевидны уже сейчас - причем на основании узуса, то есть скорее не правил, а ошибок.

Под воздействием калькированных синтаксических моделей («Вы друзья с Иван Иванов», «Московская Тату Конвенция») будут деградировать падежи. Скорее всего исчезнет род у числительных («На вашем счете осталось двадцать один минута»). Вместе с тем сокращенное разговорное обращение («Миш», «Свет») закрепится в роли нового звательного падежа, что фактически наблюдается и сейчас.

Окончательно исчезнут мало употребимые и сейчас формы глагола, обозначающие продолженное действие в прошлом: «делывал», «говаривал». Напротив, скорее всего, появятся причастия будущего времени («сделающий», «придущий») - это удобно.

Как уже писали выше, ударение в глагольных формах типа «звонит», «томит» на коренную гласную станет нормой. Кофе станет среднего рода.

Возможно, феминитивы войдут в повседневность. Режущие сейчас многим ухо «авторка» и «врачка» станут нормой.

Огромное множество диалектизмов отомрет. С другой стороны, словари, загруженные прямо в мозг, помогут моментально узнавать их значение, если они встретятcя в тексте. Множество технических слов, знакомых нам сейчас, будут забыты, на их место придут другие. Большое количество слов будет приходить в русский язык из тех языков, с которыми он будет по географическим и политическим причинам взаимодействовать - возможно, английского, китайского, арабского. Тенденция к доместикации подобных слов сейчас отсутствует, и эти слова будут существовать в виде, фонетически близком к оригиналам. Легализуются варваризмы вроде «го» и «камон».

Многие синтаксические особенности языка, скорее всего, сохранятся из-за их удобства - например, свободный порядок слов в предложении.

Совершенно точно будет стремиться к упрощению пунктуация. Во многих случаях деепричастные обороты перестанут обособляться запятыми. Сначала пропадет сложное правило, согласно которому в предложении «Хочу купить зонтик, но не знаю какой» последнее слово не нужно обособлять запятой. Потом запятая оттуда опять исчезнет, прихватив с собой запятую перед «но».

Невозможно предугадать, выживет ли кириллица: это вопрос во многом политический. Конечно, хотелось бы, чтобы выжила: и жалко, и разнообразие всегда интереснее единообразия. Если кириллица сохранится, из нее исчезнет буква ё. Исчезнет твердый знак (будет всюду заменен на мягкий: «подьезд», «обьявление»). Исчезнет буква ы в таких словах, как «подыгрывать», «сымпровизировать»: будет и; возможно, это отразится на произношении). Исчезнет буква ю в таких словах, как «парашют» и «жюльен», в школьном курсе наконец появится правило «жу/шу пиши через у».

Возможно, при накоплении какой-то критической массы изменений в узусе, подсчитанной машинным способом, будут проводиться локальные языковые реформы - то есть закрепление явлений узуса в качестве нормы.

Простых решений здесь не будет, - но могут быть верные.

"Вопросы крови - самые сложные вопросы в мире", - говорил булгаковский Коровьев из "Мастера и Маргариты". И, пожалуй, если б ему вздумалось перечислять, он наверняка бы внес в шорт-лист сложнейших вопросов и языковые. Слишком долгая история, слишком старые обиды, слишком глубокие раны, слишком много заинтересованных.

Каждая страна по-своему решает языковые проблемы. Делят квоты на телевидении и радио, часы преподавания в школах и ВУЗах, на каком языке и в каких случаях вести документацию, думают, как при этом соблюсти права каждого. У России здесь, как и во многом другом, по-настоящему "особый" путь. Российские цари и большевистские вожди выкорчевывали народы на захваченных землях: ментально - лишая языка, традиций, культуры, и физически.

Времена меняются, Россия всё та же.

Никогда такого не было, и вот опять Кремль пытается уничтожить украинцев как нацию и Украину как независимое государство. Холопами при дворе быть - пожалуйста. Отправлять на Москву тонны продовольствия - уж не забудьте. Писать, изобретать, исследовать, чтобы потом быть причисленными к "русским" - это завсегда. А вот чтобы свободными да независимыми - такого в Кремле не выносили, не выносят и, что принципиально, не будут выносить никогда. Поэтому и Крым, и Донбасс, и информационная война, и дипломатическая. Но в этот раз язык - не постметод, когда основные сражения позади. Теперь он - на передовой.

И потому от вопроса, что нам делать с русским языком, не в последнюю очередь от него зависит наше будущее. И потому он требует четкого ответа. Тем более, когда впервые с 1991 года у нас появилась возможность что-то реально сделать. Есть самое главное: готовность и понимание общества. Больше не нужно доказывать, что это необходимо, как это важно и зачем. Россия более чем доступно все рассказала и показала.

ОТ ШВЕЙЦАРИИ И БЕЛЬГИИ

Начнем с того, что Швейцария - во многом уникальная страна. Только один эпизод: в прошлом году на референдум там Предлагалось выплачивать всем взрослым гражданам по 2500 тысячи франков, и каждому ребенку - 625 франков. А пенсии, пособия по безработице и соцвыплаты, соответственно, предлагалось отменить. Даже это сложно представить, а швейцарцы удивили еще больше - проголосовав против. То есть они проголосовали против того, чтобы каждый месяц получать 2500 тысячи франков просто так. Попробуйте представить подобную ситуацию у нас. Не получилось? То-то же.

В Швейцарии все законы издаются на четырех языках, и каждый гражданин имеет право обращаться в центральные органы власти на родном. То же касается и судебных разбирательств и всех остальных случаев общения с государством. Никто не обязан знать все государственные и национальный язык, но большинство швейцарцев знают как минимум три. Родной, то есть язык своего кантона, (административно-территориальная единица Швейцарии), часто язык соседнего кантона, немецкий (если это не родной или не язык соседнего кантона - он самый распространенный в стране и наиболее популярен в бизнесе) и английский. Кто хочет себя уверенней чувствовать себя на рынке труда, сейчас учит еще испанский, китайский или арабский.

Да, в стране ведутся постоянные дискуссии на тему, например, количества часов преподавания французского, который все больше теряет свои позиции в рейтинге популярности. Но - внимание - не потому, что Германия проплачивает свое лобби и хочет захватить Швейцарию, а потому, что немецким и английским владеть экономически более выгодно и в Швейцарии, и за границей.

Еще один пример такого "языкового благополучия" - Канада. Страна, которая исторически частично была колонией Франции, частично - Великобритании, и где сейчас два государственных языка - английский и французский. Обычно жители франкоговорящих провинций владеют еще и английским, а английские французским - нет. Но опять же, по экономическим причинам: английский - мировой бизнес-язык.

Обычно жители франкоговорящих провинций владеют еще и английским, а английские французским - нет. Но опять же, по экономическим причинам

При этом для около 12% канадцев оба языка являются вторыми (по данным переписи 2006 года). Потому что дома они говорят на своих родных языках - китайском (более 790 тыс), пенджаби (около 278,5 тыс.), испанском (около 210 тыс.), итальянском (более 170 тыс.), украинском (более 148 тыс.). И, самое главное, ситуация со знанием английского-французского связана не с лобби США или Британии и планами кого-то из них по захвату Канады, а с историческими и экономическими причинами.

При этом страстные поборники русского как второго государственного частенько страдают склерозом по поводу Бельгии. Страны, которая перманентно находится под угрозой распада из-за языкового противостояния между Фландрией (говорят на фламандском) и Валлонией (говорят на французском), которое началось еще в середине ХІХ века, - и конца ему не видно. Но опять-таки, конфликтуют исключительно бельгийцы, Франция не посягает на Валлонию, а Нидерланды не грезят о захвате Фландрии.

Это все к тому, что - тут по слогам - нельзя брать такие страны за пример для решения языкового вопроса в Украине. Во-первых, их история кардинально отличается от нашей. Во-вторых, ни бывшие метрополии, ни нынешние соседи не посягают ни на их территорию, ни на их культуру, нации. Языковые вопросы там носят абсолютно внутренний характер, и берут свои истоки из их историй и нынешних проблем. И никто не жаждет "помочь" им в их решении.

ДО ЛАТВИИ И БЕЛАРУСИ

Если нам и стоит кого-то брать в пример, то нужно искать "коллег по несчастью". У нас их есть, и немало. Их еще принято называть странами бывшего Советского Союза. Возьмем самые яркие примеры: Латвия и Беларусь. Это две страны, которые после 1991 года, в отличие от Украины, дали достаточно четкий ответ на вопрос, что им делать с русским языком. И ответы эти были противоположными.

Государственный язык в Латвии - латышский. Получив независимость, официальная Рига стала проводить довольно жесткую языковую политику. На то были серьезные причины: за время пребывания в составе СССР, где якобы гарантировалось свободное развитие всех народов и языков, латышский оказался на грани исчезновения.

В стране обязательно использование латышского в государственном и муниципальном управлении, при написании личных имен и географических названий, в отдельных сферах экономики, в области образования и культуры, в СМИ. Также в Латвии создан Центр государственного языка (ЦГЯ).

за время пребывания в составе СССР, где якобы гарантировалось свободное развитие всех народов и языков, латышский оказался на грани исчезновения

В 1991 году было решено, что гражданство "автоматом" получат не все, кто хочет его получить, как это было в Украине. А только те, кто сдадут экзамен на знание латышского языка. Остальным разрешили жить в стране, правда, в статусе "неграждан". У них есть паспорта, но они - фиолетового цвета, а не бордового, как у граждан, за что в народе получили прозвище "фиолетовые". Главное, что нужно знать о негражданах, - они не могут быть депутатами, президентами, даже мелкими клерками в любой госструктуре. И не имеют права голосовать на выборах любого уровня.

Но по прошествии и десяти, и двадцати лет, недоступным для изучения латышский оказался для представителей лишь одного этноса - русских. Процедуру натурализации - то есть сдать языковой экзамен и стать гражданином - можно пройти в любое время. Но нет. Русские продолжают упорно не изучать латышский, лишая себя не только прав граждан, но также возможности получить высокооплачиваемую работу (без знания латышского получить такую работу в любой сфере невозможно).

В 2014 году среди русскоязычных граждан Латвии провели опрос . Среди прочих были вопросы о том, при каком условии они станут чаще использовать латышский язык. Так вот, большинство ответов сводится к тому, что русский должен стать вторым государственным, а они - гражданами. И чтобы им, раз такое дело, не надо было учить латышский язык.

Ну а Кремль, хотя и получает верный анклав русскоговорящих в Латвии, из-за этого лишен возможности напрямую, через них, влиять на внутреннюю и внешнюю политику страны. Поэтому он пытается действовать в обход, по уже много раз опробованной тактике: активно поддерживая страстное желание русскоязычных во что бы то ни стало не учить государственный язык (что-то напоминает, правда?). Например, в Латвии прекрасно знакомы с фондом "Русский мир", который, кстати, не одинок там в своей деятельности.

А если почитать русскоязычные латвийские СМИ, там окажется много до боли знакомых любому украинцу "аргументов" и претензий. "Нацики", "титульная нация", "несправедливость", "ущемление прав нацменьшинства" - в общем, полный комплект. Параллельно Кремль через русскоязычных неграждан Латвии лоббирует свой "взгляд" на языковую политику в институциях Евросоюза. И довольно эффективно - не раз Рига смягчала языковые законы и нормы из-за замечаний из Брюсселя. При этом исследования показывают, что языковая политика властей эффективна: с 1989 года количество представителей нацменьшинств, которые владеют латышским по крайней мере на базовом уровне, выросло примерно в четыре раза (с 23% до 91%) .

Второй яркий пример - Беларусь. Русский - второй государственный, официально - наравне с белорусским. В 2015 году на конференции в Вильнюсе ученый из Европейского центра по языкам нацменьшинств Ханна Василевич представила обзор лингвистической ситуации в Беларуси . По ее словам, после референдума 1995 года, когда русский язык был признан вторым государственным, для белорусского настали тяжелые времена.

"Если мы сравним число студентов, которые учились на белорусском языке в 1992-1993 годах, то увидим, что таких студентов было 64%, однако позже этот процент сократился до 20%, а в 2014-2015 годах уже всего 13,7% обучались на белорусском языке. В школах этот процент сократился до 15%", - отметила Василевич.

Ни в одном университете Беларуси преподавание не велось только на белорусском языке. Согласно закону 2011 года, государство должно было обеспечить право обучения на обоих государственных языках. Но на практике предпочтение отдавалось русскому языку. Если же учащиеся или их родители выбирали белорусский, им приходилось обращаться со специальной просьбой. Также, по ее данным, если в 1999 году 74% опрошенных назвали белорусский своим родным языком, то к 2009 году их число сократилось до 53%.

Согласно закону 2011 года, государство должно было обеспечить право обучения на обоих государственных языках. Но на практике предпочтение отдавалось русскому языку

"Например, в Могилеве, а это второй по численности город страны с населением в 350 000 человек, в какой-то момент на белорусском языке обучался всего один учащийся", - рассказывала Василевич.

Однако после аннексии Россией Крыма и вторжения на Донбасс усилия Лукашенко по "белоруссизации" Беларуси, которые до того были, не достаточно незначительные, набрали мощные обороты. Очевидно, у него перед глазами уже маячила картина "Вежливые люди защищают русскоязычных Беларуси" (особенно учитывая наличие двух военный баз РФ - в Минской и Брестской областях).

Так или иначе, Лукашенко начал чрезвычайно активно поддерживать развитие белорусского языка и его популяризацию. Появились курсы, где бесплатно можно его выучить. Кроме того, стали активно спонсироваться из госбюджета общественные культурные организации и исторические общества, издательство научных пособий и литературы на белорусском. Белорусский вернулся в СМИ, образование и науку. И за последние два года уверенно усиливает свои позиции среди белорусов.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Нам нужно понять и принять тот очевидный факт, что русский язык - оружие Кремля. И что, если раньше он применял его после захвата, подменяя родные языки захваченных народов, то теперь это оружие, перманентно использующееся на подготовительном этапе - для разжигания конфликтов и поддержания нестабильности. Одновременно русский выступает и средством подготовки к захвату, чтобы в лакомой стране не дай бог не закончились русскоязычные, которых можно было бы прийти защищать.

Украинцы в этом вопросе делятся на два основных лагеря, представители которых придерживаются приблизительно полярных мнений. Представители первого считают, что необходимо сделать русский вторым государственным, так, мол, и русскоязычные будут услышанными, и Кремль утихомирится. Вторые же выступают за максимально жесткие меры по защите украинского языка: экзамены для чиновников, лишение гражданства в случае провала, полную "ликвидацию" русского в сфере обслуживания, образования, музыки, кино, театров, книгоиздательства. Есть и такие, кто даже не против русскоязычных согнать в гетто.

Одновременно русский выступает и средством подготовки к захвату, чтобы в лакомой стране не дай бог не закончились русскоязычные, которых можно было бы прийти защищать

После аннексии Россией Крыма и вторжения Донбасс были сделаны несколько шагов по защите украинского языка. В частности, речь о и . Их нельзя назвать глобальными, однако и они смогли значительно повлияли на ситуацию: и украиноязычных книг, и музыки, и программ на ТВ стало гораздо больше. Оказалось, что нам есть что показать самим себе и о себе.

1. Русский язык никоим образом не может и не должен получить статус второго государственного. Во-первых, русскоязычные борются не за право говорить и писать на русском - у них его никто не отбирал, - а за то, чтобы не учить украинский. В Украине. Где живут украинцы. Будучи гражданами Украины. Получив статус государственного для русского, они никогда не станут учить украинский, - доказано как минимум Латвией и Беларусью. Нельзя поддерживать право на незнание, особенно когда на кону само существование государства.
2. Русский язык не нуждается в защите. Ему ничего не угрожает, кроме агрессивной политики главной страны его роаспространения - России. Согласно опросу 2016 года , он является языком бытового общения для 41% украинцев, украинский - для 55%.
3. Украинский язык нуждается в защите и популяризации. Но "принуждение любви" не поможет увеличить количество украиноязычных граждан. Насилие не работает. Бездействие - предыдущая практика, когда вроде как нужно знать, но вполне можно и обойтись - впрочем, тоже. Однако же все это не касается чиновников, медиков, учителей, правоохранителей, военных.
4. Перенимать на 100% опыт других стран - не вариант. Учитывать успехи и ошибки - да, но не копировать. У каждой страны есть свои особенности, которые должны быть учтены. Ну, и каждый должен делать свой выбор исходя из обстоятельств и желаемого результата.

Итого, что же нам делать?

1. Изучить опыт других стран, как успешный, так и неуспешный, оглянуться вокруг и поставить цель, чего мы хотим: привести в фактическое соответствие статус государственного, сделать украинский самым популярным языком в стране, - кого мы хотим услышать, кого нет. Для этого может быть создана специальная комиссия из разных людей, которые уважаются большинством украинцев, например, путем голосования. Но никаких референдумов.
2. Нам необходима языковая инспекция по типу латвийской, которая бы проработала четкие правила по использованию украинского во всех сферах жизни, кроме, естественно, бытовой. А также занималась координацией с учеными по разработке словарей и правописания. Мало кто знает, но у нас до сих пор украинское правописание - 1960 года рождения. В него вносились изменения, но основа - все та же.
3. Государственная программа популяризации украинского языка. Он должен стать привлекательным, модным и ассоциироваться с успехом. В конце концов, с хорошей карьерой и зарплатами. Здесь можно взять на вооружение опыт Латвии, Литвы, Эстонии, Грузии, Чехии. Там русский в основном остался уделом поколения, которое помнит, что такое Советский Союз. Молодежь предпочитает родной язык и английский.

По сути, этого будет достаточно. Главное, не прекращать лупать сию скалу, и делать это последовательно.

Конечно, многие справедливо отметят, что текст о том, как нам надо популяризировать украинский язык, написан на русском. Поясню. О том, что существует украинский язык, я узнала во втором классе. Вот так, чтобы сознательно. Это была середина 90-х, и тогда на Донбассе как раз ввели его изучение в младших классах. Потом - стандартные 2 урока языка, 2 урока литературы в неделю. Только в 10 классе, и то, в школе, где я училась (в других школах обучение оставалось на русском), нас полностью перевели на украинский. Кстати, в обоих случаях не помню никаких скандалов на тему "нафига нам эта мова".

Так или иначе, полученных знаний мне хватило, чтобы поступить на филологический факультет, специальность - "українська мова і література". Я не испытываю никаких трудностей, каждый день работая и на украинском, и на русском одновременно. Еще я говорю на русском и украинском в зависимости от того, на каком языке говорит мой собеседник. И я полностью поддерживаю те меры по защите украинского языка, которые сама предлагаю. Потому что считаю, что нельзя бороться за темноту и незнание. Но нужно бороться за свою страну.

Мова - це відображення самої душі народу, вона береже його характер і звичаї. Німецька - сувора і чітка, французька грайлива і витончена, італійська емоційна і бурхлива, у мовах північних народів існують десятки слів на позначення різних станів снігу, а наша мова - лагідна і калинова. Не існує жодної нації, яка би змогла існувати без своєї мови. І якщо ми не почнемо діяти, може так статися, що колись наше відображення зникне. А з ним і ми самі.

Присоединяйтесь также к группе ТСН.Блоги на

Мы думаем на русском языке. Читаем книги и смотрим фильмы, где герои говорят по-русски. Мы настолько привыкли к русскому языку, что даже верим в некоторые распространенные заблуждения о нем.

Русский язык умирает

Русский язык умирал уже много раз. О гибели русского языка говорили ещё в начале XIX века. Показательно, что диалог велся часто на французском.
О гибели русского языка говорят практически с его рождения, поскольку теоретически современный русский язык родился только вместе с Грамматикой 1755 года Михаила Ломоносова. До этого термин «русский язык» широко не использовался в научной терминологии. Был древнерусский, старорусский и великорусский языки.


Большой вклад в рождение русского языка внес Петр Первый, упростивший древнерусский язык.
Ломоносов об этом отозвался так: «При Петре Великом не одни бояре и боярыни, но и буквы сбросили с себя широкие шубы и нарядились в летние одежды».
Как только язык начал кодифицироваться, сразу начались разговоры, что мирает. Продолжаются они и сегодня. А язык живет и развивается.

Русский язык страдает от засилья иностранных слов

Привлекательность этой риторики в том, что она, как правило, бездоказательна.
Русский язык не страдает и не страдал от засилья иностранных слов. Большой процент слов, которые мы используем ежедневно - иностранного происхождения. Чай - китайского происхождения, кастрюля - французского, гитара - итальянского, флаг - голландского.
Главные союзники России - армия и флот. Одно слово французского происхождения, другое - голландского. Вы действительно от этого страдаете?

Русский язык богаче словами

В каждом языке есть пассивный и активный лексикон. Если первый может быть очень большим, то второй всегда меньше него, в лучшем случае, раз в десять.


Словарный запас русского языка по словарю Владимира Даля - примерно 200 000 слов, английского - по Оксфордскому словарю - тоже 200 000 слов. Однако в активный лексикон входят далеко не все слова.
Самый большой словарь языка из русских людей - у Пушкина. В него входит примерно 25000 лексем. Таким же примерно словарем обладал (на английском языке) Шекспир. При этом Шекспир - ещё и автор 1700 неологизмов, прижившихся в языке. В Большом академическом словаре, так называемом БАСе, 131 257 слов. Говорить, что хотя бы одна пятая этого «запаса» входит в наш активный лексикон нельзя.
В сухом остатке среднестатистическому человеку хватает для общения 6000 слов.

Мы говорим на языке Пушкина

Еще одно распространенное заблуждение: мы говорим на языке Пушкина. На самом деле, Пушкин говорил, то есть общался в свете по большей части на французском языке. Недаром его ещё в Царскосельском лицее называли «французом». Со своими крепостными он, конечно, общался по-русски, но установить, как именно это происходило, мы не можем.
Нельзя не отметить потрясающий язык Пушкина в переписке, которая ближе к живой речи, чем язык литературных произведений. Если судить по ней, то можно сказать, что язык Пушкина очень образный и богатый. Это отрывок из письма Пушкина Александра Тургеневу:
Очень мне жаль, что я не простился ни с вами, ни с обоими Мирабо. Вот вам на память послание Орлову; примите его в ваш отеческий карман, напечатайте в собственной типографии и подарите один экземпляр пламенному питомцу Беллоны, у трона верному гражданину.
Письма Пушкина выходят с комментариями, потому что для нас, носителей современного языка, они не всегда понятны. Язык Пушкина - окказионален, поэтому нельзя говорить, что современный язык - язык Пушкина. Можно признать, что мы говорим на совсем другом языке, менее богатом и ярком.

Авторская пунктуация

Большим заблуждением является полноправное существование такого феномена русского языка как «авторская пунктуация». Показательно, что мы узнаем об этом термине ещё во время школьного обучения и даже несколько раз можем оправдываться перед учителем, говоря, что две запятой после точки - это авторская пунктуация.


На самом деле серьезные лингвисты говорят, что так называемая «авторская пунктуация» - феномен исключительно графологический, но никак не орфографический. Даже в академических изданиях произведений мы имеем дело не с рукописями писателей и художников, а с уже исправленными текстами, а иногда и переиначенными текстами. Они прошли через корректоров, редакторов, наборщиков.

Русский язык развивался самостоятельно

Ни один язык не развивается самостоятельно. Если мы говорим о русском литературном языке, то он всю свою историю претерпевал влияние других языков. Так, из наиболее известных влияний, можно назвать сильнейшее французское влияние, которое русский язык пережил в XIX веке.
Николай Карамзин изменил синтаксис русского языка на манер французского, Лев Толстой написал на французском языке почти четверть объема своего знаменитого романа. Галльское влияние на русский язык было зафиксировано даже в сегменте народного языка (от просторечного «шаромыжник», до привычных нам и сегодня «автомобиля» и «автомата»). Множество в русском языке и заимствований и из других языков.
Однако, говоря о влиянии других языков на русский, нужно говорить не столько о заимствовании слов, сколько о влиянии в плане синтаксиса, внутренней структуры текста. Если говорить о временах более близких, то русская литература уже в XX веке испытала влияние таких англоманов как Иосиф Бродский и Владимир Набоков. Под влияние поэтики Бродского попадали почти все поэты, начиная с конца 1980-х годов. И не все от этого влияния выиграли.

Лингвистика достигла больших успехов в изучении прошлого языков. Однако не так хорошо обстоят дела с прогнозированием их будущего. Эксперты по просьбе корреспондента журнала «Русский Newsweek» «пофантазировали» на тему будущего русского языка, но отказались делать какие-либо научные прогнозы.

Сто лет - очень большой срок, предостерегают лингвисты. «Процессы не только развиваются, но иногда замирают на десятилетия или даже движутся вспять», - поясняет ведущий научный сотрудник Института русского языка Марина Гловинская. Научный сотрудник Института востоковедения, специалист по русской морфологии Илья Иткин напротив уверен, что сто лет - это слишком мало. «Ожидать через столетие больших изменений можно было бы в том случае, если бы язык находился в начале глобального процесса, способного повлиять на несколько языковых уровней одновременно. Сейчас такого процесса не просматривается».

Сыграть решающую роль в мутации языка может какое-то важное внешнее событие, социальное или технологическое потрясение, считает директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз. На сегодняшний день одна из важнейших тенденций - возрастание роли письменной речи по отношению к устной. Даже не письменной, а визуальной, которая преобладает при коммуникации по электронным каналам. Визуальная и письменная речь - не одно и то же. Форма одна, а вот суть - ближе к разговорной. В устной речи больше арсенала для выразительных средств, а в визуальной эту роль выполняют шрифтовые выделения, смайлики и имитация орфографических ошибок.

В связи с развитием интернета появляется все больше социолектов. Если раньше их было немного (например, у угловников, моряков, хиппи и т.п.), то теперь люди часто общаются не с теми, кто живет рядом, а с теми, кто ближе по интересам. Поэтому и появляются социолекты, непонятные посторонним: программистские, футбольные, дизайнерские и т.п.

Следующая важная черта развития русского языка - заимствования. «Продолжится глобализация - будут новые заимствования. Снова опустится железный занавес - процесс замедлится или остановится, - утверждает Максим Кронгауз. - Мы фактически живем в режиме трансляции чужой культуры, в основном англо-американской, и заимствуем реалии во всех областях: в экономике, в науке, в спорте. Вместе с ними приходят и слова». И не всегда можно подобрать адекватно подходящее русское слово.

Ускоряется темп речи. Скорость увеличивается за счет быстрой артикуляции - в итоге речь становится менее выразительной. Утрачиваются звонкие согласные между гласными: «хо-ит», «бу-ет», «ска-ал». Возможно, речь будущего будет состоять сплошь из таких переходов между звуками. Реже употребляется склонение, в первую очередь числительных. В будущем, видимо, окончательно умрет склонение топонимов наподобие «Бородино». Именительный падеж уверенно вытесняет все остальные падежи. Например, «Ломоносовские чтения» стали конференциями «Ломоносов». А Институт русского языка имени Виноградова может стать институтом «Виноградов». Вместо фразы «с ароматом клубники со сливками» сегодня употребляют «с ароматом клубника со сливками».

Серьезных изменений в орфографии лингвисты не ожидают. «Глубокие реформы маловероятны. Общество к ним не готово, как показали недавние дискуссии», - говорит научный сотрудник Института русского языка имени Виноградова Борис Иомдин. Эксперты считают, что будет некое размытие норм, предполагающее несколько вариантов написания ().

24 мая, в день, когда Церковь вспоминает святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, вся страна отмечает День славянской письменности и культуры. А что сегодня происходит с русским языком? Какие опасности угрожают ему сейчас, а какие возможные в будущем? Комментируют специалисты.

Скрепа, без которой все распадется

Людмила Сараскина, литературовед, критик:

Конечно, я боюсь за будущее . Вопиющая безграмотность проникла уже и в центральную прессу, в журналистскую среду. В газетах, журналах, на радио и на телевидении режут глаз и слух такие ошибки, за которые прежде ставили двойки в 4 - 5 классах средней школы. Такое впечатление, будто корректоры и редакторы массово прекратили свое существование.

Безграмотность стала не только терпима, но и простительна, симпатична, обаятельна. В процветает иронический «олбанский» язык, все эти «ржунимагу», «убейсяапстенку», но иные пользователи (школьники, студенты) полагают, что «давай ни сорица» - это правильно. Русский язык как школьный предмет заброшен, система освобождает учеников от сочинений и прочих письменных работ, и они теряют навыки письма.

Я уже не говорю об устной речи, зачастую безобразной, корявой, отрывистой, невыразительной, с бесконечными «как бы», «типа» и «по-любому». Кажется, культуре речи вообще никто никого уже не учит. Что мы хотим от мигрантов, если сами гробим свой родной язык? Пока мы сами не научимся уважать великое достояние - свою речь, письменную и устную - никто извне не придет и нас этому не научит и учиться нашему языку не захочет.

Сейчас модно говорить о «скрепах»… Русский язык - это главная скрепа России, без которой все ее огромное пространство очень скоро может распасться на рваные куски.

Мое чувство родного языка постоянно бывает оскорбляемо публичными ляпами в речах публичных фигур, и, я уверена, это не менее значимое чувство, чем чувство религиозное.

Страшны не заимствования, а забвение текстов классики

Александр Кравецкий, кандидат филологических наук старший научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН:

На такой вопрос отвечать сложно, поскольку язык - явление живое. Поэтому современникам обычно не понятно, что способствует его разрушению, а что - развитию. Уже не раз столицы вдруг наполнялись носителями диалектов, так что казалось, что литературной норме грозит опасность. А, например, в Петровскую эпоху, когда в язык вошло огромное количество заимствований, - это вызывало у тогдашних ревнителей словесности чувство ужаса. В итоге - 90% из этого потока заимствований ушло, а оставшиеся 10% стали частью русского языка.

То же самое было в двадцатые годы двадцатого века, затем - в девяностые. Поэтому говорить об опасностях для языка, связанных с наплывом большого количества людей, плохо владеющих языком, или же с появлением модных заимствований, мне не кажется правомерным.

Что действительно пугает, так это стремительное забвение текстов русской классики, которая играет роль эталона, на который мы подсознательно ориентируемся. Когда-то такую цементирующую функцию выполняла Псалтырь, затем - тексты русской классической литературы, которые дети, пусть иногда и из-под палки, но осваивали. Это придавало языку устойчивость.

Любые заимствования, любые изменения, пусть резкие, пусть на грани пародии, как в интернет-языке - это все может идти во благо при сохранении культурной преемственности. Но сейчас возникает ситуация, когда знакомство с классикой ограничивается экранизациями и пересказами для готовящихся в ЕГЭ. Количество текстов, которые люди помнят, стремительно сокращается.

Мне кажется, есть некая критическая точка, после которой забывание текстов, цитат приведет к необратимым языковым процессам. Слишком быстрая скорость изменения цитатного фонда и, соответственно, забывание некоего общего корпуса текстов, - все это мне кажется миной замедленного действия. Что конкретно в результате произойдет - я не знаю, но подозреваю, что ничего хорошего не произойдет.

Расцвета русского новояза начала XXI века

Михаил Горбаневский, доктор филологических наук, профессор, академик РАЕН, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС):

Мудрость русского народа, исконно трепетно относившегося к Слову, заключена во многих пословицах и поговорках. Не зря говорят: «Что написано пером - не вырубишь топором», «Слово не воробей, вылетит - не поймаешь». Бережное и чуткое обращение со словом вознаграждает неисчерпаемым богатством.

Мне в последние годы не раз доводилось публично высказываться в СМИ по поводу разнообразных проблем общества, связанных с русским языком. Например, о проникновения слов из обихода криминальных элементов в речь первых лиц Российской Федерации.

Или, напомню, о недопустимо слабом и начетническом преподавании русского языка в школе, ориентированном ныне на весьма поверхностные технологии ЕГЭ: школа выпускает в жизнь молодых граждан страны, не только не владеющих основами практической стилистики русской речи, но даже порой не умеющих составлять элементарные деловые письменные тексты, например, написать автобиографию.

Сейчас я заканчиваю книгу «Раб на галерах» (она увидит свет в сентябре-октябре), которая во многом посвящена той реальной опасности для России, переживающей, на мой взгляд, эпоху смуты и медленного, но вполне ощутимого скатывания к неототалитарному обществу, которую представляет иная - глобальная и системная, а потому и более опасная проблема: тенденция расцвета русского новояза начала XXI века.

Но повседневная работа нашей экспертной гильдии убеждает в наличии ещё одной проблемы. В современной России на всех уровнях социальной жизни общества сегодня крепнет понимание, что за слова надо отвечать не в меньшей мере, чем за дела. Текст, речевые произведения всё шире используются как corpus delicti, так как в них содержатся признаки состава - объективной стороны преступления, совершённого вербально.

Именно результат речевой деятельности - речевое произведение в форме устного высказывания или письменного текста - является основным объектом судебной лингвистической экспертизы и лингвокриминалистического исследования, непосредственно подвергается правовой квалификации для установления факта правонарушения и определения степени его общественной опасности.

Оправданное беспокойство по поводу очевидных и набирающих всё большую остроту проблем (как общих, так и частных) борьбы с экстремизмом (включая как теорию и практику экспертиз по данной категории дел, так и состояние соответствующего законодательства, действующего на сегодняшний день в России), высказывают представители разных профессий и уже не только в своей узкой профессиональной, но и в средствах массовой информации.

Эксперты ГЛЭДИС всегда искренне надеялись на те здоровые силы российского общества, которые готовы честно и достойно, не преступая, а исполняя Закон, бороться с тем злом, которое мы видим в насилии над родной речью, в превращении отдельных текстов в ядовитую смесь анекдота, примитивного жаргона и непристойных выражений, в превращении отдельных изданий и сайтов в нечистые потоки компромата, в крайне опасное орудие разжигания вражды между народами, религиозными конфессиями и социальными группами. И во многом наши надежды оправдались.

Но сейчас наступил новый этап в истории нашего Отечества: и ксенофобия всё чаще проявляются в политической, экономической, социальной, религиозной и других сферах жизнедеятельности страны. Экстремизм превратился в один из основных источников угроз национальным интересам в сфере государственной и общественной безопасности.

Отечественная лингвистика должна - на основе не только профессиональных знаний, но активной гражданской позиции учёных и понимания ими своей ответственности перед обществом - уметь дать должный ответ на этот вызов времени и научиться использовать новые современные методики, которые нуждаются в обсуждении и внедрении в практику, основанной на взаимном уважении и доверии ученых, судей, адвокатов, следователей, правозащитников.

Именно такое интердисциплинарное повышение квалификации лингвокриминалистов авторы проекта ГЛЭДИС «Лингвокриминалистика vs экстремизм: новые задачи в защите общественной безопасности» считают одним из своих важных ориентиров. Ведь сейчас существует много острых и требующих решения методологических проблем правовой, психологической и лингвистической квалификации таких публикаций СМИ, лозунгов, листовок, плакатов, предвыборных программ, печатных политических документов, призывов и диалогов в социальных сетях, на интернет-форумах и в иных сферах киберпространства, в которых правоохранительными и судебными органами усматриваются элементы ультраправой идеологии, шовинизма, воинствующего национализма, пропаганды насилия, крайние формы религиозной неприязни, оправдание нападений, вандализма и убийств по мотивам этнической и расовой ненависти и т. д.

Мы перестаем отвечать за свою жизнь…

Павел Басинский, писатель, литературовед:

В отношении языка, его развития (причем любого языка) мне видится проблема двусторонняя, потому однозначного решения у нее быть не может. С одной стороны язык - саморазвивающееся явление, им управлять невозможно. Он впитывает те слова, удобные людям (в том числе и из других языков), которые в дальнейшем будут использовать эти слова в своей речи.

Можно принять законы против иностранных слов, но это будет консервировать язык, но не даст полноценно ему развиваться. Тем более, русский язык сложился из множества составляющих: в том числе из заимствований из тюркских языков, из англицизмов, из французских слов и так далее. И славянский язык, легший в основу русского языка - тоже же очень разный, неоднородный.

С другой стороны, у нас с языком происходят странные вещи. Мы бездумно пользуемся кальками с иностранных слов, что явно не обогащает язык, а приносит противоположный результат. Примеров здесь можно приводить много. Допустим, слово «секьюрити». Но оно, слава Богу, ушло, и секьюрити вновь превратились в охранников. А вот «киллер» - никуда не ушел, «киллер» - это звучит гордо, даже с ореолом романтизма. А на самом-то деле киллер - это наемный убийца, наемный душегуб, если более пафосно сказать. Говоришь по-русски - и никакого романтизма.

Или - «вызовы времени», «вызовы современности» - поразительная конструкция, которую используют все наши высокие политики, включая даже президента. Откуда это взялось? Это калька с английского challenge -вызов. Почему вызовы времени, а не требования времени, запросы времени, интересы времени? Почему нас сразу помещают в ситуацию войны, агрессии? Почему мы боремся со временем, которое нам бросает вызов, и нам надо отвечать на него?

Вроде бы - что тут такого, какие-то политические игры с русским языком, но на самом деле подобные языковые кальки создают атмосферу не-русскости, не-мягкости, не-гуманности, нам присущей.

Мы перестаем отвечать за свой язык, за свою жизнь, и все это находит подтверждение в языке.

Удивительную вещь увидел пушкинист : «Мы и сами не заметили, как слово «трудно» поменялось на слово «сложно». Уже никто не говорит «трудно жить», все говорят - «сложно жить». Первый вариант означает, что своим трудом ты все-таки можешь преодолеть жизненные тяготы, а второй вариант - говорит о пассивной позиции: сложно, не от тебя зависит, ты здесь ничего не сделаешь.

Я бы, не шутя, создал, по крайней мере, рекомендательную комиссию при президенте или при Министерстве культуры, которая провела бы ревизию всех этих калек, засоряющих русский язык, и дала бы рекомендации для учителей, для родителей, чтобы они объясняли детям разницу между «трудно» и «сложно», между «киллер» и «наемный убийца», между «вызов времени» и «требование времени».

Французы охраняют свой язык на государственном уровне: там есть законы против заимствований. Можно сказать, что франкофония - основа идеологии . Нам тоже не нужно бояться защищать свой язык, но степень защиты как раз должны определять специалисты, чтобы, защищая, не подавлять живое развитие языка…

Споры по поводу ТвОрога или ТворОга отвлекают от главного

Владимир Аннушкин, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской словесности и межкультурной коммуникации Государственного института русского языка имени А.С.Пушкина, член Союза писателей России.

Язык есть выражение народного духа, состояния интеллекта и образованности, общественного и личного настроения, воли, всех движений души, стиля жизни современного общества. Можно с уверенностью сказать: каковы слова, которые мы слышим и читаем вокруг себя, таков и наш внутренний комфорт, общественно-психологический настрой, занимающий не последнее место в требованиях к благоустройству жизни каждого человека. Одним словом, каков язык, такова и жизнь.

Общественное благополучие, здравие, благоденствие, все формы жизни связаны с устройством современного языка. Язык - инструмент управления обществом и общественными процессами. Экономический кризис есть проявление кризиса духовного (а не наоборот!). Экономика управляется через культуру и образованность с помощью речи. Если речевые отношения в обществе не отлажены, теряется возможность эффективного управления. Плохим языком хорошую жизнь не построишь.

О языковой норме

Языковую норму невозможно утвердить раз и навсегда. Она исторически изменчива. Установить «чётко» норму не всегда представляется возможным. Как правило, здесь борются правильность и удобство.
Общество живет и развивается, преобразуя существующую норму как сложившийся культурно-стилевой стандарт для того чтобы сделать жизнь более удобной и прекрасной. Однако если ты не знаешь культуры, то преобразование становится уродливым, неэстетичным, антикультурным. Пример - сегодняшние стилевые новации в СМИ, как, впрочем, и сама философия СМИ: тоталитаризм пошлости, безвкусия, примитивизма заполонил молодежные каналы - и это следствие трудностей, которые испытывают люди, существуя в новых видах коммуникации при создании новых коллегиальных видов речи.
Норму языка нельзя понимать и обсуждать только в узком смысле (дОговор, йогурт, кофе…) ибо тогда мы останемся в пределах мелочных разборок и частных вопросов. Пора ставить вопрос шире: язык - средоточие и выразитель всей народной жизни, ее духа и сегодняшнего состояния.

О сквернословии

Пока мы ломаем копья по поводу творогОв и договорОв, не лучше ли озаботиться о создании в обществе обстановки нетерпения к скверным словам, в которых правильно ставятся ударения? Не поставить ли преграды на пути к ложным мыслям и толерантной идеологии, допускающей для общества все виды «смертных грехов»? Не озаботиться ли о создании обстановки бодрости и оптимизма в обществе вместо состояний апатии, скептицизма, критицизма, равнодушия, которые творятся ежевечерними художественными телепередачами и всегда выражены в языке, поскольку человек есть существо «словесное»?
Если вы сквернословите, то и жизнь становится скверной

Убогость речи - убогость жизни

Культура предполагает сохранение всего ценного в нравственном, образовательном, эстетическом аспектах нашего бытия, а выражается культура, конечно, знаково, и этот основной знак, конечно, слово. Скажи мне слово - и я скажу, кто ты. Как же у нас сохраняется и передается всё лучшее? Для этого достаточно включить и послушать наше популярное радио (Шансон, Авторадио и даже «Русское радио»). Вы никогда не услышите на «Русском радио» ни русского романса, ни русской народной песни, ни русского стихотворения - только убогость однообразных поздравлений и двадцатки так называемых «хитов», которыми формируется сознание современной молодежи и взрослого населения России. Спрашивается: можно ли законодательно переломить ситуацию? Кто вас заставляет так примитивизировать жизнь? Почему наши журналисты слышат «дОговор» и «кофе» среднего рода и не слышат, какими убогими мыслями предлагают думать и говорить на молодежных теле- и радиоканалах? НЕ говоря уже об их речи, которая как по количественному составу напоминает речь Эллочки-людоедочки, так и по характеру произношения опущена ниже всяких эстетических требований к художественному звучанию.
Нам нарочито хотят сказать: мы такие как в жизни… Никаких высоких идеалов нет. О культуре говорить бесполезно. Мы хотим одного: чтобы нас слушали. Поэтому говорим как хотим, мы - свободные люди…

Разумные запреты

Можно ли говорить о нормализаторской деятельности как правовой, законотворческой? И можно, и нужно! Многие филологи утверждают, что нормировать язык невозможно, что он развивается по своим законам. Эта ложная точка зрения на язык фиксирует нашу пассивность в отношении к изменяющейся жизни. Мы не можем изменить язык как систему, например, в языке останутся всё те же падежи, роды, числа и падежи, но язык как деятельность, как его использование несомненно может быть подвергнут сознательным воздействиям человека и преобразованиям.

Наш Закон “Об языке” несовершенен. Видимо, он должен смело утверждать определенные приоритеты общественной нравственности, защиты патриотических настроений, истинного культурного вкуса как совокупности эстетических ценностей. СМИ будут ставить вопрос: а судьи кто? Вопрос ложен, потому что хочет увести в сторону всё той же толерантности, терпимости к разным «ложным» мнениям и безответственности в речах.
Есть ли в пользовании языком нормативно-правовой аспект? Безусловно. Культура предполагает запрет. Если запрещены определенные поступки, то как же не наложить запреты на поступки словесные? Между тем, надо понимать, что именно разумный запрет позволяет максимально развернуть творческую деятельность. Вне запретов общество не живет или живет плохо. Нельзя допустить как слишком много запретов (тогда - тирания), либо допустить вседозволенность (тогда наступает хаос идей, слов и поступков). Последнее мы наблюдаем в общественной нравственности.
Мы говорим о норме литературного языка как о выборе правильного варианта из двух или нескольких существующих. Но существует не только норма языка, есть еще норма мысли, норма словесного выражения, наконец норма поведения, которое, будучи, речевым не должно оскорблять пользователей (слушателей или читателей). Можно ли, соблюдая нормы произношения или орфографии, нарушать нормы словесного поведения в быту и в СМИ?