Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Южная часть Руси Зона безопасности Руси с внутренними кордонами, в которую входит кавказский регион: Абхазия, Азербайджан, Армения, Грузия, Южная

Степь В начале первого тысячелетия до н. э. греки начинают осваивать берега Черного моря. Раньше считалось, что путь к нему заграждают коварные Симплегады - сталкивающиеся скалы, которые давили проплывавшие между ними корабли. Это место в свое время с большим трудом

Сообщение
На тему: «Древняя Русь и Великая степь.
Проблемы взаимоотношений».

Работу выполнила
студент первого курса
группа ГРМ-12
Шипулина Анастасия.

Древняя Русь и Великая степь. Проблемы взаимодействия.
Описание хазарской страны. Ландшафты, как и этносы, имеют свою историю. Дельта Волги до III в. не была похожа на ту, которая существует ныне. Тогда по сухой степи среди высоких бэровских бугров струились чистые воды Волги, впадавшие в Каспийское море много южнее, чем впоследствии. Волга тогда была еще мелководна, протекала не по современному руслу, а восточнее: через Ахтубу и Бу-зан и, возможно, впадала в Уральскую западину, соединенную с Каспием узким протоком. От этого периода остались памятники сармато-аланской культуры, т. е. туранцев. Хазары тогда еще ютились в низовьях Терека. Волга понесла все эти мутные воды, но русло ее в низовьях оказалось для таких потоков узким. Тогда образовалась дельта современного типа, простиравшаяся на юг почти до полуострова Бузачи (севернее Мангышлака).Опресненные мелководья стали кормить огромные косяки рыб. Берега протоков поросли густым лесом, а долины между буграми превратились в зеленые луга. Степные травы, оставшись лишь на вершинах бугров (вертикальная зональность), отступили на запад и восток (где ныне протоки Бах-темир и Кигач), а в ядре возникшего азонального ландшафта зацвел лотос, запели лягушки, стали гнездиться цапли и чайки. Страна изменила свое лицо.
Тогда изменился и населявший ее этнос. Степняки-сарматы покинули берега протоков, где комары не давали покоя скоту, а влажные травы были для него непривычны и даже вредны. Зато хазары распространились по тогдашней береговой линии, ныне находящейся на 6 м ниже уровня Каспия. Они обрели богатейшие рыбные угодья, места для охоты на водоплавающую птицу и выпасы для коней на склонах бэровскнх бугров. Хазары принесли с собой черенки винограда и развели его на новой родине, доставшейся им без кровопролития, по случайной милости природы. В очень суровые зимы виноград погибал, но пополнялся снова и снова дагестанскими сортами, ибо связь между Терской и Волжской Хазарией не прерывалась. Воинственные аланы и гунны, господствовавшие в степях Прикаспия, были не опасны для хазар. Жизнь в дельте сосредоточена около протоков, а они представляют собой лабиринт, в котором заблудится любой чужеземец. Течение в протоках быстрое, по берегам стоят густые заросли тростника, и выбраться на сушу можно не везде. Любая конница, попытавшаяся проникнуть в Хазарию, не смогла бы быстро форсировать протоки, окруженные зарослями. Тем самым конница лишалась своего главного преимущества - маневренности, тогда как местные жители, умевшие разбираться в лабиринте протоков, могли легко перехватить инициативу и наносить врагам неожиданные удары, будучи сами неуловимыми.
Еще труднее было зимой. Лед на быстрых речках тонок и редко, в очень холодные зимы, может выдержать коня и латника. А провалиться зимой под лед, даже на мелком месте, значило обмерзнуть на ветру. Если же отряд останавливается и зажигает костры, чтобы обсохнуть, то преследуемый противник за это время успевает скрыться и ударить по преследователю снова. Хазария была естественной крепостью, но, увы, окруженной врагами.Сильные у себя дома, хазары не рисковали выходить в степь, которая очень бы им пригодилась. Чем разнообразнее ландшафты территории, на которой создается хозяйственная система, тем больше перспектив для развития экономики. Дельта Волги отнюдь не однообразна, но не пригодна для кочевого скотоводства, хотя последнее, как форма экстенсивного хозяйства, весьма выгодно людям, потому что оно нетрудоемко, и природе, ибо количество скота лимитируется количеством травы. Для природы кочевой быт безвреден.
Хазары в степях не жили и, следовательно, кочевниками не были. Но и они брали от природы только избыток. Чем крупнее цель, тем легче в нее попасть.
Поэтому заключим наш сюжет - трагедию хазарского этноса - в рамку истории сопредельных стран. Конечно, эта история будет изложена «суммарно», ибо для нашей темы она имеет только вспомогательное значение. Но зато можно будет проследить глобальные международные связи, пронизывавшие маленькую Хазарию насквозь, и уловить ритм природных явлений биосферы, вечно изменчивой праматери всего живого. Тогда и история культуры заиграет всеми красками. Русский каганат. На рубеже VIII и IX вв. хазары остановились на границе земли русов, центр которой находился в Крыму. Русы в это время проявляли значительную активность, совершая морские набеги на берега Черного моря. Около 790 г. они напали на укрепленный город Сурож (Судак), а потом перекинулись на южный берег и в 840 г. взяли и разграбили Амастриду, богатый торговый город в Пафлагонии (Малой Азии). Но в 842 г. русы по договору вернули часть добычи и освободили всех пленных. «Все лежащее на берегах Эвксина (Черного моря) и его побережье разорял и опустошал в набегах флот россов (народ же «рос» - скифский, живущий у Северного Тавра, грубый и дикий). И вот самую столицу он подверг ужасной опасности». В 852 г. русы взяли славянский город Киев.
18 июня 860 г. русы на 360 кораблях осадили Константинополь, но 25 июня сняли осаду и ушли домой. Более удачного похода русов на Византию не было; все позднейшие кончались поражениями (за исключением похода 907 г., о котором сами греки не знали). Напрашивается мысль, что именно тогда был заключен торговый договор, впоследствии приписанный летописцем Олегу. Но это только предположение, проверка которого не входит в нашу задачу. Дальнейшие события сложились не в пользу русов. Вскоре после 860 г. произошла, видимо, не очень удачная война с печенегами, которые в этом году могли выступить только как наемники хазарского царя. В Киеве «был голод и плач великий», а в 867 г. православные миссионеры, направленные патриархом Фотием, обратили часть киевлян в христианство. Это означало мир и союз с Византией, но полное обращение не осуществилось из-за сопротивления обновленного язычества и агрессивного иудаизма. Однако киевская христианская колония уцелела. Сто двадцать лет она росла и крепла, чтобы в нужный момент сказать решающее слово, которое она произнесла в 988 г.
В IX в. русская держава имела мало друзей и много врагов. Не следует думать, что наиболее опасными врагами обязательно являются соседи. Скорее наоборот: постоянные мелкие стычки, вендетта, взаимные набеги с целью грабежа, конечно, доставляют много неприятностей отдельным людям, но, как правило, не ведут к истребительным войнам, потому что обе стороны видят в противниках людей. Зато чужеземцы, представители иных суперэтносов, рассматривают противников как объект прямого действия. Так, в XIX в американцы платили премию за скальп индейца. А в Х в. суперэтнические различия не умерялись даже тон долей гуманности, которая имела место в XIX в. Поэтому войны между суперэтническими целостностями, украшавшими себя пышными конфессиональными ярлыками, велись беспощадно. Мусульмане объявляли «джихад» против грехов и вырезали во взятых городах мужчин, а женщин и детей продавали на невольничьих базарах. Саксонские и датские рыцари поголовно истребляли лютичей и бодричеи, а англосаксы так же расправлялись с кельтами. Но и завоеватели не могли ждать пощады, если военное счастье отворачивалось от них. Сначала Руси относительно повезло. Три четверти IX в., именно тогда, когда росла активность западноевропейского суперэтноса, болгары сдерживали греков, авары - немцев, бодричи - датчан. Норвежские викинги устремлялись на запад, ибо пути «из варяг в греки» и «из варяг в хазары» проходили через узкие реки Ловать или Мологу, через водоразделы, где ладьи надо было перетаскивать вручную - «волоком», находясь при этом в полном отрыве от родины - Норвегии. Условия для войны с местным населением были предельно неблагоприятны.

При создавшейся расстановке политических сил выиграли хазарские иудеи. Они помирились с мадьярами, направив их воинственную энергию против народов Западной Европы, где последние Каролинги меньше всего беспокоились о безопасности своих крестьян и феодалов, как правило недовольных имперским режимом. Хазарское правительство сумело сделать своими союзниками тиверцев и уличен, обеспечив тем самым важный для еврейских купцов торговый путь из Итиля в Испанию. Наконец, в 913 г. хазары при помощи гузов разгромили тех печенегов, которые жили на Яике и Эмбе и контролировали отрезок караванного пути из Итиля в Китай. Последней нерешенной задачей для хазарского правительства оставался Русский каганат с центром в Киеве. Война с русами была неизбежна, а полная победа сулила неисчислимые выгоды для итильской купеческой организации, но, разумеется, не для порабощенных хазар, которые в этой деятельности участия не принимали. Правители крепко держали их в подчинении при помощи наемных войск из Гургана и заставляли платить огромные подати. Таким образом они все время расширяли эксплуатируемую территорию, все увеличивая свои доходы и все более отрываясь от подчиненных им народов. Разумеется, отношения между этим купеческим спрутом и Русью не могли быть безоблачными. Намеки на столкновения начались в IX в., когда правительство Хазарии соорудило крепость Саркел против западных врагов.
В 947 г. Ольга отправилась на север и обложила данью погосты по Мете и Луге. Но левобережье Днепра осталось независимым от Киева и, по-видимому, в союзе с хазарским правительством. Вряд ли хазарский царь Иосиф был доволен переходом власти в Киеве из рук варяжского конунга к русскому князю, но похода Песаха он не повторил. Хазарский царь Иосиф счел за благо воздержаться от похода на Русь, но отсрочка не пошла ему на пользу. Ольга отправилась в Константинополь и 9 сентября 957 г. приняла там крещение, что означало заключение тесного союза с Византией, естественным врагом иудейской Хазарии. Попытка перетянуть Ольгу в католичество, т. е. на сторону Германии, предпринятая епископом Адальбертом, по заданию императора Отгона прибывшим в Киев в 961 г., успеха не имела. С этого момента царь Иосиф потерял надежду на мир с Русью, и это было естественно. Война началась, видимо, сразу после крещения Ольги.
Сторонниками хазарского царя в это время были ясы (осетины) и касоги (черкесы), занимавшие в Х в. степи Северного Кавказа. Однако преданность их иудейскому правительству была сомнительна, а усердие приближалось к нулю. Во время войны они вели себя очень вяло. Примерно так же держали себя вятичи - данники хазар, а болгары вообще отказали хазарам в помощи и дружили с гузами, врагами хазарского царя. Последний мог надеяться только на помощь среднеазиатских мусульман.
964 год застал Святослава на Оке, в земле вятичей. Война русов с хазарскими иудеями уже была в полном разгаре, но вести наступление через Донские степи, контролируемые хазарской конницей, киевский князь не решился. Сила русов Х в. была в ладьях, а Волга широка. Без излишних столкновений с вятичами русы срубили и наладили ладьи, а весной 965 г. спустились по Оке и Волге к Итилю, в тыл хазарским регулярным войскам, ожидавшим врага между Доном и Днепром. Поход был продуман безукоризненно. Русы, выбирая удобный момент, выходили на берег, пополняли запасы пищи, не брезгуя грабежами, возвращались на свои ладьи и плыли по Волге, не опасаясь внезапного нападения болгар, буртасов и хазар. Как было дальше, можно только догадываться.

При впадении р. Сарьгсу Волга образует два протока: западный - собственно Волга и восточный - Ахтуба. Между ними лежит зеленый остров, на котором стоял Итиль, сердце иудейской Хазарии. Правый берег Волги - суглинистая равнина; возможно, туда подошли печенеги. Левый берег Ахтубы - песчаные барханы, где хозяевами были гузы. Если часть русских ладей спустилась по Волге и Ахтубе ниже Итиля, то столица Хазарии превратилась в ловушку для обороняющихся без надежды на спасение. Продвижение русов вниз по Волге шло самосплавом. И поэтому настолько медленно, что местные жители (хазары) имели время убежать в непроходимые заросли дельты, где русы не смогли бы их найти, даже если бы вздумали искать. Но потомки иудеев и тюрков проявили древнюю храбрость.
Сопротивление русам возглавил не царь Иосиф, а безымянный каган. Летописец лаконичен: «И бывши брани, одоль Святославъ козаромъ и градъ ихъ взя». Вряд ли кто из побежденных остался в живых. А куда убежали еврейский царь и его приближенные-соплеменники - неизвестно. Эта победа решила судьбу войны и судьбу Хазарии. Центр сложной системы исчез, и система распалась. Многочисленные хазары не стали подставлять головы под русские мечи. Это им было совсем не нужно. Они знали, что русам нечего делать в дельте Волги, а то, что русы избавили их от гнетущей власти, им было только приятно. Поэтому дальнейший поход Святослава - по наезженной дороге ежегодных перекочевок тюрко-хазарского хана, через «черные земли» к среднему Тереку, т. е. к Семендеру, затем через кубанские степи к Дону и, после взятия Саркела, в Киев - прошел беспрепятственно. Хазарские евреи, уцелевшие в 965 г., рассеялись по окраинам своей бывшей державы. Некоторые из них осели в Дагестане (горские евреи), другие - вКрыму (караимы). Потеряв связь с ведущей общиной, эти маленькие этносы превратились в реликты, уживавшиеся с многочисленными соседями. Распад иудео-хазарской химеры принес им, как и хазарам, покой. Но помимо них остались евреи, не потерявшие воли к борьбе и победе и нашедшие приют в Западной Европе.
Установленная княгиней Ольгой дружба Киева с Константинополем была полезна для обеих сторон. Еще в 949 г. 600 русских воинов участвовали в десанте на Крит, а в 962 г. русы сражались в греческих войсках в Сирии против арабов. Там с ними сдружился Калокир, служивший в войсках своей страны; и там же он выучил русский язык у своих боевых товарищей.
Жители Херсонеса издавна славились свободолюбием, что выражалось в вечных ссорах с начальством. Ругать константинопольское правительство было у них признаком хорошего тона и, пожалуй, вошло в стереотип поведения. Но ни Херсонес не мог жить без метрополии, ни Константинополь - без своего крымского форпоста, откуда в столицу везли зерно, вяленую рыбу, мед, воск и другие колониальные товары. Жители обоих городов привыкли /друг к другу и на мелочи внимания не обращали. Поэтому, когда Никифору Фоке понадобился толковый дипломат со знанием русского языка, он дал Калокиру достоинство патриция и отправил его в Киев. Эта надобность возникла из-за того, что в 966 г. Никифор Фока решил перестать платить дань болгарам, которую Византия обязалась выплачивать по договору 927 г.. и вместо этого потребовал, чтобы болгары не пропускали венгров через Дунай грабить провинции империи. Болгарский царь Петр возразил, что с венграми он заключил мир и не может его нарушить. Никифор счел это вызовом и отправил «ялокира в Киев, дав ему 15 кентинарий золота, чтобы он побудил русов сделать набег на Болгарию и тем принудить ее к уступчивости». В Киеве предложение было как нельзя более кстати. Святослав со своими языческими сподвижниками только что вернулся из похода на вятичей. Вот опять появилась возможность его на время сплавить. Правительство Ольги было в восторге.
Был доволен и князь Святослав, ибо у власти в Киеве находились христиане, отнюдь ему не симпатичные. В походе он чувствовал себя гораздо лучше. Поэтому весной 968 г. русские ладьи приплыли в устья Дуная и разбили не ожидавших нападения болгар. Русских воинов было немного - около 8-10 тыс., но им на помощь пришла печенежская конница. В августе того же года русы разбили болгар около Доростола. Царь Петр умер, и Святослав оккупировал Болгарию вплоть до Филипполя. Это совершилось при полном одобрении греков, торговавших с Русью. Еще в июле 968 г. русские корабли стояли в гавани Константинополя.
За зиму 968-969 г. все изменилось. Калокир уговорил Святослава, поселившегося в Переяславце, или Малой Преславе, на берегу р. Варны, посадить его на престол Византии. Шансы для этого были: Никифора Фоку не любили, русы были храбры, а главные силы регулярной армии находились далеко, в Сирии, и были связаны напряженной войной с арабами. Ведь сумели же болгары в 705 г. ввести во Влахернский дворец безносого Юстиниана в менее благоприятной ситуации! Так почему же не рискнуть? А Святослав думал о бессмысленности возвращения в Киев, где его христианские недруги в лучшем случае отправили бы его еще куда-нибудь. Болгария примыкала к Русской земле - территории уличей. Присоединение к Руси Восточной Болгарии, выходившей к Черному морю, давало языческому князю территорию, где он мог быть независим от своей матери и ее советников.
Весной 969 г. левобережные печенеги осадили Киев. Для Ольги и киевлян это было совершенно неожиданно, ибо повод для нарушения мира был им неизвестен. Киев оказался в отчаянном положении, а войска, которое привел по левому берегу воевода Претич на выручку престарелой княгини, было явно недостаточно для отражения противника. Но когда печенежский вождь вступил с Претичем в переговоры, то выяснилось, что война основана на недоразумении. Партия княгини и не помышляла о войне с Византией, и «отступиша печеньзи от града», а то нельзя было даже напоить коней в речке Лыбедп. Однако Святославу в Киеве было неуютно. Нестор приписывает это его неуживчивому характеру, но надо думать, что дело обстояло куда трагичнее.11 июля скончалась Ольга и была похоронена по православному обряду, причем могила ее не была отмечена, хотя по ней плакали «...людье вси плачемъ великомъ». Иными словами, Ольга вела себя как тайная христианка, а в Киеве было много и христиан и язычников. Страсти накалялись. Что делал Святослав после смерти матери, летопись не сообщает, а вернее, умалчивает. Но из последующих событий очевидно, что Святослав не просто покинул Киев, а был вынужден его покинуть и уйти в дунайскую оккупационную армию, которой командовали его верные сподвижники:
На княжеские столы были посажены внуки Ольги: Ярополк - в Киеве, Олег - в Древлянской земле, а Владимир, сын ключницы Малуши, плененной при покорении древлян. - в Новгороде, потому что туда никто не хотел идти из-за буйного нрава новгородцев. Но для самого Святослава места на родной земле не нашлось. Это не домысел. Если бы Святослав в июле 969 г. собирался бороться с греками, он не стал бы терять темп. Если бы он чувствовал твердую почву под ногами, он вернул бы войско из Болгарии. Но он не сделал ни того, ни другого... и началась серия проигрышей.
Великий раскол церквей 1054 г. изолировал русских западников от католических стран, ибо переход в латинство стал рассматриваться в Киеве как вероотступничество. Но Ярослав, его сын Изяслав и внук Святополк, нуждаясь в деньгах, покровительствовали киевской колонии немецких евреев, осуществлявших связь киевских князей с католической Европой. Деньги, попадавшие в княжескую казну, евреи получали с местного населения, скорбевшего о том, что евреи «отняли все промыслы христиан и при Святополке имели великую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорилися»2. Тот же источник сообщает, что евреи «многих прельстили в их закон» 3, но, как интерпретировать это сведение, неясно. Скорее всего это навет, но сам факт наличия религиозных споров и дискредитации православия подтверждается другим автором - Феодосием Печерским, который имел обыкновение спорить с евреями в частных беседах, «поелику желал быть убитым за исповедание Христа» 4. Что его надежды были небезосновательны, мы увидим позже, но его роль в поддержке Изяслава и уважение народа спасли Феодосия от мученического венца. Весь этот раскол на несколько партий, под которым крылись субэтнические различия, заслуживает внимания, ибо лишь при Владимире Мономахе наступило торжество православия на Руси. Православие сплотило этносы Восточной Европы, хотя этому духовному единению сопутствовало политическое разъединение, о котором и пойдет речь ниже. Ярослав Мудрый умер в 1054 г. киевским каганом - победителем ляхов, ятвягов, чуди и печенегов, законодателем, просветителем и освободителем Русской церкви от греческого засилья, но покоя стране он не оставил. Наоборот, и на границах, и внутри Русской земли события потекли по отнюдь не предусмотренным руслам. Неожиданным было то, что, несмотря на грандиозность подчиненной Киеву территории, Ярослав не мог разгромить маленькое Полоцкое княжество. Наоборот, он уступил полоцкому князю Брячиславу, внуку Владимира, Витебск и Усвят, что не дало ему желанного мира. Только в 1066 г дети Ярослава - Изяслав и его братья - разбили на р.Немиге Всеслава Брячиславича Полоцкого, а потом, пригласив его на переговоры в Смоленск, схватили и заточили в поруб (сруб без двери, т. е. тюрьма) в Киеве. Освобожденный восставшими киевлянами 15 сентября 1068 г. Всеслав семь месяцев княжил в Киеве, а потом под давлением превосходящих сил польского короля Болеслава вернулся в Полоцк и -после нескольких неудач отстоял независимость своего родного города. Столь же неожиданно было появление на южной границе Руси в 1049 г. гузов, или торков, бывших союзников Святослава, ныне врагов. Война с торками затянулась до 1060 г., когда они были разбиты коалицией русских князей и отогнаны к Дунаю. В 1064 г. торки попытались перейти Дунай и закрепиться во Фракии, но повальные болезни и соперничество их заклятых врагов - печенегов заставили торков вернуться и просить убежища у киевского князя. Расселенные по южной границе Руси, на правом берегу Днепра, торки стали верными союзниками волынских князей против третьего кочевого этноса, пришедшего по их следам, - половцев. Об этих надо сказать подробнее, а пока рассмотрим внутриполитическую обстановку на Руси.
Правительство Ольги, Владимира и Ярослава, опиравшееся на славяно- росский субэтнос - потомков полян, собрало воедино огромную территорию - от Карпат до Верхней Волги и от Ладоги до Черного моря, подчинив все обитавшие там этносы. Со смертью Ярослава Мудрого оказалось, что киевская правящая кучка не может больше править единолично и вынуждена перейти к принципу федерации, хотя власть оставалась привилегией князей Рюрикова дома. Князья- наследники разместились в городах по старшинству: Изяслав - в Киеве иНовгороде, Святослав - в Чернигове и Северской земле, Всеволод - в Переяславле с «довеском» из Ростово-Суздальской земли, Вячеслав - в Смоленске, Игорь - во Владимире-Волынском. Летопись, передавая общественное мнение современников о пленении Всеслава, осуждает Изяслава за предательство и рассматривает союз с поляками как измену родине именуемому «Ряд Ярославль», наследование престола шло от старшего брата к следующему, а по кончине всех братьев-к старшему племяннику. Появление половцев. Все тюркские этносы XI в. были «стариками». Появились они вместе с хуннами и сарматами в III в. до н.э. прошли все фазы этногенеза и превратились в гомеостатичные реликты. Казалось бы, они были обречены, но случилось наоборот. Персидский историк Раванди писал сельджукскому султану Кай-Хусрау в 1192-1196 гг.: «...в землях арабов, персов, византийцев и русов слово (в смысле «преобладание» принадлежит тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах» соседних народов. Так оно и было. Еще в середине в. бывший газневидский чиновник Ибн-Хассуль в своем трактате против дейлемитов перечисляет «львиноподобные» качества тюрков: смелость, преданность, выносливость, отсутствие лицемерия, нелюбовь к интригам, невосприимчивость к лести, страсть к грабежу и насилию, гордость, свободу от противоестественных пороков, отказ выполнять домашнюю ручную работу (что не всегда соблюдалось) и стремление к командным постам».
Все это высоко ценилось оседлыми соседями кочевников, ибо среди перечисленных качеств не было тех, что связаны с повышенной пассионарностью: честолюбия, жертвенного патриотизма, инициативы, миссионерства, отстаивания самобытности, творческого воображения, стремления к переустройству мира. Все эти качества остались в прошлом, у хуннских и тюркютских предков, а потомки стали пластичны и потому желанны в государствах, изнемогавших от бесчинств собственных субпассионариев. Умеренная пассионарность тюрок казалась арабам, персам, грузинам, грекам панацеей. Но тюркские этносы отнюдь не ладили друг с другом. Степная вендетта уносила богатырей, не принося победы, ибо вместо убитых вставали повзрослевшие юноши. Победить и удержать успех могли бы пассионарные этносы, но проходили века, а их не было и не предвиделось. Но совсем иначе сложилась ситуация на западной окраине Великой степи, ибо русичи в XI в. находились в инерционной фазе этногенеза, т. е. были пассионарнее тюркских кочевников, стремившихся на берега Дона, Днепра, Буга и Дуная из степи, усыхавшей весь Х век.
Как уже было отмечено, степь между Алтаем и Каспием была полем постоянных столкновений между тремя этносами: гузами (торками), канглами (печенегами) и куманами (половцами). До Х в. силы были равны, и все соперники удерживали свои территории. Когда же в Х в. жестокая вековая засуха поразила степную зону, то гузы и канглы, обитавшие в приуральских сухих степях, пострадали от нее гораздо больше, чем куманы, жившие в предгорьях Алтая и на берегах многоводного Иртыша. Ручьи, спадающие с гор, и Иртыш позволили им сохранять поголовье скота и коней, т. е. основание военной мощи кочевого общества. Когда же в начале в. степная растительность (и сосновые боры) снова начала распространяться к югу и юго-западу, куманы двинулись вслед за ней, легко ломая сопротивление изнуренных засухой гузов и печенегов. Путь на юг им преградила пустыня Бетпак-Дала, а на западе им открылась дорога на Дои и Днепр, где расположены злаковые степи, точ--но такие, как в их родной Барабе. К 1055 г. победоносные.половцы дошли до границ Руси. Сначала половцы заключили союз с Всеволодом Ярославичем, так как у них был общий враг - торки (1055). Но после победы над торками союзники поссорились, и в 1061 г. Половецкий князь Искал разбил Всеволода. Надо полагать, обе стороны рассматривали конфликт как пограничную стычку, но тем не менее степные дороги стали небезопасны, сообщение Тьмутаракани с Русью затруднилось, и это повлекло за собой ряд важных событий. Половцы не все переселились на запад. Основные их поселения остались в Сибири и Казахстане, до берегов озер Зайсан и Тенгиз. Но как всегда бывает, ушла наиболее активная часть населения, которая после побед над гузами и печенегами столкнулась с Русью. Монголы и татары в XII в. Северо-восточную часть Монголии и примыкающие к ней области степного Забайкалья делили между собой татары и монголы. Для понимания истории монголов следует твердо запомнить, что в Центральной Азии этническое название имеет двойной смысл: 1) непосредственное наименование этнической группы (племени или народа) и 2) собирательное для группы племен, составляющих определенный культурный или политический комплекс, даже если входящие в него племена разного происхождения. Это отметил еще Рашид-ад-Дин: «Многие роды поставляли величие и достоинство в том, что относили себя к татарам и стали известны под их именем, подобно тому как найманы, джалаиры, онгуты, ке-раиты и другие племена, которые имели каждое свое определенное имя, называли себя монголами из желания перенести на себя славу последних; потомки же этих родов возомнили себя издревле носящими это имя, чего в действительности не было». Исходя из собирательного значения термина «татар», средневековые историки рассматривали монголов как часть татар, так как до XII в. гегемония среди племен Восточной Монголии принадлежала именно последним. В в. татар стали рассматривать как часть монголов в том же широком смысле слова, причем название «татар» в Азии исчезло, зато так стали называть себя поволжские тюрки, подданные Золотой Орды. В начале в. названия «татар» и «монгол» были синонимами потому, что, во-первых, название «татар» было привычно и общеизвестно, а слово «монгол» ново, а во-вторых, потому, что многочисленные татары (в узком смысле слова) составляли передовые отряды монгольского войска, так как их не жалели и ставили в самые опасные места. Там сталкивались с ними их противники и путались в названиях: например, армянские историки называли их мунгал-татарами, а новгородский летописец 1234г. пишет: «Том же лете, по грехам нашим придоша язьщи незнаеми, их же добре никто не весть: кто суть, и откеле изыдоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их: а зовут я татары...» Это была монгольская армия.
Существует мнение, видимо правильное что в военном столкновении побеждает сильнейший, если нет никаких привходящих обстоятельств. Допустимо ввести поправку на случайность военного счастья, но только в пределах одной битвы или стычки; для большой войны это существенного значения не имеет, потому что зигзаги на долгом пути взаимно компенсируются.
А как же быть с монгольскими завоеваниями? Численный перевес, уровень военной техники, привычка к местным природным условиям, энтузиазм войск часто были выше у противников монголов, чем у самих монгольских войск, а в храбрости чжурчжэни, китайцы, хорезмийцы, ку-маны и русичи не уступали монголам, но ведь одна ласточка весны не делает. Помимо этого немногочисленные войска монголов одновременно сражались на трех фронтах - китайском, иранском и половецком, который в 1241 г. стал западноевропейским. Как при этом они могли одерживать победы в в. и почему они стали терпеть поражения в XIV в.? По этому поводу имеются разные предположения и соображения, но главными причинами считались какая-то особая злобность монголов и гипертрофированная наклонность их к грабежу.
Обвинение банальное и к тому же явно тенденциозное, потому что оно предъявляется в разные времена разным народам. И грешат этим не только обыватели, но и некоторые историки. Как известно, мы живем в изменчивом мире. Природные условия регионов земной суши нестабильны. Иногда место обитания этноса постигает вековая засуха, иногда - наводнение, еще более губительное. Тогда биоценоз вмещающего региона либо гибнет, либо меняется, приспосабливаясь к новым условиям. А ведь люди - верхнее звено биоценоза. Значит, все отмеченное относится и к ним. Но этого мало. Историческое время, в котором мы живем, действуем, любим, ненавидим, отличается от линейного, астрономического времени тем, что мы обнаруживаем его существование благодаря наличию событий, связанных в причинно-следственные цепочки. Эти цепочки всем хорошо известны, их называют традициями. Они возникают в самых разных регионах планеты, расширяют свои ареалы и обрываются, оставляя потомкам памятники, благодаря чему эти логомки узнают о неординарных, «странных» людях, живших до них.
Переломные эпохи. Принятая нами методика различения уровней исследования позволяет сделать важное наблюдение: этническая история движется неравномерно. В ней наряду с плавными энтропийными процессами подъема, расцвета и постепенного старения обнаруживаются моменты коренной перестройки, ломки старых традиций, вдруг возникает нечто новое, неожиданное, как будто мощный толчок потряс привычную совокупность отношений и все перемешал, как мешают колоду карт. А после этого все улаживается и тысячу лет идет своим чередом.
При слишком подробном изложении хода соб
и т.д.................

Дмитрий Расовский. Половцы, торки, печенеги, берендеи. М.: Ломоносов, 2016.

Взаимоотношениям Древней Руси и степных народов посвящена обширная литература. В первую очередь следует выделить фундаментальный труд Сергея Соловьева «История России с древнейших времен», последний, двадцать девятый том которого вышел в 1879 году, уже после смерти выдающегося историка. Весомый вклад внес и академик Борис Рыбаков в работе «Рождение Руси», где на основе летописных источников и археологических изысканий им были высказаны оригинальные и временами спорные взгляды на то «откуду есть пошла Руськая земля?» И, конечно, как наиболее популярный и известный следует отметить труд Льва Гумилева «Древняя Русь и Великая степь», вышедший в 1989 году. Если Рыбаков, прекрасно знавший живые и мертвые языки, для обоснования автохтонности славян, то есть исконности их проживания на территориях Древней Руси, «грешил», не являясь лингвистом, лингвистическим анализом, то Гумилев, языки знавший слабо, пошел другим путем. Он, опираясь на свои оригинальные и близкие по преимуществу непрофессиональному читателю идеи об этногенезе, пассионарности и т.п., необычайно убедительно додумывал те обстоятельства, упоминаний о которых не сохранилось в источниках, создавая увлекательную собственную картину мира конца первого тысячелетия нашей эры.

Книга Дмитрия Александровича Расовского «Половцы, торки, печенеги, берендеи» представляет собой труд историка академического, временами, так сказать, суховатого для обычного читателя, и состоит из подготовленных к печати сообщений, с которыми Расовский с 1927-го по 1939 годы выступал на знаменитом Seminarium Kondakovianum. Первоначально сообщения Расовского, как и других докладчиков, были опубликованы при содействии президента Чехословакии Томаша Масарика и финансовой поддержке американского арабиста и финансиста Чарльза Крейна. Крейн, известный (помимо всего прочего) тем, что после разграбления Данилова монастыря купил колокола с монастырской звонницы и подарил их Гарвардскому университету, вложился в публикации. И не прогадал: все, что печаталось под «шапкой» «Seminarium Kondakovianum», пользовалось огромным спросом и в профессиональной, и в «дилетантской» среде русской эмиграции.

Сам же Seminarium Kondakovianum или Семинар им. Н.П. Кондакова объединял ученых-эмигрантов, исследовавших преимущественно историю Византии и Древней Руси, русского искусства и иконографии. Семинар учредили после смерти выдающего ученого Николая Павловича Кондакова, в феврале 1925 года, и он просуществовал в Праге вплоть до 1945 года. Правда, с 1930 года семинар был уже Институтом имени Кондакова, и Seminarium проводился в рамках Института. Стоит отметить, что хотя Институт декларировал принцип неучастия в каких-либо политических действиях, тем не менее после оккупации Чехословакии нацистами он пользовался покровительством рейхспротектора Богемии и Моравии фон Нейрата. Вот только Дмитрий Расовский, судя по всему, захват Третьим Рейхом Чехословакии воспринял без особого энтузиазма…

…Родившийся в Москве в 1902-м и покинувший Россию в 1919-м, Расовский входил в тесный круг ученых, сотрудничавших с Кондаковым в последние годы его жизни. Расовский защитил в Карловом университете докторскую диссертацию, а в Институте работал до 1938 года. Когда же в Белграде, под патронажем принца Павла, был основан филиал Института, Расовский туда переехал и погиб во время первой бомбардировки немцами города в апреле 1941 года.

Научное наследие Дмитрия Александровича Расовского необходимо рассматривать в русле общего наследия эмигрантского евразийства. Несмотря на то, что Расовский, как и его учитель Кондаков, был «фактопоклонником», он испытал влияние таких евразийцев как Петр Савицкий, Николай Трубецкой и, в особенности, Георгий Вернадский. Что естественно - до отъезда в США в 1927 году Вернадский был одним из директоров Seminarium Kondakovianum. Хотя приверженность историческим фактам и опора на летописные источники не позволяли Расовскому полностью принять осененные мистицизмом положения евразийства, он был близок им в том, что Савицкий называл «ощущением континента». Иными словами - близок восприятием евразийского континента как пространства смешения, переплавки разных культур и народов в некое общее образование, противоположное по своей глубинной сути культурам и народам Запада.

Книга Расовского состоит из трех частей: «Половцы», «О роли черных клобуков в истории Древней Руси», «Печенеги, торки и берендеи на Руси и в Угрии»; и наибольший интерес представляет часть «Половцы».

Литература, посвященная тюркам и их роли в истории, велика, но именно половцам, по мнению автора, «не посчастливилось в историографии». Поэтому Расовский взял на себя труд изложить историю половцев от первых упоминаний о тюрках в китайских источниках II века до н.э. до появления в IX-XI веках тех кочевников, которых большинство авторов уже отождествляет непосредственно с половцами. История половцев в изложении Расовского - увлекательное чтение, хотя временами становится непросто удержать в памяти разнообразие наименований тюркских племен, места их первоначального расселения, маршруты их движения на запад.

Тем не менее, чтение превращается в увлекательный процесс, особенно когда автор делится с читателем своим видением широты охвата тюркскими народами и половцами в частности пространств Евразии. Расовский описывает то, как в Х веке половцы входят в соприкосновение с хазарами, как они «с огромным напором врываются в Европу и в десять-пятнадцать лет овладевают всем степным пространством до границ Византии и Угрии (т.е. Венгрии - Д.С.)». Далее происходит неизбежное - столкновение половцев с Русью: «В 1061 году половцы в первом ратном столкновении с русскими на днепровском левобережье наносят им поражение - «се бысть первое зло на Руськую землю от поганых и безбожных враг».

У Расовского есть своя версия причин нападения половцев на Русь. Он считает, что, помимо «привычного» стремления к добыче, половцы стремились наказать русских за то, что те приняли под свое покровительство другое тюркское племя, «черных клобуков» и, главное, - печенегов, прежних врагов Руси, вынужденных заключить с Русью союз и фактически согласиться на ее главенство. Как бы то ни было, последовавшие за первым вторжением столкновения с половцами длились почти 200 лет, пока, сминая всех и вся, в Европу не вторглись ведомые монголами среднеазиатские племена.

Расовский отмечает, что половцы «за всю свою историческую жизнь не выходили за пределы степей и вне их не создали никакого государства». Когда же «полем половецким» завладели татары, то большинство половцев оказалось «в положении невольников у новых завоевателей, или ушло в другие степи, паннонские, чтобы там променять татарское рабство на службу венгерским королям». Двухвековая борьба «леса и степи», Руси и половцев, не привела к победе одной из сторон. Стычки с Русью носили обычный в те времена характер - «чтобы мечи в ножнах не ржавели». Впрочем, ни постоянные нападения половцев на Русь, ни их участие в войнах между князьями то в одной коалиции, то в другой, ни родственные связи половцев с самыми сильными княжескими домами (Владимир Мономах в 1117 году женил сына Андрея на внучке знаменитого половецкого хана Тугоркана) для русских князей никогда, по мнению Расовского, не были важнее собственных междуусобиц.

Для читателя, человека XXI века, особый интерес представляет внешний облик тех, с кем воевали его далекие предки тысячу лет назад. Этот интерес подогревается еще и кинематографом: значительная часть «диванных экспертов» была не согласна с создателями фильма «Викинг», у которых печенеги имели явно монголоидные черты. Пришедшие на Русь позже печенегов половцы были потомками живших в верховьях Иртыша тюрков-кимаков. Расовский пишет, что «все источники, описывающие внешний вид половцев, единогласно сходятся в характеристике их как народа рослого, стройного, красивого и светловолосого». При этом имело место и «троекратное омонголивание половцев», что привело к образованию уникального этноса, сочетавшего в себе монголоидные и европеоидные черты. При этом еще классик персидской поэзии Низами отмечал красоту половецких женщин и белизну их кожи. Расовский же цитирует «Слово о полку Игореве», где упоминаются взятые в плен «красные девки половецкие» и то место Троицкой летописи, где говорится о прекрасных половчанках как о подарках половецкого хана Котяна русским князьям.

Расовский, однако, признает, что скепсис в отношении существования «белой азиатской расы» обоснован. Под влиянием евразийских взглядов, используя авторитет персидского историка XI века Гардизи, отмечавшего нетюркские черты у половцев, Расовский пишет, что «рыжеволосость, голубоглазость и белый цвет кожи» были присущи и другим древним народам Средней Азии. И тут же соглашается с тем, что когда половцы в XI веке вошли в причерноморские степи, они «по языку были уже чистыми тюрками, а по культуре - типичными кочевниками».

Описывая «черных клобуков» («черные шапки» от тюркского «каракалпак», черный колпак - Д.С.), Расовский открывает неизвестные широкому читателю страницы истории. «Клобуки» или «свои поганые» были осколками кочевых племен, которые половцы изгнали с мест их постоянных кочевий. Получавшие за службу русским князьям самостоятельность, возможность сохранить самобытность, «клобуки» начали эту службу с последних десятилетий XI века. Ссылаясь на Лаврентьевскую и Ипатьевскую летописи, Расовский утверждает, что в составе войска князя Ярополка Владимировича, сына Мономаха, было почти тридцать тысяч «клобуков». Они и оказались наиболее боеспособными, наряду с присланными венгерским королем войсками (состоявшими, по иронии судьбы, поголовно из половцев), когда Ярополк вступил в междуусобную войну с черниговским князем Всеволодом Ольговичем в 1138 году. Правда, Расовский предостерегает от преувеличения расположения «клобуков» к нанимателям, русским князьям, и советует читателю иметь в виду, что бесконечные войны на территории славянской Руси «по многочисленности принимавших в них участие азиатов - да не покажется это парадоксом - приобрели восточный, азиатский характер».

В последней части книги Расовский исследует влияние печенегов и других тюрков на два соседних государственных образования - на Русь и Угрию. Если для Руси печенеги были постоянными врагами, то на Западе они чаще поступали на службу к венгерским королям и участвовали в походах на богатую Византию. Венгерские короли часто посылали печенегов далеко за пределы королевства в помощь союзникам, и тюркское войско пользовалось известностью во всей Европе: например, в 1132 году тюрки участвовали в походе императора Конрада II в Италию.

Примерно такая же картина была и на Руси, с той разницей, что тюрки, даже селясь в пределах русских княжеств, «не ассимилировались с русскими». Ассимиляция началась лишь в XIII веке, когда и славяне, и их друзья-враги тюрки попали под пресс монгольских ханов.

Нашествие Батыя положило конец первому этапу сложного взаимодействия «леса и степи». Противоречивая роль первых тюркских кочевников в становлении Руси была отыграна, и Дмитрий Александрович Расовский ставит точку. Проследить дальнейшую совместную судьбу русских и тюрков он не успел.