Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

После того, как стало известно, о зверствах фашистов над Зоей Космодемьянской, Сталин приказал в плен из 332-го полка, которым командовал подполковник Рюдерер, никого не брать.

Рассказ военного журналиста Петра Лидова о юной партизанке Зое Космодемьянской, повешенной гитлеровскими палачами в подмосковной деревне Петрищево, и снимок замученной врагами девушки с обрывком веревки на шее, сделанный фотокорреспондентом Сергеем Струнниковым, взволновал всю нашу страну - фронт, что раскинулся от Белого до Черного морей, и тыл, что начинался сразу же за линией фронта, и на многие тысячи километров простирался к востоку.
Встревожились, заволновались люди, прочитавшие рассказ о Зое, увидевшие снимок погибшей героини. Болью и жалостью сердца людские наполнились и гневом великим, ненавистью жгучею к гитлеровским палачам и убийцам. Что греха таить, в первые месяцы войны в народе нашем жила, теплилась мысль, что немцы бывают всякие: и оголтелые фашисты-душегубы, и те, кто еще недавно поддерживал, голосовал за коммунистов и социал-демократов Германии на выборах, сжимал в кулак и поднимал правую руку в привычном салюте «Рот фронт!» Да, были и такие немцы, но и они теперь в железных, стальных колоннах вермахта маршировали, двигались на восток по нашей земле, неся с собой смерть, пожары, разруху. И хотя с первых дней войны доходили до советских людей сообщения о зверствах, злодеяниях гитлеровцев, но в это как-то верилось и не верилось. Ведь поле боя и все то, что оставалось к западу от линии фронта, заполняла, захватывала фашистская армия.

О подвиге московской школьницы Зои, ее мученической, героической гибели в Петрищево мы узнали в конце января 1942 года, когда Красная Армия погнала гитлеровское воинство на запад. Поля недавних боев теперь остались за нами, и все, что творили немецкие убийцы, палачи на советской земле со всей своей очевидностью предстало перед нами. И рассказ Петра Лидова о Зое пришелся именно на эту пору…
При наступлении Красной Армии советские воины все чаще и чаще видели пожарища, а в них сгоревшие, обугленные тела мирных жителей, попавших в плен к фашистам красноармейцев. В только что освобожденном от гитлеровцев Волоколамске наступавшие здесь танкисты-гвардейцы генерала Михаила Катукова обнаружили восемь повешенных гитлеровцами патриотов. Ими оказались, как стало известно позднее, восемь разведчиков воинской части 9903, командовал этой группой Константин Пахомов.
Их захватили в плен на окраине города гитлеровцы и после жестоких пыток, допросов, казнили для устрашения всех, кто не хотел покориться фашистскому «Новому порядку». Фотографии «неизвестных» патриотов из Волоколамска обошли все газеты страны. Молодой тогда кинооператор Роман Кармен снял на пленку похороны героев, тогда еще безымянных. Именно это помогло командирам воинской части 9903 опознать в замученных людях группу Константина Пахомова, которая числилась пропавшей без вести. Через несколько дней в газете «Правда» был опубликован Указ о награждении восьмерых героев Волоколамска, казненных гитлеровцами на Солдатской площади города 6 ноября 1941 Года, орденами Ленина, посмертно…
Народный гнев и жгучая ненависть к гитлеровским палачам ширилась, переплавлялась теперь в благородную ярость советских бойцов и командиров, устремленных вперед, на запад. На броне танков, самоходных орудий, на фюзеляжах боевых самолетов, авиабомбах и снарядах, посылаемых на головы немецко-фашистских захватчиков солдатами Красной Армии, были написаны в великом множестве слова: «За Зою!»
У воинов, гнавших врага с нашей земли, появился теперь особый, жгучий «интерес» к 197-й пехотной дивизии вермахта, особенно к 332-му полку, которым командовал подполковник Рюдерер. Это по его приказу и по своей «инициативе» солдаты и офицеры полка допрашивали, пытали, истязали Зою Космодемьянскую, гоняли ее босой в морозную ночь по снегу, строили посреди Петрищева виселицу, а затем казнили юную патриотку. Они сфотографировали все это злодейство, чтобы похваляться потом снимками, где и они, душегубы, -запечатлены были в то страшное морозное подмосковное утро 29 ноября 1941 года…
Советская разведка всех уровней и назначения (полковая, дивизионная, армейская, включая агентурную) старалась отследить, установить точнее, где в данный момент, на каком участке советско-германского фронта находится дивизия, полк гитлеровских палачей, убийц Зои Космодемьянской. И уже вскоре, в боях под Смоленском, 332-й полк подполковника Рюдерера был разгромлен советской армией. Был убит в бою и тот самый офицер-фотолюбитель, в его полевой сумке бойцы нашли фотографии всего гитлеровского злодейства в Петрищеве. Пять «поэтапных» снимков последних минут жизни Зои Космодемьянской были напечатаны во фронтовых и центральных газетах и вызвали новую волну гнева и возмущения нашего, сражающегося с фашиизмом, народа…
Уходя в бой, воины советские клялись, что будут сурово, беспощадно мстить за Зою. Вот что писал военный корреспондент газеты «Вперед на врага!» майор Долин 3 октября 1943 года:
«Несколько месяцев назад 332-й пехотный полк, солдаты и офицеры которого зверски замучили Зою, был отмечен на участке нашего фронта. Узнав, что перед ними стоит полк палача Рюдерера, казнившего Зою Космодемьянскую, бойцы поклялись не оставлять в живых ни одного из вояк этого проклятого полка. В боях под селом Вердино немецкий полк палачей нашей Зои был окончательно разгромлен. Сотни гитлеровских трупов остались в развороченных дзотах и траншеях. Когда у пленного унтер-офицера полка спросили, что он знает о казни юной партизанки, тот, дрожа от страха, залепетал:
- Это сделал не я, это Рюдерер, Рюдерер…

Захваченный на днях другой солдат на допросе заявил, что в 332-м полку от тех, кто был под Москвой, участвовал в казни Зои Космодемьянской, уцелело лишь несколько человек...»
Святая, праведная месть находила гитлеровских палачей повсеместно - и на широком советско-германском фронте, и за линией фронта, в глубоком тылу. Там, в Белоруссии, Смоленской, Псковской, Новгородской, Ленинградской областях России, в Прибалтике, на Украине действовали боевые товарищи Зои Космодемьянской - диверсионно-разведывательные группы воинской части 9903 особого назначения. Летели под откос вражеские эшелоны с живой силой, боевой техникой и боеприпасами. И все это вам, палачи и убийцы, за нашу Зою! Уже в 1944 году, во время операции «Багратион», 332-й немецкий пехотный полк, пополненный новыми вояками после очередной, «тотальной» мобилизации, был вновь разгромлен Красной Армией. Остатки этой проклятой народом нашим гитлеровской части оказались в Бобруйском «котле». И там были окончательно добиты, уничтожены совместными ударами армии и партизан Белоруссии. Там же нашел свой бесславный конец и подполковник Рюдерер…
И в глубоком советском тылу, там, где ковалось оружие Победы, где женщины, дети и старики делали все для того, чтобы поддержать, обеспечить фронт необходимым оружием, боеприпасами, продуктами, снаряжением росло, ширилось движение, стремление народное, людское:
«Отомстим за нашу Зою!», «Станем такими, как Зоя!»
На фабриках и заводах совсем юные слесари, токари, фрезеровщики, ткачихи, словом, весь наш трудовой, самоотверженный люд включал в свои бригады, звенья Зою Космодемьянскую, стараясь выполнить и перевыполнить ее, Зоину, трудовую норму. Это уже после войны, к двадцатилетию Победы советского народа над гитлеровской Германией зародилось, окрепло патриотическое движение, названное строкой из популярной тогда песни «За того парня!» Юноши и девушки, не видевшие ужасов войны, зачисляли павших Героев в свои трудовые коллективы. И работали хорошо, самоотверженно за себя и «За того парня»…
Мы знаем немало трудовых коллективов страны нашей, включивших в свой состав Зою Космодемьянскую, Елену Колесову, Веру Волошину и других Героев Отечества нашего. Подумалось, а почему бы сейчас, к Шестидесятилетию Великой Победы, не восстановить, вновь не начать это доброе дело?
… Очень многое пришлось сделать в этом святом, праведном служении Памяти Героев Любови Тимофеевны Космодемьянской. Она часто бывала на фронте, выступала перед воинами переднего края, в армейских госпиталях, учебных заведениях, на заводах и фабриках. Горе матери Зои становилось нашим общим горем и болью, и руки крепче сжимали боевое оружие, хотелось быстрее подняться в бой, чтобы мстить беспощадно врагам и убийцам. То была наша святая праведная всенародная месть…
В боях против 197-й гитлеровской пехотной дивизии участвовал и брат Зои, лейтенант-танкист Александр Космодемьянский. Вот что писал в другой армейской газете «Уничтожим врага!» военный корреспондент майор Вершинин:
«Части Н-ского соединения добивают в ожесточенных боях остатки 197-й пехотной дивизии… Опубликованные в газете „Правда“ пять немецких фотоснимков расправы гитлеровцев над Зоей вызвали новую волну гнева у наших бойцов, командиров. Здесь отважно сражается и мстит за сестру брат Зои - танкист, гвардии лейтенант Александр Космодемьянский. В последнем бою экипаж его танка „KB“ первым ворвался во вражескую оборону, расстреливая и давя гусеницами гитлеровцев».
И так было до конца войны, святую, праведную месть несли на своих штыках советские воины, освобождая от ненавистного врага - гитлеровских убийц и палачей - свою родную землю и народы порабощенной Европы.
Не ушли от заслуженной кары и люди, предавшие свою Родину, перешедшие на службу к врагу, ставшие, как и немецкие убийцы, палачами своих же сограждан. Своими кровавыми делами особенно «прославилась» так называемая «русская рота» из особой команды гитлеровского палача Оскара Дирлевангера. Но об этом мы расскажем позднее в главе «Бригада проклятых».
Понес заслуженную кару Василий Клубков, предавший Зою Космодемьянскую. Он был в ноябре 1941 года в одной с ней диверсионно-разведывательной группе, должен был вместе с Зоей выполнять боевое задание в деревне Петрищево, где размещался штаб 332-го пехотного полка гитлеровцев, а также армейский узел связи и станция радиоперехвата. Захваченный в плен фашистами Клубков на первом же допросе рассказал о боевом задании группы, о Зое Космодемьянской, указал даже место, где она тогда находилась, готовя диверсию против оккупантов.
Клубков, сотворив свое черное дело предательства, (ему в «воспитательных целях» немцы приказали присутствовать на казни Зои), вскоре оказался в разведывательной школе вермахта под Смоленском. После краткой, но очень интенсивной подготовки Василия Клубкова перебросили в советский тыл с диверсионным заданием, но он был схвачен, разоблачен и предстал перед Военным Трибуналом, где ему пришлось рассказать о том, как он выдал фашистам Зою Космодемьянскую…
Не ушел от расплаты и немецкий прихвостень, староста деревни Петрищево- Сидоров. Он помог захватить в плен отважную разведчицу и даже участвовал в сооружении виселицы, на которой утром 29 ноября 1941 года гитлеровцы повесили нашу Героиню.
Кара народная и предателям и палачам Зои Космодемьянской была суровой и неотвратимой…

Чёрные запорожцы наводили ужас и на белых, и на красных. Они не брали пленных, не шли на переговоры, ни разу не сдали оружия. Своё другое название – черношлычники – они получили от того, что вся их форма, включая длинный шлык на шапке, была чёрной. Они носили черные короткие жупаны, черные галифе, на их чёрном флаге был череп и лозунг «Украина или смерть!».

Без страха

Своё другое название – черношлычники – они получили от того, что вся их форма, включая длинный шлык на шапке, была чёрной. Они носили чёрные короткие жупаны, чёрные галифе, на их чёрном флаге был череп и лозунг «Украина или смерть!».

Чёрные запорожцы были самым крупным кавалерийским полком украинской народной армии. По разным оценкам, это формирование имело 300-400 сабель, 200-400 штыков и оружейную батарею. Черношлычники не могли получать должного обеспечения от украинской армии. Почти весь арсенал был добыт в боях.

В Зимний поход 1920 года армия УНР вышла в составе 10 тысяч человек, обратно вернулось только 4319 человек, включая нестроевых. Полк черношлычников начал поход в составе 417 человек, обратно вернулось более 500. При этом чёрные запорожцы добыли много трофейного оружия: пулемётов, тачанок, пушек.

Они почти не брали пленных. Тех, кто мог им пригодиться, черношлычники «ссылали» в пластунский отряд. При той боевой стратегии, которой придерживались черные запорожцы, выжить в пластунском отряде мог только очень подготовленный человек, но в пластуны к черношлычникам шли и добровольно – служить в этом полку было почётно.

О доблести и смелости черношлычников ходили легенды. Адъютант 2-го Запорожского полка сотник Никифор Авраменко вспоминал: «Черношлычники в плен не сдавались, бились отчаянно. Слыли беспощадными и непримиримыми. Люди, что, кроме неугомонной отваги, готовы на опасное дело, лишились с чувством страха всего остального человеческого, хорошего».

Все в чёрном

Надо полагать, один только внешний вид чёрных запорожцев нагонял на врагов страх. Форма черношлычников была психологическим оружием, эффективным оружием.

Впрочем, само появление этой формы вызвано причинами достаточно бытовыми. В 1919 году черношлычники отбили у Махно станцию Лозовую и взяли хороший «урожай» - два вагона серого и черного сукна и три вагона сахара. Значковий Пётр Дяченко в Кременчуге заказал портным полные комплекты униформы из сукна, расплатился за работу сахаром. Атаман Болбочан, приехавший на армейский осмотр, был поражен внешним видом черношлычников, сказал даже, что «царская гвардия не выглядела лучше». Также Болбочан позволил дивизии носить его имя. Так черношлычники получили ещё одно свое название – болбочановцы.

Румыны

Показательная история о том, насколько боялись черных запорожцев, произошла в 1919 году, когда полк возвращался к украинской армии. Чтобы пройти к своим, нужно было останавливаться на территории, занятой румынами.

Румыны не продавали украинцам продукты и требовали разоружения. В итоге, ими были разоружены почти все полки украинской армии. Все, кроме одного – черношлыковцев. Они просто не стали разоружаться.

Полковник Дяченко вспоминал: «Снова шутя, спросил я румына, что возможно, его уже кто обезоруживал?». Вопрос снабжения тот же Дяченко решил просто – дал румынскому полковнику взятку – тройку лошадей. Воевать с черношлычниками румыны не захотели. В итоге, полк черных запорожцев единственный вернулся в армию УНР с боеприпасами, оружием, лошадьми, и военным имуществом.

Отец Троцкого и Котовский

18 мая 1920 года командир черных запорожцев Петр Дяченко едва не взял в плен комбрига Григория Котовского. Бригада Котовского была разгромлена, а сам Котовский чудом избежал смерти и плена. В разгар боя Дяченко не узнал комбрига, перепутав его с украинским старшиной.

Интересный эпизод также связывает черношлычников со Львом Троцким. Возвращаясь к армии УНР в 1920 году, черные запорожцы посетили с визитом усаьбу, где жил отец «демона революции». Хозяина не оказалось дома. Он босиком бежал из дома, больше туда не возвращался.

Петр Дяченко возвращался в родные места и после Гражданской войны. Его «Свободная Украина» входила в состав войск вермахта. За бои против Красной армии Дяченко был награжден Железным крестом. После Второй мировой войны Дяченко эмигрировал, жил в Мюнхене и США, консультировал американскую разведку по «украинскому вопросу» и выращивал розы.

Женщин в плен не брать!....

25 июля 1941 года высший руководитель СС и полиции на Юге России обергруппенфюрер Фридрих Еккельн издал приказ:

«Пленных комиссаров после короткого допроса направлять мне для подробного допроса через начальника СД моего штаба. С женщинами-агентами или евреями, которые пошли на службу к Советам, обращаться надлежащим образом»{188} .

И приказ этот ими исполнялся...

В недавно опубликованных воспоминаниях режиссера Григория Чухрая есть характерный эпизод. Выбираясь из немецкого окружения, он вместе со своими товарищами стал свидетелем трагедии, обыденной, но оттого не менее ужасной.

«Часов около двенадцати мы услышали пулеметную стрельбу. Она приближалась. На дороге по ту сторону оврага появились две полуторки. Они мчались на большой скорости. На брезенте одной из них полоскались от ветра красные кресты. Вслед за ними появились несколько немецких мотоциклов. Они мчались за машинами. Недалеко от нас машины затормозили, из них выскочили несколько человек и побежали в сторону оврага. Мотоциклисты открыли огонь по бегущим, и ни один из них не добежал до оврага. Затем, окружив машины, немцы стали выгонять из них раненых. Вслед за ними вытащили сестер. Потом немцы подожгли обе полуторки. Из горящих машин слышались крики. Тех, кто вышел из машин, под дулами автоматов подвели к оврагу и открыли по ним огонь. Оставшихся в живых сбрасывали в овраг. Самый, казалось, спокойный из нас, Георгий Кондрашев не выдержал.

— Варвары! Гады! — закричал он, схватил винтовку и хотел стрелять.

Что он мог сделать на таком расстоянии против автоматчиков — непонятно. Пришлось связать Жору и воспользоваться кляпом. Он только погубил бы нас: наших патронов хватило бы на один-два выстрела. Нервы начинали сдавать. Многие ребята плакали. А немцы не мстили — они просто выполняли привычную работу. Расправившись с ранеными, они посадили в коляски женщин и укатили на своих мотоциклах.

Описать этого нет ни возможности, ни сил. Вспоминая это, я и сейчас весь дрожу. Самое невыносимое было в том, что, наблюдая все это, мы ничем не могли помочь несчастным»{192} .

Каждый из наблюдавших эту трагедию солдат понимал: женщинам, которых увезли с собою немцы, уготована гораздо более горькая участь, чем раненым.

Еще перед нападением на СССР солдат вермахта инструктировали:

«Если вы по пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то ихнемедленно нужно расстреливать . Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан»{193} .

Таким образом, женщины-военнопленные были поставлены вне закона, по своей вредоносности приравнены к воплощению зла — комиссарам. Разве можно было этим не воспользоваться? Тем более что у каждого солдата вермахта в кармане лежало два презерватива{194} .

Для носивших военную форму советских девчонок — связисток, врачей, медсестер, телефонисток — попасть в плен к немцам было много хуже смерти.

Писательница Светлана Алексиевич многие годы собирала свидетельства прошедших войну женщин; в ее пронзительной книге — вероятно, одной из лучших в жанре «устной истории» — мы найдем свидетельства и об этой по-настоящему страшной странице войны.

«В плен военных женщин немцы не брали... Сразу расстреливали. Водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. Русские фанатички! И мы всегда последний патрон для себя держали — умереть, но не сдаться в плен, — рассказывала писательнице одна из респонденток. — У нас попала в плен медсестра. Через день, когда мы отбили ту деревню, нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана... Ее посадили на кол... Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. Очень красивая...»{195}

«Когда нас окружили и видим, что не вырвемся, — вспоминала другая, — то мы с санитаркой Дашей поднялись из канавы, уже не прячемся, стоим во весь рост: пусть лучше головы снарядом снесет, чем они нас возьмут в плен, будут издеваться. Раненые, кто мог встать, тоже встали...»{196}

Об этом впоследствии вспоминала и сержант-связист Нина Бубнова: «А девушек наших, семь или восемь человек, фашисты на колы сажали»{197} .

Когда в ноябре сорок первого года войска 1-й танковой армии генерала фон Клейста отступали из Ростова, их путь был усеян трупами изнасилованных и убитых женщин-военнослужащих. «На дорогах лежали русские санитарки, — вспоминал рядовой 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф. — Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах... были написаны похабные надписи»{198} .

Ту же самую картину можно было наблюдать под Москвой: в Кантемировке местные жители рассказали бойцам перешедшей в контрнаступление Красной Армии, как «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...»{199} .

Если же женщины по каким-либо причинам все же оформлялись как военнопленные, то их просто расстреливали. Один из таких редких — поскольку обычно женщин насиловали и убивали прежде, чем успевали оформить, — случаев произошел под Харьковом. Захватив нескольких женщин-военнослужащих, итальянцы проявили неожиданную галантность и насиловать их не стали, но в соответствии с соглашением между вермахтом и итальянской армией передали немцам. Армейское командование приказало всех женщин расстрелять. «Женщины другого и не ожидали, — вспоминал один из итальянских солдат. — Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать свое грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел...»{200}

Это один из редчайших случаев, когда мы сталкиваемся с проявленным германскими офицерами некоторым уважением к военнопленным; уважением, на которое по определению не могли рассчитывать советские недочеловеки.

Обычно все было иначе. В дневнике ефрейтора Пауля Фогта, чья 23-я танковая дивизия воевала неподалеку от Харькова, мы находим следующую запись:

«Этих девчонок мы связали, а потом их слегка поутюжили нашими гусеницами, так что любо было глядеть...»

…Эта история случилась поздней осенью 1943 года у деревни Турки-Перевоз, что в Невельском районе Псковской области, недалеко от границы с Беларусью. 21‑я гвардейская стрелковая дивизия, в которой воевал снайпер гвардии сержант Иван Ткачев, вела кровопролитные бои с противником на белорусском направлении. За два года оккупации немцы здесь сильно укрепились, понастроили землянок, дзотов и чувствовали себя в полной безопасности. Иван Терентьевич хорошо запомнил тот день.

Я занял позицию на левом фланге роты. Вместе с напарником Николаем Володиным замаскировались и стали наблюдать за передним краем немцев. Видим их землянки, умывальники. «Смотри, как весело они живут, - говорит Володин, - давай повеселим их». В прицел замечаю: немецкий офицер смотрит в нашу сторону. Стреляю. Он падает. Потом мы еще четырех офицеров убили - так в тот день сложилось. К вечеру идет очередной немец: повязка на правом глазу, сгорбленный. Пошатываясь, он нес ящик. Вдруг увидел убитых сослуживцев и застыл - оторопевший, жалкий. И тут выскакивает из землянки офицер и сбивает его с ног: мол, куда идешь, растяпа, здесь русские снайперы! И тут же рухнул замертво. Солдат упал, а я вижу: плачет… Говорю: «Коля! Давай не будем его убивать. Жалко что-то…».

Не мог тогда знать Иван Терентьевич, что через девять лет судьба вновь сведет его с этим немцем…

Родился Ваня Ткачев в 1922 году. Учился в школе, занимался стрелковым спортом. Стрелял метко, получил значок «Ворошиловский стрелок». Это означало: данный стрелок - снайпер!

«Снайпер» в переводе с английского означает «стрелок бекасов». Охота на эту маленькую болотную птицу семейства куликовых была широко распространена в Англии на рубеже XIX–XX веков. Специфика ее состояла в том, что охотник добывал дичь, умело замаскировавшись и отстреливая птиц не сходя с места. Неслучайно поэтому во время Второй мировой войны именно в английских войсках впервые появились снайперы - грозные и невидимые охотники за человеческими жизнями.

Иван Ткачев снайпером стал не сразу. Пошел на фронт в неполные 19 лет, попал в разведку.

Однажды появился на немецких позициях наглый фашист. Ходит по траншее не прячась. Расстояние до нее метров 800. Сколько ни стреляли - попасть не могут. Я взял обычную винтовку - и завалил с первого выстрела. Мне говорят: бросай разведку, Иван, иди воевать снайпером.

Так и получилось - определили командиры в снайперы. Вручили книжку снайперскую и снайперскую винтовку.

Это была винтовка Мосина с оптическим прицелом. Ветеран и сегодня отзывается об оружии, с которым шел фронтовыми дорогами, очень уважительно:

Била она исключительно точно. Можно было вогнать пулю в пулю. Никакие немецкие винтовки с цейсовской оптикой ей и в подметки не годились. Говорю так потому, что была у меня возможность пострелять из немецкой снайперской винтовки маузер. Дело было так. Появился у нас на участке снайпер немецкий. Убивает наших - никакого спасу нет. Решили выследить его. Там у них высотка была. Присмотрелся я однажды получше - ого: гильзы валяются, ствол винтовки виден. Но - никого нет. Позиция снайпера? Ждем. Появляется… Я начал прицеливаться, но он опередил меня. Выстрел - и прицел разбит.

К слову, Ивану Ткачеву немецкие снайперы 10 раз разбивали прицел. Но каждый раз он чудом избегал гибели, отделывался лишь царапинами. Потому что, нажав на курок, тут же нырял головой под прицел. В охоте опытных снайперов друг на друга все решали мгновения, и кто-то один обязательно не возвращался к своим.

Так воевали асы. А начинающие охотники гибли. Порой засыпая на позиции или выдавая себя суетой, усердием в погоне за легкими жертвами. Таких «снайперов на час», а, точнее, на день-два стало особенно много после Сталинградской битвы. Отдельным командирам тогда казалось, что снайпером может стать любой вооруженный винтовкой с оптическим прицелом. Оказалось, что это не так.

Насколько снайперов боготворили свои, настолько люто ненавидели и стремились уничтожить чужие. Немцы в этом отношении имели одно немаловажное преимущество. Цейсовский прицел с немецкой винтовки легко сбрасывался, и захваченный фашистский снайпер мог прикинуться в плену обыкновенным солдатом и спасти тем самым себе жизнь. Прицелы на винтовке Мосина крепились крепко. У захваченного с таким вооружением бойца шансов остаться в живых не было: снайперов в плен не брали…

Это особый немец был! Я поменял прицел. Снова ждем. Чуть высунулся - и я его уложил. К вечеру в поиск пошли наши разведчики. Я попросил, если получится, завернуть на высотку и принести документы убитого снайпера. Ребята принесли. Оказалось, это Отто Бауэр, обер-лейтенант, командир группы немецких снайперов. На винтовке была табличка.Смысл ее: убил 500 русских, пожелание - убей тысячу.

Командир группы передал винтовку врага Ивану Ткачеву. Пару-тройку немцев он из нее убил, но потом попросил вернуть «мосинку». Со своим оружием было как-то сподручнее.

Как правило, снайперы охотились не за солдатами. Их цель - офицеры, расчеты пулеметов, механики-водители, командиры танков, снайперы… Однажды Ивану Ткачеву повезло уничтожить высокопоставленного немца.

Получилось так. Мы вышли на передовое охранение, поближе к немецким позициям. Хорошо оттуда видно было. Смотрим - дорога, а по ней идет группа немецких офицеров. Впереди идет грузный такой немец, видно, что в больших чинах. Я говорю напарнику: «Первым бью грузного». Раз - и убил.

Оказалось, что под выстрел снайпера попал высокопоставленный представитель ставки, который прибыл на фронт с какой-то важной миссией.

Потом попала в наши руки их газета. Написано там было: русского, который убил нашего генерала, достать хоть из-под земли. И фотография того немца в черной рамке.

К этому времени на счету снайпера Ивана было 169 убитых фашистов. Среди них - 80 офицеров, 30 снайперов, остальные - солдаты. Мог быть и 170‑й. Но его гвардии сержант Иван пожалел…

Уже после войны Иван Ткачев поступил в юридическую академию в Москве. В 1952 году в парке Горького проходила выставка из ГДР. Отправился Иван Терентьевич с другом Поповым на выставку. И увидел немецкого экскурсовода, фигура которого показалась ему знакомой:

Говорю Попову: где-то его уже видел! Он отвечает: а давай подойдем. Подошли. А у немца глаз стеклянный, вставной. Разговорились. Он говорит: да, я был у деревни Турки-Перевоз. После госпиталя. Нес ящик с патронами. Мне кричат: ложись! А я не понял. Меня сбил с ног офицер. Его убили, а меня русский снайпер не тронул. Потом меня комиссовали, вот так и выжил. Ну я и сказал ему, что тем снайпером был я… Поговорили еще немного. Я отошел, а Попов рассказал немцу, что вместе, мол, учимся в юридической академии.

Через несколько месяцев вызвал Ткачева начальник особого отдела академии:

Вы что, с немцами переписываетесь?

Никак нет!

А вот смотрите: письмо на ваше имя пришло.

На адрес академии пришло письмо из ГДР.

Письмо было от матери того солдата. А на фото - тот самый солдат, его жена и дочери. На обороте написано: «Посмотрите на эту фотографию. Три девочки. Их могло и не быть, если бы вы тогда не сохранили жизнь их отцу. Приезжайте к нам в гости».

Времена были строгие, и вместо поездки в Германию Ивану Ткачеву «светило» долгое путешествие в Сибирь.

Но архивы, фронтовые командиры подтвердили снайперское прошлое слушателя академии, и судьба бывшего гвардии сержанта осталась неизменной.

Впрочем, тот случай в снайперской биографии Ткачева был не единственным. Однажды попал в его прицел вражеский снайпер. Только прицелился, как заметил, что волосы у немца… длинные.

Девушка-снайпер! Напарник говорит: «Бей!». Да ты что, отвечаю, ведь девушка! «Ну так она сейчас тебя снимет!» Я и выстрелил - в прицел. Разбил его и руку ей, похоже, поранил. Но хоть жива осталась. Вызывают меня в особый отдел дивизии: почему вы не убили фашистку? Так, говорю, женщина, ведь жалко ее стало. Спасибо, командир дивизии заступился: стрелял же, мол, ранил, вывел из строя…

В тот же год на фронт в 21-ю дивизию приехала большая группа советских женщин-снайперов. Одна из них - Маша Аксенова - стала ученицей Ивана Ткачева.

Она очень хотела снайпера убить. Я говорю: не торопись, пока ты сама только цель для немца. Однажды она без моего ведома взяла винтовку и пошла на охоту за снайпером. И он ее убил. Это вообще страшная вещь, когда девушку убивают. Все мы плакали…

Судьба не раз испытывала Ивана Ткачева на прочность. Однажды вместе с напарником Николаем Володиным и наблюдателем Ахмедовым они целый день провели в засаде у переднего края немцев. Подстрелили несколько пехотинцев и, похоже, даже снайпера. Когда возвращались, вышли случайно на минное поле. Проволочку обнаружил наблюдатель, и они прошли, переступая через «растяжки». Остановились у речушки, припали к воде - целый день маковой росинки во рту не было.

И вдруг слышим: «Руки вверх!». По-русски говорят… Оказалось - власовцы. Они связали нам руки и повели в плен. Опять же через минное поле. Мы-то знали, что здесь мины, а они - нет. Мы впереди - они сзади. Ну и напоролись власовцы на мину. А мы целые и невредимые вернулись и рассказали всю историю своего 20‑минутного пленения. Мне потом эта история аукнулась. Особист в личное дело всунул бумажку о том, что я 20 минут был в плену. Выяснилось это, когда поступал в артиллерийское училище. Хорошо, комдив был человек умный - просто убрал эту справку из дела. А то не быть бы мне офицером.

Снайперская биография гвардии старшего сержанта Ивана Ткачева закончилась в апреле 1944 года.

Выйдя на очередную охоту, он оказался под мощным артобстрелом. Похоже, немцы специально били по его позиции. Контуженного, его вытащил с поля боя старшина медицинской службы Илья Федотов, имя и фамилию которого он запомнил на всю жизнь. После госпиталя хотел опять взять в руки снайперскую винтовку, но его перехватило артиллерийское командование своей же части и назначило командиром расчета противотанкового орудия.

К слову, не всегда удачный выстрел фиксировался в снайперской книжке, которую имел стрелок. Его должны были документально заверить наблюдатель-телохранитель, сопровождающий снайпера, командир роты, в расположении которой он действовал. Например, 11 декабря 1945 года армейская газета 3‑й ударной армии «Фронтовик» написала в заметке «Наш снайпер Иван Ткачев» о том, как «в течение дня гвардии старший сержант Иван Ткачев убил в ходе боя 28 немцев». В официальный личный зачет снайпера они не попали, поскольку он действовал вместе с пехотой как обычный стрелок.

Потом было артиллерийское училище, учеба в юридической академии. По ее окончании служба ныне полковника в отставке Ивана Терентьевича Ткачева была связана с Беларусью.

Последняя армейская должность - военный прокурор 28‑й общевойсковой армии, штаб которой находился в Гродно.

Сегодня ветеран живет в Бресте.

Навигация по записям

Выпуск № 23

Поиск:

Сообщение на «ВО» о том, что в Воронеж приезжал с визитом министр обороны Венгрии, вызвало интерес. Некоторые из читателей выражали удивление и этим фактом, и тем, что на территории области существуют захоронения венгерских солдат.

Мы расскажем об одном из таких захоронений.

Вообще-то, рассказ о нем уже был, три года назад, но все меняется, люди приходят, за всем успеть не всегда возможно. Так что повторимся.

Сначала немного истории.

Уже 27 июня 1941 г. венгерские самолеты бомбили советские погранзаставы и г. Станислав. 1 июля 1941 г. границу Советского Союза перешли части Карпатской группы общей численностью более 40 000 человек. Самым боеспособным соединением группы являлся Мобильный корпус под командованием генерал-майора Белы Данлоки-Миклоша.

В состав корпуса входили две моторизованные и одна кавалерийская бригады, части обеспечения (инженерные, транспортные, связи и др.). Бронетанковые подразделения имели на вооружении итальянские танкетки "Fiat-Ansaldo" CV 33/35, легкие танки "Toldi" и бронемашины "Csaba" венгерского производства. Общая численность Мобильного корпуса составляла около 25 000 солдат и офицеров.

К 9 июля 1941 г. венгры, преодолев сопротивление 12-й советской армии, продвинулись вглубь территории противника на 60-70 км. В этот же день Карпатская группа была расформирована. Горная и пограничная бригады, не поспевавшие за моторизованными частями, должны были выполнять охранные функции на захваченных территориях, а Мобильный корпус переходил в подчинение командующего немецкой группой армий "Юг" фельдмаршала Карла фон Рундштедта.

23 июля венгерские моторизованные части начали наступление в районе Бершадь-Гайворон во взаимодействии с 17-й немецкой армией. В августе под Уманью в окружение попала крупная группировка советских войск. Окруженные части не собирались сдаваться и предпринимали отчаянные попытки прорвать кольцо окружения. Венгры сыграли едва ли не решающую роль в разгроме этой группировки.

Венгерский Мобильный корпус продолжал наступление вместе с войсками 11-й немецкой армии, участвуя в тяжелых боях под Первомайском и Николаевом. 2 сентября немецко-венгерские войска овладели после ожесточенных уличных боев Днепропетровском. Жаркие сражения разгорелись на юге Украины в Запорожье. Советские войска неоднократно наносили контрудары. Так в ходе кровопролитного боя на острове Хортица был полностью уничтожен целый венгерский пехотный полк.

В связи с ростом потерь уменьшился воинственный пыл венгерского командования. 5 сентября 1941 г. генерал Хенрик Верт был снят с должности начальника Генштаба. Его место занял пехотный генерал Ференц Сомбатхельи, полагавший, что пора сворачивать активные боевые действия венгерских войск и отводить их для защиты границ. Но добиться этого от Гитлера удалось, лишь пообещав выделить венгерские части для охраны линий снабжения и административных центров в тылу немецкой армии.

Тем временем Мобильный корпус продолжал сражаться на фронте, и только 24 ноября 1941 г. в Венгрию отправились последние его части. Потери корпуса на Восточном фронте составили 2700 человек убитыми (в т.ч. 200 офицеров), 7500 ранеными и 1500 пропавшими без вести. Кроме того, были потеряны все танкетки, 80% легких танков, 90% бронеавтомобилей, более 100 автомашин, около 30 орудий и 30 самолетов.

В конце ноября на Украину стали прибывать "легкие" венгерские дивизии для выполнения полицейских функций на оккупированных территориях. В Киеве разместился штаб венгерской "Оккупационной группы". Уже в декабре венгры стали активно привлекаться для проведения антипартизанских операций. Порой такие операции превращались в весьма серьезные по своим масштабам боевые столкновения. Примером одной из таких акций может служить разгром 21 декабря 1941 г. партизанского отряда генерала Орленко. Венграм удалось окружить и полностью уничтожить базу врага. Согласно венгерским данным было убито около 1000 партизан.

В начале января 1942 г. Гитлер потребовал от Хорти увеличить число венгерских частей на Восточном фронте. Первоначально планировалось направить на фронт не менее двух третей всей венгерской армии, но после переговоров немцы уменьшили свои требования.

Для отправки в Россию была сформирована 2-я венгерская армия общей численностью около 250 000 человек под командованием генерал-лейтенанта Густава Яня. В ее состав вошли 3-й, 4-й и 7-й армейские корпуса (в каждом- три легких пехотных дивизии, аналогичные 8 обычным дивизям), 1-я танковая дивизия (фактически - бригада) и 1-е авиасоединение (фактически полк). 11 апреля 1942 г. на Восточный фронт отправились первые части 2-й армии.

28 июня 1942 г. немецкие 4-я танковая и 2-я полевая армии перешли в наступление. Их главной целью являлся г. Воронеж. В наступлении участвовали войска 2-й венгерской армии - 7-й армейский корпус.

9 июля немцам удалось ворваться в Воронеж. На следующий день южнее города к Дону вышли и закрепились венгры. В ходе сражений только одна 9-я легкая дивизия потеряла 50% своего личного состава. Немецкое командование поставило задачу перед 2-й венгерской армией ликвидировать три плацдарма, оставшихся в руках советских войск. Самую серьезную угрозу представлял Урывский плацдарм. 28 июля венгры предприняли первую попытку сбросить его защитников в реку, но все атаки были отбиты. Разгорелись ожесточенные и кровопролитные бои. 9 августа советские части нанесли контрудар, оттеснив передовые подразделения венгров и расширив плацдарм под Урывом. 3 сентября 1942 г. венгерско-немецким войскам удалось отбросить противника за Дон у села Коротояк, но в районе Урыва советская оборона держалась. После того как основные силы вермахта были переброшены в Сталинград, фронт здесь стабилизировался и бои приняли позиционный характер.

13 января 1943 г. по позициям 2-й венгерской армии и Альпийского итальянского корпуса нанесли удар войска Воронежского фронта при поддержке 13-й армии Брянского фронта и 6-й армии Юго-Западного фронта.

Уже на следующий день оборона венгров была прорвана, некоторые части охватила паника. Советские танки вышли на оперативный простор и громили штабы, узлы связи, склады боеприпасов и снаряжения. Ввод в бой 1-й венгерской танковой дивизии и частей 24-го немецкого танкового корпуса не изменил ситуацию, хотя их действия замедлили темп советского наступления. В ходе сражений в январе-феврале 1943 г. 2-я венгерская армия понесла катастрофические потери.

Были потеряны все танки и бронемашины, фактически вся артиллерия, уровень потерь по личному составу достиг 80%. Если это не разгром, то сложно вообще как-то это еще назвать.

Наследили венгры здорово. Сказать, что их ненавидели больше, чем немцев - это не сказать ничего. Сказка о том, что генерал Ватутин (низкий ему поклон и вечная память) отдал приказ «венгров в плен не брать» - абсолютно не сказка, а исторический факт.

Николай Федорович не смог остаться равнодушным к рассказам делегации жителей Острогожского района о зверствах венгров, и, может быть, в сердцах, бросил эту фразу.

Однако фраза разнеслась по частям молниеносно. Свидетельство тому рассказы моего деда, бойца 41 сп 10-й дивизии НКВД, а после ранения - 81 сп 25 гв. стр. дивизии. Бойцы, будучи в курсе того, что творили венгры, восприняли это как некую индульгенцию. И поступали с венграми соответственно. То есть, в плен не брали.

Ну а если по словам деда, были «особо умные», то с ними тоже разговор был короткий. В ближайшем овражке или лесочке. «Подкалывали мы их… При попытке к бегству».

В итоге сражений на Воронежской земле 2-я венгерская армия потеряли около 150 тысяч человек, фактически всю технику. То, что осталось, было раскатано уже на земле Донбасса.

Сегодня на территории Воронежской области существует два массовых захоронения венгерских солдат и офицеров.

Это село Болдыревка Острогожского района и село Рудкино Хохольского.

В Болдыревке похоронено более 8 тысяч солдат гонведа. Там мы не побывали, но к 75-летию Острогожско-Россошанской операции обязательно посетим. Равно как и городок Коротояк, название которого в Венгрии известно фактически каждой семье. Как символ скорби.

А вот в Рудкино заехали.

Некоторым неприятно, что вот так существуют кладбища венгров, немцев, итальянцев. Ухоженные такие.

Но: мы, русские, с мертвыми не воюем. Венгерское правительство содержит (пусть и нашими руками) кладбища своих солдат. И ничего в этом такого зазорного нет. Все в рамках двустороннего межправительственного соглашения о содержании и уходе за воинскими захоронениями.

Так что пусть лежат венгерские вояки, под мраморными плитами, в довольно красивом уголке излучины Дона.

Как назидание тем, кому вдруг еще в голову придет глупость несусветная.