Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

ЦХИНВАЛ, 4 дек — Sputnik, Мария Котаева. "Мне больно, когда думаю об участи нашего родного языка. Его место, не только в служебных кабинетах и на собраниях, но и в быту, в кругу семьи, внушает опасения. Гибель языка есть гибель народа — это должен понимать каждый. Нет языка — нет народа. Бью тревогу и взываю: защитим, сохраним наш язык! Прежде всего — дома, в семье. В каждом доме на стене должен висеть плакат, написанный крупными буквами: "Здесь говорят по осетински!"… Это напутственные слова великого ученого, языковеда-ираниста Васо Абаева молодому поколению Осетии.

"Василий Иванович и Коста Хетагуров были посланы осетинскому народу Богом в момент, когда наступил полный духовный кризис…", — говорит доцент кафедры осетинского языка Зоя Битарты. В своем величии для науки, он был очень прост в преподавании и общении.

Битарты вспоминает, что их знакомство произошло в 1977 году в Институте языкознания в Москве, где последние годы работал известный ученый, когда ей поручили передать Василию Ивановичу фотографии с его 75-летнего юбилея.

"Я пришла к нему в институт и, дождавшись окончания лекции, зашла в аудиторию, поздоровалась с ним на осетинском. Он был увлечен чтением, но, услышав осетинскую речь, поднял очки и усадил меня рядом с собой. Расспросил, кто я и откуда приехала. Моя фамилия оказалась ему знакомой, так как в то время я печаталась в журнале "Фидиуаг", а Василий Иванович выписывал в Москву всю прессу обеих Осетий. Он угостил меня конфетами "Белочка". Впоследствии, когда я уже стала посещать его лекции и приходила к ним в гости домой, я узнала, что он без этих конфет не представлял своей жизни. А ту конфету, которой он меня угостил при нашем знакомстве, я храню в память о нем по сегодняшний день", — рассказывает Битарты.

Он в то время уже не занимался активной исследовательской работой, а был консультантом в институте и читал лекции только по пятницам. Зоя Александровна называет его методы преподавания уникальными, именно поэтому она, будучи аспиранткой, записывала на магнитофон его лекции.

Васо Абаев рассказывает о героях Авесты. Фрагмент лекции

"Лекции Василия Ивановича не были долгим и утомительным чтением из-за кафедры. Он приносил с собой на занятия небольшой текст, который мы должны были разобрать фонетически, лексически, морфологически, проанализировать структуру слова и семантику. И такой анализ одного предложения иногда занимал всю лекцию. При мне на его занятиях бывали аспиранты из Венгрии, Таджикистана, Киргизии, Афганистана, Северной Осетии и я — из Южной Осетии. В то время магнитофоны были в дефиците и стоили они немалых денег. Тогда я, не купив зимние сапоги своей дочери, приобрела магнитофон, чтобы записывать лекции Абаева. Эти записи хранятся у меня по сей день", — рассказывает Битарты.

Васо Абаев не просто озарил своими подробными исследованиями осетинский язык. За консультациями к известному ученому обращались историки и языковеды из Афганистана, Польши, Германии, Ирана.

"Однажды за консультациями о некоторых деталях персидского языка приехал языковед из Ирана. Мы, аспиранты, несколько были удивлены этому. Василий Иванович улыбнулся и сказал, что говорить на языке и знать о нем, это не одно и то же", — вспоминает Битарты.

Комната в московской квартире ученого напоминала собой что-то между библиотекой и национальным музеем. Здесь он жил со своей супругой Ксенией. Битарты часто приезжала в гости к Абаевым, они подолгу общались о науке, истории и языке. Она пекла осетинские пироги и чуреки, которые Василий Иванович просто обожал. Когда в один из таких визитов, Абаев дал свое согласие на предложение Битарты пожить в Южной Осетии, Зоя Александровна начала активно заниматься поиском подходящего для ученого жилья. К своей идее она подключила тогдашнюю интеллигенцию, представителей власти, и вскоре небольшой финский дом в Цхинвале, предназначенный тогда для художественного училища, был закреплен за Васо Абаевым.

"Помню, как я на трамвае через всю Москву везла обои, карнизы, шторы для ремонта дома Абаева и пересылала все это в Цхинвал. Тогда сложно было найти все это в Южной Осетии. А Людвиг Чибиров (позже первый президент РЮО) все это встречал и на своей машине перевозил в дом Абаева на ремонт", — с улыбкой вспоминает свой молодой энтузиазм Битарты.

В свой дом в Цхинвале, который впоследствии станет музеем его имени, Васо вместе с супругой впервые приехал в 1985 году.

"Поехали встречать их к поезду в Гори. Здесь в его доме уже был накрыт праздничный стол. Внутри он был очень аккуратно обставлен, была тропинка, которая вела к маленькому саду. Он был очень рад, ему все пришлось по душе, и впоследствии он приезжал еще где-то раз шесть ", — говорит Битарты.

В 1989 году, когда накал между грузинами и осетинами стал набирать обороты, Василий Иванович очень волновался. Он приезжал в Цхинвал, видел митинги на площади, стал интересоваться политикой, и очень боялся за молодежь, чтобы не случилось какого-то кровопролития.

В эти смутные дни с просьбой написать статью в поддержку осетинского народа к нему обратились Людвиг Чибиров, старший советник президиума Верховного совета СССР Ким Цаголов и член ЦК КПСС Ахсарбек Галазов. Василий Иванович, который всю жизнь посвятил изучению языка, был далек от политики, и в своей статье упомянул, что Южная Осетия была административной единицей Грузии. Тогда эти строки были неоднозначно восприняты в Южной Осетии, и раскаленная военными конфликтами молодежь была агрессивно настроена к ученому.

"Он очень тяжело переживал отношение югоосетинского ополчения к своей статье, и в очередной свой приезд в Москву, когда я привезла в больницы раненых ребят из Цхинвала, я застала его в очень хмуром настроении. Он назвал меня экстремисткой и сказал, что не намерен со мной разговаривать. Тогда меня понесло. Я ему сказала, что ему не нужно было писать эту статью по советам политических деятелей, что молодежь, знающая автора известных строк "из глубины веков доносится топот скифских коней", ждала от него другого. Он молча слушал меня, и уже не принял корреспондентов грузинского радио, которые собирались взять у него интервью", — рассказала Битарты.

Василий Иванович Абаев родился 15 декабря 1900 года в селении Коби, Тифлисской губернии, Российской империи. Выдающийся ученый, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973), дважды лауреат премии им. К. Хетагурова, заслуженный деятель науки Грузии и Северной Осетии, Лауреат Государственной премии СССР, он автор многих работ по общему и сравнительному языкознанию, иранистике и осетиноведению: "Нартский эпос" (1945), "Осетинский язык и фольклор" (1949).

Одна из основных работ Абаева — "Историко-этимологический словарь осетинского языка" (1958), в котором прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками. Васо Абаев прожил 101 год. С его именем связана целая эпоха в российской лингвистике и иранистике. Он умер в марте 2001 года и похоронен во Владикавказе в Пантеоне Осетинской Церкви рядом с могилой великого Коста Хетагурова.

Абаев Василий Иванович - выдающийся ученый, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973).

Основная фундаментальная работа В.И. Абаева - пятитомный «Историко-этимологический словарь осетинского языка» (1958-1990), в котором прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками. Этот материал является весьма ценным для развития этимологической фоносемантики.

Собственно фоносемантическая работа В.И. Абаева - Мимео-изобразительные слова в осетинском языке / В. И. Абаев // Сб. научн. Трудов/ Институт языкознания АН СССР. - М., 1956. - Т. 6. - С. 409 - 427.

В статьях В.И. Абаева «Язык как идеология и язык как техника» (1936) http://crecleco.seriot.ch/textes/Abaev34.html и «Еще о языке как идеологии и как технике» (1936) противопоставляются две стороны языка: «языка как техники» и «языка как идеологии». По мнению ученого, в словаре представлена техническая семантика слова, а в этимологии, связи с другими словами и между значениями слова отражается та или иная идеология (идеосемантика).

Например, техническая семантика слова труд выражает «понятие о производительной деятельности», но его этимологическая связь со страданием и болезнью отражает определенную идеологию. Следовательно, при появлении нового понятия его «наречение происходит… на определенной материальной основе мировоззрения, идеологии данной среды». Поэтому в разных языках или в одном языке в разные эпохи одно и то же явление может именоваться по-разному.

По сути В.И. Абаев подходит в представлению об утрате знаком примарной мотивированности. Здесь очевидна связь его мыслей с фоносемантическим законом множественности номинации и отсутствии одно-однозначной связи между фонетической оболочкой слова и его значением.

По мнению В.И. Абаева, «технизация языка», с одной стороны, «оказывается… истинным благодеянием: она экономит обществу силы, она избавляет общество от непосильного труда вновь и вновь переделывать сверху донизу свою речь». В то же время «процесс технизации несет в себе… могучую унифицирующую тенденцию, которой живое семантическое сознание сопротивляется».

«Творческий» период, когда «преобладают идеологически-созидательные процессы», переносится в основном в глубокую древность, а современность признается «периодом, когда преобладают процессы технически-приспособительные».Т.М. Николаева [Николаева 2000] отмечает сходство понятие языка как идеологии с тем, что теперь принято называть картинами мира в языке.

В статье «Понятие идеосемантики» (1948) http://www.philology.ru/linguistics1/abaev-48.htm В.И. Абаев говорит о необходимости разграничить «современное коммуникативное использование слова» (техническую семантику, малую семантику) и «идеосемантику» (большую семантику), последнее понятие сближается с восходящим к В. фон Гумбольдту понятием внутренней формы.

«От каждого слова-понятия к другим тянется сложная паутина симпатических и антагонистических связей, которая образует вокруг него своеобразную и трудно передаваемую на другой язык идеосемантическую оболочку. То, что поддается непосредственному и однозначному переводу на другой язык, относится обычно к "малой семантике". Передача на другой язык идеосемантики требует очень тонкого знания обоих языков, да и то удается лишь приближенно. Оно и понятно, если учесть, что идеосемантика определяется сложными внутриязыковыми связями и отношениями, передать которые средствами другого языка весьма трудно».

Однако понятие внутренней формы, согласно В.И. Абаеву, не может относиться, как это предполагал Гумбольдт, к языку в целом, речь может идти лишь о внутренней форме «элементов речи», т.е., в первую очередь, слов. Такое более узкое понимание внутренней формы вполне соответствовало привычной в отечественной науке традиции употреблении данного термина, восходящей к А.А. Потебне.

Указано, что «малая семантика» слов обычно хорошо поддается переводу на другие языки, в отличие от «большой семантики», из которой, в первую очередь, и складывается специфика конкретного языка. «Идеосемантика начинается там, где начинаются тонкости и нюансы». Еще более определенно, чем в ранних статьях, она связывается с национальными картинами мира.

Абаев пишет: «Из каждого слова, которое мы употребляем, глядят на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысячелетий. И если бы не привычность и обыденность повседневной речевой практики, какое-нибудь слово "корова" должно было бы в большей степени приводить нас в священный трепет своей подавляющей древностью, чем все египетские пирамиды. Воссоздать до конца историю хотя бы одного слова - это значит в какой-то степени приобщиться к раскрытию тайны всей человеческой речи и мышления».

В статье «О принципах этимологического словаря» (1952) http://abaev-a.ru/?id=2223 подчеркивается связь истории слов с историей мышления, особо отмечено, как «общие и отвлеченные понятия… постепенно формируются на базе конкретных, образных представлений». Пример этимологии В.И. Абаева.

«Осет. Wœrgon — лат. c Volcānus

Видное место в осетинской мифологии и нартовском эпосе занимает бог кузнечного дела Kurdalægon.

Форма Kurdalægon представляет упрощение более полной, тоже засвидетельствованной формы Kurd-Alæ-Wærgon, что значит "Кузнец-Аланcкий-Варгон". Имя Wærgon я сопоставил в свое время с латинским Volcānus . Латинисты встретили мою этимологию молчанием. Это молчание пока не нарушено. Но я могу спокойно выжидать. Недавно проф. Дюмезиль вновь обратил внимание на то, что имеющиеся опыты разъяснения латинского Volcānus совершенно неудовлетворительны . Этрусское Velχan само заимствовано из латинского, а критский Fελχανόξ типологически не имеет ничего общего с Вулканом и к тому же сам по происхождению еще более темен.

Если под этимологией понимать выяснение происхождения слова, то мы имеем пока только одну этимологию латинского Volcānus, именно ту, которую я предложил. С звуковой стороны соответствие Wœrgon // Volcānus настолько безупречно, что могло бы служить школьным примером математической точности звуковых законов. Семантическая сторона также не оставляет желать ничего лучшего.

Особый интерес заключен в том, что вскрывается тотемическая подпочва некоторых индоевропейских верований. Дело в том, что Wœrgon и Volcānus являются производными от индоевропейского *vlko- волк. Видимо, и у алан, и у римлян культ бога огня и кузнечного дела был преемственно связан с тотемическим культом волка. Такая интерпретация находится в полном согласии с реалиями. Известно, что эмблемой Рима служила волчица, кормящая близнецов Ромула и Рема. А в осетинском родоначальник нартов, отец близнецов Хсара и Хсартага, зовется Wœrxœg. что значит этимологически "волк".

Если в связи с гоголевским Вием мы говорили о скифо-украинской изоглоссе, то Wœrgon // Volcānus - хорошая скифо-латинская изоглосса».

В статье «Лингвистический модернизм как дегуманизация науки о языке» (1965) выступает против многих положений Ф.де Соссюра, в частности об изучении языка «в себе и для себя». Структурализм В.И. Абаев определяет через «дегуманизацию», «изгнание человека» и связывает его с литературным модернизмом. Автор резко отзывается об идеях Ф. де Соссюра, Л. Ельмслева, ПЛК, дескриптивистов.

В статье «Языкознание описательное и объяснительное. О классификации наук» (ВЯ, 1986) В.И. Абаев в области лексической семантики объяснительной дисциплиной считает только этимологию, в топологии языков - стадиальная типология, которой придерживался Н.Я. Марр. Особое значение придает ученый проблеме глоттогенеза, которая в науке того времени не признавалась строго научной проблемой.

В.И. Абаев высказывает идеи, близкие к фоносемантической этимологии, закону множественной номинации, стадиальности в развитии языка, а также отмечает «методологический застой» в этимологии и в качестве одного из способов его преодолеть указывает на звукосимволизм, настаивая на том, что этимологические словари следует пересмотреть с целью повышения их ценности путём наиболее полного выявления звукосимволических слов.

Литература : Алпатов В.М. Волошинов, Бахтин и лингвистика. М., Языки славянской культуры. 2005. Николаева Т.М. Несколько слов о лингвистической теории 30-х: фантазии и прозрения // Слово в тексте и словаре. К 70-летию академика Ю.Д. Апресяна. М., Языки русской культуры. 2000. ght"/>

Выдающийся ученый, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973), дважды лауреат премии им. К. Хетагурова, заслуженный деятель науки Грузии и Северной Осетии.

Лауреат Государственной премии СССР.

Автор многих работ по общему и сравнительному языкознанию, иранистике и осетиноведению: «Нартовский эпос» (1945), «Осетинский язык и фольклор» (1949). Одна из основных работ Абаева - «Историко-этимологический словарь осетинского языка» (1958); в нём прослеживается этимология и история осетинских слов на материале 190 языков мира и связи осетинского языка с иранским и индоевропейскими, а также с тюркскими, финно-угорскими и другими языками

Василий (Васо) Абаев родился в 1900 году в селе Коби по Военно-Грузинской дороге в семье горца-осетина. Начальное образование получил в сельской школе, среднее - в Тифлисской 6-ой классической гимназии (1910-1918). С 1918 г. по 1921 г. работал учителем в Кобийской начальной школе. В 1922 г. поступил в Ленинградский Государственный Университет на Иранский разряд Этнолого-лингвистического отделения Факультета Общественных наук. Окончил курс Университета в 1925 г. Тогда же по предложению Н. Я. Марра оставлен аспирантом ИЛЯЗВ. По окончании аспирантуры в 1928 направлен на работу в Кавказ. историко-археологический институт АН СССР в Тифлисе, а в 1930 зачислен сотрудником Яфетического института АН СССР, преобразованного впоследствии в Институт языка и мышления им. Н. Я. Марра, в Ленинграде. С 1929 - профессор кафедры общего языкознания ЛИФЛИ.

С 16 декабря 1930 по декабрь 1931 В.Абаев совмещал работу в институте с работой в ПБ, вначале и. о. главного библитекаря по Восточному отдделению с половиной оклада, а затем главного библиотекаря ОНЛ.

В 1935 А. присуждена учёная степень кандидата филолологических наук (без защиты диссертации), в том же году он назначен заведующим иранским кабинетом Института языка и мышления.

Работая за пределами Осетии, Абаев не порывал связей со своей родиной и оказывал большую помощь местным работникам, редактируя и рецензируя научную и другую литературу, консультировал их, выезжая в республику. Так, в янв. 1941 Абаев был командирован в Осетию со специальным заданием президента АН СССР консультировать изучение осетинского нартовского эпоса.

В годы Великой Отечественной войны Абаев работал в Северо.-Осетинском и Юго-Осетинском НИИ, а с 1944 заведовал также кафедрой Северо.-Осетинского. педагогического института.

В 1945 В.Абаев вернулся в Ленинград и снова начал работать в Институте языка и мышления, преобразованном после дискуссии 1950 в Институт языкознания. В 1952 вместе с основным ядром ученых института переведен в Москву. В 1962 ему присуждена степень доктора филологических наук (без защиты диссертации), а в 1969 присвоено звание профессора.

Васо Абаев внес существенный вклад в различные области языкознания. Им опубликованы более 270 работ по теории этимологии и истории лингвистических исследований, иранскому и индоевропейскому языкознанию, по различным вопросам общего языкознания. Особенно много сделано ученым в области осетиноведения и нартоведения. В осетиноведческих работах глубокому исследованию подверглись все основные проблемы современной грамматики и лексикологии, фонетики и морфологии, диалектологии и истории осетинского языка. Васо Абаев - составитель “Историко-этимологического словаря осетинского языка”. Из большого числа фольклористских работ особо выделяются исследования Абаева, посвящённые всемирно известному героическому эпосу “Нарты”. В ряде работ Абаева выступает как литературовед, опубликовав статьи, посвящённые творчеству Коста Хетагурова, Геора Малиева, Сека Гадиева, а также отдельные теоретические проблемам литературоведения.

Участвовал в XVI конгрессе. немецких востоковедов (Галле, 1958) и XXV Международном конгрессе востоковедов (Москва, 1960).

В.Абаев- действительный член Royal Asiatic Soc. of Great Britain and Ireland и член -корреспондент Финно-угорского обществава в Хельсинки.

Читал лекции в Collège de France (Париж, 1966).

Василий Абаев- заслуженный деятель науки Северо-Осетинской АССР (1957) и Грузинской ССР (1980), первый лауреат Государственной премии им. Коста Хетагурова (1966), лауреат Государственной премии СССР (1981).

Награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями “За оборону Кавказа” и “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945”.

Васо Абаев прожил 101 год. С его именем связана целая эпоха в российской лингвистике и иранистике.

Он умер в марте 2001 года и похоронен г.Владикавказ, Северной Осетии, в Пантеоне Осетинской Церкви, рядом с могилой великого Коста.

Соч.: Избр. тр.: В 4 т. Владикавказ, 1990-95. Т. 1-2; Об ударении в осетинском языке //

Вест. АН СССР. 1935. № 1; Ритмика осетинской речи //

Из осетинского эпоса. М.; Л., 1949;

Грамматические очерки осетинского языка. Орджоникидзе, 1958;

Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. М.; Л, 1958-1989. Т. 1-4 (репр. воспр. М., 1996);

О перекрестных изоглоссах //

Этимология, 1966. М., 1968; Из иранской ономастики //

История иранского государства и культуры. М., 1971; Как апостол Петр стал Нептуном //

Этимология, 1970. М., 1972; К вопросу о прародине и древнейших миграциях индо-ирансих народов //

Древний Восток и античный мир. М., 1972; Общегуманитарные аспекты теоретического языкознания //

Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1973. Т. 32, вып. 6; О вариантности сонантов //

Folia linguistica. 1973. Т. 6, № 1/2; Миф и история в Гатах Зароастра // Историко-филологические исследования: Сб. ст. памяти акад. Н. И. Конрада. М., 1974; Зароастр и скифы //

Monumentum H. S. Nyberg, 3. Téhéran-Ziége, 1975; Armeno-Ossetica //

ВЯ. 1978. № 6; Скифо-сарматские наречия //

Основы иранского языкознания: Древнеиран. яз. М., 1979; Нартовский эпос осетин. Цхинвали, 1982; Avestica //

Sprachwissenschaftliche Forschungen: Festschr. fur J. Knobloch. Innsbruck, 1985; Исправления и дополнения к историко-этимологическому словарю осетинского языка. I (1958), II (1973), III (1979), IV (1989) //

Историко-этимологический словарь осетинского языка: Указ. / Сост. Е. Н. Сченснович, А. В. Лушникова, Л. Р. Додыхудоева. М., 1995.

Справ.: БСЭ; КЛЭ; Науч. раб. Л-да; Милибанд. 1975; 1995; Филологический факультет Санкт-Петербургского университета. СПб., 1995.

Лит.: Агнаев А. Крупнейший советский лингвист-осетиновед //

Сев. Осетия. Сталинири, 1958. 27 мая; Исаев М. И. В. И. Абаев как крупнейший иранист-осетиновед //

Изв. Юго-Осет. НИИ. 1958. Вып. 9 (библиогр.); Гаглоева З. Д. Этнография Осетии в трудах В. И. Абаева //

Изв. Юго-Осет. НИИ. 1960. Вып. 10; Иранское языкознание: История, этимология, типология: (К 75-летию проф. В. И. Абаева). М., 1976 (библиогр.); Вопросы иранской и общей филологии: [Сб. ст.]. Тбилиси, 1977 (библиогр.); Исаев М. И., Расторгуева В. С. Выдающийся советский иранист-осетиновед //

Осет. филология. Орджоникидзе, 1977. Вып. 1; Исаев М. И. Васо Абаев. Орджоникидзе, 1980 (библиогр.);

Поэтика жанра: К 80-летию… В. И. Абаева: Межвуз. сб. ст. Орджоникидзе, 1980 (библиогр.).

Арх.: Арх. РНБ. Ф. 10/1.

Иконогр.: Избр. тр. Т. 2.

Дополнительные материалы:

Высказывания о В.Абаеве.

Другим признанным авторитетом в области осетинского языка, фольклора и истории стал в 1940-х гг. В.И. Абаев. По просьбе руководства Северной Осетии его фундаментальный труд, охватывавший все эти вопросы, был в 1949 г. выпущен престижным издательством АН СССР. Эта книга начиналась с воспроизведения осетинского исторического мифа в его классическом виде, включавшего как Золотой век, так и катастрофу: осетины объявлялись потомками скифских, сарматских и аланских племен, которые «в течение двух тысячелетий не сходили со страниц истории» и «внесли существенный вклад в культурное развитие юга России и Северного Кавказа в древний период» (Золотой век); затем «осетинский народ оказался замкнутым в нескольких горных ущельях Центрального Кавказа, и над ним нависла угроза полного вымирания и исчезновения» (Катастрофа) (Абаев 1949. С. 4). Абаев доказывал, что изолированное положение осетинского языка на Северном Кавказе ярко свидетельствовало о том важнейшем историческом факте, что его носители пришли туда с севера из степной зоны; в пользу этого он приводил массу убедительных лингвистических материалов (Абаев 1949. С. 36-47). В частности, он проделал грандиозную работу по созданию и анализу словаря скифского языка, убедительно продемонстрировав его иранскую принадлежность (Абаев 1949. С. 147-244). Описывая алан, он возражал тем исследователям, кто хотел видеть в них «собирательное название» или «географическое понятие». По-своему интерпретируя Аммиана Марцеллина, Абаев отмечал, что если аланы и распространили свое имя на соседние племена, то от этого они сами не перестали существовать, а значит, были не фантомом, а конкретным народом (Абаев 1949. С. 43-45) . Абаев также затрагивал интригующий вопрос о том, что будто бы осетины не сохранили у себя название «аланы». Он оспаривал этот вывод и находил воспоминание об аланском родстве в фольклорном выражении «дух аллона-биллона», где, безусловно, имелись в виду осетины (Абаев 1949. С. 45, 246).

В то же время Абаев никогда не отказывался от идеи субстрата и заявлял, что «осетинский язык - это иранский язык, формировавшийся на кавказском субстрате» (Абаев 1949. С. 11, 363). Мысль о смешении пришлых иранцев с местными кавказскими аборигенами проходила красной нитью через всю его книгу (Абаев 1949. С. 13, 75-80, 112-122, 129-137, 518-525). На его взгляд, осетино-кавказские параллели «затрагивают самые глубинные и интимные стороны языка и свидетельствуют о том, что осетинский во многих существенных отношениях продолжает традицию местных кавказских языков, совершенно так же, как в других отношениях он продолжает традицию иранскую» (Абаев 1949. С. 111, 115). Он утверждал, что в осетинском языке «кавказский элемент занимает особое место, не столько по количеству... сколько по интимности и глубине вскрывающихся связей» (Абаев 1949. С. 76). И он доказывал, что сам строй иранского языка, на котором говорили далекие предки осетин, существенно изменился под воздействием местных северокавказских языков. Речь, следовательно, шла не просто о внешнем влиянии вследствие языковых контактов, а о чем-то гораздо большем. И читатель был вправе сделать вывод о том, что на Северном Кавказе в состав алан влилась масса местных аборигенов, - именно об этом и говорили все построения Абаева, относящиеся к проблеме субстрата.

Действительно, сам Абаев был убежден в том, что «доиранское население Алании-Осетии... смешалось с пришельцами-иранцами, и этим смешением и было положено начало современному осетинскому этническому типу». При этом местное население усвоило аланскую речь, чему предшествовал долгий период билингвизма, когда и происходило взаимопроникновение языков (Абаев 1949. С. 78-79). Развивая мысль Марра (Марр 1918. С. 2077), Абаев настаивал на том, что субстратные кавказские явления лучше всего сохранились в осетинских диалектах, а иранская речь, игравшая роль межплеменного языка, закрепилась прежде всего на «национальном» уровне. Так в «осетинском языке и соединились две линии преемственности, одна - идущая от древнеиранского и другая - идущая от субстратных, кавказских языков» (Абаев 1949. С. 115, 122). Абаев не ограничивался фактами языка и пытался обнаружить подтверждение своим идеям в материальной культуре, обычаях, фольклоре, верованиях осетин, на его взгляд, ясно указывавших на огромную роль кавказского элемента в формировании осетинского народа (Абаев 1949. С. 75-80).

В своих построениях Абаев не оставлял без внимания и археологию. Опираясь на работы советских археологов тех лет, он ссылался на выявленное ими «кобанско-колхидское единство» конца бронзового - начала раннего железного века и видел в нем подтверждение своим выводам о тесных ранних контактах предков осетин с мегрелами, сванами и абхазами (Абаев 1949. С. 328).

Абаев был одним из тех немногих, кто в период позднего сталинизма осмеливался вспоминать о депортированных народах, которых власти тогда пытались вычеркнуть из истории; и на страницах его книги находили место чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы (Абаев 1949. С. 11, 35, 85, 87). Он, в частности, обращал особое внимание на влияние тюркских языков на осетинский (Абаев 1949. С. 85). В разгар кампании борьбы с «безродными космополитами» он отваживался упоминать о влиянии иудаизма на алан (Абаев 1949. С. 36, 331-332). Он даже осмеливался говорить о влиянии на них готов (Абаев 1949. С. 340-342) в те годы, когда готская тематика, скомпрометированная связями с нацистской наукой, была фактически табуирована в СССР. Все это, разумеется, свидетельствовало о его личном бесстрашии, порядочности и бесконечной преданности научной истине. Впрочем, при переиздании в 1949 г. ранних работ Абаева из них были убраны излишние напоминания о довоенном политическом статусе карачаевцев и балкарцев: карачаевские районы, вошедшие в 1944 г. в состав Грузии, фигурировали теперь под именем Клухорского района, столица Карачаевского АО, г. Микоян-Шахар, выступала под своим новым названием г. Клухори, а Кабардино-Балкария представлялась Кабардинской республикой (ср.: Абаев 1933; 1935. С. 882-883 и Абаев 1949. С. 249-250, 272-274).

В.А. ШНИРЕЛЬМАН. БЫТЬ АЛАНАМИ. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ПОЛИТИКА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В XX ВЕКЕ

15 (27) декабря (19001227 ) , с. Коби Душетского уезда Тифлисской губернии - 18 марта , Москва

Биография, образование, карьера:

Из крестьянской семьи. В 1918 г. окончил Тифлисскую классическую гимназию, работал учителем в родном селе. В 1922-1925 гг. студент ФОН ЛГУ. В 1925-1928 гг. аспирант НИИ ИЛЯЗВ при ЛГУ. С 1929 г. профессор кафедры общего языкознания ЛИЛИ, ЛИФЛИ, филологического ф-та ЛГУ. В 1928-1930 гг. научный сотрудник КИАИ АН СССР в Тифлисе; В период с 1930-1941, 1945-1950 гг. научный сотрудник ИЯМ (с 1935 г. заведующий иранским кабинетом); в 1941-1945 гг. научный сотрудник Северо-Осетинского и Юго-Осетинского НИИ; с 1950 г. научный сотрудник ИЯ СССР в Ленинграде (с 1952 г. в Москве); в 1930-1931 научный сотрудник ГПБ. Без защиты присуждены ученые степени в 1935 г. кандидата, в 1962 г. доктора филологических наук, в 1969 г. профессора.

Нарграды, звания:

В 1981 г. присуждена Государственная премия СССР.

Членство в научных организациях и союзах:

С 1966 г. почетный член Азиатского королевского общества Великобритании и Ирландии, с 1973 г. член-корреспондент финно-угорского общества в Хельсинки.

Основные публикации:

Краеведение у горских народов // Известия НИИ краеведения. Владикавказ. 1926. Вып. 2. С. 17-20;

Язык как идеология и язык как техника // Язык и мышление. М.; Л., 1934. Вып. 2;

Ритмика осетинской речи // Из осетинского эпоса. М.; Л., 1939. С. 96-134;

Понятие идеосемантики // Язык и мышление. 1948. Вып. 11;

Осетинский язык и фольклор. М.; Л., 1949. Т. 1;

Историко-этимологический словарь осетинского языка: В 4 т. М.; Л., 1958. Т. 1. 655 с.; Л., 1973. Т. 2. 448 с.; Л., 1979. Т. 3. 358 с.; Л., 1989. Т. 4;

Из иранской ономастики // История иранского государства и культуры. К 250-летию иранского государства. М., 1971. С. 262-276;

К вопросу о прародине и древнейших миграциях индоарийских народов // Древний Восток и античный мир. М., 1972. С. 26-37;

Миф и история в Гатах Зороастра // Историко-филологическое исследование. М., 1974. С. 310-321;

Нартовский эпос осетин. Цхинвали, 1982 (вып. 1983);

Избранные труды. Т. I. Религия, фольклор, литература. Владикавказ, 1990.

О нем:

Гаглоева З.Д. Этнография осетин в трудах В.И. Абаева // Известия Юго-Осетинского НИИ. Орджоникидзе, 1960. Вып. 10. С. 44-52;

Современное кавказоведение. Справочник персоналий. Ростов-на-Дону, 1999. С. 6;

Калоев Б.А. Василий Иванович Абаев и его вклад в этнографию // ЭО, 2001. № 5. С. 102-117.

Для посвященных людей одно имя Васо Абаева говорит о целой эпохе в развитии отечественной филологии и языкознания. Непосвященные люди, может быть, подивятся тому, что им это имя неизвестно. В действительности, подчас не зная о тех, кто за нас творит духовную историю человечества, мы постоянно пользуемся плодами этого творчества.

"Да, скифы мы, да, азиаты мы с раскосыми и жадными очами" - эта блоковская фраза, пожалуй, одна из самых известных и цитируемых. Но в то же время - один из фантомов Серебряного века. И для многих из нас за этим ничего не стоит, кроме поэтического эха пыльных степей с отдаленным отзвуком копыт скифских конниц. История загадочного племени входит в нашу жизнь через смутные познания легенд о курганах и золоте скифов, о величественном царстве, некогда оставившем свои следы в Крыму и Предкавказье, и о таинственном его исчезновении с лица земли.

Василий Иванович Абаев стоит в ряду тех ученых, кто продолжил жизнь скифов в своих фундаментальных трудах, обратившись к научным, историческим фактам и выявив отчетливые, но скрытые временем взаимосвязи удивительного скифского племени с другими индоевропейскими народами. Вслед за Всеволодом Миллером Васо Абаев, Жорж Дюмезиль, Эмиль Бенвенисг убедительно доказали, что жизнь скифов не закончилась - она продолжается в языке, обычаях, верованиях, эпических сказаниях другого народа, живущего с нами бок о бок. Этот народ - осетины.

Васо Абаев родился в горном осетинском селении Коби (по Военно-Грузинской дороге) за две недели до конца XIX века. Окончив Тифлисскую классическую гимназию, он уже в 18 лет преподавал родной язык в сельской школе. Единственное звание, за которое он энергично боролся, как он сам признается, это было "звание студента Петроградского университета в 1922 году". И действительно, поступив в университет на иранский разряд этнолого-лингвистического отделения, он в 1924 году опубликовал первые результаты своих исследований.

С тех пор за 75 лет кропотливого, титанического и многогранного труда из-под его пера вышло более 300 научных работ. Главный труд всей жизни Василия Абаева - фундаментальный, первый в своем роде "Историко-этимологический словарь осетинского языка", в котором на материале 190 языков и наречий мира развернуто глобальное полотно взаимосвязей осетинского языка. "Что такое этимологический словарь? - писал Василий Иванович. - Это - самый глубинный аспект исторического словаря. А что такое этногенез? Это - самый глубинный вариант истории народов". Работой над этим словарем Абаев отстоял и развил в отечественной науке метод сравнительного языкознания, показав неисчерпаемые возможности исторического подхода к языковому богатству различных этносов - от глубокой древности до наших дней.

Василий Абаев раскрывает картину развития осетинского языка от его древнеиранских корней. На богатой лингвоисторической базе академик Абаев убедительно доказывает принадлежность осетинского языка к иранской группе индоевропейской языковой семьи. Именно к этой группе принадлежал древний язык скифов и сарматов. Основным проводником языкового наследия этих племен стали аланы - их прямые потомки, которые, в свою очередь, являются непосредственными средневековыми предками современных осетин. Таким образом, выстраивая генеалогическую ветвь скифы-сарматы-аланы-осетины, ученый, с одной стороны, реконструирует историю осетинского народа на основании его языка, а с другой - открывает путь к изучению истории и культуры скифских племен. Сквозь этнолингвистическую историю небольшого кавказского народа, как в осколке голограммы, проступает картина целого - загадочного скифского мира. Таким образом, академик Абаев дает ключ к разгадке одной из тайн в истории человечества.

Василия Ивановича Абаева, безусловно, можно назвать художником своего дела - художником языкознания. А о художнике, как известно, лучше всего "судить по законам, им самим над собою признанными". Единственные законы, какие признает Васо Абаев, - это "творческий вклад и человеческий образ". И то и другое в его жизни неразделимо и взаимосвязано. Творческий вклад академика Абаева столь же монолитен, как и его личность. Целостность и принципиальность человеческой натуры приводили его к принципиальным и жестким решениям как в науке, так и в жизни.

В 1950 году Абаев "удостоился чести" стоять первым (по алфавиту) в черном списке Берии. О том, как он в этот список попал, нетрудно догадаться. Это был известный в советской истории очередной виток "решительного разоблачения врагов народа" и "покаяния" интеллигенции в своих ошибках. В этот период Сталин развернул кампанию в сфере языкознания. Василий Иванович Абаев тогда заведовал иранским кабинетом Института языка и мышления в Ленинграде и уже успел прослыть "аполитичным кабинетным ученым". Все суетились на всяческих заседаниях и совещаниях - один Абаев, ни на что не обращая внимания, продолжал свою работу по составлению "Историко-этимологического словаря осетинского языка". Статья в "Правде", которая "изобличала" ученого Абаева, не желавшего примкнуть "к общей массе лингвистов, признавших сталинское учение в языкознании", также не сбила его с толку, хотя не было секретом, что подобные статьи имели тогда совершенно определенные последствия. Вскоре его вызвали в Москву для "отчета", а в действительности - в расчете на то, что Абаев наконец "самокритично" даст оценку своим действиям.

На этом заседании в Институте языкознания АН СССР, длившемся несколько часов, фактически решалась его судьба - не только научная, но и человеческая. Он подробно рассказал о своих исследованиях, а когда дело дошло до вопросов, то на него обрушился шквал критики и обвинений. Василий Иванович методично ответил по существу каждому из огромного числа "критиков". Все ждали, когда он перейдет к самокритике, и ведущий заседание академик поторопил его: "...Я вас хочу спасти. Вы должны были покаяться в своих заблуждениях". На что Абаев невозмутимо ответил: "Спасибо за сочувствие, но, право, от моей совести меня никто не может спасти, кроме меня самого... Если ко мне нет больше вопросов, то всего вам хорошего". Величественно пройдя сквозь зал, Васо Абаев готов был к встрече с сотрудниками органов. Но этого не произошло. Наоборот, через несколько дней Васо Абаев получил известие о переводе его в Москву на должность заместителя директора Института языкознания.

Многих потом занимала мысль, как удалось Василию Ивановичу избежать участи многих его современников и коллег. Обстоятельства дела выяснились через несколько лет. Сталину принесли очередной список подлежавших репрессиям, где стояла фамилия Абаева. Напротив нее он красным карандашом поставил галочку и сказал: "Этого оставить. Хороший ученый. Перевести в Москву". Все оказалось просто: вождь пользовался книгами Васо Абаева (в частности, его трудом "Осетинский язык и фольклор"), конечно, нигде об этом не упоминая.

Строго оградив себя от всего, что могло бы помешать служению делу, Василий Иванович Абаев никогда не добивался того, чтобы результатом его работы стала должность или очередное звание. Парадокс в том, что ученый с мировым именем, облеченный званиями российских и международных академий, лауреат Государственной премии СССР не защитил и своей жизни ни одной диссертации. Он всегда считал излишней трату времени на связанные с этим формальности. Должностей и званий добивались для него ученики и коллеги. Долгое время Васо Абаев не выезжал за пределы СССР. С французским ученым Жоржем Дюмезилем, с которым он много лет состоял в переписке и параллельно работал над исследованиями великого эпоса "Нарты", Абаев встречался только в течение одного недолгого периода в Париже.

Академик Виктор Владимирович Виноградов, работавший с Абаевым в Москве, говорил: "К Абаеву не подходите с обычным мерилом, он - особая личность..." Может быть, особенность Василия Ивановича Абаева в том, что он один из тех редких людей, кто, не заигрывая с судьбой, отдавал и отдает себя делу настолько, что сама судьба в итоге стала "работать" на него. Прожив целый век - удивительный и многотрудный в истории человечества, - Васо Абаев стал не просто его ровесником. Может быть, его заслуги не в полной мере оценены современниками, и нам еще предстоит услышать, что мы жили в эпоху Абаева.