Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Шукшин Василий

Странные люди

Василий Шукшин

Странные люди

Рано утром Чудик шагал по селу с чемоданом.

К брательнику, поближе к Москве! - отвечал он на вопрос, куда это он собрался.

Далеко, Чудик?

К брательнику, отдохнуть. Надо прошвырнуться.

При этом круглое мясистое лицо его, круглые глаза выражали в высшей степени плевое отношение к дальним дорогам - они его не пугали.

Но до брата было еще далеко.

Пока что он благополучно доехал до районного города, где предстояло ему взять билет и сесть в поезд.

Времени оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам конфет, пряников...

Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь. Впереди него стоял мужчина в шляпе, а впереди шляпы - полная женщина с крашеными губами. Женщина негромко, быстро, горячо говорила шляпе:

Представляете, насколько надо быть грубым, бестактным человеком! У него склероз, хорошо, у него уже семь лет склероз, однако никто не предлагал ему уходить на пенсию.

А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: "Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию?" Нах-хал!

Шляпа поддакивала:

Да, да... Они такие теперь. Подумаешь - склероз! А Сумбатыч?.. Тоже последнее время текст не держал. А эта, как ее?..

Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался.

Подошла его очередь. Он купил конфет, пряников, три плитки шоколада и отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать... Что-то глянул по полу-то, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит... Чудик даже задрожал от радости, глаза разгорелись. Второпях, чтобы его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать в очереди про бумажку.

Хорошо живете, граждане! - сказал громко и весело.

На него оглянулись.

У нас, например, такими бумажками не швыряются.

Тут все немного поволновались. Это ведь не тройка, не пятерка - пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки - нет.

"Наверно, тот, в шляпе", - сказал сам себе Чудик.

Решили положить бумажку на видное место, на прилавке.

Сейчас прибежит кто-нибудь, - сказала продавщица.

Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось:

"У нас, например, такими бумажками не швыряются!"

Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую ему дали в сберкассе дома. Двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане... Сунулся в карман - нету. Туда-сюда - нету.

Моя была бумажка-то! - громко сказал Чудик. - Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то! Зараза ты, зараза...

Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать:

Граждане, моя бумажка-то. Я их две получил в сберкассе: одну двадцатипятирублевую, другую полусотенную. Одну, двадцатипятирублевую, сейчас разменял, а другой - нету.

Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие: "Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить". Нет, не пересилить себя - не протянуть руку за этой проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать...

Да почему же я такой есть-то? - горько рассуждал Чудик. - Что теперь делать?..

Надо было возвращаться домой.

Подошел к магазину, хотел хоть издали посмотреть на бумажку, постоял у входа... и не вошел. Совсем больно станет. Сердце может не выдержать.

Ехал в автобусе и негромко ругался - набирался духу: предстояло объяснение с женой.

Это... я деньги потерял. - При этом курносый нос его побелел. Пятьдесят рублей.

У жены отвалилась челюсть. Она заморгала; на лице появилось просительное выражение: может, он шутит? Да нет, эта лысая скважина (Чудик был не по-деревенски лыс) не посмела бы так шутить. Она глупо спросила:

Тут он невольно хмыкнул.

Когда теряют, то, как правило...

Ну, не-ет!! - взревела жена. - Ухмыляться ты теперь до-олго не будешь! И побежала за ухватом. - Месяцев девять, скважина!

Чудик схватил с кровати подушку - отражать удары.

Они закружились по комнате...

Нна! Чудик!..

Подушку-то мараешь! Самой стирать...

Выстираю! Выстираю, лысан! А два ребра мои будут! Мои! Мои! Мои!..

По рукам, дура!..

Отт-теньки-коротеньки!.. От-теньки-лысанчики!..

По рукам, чучело! Я же к брату не попаду и на бюллетень сяду! Тебе же хуже!..

Тебе же хуже!

Ну, будет!

Не-ет, дай я натешусь. Дай мне душеньку отвести, скважина ты лысая...

Ну, будет тебе!..

Жена бросила ухват, села на табурет и заплакала.

Берегла, берегла... по копеечке откладывала... Скважина ты, скважина!.. Подавиться бы тебе этими деньгами.

Спасибо на добром слове, - "ядовито" прошептал Чудик.

Где был-то - может, вспомнишь? Может, заходил куда?

Никуда не заходил...

Может, пиво в чайной пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол?.. Бежи, они пока ишо отдадут...

Да не заходил я в чайную!

Да где же ты их потерять-то мог?

Чудик мрачно смотрел в пол.

Ну выпьешь ты теперь читушечку после бани, выпьешь... Вон - сырую водичку из колодца!

Нужна она мне, твоя читушечка. Без нее обойдусь...

Ты у меня худой будешь!

К брату-то я поеду?

Сняли с книжки еще пятьдесят рублей.

Чудик, убитый своим ничтожеством, которое ему разъяснила жена, ехал в поезде. Но постепенно горечь проходила.

Мелькали за окном леса, перелески, деревеньки... Входили и выходили разные люди, рассказывались разные истории...

Чудик тоже одну рассказал какому-то интеллигентному товарищу, когда стояли в тамбуре, курили.

У нас в соседней деревне один дурак тоже... Схватил головешку - и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: "Руки, кричит, руки-то не обожги, сынок!" О нем же и заботится. А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким надо быть грубым, бестактным...

Сами придумали? - строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков.

Зачем? - не понял тот. - У нас, за рекой, деревня Раменское...

Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил.

После поезда Чудику надо было еще лететь местным самолетом. Он когда-то летал разок. Давно. Садился в самолет не без робости.

В нем ничего не испортится? - спросил стюардессу.

Что в нем испортится?

Мало ли... Тут, наверно, тьпц пять разных болтиков. Сорвется у одного резьба - и с приветом. Сколько обычно собирают от человека? Килограмма два-три?..

Не болтайте. Взлетели.

Рядом с Чудиком сидел толстый гражданин с газетой. Чудик попытался говорить с ним.

А завтрак зажилили, - сказал он.

В самолетах же кормят.

Толстый промолчал на это.

Чудик стал смотреть вниз.

Горы облаков внизу.

Вот интересно, - снова заговорил Чудик, - под нами километров пять, так? А я - хоть бы хны. Не удивляюсь. И счас в уме отмерял от своего дома пять километров, поставил на попа - это ж до пасеки будет!

Иннокентий Федорович Анненский

Анненский Иннокентий Федорович (1855 - 1909), поэт, драматург, переводчик, критик.

В 1860 семья переехала в Петербург, где Анненский получил начальное и высшее образование. В 1879 окончил историко-филологический факультет Петербургского университета по специальности сравнительное языкознание.

После университета началась его педагогическая деятельность, не прекращавшаяся до конца жизни. Был преподавателем древних языков, античной литературы, русского языка и теории словесности в гимназиях и на Высших женских курсах, директором царскосельской гимназии. В 1870-е годы начинает писать стихи, но не делает попытки опубликовать их. В 1880-е выступает в печати с научными рецензиями и статьями по филологии и педагогике. С начала 1890-х годов Анненский приступил к полному переводу трагедий Еврипида, который закончил к концу жизни. В журнале "Русская школа" появляются статьи о творчестве русских писателей: Гоголя, Лермонтова, Гончарова и др. Эти статьи обычно называют "критической прозой", поскольку, отличаясь глубоким анализом литературного произведения, его статьи сами обладают высокой художественностью.

Оригинальные драматические произведения Анненского появились только в начале XX века - трагедии на сюжеты античной мифологии ("Меланиппа-философ" (1901), "Царь Иксион" (1902), "Лаодамия" (1906)).

В 1904 выходит его книга стихов "Тихие песни", после смерти - сборники стихов "Кипарисовый ларец" (1910) и "Посмертные стихи" (1923).

Лирика Анненского, носившая психологически-символический характер, отличалась глубокой искренностью. При жизни автора она была мало известна, но в дальнейшем оказала сильное влияние на творчество поэтов-акмеистов, которые объявили Анненского своим духовным учителем, находя в его творчестве истоки развития нового направления в русской поэзии, стремящегося к "прекрасной ясности".

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

Анненский Иннокентий Федорович (20.08.1855-30.11.1909), филолог, писатель и педагог. Окончил курс историко-филологического факультета С.-Петербургского университета по специальности сравнительного языкознания, по которой и читал некоторое время лекции на Высших женских курсах в С.-Петербурге. Педагогически-административная карьера отвлекла его от строго научных занятий. Он был директором коллегии Галагана в Киеве, затем VIII гимназии в С.-Петербурге и гимназии в Царском Селе. Чрезвычайная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905-06 была причиной его удаления от этой должности: он был переведен в С.-Петербург окружным инспектором и оставался в этой должности до 1909, когда он - незадолго до своей смерти - вышел в отставку. С осени 1908 он читал лекции по истории греческой литературы на высших женских историко-литературных курсах. Литературная деятельность Анненского имеет своим центром его интерес к античному миру, своей окружностью - новейшую литературу, как западноевропейскую (особенно французскую), так и русскую. В области античной литературы его деятельность сосредоточена на монументальном переводе 19 драм Еврипида, который он предполагал издать в 3 больших томах, а по возможности и в 4, прибавляя к сохранившимся драмам и отрывки потерянных, очень иногда крупные и интересные; эта последняя часть программы осталась невыполненной. Каждой трагедии должна была быть предпослана статья, содержащая ее анализ, оценку и, часто, сравнение с параллельными по сюжету трагедиями новейших литератур. Сам Анненский успел издать лишь первый том («Театр Еврипида», т. 1, СПб., 1906), с шестью трагедиями и вводной статьей об античной трагедии; остальные переводы тоже были им исполнены и в 1910 готовились к печати. Переводы Анненского принадлежат к лучшим в русской литературе и по проникновению в дух оригинала, и по литературной отделке; но они иногда неровны там, где вследствие поспешности работы вдохновение оставляло переводчика. В области русской литературы Анненскому принадлежит ряд критических статей как о Гоголе, Тургеневе , Достоевском, так и о новейших писателях (Л. Андрееве, Бальмонте и др.). Они собраны в двух «Книгах отражений». Их общее достоинство - меткость наблюдения и оригинальность суждения, при изысканном, часто причудливом, но всегда блестящем изложении. Нередко они своей парадоксальностью вызывают противоречивое чувство, но всегда будят мысль и не дают иссякнуть интересу. В области новейшей западной литературы Анненский особенно интересовался французской поэзией, как «парнасцами» (Сюли Прюдом, Леконт де Лиль и др.), так и «проклятыми» (Верлен, Бодлер и др.). Их он охотно переводил, им же посвящал и критические статьи, отчасти вошедшие в его «Еврипида», отчасти готовящиеся к печати. Немецкой литературы он не понимал и не любил. Четвертую группу составляют собственные опыты Анненского. Сюда относятся сборники его стихотворений: 1) «Тихие песни» (под псевд. Ник. Т-о), с приложением сборника стихотворных переводов «Парнасцы и проклятые», 1904; 2) «Кипарисовый ларец», 1910, и 3) «Третья книга стихов» (в 1910 готовилась к печати). Изысканность языка и рифмы свойственна Анненскому наравне с лучшими представителями русской поэзии; по направлению своему он - крайний импрессионист. Особый отдел этой группы образуют четыре оригинальные драмы Анненского на еврипидовские сюжеты: «Меланиппа-философ», «Царь Иксион», «Лаодамия» и «Фамира-кифаред»; интереснейшая из них - «Царь Иксион», в которой чувствуется особая близость автора к изображенному герою. Смешение античного сюжета и античной формы с современно-болезненной чувствительностью рассчитано не на всякий вкус; но в глазах тех, кому доступен такой синтез, эти трагедии останутся лучшими произведениями пера Анненского.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Писатель XX века

Анненский Иннокентий Фёдорович - поэт, драматург, переводчик.

Отец был начальником Омского отделения Главного управления Западной Сибири, председателем губернского правления Томска. С матерью поэта связано предположение о ее происхождении из рода Ганнибалов (ее мать была замужем за одним из сыновей Арапа Петра Великого), что говорило о ее дальнем родстве с Пушкиным (см.: Петрова М., Самойлов Д. Загадка Ганнибалова древа // Вопросы литературы. 1988. №2). Семья Анненских до переезда в 1849 в Сибирь жила в Петербурге.

В 1890 семья возвращается в столицу, где отец получает место чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел.

В 1865-1968 Анненский с перерывами, связанными с болезнью, учится в частной школе, потом во 2-й прогимназии.

С 1869 - в частной гимназии В.И.Беренса.

В 1875 Анненский успешно сдает экстерном экзамены на аттестат зрелости при гимназии «Человеколюбивого общества» в Петербурге и в этом же году зачисляется в Петербургский университет на историко-филологический факультет.

В детстве Анненский подолгу жил в доме старшего брата Н.Ф.Анненского (1843-1912), человека энциклопедической образованности и огромной социальной энергии, известного общественного деятеля. Н.Ф.Анненский сближается идейно и родственно с революционером-народником Н.П.Ткачевым (женится на его сестре Александре Никитичне; приходившейся братьям двоюродной сестрой по отцу), Г.И.Успенским, Н.К.Михайловским. В тюрьме и ссылке он знакомится с Н.Г.Чернышевским, В.Г.Короленко, а затем с М.Горьким и др. Анненский не принимал «культурное беспамятство» и политический радикализм позднего народничества, но именно брату и его жене Анненский был всецело обязан своим «интеллигентным бытием».

В 1879 он окончил Петербургский университет со степенью кандидата и правом преподавать древние языки. С этого времени и до конца жизни Анненский связывает свою службу с Министерством народного просвещения, дослужившись до гражданского «генеральского» чина (с 1896) действительного статского советника.

В 1879-1991 преподает латынь и греческий язык в частной гимназии Ф.Ф.Бычкова (потом - Я.Г.Гуревича).

23 сент. 1879 венчается с любимой женщиной - Н.В.Хмара-Барщевской, имевшей двух сыновей-подростков от первого брака.

В 1880 у четы Анненских рождается сын Валентин, будущий поэт, писавший под псевдонимом «В.Кривич».

В 1870-1980-х Анненский пробует себя в стихах и переводах, известных только близким друзьям.

В 1908 большинство ранних произведений из-за слабости и подражательности им уничтожается (Книги отражений. С.479). Кроме гимназии Гуревича Анненский преподает в 1889-90 в Павловском (женском) институте уроки русской словесности, а также читает лекции по исторической грамматике на Высших женских (Бестужевских) курсах.

В янв. 1891 Анненский назначается на пост директора Коллегии Павла Галагана в Киеве. В это время у него возникает замысел, ставший трудом всей его жизни, перевести с объяснительными статьями и комментариями, все трагедии Еврипида. Из-за разногласий с попечительницей Коллегии Анненский вынужден был оставить Киев, он становится директором 8-й петербургской мужской гимназии (1893-1996); «три года директорства в Петербурге могут, пожалуй, считаться едва ли не самым спокойным и счастливым периодом его служебной жизни» (Кривич В.- С. 252).

В 1896-1905 Анненский является директором Николаевской мужской гимназии в Царском Селе, постоянной резиденции императора. По свидетельствам мемуаристов, Анненский был человеком замкнутым, сдержанным, тактичным, ровным в отношениях к коллегам и ученикам. С начальством он держался независимо, проявляя твердость в защите интересов «служителей» и гимназистов (см.: Памятная книжка Санкт-Петербургской восьмой гимназии. СПб., 1909. С. 74-76). Анненский был кумиром своих учеников и учениц, имел красивую наружность и благородство в обращении. «Он принадлежал к породе духовных принцев крови. Ни намека на интеллигента-разночинца. <...> Чуть-чуть сановник в отставке и... вычитанный из переводного романа маркиз» (Маковский С. - С.239). Среди его учеников были Н.С.Гумилев, Н.Н.Пунин, Д.И.Коковцев.

27 мая 1899 в дни пушкинских торжеств Анненский выступил с речью «Пушкин и Царское Село» (СПб., 1899).

В 1898 он становится членом Ученого комитета Министерства народного просвещения. Тяготы административной службы не мешали Анненский быть талантливым преподавателем. Даже в трудный древнегреческий язык он вносил «нечто от Парнаса, и лучи его эллинизма убивали бациллы скуки. Из греческой грамматики он делал поэму, и, притаив дыхание, слушали гимназисты повесть о каких-то "придыхательных" (Голлербах Э.Ф. Из загадок прошлого (Иннокентий Анненский и Царское Село) // Красная газета 1927. 3 июля).

В марте 1881 в «Журнале Министерства народного просвещения» появляется первая научная публикация Анненский - рецензия на «Грамматику...» польского филолога А.Малецкого.

В 1887 в журнале «Воспитание и обучение» он помещает статьи, написанные в помощь учителю, о поэзии Я.П.Полонского и А.К.Толстого. В эти годы он пишет статьи о Н.В.Гоголе, М.Ю.Лермонтове, И.А.Гончарове, А.Н.Майкове.

В 1890-х Анненский совершает поездки в Италию и Францию. Он является поклонником живописи прерафаэлитов, А.Бёклина, Л.Алма-Тадемы, творчества О.Родена, французских символистов, «парнасцев» и «проклятых», переводами стихов которых давно занимался.

В 1901 А. задумывает свои лирические стих, и стихотворные переводы издать отдельной книжкой под названием «Утис» (гр. «никто» - так называл себя Одиссей, чтобы спастись от одноглазого Полифема). Это же слово становится русифицированной анаграммой (от имени Иннокентий) и псевдонимом писателя: «Ник-.Т-о», под которым он в 1904 издает первый сборник стихов «Тихие песни», куда также вошли переводы из Горация, Г.Лонгфелло, Ш.Бодлера, Г.Гейне, П.Верлена и др. Книжка, невзрачно изданная и со скромным названием, осталась почти незамеченной. Лишь В.Я.Брюсов удостоил ее снисходительной рецензией, пожелав автору дальнейшей «работы над самим собой» (Весы. 1904. №4. С.63), да через 2 года А.А.Блок, отметив «своеструнность», «прозрачность», «новизну символов» целого ряда стихотворений Анненский, сочувственно написал: «Большая часть стихов г. Ник-.Т-о носит на себе печать хрупкой тонкости и настоящего поэтического чутья, <...> чувствуется человеческая душа, убитая непосильной тоской, дикая, одинокая и скрытная <...>, душа как бы прячет себя от себя самой, переживает свои чистые ощущения в угаре декадентских форм». Тут же, характеризуя переводы Анненский, он писал о способности переводчика «вселяться в душу разнообразных переживаний» (Блок А. СС: в 8 т. М.; Л., 1962. Т.5. С.620-621).

Параллельно с переводами Еврипида Анненский одну за другой выпускает в свет и свои оригинальные трагедии, по-своему интерпретируя эллинские мифы: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаода-мия» (1902; опубл. в 1906), «Фамира-Кифаред» (1906; опубл. в 1913). Трагедии возникли на основе веры Анненский в возрождение античного наследия на русской почве, особенно чуткой, по его мнению, к восприятию эллинизма.

С янв. 1906 начинается последний этап в жизни Анненского. Он был уволен с поста директора гимназии в связи с ученическими беспорядками. Покинув казенную гимназическую квартиру, он здесь же, в Царском Селе, снимает большой дом с садом и переезжает туда.

В 1906 выходит первый том Еврипида в переводе Анненского. Интерес к «великому символисту» и «мистификатору» Еврипиду (Театр Еврипида. М., 1917. Т.2. С.358) был связан с родственным ощущением кризисности мира, стремлением к скептической дегероизации мифа. Том Еврипида, вызвав несколько положительных статей специалистов, не раскупался, и изд. не получило продолжения. В том же 1906 выходит сборник литературно-критических статей Анненского «Книга отражений», который также, несмотря на всю свою оригинальность и внутреннюю целостность, не нашел заслуженного признания критиков и читателей.

Инспекторские поездки 1906-1908 в Псков, Великий Устюг, Великие Луки дают поэтический материал для создания целого ряда т.н. «дорожных» стихотворений Анненского: «Зимний поезд», «Вологодский поезд», «Грязовец» и т.д. Время от времени в журналах «Перевал», «Гермес», в газетах «Слово», «Речь», «Голос Севера» и др. он публикует ряд статей, многие из которых позднее войдут во «Вторую книгу отражений»: «Гейне и его "Романцеро"» (1907), «Бранд-Ибсен» (1907), «Искусство мысли. Достоевский в художественной идеологии» (1908), «Античный миф в современной французской поэзии» (1908) и т.д.

В 1908 Анненский приглашается в качестве профессора читать курс лекций по истории древнегреческой литры на Высших женских историко-литературных курсах Н.П.Раева в Петербурге.

1909 - последний год жизни поэта - оказался годом наивысшего подъема его творческих сил. В апр. выходит «Вторая книга отражений», на которую еще при жизни Анненский появляются более благосклонные рецензии, чем на первую, Н.Гумилева (Речь. 1909. 11 мая) и К.Эрберга (Аполлон. 1909. №2); книгу высоко оценили А.Н.Толстой и особенно М.А.Волошин. Главное место в эстетике Анненского занимает идея имманентной нравственности искусства, мысль о единстве эстетических и этических критериев, об изначальной родственности поэзии с «чувствами Равенства и Свободы». Поэзия глубже культуры и нравственности, ибо она «стремится объединить или, по крайней мере, хоть проявить иллюзорно единым и цельным душевный мир, который лежит где-то глубже нашей культурной прикрытости и осознанных нами нравственных разграничений и противоречий» (Книги отражений. С. 109). В своих критических статьях Анненский исследует изменение и рождение эстетического идеала в совр. лирике. Отвергая в эстетике педантизм и схематизм, Анненский говорил о тяжеловесности словесной «романтической арматуры», не способной тонко и чутко отразить «разные стороны нашего обогащенного «я». Одним из первых в русской критике Анненский постигает философско-психологическую основу символизма, породившую совершенно различные типы «современного лиризма». «Символы,- писал отродятся там, где еще нет мифов, но где уже нет веры...», «В поэзии есть только относительности, только приближения - потому никакой другой, кроме символической, она не была, да и быть не может» (Книги отражений. С. 540, 338).

Весной 1909 С.Маковский (сын живописца-передвижника К.Маковского) задумывает издание литературно-художественный журнал «Аполлон», куда в качестве критика-теоретика и поэта, а на первых порах и редактора, приглашается Анненский.

В окт. 1909 в первом номере «Аполлона» появились стихотворение Анненского и начало его статьи «О современном лиризме» (продолжение - № 2,3), в которой в ироничной, порой эксцентричной форме медитативных импровизаций и нарочитой недосказанности давались оценки известным поэтам - Брюсову, Вяч.Иванову, Ф.Сологубу, Бальмонту и др. Тонко и, может быть, впервые так точно характеризует Анненский метафизические глубины «певучей отвлеченности» поэзии Гиппиус. Однако в целом статья, в которой многие нашли лишь «легкомысленное щегольство» (Маковский С. - С.235), вызвала раздражение и обиду. Этот инцидент повлиял на отношения Анненского с С.Маковским. В нарушение прежней договоренности Маковский принял решение отложить публикацию цикла стихотворений Анненского для второго номера «Аполлона».

В 1909 Анненский создает самые значительные из своих «горьких, полынно-крепких стихов» (О.Э.Мандельштам): «Дождик», «Нервы», «Баллада» и последнее стих. «Моя тоска». Анненский читает цикл лекций по стиховедению в Обществе ревнителей худож. слова при «Аполлоне», готовит доклад для Литературного общества, пишет статью о Леконт де Лиле. Кроме третьей части статьи «О современном лиризме», в нояб. появилось его новое сочинение «Театр Леонида Андреева». Чувствуя невозможность дальнейшего совмещения напряженной творческой работы (помимо всего прочего Анненский готовил к изданию вторую книгу своих стихов) и службы, Анненский после мучительных раздумий подает прошение о своей частичной отставке с сохранением за собой места члена Ученого комитета Министерства народного просвещения.

Но вопреки просьбе 20 нояб. отставка была дана полная. Перенапряжение жизненных сил, служебные переживания, серьезно осложнившиеся отношения с редактором «Аполлона» и со многими современниками привели к резкому обострению сердечной болезни Анненского. Поэт скоропостижно скончался на ступенях Царскосельского (Витебского) вокзала вечером 30 нояб., когда он возвращался домой в Царское Село. В день похорон 4 дек. в Царском Селе собралась масса народу, особенно много было учащейся молодежи. Венков было так много, что им не нашлось места в церкви. Большинство знало его только как педагога, видного деятеля русского просвещения, филолога-классика, и лишь немногие - как поэта. За гробом шли сотрудники «Аполлона» - С.Маковский, М.Кузмин, М.Волошин, А.Н.Толстой. После смерти Анненского вышла его самая значительная поэтическая книга - «Кипарисовый ларец» (1910). Окончательный состав книги определял уже сын Анненского - В.И.Кривич.

«Траурный эстетизм» (Г.Чулков) поэзии Анненский объясняли по-разному. В дек. 1921, на вечере памяти Анненского в Петербурге, В.Ходасевичем было заявлено, что поэт был «отравлен» смертью. По словам критика, «он был ею пропитан. Смерть основной, самый сильный мотив его поэзии, уловимый всегда, всюду, как острый и терпкий запах циана, веющий над его стихами» (Об Анненском // Эпопея. 1922. №3. С.37). Иной взгляд был у С.Маковского, который считал, что «ужас Анненского» совсем другого, «метафизического порядка». Поэт не мог гармонично соединить в себе «живое противоречие двух непримиримых миров» - «мира вещей и мира идей», мира временного и мира вечного. Анненский, по словам С.Маковского, бессмысленность жизни, тоску по «муке идеала» или по «муке красоты» («Не могу понять, не знаю...») стремился претворить в «радость небытия», в утешительную иллюзию «одной Звезды» - Красоты, абсурду бытия он стремился противопоставить «смысл поэтического преображения» (Маковский С. - С.249-250; 272). «Нельзя оправдывать оба мира и жить двумя мирами зараз,- утверждал Анненский в статье о "Гамлете".- Если тот - лунный мир - существует, то другой - солнечный <...> - лишь дьявольский обман, и годится разве на то, чтобы его вышучивать и с ним играть» (Книги отражений. С.163). «В основе искусства,- писал о своем кредо Анненский,- лежит <...> обоготворение невозможности и бессмыслицы. Поэт всегда исходит из непризнания жизни...» (Книги отражений. С.145). Пленительная иллюзия поэтической красоты не только помогала Анненский спастись от отчаяния земного бытия, но и надеяться на пресуществление своего высочайшего идеала - полной духовной любви к тому, что «невозможно».

Литературная позиция Анненского, который никогда не примыкал к символистам, позволяла постсимволистам (Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Пастернак и др.) видеть в Анненском своего наставника по поэтическому цеху. Некоторые стихотворения Анненского явились настоящими поэтическими шедеврами, а для отдельных из них написана музыка («Среди миров», «Осенний романс», «Невозможно»).

«Пожалуй, со времени Тютчева не было в русской поэзии такого органического соединения человека и природы, которое мы наблюдаем у Анненского. В импрессионистичной "зыбкости", соответствующей точности передачи ассоциативно связанных переживаний, и заключается одно из оснований своеобразия и прелести поэзии Анненского» (Максимов Д. Поэзия и проза Ал.Блока. Л., 1981. С.104).

В.С.Фёдоров

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 88-92.

Далее читайте:

Игорь ФУНТ. Руками белыми играя… ("Суждения").

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Стихотворения. Трагедии / вступ. статья С.Сучкова. М., 1998;

Стихотворения и трагедии / вступ. статья А.В.Федорова. 3-е изд. Л., 1990;

Книги отражений / подгот. Н.Т.Ашимбаева, И.И.Подольская, А.Б.Федоров. М., 1979;

Избранное. Стихотворения. Критическая проза. Письма / вступ. статья И.И.Подольской. М., 1987;

Стихотворения и трагедии. Л., 1959.

Стихотворения. Трагедии. Переводы / сост., предисл., прим. В.П.Смирнова. М., 2000;

Анненский И.Ф., Кузмин М. Поэзия / сост., предисл. и комм. Н.А.Богомолова. М., 2000;

Переводы: Еврипид. Трагедии: в 2 т. М., 1999:

Материалы и исследования. Учено-комитетские рецензии. Вып.1: 1899-1900. Иваново, 2000;

Материалы и исследования. Учено-комитетские рецензии. Вып. 2: 1901-1903. 2000;

Материалы и исследования. Учено-комитетские рецензии. Вып. 3: 1904-1906. 2001;

Что такое поэзия? О современном лиризме: статьи // Критика русского символизма: сб. М., 2002. Т. 2;

История античной драмы: курс лекций / сост., вступ. статья В.Е.Гитина; прим. В.В.Зельченко. СПб., 2003;

Письма С.К.Маковскому // Ежегодник РО Пушкинского Дома на 1976 г. / вступ. статья А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика.Л. 1978.

Литература:

Зелинский Ф. И.Ф.Анненский как филолог-классик // Аполлон. 1910. №4;

Чулков Г. Траурный эстетизм // Аполлон. 1910. №4;

Волошин М. Анненский-лирик // Аполлон. 1910. №4;

Иванов Вяч. О поэзии Анненского // Аполлон. 1910. №4;

Гумилев Н. Письма о русской поэзии. СПб., 1923;

Кривич В. Иннокентий Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам // Литературная мысль. Л., 1925. №3;

Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974;

Конрад Барбара. Поэтические отражения Иннокентия Анненского. Мюнхен, 1976;

Лавров А.В., Тименчик Р.Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник (1981). М., 1983;

Федоров А. Иннокентий Анненский: Личность и творчество. Л., 1984;

Тименчик Р.Д. Поэзия Анненского в читательской среде 1910-х гг. // Блоковский сб. 6: Блок и его окружение. Тарту, 1985,

Тименчик Р.Д., Черный К.М. Анненский И.Ф. // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. М., 1989. Т. 1;

Произведения И.Ф.Анненского на русском языке: Библиография. Иваново, 1989;

Верхейл К. Трагизм в лирике И.Анненского // Звезда. 1995. №9;

Кушнер А. Среди людей, которые не слышат... // Новый мир. 1997. №12;

Ильин В.Н. Иннокентий Анненский и конец Периклова века России // Ильин В.Н. Эссе о русской культуре. СПб., 1997;

Адамович Г.В. СС: Лит. беседы: «Звено» (1923-1928): в 2 кн. / вступ. статья и прим. О.А.Коростелева. СПб., 1998;

Голлербах Э. Встречи и впечатления. СПб, 1998;

Кихней Л.Г., Ткачева Н.Н. Иннокентий Анненский: Вещество существования и образ переживания. М., 1999;

Маковский С.К. Портреты современников. М., 2000;

Аксенова А.А. Анненский И.Ф. // Литературная энциклопедия Русского зарубежья (1918-1940). М., 2001. Т.4. Ч.1;

Корецкая И.В. литература в кругу искусств. М., 2001;

Петрова Г.В. Творчество Иннокентия Анненского. Новгород, 2002.

Лирическое творчество И.Ф. Анненского невелико и помещается в двух сборниках стихотворений: “Тихие песни" (1904г) и “Кипарисовый ларец" (1910г).

Впервые поэта узнали по псевдониму “Ник. То. ”, так он подписался под первым своим сборником и вызвал отклик у такого известного художника того времени как А.А. Блок.

Он в своей рецензии пишет: “… чувствуется человеческая душа, убитая непосильной тоской, дикая одинокая и скрытная. Эта скрытность питается даже какой-то инстинктивной хитростью - душа как бы прячет себя от себя самой, переживает свои чистые ощущения в угаре декадентских форм… Хочется, чтобы открылось лицо поэта, которое он как будто хоронит, и не под наивным псевдонимом, а под более тяжелой маской, заставившей его затеряться, среди сотни книг, изданных также безвкусно и в таком же тумане безвременья. Нет ли в этой скромной затерянности чересчур болезненного надрыва? ” /цитируется по: II, 18, стр.5-6/

Этот сборник оказался незамеченным. Если появлялись рецензии на него, то они были либо такими же сочувственными и разочарованными, как у А. Блока, либо такими, как отзыв в журнале “Весы", о котором пишет М. Волошин: “Потом я читал в “Весах” рецензию о книге стихов “Никто” (псевдоним хитроумного Улисса, который избрал себе Ин. Фед). К нему относились тоже как молодому, начинающему поэту; он был сопоставлен с Иваном Рукавишниковым." /II, 4, стр.11/ Действительно, этот сборник несет в себе черты ученичества.

Только после смерти поэта он будет оценен критикой и литературоведами, как путь к высшему достижению Анненского - “Кипарисовому Ларцу".

Второй сборник вышел в 1910 году. Он был отмечен рецензиями многих критиков и художников. Это В.Я. Брюсов, А.А. Блок, А.А. Ахматова, Н.С. Гумилев и многие другие.

Н.С. Гумилев замечает: “О недавно вышедшей книге И. Анненского уже появился ряд рецензий модернистов, представителей старой школы и даже нововременцев. И характерно, что все они сходятся оценивая “Кипарисовый ларец", как книгу бесспорно выдающуюся, создание большого и зрелого таланта … только теперь, когда поэзия завоевала право быть живой и развиваться, искатели новых путей на своем знамени должны написать имя Анненского, как нашего “Завтра". /II, 9, стр.99-100/

Такая оценка Анненского возможна только в сообществе акмеистов, которые во многом считали себя его последователями, а сам Гумилев, по словам Ю. Анненкова, признавался в ученичестве у поэта в своем раннем творчестве. /II, 1/

Таким образом, признание к поэту пришло после его смерти. При жизни он был больше известен по критическим статьям и научным работам.

О замкнутости поэта наиболее точно выразился К. Чуковский: “А я смотрел ему вслед с какой-то непонятной жалостью; я внезапно почувствовал его сиротство - неприкаянный, одинокий поэт, не умеющий сливаться с людьми, войти в их круг естественно и просто". /II, 18, стр.5/

Не только в жизни, но и в творчестве Анненский стоит особняком, особенно в лирике. Продолжая традиции XIX века (пейзажная лирика Ф. Тютчева, А. Фета, непонятность, отрывистость логики, использование разговорного языка в написании стихотворений (К. Случевский)), являясь “сыном” своего времени (использование символов, эстетика декаданса), он шагнул вперед в определении предмета лирического описания и способах его обрисовки (подробнее об этом в главе II).

Основными мотивами его лирики следует назвать мотивы одиночества, тоски, совести. Построение мира в стихотворениях Анненского наиболее точно определила Л.Я. Гинзбург, дав ему название “вещный мир" /II, 5/. Характер повествования у Анненского полу связный, с опущенными логическими звеньями, но их всегда легко восстановить:

Послушайте!. Я только вас пугал:

Тот далеко, он умер… Я солгал.

И жалобы, и шепоты, и стуки -

Которую мы терпим, я ли, вы ли…

Иль вихри в плен попались и завыли?

Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губ

Змеится что-то бледное… Я глуп…

Свиданье здесь назначено другому…

Все понял я теперь: испуг, истому

И влажный блеск таимых вами глаз”.

/I, 2, стр.90/ (“Кошмары”)

Такие особенности наиболее характерны для поэтики Анненского.

Его творчество сыграло очень большую роль в становлении акмеизма. Для доказательства следует заметить, что Н.С. Гумилев и А.А. Ахматова учились в Царском Селе, где начальником Николаевской мужской гимназии был И.Ф. Анненский. В стихотворении “Учитель", посвященном поэту, Ахматова пишет:

А тот, кого учителем считаю,

Как тень прошел и тени не оставил,

Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,

И славы ждал, и славы не дождался,

Кто был предвестьем, предзнаменованьем,

Всех пожалел, во всех вдохнул томленье -

И задохнулся…

1945г. /II, 2, стр.239/

Также она говорила: “В последнее время как-то особенно зазвучала поэзия Иннокентия Анненского. Я нахожу это вполне естественным… Убеждена, что Анненский в нашей поэзии займет такое же почетное место, как Баратынский, Тютчев, Фет". (II, 2, стр.349).

Такое отношение можно встретить и у Гумилева (оно указано в рецензии на “Кипарисовый ларец”).

Вообще влияние Анненского на последующие поколения поэтов очень высоко и заслуживает отдельного внимания, но в этой работе, глубоко разбираться не будет.

Следует указать, что не только акмеисты считали его своим учителем, но даже Маяковский в своих стихотворениях упоминает Анненского в ряду своих любимых поэтов:

Не высидел дома.

Анненский. Тютчев. Фет.

Тоскою к людям ведомый,

в кинематографы, в трактиры, в кафе.

(“Надоело" 1916г) /II, 5, стр.341/

Н. Харджиев в “Заметках о Маяковском” пишет: “Сходство между Анненским и Маяковским нельзя искать в отдельных темах или стихотворениях, но несомненно, что некоторые черты поэзии Анненского были близки Маяковскому в период его творческого формирования” /цитируется по: II, 5, стр.341/

Лирическое творчество поэта, в первую очередь, продолжает традиции XIX века, а именно Ф.М. Достоевского и Н.В. Гоголя, “их искусство проникновения в глубины человеческой души". /II, 22, стр.18/. “Анненским унаследована гуманистическая сущность, созданного русскими классиками и их мастерство, традиция сострадания к человеку и зоркое внимание к русскому слову". /там же/. Наконец, Анненский придерживается традициям стихосложения и если отступает от них, то умеренно.

Влияние зарубежной литературы будет рассмотрено в разделе: “Литературные переводы”.

Итак, основные черты лирики И.Ф. Анненского можно определить как продолжение традиции классической поэзии XIX века, с одной стороны, а с другой - интерес к формальной стороне стиха, например, в произведениях К. Случевского.

Иннокентий Фёдорович Анненский – русский поэт, переводчик, драматург, критик, педагог – родился 20 августа (1 сентября) 1855 года в Омске в семье чиновника. В пятилетнем возрасте переехал в Петербург. Первое образование Иннокентий Анненский получил в частной школе по причине плохого здоровья. Затем он учился в прогимназии с 1865 по 1868 гг. , после этого – в гимназии Беренса.

Большое влияние на личность Анненского оказал брат Николай, с которым Иннокентий стал жить после смерти родителей. Первые стихотворения Анненский написал еще в детстве. Следуя совету своего старшего брата, известного экономиста и публициста Н.Ф. Анненского, считавшего, что до тридцати лет не надо публиковаться, молодой поэт не предназначал свои поэтические опыты для печати. В университетские годы изучение древних языков и античности на время вытеснило стихотворчество; по признанию поэта, он ничего не писал, кроме диссертаций.

В 1879 году окончил Петербургский университет. Преподавал древние языки, греческую литературу, теорию словесности. В 1896-1905 гг. И. Анненский был директором Николаевской царскосельской гимназии, инспектором Петербургского учебного округа.

В печати Анненский дебютировал как критик. В 1880-90-е годы публиковал статьи по проблемам педагогики и филологии. В 1890-1900-е гг. выполнил полный стихотворный перевод трагедий Еврипида. В 1904 году были опубликованы первые стихи И. Анненского.

При жизни Иннокентий Анненский опубликовал единственный сборник стихов «Тихие песни» (1904 ; под псевдонимом Ник. Т-о), трагедии в стихах «Меланиппа-философ» (опубл. в 1901 ), «Царь Иксион» (опубл. в 1902 ), «Лаодамия» (1902 ; опубл. в 1906 ), литературно-критическое эссе «Книга отражений» (1906 ), «Вторая книга отражений» (1909 ). Посмертно изданы сборник «Кипарисовый ларец» (1910 ), вакхическая драма «Фамира-кифаред» (1906 , опубл. в 1913 ; поставлена А.Я. Таировым, 1916 ), «Посмертные стихи Ин. Анненского» (1923 ).

Анненский вел достаточно «уединенную» литературную жизнь: он не отстаивал права «нового» искусства на существование в период «бури и натиска», не участвовал в последующих внутрисимволистских баталиях. Первые его публикации на страницах символистской прессы относятся к 1906-1907 гг. (журнал «Перевал»), «Вхождение» Анненского в символистскую среду фактически состоялось в последний год его жизни. Поэт и критик читает лекции в «Поэтической академии», входит в состав членов «Общества ревнителей художественного слова» при новом петербургском журнале «Аполлон», печатает на его страницах свою программную статью «О современном лиризме».

Скоропостижная смерть поэта 30 ноября (13 декабря) 1909 года у Царскосельского вокзала вызвала широкий резонанс в символистских кругах. В среде близких к «Аполлону» молодых поэтов акмеистической ориентации, упрекавших символистов за то, что они «просмотрели» Анненского, стал складываться посмертный культ поэта.

Творчество Анненского сформировалось под влиянием французской поэзии конца 19 века, русской психологической прозы 19 века и наследия античной классики. Не принадлежа формально к символистской школе, И. Анненский был внутренне близок символистам в использовании потенциальной многозначности слова, музыкальной организации стиха. Лирический герой Анненского, обостренно чувствующий трагедию эпохи, сознательно выбирает обреченную на поражение борьбу с миром как единственно возможный путь противостояния его деформирующему влиянию. Взаимодействие интеллектуально-философского и импрессионистического начал поэзии И. Анненского формирует особый образный ряд, в котором объединяются реальное и фантастическое, предметно-конкретное и отвлеченное. Возникновение новых ассоциативных связей обусловливает циклизацию, которая намечается в «Тихих песнях» и становится основным принципом группировки стихов в «Кипарисовом ларце» (трилистники, складни).

Активно используя прозаизмы, Анненский одним из первых в русской литературе создаёт эффект диссонанса не только лексического, но и интонационно-ритмического, нередко подчеркнутого графически. Импрессионистичность стиля с установкой на недосказанность, прерывистость, незавершённость характерна и для Анненского-критика «Книга отражений» - не литературно-критическое сочинение в строгом смысле слова, но художественно-психологический комментарий к литературной классике, попытка обнаружить законы единства личности автора и созданного им произведения.

В своих оригинальных драмах Иннокентий Анненский, сохраняя миф в качестве универсальной сюжетообразующей основы, проецирует на нее проблематику своей лирики, создавая синтез двух культурных слоёв – античной классики и модернизма. Творчество Анненского во многом определило поэтику русского акмеизма.

В плане лексических, стилевых, ритмических новаций Иннокентий Анненский превосходит психологическую новеллистичность стихов А.А. Ахматовой, диалог культур в поэзии О.Э. Мандельштама, самоценность вещного мира в лирике Б.Л. Пастернака, ритмико-интонационные эксперименты В.В. Маяковского и В. Хлебникова.

Из книги судеб. Иннокентий Фёдорович Анненский родился 1 сентября (по старому стилю 20 августа) 1855 года в Омске, где в то время работал его отец, крупный государственный чиновник. В 1860-м семья переехала в Петербург.

Пятилетним ребёнком Анненский перенёс тяжелую болезнь сердца, что отразилось впоследствии не только на его жизни, но и на творчестве. Он учился в нескольких петербургских гимназиях, но болезнь постоянно мешала учёбе. В 1875 году юноше всё же удалось экстерном сдать экзамены за полный гимназический курс, и он поступает на отделение словесности историко-филологического факультета Петербургского университета.

Важную роль в жизни Анненского сыграл старший брат Николай Фёдорович, известный экономист и публицист: у него младший и живёт большей частью, и к сдаче экзаменов экстерном готовится с его помощью. Советы не печататься до 30 лет, давать стихам годами «вылёживаться» - станут законами для Иннокентия Федоровича до конца жизни.

В университете Анненский специализировался по античной литературе и овладел четырнадцатью языками, в том числе санскритом и древнееврейским. Окончил университет в 1879 году со званием кандидата - оно присваивалось выпускникам, дипломные сочинения которых представляли особую научную ценность.

В 1877 году Анненский страстно влюбляется в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую, вдову с двумя детьми, которая была четырнадцатью годами старше него. По окончании университета он женится на ней. В 1880 году у них родился сын Валентин.

Жизнь Анненского отныне связана с педагогическим трудом. С 1879-го по 1890-й он преподает латынь и греческий в петербургских гимназиях, читает лекции по теории словесности на Высших женских (Бестужевских) курсах. Стремясь обеспечить семью, молодой преподаватель ведёт в гимназии до 56 уроков в неделю, что и совсем здоровому человеку не под силу.

В 1891 году он был назначен на пост директора киевской гимназической Коллегии; в дальнейшем директорствует в 8-й петербургской гимназии (1893 - 1896) и Николаевской гимназии в Царском Селе (1896 - 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905 - 1906 годов была причиной его удаления от этой должности: он переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и остаётся им до 1909 года, когда незадолго до своей смерти выходит в отставку.

С 1881 года начинают публиковаться статьи Анненского по педагогическим проблемам. В них он высказывал свои взгляды на «гуманное образование», которое должно развивать в ученике ум и фантазию, утверждал первостепенную роль родной речи в воспитании. Как педагог он оказал благотворное влияние на целую плеяду русских поэтов. Многие из них были лично знакомы с Анненским, поскольку учились в его гимназии; среди них и Гумилёв , который сделал первые шаги в поэзии именно под его руководством.

Ещё в Киеве возник грандиозный замысел Анненского - перевести на русский язык все 19 трагедий Еврипида. Переводы по мере завершения публиковались с предисловиями-истолкованиями в «Журнале Министерства народного просвещения» и вышли посмертно в четырёх томах (1916-1917). С этой огромной работой связаны и собственные драматические произведения Анненского: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) «Фамира-кифарэд» (1906).

Занимался Анненский также и поэтическими переводами французских классиков - Бодлера, Малларме, Леконта де Лиля, Рембо, Верлена.

Всё это время он продолжает писать стихи и в 1904 году решается, наконец, их опубликовать. Сборник «Тихие песни» выходит под псевдонимом «Ник. Т-о». Псевдоним этот имел двойной смысл: буквы были взяты из имени Иннокентий, а «никто» - так назвался Одиссей, когда попал в пещеру Полифема.

Общепризнанно, что поэзия Анненского оказала сильное влияние на творчество акмеистов, которые объявили поэта своим духовным учителем.

Источник биографии Иннокентия Фёдоровича Анненского:

К моему портрету

Игра природы в нём видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.

О поэте: М. Л. Гаспаров

С воей главной книги Иннокентий Фёдорович Анненский не увидел: «Кипарисовый ларец» (М., 1910), ставший событием в поэзии XX века, вышел посмертно. До этого его автор был известен как педагог, филолог-эллинист, переводчик Еврипида. Одним из первых начав осваивать достижения французских символистов, которых он много переводил, Анненский выступил с книгой «Тихие песни» лишь в 1904 году под псевдонимом «Ник.Т-о» и был принят за молодого дебютанта. Сказались здесь и скрытность натуры, и тягота официального положения (статский советник, директор гимназии). Другая литературная родина Анненского, наряду с поэзией французского символизма, - русская социально-психологическая проза, особенно Достоевский, Гоголь. Выросший в семье брата, видного народника-публициста Н. Ф. Анненского, поэт впитал заветы гражданственности, сознание вины перед угнетёнными, муку интеллигентской совести; так возникли «Июль», «Картинка», «В дороге», «Старые эстонки». Критика долго не замечала этого второго лика Анненского, видя в нём лишь уединённого эстета: субъективизм формы, её нарочитая усложнённость - загадочность иносказаний, приёмы аллюзивного (намекающего) письма, «ребусы» настроений - мешали понять социально важное и общечеловеческое в содержании. Не была адекватно прочитана и литературно-критическая проза двух «Книг отражений» Анненского (СПб., 1906 и 1909); вычурная стилистика не сразу дала ощутить в них защиту критического реализма, убеждённость в общественной роли искусства.

Неюбилейные размышления

С егодня мы отмечаем юбилей великого русского поэта. А 30 ноября 1909 года на ступеньках Царскосельского вокзала умирал человек, который при жизни «и тени не оставил» в русской поэзии. Высокопоставленный чиновник и известный педагог, самозабвенный переводчик и глубокий, иногда парадоксальный, критик, был, несмотря на далеко не юный возраст, начинающим стихотворцем, чья единственная «оригинальная» книга прошла незамеченной, а начавшееся незадолго до смерти сотрудничество с «Аполлоном» было прервано редактором без всяких объяснений.

Поэт, без которого наша словесность непредставима, оказался лишним для современников. Нечто подобное было немыслимо в пушкинскую эпоху. А в начале прошлого столетия это стало реальностью. Да, искусство развивалось стремительно, неудержимо, постоянно пополняясь сильными, оригинальными дарованиями. Но судьба Анненского - пасынка Серебряного века - кажется печальным предзнаменованием того перелома, который вскоре ожидал русскую культуру.

Иннокентий Анненский... Кем видится на расстоянии века этот человек, которого современники не разглядели и не поняли? Каковы уроки его «громкой» прижизненной безвестности и негромкой посмертной славы? Или это «дела давно минувших дней», интересные лишь историкам литературы? В конце концов, не всё ли нам равно, как кто-то когда-то относился к поэту, если остались стихи, которые завораживают?

Не всё равно. Совсем не всё равно. Осталась обида за его преждевременный уход. Осталась досада от ограниченности и грубости, свойственных, увы, даже лучшим из тех, с кем поэт сталкивался. Ведь разрыв между самоощущением гениального творца-новатора и статусом дебютанта, стихотворца-неудачника убивал его едва ли не активнее, чем многолетняя сердечная болезнь.

А нненский-поэт не считался ни с табелью о рангах, ни с наличием разных групп и направлений. Ничего, кроме собственно поэзии, его не интересовало. Слову, ему одному, Иннокентий Фёдорович посвятил жизнь. Стараясь не думать о тотальном одиночестве среди окружающих, просто игнорирующих неповторимые, отточенные стихотворения, ибо их автором был «Ник. Т-о» - человек без имени, не материализовавшаяся пустота. По горькой иронии судьбы, своей новой книги, где псевдонима не было в помине, поэт не увидел. Как не услышал уважительных слов, которые вдруг нашлись у собратьев по перу, до этого ограничивающихся высокомерием и небрежностью. Что ж, говорить хорошо лишь о мёртвых стало «доброй» традицией уже в те времена. Как и снобистское отношение «признанных» к «новичкам». Кажется, что лорнет Зинаиды Гиппиус , точнее, Антона Крайнего - неотъемлемая принадлежность многих современных литераторов. Иное отношение, заинтересованное, доброжелательное, пушкинское, выглядит скорее анахронизмом.

Анненский, едва ли не первым взваливший на себя психологический груз безвестности, достойно пронёс его до конца. Ничуть не заботясь о налаживании столь, казалось бы, нужных литературных контактов. Неукоснительно следуя собственному вкусу и собственной совести. Не давая себе поблажки ни в одной строке. Заставляя слабое, больное сердце работать на износ. Фанатично служа тому, во что верил: поэзии и вечности.

Единственный вид фанатизма, вызывающий безусловное доверие.

Август-2015

Несколько автографов И. Ф. Анненского

Стихи, посвящённые поэту

Памяти Анненского

К таким нежданным и певучим бредням

Зовя с собой умы людей,

Был Иннокентий Анненский последним

Из царскосельских лебедей.

Я помню дни: я, робкий, торопливый,

Входил в высокий кабинет,

Где ждал меня спокойный и учтивый,

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

Мечтаний - слабого меня.

О, в сумрак отступающие вещи

Уже читающий стихи!

В них плакала какая-то обида,

Звенела медь и шла гроза,

А там, над шкафом, профиль Эврипида

Cлепил горящие глаза.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,

Что он любил сидеть на ней,

Задумчиво смотря, как сини дали

В червонном золоте аллей.

Там вечером и страшно, и красиво,

В тумане светит мрамор плит,

И женщина, как серна боязлива,

Во тьме к прохожему спешит.

Она глядит, она поёт и плачет,

И снова плачет, и поёт,

Не понимая, что всё это значит,

Но только чувствуя - не тот.

Журчит вода, протачивая шлюзы,

Сырой травою пахнет мгла,

Последней - Царского Села.

Учитель

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю,

Как тень прошёл и тени не оставил,

Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,

И славы ждал, и славы не дождался,

Кто был предвестьем, предзнаменованьем,

Всех пожалел, во всех вдохнул томленье -

Непризнания чашу испивший,

Средь поэтов добывший равенство,

Но читателя не добывший?

Пастернак, Маяковский, Ахматова

От стиха его шли

(и шалели

От стиха его скрытно богатого),

Как прозаики - от «Шинели» ...

Зарывалась его интонация

В скуку жизни,

ждала горделиво

И, сработавши, как детонация,

Их стихи доводила до взрыва.

Может, был он почти что единственным,

Самобытным по самой природе,

Но расхищен и перезаимствован,

Слышен словно бы в их переводе.

Вот какие случаются странности,

И хоть минуло меньше столетья,

Счастлив ли Иннокентий Анненский,

Никому не ответить.

Дева с кувшином над вечной водою,

О земляке своём печалься.

Анненский, борющийся с нуждою,

Грозным недугом и начальством.

Умер на привокзальных ступенях,

Не доехав до царскосельской чащи,

Не прочтя приказа об увольнении,

Утверждённого высочайше.

Его современники были грубы

И стихам поэта не слишком рады.

Говоря о нём, поджимали губы,

Встречаясь с ним, отводили взгляды.

Знаток и ценитель латыни косной,

Серебряного века предтеча,

Напечатай сонеты его Маковский,

Возможно, сердцу бы стало легче.

У вершины Олимпа упавший наземь,

Покоряясь капризу Господня гнева,

Он остался учителем тех гимназий,

До которых нам теперь - как до неба.

Под царскосельскими облаками

Он витает в красном закатном дыме.

Посмертно обобранный учениками

И всё-таки - не превзойдённый ими.

У раздумий беззвучны слова...

И. Анненский

У раздумий беззвучны слова...

Бродит сумрак по сонной квартире...

Тут узор лишь намечен пунктиром...

Тут по сути всего лишь канва...

Снова вечер, и вновь я одна

С гулким звуком шагов в переулке,

С кипарисовой этой шкатулкой,

Без обычного прочного дна.

Так прозрачно, и будто бы в лоб,

Слог за слогом, - им, чистым, не к спеху...

Но откуда он взял это эхо,

От которого лёгкий озноб?

И откуда возникло опять

Ощущенье невидимой кромки,

За которою то, что негромко,

Но почти что нельзя передать?

Как сумела нащупать рука,

Отделяя глубины

от вздора,

Эту тропку пунктирным узором

От него до меня, сквозь века?

Когда про ужасы читаю

Войны, блокады, лагерей,

Я прохожу как бы по краю

Чужих несчастий и смертей,

Как повезло мне, понимаю.

И ты пойми и поумней.

В стихах не жалуйся на скуку.

Во-первых, Анненский уже

О ней писал. Зачем по кругу

Ходить? Его на вираже

Не обойдёшь. Мечту и муку

Он разглядел в чужой душе.

А во-вторых, когда б сказали

Ему, какой грядёт кошмар,

Он снова б умер на вокзале.

Уж лучше вист и самовар,

Зрачки тоски, белки печали,

И скука - благо, Божий дар.

Дорога

Памяти И. Ф. А.

Казалось -

прохожим усталым

Бредёшь в направленьи вокзала.

Измотавший все силы,

Бредёшь в направленьи могилы.

Счастливчик: теперь-то

Бредёшь в направленьи бессмертья.

Бессмертье.

Его не хватало

На скользких ступеньках вокзала…

Акцент-45: В публикации использованы материалы открытого цифрового собрания «Мир Иннокентия Анненского ».

Иллюстрации:

фото И. Ф. Анненского, его жены и сына; обложки книг И. Ф. Анненского,

автографы стихотворений «Среди миров»,

«В марте», «Поэту» (черновик), последний приют поэта.

Фотографии, автографы - из свободных источников в интернете.