Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

На могиле И.В. Сталина у Кремлевской стены установлен памятник с бюстом покойного - через 9 лет после его удаления из Мавзолея.
***
25 июня 1970 года, на могиле И.В. Сталина у Кремлевской стены установлен памятник с бюстом покойного - через 9 лет после его удаления из Мавзолея.
Это был первый в СССР после 1961 года новый памятник Сталину – бюст на его могиле на Красной площади. Это событие стало вершиной брежневского "восстановления доброго имени Сталина".
Тут надо напомнить, что в 1961 году в СССР произошёл первый, выражаясь на современный лад, "статуепад" или "сталиноповал". Вынос тела Сталина из Мавзолея был одобрен XXII съездом партии, а самым эмоциональным выступлением на съезде по этому поводу стала речь старой большевички Доры Лазуркиной, лично знавшей Ленина и проведшей после 1937 года около 17 лет в лагерях и ссылках. Она заявила:
– Вчера я советовалась с Ильичём, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принёс партии.
Зал встретил её слова, согласно стенограмме съезда, "бурными, продолжительными аплодисментами" и проголосовал за соответствующее решение. ("Просто, по-моему, ведьма какая-то, – возмущался этим выступлением опальный Вячеслав Молотов. – Во сне видит, как Ленин ругает Сталина").
Образ Сталина исчез отовсюду. Его тело вынесли из Мавзолея, памятники разрушили, изображения на зданиях и в метро – стёрли. Государственный гимн превратился в "песню без слов", потому что в нём тоже упоминалось запретное имя. Оно исчезло с карты страны, из названий улиц, только в некоторых городах Грузии сохранились "улицы Джугашвили". Всю эту кампанию язвительно высмеял тогдашний анекдот, согласно которому на надгробной плите Сталина выбили надпись: "Иосиф Джугашвили, участник Тифлисской демонстрации".
После отставки Хрущева в 1964 году многие ожидали "воскрешения" Сталина. В народе ходили разговоры, что Сталин лежит в могиле в целости и сохранности, потому что гроб был загерметизирован. Теперь его тело достанут и снова положат в Мавзолей.
И новый Первый секретарь ЦК сделал несколько шагов навстречу этим ожиданиям. Впервые Брежнев упомянул Сталина в торжественном докладе по случаю 20-летия Победы. Историк С. Семанов вспоминал: "Что началось в зале! Неистовый шквал аплодисментов, казалось, сотрясёт стены Кремлёвского дворца, так много повидавшего. Кто-то стал уже вставать, прозвучали первые приветственные клики...". Кажется, рядом с оратором, совсем как тень датского короля, появился призрак самого Сталина. Брежнев стал быстро читать следующие фразы, и взбудораженный зал невольно затих. "Привидение" неохотно удалилось.
Следующее упоминание Брежнев сделал в ноябре 1966 года, на родине Сталина – в Грузии. Он перечислил семь грузинских революционеров, Иосиф Сталин был назван в общем ряду, по алфавиту. Но только его имя слушатели встретили аплодисментами...
Однако это встретило и противодействие. В феврале 1966 года появилось известное "письмо 25" крупных деятелей советской науки, литературы и искусства против реабилитации Сталина. Среди подписавших его были семь академиков, в том числе Нобелевские лауреаты Капица и Тамм, писатели Паустовский и Чуковский, балерина Плисецкая, почти два десятка лауреатов Сталинских и Ленинских премий, среди прочих – и академик Сахаров.
В те годы Леонид Ильич, видимо, довольно часто размышлял над тем, как далеко можно и нужно заходить в реабилитации Сталина. Кремлёвский врач-стоматолог Алексей Дойников рассказывал: "Леонид Ильич часто заходил ко мне просто побеседовать. Причём иногда наш разговор был довольно острым. Однажды он спросил: "Как вы считаете, надо реабилитировать Сталина или нет?". Я ответил, что реабилитировать, конечно, надо, но не так, как все думают. Надо сказать, что было положительного и что отрицательного. И не говорить плохо о покойнике".
Любопытно, что Брежнева интересовало мнение врача-стоматолога, то есть представителя "простых людей", но считаться ему приходилось больше, конечно, с мнением людей не простых, а влиятельных. А каким было собственное отношение Брежнева? По словам Александра Бовина, "он относился к Сталину с уважением... Он симпатизировал Сталину и внутренне не мог принять его развенчание". Леонид Ильич объяснял свою позицию: "Сталин очень много сделал и, в конце концов, под его руководством страна выиграла войну – ему ещё воздадут должное".
"Как ни удивительно, – вспоминала племянница генсека Любовь Брежнева, – дядя предугадал, что после смерти его будут так позорить. Он, я помню, сказал: "У народа нет памяти". И привёл пример Сталина". "Народ быстро меня забудет, – заметил Леонид Ильич, – и даст себя обмануть, как будто в первый раз. За Сталина шли на смерть, а потом топтали его могилу ногами".
В итоге были просто смягчены крайности прежнего развенчания. Сталин вернулся в исторические фильмы, романы, книги. Когда он появлялся на экране, в кинозале среди зрителей нередко вспыхивали аплодисменты. Некоторые водители стали прикреплять портреты Сталина к ветровому стеклу своих автомобилей... И вот вершиной этой осторожной полу-реабилитации стало появление памятника Сталину на его могиле. Первый памятник Сталину после 1961 года! Да к тому же в столь священном месте – на Красной площади, у Кремлёвской стены! Изваял его скульптор Николай Томский. Установка бюста произошла вскоре после 90-летия Сталина.
Однако на этом оправдание Сталина приостановилось. Хотя многие ветераны войны требовали пойти дальше: вернуть Волгограду имя Сталина. Как вспоминал бывший руководитель столицы Виктор Гришин, в Кремль "часто шли письма от волгоградцев: верните нам славное имя Сталинград. Их даже на Политбюро показывали". На что Леонид Ильич "просто сказал: есть такие письма... но не стоит, наверное. Хотя вон в Париже есть и площадь Сталинграда, и улица". Впрочем, ветеранам всё-таки сделали небольшую уступку, в характерном духе эпохи (шаг вперёд – полшага назад): в городе на Волге появился новый проспект – Героев Сталинграда...
Помню, кстати, как я тогда впервые услышал, точнее, прочел имя Сталина. Это было в декабре 1979 года, я учился в младших классах. В коридоре школы старшеклассники вывешивали свои стенгазеты (у каждого класса, начиная где-то с 8-го, имелась своя газета; одна из стенгазет, например, романтически называлась "Бригантина"). И вот в одной из них появилась небольшая статья по случаю 100-летия со дня рождения известного революционера И. В. Сталина (Джугашвили). Она была написана вполне в духе "Иосиф Джугашвили, участник Тбилисской демонстрации" – я тогда даже не понял из неё, что Сталин был руководителем страны. Из статьи у меня только сложилось стойкое впечатление, что что-то не так с этим пламенным революционером. Вроде бы всё делал хорошо, занимал правильную линию, но потом говорилось, что "культ личности Сталина был осуждён ХХ съездом партии". Отошёл от стенгазеты я со смутным ощущением того, что в этом деятеле, несмотря на все его перечисленные заслуги, явно было что-то антисоветское...
Эпизод с попыткой реабилитации Троцкого при Брежневе менее известен, но он в общих чертах повторил тот же сюжет.
В ноябре 1967 года торжественно отмечалось 50-летие Октябрьской революции. Ещё летом Брежневу подготовили черновик доклада к этой годовщине. "Мы попробовали, – вспоминал А. Бовин, – осторожненько начать реабилитацию ближайших сподвижников Ленина: Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева. И вставили в доклад аккуратную фразу, что, мол, большая роль в октябрьском перевороте принадлежит следующим товарищам..."
Заметим, что "восстановление доброго имени Сталина" началось точно с того же – с положительного упоминания в официальных речах. Позднее, в перестройку ровно по той же самой схеме состоялась "реабилитация Бухарина".
Бовин: "Вызывает. Сидит хмурый, явно расстроенный. Теребит в руках бумагу:
– Читайте.
Читаем. Текст приблизительно такой: как только посмели эти негодяи даже подумать о реабилитации заклятых врагов партии и советского государства. Таких ревизионистов не только нужно немедленно гнать из ЦК, но и вообще из партии. И подписи важных официальных академиков".
– Доигрались, – невесело пошутил Леонид Ильич, – скоро вас реабилитировать придётся, а вы туда же... Троцкого...
И пояснил своё отношение: "Вы поймите, партия ещё не готова. Не поймут нас. Не пришло ещё время".
Как ни странно, но обе "осторожненькие реабилитации" встречали одинаковое сопротивление в высших слоях советского общества и в итоге вязли в этом сопротивлении, только одна продвинулась чуть дальше, а другая не дошла даже до первой стадии (упоминаний в официальных речах). Почему? Потому что Троцкий вызывал ещё большую враждебность и противодействие у "важных академиков", чем Сталин.
Ну, а теперь? Последнее известие из Харьковской области: там 24 июня на улице Харьковской в городе Чугуеве разрушили памятник Ленину. Как теперь заведено на замайданной Украине, "неизвестные" напали на памятник и распилили его пополам.
Милиция вяло обещает найти "нарушителей". Занятно, что, несмотря на то, что уже принят закон о "декоммунизации", лениноборцы действуют по-прежнему тайно, как воры, обычно под покровом ночной темноты и в масках. По привычке, что ли? Хотя ведь, если вспомнить, то и первый "статуеповал" 1961 года в СССР тоже проходил крадучись, по ночам. И тело Сталина из Мавзолея выносили под покровом темноты, наглухо оцепив Красную площадь от прохожих и любопытствующих...
То, что постсоветская "элита" ненавидит всех деятелей революции утробной, нутряной ненавистью – это понятно. Рабовладельцам свойственно люто ненавидеть бунтовщиков типа Спартака или Пугачёва, знатным аристократам с длинной родословной – Робеспьера и даже Наполеона Бонапарта. Наши постсоветские аристократы типа Михалкова, тугие денежные мешки или князья церкви – тоже ненавидят и Ленина, и Дзержинского, и Сталина, и даже добрейшего Леонида Ильича. Всех. Тут даже и объяснять ничего не надо.

Сергей Мирославович Маркедонов (р. 1972) - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа (Москва).

Сергей Маркедонов

Советский Кавказ в 1970-е годы: предчувствие гражданской войны

1970-е годы были самым стабильным периодом в истории Кавказа. Они прошли без депортаций и массовых репатриаций, без перекроек административно-территориальных границ (чем была так наполнена история региона в 1920-1950-е годы) и вооруженных межэтнических конфликтов. Последней (до распада СССР) административно-территориальной «перестройкой» стало присоединение в 1962 году Майкопского района к тогдашней Адыгейской автономной области, входившей на тот момент в состав Краснодарского края. В 1970-е годы Кавказ не был ареной соперничества великих держав - редкий период в его истории! Регион пребывал даже не на периферии, а вне глобальной «большой игры». Отдельные сюжеты кавказской этнополитики попадали в фокус международного внимания - например, проблема репатриации турок-месхетинцев в Грузию, - однако они рассматривались в рамках более широких контекстов, таких как соблюдение прав человека в СССР.

Кавказский регион тогда стремительно урбанизировался, а количество высших учебных заведений и студентов, обучающихся в них, росло в геометрической прогрессии. В двух вузах Грозного (Нефтяном институте и Университете имени Л.Н. Толстого) в 1970-е годы обучалось 12 тысяч студентов. Кстати сказать, с 1957 года (то есть со времени восстановления упраздненной Иосифом Сталиным Чечено-Ингушской АССР) по 1975 год численность чеченцев с высшим образованием выросла в 70 раз!

К 1970-м годам местные культуры были в целом секуляризованы, а жители Кавказа в эпоху «развитого социализма» никак не напоминали «горцев» в их стереотипном восприятии. Вот что пишет об этом грузинский социолог Георгий Нижарадзе:

«60-1980-е годы в истории нашей страны можно считать одним из самых беззаботных периодов. Мир и прожиточный минимум были гарантированы, источники добывания денег - многочисленны, культурная жизнь била ключом - устраивались фестивали, выставки, конференции, расцвели театр, спорт, улицы были полны доброжелательных, улыбающихся людей. Проблемы, конечно, были - коррупция, наркомания, преступность и многое другое, но практически их никто не воспринимал как свойственные грузинской общественности пороки […] В лучшем случае все недостатки сваливали на режим, который нес, правда, большую, но не “монопольную” ответственность за происходящее» .

Приведем также замечание российского этнолога Валерия Тишкова:

«…в 1970-1980-х годах Чечено-Ингушетия (а эти слова можно с легкостью экстраполировать на все республики Северного Кавказа. - С.М.) не была объектом какого-то особого внимания Кремля и руководства РСФСР. Эта автономия числилась среди быстро развивающихся регионов с достаточно стабильной политической и межэтнической ситуацией» .

В самом деле, в Кремле эпохи брежневского «застоя» главные этнополитические угрозы видели в республиках Прибалтики и на Западной Украине. Именно эти регионы были тесно (и географически, и информационно) связаны с «западным миром», геополитическим конкурентом Советского Союза. Кавказ же считался верным «курсу партии и правительства», а лидеры союзных республик Закавказья - Эдуард Шеварднадзе, Гейдар Алиев и Карен Демирчян - рассматривались как наиболее преданные вассалы «империи Кремля». Весьма показательно, что в 1977 году после январского взрыва в московском метро, организованного армянскими националистами, поиск следов начался не с Кавказа, а с западных окраин Советского Союза. Естественно, никакая Чечня тогда не фигурировала даже в числе «подозреваемых» территорий.

Добавим к сказанному также и то, что Грузия, Армения и Азербайджан (равно как и автономии в составе РСФСР) «за гранью дружеских штыков» могли успешно обеспечивать свою «территориальную целостность». Во время вспышек недовольства в Абхазии и в Нагорном Карабахе в 1978 году, в Грозном в январе 1973 года (четырехдневный ингушский митинг) союзная власть неизменно поддерживала существовавшие на тот момент административно-территориальные границы. Кремль не позволял Абхазии осуществить сецессию, Нагорному Карабаху - «миацум» (объединение с Арменией), а ингушам - добиться территориальной «реабилитации» (посредством присоединения Пригородного района Северо-Осетинской АССР к тогдашней Чечено-Ингушской автономной республике) . Союзный центр также блокировал «бесплодные мечтания» Азербайджана о выдвижении территориальных претензий к Армении (Зангезур). Не удивительно, что, лишившись поддержки со стороны СССР, новые независимые государства Южного Кавказа оказались не в состоянии найти принципиально новые, то есть несоветские, механизмы сохранения своей территориальной целостности в прежних границах союзных республик.

Таким образом, советская пропаганда, повествовавшая о гигантских успехах и выдающихся достижениях в республиках Закавказья и автономиях в составе РСФСР, далеко не всегда лгала. Она говорила полуправду, поскольку за фасадом «стабильности», «радостных лиц» и «дружбы народов» скрывались многочисленные противоречия - порожденные как предыдущей историей, так и политикой «застойных лет». Однако ни ЦК КПСС, ни сам «дорогой Леонид Ильич» на эти противоречия внимания не обращали. Вне зоны внимания советской элиты оставались такие проблемы, как лечение национальных травм, нанесенных сталинскими депортациями, порожденные ими этническая нетерпимость и ксенофобия (в отношении как русских, так и других этнических групп), а также незавершенная и поверхностная («технопопулистская», по выражению историка Евгения Рашковского) модернизация . Некоторые негативные тенденции провоцировал сам Кремль. Среди них - «приватизация власти» региональными национал-коммунистическими элитами, стремление националистически настроенной интеллигенции к государственному самоопределению. Преференциальная национальная политика «партии и правительства», с одной стороны, формировала атрибуты национальных государств (в форме ЦК республиканских компартий и обкомов автономий), а с другой, воспитывала их будущих идеологов (посредством обеспечения льготных условий для «национальных кадров»). Но самое опасное заключалось не в том, что партийно-советская элита умалчивала о негативной статистике столкновений на этнической почве или массовых акциях протеста, и даже не в ее авторитарных поползновениях. В конце концов, в 1970-е годы против советской власти боролись не только Андрей Сахаров и Александр Солженицын, но и радикальные национал-экстремисты. Лидеры советского государства просто не смогли адекватно оценить и интерпретировать политические вызовы «стабильных 1970-х».

Между тем, на протяжении всего «стабильного десятилетия» в различных точках кавказского региона возникали очаги политической и криминально-политической активности, которые требовали выработки серьезной и долгосрочной стратегии, а не одних лишь милицейских «зачисток» или постановлений республиканских ЦК.

Межэтнические конфликты эпохи «развитого социализма»

7 мая 1971 года министр внутренних дел СССР Николай Щелоков сообщил ЦК КПСС, что «длительное время на территории Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Дагестана, Казахстана и Киргизии продолжали действовать преступники-нелегалы из числа чеченцев и ингушей». Глава союзного МВД писал даже об «оперативно-войсковой операции» против «нелегалов» в декабре 1969 года, а также об операциях по сдаче или изъятию оружия. Только в 1970 году такой «улов» составил 6787 единиц, включая 4 пулемета и 54 автомата. Неслыханное количество по советским меркам! При этом никто из представителей ЦК КПСС или Совмина СССР или РСФСР не удосужился проанализировать причины подобных явлений.

В предыдущем разделе мы не случайно использовали термин «криминально-политическая» активность. Многие криминальные проявления в северокавказских автономиях были прямо или косвенно связаны с политикой. Сегодня во многих публицистических (и, увы, академических) публикациях можно прочесть сентенции о «природной склонности» вайнахских народов к грабежу и насилию. Однако реальная ситуация 1970-х годов - прежде всего, в Чечено-Ингушетии - отличалась от умозрительных схем. По справедливому замечанию этнолога Валерия Тишкова, в 1960-1980-е годы «в республике сформировалось новое общество, в котором происходили сложные процессы. Изменился демографический баланс основных групп населения. После возвращения депортированных на территорию Чечено-Ингушской Республики (в виде АССР она была восстановлена в 1957 году. - С.М.) произошло увеличение населения на 46,3% за 11 лет» . И это при том, что в Чечено-Ингушетии соседствовали «два мира, две политики». Главная ставка делалась на развитие добычи и переработки нефти. Эти стратегические отрасли развивались, главным образом, за счет русских кадров. Отрасли, в которых могли бы реализовать себя чеченцы, не получали достаточного внимания со стороны союзного центра. Бурный демографический рост представителей «титульного этноса» в небольшой по площади автономной республике способствовал постепенному формированию «лишней» рабочей силы и скрытой безработице. Социально-экономическими нишами для чеченцев стали отхожие промыслы («шабашки», в которых в 1970-е годы было занято в среднем 15-20 тысяч человек ежегодно), а также подпольный бизнес, напрямую связанный с криминалом. Фактически наряду с официальной советской экономикой в Чечне интенсивно развивалась параллельная экономическая система, не связанная жестким соблюдением законов и правил. Сезонные миграции экономически активного населения за пределы Чечено-Ингушетии, сопряженные с неоднозначным и нередко негативным опытом взаимоотношений с правоохранительными структурами, способствовали жесткому противопоставлению «чеченского мира» русским, СССР и России. И все это накладывалось на непростые исторические отношения России и Чечни и травму сталинской депортации. В этой связи уход в криминал и пренебрежение формальными установлениями были разновидностями протеста против официальной власти. Криминальные же действия представителей «своего» этноса не получали должной реакции со стороны местных правоохранительных структур. К сожалению, советская национальная политика работала не на интеграцию, а на обособление различных этнических групп. Все это вместе взятое и создавало «нездоровую обстановку» вокруг Чечни (что позже фиксировалось в различных постановлениях ЦК КПСС, например 14 января 1982 года). Однако дальше констатации увеличения числа межэтнических столкновений (а к середине 1980-х годов уже было зафиксировано свыше ста «националистических проявлений») дело не шло.

В декабре 1972 года для ЦК КПСС было подготовлено 80-страничное письмо «О судьбе ингушского народа», подписанное представителями ингушской интеллигенции. В этом документе излагалась аргументация ингушской стороны касательно территориальной принадлежности Пригородного района. Письмо было расценено как «националистическое», однако официальное осуждение со стороны партийных инстанций не остановило, а подхлестнуло ингушское этнонациональное движение. В январе 1973 года в столице Чечено-Ингушской АССР прошел четырехдневный митинг, который его организаторы рассматривали как общенациональный. И хотя председатель Совета министров РСФСР Михаил Соломенцев гарантировал участникам акции безопасность и обещал «разобраться», 19 января 1973 года митинг был разогнан брандспойтами . 13 марта 1973 года было принято специальное постановление ЦК КПСС о ситуации в столице ЧИАССР «Об антиобщественных проявлениях в г. Грозном», содержащее следующий пункт: «Потребовать от Чечено-Ингушского и Осетинского обкомов партии решительно устранить отмеченные недостатки, улучшить постановку всей политической, организационной и хозяйственной работы в республиках» .

Как и прежде, вместо реального анализа этнополитической и социальной ситуации в очередной раз восторжествовала идеологическая бессмыслица, а вместо выявления реальных причин межэтнических столкновений - демагогические разговоры об «антиобщественных проявлениях» и «хулиганствующих элементах».

В конце 1977 года в союзные органы власти было направлено так называемое «письмо 130-ти», на этот раз подписанное представителями абхазской интеллигенции. Это был не первый всплеск массового недовольства в Абхазии. В 1957 и 1967 годах абхазская интеллигенция уже направляла такого рода обращения в ЦК КПСС. Авторы петиции 1977 года ставили вопрос о выходе Абхазской АССР из состава Грузинской ССР с последующим конституционным закреплением этой сецессии. 22 февраля 1978 года обращение стало предметом рассмотрения на бюро Абхазского обкома партии, причем пункт повестки дня был сформулирован следующим образом: «О неправильных взглядах и клеветнических измышлениях, содержащихся в коллективном письме от 10 декабря 1977 года». Однако позиция партийных органов вызвала жесткое неприятие населения. 29 марта 1978 года в нескольких селах Гудаутского района состоялись сходы в поддержку «письма 130-ти», на которых вновь, как и во время массовых акций 1967 года, звучали требования прекратить переселение грузин на территорию Абхазии . (Такая миграция поощрялась властями Тбилиси.) В 1978 году в ходе принятия Конституции Абхазской АССР было принято компромиссное решение: абхазский язык наряду с грузинским и русским стал государственным на территории автономии. А на XI Пленуме ЦК Компартии Грузии (27 июня 1978 года) тогдашний первый секретарь Эдуард Шеварднадзе высказался против «перегибов» грузинских коммунистов в «абхазском вопросе» .

В то же время в самой столице Грузии кипели нешуточные страсти. 14 апреля 1978 года в Тбилиси прошла массовая студенческая акция в поддержку конституционного закрепления в Основном законе Грузинской ССР государственного статуса грузинского языка. Верховный Совет Грузии (и партийный аппарат республики) тогда поддержали «молодежную инициативу». Статья 75 Конституции Советской Грузии закрепила статус грузинского языка как государственного. Кстати сказать, из всех 15 союзных республик в трех закавказских субъектах СССР национальные языки получили в тот период статус государственных. Выступления грузинских диссидентов-националистов в защиту прав «этнического большинства» в Абхазии (речь шла о грузинском населении) будут еще впереди, в марте - апреле 1981 года, однако события апреля 1978 года они могли рассматривать как свою победу.

Наконец, в 1970-е годы продолжилась активная деятельность армянских диссидентов-националистов. Подъем их активности начался в 1965 году, когда армяне всего мира отмечали трагическую дату - пятидесятилетие геноцида армян в Османской империи. В 1974 году, находясь в заключении, Паруйр Айрикян вместе со своим единомышленником Азатом Аршакяном отредактировали программу и устав Национальной объединенной партии (НОП), которая была создана в 1966 году. В партийных документах, наряду с антикоммунизмом, значительное место уделялось «восстановлению» Армении в ее «исторических границах». В 1976 году в день «сталинской Конституции» еще один армянский диссидент, Размик Маркосян, провел голодовку и послал заявление в Верховный Совет СССР, где настаивал на законности требований НОП, «ставящей своей задачей добиться независимости Армении в ее исторических границах мирными средствами, в том числе путем проведения референдума в советской части Армении». В 1977 году была создана Армянская Хельсинкская группа, среди задач которой были не только защита прав человека, но и «воссоединение с Армянской республикой включенных ныне в территорию Азербайджанской СССР Нагорного Карабаха и Нахичеванской автономной области» . А через год в Конституции Армении было зафиксировано положение о государственном языке (армянском) на территории Армянской ССР (статья 72).

И даже в Азербайджане, где диссидентство как организованная сила, в отличие от Грузии, Армении, Украины или Прибалтики, отсутствовало, в 1970-е годы тоже были отмечены нетипичные для «стабильного десятилетия» случаи. В 1975 году за «антисоветскую деятельность» был осужден ученый-востоковед Абульфаз Эльчибей (Алиев), в будущем - второй президент независимого Азербайджана. А весной 1978 года, накануне визита самого Леонида Брежнева в Баку, офицер азербайджанской милиции Зия Мурадов застрелил министра внутренних дел республики Арифа Гейдарова, а также его заместителя и порученца. «Пикантность этой истории придавал тот факт, что Гейдаров был давним, близким другом Гейдара Алиева (на тот момент первого секретаря ЦК КП Азербайджана. - С.М.), его сослуживцем по КГБ». По словам политологов Расима Агаева и Зардушта Али-заде, среди поводов для покушения были «разложение милиции, коррумпированность общества, в котором все труднее было устраиваться людям типа несчастного капитана, лишенным средств и связей» .

«Три источника и три составные части» национальных революций

Именно в стабильные 1970-е годы на Кавказе сформировались три источника и три составные части будущих «национальных революций» конца 1980-х - начала 1990-х годов. Ими стали национальная коммунистическая бюрократия, националистическое диссидентское движение и теневая экономика (национальная квазибуржуазия). Парадоксально, но СССР собственными руками готовил свой будущий распад. Советский Союз рассматривался как государство, главными субъектами которого выступают не граждане, а социалистические нации. Фактически, советское государство воспринимало этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права. На практике это означало формирование представлений об этнической собственности того или иного этноса на территорию, обозначенную как «национальная республика», автономия в составе национальной республики или этнически сконструированный район. По справедливому замечанию американского этнолога Юрия Слезкина, «СССР создавался националистами и был разрушен националистами» . «Национализация» коммунизма в брежневские 1970-е облегчалась гораздо большей (по сравнению со сталинским периодом) свободой внутри правящей номенклатуры.

В это десятилетие на Кавказе альянс «трех источников» еще только-только намечался. Между некоторыми из них даже шло противоборство. Так, национальная бюрократия, связанная с партийной иерархией КПСС, боролась с диссидентами-националистами, выступавшими против советской власти и единого союзного государства. Дельцы же теневой экономики, щедро подкупая республиканскую бюрократию и обеспечивая себе преференции для подпольного бизнеса, были еще не готовы к публичной политической деятельности; в тот период они, напротив, опасались всякой «политики».

Однако по некоторым пунктам именно в 1970-е годы обозначилось ситуативное сближение между диссидентами-националистами и партийной верхушкой кавказских республик. По мере нарастания общего кризиса «реального социализма» националистический дискурс становился доминирующим. Так, сохранить контроль над Абхазией стремились и ЦК Компартии Грузии, и грузинские диссиденты. В «карабахском вопросе» были едины и лидеры подпольной Национальной объединенной партии Армении, и партийные функционеры в Ереване. По этой же проблеме был возможен консенсус между главой азербайджанской компартии Гейдаром Алиевым и диссидентом Абульфазом Эльчибеем.

В апреле 1978 года в Тбилиси прошли массовые акции с требованиями сохранить в Конституции Грузинской ССР статьи о государственном статусе грузинского языка. Спустя двадцать лет в специальном распоряжении президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе было сказано об историческом значении дня 14 апреля 1978 года, в который «тогдашние власти, общественность, молодежь Грузии не только защитили статус грузинского языка, но проявили единство в борьбе за национальные идеалы». По справедливому замечанию историка Юрия Анчабадзе, «под эвфемизмом “тогдашние власти” подразумевается сам Эдуард Шеварднадзе, являвшийся в тот период руководителем Коммунистической партии Грузии…» .

Грузинские диссиденты-националисты и руководство Коммунистической партии Грузии разделяли схожие воззрения и во взглядах на проблему репатриации турок-месхетинцев (в 1944 году они были депортированы с территории Аджарии и Самцхе-Джавахети). 9 января 1974 года власти СССР разрешили туркам-месхетинцам проживать в любой точке страны. Однако руководство Грузинской ССР в качестве неофициального условия для репатриации выдвинуло признание их грузинского происхождения. На первый взгляд, репатриацию месхетинцев поддерживала Инициативная группа поддержки прав человека в Грузии (ее представитель Виктор Рцхеладзе даже ездил в 1976 году в Кабардино-Балкарию и выступал там перед месхетинской общиной). Однако «ходоки»-месхетинцы, которые весной 1976 года прибыли в Тбилиси и были торжественно приняты на квартире Рцхеладзе, являлись представителями «грузинской» части общины (то есть они были готовы признать свое грузинское происхождение) . Показательно, что, став первым президентом независимой Грузии, экс-диссидент Звиад Гамсахурдиа начал выступать с жесткими антитурецкими лозунгами (что в некоторых местах спровоцировало погромы).

В 1970-е годы обозначилась и общность взглядов Компартии Армении и армянских диссидентов-националистов на стремление к «миацуму» - объединению республики с Нагорно-Карабахской автономной областью, входившей в состав Азербайджанской ССР. Но чиновники КП Армении не могли, разумеется, озвучивать те лозунги, которые в «самиздате» и зарубежной печати позволяли себе Паруйр Айрикян и другие лидеры подпольной Национальной объединенной партии Армении. Поскольку «миацум» в 1970-е годы рассматривался как антисоветский лозунг (особенно это касалось действий армянских националистических групп в Карабахе), борьба с ним формировала у азербайджанской республиканской элиты не региональное, но государственное мышление. Первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев поощрял переселение азербайджанцев в Карабах, где армяне составляли численное большинство. Эти действия предпринимались в качестве превентивных «антисепаратистских» мер. По словам третьего президента Азербайджана Гейдара Алиева (в 1969-1982 годах - первого секретаря ЦК КП Азербайджана), создание выгодного для азербайджанцев этнического баланса было необходимо, чтобы «не дать армянам поднять этот вопрос» (то есть вопрос о присоединении НКАО к Армении). В рамках СССР власти Азербайджана, по сути, вели борьбу за сохранение своей государственной целостности. Этот факт во многом объясняет ту легкость, с которой бывший первый секретарь республиканского ЦК и кадровый чекист позже превратился в респектабельного лидера независимого государства.

Ситуативный альянс между национал-коммунистической бюрократией и диссидентами-националистами облегчался тем, что инакомыслие в республиках Кавказа строилось на апелляции не столько к правам человека, сколько к правам этноса. Правозащитная риторика, конечно, присутствовала - главным образом для внешнего потребления. Однако обычно она заканчивалась там, где речь заходила о «национальном возрождении» и «восстановлении исторических границ». В этом плане характерна зарисовка литератора Михаила Хейфеца (в 1974 году он был приговорен к шести годам лагерей и ссылок за предисловие к «самиздатовскому» сборнику Иосифа Бродского) о его диалоге с лидером армянских националистов-диссидентов Паруйром Айрикяном:

«Однажды мы разговорились с Айрикяном о независимой Армянской республике, возникшей на территории бывшей Персидской (а потом Российской) Армении после 1917 года. Нас в институте учили, что турецкая армия во главе с Ататюрком едва не уничтожила тогда, в конце 1920-го года, молодое государство и почти добила остатки армянского народа, но Красная армия остановила Кемаля-пашу и спасла российских армян. Паруйр вскипел, когда я все это пересказал: “Мы разбили турецкую армию, когда создали свою республику, и снова бы их разбили, если бы с севера нас не атаковала Одиннадцатая армия красных. Нас взяли в клещи: с юга шли турки, с севера - большевики. Русские не спасли нас, а помогли Кемалю ликвидировать наше государство и получили за это часть наших земель, а остальное отдали туркам”».

Тот же Хейфец вспоминает о другой идее Айрикяна: «Человек должен жить на родине: евреи в Израиле, а армяне в Армении» . Впоследствии реализация этой смелой идеи приведет к исходу более 300 тысяч армян из Азербайджана, 208 тысяч азербайджанцев из Армении, 200 тысяч грузин из Абхазии, 220 тысяч русских из Чечни…

Третьим важным актором, заявившим о себе в это десятилетие, стала «национальная квазибуржуазия». Ее появление способствовало, во-первых, подъему ксенофобии («чужак» был удобной мишенью для объяснения собственного проигрыша в конкуренции), а во-вторых, укоренению неформальных связей в социально-политической жизни Кавказского региона. Как справедливо заметил Георгий Нижарадзе:

«…советская теневая экономика - порождение советской дефицитной экономики. Ей чужд главный регулятор экономики рыночной - конкуренция. Соответственно “советский капиталист”, или комбинатор, совершенно лишен характерных свойств западного предпринимателя, из его системы ценностей заведомо исключается понятие “честного бизнеса”. Ввиду того, что любая коммерческая деятельность является незаконной, каждый вовлеченный в нее человек автоматически попадал в категорию “нечестных”» .

Формальные принципы - членство в КПСС, ВЛКСМ или профсоюзах - в системе «теневого капитализма» не работали. Поэтому оставалось уповать на другие факторы - прежде всего, на клановую и этническую принадлежность. Вот мнение Георгия Дерлугьяна:

«…на менее индустриализованном и соответственно менее советском Кавказе теневые капиталисты возникли задолго до распада СССР и давно срослись с местными властями, помогая бюрократии конвертировать ее административную власть в денежное богатство и осязаемые материальные блага. Этничность играла в этой системе стержневую роль - во-первых, распределение управленческих должностей происходило в соответствии с советской национальной политикой (в Чечено-Ингушетии этот принцип нарушался местной номенклатурой); во-вторых, коррупция требует скрытности и взаимных обязательств, что намного легче достигается внутри своего этнического круга» .

Отсюда и ставка на «своих» (как покровителей, так и «клиентов») в ведении теневого бизнеса. Эту ставку относительно легко было делать по причинам, описанным выше. Укрепление национал-коммунистических номенклатурных режимов и «принципов крови» в кадровой политике облегчало пути этнического и теневого бизнеса, для которого борьба с конкурентами, таким образом, превращалась в борьбу против «чужаков». Постепенно, по мере укрепления национальной «квазибуржуазии» у нее возникал запрос на идеологию. Но идеологию «национального возрождения» ей не мог дать никто, кроме диссидентов-националистов.

Таким образом, именно 1970-е годы, период «высокой стабильности», стали временем, когда формировались кадровые, социально-экономические и идейно-политические предпосылки для будущих «национальных революций». 1970-е стали «началом пути» - и одновременно хорошей управленческой и политической школой - для многих политических лидеров будущих независимых государств. В этот период на политическом небосклоне взошли звезды Гейдара Алиева и Эдуарда Шеварднадзе. Первый из них занимал пост первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана с 1969 по 1982 год, а второй возглавлял ЦК Компартии Грузии в 1972-1985 годах. Бывшие первые секретари стали впоследствии президентами независимого Азербайджана и независимой Грузии. Карен Демирчян, первый секретарь ЦК Компартии Армении в 1974-1988 годах, стал в период обретения независимости спикером парламента. В 1997 году в Азербайджане из 252 партийных секретарей различного уровня, карьера которых началась при Гейдаре Алиеве, в восстановленную (и политически маргинальную) компартию вошли лишь двое (бывшие секретари Евлахского райкома и Бакинского горкома КПСС) . Остальные заняли места в различных властных и коммерческих структурах независимого Азербайджана. Но не только республиканские ЦК стали поставщиками кадров для независимых кавказских государств. Президентами и главами правительств становились и представители диссидентского националистического движения. Первым президентом Грузинского государства стал Звиад Гамсахурдиа, один из создателей Инициативной группы по защите прав человека в Грузии в 1974 году. Премьер-министр Армении в 2000-2007 годах Андраник Маргарян был в том же, 1974 году арестован за участие в работе запрещенной Национальной объединенной партии (НОП). Второй президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей привлекался к уголовной ответственности за «антисоветскую деятельность» в 1975 году.

Таким образом, в период брежневской «стабильности» никто как бы и не заметил сосуществования «двух Кавказов». Один Кавказ в те годы встречал «дорогого Леонида Ильича», принимал награды к 60-летию Октябрьской революции, праздновал «добровольное вхождение» в состав России, выполнял и перевыполнял производственные планы. А другой, между тем, развивал «раннекапиталистические отношения», приватизировал власть и собственность, ждал реванша и алкал исторической справедливости и восстановления «исторических границ», формировал националистические и экстремистские группы. И все это происходило на фоне расширяющегося выезда русского населения и прогрессирующей этнической гомогенизации, углубляющегося этнического разделения труда, а также практически тотального неверия в «ум, честь и совесть» нашей эпохи, которая убаюкивала сама себя сказками о «дружбе народов» и «пролетарском интернационализме» . В период «перестройки» Кавказский регион «проснется», и от брежневской стабильности останутся одни воспоминания.

Молодежный нигилизм эпохи застоя

Вслед за хрущевской «оттепелью» - десятилетием, ознаменованным реформами, шумными политическими, идеологическими и хозяйственными кампаниями, в СССР настал новый период, вошедший в историю как брежневская «эпоха застоя» или время упущенных возможностей. Начавшееся достаточно смелым реформаторским движением в области экономики, оно закончилось нарастанием негативных тенденций во всех сферах общественной жизни.

Возглавив СССР в 1964 году, в конце 1960-х Леонид Брежнев поддержал Председателя Совета министров Алексея Косыгина, предложившего внести в экономику страны некоторые новации, и провести экономическую реформу. Косыгинская реформа 1965 года характеризовалась внедрением в промышленность СССР рыночных отношений (хозрасчета), расширением хозяйственной самостоятельности предприятий, объединений и организаций, широким использованием приёмов материального стимулирования.

В начале 1970-х реформа была свёрнута. В 1973 году рост советской экономики замедлился. Она начала отставать от западной из-за высоких расходов на вооружение и недостаточных вложений в сельское хозяйство, легкую промышленность и производство товаров народного потребления. Сельскохозяйственная отрасль СССР не могла должным образом обеспечивать городское население, всюду ощущалась нехватка тех или иных товаров, а повышение уровня жизни, о котором постоянно твердило правительство, воспринималось не иначе как миф.

Застой в экономике начался, когда в 1973 году вследствие глобального нефтяного кризиса взлетели мировые цены на нефть. Кризис способствовал увеличению экспорта нефти из Советского Союза, освоившего к тому моменту огромные нефтегазовые месторождения в Западной Сибири. Нефтедоллары, хлынувшие в страну, еще целое десятилетие держали на плаву её экономику, а Брежнев потерял всякий интерес к реформам, являющимся стимулом для развития и движения вперёд. Для политического руководства великой державы приоритетной являлась не модернизация СССР, а сохранение видимости стабильности, даже ценой полной деградации всей экономической системы.

Главной внешнеполитической задачей этого периода являлось поддерживание политики мирного сосуществования, стабилизация отношений с европейскими государствами. Борьба с инакомыслием в стране во времена Брежнев была не слишком жесткой. Сталинская эпоха становилась воспоминанием, в обществе исчезла атмосфера всеобщего страха. При этом в отличие от периода хрущевской «оттепели» в брежневские времена исчез даже намек на свободу слова. Всё было пропитано «правильной» советской идеологией. Все сферы искусства обязаны были подчиняться строгой цензуре, а главным цензором, как известно, являлась партия. Фальшивая официальная пропаганда вызывала отвращение среди интеллигенции, да и общество в целом не хотело слушать надоевшие правительственные лозунги.

Жизнь в СССР была дешевой. Зарплаты советские трудящиеся получали маленькие. Средняя заработная плата по стране составляла 120-130 рублей. Но прожить на эти деньги мог каждый. Медицина и образование были бесплатными, коммунальные услуги, ясли, детские сады стоили копейки, цены на продукты питания считались вполне доступными. Массово строилось жилье, благодаря чему многие смогли даром получить от государства квартиры. Если на покупку дорогой вещи не хватало денег, а их естественно не хватало, любой трудящийся мог приобрести товар в кредит под мизерный годовой процент, оплатив при покупке, примерно, 25% стоимости товара. Правда, качество социалистических благ было очень сомнительным.

Год от года ничего не менялось, казалось, что эта эпоха будет длиться вечно. Социальное колесо вращалось медленно и стабильно и имело свои особенности, о которых знал каждый советский человек - хочешь жить умей вертеться, а главное везде нужно заводить полезные знакомства.
Дефицит, очередь, блат во всех сферах жизни, доставание товаров и магическое слово «импорт», сосредоточившее в себе мечты обывателя – все это стало символами советской жизни в период застоя.

Средства массовой информации рассказывали о достижениях в стране, постоянной заботе о трудящихся, которую день и ночь проявляло политическое руководство, о фальшивой капиталистической марали и бесчеловечной жизни на Западе, а люди, которым просто осточертела вся эта пропаганда на фоне «дорогого» Леонида Ильича, постоянно целующегося с партийными лидерами и друзьями СССР разных мастей, принимающего награды и знаки почета, а также фотографий счастливых и правильных советский людей, в изобилии наводнявших газеты и журналы, дружно стояли в очередях за дефицитом, особенно иностранным, и доставали, доставали, доставали…

Состояние общества, особенно молодого поколения, в этот период можно охарактеризовать как полный нигилизм. Общепринятые социалистические ценности, идеалы, нормы нравственности, вызывали абсолютное неприятие, отрицание, высмеивание. Мода – это неотъемлемая часть жизни, и естественно, что общественное настроение в полной мере отражалось и в этой сфере. 1970-е годы – время стремительного нарастания поклонения всему западному, время обожествления запретного плода! Западная музыка, кино, мода вызывали безоговорочный восторг. Импортные вещи стали олицетворением счастья, успешности, сопричастности другому жизненному укладу, далекому, в общем-то, непонятному и недоступному. Любая вещь, если она иностранная, априори становилась предметом восхищения, считалась классной, особенно из стран капиталистического лагеря, при виде французских сапожек или финского пальтишка и говорить то было не о чем, только восторгаться, ну и завидовать втихую.

В 1970-е в лексикон молодежи прочно вошло выражение «фирменная вещь» или просто «фирма́», причем преимущественно с ударением на последний слог. Смысл, вкладываемый в это слово, до конца понять сложно, да и не нужно, главное оно емко выражало весь спектр эмоций по отношению к какой-либо иностранной продукции. Не важно, что, к примеру, платье или блузка, купленные с рук у перекупщиков, приобретавших товар в гостиницах, принимавших иностранцев, были копеечными синтетическими изделиями, произведёнными в каком-нибудь из государств Юго-Восточной и Южной Азии или Ближнего Востока, являвшихся главными поставщиками черного рынка СССР, или модненьким ширпотребом из соцстран. На фоне советского однообразия и дефицита всё хоть сколько-то отличающееся от отечественного убожества, казалось необыкновенным, супермодным, а значит и было этой самой «фирмо́й». В противовес понятию «фирма́» в обиход прочно вошли и понятия «самострок» и «самопал», демонстрирующие презрительное отношение к вещам, которые вроде бы соответствовали модным тенденциям, но были сшиты самостоятельно или у портнихи.

В 1960-е - 1970-е годы , в отличие от тенденции доминирования собственного стиля и комфорта, начавшей складываться в первом десятилетии XXI века, в мире витало увлечение модой . И если на улицах многих западных стран тогда можно было увидеть достаточно большое количество людей в модной одежде, то на отечественных просторах в целом, мало что радовало глаз. Модный ковчег советского пространства вмещал в себя и тех, у кого был доступ к дефициту и иностранной одежде, и тех, кто вообще не забивал себе голову понятием мода, а просто одевался в то, что было доступно среднестатистическому жителю Страны Советов, и тех, кто вопреки всему, изо всех сил старался быть модным в силу своих возможностей и понимания, что это значит.

Несмотря на то, что источников, дававших возможность получить информацию о мировой моде в 1970-е в СССР стало намного больше, целостного представления о модных тенденциях, царивших в мире - об их смене, их подоплеке, о знаменитых модельерах, задающих вектор моды, у советских людей не было. Знания, собирались фрагментарно из разных информационных потоков, аккумулировались, трансформировались, просеивались через действительность и разлетались по стране. Поэтому и возникло такое явление как советская мода, которая, в сущности, не отличалась от мировой – просто она обросла индивидуальными особенностями.

Во-первых, все, что в других странах покупалось, в СССР доставалось, или сооружалось собственными руками, ну в лучшем случае при помощи портных из ателье. Во-вторых, советские люди чаще всего просто отставали от моды и пик популярности той или иной модели случался лишь тогда, когда в других странах она уже отходила на второй план. Но главной особенностью было то, что в модный культ возводились отдельные вещи, вырванные из целостного контекста текущих тенденций моды. Жители советского пространства просто не понимали, что в данный момент в мире существует совокупность тенденций, включающая в себя целый ряд силуэтов, цветов, видов одежды, аксессуаров, причесок, и т.д. Знаковой становилась именно конкретная вещь, признававшаяся всеми неоспоримым олицетворением моды .

Если говорить о 1970-х , то можно четко перечислить культовые вещи, сделавшиеся советскими модными символами десятилетия. Причем многие из этих вещей действительно соответствовали моде того времени, и присутствовали в мировой модной индустрии, просто в других странах, где одежду не доставали, а покупали, они не были провозглашены некими фетишами, да одежда, да модная, вот и все! Но для советского человека эти вещи значили больше чем просто одежда, ведь их смогли где-то раздобыть, достать, урвать, а это уже было почти счастьем, осуществлением мечты!

Случались и такие феномены, которые вообще непонятно почему в СССР вызывали всеобщий ажиотаж, и считались супермодным дефицитом.
Вещами, появившимися в мировой моде в 1960-е годы, и сделавшимися бестселлерами в СССР в 1970-е , стали - водолазка и её самопровозглашенная советскими людьми разновидность – лапша; батник – еще одна придумка Страны Советов, в действительности же модель, являвшаяся во всем мире просто мужской рубашкой приталенного силуэта с планкой, или женской блузкой, повторяющей фасон мужских рубах; одежда из кримплена; сапоги-чулки, брюки клеш, и, конечно же, наше все – джинсы и дубленка.

Даже напичканные пропагандой периодические журналы, начали размещать на своих занудно-правильных страницах фотографии передовиков производства и прочих достойных тружеников, в одежде, ассоциирующейся у подавляющего большинства граждан с благополучием, достатком и современной модой.

Главным фетишем моды 1970-х годов в СССР , конечно же, являлись джинсы. Стоит признаться, что джинсомания в это десятилетие стала мировым явлением, правда купить любые джинсы в большом количестве стран было самым обычным явлением. В Советском Союзе вокруг данного вида одежды началась настоящая истерия. Человек, доставший фирменные джинсы, воспринимался как баловень судьбы, у которого в жизни все круто. Лейблы с названиями Wrangler, Lee, Lee Cooper, Super rifle, Levis взывали благоговение. Их можно было либо привезти из-за границы, если ты, конечно, относился к небольшому кругу людей, которые туда выезжали, либо, если ты был обладателем специальных сертификатов (чеков), предназначенных для покупок в валютных магазинах «Берёзка», где джинсы, кстати, тоже появлялись лишь периодически и очень быстро разлетались, купить, отстояв небольшую очередь, либо приобрести с рук. В «Березке» американская продукция не продавалась, в основном менее известные европейские марки. Несколько раз в московских валютных магазинах появлялись разноцветные бархатистые джинсы клеш, очень популярные в мировой моде 1970-х годов, за которыми даже искушённые московские обладатели валютных сертификатов, стояли в очередях, расхватывая модную редкость, что для «Берёзок» было явлением не типичным.

Джинсы известных марок, приобретенные у спекулянтов и фарцовщиков, очень берегли, старались не застирывать эмблему, ведь её можно было спороть и пришить на самострочные штаны. Иногда удавалось также с рук купить джинсовую ткань и найти мастера, умеющего копировать фирменные джинсы, такие немногочисленные умельцы в 1970-е стали появляться. А можно было перешить лейбл на более дешевые индийские или социалистические – польские, венгерские, болгарские и т.д. изделия, которые иногда появлялись в продаже, и усиленно делать вид, что это у меня такая неизвестная в СССР модель именитой джинсовой марки. Если джинсы снашивались, то из них вытаскивались все заклепки, пуговица, выпарывалась молния, чтобы все это богатство пустить на сооружение какого-нибудь самострока. Штанины распарывались, из них можно было сшить мини-юбку, или порезать на куски, которые пригодились бы для изобретения чего-нибудь джинсово-модного, например, сумки, или для заплаток на следующие джинсы, которые вдруг вновь удастся достать.

Впервые джинсы многие советские люди вживую увидели на Всемирном фестивале молодёжи и студентов 1957 года, а затем на Американской Национальной выставке, проходившей в московских Сокольниках в 1959 году, на которой имелся стенд компании Levi Strauss & Co, где демонстрировались модели джинсов, в том числе и знаменитая 501 модель. Сотрудники, представляющие компанию, были одеты в джинсы и ковбойские рубашки. В 1960-е культовые штаны в СССР были редкостью. Многие даже толком не знали, как называются эти диковинные брюки, часто их называли техасами, так как на многих джинсах, на фирменной эмблеме кроме названия марки, ставилась надпись Texas Jeans, видимо слово Техас было более понятно советскому человеку, чем слово джинсы. История создания легендарных штанов в Советском Союзе никому не могла быть известна, а техасы давали возможность создать логическую цепочку – американский штат Техас – Дикий Запад – ковбои в необычных плотных штанах, скачущие на лошадях, к тому же в 1962 году в СССР показали знаменитый фильм 1960 года «Великолепная семёрка», действие которого происходило примерно в вышеупомянутых краях, а герои носили джинсы.

В свободной продаже в Советском Союзе периодически появлялись джинсы производства социалистических стран и Индии. И хотя они вызывали некоторую иронию и пренебрежение у самых ярых и продвинутых модников Страны Советов, даже за этими непрестижными моделями выстраивались очереди и товар расхватывался довольно бойко.

Где-то году в 1974 по специальному постановлению Совета Министров в Москве, на фабрике «Рабочая одежда» начали производство собственных джинсов. Они стали появляться в спортивных магазинах и обозначали их, на всякий случай, как брюки. Штанишки эти были очень своеобразными, тонкие, из серой хлопчатобумажной ткани, грубовато простроченные желтыми или белыми нитками с откровенно плохой фурнитурой. Затем в московских магазинах появились джинсы клеш швейного объединения «Вымпел», тоже сшитые из «печальной», как бы, джинсовой ткани стального цвета.

Приличные подделки делали цеховики, шьющие одежду на подпольных предприятиях, которые, чаще всего находились в южных республиках. Процветала подпольная индустрия и в ряде крупных портовых городов. В конце 1970-х начале 1980-х годов советские модели и модели соцстран стали считаться «полной лажей». Все гонялись только за «фирмо́й». На черном рынке западные джинсы, в зависимости от марки, могли стоить от 150 до 250 рублей, для многих одна, а то и две зарплаты. Всевозможная джинсовая одежда – куртки, рубашки, платья, юбки и т.д., являющиеся еще большим дефицитом, чем сами джинсы, была запредельной мечтой, обладатели подобной роскоши притягивали к себе всеобщее внимание и вызывали зависть, у тех, кто не «достал». А чтобы советские люди все-таки понимали, что джинсы – это идеологически чуждые нам штаны, и вообще не в этом счастье, в периодике появлялись статьи, разоблачающие и высмеивающие тех, кто бредит вожделенной иностранщиной.

В середине 1970-х в СССР начался бум на лаковые сапоги-чулки, взбудоражившие мировую моду ещё в 1960-е годы. Такие сапоги из социалистических стран стали время от времени появляться в магазинах. Никакого выбора – пара-тройка моделей черного и коричневого цветов, хотя в тех же социалистических странах модельный ряд сапог-чулок был куда разнообразнее. Хотите быть модными - ходите в однотипном! И все ходили, отстаивая за дефицитом многочасовые очереди. И лишь счастливые обладательницы сапог, привезенных из-за границы, резко отличались от одинаково модной советской толпы. Водились в стране и сапоги-чулки отечественного производства из искусственного материала - фловерлака, довольно страшненькие, проигрывающие даже растиражированным чешским и польским экземплярам, да и те в основном предназначались для торговли за валюту в магазинах «Берёзка», а в обычные торговые сети попадали редко. Сапоги – чулки были столь популярны и столь прекрасны на фоне остальных убогих сапог, продававшихся в советских магазинах, что мужественные модницы носили эту абсолютно не предназначенную для холода обувь даже зимой.

Обувь на платформе, наводнившая в 1970-е мировой модный подиум, как ни странно довольно быстро добралась и до СССР . С середины 1970-х в Москве и ряде крупных городов страны импортная обувь на платформе периодически появлялась в продаже, ну а где, что-то модное , там, конечно, очередь. Стоя в такой очереди, можно было почитать, какой-нибудь журнальчик типа «Работницы», и узнать, например, что Комиссии по товарам народного потребления намерена уделять серьёзное внимание вопросам повышения качества товаров, выпускаемых предприятиями легкой промышленности. А если модных туфель на платформе, увы, не досталось, посмотреть на фотографию красивой модной обуви в том же журнале. Модницы старались в обязательном порядке обзавестись «платформами», но поистине культовыми стали не туфли на платформе, а сабо на танкетке. Сейчас каждая современная женщина знает, что есть сабо, клоги, опанки, пантолеты, мюли - отличающиеся нюансами модели обуви без пятки. В СССР были сабо и точка! Все остальное в народе именовалось шлепанцами, или попросту шлёпками. Порой, даже в журналах, писавших о моде, толком не знали, как назвать ту или иную модель. Например, сабо в очень продвинутом таллинском журнале «Силуэт» в рубрике «Лексикон моды» именовали - «деревянными туфлями, которые в просторечии можно назвать котурнами». Почему-то советские профессионалы модной индустрии не знали, что котурны это не просторечие, а историческое название античной обуви на высокой подошве. Сабо стали еще одним советским фетишем, в Москве купить их можно было в магазинах соцстран типа «Польской моды»!

В конце 1970-х в СССР появилась очередная культовая модель обуви – сапоги на манке. Эти сапоги, особенно если они были немецкой компании Саламандер, или как говорили в стране, Саламандра, стали настоящим безумием. В очередях за ними с номером на руке люди стояли по два-три дня. Страсти по манке продолжались до середины 1980-х годов. Мало того, что трикотажный джемперок с высоким воротником, именуемый водолазкой, стал модным наваждением для советских людей, так они придумали еще одну культовую вещь, назвав её лапшой, выделив в особую группу водолазку из трикотажа в рубчик, выполненную вязкой «резинка». В мировой практике любой трикотажный свитер с высоким, облегающим горло воротником, будь он гладкий или в рубчик не имел каких-либо специальных названий. Иногда к описанию такой водолазки добавлялся термин Ribbed Pullover - ребристый пуловер. Но в СССР появился собственный феномен – лапша. Вскоре так стали называть все трикотажные кофточки, связанные «резинкой». Эти кофточки были нарасхват, они завоевали всенародную любовь и являлись большим дефицитом. Лапша с оборочкой, лапша в полосочку, лапша с рукавом фонариком и т.д. и т.д.Мечта каждого советского модника – трикотажная одежда, связанная резинкой (лапшой), была отлично представлена на страницах модных журналов, иногда дефицитный товар, в основном из соцстран появлялся в продаже. Тем же, кто не достал, журналы мод предлагали связать себе свитер-лапшу или даже платье-лапшу самостоятельно.

Всем хотелось быть модными, так что и вязали и доставали. Советские производители пытались выпускать современные трикотажные изделия, но качество отечественного трикотажа было откровенно плохим, поэтому, насмотревшись на журнальную одежду, люди носились за импортом.

В фаворе у советских модниц были вещи из полосатой трикотажной ткани – водолазки, джемперы, жилеты, платья и пр. В 1963 году модный мир облетела фотография журнала Elle, на обложке которого красовалась модель Николь де Ламарже в полосатом трикотажном свитере-водолазке модельера Сони Рикель. Яркий полосатый трикотаж присоединился к модным веяниям тех лет. И вот, каким-то ветром к середине 1970-х тренд занесло и в Советский Союз. Разнообразная трикотажная одежда – в том числе и полосатая, в этот период вообще была в почете, в СССР она пользовалась огромным спросом, так уж повелось, успехом пользовалось то, чего практически не было. Еще один модный фетиш 70-х - трикотажная одежда с воротниками-хомутами, неважно, что украшал такой воротник, главное чтобы хомут! Безоговорочный феномен моды СССР – это, безусловно, батник. Кто и по какому поводу придумал данное название неизвестно, но в 1970-е оно прочно вошло в обиход. Определение «батник» является советским сленгом, очевидно, оно образовалось от английского словосочетания button-down, что переводится как застёжка на пуговицы сверху донизу. На самом деле в английском языке блузки и рубашки этим термином не обозначаются. Преимущественно, понятие button-down употребляется относительно конкретной модели мужской рубашки с воротником, на кончиках которого есть пуговицы, пристегивающиеся к этой рубашке.

Когда в 1970-е годы в страну пришла мода на мужские приталенные рубашки ярких цветов с большими воротниками и такие же женские блузки, возникшая на Западе ещё в конце 1960-х, советские люди решили, что это чудо нужно как-то назвать, и на свет появился батник. Блузки и рубашки на пуговицах люди носили давным-давно, приталенные или нет, с большими воротниками или маленькими они все равно оставались блузками и рубашками, никакого особого термина для выделения какой-либо модели не существовало. Но в Советском Союзе возник батник, который, кстати, носили с «клешами», как в просторечии именовали брюки клеш, и это было круто! Модным направлением 1970-х годов была многослойность в одежде. Тенденция прижилась среди советских модниц. Платья и джемперы, надетые на водолазку, лапшу или батник стали хитами десятилетия. Ну а суперхитом, несомненно, являлся комплект - батник плюс водолазка. Начало 1970-х – это советский кримпленовый бум. Кримплен был разработан в начале 1950-х годов ныне несуществующей британской химической компанией ICI Fibres. Немнущаяся, отлично сохраняющая форму полиэфирная ткань, завоевала мир в 1960-е годы, когда все были увлечены синтетикой, а в одежде превалировали лаконичные геометрические силуэты. В начале следующего десятилетия силуэты стали кардинально меняться, началось наступление романтического и этнического стилей и натуральных тканей. Как обычно, то, что уходило с мировой модной арены, приходило в СССР . Кримпленовые платья и костюмы взбудоражили воображение советских модниц, пополнив ряды дефицитных товаров. До середины 70-х одежда из кримплена была чрезвычайно популярна. Дубленка – одежда, ставшая для советских женщин и мужчин синонимом таких понятий - как мечта, престиж, статус. В 1960-е и 1970-е годы различные модели дубленок носят во всем мире. С середины 1960-х, когда на тенденции моды огромное влияние оказывала субкультура хиппи, модная публика увлеклась афганскими дубленками. Во второй половине 1970-х об этом узнали в СССР , и в конце десятилетия, помимо охоты за классическими моделями, началась охота за дубленками в афганском стиле. Такие этнические дубленки в мировой моде носили все, и мужчины, и женщины. В СССР подобные модели ассоциировались исключительно с женским гардеробом, мужская афганская дубленка была экзотикой. Часто этот супердефицит привозили из Монгольской народной республики, где работало много советских специалистов, а также находились советские военнослужащие. Дубленка относилась к разряду вещей, которые категорически нельзя было купить, её можно было только достать, причем, по советским меркам за огромные деньги - от 300 до 800 рублей. Исключение – двухсотая секция ГУМа, где по специальным талонам среди высокопоставленных людей и членов их семей распределялись иностранные товары, среди которых иногда бывали и дубленки.

Даже в валютных «Берёзках» дубленка была нечастым гостем. Ну а редчайшее явление, когда дубленки вдруг «выбрасывали» в свободную продажу, собирало вокруг магазина такую толпу страждущих, что, дабы избежать неприятностей, приходилось выставлять милицейские кордоны. Поэтому, если кто-либо носил дубленку, сразу делалось понятно, что либо он бывает за границей, либо имеет доступ к невероятному дефициту, либо располагает солидным бюджетом и может покупать одежду с рук. На человеке в дубленке было написано «жизнь удалась», и все это сразу видели! Вообще верхняя одежда в СССР была большой проблемой, и хотя проблемой по большому счету было все, этот сегмент одежды доставлял всем, кто хотел прилично выглядеть большую головную боль. Климат-то в стране неласковый, погода переменчивая, то одно нужно, то другое, а ничего нет. Хорошая куртка - дефицит, хороший плащ - дефицит, пол страны все еще донашивало старомодную болонью, зимние и осенние пальто были тяжелыми и громоздкими. А ходить в чем-то надо. В общем, выкручивайтесь, граждане, как хотите – давитесь в очередях, ищите спекулянтов, добивайтесь хорошего пошива в ателье, или берите, что дают!

Если лёгкую одежду можно было сшить на заказ, что-то соорудить самостоятельно, что-то купить с рук, то с верхней было посложнее – в ателье, за редким исключением, шили плохо, самостоятельно - не каждому под силу, у спекулянтов - кофточку или платьице еще потянуть можно, а пальто или шубу, уж очень дорого. Зато, какие симпатичные модели предлагали советские модные журналы! Реальность и зазеркалье существовали параллельно друг другу. 1970-е годы – период разнообразных рюшей, воланов и оборок. На время в моду входит жабо. Эта декоративная деталь, известная еще с XVII века, вновь обрела популярность в конце 1960-х. Тренд довольно быстро добрался и до СССР. Уже в начале десятилетия в советской женской моде случился всплеск на блузки и платья, украшенные жабо. Периодически в СССР рождались собственные модные феномены, возникновение которых было трудно объяснить. Так, например, в начале 1970-х, по стране пронесся бум на шерстяные платки с люрексом. Безусловно, вещи с люрексом были характерны для моды этого периода, на фоне люрексовой волны японская компания Чори, производящая различную одежду, начала выпускать платки с растительными орнаментами и цветами из ткани с металлизированной нитью, которые продавались во многих станах мира, в топовые аксессуары эти платки никогда не входили. Но вот в Советском Союзе они на время превратились в модный маст-хэв, равно как и газовые косынки с люрексом. Стоимость привозных японских платков, продававшихся с рук, доходила до 25 рублей, цена баснословная, по советским меркам. После того, как был заключен официальный торговый договор с фирмой Чори, платки наводнили страну. Более красивые с орнаментами предназначались для валютной торговли в сети «Березка», аляповатые с цветами - для обычных магазинов. Хотя в свободной продаже японских платков особенно-то и не было, все поголовно где-то доставали дефицитный товар, правда, модники их уже не носили, считая уделом немодных возрастных тётенек.

Или вдруг вспыхнула мода на мохеровые шарфы, которые также были известны в мире, но не являлись чет-то знаменательным в моде. На советских просторах широкий шарф из мохера стали носить не только на шее, но и на голове, а также накидывать на плечи, причем даже на выходные наряды, это считалось каким-то особым шиком.

Остромодными аксессуарами ни с того ни с сего сделались серебряные колечки под названием «неделька». Почему семь тоненьких ободочков, надеваемых одновременно на один палец, обрели такую популярность – загадка. В официальной торговле подобного товара не было. Украшение делали умельцы, и, соответственно, продавали с рук.1970-е годы - период увлечения этникой. Многие аксессуары, характерные для этого стиля, повсеместно пользовались спросом, в том числе и семь колечек, называвшиеся, кстати, созвучно русскоязычному слову неделька - Seven-Day Rings, а также прочие множественные (не обязательно в количестве семь) тонкие колечки и браслеты, одевающиеся на палец или руку комплектом. Эта мода пришла из стран Южной Азии, но советские модницы считали, что украшение, которое обязательно необходимо приобрести, это именно серебряный набор колец неделька. В конце десятилетия началось повальное увлечение плоским портфелем для бумаг и документов, который в стране именовали «дипломатом», настоящее название которого атташе - attaché case. На Западе атташе-кейс стал популярен после выхода в 1963 году на киноэкраны второго фильма о Джеймсе Бонде «Из России с любовью», где герой Шона Коннери пользовался подобной моделью. В советском прокате Бондиану не показывали, поэтому откуда взялась такая тенденция и почему она возникла именно в конце 1970-х понять сложно. Однако портфельчику даже собственное название придумали, кто такой атташе, было как-то не совсем ясно, вроде что-то дипломатическое, так и появился «дипломат». Во второй половине десятилетия такие портфели из полистирола, которые в торговле называли деловыми чемоданами, а в разговорной речи модники именовали кейсами, начали выпускать на московском заводе «Салют». С официальными деловыми портфелями ходили даже школьники, абсолютно не понимая, как нелепо он выглядит в руках ребенка или подростка. Но демонстрация дефицита в СССР превалировала над уместностью.

Один из самых странных фетишей советской моды – это пластиковый пакет, разумеется, заграничный, с рисунком и логотипом, тот самый, в который во всем мире было принято упаковывать различные покупки. Сейчас сложно понять чувства, которые вызывали пакеты с яркими принтами и иностранными надписями, а в те далёкие времена даже прозрачные целлофановые пакетики не выбрасывали, а стирали, сушили и использовали по многу раз. Поэтому красочные пакеты с ручками, увиденные у людей, которые выезжали за рубеж, были восприняты как невероятная роскошь. У нас авоськи, а у них-то, красота какая! Граждане СССР не подозревали, что на Западе авоська вовсе не диковинка и не советская экзотика, она была известна во многих странах с 1920-х годов под названием string-bag.

Как ни парадоксально, но ущербная психология эпохи дефицита так глубоко проросла корнями в советском поколении, что нынешняя молодежь, а иногда и не совсем уже молодежь, и по сей день не может изжить в себе непреодолимое желание продемонстрировать окружающим свою сопричастность к миру статусных вещей, так как статусное заменило постсоветской генерации дефицитное. Причем демонстрируется это зачастую очень забавным способом, например, при помощи все тех же упаковочных пакетов, только уже не пластиковых, а бумажных, тех, в которые укладывают свой товар дорогие и супердорогие бутики. Пакеты стали источником заработка, бумажные пакеты б/у с логотипами статусных марок пользуются спросом – за них готовы платить от 100 до 1000 рублей. В соцсетях встречается немало таких предложений, а современные девушки на полном серьёзе приобретают обёртку от роскоши, и используют её вместо сумки, как бы говоря тем самым - и мы делаем покупки в люксовом сегменте, и нам он доступен, совершенно не понимая, что люди, имеющие возможность приобретать вещи в фирменных магазинах Gucci, Prada, Dolce&Gabbana, Chanel и прочих кутюрных райских уголках, не ходят с пакетами вместо сумок, не стоят с ними на автобусных остановках, не едут в метро. Но своеобразное мышление, порожденное много лет тому назад несвободой, изолированностью и дефицитом въелось в мозг, и не даёт ему шевелиться, не всем, конечно, слава богу!

Брюки клеш – это предмет одежды, ставший одним из самых популярных, любимых и носимых в 1970-е годы . Войдя в моду в 1960-е, они тотально заполнили мировое пространство следующего десятилетия. В Советском Союзе брюки клеш носили абсолютно все, подростки, девушки и юноши, мужчины и женщины, даже дамы в возрасте, в отличие от более консервативных немолодых мужчин, могли надеть на себя расклёшенные брюки. Фасон таких брюк периодически менялся, клеш становился больше или меньше, начинался от колена или поднимался к бедру. Эти мировые колебания быстро улавливались и в СССР, и все старались соответствовать каждой новой тенденции. Купить брюки клеш в советских магазинах было категорически невозможно, может они там и имелись, но никому не приходило в голову, что это чудо отечественного легпрома можно носить. Модные брюки исключительно шились на заказ у частных портных или в ателье, приличные мастера, а порой и хорошие, находились, да и подходящие ткани в этот период в магазинах водились, речь, конечно, идет о Москве, Ленинграде, ряде крупных городов и столицах союзных республик. А вот брючный костюм – наимоднейшая одежда этого времени, для советских граждан оставался вещью редкой и малодоступной. В продаже брючных костюмов не было, за исключением особых магазинов, или секций, а шить качественные костюмы такого рода в стране совершенно не умели, поэтому позволить себе этакую роскошь могли лишь избранные.

Конец первой части. Продолжение следует…

В сентябре 1965 года проведена реформа управления промышленностью. Была принята новая система "планирования и экономического стимулирования". С одной стороны, ликвидировались совнархозы и вновь возрождались отраслевые министерства. С другой стороны, значительно расширялись права самих предприятий, возрастала их экономическая самостоятельность.
В марте 1965 года было объявлено о реформе в сельском хозяйстве. Повышалась роль экономических стимулов к труду (повышались закупочные цены, устанавливался твердый план государственных закупок, вводилась 50-процентная надбавка к основной цене за сверхплановую продукцию). Несколько расширялась самостоятельность колхозов и совхозов. Резко увеличились капитальные вложения в развитие сельского хозяйства.
Эти реформы дали положительный эффект. Но кардинального улучшения не произошло. Основной причиной неудачи реформ стало излишняя централизация управления, сопротивление самой административно бюрократической системы.
С одной стороны экономическое развитие СССР было достаточно устойчивым. Советский Союз опережал США и страны Западной Европы по таким показателям, как добыча угля и железной руды, нефти, цемента, производству тракторов, комбайнов. Но что касается качественных факторов, то здесь отставание было налицо. Наблюдалось падение темпов экономического развития. Советская экономика стала невосприимчивой к инновациям, очень медленно осваивала достижения науки и техники.

Период 1966-1970 гг. был наилучшим за последние 30 лет. Объем промышленного производства вырос в полтора раза. В дальнейшем экстенсивный характер экономики привел к форсированному развитию топливно-энергетического комплекса СССР.

Наряду с созданием научно-производственных объединений, возникли новые отрасли - роботостроение, микроэлектроника, атомное машиностроение и др. Но определяющими для развития экономики эти тенденции не стали. Аграрная политика СССР характеризовалась крупными капиталовложениями в сельское хозяйство, превысившими 1/5 часть всех инвестиций. Среди

предпринятых мер были следующие: был ослаблен контроль над колхозами, повышены (в среднем на 20%) цены на сельхозпродукцию, устанавливался на 6 лет твердый план госзакупок, вводилась 50%-ная надбавка за сверхплановую продукцию. В целом, в 1960-1969 гг. наблюдался рост сельскохозяйственного производства. При этом упор делался на агропромышленную

интеграцию - объединение сельского хозяйства с отраслями, которые его обслуживают. С 1970г. началось снижение основных экономических показателей. К концу 70-х годов обнаружились признаки товарного голода, увеличился дефицит.

Общественно-политическая обстановка. Период 70-х - начала 80-х гг. в истории советского общества получил определение “застойного”. Причины застоя и кризисных явлений, наряду с субъективным фактором (личностью Л.И. Брежнева и его окружения), заключались в социально-экономических отношениях, господствовавших в стране, той модели общества,

которая сформировалась еще в 30-е годы. В новой Конституции СССР 1977 г. партия отказалась от идеи о скором переходе к коммунизму и отмирании государства. Современный политический период определялся как “развитой социализм”. В Конституции было заявлено о создании “новой социальной и интернациональной общности - советский народ”. В ее 6-й статье юридически

закреплялось монопольное положение КПСС в политической системе, а сама партия определялась как “руководящая и направляющая сила советского общества, ядро политической системы”. В брежневский период происходил процесс

дальнейшей централизации партийного аппарата, усиление власти партократии. Такие явления как коррупция, криминализация и др. окончательно подрывали авторитет власти. Идеологический диктат КПСС сдерживал развитие творчества, поощрял единомыслие. Произошел возврат к неосталинизму в идеологии, литературе, науке, культуре. В обществе нарастала социальная апатия, вызванная двойной моралью и ростом социальной несправедливости. Радикальным выражением несогласия с существующей обстановкой в стране продолжало оставаться диссидентское движение. Приоритетными в во внешней политике СССР в 1970-80-е гг. оставались следующие направления: укрепление социалистического лагеря; поддержка международного коммунистического движения, народно-демократических режимов в странах “третьего мира”; стемление к международной стабильности и развитию отношений с капиталистическими странами. Начало 70-х годов было отмечено

радикальным поворотом в сторону разрядки международной напряженности. Этому способствовал и достигнутый Советским Союзом военно-стратегический паритет с США. Практическими шагами на пути потепления международного климата стали также двусторонние встречи глав СССР и США. Результатом переговоров в 1972 г. явилось подписание соглашения об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1), а также ОСВ-2 в 1979 г. Важным политическим и дипломатическим успехом СССР стала в этот период нормализация отношений с Западной Германией и заключение договора о неприменении силы в отношениях между собой. Процесс разрядки был закреплен по сотрудничеству Хельсинским совещанием по сотрудничеству и безопасности в Европе (1975 г.) и подписанием Заключительного акта совещания, которое зафиксировало политико-военное и социально-экономическое положение, сложившееся в мире после Второй мировой войны. В конце 70-х годов произошел новый виток напряженности, связанный, в первую очередь, с вводом советских войск в Афганистан в 1979 г. Используя “афганский фактор”, в конце 70-х гг. Запад развернул широкую антисоветскую кампанию. На смену реформе 1965 г. пришли контрреформы, усилившие централизацию и позиции ведомственной бюрократии. Советская внешняя политика за 1965-1985 гг. также прошла сложный и противоречивый путь от жесткой конфронтации с Западом к разрядке и от нее к новому обострению международной напряженности, поставившей мир на грань мировой войны. В ее основе лежали концепции идеологического противостояния и борьбы двух систем. У брежневского руководства оказалось два серьезных достижения: обеспечение военно-стратегического паритета с США и политика разрядки первой начала 70-х годов. К первой половине 80-х годов СССР втягивался в очередной виток гонки вооружений, которая подрывала состояние советской экономики.

2. Экономика в 1970-е – первой половине 1980-х гг.

Экономическое развитие СССР в 70-е – первой половине 80-х годов определялось планами трех пятилеток – 9-й (1971–1975 гг.), 10-й (1976–1980 гг.), 11-й (1981–1985 гг.). Оно шло в условиях резкого усиления централизованного управления, роли центра в жизни общества, ограничения экономической власти республик и местных Советов.

Промышленность. Пятилетние планы социально-экономического развития составлялись с учетом того, что экономика Союза ССР превратилась к 70-м годам в единый народнохозяйственный комплекс, народное хозяйство всех 15 союзных республик составляло неразрывное целое. В этом видели главную экономическую гарантию нерушимости Советского Союза и дружбы народов СССР. Укрепление экономического могущества союзного государства было делом всех республик и велось в интересах всех республик, независимо от того, где создавались промышленные объекты.

Поэтому упор в промышленном развитии был сделан не на выравнивание уровней экономического развития республик, что было характерно для прежних десятилетий, а на создание гигантских территориально-производственных комплексов (ТПК). На территории СССР, прежде всего Российской Федерации, таких комплексов было развернуто около 50. Особое внимание руководство страны уделило созданию и развертыванию Западно-Сибирского нефтегазового ТПК. Усилиями всех республик Западная Сибирь (Тюменская область) стала в 1970-е годы главной топливной базой страны. Созданные в первой трети XX века топливные базы Донбасс и Кузбасс были отодвинуты на второй план, что вскоре привело к накоплению острых проблем в угольной промышленности и жизнедеятельности шахтеров.

В 1969 г. ЦК КПСС и Совмин Союза ССР приняли специальное постановление об ускоренном развитии в Западной Сибири нефте– и газодобычи и строительстве объектов нефтяной и газовой промышленности. Сибирская нефть до начала 80-х годов была относительно дешевой (самофонтанирующей), а мировые цены на нефть в 70-е годы были высокими. Это стимулировало не только добычу ценного энергетического сырья, но и продажу его за границу во всевозрастающих объемах.

В конце 70-х – начале 80-х годов был построен крупнейший газопровод Уренгой – Помары – Ужгород (Западная Сибирь – Западная Европа). Он усилил роль СССР в топливном балансе Европы. С 1970 по 1985 г. экспорт нефти и нефтепродуктов вырос на 74 % (со 111,4 млн. т. до 193,5 млн. т. в год), а экспорт газа за соответствующие годы – в 20 раз (с 3,3 млрд. м 3 до 68,7 млрд. м 3 в год). По подсчетам исследователей, только экспорт нефти за период с 1976 по 1985 г. принес казне 107,6 млрд. долл. Несмотря на очевидную выгоду, подобная экономическая политика таила угрозу превращения страны в сырьевой придаток потребляющих стран.

За 1970-е годы добыча нефти в Западной Сибири выросла в 10 раз, прирост составил 10 таких нефтеносных районов, как Бакинский, главный в 30-е годы. Добыча газа выросла в 16 раз. Вкладывать деньги и труд народа в добычу энергетического сырья стало выгоднее, чем в наукоёмкие отрасли. Продукцию этих отраслей предпочитали покупать на Западе за «нефтедоллары» (доходы от экспорта сырья). В 1970-1980-е годы нефть и газ заменили зерно и лес – главные статьи экспорта 1930-х годов. Около 40 % вырученных от продажи валютных средств ушло на военные нужды, примерно столько же – на закупку продовольствия и товаров ширпотреба.

В 1970-е – начале 1980-х годов было создано два ТПК по добыче угля открытым способом. В Казахстане Павлодарско-Экибастузский, в Красноярском крае Канско-Ачинский (КАТЭК) топливно-энергетические комплексы стали давать самый дешевый уголь страны.

Восток страны превратился в строительную площадку, во много раз мощнее, чем в годы сталинской индустриализации. На базе Усть-Илимской ГЭС был создан Братско-Усть-Илимский лесопромышленный комплекс. Саяно-Шушенская ГЭС стала энергетическим ядром Саянского ТПК по обработке цветных металлов.

В 1974 г. в целях комплексного и ускоренного развития экономики Сибири и Дальнего Востока возобновили прерванное Великой Отечественной войной строительство Байкало-Амурской магистрали («стройки века»), протяженностью более 3 тысяч километров. Первая очередь БАМа была сдана в эксплуатацию в 1984 г. Магистраль связала Восточную Сибирь с Дальним Востоком.

В 1970-е годы началось строительство крупнейшего в Средней Азии Южно-Таджикского агропромышленного ТПК, сердцем которого стала вышедшая в 1979 г. на проектную мощность Нурекская ГЭС. Нурекское водохранилище создало условия для орошения земель трех среднеазиатских республик – Таджикистана, Туркмении, Узбекистана.

В 70-е годы был построен самый большой в СССР автозавод – Камский завод по производству большегрузных автомобилей (Татария). Он представлял собой комплекс заводов, для обслуживания которого построили город Набережные Челны с населением более 250 тысяч человек. Создание КамАЗа стало крупнейшим в СССР и за рубежом опытом капитального строительства. В 1976 г. с конвейера завода сошли первые автомобили.

Курс на строительство территориально-производственных комплексов был курсом на экстенсивное развитие страны. В производство вовлекались новые территории, предприятия, рабочие руки. Руководство страны пыталось максимально и в сжатые сроки использовать естественные преимущества СССР перед другими странами: огромную территорию с колоссальными природными богатствами. При этом благосостояние населения росло гораздо меньшими темпами, чем мощь государства. Промышленность работала прежде всего на собственные потребности («самоедская экономика») и оборону.

Крупными достижениями военной сферы экономики были многозарядные (кассетные) разделяющиеся боеголовки для стратегических ракет, автоматические лунные станции «Луноход-1» (ноябрь 1970 г. – октябрь 1971 г.), «Луноход-2» (январь-май 1973 г.), орбитальные космические станции (ОКС) «Салют» (1971–1986 гг.), «Алмаз» (1973–1977 гг.). В первой половине 80-х годов была создана и подготовлена к запуску ОКС «Мир» (1986–2001 гг.).

Реализация новой космической программы сопровождалась первыми жертвами среди советских космонавтов. В 1967 г., накануне 50-летия Октября, гибелью космонавта В. М. Комарова закончился полет космического корабля «Союз-1». В 1971 г. погибли три космонавта, пилотировавшие корабль «Союз-11», – Г. Т. Добровольский, В. Н. Волков, В. И. Пацаев.

Основные конкуренты СССР по военному и экономическому соревнованию – развитые капиталистические страны – еще в 60-е годы сделали упор на интенсивное развитие, на форсирование наукоёмких отраслей, которые определяли научно-технический прогресс, – электронику, кибернетику, робототехнику, биотехнологию и т. п. На этих направлениях они стали наращивать свое преимущество перед СССР.

Руководство СССР понимало, что выиграть экономическую схватку и доказать превосходство социально-экономического строя можно лишь переведя народное хозяйство страны на преимущественно интенсивный путь развития. Эта задача в качестве основной ставилась на XXIV (1971 г.), XXV (1976 г.), XXVI (1981 г.) съездах КПСС. Однако она не была решена. Удерживать страну в числе промышленных лидеров мира руководство Союза ССР стремилось путем относительного усиления эксплуатации трудящихся и безудержной эксплуатации природной среды.

Тем не менее эксперименты по совершенствованию управления народным хозяйством для стимулирования научно-технического прогресса проводились. В 1970-е – начале 1980-х годов создавались производственные и научно-производственные объединения (ПО и НПО) в качестве основных звеньев экономики ряда отраслей. К началу 80-х годов их было около 3 тысяч. Они способствовали концентрации производства и управления. К 1982 г. процесс их создания был остановлен, т. к. натолкнулся на ведомственные барьеры и территориальные границы. Министерства стремились включать в объединения только свои предприятия. В результате был взят курс на создание в приказном порядке государственно-производственных объединений (ГПО). Это было сделано в интересах управленческого аппарата, но не предприятий. В период перестройки формально распущенные ГПО продолжили существование под вывеской «ассоциаций».

Последняя попытка переломить ситуацию и выйти на интенсивный путь развития была предпринята в 1979 г. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли специальное постановление по совершенствованию управления народным хозяйством и повышению эффективности производства. Управление, в отличие от реформы 1965 г., сводилось к усилению государственного планирования, а рычаг эффективности был найден – ив этом суть постановления – в чистой продукции. Отныне не произведенная и не реализованная, а чистая продукция должна была стать основным показателем эффективности производства. К чистой продукции относился вклад конкретного предприятия в товар, который создавался усилиями ряда предприятий.

Постановление 1979 г. рассматривалось как продолжение курса экономической реформы 1965 г. Однако в последующие годы не был подготовлен ни один рабочий документ по претворению постановления в жизнь.

К этому времени стало явным «затухание» темпов социально-экономического развития СССР. Убеждение главного идеолога партии, секретаря ЦК М. А. Суслова, высказанное в 1961 г. на XXII съезде КПСС, что «развитие СССР будет идти фантастическими темпами», оправдывалось только в сфере военного производства 1960-х – 70-х годов.

Государственный эффект от реформы 1965 г. исчерпался к середине 70-х годов. Роковую роль в ее удушении сыграла изданная в годы 9-й пятилетки инструкция Министерства финансов СССР о платежах за производственные фонды. Согласно ей, предприятия должны были платить не за фактически используемые, а за плановые фонды. Если же в течение года они избавлялись от ненужного оборудования, то все равно платили за него налог до следующей ревизии. А в новом году не могли использовать прибыль, так как она автоматически уходила в государственный бюджет.

Инструкция, субъективно направленная на эффективное использование производственных фондов, на деле привела к обратному результату. Фондовооруженность в расчете на одного работника не снизилась, а возросла, фондоотдача не увеличилась, а снизилась. Система налога спровоцировала падение производительности труда, которую В. И. Ленин считал «самым важным, самым главным» для победы нового общественного строя.

«Уродливым детищем» реформы 1965 г. в 70-е годы стала теневая экономика. Развитие параллельного государственному производства и обмена вначале было вынужденной реакцией хозяйственников на растущий диктат союзных и республиканских министерств и ведомств, общая численность которых к середине 80-х годов достигла 900, а количество показателей, по которым они контролировали работу предприятий, выросло с 5 (1965 г.) до 1500 (1985 г.). «Подпольные» цеха с использованием неучтенных машин и оборудования помогали хозяйственникам выполнять и перевыполнять производственные планы, удовлетворять потребительский спрос населения, не избалованного официальным сектором экономики. Этим поддерживался престиж не только хозяйственников, но и партийно-государственного руководства.

Однако к концу 70-х годов теневая экономика превратилась в самостоятельный экономический фактор, а «теневики» – в серьезную социальную силу. Эта сила держалась не только на больших деньгах, но и на неофициальной поддержке высоких покровителей из среды областного, краевого, республиканского и союзного руководства. К началу 80-х годов «теневики» контролировали до четверти национального дохода СССР. Подпольные миллиарды стали неисчерпаемым источником коррупции, подкупа должностных лиц всех уровней. Теневая экономика стала материальной базой социального расслоения общества, а впоследствии социально-экономического и политического переворота.

Сельское хозяйство. В аграрной области главным направлением стала агропромышленная интеграция, т. е. объединение сельского хозяйства с отраслями, которые его обслуживали (промышленность, транспорт, торговля, строительство в той их части, что связана с селом). Эту интеграцию назвали «второй коллективизацией». Эксперименты начала 70-х годов в Молдавии, Грузии и Эстонии определили главную форму интеграции – РАПО, районные агропромышленные объединения.

Апогеем агропромышленной интеграции стал созданный в 1985 г. по инициативе Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева Госагропром СССР. Объединив 5 министерств, он до 1989 г. был монопольным органом управления агропромышленным комплексом СССР, самым большим и неэффективным в стране.

Вторым направлением аграрной политики стало освоение «второй целины» – Нечерноземья. В 1974 г. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР». В нем была намечена 15-летняя (до 1990 г.) программа социально-экономического развития 29 областей и республик Центральной России, где происходило бегство молодежи из деревень в город. Реализация программы сопровождалась массовой ликвидацией «неперспективных» и обустройством «перспективных» деревень. К началу 80-х годов ученые разработали программу ликвидации 200 тысяч «неперспективных деревень». Ее реализации помешало обострение продовольственной проблемы в СССР.

Третьим направлением аграрной политики был курс на интенсификацию сельского производства, повышение урожайности полей путем их мелиорации, осушения болотистых и орошения засушливых земель. В 70-80-е годы были построены крупные каналы и системы для обводнения и орошения: Большой Ставропольский, Северо-Крымский, Каракумский каналы, Краснодарское водохранилище, Куйбышевская, Саратовская, Комсомольская, Большая Волгоградская оросительные системы и др. Основные работы по мелиорации планировало, вело и оплачивало за счет госбюджета Министерство водного хозяйства. В начале 80-х годов Минводхоз разработал для себя грандиозный многомиллиардный проект переброски части вод северных рек на юг: сибирских – в Среднюю Азию, европейских – в Каспий через Волгу. В середине 80-х годов этот проект был сорван усилиями общественности, прежде всего русскими писателями, назвавшими Минводхоз и министра Васильева главными губителями земли русской.

Четвертым, самым трудным направлением аграрной политики стал курс на решение продовольственной проблемы, несмотря на то что существование самой проблемы партийным руководством отрицалось. В 1982 г. курс воплотился в принятие майским пленумом ЦК КПСС Продовольственной программы. Она рассматривалась как важнейшая внутриполитическая задача 80-х годов и предполагала к 1990 г. одновременно достичь трех целей: укрепить материально-техническую базу сельского хозяйства, преобразовать социально-культурный облик села, выйти на «рациональные нормы» обеспечения населения продуктами питания. Эти нормы отличались от «научно обоснованных норм питания», предусмотренных партийной программой 1961 г., своими меньшими размерами.

В решении продовольственного вопроса в 1982 г. впервые была официально признана большая роль личного подсобного хозяйства. На майском пленуме ЦК руководитель партии и глава государства Л. И. Брежнев призвал «повернуться лицом к личному хозяйству».

Итоги социально экономического развития. К середине 80-х годов значительно вырос экономический потенциал СССР и благосостояние народа. За 15 лет (1971–1985 гг.) национальный доход страны увеличился в 2,5 раза, объем промышленного производства – в 3 раза, сельскохозяйственного – на 30 %. Было построено около 4200 крупных промышленных предприятий, 32 млн. квартир общей площадью 1620 млн. кв. м 2 , на 60 % выросла средняя зарплата рабочих и служащих (со 122 руб. в 1970 г. до 190 руб. в 1985 г.), реальные доходы населения – на 90 %.

Однако главной особенностью социально-экономического развития 1970-х – середины 1980-х годов стало резкое и общее падение темпов роста. За 15 лет темпы роста национального дохода и промышленного производства упали в 2,5 раза, сельскохозяйственного производства – в 3,5 раза, реальных доходов населения – в 3 раза. Темпы роста упали до уровня экономической стагнации (застоя), экономика подошла к предкризисному рубежу. XI пятилетка не была выполнена ни по одному показателю. В истории государственного пятилетнего планирования это был первый случай общего срыва плана.

С конца 1982 г. новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов попытался исправить положение в экономике ужесточением трудовой дисциплины и широкомасштабной борьбой с «теневиками». Еще будучи председателем КГБ СССР, Андропов стал инициатором ряда судебных дел и закрытого письма ЦК КПСС партийным организациям страны о борьбе с хищениями социалистической собственности (октябрь 1981 г.). В письме речь шла о хищениях в крупных размерах во всех областях народного хозяйства – в промышленности, сельском хозяйстве, строительстве, торговле, на транспорте, о спекуляции и взятках, о проникновении в аппарат «разложившихся лиц».

Андропов превратил борьбу с хищениями в настоящую войну с «теневиками» и их покровителями. Из судебных дел начала 80-х годов в истории страны самым крупным стало «дело «Океан» – об экономических преступлениях в системе Министерства рыбного хозяйства СССР. К следствию было привлечено около 12 тысяч человек. Многие ответственные работники, не дожидаясь ареста и сохраняя честь семьи, кончали жизнь самоубийством. Министр А. А. Ишков был отправлен на пенсию. За ним в октябре 1980 г. последовал и Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин, лично курировавший управление внешних сношений Минрыбхоза, которое организовало вывоз «левой» продукции, а также драгоценных камней и металлов за рубеж. Главой правительства стал Н. А. Тихонов.

В номенклатурных кругах начались разговоры об угрозе «нового 1937 года». Однако если в 1937 году репрессировали преимущественно по идейно-политическим причинам, то в начале 80-х годов по экономическим. Андропов не просто наводил порядок. Он боролся за социалистическую законность, за соблюдение Конституции СССР, запрещавшей частное предпринимательство. Выиграв несколько битв, он тем не менее проиграл войну с преступностью. «Дела», начатые новым генсеком, не были доведены до конца: ни «океанское», ни «ростовское», ни «московское», ни «хлопковое» и т. д.

Неизлечимая болезнь стала причиной недолгого пребывания Ю. В. Андропова у власти. Он умер в феврале 1984 г., успев активно поработать на посту Генерального секретаря менее года, с ноября 1982 г. до августа 1983 г. С его уходом определились две крайние точки зрения на теневую экономику. Одни считали ее «криминальной нишей» реальной экономики и настаивали на продолжении беспощадной борьбы с нею, другие – образцом высокоэффективного хозяйствования, скованного узами политической системы и уголовного законодательства.

Из книги История России XX - начала XXI веков автора Терещенко Юрий Яковлевич

1. Экономика в 1965–1970 гг. 24–26 марта 1965 г. пленум ЦК КПСС обсудил неотложные меры по развитию сельского хозяйства СССР. С докладом по основному вопросу выступил Л. И. Брежнев. Это было его первое выступление на партийном пленуме в качестве Первого секретаря ЦК. Он отметил

Из книги История. Всеобщая история. 11 класс. Базовый и углублённый уровни автора Волобуев Олег Владимирович

§ 18. Международные отношения в 1970 – 1980-х гг. Окончание «холодной войны» Предпосылки разрядки международной напряжённости. К началу 1970-х гг. сложились условия для ослабления противостояния сверхдержав. СССР и США достигли уровня ядерных потенциалов, способных уничтожить

Из книги История России. XIX век. 8 класс автора Ляшенко Леонид Михайлович

§ 14. ЭКОНОМИКА РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО. В первой половине XIX в. Россия оставалась страной аграрной. Ее сельское хозяйство основывалось на крепостнических принципах. Крепостничество оказывало решающее влияние на экономику в целом.Экономическое

Из книги История мировых цивилизаций автора Фортунатов Владимир Валентинович

Раздел 4 В гонке за лидерство: мировое развитие во второй половине XIX – первой половине

автора

Глава 3 РОССИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII В. § 1. ЗАВЕРШЕНИЕ ЗАХВАТА МОСКОВСКИМИ КНЯЗЬЯМИ СОСЕДНИХ КНЯЖЕСТВ В течение XIII–XV вв. в Восточной Европе повышались температура и влажность. Населению Северо-Восточной Руси это позволило приступить к освоению

Из книги История России [для студентов технических ВУЗов] автора Шубин Александр Владленович

Глава 13 СССР ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1960-X - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1980-X ГГ. § 1. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ Консервативный политический курс. К власти снова пришло коллективное руководство. Первым секретарем ЦК стал Брежнев, председателем правительства - Косыгин, председателем

Из книги История Германии. Том 2. От создания Германской империи до начала XXI века автора Бонвеч Бернд

2. ГДР в 1970-1980-е гг.: «эра Хонеккера» Социально-экономическая политика Отставка Ульбрихта и избрание первым секретарем ЦК СЕПГ Эриха Хонеккера означали не только кадровую перестановку в руководстве, но и определенное изменение курса социально-экономической политики. На

Из книги История Кореи: с древности до начала XXI в. автора Курбанов Сергей Олегович

Глава 13. КНДР В 1970-1980-Х ГОДАХ: «БОРЬБА ЗА ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ПОСТРОЕНИЕ СОЦИАЛИЗМА». КНДР ПЕРЕД КОМПЛЕКСОМ ПРОБЛЕМ История Северной Кореи последней четверти XX столетия описана в отечественной исторической литературе, пожалуй, наименее подробно. Выше уже упоминался ряд

Из книги Советская авиапромышленность в годы Великой Отечественной войны автора Мухин Михаил Юрьевич

Глава 15 Персонал авиапромышленности во второй половине 1941 - первой половине 1943 г Кадровая проблема в первые месяцы войны. Уже в первые дни войны режим работы на авиапредприятиях подвергся значительному уплотнению. В соответствии с указом Президиума ВС СССР от 26 июня

Из книги Всеобщая история в вопросах и ответах автора Ткаченко Ирина Валерьевна

33. В чем состоит социально-экономический и политический кризис в странах Восточной Европы 1970-1980-х гг.? Во второй половине ХХ в. в странах Восточной Европы сохранялись относительно стабильные темпы роста промышленного производства. Постоянно росли производство

Из книги Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей автора Яров Сергей Викторович

Ближневосточная политика СССР 1970–1980-х гг Такую же помощь СССР оказывал на Ближнем Востоке противостоявшим Израилю арабским странам, в первую очередь Египту. В 1967 и 1973 гг. вспыхнули арабо-израильские войны, первая из которых закончилась поражением Египта, а вторая не

Из книги Подъем Китая автора Медведев Рой Александрович

Китай в 1970-1980-x годах Еще в середине 1970-х годов Китай являлся не только одной из самых отсталых и бедных, но также одной из самых закрытых для внешнего мира стран Азии. Основу промышленности Китая составляли к началу 1980-х годов несколько сот крупных предприятий, построенных

Из книги Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно автора Любавский Матвей Кузьмич

XV. Областная автономия в Литовско-Русском государстве во второй половине XV и первой половине XVI в. Участие областей в назначении местной администрации. Областные сеймы и их деятельность распорядительная, законодательная и судебная; участие в решении вопросов внешней

Из книги История Украины с древнейших времен до наших дней автора Семененко Валерий Иванович

Особенности развития культуры в Украине во второй половине XVI - первой половине XVII века Влияние западной культуры на Украину, начавшееся частично в первой половине XVI столетия, значительно усилилось после Люблинской унии и продолжалось почти до конца XVIII века. На рубеже

Из книги История автора Плавинский Николай Александрович

Из книги Всеобщая история. XX – начало XXI века. 11 класс. Базовый уровень автора Волобуев Олег Владимирович

§ 18. Международные отношения в 1970-1980-х гг. Окончание «холодной войны» Предпосылки разрядки международной напряжённостиК началу 1970-х гг. сложились условия для ослабления противостояния сверхдержав. СССР и США достигли уровня ядерных потенциалов, способных уничтожить