Леонид Николаевич Андреев

«Жизнь Василия Фивейского»

Как муравей — песчинка к песчинке — строил отец Василий свою жизнь: женился, стал священником, произвёл на свет сына и дочь. Через семь лет жизнь рассыпалась в прах. Утонул в реке его сын, жена с горя стала пить. Покоя не находит отец Василий и в храме — люди его сторонятся, староста открыто презирает. Даже на именины к нему приходит только причт, почтенные односельчане не удостаивают батюшку внимания. По ночам пьяная жена требует от него ласк, хрипло моля: «Отдай сына, поп! Отдай, проклятый!» И страсть её побеждает целомудренного мужа.

Рождается мальчик, в память покойного брата нарекают его Василием. Вскоре становится ясно, что ребёнок — идиот; ещё нестерпимее делается жизнь. Прежде отцу Василию казалось: земля крохотная, а на ней он один, огромный. Теперь эта земля вдруг населяется людьми, все они идут к нему на исповедь, а он, безжалостно и бесстыдно требуя от каждого правды, со сдержанным гневом повторяет: «Что я могу сделать? Что я — Бог? Его проси!» Он позвал к себе горе — и горе идёт и идёт со всей земли, и он бессилен уменьшить земное горе, а только повторяет: «Его проси!» — уже сомневаясь в желании Бога облегчить людское страдание.

Как-то Великим постом исповедуется ему нищий калека. Страшное признание делает он: десять лет назад изнасиловал в лесу девочку, задушил её и закопал. Многим священникам сообщал злодей свою тайну — и никто ему не верил; он и сам стал думать, что это — злая сказка, и, рассказывая её в следующий раз, придумывал новые подробности, менял облик бедной жертвы. Отец Василий — первый, кто верит услышанному, словно сам совершил злодеяние. Упав на колени перед убийцей, священник кричит: «На земле ад, на небе ад! Где же рай? Ты человек или червь? Где твой Бог, зачем оставил тебя? Не верь в ад, не бойся! Ада не будет! Ты окажешься в раю, с праведными, со святыми, выше всех — это я тебе говорю…»

В ту ночь, накануне Страстной пятницы, отец Василий признаётся жене, что не может идти в церковь. Он решает пережить как-то лето, а осенью снять с себя сан и уехать с семьёй куда глаза глядят, далеко-далеко…

Это решение вносит в дом покой. Три месяца отдыхает душа. А в конце июля, когда отец Василий был на сенокосе, в доме его вспыхивает пожар и заживо сгорает жена.

Он долго бродил по саду старого дьякона, служащего с ним и приютившего с дочерью и сыном после пожара. И чудны мысли отца Василия: пожар — не был ли таким же огненным столпом, как тот, что евреям указывал путь в пустыне? Всю его жизнь Бог решил обратить в пустыню — не для того ли, чтобы он, Василий Фивейский, не блуждал более по старым, изъезженным путям?..

И впервые за долгие годы, склонив смиренно голову, он произносит в то утро: «Да будет святая воля Твоя!» — и люди, увидевшие его в то утро в саду, встречают незнакомого, совсем нового, как из другого мира, человека, спрашивающего их с улыбкою: «Что вы так на меня смотрите? Разве я — чудо?»

Отец Василий отправляет дочь в город к сестре, строит новый дом, где живёт вдвоём с сыном, читая ему вслух Евангелие и сам будто впервые слушая об исцелении слепого, о воскрешении Лазаря. В церкви он теперь служит ежедневно (а прежде — лишь по праздникам); наложил на себя монашеские обеты, строгий пост. И это новое его житие ещё больше настораживает односельчан. Когда погибает мужик Семен Мосягин, определённый отцом Василием в работники к церковному старосте, все сходятся на том, что виноват — поп.

Староста входит к отцу Василию в алтарь и впрямую заявляет: «уходи отсюда. От тебя здесь одни несчастья. Курица и та без причин околеть не смеет, а от тебя гибнут люди». И тогда отец Василий, всю жизнь боявшийся старосту, первый снимавший шляпу при встрече с ним, изгоняет его из храма, как библейский пророк, с гневом и пламенем во взоре…

Отпевание Семёна совершается в Духов день. По храму — запах тления, за окнами темно, как ночью. Тревога пробегает по толпе молящихся. И разражается гроза: прервав чтение поминальных молитв, отец Василий хохочет беззвучно и торжествующе, как Моисей, узревший Бога, и, подойдя ко гробу, где лежит безобразное, распухшее тело, зычно возглашает: «Тебе говорю — встань!»

Не слушается его мертвец, не открывает глаз, не восстаёт из гроба. «Не хочешь?» — отец Василий трясёт гроб, выталкивает из него мертвеца. Народ в страхе выбегает из храма, полагая, что в тихого и нелепого их пастыря вселились бесы. А он продолжает взывать к покойнику; но скорее стены рухнут, чем послушается его мертвец… Да он и не с мертвецом ведёт поединок — сражается с Богом, в которого уверовал беспредельно и потому вправе требовать чуда!

Охваченный яростью, отец Василий выбегает из церкви и мчит через село, в чисто поле, где оплакивал не раз свою горькую судьбу, свою испепелённую жизнь. Там, по середине широкой и торной дороги, и найдут его назавтра мужики — распластанного в такой позе, будто и мёртвый он продолжал бег…

Отец Василий построил свою жизнь, как должно – женился, принял духовный сан, родил сына и дочь. Но через семь лет от счастья священника остался лишь пепел. Его сын утонул в реке, жена от горя начала спиваться, люди стали сторониться отца Василия. Не находит утешения батюшка и в церковной службе. В попытках зачать еще одного сына, по ночам хмельная жена требует ласк от целомудренного священника, и он не может устоять.

Вскоре в семье священника рождается сын, имя он получает в память погибшего брата – Василий. Но это не приносит семье счастья, алкоголь сыграл свою роль – ребенок оказывается идиотом. Прежде батюшка думал, что он один на всей земле, но теперь к нему постоянно идут исповедоваться, и он безжалостно требует правды от каждого человека. Отец Василий понимает, что он не может уменьшить человеческие страдания, он говорит людям «Не меня, Бога проси!», сомневаясь в желании и способности Господа унять человеческую боль.

Как-то отцу Василию исповедуется нищий, который признается в том, что он изнасиловал девочку, задушил ее и похоронил в лесу. До Василия никто не верил истории нищего, священник не выдерживает жестокой правды и решает снять с себя сан и уехать из деревни с семьей. Но не суждено, в один июльский день, пока батюшка работал в поле, в его доме загорается пожар, в котором умирает жена.

Отец Василий принимает пожар за знак свыше и со смирением в сердце отдает себя воле Господа. Он отправляет дочь в город к родственникам, строит новый дом для себя и сына. Василий принимает монашеский обет и держит строгий пост, часто читает сыну Евангелие, служит в церкви каждый день. Такое поведение батюшки беспокоит односельчан.

Когда в деревне погибает работник, нанятый отцом Василием, все приходят к выводу, что виноват священник. Деревенский староста приходит к Василию в церковь и просит его покинуть деревню, так как из-за него гибнут люди. И тогда батюшка, всю жизнь пресмыкающийся перед старостой, выгоняет его из храма как библейский пророк.

Отпевание погибшего работника проводит отец Василий. В храме тревожно, безобразное распухшее тело источает запах гниения, за окнами темно как ночью. Священник не выдерживает и впадает в истерику – он прерывает чтение поминальных молитв и, торжествующе смеясь, хочет оживить покойника. Он зычно обращается к мертвецу «Тебе говорю, встань!». Но покойник не слушается воли батюшки, не открывает глаз и не оживает.

Разгневанный на мертвеца батюшка начинает трясти гроб и выталкивает из него тело несчастного. Молящиеся в храме в страхе убегают, полагая, что в отца Василия вселились бесы. Священник продолжает кричать на покойника, но не с ним он ведет борьбу – отец Василий сражается с Господом, в которого истово уверовал, а потому требует от него чуда.

В ярости отец Василий бежит из церкви в чистое поле, где не раз до этого он оплакивал свои беды, свою горькую судьбу, свою загубленную жизнь. А завтра, именно там, на широкой дороге, его тело найдут пахари – распластанного в позе, будто и после смерти отец Василий продолжал бег…

Сочинения

ВАСИЛИЙ ФИВЕЙСКИЙ - герой рассказа Л.Н.Андреева «Жизнь Василия Фивейского» (1903). Основная мысль рассказа, по словам писателя, в том, «что не философствующий, не богословствующий, а искренно, горячо верующий человек не может представить бога иначе, как бога-любовь, бога-справедливость, мудрость и чудо». «Если самому «смиренному», наисмиреннейшему, принявшему жизнь как она есть и благословившему бога, доказать, что на том свете будет как здесь: урядник, война, несправедливость, безвинные слезы - он откажется от бога».
В.Ф. верил в бога «торжественно и просто: как иерей и как человек с незлобливой душой», хотя с юности нес «тяжелое бремя печали, болезней и горя». Среди людей он был одинок, «над всей жизнью В.Ф. тяготел суровый и загадочный рок». Смерть невинного сына, безумство запившей попадьи впервые заставили его усомниться в разумности господних деяний, погнали его на простор, где «затерянный среди частых колосьев, перед лицом высокого пламенного неба» прозвучал его «торжественный вопль, так безумно похожий на вызов»: «Я - верю». А дальше «вечно лгущая жизнь» обнажала свои таинственные недра, но в помраченном сознании В.Ф. мелькала «чудовищная мысль: о каком-то чудесном воскресении, о какой-то далекой и чудесной возможности». Было время покоя и радости, но явился на свет сын, зачатый в безумии, и над всем стал господствовать страшный образ идиота, полуребенка, полузверя - злого и требовательного, громко кричащего животным криком. Тогда стал В.Ф. безучастным и спокойным, только «думал о боге, и о людях, и о таинственных судьбах человеческой жизни». От людей, приходивших к причастию, требовал он веры в чудо: «Его проси! Ну, проси!». Из мрака души своей, горя и сомнений гордо вопрошал: «Где же твой бог? Зачем оставил он тебя?» Вынув из петли чуть живую жену, он бросил в небо пронзительно и исступленно: ««И ты терпишь это! Терпишь! Так вот же…» - и высоко поднял сжатый кулак». Потом было многое: попытка снять с себя сан, сгоревшая попадья, вновь испуганное «я верю. Ты прав», молитвы без слов, мыслей и чувств, исступление, ощущение избранности, пути к новому подвигу. Стали бояться Знаменского попа, поговаривали о «новой вере». «Верую, господи!» - в агонии кричал В.Ф., ощущая, как рушится мир в основах своих. Между верой и неверием мечется в поисках высшей истины отец В.Ф. Но жуткая правда о пустоте неба и бессмысленности выпавших на его долю страданий убивает бунтаря, и только «из огненного клубящегося хаоса несется огромный громоподобный хохот, и треск, и крики дикого веселья». Страшный конец В.Ф. и есть «решение проблемы о смысле жизни».

Жизнь Василия Фивейского

Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок. Точно проклятый неведомым проклятием, он с юности нес тяжелое бремя печали, болезней и горя, и никогда не заживали на сердце его кровоточащие раны. Среди людей он был одинок, словно планета среди планет, и особенный, казалось, воздух, губительный и тлетворный, окружал его, как невидимое прозрачное облако. Сын покорного и терпеливого отца, захолустного священника, он сам был терпелив и покорен и долго не замечал той зловещей и таинственной преднамеренности, с какою стекались бедствия на его некрасивую, вихрастую голову. Быстро падал и медленно поднимался; снова падал и снова медленно поднимался, – и хворостинка за хворостинкой, песчинка за песчинкой трудолюбиво восстановлял он свой непрочный муравейник при большой дороге жизни. И когда он сделался священником, женился на хорошей девушке и родил от нее сына и дочь, то подумал, что все у него стало хорошо и прочно, как у людей, и пребудет таким навсегда. И благословил Бога, так как верил в него торжественно и просто: как иерей и как человек с незлобивой душою.

И случилась это на седьмой год его благополучия, в знойный июльский полдень: пошли деревенские ребята купаться, и с ними сын о. Василия, тоже Василий и такой же, как он, черненький и тихонький. И утонул Василий. Молодая попадья, прибежавшая на берег с народом, навсегда запомнила простую и страшную картину человеческой смерти: и тягучие, глухие стуки своего сердца, как будто каждый удар его был последним; и необыкновенную прозрачность воздуха, в котором двигались знакомые, простые, но теперь обособленные и точно отодранные от земли фигуры людей; и оборванность смутных речей, когда каждое сказанное слово круглится в воздухе и медленно тает среди новых нарождающихся слов. И на всю жизнь почувствовала она страх к ярким солнечным дням. Ей чудятся тогда широкие спины, залитые солнцем, босые ноги, твердо стоящие среди поломанных кочанов капусты, и равномерные взмахи чего-то белого, яркого, на дне которого округло перекатывается легонькое тельце, страшно близкое, страшно далекое и навеки чужое. И много времени спустя, когда Васю похоронили и трава выросла на его могиле, попадья все еще твердила молитву всех несчастных матерей: «Господи, возьми мою жизнь, но отдай мое дитя!»

Скоро и все в доме о. Василия стали бояться ярких летних дней, когда слишком светло горит солнце и нестерпимо блестит зажженная им обманчивая река. В такие дни, когда кругом радовались люди, животные и поля, все домочадцы о. Василия со страхом глядели на попадью, умышленно громко разговаривали и смеялись, а она вставала, ленивая и тусклая, смотрела в глаза пристально и странно, так что от взгляда ее отворачивались, и вяло бродила по дому, отыскивая какие-нибудь вещи: ключи, или ложку, или стакан. Все вещи, какие нужно, старались класть на виду, но она продолжала искать и искала все упорнее, все тревожнее, по мере того как все выше поднималось на небе веселое, яркое солнце. Она подходила к мужу, клала холодную руку на его плечо и вопросительно твердила:

– Вася! А Вася?

– Что, милая? – покорно и безнадежно отвечал о. Василий и дрожащими загорелыми пальцами с грязными от земли, нестрижеными ногтями оправлял ее сбившиеся волосы. Была она еще молода и красива, и на плохонькой домашней ряске мужа рука ее лежала как мраморная: белая и тяжелая. – Что, милая? Может быть, чайку бы выпила – ты еще не пила?

– Вася, а Вася? – повторяла она вопросительно, снимала с плеча словно лишнюю и ненужную руку и снова искала все нетерпеливее, все беспокойнее.

Из дома, обойдя все его неприбранные комнаты, она шла в сад, из сада во двор, потом опять в дом, а солнце поднималось все выше, и видно было сквозь деревья, как блестит тихая и теплая река. И шаг за шагом, цепко держась рукой за платье, угрюмо таскалась за попадьей дочь Настя, серьезная и мрачная, как будто и на ее шестилетнее сердце уже легла черная тень грядущего. Она старательно подгоняла свои маленькие шажки к крупным, рассеянным шагам матери, исподлобья, с тоскою оглядывала сад, знакомый, но вечно таинственный и манящий, – и свободная рука ее угрюмо тянулась к кислому крыжовнику и незаметно рвала, царапаясь об острые колючки. И от этих острых, как иглы, колючек и от кислого хрустящего крыжовника становилось еще скучнее и хотелось скулить, как заброшенному щенку.

Когда солнце поднималось к зениту, попадья наглухо закрывала ставни в своей комнате и в темноте напивалась пьяная, в каждой рюмке черпая острую тоску и жгучее воспоминание о погибшем сыне. Она плакала и рассказывала тягучим неловким голосом, каким читают трудную книгу неумелые чтецы, рассказывала все одно и то же, все одно и то же о тихоньком черненьком мальчике, который жил, смеялся и умер; и в певучих книжных словах ее воскресали глаза его, и улыбка, и старчески-разумная речь. «Вася, – говорю я ему, – Вася, зачем ты обижаешь киску? Не нужно обижать, родненький. Бог всех велел жалеть: и лошадок, и кошечек, и цыпляток». А он, миленький, поднял на меня свои ясные глазки и говорит: «А зачем кошка не жалеет птичек? Вот голубки разных там птенчиков выведут, а кошка голубков съела, а птенчики все ищут, ищут и ищут мамашу».

И о. Василий покорно и безнадежно слушал ее, а снаружи, под закрытой ставней, среди лопуха, репейника и глухой крапивы, сидела на земле Настя и угрюмо играла в куклы. И всегда игра ее состояла в том, что кукла нарочно не слушалась, а она наказывала: больно вывертывала ей руки и ноги и секла крапивой.

Когда о. Василий в первый раз увидел пьяную жену и по мятежно-взволнованному, горько-радостному лицу ее понял, что это навсегда, – он весь сжался и захохотал тихим, бессмысленным хохотком, потирая сухие, горячие руки. Он долго смеялся и долго потирал руки; крепился, пытался удержать неуместный смех и, отвернувшись в сторону от горько плачущей жены, фыркал исподтишка, как школьник. Но потом он сразу стал серьезен, и челюсти его замкнулись, как железные: ни слова утешения не мог он сказать метавшейся попадье, ни слова ласки не мог сказать ей. Когда попадья заснула, поп трижды перекрестил ее, отыскал в саду Настю, холодно погладил ее по голове и пошел в поле.

Он долго шел тропинкою среди высоко поднявшейся ржи и смотрел вниз, на мягкую белую пыль, сохранившую кое-где глубокие следы каблуков и округлые, живые очертания чьих-то босых ног. Ближайшие к дорожке колосья были согнуты и поломаны, некоторые лежали поперек тропинки, и колос их был раздавленный, темный и плоский.

На повороте тропинки о. Василий остановился. Впереди и кругом, далеко во все стороны зыбились на тонких стеблях тяжелые колосья, над головой было безбрежное, пламенное июльское небо, побелевшее от жары, – и ничего больше: ни деревца, ни строения, ни человека. Один он был, затерянный среди частых колосьев, перед лицом высокого пламенного неба. О. Василий поднял глаза кверху, – они были маленькие, ввалившиеся, черные, как уголь, и ярким светом горел в них отразившийся небесный пламень, – приложил руки к груди и хотел что-то сказать. Дрогнули, но не подались сомкнутые железные челюсти: скрипнув зубами, поп с силою развел их, – и с этим движением уст его, похожим на судорожную зевоту, прозвучали громкие, отчетливые слова:

– Я – верю.

Без отзвука потерялся в пустыне неба и частых колосьев этот молитвенный вопль, так безумно похожий на вызов. И точно кому-то возражая, кого-то страстно убеждая и предостерегая, он снова повторил:

– Я – верю.

А вернувшись домой, снова, хворостинка за хворостинкой, принялся восстановлять свой разрушенный муравейник: наблюдал, как доили коров, сам расчесал угрюмой Насте длинные жесткие волосы и, несмотря на поздний час, поехал за десять верст к земскому врачу посоветоваться о болезни жены. И доктор дал ему пузырек с каплями.

О. Василия не любил никто – ни прихожане, ни причт. Церковную службу отправлял он плохо, не благолепно: был сух голосом, мямлил, то торопился так, что дьякон едва успевал за ним, то непонятно медлил. Корыстолюбив он не был, но так неловко принимал деньги и приношения, что все считали его очень жадным и за глаза насмехались. И все окрест знали, что он очень несчастлив в своей жизни, и брезгливо сторонились от него, считая за дурную примету всякую с ним встречу и разговор. На свои именины, праздновавшиеся 28 ноября, он пригласил к обеду многих гостей, и на его низкие поклоны все отвечали согласием, но приходил только причт, а из почетных прихожан не являлся никто. И было совестно перед причтом, и обиднее всего было попадье, у которой даром пропадали привезенные из города закуски и вина.

Леонид Николаевич Андреев

Жизнь Василия Фивейского

Рассказ (1903)

Как муравей – песчинка к песчинке – строил отец Василий свою жизнь: женился, стал священником, произвел на свет сына и дочь. Через семь лет жизнь рассыпалась в прах. Утонул в реке его сын, жена с горя стала пить. Покоя не находит отец Василий и в храме – люди его сторонятся, староста открыто презирает. Даже на именины к нему приходит только причт, почтенные односельчане не удостаивают батюшку внимания. По ночам пьяная жена требует от него ласк, хрипло моля: “Отдай сына, поп! Отдай, проклятый!” И страсть ее побеждает целомудренного мужа.

Рождается мальчик, в память покойного брата нарекают его Василием. Вскоре становится ясно, что ребенок – идиот; еще нестерпимее делается жизнь. Прежде отцу Василию казалось: земля крохотная, а на ней он один, огромный. Теперь эта земля вдруг населяется людьми, все они идут к нему на исповедь, а он, безжалостно и бесстыдно требуя от каждого правды, со сдержанным гневом повторяет: “Что я могу сделать? Что я – Бог? Его проси!” Он позвал к себе горе – и горе идет и идет со всей земли, и он бессилен уменьшить земное горе, а только повторяет: “Его проси!” – уже сомневаясь в желании Бога облегчить людское страдание.

Как-то Великим постом исповедуется ему нищий калека. Страшное признание делает он: десят лет назад изнасиловал в лесу девочку, задушил ее и закопал. Многим священникам сообщал злодей свою тайну – и никто ему не верил; он и сам стал думать, что это – злая сказка, и, рассказывая ее в следующий раз, придумывал новые подробности, менял облик бедной жертвы. Отец Василий – первый, кто верит услышанному, словно сам совершил злодеяние. Упав на колени перед убийцей, священник кричит: “На земле ад, на небе ад! Где же рай? Ты человек или червь? Где твой Бог, зачем оставил тебя? Не верь в ад, не бойся! Ада не будет! Ты окажешься в раю, с праведными, со святыми, выше всех – это я тебе говорю!..”

В ту ночь, накануне Страстной пятницы, отец Василий признается жене, что не может идти в церковь. Он решает пережить как-то лето, а осенью снять с себя сан и уехать с семьей куда глаза глядят, далеко-далеко…

Это решение вносит в дом покой. Три месяца отдыхает душа. А в конце июля, когда отец Василий был на сенокосе, в доме его вспыхивает пожар и заживо сгорает жена.

Он долго бродил по саду старого дьякона, служащего с ним и приютившего с дочерью и сыном после пожара. И чудны мысли отца Василия: пожар – не был ли таким же огненным столпом, как тот, что евреям указывал путь в пустыне? Всю его жизнь Бог решил обратить в пустыню – не для того ли, чтобы он, Василий Фивейский, не блуждал более по старым, изъезженным путям?..

И впервые за долгие годы, склонив смиренно голову, он произносит в то утро: “Да будет святая воля Твоя!” – и люди, увидевшие его в то утро в саду, встречают незнакомого, совсем нового, как из другого мира, человека, спрашивающего их с улыбкою: “Что вы так на меня смотрите? Разве я – чудо?”

Отец Василий отправляет дочь в город к сестре, строит новый дом, где живет вдвоем с сыном, читая ему вслух Евангелие и сам будто впервые слушая об исцелении слепого, о воскрешении Лазаря. В церкви он теперь служит ежедневно (а прежде – лишь по праздникам); наложил на себя монашеские обеты, строгий пост. И это новое его житие еще больше настораживает односельчан. Когда погибает мужик Семен Мосягин, определенный отцом Василием в работники к церковному старосте, все сходятся на том, что виноват – поп.

Староста входит к отцу Василию в алтарь и впрямую заявляет: “уходи отс. От тебя здесь одни несчастья. Курица и та без причин околеть не смеет, а от тебя гибнут люди”. И тогда отец Василий, всю жизнь боявшийся старосту, первый снимавший шляпу при встрече с ним, изгоняет его из храма, как библейский пророк, с гневом и пламенем во взоре…

Отпевание Семена совершается в Духов день. По храму – запах тления, за окнами темно, как ночью. Тревога пробегает по толпе молящихся. И разражается гроза: прервав чтение поминальных молитв, отец Василий хохочет беззвучно и торжествующе, как Моисей, узревший Бога, и, подойдя ко гробу, где лежит безобразное, распухшее тело, зычно возглашает: “Тебе говорю – встань!”

Не слушается его мертвец, не открывает глаз, не восстает из гроба. “Не хочешь?” – отец Василий трясет гроб, выталкивает из него мертвеца. Народ в страхе выбегает из храма, полагая, что в тихого и нелепого их пастыря вселились бесы. А он продолжает взывать к покойнику; но скорее стены рухнут, чем послушается его мертвец… Да он и не с мертвецом ведет поединок – сражается с Богом, в которого уверовал беспредельно и потому вправе требовать чуда!

Охваченный яростью, отец Василий выбегает из церкви и мчит через село, в чисто поле, где оплакивал не раз свою горькую судьбу, свою испепеленную жизнь. Там, среди поля, и найдут его назавтра мужики – распластанного в такой позе, будто и мертвый он продолжал бег…

М. К. Поздняев

(No Ratings Yet)

1. Роман В. Гроссмана “Жизнь и судьба” – это не только книга о войне, это и книга об интеллигенции, о судьбе ученого в тоталитарном государстве. Следует сказать, что и сам писатель...
2. Поэма “Василий Теркин” была написана Александром Трифоновичем Твардовским во время Великой Отечественной войны и публиковалась в различных газетах по главам. Поэма доставлялась солдатам на передовую, приносилась к ним в окопы...
3. Деревенская проза занимает одно из ведущих мест в русской литературе. Основные темы, которые затрагиваются в романах такого жанра, можно назвать вечными. Это вопросы нравственности, любви к природе, доброго отношения к...
4. Храм Василия Блаженного – под этим названием нам представляется величайшее сооружение необычайной красоты, которое расположено на Красной площади в городе Москве. Полное название храма – Собор Покрова Божией Матери на...
5. Немногим более десяти лет продолжалась творческая деятельность В. Шукшина, но сделанного им хватило бы иному на целую жизнь. Он начал с рассказов о земляках. Бесхитростных и безыскусственных. Он чутко уловил...
6. Максим Горький Голубая жизнь Рассказ (1924, опубл. 1925) Мещанин Константин Миронов живет в глухом провинциальном городе. Когда он был ребенком, его родители пили и часто скандалили. В то же время...
7. Иван Алексеевич Бунин Жизнь Арсеньева ЮНОСТЬ Роман (1927-1933, опубл. поля. 1952) Алексей Арсеньев родился в 70-х гг. XIX в. в средней полосе России, в отцовской усадьбе, на хуторе Каменка. Детские...
8. Антон Павлович Чехов Моя жизнь. Рассказ провинциала (1896) Рассказ ведется от первого лица. Рассказчик по имени Мисаил Полознев вместе с отцом-архитектором и сестрой Клеопатрой живет в провинциальном городе. Их мать...
9. АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Лоренс Стерн (Laurens Steme) Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена (The life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman) Роман (1760-1767) В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в...
10. ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Педро Кальдерой де ла Барка Энао де ла Баррера-и-Рианьо (Pedro Calderon de la Barca) Жизнь – это сон (La vida es sueno) Пьеса (1636) В безлюдной горной местности,...
11. События, которые описывает Л. Н. Толстой в своем рассказе “После бала”, не придуманы. Они происходили в России в 1853 году, и вот через пятьдесят лет писатель положил их в основу...
12. Валерий Георгиевич Попов Жизнь удалась Повесть (1977) Это трагифарсовая, гротескная повесть, состоящая из десятка устных новелл. Сам автор рассказывает ее так: “Живут трое друзей, познакомившихся еще в институте. Постепенно жизнь...
13. Максим Горький Жизнь Клима Самгина СОРОК ЛЕТ Повесть (1925-1936, незаконч., опубл. 1927-1937) В доме интеллигента-народника Ивана Акимовича Самгина родился сын, которому отец решил дать “необычное”, мужицкое имя Клим. Оно сразу...
14. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей! Запихай меня лучше, как шапку, в рукав Жаркой шубы сибирских степей… О. Мандельштам. Роман В. Гроссмана “Жизнь и...
15. АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Чарлз Диккенс (Charles Dickens) Дэвид Копперфилд Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. (The Personal History of David Copperfield) Роман (1850) Дэвид Копперфилд родился наполовину сиротой – через полгода...
16. ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Эрве Базен (Herve Bazin) Супружеская жизнь (La Matrimoine) Роман (1967) Устами своего героя, провинциального адвоката Абеля Бретодо, автор год за годом, с 1953 по 1967, излагает хронику повседневной...
17. АМЕРИКАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Генри Дэвид Торо (Henry David Thoreau) Уолдэн, или Жизнь в лесу (Walden or Life in the woods) Философская проза (1849, опубл. 1854) В этой книге Торо описывает свою...
18. В романе Василия Гроссмана “Жизнь и судьба” конфликт личности и государства показан во всей его глубине. Не случайно для раскрытия этой темы автором выбран такой исторический период в жизни нашей...
19. Василий Семенович Гроссман изобразил в романе “Жизнь и судьба” Великую Отечественную войну как событие истории, решающее судьбу не только России, но и всего мира. Писатель сумел отразить в этом произведении...
20. Многие люди справедливо считают, что Жизнь в городе сильно отличается от жизни в деревне, и они абсолютно правы, потому что так оно и есть. Городской житель, проживая в многоквартирном доме,...
21. Блестящий сатирик второй половины XIX века, “Человек необычайной веселости”, “мастер уникального смеха, смеясь которым человек становился мудрее” (В. Луначарский). М. Салтыков-Щедрин писал, действительно, очень остроумно. Д. Писарев даже упрекал его...
22. Это были два года однообразных будней, казармы и муштры. Образ музы стал понемногу забываться. Но, получив в мае 1835 г. известие о замужестве Вареньки, Лермонтов глубоко переживает. В 1835-1836 гг....
23. …Моим стихам, Как драгоценным винам, Настанет свой черед. М. Цветаева Русская поэзия – наше великое духовное достояние, наша национальная гордость. Но многих поэтов и писателей забыли, их не печатали, о...
24. Многие люди на заре своей жизни теряют интерес к тому, что происходит вокруг, сосредоточившись на внутренних переживаниях. Однако существует и другая категория мужчин и женщин, которые до самого последнего момента...

В книге описывается нелегкая судьба Василия Фивейского. Герой строил свою жизнь по крупицам. Он стал священником, обвенчался и родил дочку и сына. С момента рождения детей прошло 7 лет. В семье священника случилось несчастье. Сын затонул в реке. От горести супруга стала выпивать. В храме жители стали сторониться Василия. Староста города его возненавидел. По ночам в пьяном состоянии супруга требовала ласки и внимания. Чуть позже у них родился сын. Священник назвал его Василием. Вскоре Василий понял, что его сын идиот. Со всего городка жители стали ходить к нему на исповедь и требовали справедливости от Бога. Чужое бремя увеличило горе бедного Василия. Перед великим постом к нему на исповедь пришел калека и рассказал о своей тайне. Ранее он жестоко надругался над девочкой, потом убил и закопал ее. Священник выслушав, поверил калеке. Василий почувствовал, будто он совершил жестокое преступление.

Накануне перед постом священник сознался супруге, что больше не хочет работать в церкви. Он принял решение не ходить в храм все лето, а осенью отказаться от сана. Принятое решение превозносит в семью Василия гармонию и покой. Прошло 3 месяца. Василий работал на сенокосе. В доме случился пожар, в котором заживо сгорела супруга. После пожара Василия вместе с детьми приютил служащий сенокоса.

Василий отправил дочь к сестре в большой город, а сам остался с сыном и заново построил дом. После строительства Василий жил в новом доме вместе с сыном, читал сыну Евангелию перед сном. Василий снова устроился в церковь и наложил на себя строгий пост и дал обеты. Вскоре в городке умер Семен Мосягин, наемный рабочий у старосты. Все жители обвинили в смерти Семена священника. Староста в гневе решил прогнать священника. Василий ранее боялся и уважал старосту. На этот раз за клевету он прогнал старосту из церкви. Отпевание Мосягина провели вечером. Во время погребения пошел дождь, и Василий пытался оживить Семена. Молил Бога о том, что вернуть жизнь Семену. Василий не смог оживить товарища и убежал прочь из церкви. Он бежал по дороге изо всех сил.

Картинка или рисунок Жизнь Василия Фивейского

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание У войны не женское лицо Алексиевич

  Война – это слово всегда вызывает только самые тяжелые, страшные ассоциации. Но все мы привыкли, что война это в первую очередь мужское дело – защищать Родину, убивать врагов, брать на себя заботу и ответственность за слабых.

• Краткое содержание Чехов Чайка

  Действия пьесы проходят в поместье Сорина Петра Николаевичка, к нему в гости приехала его сестра-актриса, Ирина Николаевна Аркадина, с ней ещё приехал и беллетрист Борис Тригорин, последнему еще не было сорока, но он уже являлся довольно знаменитым