ЛЕКЦИЯ V

Вступление Александра на престол. – Его настроение и степень подготовленности. – Первые сотрудники Александра и меры, принятые им в первые три месяца. – Работы негласного комитета. – Его состав. План работ. Обсуждение политической реформы. – Крестьянский вопрос. Образование министерств и преобразование Сената. Итоги работ негласного комитета.

Положение Александра I в начале царствования

Вступив на престол 23-х лет от роду, Александр, как мы видели, далеко не был уже тем наивным мечтателем, каким он являлся в письмах к Лагарпу 1796–1797 гг. Он не утратил, правда, стремления к добру, но в значительной мере потерял прежнее доверие к людям и не был уже прежним энтузиастом.

Но вместе с тем, несмотря на участие в делах управления при Павле, он продолжал оставаться неопытным в управлении и, в сущности, почти столь же неосведомленным относительно положения России, как и раньше. Однако же то уныние, то видимое сознание своей беспомощности, которое он проявлял в первые дни после своего воцарения, отнюдь не следует принимать за отсутствие или слабость воли. Впоследствии он доказал, что воля у него была довольно настойчива, что он умел достигать того, чего хотел, но не хватало, особенно на первых порах, положительных знаний, не хватало точно обдуманной программы и опытности. Он сам это прекрасно сознавал и потому-то колебался, не зная, что предпринять немедленно.

В то же время, за исключением нескольких старых государственных деятелей, плохо понимавших его стремления, не было возле него никого, на кого он мог бы опереться и кому он мог бы вполне верить. Были умные люди вроде Палена и Панина, но им он не мог вполне верить благодаря их роли в заговоре против Павла; есть даже основание думать, что они ему внушали прямое отвращение, которое он, однако же, скрывал . Екатерининские вельможи были разогнаны Павлом, наиболее выдающиеся из них (напр., Безбородко) успели уже умереть, а к оставшимся в живых у Александра особенного доверия не было. Александр, впрочем, очень обрадовался, когда в самую ночь переворота явился по его зову один из «старых служивцев», Д.П. Трощинский, которого он знал за честного человека и за опытного дельца. Затем он назначил другого «старого служивца» Беклешева на пост генерал-прокурора вместо уволенного Обольянинова .

Были, конечно, немедленно вызваны из-за границы личные друзья Александра: Чарторыйский, Новосильцев и Кочубей, но они быстро приехать не могли при тогдашних средствах сообщения...

То обстоятельство, что Александр не приказал немедленно арестовать заговорщиков, графов Палена и Панина, причем оставил первого из них на службе и пригласил вновь второго, отставленного перед тем Павлом, – некоторые склонны были объяснить слабостью воли молодого царя. Однако, зная теперь все обстоятельства заговора, мы можем сказать, что он, в сущности, едва ли и мог поступить иначе, потому что оба они в убийстве Павла непосредственно не участвовали; а если бы Александр привлек их только за самое участие в заговоре, то он должен был бы привлечь и самого себя. И по государственным соображениям, при том безлюдье, в котором он находился, он должен был дорожить каждым способным государственным человеком. В руках Палена к тому же сосредоточивались в тот момент все нити управления, и он был единственным человеком, который знал, где что находится, и мог в одну минуту решить то, что от всякого другого потребовало бы предварительных справок и изучений; между тем положение было очень трудное и даже рискованное, по крайней мере по внешности, в отношениях международных. Ведь Павел в конце царствования путем безрассудных репрессий и ряда вызывающих действий не на шутку вооружил против себя Англию и заставил англичан предпринять морскую экспедицию против России и ее союзницы Дании. Через неделю после смерти Павла адмирал Нельсон уже бомбардировал Копенгаген и, уничтожив весь датский флот, готовился бомбардировать Кронштадт и Петербург. Требовались решительные меры, чтобы предотвратить это вторжение англичан и притом без ущерба для национального самолюбия. А Пален был единственным наличным в Петербурге членом коллегии иностранных дел. Он очень быстро и успешно справился с этой задачей, – быть может, благодаря тому, что английское правительство было до некоторой степени посвящено бывшим послом Витвортом, близким с заговорщиками, в смысле совершающегося переворота. Как бы то ни было, в самое короткое время англичане вполне успокоились, и Нельсон, даже с извинениями, отплыл назад от Ревеля.

Что касается Никиты Петровича Панина, то он был одним из очень немногих тогда опытных и даровитых дипломатов, и поэтому возвращение его к делам было тоже совершенно естественно. Александр призвал его в Петербург из подмосковного имения и немедленно передал ему в управление все иностранные дела .

Первые реформы Александра I

С первых же дней своего царствования Александр, несмотря на подавленное настроение, проявил большую энергию в таких делах, которые представлялись ему ясными.

В самую ночь переворота он не забыл сделать распоряжение о возвращении казаков, отправленных завоевывать Индию.

В ту же ночь Трощинский наспех, но очень удачно, составил проект манифеста о восшествии молодого императора на престол. В этом манифесте Александр торжественно обещал управлять народом «по законам и по сердцу бабки своей – Екатерины Великой». Ссылка на Екатерину казалась чрезвычайно удачной, потому что она знаменовала в глазах современников прежде всего обещания отменить все то, что было сделано Павлом, причем положение дел, бывшее при Екатерине, рисовалось в то время большинству в розовом свете.

В тот же день Александр велел освободить из тюрем и ссылки всех жертв тайной экспедиции.

Тогда же он приступил и к перемене личного состава служащих, действуя на первых порах весьма осторожно. На первый раз были уволены: государственный прокурор Обольянинов, которому принадлежала при Павле роль верховного инквизитора; шталмейстер Кутайсов, один из виднейших и презреннейших наушников Павла, который будучи сначала простым камердинером, достиг затем в царствование Павла высших государственных степеней, украсился орденами, получил огромные богатства, но пользовался всеобщей ненавистью; и московский обер-полицмейстер Эртель, приводивший при Павле в трепет население первопрестольной столицы.

Затем последовал ряд указов, отменивших ненавистные обскурантские и запретительные меры Павла: возвращены были на службу все исключенные без суда чиновники и офицеры, число которых простиралось от 12 до 15 тыс.; объявлена была амнистия всем беглецам (кроме убийц); уничтожена была тайная экспедиция, причем было объявлено, что всякий преступник должен быть обвиняем, судим и наказываем «общею силою законов»; чиновникам было объявлено, чтобы они не дерзали чинить обид обывателям; отменено было запрещение ввоза иностранных книг, повелено было распечатать частные типографии, снято было запрещение с ввоза товаров, и был объявлен свободный пропуск русских подданных за границу; затем восстановлены были жалованные грамоты дворянству и городам; восстановлен более свободный таможенный тариф 1797 г. Солдаты были избавлены от ненавистных буклей, которые было приказано отрезать, – только косы, несколько укороченные, оставались еще до 1806 г. Наконец, был затронут и крестьянский вопрос, именно: Академии наук, которая издавала ведомости и публичные объявления, было запрещено принимать объявления о продаже крестьян без земли. К этому свелись наиболее важные меры первых недель царствования Александра.

Все эти меры не давали каких-нибудь новых учреждений, не являлись коренными преобразованиями существующего строя и потому не требовали никакой программы, никакой подготовительной разработки: это было простое и быстрое устранение всех нелепых тиранических распоряжений, которые сделаны были Павлом. Необходимость всех этих мер была ясна и для Александра, и для всех окружавших его, почему он и мог их принять без всяких приготовлений. Этим, главным образом, его деятельность на первых порах и ограничивается; вопросы органических преобразований оставлялись пока открытыми; для их разрешения нужно было сначала подготовить программу. Александр смутно чувствовал, что без определенного плана и без подготовительных работ таких реформ нельзя провести.

Впрочем, в первое время он сделал все же несколько шагов по направлению и к органическим преобразованиям. Трощинский подготовил преобразование придворного совета, который был основан еще в конце царствования Екатерины и превратился при Павле в своего рода высший цензурный комитет, потому что Павел на него возлагал цензуру новых книг и сочинений русских и иностранных, пока не запретил окончательно ввоза всяких книг из-за границы и пока не перестали в России печататься русские книги, кроме учебников и справочных изданий . Этот придворный совет был 26 марта упразднен с оставлением за штатом его членов, а через четыре дня, 30 марта, был учрежден «непременный совет», который должен был стать совещательным учреждением при государе по всем важнейшим делам. В состав его было назначено 12 лиц из числа сановников, менее других возбуждавших недоверие Александра. В числе их был и Трощинский, которому было поручено и главное управление канцелярией этого совета.

Следующим более крупным шагом, который Александр в этом направлении сделал, были указы 5 июня 1801 г. Сенату. В первом из них Сенату повелевалось самому представить доклад о своих правах и обязанностях для утверждения оных на незыблемом основании, как государственный закон. Мысль Александра клонилась в тот момент, по-видимому, к тому, чтобы восстановить силу Сената как высшего органа правительственной власти и в особенности законом обеспечить ему независимость суждений и распоряжений,

Другим указом 5 июня учреждалась «под собственным ведением» императора и под непосредственным управлением графа Завадовского «комиссия о составлении законов». Эта комиссия предназначалась не для выработки нового законодательства, а для выяснения и согласования существующих старых законов, т. е. для устранения того обстоятельства, которое являлось одной из коренных причин беспорядков и злоупотреблений в управлении страной, дававших себя так сильно чувствовать при Екатерине. Конечным результатом работы этой комиссии должно было быть издание свода действующих законов. В рескрипте Завадовскому было сказано: «Поставляя в едином законе начало и источник народного блаженства и быв удостоверен в той истине, что все другие меры могут сделать в государстве счастливые времена, но один закон может утвердить их навеки, – в самых первых днях царствования моего и при первом обозрении государственного управления признал я необходимым удостовериться в настоящем сей части положении. Я всегда знал, что с самого издания уложения (речь идет об уложении Алексея Михайловича 1649 г.) до дней наших, т. е. в течение одного века с половиною, законы, истекая от законодательной власти различными и часто противоположными путями и быв издаваемы более по случаям, нежели по общим государственным соображениям, не могли иметь ни связи между собой, ни единства в их намерении, ни постоянности в их действии. Отсюда всеобщее смешение прав и обязанностей каждого, мрак, облежащий равно судью и подсудимого, бессилие законов в их исполнении и удобность переменять их по первому движению прихоти или самовластия...»

Указы эти имели в то время огромное демонстративное значение. После произвола и самовластия Павлова царствования мысль Александра поставить выше всего закон и обеспечить всем возможность знать этот закон являлась, несомненно, именно такой мыслью, которая могла всего более создать молодому государю популярность и обеспечить, ему сочувствие образованного слоя общества. Выраженное им желание возвысить и укрепить положение Сената как независимого хранителя законов все мыслящие люди толковали как искреннее намерение отказаться от произвольных действий.

Таковы были первые шаги, сделанные Александром в первые три месяца по его воцарении. Он вовсе не думал на них останавливаться.

Негласный комитет Александра I

Портрет графа Павла Строганова. Художник Джордж Доу

Еще 24 апреля 1801 г. Александр завел, в первый раз по восшествии на престол, разговор о необходимости коренного государственного преобразования с П. А. Строгановым – одним из личных своих друзей. Строганов, однако, выразил при этом мысль, что сперва надо преобразовать администрацию, а потом уже приступить к ограничению самодержавия. Александр, казалось, одобрил эту мысль, но у Строганова получилось от всего этого разговора общее впечатление, что взгляды молодого государя отличались в этот момент большой туманностью и неясностью .

В мае 1801 г. Строганов, вследствие приведенного апрельского разговора, представил Александру записку, в которой предлагал ему учредить особый негласный комитет для обсуждения плана преобразований. Александр одобрил эту мысль Строганова и назначил в состав комитета Строганова, Новосильцева, Чарторыйского и Кочубея; но так как ни Кочубея, ни Чарторыйского, ни Новосильцева в Петербурге еще не было, то начало работы нового комитета было отсрочено до их приезда. Работы эти начались лишь 24 июня 1801 г. Отсюда видно, что все вышеприведенные распоряжения и отмены различных распоряжений Павла сделаны были Александром без всякого участия «негласного комитета» в противность утверждению многих историков этой эпохи, в том числе и П.Н. Пыпина.

Задачи и план работ негласного комитета были точно сформулированы в первом же его заседании. Признано было необходимым прежде всего узнать действительное положение дел, затем реформировать правительственный механизм и, наконец, обеспечить существование и независимость обновленных государственных учреждений конституцией, созданной самодержавной властью и соответствующей духу русского народа. Такова была задача негласного комитета. Эта формулировка вполне соответствовала взглядам Строганова, но не выражала вполне взглядов самого Александра, которого в это время занимала главным образом мысль об издании какой-нибудь демонстративной декларации в роде знаменитой Декларации прав человека и гражданина. Строганов же считал, как уже упомянуто, что начать дело надо с упорядочения государственной организации, которое не было доведено до конца Екатериной и сменилось затем полным хаосом в царствование Павла.

Так как собирание сведений о положении дел в России, порученное Новосильцеву, должно было затянуться, то решено было предоставить Новосильцеву делать доклады по мере поступления сведений о состоянии различных отраслей государственного управления, излагая в них свои соображения о том, какие преобразования следует предпринять в ближайшем будущем.

К сожалению, изучение это понималось не слишком глубоко и сводилось в сущности к изучению правительственного аппарата и выяснению его недостатков, а не к изучению положения народа; программа, которая была предложена Новосильцевым, состояла из следующих отделов: 1) вопросы о защите страны с суши и с моря; 2) вопросы об отношении к другим государствам; 3) вопрос о внутреннем состоянии страны в отношении статистическом и административном. Под «статистическим отношением», конечно, и могло разуметься изучение положения народа; но согласно плану под «статистическим отношением» разумелись только: торговля, пути сообщения, земледелие и промышленность, а к административному порядку, признанному за clef de la voute [ключевой вопрос] должны были относиться: правосудие, финансы и законодательство.

Конечно, из перечисленных отделов в наше время каждый признает самым важным именно исследование в статистическом отношении положения России, если его понимать так, как понимают это теперь; но тогда никакой статистики не было; заседания негласного комитета происходили к тому же тайно, так что и предпринять какую-либо анкету комитет от своего имени не мог. Конечно, эту анкету можно было бы произвести от имени одного из правительственных учреждений, но в то время сами члены комитета едва ли сумели бы выработать надлежащую программу исследования. Притом, при тогдашних средствах сообщения, требуемые сведения могли быть собраны лишь в течение сравнительно продолжительного времени (на это потребовалось бы при тогдашних условиях, конечно, гораздо более года); а между тем Александр очень торопил комитет. Таким образом, если члены негласного комитета и пользовались статистическими данными, то лишь теми, которые могли быть получены ими через непременный совет или случайно оказывались в их распоряжении, будучи получены через государя или от отдельных государственных деятелей. Кое-чем могли они пользоваться и из запаса собственных наблюдений, но, к сожалению, такой запас мог быть сколько-нибудь существенным (по отношению к внутренней жизни страны) разве только у Строганова, который, проживая в деревне, познакомился несколько с сельским бытом, а у Кочубея и Чарторыйского имелся лишь в области иностранных сношений.

Обсуждение первого пункта программы, именно вопроса о защите страны с суши и с моря, заняло немного времени и было передано в особую комиссию из сведущих в военном и морском деле лиц. Обсуждение второго пункта – отношения к другим государствам – обнаружило прежде всего полную неподготовленность и неосведомленность в делах внешней политики самого Александра. Наоборот, Кочубей и Чарторыйский, как опытные дипломаты, имели довольно определенное знание и взгляды в этом отношении. Что касается Александра, то он, только что подписав дружественную конвенцию с Англией, довольно удачно разрешившую наиболее острые из спорных вопросов морского права, в комитете вдруг выразил мнение, что следует озаботиться составлением коалиции против Англии. Этим мнением Александр привел членов комитета в большое недоумение и даже смущение, тем более что они знали склонность императора беседовать лично с представителями иностранных держав и, следовательно, могли основательно опасаться той путаницы, которую Александр мог внести в это ответственное дело. Комитет настойчиво посоветовал Александру спросить по этому вопросу мнения старых опытных дипломатов, причем члены комитета указали на гр. А. Р. Воронцова.

Эта первая неудача произвела на Александра довольно сильное впечатление, и на следующее заседание он явился уже более подготовленным. В этом заседании он попросил Кочубея изложить свой взгляд на внешнюю политику России. Кочубей, однако же, в свою очередь, пожелал сперва подробнее познакомиться со взглядами самого Александра. Произошел обмен мнений. При этом все согласились в конце концов со взглядами Чарторыйского и Кочубея, в соответствии с которыми было признано, что Англия является естественным другом России, так как с Англией связаны все интересы нашей внешней торговли, ибо весь почти вывоз наш шел тогда в Англию. В то же время было указано, что по отношению к Франции надо ставить пределы честолюбивым стремлениям ее правительства, по возможности, впрочем, не компрометируя себя. Таким образом, первое постановление комитета по делам внешней политики совершенно не согласовалось с тем первоначальным мнением Александра, которое он туда принес. Для Александра первый блин вышел комом; но он скоро показал, что именно в сфере дипломатии он был одарен выдающимися талантами и сумел не только вполне ориентироваться в иностранной политике, но и выработать себе в ней вполне самостоятельный взгляд на вещи.

Проекты государственных реформ в негласном комитете

Князь Виктор Кочубей. Портрет кисти Франсуа Жерара, 1809

В следующих заседаниях комитет перешел к внутренним отношениям, изучение которых и должно было составлять его главную задачу. Эти отношения рассматривались с большими отступлениями в сторону. Александра самого занимали больше всего два вопроса, которые в его уме тесно связывались между собой; это вопрос о даровании особой хартии или какой-нибудь декларации прав, – вопрос, которому он придавал особенное значение, желая скорее проявить и огласить свое отношение к управлению страной; другой вопрос, его интересовавший и отчасти связанный с первым, был вопрос о преобразовании Сената, в котором он видел тогда охранителя неприкосновенности гражданских прав. В этом Александра поддерживали и старые сенаторы, как либералы, так даже и консерваторы, как, например, Державин. А князь П. А. Зубов (последний фаворит Екатерины) представил даже проект о превращении Сената в независимый законодательный корпус. Александру этот проект показался, на первый взгляд, осуществимым, и он передал его на рассмотрение в негласный комитет. По проекту Зубова, Сенат должен был состоять из высших чиновников и представителей высшего дворянства. Державин же предлагал, чтобы Сенат состоял из лиц, избираемых в своей среде чиновниками первых четырех классов. В негласном комитете нетрудно было доказать, что такие проекты не имеют ничего общего с народным представительством.

Третий проект, переданный в комитет Александром и касающийся внутренних преобразований, был составлен А. Р. Воронцовым. Этот проект не касался, впрочем, преобразования Сената. Воронцов, идя навстречу другой мысли Александра, именно мысли о хартии, выработал проект «жалованной грамоты народу», которая по внешности напоминала собою жалованные грамоты Екатерины городам и дворянству, а по содержанию распространялась на весь народ и представляла серьезные гарантии свободы граждан, так как повторяла в значительной степени положение английского Habeas corpus act.

Когда члены негласного комитета стали рассматривать этот проект, то особенно обратили внимание именно на эту часть его, и Новосильцев высказал сомнение, можно ли давать такие обязательства при данном состоянии страны, и опасение, как бы через несколько лет не пришлось взять их назад. Когда Александр услыхал такое суждение, то сейчас же сказал, что и ему приходила в голову та же самая мысль и что он даже выразил ее Воронцову. Негласный комитет признал, что опубликование такой грамоты, которое предполагали приурочить к коронации, нельзя считать своевременным.

Этот случай довольно характерен: он ярко иллюстрирует, до какой осторожности доходили те самые члены негласного комитета, которых их враги честили потом, не обинуясь, якобинской шайкой. Оказалось, что «старый служивец» Воронцов на практике в некоторых случаях мог быть более либеральным, чем эти «якобинцы», собиравшиеся в зимнем дворце .

Крестьянский вопрос в негласном комитете

Портрет графа Николая Новосильцева. Художник С. Щукин

Таких же умственных и консервативных взглядов держались они и по крестьянскому вопросу. Впервые негласный комитет коснулся этого вопроса по поводу той же «грамоты» Воронцова, так как в ней был пункт о владении крестьян недвижимой собственностью. Самому Александру показалось тогда, что это право довольно опасное. Затем, уже после коронации, в ноябре 1801 г., Александр сообщил комитету, что многие лица, как, например, Лагарп, прибывший по вызову Александра в Россию, и адмирал Мордвинов, который был убежденным конституционалистом, но со взглядами английского тори, заявляют о необходимости что-либо сделать в пользу крестьян. Мордвинов, со своей стороны, предложил и практическую меру, которая заключалась в распространении права владения недвижимыми имуществами на купцов, мещан и казенных крестьян.

Сразу, пожалуй, непонятно, почему эта мера относится к крестьянскому вопросу, но у Мордвинова была своя логика . Он считал необходимым ограничить самодержавную власть и полагал, что наиболее прочное ограничение ее может обеспечить наличность независимой аристократии; отсюда его желание прежде всего создать такую независимую аристократию в России. Он шел при этом на то, чтобы значительная часть казенных земель была продана или роздана дворянству, имея в виду усиление имущественной обеспеченности и независимости этого сословия. Что же касается собственно крестьянского вопроса и уничтожения крепостного права, то он считал, что право это не может быть нарушено произволом верховной власти, которая вовсе не должна вмешиваться в эту область, и что освобождение крестьян от крепостной зависимости может совершиться только по желанию самого дворянства. Стоя на этой точке зрения, Мордвинов стремился создать такой экономический строй, при котором дворянство само признало бы невыгодным подневольный труд крепостных и само отказалось бы от своих прав. Он надеялся, что на землях, которыми позволят владеть разночинцам, образуются формы с наемным трудом, которые явятся конкурентами крепостному хозяйству и побудят помещиков потом к упразднению крепостного права. Таким образом, Мордвинов хотел исподволь подготовить почву для отмены крепостного права вместо каких бы ни было мер, клонящихся к законодательному его ограничению. Вот как тогда обстояло дело с крестьянским вопросом даже среди либеральных и образованных людей, как Мордвинов.

Зубов, который, собственно, никаких принципиальных идей не имел, а просто шел навстречу либеральным желаниям Александра, представил тоже проект и по крестьянскому вопросу – и даже более либеральный, чем мордвиновский: он предлагал запретить продажу крепостных крестьян без земли. Мы видели, что Александр уже запретил Академии наук принимать объявления о такой продаже, но Зубов шел дальше: желая придать крепостному праву вид владения имениями, к которым прикреплены постоянные рабочие (glebae adscripti), он предлагал запретить владение дворовыми, переписав их в цехи и гильдии и выдав помещикам деньги в возмещение ущерба.

В негласном комитете первым высказался против проекта Зубова, и притом самым категорическим образом, Новосильцев. Он указывал, что у государства прежде всего нет денег, чтобы выкупить дворовых, и что, затем, совершенно неизвестно, что делать с этой массой людей, которые ни к чему не способны. Далее в том же заседании было высказано соображение, что нельзя сразу принимать несколько мер против крепостного права, так как такая торопливость может вызвать раздражение дворянства. Идеи Новосильцева никем не были вполне разделены; но Александра они, по-видимому, поколебали. Горячо высказался против крепостного права Чарторыйский, указавший, что крепостное право на людей есть такая гадость, в борьбе с которой не следует руководиться никакими опасениями. Кочубей указал, что если принят будет один мордвиновский проект, то крепостные крестьяне будут основательно считать себя обойденными, так как другим сословиям, о бок с ними живущим, будут даны важные права, а им одним не будет дано никакого облегчения в их судьбе. Строганов сказал большую и красноречивую речь, которая была главным образом направлена против той мысли, что опасно раздражать дворянство; он доказывал, что дворянство в политическом отношении в России представляет нуль, что оно не способно протестовать, что оно может быть только рабом верховной власти; в доказательство он приводил царствование Павла, когда дворянство доказало, что оно даже собственной чести не умеет защитить, когда эта честь попирается правительством при содействии самих дворян. Вместе с тем он указывал, что крестьяне до сих пор считают единственным своим защитником именно государя, и что преданность народа государю зависит от народных надежд на него, и что вот эти надежды действительно опасно поколебать. Поэтому он находил, что если вообще руководствоваться опасениями, то нужно принимать в расчет прежде всего именно эти наиболее реальные опасения.

Его речь была выслушана с большим вниманием и произвела, по-видимому, некоторое впечатление, но она все же не поколебала ни Новосильцева, ни даже Александра. После нее все помолчали немного, а затем перешли к другим делам. Проект, предложенный Зубовым, принят не был. Была принята в конце концов только мера Мордвинова: таким образом, было признано право лиц недворянских сословий покупать ненаселенные земли. Новосильцев просил позволения посоветоваться относительно меры, предложенной Зубовым, с Лагарпом и с тем же Мордвиновым, Лагарп и Мордвинов высказали то же сомнение, что и Новосильцев. Замечательно, что Лагарп, которого считали якобинцем и демократом, был по крестьянскому вопросу так же нерешителен и робок, как и остальные. Он главной нуждой в России считал просвещение и упорно подчеркивал, что без просвещения нельзя ничего достичь, но при этом указывал и на трудность распространения просвещения при крепостном праве, в то же время находя, что трогать серьезно крепостное право при таком состоянии просвещения тоже опасно. Таким образом, получался своего рода заколдованный круг.

Члены негласного комитета полагали, что со временем они придут к упразднению крепостного права, но путем медленным и постепенным, причем даже направление этого пути оставалось неясным.

Что касается положения торговли, промышленности и земледелия, то все эти отрасли народного хозяйства, в сущности, так и не были исследованы, хотя как раз в это время все они были в таком состоянии, что должны были бы обратить на себя серьезное внимание правительства.

Учреждение министерств (1802)

Князь Адам Чарторыйский, 1808

Важнейшие работы негласного комитета заключались в преобразовании центральных органов управления. Необходимость этого преобразования сделалась очевидной еще с тех пор, как Екатерина преобразовала местные учреждения, не успев преобразовать центральных, но упразднив большую часть коллегий. Мы видели, что уже при ней в ходе дел центральных учреждений получилась большая путаница. Поэтому и для членов негласного комитета была очевидна неотложность преобразования именно центральных органов управления. Путаница в делах доходила до того, что, когда происходили крупные беспорядки и даже бедствия, вроде, например, вымирания людей в Сибири от голода, то неизвестно было даже, кто, собственно, может дать ответственные сведения о положении дел. Под влиянием именно подобного случая Александр выразил желание, чтобы вопрос о разграничении компетенции отдельных центральных учреждений подвинулся скорее, и так как обычного докладчика – Новосильцева – в тот момент не было в комитете, то император обратился к Чарторыйскому с поручением составить доклад по этому вопросу. 10 февраля 1802 г. Чарторыйский представил доклад, замечательно стройный и ясный; в нем он указывал на необходимость строгого разделения компетенции высших органов управления, надзора, суда и законодательства и точного определения роли каждого из них. По мнению докладчика, следовало прежде всего освободить Сенат от зависимости его от собственной канцелярии; ибо при существовавшем порядке вершителем всех дел в Сенате являлся генерал-прокурор, бывший начальником канцелярии Сената и имевший личный доклад у государя. Затем Чарторыйский высказался за необходимость точного определения компетенции непременного совета и за разграничение компетенции Сената и непременного совета. При этом он полагал, что Сенат должен ведать лишь спорные дела, как административные, так и судебные, а непременный совет должен являться совещательным учреждением, где должны рассматриваться дела и проекты законодательного характера. Высшая администрация, по мнению Чарторыйского, должна быть разделена между отдельными ведомствами, с точно определенным кругом дел; при этом во главе каждого такого ведомства должна была стоять, по его мнению, не коллегия, а единоличная власть ответственного министра. Докладчик отлично выяснил, что в коллегиях всякая личная ответственность по необходимости исчезает.

Мы видим таким образом, что именно Чарторыйскому принадлежит заслуга определенной и ясной постановки вопроса о министерствах. Прежде это приписывалось Лагарпу, но теперь, с опубликованием протоколов негласного комитета, которые аккуратно велись Строгановым, на этот счет не может быть никаких сомнений. Далее в докладе Чарторыйского указывалась еще мера, которая касалась преобразования судебной части. Чарторыйский высказывался за желательность придерживаться при этом новейшей французской судебной системы, введенной после революции, причем он сообразно этой системе разделил суд на уголовный, гражданский и полицейский, т. е.суд, ведающий дела о мелких правонарушениях, соответствующий теперешним мировым судам. Высшей инстанцией по проекту являлся для всех судебных дел высший кассационный суд. Эту часть плана Чарторыйского негласный комитет не успел, однако же, подвергнуть подробной разработке. Но идея Чарторыйского об учреждении министерств была принята единогласно. С февраля 1802 г. все работы негласного комитета сосредоточиваются на разработке этой идеи: через полгода комитет выработал проект учреждения министерств. 8 сентября 1802 г., по разработанному негласным комитетом проекту, были учреждены министерства: иностранных дел, военное и морское, соответствовавшие оставшимся еще в то время коллегиям, и совершенно новые министерства: внутренних дел, финансов, народного просвещения и юстиции. По инициативе самого Александра к ним было добавлено еще министерство коммерции, на учреждении которого он настаивал лишь потому, что желал предоставить непременно звание министра гр. Н. П. Румянцеву, заведовавшему в то время водными путями сообщения. Учреждение министерств было, собственно говоря, единственной вполне самостоятельной и доведенной до конца работой негласного комитета.

Преобразование Сената

Тогда же рассмотрено было в нем и затем опубликовано и новое учреждение Сената. При этом члены комитета отвергли идею преобразования Сената в законодательное учреждение, высказанную отдельными сенаторами, и согласно с основной мыслью Чарторыйского и с запиской самого Сената о своих правах решили, что Сенат должен быть главным образом органом государственного надзора над администрацией и вместе с тем высшей судебной инстанцией. В основу работ по этому вопросу был положен доклад самого Сената о его правах. Были приняты следующие основные пункты учреждения Сената: 1) Сенат есть верховное административное и судебное место в империи; 2) власть Сената ограничивается единой властью императора; 3) председательствует в Сенате государь; 4) указы Сената исполняются всеми, как собственные указы государя, который один может остановить их исполнение; 5) дозволяется Сенату представлять государю о таких высочайших указах, которые сопряжены с большими неудобствами при исполнении, либо несогласны с другими законами, или не ясны; но когда по представлению Сената не будет сделано изменения в указе, то опротестованный указ остается в своей силе; 6) министры должны представлять Сенату свои годовые отчеты на рассмотрение; Сенат может требовать от них всяких сведений и разъяснений и об усмотренных неправильностях и злоупотреблениях должен представлять государю; 7) при несогласии каких-либо решений общего собрания Сената с мнением генерал-прокурора или обер-прокурора дело докладывается государю; 8) по уголовным делам, в которых дело идет о лишении кого-либо дворянства и чинов, все такие случаи должны представляться на конфирмацию государя; 9) за несправедливые жалобы на Сенат государю виновные подвергаются суду; 10) сенатор, обличенный в преступлении, подвергается суду общего собрания Сената.

В общем эти основные пункты сенатской компетенции не противоречили основным положениям петровского регламента.

При обсуждении в негласном комитете вопроса о реформе Сената и именно при определении компетенции Сената возник, между прочим, в связи с образованием министерств вопрос об отношении Сената к министрам, так как в число статей, определяющих компетенцию Сената, решено было, включить, между прочим, и статью о порядке надзора Сената за министерствами, в силу которой, как только что сказано, министры должны были представлять в Сенат свои годовые отчеты, причем, если выяснялась неправильность действий какого-либо министерства, Сенату предоставлялось право входить к императору с представлением о привлечении соответствующего министра к ответственности. Этот пункт вызвал резкие возражения со стороны Александра, который доказывал, что при таких условиях Сенат явится тормозом на пути преобразовательной деятельности государя, и долго не соглашался на предоставление Сенату права контроля над министерствами, даже в таком умеренном виде. То упрямство, с которым Александр возражал против этого пункта, показывает, насколько были мечтательны его либеральные взгляды: при первой же практической попытке подвергнуть контролю даже не его личные действия, а деятельность его сотрудников он тотчас же оказал упорное сопротивление этому проекту, усматривая в нем лишь одни досадные для него отрицательные стороны. Он не без основания опасался, что Сенат, составленный из «старых служивцев», будет тормозить его реформаторскую деятельность, но замечательно, что ввиду этого опасения Александр уже не мог стать на принципиальную точку зрения и не видел связи этого вопроса с его собственными принципами.

Еще ярче выразился поверхностный характер тогдашних его политических взглядов в происшествии, вскоре после того случившемся благодаря той статье регламента Сената, которою Сенату предоставлялось право высказывать свои возражения против новых указов, если они не соответствуют законам, неясны по своему смыслу или неудобны по тем или иным соображениям. Это право соответствовало привилегии старых французских парламентов, носившей название droit de remontrance.

Вскоре после опубликования нового регламента Сената как раз встретился повод применить это право. По докладу военного министра император определил, что все дворяне унтер-офицерского звания обязаны служить в военной службе 12 лет. Один из сенаторов, гр. Северин Потоцкий, не без основания усмотрел в этом нарушение жалованной грамоты дворянству и предложил Сенату протестовать против такого высочайшего повеления, пользуясь предоставленным ему правом. Генерал-прокурор сената Г. Р. Державин был, однако, так поражен этим протестом, что не решился даже допустить обсуждение этого доклада в Сенате, а отправился с этим делом сперва к Александру. Государь тоже был очень смущен докладом Державина, но приказал действовать законным путем. На следующий день Державин прибежал к Александру со словами: «Государь, весь Сенат против вас по вопросу, поднятому Потоцким». Император, по словам Державина, изменился в лице, но сказал только, чтобы Сенат прислал ему депутацию с мотивированным докладом о протесте. Такая депутация вскоре явилась. Александр принял ее очень сухо, взял письменный доклад и сказал, что даст повеление. Дело это было разрешено лишь спустя довольно продолжительное время: именно в марте 1803 г. Александр издал указ, которым разъяснял, что Сенат неправильно истолковал свои права, что право возражений относится будто бы лишь к старым указам, а не к новым, которые Сенат должен принимать неукоснительно.

Трудно понять, каким образом в уме Александра совмещалась идея необходимости ограничения самодержавной власти с такого рода противоречиями этой идее на практике. Поведение Александра в данном случае тем более было странно, что изложенное право Сената далее не ограничивало, в сущности, его самодержавной власти, так как в случае, если бы государь в ответ на протест Сената просто повторил свою волю об исполнении изданного им указа, то Сенат обязывался по регламенту немедленно принять его к исполнению.

Итоги работы негласного комитета

Главные результаты работ негласного комитета заключались, таким образом, в учреждении министерств и в издании нового регламента Сената.

В мае 1802 г. заседания негласного комитета фактически прекратились; Александр уехал на свидание с прусским королем, а вернувшись, не собирал комитета. Вся преобразовательная работа с этих пор перешла в Комитет министров, собиравшийся в первые годы своего существования под личным председательством императора. Лишь в конце 1803 г. негласный комитет был собран еще несколько раз, но по поводу частных вопросов, не касавшихся коренных преобразований. Таким образом, фактически он участвовал в преобразовательных работах в течение лишь одного года.

Подведем итоги его деятельности. Консерваторы того времени, «старые служивцы» Екатерины и закоренелые крепостники вроде Державина называли членов этого комитета «якобинской шайкой». Но мы видели, что если их можно было в чем обвинять, так скорее в робости и непоследовательности, с какой они следовали по пути к либеральным преобразованиям, ими самими принятому. Оба главных вопроса того времени – о крепостном праве и об ограничении самодержавия – были комитетом сведены на нет. Единственный важный результат его работы заключался в техническом смысле, и когда учреждение министерств появилось, то оно вызвало озлобленную критику со стороны «старых служивцев», называвших реформу дерзновенным занесением руки на петровское коллегиальное начало. Критики указывали также на то, что закон издан в неразработанном виде, что в нем имеются большие несогласованности в компетенции Сената и непременного совета и в отношении к ним министерств; главным же образом противники реформы нападали на то, что не был разработан внутренний состав министерств, не было дано каждому министерству отдельного наказа и не было выяснено отношение министерств к губернским учреждениям.

Что касается упрека в дерзком отношении к петровскому законодательству, то этот упрек фактически неверен, так как петровские коллегии были разрушены, как мы знаем, Екатериной, и теперь предстояло не заменять существующие коллегии министерствами, а строить новое здание на пустом месте. Что же касается несовершенств разработки закона, то их действительно было много. В сущности, закон этот обнимал в одном законоположении все министерства, и действительно подробных наказов не было, и внутренний распорядок не был разработан, и отношение министерств к губернским учреждениям было неясное. Но, признавая все это, надо сказать, что именно введение министерств и могло устранить значительную часть этих недостатков: учреждения были совершенно новые, и нужно было предоставить самим министерствам постепенно, путем опыта выработать свои внутренние порядки и установить взаимные отношения различных ведомств .

Таковы были осязательные результаты работ негласного комитета.

Но для самого Александра работа в негласном комитете с его просвещенными и талантливыми сотрудниками была в высшей степени полезной школой, которая восполнила до некоторой степени тот недостаток положительных знаний, которым он страдал при восшествии на престол, в области как внутренней, так и внешней политики. Воспользовавшись уроками, полученными в негласном комитете, и получив от него в дар усовершенствованный инструмент для дальнейшей разработки вопросов внутреннего управления в виде министерств, и комитета министров, Александр несомненно почувствовал себя более устойчивым и более сознательным в своих намерениях, более вооруженным для проведения своих политических планов, нежели каким он был за год перед тем. Это относится несомненно и к области внешней политики, в которой он и проявил себя вскоре вполне самостоятельно.

Срав. письмо Александра к Екатерине Павловне от 18 сентября 1812 г. в «переписке» их, изд. вел. кн. Николаем Михайловичем. СПб., 1910, стр. 87.

Оба эти деятеля были люди, одаренные природным умом и в общем смысле слова честные, но не особенно образованные; они не были людьми идейными, принципиальными, и в государственных делах руководились главным образом рутиной да «здравым смыслом». К тому же они были в контрах между собой и ссорились очень часто даже в присутствии Александра (Шильдер, II, 30).

Об отношениях Александра к Палену и Панину иначе рассказано в записках декабриста М. А. Фонвизина (племянника известного писателя). В своих, «Записках» Фонвизин – со слов гр. П. А. Толстого, бывшего военным губернатором Петербурга после Палена, – рассказывает, будто бы Александру при самом его вступлении на престол именно Паниным и Паленом было поставлено определенное условие, чтобы он дал торжественное обещание немедленно по воцарении даровать конституцию, но что будто бы генерал Талызин, который командовал гвардейским гарнизоном в столице, вовремя предупредил Александра об этом, уговорил его не соглашаться на эти условия и обещал в случае нужды поддержку всех гвардейских войск, которые находились в Петербурге. Александр, по рассказу Фонвизина, послушался Талызина и отверг предложение Палена и Панина, после чего Пален, взбешенный вмешательством Талызина, приказал, будто бы, отравить его (надо заметить, что Талызин действительно скоропостижно скончался как раз в это время). Легенда утверждает, что эти обстоятельства и были причиной удаления в отставку графов Палена и Панина. Эта легенда долго пользовалась доверием многих; но теперь нельзя сомневаться в ее неверности.

Панин не был в это время даже в Петербурге и приехал в столицу лишь через несколько недель. Притом, если бы все это было правдой, то Александр отставил бы Палена немедленно и не назначил бы Панина, между тем оба они получили отставку только тогда, когда миновала в них необходимость, – спустя несколько месяцев. Обстоятельства отставки Палена известны. Он был отставлен по требованию императрицы Марии Феодоровны, с которой у него произошло в июне 1801 г. резкое столкновение из-за икон, поднесенных ей старообрядцами и выставленных по ее приказанию в часовне, причем на одной из этих икон оказалась надпись, в которой Пален увидел намек на желательность суровой расправы с убийцами Павла. Пален позволил себе приказать убрать икону, выставленную по распоряжению императрицы, и, сверх того, обратился с жалобой на нее к Александру, а императрица, в свою очередь, потребовала его отставки, и Александр не только уволил его, приняв сторону матери, но и приказал ему выехать из Петербурга. Все это произошло лишь в июне 1801.

Панин же управлял иностранными делами с апреля до сентября 1801 г. Теперь вполне определенно выяснены обстоятельства, по которым и ему пришлось оставить свою деятельность: он совершенно не сходился с Александром во взглядах на внешнюю политику и старался провести свою линию, несогласную со взглядами и волей Александра, которые оказались определеннее и тверже, нежели Панин рассчитывал. Нет ничего удивительного в том, что необычное вступление на престол Александра, так долго окруженное тайной, породило различные легенды: ведь многие важные материалы, освещающие это событие, опубликованы только теперь. (Особенно «Архив кн. Воронцова», кн. 11, 14, 18,29 и др. и «Материалы для жизнеописания rp. H. П. Панина» под ред. А. Г. Брикнера, т. VI.)

Сверх цензурных дел совет ведал при Павле дела высшего финансового управления и некоторые случайно вносившиеся в него по особым высочайшим повелениям дела высшей полиции. (См. новое исследование г. Клочкова, стр. 165 и след.)

Скажем здесь несколько слов и о самом П. А. Строганове и других молодых приятелях Александра, вызванных им из-за границы. Строганов был единственным сыном самого богатого из екатерининских вельмож, графа А. С. Строганова. Как и Александр, он был воспитан французом-республиканцем. Этот француз, довольно известный в свое время математик Ромм, в своей дальнейшей судьбе был менее счастлив, чем Лагарп: он был впоследствии членом и даже одно время председателем Конвента 1793 г., а затем кончил жизнь на эшафоте. Это был более суровый и непреклонный республиканец, чем Лагарп. В 1790 г. он путешествовал вместе с молодым Строгановым по Европе и, попав в Париж в разгар революции, вступил в якобинский клуб вместе со своим юным питомцем, который вскоре сделался даже библиотекарем этого клуба, сойдясь при этом с известной революционеркой Теруань де Мерикур.

Когда Екатерина узнала об этом, она воспретила Ромму въезд в Россию и, немедленно вытребовав юного Строганова в Петербург, сослала его в деревню, где жила тогда его мать.

Вскоре, однако, молодой Строганов был возвращен ко двору. Тут он подружился с Александром (через Чарторыйского) и мало-помалу освоился с русскими условиями. От его былого радикализма и якобинства у него оставались, однако, большая прямолинейность в характере и склонность к осуществлению даже либеральных реформ якобинским путем. По взглядам же своим он был довольно умеренный либерал, хотя и с заметным демократическим оттенком. От воспитателя своего Ромма он заимствовал прежде всего замечательную точность мысли и привычку с полной определенностью формулировать свои настроения и взгляды.

Среди молодых советников Александра Строганов был если не наиболее одаренным, то наиболее стойким, с определенным планом действий в голове; все остальные в этом, несомненно, далеко уступали ему. Строганов был старше Александра на пять лет и считал императора человеком с благими намерениями, но слабохарактерным и ленивым и первой своей задачей, – или, вернее, не своей, а задачей того кружка, к которому он принадлежал и относительно которого думал, что этому кружку предстоит преобразовать Россию, – он считал подчинить Александра, чтобы иметь возможность систематически направлять его деятельность к добру. Так как Строганов предвидел, что и целый ряд других лиц совсем иного направления, и чаще всего в личных видах будет стремиться к той же цели, то он считал, что кружку нужно спешить, ибо тогда, когда Александр окажется в подчинении у кого-нибудь другого, будет уже труднее воздействовать на него. Меры, которыми он полагал достигнуть этой цели, были, впрочем, совершенно честные, далекие от обмана, насилия над совестью Александра и т. п. Строганов полагал подчинить Александра своему кружку, стараясь сделаться для него необходимым при разработке всех тех вопросов, которые занимали самого Александра, но для разработки которых у Александра не хватало, по мнению Строганова, ни характера, ни способности к упорному труду. (Характеристику Строганова см, в биографии его, составленной вел. князем Николаем Михайловичем в 1903 г., т. I.)

Другой член этого кружка – Н. Н. Новосильцев – был двоюродным братом Строганова. Он был или казался значительно тоньше его умом и имел большие способности вполне литературно, блестящим слогом, излагать свои мысли. Новосильцев был несколько старше Строганова и, значит, значительно старше Александра, менее пылок, более осторожен, зато не обладал такою точностью мысли и сознательностью намерений, как Строганов. (Там же.)

Третьим членом кружка был кн. Адам Чарторыйский, человек выдающегося ума и дарований, пылкий патриот своей родины, Польши, тонкий политик, трезвый наблюдатель, сумевший значительно глубже других понять сущность характера Александра. Он тоже в свое время увлекался идеями революционной Франции 1789 г., но все его заветные помышления были направлены к восстановлению Польши в виде сильного, независимого государства. Описывая всех членов кружка в своих мемуарах, Чарторыйский сам назвал себя наиболее бескорыстным, так как он участвовал, собственно, в чужом для него деле. К чести Чарторыйского надо сказать, что он никогда не скрывал от Александра своих истинных побуждений и намерений и впоследствии, в 1802 г., прежде чем принять место товарища министра иностранных дел, предложенное ему императором, предупредил Александра, что, как поляк и польский патриот, он, в случае столкновения интересов русских и польских, станет всегда на сторону этих последних («Mémoires du prince Adam Czartoryski». P., 1887),

Четвертым лицом, ранее не принадлежавшим к этому триумвирату и присоединенным к нему самим Александром, был гр. Виктор Павлович Кочубей. Это был выдающийся молодой дипломат, племянник Безбородко, блестяще начавший свою карьеру еще при Екатерине, – 24 лет он был уже послом в Константинополе и умело поддерживал престиж и интересы России. По взглядам своим это был искренний либерал, впрочем, гораздо более умеренный, чем Строганов и чем сам Александр. Он был очень образованный человек, но, воспитанный в Англии, он знал ее, как уверяли современники, лучше, чем Россию.

Однако Кочубей стремился принять участие именно во внутренних преобразованиях России, и охотно отказался ради этого от своей блестящей дипломатической карьеры (он был при Павле уже вице-канцлером).

Записка, представленная Александру гр. А. Р. Воронцовым, напечатана в книге 29 «Архива кн. Воронцова».

О Мордвинове см. историческую монографию проф. В. С. Иконникова «Граф Н. С. Мордвинов». СПб., 1873.

Все приведенные недостатки первого учреждения министерств вскоре отчетливо осознаны были В. П. Кочубеем, что видно из записки его, представленной императору Александру 28 марта 1806 г. Записка эта напечатана в томе ХС «Сборника Русского исторического общества» в числе бумаг, найденных в кабинете Александра после его смерти (стр. 199).

Негласный комитет

Дней Александровых прекрасные начала.

Александр Пушкин

Русским государям, вступавшим на трон, было очень легко начинать: достаточно было отменить, простить, реабилитировать - исправить сделанное предшественником. Пушкин вспоминал с тоской в 1822 г. прекрасные дни начала царствования Александра. В 1801 г. все были счастливы. 15 марта, через 4 дня после убийства Павла, новый царь простил 156 человек, в том числе Радищева. Последовавшими указами были помилованы другие жертвы свергнутого императора - всего 12 тыс. человек. Принимая во внимание немногочисленность правящего слоя, на который в первую очередь обрушивался гнев Павла I, это цифра очень внушительная. В марте были восстановлены дворянские выборы по губерниям; амнистированы бежавшие за границу; объявлен свободный въезд и выезд за границу; разрешены частные типографии и ввоз всяких книг из-за границы. 2 апреля восстановлена жалованная грамота дворянству и городам, данная Екатериной. Уничтожена тайная экспедиция - секретная полиция императора. 27 сентября были запрещены пытки и «пристрастные допросы». Само слово «пытка» было запрещено употреблять в делах.

В манифестах, указах, частных разговорах Александр I выражает свое горячее желание водворить на место произвола законность. Для подготовки и осуществления необходимых реформ Александр собирает вокруг себя друзей, молодых людей, которые в мае 1801 г. становятся членами особого Негласного комитета.

Состав комитета, собиравшегося на тайные заседания до сентября 1804 г., вызывал надежды у сторонников реформ и опасения у противников. Членами комитета Александр назначил четырех представителей нового поколения, воспитанных на самых передовых идеях XVIII в., отлично знавших Западную Европу. Лагарпа, приехавшего в Петербург по приглашению императора, Александр в комитет не назначил, хотя много с ним говорил.

Во второй половине XIX в. были опубликованы протоколы заседаний Негласного комитета, все его члены написали воспоминания. Первое столкновение мечтаний и реальности, пережитое Александром I, отлично документировано. Записку о необходимости создать особый Негласный комитет для обсуждения плана преобразований России представил царю граф Павел Строганов (1772-1817), единственный сын самого богатого из екатерининских вельмож, личный друг Александра. В 1790 г., вместе со своим воспитателем, французом-республиканцем, математиком Жильбером Роммом, Павел Строганов оказался в Париже. Вступил в якобинский клуб, стал любовником неистовой революционерки Теруань де Мерикур. Вызванный Екатериной в Петербург и отосланный в деревню, Павел Строганов был вскоре возвращен ко двору. С великим князем Александром его познакомил князь Адам Чарторыйский (1770-1861). Александр, метавшийся между двором Екатерины и гатчинским двором отца, выбрал себе в друзья князя Чарторыйского, находившегося в Петербурге в качестве заложника после разгрома восстания Костюшко. Дружба сохранилась и после того, как наследник стал императором. Близким отношениям не помешали даже слухи об увлечении молодой супруги наследника польским князем. Рассказывали, что когда у великой княгини Елизаветы родилась в мае 1799 г. дочь, ее показали Павлу. Император спросил у статс-дамы Ливен: «Сударыня, возможно ли, чтобы у мужа-блондина и жены-блондинки родился черненький младенец?» Статс-дама совершенно справедливо возразила: «Государь! Бог всемогущ». Адам Чарторыйский был «сослан» послом ко двору короля Сардинии, находившегося в изгнании, но остался близок Александру - и был вызван в Петербург после убийства Павла.

Третьим членом комитета был назначен двоюродный брат Павла Строганова Николай Новосильцев (1761-1836). Четвертым стал Виктор Кочубей (1768-1834), племянник канцлера Безбородко, воспитанный в Англии, в 24 года занимавший пост посла в Константинополе.

Талантливые, образованные друзья императора на первом же заседании Негласного комитета сформулировали задачи и план его работы: узнать действительное положение дел в России; реформировать правительственный механизм и, в заключение, обеспечить существование и независимость государственных учреждений конституцией, дарованной самодержавной властью и соответствующей духу русского народа. Две коренные, неизменные проблемы стояли на повестке дня: самодержавие и крепостное право. Александр понимал необходимость реформ, соглашался с Лагарпом, говорившим, что «закон выше монарха». Дилемма была квадратурой круга: как ограничить самодержавие, не ограничивая власти государя? Державин рассказывает, что, будучи министром, настаивал в разговоре с Александром на каком-то своем предложении: «Ты меня всегда хочешь учить, - государь с гневом сказал. - Я самодержавный государь и так хочу»11. Разговор имел место в самую либеральную эпоху царствования.

Не менее трудным был и крестьянский вопрос. При его обсуждении в Негласном комитете были высказаны различные мнения. Чарторыйский высказался против крепостного права, ибо держать людей в рабстве неморально. Новосильцев и Строганов говорили об опасности раздражать дворянство. Единственными мерами для решения крестьянского вопроса было принятие проекта адмирала Мордвинова (долгие годы проведшего в Англии, где, как пишет его биограф, «он проникся духом английской науки и уважением к учреждениям этой страны»12) и проекта графа Румянцева о вольных хлебопашцах. Мордвинов подошел к крестьянскому вопросу с неожиданной стороны. Почитатель Адама Смита и Бентама, он считал, что необходимо создать такой экономический строй, при котором дворянство само признало бы невыгодность подневольного труда крепостных и само отказалось бы от своих прав. Мордвинов предложил дать право владеть недвижимым имуществом купцам, мещанам и казенным крестьянам, лишив таким образом дворянство монополии на владение землей. В результате, по его мнению, возникнут фермы с наемными работниками, которые явятся конкурентами крепостному хозяйству и побудят помещиков согласиться на освобождение крестьян. В 1801 г. этот проект стал законом.

В 1803 г. был принят по проекту Румянцева закон о «вольных хлебопашцах». Помещикам было разрешено отпускать крестьян на волю с земельным участком за выкуй. Крестьяне, не записываясь в другое состояние, становились «вольными хлебопашцами». Для заключения сделки было, следовательно, необходимо согласие помещика и наличие денег у крестьянина. На основании этого указа в царствование Александра I освободилось 47153 семьи, а в царствование Николая I - 67149 семей.

Закон о «вольных хлебопашцах», как и лишение дворянства монополии на владение землей, свидетельствовали о желании найти решение крестьянского вопроса и одновременно об отсутствии как плана, так и воли к его реализации. Лагарп, которого считали якобинцем и демократом, также не знал, что делать. Он считал главной нуждой России просвещение, без которого ничего сделать нельзя, но признавал одновременно, что в условиях крепостного права просвещение распространяется очень трудно. Выхода из заколдованного круга не находил даже швейцарский республиканец.

Вполне довели до конца члены Негласного комитета только одну работу - преобразование центральных органов управления. 8 сентября 1802 г. были учреждены министерства, заменившие прежние коллегии: иностранных дел, военное и морское, и новые министерства - внутренних дел, финансов, народного просвещения, юстиции и коммерции. Новый регламент Сената определял его функции как органа государственного надзора над администрацией и высшей судебной инстанции.

Деятельность Негласного комитета вызывала страхи, недовольство, сопротивление. Державин, назначенный министром юстиции, резко критиковал идею министерств, подчеркивая, что проект сочинили «князь Чарторыйский и Кочубей, люди, ни государства, ни дел гражданских основательно не знающие»13. Поэту-министру не нравились не только новые коллеги (Адам Чарторыйский был назначен товарищем министра иностранных дел графа Воронцова, а Виктор Кочубей - министром внутренних дел), но также неподготовленность закона, неопределенность прав и обязанностей министра.

Больше всего раздражал Гаврилу Державина «конституционный французский и польский дух», которым было «набито» окружение императора. Автор «Записок» называет полностью имя Чарторыйского, но ограничивается буквами, говоря о других «якобинцах»: Н[овосильцев], К[очубей], С[троганов]14. Князь Чарторыйский, ставший при Александре Воронцове, которого считали глубоким стариком (ему исполнился 61 год), практически руководителем внешней политики России, был особенно неприятен Державину, как наиболее влиятельный из «окружавших государя поляков и полек»15. Намек на «полек» был очевиден для современников, знавших, что любовницей императора была Мария Нарышкина, урожденная княжна Четвертинская, полька, следовательно, «красавица и кокетка», как о ней говорили.

Мнение Гаврилы Державина о деятельности Негласного комитета и о его членах было общепринятым в высших кругах общества.

Не только это мешало работе Комитета. Была причина, которую можно назвать административной. Мечтая о конституции, о правовом государстве, Комитет был органом бесправным, рожденным волей монарха. «Тем временем, - писал Адам Чарторыйский, - настоящее правительство - сенат и министры - продолжало управлять и вести дела по-своему, потому что стоило лишь императору покинуть туалетную комнату, в которой происходили наши собрания, как он снова поддавался влиянию старых министров и не мог осуществить ни одного из тех решений, которые принимались нами в неофициальном комитете»16. Князь Чарторыйский, писавший свои мемуары много лет спустя после своей деятельности в Негласном комитете, возлагает вину за незначительность результатов на императора, на его колебания и уступки «старым министрам». Современный историк согласен с тем, что Александр I не был готов пойти на решающие шаги в области реформ, что он «лишь чувствами воспринимал неодолимость грядущих перемен, но умом, как сын времени и представитель своей среды, он понимал, что их наступление будет означать прежде всего перемену в его собственном положении неограниченного монарха»17.

Александр Кизеветтер, автор психологического портрета Александра I, спорит с взглядом о слабости и нерешительности сына Павла. Наоборот, он подчеркивает его решительность и умение настаивать на своей точке зрения. В то же время историк признает, что среди членов Негласного комитета «Александр был наименее расположен к каким-либо решительным шагам по пути политических нововведений». И объясняет это двумя причинами. Первая - сочетание восторженного отношения к прекрасному призраку политической свободы и нежелания реального воплощения этого призрака. «Здесь не было ни неискренности, ни слабоволия; здесь была только холодная любовь к отвлеченной мечте, соединенная с боязнью, что мечта улетучится при попытках реализовать ее»18. Кроме опасений психологического порядка, жил в Александре страх совершенно реальный: его дед и его отец были убиты ближайшим окружением, недовольным их политикой.

Колебания, нерешительность, опасения и страхи Александра имели реальные основания. Трезвый Лагарп, некоторое время бывший членом Гельветской директории, что дало ему государственный опыт, вернувшись в Россию по приглашению императора, составил для своего бывшего ученика анализ социальных сил в зависимости от их отношения к реформам. Против - по мнению Лагарпа - будет почти все дворянство, чиновничество, большая часть купечества (мечтают превратиться в дворян, владеть крепостными). Особенно воспротивятся реформам те, кого напугал «французский пример: почти все люди в зрелом возрасте; почти все иностранцы». Лагарп предостерегает от привлечения народа к участию в преобразованиях. Русские «обладают волей, смелостью, добродушием, веселостью», но их держали в рабстве, они не просвещены. Поэтому, хотя «народ желает перемен… он пойдет не туда, куда следует». Силы, на которые царь-реформатор может опереться, невелики: образованное меньшинство дворян (в особенности «молодые офицеры»), некоторая часть буржуа, несколько литераторов. Поэтому швейцарский республиканец не рекомендует ограничивать самодержавие (традиционный авторитет царского имени представляет собой огромную силу) и предлагает как можно энергичнее действовать в области просвещения19.

Историки и современники-консерваторы, в первую очередь Карамзин (сочетавший оба качества), упрекали Александра I в излишней склонности к реформам, в слабовольном следовании недобрым советникам. Либеральные историки критиковали Александра I за нерешительность в проведении реформ. Карамзин в «Записке», адресованной монарху, напоминал о «правиле мудрых», знавших, что «всякая новость в государственном порядке есть зло»20. Ключевский говорил об Александре: «прекрасный цветок, но тепличный», «он был убежден, что свобода и благоденствие водворятся сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг»21.

Во второй половине 80-х годов XX в., в первые годы «перестройки», посеявшей множество иллюзий, советские историки обратились в прошлое в поисках аналогий. Натан Эйдельман наиболее ясно изложил теорию «революции сверху», единственно возможной (не кровавой) в России. Анализируя деятельность Александра I, он пришел к выводу, что «в России «сверху виднее». Неразвитость общественно-политической жизни, многовековая практика самодержавного правления привела к тому, что «на самом верху, среди министров и царей естественно появление людей, которым виднее интересы их класса, сословия, государства в целом». Используя шахматный термин, Натан Эйдельман говорит, что те, кому «виднее», умеют считать «на два хода вперед», в то время как крепостники и большинство бюрократов - исключительно «на один ход»22.

Незначительные результаты деятельности Негласного комитета, неумение найти ответ на два главных вопроса - политический и социальный: как ограничить самодержавие, не ограничивая самодержца и как освободить крестьян, не обижая их владельцев, - не означали, что общество оставалось неподвижным. И этим движением оно было, несомненно, обязано инициативам и взглядам Александра I в это время.

Внук Екатерины, получивший в наследство империю, расширение которой будет продолжаться при нем, Александр I очень хорошо ощущал имперский характер России. Это выражалось в его интересе к проблеме управления огромной территорией. В молодости Александр проявлял интерес к федерализму, что легко объяснить влиянием Лагарпа. Вступив на престол, он делал попытки завязать отношения с Томасом Джефферсоном, избранным в 1801 г. президентом США. Отражением этого интереса была реформа губернского управления. Губернатор отдавал отчет непосредственно государю, но губернские управления были подчинены не Сенату, как раньше, а министерствам. «Становилась возможной некоторая административная децентрализация, оставлялось больше свободы местной инициативе и автономии; это было необходимо для смазки механизма и сообщения большей гибкости управлению»23.

Чувство империи выражалось в ощущении различия между ее отдельными частями. Продолжая политику Екатерины, Александр заботится о быстрой колонизации юга России. С 1803 по 1805 г. в Новороссии поселилось более 5 тыс. колонистов (немцев, чехов, южных славян). Новым поселенцам предоставлялись значительные льготы. Одесса, губернатором которой был в это время французский эмигрант герцог Ришелье (памятник Дюку до сих пор украшает город), получила статут порто-франко, т.е. право беспошлинного ввоза и вывоза товаров, и превратилась в крупный торговый порт. Освоение южных плодородных земель идет очень быстро, и Новороссия становится важным источником хлебного экспорта, прежде всего пшеницы.

После 1805 г. колонизация южных степей развивается прежде всего за счет русских крестьян: государственные крестьяне из сравнительно густо заселенных губерний (Тульской, Курской) переводятся в Новороссию, массовый вывоз иностранцев прекращается. Делая некоторые шаги в сторону децентрализации, Петербург не хотел отказаться от контроля. Дополнительным примером этой политики может быть американская эпопея. В XVIII в. русские моряки вели торговлю в сравнительно ограниченной зоне Тихого океана: у берегов Охотского моря и Камчатки, доходя до Алеутских островов и северо-американского побережья. Петербург не отзывался на просьбы моряков-торговцев оказать им поддержку. Только в 1799 г. проект Григория Шелехова (1747-1795), наиболее динамичного из русских купцов-мореходов, через 15 лет после его смерти был утвержден императором Павлом I. Была создана контролируемая государством Русско-Американская компания, получившая монопольное право торговли в Тихом океане. Образцом для статута Русско-Американской компании были хартии, данные в XVIII в. голландским, английским и французским компаниям, торговавшим с Индией и другими колониями. Александр I, продолжая дело отца, перевел правление Русско-Американской компании из Иркутска в Петербург.

Первые годы правления Александра, время мечтаний и разговоров о реформах, были периодом религиозной терпимости, широта которой становится особенно очевидной при сравнении с политикой Николая I. В числе причин было равнодушие императора к религии, в которой он видел одну из форм просвещения народа, интерес к эзотеризму и мистике. Все члены Негласного комитета были, как считали современники, масонами. В масонстве подозревали, имея серьезные основания, князя Александра Голицина, которого Александр назначил обер-прокурором Синода, руководившего православной церковью. В 1803 г. молодого императора посетил И.В. Бебер, один из виднейших масонов своего времени. «То, что вы мне говорите об этом обществе, - сказал якобы Александр, убежденный собеседником, - меня вынуждает не только оказать ему покровительство, но даже просить о принятии меня в число масонов». По существующим разноречивым версиям, Александр I был принят в масонский орден в 1808 г. в Эрфурте, в 1812 г. в Петербурге, в 1813 г. в Париже одновременно с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III.

Запретительные меры против «раскольников» были прекращены Екатериной II в 1783-1785 гг. При Александре, хотя и с колебаниями, старообрядцы начали получать разрешения на строительство церквей, часовен, на богослужения и кладбища. Историки называют время Александра «золотым веком» русского сектантства. Возникавшие со второй половины XVII в. многочисленные секты, отражавшие интенсивный характер духовных поисков русского народа и напряженность религиозных настроений, преследовались еще активнее, чем старообрядцы. Александр I, вступив на престол, немедленно прекратил их преследование, из тюрем были освобождены все узники-сектанты, вернулись ссыльные. Сектанты - хлысты, скопцы, духоборы, молокане и т.д. - получили возможность переселения из внутренних губерний, где их преследовали местные власти и вражда населения, на окраины: в Таврическую, Астраханскую, Самарскую губернии.

Терпимость властей способствовала пробуждению интереса к русскому «духовному христианству», к сектам в столичном высшем обществе. Особое внимание привлекали мистическая секта хлыстов и выделившиеся из них скопцы, учившие, что женская красота «весь свет поедает и к Богу идти не пущает, а поскольку никакие средства не действительны против женщин, остается лишить мужчин возможности грешить». Основатель скопческой секты Кондратий Селиванов после возвращения из ссылки в Сибири (1775- 1796) жил в Петербурге (умер в 1832 г.), где пользовался неизменным вниманием высшего общества и купечества. В 1805 г. Александр I, отъезжая в армию, нанес визит основателю скопчества. Рассказывают, что Кондратий Селиванов предсказал императору поражение под Аустерлицем.

Взгляд на религию как инструмент просвещения определял в значительной мере отношение императора к лютеранству и католицизму. «Вот почему, - пишет биограф Александра I, - лютеранские пастыри и католические ксендзы, как люди светски образованные, пользовались в глазах Александра большими правами на уважение, чем наше православное духовенство. Польские ксендзы и остзейские пастыри легко добились тогда таких привилегий, о коих не смели и мечтать русские священники»24.

Возродились планы обращения России б католицизм, казалось бы, прерванные убийством Павла I. Одним из активнейших пропагандистов католицизма был Жозеф де Местр, считавший, что следует начать с обращения в католичество дюжины аристократок. В этом направлении были достигнуты значительные успехи: духовными дочерями иезуитов были М. Нарышкина (Четвертинская), фаворитка императора, знатные дамы - Бутурлина, Голицина, Толстая, Ростопчина, Шувалова, Гагарина, Куракина.

Либеральный воздух эпохи побуждал к мечтам. Алексей Еленский, камергер последнего польского короля, поселившись в Петербурге, стал последователем скопчества и послал в 1804 г. Новосильцеву проект создания корпуса государственных пророков. Они придавались бы всем важнейшим правительственным деятелям и умилоствляли Бога своими молитвами, а также возвещали волю Духа Божьего. Место главного представителя Святого Духа при императоре Еленский предназначал «Богу» скопцов Кондратию Селиванову. Проект остался в бумагах Новосильцева, автор был сослан в монастырь. Александр посетил Селиванова год спустя.

Расширение империи за счет территорий, входивших в состав Речи Посполитой, окончательно ликвидированной после третьего раздела, привело к включению в состав России миллионного (в конце XVIII в.) еврейского населения. Возник еврейский вопрос, который не перестанет занимать государственных и политических деятелей, идеологов и публицистов и в конце XX в.

Екатерина II, вступив на престол, вынуждена была, как она рассказывает в своих «Записках», немедленно решить вопрос (пришла его очередь в Сенате) о проекте, разрешавшем евреям въезд в Россию. Выяснив, что Елизавета отвергла подобное предложение резолюцией: «Я не желаю выгоды от врагов Иисуса Христа», молодая императрица приказала отложить дело «до другого времени». По мере увеличения имперской территории и еврейского населения вопрос принимает иной характер. Проблема въезда евреев в Россию становится проблемой их жизни в империи. В 1791 г. была введена черта оседлости - территория, вне которой евреи не имели права жительства. В черту оседлости входили Малороссия, Новороссия, Крым и провинции, присоединенные в результате раздела Польши. Но и на этой территории евреи имели право жить только в городах, но не в сельской местности. В 1794 г. Екатерина обложила евреев двойной податью по сравнению с христианами.

В 1798 г. сенатор Гаврила Державин был отправлен в Белоруссию, чтобы «исследовать поведение евреев, не изнуряют ли они поселян в пропитании их обманами, и искать средств, чтобы они, без отягощения последних, сами трудом своим пропитывать себя могли»25. Державин, как он рассказывает в мемуарах, собрал сведения «от благоразумнейших обывателей, от езуитской академии в Плоцке, всех присутственных мест, дворянства и купечества и самих казаков, относительно образа жизни жидов…»

Сенатор Державин представил свое «мнение о евреях» Павлу I, но император оставил его без внимания. Записка Державина «пришла в движение» при Александре I. Был создан комитет. Состав его свидетельствовал о значении, которое придавалось вопросу. Членами комитета были граф Чарторыжский, граф Потоцкий, граф Валериан Зубов и Гаврила Державин26. Первым решением комитета было приглашение представителей еврейского населения для того, чтобы выслушать их мнение о выводах, сделанных Державиным. В 1804 г. было выработано «положение о евреях». Черта оседлости была сохранена, но ее территория расширена, включив Астраханскую и Кавказскую губернии. В пределах черты оседлости евреи должны были пользоваться «покровительством законов наравне со всеми другими русскими подданными». Сохранялось запрещение проживать в сельских местностях и строжайше запрещалось торговать вином. На первом месте в положении 1804 г. стоят статьи, поощряющие просвещение. Детям евреев предоставлялось право обучения во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах. Одновременно разрешалось для желающих создание еврейских «особенных школ».

Положение 1804 г. было первым актом, регулировавшим положение евреев Российской империи. Его либеральность, терпимость - знак времени - становятся очевидными при сравнении с последующим законодательством, которое непрерывно ужесточалось.

Александр I, оказавшийся на престоле в результате переворота, сразу же столкнулся с «кадровым голодом»: в его окружении почти не было талантливых придворных, которые помогли бы ему освоиться с управлением столь огромной державой. Некоторые из прежних царедворцев (в первую очередь Петр Пален и Никита Панин) дискредитировали себя участием в заговоре против Павла - и хотя они были оставлены на службе и даже увенчали себя новыми успехами, государь не мог привлекать их к тем инициативам, которые считал особенно значимыми. Что касается опытных вельмож екатерининских времен, то они были отстранены от управления еще его отцом и к тому же находились в весьма преклонных летах. Новый царь остро нуждался в помощниках, которые разделяли бы его либеральные взгляды и были бы столь же нацелены на реформирование страны.

Обещая в манифесте по случаю своего восшествия на престол управлять страной «по законам и по сердцу бабки своей - Екатерины Великой», Александр стремился сгладить остроту противоборства различных группировок внутри правящей элиты. Государь доказал серьезность своих намерений, вернув из ссылки и освободив из тюрем многих заключенных (в том числе А.Н. Радищева, А.П. Ермолова и др.). Уволил он и наиболее одиозных временщиков предыдущего правителя: государственного прокурора Обольянинова, шталмейстера Кутайсова и московского обер-полицмейстера Эртеля. Уничтожил государь и Тайную экспедицию - орган при Сенате, занимавшийся политическим сыском. Тайная экспедиция была учреждена еще Екатериной - она, например, занималась делами участников Пугачевского бунта; однако именно при Павле этот орган превратился в беспощадную и зачастую нелогичную машину расправы над чиновниками и офицерами, заподозренными в нелояльности.

Александр вернул на службу всех, кто был уволен с нее без суда (таких оказалось около 15 тыс. человек), и в манифесте об упразднении Тайной экспедиции провозгласил, что отныне положен «надежный оплот злоупотреблению» и что «в благоустроенном государстве все поступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона». Были восстановлены жалованные грамоты городам и дворянству - в частности, дворяне были вновь освобождены от телесных наказаний, введенных Павлом. Эти меры первых недель царствования Александра, казалось, вернули мир в государстве. Однако царь понимал, что требуются куда более радикальные реформы.

Страна победившего феодализма

Внутреннее состояние России было на первый взгляд вполне благоприятным, и менее дальновидный монарх, вероятно, действительно удовольствовался бы правлением в духе Екатерины Великой, не ища перемен. Основу экономического развития страны составляло сельское хозяйство, которое получило мощный импульс благодаря территориальным приобретениям Екатерины Великой: благодаря безопасности внешних границ, достигнутой при императрице, огромные черноземные пространства на юге и юго-западе империи усиленно колонизировались помещиками и крестьянами. Именно при Екатерине Россия превратилась в одну из главных житниц Европы: всего за 15 лет, к 1779 году, вывоз пшеницы из главных портов страны вырос более чем в девять раз.

Вместе с тем сельское хозяйство оставалось феодальным и архаичным. К началу XIX века крепостное право достигло апогея: 55% крестьян принадлежали помещикам и были в правовом плане совершенно бесправными: господа могли продавать их поодиночке и семьями, дарить, приписывать к заводам и фабрикам, а также наказывать, не сверяясь ни с какими законами, - бить плетьми и батогами даже при отсутствии на них какой-либо настоящей вины. Наказание, к которому Сенат и Екатерина Великая приговорили печально известную Салтычиху - помещицу Дарью Салтыкову, было случаем исключительным: впервые правящий класс вынужден был прислушаться к общественному мнению и заточить в монастырской тюрьме столбовую дворянку из старинного рода, прославившуюся зверствами в отношении крестьян. Арест Салтычихи был данью новой эпохе - императрица, состоявшая в переписке с Вольтером и Дидро, стремилась показать, что понятие законности распространяется на всех подданных без исключения. Однако в действительности процесс такого рода был единичным фактом: прочие дворяне могли не бояться, что государство займется ущемлением их прав по отношению к принадлежавшей им «собственности».

«Салтычиха». Художник П. Курдюмов, 1911 год

Крепостное право было аморальным: в таком виде, как в России, в европейских странах оно уже не существовало, несмотря на то что в некоторых государствах, таких, как Австрия, крестьянские повинности были отменены лишь к середине XIX столетия. Однако у него был и другой минус: крепостничество консервировало устаревшие формы эксплуатации крестьян, мешая развитию экономики в целом. Помещики по-прежнему стремились увеличить доходы, уменьшая крестьянские наделы и расширяя барскую запашку, повышая оброк и усиливая барщину. Это вело еще к одному опасному для государства последствию - обострению отношений между помещиками и крестьянами, которое при Екатерине привело к настоящей крестьянской войне. Волнения помещичьих крестьян в России были частыми - лишь за первое десятилетие XIX века их произошло около 80, и правительство порой вынуждено было бросать на их подавление армейские части. Нуждалось в реформе и управление - при Екатерине, сократившей число коллегий, возникла управленческая неразбериха: так, даже во время волнений и крупных бедствий было непонятно, какая коллегия занимается изучением ситуации и выработкой мер к ее исправлению.

Главным же поводом для тревоги служили даже не перечисленные выше проблемы. Если в эпоху Екатерины дворянство могло наслаждаться прелестями «просвещенного абсолютизма», то царствование Павла показало, насколько опасным может быть самодержавие даже для того сословия, которое всегда рассматривалось как опора трона. Вот почему Александр всерьез задумывался об ограничении самодержавия. Опереться в этих планах он мог только на ближайших друзей.

Благие намерения

Вскоре по восшествии на престол Александр поделился своими планами с другом детства - Павлом Строгановым. В юности Строганов побывал в революционной Франции и даже состоял в близком к якобинцам «Клубе друзей закона». Строганов, впрочем, нашел мысль об ограничении самодержавия несвоевременной, предложив прежде провести реформу администрации. Для того чтобы разработать конкретные меры, он предложил царю создать особый Негласный (тайный) комитет. Александр с идеей согласился и назначил в состав комитета самого Строганова, а также других хорошо знакомых ему дворян - Николая Новосильцева, Адама Чарторыйского и Виктора Кочубея. На первом же заседании комитет сформулировал основные задачи: изучить положение дел в стране, реформировать правительственный механизм и выработать конституцию, которая бы стала основанием для работы ряда независимых государственных учреждений.

Портрет графа П.А. Строганова. Художник Ж.-Л. Монье, 1808 год

Александр видел первоочередные задачи несколько иначе, чем члены Негласного комитета. Прежде всего он желал даровать народу некую хартию вроде французской Декларации прав человека и гражданина, чтобы сразу объявить о своих намерениях. Кроме того, он собирался преобразовать Сенат, с тем чтобы превратить этот правительственный орган в гарант соблюдения гражданских прав. Любопытно, что этот проект поддержали не только молодые друзья царя, но и многие государственные деятели, находившиеся в летах, - уж слишком сильно натерпелись при прежнем государе. Бывший фаворит Екатерины князь Платон Зубов даже представил царю собственный проект о превращении Сената в независимый законодательный корпус. Проект, правда, был отвергнут Негласным комитетом, поскольку не имел ничего общего с подлинно республиканским институтом: Зубов предполагал, что Сенат будет состоять лишь из крупных чиновников и представителей высшего дворянства.

Еще один интересный проект, переданный в комитет Александром и касающийся внутренних преобразований, был составлен графом Александром Воронцовым и представлял собой «жалованную грамоту народу» - по аналогии с жалованными грамотами Екатерины городам и дворянству. Необычайно смелый проект давал людям низшего сословия гарантии личной неприкосновенности - их нельзя было заключить в тюрьму и подвергнуть любым наказаниям, кроме как по закону. Помимо этого, Воронцов предлагал дать крестьянам право обладать недвижимой собственностью. Рассмотрев проект, члены негласного комитета усомнились в том, что народ действительно можно наделить правами, предусмотренными в «грамоте», при данном состоянии страны - как бы не пришлось их отнимать обратно.

Крестьянский вопрос был одним из первых, которым озаботился комитет. Зубов в своем проекте предлагал начать с запрета владеть дворовыми: государство должно было выкупить их у помещиков. Однако Новосильцев справедливо указал царю, что в казне не хватит денег, чтобы выкупить дворовых. Кроме того, эта армия освобожденных дворовых, не являвшихся настоящими крестьянами и не имевших земли, превратилась бы в дестабилизирующий фактор. В еще одном проекте по крестьянскому вопросу, поданном адмиралом Николаем Мордвиновым, предлагалось разрешить владеть недвижимостью купцам, мещанам и казенным крестьянам. Мордвинов предлагал ограничить монархию с помощью дворянства - продать большую часть казенных земель дворянам, обеспечив, таким образом, усиление этого сословия и его способность в случае необходимости противостоять царю, который вздумает править не по законам. Мордвинов не считал возможным отменять крепостное право «сверху» и стремился создать в сфере сельского хозяйства рынок наемной рабочей силы, который бы сделал труд крепостных попросту невыгодным.

Фактически Негласный комитет ограничился лишь одним из предложений Мордвинова - признал за третьим сословием право покупать землю. Несмотря на то что члены Негласного комитета горячо ненавидели крепостное право и считали, что его требуется скорее отменить, никто из них не предложил проект его отмены, который Александр счел бы своевременным. В результате вопрос был отложен в долгий ящик - как оказалось, на целых 60 лет.

«Негласный комитет». Художник Олег Леонов

Негласный - и бесполезный

Намного больше удалось Негласному комитету в вопросах реформирования системы управления. Вслед за предпринятым самим Александром учреждением Непременного совета - органа, который занимался бы обсуждением государственных дел и постановлений, - были преобразованы петровские коллегии. В феврале 1802 года Чарторыйский представил доклад, где была предложена система разделения властей: предлагалось строго поделить компетенции высших органов управления, надзора, суда и законодательства, точно описав роль каждого из них. После обсуждения доклада и изучения других проектов и предложений в сентябре того же года был обнародован манифест, по которому коллегии были преобразованы в восемь министерств - иностранных дел, военное и морское, соответствовавшие прежним коллегиям, а также совершенно новые министерства: внутренних дел, финансов, народного просвещения, юстиции и коммерции. В отличие от коллегий, каждое из министерств управлялось одним человеком - министром: это делало управление новыми органами более оперативным, компетентным и ответственным.

После обсуждения в Негласном комитете был издан именной указ о правах и обязанностях Сената. Идея Зубова о преобразовании Сената в законодательное учреждение была отвергнута. Вместо этого Сенат стал верховным органом государственного надзора над администрацией и одновременно высшей судебной инстанцией. Он же фактически играл роль и правительства: так, перед ним были ответственны все министерства. Указы Сената должны были исполняться всеми, как и указы государя. Лишь государь имел право вмешиваться в работу Сената; даже в том случае, если генерал-прокурор обнаруживал какие-то нарушения в работе Сената, он мог лишь доложить о них государю, причем за несправедливые жалобы на Сенат государю виновные должны были подвергаться судебному преследованию. Уличенных же в преступлении сенаторов имел право судить лишь сам Сенат.

Несмотря на то что Александру I и кругу его ближайших друзей удалось до некоторой степени разгрести административные авгиевы конюшни, устроенные Екатериной и в меньшей степени Павлом, деятельность Тайного комитета трудно назвать успешной. Фактически она продлилась лишь год: с мая 1802 года комитет уже никогда более не собирался по важным вопросам. Обсуждение мер по реформированию было возложено на Комитет министров, на собраниях которого председательствовал сам царь. Увы, Тайный комитет не выполнил задач, ради которых был создан: он не решил ни вопрос о конституции, ни вопрос о крепостном праве. В целом он является прекрасным примером «реформ без реформ» - одной из излюбленных стратегий отечественных преобразователей всех времен. Однако для самого Александра участие в его деятельности стало управленческой школой - оно имело для него приблизительно то же значение, какое для Петра I имели потешные полки: Петр учился воевать, Александр - управлять огромным государством, поставленным перед непростыми проблемами.

В манифесте, возвещавшем о восшествии на престол великого князя Александра Павловича, от имени последнего торжественно объявлялось: «Мы, приемля наследственно Импе­раторский Всероссийский Престол, восприемлем купно и обязанностей управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей бабки Нашей… Екатерины Второй». Новый император, таким образом, подчеркивал свою приверженность политическому курсу Екатерины II, много сделавшей для расширения дворянских привилегий. Манифест был составлен одним из екатерининских вельмож, Д. П. Трощинским, и, по словам А. Е. Преснякова, «хорошо выразил, чего ждали от Александра, чем можно было оправдать переворот» .

Дружный хор торжественных од приветствовал восшествие Александра на престол. Несмотря на объявленный траур, на улицах Петербурга и Москвы царило праздничное ликование. Новый монарх публично отрекся от деспотических методов правления своего отца – таково было всеоб­щее мнение. Но в петербургских гостиных распространился и другой взгляд на первый манифест Александра. Его обещание возвратиться к политическим принципам Екатерины II расценивалось там как свидетель­ство того, что опальный екатерининский фаворит Платон Зубов обрел прежнее влияние. Как показывает в своей монографии М. М.Сафонов, Зубовы и Пален, действительно определяли первые политические шаги Александра. Каковы бы ни были личные взгляды бывших заговорщиков, они должны были учитывать сложившуюся ситуацию. Перемена на престоле в отличие от событий 1762 и 1796 гг., не повлекла каких-либо народ­ных движений, крестьянских восстаний. Купечество и мещанство остава­лись равнодушными. Дворянство же, особенно столичное, не только приветствовало переворот, но и открыто требовало возвращения к «екатеринским вольностям». Для того чтобы укрепиться у власти, нужно было идти навстречу дворянству.

Сразу же по вступлении на престол Александр, по выражению Н. А. Троицкого, «излил на дворян дождь милостивых указов». Смысл изданных повелений, как писал современник, заключался «в трех незабвенных словах: отменить, простить возвратить». 13 марта было издано повеление о выдаче указов об отставке всем генералам, штаб - и обер-офицерам, исключенным из службы по сентенциям военного суда или же вообще без всякого суда по высочайшим указам. Два дня спустя последовал анало­гичный указ относительно гражданских чиновников, без суда исключен­ных из службы.

Указами 14, 16 и 24 марта разрешалось ввозить и вывозить из России различные промышленные продукты, вывозить вино и хлеб. 15 марта появился указ об амнистии заключенных, сосланных, поднадзорных лиц по делам, производившимся в Тайной экспедиции, о возвращении лишен­ным чинов и дворянства прежнего достоинства и о восстановлении дво­рянских выборов. 19 марта был оглашен указ, предписывавший полиции не выходить из границ своей должности, 22 марта – указ о свободном пропуске едущих в Россию и из нее. Указ 31 марта отменил запрет ввозить из-за границы книги и ноты, содержать частные типографии. Были отменены такие раздражавшие дворянство указы Павла I, как, например, запрет носить круглые французские шляпы.

2 апреля были обнародованы манифесты о восстановлении жалованных грамот дворянству и городам – важнейших законодательных актов екатерининского царствования. Их издание демонстрировало преемственность внутриполитического курса Александра с основами внутренней политики Екатерины II. Н. П. Панин писал об Александре: «Это – сердце и душа Екатерины II, и во все часы дня он исполняет обещание, данное в манифесте». Было объявлено также об уничтожении важнейшего института политического сыска – Тайной экспедиции, в ведении которой находилось рассмотрение дел, связан­ных с оскорблением величества, а также с изменой «государю и госу­дарству». В манифесте говорилось о том, что «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и нака­зуемы общею силою закона». Секретные дела должны были впредь производиться в Сенате и в учреждениях, ведающих уголовным судопроизвод­ством.

Первые мероприятия правительства вызвали удовлетворение в самых разных слоях столичного и поместного дворянства. Но возвышение П. Зубова и вчерашних заговорщиков, в значительной степени определивших этот правительственный курс, было встречено в верхах столицы с раздражением. В них видели живое воплощение режима фаворитизма, восстановления которого дворянские верхи отнюдь не желали. «Монарх в их руках, - писал С. Г. Воронцов. - Он не может иметь ни силы воли, ни твердости, чтобы противиться тому, чего хочет эта ужасная клика. Он должен беспрестанно видеть на лицах тех, кто окружает… его, их скрытые мысли, которые они сами ему высказывают: «Мы задушили твоего отца, и ты последуешь его примеру, если когда-либо осмелишься сопротивляться нашей воле».

Итак, пишет М. М. Сафонов, Александр, в равной степени отрицавший политику екатерининского и павловского правительств, первые шаги свои на правительственном поприще был вынужден сделать как ревностный сторонник политики Екатерины . «Александра, воспитанного в двойной школе – просвещенного абсолютизма и военного деспотизма, - манила мечта о роли благодетельного диктатора», - писал А. Е.Пресняков . Но сейчас император был вынужден делать то, что требовали от него круги, усилиями которых он был поставлен во главе страны, приспо­сабливать свои идеи к их взглядам и настроениям.

Александр вступил на престол, имея четкую программу решения крестьянского вопроса. Но едва ли у него была конкретная программа преобразования государственного устройства. Однако он, подобно Екатерине II, был сторонником концепции «истинной монархии». Он тео­ретически допускал, что в интересах монарха (и государства) нужно устроить управление так, чтобы власть совершала бы как можно мень­ше политических ошибок, то есть действовала бы не только по прихоти монарха, а принимала бы самые благоразумные решения. Для этого тре­бовалось реорганизовать правительственные учреждения, чтобы они могли удерживать монарха от неправильных шагов.

В то же время мысль об ограничении царского самовластия получила довольно широкое распространение в сановных верхах столицы, интересы которых нарушались Павлом I, прежде всего среди руководителей антипавловского заговора. П. Зубов стал лидером этого «аристократического конституционализма», целью которого, по, словам А. Е. Преснякова, было «закрепить в формах политической организации… достигнутое в ХVIII в. преобладание дворянства над государственной властью» . Первым проявлением этих тенденций стало учреждение Непременного совета (30 марта 1801 г.). В его состав вошли генерал-прокурор А. А. Беклешев, фактический министр юстиции, внутренних дел и отчасти финансов, вице-канцлер A. E. Куракин, петербургский военный губернатор П. А. Пален, другие лица, в том числе П. и В. Зубовы, влияние которых было самым значительным. Это был законосовещательный орган при императоре. В предмет его рассуждений должно было входить «все, что принадлежит до государственных постановлений». Дела в Совете рассматриваются либо по повелению монарха, либо по предложению одного из советников, которое доводится до рассмотрения монарха, если оно одобрено большинством в Совете. Когда дело одобрено большинством голосов, составляется протокол, в который вносят мнения, высказанные при обсуждении. На основании протокола монарх принимает решение и издает указ. Какое из мнений будет положено в основу указа, зависит от усмотрения монарха. Совету было дано важное право по своему усмотрению вырабатывать проекты государственных реформ. После учреж­дения Непременного совета власть императора осталась неограниченной, но возникли определенные условия для контроля советников за деятель­ностью самодержавной власти. Роль Совета зависела от того, насколько Александр в своих решениях будет руководствоваться его мнением.

В начале царствования Александра I позиция Совета в значительной степени предопределяла его решения в наиболее важных вопросах внут­ренней и внешней политики. Так, действия Александра по нормализации отношений с Англией в апреле-мае 1801 г. были сделаны в точном соот­ветствии с решениями Совета.

Вскоре после воцарения Александр вызвал в Петербург А. Чарторыйского, Н. Новосильцева и В. Кочубея. Уже тогда в политике Александра проявилась та особенность, о которой говорит американский историк А. Палмер: импе­ратора привлекала такая структура принятия решений и управления, при которой он оказывался стоящим над фракциями, ведущими борьбу за влияние . Александр пока не призывал «молодых друзей» к совместной работе – в том трудном положении, в котором он пока пребывал, ему было еще не до них. Но так как Строганов сам предложил Александру I создать тайный комитет для работы над реформой у правления, царю было необходимо как-то реа­гировать на это предложение, тем более что от помощи «молодых дру­зей» он не собирался отказываться в будущем. Александр согласился на организацию комитета и решил, что его членами будут бывшие участники великокняжеского кружка, причем каждый из них должен будет работать с ним тайно.

Пока Строганов составлял пространные рассуждения о «принципах реформы», Александр предпринял практические шаги для реализации своей программы решения крестьянского вопроса, о которой его «моло­дые друзья», видимо, не знали. В качестве своего рода предваритель­ной меры Александр сразу по воцарении без какого-либо указа прекратил раздачу казенных крестьян в частные руки, которая, как писал А. Н. Пыпин, «доходила до таких ужасающих размеров при Ека­терине и при Павле». Теперь Александр начал с первого пункта сво­ей программы – с подготовки указа, запрещающего продавать крепост­ных без земли. Подготовка документов была поручена А. А Беклешеву. Записка, внесенная Беклешевым в Совет 6 мая (а за ней стоял Алек­сандр), была первым документом, исходящим от государственной власти, где злоупотребления помещиков своими правами получили резкое осуж­дение.

16 мая Александр впервые посетил заседание Непременного совета. Он попытался защитить свое предложение, но советники остались при прежнем мнении. Столкнувшись с такой позицией, что, судя по всему, было для царя неожиданностью, Александр отступил. Через 12 дней он издал запрещение помещать в газетах объявления о продаже крепостных без земли. Так закончилась первая попытка приступить к решению крес­тьянского вопроса. Но отступление Александра было временным. Видимо, он не осознал еще того, что устами Совета говорит все дворянство и одворянившаяся бюрократия. Царь видел пока лишь сопротивление только что образованного законосовещательного органа.

5 июня Александр издал указ, в котором Сенату поручалось пред­ставить доклад о нарушениях первоначальных прав этого органа и выс­казаться относительно того, чем Сенат мог бы стать теперь. «Впечат­ление, произведенное этим указом в Сенате, было всеобщее, и в нес­колько дней оно сообщилось всей образованной публике столицы». Сенаторы постановили изъявить монарху всеподданнейшую благодарность. Александр этим указом вновь шел навстречу требованиям тех лиц и кругов, которые возвели его на престол. Они рассчитывали, что Алек­сандр поставит Сенат во главе всего управления и дарует ему право делать представления царю, если издаваемые им указы неудобны для исполнения или противоречат ранее изданным актам. Тем самым Сенат – орган вельможной бюрократии – мог бы оказывать влияние на законо­дательную деятельность императора.

В тот же день, 5 июня, был издан указ о создании Комиссии сос­тавления законов. Александр, любивший говорить о приоритете закона - «начала и источника народного благоденствия», - считал, кроме того, что приведение в действие конституции возможно только после упоря­дочения законодательства.

Вскоре произошли события, во многом изменившие расстановку сил в правительственном лагере. Закончилась политическая карьера Палена. Причиной этого стал конфликт между Марией Федоровной и Паленом. Она потребовала от Александра удаления Палена. Сыграли свою роль и интриги Н. П. Панина и Зубовых. Но Зубовым после падения Палена пришлось вести себя с величайшей сдержанностью. «Молодые друзья» стали набирать силу. Все это сказалось на реформа­торской деятельности Александра.

18 июня в Петербург прибыл Чарторыйский. Это дало новый толчок деятельности «молодых друзей». Строганов составил план их действий, рассчитывая использовать и характер Александра. Личные его свойства Строганов определил так: «Император вступил на престол с замечательнейшими намерениями поставить все на лучшую ногу. Этому мешают только его неопытность и его характер, мягкий и вялый… Чтобы иметь на него влияние, необходимо… поработить его. Поскольку он отличается боль­шой чистотой принципов, способ подчинить его… состоит в том, чтобы свести все к принципам,.. в которых он не мог бы усомниться».

После удаления Палена Александр почувствовал себя гораздо свобод­нее и решил воспользоваться помощью «молодых друзей». 24 июня 1801 г. в Каменноостровском дворце после обеда за императорским столом Строганов, Новосильцев и Чарторыйский были скрытно проведены в туа­летную комнату Александра, где он ждал их. Так начались заседания Негласного комитета. Впрочем, его существование вскоре перестало быть тайной. Не имея статуса официального государственного учрежде­ния, Негласный комитет во многом определил программу преобразования. Однако необходимо учитывать тот факт, что, как писал А. Е. Пресняков, эта «группа сотрудников Александра, которую он в шутку называл «коми­тетом общественного спасения», а сердитые критики бранили «якобинцами», принадлежала к той же среде крупной аристократии и готова была идти только на минимум необходимейших преобразований и то с большой постепенностью и без малейших «потрясений», признавая, что иначе лучше ничего и не делать» . Привлекая к государственной деятельности «молодых друзей», Александр преследовал определенную цель: «обладавшие малой властью, они в глазах света оказывались виновниками всех непопулярных решений» (А. И. Архангельский).

Главным предметом занятий членов Негласного комитета летом 1801 г. стали коронационные проекты. Александр решил подготовить ко дню своей коронации «Грамоту», в которой были бы провозглашены права россиян. Проект «Грамоты» Александр внес на обсуждение Непременного совета 9 сентября. Советники одобрили проект. Он был противоречивым документом. С одной стороны, он не только закреплял исклю­чительные дворянские привилегии, но и развивал их дальше. В этом отразились интересы тех, кто возвел Александра на престол. С другой стороны, «Грамота» предоставляла всем гражданам России такие права, которых ранее не имели даже дворяне (право личной безопасности и собственности, свободы совести, слова). Тут Александр действовал уже в соответствии со своими планами, почти не приняв во внимание рекомендации «молодых друзей». Надо заметить, что из проекта «Грамо­ты» Александр вычеркнул пункт о наследственности российского престола.

Вместе с «Грамотой» готовился и другой документ, полностью посвященный положению крестьян. Он был представлен Александру I П. Зубовым: теперь, чтобы закрепиться у влас­ти, Зубову приходилось уже не столько заботиться о защите интересов дворянства, сколько подстраиваться под настроения царя. В этом про­екте запрещалась продажа крестьян без земли, разрешался выкуп кре­постных на волю без согласия помещика.

Александр одобрил проект, но, поскольку он лишал дворян самой существенной привилегии – неограниченной власти над крепостными, - не стал вносить на обсуждение в Непременный Совет. К коронации был подготовлен также ряд проектов преобразования Сената. Александр решил, что более целесообразным будет реформировать этот орган собственным указам, не дожидаясь выражения мнения сена­торов на этот счет. Посредством права представления Сенат стал бы органом, влияющим на законодательную деятельность монарха. (В напи­сании одного из проектов вместе с Д. П. Трощинским принимал участие его помощник М. М. Сперанский, назначенный 9 июля 1801 г. статс-секретарем – сторонник «истинной монархии»).

У реформы Сената оказалось много влиятельных противников из ближайшего окружения Александра. «Молодые друзья» стремились не допустить превращения Сената в конституционное учреждение – главным образом потому, что роль негласных советников они могли успешно играть только при самодержавном монархе. Мать царя Мария Федо­ровна, родители супруги Александра возражали против реформ, кото­рые могли оказаться «несвоевременными» и «опасными по своим пос­ледствиям». Члены Непременного совета И. В. Ламб, А. И. Васильев, А. А. Беклешев убеждали Александра, что реформа Сената повлечет умень­шение его власти. Категорически возражал против реформ Лагарп, в конце августа 1801 г. вновь появившейся в России. «Во имя Вашего народа, государь, - убеждал Лагарп, - сохраните в неприкосновенности возложенную на Вас власть… Не дайте себя сбить с пути из-за того отвращения, которое внушает Вам неограниченная власть. Имейте муже­ство сохранить ее всецело... до того момента, когда под Вашим руко­водством будут завершены необходимые работы, и Вы сможете оставить за собой ровно столько власти, сколько необходимо для энергичного правительства». Но Александр отстаивал подготовленные проекты, в том числе проект, подготовленный П. Зубовым. Здесь имело значе­ние не только стремление Александра «обуздать деспотизм нашего правления», но и то, что Зубов имел многочисленную клиентуру среди гвардейской молодежи.

Коронационные проекты представляли собой попытку соединить буржуазные принципы с российскими реалиями. Это определило их противоречивость. В «Грамоте» Александр заверял дворянство в незыблемости его привилегий. Но манифест по крестьянскому вопросу был первым шагом по пути отмены крепостного права. Кроме того, если бы Сенат был реформирован в соответствии с проектом, то можно представить, какие последствия вызвали бы попытки Александра решить крестьян­ский вопрос. «Логика «здравого смысла», - пишет М. М. Сафонов, - тол­кала Александра на путь укрепления своей власти, к чему его уже давно подталкивали «молодые друзья» и Лагарп» . Однако свернуть с того пути, по которому вели царя те, кто возвел его на престол, было непросто, пока эти лица оставались на своих местах. Некото­рые исследователи, впрочем, считают, что у Александра была другая возможность: «пробудить к жизни силу общественного мнения», обра­титься к обществу и опереться на него, и тем самым сломить сопротивление «верхов» . Так впоследствии поступил Александр П. Одна­ко можно ли доказать, что в первые годы правления Александру I было на кого опереться?.. Было много справедливого в словах Лагарпа, который указывал императору, что против реформ будет почти все дворянство, чиновничество, большая честь купечества (мечтающая приобрести дворянский статус). Русский народ «обладает волей, смелостью», но его «держали в рабстве», и он не может быть привлечен к преобразованиям, ибо «пойдет не туда, куда следует». Опереться можно лишь на образованнее меньшинство дво­рян, в особенности на молодых офицеров, некоторую часть буржуазии, «нескольких литераторов». Эти силы явно недостаточны, но Лагарп, во-первых, надеется на огромный авторитет царского имени (и поэтому убеждает не ограничивать самодержавие представительными учреждениями), и, во-вторых, советует Александру как можно энергичнее развивать сферу образования, чтобы в ближайшем будущем опереться на просвещенную молодежь.

15 сентября 1801 г. в Успенском соборе Кремля был совершен обряд коронации. В коронационном манифесте объявлялось о даровании народу различных милостей. Но ни в этот, ни в следующие годы, к разочарова­нию дворянских верхов, ни один из коронационных проектов не был опубликован. Через две недели после коронации был вынужден уйти в отставку Панин.

В октябре 1801 г. на заседаниях Негласного комитета вновь началось обсуждение крестьянского вопроса. К этому времени Александр убе­дился, что опасно задевать интересы дворянства. Однако оппозиция, с которой столкнулся царь, была, по словам А. Е. Преснякова, «сильна не только сплоченностью враждебных преобразованию интересов, но и тем, что интересы эти имели еще крепкую... основу в русской действитель­ности. Так, защитники крепостного права указывали на значение поме­щичьего хозяйства в экономике страны,.. на помещичью власть как на необходимую опору в управлении страной... Перед Александром стояла цельная система социально-политических отношений, в корень противоречащая его принципам, а ее основу ему пришлось признать с утверж­дением Жалованной грамоты дворянству» . Но Александр не собирался отказываться от своего плана. Он решил ограничиться пока только раз­решением недворянам (кроме крепостных крестьян) покупать ненаселенные земли. Издавая такой указ, Александр мог не опасаться слишком сильного протеста среди дворянства, которое занимало в этом вопросе двойственную позицию. Александр пока точно не знал размеров возможного недовольства, поэтому твердо решил идти по наме­ченному пути постепенно, не переходить к следующей мере, не проана­лизировав тщательно эффекта предыдущей.

12 декабря 1801 г. указ был подписан. Тем самым получило законодательное оформление нарушение принципа монопольного владения землей дворянами. «Была пробита брешь в корпусе незыблемых дворянских привилегий»,- пишет М. М. Сафонов .

По словам современника, «притязания Зубова, желавшего... власт­вовать, и постоянные жалобы императрицы-матери, которая со времени смерти своего супруга... отказывалась его видеть... поспешествовали его удалению, и император, очень довольный, что может сослаться на свою родительницу, приказал намекнуть ему вскоре после своей коронации, чтоб он попросил отпуск за границу. 24 декабря П. Зубов представил Александру свое прошение об этом. Но в конце декабря по столице прошли слухи о том, что Зубовы готовят дворцовый переворот в пользу Марии Федоровны. Строганов записал их и передал царю. Трудно судить, насколько реальна была опасность. Однако записи Строганова зафиксировали недовольство части Совета и екатерининской знати робкими попытками Александра идти по пути реформ. В январе 1802 г. П. Зубов получил заграничный паспорт и покинул Россию. Александр перестал чувствовать себя в зависимости от бывших заговорщиков и занялся устройством государственного управления.

В феврале 1802 г. по просьбе Александра Чарторыйский подготовил записку о ходе реформирования государственного управления и составил схему будущей организации государственного управления. Во главе его стоял император. При нем находился Совет. Исполнительная власть разделялась между восемью министрами, в руках которых находились бы все нити администрации. Охранительная власть вручалась Сенату, подразделявшемуся на правительствующий и судебный. Александр одобрил записку. Планы «молодых друзей», отраженные в «Таблице», приурочива­лись к отдаленному будущему, когда, по словам Строганова, «умы будут в состоянии принимать участие в представительном правлении». Пока же, исходя из этого плана, члены Негласного комитета сочли необходимым приступить к решению неотложных задач, в первую очередь к организации исполнительной власти, к замене коллежской системы министерской. Мысль о введении министерств неоднократно высказывалась на протяжении XVIII в. Поэтому планы «молодых друзей» оказались созвучными настроениям сановных верхов. Действительно, коллегии уже не отвечали усложнившимся задачам управления страной. «Молодые друзья» убедили императора учредить Комитет министров и расширить Непременный Совет, куда наряду с министрами входили бы ранее назначенные советники, и значение которого значительно принижалось бы.

8 сентября 1802 года был издан манифест об учреждении мини­стерств и указ о правах Сената. Согласно первому постановлению, создавалось 8 министерств: военно-сухопутных сил, иностранных дел (но оно сохраняло еще название коллегия), юстиции, внутренних дел, финансов, коммерции и народного просвещения. Коллегии были сохра­нены, но подчинены министрам. Все министры, за исключением военного, морского и коммерции, получали помощников со званием товарища ми­нистра. Каждый министр должен был создать канцелярию. В своей деятельности министры ответственны перед монархом и Сенатом, который изучает деятельность министерства и затем представляет монарху письменный отчет. Сенат имеет право требовать от министра разъяснений о том или ином направлении его работы, и, если она окажется неудовлетворительной, докладывать об этом царю.

Первыми министрами и товарищами министров были назначены как представители екатерининской знати (Г. Р. Державин, М. С. Мордвинов, П. В. Завадовский), так и новой, в том числе «молодые друзья» Александра. В. П. Кочубей, назначенный министром внутренних дел, взял к себе М. М. Сперанского.

В указе о правах Сената это учреждение определялось как «вер­ховное место империи», управляющее всеми «присутственными местами», и высшая судебная инстанция. Сенат наделялся правом представления императору по поводу тех указов, которые не согласовываются с прочими узаконениями или сопряжены с «большими неудобствами при исполнении», В актах 8 сентября Александр шел навстречу как жела­ниям большинства сенаторов, так и «молодым друзьям». С другой сто­роны, эти акты, пишет М. М. Сафонов, «хотя и не вполне последовательно, юридически оформляли… складывавшуюся на протяжении второй поло­вины XVIII в. систему единоличного управления, которая выражала тен­денцию к централизации государственного управления и концентрации его в руках монарха». Был сделан «крупный шаг по пути централизации государственного управления, увеличения его гибкости и оперативности» .

5 декабря 1802 г. Александр подписал указ о введении обязательной службы дворян, не достигших офицерского чина. Эта мера была вызвана нехваткой кадровых военных, проистекавшей от нежелания дворянства служить. Однако Сенат усмотрел в этом указе нарушение Жалованной грамоты дворянству, провозглашавшей свободу дворян от обязательной службы, и сделал, пользуясь своим правом, представление об этом Александру. Дворянство обеих столиц устроило шумные манифестации в поддержку Сената. Все это вызвало резкое недовольство императора. 21 марта 1803 г. был опубликован указ, в котором доказывалось, что акт 5 декабря не содержал нарушения Жалованной грамоты дворянству, и разъяснялась статья IX ука­за о правах Сената. Согласно разъяснению, право представления не распространялось на новые или на вновь подтвержденные указы. «Указ этот, - пишет М. М. Сафонов, - произвел впечатление разорвавшейся бомбы… Эк­сперименты в духе «истинной монархии» окончились, не успев начаться» . Сенат уже никогда не воспользовался своим правом делать представления, в том числе и на утвержденные императором доклады министров, ибо такие доклады могли быть подведены под категорию «вновь изданных» законов. Ответственность министров превратилась в фикцию.

Инцидент с правом представления показал, какую роль будет играть орган дворянского представительства, в который собирались превратить Сенат, при решении важнейших вопросов времени. Как замечает А. Е. Пре­сняков, если власть «предполагала приступить к широким преобразовани­ям и не рассчитывала при этом на поддержку широких общественных кругов, она... нуждалась в исполнительных органах,.. приспособленных к прове­дению в жизнь ее предначертаний. Такими органами и должны были быть министерства» . Таким образом, власть в сложившихся условиях должна была идти в дальнейшем по пути централизации и бюрократизации государственного аппарата, проводя усовершенствование всех его звеньев и удаляя из него элементы, содержащие ограничительные тенденции. Именно по этому пути и пошел Александр. Он не отказался от стремления превра­тить самодержавие в «истинную» монархию, путем «законно-свободных» учреждений обеспечить условия мирного развития страны, защиты ее как от революционных потрясений, так и от правительственного деспотизма. Но «законно-свободные» учреждения должны не стеснять «силу правительства», а служить ей в ее руководящей политической деятельности надежной опорой, наряду с двумя другими: дисциплинированной армией и системой народного просвещения, воспитывающей граждан согласно с «видами правительства».

Опыт первых лет царствования привел Александра I к выводу, что, пока идет подготовительная работа к будущим преобразованиям, самодержавная власть должна быть сильной и свободной в своих действиях, должна быть единственной активной силой нововведений, без какого-либо участия общественных элементов. Александр видел, что окружающая его среда полна интересов, враждеб­ных преобразованиям, собственные сотрудники то и дело создают препят­ствия. Из впечатлений юности и из дальнейшего опыта Александр вышел с настроением, которое иногда выражалось в суждениях типа: «Я не верю никому, я верю лишь в то, что все люди – мерзавцы…»

В 1803 году Негласный комитет провел всего 4 заседания. К этому време­ни Александр уже достаточно прочно чувствовал себя на троне и в «молодых друзьях» не нуждался. Они теряют свое прежнее влияние. В общем, можно сказать, что Александр стремился выполнять рекомендации Лагарпа. Нужно уметь, советовал Лагарп, разыгрывать императорскую роль, а министров приучить к мысли, что они только его уполномоченные, обязанные доводить до него все сведения о делах во всей полноте, а он выслушивает вни­мательно их мнения, но решение примет сам и без них, так что им останется только выполнение.

В апреле 1803 года Александр вызвал на службу А. А. Аракчеева, у которого к это­му времени прочно сложилась репутация «страшилища павловской эпохи». Однако Александр ценил в Аракчееве, как указывал Н. Н. Муравьев, «готовность и деятельность исполнять ему… приказанное» , а также то, что он «не примыкал ни к какой партии» при дворе (П. А. Вяземский). 14 мая 1803 года император восстановил Аракчеева в должности инспектора всей артиллерии. Граф с его обширными познаниями в области артил­лерии и организаторским талантом был наиболее подходящей фигурой на эту должность в преддверии войны с Францией.

В том же году Александр назначает своего давнего друга князя А. Н. Голицына обер-прокурором Святейшего Синода. Голицын фактически стал править всеми делами Православной Церкви. Как указывал А. Е. Пресняков, Александр I унаследовал от XVIII века представление о религии как од­ном из орудий власти над обществом, о церковной организации как госу­дарственном учреждении. Александр I отрицательно относился к вольнодумному рационализму XVIII века, но и традиционная церковность – как православная, так и католическая, – была ему чужда. Его привлекало благочестие протестантского типа, при котором от христианства оставался только «закон Христов» - стремление жить по нравственным заповедям Евангелия без какой-либо возможности противостояния церковной общественности светскому государству.

Здесь Александр видел залог законопослушности, надежной защиты от распространения революционных идей. Ему близка была атмосфера гатчинского двора времени его юности, с симпатиями к масонству, искавшему самоусовершенствования «на стезях христианского нравоучения», но при освобождении людей от «религиозных заблуждений» их предков.

20 февраля 1803 года был издан указ о вольных хлебопашцах. Он предусматривал освобождение крепостных крестьян на волю за выкуп целыми селениями или отдельными семействами по обоюдному согласию с помещиком. Впрочем, помещики и ранее могли отпускать по своему желанию крестьян на волю. Указ был призван поощрить помещиков к расширению такой практики, причем с обязательным условием наделения крестьян землей в собственность. Вышедшие такими образом из крепостного состо­яния крестьяне не вы­ходили из статуса податного сословия. Но в стране возникла возмож­ность создания новой социальной группы – вольных хлебопашцев, владею­щих землей по праву частной собственности. Указ впервые утверждал во­зможность освобождения крестьян. Александр I возлагал на указ 20 фе­враля 1803 года большие надежды. Ежегодно в его канцелярию поступали сведения о крестьянах, переведенных в новую категорию. Но результаты указа были незначительны: за все время царствования Александра I бы­ло заключено 160 сделок, по которым выкупились на волю 47 тысяч душ мужского пола крестьян (менее 0,5 % всего числа крепостных). Дело было не только в нежелании многих помещиков предоставить крепост­ным свободу даже за выкуп, но и в тяжелых финансовых условиях выкупа: цена выкупа одной души мужского пола в то время составляла около 400 рублей ассигнациями (100 рублей серебром), то есть 15-20 годовых об­роков. Обычно получившие свободу на основании этого указа были не в состоянии внести сразу всю выкупную сумму, и договоры об отпуске на волю содержали кабальные условия: рассрочка выкупа под высокие проценты, отработки и пр. В указе также говорилось: «Если крестьянин или целое селение не исполнит своих обязательств, то возвращается поме­щику с землею и семейством по-прежнему».

В 1802-1804 годах была проведена реформа народного образования, планы которой рассматривались на заседаниях Негласного комитета. Как писал А. Н. Пыпин, со времен Петра I в России «не было столько забот об установлении школ, как в эти годы». В основу сис­темы образования были положены принципы бессословности, бесплатности обучения на низших его ступенях, преемственности учебных программ с тем, чтобы окончивший низшую ступень мог беспрепятственно перейти в высшую.

Основное внимание правительство уделяло развитию среднего и высшего образования: требовались подготовленные чиновники, специалисты для промышленности и торговли, медики, преподаватели. Кроме того, «высшие учебные заведения, - писал А. Е. Пресняков, - должны были насаждать новые знания и… идеи, распространяя их в глубь всех слоев населения» . Указ 24 января 1803 года предусматривал и меру, стимулирующую получение образования. Один из его пунктов гласил, что по истечении 5 лет после издания указа «никто не будет определен к гражданской дол­жности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в общественном или частном училище». В 1802-1805 годах были открыты Дерптский, Виленский, Харьковский и Казанский университеты. Издан­ный 5 ноября 1504 года Устав университетов предоставил им значитель­ную автономию.

Об отношении правительства к просвещению говорят цифры казенных ассигнований на нужды народного образования. Самый крупный отпуск на эти цели при Екатерине II составил 760 тысяч рублей в год. В 1804 году было отпущено на образовательную сферу 2 800 тысяч рублей, и в дальнейшем в течение царствования Александра I, несмотря на частые войны, расходы на просвещение не снижались. Император покровительст­вовал открытию ученых и литературных обществ. В 1803 году царский рескрипт утвердил Н. М. Карамзина в должности историографа.

9 мая 1804 года был издан Устав о цензуре, считающийся самым «либеральным» в России XIX века. В его разработке принимал участие Н. Н. Новосильцев. Цензуру проводили, согласно Уставу, цензурные комитеты при университетах из профессоров и магистров. Устав гласил, что цензура служит «не для стеснения свободы мыслить и пи­сать, а единственно для принятия… мер против злоупотребления оною». Цензорам рекомендовалось руководствоваться «благоразумным снисхожде­нием, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений или мест в оных… когда место, подверженное сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае лучше истолковать оное выгоднейшим для сочинителя образом».

Цензурные послабления в эти годы способствовали расширению издательской деятельности. Появился ряд новых журналов, альманахов, увеличилось издание переводов иностранной литературы. По инициативе самого Александра I за счет казны были впервые переведены на русский язык и изданы произведения А. Смита, Дж. Бентама, Ч. Беккариа, Ш. Делольма, Ш. Монтескье, - «евангелия политического либерализма», по выражению А. Е. Преснякова, - а также сочинения Дидро, Руссо, Вольтера. «Александр, - писал А. Е. Пресняков, - имел в конце жизни основа­ние сказать, что сам сеял начала тех идей, которые вскормили движе­ние декабристов» . «Новым благотворным началом», по словам А. Н. Пыпина, стала публичность правительственной деятельности. Был основан полуофициальный «Санкт-Петербургский журнал», где публиковались от­четы министров.

В 1804-1805 годах была проведена аграрная реформа в Остзейском крае. Прибалтийские губернии отличались от остальной России. Здесь не существовало крепостного права в его крайних формах, а уровень развития товарно-денежных отношений был значительно выше, чем в европей­ской России. Главное же: помещики осознали уже экономическую невыгод­ность сохранения в неприкосновенности крепостного права. 20 февраля 1804 года было издано «Положение о лифляндских крестьянах», распрост­раненное в следующем году и на Эстонию. Крестьяне – «дворохозяева» объяв­лялись пожизненными и наследственными держателями своих наделов, за которые они обязаны были отбывать владельцу земли барщину или оброк. Повинности определялись в зависимости от количества и качества земли, то есть регулировались государством. Власть помещика над крестьянами, таким образом, ограничивалась. «Несколько правительственных мер... в пользу крепостного крестьянства... несколько случаев, где император Александр строго наказывал жестокое обращение с крестьянами и притом делал эти наказания публичными, еще усилили впечатление, и хотя вопрос остался... нерешенным, но первые вмешательства власти показали, хотя в дальней перспективе, возможность его решения. В общество с тех пор в первый раз прочно запала идея об освобождении крестьян», - отмечал А. Н. Пыпин .

К концу рассматриваемого периода Александр I стал все больше уде­лять внимания внешней политике. Но на ее важнейших направлениях его действия также во многом определялись концепцией «законно-свободных» учреждений.

Итак, учитывая все обстоятельства, можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что политика Александра I в рассматривае­мый период не являлась «заигрыванием с либерализмом». Это была поли­тика преобразований, пишут В. А. Федоров и В. Н. Федосов, направленная в первую очередь на реорганизацию центрального управления, реформиро­вание просвещения и печати, в меньшей степени – социальной сферы . Ме­роприятия этих лет, как указывал Н. Я. Эйдельман, «легко раскритиковать как частные, половинчатые, но ведь и само правительство не считало их коренными» .

Негласный комитет

В первой половине XIX века в государственном управлении было значительно усилено значение высшего, императорского управления. С этой целью были реорганизованы старые и созданы новые органы, более тесно связанные с местными учреждениями.

Так, 26 марта 1801 года был упразднен Совет при высочайшем дворе, утративший еще в предшествующее царствование свое высокое положение, переставший функционировать и влиять на систему управления.

Став императором, в первые годы своего правления Александр I опирался на своих близких молодых сподвижников: В.П. Кочубея, Н.Н. Новосильцева, П.А. Строганова, А. Чарторыйского, советовался с «друзьями юности», объединил их в «негласный комитет». Это комитет не имел официального статуса государственного учреждения, однако, именно он оказал огромное влияние на изменения в управлении империей. Вплоть до ноября 1803 года здесь обсуждались почти все государственные меры, проекты реформ, многие из которых предложили сами же участники этого «интимного кружка Игнатов В. Г. История государственного управления в России. М.; Феникс, 2002. С. 378.».

Стоит сказать, что негласный комитет играл довольно значимую роль во внутриполитической жизни страны. Планы, при его создании были чрезвычайно обширны: от полной реорганизации государственного управления, до постепенной отмены крепостного права и введении в России конституции. Говоря об этом, следует отметить, что под конституцией члены негласного комитета понимали создание представительского учреждения, провозглашение демократических свобод, ограничение самодержавной власти через создание новых законов.

По мнению Многих историков, в том числе, С, Ф. Платонова, практически все преобразования в системе государственных учреждений, изменения в крестьянском законодательстве, осуществленные Александром I в первые пять лет его правления напрямую, или косвенно были связаны именно с деятельностью этого комитета Дворниченко А. Ю. И др. Русская история с древнейших времен до наших дней. СПб.; Лань, 2004. С. 196-197..

В частности, вполне очевидно активное участие членов «негласного комитета» в подготовке и проведении министерской реформы, разработке системы министерств в России, реформы Сената, а также ряда других крупнейших преобразований в России начала XIX века Стариков Н. В. История России с древнейших времен до XX века. М.; ПРИОР, 2001. С. 291..

Учреждение системы министерств

8 сентября 1802 года был учрежден Комитет министров, ставший новым, и весьма важным органом управления. Его оформление напрямую связано с созданием министерств. Учреждающий данный орган власти манифест предусматривал возможность для министров собираться вместе по инициативе и под председательством императора на совещания для обсуждения сложных межведомственных вопросов. Собрания министров приобрели характер совещаний абсолютного монарха с главами всех центральных учреждений. При этом состав Комитета постоянно расширялся за счет высших чиновников, назначавшихся императором и ответственных перед ним.

Уже в 1810 году в его состав были введены: председатель, госсекретарь, главы департаментов Госсовета, а также другие влиятельные должностные лица.

20 марта 1812 года, по предложению М. М. Сперанского «учреждением комитета министров» оформлены законодательно пределы компетенции, функции, а также состав комитета. Согласно ему, никакое заключение комитета не могло быть приведено в исполнение, пока оно не рассмотрено императором и не утверждено им, а министры введены в состав Сената Ивановский В. Государственное право. Известия и ученые записки Казанского университета. По изданию №5 1895 года - №11 1896 года. / Allpravo.ru.

Под непосредственным руководством императора комитет рассматривал также дела, которые касались деятельности нескольких министерств, требующие новых законов, согласованных действий, а также чрезвычайно запутанные дела, которые не могли быть решены в рамках деятельности лишь одного министра. Кроме того, под руководством императора проверялись и обсуждались также материалы сенатских ревизий, назначения, увольнения, награждения, выговоры местным администраторам и даже отдельные законопроекты.

В отличие от западных правительств, возглавляемых самостоятельными председателями (премьерами) и представлявших объединение, кабинет министров, российский Комитет министров не был подобным правительством, или главой исполнительной вертикали управления, несмотря на то, что эти вопросы неоднократно поднимались в «негласном комитете» и других инстанциях. В ходе подготовки учреждения министерств предлагалось изучить опыт английского объединенного кабинета (министерства) его королевского величества, где были глава министерства и главы восьми отраслевых отделений.

Здесь стоит отметить, что и Александр I, и Николай I боялись утратить часть собственных верховных функций, а также возникновения относительно самостоятельного главы центрального исполнительного управления. Тем самым, за основу был взят не английский, а опыт административной системы наполеоновской Франции, где министры не объединялись в один совет, а непосредственно подчинились императору Бонапарту, являясь членами Сената с совещательным голосом. При этом сам Сенат имел право судить министров в случае нарушения ими свободы печати и личной свободы.

Французский опыт весьма импонировал Александру I и Николаю I, поскольку полностью соответствовал их стремлению удерживать бразды правления в собственных руках. Таким образом, было сохранено право царей самолично управлять государством, поскольку именно они сами назначали, увольняли, контролировали министров, направляли и объединяли их действия, принимали их всеподданнейшие индивидуальные доклады, осуществляли через Комитет министров верховный надзор за деятельностью государственного аппарата Игнатов В. Г. История государственного управления в России. М.; Феникс, 2002. С. 379-380..

Как уже было сказано выше, возникновение министерств находится в тесной связи с общей административной реформой. Проведение, характер и необходимость этой реформы обусловили целый ряд причин. Прежде всего, среди них стоит назвать нравственные качества императора Александра I и окружавших его лиц, внешние влияния, а также состояние государственной и общественной жизни.

Разумеется, что проведение в жизнь такой важной и сложной реформы, как переустройство всего высшего государственного управления, требует весьма взвешенного и осторожного подхода, а значит определенная доля ответственности за ее последствия лежит не только на самом императоре, но и на его сподвижников.

Тем самым, успех преобразования центральных органов при Александре I во многом зависел также от характера окружавших императора лиц, от их умственного и нравственного развития, от их политических взглядов. Наиболее близкими к императору лицами были члены негласного комитета: Новосильцев, граф Строганов, князь Кочубей, князь Чарторижский и князь Голицын.

Говоря об особенностях характера и взглядов графа В.П. Кочубея, стоит еще раз подчеркнуть, что он получил прекрасное заграничное воспитание, сначала в Женеве, а потом в Лондоне, где с успехом занимался политическими науками. Как и Новосильцев, в царствование Павла он жил в отставке, и лишь при Александре, питавшем к нему искреннюю дружбу, он вновь был призван к государственным делам.

В силу особенностей собственного характера, образования и жизненного пути, многие современники даже были склоны обвинять его в том, что он знал Англию лучше России, поскольку многое старался переделать на английский манер. Вообще это был человек чрезвычайно умный, одаренный превосходною памятью и умевший распознавать людей и пользоваться ими.

При учреждении министерств Александр I, разумеется, не обошелся без многократных совещаний со своими сотрудниками. О содержании этих совещаний мы знаем из дошедших до нас записок его участников. Совещания по поводу организации министерств происходили в рамках «негласного комитета», в состав которого входили наиболее приближенные к императору лица, и состояли в обсуждении представляемых членами комитета проектов. Подобные проекты были представлены Чарторижским, Кочубеем, Новосильцевым, а также другими приближенными в государю людьми.

Результатом совещаний неофициального комитета стал, уже упоминавшийся ранее, указ 8 сентября 1802 года, которым учреждались министерства. Указ этот был неожиданностью даже для лиц, стоявших на высших ступенях чиновничьей иерархии, благодаря чему, появилось множество недовольных, перетолковывавших указ в неблагоприятном для него смысле. В действительности указ этот, был весьма далек от совершенства.

В нем нет четкого определения компетенции министерств, их состава, организации и делопроизводства. Общее учреждение министерств, выраженное в указанном манифесте, отличается крайней неопределенностью и наполнено многочисленными недомолвками Ивановский В. Государственное право. Известия и ученые записки Казанского университета. По изданию №5 1895 года - №11 1896 года. / Allpravo.ru.

В своей основе данный манифест содержал ряд немаловажных установлений. В нем была подчеркнута преемственность реформы с преобразованиями Петра I. Введение министерской системы государственного управления было мотивировано необходимостью приведения всех частей управления государством в прочное устройство, в соответствии с намерениями императора. В нем также выражалась надежда на то, что министерства помогут утвердить в стране спокойствие, тишину, правосудие, благоустройство империи, а также оживить промышленность, торговлю, все хозяйство в целом, распространить науки и художества, возвысить общее благосостояние, обеспечить благоденствие народов, входящих в состав Российской империи.

Согласно установлению, государственными делами теперь должны были управлять восемь министерств: военных сухопутных сил; военных морских сил; иностранных дел; юстиции; внутренних дел; финансов; коммерции; народного просвещения: «Управление государственных дел разделяется на 8 отделений, из коих каждое, заключая в себе все части, по существу своему к нему принадлежащие, составляет особое министерство и находится под непосредственным управлением Министра, коего мы назначаем ныне, или впредь назначить заблагорассудим Государственные учреждения в России. Ред. Пищулин Н. П. Нижний Новгород; ННГУ, 1994. С. 54.».

Предполагалось также, что при разделении государственных дел каждое министерство будет ведать определенной их частью. При этом, все министерства должны были обеспечить естественную связь и единство управления. Сами министры должны были назначаться только императором и нести перед ним ответственность, а также непосредственно управлять всеми вверенными им частями. Через Сенат министры были обязаны представлять императору ежегодные письменные отчеты. В них должно было быть обосновано расходование средств структурами министерства, отражены успехи в деятельности министерства, а также состояние текущих дел и возможные перспективы развития.

Помимо прочего, Сенату было необходимо рассматривать и анализировать деятельность министров, представлять доклады императору с соответствующими заключениями, а также мнением о состоянии управления каждым из министров. Министры же должны были управлять вверенными ему структурами на местах и получать еженедельные мемории обо всех текущих их делах, иметь постоянные связи с ними.

Согласно манифесту, учреждалась также должность «товарища министра», который должен был помогать министру в его деятельности. Были также совмещены должности министра юстиции и генерал-прокурора Сената, а также определены функциональные направления, предметы и параметры деятельности каждого из министров, подведомственные ему сохраненные государственные коллегии http://www.i-u.ru/biblio/archive/istorija_gosudarstvennogo_upravlenija_rossii/08.aspx - _ftn3 и другие учреждения. Тем самым, обеспечивалась преемственность управления и эволюционный характер преобразования его аппарата при переходе на качественно новый уровень единоначалия, ответственности, исполнительности и формирования ведомственности Игнатов В. Г. История государственного управления в России. М.; Феникс, 2002. С. 410..