Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Местничество - это правила и нормы, разработанные в ходе формирования сословий, которые определяли ранг семьи и ее отдельных членов, их взаимоотношения с другими семьями при назначении на воинскую службу, административную должность, участии в официальных торжествах. Местничество уходит корнями в начальные периоды истории человечества, когда складывалось представление о старшинстве внутри общества, но расцвет местничества приходится на средневековье.

Местничество существовало во многих европейских странах с древнейших времен, регулируя сословные и межсословные отношения. На каком-то этапе такие отношения стали оформляться законодательно, а местничество сохранилось преимущественно в придворной жизни. Существуют красочные рассказы современников о трудностях работы Генеральных штатов во Франции в XVI-XVII вв., когда вступали в противоречие законы о старшинстве пэров и знатности их рода. Недовольные своим местом в парламенте пэры не ходили на заседания. А придворные дамы рвали друг на друге платья и портили прически, борясь за более почетное место на приеме у королевы.

В России не было законов, регулировавших отношения внутри сословий; знатность рода высчитывалась преимущественно по давности его службы московским князьям и рангам этой службы.

Первые достоверные записи о регулировании служебных отношений мы находим в документах конца XV в. К иноку Троице-Сергиева монастыря, бывшему московскому вельможе, ушедшему на покой, Геннадию Бутурлину обратился боярин Федор Сабуров с просьбой вспомнить и написать в Москву, какие были «места» у бояр московских князей, кто под кем «сидел».

Интерес к подобным известиям именно в это время понятен. С образованием единого Русского государства формировалась и единая структура класса феодалов, устанавливалось старшинство между семьями, раньше служившими великим и удельным князьям в разных княжествах. Может быть, в этот момент местничество ускорило формирование новых сословных структур, помогая объединиться семьям с общими предками: ведь служба при московском дворе одной семьи рода помогала продвигаться по службе всем сородичам.

Но очень скоро обнаружились и отрицательные стороны местничества: недовольные назначением воеводы отказывались идти в поход, все труднее становилось организовывать военные действия. Уже с середины XVI в. появляется принцип отправления в поход «без мест»; такое назначение не могло стать предметом спора. Со второй половины XVI в. ведутся судебные дела местников.

Обиженный «невместным» назначением на службу (ниже того, кто был менее знатен и чьи предки не занимали таких высоких должностей) мог подать челобитную, устную или письменную, лучше всего лично царю. Члены Государева двора делали это во дворце, встретив царя на торжестве или когда он шел в церковь.

Такие споры разрешались в суде, но решение шло от имени царя. Суды затягивались и могли длиться годами: в спор вступали родственники, так как низкое назначение могло повлиять и на их службу, собирались все новые документы о заслугах предков, требовали повторных разбирательств. Дело могло продолжаться и после смерти «местника», если в этом была заинтересована семья.

Решение суда выносило меру наказания для обвиненного: указывалось, на сколько «мест» один из тяжущихся признавался ниже другого. Иногда было решение о «выдаче головой» проигравшего суд. Это был разработанный ритуал, по которому надо было публично просить прощения у выигравшего.

К концу XVII в. местничество уже осложняло деятельность государственного аппарата. Оно широко распространилось не только среди феодалов, но и приказной бюрократии. Указом царя Федора Алексеевича от 12 января 1682 г. местничество было отменено. Царь велел сжечь все местнические дела.

После Земского собора 1682 г., отменившего местничество, официальные местнические документы государственных архивов были сожжены. Уничтожены были и многие местнические документы, хранившиеся в личных архивах служилых людей. Уцелевшие документальные материалы (местнические дела, а также разрядные и родословные книги и другие источники) - это лишь остатки огромного массива местнической документации. Такого рода остатков дошло до нас сравнительно много, но сопоставлять между собой данные этих источников, зачастую к тому же сохранившихся не полностью, очень сложно: исследователь подавлен обилием разрозненных и трудно сопоставимых фактов. Дело усложняется еще и тем обстоятельством, что, по-видимому, не существовало достаточно детальных местнических правил и норм и при решении местнических дел опирались на прецеденты - «случаи». Все это существенно мешает изучить историю местничества с должной основательностью, затрудняет определение характерных черт и значения местничества на различных этапах его развития.

Мимо местничества историки пройти не могли-слишком бросается это явление в глаза при знакомстве с историей России XVI-XVII вв., но судили о местничестве, как правило, лишь на основании немногих, иногда произвольно выбранных, примеров. При этом на местничество XVI в. (когда у кормила власти находилась преимущественно потомственная аристократия) автоматически переносили характеристику местничества XVII в. (документация которого сохранилась полнее), т. е. времени, когда многие знатные роды уже «без остатку минова- лися» (слова Котошихина). Слабо изучали местничество и в сопоставлении с фактами зарубежной истории (исключение- небольшая статья А. Н. Савина о местничестве при дворе Людовика XIV) 221: большинство ученых полагало, что это явление характерно только для русской истории. щего абсолютизма. Правда, у них, как и у московских бояр, отечество тесно сплеталось с государевой милостью. Старшинство пэра определяется датой пожалования пэрии, а не породою» К настоящему времени опубликовано и описано Немало документов, относящихся к истории местничества. Появились специальные работы по истории местничества 222, о местнической терминологии2; характеристики местничества имеются во многих обобщающих трудах историков и в публицистических работах3. Однако в историографии местничества наблюдается любопытное явление: исследователи, специально изучавшие местническую документацию (Д. А. Валуев, А. И. Маркевич), осторожны в своих суждениях223, историки же, детально не знакомившиеся с местническими материалами во всем их многообразии, напротив, решительны в своих характеристиках, хотя и расходятся между собой во взглядах на местничество.

Попытка оценить историческое значение местничества была предпринята во второй половине XIX в. и в обобщающих трудах Н. И. Костомарова и В. О. Ключевского. Костомаров полагал, что, «хотя этот обычай нередко вредил государственным делам», он в то же время «был полезен для успехов самодержавия, потому что не давал боярам сплотиться, образовать между собой общие сословные интересы и постоять за них. Родовая честь... измерялась у бояр только службою государю. Дети и внуки могли гордиться заслугами отцов и дедов единственно в среде службы... Этот-то эгоизм служилого сословия, эта служебная привязанность каждого к воле великого к выводу, что местничество- это основанный на обычае институт служебного старшинства, подчинявший родовые интересы служебным и не представлявший собой серьезной политической привилегии служилого класса 4. В монографических трудах А. И. Маркевича содержится много ценных конкретных наблюдений, лишь частично обобщенных в его статье «Что такое местничество?» 5. (Основные выводы работ Д. А. Валуева, А. И. Маркевича, В. О. Ключевского изложены в статье А. И. Савина с.) князя, это отсутствие сословных интересов были важнейшими средствами к укреплению самодержавной власти» 1.

Иная точка зрения на местничество у В. О. Ключевского, который считал идею местничества «строго консервативной и аристократической», отражавшей взгляд титулованных бояр «на свое правительственное значение не как на пожалование московского государя, а как на свое наследственное право, доставшееся им от предков независимо от этого государя, установившееся само собою, ходом событий». Местничество устанавливало, по мнению В. О. Ключевского, не «фамильную наследственность служебных должностей», «а наследственность служебных отношений между фамилиями». Ключевский писал о «роковой наследственной расстановке» служилых людей: «Должностное положение каждого было предопределено, не завоевывалось, не заслуживалось, а наследовалось». «Местничество, - полагал В. О. Ключевский,- имело оборонительный характер. Им служилая знать защищалась как от произвола сверху, со стороны государя, так и от случайностей и происков снизу, со стороны отдельных честолюбивых лиц, стремившихся подняться выше своего отечества, наследственного положення». «Оценивать служебную годность происхождением или службою предков значило подчинять государственную службу обычаю, который... в сфере публичного права становился по существу своему противогосударственным». В то же время В. О. Ключевский отмечал - это особенно важно, -что местничество хотя и сплачивало боярство в корпорацию, но «не увеличивало, а скорее ослабляло силы» боярства, разрознивало фамилии, «разрушало сословие нравственно и политически» - «местничество было вредно и государству, и самому боярству, которое им так дорожило». Государственная власть, писал В. О. Ключевский, могла терпеть местничество, «пока сама не понимала настоящих задач своих или не находила в неродословных классах пригодных для службы людей. Петр Великий смотрел на местничество строго государственным взглядом, назвав его «зело жестоким и вредительным обычаем, который как закон

Как можно убедиться, В. О. Ключевский в характери- стийе местничества опирается на воззрения княжат (по- тчййков удельных князей) и потомственных бояр XVI в., сосредоточив внимание читателя не столько на местнической практике, сколько на местнической идеологии. В оценке же местничества он опирается на мнение современников собора 1682 г., отменившего местничество, когда оно уже окончательно изжило себя и не находило поддержки ни у центральной власти, ни у группировок класса феодалов. Детальным наблюдениям А. И. Маркевича, изучавшего историю местничества по царствованиям, В. О. Ключевский уделил мало внимания * и сформулировал ответственные выводы фактически без должного учета специальной литературы о местничестве.

Авторитет В. О. Ключевского как ученого и его замечательное литературное мастерство способствовали популяризации именно его воззрений на местничество. При этом постепенно акцент делался на характеристике тех сторон местничества, которые препятствовали государственной централизации, а само местничество рассматривалось прежде всего в плане военной истории, точнее, даже в плане истории военной службы, где вредные последствия местничества были особенно ощутимы. Эта точка зрения утвердилась и в трудах советских ученых, примером чего могут служить статьи о местничестве в первом и во втором изданиях Большой Советской Энциклопедии. Считается как будто бы само собой разумеющимся, что местничество всегда играло реакционную роль, всегда было помехой делу государственной централизации и московские государи всегда вели упорную борьбу с ним9. Поэтому постановка вопроса «Местниче- им в конце 1870-х годов. В настоящей работе приводятся ссылки на «Курс русской истории» 8, подготовленный автором к печати в начале XX в., потому что именно в этом труде сформулированы Ключевским основные выводы его многолетних размышлений. *

Мело использовал труды

А, И. Маркевича и С. Б. Веселовский, характеризуя источники о происхождении, составе и социальной природе служилых землевладельцев, хотя Д. А. Корсаков еще в 1896 г. отметил важность указания А. И. Маркевича иа то, что местнические дела содержат драгоценный материал для проверки родословий 10. ство и абсолютизм» поначалу может показаться странной. Зачем писать о том, что и так понятно?

Между тем ставший уже традиционным взгляд на местничество на поверку оказывается крайне односторонним и никак не может объяснить ни длительность существования института местничества, ни отсутствия серьезной борьбы с ним центральной власти на протяжении XVI

столетия 224. Вряд ли случаен и тот факт, что местничество сопутствовало процессу превращения Российского централизованного государства в абсолютистское. Не было ли местничество само отражением этого процесса?

Для того чтобы по возможности с исчерпывающей полнотой ответить на вопросы о характерных чертах местничества и о его роли в процессе утверждения абсолютизма в России 225, необходимо тщательнейшим образом изучить все сохранившиеся сведения источников о местничестве226, сопоставив их с хронологически одновременными данными по социально-политической истории Российского государства конца XV-XVI в. Без такой работы суждения о местничестве могут быть только предположительными. В настоящей работе автор ограничился лишь постановкой некоторых вопросов и выводами предварительного характера.

Местничество (точнее, служебно-родовое местничество) - это институт, регулировавший служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и *** Следовало бы попытаться реконструировать местническое законодательство, отраженное в уцелевшей местнической документации. До сих пор еще не исследованы в источниковедческом плане местнические дела, являющиеся ценным источником по политической истории, истории государственных учреждений и войска, истории быта и общественной мысли класса феодалов. административной службе и при дворе. Название местничества произошло от обычая «считаться» «местами» (за столом и на службе). «Место» зависело от «отечества», «отеческой чести», которая слагалась из двух элементов- родословной (т. е. происхождения) и служебной карьеры самого служилого человека и его предков.

Положение служилого человека в ряду других определялось двояко: по отношению к родичам (на основании родословных книг) и по отношению к чужеродцам (на основании разрядных книг и другой документации). Согласно «местнической арифметике» (выражение Ключевского), равные по положению служилые люди считались «ровни» или «в версту». Служилый человек должен был «знать себе меру»; и при назначении на должность, при исполнении придворных церемоний (в том числе при распределении мест за столом во время официальных приемов227; «изместить» - дать место за столом) следил за тем, чтобы «чести» его не было «порухи», высчитывая, ниже кого ему служить «вместно», кто ему «в версту» и кому «в отечестве» с ним не доставало мест. Быть «выше» значило быть «честнее». Расчет этот производился обычно по прежним записанным «случаям». Равные по положению лица - «местники» - иногда исполняли службу в порядке очередности. Недовольные назначением служилые люди «били челом государю о местах» («били челом в отечестве», «искали отечество»), показывая «в отечестве счотные грамоты» и прося дать им «оборонь». Челобитные эти рассматривали особые местнические думские комиссии (а иногда и сам государь): они «сего дела слушали, и по случаем, по разрядом, хто ково был боль- ши или меньши или в версту, и по родословцу, хто х кому по родству к тем воеводам каков близок считали» 12.

Примерно. СО второй половины XV в. при дворе московского великого князя прочно уже оседают в качестве служилых людей княжата, заметно потеснившие ния: «сидеть выше», «сидеть ниже», «сидеть под кем-либо», «сидеть выше иных бояр не уметь», «не по счету сидеть» и др. Выражения «по- сесть», «пересесть» означали «запять место выше». исконное московское нетитулованное боярстпо І Із княжат и бояр формировалось аристократическое правительственное окружение государя всея Руси. Сложные иерархические отношения пришлых княжат между собой и с нетитулованными боярами определялись местническими обычаями. Критерием становились прежде всего назначения на московской службе; при этом подразумевалось превосходство московской службы над службоіі и других княжениях (великих и удельных).

О местничестве (а следовательно, и о местнических правилах) как об обязательной практике взаимоотношений служилых людей Российского государства известно примерно с XV в.13, а местническая документация сохранилась преимущественно от второй половины XVI - XVII в., когда первоначальные местнические нормы были уже в какой-то мере под воздействием центральной власти изменены228. Первоначально местничество регулировало, насколько известно, лишь взаимоотношения высших слоев «служилых людей» государя всея Руси - потомственной аристократии, причем прежде всего в придворной сфере 14 (также, возможно, и непосредственных придворных слуг царя); впоследствии местнические нормы распространились и на другие разряды служилых людей.

Вопрос о происхождении местничества очень сложен и к тому же опутан историографическими наслоениями. Видимо, корни местничества как феодально-иерархического института можно искать еще в период формирования и утверждения. отношений вассалитета229, но эта тема хронологически выходит далеко за рамки настоящей работы 230. Для темы же данной работы важно отметить, *** Здесь следовало бы обратить внимание на особенности вассалитета в древней Руси («вассалитет без ленов», по определению Маркса).

**** Особый интерес представляют нижегородские «местные» грамоты 1367- 1368 гг., заслуживающие специального изучения и в плане истории местничества ш. Что утверждение местіїическііх іюрм по взаимоотіюніб" ниях крупных феодалов при дворе государя всея Руси хронологически совпадало с завершением процесса объединения русских земель в составе единого государства, значительным ростом международного престижа Российского государства и расширением его международных связей. Изменение же местнических норм и распространение местнической практики на другие группировки класса феодалов хронологически совпадали с процессами перераспределения земельной собственности между феодалами, видоизменением форм землевладения феодалов и уточнением степени зависимости землевладения от служебного положения феодала, с усилением бюрократического начала и власти самодержца в системе государственного управления.

Выясняя происхождение местничества, обычно отмечают дружинные традиции, служебные и придворные порядки 231 и особенно давние традиции междукняжеских отношений 17, сложившиеся при дворах русских великих князей. Конечно, эти факторы играли особенно значительную роль, но следовало бы в большей мере учитывать также влияние придворного церемониала и служебного этикета при дворах восточных правителей и византийско- метно именно при дворе при распределении «мест» за столом государя. .Персональный состав «государева двора» (если не считать лиц, исполнявших непосредственно служебные обязанности во дворце) был вначале неопределенным и пестрым, н в состав большой свиты государя входили, видимо, и служилые люди княжат и бояр, находившихся при «государевом дворе». Важнейшими этапами в организации «государева двора» была реформа 1550 г. (организация «Избранной тысячи») и особенно опричная реформа. С введением опричнины появилась во дворце и стража (напоминающая гвардию последующего времени) 19. го императора (или, точнее выражаясь, сложившегося на Руси представления об этом и о полноте власти султана над всеми подданными) и особенно близость местнических норм к обычаям польско-литовской аристократии 232.

уПри дворе государей всея Руси находилось немало восточных князьков, и они «заезжали» «по иноземству» (т. е. как особо знатные иноземцы) князей Рюриковичей и Гедиминовичей, а ханы и ханычи именовались «царями» и «царевичами» и получали особые царские «уделы» (Касимов, Каширу, Звенигород и др.) 233. Иметь при дворе «царей» и «царевичей» было «очень честно» по понятиям людей XVI в.20 В Москве очень интересовались обычаями восточных дворов («юртов1»), особенностями государственного управления на Востоке и высоко ценили «государскую честь» восточных правителей. «Царями» в официальных документах XVI в. титуловали прежде всего восточных правителей, и в борьбе за признание царского титула московских государей западноевропейскими монархами особое значение придавали тому факту, что Иван IV стал в 1550-е годы также царем Казанским и Астраханским21. Иностранные наблюдатели (уже Герберштейн) подчеркивіли оеспредельность в"ла- сти московских государей; в конце XVI в. писали о сходстве русского и турецкого образаправления (например, Дж. Флетчер). Еще более знаменательно то,"что Пересве- тов примером для подражания русского царя полагал образ правления турецкого султан.0 234.

дили мусульман по своим обычаям. Там подчинялись Корану (об этом в 1570 г. говорил и царский посол в *

В сочинениях Пересветова специалисты по истории Турции улавливают факты, характерные для Османской державы середины XVI в.25 По мнению А. Е. Крымского, «живым идеалом для Пересветова» был его современник султан Сулейман Законодатель (Великолепный), «только и своих Пересветов’ мог иметь разнообразные источники информации о султанской Турции. Особо следует отметить, что в Османской державе было много русских (точнее, славян): венецианские послы писали (в XVI в.), что вся прислуга в Стамбуле -и у турок и у христиан - из русских рабов и рабынь31; при дворе султанов знали славянский язык32. (Вопрос о воздействии восточных придворных обычаев на обычаи «Московского царства», а также такие проблемы, как особенности землевладения феодалов и формы взаимозависимости землевладения и государственной службы феодалов, своеобразие представлений о характере царской власти, причины длительного сохранения в России института холопства и другие*,

писаниях Пересветов, задним числом, переносит свои государственные идеалы на личность султана еще XV столетия Мехмеда II Завоевателя» 2G. В монографии В. А. Гордлевского о государстве Сельджукидов Малой Азии (также не обратившей па себя внимание недавних исследователей творчества Пересветова) обнаруживаются данные о государственном строе, общественных представлениях, обычаях турок, позволяющие выявить дополнительные линии сближения декларируемой Пересвето- вым программы преобразований с фактами из истории турецкого средневековья. Уже в первом мусульманском памятнике турок «Ку- тадгу-билиг» говорится о щедрости как о притягательной силе для воинов: «Военачальник должен ценить своих людей». За воинскую доблесть жаловались лены, а земля («ти- мар»), данная воину, который по первому призыву государя являлся на войну вооруженным, сохранялась пока тнмарпот мог

«оказать воинскую доблесть». Участие в войне признавалось долгом феодала, который он исполнял охотно, так как надеялся па богатую добычу и награду (землей, движимым имуществом, невольниками). Султан был волен над жизнью и смертью вассалов, рассматривая их как рабов 2", и предпочитал избавляться от усиливавшихся или обленившихся вассалов. «Нужно вырвать старые деревья и взамен посадить молодые дереввя 2в, - говорил один из султанов, обдумывая, как освободиться от тех, кому он был обязан престолом. По утверждению того же В. А. Гордлевского, в Стамбуле XVI в. сохранилось много от византийских порядков управления, придворного церемониала29 и султан рассматривал себя как законного наследника византийских императоров30. *

Характерные для российского самодержавия черты восточного деспотизма не раз отмечались. В. И. Ленин говорил о русском абсолютизме, пропитанном азиатским варварством 33. Крайне любопытно в этой связи її замечание

Стамбуле24).

*** D muunAuuai еще ожидают сравнительного изучения обязательно совместно со специалистами-востоковедамп.)

В конце XV - первой половине XVI в. государям всея Руси особенно важно было привлечь к своему двору и удержать у себя на службе удельных «верховских» князей Гедиминовичей и Рюриковичей, служивших «на обе стороны»: и московскому и литовскому великим князьям. Наиболее видные из пришлых верховских князей (т. е. живших в верховьях Оки) роднились с великими князьями московскими и дольше других крупных феодалов сохраняли за собой свои уделы. Их старались удержать на московской службе: с них первых брали крестоцеловальные записи о неотъезде; им же и многое прощали (даже казни времени правления Грозного первоначально мало коснулись этих князей). Верховские князья, как удельные, имели право участвовать в Господарской думе Великого княжества Литовского, тогда как другие, неудельные князья попадали в Господарскую думу только по получении земского или придворного уряда *. Приманивая верховских князей на московскую службу, московские государи учитывали, что в Литве в конце XV и особенно в XVI в. не раз предпринимались попытки распространить на литовских магнатов, придерживавшихся православия, действия «Городельского привилея» 1413 г., ограничивавшего права «схизматиков»®6, и что короли В. Г. Белинского о том, что Иван IV «сделался не преобразователем России, а грозною карою восточной формы ее государственного быта» м. Н. П. Огарев в неопубликованной при жизни статье «Что бы сделал Петр Великий?» отмечал, что Петр I застал «формы азиатского царедворства и полутатар- скнс нравы», когда окружавшие его бояре сводили «государственные интересы на низкую ступень холопских интересов - на местничество» 35.

Выявляя некоторые черты близости государственного строя и придворных и военных обычаев российской и восточной монархии, следует

при этом решительно предостеречь от попыток отождествления России XVI- XVII вв. с восточными деспотиями. Речь не может идти в данном случае о социально-экономической и общественно-политической характеристике России в целом, которая всегда оставалась страной прежде всего европейского типа общественного развития. *

В Польско-Литовском государстве должностной почет считался выше родового. Например, ки. Януш Острож- ский - по должности первый сенатор - сидел в Сенате выше своего отца 37, явно больше благоволили К ПОЛЬСКИМ, чем к литовским, магнатам 235.

Можно полагать, что в конце XV в. местнические обычаи, точнее сказать, местнические отношения между нетитулованными лицами рассматривались даже на Руси как литовские. «И то ты чинишь с литовского обычая»38,- упрекал Иван III местничавшего боярина, а литовские паны в начале XVI в. писали московским боярам: «А для вашое милости не писали есмя по именом, што ж не ведаем на тот час местец ваших, где хто сидит после кого в раде (т. е. в Боярской думе. - С. Ш.) государя вашего»39. Послы Ивана Грозного к польскому королю получали строгий наказ «проведати» местническое положение беглеца князя Курбского: «В какове мере с кем держит его король» 236; и в послании, отправленном Ход- кевичу от имени Воротынского и написанном, видимо, самим Иваном Грозным, издевательски обыгрывался факт «великого жалованья и приближенья» королем Курбского («и во чтивости учинил») 237, который «был в московских родех не десятый, а мало не двадцатый, также и в местцы»40.

В 1567 г. король и гетман Гр. Ходкевич в посланиях к князьям И. Д. Вельскому, И. Ф. Мстиславскому, М. И. Воротынскому и боярину И. П. Федорову предлагали им перейти на службу к королю, прельщая аристократическими вольностями своей страны, обещая при- *** А еще прежде (в 1554 г.) послу к польскому королю, «нечто учнут вспрашивати которым обычаем про княж Семеново дело Ростовского» (т. е. о попытке его бегства за рубеж), наказано было отвечать: «А он недороден, а государь пожаловал с дородными ровно» (т. е. пожаловал боярством). На вопрос же: «Со князем Семеном хотели ехати прочь многие [ли] бояре и дворяне?» - велено было говорить: «К такому дураку добрый кто пристанет? Лишь с ним воровали его племя - такие же дураки»44. равнять русских КІіЯЖат к удельным князьям Речи I

(осполитой («а не вменшивати, яко годно роду великому чинити»). Ответы бояр были, как предполагают исследо- патели, написаны самим царем. В этих ответных посланиях Гедиминовичи (Вельский и Мстиславский) указывали королю на свое родство с ним и невозможность для них быть «подданными у брата» (короля) и «в ровенстве» с удельными княжатами. Одновременно подчеркивалось высокое положение этих «первосоветников» в Российском государстве («И што нам обецуешь с уделными своими княжаты в ровенстве быти, и нам с подданными нашими как в ровенстве быти? А мы царского величества жалованьем и ныне всех тех вышшы, а не в равенстве»45,- читаем в послании Вельского). Рюрикович Воротынский тоже писал: «Мы царьского величества милостию и так тех князей выше есмя»46. Князья писали о том, что предки их, преследуемые в Литовском Великом княжестве, нашли достойный прием у государей всея Руси. Вельский иапоминает королю о своем деде, который «едв"а во единой кошюле (т. е. рубашке. - С. Ш.) утек до истиннаго православия», и Иван III его «великим своим жалованьем и почестливостню пожаловал и достойную честь воздал п никого в своей земле высочайши нас не учинил, ни и равенств, даже и доселе; а много у царского величества прироженцов царских и великих княжеств многих и с государств со многих, и тые вси по его царского величества велению под нашим повелением ходят»47 (действительно, Вельский в списке вельмож обычно стоит па первом месте). Мстиславский добавлял еще, что он держит «великое местцо его царского величества Великий Новгород», которое занимал некогда его предок («и то есть наше достоинство, от коего достоинства предков наших ваши (т. е. короля.--С. Ш.) предкове выгнали, п царьское величество опять нас тем достоинством пожаловал») 48. В письмах же к Ходкевичу они с презрением указывают на недопустимость его обращения к таким знатным вельможам, у которых «царьского величества милостию в твою в«рсту многие служебники есть»49.

«А болши того нашему величеству не подобает с вами безбожными говорити»50,--написано в послании Вельского. То же и в послании от имени Воротынского: «Ино ж то есть невзгоже, что с нами, княжаты, вам, мужиком, быти в братстве»51. Не мудрено, что именно в этих посла- пиях сформулированы понятия о различии власти «вотчинного» (т. е. царя) и «посаженного» (т. е. короля) государей, о характере «вольного царского самодержства» и об обязанности подданных царя верно служить своему государю («а в государской воле подданным взгоже бы- ти», «мы же, як же достойные чести и первосоветниче- ства, верной покорности царскому величеству прямо за- слугуем и заслуговати з жаданием будем») 52.

Местническим вопросам придавалось немалое значение во взаимоотношениях России и Речи Посполитой и в начале XVII в. От 1613 г. дошел длинный список имен и должностей: «Паны радные и сенаторы полские и литовские у полского короля у Жидмонта и сидятца по местам»53, данные которого, несомненно, использовались в дипломатической практике Российского государства; а послы короля еще в 1615 г. старались ущемить местническое самолюбие одного из Воротынских, язвительно указывая ему: «Ноне у вас... Кузьма Минин, резник з Нижнего Новгорода, казначеем и большим правителем есть, всеми вами владеет, и иные таковые ж многие по приказех у дел седят»54.

Местнические нормы утверждались в условиях сохранения в централизованном Российском государстве значительных остатков феодальной раздробленности, в борьбе центральной власти с привилегиями еще недавно независимых и полузависимых государей мелких «земель» и княжеств55. Этим и объясняется двойственная политическая природа местничества. Местничество явилось своеобразным компромиссом центральной власти с верхушечными группировками феодалов и этих группировок между собой. Центральная власть рассчитывала использовать местничество как средство преодоления остатков феодальной раздробленности и, опираясь на служебное начало местнической системы, еще больше подчинить себе княжат. В этом центральную власть поддерживали нетитулованные бояре, полагавшие, что противостоять конкуренции княжат им легче всего именно на служебной лестнице. В свою очередь княжата надеялись с помощью местничеств"а удержать свои наследственные привилегии и действительно в определенной мере сковывали инициативу центральной власти56. Таким образом, княжата и бояре искали в местничестве защиту от центральной власти и от конкуренции других «больших» людей, а цент- рлльпая власть - защиту от крупных феодалов. Местничество было не только обороной аристократии от центральной власти, как полагал В. О. Ключевский, но и обороной неутвердившейся еще самодержавной центральной власти от старинной аристократии, и первоначально оно оказывалось более выгодным именно для центральной власти.

В местничестве обнаруживаем смешение старины н новизны, иерархического начала, унаследованного со нремен феодальной раздробленности, и строгой служебной зависимости, характерной для все более централизующейся и бюрократизирующейся государственной системы *. В период феодальной раздробленности «ко- * Местнические нормы в XVI в. приняты были, очевидно, и в среде высшего духовенства - белого и черного. В летописи читаем под 7054 г. о том, что великий князь «пожаловал - указал места архимандриту Троецкому Сергиева мана- стыря, да Кириловскому игумену, да Павнутьевскому, да Осифовскому: Троецкому под Чюдовским, а Кириловскому под Андронниковским, а Павнутьевскому под Богоявленским на Москве за торгом, а Осифовскому под Пав- иутьевским; а преж им мест не бывало»57 (выделено мною. - С. Ш.). В другой рукописи уточняются повод к этому решению и дата его. Это имело место в связи с большим приемом во дворце (государь «сътворил пир велик») после венчания Ивана IV на царство 16 января 1547 г. Писавший эту рукопись постриженник Павлова монастыря Нил Курлятев также отмечает: «А преже того те игумены в местах не бывали»5в. Можно полагать, что игумеиы и архимандриты некоторых (или даже всех) московских монастырей прежде уже считались «местами», а в 1547 г. этот обычай был распространен и на наиболее значительные из иногородних монастырей, игумены и архимандриты которых тем самым включались в число приближенных придворных государя. В описи Царского архива (1570-е годы) упомя- пут «имян список архиман- ритов и игуменов, которые под которыми сидят»59. Известно и о «степенных списках» высшего черного духовенства в конце XVI в. (об этом узнаем из утвержденной грамоты Земского собора 1598 г.). В летописце, составленном в начале XVII в. в окружении патриарха, в описании «помазания на царство» Федора Ивановича в Успенском соборе (1584 г.) особо отмечается порядок мест «освященных властен» (кто находился с какой стороны от государя и «под» кем - в какой последовательности) 60. Таким образом, некоторые наблюдения о характере и путях распространения местничества среди светских феодалов могут быть отнесены и к высшему черному духовенству. |)оль, - по определению Ф. Энгельса, - представлял собой вершину всей феодальной иерархии, верховного главу, без которого вассалы не могли обойтись и по отношению к которому они одновременно находились в состоянии непрерывного мятежа»61. С централизацией Российского государства междоусобные битвы феодалов, заполнявшие «средневековье своим шумом»62, сменились политическими заговорами и распрями местничавших воевод и придворных, опиравшихся в своих претензиях на давние представления о феодальной «чести». Не выступая активно против местничества, обуздывая родовые притязания разрядными путами63, кодифицируя местнические нормы, центральная власть и в данном случае оставалась «представительницей порядка в беспорядке»64, ибо сложная, на первый взгляд даже хаотичная система местнических отношений заключена была в жесткие рамки, определяемые именно центральной властью. Центральная власть определяла возможные решения по всем местническим спорам, а следовательно, и пределы местнических требований. Местничество, несмотря на все раздоры, его сопровождавшие, само по существу становилось инструментом общественной дисциплины и привязывало аристократию ко двору. Запутавшись в паутине местнических счетов и фамильных воспоминаний, наследственная аристократия оказывалась бессильной перед самодержавной властью государя, перед поступательным движением все более усложнявшейся и укреплявшейся бюрократической машины.

Так понятия времен феодальной раздробленности были умело использованы центральной властью в1 своих интересах. Местнические обычаи четко определяли, что служебное положение знатного человека обеспечивается прежде всего верной потомственной службой московскому государю и степенью приближения его родственников к государю 65.

На смену феодальной курии, состоявшей из потомственных местных аристократов и виднейших из пришлых княжат, явилась Боярская дума, членами которой становились по назначению, служебному жалованию. В первой половине XVI в. княжата - владельцы значительных уделов постепенно переходят из числа «слуг»- высших вассалов на положение великокняжеских бояр, терявших при этом остатки былой политической само стоятельности. Весьма интересны наблюдения А. А. Зимина, относившиеся к княжатам западных окраин Российского государства66. Сохранившиеся разрядные записи позволяют предполагать, что «слугами» первоначально было большее число крупных феодалов, чем считали до сих пор. В 1520-е годы ими являлись, видимо, и некоторые Рюриковичи из восточных областей государства - Горбатые, Микулинский, возможно, И. Д. Пеньков. Они писались в разрядах впереди некоторых бояр, но без боярского звания67. А в 1550-е годы «слугой» помимо М. И. Воротынского был и И. Д. Вельский. Он подобно своим дядьям в 1520-е- 1530-е годы стоял выше бояр на местнической лестнице и сделался боярином лишь в 1560-е годы 238.

Закрепление местнических обычаев по существу подчиняло родовую честь служилой 239. Местнические обычаи и какой-то мере приравнивали потомственных удельных князей к потомственным нетитулованным боярам русских пеликих князей - и те и другие рассматривались прежде нсего как служилые люди московского государя. Тем самым юридически и психологически постепенно устранялось само представление о политической независимости княжат. Местничество давало центральной власти способ и со второй половины XVI в., когда «родовая честь подчинилась правилам служилой благодаря окончательно выработавшемуся ритуалу придворного быта, порядку военной и гражданской службы, а также запутанности местнических счетов по родовой чести - счетов, которые нередко разрубались как гордиев узел»6в. Важно отметить, что для того периода, к которому относится основная масса документов, позволяющая судить о характере местничества, А. С. Лаппо-Дани- левский (в отличие от В. О. Ключевского) считал типичным преобладание служебного начала над фамильным. борьбы с «мятежами» княжат, а также нетитулованных аристократов, так как измена одного члена рода «мяла в отечестве» весь род (родственники Курбского, например, после его бегства были понижены на 12 ступеней!) и заставляла самих княжат сдерживать друг друга69. Все это способствовало в конечном итоге ослаблению политического могущества аристократии70.

Именно на эту-то сторону местничества обратили особое вынимание англичане Горсей и Флетчер, бывшие в России в 1570-е-1580-е годы. Местничество помогало центральной власти разобщить аристократию, разбить крупных феодалов на группировки и находить опору в одной из них против другой. Того, чего для ослабления боярства не сумели совершить «перебором людишек» и казнями времен опричнины, добивались с помощью «местнической арифметики». Местнические споры и при Иване Грозном71, и в конце XVI в. использовались и в политических целях. С. П. Мордовина отметила, что опалам Романовых, Р. В. Алферьева, Б. Я. Вельского, даже совсем не родовитого В. Я- Щелкалова неизменно предшествовала «поруха» их родовой чести 72. Местничество, таким образом, оказалось одной из причин угасания аристократических родов, попавших «в опалу», - понижение в разрядах (как писали в местнических делах) «делалось. .. государскою опалою»73.

Для местничества характерно было? служебно-родо- вое старшинство. Между тем внимание иногда акцентируется только на родовом начале и местничество рассматривается как своеобразная кастовая система. Сохранившиеся источники позволяют опровергнуть это мнение. Знатное происхождение обязательно должно было сочетаться со службой предков; фамилии, даже знатнейшие, представители которых долго не получали высоких служебных назначений или «жили в опалах», оказывались в «закоснении» 240. Официальная точка зре- них в Литву (в таких случаях употреблялось выражение «место проездить») весь род Квашниных был «в государ- ской опале». В местнической памяти 1589 г. В. А. Квашнин писал: «.. .и государь на пас в те поры па всех поло- имя ясно выражена в Никоновской летописи при упоминании о Белеутовых, происхождение которых связывали с легендарным Редегой (касожский князь Редедя): «...и от Редеги пошли Белеутовы, да закоснели, а родом велики»78. Безусловное пожалование в бояре только по одной породе - явление крайне редкое79. Даже в роду князей Воротынских А. И. Воротынский (сын боярина и отец бояр) мог оставаться до конца жизни стольником. Захудалые отрасли некогда знатных родов выпадали из родословных книг. В «Бархатной книге» во многих родах показаны в «пресечке» (т. е. вымершими) целые фамилии, существование которых подтверждается разнообразными источниками конца XVII в.80

Правда, приезжие из-за рубежа служилые люди получали первоначально место среди других не за заслуги (они их чаще всего еще не успевали оказать государю исея Руси), а в зависимости от происхождения и политического (или военного) положения у себя на родине - таких феодалов признавали высокими «по иноземству» *. жил опалу, и мы, государь, пидя свой грех, ие смели І1И о чом бить челом государю, ІІИ о отечестве, ПИ о ме- стех» 75. Впоследствии именно опалой объяснил выпадение своих предков из местнических счетов кн. Д. М. Пожарский76. Котошихин позднее (в 1660-е годы) также отмечал, что «многие добрые и высокие роды... в честь не пришли... за иедослужени- ем» 77.

" Особенно выделялись - еще п первой половине XVI в.- по своему положению татарские царевичи (ханычи) и потомки их и «родство с татарами еще почиталось почетным»81. В «Государевом родословце» роды царей астраханских, крымских и казанских названы сразу же вслед за удельными князьями киевскими, владимирскими и московскими, т. е. прежде родов потомков князей литовских, черниговских, тверских, суздальских и др.82 Во второй половине века влияние при дворе потомков выходце» с Востока еще более увеличилось н они оказывались фактически вне местнических счетов (не связывали их п путы воспоминаний о фамильных местнических традициях и «потерьках»), В 1593 г. князь И." Вяземский, вспоминая Астраханский поход 1554 г., говорил о своем дяде - видном участнике похода:. «А хотя будет ои и был в том походе с татары, и в том государь волен - и не в нашу версту живут с татары; Воротынские бывали с татары» 83. Особое возвышение выходцев с Востока к концу царствования Ивана Грозного отмечал М. М. Щербатов, писавший не без злобы об этом царе: «.. .не токмо он повсюду татарских царевичей предпочитая едппород- Но положение MX потомков при московском дворе, как правило, уже зависело от служебной карьеры.

Земельные богатства служилых родов, как известно, тоже создавались в XVI в. не на основе устойчивого родового землевладения, а в зависимости от личных служебных успехов. Прочная землевладельческая традиция известного служилого рода, как показал С. В. Рождественский, поддерживалась «главным образом неизменно счастливой служебной карьерой его членов»86. Здесь уже можно обнаружить достаточно тесную взаимосвязь института местничества с феодальным землевладением.

Понятие о «честности» рода и отдельного лица связывалось с представлениями о служебном почете, о мере жалования, т. е. со степенью расположения государя и близостью к его особе. И по Судебникам, и по Соборному уложению плату за «бесчестье» взимали пропорционально жалованью, в зависимости от вознаграждения - таким образом, основание было установлено чисто служебное. Именно на служебное положение родственников обращалось первенствующее внимание при разборе местнических дел *. Особенно важно было ближайшее по времени служебное положение родственников. «Местни- чаешься безлепно не отцем, но дедом»87, - выговаривали челобитчикам в XVII в. Поэтому выдвинувшиеся по службе младшие ветви некогда знаменитых фамилий старались, воспользовавшись местнической «находкой», оторваться от своих старших родичей, понесших «потерьку» **. иым своим кияэьям российским и боярам, которые многие столетия службы своих предков считали, ио даже и сибирских княэьцов... им предпочитал»м. И еще во второй половине XVII В. Ко- тошихин указывал иа то, что крещеные сибирские и касимовские царевичи «честию... бояр выше; а в думе ни о какой не бывают и не сидят. ..» ®. *

В местнических счетах служба по разрядам учитывалась в первую очередь, и лишь затем считались по родословцам. В местническом деле 1609 г. читаем: «То есть, что от большова брата колено пойдет, а в раэрядех малы и худы будут, а от Меньшова брата пойдет, а в розряде велики живут, а те, государь, худые с добрыми по родословцу лесвицею не тя- жутся, а тяжутся по случаем роэряды» вв.

** Это отразилось и иа процессе фамилиеобразоваиия и повлияло иа иего. Если для первой половнны XVI в. характерна была нестабильность фамильных прозва- ппй - одни и те же лица изпестпы п источниках под К середине XVI в. сами княжата подчеркивали свои служебные заслуги, Даже Курбский, с гордостью вспоминая о том, что ему при взятии Казани было поручено командование полком правой руки, счел необходимым особо отметить: «Приидох к тому достоинству (т. е. к высокому положению в разрядных росписях. - С. Ш.) не туне, но по степенем военным взыдох»91. В местнических спорах 1570-х годов служба признается ценнее «породы»92.

Унижающими весь род считались не только невыгодное соотношение с представителем другого рода на служебной лестнице, но и некоторые должности. Так, служилого человека и его родственников" понижал отъезд на службу в удел93. Особенно велика была разница между «разрядными» и «неразрядными» службами. В местническом споре 1629 г. князь Приимков в таких выражениях писал о преимуществе своего рода по сравнению с родом князей Пожарских* (тоже Рюриковичей): «Родители

наши люди разрядные, а князья Пожарские опричь городничьих и губных старост нигде не бывали и ниже; а прежних государей и ваше государево уложение, что городничим и губным старостам с разрядными людьми п до последних воевод дела нет»94. Во второй половине XVII

в. был составлен даже специальный Местнический справочник «потерек всякому роду по своему прозванию» **. Неизвестный составитель не без злорадства по- раэными фамилиями, то во второй половиие XVI в., особенно в начале XVII в. заметно уже сравнительно четкое выделение фамилий и противопоставление фамильных прозваний одних ветвей рода другим - в местнических делах встречаем формулировки такого типа: «Басмановы с Плещеевыми в родстве и в прозвищах разошлись* 89 (в середиие XVI в. знаменитого опричника А. Д. Басманова именовали Бас- манов-Плещеев) и. *

Князья Пожарские в 1550-е годы принадлежали к среднему разряду служилых людей, были бедны и не могли даже представить должного числа холопов на военную службу 95.

** Полное название рукописи: «Книга перечневая для скорого прииску отеческих дел, для укоризны отечеству и потерки их, у кого с кем будет в отечестве счет, и то писапо в сей книге имяппо. Роды по статьям и в тех статьях под главами тех родов потерки всякому роду по своему прозванию. Выписано из розрядных книг, и из Посольского приказу, и из иных приказов из дел, тому всему имянные статьи, и в сей книге писано имяино по годам, хто где преж сего добрал в отношении 280 фамилий факты «для укоризны отечеству и потерьки их», начиная со времени Ивана Грозного. Там навязчиво упоминаются и низкие служебные назначения: дьяками, губными, станичными, стрелецкими головами *, неделыциками и т. д.

В то же время местничество не создавало и столь уже непреодолимых препятствий для проникновения особо отличившихся на службе малородовитых лиц в среду фамильной знати; более того, казуальность местнических счетов всегда могла быть использована с выгодой для правительства. Действовали по пословице: «Чей род любится, тот род и высится».

Не случайно, конечно, установление местнических норм как государственно-служебных совпало по времени с оформлением первых разрядных и родословных книг; а в середине XVI в. по инициативе центральной власти законодательным порядком регулируются и местнические взаимоотношения военачальников («Приговор» 1550 г.) ** и создаются официальные Разрядная книга и «Государев родословец». В «Государевом родословце» явно обнаруживается уже стремление Ивана IV унизить родовую аристократию - Рюриковичей и Гедиминовичей, приравняв ее к нетитулованной знати и к пришлым восточным князькам. Это очень метко подметил еще В. Н. Татищев, характеризуя тенденцию «Государева родословца».

^_Иван IV, писал он, «повелел родословную книгу сочинить, в которой, многие княжеские роды оставя, знатными шляхетскими наполнил и сравнял»97. «Знатные шляхетские роды» - это те нетитулованные роды, представители которых занимали высокие должности как раз к середине XVI в.

Характерно, что в конце «Государева родословца» помещены три рода, значительно позже других выдвинувшиеся на московской службе, - Ласкиревы, Трахапиотовы и Адашевы. При этом, стараясь возвели- у каких дел п с кем бывали, м и каких чипех, и п которых годех» 96. *

А. С. Пушкин отмечал: «Несмотря на выгоды, дворяне гнушались службою стрелецкою, и считали оную пятиом для своего рода»9в.

** «Приговор» 1550 г. не был направлен против местниче

ства как института (такого мнения придерживался И. И. Смирнов) 99. Введением определенных местнических норм «Приговор» в конечном счете ограничивал местничество, одновременно узаконивая его, но отнюдь не запрещая 10°. чпть царствующий дом, хотели показать, какие славные царские и княжескне роды служат московским государям 101, - и титулованные роды занесли в «Родословец» с большой полнотой (даже те, где не было ни одного думца); из нетитулованных же родов попали те, представители которых принадлежали к думным чинам и в период составления «Родословца» 102.

Круг местничавших лиц первоначально должен был ограничиваться фамилиями, внесенными в Разрядную книгу и в «Государев родословец», а это и были роды, представители которых служили (употребляя выражение Курбского) в чинах синклитских, т. е. думных, и в стра- тилатских, т. е. ратными воеводами |03. Но постепенно местничать начинают и «люди молодые», которым до старинных родов «не достало». Это прежде всего «имян- ные люди» 241, т. е. менее знатные лица, и служилые люди, занимавшие менее видные должности, но также внесенные в различные официальные списки. Именно их, можно полагать, и признавали (уже в документации XVII в.) «разрядными людьми»^

Как уже отмечалось, местничество возникло в среде вотчинников - наследственных землевладельцев и лиц, занимавших из поколения в поколение высокие должности,-и было основано на представлении о наследственности привилегий («отеческой чести»). В период сословной монархии, когда за крупными феодалами еще «сохранялась монополия в военном деле» 104, местничество подчеркивало особое положение боярства, как бы освящало его сословные привилегии. Впрочем, первоначально местнических разбирательств было, видимо, не так много, зачастую ограничивались объявлением протеста по случаю служебного назначения. Вполне понятно, что дворяне (в большинстве своем не вотчинники, а помещики), как лица, выдвигавшиеся прежде всего благодаря собственным заслугам, не могли пе видеть в местнических условностях помеху па пути своего продвижения по служебной лестнице.

В середине XVI в. традиционные понятия о государе вом пожаловании в зависимости от наследственной чести сосуществуют еще с представлениями о пожаловании за выслугу. Это отразилось и в современных памятниках общественной мысли. Если митрополит Макарий в 1547 г. поучал по свершении обряда бракосочетания Ивана IV и его жену Анастасию: «Боляр же своих и боляринь и всех велмож жалуйте и брегите их по отечеству» |08, то в сочинениях Ивана Пересветова легко обнаруживается решительный протест против этого обычая. «Давно того не хвалят мудрые философы, что которые вельможеством ко царю приближаются, не от воинской выслуги, ни от иныя которыя мудрости... - пишет Пересветов в Большой челобитной и советует, - который воинник лют будет против недруга государева играти смертною игрою и крепко будет за веру християнскую стояти, ино таковым воинникам имена возвышати» 242. Еще более резко формулируется эта мысль в «Сказании о Магмете-салтане»: «А ведома нету, какова они отца дети, да для их мудрости царь на них велико имя положил для того, чтобы оныя такоже удавалися верно царю служити» 10э.

Чаяния дворянства удовлетворили в своеобразной форме (характерной, впрочем, для правительственной политики времени Ивана Грозного): местнические нормы сохранили, но их постепенно стали распространять на лиц менее знатных, т. е. институт местничества утрачивал постепенно характер особой привилегии, право местничать переставало быть признаком исключительности. их государьское повеление головы своей складывати и кровь своя лити; а государи, по их послугам, их жалуют, и где кому, что ся прибыток, того и желает и ищет. И то не новое дело; из давних лет повелося: тогда воинам веселие н пожиток, егда рать воздвигнется»110. В позднее средневековье именно воинская доблесть, бесстрашие, готовность погибнуть за дело своего господина признавались характерными чертами настоящего рыцаря и п Западной Европе111. Местничество охватывало новые должности и все большее число лиц243. Это могло произойти только потому, что между боярством и верхушкой дворянства не существовало резких социальных граней112: боярская прослойка пополнялась выходцами из менее знатных родов и в то же время немало потомков княжат впадало «в худобу», становилось «площадными дворянами» 244.

Примерно во второй половие XVI в. уже складывается служебная иерархия, состоявшая из трех групп: чины думные, чины московские, чины городовые или уездные. Соответственно усложняется и система местничества; и в этом плане датировка с середины XVI в. нового периода в истории местничества (о которой пишет А. С. Лаппо-Данилевский) вполне правомерна. Службой «честной», «разрядной» с середины XVI в. начинают считать уже не только службу воевод, но и голов в полках, объезжих голов в Москве, лиц, встречавших и провожавших послов и ведших с ними переговоры («бывших в ответе»), «сказывавших» чины, рынд и т. д., т. е. службу «чинов московских». Число местнических споров заметно увеличивается113. Можно предположить, что в 1550-е годы круг лиц, имевших право возбуждать местнические споры, ограничивался теми, кто попал в перечни Тысячной книги и Дворовой тетради.

Определенная тенденция к уравниванию в те годы различных группировок класса феодалов, ослабление политических позиций боярства, пресечение многих боярских родов и выключение некоторых из них из родословных списков, очень заметное расширение состава видных должностных лиц («имянных людей») - все это приводит к известной «демократизации» первоначально строго аристократического института местничества.

Местнические представления проникали и во внешне- щался в челобитье (1575 г.), поданном па ки. Засекина: «Наперед сего тех думных дворян посылал государь на свою государеву службу э бояры и с окольничими или з боярскими детьми 3 большими роды, а не с такими площадпыми дворя- пы» 114. политические отношения 245. Борьба за место Российского государства среди других государств, за положение великой державы, так же как и спор о титуле, оплеталась местническими предрассудками и в дипломатических документах отражалась в формулах местнической терминологии 246. Местнических правил обязаны были придерживаться послы за границей; во время официальных приемов послам наказывали «быти наперед иных послов» и за столом сидеть «выше иных послов»247, а с послами султана или императора (т. е. представителями общепризнанных великих держав) «ни на посольство, ни за стол никак не ходити» (это отмечено в наказе Ивана IV 1567 г. послам к королю Сигизмунду II Августу) "5. В зависимости от служебных норм производился и обмен пленных: «кого пригоже по его версте» и тех детей боярских, «которые сулили обмену не по своей версте» («а назывались у вас бояры»), возвращали назад248.

Длительное существование местничества, глубокое проникновение местнических предрассудков в сознание объясняется, конечно, и особенностями общественной психологии, самой системы общественных воззрений людей средневековья, рутинностью общественного мышления, тем, что, по выражению Ф. Энгельса, «дворянство коснело в неподвижности»116. Местническую психологию и идеологию, условности местнической практики можно *** Тот же обычай старались приложить и к внешней форме взаимоотношений русских послов с зарубежными должностными лицами. Русский посол (в 1600-1601 гг.) отказался ехать на обед к лорду - мэру Лондона, узнав, что тот будет сидеть за столом в «большем месте |20.

**** Qg эхом читаем и в польской Посольской книге под 1566 г. 121 Такие представления ясно выражены и в послании царя Ивана Василию Грязному, находившемуся в крымском плену |22. понять, только учитывая весь характерный «режим средневековой регламентации» 123 и понятия людей того века о различных стереотипах поведения (и происхождения) для представителей определенных общественных групп («кому что на роду написано»). По меткому замечанию В. О. Ключевского *, тогда «отдельные лица прятались за типами» |24, индивидуальное, особенное не надлежало показывать, полагалось во всем следовать заранее определенному этикету. Общественное положение феодала (и соответственно степень его опасности и для монарха, и для других феодалов), его общественные обязанности и идеалы, в том числе и понятие о «чести» **, даже характерные черты внешнего образа его жизни как бы заранее предопределялись.

Для местнической идеологии и психологии XVI в. было характерно представление об особых привилегиях лиц «повышенной княжачой крови» (выражение Ивана Грозного) 125. Этой психологией были пропитаны и сам царь Иван ***, и окружавшие его бояре, не забывшие * В. О. Ключевский отмечал: «Лицо тонуло в обществе, в сословии, корпорации, семье, должно было своим видом и обстановкой выражать и поддерживать не свои личные чувства, вкусы, взгляды и стремления, а задачи и интересы занимаемого им общественного или государственного положення» |2в. Работа В. О. Ключевского «О взгляде художника иа обстановку и убор изображаемого лица» много дает для понимания общественной психологии человека русского средневековья, хотя автор и несколько преувеличивает степень ее рутинности. В этом плане интересно сравнить наблюдения А. В. Арциховского и других об условностях изображения в русских миниатюрах XVI в., Д. С. Лихачева о так называемом литературном этикете |27, А. Я. Гуревича и других о стереотипных формах общественного поведения, обычаев, ритуалов, обрядов, терминологии, формул, символических изображений, нормативных для данного общества и обладающих силой традиции (или моды) 12в. Перспективным кажется и детальное изучение местничества в плане представлений о знаковых системах (о чем писал Ю. М. Лот- ман) 12э.

** «Спя честь, состоящая в готовности жертвовать всем для поддержания какого- нибудь условного правила, во всем блеске своего безумия видна в нашем древнем местничестве» 130, - заметил А. С. Пушкин. То, что казалось «безумием» просвещенному человеку начала XIX в., воспринималось совсем по-иному его далекими предками.

*** Любопытен местнический экскурс Ивана Грозного: «А Шереметевым мочно ли о былом величии своих предков. Кн. Василий Иванович Шуйский, став царем, счел нужным (в начале XVII уже столетия!) напомнить: «До прародителя нашего великого Князя Александра Ярославовича Невского на сем Российском государстве быша прародители мои и по сем на Суздальской удел разделишась, не отнятием и не от неволи, но по родству, якою обыкли большая братия на большая места седати» 132. И во второй половине XVI в. вовсе не безопасным язвительным пустословием озлобленного и обиженного беглеца могли показаться слова кн. Курбского о том, что «княжата суздальские влекомы от роду великого Владнмера, и была на них власть старшая Руская, между всеми княжаты, боле дву сот лет» *. Недаром Курбский указывал и на происхождение от суздальских князей «великих княжат Тверских» и отсылал читателя в подтверждение своих слов к официальной летописи: «Яко лутче о сем знаменует в летописной книге Рускои»133. Англичанин Флетчер, бывший в России в годы царствования Федора Ивановича, недостаточно разобравшись в местничестве, тем не менее правильно подметил двойственный характер процесса изменения политического положения княжат. Они, по его мнению, утратили все, кроме титула (явное преувеличение), но В1 то же время продолжали занимать первые места во всех общественных собраниях; в обществе строго придерживались внутрисословных привилегий группировок класса феодалов**, и даже беднейшие из кйяжат «горячо при- на Щенятевых глядеть?»131 (Щенятевы - знатный род князей Гедимииовичей). *

Старшего из суздальских князей кн. А. Б. Горбатого называли в середине 1560-х годов претендентом на московский престол 134. А еще прежде Гедиминович кн. С. Ф. Вельский, бежавший в 1534 г. в Литву, а затем оттуда перебравшийся в Крым, выступил с притязаниями на «дедизну свою» - Рязанское княжество (дед его по матери был рязанским князем). Семену Вельскому была отведена значительная роль в планах расчленения Российского государства, на осуществление которых рассчитывали в Польше, в Крыму и в Стамбуле 135.

** Это характерно было и для французского дворянства XVI-XVII вв. Обедневшие, утратившие привычное общественное положение, знатные люди старались напомнить о своих генеалогических претензиях (жестоко высмеянных позднее Ляб- рюйером) и отнюдь не склонны были даже допустить возможность сравнения их с лицами не «голубой крови» 136. иимали К сердцу всякое бесчестие ИЛИ оскорбление СВ"ОИХ наследственных прав 249.

Об этих родовых традициях крепко помнили не только княжата, по и царь, старавшийся в письмах к Курбскому всячески унизить его и других княжат совершенно в духе местнических распрей. И если Курбский напоминает царю о том, что все Рюриковичи «влекомы» от рода Владимира Киевского, и с ненавистью пишет об «издревле кровопийственном роде» московских князей, то Грозный не преминул больно задеть кичливого боярина «восхотевшего» «своим изменным обычяем быти Ерославскому владыце», напомнив Курбскому о службе его отца своему боярину кн. Кубенскому137 и о ничтожестве его родственников князей Прозоровских по сравнению с московским царем: «И сами Прозоровские каковы перед нами? Ино то уж мы в ногу их не судны!.. И у меня Прозоровских было не одно сто!» 138 «А князю Володимеру почему было быти на государстве? От четвертого удельного родился. Что его достоинство к государьству, которое его поколенье?..»139- со злостью писал царь о своем двоюродном брате (Грозный запальчиво выговаривал Курбскому и мелкие обиды, нанесенные ему заносчивыми княжатами).

Спор за первородство, за первенствующее положение среди русских кпязей полностью еще не завершился, и общественное сознание (и царя и княжат) явно отставало от общественной практики. Слишком еще сильны были остатки феодальной раздробленности, слишком заметны они были в сознании окружения царя; и-^Ииян 1У; стремясь закрепить ГДПЮ пплцтицрруущ нрчанигнипгт^ пт яри- стократии (и без ТОГО УЖС-ВС&йШ-ОЧеЦЬ ощутимую) . ничего лучше не смог придумать, как учинить себе особый удел - сначала опричнину, а затем уже и вовсе стал называть себя князем московским, ростовским и псковским 250. "

Т2гобы оторваться от родственных ему княжат, под- ковичам. Гедиминовичей же он поддерживал, потому что в придворной среде к ним были меньше расположены, чем к Рюриковичам ио.

** Так Иван IV титулуется в указной грамоте на Двину от 19 ноября 1575 г. 141 пяться на недосягаемую для них высоту, Грозный всячески выпячив"ает свое происхождение от «Августа кесаря» и византийских императоров, особенно в сношениях с другими монархами (так в местнические отношения втягиваются уже и иностранные государи!), перечисляет исторические заслуги своих предков, московских великих князей (опять-таки в соответствии с местническими нормами, особо выделяя «службу» ближайших родственников). Наконец, очень большое значение и для исхода спора за первенствующее положение среди других Рюриковичей имело венчание Ивана IV на царство - царского титула до него не имел ни один Рюрикович!142

По понятиям Ивана Грозного, собственное величие^ означало прежде всего умаление, унижение всех остальных. И, придирчиво поддерживая свой престиж самодержавного государя 251, он сам старательно формулировал терминологию своего всев"ластия, назойливо повторял заклинания о своей исключительности. Не случайно, конечно, именно при Иване Грозном особенно явственно наблюдается процесс дальнейшего политического «похо- лопления» знати, начавшийся еще с укреплением власти государя всея Руси. Это связано, вероятно, в значительной степени с распространением понятий о зависимости дворовых людей на всех служилых людей Российского государства, с перенесением черт дворцового управления на общегосударственное. Более того, дворяне, т. е. люди дворовые - слуги «государева двора» (в том числе и военные слуги), зачастую происходившие от несвободных людей, первоначально казались выше детей боярских. Процесс слияния дворян и детей боярских в одно сословие-«дворянство» параллелен процессу слияния в сословие «боярство» прослоек высшей знати: и княжат, и нетитулованных бояр. Одновременно с этими явлениями ничество только как характерную черту времени феодальной раздробленности, чуждую политике централизации, но он верно подметил, что уже в середине XVI в. «начало личных заслуг» сменило представление об обязательной наследственности должностного положения. нивелирования основных феодальных сословий имело место и все большее подчинение всех феодалов в целом самодержавной власти и все более заметное отделение власти государя от власти класса феодалов, нашедшее в конечном счете оформление в абсолютистской власти монарха (это отнюдь не меняло классовой сущности власти самодержавного монарха, которая была и оставалась концентрированным выражением интересов класса фео- далов-крепостников в целом; ни о каком якобы надклассовом характере власти монарха или государства вообще, конечно, не может быть и речи).

В местнической идеологии это отразилось очень рельефно. Подчеркивая различия служебных назначений и происхождения отдельных знатных людей, государь в то же время выступал единственным арбитром их местнических споров и всячески выпячивал то, что по отношению к нему, государю, все эти тяжущиеся между собой феодалы остаются холопами. Эту мысль не раз формулировал и сам Грозный в подписанных им документах («а жа- ловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же»), в грамотах, написанных царем от имени бояр в 1567

г.252, и в посольских наказах («государь наш волен своих холопей казнити и жаловати») ,44. Схожие формулировки встречаем и в документах, подписанных самими вельможами; и Флетчер 145 совершенно справедливо обращал внимание своих читателей на то, что во всех обращениях к царю даже самые знатные бояре называют себя холопами 253. Также они называли себя и в документах, в" которых определялись их взаимоотношения с государем. «Вольные слуги» стали «холопями государевыми»^!

п В местнической документации это прослеживается сттолной убедительностью. Иван IV, как известно, приблизил к себе знатнейших и богатейших из Гедиминови- политической терминологии, чем к государственному праву; но не следует пренебрегать и терминологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений» 14в. чей - И. Д. Вельского и И. Ф. Мстиславского, выделив их из среды других княжат, особенно Рюриковичей, могущих благодаря общности происхождения с царем претендовать на высокое положение в государственном управлении. «Я и эти двое составляем три московские столпа. На нас троих стоит вся держава»149, - передавали в Москве слова царя о его «первосоветниках» 254. Однако назначенные в 1565 г. разобрать местнический спор двух воевод, они в самых унизительных выражениях обратились к царю, так и не решив спора по существу. Грамота начиналась характерно: «Государю, царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии холопи твои Ива- нец Вельский и Иванец Мстиславский и все бояре челом бьют». Далее отмечалось, что царь «приказывал еси нам, холопем своим, их (т. е. воевод. - С. Ш.) судить», и заканчивался документ фразой: «И мы, государь, на твою государеву службу велели итить; и о том, государь, нам, холопем своим, как укажешь: кому напереж велишь писать» 150. Знатнейший из Рюриковичей кн. И. П. Шуйский отвечал в 1581 г. комиссии, разбиравшей местнический спор с ним князя В. Ю. Голицына: «В своих холопех государь волен, как которово пожалует». «В том волен бог да государь: кого велика да мала учинит», - говорил в 1584 г. родовитый боярин к». Т. Р. Трубецкой. «Делается царским милосердием, и в чести живут, и в безчестье»,- писал в XVII в. знаменитый князь Д. М. Пожарский. «Честны мы, холопы твои, бывали по твоей государевой милости, а безчестны бывали по твоему же государеву указу» (слова кн. Ф. С. Куракина, 1640 г.) ,51. Как эти местнические формулы знатнейших княжат напоминают слова «страдника» Васюшки Грязного, униженно и льсти- что ни Вельские, ни Мстиславские не подверглись казням, хотя с них брали крестоцеловальные записи; достаточно широко распространены были слухи об их «изменах», и сам царь расспрашивал в застенке возвратившихся из Крыма «полоняников» об «изменнической деятельности князей» 152. по писавшего Ивану IV из крымского плена: «Ты, государь, аки бог - и мала и велика чинишь»-15,^

Таким образом, официальную идеологию местничества XVI-XVII вв. трудно назвать и охарактеризовать только как «аристократическую». Это и одна из форм выражения идеологии «самодержавства», основанной на подавлении личного достоинства, на признании всех подданных (в том числе и самых знатных) холопами царя, а «идея великого самодержавия, - писал А. И. Герцен,- это идея великого порабощения» ,54.

Конечно, уже в XVI в. замечали, что местничество - «поруха государеву делу». Поэтому с середины XVI в. предпринимались меры упорядочения местничества155, а разрядные книги сохранили грозные окрики царя Ивана против местничавших воевод (особенно во время военных действий) 156. Однако па протяжении всего XVI в. местничество по существу официально поощрялось, хотя во время ответственных военных походов объявлялось «без- местие» 255 («как служба минетца, счет будет»), а на заседаниях Боярской думы «безместие»157 было принято раз и навсегда.

Местничали между собой и опричники|58: известны местнические распри воевод опричных войск159. Опричники из родословных фамилий так близко к сердцу принимали местнические неудачи, что один из них (М. А. Без- пин-Нащокин) «от той боярской обвинки хотил пострит- ца»,60. Впрочем, впоследствии назначения, отмеченные в опричных разрядах, оспаривались в местнических спорах. «А хоти будет таков розряд и был, и та была государева воля, в опричныне, в том государь волен», - заявляли в 1593 г.; в XVII в. М. Вельяминов, местничаясь с кн. В. Вяземским, сказал еще более резко: «Искони... Вяземские князи люди городовые, а объявились только в опришные годы, в кою пору... князь Офонасий Долгой- Вяземской посягал на крестьянскую кровь»161. Местни- чались и в середине 1570-х годов, когда великим князем чтоб ко князю Михаилу ездили и были с ним без мест: князь Ондрей Катырев, князь Дмитрей Куракии, киязь Данило Одоевской, киязь Петр Телятевской и ииые кия- зи» 162. формально считался Симеон Бекбулатович, - местнические челобитья писали на имя «государя князя Ивана Васильевича Московского163; сам Иван IV разбирал местнические дела.

Ущерб, наносимый местничеством государственным интересам, уже в XVI в. был очень велик. Некоторые военные поражения являлись прямым следствием местничанья воевод, поступавшихся ради соблюдения «отеческой чести» своей фамилии интересами государства. Но противостоять злоупотреблениям местничества, решительно ограничить сферу его действия не столько не хотели, сколько не могли. К отмене местничества в середине XVI в. не, были еще подготовлены ни политически, ни психологи- 256 чески. Понадобилось время, чтобы произошли определенные перемены в общественном сознании господствую- щего класса. ;

Такие перемены стали заметны к концу XVI в.*, а і особенно в начале XVII в. «.. .Живые следы прежней ав- ? тономии» отдельных «земель» и княжеств 164 постепенно исчезают и окончательно вырабатываются строгий риту-t ал придворного быта и порядок военной и гражданской j служб. Политические и экономические силы боярства из- * рядно уменьшились, и сам состав его существенно изменился: «прежние большие роды, князей и бояр, многие без остатку миновалися»165. Из иноземцев местных бояр «заезжали» теперь лишь выходцы с Востока 257. учинит; а по ся место с 1 князь Юрьем никто в его, Шереметева, версту ие бывал» 167. Приближение к государю верховских князей,| очевидно, не считалось! обидным для коренных рус- Д ских княжат, так как на "! Руси бытовало представле- j иие о Литовской земле как

о близкой Русской земле \ (часть некогда единого древ-" нерусского государства, родственные связи литовских и русских княжат, одна религия, общий еще в XVI в. го- 1 сударствениый язык, сход- ^ ные обычаи и т. п.). І В договорных записях 1610 г. гетмана Жолкевского с московскими боярами об избрании царем польского королевичи специально оговаривалось: «И московских княженецких п боярских родов прыеждчыми иноземцы в отечестве и в чести не теснити и не понижати» 1б8. Среди бояр выдвинулись новые фамилии, преимущественно из младших ветвей древних родов (и княжат, и нетитулованной знати), и они-то и составили высший слой служилых людей Московского царства. В 1553 г. (даже по летописной приписке конца 1570-х-1580-х годов) бояре, отказываясь присягать малолетнему сыну царя Ивана, мотивировали это нежеланием служить недостаточно знатным Захарьиным, а в 1613 г. потомок Захарьиных оказывается более желанным кандидатом на царский престол, чем титулованные лица; еще прежде, в 1598 г., избрали царем нетитулованного шурина последнего из царей Рюриковичей Б. Ф. Годунова:

Во второй половине XVI в. прочно утвердился и взгляд на бегство за рубеж как на измену (о жизни Курбского за рубежом говорили в России с презрением 258) и окончательно вытравилось из сознания представление о праве боярского отъезда.

Постепенно происходит все более заметная консолидация класса феодалов. Если в середине XVI в. «похолопле- ние» служилых людей, даже княжат, было частым явлением и идеолог дворянства Пересветов обращал внимание на необходимость борьбы с ним, то для середины XVII

в. это уже редкость; если в начале XVII в. служилых людей, и даже большие группы их, можно было встретить в рядах участников массовых народных движений, то к середине XVII в. служилые люди сразу же и единым фронтом выступают против всяческого проявления антифеодальных и антицаристских настроений. Массовая народная война начала XVII в., напугав феодалов, способствовала окончательному четкому размежеванию общественных классов. В крестьянской войне под руководством Разина уже нет попутчиков из среды мелких Курское княжение» - переписчик заменил более понятными современнику презрительными словами: «Лутче бы ми смерть, нежели Курбского княжение» 169. феодалов: мелкие и средние феодалы участвовали в подавлении этого движения с не меньшей жестокостью и классовой убежденностью, чем крупные феодалы.

С известной «демократизацией» господствовавшего класса феодалов происходит и дальнейшая «демократизация» местничества, расширение сферы его действия. Понятие чести и практика местничества широко распространяются на городовое дворянство |70. Это свидетельствует о все большей сословной консолидации класса" феодалов в целом. Если в начале XVI в. местничество первоначально было признаком сословной ограниченности сравнительно узкого слоя боярства, а примерно с середины XVI в. стало атрибутом взаимоотношений и чинов московских, то в XVII

в. местнические нормы проникают в среду городовых чинов, прежде всего, конечно, в их верхние слои (выборное дворянство). К середине XVII в. лица, обладавшие местнической привилегией, представляли собой верхние слои господствующего класса феодалов (и естественно, что возглавляло этот слой боярство 259). Наконец, в местнические споры втягиваются и дьяки и даже гости. Так окончательно оформляется состав «честных» лиц, претендующих на участие в политической жизни государства, т. е. по существу отслаивается социальная верхушка феодального государства XVII в., противостоящая остальному населению страны, в том числе в какой-то мере и дворянской мелкоте.

Местничество фактически перестает быть привилегией аристократии, хотя и продолжает рассматриваться как признак «аристократизма», и к местничеству все чаще прибегают недавно выдвинувшиеся служилые люди, опасавшиеся того, что их «аристократизм» недостаточно отмечен и не всеми признается. От XVII в. сохранилось много местнических дел и еще больше упоминаний о таких делах, которые возбуждали представители фамилий, в XVI в. вовсе малоизвестных; и «наченша от больших и до меньшей чести сице творилося», - писали о местничестве в конце XVII в.171 вращается с течением времени в родовую. Подобное явление в той или иной мере заметно и в истории западноевропейских государств 17Э. В местнических челобитных нередко приводятся данные о холопском положении родоначальников дворянских фамилий, в том числе и тех, которые приписывали себе очень знатное происхождение. Сведения такого рода зачастую действительно находят подтверждение в источниках XV-XVI вв. «Государев родословец» пополняется «по изволу» новыми фамилиями 260. В то же время с местническими целями распространяются фамильные родословцы и особые местнические книги, куда вносятся «случаи», касающиеся определенного рода и служебных отношений его членов с представителями других родов 261. Дошли до нас и разрядные книги частной редакции с добавлением- «затейками» - о том, «чего в государевых разрядах не бывало». Такие рукописные книги, так же как и «домашние памятные родословцы» 174, содержащие многие, чаще всего легендарные, данные о службе представителей того или иного рода, переписывались (иногда даже самими фамильными людьми, «своею рукою») и тщательно хранились. Сведения таких книг должны были оставаться фамильной тайной, и лишь в случае необходимости их неожиданно приводили в местнических спо-

В XVII в. опасные для дела централизации политиче- могли встретиться в местническом распорядке (на кн. Прозоровских, кн. Лыковых, Очиных-Плещеевых и др.) 177.

*** Интересна запись на такой разрядной книге одного из Бутурлиных (сделанная в третьей четверти XVII в.): «А сию книгу разрятиую иикому ее не отдавать и ие показывать, потому что в сей книге писано про все многие роты, потому никому иё кази, ведай сам себе. А подписал сию книгу я, Иван, своею рукою. А ко- торыя статьи иатобно про себя, и ты себе тетратку сделай озобую и выписывай себе именно: которого году и которого году кто с кем бывал пезеловиа» т. ские претензии потомственной аристократии превращались в исторические воспоминания. В то же время вредные последствия местничества (особенно поведение воевод во время военных действий) становятся все более пагубными и нетерпимыми для государства. Ненадобность местничества ощущается все заметнее. В обществе постепенно утрачивается уважение к этим, казалось бы, исконным порядкам взаимоотношений служилых людей, хотя в силу традиции число местнических дел продолжает увеличиваться. Неуважительное отношение к местничеству отразилось и в известных язвительных замечаниях Котошихина 179, и в распространении пародийных разрядных записей, и в описаниях вымышленных посольств (к султану).

Местничество изжило себя. Если в XVI в. местничество в известной мере способствовало приближению абсолютизма, то в XVII в. оно становилось помехой на пути к его окончательному утверждению. С ростом бюрократизма в абсолютистском государстве постепенно устраняются возможности проявления общественной самостоятельности и верхами общества (ликвидация местничества) и более широким кругом лиц (прекращение деятельности земских соборов).

Центральная власть принимает все более действенные меры против местничества: отдельным служилым людям на определенное время даются «невместные грамоты», объявляется «безместие» не только во время военных походов, но и во время дворцовых приемов и празднеств. За «смуту» в царском «свадебном деле» 180 «породою своей, или местами, или чином» виновных лишали поместий и вотчин или даже «казнили смертию» 263.

Соборный приговор 1682 г. начало серьезной борьбы с местничеством относит уже ко времени первого Романова. Противодействие Романовых распространению этого института объясняется помимо необходимости устранить помехи государственному управлению и тем обстоятельством, что принадлежавшие по своему происхождению к нетитулованной знати новые московские цари в какой-то мере могли и опасаться попыток уцелевших по томков знатных княжеских родов использовать местничество в своих интересах.

К концу XVII в. в местничестве окончательно перестают быть заинтересованными и центральная власть, и группировки господствовавшего класса, что нашло свое отражение в решении участников собора 1682 г.264, отменившего «для совершенной в... ратных, и в посольских, и во всяких делах прибыли и лучшего устроения» это «богом ненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество» 265 (слова патриарха Иоакима) ,82. Решение об отмене местничества можно связывать и с военными реформами183. С отменой местничества была устранена существеннейшая помеха выдвижению на военной 184 и административной службе лиц за их служебные заслуги.

Обычно, характеризуя решение об отмене местничества, указывают прежде всего на заинтересованность дворянства в этом акте и активную роль высшего духовенства в лице патриарха Иоакима. Позиция боярства изображается чаще всего таким образом, будто боярство вынуждено было поступиться этой дорогой для него привилегией лишь под напором других участников собора. Между тем материалы собора 1682 г. и другие источники позволяют прийти к иному выводу. Боярство (во всяком случае в большинстве своем) также оказывалось заинтересованным в отмене местничества - демократизация этого института приводила к фактической утрате боярством привилегированного положения. Местнические споры и столкновения потомков «фамильных людей» с недавно выдвинувшимися служилыми людьми унижали аристократию, и фамильные люди также хотели избавиться от тяжелой обязанности поддерживать свой престиж путем соблюдения местнических обычаев.

Одним из инициаторов отмены местничества был знатнейший боярин кн. В. В. Голицын, а формально поводом к отмене местничества послужила невозможность при организации новых воинских частей обеспечить в буду- зей Хованских того же 1682 г.: «...и многих господ своих и свою братию бояр бесчестили и нагло поносили и иикого в свою пору не ставили» 185. щем малолетних представителей знатнейших фамилий службой, достойной их родовой чести, «чтоб впредь от тех родов в попреке и в укоризне не быть». Еще важнее другое: создаваемые по решению того же собора родословные книги 266 как раз и должны были подчеркнуть особое положение в государстве именно фамильных людей. Предложено было составить книги нескольких категорий в зависимости от срока начала службы родоначальников фамилий -первая книга должна была включать те «честные и княжеские роды», которые бывали на службе еще при Иване Грозном, и в основу ее предполагалось положить «Государев родословец» 1555 г.187 Так законодательным порядком фиксировались различия по происхождению (и опять-таки по длительности службы) между группировками господствовавшего класса.

С попытками укрепить положение фамильных людей связывается и проект того же года 188 о «великородных вечных наместниках» 267. Некоторые фамильные люди надеялись, воспользовавшись болезненностью царя Федора Алексеевича и малолетством его наследников, установить боярскую олигархию немногих фамилий (или даже лиц). Но проекты эти были обречены на провал. Политические возможности боярства к концу XVII в. были уже исчерпаны, боярство окончательно утратило к этому времени чувство сословной солидарности, а наиболее дальновидные или прогрессивно мыслящие бояре, понимая химеричность усилий по восстановлению политического престижа аристократии, оказались вскоре среди сотрудников Петра I, объявившего решительную войну боярскому консерватизму.

Показатель полнейшего неуважения Петра к местническим нормам - предоставление на время отсутствия царя (в годы «Великого посольства») особых полномочий стольнику кн. Ф. Ю. Ромодановскому. От такого пре- старшинстве бояр, окольничих и думиых людей по 34 степеням составлен также при Федоре Алексеевиче 190. Интересны наблюдения А. И. Маркевича191 о близости проекта к западноевропейским формам, а также к петровскому законодательству. фения дедовских обычаев служилой знати оставался лишь шаг до насильственной стрижки бород и Всешу- тейшего собора, убивавшего и традиционное уважение к соборам. Стародавние обычаи решили окончательно похоронить издевкой и смехом.

Отмена местничества расчистила дорогу таким реформам, как уничтожение думных чинов и Боярской думы и учреждение Табели о рангах. В XVII в: говорили, что царь «за службу жалует поместьем и деньгами, а не отечеством»; Петр I осмелился замахнуться и на это привычное представление - при нем стали жаловать и титулами. Понятно, что память о местничестве, как бы символизировавшем прежние общественные привычки, не могла не быть ненавистной Петру и выдвинувшимся из низов «птенцам Петровым». Отмена местничества - этого рудимента средневекового мышления и средневековой политической системы (приспособленных, правда, «самодержавством» к своим целям) -является одним из показателей отмеченной В. И. Лениным эволюции самодержавия в «направлении, которое можно назвать направлением к буржуазной монархии» 192.

С уничтожением местничества не исчезли, однако, ни местническая идеология, ни местническая психология 268, более того, не сразу искоренилась и местническая практика193. Фамильные люди XVIII в. долго еще держались генеалогических воспоминаний и местнических предрассудков. Долго не исчезал и страх быть наказанным за преступления (реальные или мнимые) родственников, за принадлежность «к ненавистному имени злодейского рода». Слова эти находим в письме кн. Я. Ф. Долгоруко- п Крупнейший дипломат времени Петра I кн. Б. И. Куракин упорно размышлял над тем, как «найти средство тельном - противопоставлении узкоэгоистических потребностей общим, местных интересов - общенародным и общегосударственным. у,., (кать знатные роды на Должной высоте» t9S. Он ре- імил написать книгу с возражениями тем, кто был убежден, «что княжеские и знатные фамилии не представляют ничего особенного, что хотя они и знатны, но все же люди, как и они» 196. Попытка в какой-то мере выполнить пожелания кн. Куракина и возродить влияние боярской аристократии имела место в годы царствования мальчика Петра II и особенно в первые месяцы 1730 г., когда, по выражению А. С. Пушкина, «старая наша Ари- стокрация на минуту возымела свою прежнюю силу и влияние» ,97. По проекту верховников" в высшие государственные учреждения предполагалось выбирать членов «из фамильных людей, из генералитета и из знатного шляхетства... а особливо старыя и знатныя фамилии будут иметь преимущества, получат ранги и к делам будут определены по их достоинству» |98. Возвышение двух княжеских фамилий - Голицыных и Долгоруких - не на шутку встревожило шляхетство, т. е. верхи нового дворянства, энергично воспротивившиеся олигархическим планам верховников.

Местнические предрассудки были в те годы, видимо, еще очень живучи. Недаром кн. А. Д. Кантемир (впоследствии деятельный участник событий 1730 г.) в сатире 1729 г. с характерным подзаголовком «На зависть и гордость дворян злонравных» зло. высмеивал местнические претензии. Знатному бездельнику, кичившемуся высоким положением своего рода еще во времена кн. Ольги, ссылавшемуся на гербовники, «грамот виды разны», родословные книги и приказные записи («с прадедова прадеда, чтоб начать поближе, думнаго, наместника никго не был ниже»), Кантемир противопоставляет личные заслуги тех, которые «собой начинают знатный род» |99. В сатире проводится петровская точка зрения на дворянство как на сословие, возникшее некогда из заслуг предков и поэтому доступное непрерывному обновлению путем введения в него новых лиц, выдвинувшихся своими полезными делами 200. Однако и идеолог шляхетства 1730-х годов, автор обширного проекта государственных преобразований, кабинет-министр А. П. Волынский «все чванился и хвастался своей фамилией, причитаяся к царскому роду» 201.

Сильнейший удар местническим пережиткам нанесли манифест 1762 г. «О даровании вольности и свободы все му российскому дворянству», освободивший ГОСПОДС"- вавший класс от обязательной службы. Колоссал. ;. е" влияние не только на придворный обиход, но и на дел:; государственного управления и общественную жизнь приобретают со второй четверти XVIII в. «случайные269 или («сильные») люди». (В делах правления не власть мест государственных, а сила персон, отмечал современник Н. И. Панин). Уделом потомственной аристократии становится оппозиция, постепенно все более безобидная и растворившаяся к концу XVIII в. в беззубых разговорах в кулуарах Английского клуба, и в беспомощном злопыхательстве в гостиных помещичьих усадеб. Идеолог дворянской аристократии второй половины XVIII в. кн. М. М. Щербатов, скорбевший о том, что «стали не роды почтенны, а чины, и заслуги, и выслуги», тщетно старался возбудить «дух благородной гордости и твердости в сердцах знатно рожденных россиян» ссылками на обычаи предков 202.

М. В. Ломоносов, гордый тем, что всего, чего он достиг, добился своими личными усилиями и вопреки классовым препонам и предрассудкам занял прочное общественное положение, писал в 1751 г. в драме «Тамира и Селим»: «Кто родом хвалится, тот хвастает чужим» 203. Это уже взгляд человека нового времени. «Хвастовство древней породы» возмущало А. Н. Радищева. Он осмеивал тех дворян, которые увлекаются родословными и сокрушаются об уничтожении местничества 204.

В начале XIX в. местнические обычаи казались характерной чертой старомосковского барства: «В Москве уж исстари ведется, что по отцу и сыну честь» («Горе от ума»). Выслуга независимо от происхождения постепенно утверждалась как важнейшее средство личного возвышения человека и в военной и в гражданской службе, м умение выслужиться - иногда даже самыми унизительными способами - начинает «цениться» как высшее достоинство. Иная точка зрения, высказанная А. С. Грибоедовым в первой четверти XIX в. устами Чацкого, казалась «служилым людям» той эпохи признаком безумия.

Местническая идеология, точнее сказать, генеалогические предрассудки своеобразно отразились даже в сознании прогрессивных мыслителей начала XIX в. - декабристов, Пушкина, позже Лермонтова. У Пушкина было романтическое представление о политической независимости родового дворянства 270. «Потомственность высшего дворянства, - писал А. С. Пушкин 205, - есть гарантия его независимости; обратное неизбежно связано с тиранией или, вернее, с низким и дряблым деспотизмом»271. Отсюда и любование местничеством как признаком аристократической гордости, и сожаления о принижении родовой знати 206. Передовая дворянская интеллигенция из потомственных родословных людей - «обломки игрою счастия обиженных родов» - как бы противопоставляла себя реакционной придворной «черни» - надменным потомкам «известной подлостью прославленных отцов» (слова М. Ю. Лермонтова), плотно окружавшим трон самодержца. И лишь когда на смену дворянским революционерам пришли революционеры-разночинцы, местничество было уже окончательно осмеяно и унижено в художественной литературе рассуждениями Некрасова о «дереве дворянском», о «родословном дереве» («Комуна Руси жить хорошо»).

Легенда о местничестве как о выражении аристократической самодеятельности и институте, ограничивавшем власть монарха и защищавшем дворянство от царского произвола, зародилась, очевидно, еще в первой половине XVIII

в.272 Желаемое выдавалось за действительное, и некоторые историки оказались в плену этих представлений аристократической оппозиции императорскому деспотизму. *** Фамильные люди уже при Петре I связывали падение их престижа с отменой местничества. Князь Б. И. Куракин в «Гистории о царе Петре Алексеевиче», характеризуя годы малолетства Петра I, писал: «И в том правлении наиболее начало падения первых фамилий, а особливо имя князей было смертельно возне- навидимо и уничтожено» 200. Легенде о местничестве сопутствовала легенда о земских соборах как органах соучастия третьего сословия- предков позднейшей буржуазии -в управлении государством. И здесь желаемое выдавалось за действительное. И те же идеологи буржуазии и проповедники прогрессивной роли государства в истории народа, взяв основной тезис аристократической легенды о местничестве, оценили местничество лишь как вредное явление в отечественной истории, препятствовавшее укреплению государства и привлечению к общественной деятельности «нефамильных» людей. Все это вместе взятое наложило отпечаток на историографию о местничестве, где в большинстве работ публицистические рассуждения и выводы преобладают над источниковедческим исследованием. История местничества по существу еще ждет исследователя.

Стр. 70

Как формировалось сословное общество в России? Когда на Руси появились удельные княжества?

В России XVI в. формировалось сословное общество. Но права разных сословий не закреплялись юридически; внутри них не было корпоративной сплоченности, как это было в Западной Европе. В России на формирование сословий решающее влияние оказала государственная власть, поэтому они различались не столько правами, сколько обязанностями по отношению к государству.

Уде́льное кня́жество (уде́л) (от «дел», «делить» - часть) - территория на Руси в XII-XVI веках, образовавшаяся в результате дробления крупных княжеств, возникших на месте Древнерусского государства в период феодальной раздробленности, после его распада. Удельные княжества, в свою очередь, дробились на более мелкие уделы. Территория удельного княжества являлась территориальным владением под управлением князя. Чаще всего новые удельные княжества появлялись в результате земельных переделов, дарений и передачи в наследство. Формально удельные княжества находились под властью великого князя, но имели свою монету, учреждения, власть, то есть являлись практически независимыми государствами. Появление удельных княжеств прекратилось в связи с образованием Русского централизованного государства. Последнее удельное княжество в Московском царстве - Угличское - было ликвидировано в 1591 году после смерти Дмитрия, сына Ивана IV Васильевича.

Стр. 71

Вспомните, что такое местничество.

Ме́стничество - система распределения должностей в зависимости от знатности рода, существовавшая в Русском государстве. Местничество было отменено приговором Земского Собора 12 января 1682 года.

Стр. 73

Что такое крепостное право?

Крепостное право – это совокупность государственных законов, закреплявших крестьян к определенному участку земли, а также ставивших крестьян в зависимость от землевладельца.

Стр. 74

Что такое слободы?

Слободой обычно назывался посад, жители которого занимались государственной службой (обеспечивали жизнедеятельность Русского государства) по тем или иным направлениям и именовались по их приказам или основным специалистам (чинам): ямская, торговая, кузнецкая, гончарная, пушкарская, стрелецкая, сокольничья, солдатская, матросская слободы и так далее.

Стр. 75. Вопросы и задания для работы с текстом параграфа

1. Перечислите основные повинности дворян по отношению к государю.

Основные повинности дворян по отношению к государю:

Служба в составе «государева двора»

Участие в военных походах, смотрах

2. Какую сферу отношений регулировало местничество?

Местничество регулировало сферу отношений между дворянами по службе.

3. Что нового произошло в положении крестьянства в XVI в.? Чем были вызваны эти перемены?

Положение крестьянства в XVI в. изменилось: с 1581 года крестьянам было запрещено покидать вотчины и поместья – были введены заповедные лета, в 1597 году введен 5-летний срок сыска беглых крестьян – урочные лета. Эти перемены были вызваны тем, что выросшие налоги и неурожаи привели к запустению дворянских владений. Чтобы сохранить налогоплательщиков и обеспечить поместья рабочими руками правительство предприняло эти меры.

4. Какие повинности несли крестьяне в пользу господина?

Повинности крестьян в пользу господина:

Барщина,

Выплата мелкого дохода курами, яйцами, маслом и т. д.

Строительство

Пахота господской земли

Работы по благоустройству дворянского поместья

Заготовка кормов для скота

Рыбалка.

5. Что означает понятие «казенных» во фразе «…белые дворы и слободы, освобожденные от казенных платежей и повинностей…»?

Понятие «казенных» во фразе означает государственных, т. е. в казну

6*. Какое событие, на ваш взгляд, можно считать началом крепостного права в России? Объясните свою точку зрения.

Началом крепостного права в России можно считать введение в 1581 году заповедных лет, когда крестьянам было запрещено уходить из поместий и вотчин своих господ. Этот закон закреплял не только экономическую зависимость, но и личную зависимость крестьян.

7*. С помощью дополнительной литературы и Интернета выясните порядок несения «тягла» в XVI в. Результат выполнения задания представьте в виде краткого сообщения перед одноклассниками.

Порядок несения «тягла» в XVI в.

Тягло - в Русском Царстве податная обязанность более или менее осевших, состоятельных хозяйств по отношению к государству. В обычных своих размерах тягло не только превышало размеры оброка, но иногда поднималось выше платежеспособности населения. Оброк всегда считался более лёгким, чем тягло. В термине «тягло» нередко сливались все виды прямых налогов. В древних грамотах тягло заменяется словом «тягость»; тяглом облагался не член общины, а определённая единица, округ, волость, как совокупность хозяйств. Физическое или юридическое лицо, подлежавшее тяглу, должно было владеть хозяйством, которое распадалось на главный центр и второстепенные части. Эти части тянули к центру и носили название тяглых. Отсюда тяглом стал называться объект налога, участок пашни, надел. От тягла освобождала гражданская служба по назначению от правительства, военная служба, дворовая, придворная и отчасти принадлежность к купеческому сословию.

Посадское население являлось лично свободным, но государство, заинтересованное в исправном получении платежей, стремилось прикрепить тяглецов к посадам. Поэтому за самовольный уход из посада, даже за женитьбу на девушке из другого посада наказывали смертной казнью.

Стр. 75. Думаем, сравниваем, размышляем

1. Какой была структура российского общества в XVI в.?

Структура российского общества в XVI в.

Бояре, Дворянство

Духовенство

Тяглое население: крестьяне и посадские люди

2. Объясните значение понятий «урочные лета» и «заповедные лета».

«урочные лета» - годы сыска беглых крестьян

«заповедные лета» - годы, в течение которых запрещалось уходить из поместий

3. С помощью дополнительной литературы и Интернета, выясните, чем различалась система управления в крестьянских общинах и городах. Способствовала ли такая система управления развитию России?

Сельское общество (обчество, сельская община, крестьянская община, мир) - единица административно-хозяйственного самоуправления крестьян Российской империи. Несколько сельских обществ составляли волость. Сельские общества управлялись сельскими сходами, избиравшими сельских старост. Они несли коллективную ответственность за уплату налогов своими членами.

Тяглое население было разделено по чёрным слободам и черным сотням.

В чёрных слободах селились горожане, поставлявшие в царский дворец различные припасы и работавшие на дворцовые нужды. Тягло платилось с места и с промысла. Повинность - общинная. Тягло и повинности распределялись общиной.

В чёрные сотни был сведен простой посадский люд, занимавшийся мелкой торговлей, ремеслом и промыслами. Каждая чёрная сотня составляла самоуправляющееся общество с выборными старостами и сотниками.

Как видно из приведенных отрывков, системы управления в крестьянских общинах и городах были очень похожи.

Такая система управления в тот исторический период способствовала развитию России, так как обеспечивала гарантированное поступление налогов в казну. Ведь и в городе, посаде, и в крестьянской общине была коллективная ответственность за выплату налогов, и сильная община - сильное государство.

Герб рода графов Шереметьевых (Шереметевых)

Посередине золотого щита в красном поле окруженным лавровым венцом изображена золотая корона, т.е. герб древних владетелей Прусских, и под ней два серебряных креста означенные перпендикулярно. В нижней части на золотом щите вида шапка, служившая в древние времена отличием для бояр, в которых чинах фамилии Шереметьевых многие находились, а внизу шапки копье и меч, положенные крестообразно на серебряном полумесяце, рогами обращенном вверх. Щит покрыт графской короной, на поверхности которой означен турнирный шлем по достоинству увенчанный с изображением на нем кумиропоклонного дуба, по сторонам которого видны две серебряные звезды шестиугольные. Щит держат два льва, имеющие золотые лбы, а во рту лавровую и масличную ветви, из коих у стоящего с правой стороны находится в лапах скипетр, а с левой стороны - держава в память того, что предки фамилии Колычевых были в Пруссии владетелями. Намет на щите золотой, подложен красным. Под щитом надпись: DEUS CONSERVAT OMNIA.

Щит разделен перпендикулярно на две части, из коих в правой в золотом поле изображена половина Орла белаго в золотой на главе Короне. В левой части в красном поле означены крестообразно три Палицы, имеющия рукоятки и копья золотыя. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём Короною и тремя страусовыми перьями. Намет на щите красный, подложенный золотом.

На щите, имеющем серебряное поле, изображено красное сердце, пронзенное стрелою. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем короною и тремя страусовыми перьями. Намет на щите серебряный, подложенный красным. Щит держат два воина в латах, имеющие в руках по одному копью. Предок рода Аксаковых Шимон Африканович, после крещения названный Симоном, выехал в 6535/1027 году к Великому Князю Ярославу Владимировичу в Киев из Варяжской земли и с ним людей его три тысячи человек. У сего Симона были правнуки, Федор Васильевич Воронец и Юрий Васильевич Грунька, который имел внука Вельямина Андреевича. От Федора Воронца пошли Воронцовы, а от Вельямина - Вельяминовы. У сего Вельямина Андреевича был внук, Иван Федорович Аксак. Потомки сего рода, Аксаковы, Российскому Престолу служили дворянские службы в разных чинах и жалованы были от Государей поместьями. Все cиe доказывается справкою Вотчинного Департамента, родословною Аксаковых и другими справками.

Щит разделен на четыре части, из коих в первой части, в голубом поле, изображен серебряный центавр с парусом, от левой к правой руке развевающимся. Во второй части, в красном поле, поставлен золотой коронованный лев с саблею, вверх поднятою. В третьей части, в красном же поле, золотой крест. В четвертой части, в голубом поле, серебряный полумесяц, рогами в правую сторону обращенный. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем короною и тремя страусовыми перьями. Намет на щите голубого и красного цветов, подложенный золотом. Щит держат два льва.

На щите, имеющем серебряное поле, изображен красный гриф, обращенный на правую сторону. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем короною, на поверхности которой видны семь павлиньих перьев. Намет на щите голубой и красный, подложенный серебром. Щит держат два вооруженных воина, имеющие в руках по одному копью.

Щит разделен на четыре части, из коих в первой части, в горностаевом поле, изображена Княжеская шапка. Во второй части, в голубом поле, рука с мечом, в золотые латы облеченная. В третьей части, в золотом поле, виден одноглавый орел голубого цвета в короне, с распростертыми крыльями, имеющий в правой лапе меч, а в левой лапе – державу. В четвертой части, в серебряном поле, птица, стоящая на зеленой траве с золотым на носу кольцом. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем короною и тремя страусовыми перьями. Намет на щите голубого и красного цветов, подложенный золотом. По сторонам щита поставлены два венгра при сабле, держащие одною рукою щит, а в другой руке имеющие старинный славянский чекан с ручкою темного цвета, в обыкновенном их одеянии: в красной шапке, мехом опушенной, в шубах куньего меха, в синем полукафтане, у которого петли по обеим сторонам вышиты золотом, подпоясаны золотым поясом, в красном исподнем платье и желтых венгерских сапогах.

5. Используя Интернет, подготовьте электронную презентацию «Москва и ее жители в XVI в.». Проиллюстрируйте примерами повседневную жизнь горожан – выходцев из разных сословий.

Народы России во второй половине XVI в.

Материал для самостоятельной работы и проектной деятельности учащихся

Стр. 76

Как происходил процесс превращения России в крупнейшую евразийскую державу?

Превращению России в крупнейшую евразийскую державу способствовало присоединение к ней территорий и народов Казанского, Астраханского, Сибирского ханств, Поволжья и Приуралья.

Стр. 77

Вспомните, что такое ясак

Ясак - натуральный налог, которым облагались в Московской Руси и царской России некоторые народности Поволжья, Сибири и Дальнего Востока.

Стр.78

Что такое засечные черты? Для чего они возводились? Где проходила первая засечная черта?

Засечная черта – линия укреплений для защиты от набегов крымских татар. Первая засечная черта проходила от Брянска через Тулу до Рязани.

Стр. 78

Какова была роль купцов Строгановых в завоевании Россией Сибирского ханства?

В завоевании Сибирского ханства роль скупцов Строгановых была главной, они обеспечили поход Ермака финансово, пригласили его для военного похода на Сибирь, выбрав из многих других как отважного и умелого атамана. Ведь он принадлежал к числу известных буйством и разбоями казачьих атаманов. Со своими товарищами он наводил ужас не только на мирных иностранных путешественников, но и на соседние кочевые улусы. Его опыт военных столкновений с кочевниками мог очень пригодиться Строгановым. В грамоте, присланной ими в апреле 1579 года казакам вместе с дарами, говорилось: «Имеем крепости и земли, но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства». Был брошен клич, и под знамя атамана вскоре собралась ватага казачьей вольницы, чтобы отправиться в дальнюю дорогу. 21 июня 1579 года (по другим сведениям, в конце года) донской атаман Ермак Тимофеев с большой дружиной казаков, проделав на легких стругах долгий путь от Астрахани до притоков Камы, прибыл в пермские владения Строгановых.

Еще задолго до этого Строгановы обращаются к царю с просьбой о пожаловании им территории за Уралом, по реке Тоболу и ее притокам «от устьев и до вершин» для того, чтобы расширить свои владения за пределы Урала, в Сибирь. Просьба Строгановых была удовлетворена грамотой от 30 мая 1574 года, о которой говорилось выше.

Вся логика событий и политика администрации Ивана Грозного подводили Строгановых к задаче овладения землями сибирского хана Кучума, поэтому поход Ермака в Сибирь трудно считать единоличной инициативой самих Строгановых или казаков во главе с Ермаком. Если Строгановы и проявили инициативу в деле непосредственной отправки дружины Ермака в Сибирь, то этот шаг «соответствовал духу и смыслу общих указаний и инструкций» из Москвы.

Сибирская экспедиция Ермака не была экспромтом, вызванным исключительно нападениями на вотчины Строгановых. Она подготавливалась ими в течение нескольких лет. На это указывают и призыв с Волги Ермака с отрядом казаков еще за два года до нее, и построение на строгановской верфи на Северной Двине двух мореходных кочей для отправления под руководством строгановского «послужильца голландца Оливера Брюнеля» северным морским путем в устье Оби одновременно с выступлением в поход Ермака Тимофеевича. На предварительную подготовку Строгановыми похода Ермака в Сибирь указывает и то, что в пермских вотчинах для него отливали «затинные пищали».

Одновременная организация Строгановыми в 1581 году сухопутного похода Ермака на Иртыш и Обь и мореходного – под командой Оливера Брюнеля, по мнению историков, была не случайной. «Очевидно, тот или иной выход на эту реку (Обь) казался им желательным в целях их торговли с азиатскими странами – в первую очередь с Мангазеей, а затем со Средней Азией и даже с Китаем».

Дружина Ермака, получившая от Строгановых вооружение, боеприпасы и провиант, была хорошо организована. Ермак разделил ее на сотни, имевшие свои знамена и сотников – командиров. Имена их сохранены сибирскими летописцами. Самый известный – Иван Кольцо, заочно приговоренный к казни за прошлые разбойные похождения на Дону и Волге, посланный Ермаком к Ивану Грозному с известием о присоединении к Москве сибирских земель и на радостях помилованный и обласканный царем. Имена других сотников – Яков Михайлов, Никита Пан, Матвей Мещеряк.

Стр. 78

Из курса истории Средних веков вспомните, кто такие миссионеры.

МИССИОНЕР - духовное лицо, посылаемое церковью для распространения своей религии среди иноверцев.

Стр. 80. Вопросы и задания к тексту материала, предназначенного для самостоятельной работы и проектной деятельности учащихся

1. Как была организована военная служба народов, вошедших в состав России в XVI в.?

Военную службу несли разные слои населения: местная знать должна была выполнять обязанности по охране границ и участвовать в военных походах. Служилые люди («служилые татары» - толмачи, писцы, посланники), из которых формировались воинские подразделения, несшие пограничную и городовую службу. За это они получали денежное и хлебное жалованье и ряд торговых и ремесленных льгот.

При строительстве засечных линий, которые заселялись военными служилыми людьми из России и получавшими земельные наделы за военную службу.

2. На какие основные этапы можно разделить процесс освоения русским населением новых территорий? Докажите свои выводы цитатами из текста.

Основные этапы процесса освоения русским населением новых территорий:

1) Середина XVI в. – до 70-х гг. – строительство городов как опорных военных пунктов «Здесь были построены крепости Лаишев 1557, Тетюши 1558, Царевококшайск, Уржум 1584 и др.»

2) с 1570-е гг. – строительство засечных линий «Первая из них проходила от Темникова к Алатырю и Тетюшам»; заселение новых территорий военными служилыми людьми и раздача им земельных наделов «Вновь строящиеся города и укрепленные линии заселялись военными служилыми людьми, получившими от государства небольшие земельные наделы и жалованье. В их обязанность также входила обработка казенной десятинной пашни. Заселение Поволжья сопровождалось и раздачей здесь земельных владений боярам (вотчин) и дворянам (поместий)».

3. Почему основу поселенцев на новых землях составляли служилые люди?

Основу поселенцев на новых землях составляли служилые люди потому, что это была возможность улучшить свое имущественное положение.

4. Какую цель преследовало российское правительство, распространяя христианство среди вновь присоединенных народов? Какие методы распространения православия предписывались «Наказной памятью», изданной Иваном IV?

Российское правительство, распространяя христианство среди вновь присоединенных народов, преследовало цель укрепления государства. Единая вера – это крепкая основа для объединения народов государства.

Методы распространения православия, которые предписывались «Наказной памятью», изданной Иваном IV: ненасильственные методы крещения и даже, наоборот, новокрещённым предоставлялись льготы – освобождение от ясака, например.

5. Какими правами пользовались представители других религий на территории Российского государства в XVI в.?

Представители других религий на территории Российского государства в XVI в. пользовались правами свободного вероисповедания, строить мечети в местах их проживания, в Москве татары имели особые кварталы-слободы.

Стр. 80. Работаем с картой

Назовите и покажите на карте реки, по которым в XVI в. шло расселение русских людей на новых территориях.

Расселение русских шло по рекам: Кама, Белая, Уфа, Вятка, Урал, Чусовая.

Стр. 80. Изучаем документ

Какие привилегии получил хан Утямыш-Гирей после крещения?

Хан Утямыш-Гирей после крещения получил привилегии жить в царском дворце и обучаться грамоте, получить образование.

Стр. 81. Думаем, сравниваем, размышляем

1. Сравните процесс распространения христианства среди населения земель, присоединенных к Российскому государству в XVI в., с крещением Руси.

Процесс распространения христианства среди населения земель, присоединенных к Российскому государству в XVI в., по сравнению с крещением Руси проходил более мягко, ненасильственными методами, с предоставлением льгот.

2. Дайте характеристику политики, проводившейся Иваном IV в Поволжье и Сибири.

Политика, проводившаяся Иваном IV в Поволжье и Сибири, характеризуется как продуманная и взвешенная. Там, где присоединение земель мирным способом было невозможно (Казанское, Сибирское ханства) предпринимались военные действия, а где население присягало московскому царю, вхождение в состав России происходило мирным путем.

3. Какие налоги платило и повинности несло население восточных земель, присоединенных к России в XVI в.?

Население восточных земель, присоединенных к России в XVI в. платило налог – ясак зерном или деньгами, несло повинности: военную, пашенную, ямскую, строительство и др.

Определение местничества - система норм в социальной, служебной, бытовой среде знати, действовавшая в 15-17 веке в России.

В свое время московский князь объединил вокруг себя земли. Потомки былых владельцев этих земель стали частью правительственного класса. Именно бояре создали систему служебных отношений, которая известна как местничество. Кто такие бояре?

Боярство

В былые времена существовал Государев родословец. В нем были записаны представители важнейших служилых родов. Составлен родословец был при Иване Грозном. Именно на этот документ опирались при разбирательстве генеалогических споров.

Фамилии, которые находились в документе, стали называться родословными. Вот эта самая родословная знать стала именоваться московским боярством. Чтобы сохранить за собой право относиться к знати, необходимо было входить в родословный круг. Для этого среди предков должны находиться московские бояре, окольничие и прочие высшие чины.

Создание местничества

Обычай распределять места московских бояр за столом князя появился в 14-м веке. Сформировалось местничество к середине 16-го века. Система постоянно развивалась. В нее входили новые роды, которые возвышались по разным причинам.

Понять, что такое местничество, довольно сложно. Прежде всего необходимо разобрать принцип этой системы.

Принцип местничества

В современном мире при назначении лиц на службу учитываются такие факторы, как образование, опыт работы, личные качества и прочее. По-другому обстояло дело в 16-м веке на территории Московского царства.

Когда выбирали человека на замещение высшей должности, учитывались не личные качества претендента, а значимость его фамилии. Также важно было генеалогическое положение каждого представителя внутри своего рода.

Например, князья Одоевские ставились выше Бутурлиных. Поэтому представитель Одоевских получал должность выше. При этом старшие Бутурлины могли сравниваться с младшими князьями Одоевскими.

Немаловажное значение имело не только служебное положение предков, но и его давность. Другими словами, представитель знати, у которого дед был боярином, претендовал на более высокое назначение, чем лицо, у которого боярином был отец. Во внимание бралась только мужская линия.

Старшинство внутри рода работало по следующему принципу: младший брат на одну ступень ниже старшего. Из этой схемы получалось, что старший сын старшего брата в правах сравнивался с четвертым братом, то есть своим дядей. В некоторых случаях человек мог занять ступень выше, чем ему полагалась в иерархии.

На подавляющее большинство государственных должностей служащих назначали по нормам местничества. Следить за всеми назначениями и фиксировать их в специальной книге полагалось дьякам Разрядного приказа.

Теперь разберемся, что такое местничество, конкретнее.

В придворной сфере

Поскольку большинство лиц были связаны родственными отношениями с семьей царя либо были фаворитами, то за столом вместе с государем все рассаживались согласно этикету и церемониалу. Служащие одного чина размещались по местническому счету.

По-настоящему суть местничества раскрывалась во время подготовки к торжественным церемониям:

• свадьба;
• венчание на престол;
• крестный ход;
• прием послов;
• посещение летнего дворца.

Служащие спорили за получение «места».

В военной службе

Чтобы понять, что такое местничество в полках, следует упомянуть Приговор о местничестве. Он был составлен в 1550 году при Иване 4-м Грозном. Но некоторые формулировки были настолько туманными, что вызывали множество споров.

В каждый полк ставили одного-четырех воевод. Главным считался первый воевода большого полка. Воеводы других полков стояли на ступень ниже. Во многих вопросах не было ясности. Например, не до конца определялось положение воеводы полка левой руки.

Кто решал конфликтные ситуации?

Множественные споры относительно местничества в России разбирались разными способами. Решить вопрос мог человек, который осуществлял назначение. Нередко в ситуации разбиралась боярская комиссия, которую назначал царь. В некоторых случаях правитель руководил комиссией.

Судьи занимались проверкой фактов по разрядным книгам, документам личных архивов, информации Разрядного приказа. Также собирались свидетельские показания, и сравнивался счет «мест» предков спорящих сторон.

На решение могли влиять не только высокие должности предков, но и сведения о низших службах, позорящих знатный род. Лицо, которое проигрывало спор, обвинялось в нанесении «бесчестья». Его приговаривали к выплате штрафа, формальному кратковременному аресту, называли «ослушником царской воли». Иногда применялись телесные наказания. Существовала такая форма наказания, как «выдача головой». Проигравшее лицо приходило под конвоем к победителю и публично просило прощения.

Неподчинение приговору могло повлечь за собой более суровые последствия. Конфликтные разбирательства могли тянуться годами, ничем не заканчиваясь. В редких случаях признавалось равенство сторон. Разбор споров откладывался во время военных действий.

Ограничение местничества

Подобная система существенно осложняла должностные назначения. Особенно тяжело было распределить «места» в полковых воеводствах. Лицо должно было соответствовать генеалогическим и разрядным требованиям. При этом следовало минимизировать вероятность возможных фамильных притязаний.

Чтобы исключить споры относительно важнейших должностей в полках, в 1550 году был оглашен приговор царя и Боярской думы. По нему некоторые должности были убраны из местнического счета, они объявлялись «без мест».

Идея местничества

Система местничества является строго консервативной и аристократической. Отношения между фамилиями, которые когда-то были установлены, не изменялись. Если отцы и деды стояли на определенной службе, их место занимали потомки.

Местничество не являлось фамильной наследственностью конкретных служебных должностей. Оно было наследственностью служебных взаимоотношений между фамилиями. Например, князь Одоевский мог занимать любую должность, но она должна была быть на ступень выше, чем у Бутурлина.

Политическое значение местничества

Введение местничества привело к тому, что положение бояр стало зависеть от службы их предков. Другими словами, политическое значение фамилии не зависело от усмотрения царя, личных заслуг лица либо его удач.

Если предки занимали определенную ступень, на ней же должны находиться и потомки. И менять этот порядок было не позволено. Повлиять на подобную иерархию не могла ни милость государева, ни личные таланты, ни заслуги перед государством.

В службе не существовало соперничества, поскольку все предопределялось родословной. Место не нужно было заслуживать, завоевывать, оно доставалось по наследству. Служивый человек не занимался собственной карьерой, он мог только выискивать для себя более выгодное «место», судиться за него в спорных ситуациях. Весь род следил за ним. В случае служебного выигрыша все его родичи повышались. В то время как служебная «потерька» понижала всех представителей рода.

Фамилия выступала как единое целое в служебных столкновениях. Ее интерес стоял превыше личных желаний и нравственных побуждений. Родовая знать устанавливала между своими представителями служебную солидарность, круговую поруку, взаимную ответственность.

Существует пример, который объясняет важность местничества для бояр. В 1598 году состоялся поход. В нем князь Репин-Оболенский занимал место ниже князя Сицкого. Он должен был добиться для себя пересмотра, но не стал этого делать, поскольку дружил с Сицким. Фамилия Оболенских обиделась на своего родственника. Они обратились к царю. Государь разобрал дело и вынес решение, что князь Репин-Оболенский понизил только себя перед родом Сицких, то есть род Оболенских от этого не опустится ниже своего отечества. Получается, что местничество защищало фамилию не только от произвола со стороны правителя, но и от необдуманных решений отдельных лиц.

Боярин мог лишиться имущества, быть изгнан, избит. Однако никто не мог заставить его занять «место» в управлении ниже своего отечества.

Повлиять на распределение мест не мог даже государь. Примером этому служит случай с Волконским. Когда он пожелал стать выше боярина Головина, суд посадил его в тюрьму. Дума приняла сторону родовитого Головина. То есть царь может обогатить своего служивого человека, но не может сделать его родовитым. Это под силу только предкам.

Недостатки местничества

Для понимания, что такое местничество, следует больше узнать о недостатках этой системы. Исследователи выделяют два основных пункта.

В заключение

Местничество являлось ключевым элементом светской субкультуры Российского государства в 15-17-м вв. В этой системе вырабатывались нормы морали и этикета, а также историко-культурные генеалогические традиции.

Молодых дворян воспитывали так, чтобы они умели защищать свой род от посягательств со стороны. Местничество сыграло важную роль в развитии дворянского самосознания.

Образование национального великорусского государства отразились в боярском сознании своего рода теорией аристократического правительства . Основное положение этой теории можно выразить так: московский государь для управления соединенной под его властью Русской землей призывает родовитых сотрудников, предки которых некогда владели частями этой земли. Объединение Великороссии, сообщив великому князю московскому значение всеземского, национального государя, и собранным под его рукой местным правителям внушило идею всеземского правительственного класса. Такой взгляд боярства на свое значение не остался только политическим притязанием, но облекся в целую систему служебных отношений, известную в нашей истории под названием местничества .

Боярство в Московском государстве

В расширительном значением «боярством » можно именовать верхний слой многочисленного военно-служилого класса в Московском государстве. Для определения состава этого слоя можно принять за основание официальную родословную книгу, содержавшую в себе поименные росписи важнейших служилых родов в порядке поколений. Этот послуживший основой местничества Государев родословец , как он назывался, составлен был при Иване Грозном , и на него опирались при разборе генеалогических споров московских служилых людей. Фамилии, помещенные в этом родословце, назывались родословными. Эту родословную знать мы и называем московским боярством. Можно заметить два условия или признака принадлежности к этой знати. Фамилия входила в родословный круг, если приблизительно до начала XVI в., когда этот круг складывался, в своих поколенных рядах имела лиц, служивших в Москве боярами, окольничими и в других высших чинах. Потом, чтобы фамилия не выпала из этого боярского круга, надобно было членам ее держаться на столичной службе, занимая высшие должности по центральному, областному и военному управлению.

Местническое отечество

Под словом «местничество» следует называть тот порядок служебных отношений, какой сложился между родословными фамилиями в Московском государстве XV и XVI веков.

Чтобы понять такое сложное и запутанное явление, как старинное московское местничество, надобно отрешиться от некоторых современных понятий о государственной службе или, лучше сказать, сопоставить тогдашние и нынешние условия назначения на правительственные должности. Теперь при назначении лиц на службу по одному ведомству их ставят в отношение равенства или подчинения одного другому по их сравнительной служебной годности, а эта годность определяется способностями, степенью школьной и служебной подготовки, заслугами, т. е. продолжительностью и успешностью прежней службы, и вообще личными качествами; по крайней мере другие соображения признаются побочными и негласными. Во всяком случае служебное отношение между назначаемыми лицами устанавливается при самом их назначении на должности, и устанавливается на основании сравнительной оценки нужных для службы личных качеств, производимой начальством. В Москве XVI в. при замещении высших должностей служилыми людьми соображались не с личными качествами назначаемых, а с относительным служебным значением фамилий, к которым они принадлежали, и с генеалогическим положением каждого из них в своей фамилии. Князья Одоевские на службе по одному ведомству вообще ставились выше Бутурлиных: таково было взаимное иерархическое отношение обеих этих фамилий. Но старшие Бутурлины могли приближаться к младшим князьям Одоевскими даже равняться с ними, и сообразно с тем менялось их служебное соотношение. Значит, каждая родословная фамилия и каждое отдельное лицо такой фамилия занимали определенное и постоянное положение среди других фамилий и отдельных лиц, с которым должны были сообразоваться их должностные назначения и которое, следовательно, не зависело от этих назначений. Иерархическое отношение между сослуживцами не устанавливалось при их назначении на должности по усмотрению назначавшей их власти, а заранее указывалось помимо нее фамильным положением назначаемых. Это фамильное значение лица по отношению к другим лицам как своей собственной, так и чужих фамилий называлось его отечеством. Это значение приобреталось предками и становилось наследственным достоянием всех членов фамилии".

Местнический счёт простой

Итак, местническое отечество – это унаследованное от предков отношение по службе служилого лица и целой служилой фамилии к другим служилым лицам и фамилиям. Был выработан особый способ определять отечество с математической точностью. Отечество каждого высчитывалось. Правила этого вычисления – целая система, которую можно назвать местнической арифметикой. По двойственному назначению отечества, указывавшего отношение лица к его родичам и чужеродцам, и местнический счет был двоякий: простой – по родословцу, или лествицею, и двойной – по родословцу и по разрядам вместе. Мы уже знакомы с родословцем. Разрядами назывались росписи назначений на высшие должности придворные, по центральному и областному управлению, начальниками приказов, т. е. министерств, наместниками и воеводами городов, также полковыми походными воеводами и т. п. Эти записи велись в Разрядном приказе, соответствующем нынешнему Военному министерству или, точнее, Главному штабу, и сводились в погодные разрядные книги. В 1556 г., как это выяснено г. Милюковым, составлен был Государев разряд – официальная разрядная книга за 80 лет назад, начиная с 1475 г. Счет по родословцу определял генеалогическое отношение лица к его родичам; этот счет был снят с отношений между членами старинного русского дома, т. е. семьи, состоявшей из отца с женатыми сыновьями или из живших вместе родных братьев с семействами. Члены такой сложной семьи строго соблюдали отношения старшинства, выражавшиеся, между прочим, в их рассадке за обеденным столом. Возьмем семью из родных братьев с детьми. Первое место принадлежало старшему брату, домохозяину, большаку, два за ним следующие – двум его младшим братьям, четвертое место – его старшему сыну. Если у большака был третий брат, он не мог сесть ни выше, ни ниже старшего племянника, был ему ровня (ровесник). Это равенство указывалось, вероятно, обычным порядком нарождения: четвертый брат рождался обыкновенно около времени появления на свет первого сына у старшего брата и потому отчислялся уже ко второму поколению – детей, тогда как три старших брата составляли первое поколение – отцов. Таким распорядком мест объясняются основные правила местнической арифметики. По этой арифметике старший сын от своего отца – четвертое место, т. е. между тем и другим должны оставаться два свободных места для второго и третьего отцова брата. Каждый следующий брат местом ниже предшествующего старшего, значит, родные братья садятся рядом в порядке старшинства. Из этих двух правил вытекало третье: четвертый из братьев или третий дядя равен старшему племяннику. Это правило выражалось формулой: "первого брата сын четвертому (считая и отца) дяде в версту", т. е. сверстник, ровня, ровесник (верста – мера, уравнение). Значит, они не сидели рядом, а должны были сесть врозь или насупротив. Общее основание этих правил: отечество каждого из родичей определялось его сравнительным расстоянием от общего предка.

Это расстояние измерялось особыми местническими едининицами – местами. Отсюда и самое название местничества. По местнической связи генеалогии со службой и место имело двоякое значение: генеалогическое и служебное. В генеалогическом смысле это – ступень, занимаемая каждым членом фамилии на фамильной лествице старшинства по его расстоянию от родоначальника, измеряемому количеством предшествующих ему в прямой восходящей линии рождений. Первоначальное понятие о месте в смысле служебном, очевидно, сложилось среди бояр за княжеским столом, где они рассаживались в порядке служебно-генеалогического старшинства; но потом это понятие было перенесено и на все служебные отношения, на правительственные должности. Отсюда употребляемое нами выражение искать места. Генеалогическое расстояние между лицами одной и той же или разных фамилий, назначенными на известные должности по одному ведомству, должно было соответствовать иерархическому расстоянию между этими должностями. Для этого каждая сфера служебных отношений, каждое правительственное ведомство, места в государевой думе, должности административные, городовые наместничества, как и должности полковых воевод, были также расположены в известном порядке старшинства, составляли иерархическую лествицу. Вот, например, в каком порядке следовали одна за другой должности полковых воевод. Московская армия, большая или малая, ходила в поход обыкновенно пятью полками или отрядами. Это были большой полк, правая рука, передовой и сторожевой полки, т. е. авангард и арьергард, и левая рука. Каждый полк имел одного или нескольких воевод, смотря по численному составу полка, по числу сотен, рот в нем. Эти воеводы назывались большими или первыми, другими или вторыми, третьими и т. д. Должности этих воевод по старшинству следовали в таком порядке: первое место принадлежало первому воеводе большого полка, второе – первому воеводе правой руки, третье – первым воеводам передового и сторожевого полков, которые были ровни, четвертое – первому воеводе левой руки, пятое – второму воеводе большого полка, шестое – второму воеводе правой руки и т. д. Если из двух родственников, назначенных воеводами в одной армии, старший по генеалогии, по отечеству, был двумя местами выше младшего, то при назначении старшего первым воеводой большого полка младшего надобно было назначить первым воеводой сторожевого либо передового полка, не выше и не ниже. Если его назначали местом выше, большим воеводой правой руки, старший родич бил челом, что такое повышение младшего родича грозит ему, челобитчику, "потерькой" чести, отечества, что все, свои и чужие, считавшиеся ему ровнями, станут его "утягивать", понижать, считать себя выше его на одно место, так как он стоял рядом, одним местом выше человека, который ниже их двумя местами. Если младшего назначали ниже, большим воеводой левой руки, он бил челом о бесчестии, говоря, что ему так служить со своим родичем "не вместно", что он "потеряет", а родич "найдет" перед ним, выиграет одно место. Привожу этот схематический пример, чтобы показать, как в лествичном счете генеалогия лиц должна была соответствовать иерархии мест.

Местнический счёт сложный

Сложнее был счет, определявший местнические отношения между чужеродцами. Если члены двух разных фамилий назначались на службу, где они должны были действовать вместе с подчинением одного другому, они для проверки назначения высчитывали, какое между ними расстояние по служебному отечеству, принимая за основание обыкновенно службу своих "родителей", т. е. родственников по восходящей линии, как прямых, так и боковых. Для этого они брали разряды и искали в них случая, прецедента, такого назначения из прежних лет, где бы их предки также назначены были служить вместе. Встретив такой случай, они вычисляли ранговое расстояние, какое лежало между доставшимися их родителям должностями. Это расстояние принималось за основание для учета служебного отношения обеих фамилий, их сравнительного отечества, фамильной чести. Определив это отношение фамилий по разрядам, оба назначенных "совместника" брали свои родословные и по ним высчитывали свое генеалогическое расстояние каждый от того своего предка, который встретился на службе в найденном случае с предком другого совместника. Если расстояние это было одинаково у обоих совместников, то они могли быть назначены на такие же должности, т. е. с таким же иерархическим расстоянием, какое было между должностями их предков. Но если один из совместников дальше отстоял от своего предка, чем его соперник от своего, он должен был спуститься ниже соперника на соответствующее число мест. Если в найденном случае предки совместников, князь Одоевский и Бутурлин, служили первый большим воеводой большого полка, другой большим же воеводой левой руки, значит, князь Одоевский по фамильной чести относился к Бутурлину как отец к сыну, "был ему что отец", т. е. отделялся от него двумя местами, потому что большой воевода левой руки – четвертое место, как и старший сын от отца. Установив по разрядам общее служебное отношение фамилий, предстояло еще определить по родословной частное генеалогическое положение лиц, каждого в своей фамилии. Если потомок князя Одоевского отстоял от своего предка на шесть мест, а потомок Бутурлина от своего – на пять, то потомок Бутурлина не мог служить первым воеводой левой руки при назначении потомка князя Одоевского первым воеводой большого полка: Бутурлин должен был подняться на одно место выше. В постоянное местническое отношение фамилий по разрядам вводился изменчивый коэффициент поколений, определявший генеалогическое положение каждого отдельного лица в своей фамилии. Итак, родословцем определялось взаимное служебное отношение лиц одной и той же фамилии, разрядами – отношение разных фамилий, родословцем и разрядами вместе – отношение лиц разных фамилий.

Законодательные ограничения местничества

Изложенной схемы местнического счета, думаю, достаточно, чтобы понять, как местничество осложняло должностные назначения. Особенно в распорядке мест полковых воевод дьякам Разрядного приказа трудно было составить подбор лиц, который предусматривал бы все разнообразные генеалогические и разрядные отношения, примирял все возможные фамильные притязания. Редкая полковая роспись обходилась без споров, челобитий о счете мест, без жадоб на "поруху в отечестве". Путаница увеличивалась еще тем, что знатные молодые дворяне местничались с полковыми воеводами, к которым их прикомандировывали в штаб или для особых поручений. Этими затруднениями вызывались законодательные ограничения местничества. Так, приговором государя и боярской думы в 1550 г. с участием даже митрополита некоторые должности полковых воевод были изъяты из местнического счета, объявлены "без мест". Было, например, постановлено, что большому воеводе правой руки, который тремя местами был выше второго воеводы большого полка, до этого воеводы дела и счета нет, а первые воеводы передового и сторожевого полков не меньше воевод правой руки. Также и служба знатных дворян под командой менее знатного воеводы не ставилась им в счет при дальнейших назначениях, когда они сами становились воеводами. Иногда все назначения полковых воевод или при каком-либо придворном торжестве объявлялись без мест.

Идея местничества

Из того же местнического счета открывается и идея местничества, строго консервативная и аристократическая. Позднейшие поколения родословных людей должны были размещаться на службе и за столом государя, как размещались первые поколения. Отношения между фамилиями, раз установившиеся, не должны были изменяться. Как некогда стали на службе отцы и деды, так должны стоять дети и все дальнейшие потомки. Итак, местничество устанавливало не фамильную наследственность служебных должностей, как это было в феодальном порядке, а наследственность служебных отношений между фамилиями. Этим объясняется значение правительственных должностей в местничестве. Должность сама по себе здесь ничего не значила: она была тем же по отношению к отечеству, чем служит арифметическое число по отношению к алгебраическому выражению, т. е. конкретной случайностью. Князь Одоевский готов был занять какую угодно должность, лишь бы Бутурлин с ним вместе стоял на должности еще ниже, и бывали случаи, когда одно и то же лицо в походах последовательно занимало полковые воеводские должности все в порядке понижения – это не было понижением лица по службе, а зависело от его местнического отношения к товарищам, воеводам других полков. Все дело было не в должности, а во взаимном отношении лиц по должностям. Следовательно, должности в местничестве имели значение, совершенно обратное тому, какое они имеют теперь. Теперь правительственное значение лица определяется его должностью, т.е. степенью власти и ответственности, с ней сопряженной; в местничестве генеалогическим положением лица указывалась должность, какую оно получало. Теперь по известной поговорке место красит человека; тогда думали, что человек должен красить свое место.

Когда сложилось местничество

Князья Одоевские стали выше Бутурлиных и многих других старинных фамилий московского боярства в силу одного из указанных мною правил московского родословного распорядка, потому что в конце XV в. эти князья пришли в Москву прямо со своего удела. Московское местничество было практическим приложением этих правил к служебным отношениям московских служилых людей. Поэтому можно приблизительно определить время, когда оно сложилось. Элементы местничества встретим еще в удельные века при московском, как и при других княжеских дворах, заметим присутствие мысли о служебном старшинстве, найдем указания на застольное и должностное размещение бояр по этому старшинству, на их требование, чтобы их рассаживали за княжеским столом, как сидели их отцы, на признание случаев обязательными прецедентами. Но при удельной бродячести вольных служилых людей служебный их распорядок лишен был устойчивости. Положение их при княжеских дворах определялось временными личными договорами с князем. Лишь только бояре усядутся, уладятся местами и службой, новый знатный пришелец урядится с князем "в ряд и крепость возьмет", "заедет", сядет выше многих старых служак и спутает установившийся распорядок мест. В 1408 г. приехал в Москву на службу внук Гедимина литовского князь Патрикей. Сын его Юрий, ставший в Москве родоначальником князей Голицыных и Куракиных, "заехал", посажен был выше многих московских бояр, потому что великий князь московский, выдавая за него свою сестру, "место ему упросил" у своих бояр. У Юрия был старший брат князь Федор Хованский. На Юрьевой свадьбе его "посел", сел выше, старый московский боярин Федор Сабур, прапрадед которого вступил на московскую службу при Калите. Князь Хованский при этом сказал Сабуру: "Сядь-ка повыше моего брата меньшого князя Юрья". "У твоего брата бог в кике (счастье в кичке, в жене), а у тебя бога в кике нет", – возразил Сабур и сел выше Хованского. Возможность завоевывать высокие места жениной кичкой, эта кичливость, прекратилась в Москве, когда при массовом наплыве сюда служилого княжья, сменившем прежние одиночные заезды, пришлось заменить личное соглашение князя с новым приезжим слугой "уложением", общим способом оценки служебного достоинства служилых людей. Только в Москве элементы местничества успели сложиться в целую систему, и его сложение надобно относить к эпохе, когда шел этот наплыв, т. е. к княжению Ивана III и его сына Василия III . К этому времени стали готовы две основы местничества: личный уговор заменился уложением; исполнился комплект фамилий, между которыми действовали местнические отношения. С той поры собравшиеся в Москве боярские фамилии стали в стройные ряды. Поэтому линии предков, на служебные отношения которых потомки в местнических спорах XVI и XVII вв. ссылались в оправдание своих родословных и разрядных притязаний, обыкновенно не восходили раньше княжения Ивана III. Большая часть знатнейших московских фамилий, служивших главными звеньями местнической цепи, до Ивана III еще и не значилась в московском родословце.

Политическое значение местничества

Теперь мы можем уяснить себе политическое значение местничества для московского боярства. Оно ставило служебные отношения бояр в зависимость от службы их предков, т. е. делало политическое значение лица или фамилии не зависимым ни от личного усмотрения государя, ни от личных заслуг или удач служилых людей. Как стояли предки, так вечно должны стоять и потомки, и ни государева милость, ни государственные заслуги, ни даже личные таланты не должны изменять этой роковой наследственной расстановки. Служебное соперничество становилось невозможным: должностное положение каждого было предопределено, не завоевывалось, не заслуживалось, а наследовалось. Служебная карьера лица не была его личным делом, его частным интересом. За его служебным движением следил весь род, потому что каждый его служебный выигрыш, каждая местническая находка повышала всех его родичей, как всякая служебная потерька понижала их. Каждый род выступал в служебных столкновениях как единое целое; родовая связь устанавливала между родичами и служебную солидарность, взаимную ответственность, круговую поруку родовой чести, под гнетом которой личные отношения подчинялись фамильным, нравственные побуждения приносились в жертву интересам рода. В 1598 г. князь Репнин-Оболенский по росписи занимал в походе место ниже князя Ив. Сицкого, чего ему не следовало делать по служебному положению своего рода, и не бил челом царю об обиде на Сицкого, потому что они с Сицким были "свояки и великие други". Тогда обиделись все его родичи, и князь Ноготков-Оболенский "во всех Оболенских князей место" бил челом царю, что князь Репнин то сделал, дружась с князем Иваном, чтоб тем его воровским нечелобитьем поруху и укор учинить всему их роду Оболенских князей от всех чужих родов. Царь разобрал дело и решил, что князь Репнин был на службе с князем Ив. Сицким по дружбе и потому один "виноват" князю Ивану, т. е. себя одного понизил перед Сицким и его родичами, а роду его – всем князьям Оболенским – в том порухи в отечестве нет никому. Таким образом, местничество имело оборонительный характер. Им служилая знать защищалась как от произвола сверху, со стороны государя, так и от случайностей и происков снизу, со стороны отдельных честолюбивых лиц, стремившихся подняться выше своего отечества – наследственного положения. Вот почему бояре так дорожили местничеством: за места, говорили они в XVII в., наши отцы помирали. Боярина можно было избить, прогнать со службы, лишить имущества, но нельзя было заставить занять должность в управлении или сесть за государевым столом ниже своего отечества. Значит, местничество, ограничивая сферу своего действия родословными людьми, выделяло из военно-служилой массы класс, из которого верховная власть волей-неволей должна была преимущественно выбирать лиц для занятия правительственных должностей, и таким образом оно создавало этому классу политическое право или, точнее, привилегию на участие в управлении, т. е. в деятельности верховной власти. Этим местничество сообщало боярству характер правящего класса или сословной аристократии. Сама власть поддерживала такой взгляд на местничество, значит, признавала боярство такой аристократией. Вот один из многих случаев, где выразился взгляд на местничество как на опору или гарантию политического положения боярства. В 1616 г. князь Волконский, человек неродовитый, но много служивший, бил челом государю, что ему по своей службе меньше боярина Головина быть невместно. Головин ответил челобитчику встречной жалобой, что князь Волконский его и родичей его обесчестил и опозорил, и просил государя "дать ему оборонь". По указу государя бояре в думе разобрали дело и приговорили послать князя в тюрьму, сказав ему, что он человек неродословный, а по государеву указу неродословным людям с родословными суда и счета в отечестве не бывает; что же касается до службы Волконского, то "за службу жалует государь поместьем и деньгами, а не отечеством". Итак, государь может сделать своего слугу богатым, но не может сделать его родовитым, потому что родовитость идет от предков, а покойных предков уже нельзя сделать ни более, ни менее родовитыми, чем они были при жизни. Так, когда московское боярство из пестрых, сбродных элементов стало складываться в цельный правительственный класс, его склад вышел своеобразно аристократическим.

Недостатки местничества

Своеобразный отпечаток клали на аристократическое значение боярства два недостатка, какими страдало местничество. Вводя в государственную службу ценз породы, оно ограничивало верховную власть в самой щекотливой ее прерогативе, в праве подбора подходящих проводников и исполнителей своей воли: она искала способных и послушных слуг, а местничество подставляло ей породистых и зачастую бестолковых неслухов. Оценивать служебную годность происхождением или службою предков значило подчинять государственную службу обычаю, который коренился в нравах и понятиях частного быта, а в сфере публичного права становился по существу своему противогосударственным. Таким обычаем и было местничество, и государственная власть могла терпеть его, пока или сама не понимала настоящих задач своих, или не находила в неродословных классах пригодных людей для службы. Петр Великий смотрел на местничество строго государственным взглядом, назвав его "зело жестоким и вредительным обычаем, который как закон почитали". Так местничество поддерживало ежеминутную молчаливую досаду московского государя на свое боярство. Но, подготовляя вражду, оно не увеличивало, а скорее ослабляло силы класса, для которого служило главной, если не единственной политической опорой. Сплачивая родичей в ответственные фамильные корпорации, оно разрознивало самые фамилии, мелочным сутяжничеством за места вносило в их среду соперничество, зависть и неприязнь, чувством узко понимаемой родовой чести притупляло чутье общественного, даже сословного интереса и таким образом разрушало сословие нравственно и политически. Значит, местничество было вредно и государству, и самому боярству, которое так им дорожило.