Родился 4 января 1957 г. Сын Д. Н. Шмелёва и Т. В. Булыгиной. В 1979 г. окончил Отделение структурной и прикладной лингвистики МГУ.

Заведующий Отделом культуры речи Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН. Доктор филологических наук. Профессор кафедры русского языка Московского педагогического государственного университета.

Сфера научной деятельности

Русский язык, референция, картина мира, аспектология, семантика, лексикология, русская грамматика.

Основные публикации

• Математика помогает лингвистике. М., 1994 (совместно с Г. Е. Крейдлиным).
• Референциальные механизмы русского языка. Тампере, 1996.
• Языковая концептуализация мира. М., 1997 (совм. с Т. В. Булыгиной).
• Лекции по русской аспектологии. Мюнхен, 1997 (совм. с Анной А. Зализняк).
• Введение в русскую аспектологию. М., 2000 (совм. с Анной А. Зализняк).
• Русская языковая модель мира. М., 2002.
• Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.
• Е. Я. Шмелева, А. Д. Шмелев. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. М. Языки славянской культуры, 2002.
• Ключевые идеи русской языковой картины мира. М., 2005 (совм. с Анной А. Зализняк и И. Б. Левонтиной).

Аннотация

Книга представляет собой учебное пособие по теории аспектологии. Она содержит изложение основ аспектологической теории, знание которых дает ключ к пониманию аспектологической литературы, написанной с различных теоретических позиций, В книге обсуждаются ключевые проблемы русской аспектологии, в том числе вид как грамматическая категория, определение видовой пары и семантика видового противопоставления, частные значения видов и проблемы инварианта, роль глагольной префиксации а аспектуальной системе и др.

Аннотация

В книге развивается аспектологическая концепция, опирающаяся на идеи Ю.С.Маслова и Т.В.Булыгиной о видовой паре как функциональном отношении, конституирующем русскую аспектуальную систему, изложенная в книге Анна А.Зализняк, А.Д.Шмелев. Введение в русскую аспектологию. М.: Языки русской культуры, 2000, исправленный вариант которой составляет первую часть данной монографии. Вторая и третья части основаны на статьях трех авторов, опубликованных в различных периодических изданиях и сборниках с 2000 по 2015 г. Исследуются вопросы, связанные с видовой коррелятивностью: рассматривается механизм имперфективации в русском языке, вводится понятие позиции обязательной имперфективации и понятие видовой связи, обсуждаются «критерий Маслова» и проблемы, возникающие при его применении, устанавливается место видовых троек в русской аспектуальной системе. В книгу включены элементы полемики с альтернативной теорией русского вида, развиваемой в работах Лоры Янды и ее коллег.

Аннотация

Книга посвящена различным сторонам отражения в русском языке внеязыковой действительности. Первая часть посвящена проблемам рефренции, т.е. описанию того, как механизмы, задающие способ соотнесения языковых выражений с внеязыковой действительностью, определяют функционирование различных уровней языковой системы русского языка. В частности, рассматриваются проблемы, связанные с семантикой и синтаксисом местоимений, правила «семантического согласования» предиката и связанных с ним имен, интерпретация морфем в составе сложного слова, высказывания тождества и т.д. Во второй части рассматриваются ключевые идеи русской языковой картины мира, т. е. совокупность представлений об устройстве мира, которые говорящими на русском языке воспринимаются как сами собою разумеющиеся, и делается попытка выявить связь этих представлений с некоторыми специфическими особенностями русской культуры. В частности, рассматривается семантика ряда трудно переводимых русских слов, обсуждается вопрос о том, каков образ человека в русской языковой картине мира, как в ней представлены время и пространство, какие бытовые представления и общие жизненные установки в неявном виде закодированы в значении русских слов, в чем заключаются особенности задаваемых русским языком этических представлений.

Аннотация

В книге рассматриваются особенности языкового оформления анекдотов в современной русской речи. Исследуются отличия анекдотов от смежных жанров: острот и шуток, баек и устных новелл и т.д. Описываются речевые характеристики основных персонажей современного русского анекдота, пределы варьирования анекдота. Теоретические положения иллюстрируются многочисленными примерами анекдотов, реально рассказываемых в современном русском обществе.

Аннотация

Учебник, входящий в систему «Алгоритм успеха», нацелен на углубление и систематизацию знаний по фонетике, морфемике, лексике, морфологии и лингвистике текста, полученных в 5–8 классах; содержит систематическое изложение синтаксиса сложного предложения. Особое внимание уделено культуре речи. Учебник строится по модульному принципу: каждая из глав включает шесть повторяющихся разделов: «О языке и речи», «Система языка», «Правописание», «Текст», «Язык и культура. Культура речи» и «Повторение». В комплект входит аудиоприложение к учебнику, доступное для бесплатного скачивания на сайте http://go.vgf.ru/R37684 . Аудиоприложение содержит материалы к упражнениям, отмеченным в книге специальным значком. Вкладка «Приложение» включает правила орфографии и пунктуации, изученные в 5–8 классах; учебные словари, учебные инструкции (алгоритмы различных видов лингвистического анализа, рекомендации по подготовке к диктантам, изложениям) и проектные задания. Учебник может использоваться при работе в классах и школах с углублённым изучением русского языка. Соответствует Федеральному государственному образовательному стандарту основного общего образования.

Аннотация

Учебник, входящий в систему «Алгоритм успеха», нацелен на углубление и систематизацию знаний по фонетике, морфемике, лексике, морфологии и лингвистике текста, полученных в 5–6 классах; содержит систематическое изложение синтаксиса простого двусоставного предложения. Особое внимание уделено культуре речи. Учебник строится по модульному принципу: каждая из глав включает шесть повторяющихся разделов: «О языке и речи», «Система языка», «Правописание», «Текст», «Язык и культура. Культура речи» и «Повторение». Учебник может использоваться при работе в классах и школах с углублённым изучением русского языка. Соответствует федеральному государственному образовательному стандарту основного общего образования (2010 г.). (Компакт-диск и вкладка «Приложение» прилагаются только к печатному изданию.)

Аннотация

Первая часть учебника, входящего в систему «Алгоритм успеха», нацелена на углубление и систематизацию знаний по фонетике, морфемике, лексике и лингвистике текста, полученных в 5 классе. Особое внимание уделено устной и письменной речевой деятельности, культуре речи. Учебник строится по модульному принципу: каждая из глав включает шесть повторяющихся разделов: «О языке и речи», «Система языка», «Правописание», «Текст», «Язык и культура. Культура речи» и «Повторение». Учебник может использоваться в школах и классах с углублённым изучением русского языка. Соответствует федеральному государственному образовательному стандарту основного общего образования (2010 г.). (Компакт-диск с аудиоприложением прилагается только к печатному изданию.)

Аннотация

Во второй части учебника, входящего в систему «Алгоритм успеха», продолжается систематическое изложение морфологии. Особое внимание уделено устной и письменной речевой деятельности, культуре речи. Учебник строится по модульному принципу: каждая из глав включает шесть повторяющихся разделов: «О языке и речи», «Система языка», «Правописание», «Текст», «Язык и культура. Культура речи» и «Повторение». Учебник может использоваться при работе в классах и школах с углублённым изучением русского языка. Соответствует федеральному государственному образовательному стандарту основного общего образования (2010 г.). (Компакт-диск и вкладка «Приложение» прилагаются только к печатному изданию.)

Шмелёв, Алексей Дмитриевич

А. Д. Шмелёв (фото 2009 г.)

Алексей Дмитриевич Шмелёв (р. в 1957 г.) - русский лингвист.

Биография

Заведующий Отделом культуры речи Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН. Доктор филологических наук. Профессор кафедры русского языка Московского педагогического государственного университета .

Сфера научной деятельности

Основные публикации

• Математика помогает лингвистике. М., 1994 (совместно с Г. Е. Крейдлиным).
• Референциальные механизмы русского языка. Тампере, 1996.
• Языковая концептуализация мира. М., 1997 (совм. с Т. В. Булыгиной).
• Лекции по русской аспектологии. Мюнхен, 1997 (совм. с Анной А. Зализняк).
• Введение в русскую аспектологию. М., 2000 (совм. с Анной А. Зализняк).
• Русская языковая модель мира. М., 2002.
• Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.
• Е. Я. Шмелева, А. Д. Шмелев. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. М. Языки славянской культуры, 2002.
• Ключевые идеи русской языковой картины мира. М., 2005 (совм. с Анной А. Зализняк и И. Б. Левонтиной).

Категории:

• Лингвисты СССР
• Лингвисты России
• Семасиологи
• Преподаватели МПГУ
• Русисты
• Родившиеся в 1957 году
• Родившиеся 4 января
• Учёные Москвы
• Персоналии по алфавиту
• Аспектологи
• Выпускники филологического факультета МГУ

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Шмелёв, Алексей Дмитриевич" в других словарях:

А. Д. Шмелёв (фото 2009 г.) Алексей Дмитриевич Шмелёв (р. в 1957 г.) русский лингвист. Биография Родился 4 января 1957 г. Сын Д. Н. Шмелёва и Т. В. Булыгиной. В 1979 г. окончил Отделение структурной и прикладной лингвистики МГУ. Заведующий… … Википедия

- … Википедия

А. Д. Шмелёв (фото 2009 г.) Алексей Дмитриевич Шмелёв (р. в 1957 г.) русский лингвист. Биография Родился 4 января 1957 г. Сын Д. Н. Шмелёва и Т. В. Булыгиной. В 1979 г. окончил Отделение структурной и прикладной лингвистики МГУ. Заведующий… … Википедия

Шмелёв распространенная русская фамилия. Известные носители: Шмелёвы московский купеческий род (к ним принадлежал, кроме прочих, писатель И. С. Шмелёв). Шмелёв, Алексей Дмитриевич (род. 1957) российский лингвист.… … Википедия

А. Д. Шмелёв (фото 2009 г.) Алексей Дмитриевич Шмелёв (р. в 1957 г.) русский лингвист. Биография Родился 4 января 1957 г. Сын Д. Н. Шмелёва и Т. В. Булыгиной. В 1979 г. окончил Отделение структурной и прикладной лингвистики МГУ. Заведующий… … Википедия

Шмелёв распространенная русская фамилия. Шмелёв, Дмитрий Николаевич (1926 1993) российский филолог, академик РАН Шмелёв, Иван Сергеевич (1873 1950) русский писатель Шмелёв, Николай Петрович (р. в 1936) российский ученый, писатель, публицист… … Википедия

- (ОТиПЛ) создано на филологическом факультете МГУ в 1960; название для нового отделения было предложено В. А. Успенским. С сентября 1962 по март 1992 называлось Отделением структурной и прикладной лингвистики (ОСиПЛ). В 1962… … Википедия

Отделение теоретической и прикладной лингвистики (ОТиПЛ) создано на филологическом факультете МГУ в 1960; название для нового отделения было предложено В. А. Успенским. С сентября 1962 по март 1992 называлось Отделением структурной и прикладной… … Википедия

Линия учебников под редакцией А. Д. Шмелёва отражает оригинальный авторский подход к структурированию учебного материала, определению последовательности его изучения и организации учебной деятельности учащихся. Их особенностью является построение учебного материала по модульному принципу, при этом под модулем понимается единица организации учебного материала, направленная на комплексное достижением метапредметных и предметных целей обучения на отдельном этапе, который сопровождается промежуточным контролем по завершении освоения материала данного этапа. Линия включает аудиоприложения, словари, электронные ученики, рабочие тетради и методические пособия.

Учебники русского языка для 5–9 классов под редакцией известного лингвиста А. Д. Шмелева строятся по модульному принципу, где модуль - это фрагмент учебной программы, состоящей из повторяющихся разделов. Каждый модуль завершается разделом «Повторение», который готовит к контролю и самоконтролю в конце изучения каждой главы. Задания на повторение различаются по уровню сложности: от тестов базового уровня до проектной работы повышенной трудности. Линию учебников отличают добротно составленные справочные материалы: орфографический, орфоэпический и толковый словари, достаточно объемные для школьного учебника. В учебниках представлены детальные инструкции для проведения лингвистических разборов.

Два раздела каждого модуля (главы), «Язык и речь» и «Текст», посвящены сознательному формированию коммуникативных навыков речевого общения. Особенностью учебников этой линии является значительное внимание к устной форме речи на всех этапах работы, что обеспечивается аудиоприложением к учебнику. Разделы «Система языка» и «Правописание» формируют языковую и лингвистическую компетенции на основе коммуникативно-деятельностного подхода. В разделе «Язык и культура. Культура речи» ставится задача формирования функциональной грамотности учащихся через достижение культуроведческой компетенции. В учебниках линии сделан акцент на национально-культурной специфике русского языка. Завершается каждый модуль учебника разделом «Повторение», где в интегрированном и взаимосвязанном виде обобщаются материалы всех разделов. В учебники включены задания, дифференцированные по уровням сложности, а также проектные задания, предусмотрена работа в парах и группах.

Рабочие тетради «Русский язык. Словарные слова без ошибок» для 5 и 6 классов предназначены для углублён-ной работы с лексическим значением, происхождением, функционированием, с фонетической и морфемной структурой слов с непроверяемым написанием. Рабочая тетрадь «Русский язык. Развитие письменной речи» представляет набор систематизированных упражнений для развития письменной речи учащихся 5–6 классов. В рабочих тетрадях «Русский язык» для 5–7 классов и «Русский язык. Правописание. Культура речи» для 7 и 8 классов материал структурирован по главам учебника и подобран в соответствии с темами разделов «Правописание» и «Язык и культура. Культура речи».

Особо стоит подчеркнуть значение роли аудиоприложения к учебнику: оно не только обеспечивает вариативность урока, служит развитию навыков самоконтроля и аудирования разного типа, но и готовит к изложению на ОГЭ.

Электронная форма учебника содержит технические задания, тренажеры, помогает организовать учебную деятельность на уроке и дома при подготовке к промежуточному и итоговому контролю.

Методические пособия для учителя «Русский язык. Проектирование учебного курса» включают рабочие программы для 5 и 6 классов, таблицы тематического и поурочного планирования, рекомендации по организации контроля и оценки планируемых результатов, учебно-исследовательской и проектной деятельности учащихся; тексты контрольных диктантов и тексты упражнений для аудирования.

404 Error - page not found

We"re sorry, but the page you are looking for doesn"t exist.

OUR LATEST POSTS

Хочу к маме, хочу к папе, хочу к Маняше, хочу к бабушкам: кататься между двумя домами на велосипеде. Дорога: три асфальтированных холма, посередине - опасный поворот, потом стая злых мелких собак (от одной у меня на левой лодыжке теперь шрам в виде маленькой подковы), затем - два магазина, под горку - и приехали.
Хочу, чтобы деревенские звали меня лётчицей, Ксюхой и курчавой. Это единственное место, где позволительно звать меня Ксюхой, боле - нигде.
Хочу гулять с собаками, хочу купаться, хочу убежать на холмы, которые у
леса. Разнотравье - воздух там сухой, жаркий, пахнет чабрецом, душицей и ромашкой. Как на чердаке. От полей несёт гречихой и акацией, от леса - сырым и стылым. Не холмы - горы. Я там теряюсь. С размаху теряюсь, ухая: отбросить велосипед к чёрту и - под горку, по сухим колким палкам в густой траве, сбивая ногами хвощ, чертополох и стараясь не наступить на тонкокожие клубничные ягоды.
В холмах - клубника, в лесу - земляника. Клубника слаще. Душистые жёлтые цветы пахнут молоком с мёдом. Чабрец растёт мелкими сиреневыми кустиками, а душица - длинными.
Я запомнила.
Хочу на пруд в четыре утра, хочу, чтобы плечи болели. Не поймать ни одной рыбы, играть с Жулей, смотреть на красноклювого аиста: осторожно подходить всё ближе и ближе. Пока Жуля, зараза мелкая, с тявканьем не спугнёт большую статную птицу.
Смотреть, как серебрится пар над водой; свесившись с моста, трогать пруд пальцами: одним, двумя, щепотью. Скакать босыми ногами по росе, потому что кеды - хоть выжимай. Говорила бабушка, надень отцовские сапоги.
Хочу есть яблоки с яблонь, протерев рубашкой; груши - сколачивать большой палкой. Ловить цыплят и загонять кур с утками по загонам, чтобы их, как в тот раз, не выглядела лиса.
Хочу ловить чёрно-белого кота по двору, тайком дербанить гитару во времянке, выпрашивать у брата прокатиться на скутере.
Успевать на почту до пяти вечера. Слизывать белый мёд с ложки, на закате пить чай с мятой, а по рассвету - горький растворимый кофе. Тащить прогнившую мшистую лестницу, подставлять к белокаменной стене и лезть на чердак. Чихать от сена, пыли, копаться в трёх картонных коробках из-под телевизора и прочей дребедени, как в древней сокровищнице. Потому что до краёв забиты старыми книгами, теми книгами, которые в шкафу уже не умещаются.
Щелчками пальцев сбрасывать с себя пауков и беззащитно завывать.
Хочу ходить с отцом на охоту, отмахиваться от вопросов: «И не лень тебе в такую рань?..».
Неделю назад я прошла сорок один километр - до Красной площади, а оттуда до Царицыно. Мне теперь есть чем козырять, мне никогда не лень.
Небо здесь светлое и мягкое, как пастила. Ласточки лихо режут его, сладкое, чёрными острыми крыльями, а я стою под всем этим, запрокинув голову, и зачем-то закрываю глаза. Как будто кто-то кладёт свою грубую мозолистую ладонь на мои горячие веки. От ладони пахнет парным молоком и росой по утру.
И ни конца мне нет, ни края.

Первым начал курить отец.
Потом закурил отчим, потом защёлкали зажигалками пацаны. Потом наступила ночь, трепавшая ветром пепел алёнкиных Marlboro по майской теплыни.
Мир превратился в большую курилку - я оказалась самым активным пассивным курильщиком. В конце концов, на каждого из курящих однажды обрушивалась такая темнота, что первое, что нащупывали в ней дрожащие пальцы - сигарета.
Вот отец. Отец курит, вглядываясь в темень и отчего-то щурясь. Я сижу на каменном пороге времянки и будто бы не слышу, как ругается бабушка. Летний деревенский вечер бархатист и тёпел. Огонёк отцовой сигареты вспыхивает, как сердце, толкающее кровь. Я кутаюсь в огромную кофту с чужого плеча – кофта пахнет сыростью, старостью и прикрывает мои загорелые ободранные коленки. Отец сидит рядом, берёт в руки гитару. Сигарета в зубах. Пальцы ласково перебирают струны. Я рассеянно думаю, что будет, если сигарета вдруг выпадет изо рта прямо на лакированное дерево. Я прикрываю глаза. Я узнаю Шевчука. Я хочу чай с чабрецом и вприкуску с медом. Перед ногами шмыгает старая дохлая Катька, кого-то ища и сипло мяукая. Старой кошке не хватает голоса - он обрывается и хрипит. Пёс Кунак приседает на лапы, внюхивается - мне даже кажется, что я слышу, как он внюхивается - и вдруг зло захлёбывается в басистом вое, взрывая землю тяжёлым лохматым хвостом. Кунак похож на небольшого обросшего медведя. По деревне прокатывается звон цепей и ответный лай забившихся в истерике собак. Катька исчезает. Отец кладёт гитару, подходит к Кунаку и треплет зверя за ухом. Последний раз затягивается. Окурок летит в траву, ало дрогнув.
Отчим курит почти так же, только на балконе и без гитары.
Пацаны курят обязательно толпой. Они сначала тихо говорят, потом вдруг взрываются оглушающим гоготом и складываются пополам, будто им разом переломило хребты. Сигареты тлеют в трясущихся пальцах. Я всматриваюсь в тихо мерцающий табак. Выпрямившийся Костя затягивается, жмурится на солнышке и выдыхает дым прямо в небо. Мне кажется, воздух от этого разогревается ещё сильнее. Я прыгаю вокруг пацанов, бодаю их спины, потом отхожу немного и тихо любуюсь - красивыми, стройными, юными. Мам, это пацаны курили, а я рядом стояла.
- Ребят, а волосы сильно впитывают запах сигарет?
Кто-то смеётся, тянет руки к моим волосам и говорит ласково:
- Не представляешь, насколько сильно.
Перед глазами мелькает чей-то экран телефона, несколько пар горящих глаз утыкаются в него и толпа снова взрывается хохотом.
Гремит шоссе. Кирпич домов дышит тихо и горячо. Ветер выполаскивает мои волосы на ветру. Я смеюсь.
Алёнка курит, как в кино. Ну, точнее старается курить как в кино - она опирается на подоконник, выгибает шею, выдыхает дым в майскую ночь. Ночь тихо гладит Алёнку по щеке. Алёнка стряхивает пепел, легко щёлкая по сигарете. Сигарета золотится. Из колонки поют Scorpions. Дома кругом спят. Иногда по дороге может полоснуть свет фар - и тут же утечь по тёмному асфальту. Скоро начнёт светать. Алёна заныривает обратно в квартиру, кидает зажигалку на микроволновку и предлагает пачку мне.
- Спасибо, я пассивно.
Я пассивно.
Говорю, на каждого из курящих однажды обрушивалась такая темнота, что первое, что нащупывали в ней дрожащие пальцы - сигарета. А второе - зажигалка или коробок спичек. От щелчка зажигалки и чирканья спички тишина густела звуком. От огня светлело и даже немножечко теплело. Дым стелился по лёгким, и дышать, наверное, становилось легче.
Ночью я громко рычу, стучу кулаком о пол и дрожаще реву, что Дон разольётся не для меня, но как только замолкаю - майская пустота звенит в ушах, как в аквариуме, и залепляет глаза.
Первая седина в семнадцать - это чужой сигаретный пепел, запутавшийся в кудрях.

Язык у Лёки сухой, розовый, шершавый. Таким языком можно, например, вылизывать маленьких лобастых львят. Но Лёка предпочитал молотить им без умолку, пытаясь разом выдать сразу несколько словарей, включая словарь Ожегова, Даля, справочник «Животные России» и Большую Советскую Энциклопедию.
- Все смешалось: фрак, армяк и блуза, - качала головой нежнолицая Катя, лёкина сестра. - Лёка, ну разговаривай ты как человек!

Лёка в очередной раз показал ей язык. Перебросив взгляд на меня, широко улыбнулся. Лёкины зубы крупные и белые, как сахар. Такими зубами очень хорошо разгрызать леденцы.
Никогда не понимала, как в одной семье могли появиться две совершенно разные породы.
Катенька - зверёк, зверёныш, ласка. Смеётся Катя всегда так, как будто легонечко покусывает кого-то невидимого: сначала катенькин рот восторженно открывается, изо рта вылетает звонкий рассыпчатый смешок, зубки медленно смыкаются, а уголки губ ползут вверх.
Ходила и дышала Катя очень тихо - Лёка как-то признался, что ночами, тревожно вслушиваясь детским ещё ухом в спящее сопение семьи, он никогда не слышал дыхания старшей сестры. Сон, скажем, матери мягко окутывал всю квартиру. Мамино дыхание чувствовалось у щеки, теплилось у подушки, путалось в кухонных занавесках, пряталось между горшками герани и вообще стелилось по дому ковром. Куда ни ступи, чуешь: мама рядом. Рядом мама, рядом. Всё хорошо.
Отцов храп резок и громок. Он был маяком, этот храп: идя ночью по тёмной квартире на звук, можно было безошибочно обогнуть все дверные косяки, перепрыгнуть все пороги и избежать тяжёлых деревянных тумбочек у стен, благополучно добравшись до кровати.

Там, где спала Катя, было безвоздушье, пустота, вакуум.
Брат вглядывался, пилил взглядом её кровать, но видел только матовую, слепую черноту. Приходилось бегать на кухню, вроде как за водой, а обратно добираться по отцовскому путеводному дыханию.
Когда Лёка мне это рассказывал, взгляд у него был испуганный. Как будто Лёка заплутал в лесу, а я он и есть - немой, непродираемый, невесть откуда выросший. И тропы мои спелись тугим клубком. В лёкином взгляде ревёт беспорядочное, кусачее, нестерпимое отчаяние.
Но легче смотреть на мрачную древесную глушь, чем на то место, где только что был твой родной человек. Разбрасывал по кровати горячие ото сна руки, цеплялся в одеяло, тяжело ворочался и вдруг пропал. Тонкая струйка его звенящего тепла взвивается и рассыпается в остывающем воздухе. А человека нет.
Глаза у Лёки круглые, до гари горячие. Два больших чёрных солнца. Лёка вообще должен был родиться в Африке какой-нибудь дикой большой кошкой - гривастой и мокроносой: длинные мышцы, громкий голос, загорелое скуластое лицо - на солнце Лёка темнел, а Катя, наоборот, выгорала.
Очень вовремя появились в моей жизни эти двое - выискали меня своим звериным первобытным чутьём. Выискали, выласкали, вырычали и приняли в свою маленькую разношёрстную стаю.

***
Жизнь казалась мне рекой.
И ещё казалось, что я тону.

Плавала у бережка, а тут - раз! - и ушла на студеную, ноги сводящую глубину. Жадная, тяжёлая вода пахнет сначала землей - гнилой и мертвой, а затем - железом, кровью; отмахиваться от нее - значит отмахиваться от неподъемной, невесть откуда навалившейся бездны. Как небом вдавило в водную плоть - тони, родная.

Река смыкается надо мной. Река целует меня, как покойника - в лоб.

Вода тверда. Сначала я рву реку взмахами рук и ног, а затем непокорная твердь выламывает мне руки, больно царапает лёгкие чем-то зубристым и продавливает дно все ниже от меня. Я напрасно лихорадочно болтаю свинцовыми ногами - издевается, издевается. Известно ведь: чем скорее доберёшься до дна, тем быстрее ты от него оттолкнёшься.

Господи, как же безнадежно это движение вниз! Есть ведь ещё столько чудесных, свободных, невероятных направлений, двигайся — не хочу. Сколько блестящих горячих самолётов взлетает в эту секунду в небо, сколько озорных, счастливых, глупых птенцов тянутся к солнцу. Тысячи людей — задумчивых, взволнованных, радостных, сердитых, влюблённых катятся в тесных поездах и смотрят на тонкие бесконечные провода. Провода плывут мягко, как длинные гладкие пряди, которые никак не заплетутся в одну чёрную косу.

Такое медовое рассветное лево! Такое медяное закатное право!

Ну отчего же я-то вниз, Господи?

***
- Молодая и красивая, как жизнь?

Про молодую и красивую Лёка, дурак, придумал еще до того как узнал, как меня зовут. Потом узнал. Но по имени называл только раз или два, когда злился.

Само по себе человеческое имя пресно. Вкус его меняется в зависимости от того, кто это имя произносит. У Лёки в моем имени шелестела полынь, горчила редька и закипал густой черный кофе. Это уже был как животный рефлекс: стоило услышать его «Ксюша» и на языке горчило предчувствие ругани и взаимного облаивания.

Живу, Лёк. Живу.

Многоэтажки разбросаны вокруг нас, как очень большие кубики, в которые кто-то поиграл и забыл убрать. Ветер тянул теплом, шинами, жухлой травой. Лёка молчал, покусывая губы. Похлопал по карманам, будто наигрывая какой-то мотив. Лицо на миг оживилось, заиграло, словно Лёка вот-вот и начнет плясать под свой же ритм. Но вместо этого он достал сигарету.

А курение повышает риск преждевременной смерти, - сообщила я, как будто сама не рыскала тайком по отцовым пачкам.
- Да? - заинтересовался Лёка, подносящий зажигалку к сигарете, зажатой в зубах. - А чё так?
- А чёрт его знает. Но лучше не рисковать - один раз живем.

Он наконец-то прикурил и спрятал зажигалку в карман. А потом взглянул на меня - и окатило. Теплом окатило - нежным и мягким; таким теплом дышит парная вода в речке и нагретое солнцем дерево.

Что говоришь?
- Один раз живём, говорю.

Лёка засмеялся:

Это кто тебе такое сказал?

А разве об этом надо говорить вслух? - захлебнулась словом
«говорить», выдохнула и продолжила спокойнее. - Или ты у нас Лазарь?
- Феникс, — пожал плечами Лёка, мол, очевидно же. - А вообще-то, даже больше, чем феникс.
- Это как?

Затянулся.

Солнце, за три года можно три разные жизни прожить. А можно больше. А можно меньше. Но чтобы за время от рождения до смерти прожить всего одну!.. Здесь надо умудриться. Талант нужен, дар! Или душевный паралич. Странно, что нет еще степеней инвалидности по душевной недееспособности, да?

Запутал, дурак.
- Дурак, — согласился он.
- И как ты понимаешь, что жизнь новая началась?

Шепот - быстрый, горячий:

Прежде, чем начать новую, надо умереть. Прогореть, утонуть, расшибиться насмерть. До конца умереть.
- Как Лазарь? - ветер дует ласковый, южный, нездешний, но по коже пробегает холод.
- Нет. То есть… Лазарь воскрес таким же, каким умер. Щеки впалые, бледные, руки человеческие, ноги человеческие. Губы Лазаря когда-то молили, кого-то целовали, кому-то шептали. Он воскрес - и губы по-прежнему молят, целуют, шепчут. Феникс рождается внове - и пёрышко к пёрышку, крылья - прежняя жуткая громада. Прежняя, понимаешь? А нужно умереть, чтобы у тебя потом вместо перьев чешуя выросла, вместо чешуи — мех, вместо шкуры - кожа.
- Нутро-то одно, Лёк.
- Не бывает кошек с нутром собак, точно так же птица не сможет жить с рыбьими жабрами, а майскому жуку не вынести бычьего сердца.

…не вынести. Вот и я не выношу этого громадного, распаленного сердца. Каждым ударом оно ломает мне грудную клетку, и не успевают срастаться маленькие белые косточки, не успевают, не успевают! Я не прошу маленького сердца, но я прошу крепкую грудную клеть.

Лёка, добей меня, пожалуйста.

Лёка затушил сигарету, чиркнув о подошву. Искры полетели из-под ботинка, как если бы кто-нибудь сгреб все московские фонари в ладонь, запихнул их в лёкину сигарету, а потом высыпал их рыжим звездопадом на черный асфальт.

Ладонь у него теплая и пахнет табаком. Лёка ласково гладит меня по голове.

Сама, мол, хорошая. Сама.
***
Стынь так проела внутренности, что ребра хрустнули, как солома, вода хлынула и потекла сквозь полое тело. Настоящий аквариум: вот ракушки залепили сердце, вот тина намоталась на позвоночник, вот сломанные ребра - своды аквариумного замка; у легких трепещется окунь и иногда больно задевает их острым хвостом.

У меня не получается цепануть изнутри водную гладь. А дна я боюсь. Скользкого, илистого, грязного дна, где сейчас, может быть, спит склизкая рыбья семья. Или еще чья-нибудь. Мало ли, кто спит на безвестном, черном дне. Мало ли, чей сон я могу всколыхнуть. Мало ли, что он за это мне сделает.

Сначала еще пытаюсь дергаться, а потом слабеющие руки сами собой медленно распахиваются, голова тяжело запрокидывается, ледяная вода заливается в рот и прополаскивает меня всю, вымывая спекшуюся грязь, застывшие слезы и мятный запах зубной пасты.

За полгребка до дна мне не страшно. Мне не страшно, не радостно, не грустно. Мне пресно, как речной воде.

И только беспокойный окунь, плещущийся в разъеденном нутре напоминает мне, что я все еще могу что-то ощущать. Хотя бы что-то вроде щекотки.

***
У Катеньки мое имя недосолено, недосахарено.
Если бы Катенька крикнула его в лесу, то эхо донесло бы его раз там на третий или на четвертый - бледное, хрупкое, гаснущее.

А, Катенька? Ты мне?

Катя и Лёка собирались ехать за город на речку и упорно звали меня с собой. Я особо не упиралась, но и не соглашалась, боясь чего-то такого, чего я не знала, но чувствовала. Это чувство холодком ходило под кожей и гладило ледяными ладонями изнутри.

— … ты же бледная, как мышь. Мы одним днём - на электричке быстро доедем, - говорила Катя, сидя на полу и сворачивая махровое полотенце цвета хвои или сырого мха. - В конце концов за все лето ни разу не искупаться - преступление!

Я всё думала о Лёкиных словах. Какую по счету жизнь я живу? Я умирала? Я вообще рождалась, в конце-то концов?

Кать, - осторожно начала я, глядя в окно. Небо раскатывалось куда-то вдоль шоссе, горячо румянясь вдалеке. Если подолгу смотреть на такое небо, можно почуять, что начало этой дороги - ты, и тянется она прямиком из твоего сердца, как серая вена, которая перекачивает твою кровь на ту сторону неба, разливая ее закатом по горизонту.

Оторвала взгляд от окна, взглянула на Катю. На испуганной острой мордочке - тревога. Катенька ждёт, что я скажу ей сейчас что-то очень страшное.

Что такое? - напряженно сжимает в руках несчастную махровую ткань.

Чем я могу испугать тебя, Катя? Чего ты боишься? Что видишь ты в своих кошмарах?

Какую по счету жизнь ты живешь?

Кинула полотенце в сумку. Заходили под майкой острые лопатки.

Первую, Ксюш. Первую и единственную. Это тебе Лёка, да?..

Я кивнула.

Ты пойми, можно хоть двести раз начать новую жизнь. И мосты все сжечь можно. Тысячу шкур можно сменить, но гораздо сложнее протащить на себе свою, родную. Ту, в которой ты родился, в которой ты рос. Не скинуть её, потяжелевшую от налипшей грязи, прокисшую, жесткую, не разменять, не продать. Очень легко сбросить запачканную и отрастить новую. А ты поди — пронеси свой крест, не сбрось.
- А для чего её крестом на себе тащить?

Катенька повела круглыми тонкими плечами.

Такая - крепче любой брони. А новая - ногтем чиркнул, и кровоточит…

Тишь тугая, твердая. Удариться можно.

Ксюш, - опять заговорила.

А, Катенька? Ты мне?

Ксюш, поехали, пожалуйста. Мне смотреть на тебя больно: румянец и тот на лихорадочный похож.

Я поежилась. В самой жалости вообще-то нет ничего плохого, как бы ни открещивались от нее гордецы со стальным хребтом. Серьёзно вам говорю. Ну неужели ни разу жизни не хотелось, чтобы вас пожалели? Это ведь почти как укрыться от камнепада под прочным и широким навесом, где можно отоспаться, согреться - и дальше бежать уворачиваться от тяжелых глыб. Можно всю жизнь отрыкиваться от чьих-то попыток пожалеть тебя, но хотя бы раз ты все-таки захлебнешься отчаянной просьбой «Пожалей меня, пожалуйста. Немножко. Совсем чуть-чуть». И ты прикусишь гордость. И тебя пожалеют правильной - теплой, сочащейся и насквозь пропитанной любовью жалостью.

Но сейчас навес грозил рухнуть на голову вместе с камнями.

Ладно, едем.

***
В электричке долго думаю о том, что можно ведь и не выбрасывать свою старую жизнь. Я постелю огромную шкуру на полу — на ощупь она, правда, жестковата и это совсем не одно и то же, как гладить живого зверя, но эта шкура - крепче любой брони. Я соберу перья в мешок. Если оперить такими острую стрелу - она полетит туго и прямо, будто за наконечник ее ведет моя цель.

Если засыпать скользкий путь песком - идти станет намного легче.

За окном высокая сухая трава с шелестом ложится под тяжелым ветром. Катя и Лёка перешептываются слева, но быстро умолкают. На выцветшее небо набегают тучи, и нутром чуется их медлительное тягучее брожение. Лёка держится большим пальцем за лямки рюкзака и иногда поглядывает то на меня, то на окно.

Сначала там мелькают серые многоэтажки, новостройки, те кубики, которые никак не уберут. Долго думала - какой же дурак их так разбросал, где же для них коробка, а затем вдруг стало ясно и просто: коробка - здесь. Я уже в ней. И качусь из нее к чертовой матери, неизвестно куда, в какой-то посёлок, где есть река, но нет бетона, асфальта, где воздух свободно колышет нежную листву, а листва радостно шелестит в ответ, и ветви оттягиваются под ветряной тяжестью.

Горизонт потихонечку расчищается. Город потихонечку исчезает из меня. В подрёберье кто-то ломает каменные глыбы.

… прыгать с моста в воду немного страшно. Лёка ныряет щучкой - красиво и гибко. И почти без брызг. Катя зажимает нос правой рукой, визжит и подгибает ноги. В последний момент левая рука вспархивает, словно Катя пытается зацепиться за воздух, но тело уже проваливается под воду.

Какие они красивые, господи, какие же они родные, какие же они мои. Вот чьи руки выламывали во мне громадные, невыносимые постройки, чтобы прохладный ветер также свободно гулял во мне туда-обратно, как в степном разнотравье. Чтобы ясные мысли отдавались во мне звонко и гулко.

Я разбегаюсь. Мне страшно поскользнуться, но я бегу, воодушевленная, потому что там, в медленно текучей реке меня ждут Катя и Лёка. Лёка и Катя.

На деревянном мосту раскиданы темные мокрые пятна. По берегам - длинная тугая осока, и зонтики розовых цветов на трубчатых сочных стеблях - если переломить один, сок хлынет, как кровь из аорты. Птичья стая рассыпается в сером алюминиевом небе.

Я падаю в воду.

Я вся сжимаюсь в воздухе, прежде чем стылая и холодная вода пройдется по мне наждачкой. Наждачка вдруг сменяется маслянистым прохладным коконом. Меня какое-то время тянет ко дну, а я тяну носочек, как балерина, чтобы оттолкнуться, тяну, а дна все нет и нет, и вот я уже сама пытаюсь дотянуться, потому что если я не нащупаю почву - у меня не хватит сил выбраться самой. Наверное, я сейчас похожа на живого жука, которого пригвоздили к стене, а не на балерину. Дна все нет. Все мое тело сейчас - сплошная судорога, сплошная лихорадка. Предсмертная.

Сколько я тут барахтаюсь? Секунду, две, час?

То ли так гудит речной мир, то ли я слышу течение своей же крови. Одно течение в другом. Интересно, а направления совпадают?

Дно появляется неожиданно, как выстрел в спину. Илистое, склизкое.

Мой толчок - это последний рывок. Вода выталкивает меня быстрее, чем небо роняло в реку.

Свет больно ударил по глазам.

Ледяной воздух ножом холостнул изнутри по ребрам.

Далекий колокол отсчитывает первые удары моего сердца. Господи, у меня есть сердце. У меня есть руки, есть ноги, есть глаза - и я еще совсем не знаю, что с ними делать.

С возвращением! - орёт, барахтаясь, Лёка.

«С крещением!» - слышу я.

Небо затянуто темной рясой. Скоро окрестит меня, новую, холодным сыпучим косохлёстом.

Внутри меня сейчас полощется самая ярая, самая горячая, самая багровая заря.

Февраль над городом развесил

Свои нестираные тучки

И сорит мелкой, как перловка,

Крупой на старые дома.

Мне надоело, если честно,

Ютиться в съёмной комнатушке,

Такой просторной, как духовка,

Такой уютной, как тюрьма;

И я решил, что очень нужно

Слегка пройтись, пока не поздно,

Закрыл окно, забрал мобильник,

Накинул серое пальто

И пулей вылетел наружу

В невыносимый зимний воздух,

Шероховатый, как напильник,

И лёгковесный, как ничто.

Но за какую-то минуту

Мне снег насыпался за ворот,

Промокли старые ботинки…

Должно быть, я сошёл с ума,

Раз до сих пор я почему-то

Не покидаю этот город

Такой весёлый, как поминки,

Такой уютный, как тюрьма.

Был конец апреля; как-то вечером – слепяще-солнечным, но слишком сырым, чтобы долго гулять по улицам, – я позвонил сестре и сказал, что через полчаса буду ждать её в баре «У трёх кошек». Она легко согласилась, не подозревая, что мной двигала не братская любовь, но меркантильная идея занять денег: стипендия закончилась на прошлой неделе. Однако даже я не настолько циник, чтобы требовать деньги с порога; нет, я даже угостил сестру облепиховым чаем и приготовился смиренно слушать семейные новости. За те полгода, что мы не виделись, их, должно быть, накопилось прилично. Но сестра моя тоже не промах – начала с самого главного:

– Тётя Эльза опять сделала подтяжку лица, дядя Эрик «усыновил» левретку, бабушка собралась замуж, мой начальник перешёл в отдел разработки, – протараторила она, беспечно поддевая коктейльной ложкой ягоды облепихи, перемешанные с квадратными кусочками яблок. – Хочешь?

– Подожди, – я отодвинул яблочную ложку от своего носа, – То есть как?

– Ну, он уже больше десяти лет работает, пора уже.

– Я про бабушку. В каком смысле, замуж?

– В том, что она собирается сдуть пыль веков со своего паспорта и проштамповать его на странице «Семейное положение».

Она меня разыгрывает. Да, та самая дурацкая игра – «Угадай лишнее». Левретка, подтяжка, свадьба…

– Но ей же семьдесят, – с невозмутимым лицом возразил я, применив свой главный козырь против её узнаваемых подколов – предельно объективное занудство.

– Тем более! Для себя пожила, для детей пожила, для внуков пожила – пора и остепениться.

– Кто же счастливый жених? – я отхлебнул полный глоток кисло-сладкого, пряного напитка.

– Матвей Сергеевич, наш сосед по даче.

Пффф! Я расплевал весь чай, и оранжевое пятно расплылось по столу. Сестра тремя пальцами выцепила из подставки пару бумажных салфеток и аккуратно накрыла ими сотворённую мной лужицу. Со стороны это, наверно, выглядело заботливо, но я-то знаю, что внутри у неё гогочет чертёнок. Только мне было не до смеха.

– Она не может выйти за него, Тина, – вскрикнул я, но тут же понизил голос, – Даже в твоих издевательских фантазиях. Ведь Матвей Сергеевич – инопланетянин.

Нет, он не передвигал взглядом стены и не левитировал. По крайней мере, при мне. Но с самого детства я знал, что наш сосед по даче – не местный. Местные, даже доктора наук в пятом поколении, так себя не ведут. Невозможно за столько лет ни с кем не поссориться, ни на кого не настучать участковому. Нельзя так аккуратно платить за воду и электричество, всем раздавать свои саженцы, ни с кем не спорить. «Ваши ветки растут на нашу брюкву!» На следующее утро – никаких веток, всё подстрижено. Конечно, его не раз пытались ввязать в скандал, хотя бы из интереса – придёт Матвей Сергеевич собачиться по поводу межевания или не придёт. Он мог прийти, мог не прийти – всё потом как-то решалось само собой. Более того: самые крикливые и завистливые соседи самоустранялись за один сезон. Что-то происходило с ними – не обязательно плохое, но, по выражению Тины, «быстрая карма» находила всех, кто пытался сделать гадость Матвею Сергеевичу. Бабули, ходившие в церковь, считали его праведником. Бабули, гадавшие на картах – колдуном. Но только я знал: он – пришелец.

У меня был военный бинокль – единственная реликвия, оставшаяся от деда. Тот подарил этот «трофей» своей беременной подруге незадолго до отъезда на очередную вахту за Урал. И, сколько его потом бабушка не высматривала, дед на её горизонте так и не появился. Спасибо, что бинокль не выкинули – он-то ни в чём не виноват, вещь и правда отличная! Лет в одиннадцать я соорудил шалаш на старой плечистой яблоне. Вёл оттуда наблюдения за приятелями, которых так же, как и меня, на всё лето увозили на дачу. Подглядывать за их войнушками было не так интересно, а вот в гараже Матвея Сергеевича обнаружилось кое-что любопытное. Это был вовсе и не гараж, а прикрытие для входа в подземный бункер. Когда Матвей Сергеевич спускался туда с овощным мешком и закрывал за собой проржавевшую дверь, я каждый раз ощущал какой-то гул. Будто отодвигались слои металла, и какие-то поршни начинали стучать, и земля слегка подрагивала – мягкая, покрытая идеальным клеверным газоном земля. Он не занимался садоводством, этот Матвей Сергеевич, нет – он проводил опыты. Я даже догадывался, для чего. Я был близок к разгадке, когда однажды проткнул спицей стенку в старой ёмкости, вплотную примыкавшей к нашему забору, – оттуда потекло машинное масло, не вода!

Но, как назло, осенью того же года папины коллеги вдруг предложили нам купить участок, за полцены, всего в получасе езды от города. Конечно, родители не смогли от такого отказаться. Говорили, вот удача. Мы так давно хотели. Сколько времени мы теперь сэкономим. И только я понял, что это Матвей Сергеевич с помощью телепатии «переубедил» их убраться подальше от его базы.

Сестра, конечно, подняла меня на смех. «Тебе семнадцать лет, – говорила она, – а ты до сих пор веришь в эти бредни! Найди лучше подработку, чтоб не пришлось у меня перезанимать». Наверное, телепатический луч Матвея Сергеевича когда-то прошёлся через её мозг и что-то там зацепил.

Тина позвала официанта, попросила нас рассчитать, обняла меня на прощание, оставила деньги и ушла. За окном шуршал апрельский дождь. Я набрал бабушку.

– Ба, ты не можешь выйти замуж за Матвея Сергеевича! – сразу же закричал я в трубку. – Он инопланетянин!

– Да, я знаю, – невозмутимо ответила бабушка. – Он мне сам рассказал.

– И… тебя это даже не волнует? – опешил мой голос, а в голове закрутились страшные картинки из детства: скрежет за ржавой дверью гаража, пар и рокот из-под погреба, лучи из серебра, пронизывающие туман ночного леса.

– Нисколько, – улыбнулась бабушка. – Ты же знаешь, в моём возрасте лучше не затягивать с ответом. Он ведь гуманоид: руки, ноги, голова, – всё как у людей! А руки у него, кстати, золотые.

– Надеюсь, не в буквальном смысле. – Её оптимистичный голос немного успокоил меня. – Но как же вы… будет свадьба?

– Конечно, Мишенька. Без свадьбы только мухи женятся.

Мне вдруг захотелось расспросить обо всём, словно не она – моя бабушка, а я – её строгий, но не очень внимательный отец, который вдруг обнаружил, что его примерное дитя влюбилось в первого хулигана на районе. Но в самый последний момент я решил, что такие вопросы только смутят, а ещё чего доброго – обидят бабушку. Их поколение не привыкло рассуждать о своих чувствах вслух. Как трогательно-смешны все эти истории о пожилых людях, неожиданно для своей семьи превратившихся во влюблённых подростков! Правда, когда я смеялся над другими, то никак не ожидал, что самому придётся с этим столкнуться. Я пожелал бабушке хорошего настроения, положил трубку и заказал еще облепихового чаю.

Телефон тренькнул. На экране высветилась аватарка пожилого человека с тёмно-сиреневыми глазами. Матвей Сергеевич где-то там прочёл мои мысли и прислал смс. Но это больше походило на оправдания кудрявого юноши, чем на сообщение, которое можно было бы ожидать от серьёзного учёного, прилетевшего издалека с целью исследовать растительные царства Земли. «Миша, не переживай, у нас с твоей бабушкой всё серьёзно. Я не знаю, что значит быть хорошим дедом, но очень постараюсь, потому что люблю её! С уважением, М.С.»

Речной Король загрустил. Вот уже без малого тысячу лет жил он на берегах реки Мареккьи, и чего только не повидал… Но такого безобразия в его владениях ещё не приключалось! Когда-то прозрачные, лёгкие воды этой веселой горной речки потемнели, помутнели, окрасились во все оттенки буро-зелёного, подобно болоту. Цветы, некогда в изобилии росшие по склонам, больше не хотели цвести. Волшебные существа, издревле селившиеся здесь, собирали свой нехитрый скарб и в спешке покидали Мареккью. Все понимали, что река серьёзно больна, но никто не знал, что с этим делать. Волшебство Речного Короля было бессильно.

Он видел, как люди начали строить новые здания – и даже радовался этому. Значит, через некоторое время на его любимую реку прибегут дети, и станут играть здесь, как встарь. Но люди не селились в новых домах. День и ночь за их стенами что-то гремело и шипело. И чем больше люди работали, тем больше зданий возводили, и вот от каждого к реке потянулись сточные железные трубы. Они обхватили маленькую Мареккью со всех сторон, точно цепкие когти жадного дракона. Наверное, это был единственный дракон, которого Речной Король по-настоящему испугался.

И тогда он решил обратиться за помощью к какому-нибудь доброму человеку – наверное, впервые за всю свою жизнь. Но иного пути у Короля не было. Надо сказать, что общение с людьми для речных жителей – дело крайне необычное и весьма рискованное. Во-первых, большинство людей попросту не верят в то, что эти существа ещё живут на Земле, и не замечают их. Во-вторых, даже если бы люди перестали бегать туда-сюда без оглядки, остановились и посмотрели себе под ноги, они бы не поняли ничего из того, что мог бы им сказать Речной Король. Потому что язык, на котором он говорит, очень старый и мало кому понятен. Разве что художникам, или поэтам…

Речной Король ещё не знал, что как раз недавно один поэт вернулся из Рима в свой родной городок, Сантарканджело-ди-Романья. Да, название очень длинное – букв в нём больше, чем улиц и площадей в самом городке. Однако поэт – а звали его Тонино Гуэрра – очень любил Сантарканджело, ведь он родился и вырос в этих краях. И, конечно, он прекрасно знал Мареккью, в водах которой столько раз, ещё мальчишкой, ловил рыбу.

Как-то раз на рассвете Тонино пришел на берег реки и уже хотел было закинуть удочку, как вдруг услышал чей-то грустный смех. Присмотрелся: возле самой воды, раскачиваясь на корнях столетней ивы, как в гамаке, сидел сам Речной Король – старый старичок с реденькой бородкой, похожей на засохшую водоросль.

– Можешь не стараться, добрый человек, – вздохнул Король, – вся рыба уплыла вместе с туманом прямо в море. И все мои подданные, добрые духи и феи, тоже ушли прочь, спасаясь от ядовитой грязи. Остался я тут совсем один.

От таких известий поэт чуть было не потерял дар речи – а это очень опасно, ведь дар речи – самое дорогое, что есть у поэтов. Сначала он очень удивился – не каждый день, знаете ли, к людям выходят Речные Короли. Потом возмутился – нет, не оттого, что ему не удалось порыбачить, а оттого, что его любимую реку и всех её обитателей, видимых и невидимых, незаслуженно обидели. Ну а когда Король в подробностях рассказал поэту всё, что случилось за годы его отсутствия, Тонино и вовсе рассвирепел. Он был очень хорошим человеком, но если замечал где-то несправедливость – не мог успокоиться, пока всё не исправит. Конечно же, поэт обещал помочь Речному Королю, и тот, немного приободренный, удалился в свой подводный дворец.

Вечером того же дня Тонино созвал своих соседей на центральной городской площади и объявил во всеуслышание:

– Значит так! Пока я жил в Риме, случилось нечто ужасное. Но, надеюсь, ещё поправимое. В нашу добрую реку Мареккью, на берегах которой мы все играли ещё детьми, теперь сливают грязь и выбрасывают мусор все, кому не лень. Те, кто построил на Мареккье свои фабрики и заводы, отравили её. Так больше не может продолжаться! С этого дня я объявляю себя Президентом реки и призываю к ответу тех людей, кто загрязняет ее воды!

Соседи в удивлении переглянулись: как это так, разве можно объявить себя Президентом реки? Что же теперь будет?

– А начнем мы с того, – продолжил Тонино Гуэрра, – что я, на правах Президента Мареккьи, возьму обязательство с губернатора нашей провинции. Выходите сюда, губернатор, выходите, не стесняйтесь! Так вот, слушайте меня внимательно: через год мы соберёмся на этом же месте, и вы, дорогой губернатор, при всём народе, зачерпнёте стакан воды прямо из реки – и выпьете его!

– Что же вы, смеётесь надо мной? – возмутился губернатор, – Вы видели, какого цвета эта вода? Да в стоячем болоте, пожалуй, и то чище будет!

– Так вам и карты в руки! Прикажите всем, кто сейчас отравляет реку, срочно принять меры. Пусть на всех заводах и фабриках поставят фильтры и водоотводы, чтобы сточные воды больше не попадали в Мареккью. А я, как Президент реки, сделаю всё, чтобы про эту историю узнали по всей Италии. Пусть сам премьер-министр приедет к нам через год! Мы и ему стакан речной воды предложим. Договорились?

Нахмурился губернатор, поворчал-поворчал – да делать нечего. Все знали, что если сам Тонино Гуэрра взялся за важное дело – на пути у него лучше не становиться. Очень не хотелось губернатору при всём итальянском народе позориться и пить эту грязную воду. Понимал губернатор, что премьер-министр может и не приехать, а вот ему лично воду пить придётся. В противном случае Тонино его даже из-под земли достанет. Пришлось в голове чесать да меры принимать.

…Прошёл год. Поэт Тонино Гуэрра гулял вдоль берега Мареккьи и довольно щурился от света, отражённого от блестящей поверхности воды. В то же время он осторожно принюхивался: достаточно ли свежий воздух? Нет ли болотного запаха – показалось или правда откуда-то тянет? Каждую неделю Тонино следовал по одному и тому же маршруту, чтобы проверить, как выполняет свое обещание губернатор.

Вдруг кто-то тихонько окликнул его. Тонино обернулся – и глазам своим не поверил: перед ним стоял некто, облаченный в светло-голубые одежды, в хрустальной короне и плаще, обвитом кувшинками.

– Так-то лучше, Тонино, – улыбаясь, сказал незнакомец, в котором с трудом можно было узнать прежнего Речного Короля. – Теперь всё стало как в былые времена. Спасибо тебе! Но как же удалось прогнать этого ядовитого дракона?

– Ну, для начала пришлось побороться с драконами лени и жадности, которые угнездились в домах некоторых наших соседей-фабрикантов, – рассмеялся Тонино. – Но после того, как сам губернатор выпил стакан воды из твоей реки, о Речной Король, думаю, что все эти драконы надолго попрятались. Передай своим подданным, что они могут возвращаться.

И очень скоро долину реки Мареккьи вновь заселили добрые духи и феи. Для человеческих глаз они, конечно, оставались невидимы. Людям просто казалось, что река очистилась и оттого воздух стал слаще, кувшинки – ярче, а настроение от прогулки вдоль цветущего берега – лучше. Но только один человек, Тонино Гуэрра, на самом деле знал, почему так происходит. Про эти и другие чудеса он рассказывал в своих стихах. Не верите? Найдите их сами и прочитайте!