Поход Керенского-Краснова и юнкерский мятеж в столице

Быстротечность этого большой исторической значимости съезда объяснялась на редкость сложной обстановкой, в которой оказалась новая, только что начавшая обретать контуры советской легитимности рабоче-крестьянская по названию, но сравнительно более узкая по своей социально-политической опоре и однопартийно-большевистскому составу, власть.

Первая реальная угроза утверждению этой власти возникла буквально через час-другой после закрытия II Всероссийского съезда Советов. Тогда на рассвете 27 октября на станцию Гатчина-Товарная внезапно прибыл 12-ти эскадронный отряд казаков 3-го конного корпуса, который Керенскому и командиру корпуса генералу Краснову удалось собрать под Псковом и бросить на Петроград. Казаки разоружили разгружавшийся на станции эшелон солдат и матросов-балтийцев, направленный сюда для защиты подступов к столице. В тот же день казаками была взята и Гатчина, гарнизон которой заявил о своем нейтралитете, а юнкера школы прапорщиков Северного фронта и военно-авиационной школы перешли на сторону красновцев. Воспрянувший после этого успеха Верховный главнокоман-дующий Керенский объявил город на военном положении и отправил телеграмму войскам петроградского гарнизона с предложением «вернуться не медля ни часу к исполнению своего долга». Воспользовавшись неорганизованностью революционных войск, красновцы развили успех, взяв утром 28 октября Царское Село, расположенное в 25 км от столицы.

Начать последний бросок на Питер Керенский и Краснов намечали на 30 октября, предварительно получив ожидаемые от Ставки подкрепления. Военачальники ряда соединений Северного фронта получили приказы спешно отправить вверенные им части по железной дороге, «высадиться в районе Царского Села или на ст. Тосно... и оттуда повести энергичное наступление для захвата всех вокзалов, почты, телеграфа, Смольного института, Мариинского дворца и Зимнего, штаба Петроградского округа». «Самый план наступления, - ставил в известность начальник 3-й пехотной дивизии командиров двух подчиненных ему полков, перебрасываемых под Петроград, - будет дан Верховным главнокомандующим на месте», предупреждая их, что «напрасное кровопролитие недопустимо, в боевых же делах патронов против восставших не жалеть».

Готовясь к наступлению, красновцы, имевшие, кроме конницы бронепоезд и броневик, пополнились тяжелой артиллерией из Павловска и царскосельской военной радиостанцией, одной из самых мощных в стране, которая круглосуточно стала передавать воззвания Керенского к стране и фронту. В ночь с 31 октября на 1 ноября представители московского ВИКЖеля получили через нее от министра внутренних дел Никитина, выпущенного большевиками вместе с другими министрами-социалистами из шлиссельбургских казематов на свободу, телеграмму, гласившую: «События в Петрограде развиваются благополучно. Керенский с войсками приближается в Петроград. В петроградских войсках колебание. Телефонная станция занята юнкерами. В городе происходят стачки. Население относится к большевикам с ненавистью. Комитет спасения принимает меры изолирования большевиков. Временное правительство принимает меры к восстановлению деятельности всего правительственного аппарата при полной поддержке служащих. Широко опубликуйте в России».

В самом же Петрограде «Комитет спасения Родины и революции» энергично готовил восстание юнкеров, приурочиваемое к моменту подхода казаков к столице. Командовать повстанцами был назначен полковник Г. Полковников. Ночью 29 октября планы штаба повстанцев стали известны ВРК. Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно. Внезапность выступления вначале обеспечила отдельные успехи повстанцев. Так, юнкера Николаевского училища напали на Михайловский манеж и захватили несколько броневиков. Под их прикрытием юнкера двинулись к Центральной телефонной станции и взяли ее, лишив таким образом телефонной связи Смольный, Петропавловскую крепость и некоторые другие здания, находившиеся под контролем ВРК. Отряды других училищ сумели захватить Государственный банк и ряд других стратегически важных объектов.

Но для развития успеха наличных сил юнкеров оказалось недостаточно. Казаки же опять, как и в дни большевистского выступления, подвели своих партнеров по антибольшевистскому заговору. Как писал член «Комитета спасения» В. Игнатьев, тщетно «дедушка русской революции» Н. Чайковский и бывший председатель Предпарламента Н. Авксентьев ночью 29 октября лично ездили к председателю Совета Союза казачьих войск А. Дутову, «умоляли сдержать слово и двинуть казачьи части на помощь юнкерам: казаки не пошли».

Собрав крупные силы красногвардейцев и солдат гарнизона, ВРК их силами сумел блокировать основную часть юнкеров на территории училищ, лишив их возможности соединиться. Большинство участников восстания сдалось в этот день без боя. Но чтобы взять Владимирское и Николаевское училища, солдатам и красногвардейцам пришлось налаживать настоя-щую осаду, пускать в ход порой даже артиллерию. Нелегко оказалось выбить юнкеров из телефонной станции и Госбанка. Но к вечеру 29 октября последние очаги восстания были подавлены.

Выступление юнкеров и его ликвидация стоили обеим сторонам больших потерь: общее число убитых и раненых достигло 200 человек, что во много раз превышало количество пострадавших при взятии Зимнего дворца.

Подавление восстания юнкеров резко снизило шансы на успех войск Краснова-Керенского. Возможность нанесения согласованного удара с фронта и тыла по силам большевиков была, таким образом, утрачена. Надежды получить обещан-ные Ставкой подкрепления не оправдались. Большевики же использовали передышку для того, чтобы подтянуть на передовую линию значительные силы, которые к 30 октября имели более чем десятикратный перевес над противником, наладить управление войсками.

Решающее сражение произошло 30 октября на Пулковских высотах. Оно сначала шло с переменным успехом, но в конце концов сказалось подавляющее численное превосходство большевистских сил. Под угрозой окружения красновцы вынуждены были отступить в Гатчину. После этого поражения в их рядах возобладали настроения прекратить бессмысленную борьбу на стороне Керенского. В ходе переговоров, которые вел со стихийно возникшим комитетом рядовых казаков П. Дыбенко, был подписан договор. Согласно ему, казаки обязывались передать Керенского в распоряжение ВРК для предания гласному суду при условии, что им, а также всем юнкерам и офицерам, принимавшим участие в борьбе, будет гарантирована полная амнистия и беспрепятственный проезд домой. Чтобы выиграть время, Дыбенко, получив в ходе переговоров сообщение, что к Гатчине на помощь красновцам приближается эшелон ударников, согласился включить в документ и пункт о том, что Ленин не должен входить в правительство, пока не опровергнуты обвинения его в измене. За этот поступок герой красного октября, только что избранный II Всероссийским съездом Советов членом Комитета по военным и морским делам первого советского правительства, едва не попал под ревтрибунал. Керенский же сумел скрыться, переодевшись в форму матроса и нацепив автомобильные очки. Проведя нелегально еще более полугода в стране, он при активном содействии английского дипломата масона Локкарта сбежал за границу, где безбедно провел оставшиеся 52 года своей долгой жизни.

3.5.5 Московская «кровавая неделя»

Во второй столице овладеть властью столь легко и быстро, как в первой, большевикам не удалось. Причины тому были разные. Во-первых, руководство московских большевиков не сумело подготовиться к захвату власти, поскольку основная его часть скорее разделяла позиции Каменева и Зиновьева, нежели Ленина и его единомышленников. Как сообщил 20 октября на заседании ЦК РСДРП(б) М. Урицкий «большинство делегатов в Москве высказалось против вооруженного восстания». Имелись, очевидно, в виду московские делегаты II съезда Советов. Фактор известной нерешительности в действиях московского большевистского руководства давал о себе знать и в процессе вооруженной борьбы, шедшей на улицах Москвы с перерывами почти в течение недели - с 27 октября по 2 ноября . Во-вторых, силы, противостоящие большевикам в Москве, оказали им гораздо более организованное и упорное сопротивление.

Следует отметить и еще одно немаловажное обстоятельство. Ни накануне выступления, ни в ходе него большевики Москвы столь явного перевеса сил, который наблюдался в Петрограде, не имели. Солдатам московского гарнизона неприятная перспектива близкой отправки на фронт не грозила и потому повальных антиправительственных настроений в их среде не было. К тому же Совет солдатских депутатов Москвы, не будучи тогда объединенным с большевизированным Советом рабочих депутатов, состоял в основном из сторонников умеренно-социалистических партий и течений, что тоже существенно повышало шансы руководителей антибольшевистского блока добиться по крайней мере нейтралитета значительного числа воинских частей гарнизона в разгоравшейся схватке за овладение властью.

Все перечисленные и иные факторы не могли не придать борьбе за власть в Москве особого накала и упорства, а отражению ее в историографии - налета ярко выраженной тенденциозности. Если советские исследователи едва ли не все сложности этой борьбы сводили к издержкам непоследовательности руководства со стороны местных большевиков, то в западных, откровенно антикоммунистических трудах, аналогичные просчеты усматриваются в деятельности лидеров противобольшевистского лагеря. Так, Р. Пайпс считает, что если бы представители Временного правительства в Москве действовали более решительно, в чем была некоторая доля справдливости, поскольку командующий войсками округа полковник Рябцев в ходе «кровавой недели» действовал, по мнению многих, безынициативно (поэтому офицеры, верные Временному правительству, обращались к генералу А. Брусилову принять командование округом на себя, но тот отказался), борьба за власть могла бы закончиться для большевиков катастрофой.

Достаточно обратиться к конкретным сведениям из истории противоборства сил большевиков и их противников за власть, чтобы убедиться в явной пристрастности данной и прямо противоположной точек зрения. Вот некоторые наиболее сущест-венные из этих фактов.

Известие о решающих событиях в Петрограде ночью с 24 на 25 руководители московских большевиков получили около 12 часов дня 25 октября. Вскоре было созвано совместное заседание Московского областного бюро, городского и окружного комитетов РСДРП(б), на котором был создан партийный центр по руководству восстанием - семерка в составе: И. Сту-кова, В. Яковлевой, О. Пятницкого, М. Владимирского и В. Соловьева (от этих трех органов), Е. Ярославского и Б. Ко-зелева (соответственно от Военной организации и профсоюзов). Центр наделялся диктаторскими полномочиями: решения его были обязательны для всех партийных организаций и большевиков, входивших в Советы рабочих и солдатских депутатов.

В тот же день намечалось созвать объединенный пленум Советов рабочих и солдатских депутатов (в Москве эти два Совета существовали раздельно) и на нем избрать Советский центр по руководству восстанием - ВРК.

Но время не ждало и потому уже до пленума Совета партийный центр предпринял ряд шагов, направленных к взятию власти: установил караулы большевистски настроенных солдат у почтамта и телеграфа (хотя эта мера как и в Петрограде не помешала противникам большевиков свободно пользоваться связью для координации действий), по его указанию были закрыты редакции буржуазных газет. Тогда же от большевистской фракции Совета рабочих депутатов в районы города была направлена телефонограмма о приведении в готовность всего боевого аппарата, установлении дежурства членов исполкомов районных Советов, но оговаривалось, что без директив центра никаких действий не предпринимать. В свою очередь, от Московского губернского Совета в уездные города пошло указание создавать на местах пятерки, «обладающие всей властью». От Московского областного бюро были разосланы соответствую-щие зашифрованные указания в города области, объединявшей 13 центральных губерний страны.

В 6 часов вечера собрался объединенный пленум Московских Советов. На нем большинством в 394 голоса против 106 при 23 воздержавшихся была принята большевистская резолюция по текущему моменту и избран ВРК из 7 членов и 6 кандидатов, из которых 8 большевиков, 2 меньшевика и 3 объединенца. Эсеры войти в его состав отказались. Тем же вечером ВРК издал Приказ № 1, согласно которому гарнизон приводился в боевую готовность, и никакие распоряжения, не исходящие от ВРК, исполнению не подлежали. Чтобы овладеть Кремлем, представлявшим собой одновременно и крепость, которая господствовала стратегически над городом, и арсенал с оружием, столь необходимым для красногвардейцев и для плохо вооруженных запасных полков гарнизона, ВРК назначил туда своих комиссаров и усилил его охрану еще одной ротой революционно настроенных солдат. Но попытка вывезти из Кремля оружие не удалась, так как крепость была блокирована отрядами юнкеров.

Воздерживаясь от открытых наступательных действий в центре города, где перевес сил был на стороне противника, Московский ВРК использовал методы борьбы, только что успешно апробированные большевиками Петрограда. Сообщая в районы города полученную утром 25 октября радиотелеграмму о низвержении правительства и переходе власти в руки Петроградского ВРК, Московский Военно-революционный комитет дал им директиву перейти к «самочинному выступлению под руководством районных центров», в целях «осуществления фактической власти Советов района, занимать комиссариаты». Тогда же, очевидно, чтобы усыпить бдительность противника и выиграть время для мобилизации всех своих сил, ВРК вступил в переговоры со штабом округа. Командующий войсками округа полковник Рябцев (по другим данным его фамилия - Рябцов) пошел на них, преследуя аналогичные цели, так как имел сведения о переброске Ставкой войск с фронта в Москву и надеялся с их прибытием одним ударом покончить с восставшими.

Таким образом, беспредметно далее дискутировать вопрос, какая из сторон совершила большую ошибку, участвуя в переговорах в надежде тактически переиграть друг друга. Фактор времени эффективнее сумели использовать большевики, которые мобилизовали свои силы и получили подкрепление не только из городов Подмосковья, но из Петрограда, Минска и других мест. Их же противники в основном должны были довольствоваться сообщениями из ставки, а также от главкомов Западного и Юго-Западного фронтов о посылке на помощь им верных правительству войсковых частей. Так, 28 октября Рябцев получил следующую депешу от начальника штаба ставки Духонина: «Для подавления большевистского мятежа посылаю в Ваше распоряжение гвардейскую бригаду с артиллерией с Юго-Западного фронта. Начинает прибывать в Москву 30 октября с Западного фронта артиллерия с прикрытием…» Одновременно городскому голове В. Рудневу приходит телеграмма от главкома Западного фронта: «На помощь против большевиков в Москву движется кавалерия. Испрашиваю разрешение ставки послать артиллерию…»

Сведения о движении этих войск с мест поступали в Московский Совет и его Военно-революционный комитет. «Вторично сообщаем: в г. Вязьме по Александровской ж.д. хочет пробраться в Москву эшелон с казаками», - эта телеграмма 1 ноября поступила им от порайонного ВРК названной дороги. Тот же адресат сообщал и о том, что от Малоярославца двигаются те казаки, которые громили Совет в Калуге. Эти казаки, арестовавшие в преддверие большевистского выступления членов Калужского Совета, по печати были хорошо известны москвичам и легко представить, какое впечатление должно было произвести данное известие, просочившееся руководителям московского восстания через телеграмму в адрес нейтрального ВИКЖеля.

Вести такого рода сторонникам Временного правительства, которых возглавлял специально прибывший с этой целью утром 27 октября из Питера министр продовольствия внефракционный социал-демократ С. Прокопович, придавали уверенность в успехе. Но опережая развитие событий, заметим, что обещанная помощь им так и не пришла, если не считать сведений о том, что 30 октября на Брянском вокзале Москвы высадились ударники из одноименного города. Правда, они тут же сдались восставшим, заявив, что их обманным путем доставили во вторую столицу якобы для получения обмундирования. «Вести о подходе войск, приходившие ежедневно, - признавал позже в своем докладе на заседании московского городского комитета трудовой народно-социалистической партии товарищ городского головы Г. Филатьев, - оказывались ложными и создавали ужасное настроение…»

Тем не менее первые 3-4 дня борьба в Москве шла с попеременным успехом. В районах города, в особенности на рабочих окраинах, где явный перевес сил был на стороне большевиков, восставшие овладели электростанцией и основными вокзалами. В центре же города успех некоторое время сопутствовал верным правительству силам, костяк которых составляли, как и в Питере, офицерские отряды и юнкера военных учебных заведений, а также боевые дружины эсеров, студентов и гимназистов.

Оттеснив отряды восставших от почты и телеграфа, они лишили гарнизон Кремля связи с ВРК и вынудили его утром 28 октября сдаться. Штурма его юнкерами, о котором пишет Р. Пайпс, не было, так как гарнизон Кремля сдался без боя, полагая, что город полностью находится в руках Комитета общественной безопасности, созданного городской думой 25 октября для организации борьбы с большевиками. Тогда же отряд, насчитывающий 50 казаков и 100 юнкеров, совершил вылазку на Ходынское поле, где дислоцировалась нейтрально настроенная артиллерийская бригада, захватив 2 орудия и вынув замки у многих других, но не у всех орудий.

Критические обстоятельства вынудили ВРК прибегнуть к применению чрезвычайных мер. По его призыву с утра 28 октября началась всеобщая политическая стачка рабочих московских заводов и фабрик, которая укрепила моральный дух восставших. Срочно было созвано общее собрание представителей воинских частей гарнизона, которое заявило о всемерной поддержке ВРК, предложив распоряжений штаба округа и Комитета безопасности не признавать. Ввиду того, что исполком Совета солдатских депутатов продолжал находиться под влиянием умеренных социалистов, для контакта с ВРК собрание избрало временный орган этого Совета. 29 октября положение в Москве изменилось в пользу восставших. Им удалось очистить от юнкеров Тверскую улицу, занять Малый театр и здания градоначальства на Тверском бульваре, окружить Алексеевское военное училище и кадетские корпуса в Лефортово, защитники которого на следующий день сложили оружие.

В этой ситуации ВРК принял предложение Всероссийского исполнительного комитета железнодорожников (ВИКЖель) о посредничестве в переговорах с противной стороной и для их ведения объявил перемирие до 12 час. ночи 30 октября, приказав своим войскам немедленно прекратить всякие активные действия и стрельбу. Во всей советской историографии этот шаг ВРК однозначно характеризуется как глубоко ошибочный. Да, с Комитетом общественной безопасности договориться не удалось. Перемирие до истечения этого срока ВРК должен был прекратить.

Но возобновив военные действия, представители ВРК не только пошли на новые переговоры - на сей раз с делегацией Московского губернского Совета крестьянских депутатов, возглавляемой меньшевиком-интернационалистом Е. Литкенсом (в 1921 г. он вступит в партию большевиков, станет заместителем наркома просвещения РСФСР), но и подписали с ней соглашение. Условиями соглашения предусматривалось, что власть в Москве должна принадлежать органу, выдвигаемому Советом рабочих и солдатских депутатов, причем этот орган кооптирует в свой состав представителей ряда общественных организаций: городской и районных дум, профсоюзов, Совета крестьянских депутатов и др. Это соглашение помогло большевикам нейтрализовать Исполком Совета крестьянских депутатов Московской губернии и тем самым в решающий момент внести раскол в блок своих политических противников.

Негативная оценка перемирия никак не объясняет причин, по которым ВРК должен был согласиться на такой шаг. А суть дела состояла в том, что ВРК принял это решение днем 29 октября, считаясь с резким ухудшением ситуации в Питере и на подступах к нему: мятеж юнкеров, взятие войсками Керенского-Краснова Гатчины и Царского Села. Отмахнуться от предложения ВИКЖеля относительно переговоров не рискнул в данной обстановке даже неуступчивый Ленин со своими сторонниками в ЦК РСДРП(б), а в Москве соотношение сил между ленинцами и единомышленниками Каменева было гораздо опаснее для первых, чем в ЦК. Московский ВРК прервал перемирие после того, как был подавлен мятеж юнкеров в Питере и рухнули надежды противников большевистского режима на изменение результатов борьбы за власть в столице. Именно тогда московский ВРК принял решение об артиллерийском обстреле опорных пунктов противника, в том числе и Кремля. Огонь открыли более 20 орудий разного калибра. В руководстве московских большевиков были и люди, предлагавшие бомбить Кремль с воздуха, используя аэропланы. Активным сторонником такой меры являлся Н. Бухарин, который даже позже сожалел, что ВРК не решился посредством бомбардировки «разрушить совиные гнезда контрреволюционных штабов». Кстати, как видно из разговора Ставки с помощником Рябцева, встречный обстрел повстанцев из кремлевских орудий вели и юнкера.

Под прикрытием артиллерии отряды повстанцев вели наступление по всем направлениям. Руководители Комитета общественной безопасности тщетно умоляли Ставку и командование ближайшего к Москве Западного фронта прислать на помощь надежные войсковые части - таковых не было. Днем 2 ноября Кремль оказался в плотном кольце окружения. Сопротивление юнкеров ослабевало. Бессмысленность дальнейшей борьбы для них стала ясна еще днем раньше, когда в московских газетах появилось сообщение, что войска Керенского у Гатчины разбиты и отступают, и что выступление юнкеров в Питере окончательно подавлено.

Вот почему утром 2 ноября председатель Комитета общественной безопасности городской голова Руднев направил в ВРК письмо, в котором сообщалось, что при «данных условиях Комитет считает необходимым ликвидировать в Москве вооруженную борьбу, перейдя к мерам борьбы политической». Вечером того же дня ВРК издал приказ, извещавший, что враг сдался и что вся власть в руках ВРК.

Покинув Петроград, министр-председатель Временного правительства Керенский направился в район расположения штаба Северного фронта.

Он собрал фронтовые части и при помощи командира 3-го Конного корпуса генерала Краснова повел их на Петроград.

27 и 28 октября (9 и 10 ноября) войска под руководством Керенского захватили Гатчину и Царское Село.

В Петрограде центр «Комитет спасения родины и революции» организовал восстание юнкеров. Юнкера были разгромлены большевиками.

30 октября (12 ноября) казачьи полки под руководством генерала Краснова, приближавшиеся к Петро­граду, потерпели поражение у Пулковских высот, после чего оставили Красное Село и вступили в Гатчину.

В это время против большевиков и созданной ими Советской власти выступил Всероссийский исполнительный комитет союза железнодорожников (Викжель), которым руководили эсеры и большевики. Викжель действовал под флагом нейтралитета и предложил создать «однородное социалистическое правительство», в которое вошли бы не только большевики, но также меньшевики, левые и правые эсеры.

Создание такого правительства означало бы ликвидацию Советской власти, возвращение парламентаризма. ЦК большевистской партии согласился на переговоры с Викжелем, выдвинув в качестве условия создания правительства его подотчетность Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету и признание им декретов и решений П Всероссийского съезда Советов. Каменев и Зиновьев поддержали Викжель.

ЦК большевистской партии принял резолюцию, в которой платформа Викжеля была отвергнута. Каменев, Зиновьев, Рыков, Милютин, Ногин заявили о своем выходе из ЦК. Одновременно Ногин, Милютин и Теодорович вышли из состава Совета Народных Комиссаров. В Совнарком вошли Г.И.Петровский, П.И. Стучка, А.Г. Шлихтер, М.Т.Елизаров.

По предложению большевистской фракции Каменев был снят с занимаемого им поста председателя ВЦИК. На его место был назначен Я. М. Свердлов.

Внутрипартийная борьба сопровождалась военными выступлениями против созданного большевиками правительства.

1 (14) ноября отряды генерала Краснова вынуждены были покинуть Гатчину. Керенский бежал. Генерал Краснов был арестован, но отпущен под «честное слово генерала», что впредь он не будет бороться против Советской власти.

В советской историографии любили обращать внимание на то, что «после победы Октябрьской революции Советская власть в течение 8 месяцев не прибегала к расстрелам по суду или без суда своих политических противников. Ленин, Советское правительство сурово осуждали отдельные факты самосудов над представителями старой власти (убийство матросами двух бывших министров Временного правительства, находившихся в Петропавловской крепости, убийство в Могилеве генерала Н.Н. Духонина)».

Выдержки из брошюры Тучанского А.К.

Апрель 1917 г.

Дивизию Краснова отвели в тыл, она оказалась в окружении революционизированной солдатской массы и начала стремительно разлагаться. Генерал воспринял это как личную трагедию. «Я переживал ужасную драму, — писал он, Смерть казалась желанной. Ведь рухнуло все, чему молился, во что верил и что любил с самой колыбели в течение пятидесяти лет, — погибла армия».

В годы первой мировой войны П. Н. Краснов проявил себя храбрым и талантливым генералом, имя его приобрело известность в войсках. Потомственный кадровый офицер, Краснов не принял революцию и сопровождавший ее развал армии.

Август 1917 года

П. Н. Краснов, назначенный командиром III-го конного корпуса, поддержал выступление генерала Корнилова, но после его подавления был оставлен в своей должности. В конце октября Краснов двинул корпус на Петроград — на этот раз чтобы восстановить власть свергнутого большевиками Временного правительства.

Поход Керенского - Краснова на Петроград

Организация похода на Петроград

26 августа 1917 г. Верховный главнокомандующий генерал Корнилов назначил П. Н. Краснова командиром III-конного корпуса, включавшего 1-ю Донскую казачью дивизию, Уссурийскую конную дивизию, а также 1-й и 3-й Донские казачьи артиллерийские дивизионы. Корнилов и Краснов, по словам последнего, не были лично знакомы, однако назначение на столь ответственный пост (корпус должен был сыграть ключевую роль в походе на Петроград) не было случайным, поскольку Краснов имел репутацию опытного и талантливого кавалерийского начальника, кроме того, 10-й Донской полк и вся Краонская бригада 1-й Донской дивизии были для него родными-

28 августа не подозревавший о начавшемся корниловском вьыступлении Краснов прибыл в Ставку, где узнал, что его корпус составил основу двинутой на Петроград армии генерала Крымова. Петр Николаевич, не сомневаясь, присоединился к выступлению Kopнилова

« - С нами вы, генерал, или против нас?» — опросил Корнилов во время единственного их разговора.
« — Я старый солдат, ваше высокопревосходительство, и всякое Ваше приказание исполню в точности и беспрекословно», — ответил Краснов.

Однако он не успел вступить в командование корпусом и принять участие в походе, 31 августа Краснова арестовали, но скоро отпустили, не найдя в его действиях состав преступления, поскольку генерал лишь выполнял распоряжения Верховного главнокомандующего.

Краснов вернулся на должность командира 1-го корпуса (интересно, что 9 сентября, не снимая Краснова, Керенский назначил командиром корпуса П.Н. Врангеля; в конечном итоге Краснов остался в занимаемой должности)

и уже вечером 2 сентября отдал приказ: «Согласно телеграмме Верховного главнокомандующего министра-президента Керенского от сего числа..., ввиду ожидающихся в Финляндии беспорядков в связи с готовящейся попыткою противника высадиться на финляндском побережье командуемый мною корпус приказано передвинуть в район Петергофа, Гатчины — Царского Села и Павловска, где и расположить по квартирам в распоряжении начальника петроградского округа...»

• Штаб корпуса — город Царское Село, Бульварная ул., д. 2. .
• Штаб 1-й Донской казачьей дивизии -- город Павловск, около станции Павловск, дача Полякова.
• 9-й Донской казачий полк — деревня
• 10-й Донской казачий полк — деревня
• 13-й Донской казачий полк — посад Федоровский, Аннолова и Ладога
• 16-й Донской казачий полк — слобода Антропшино
• 1-й Донской казачий артиллерийский дивизион деревня
• Корпусное интенданство — а к северо-западу от Царского Села
• Штаб Уссурийской казачьей дивизии — город Петергоф, дача принца Ольденбургского
• Приморский драгунский полк — Петергоф, казармы лейб-гвар-дии Конно-гренадсрского полка
• 1-й Нерчинский казачий полк - Петергоф, казармы лейб-гвардии Драгунского полка
• 3-й Донской казачий артиллерийский дивизион — Петергоф, казармы конвоя
• 1-й Уссурийский казачий полк — Гатчино, казармы 23-й артиллерийской бригады
• 1-й Амурский казачий полк — Гатчино, манеж и казармы лейб-гвардии 2-го кирасирского полка
• Уссурийский казачий дивизион — Петергоф, казармы кадетских корпусов

Конечно, все прекрасно понимали, что возможность высадки немцев в Финляндии — это лишь «фиговый листок», прикрывавший истинные намерения правительства: стянуть к столице надежные войска на случай нового выступления большевиков. Не случайно корпус подчинили командующему войсками Петроградского округа и разместили его не в Финляндии, а к югу от столицы. Прямо говорил Краснову о задачах, стоявших перед казаками, и командующий округом генерал Павлов: «Вы вызваны для борьбы против него (Ленина — авт.), а сможете ли бороться?».

Не скрывал Краснов цели пребывания корпуса под Петроградом и от казачьих комитетов. Комитет корпуса в то время имел достаточно демократический состав: в него входили 4 офицера и 7 урядников, председателем был вольноопределяющийся. Однако комитеты, по словам заместителя комиссара, а затем комиссара Северного фронта В. С. Войтинского, «оказачились» и готовы были активно сотрудничать с командным составом. Генерал часто беседовал с избранниками казаков об Учредительном собрании и о том, как оно разрешит все вопросы государственной и общественной жизни. Социал-демократ Войтинский не мог не признать, что «заведомый корниловец» Краснов в той сложнейшей обстановке «обнаружил не только энергию и административный талант, но и проявил много такта».

Сознавая ответственность, которая ложилась на его корпус, генерал Краснов предлагал укрепить его, заменив ненадежную Уссурийскую дивизию Гвардейской казачьей и 2-й Сводной казачьей дивизиями. При этом одну треть войск предлагалось, регулярно сменяя, держать в самом Петрограде.

Но Керенский помнил об участии корпуса в корниловском мятеже, Временное правительство еще не решило, откуда ему грозит большая опасность: справа или слева, а Петроградский совет настаивал на удалении казаков из-под Петрограда. Печальную роль сыграли дилетантизм Керенского в военных вопросах и политическая близорукость, а возможно, и профессиональная некомпетентность командования Северного фронта. В конце августа — первой половине сентября корпус несколько раз менял свое подчинение: был подчинен то Верховному главнокомандующему, то главнокомандующему Северным фронтом. Правда, просьбы командования фронта раздергать корпус первое время встречали отказ.

Командующий Северным фронтом генерал Черемисов телеграфировал начальнику штаба Верховного главнокомандующего: «...прошу разрешения перевести в Ваш III-й конный корпус. Начштаб Петроградского (начальник штаба округа) усиленно ходатайствует о выводе конных частей из пределов округа ввиду продовольственных затруднений в связи с вопросом разгрузки Петрограда».

Генерал Духонин ответил: «Главковерх предоставляет III-й конный корпус /в/ Ваше полное распоряжение с правом перемещения его по Вашему усмотрению...».

Генерал Черемисов приказал немедленно перевезти корпус в район Острова и включить его в резерв главнокомандующего фронтом, подчинив командующему 5-й армии во всех отношениях, кроме оперативного.

Этот приказ был подтвержден,

Корпус не только удалили от столицы, но, поскольку он находился в резерве и не получил особого боевого участка, части его были разбросаны по всему Северному фронту. К началу октября в корпусе насчитывалось 50 сотен (около 3 500 шашек) и 7 батарей (28 орудий).

Численность царскосельского гарнизона на 1 октября 1917 года составляла 24 тысячи солдат и офицеров, а в городах Царскосельского уезда доходила до 60 тысяч.

Бурным выдался октябрь 1917 года в Царском селе. Около 30 000 солдат в этом важном опорном пункте на подступах к революционному Петрограду. В войсках - политическое рассловние: солдаты поддерживают большевиков, юнкера - Временное правительство. На стороне большевиков были и царскосельские рабочие-железнодорожники.

Командующий Северным фронтом приказал отправить по 2 сотни и 2 орудия в Старую Руссу, Торопец и Осташков. Краснов решил послать менее надежный Уссурийский полк и полторы донские батареи.

По приказу штаба фронта в Ревель были отправлены 13-й и 15-й Донские полки,

в Витебск — Приморский драгунский полк с 2 орудиями, и к

В районе Острова оставалось в 1-й Донской дивизии 8 сотен и 6 орудий, в Уссурийской конной дивизии 12 сотен и 6 орудий.

в Боровичи был направлен Уссурийский дивизион и 4 сотни Амурского полка с 4 орудиями, 2 сотни 10-го Донского полка отправились в Новгород.

Краснов получил приказ двинуть части корпуса для расформирования 51-й дивизии (входила в состав 1-й армии), отказавшейся выступать на позиции. По словам П. Н. Краснова, к 22 октября он имел в своем распоряжении в 1-й Донской дивизии 6 сотен 9-го Донского полка, А сотни 10-го Донского полка; в Уссурийской конной дивизии 6 сотен 1-го Нерчннекого полка и 2 сотни 1-го Амурского полка. Из 50 сотен за 2 недели осталось 18 (около 1 250 человек), из орудий донской артиллерии 12 и необученная 1-я Амурская казачья батарея (4 орудия). Те же цифры приводит и комиссар Войтинский.

Фронт распыленные части III-го конного корпуса ни в военном, ни в политическом отношении не укрепили. Попав в разагитированную солдатскую массу, они также разложились, а Временное правительство лишилось последнего войскового соединения, на которое могло рассчитывать в столице.

В 20-х числах октября

Правительство опомнилось и решило вернуть части III-го корпуса к Петрограду. По-видимому, переброска войск готовилась еще 22 октября (за 2 дня до того, как Керенский просил у предпарламента санкции на применение силы против большевиков), поскольку комиссар Войтинский и генерал-квартирмейстер фронта Барановский сообщали в Петроград, что войска могут быть отправлены в столицу через несколько часов, максимум через сутки. Однако они указывали, что для этого потребуются санкции ЦИК и армейских комитетов.

Данные Управления генерал-квартирмейстера о местонахождении частей Ill-го конного корпуса, 22 октября 1917 года

Первые требования прислать в Петроград надежные части была получены командующим и комиссаром Северного фронта вечером 23 октября. Но сделать это было непросто. Черемисов со смехом заметил: «Они там совсем рехнулись... Откуда возьму я им надежные войска?..» Настаивавшему на исполнении приказа Войтинскому генерал возразил: «Меня этот приказ не касается. Это — политика. Если вы полагаете, что приказ может быть выполнен — сами и выполняйте его". Действительно положение в армиях Северного фронты — 1-й, 5-й я 12-й — было очень сложным..

Впервые приказ о выступлении к Петрограду, по словам и Войтинского, отдельные части корпуса получили 23 октября, но никаких приготовлений сделано не было, т.к. офицеры боялись передать распоряжение казакам. П. Н. Краснов вообще не упоминает об этом приказе. Видимо, благодаря деятельности генерала Черемисова, приказ до корпуса все-таки не дошел. Впрочем, в тот же день начальник штаба фронта сообщил Краснову о снятии с корпуса некоторых нарядов и о том, что его части все-таки будут собраны.

Активную деятельность развил комиссар Войтинский, который связался с командующими и комитетами армий фронта. Узнав о настроениях в войсках, он утром 24 октября вновь телеграфировал в военное министерство, что организация и отправка отряда под лозунгом защиты Временного правительства невозможна и что необходимо, чтобы вызов войск с фронта исходил от ЦИК Советов. В Петрограде еще не придавали серьезного значения начавшемуся выступлению большевиков, поэтому ответ в Псков пришел лишь ночью с 24 на 25 октября:« Президиум ЦИК санкционирует вызов отряда с фронта. Отряд должен быть организован возможно скорее.Действуйте именем ЦИК».

Таким образом, около полутора суток прошло от требования правительства прислать надежные войска в Петроград до приказа командующего Северным фронтом об отправке частей.

Той же ночью с 24 на 25 октября общеармейский комитет при Ставке выразил протест против участия петроградского гарнизона в начавшемся перевороте.

Утром 25 октября 12 из 14 армейских комитетов присоединились к этому протесту. Правда, ситуация для правительства омрачилась тем, что, во-первых, настроения в войсках зачастую были более революционными, чем у комитетов (как, например, в 12-й армии), а во-вторых, поддержали переворот комитеты 1-й и 5-Й армий — то есть на войска Северного фронта правительство надеяться не могло.

В 2—3 часа ночи 25 октября поступило подтвержденное ЦИКом и Союзом казачьих войск распоряжение Керенского о переброске надежных войск в Петроград, при этом требовалась «особая срочность». 1-я Донская дивизия должна была прибыть по железной дороге, а в случае невозможности — двигаться походным порядком. В столицу вызывались также 23-й и 43-й Донские казачьи полки, 3-й и 5-й самокатные батальоны, бригада 44-й пехотной дивизии и 5-я Кавказская казачья дивизия (войска, по расчетам начальника штаба фронта генерала Лукирского, должны был и прибыть 26-27 октября, а пехотная бригада — 30 октября).

В 11 часов утра 25 октября генерал Краснов отдал приказ:«... 1-й Донской дивизии сегодня спешно направиться по железной дороге в район Гатчина - Александровская. Принять меры для сосредоточения дивизии в районе Пулково — Царское, откуда походным порядком двигаться к Петрограду всей дивизии одновременно». К приказу были приложены телеграммы Керенского и комиссара Войтинского.

Началась работа по отправке казачьих полков. Краснов послал сообщение: «1-я Донская дивизия с пути в 1-ю армию повернула обратно и следует на Петроград. Оставшиеся части этой дивизии продолжают погрузку на станции Остров для следования также на Петроград".

Однако к вечеру 25 октября ни один эшелон не покинул Остров. Еще в 22 часа 20 минут штабом фронта был отдан приказ об отправке находившихся в Торопце 2 сотен и 2 орудий 1-й Донской дивизии в распоряжение Краснова, а уже а в 23 часа 05 минут Краснов получил телеграмму: «Главкосев приказал частям вверенного Вам корпуса, направленным в Петроград,возвратиться в места прежнего их расположения на Северном фронте..". Такой же приказ получили и другие части и соединения, вызванные в столицу.

Удивленный Краснов связался со штабом фронта:
«— У аппарата помощник генкварсева (генерал-квартирмейстера Северного фронта - aвт.) подполковник Артемьев.
- У аппарата комкор III конного генерал Краснов. Здравия желаю. Скажите, пожалуйста, есть ли отмена движения 1-й Донской дивизии на Петроград и чем она вызвана? /.../
- Здравия желаю. Распоряжение об отмене движения частей на Петроград сделано главнокомандующим (Северного фронта авт.). Какие у него по этому поводу имеются инструкции, я Вам доложить не могу, т.к. не знаю./.../
- Доложите главкосев/у/, что я имею приказание Главковерха направить Донскую дивизию на Петроград. Ввиду коллизии приказаний я не знаю, которые должен исполнить. Прошу дать немедленно приказание. Из-за этого выходит большая путаница, недоразумения, которые необходимо выяснить...".

Меж тем, еще в 10 часов утра 25 октября, когда практически весь Петроград был в руках большевиков, министр-председатель и Верховый главнокомандующий Керенский покинул Зимний дворец, с тем, чтобы ускорить переброску в столицу верных правительству частей. В час дня Керенский прибыл в Гатчину, но идущих на помощь правительству войск там не нашел. Вечером 25 октября Керенский добрался в Псков и явился не в штаб фронта, а на частную квартиру своего шурина генерал-квартирмейстера фронта Барановского. Туда же был вызван генерал Черемисов, «который, — по словам Керенского, — ...уже вступил во флирт с большевиками. Движение войск к Петрограду... было остановлено по его приказу». Правда, сам Черемисов утверждал, что распоряжение об отмене движения войск сделано с согласия премьер-министра.

По утверждению присутствовавшего при этой встрече Барановского, Черемисов уверял Керенского в том, что снять войска с фронта невозможно, т. к. 2 армейских комитета (1-й и 5-й армий) высказываются против, а комитет 12-й армии не выражает мнения «окопов». что посылка войск приведет к развалу всего фронта, а двинутые войска будут в дороге разагитированы, что вся эта операция — авантюра.

У Черемисова, безусловно, были основания, чтобы так говорить. Незадолго до того он получил из Ревеля многословную телеграмму командующего сухопутными войсками Хенриксона: « Неделю тому назад прибытие 13-го и 15-го Донских казачьих полков ревельским и комитетами объяснялось контрреволюционными намерениями... Частям этим были даны вызывавшиеся обстановкой боевые задачи по охранению побережья. В настоящее время обстановка не изменилась, и увод бригады в Петроград встретил протест объединенного военного комитета. Прямой путь к эксцессам... Кроме того, полки эти совершенно измотаны непрерывными перевозками... Принимая все это во внимание, а также и то, что увод этой бригады из Ревеля может привести к столкновениям с остающимися частями, ходатайствую об отмене перевозки. Подобные же мотивы побудили меня ходатайствовать сегодня утром об отмене посылки частей 44-й дивизии...". Керенский неохотно согласился с командующим фронтом.

Около половины десятого вечера 25 октября Войтинскому позвонил Черемисов и заявил: «Согласно приказу Верховного главнокомандующего, я остановил все отправленные к Петрограду эшелоны... Правительства уже нет, — насмешливо добавил Черемисов. - Пока я исполняю Приказ Верховного главнокомандующего, а в дальнейшем, скорее всего, сам приму на себя верховное главнокомандование». О приезде Керенского Черемисов ничего не сказал. Препятствовал он и попыткам начальника штаба Верховного главнокомандующего Духонина связаться с Керенским, Духонину он сообщил, что Керенский от власти отстранился и выразил желание передать должность Главковерха ему, Черемисову. Более того, Черемисов потребовал, чтобы Духонин остановил передвижения войск к Петрограду на всех фронтах.

Тем временем в Петрограде готовились к выступлению сторонники Временного правительства. Ночью с 25 на 26 октября из депутатов Государственной думы и представителей политических партий был создан Комитет спасения родины и революции.

После полуночи, уже 26 октября, Войтинскому позвонил Барановский и срочно вызвал его к себе на квартиру. Там Войтинский застал Керенского «в состоянии полного отчаяния и изнеможения». На вопрос комиссара об отмене переброски войск Керенский ответил, что он «ни давать, ни отменять приказ не может, что на фронте распоряжается лишь ген. Черемисов, которому он передал и верховное командование. Черемисов устало поправил его: - Пока вы мне верховного командования еще не передавали. Я остановил эшелон по вашему приказанию».

Четверть часа спустя Керенский взял обратно приказ об остановке эшелонов. Повлияли на него доводы Войтинского и Барановского, который около 3 часов ночи был дома у Черемисова и из слышанных там разговоров вынес более оптимистическую оценку ситуации.

В то же время, около 3 часов ночи 26 октября, чтобы лично выяснить обстановку, в Псков приехал П.Н. Краснов. В штабе фронта он никого не застал, разбуженный начальник штаба Лукирский ничего объяснить не смог, а Черемисов проводил совещание с Советом. Все это происходило в то время. когда в Петрограде было смещено и арестовано Временное правительство. Генерал Краснов, не получив нигде ответа, пошел к единственному человеку, которому он мог доверять, ~ комиссару Временного правительства меньшевику Войтинскому.

Около 4 часов утра Войтинский вернулся в комиссариат и, встретив там Краснова, сообщил о приезде Керенского и дал его адрес. Краснов пришел вовремя: автомобиль министра-председателя как раз заправляли бензином, чтобы ехать в Остров.

Керенский.заявил Краснову, что вся армия на его стороне, и обещал в ближайшее время не только собрать разбросанные частя корпуса, но и придать ему 37-ю пехотную дивизию, 1-ю кавалерийскую дивизию и XVI I-й армейский корпус. Располагая такими силами, Краснов планировал перебросить казачьи полки к Гатчине по железной дороге, там их выгрузить и использовать в качестве разведывательного отряда, прикрывающего высадку XVII-ro корпуса и 37-й Дивизии на фронте Тосна — Гатчина, после чего двигаться на Петроград, охватывая и отрезая его от Кронштадта и Морского канала.

В 5 часов 30 минут Керенским была отправлена телеграмма; "Приказывай" с получением сего продолжить перевозку III-го конного корпуса к Петрограду». Но разослать этот приказ во все части не удалось, т. к. у аппаратов с разрешения генерала Черемисова дежурили Представители Советов, поэтому начальнику военных сообщений фронта пришлось лично ехать в Остров.

Взятие Гатчины и Царского Села

К рассвету 26 октября в Остров прибыли и Краснов с Керенским. Выяснилось, что ночью от имени Краснова пришел приказ казакам выгружаться из вагонов. Перед выступлением корпуса Керенский пожелал говорить с казачьими комитетами. Но встреча, состоявшаяся в 11 часов утра 26 октября, прошла не совсем так, как он ожидал. Из-за поднявшегося шума Верховному главнокомандующему не удалось закончить свою речь и пришлось удалиться. До вокзала Керенский ехал с выделенной Красновым охраной.

Около часа дня Керенский прибыл на станцию, где был встречен почетным караулом. Но по причине саботажа железнодорожных служащих тронулся эшелон лишь около 15 часов, после угроз Краснова и после того, как место отсутствовавшего машиниста занял один из казачьих офицеров.

В первую очередь были двинуты более надежные 9-й и 10-й Донские полки (около 700 человек) с артиллерией, затем Уссурийская дивизия. В Пскове на станции собралась огромная толпа солдат, желавших остановить поезд, но, набрав скорость, эшелон пролетел мимо. В пути произошла сцена, ярко характеризующая настроение отряда, выступившего на защиту Временного правительства. Прибывший из Петрограда офицер рассказывал о положении в городе. Вошедший Керенский протянул ему руку. «Виноват, господин Верховный главнокомандующий, — ответил офицер, — ... я не могу подать вам руки. Я — корниловец!". Подобные ситуации возникали в эти несколько дней неоднократно. Весь день и всю ночь поезд двигался беспрепятственно.

Утром 27 октябржнедалеко от Гатчины Керенский отдал генералу Краснову приказ:« Приказываю Вам вступить в командование всеми вооруженными силами Российской республики Петроградского округа на правах командующего армией». Приказ был написан в позаимствованном у самого Краснова блокноте.

Утром 27 октября Керенский получил из Петрограда сведения о готовящемся восстании. Выступить в поддержку правительства должны были Николаевское, Константиновское, Владимирское и Павловское училища.

На рассвете 27 октября первый эшелон прибыл на станцию Гатчина-товарная. Здесь Краснова уже ждали пробившиеся из Новгорода 2 сотни 10-го Донского полка и 2 орудия.

В то же время в Гатчину прибыли и большевистские войска, которые только начали выгружаться из вагонов. На Балтийской станции строилась рота Измайловского запасного полка и команда матросов (всего 360 человек).

Краснов, приказав выдвинуть вперед орудие, предложил солдатам сдаться, что они и сделали. Примерно то же самое произошло и на Варшавской станции: там казакам сдалась рота Семеновского запасного полка с 14 пулеметами. Конвоировать такое количество пленных казаки не могли в силу своей малочисленности, кроме того, в большинстве солдаты и тем более офицеры вовсе не были убежденными большевиками: «Да мы что! Мы ничего! Нам что прикажут, мы то и делаем», — говорили они. Поэтому пленных разоружили и отпустили.

Гатчина была объявлена на военном положении, был назначен комендант, учрежден военный суд. Поддержание порядка в городе взяла на себя гатчинская школа прапорщиков, но принять участие в двнжеииИЖорпуса на Петроград начальство школы отказалось.

Из Гатчины Керенский обратился с приказом к войскам петроградского гарнизона: «...Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по недоразумению и заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга".

Со своим приказом к петроградскому гарнизону обратился и П.Н. Краснов: «Граждане, солдаты, доблестные казаки...все, оставшиеся верными своей солдатской присяге,... к нам обращаюсь я с призывом идти и спасти Петроград от анархии, насилий и голода, а Россию от несмываемого пятна позора, наброшенного темной кучкой невежественных людей, руководимых волею и деньгами императора Вильгельма... Немедленно присылайте своих делегатов ко мне, чтобы я мог знать, кто изменник свободе и родине и кто нет, и чтобы не пролить случайно невинной крови». Эти два приказа были отпечатаны и разбрасывались над Петроградом с аэропланов офицерами гатчинской авиационной школы.

Столь быстрый мирный захват Гатчины показал, что власть большевиков еще не успела прочно утвердиться. Дело заключалось не только в том, что большевикам не хватило времени организовать отпор наступлению Керенского. Солдатские массы вели себя пассивно: они объявляли о своем неучастии в «братоубийственной войне» или поддерживали того, на чьей стороне была сила.

Слухи о наступлении Керенского - Краснова произвели в столице сильное впечатление. Комиссар при Ставке В. Б. Станкевич, находившийся в эти дин в Петрограде, пишет о том, что, когда «грянуло» известие о приближении Керенского с войсками, «начались оживленные попытки организации борьбы с большевиками. Эти же слухи отразились крайним упадком настроения у большевиков... из казарм стали поступать сведения о недовольстве гарнизона новыми хозяевами...».

В. Д. Бонч-Бруевич говорит, что «в Смольном, после восторженных ликований... наступило уныние. Огромные коридоры его опустели, и только небольшая кучка товарищей должна была вести и руководить действиями военного штаба".

Подобное впечатление сложилось и у : «По тону разговора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают; незнание, где и что творится, создавало ложное представление. Не было и не чувствовалось еще полной уверенности в благоприятном для нас исходе борьбы...».

Н. И. Подвойский писал о состоянии петроградского гарнизона: «Приказ., давно перестал действовать, и это было тем положительным, что помогло нам в свое время вырвать армию из подчинения контрреволюционному офицерству. По сейчас это уже превратилось в свою противоположность: солдаты привыкли сами решать, что им делать следует, а что не следует. Мой приказ по войскам Петроградского гарнизона — выступить против Керенского был выполнен только частью полков, большинство же отказалось пойти на фронт под предлогом необходимости защиты Петрограда».

Запасной Волынский полк был послан в Пулково, но, поскольку оно «было под обстрелом», вернулся и принял резолюцию: «гарнизон Петрограда должен решительно сказать и Царскому Селу, и Смольному: и и шагу вперед, ни одной капли крови. Договаривайтесь о власти открыто при свете гласности и под контролем всего гарнизона...».

Подобные сведения, попадавшие к Керенскому от постоянно прибывавших юнкеров, офицеров и гражданских лиц, заставляли его настаивать на немедленном движении вперед. Краснов, настроенный более скептически, видевший, что обещанного подкрепления еще нет, решил задержаться в Гатчине до следующего дня и дождаться хотя бы своих эшелонов. Пока были высланы лишь разъезды к Царскому Селу, Красному Селу и Петрограду. Один из них атаковал застрявший броневик большевиков «Непобедимый». Команда броневика бежала, и машина была доставлена казаками вечером во двор гатчинского дворца. Офицеры авиационной школы взялись починить броневик и составить его экипаж.

К вечеру 27 октября «армия, идущая на Петроград», состояла из 3 сотен 9-го Донского полка, 2 сотен 10-го Донского полка, 1 сотни 13-го Донского полка, 30 человек енисейцев — всего 480 человек; в «армии» было 8 пулеметов, 16 конных орудий, броневик и 2 аэроплана.

Подкрепление так и не подходило. Ночью с 26 на 27 октября начальник штаба Верховного главнокомандующего Духонин по распоряжению Керенского приказал командованию Северного фронта выделить из состава 12-й армии пехотный отряд — преимущественно ударные батальоны — с артиллерией и присоединить его к III-му конному Kopnyсу.

Однако вечером 27 октября Черемисов телеграфировал командующему 12-й армии, что «посылать войска не надо».

Переброска войск происходила с огромными трудностями. Вечером 27 октября исполняющий обязанности начальника военных сообщений фронта генерал Кондратьев докладывал Керенскому о погрузке и отправке войск: «По соглашению с комкор/ом/ 2 сотни нерчинцев оставил у себя и захватил ст. Псков /в/ свои руки. Несмотря на отданное мною Ваше приказание насухвойску (начальнику сухопутных войск — авт.), последний не желает отправлять 13-й и 15-й Донские полки...»*’.

Не снимая ответственности с генералов, саботировавших приказы Верховного главнокомандующего, нужно помнить о сложнейших условиях, в которых им приходилось действовать. Например, «насухвойск» генерал Хенриксон сообщал Керенскому: «Телеграммой... от 25 сего октября главкосевом отправка нз ревельсекого гарнизона бригады 44-й дивизии и 13-го и 15-го Донских полков была отменена... Сегодня, 27 октября, получена телеграмма наштасева... с приказанием Главковерха о немедленном отправлении обоих донских полков на присоединение к III-му кавалерийскому корпусу. Такие частые перемены и отмены отданных распоряжений не могут не действовать разлагающе не войска и делают управление ими невозможным, особенно при наступивших трудных обстоятельствах. Учитывая увеличивающуюся возможность производства противником десанта и местную политическую обстановку, считаю единственным и необходимейшим условием сохранения порядка и удержания фронта оставление на местах всех подчиненных мне войск, в том числе и бригады 1-й Донской дивизии,... в противном случае я лишен возможности выполнить возложенную на меня боевую задачу и вообще управлять войсками...».

Выступление из Гатчины было назначено на 2 часа ночи 28 октября. На площади перед дворцом генерал Краснов провел смотр, после которого сотни потянулись в сторону Царского Села. Шли еще «по-мирному», без походного охранения и разведки, только с передовой заставой. О том, что царскосельский гарнизон сочувствует большевикам, но настроен не слишком воинственно, Петр Николаевич знал от «перебежчиков» и от своей супруги, Лидии Федоровны, жившей тогда в Царском у подруги детства Краснова, жены артиллерийского генерала. Краснов просто позвонил ей по телефону.

В 8 верстах от Гатчины дорогу казакам преградил отряд 3-го стрелкового гвардейского запасного полка. Казачий дивизионный комитет выехал к стрелковой цепи и убедил солдат не оказывать сопротивления. Часть солдат сдала оружие и была отпущена, часть — отступила к Царскому Селу.

Около 6 часов утра из Царского выступила на позицию пулеметная команда 3-й роты Украинского батальона. По пути пулеметчики встретили разоруженные отступающие роты 3-го стрелкового полка. У деревни Перелесино 3 роты того же полка и пулеметная команда заняли позицию поперек дороги. Вновь начались переговоры: стрелкам предложили сдать оружие, на размышление им было дано 15 минут. Солдаты, посовещавшись, заявили, что сражаться они не будут, но оружия не сдадут. В это время к ним подошел броневик. Началась вялая перестрелка. Краснов выдвинул; вперед 2 спешенные сотни и 3 батареи, которые открыли огонь ло царскосельским казармам, но стрелки на этот раз держались. Наступал психологический момент, от которого зависел дальнейший ход событий. Положение спасли 30 енисейцев, которые обошли цепи стрелков. Солдаты отступили, 1 рота сдалась.

Многотысячная толпа солдат собралась на подступах к Царскому Селу. Вновь начались переговоры: дивизионный казачий комитет встретился с делегатами гарнизона (офицерами). К делегатам подъехал генерал Краснов и предложил им сдаться. Часть солдат - около полка — последовала этому совету и сдала оружие. Остальные стали отходить к царскосельскому парку.

Все это время Керенский, остававшийся в Гатчине, торопил Краснова и неоднократно посылал ему подобные записки:«Считаю необходимым закончить занятие Царского Села в кратчайший срок». Не получая ответа, Керенский с адъютантами и какими-то «экспансивными дамами» сел в автомобиль и направился к Царскому Селу. С вышки метеорологической обсерватории он в бинокль следил за действиями правительственных войск и остался очень недоволен их пассивностью.

Подъехав к генералу, Керенский упрекнул его за медлительность. Объяснения Краснова, как показалось Керенскому, «носили туманный характер и были лишены смысла». Более того, Краснов, по словам Керенского, предложил отступить и занять Царское Село на следующий день (сам Краснов вспоминал, что за несколько минут до приезда Керенского он говорил , что собирается продолжать наступление: «Или мы победим, или погибнем; но если пойдем назад, погибнем наверное»). Керенский якобы отверг это предложение и отдал письменный приказ о наступлении. Только заметив в окружении генерала нескольких членов Совета казачьих войск (среди них, видимо, и Савинкова), стремившихся «использовать Ленина для свержения Керенского», премьер-министр, по собственному признанию, наконец понял причину «фатального промедления».

Действительно , который все это время находился при корпусе, а впоследствии был утвержден Керенским в качестве комиссара отряда и начальника обороны Гатчины, занял очень двусмысленную позицию. Краснов вспоминал,что, вероятно, под влиянием разговоров с офицерами и казаками Савинков предложил ему «убрать» Керенского, арестовать его и самому стать во главе движения. О том же пишет и Станкевич: «От окружающих Краснова мы узнали, что Савинков ведет усиленную агитацию против Керенского среди отряда». Савинков и Станкевичу доказывал, «что нет никаких шансов, чтобы казаки пошли в наступление под его (Керенского -авт.) главенством»".

Сам Савинков сообщал, что перед пулковским боем к нему («вероятно, с ведома Краснова») пришел председатель дивизионного комитета есаул Ажогин и заявил, что казаки драться за Керенского не согласны. Дивизионный комитет, по словам есаула, постановил в случае победы под Пулковом и свержения большевиков потребовать, чтобы Керенский ушел в отставку, а в случае отказа арестовать его. Решено было, что Савинков предложит сформировать новое правительство жившему в Царском Селе . Савинков подготовил 2 варианта постановления: согласно первому Керенский отказывался от власти, во втором содержался приказ об аресте министра-председателя. Плеханов согласился составить правительство в случае удачного завершения похода и исправлял текст постановления об аресте Керенского. По предложению Савинкова Ажогин распорядился приставить казачий караул к премьер-министру, однако знаменитый террорист подчеркивал, что инициатива свержения Керенского исходила всецело от казаков, а не от него.

П. Н. Краснов никак не реагировал на пропаганду Савинкова: арестовать Керенского, по его словам, было «нечестно, неблагородно, не по-солдатски». Естественно, генерал не был поклонником Керенского: «Он разрушил армию... и за то я (Краснов—aвт.) презирал и ненавидел его». Но гораздо более опасными врагами России Краснов считал большевиков. Генерал сделал свой выбор:«... если Россия с Керенским, я пойду с ним. Его буду ненавидеть и проклинать, но служить и умирать пойду за Россию». Краснов прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации и вряд ли был склонен в столь опасный для страны момент заниматься политическими интригами. О корректном отношении генерала к Керенскому пишет и В. Б. Станкевич; «Краснов не говорил ни слова о недостатках Керенского и упоминал только, что Керенский слишком торопит его...».

Выслушав отчет Краснова, Керенский в сопровождении генерала и енисейцев подъехал к толпящимся в 2 верстах от Царского колеблющимся солдатам. Встав на сиденье автомобиля, он вынул часы и объявил, что дает им 3 минуты, чтобы сложить оружие, после чего артиллерия откроет огонь. «Солдаты немедленно подчинились. Царское Село было, таким образом, взято без единого выстрела...». По словам Краснова, все происходило не столь легко и быстро: солдаты не желали боя, но и отдавать оружие не спешили, у некоторых его пришлось отбирать енисейцам, использовавшим замешательство стрелков.

Совершенно иначе были настроены солдаты, стоявшие у парка. Они строились в цепь и пытались охватить фланги казаков. Со стороны Павловска также наступала цепь и вела огонь батарея. Донские орудbя выехали вперед и с расстояния в версту дали gо толпе 2 выстрела. Никакого сопротивления больше не было, солдаты бросились бежать.

Шестнадцатитысячный царскосельский гарнизон не смог остановить несколько сотен казаков. Именно в это время в Царское Село прибыл комиссар В. Б. Станкевич, увидевший толпы отступавших солдат. «На вокзале страшная сутолока,—вспоминал он, — все поезда, отходящие на Петроград, облепляются солдатами. Начав с разговоров в первой попавшейся кучке солдат, мы перешли к речам. Тотчас собралась толпа. Слушают внимательно, даже поддакивают. Я кончил призывом не слушать большевиков и поддержать правительство в его стремлении дать народу честный мир. Учредительное собрание и землю. Но едва я замолчал, уверенный в успехе, как какой-то пожилой солдат плюнул и со злобой неизвестно на кого начал кричать, что теперь уж он ничего не понимает... Все говорят и все по-разному... Один хочет этого, другой хочет того... Всякий со своими программами, партиями...».

Несколько тысяч не успевших бежать солдат гарнизона укрылось в казармах. Они отказались сдавать оружие, но никаких враждебных действий не предпринимали, объявив о своем нейтралитете. Почти без сопротивления была занята железнодорожная станция Александровская, радиостанция — одна из самых мощных в России, телеграф. До часа ночи Краснов оставался на окраине города, устанавливая связь с частями корпуса, а затем переехал со штабом в служительский дом дворца Марии Павловы (здесь его штаб размещался и в сентябре). Две сотни казаков расположились тут же во дворе.

Вечером 28 октября в Царское приехал американский журналист Джон Рид. «В Царском Селе на станции было все спокойно, но там и сям виднелись кучки солдат, тихо перешептывавшихся между собой и беспокодао поглядывавших на пустынную дорогу, ведущую в Гатчину. Я спрашивал их, за кого они. «Что ж, — сказал мне один солдат, ведь мы дела не знаем... Конечно, Керенский провокатор, но, думается нам, нехорошо по русским людям стрелять в русских людей».

В помещении начальника станции дежурил приветливый солдат...
«А казаки сейчас здесь?»
Он мрачно кивнул головой. «Здесь был бой. Казаки пришли рано утром. Они взяли в плен двести-триста человек наших и человек двадцать пять убили...»
Мы пообедали в станционном буфете, пообедали прекрасно, гораздо дешевле и лучше, чем в Петрограде. По соседству с нами сидел французский офицер... «Ах, эти русские! — восклицал он. — Что за оригиналы!.. Хороша гражданская война! Все, что угодно, только не дерутся..."

Мы пошли в город. У выхода из вокзала стояло двое солдат с примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками И бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети...

Мы пошли по улицам. Редкие фонари давали мало света, прохожих почти не было. Над городом нависло угрожающее молчание, нечто вроде чистилища между раем и адом, политически ничейная земля. Только парикмахерские были ярко освещены и набиты посетителями да у бани стояла очередь: дело было в субботу вечером, когда вся Россия моется и чистится...

Чем ближе мы подходили к цворцовому парку, тем пустыннее становились улицы. Перепуганный священник показал нам, где помещается Совет, и торопливо скрылся. Совет находился во флигеле одного из великокняжеских дворцов, напротив парка. Двери были заперты, в окнах темно...

Мы направились к императорскому дворцу, вдоль огромных и тёмных садов. Фантастические павильоны и орнаментальные мосты смутно маячили сквозь ночной мрак; слышно было мягкое журчание фонтана Вдруг, разглядывая , выплывавшего из искусственного грота, мы неожиданно заметили, что за нами следят. Человек шесть дюжих вооружённых солдат подозрительно и пристально приглядывались к нам с соседнего газона. Я двинулся к ним и спросил: «Кто вы такие?».«Здешняя стража», — ответил один из солдат. Все они казались очень утомлёнными, да, конечно, так оно и было: долгие недели непрерывного митингования даром не проходят.«Вы за Керенского или за Советы?» Воцарилось короткое молчание. Солдаты неуверенно переглядывались. «Мы нейтральные», — ответили они наконец.

Мы прошли под аркой огромного Екатерининского дворца, вошли за ограду и спросили, где здесь штаб...
«Как же вы добрались сюда живыми? - - вежливо спросил он (офицер — авт.) — Сейчас на улицах очень опасно. В Царском Селе кипят политические страсти... Керенский войдет в город к восьми часам...»
«И вы будете защищать от них город?»
«О нет, дорогой мой! — он усмехнулся. — Мы держим город для Керенского...»
«Значит, вы за Керенского?» — спросили мы.
«Ну, не совсем за Керенского. (Полковник, видимо, колебался.) Видите ли, большинство солдат нашего гарнизона большевики. Сегодня после боя они ушли в Петроград и увели артиллерию. Можно сказать, что ни один солдат за Керенского не встанет, Но многие из них вовсе не хотят драться. Что до офицеров, то почти все они уже перешли к Керенскому или просто ушли».

У нас упали сердца, потому что в наших мандатах удостоверялась наша глубокая революционность. Полковник откашлялся. «Кстати, о ваших пропусках, — продолжал он. — Если вас поймают, то вы окажетесь в большой опасности. Поэтому если вы хотите видеть бой, то я прикажу отвести вам комнату в офицерской гостинице. Приходите ко мне завтра в 7 часов утра, я дам вам новые пропуска».

Мы не поверили, что здесь будет какой-либо бой… Полковник любезно послал своего ординарца проводить нас на станцию. Ординарец был южанин. Он родился в Бессарабии в семье французских эмигрантов.«Ах, — повторял он, — я не думаю ни об опасности, ни о лишениях. Но я так долго не видал моей бедной матери… Целых три года…»

Мчась в Петроград сквозь холод и мрак, я видел через окно вагона кучки солдат, жестикулирующих вокруг костров. На перекрёстках стояли группы броневиков. Их водители перекрикивались между собой, высовывая головы из башенок. Всю эту тревожную ночь по холодным равнинам блуждали без предводителей команды солдат и красногвардейцев. Они сталкивались и смешивались между собой, а комиссары Военно-революционного комитета торопились от одной группы к другой, пытаясь организовать оборону.

Один из жителей Царского оставил свой рассказ о том, что npoисходило в городе в эти дни. «Когда пришли казаки Керенского, их встретили очень радушно. Многие обыватели потчевали казаков папиросами, угощали их чаем. Группа местных жителей устроила для них подписку, давшую около 50 тысяч.
Относительно своих политических взглядов они заявляли, что эта сторона их не интересует.
- Мы ни за Керенского, ни за Ленина, — говорили они. Мы пришли для того, чтобы постоять за свои «права ». Что именно подразумевали они под словом « права» — трудно было решить.

Как только казаки заняли вокзал, они захватили стоявший на станции воинский поезд с эшелоном, присоединившийся к большевикам. Казаки быстро обезоружили эшелон и расставили на вокзале караулы.

Ночью казачий караул поймал трех солдат с узлами, в которых были награбленные вещи. Через несколько часов грабители были расстреляны».

У Краснова было слишком мало сил, чтобы контролировать Царское Село, город он занял в целях «политических».

28 октября Керенский продолжал требовать от командования Северного фронта ускоренной переброски войск к Гатчине. Вечером он получил следующий отчет генерал-квартирмейстера фронта:

1. «До 20 часов 28 октября через Псков проследовало:

• а) из Острова 3 эшелона — штаб Уссурийской дивизии со взводом артиллерии и 3 сотнями Амурского казачьего полка;
• 6) из Осташкова двумя эшелонами 3 сотни и 2 орудия Уссурийс¬кого казачьего полка.

1. Из Торопца — 2 сотни Донского полка заканчивают погрузку и сегодня отправляются.
2. Из Новгорода отправлена 1 сотня Донского полка.
3. Из Витебска предложено грузить 29 октября Приморский драгунский полк.
4. По донесению коменданта станции Ревель, к погрузке 13-го и 15-го Донских полков не приступали. На ст. Ревель дежурят члены военно-революционного комитета, которые заявляют, если составы для этой перевозки будут поданы, то все станционные агенты будут арестованы.
5. 5-й бронедивизион предполагается грузить 29 октября на ст. Валк.
6. Прибывший /в/ Псков бронированный поезд сегодня отправлен /в/ Гатчину,..»

Необходимо было, не останавливаясь, идти дальше на Петроград, чтобы не дать возможности большевикам собраться с силами. Организовать оборону они еще действительно не успели. П. Е. Дыбенко, прибывший 28 октября в с отрядом матросов, застал там мало организованные толпы солдат и рабочих: «На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?.. Керенский занял Царское Село, и мы отступили в Пулково, — говорили они, — а теперь не знаем, что делать... Распоряжений мы ниоткуда не получаем» . «..."штаб", — по словам Дыбенко, — состоял из бывшего полковника Вальдена, растерянно и беспомощно разводившего руками, упорно смотревшего на карту и недоуменно бормотавшего: «Все разбегаются и на ночь уходят по домам. Гвардейские полки без сопротивления отступают из Царского... Задержать уходящих нет возможности».

Антонов-Овсеенко сообщает, что в штабе у Нарвских ворот 28 октября, после известия о потере большевиками Гатчины, царила полная неразбериха: никто не имел информации о происходящем, связи не было. Пулково занимали части 3-го стрелкового полка, но на них надеяться не приходилось: «стрелки колеблются, офицерство предательствует».

События, о которых рассказывает Виктор Михайлович Яковлев, относятся к 28 октября 1917 года. Автор был их свидетелем. Вдоль железнодорожных путей станции Александровская со стороны Петрограда продвигался небольшой отряд красногвардейцев. Он состоял из рабочих, солдат и матросов под командованием пожилого боцма-на— матроса. 28 октября (по ст. ст.) красногвардейцы готовились дать отпор белоказа-кам на станции Александровская. Под вечер путевой обходчик, пришедший с перегона железной дороги, сообщил красногвардейцам о том, что передовой казачий разъезд продвигается по направлению к Александровской со стороны Гатчины; причем казаки находятся всего в трех километрах от станции, у Соболевского моста. Этот мост распо-ложен на шоссейной дороге Царское Село — Красное Село, на пересечении с железной дорогой.

С наступлением сумерек к станции Александровская при полной тишине прибли-жался бронепоезд генерала Краснова, штаб которого и он сам находился в Гатчине. Внезапно прогремел выстрел из трех орудий, установленных на платформах. Стреляли прямой наводкой по вокзалу и зданию водокачки. От взрывов станция и прилегающая территория окутались огнем и дымом. В зданиях были выбиты стекла, посыпалась шту-катурка, запахло от порохового дыма. Жертвой обстрела стал один машинист водокач-ки, старый железнодорожник Мельников (его дочь долгое время работала телегра-фисткой на Варшавском вокзале). После обстрела вокзала бронепоезд остановился у платформы, из классных вагонов, прикрепленных к бронепоезду, выскочила группа вооруженных револьверами и шашками офицеров, юнкеров и донских казаков. Они во-рвались в здание вокзала, где находились мирные жители. Командовавший красновца- ми высокий пожилой полковник приказал всем задержаться по сторонам в зале. В этом строю оказался и я, в то время — житель Александровской. Полковник стал держать речь, подкрепляя ее отборной руганью. «Сволочи! — гремел он.— Прикажу сейчас же расстрелять каждого десятого». Я стоял в строю на левом фланге. На груди у меня был Георгиевский крест (я участвовал в боях на германском фронте и после болезни при-был в отпуск домой). Когда рассвирепевший полковник поровнялся со мной, он стал кричать:

— А, здесь и георгиевский кавалер! Вешать таких надо на фонарях!

Я объяснил, что пришел на станцию узнать о движении пассажирских поездов на Петроград (в те дни поезда ходили очень редко, и попасть в город было затруднитель-но). Полковник подозвал к себе старшего вахмистра (казака-фельдфебеля) и, указывая на меня, сказал:

— Это местный житель. Он покажет дорогу в Царское Село. Тебе надо связаться с нашими войсками, которые тоже наступают на Петроград.

Ко мне подскочил чубастый вахмистр — донской казак огромного роста. Выхва-тив шашку из ножен, он крикнул на весь зал:

— Если ты заведешь нас на погибель, то тебе несдобровать. Будет твоя голова в кустах. Зарублю в момент!..— И для пущей убедительности с казацкой лихостью крутанул несколько раз шашкой над моею головой. Потом казак вывел меня из зала на привокзальную площадь и приказал: — Жди меня тут, я пойду за людьми и лошадьми. Они находятся за станцией». «Указать дорогу врагам революции,— с тревогой подумал я.— Нет, нет и нет. Но что же делать? Как выйти из этого положения?» Однако собы-тия стали развиваться иначе. В то время как я и казак стояли за вокзалом, бронепоезд без каких-либо сигналов стал отходить медленно назад в сторону Гатчины. Офицеры, юнкера и казаки быстро покинули станцию, побежали вслед за отходящим поездом, на ходу вскакивая на ступеньки вагонов. Казак, покинувший меня, тоже стал догонять по-езд. Внезапное отправление бронепоезда в сторону Гатчины было не случайным. Как я потом узнал, красновскому отряду стало известно, что за выходным гатчинским сема-фором группа красногвардейцев готовится разбирать железнодорожные пути. Это грозило красновцам быть отрезанными от своего тыла и оказаться в руках красногвардей-цев. Подошедший к станции отряд красногвардейцев развернулся к бою, но враг уже бежал. В походном порядке отряд отправился на Пулковские высоты, где были сосре-доточены основные наши силы.

Комиссар большевистского отряда Еремеев беспрепятственно ездил на грузовике по Царскому, подъезжал к станции — нигде он не видел ни одного казака. Лишь возвращаясь, на окраине города большевики столкнулись с казачьим патрулем.

Дыбенко делает такой вывод: «Весь день 28-го войска Керенского после занятия Царского оставались пассивными и тем самым дали возможность Военно-революционному комитету не только под Пулковом, но и под Красным, под Колпином сгруппировать отряды моряков и пехотные части». По словам Дыбенко, 29 октября он принял командование над пулковским отрядом, включавшим 850 моряков, 2 батальона Финляндского полка, до 400 красногвардейцев н разрозненные части гвардейских полков.

Однако к утру 29 октября, по словам Антонова-Овсеенко , большевикам удалось наладить порядок в штабе пулковского направления, а высоты были заняты надежными частями.

III-й корпус простоял в Царском Селе весь день 29 октября. В это самое время в Петрограде шли бои между юнкерами и отрядами большевиков. Произошел даже такой драматический эпизод: около 16 часов Керенскому звонили из Михайловского замка — центра восстания и просили о помощи. Как раз в это время замок был взят.

Краснов осознавал, что двигаться дальше необходимо, но сделать этого не мог из-за морального состояния отряда. «Петр Николаевич отлично понимает обстановку, — говорил еще 27 октября начальник Уссурийской дивизии генерал Хрешатицкий другому участнику похода - Вс. Иванову. — Даже с такими силами можно ворваться в Петроград и создать панику. Но для этого нужен определенный настрой казаков. Нужна ненависть к большевикам! Уверенность в том, что они с Лениным ведут Россию к гибели. Но этого фактически нет... Скажу больше — я, да и вы так же. не имеем твердого убеждения в том, что возврат расхлябанной керенщины спасителен. О Moнархе и говорить не приходится — дело совсем безнадежное». Казаки 1-го Амурского полка заявили, что «в братоубийственной войне» участвовать не будут, что «держат нейтралитет» и отказались даже выставить заставы для охраны Царского Села. Они слишком устали за двое последних суток, но устали не столько физически, сколько морально, ожидая обещанную помощь.

Вечером 29 октября комитеты 1-й Донской и Уссурийской дивизий сообщили Краснову, что казаки отказываются идти на Петроград одни, без пехоты. «Если пехота не приходит — значит, она вся против правительства и идет с большевиками. Нам одним, — говорили казаки, - "все равно не победить". О том же сообщал Краснов Станкевичу: «Казаки не хотят идти, так как думают, что их ведут против парода, раз вся пехота только против них... дайте хоть один батальон, чтобы было кого показать».

Озлобил казаков и несколько поднял их боевой дух инцидент, произошедший около полудня 29 октября: на станцию Александровская пришел состав с продовольствием для III-го корпуса. Поезд был остановлен на перегоне какими-то вооруженными людьми, 3 казака сопровождающей группы были убиты, а вагоны подожжены".

Пулковский бой

Ни 28, ни 29 октября пехота, по крайней мере в сколько-нибудь значительном количестве, так и не пришла. Прибыла сотня оренбуржцев лейб-гвардии Сводного казачьего полка, 2 конных орудия из Павловска (наполовину без прислуги), приходили поодиночке юнкера из Петрограда и, наконец, появился блиндированный поезд, экипаж которого составили офицеры гатчинской авиашколы.

Ночью с 29 на 30 октября к Царскому подошел эшелон с вызванным из Луги 1-м полком осадной артиллерии, но между станцией Александровской и рекой Пудость он подвергся нападению отряда матросов. Часть солдат большевики перестреляли и перекололи штыками, другие разбежались. Казакам и юнкерам пришлось доставлять брошенные орудия с помощью бронепоезда обратно в Гатчину.

все еще шла переписка Между командованием 1-й армии и штабом Северного фронта о том, надо ли готовить к отправке 23-й Донской казачий полк — Приказ об отправке был отдан только вечером. Тогда же был дан приказ и об отправке 3 сотен Нерчинского полка.

Таким образом, к вечеру 29 октября Краснов, по его собственным подсчетам, располагал 9 казачьими сотнями (630 человек, если спешенных — то 420), небольшим количеством пришедших из Петрограда офицеров и юнкеров, 18 орудиями, броневиком и блиндированным поездом. Керенский пишет, что, кроме того, был пехотный полк, прибывший с фронта. Адъютант Кереннского прапорщик Миллер сообщает, что в отряде был небольшой недостаток в пехоте, имелось лишь около 700 юнкеров школы прапорщиков Северного фронта и 150 человек партизан из Луги. По словам Антонова-Овсеенко, к 30 октября у Керенского под Гатчиной было всего несколько сот казаков, 700 юнкеров школы прапорщиков Северного фронта, 150 ударников из Луги, дивизион артиллерии и бронепоезд. По сведениям исследователя И.А. Булыгина, отряд Краснова включал не более 1 200 человек.

Видимо, у Краснова действительно было 600-700 казаков и небольшой сводный отряд пехоты, состоявший из сумевших поодиночке пробраться из Петрограда юнкеров и офицеров, то есть пехоты практически не было. Но и казаков уговорить сражаться Краснову удалось с больший трудом.

Рано утром 30 октября казакам было прочитано только что полученное письмо Совета союза казачьих войск с требованием немедленно двигаться на Петроград. Отряд сосредоточился на западной окраине Царского Села, в виду станции Александровская. У станции шла редкая перестрелка. Во все стороны были направлены разведывательные отряды: сотня — к деревне Сузи в направлении Красного Села; сотня - по Петроградскому шоссе к деревне Редкое Кузьмнно: полусотня - по нижней дороге на деревню Большое Кузьмино, в обход Пулкова; взвод — в сторону Славянки и Колпина. Не прошло и часа, как от деревень Сузи и Редкое Кузьмино послышались выстрелы. Весь отряд двинулся на звуки стрельбы, к Пулкову, бронепоезд - по Варшавской железной дороге.

От деревни Редкое Кузьмнно открывалась вся местность до Петрограда. За рекой Славянкой, протекавшей в глубоком овраге, видны были позиции большевиков. К ночи с 29 на 30 октября большевики сосредоточили на южных пощетупах к Петрограду значительные силы: не менее 10-12 000 человек. Более определенные цифры назвать нельзя, т.к. точный учет не велся, а красногвардейцы могли самостоятельно приходить на позиции или уходить домой. У большевиков было 10 броневиков, 30 октября прибыла артиллерия. Руководство их войсками осуществляли опытные офицеры.

Главнокомандующим всем фронтом был назначен левый эсер подполковник М. А. Муравьев, его помощником — В. А. Антонов-Овсеенко, комиссаром ~ К. С. Еремеев, начальником штаба — полковник Вальден. Матросами, входившими в состав Пулковского отряда., руководил П. Е. Дыбенко. Так как подполковник Муравьев не вызывал в Смольном большого доверия, комиссар Еремеев получил мандат, позволявший при необходимости на месте отстранить его от занимаемой должности.

Силы большевиков были разделены на две части: Красносельский и Пулковский отряды, — причем главный удар большевики ожидали именно у Красного Села (там еще 28 октября произошел небольшой бой). Красносельский отряд состоял из 176-го, 171-го, лейб-гвардии Егерского и Павловского запасных полков и отряда матросов. Но отражать наступление казаков пришлось пулковскому отряду, занявшему позиции на склонах горы перед Царским Селом и станцией Александровской. Отряд состоял из Измайловского, Петроградского, 2-го Царскосельского резервных полков, отрядов красной гвардии, гельсингфорсских и кронштадтских матросов.

Оборудовать позиции красногвардейцы начали 29 октября, войска были размещены там ночью с 29 на 30 октября. Матросов поставили на правый фланг, красногвардейцев — в центр, солдат - на левый фланг.

На следующее утро Муравьев предполагал перейти в наступление, развернувшись за Большим Пулковом: он намеревался поме¬шать казакам развернуться и занять удобные позиции. Но поскольку большевики считал и. что в распоряжении Краснова 5-8 000 человек, по предложению Вальдена была занята удобная оборонительная полиция, расположенная на склонах горы, прикрытая оврагом и позволявшая скрыть тылы.

Таким образом, 30 октября под Пулковом произошло решающее столкновение войск, шедших на Петроград, и большевиков. Краснов в этом бою располагал отрядом в несколько раз меньшим, чем отряд большевиков, но состоявшим из опытных казаков, имевшим артиллерию (хотя и с малым запасом снарядов). У большевиков был огромный численный перевес, но их отряд составляли в большей мере рабочие и необстрелянные солдаты запасных полков; первые полдня большевики почти не имели артиллерии. (По словам Керенского и его адъютанта прапорщика Миллера, большевистскими войсками якобы руководили немецкие начальники, матросы действовали по Всем правилам немецкой тактики, а в бою были взяты в плен люди,

Командующий 12-й армией генерал Юзефович сообщал 1 ноября Черемисову: «Мы сидим на бочке с порохом». Во многих частях сильны были позиции большевиков. Солдатские массы не желали выполнять приказы Временного правительства и Верховного главнокомандующего Керенского. Благоприятной считалась обстановка, при которой «не было выступлений сверх обычных эксцессов».

В этой ситуации генерал Черемисов, располагавший в районе Петрограда большими, чем другие военные начальники, возможностями, объявил о своем нейтралитете в начинающейся борьбе, «Я всегда стоял за невмешательство армии в политику, так как это может кончиться гибелью для государства», — заявил он. Сыграло роль и то презрение, с которым Черемисов относился лично к Керенскому и вообще к стоящим у власти деятелям социалистического толка.

Уже в начале ноября он говорил генералу Юзефовичу: «Пресловутый «Комитет спасения революции» принадлежит к партии, которая около восьми месяцев правила Россией и травила нас, командный состав, как контрреволюционеров, а теперь поджала хвосты, распустила слюни и требует от нас, чтобы мы спасли их. Картина, безусловно, возмутительная». Вероятно, известный своим честолюбием главнокомандующий Северным фронтом преследовал и собственные цели.

Поход Керенского - Краснова закончился поражением, генерал был арестован, но вскоре выпущен. Прожив несколько дней в своей квартире на Офицерской улице, он навсегда покинул Петроград.

Краснову удалось пробраться на Дон. После того как в феврале 1918 г. в Донской области была установлена советская власть, Петру Николаевичу пришлось скрываться. В марте началось казачье восстание, повстанцы созвали Круг спасения Дона, которому предстояло избрать войскового атамана.

По предложению Г. П. Янова и С. В. Денисова на Круг пригласили П. Н. Краснова. Краснов был старшим по службе из донских генералов, прошел всю войну, всегда был строевым офицером, и многие казаки знали его как строгого, но заботливого начальника. Наконец, Краснов обещал то, что хотели слышать от будущего атамана казаки: устройство донских дел; мир с немцами; «привольную» самостоятельную жизнь. Круг избрал Краснова атаманом и принял основные законы, предоставлявшие ему всю полноту власти. Собравшийся в августе 1918 г. Большой войсковой Круг, на который съехались представители всех станиц Донской области, вновь избрал Петра Николаевича на пост атамана и несколько ограничил атаманские полномочия.

Кадровый офицер, никогда не занимавшийся административными и экономическими вопросами, Краснов проявил себя одаренным, гибким государственным деятелем, политиком. Даже противники с уважением отзывались о «донском самодержце».

Перед атаманом Красновым стояла трудная, наверное, невыполнимая задача — создать силу, способную противостоять большевистскому натиску. Слишком сильно увлекали революционные события людей, слишком сильное отторжение вызывал «старый режим», слишком много обещали и слишком решительно действовали большевики. Краснов постарался дать казакам то, чего они ждали от революции (землю, отмену тяжелых повинностей, свободу) и уберечь от того, чего они боялись (ограничения своих «прав» — в первую очередь, на землю, уравнения с «мужиками»-крестьянами). Таким образом ему удалось поднять и организовать казаков против советской власти. Чтобы оградиться от советской России и навести на Дону порядок, атаман строил самостоятельное государство.

Править Войском Донским Краснову пришлось в чрезвычайно сложной ситуации. В условиях гражданской и завершающейся мировой войн он вынужден был лавировать между Германией, Антантой, Добровольческой армией и советской Россией. При всем своем великодержавном патриотизме и монархизме атаман руководствовался прежде всего местными, региональными интересами. При этом он проявлял удивительную гибкость: тесно сотрудничал с Германией и поддерживал верную союзническим обязательствам России Добровольческую армию, а с конца лета пытался установить отношения с представителями Антанты; состоял в союзных отношениях с добровольцами и в то же время активно работал над созданием Юго-Восточного союза (объединения обломков Российской империи), в котором Добровольческой армии могло не оказаться места, и стремился заключить мир с большевиками.

Но несмотря на все усилия Краснова, конечно, Всевеликое войско Донское было временным государственным образованием, судьба которого всецело зависела от исхода борьбы белых и красных. Думается, именно во внешнеполитической конъюнктуре, неспособности Деникина и Краснова найти компромисс и, с другой стороны, усилившемся натиске Красной армии кроется первая причина падения красновского режима.

Тучанский А.К. "Царское Село, 1917 год. Поход Керенского-Краснова на Петроград".- Спб, 2006. Корона-век., 30с.

статья редактируется

Попытки свержения захвативших власть большевиков начались практически с первых дней. Сам Керенский бежал в Псков, где уговорил казачьи войска под командованием генерала Петра Краснова выступить на Петроград.

В самом Петрограде уже в ночь на 26 октября (8 ноября) 1917 года правые социалисты из Петроградской городской думы и Предпарламента в противовес Военно-революционному комитету учредили свой Комитет спасения Родины и революции во главе с правым эсером Абрамом Гоцем. Он распространял антибольшевистские листовки, призывал к саботажу работников госучреждений. Также антибольшевистский комитет поддерживал вооруженное сопротивление большевикам в Москве и попытку Керенского отбить Петроград.

29 октября (11 ноября) Комитет спасения Родины и революции поднял первое антибольшевистское восстание в самом Петрограде, центром которого стал Михайловский замок (там размещались юнкера Николаевского инженерного училища). Смещенный с поста главкома военного округа Георгий Полковников объявил себя командующим «войсками спасения». Он запретил своим приказом всем военным частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время военным удалось отбить телефонную станцию и отключить от связи Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев. Но без поддержки извне они были обречены, и через два дня большевики подавили это восстание, хотя стычки были кровопролитными и с применением артиллерии. С обеих сторон погибло около 200 человек.

Керенский бежал в расположение штаба Северного фронта в Пскове, надеясь найти поддержку у военных. Однако все попытки Керенского организовать движение на Петроград хотя бы какой-то группы войск наталкивались на сопротивление командующего фронтом генерала В. А. Черемисова. Черемисов вёл свою игру, надеясь занять пост верховного главнокомандующего, и занял «нейтральную» позицию, не желая связывать своё будущее с проигравшими. Он отказался снимать с фронта части для подавления восстания в Петрограде и заявил, что не гарантирует безопасности самого Керенского. Он то отдавал приказ войскам грузиться в эшелоны для движения на Петроград, то отменял его, не желая, по его словам, «вмешиваться в петроградскую передрягу».

Тогда бывший глава Временного правительства попытался уговорить казаков выступить против большевиков в Петрограде. Казаки слушали его неохотно, так как помнили, что Керенский совсем недавно развалили выступление генерала Корнилова. Так, историк русской революции Н. Н. Суханов Н. Н. писал: «…Произошла характерная сцена. Керенский протягивает руку офицеру-рассказчику, который вытянулся перед ним. Офицер продолжает стоять вытянувшись, с рукой под козырек. Керенский ставит на вид: «Поручик, я подаю вам руку». Поручик рапортует: «Г. Верховный главнокомандующий, я не могу подать вам руки, я - корниловец»… Совершенная фантасмагория! Керенский идет на революционный Петербург во главе войск, недавно объявленных им мятежными. Среди их командиров нет человека, который не презирал бы Керенского как революционера и губителя армии. Не вместе ли с большевиками отражал и шельмовал эти войска два месяца назад этот восстановитель смертной казни, этот исполнитель корниловской программы, этот организатор июньского наступления?»

Однако Краснов решил поддержать Керенского. Тот пообещал передать генералу ещё три пехотные и одну кавалерийскую дивизии, которые вот-вот подойдут. Керенский назначил Краснова командующим «армией», идущей на Петроград. Вечером 26 октября (8 ноября) казачьи части (всего около 700 человек), расквартированные к югу от Пскова, загрузились в вагоны и отбыли в направлении Петрограда. Выступила только крайне незначительная часть 3-го конного корпуса Краснова (1-й Донской и Уссурийской дивизий), так как части корпуса была раскиданы на большой территории. Причем, в самом Пскове эшелоны с ними пытались задержать революционно настроенные солдаты. Петр Краснов позднее вспоминал: «Слабого состава сотни, по 70 человек. … Меньше полка нормального штата. А если нам придется спешиться, откинуть одну треть на коноводов - останется боевой силы всего 466 человек - две роты военного времени! Командующий армией и две роты! Мне смешно… Игра в солдатики! Как она соблазнительна с ее пышными титулами и фразами».

Пётр Николаевич Краснов (1869 - 1947) родился в Петербурге, выходец из дворян Войска Донского. Его род был одним из самых известных на Дону. Учился в Александровском кадетском корпусе и Павловском военном училище. В 1890 году зачислен в Лейб-гвардии атаманский полк. В 1892 году поступил в Академию Генерального штаба, но через год по собственному желанию вернулся в свой полк. В 1897 году был начальником конвоя дипломатической миссии в Аддис-Абебу (Абиссиния). Будучи наблюдательным человеком, он ежедневно вел записи, которые были опубликованы в брошюре «Казаки в Африке: Дневник начальника конвоя российской императорской миссии в Абиссинии в 1897-1898 гг.». В 1901 году направлен военным министром на Дальний Восток для изучения быта Маньчжурии, Китая, Японии и Индии. Писал беллетристику и статьи по военной теории. Во время боксёрского восстания в Китае и русско-японской войны - военный корреспондент. В 1909 году окончил Офицерскую кавалерийскую школу, а в 1910 году был произведён в полковники, командовал 1-м Сибирским казачьим Ермака Тимофеева полком на границе с Китаем, в Семиреченской области. С октября 1913 года - командир 10-го Донского казачьего генерала Луковкина полка, стоявшего на границе с Австро-Венгрией, во главе которого вступил в Первую мировую войну. Воевал храбро. В ноябре 1914 года был произведён в генерал-майоры и назначен командиром 1-й бригады 1-й Донской казачьей дивизии. С мая 1915 года - командир 3-й бригады Кавказской туземной конной дивизии, с июля 1915 года - начальник 3-й Донской казачьей дивизии, с сентября - начальник 2-й Сводной казачьей дивизии. В конце мая 1916 года дивизия Краснова одна из первых начала Луцкий прорыв армий Юго-Западного фронта (Брусиловский прорыв). 26 мая 1916 года в бою у Вульки-Галузинской тяжело ранен пулей в ногу. Командиром был неплохим, всегда заботился о подчиненных, поэтому казаки его любили и ценили. После февральской революции Краснов в политике участия не принимал. В июне 1917 года был назначен начальником 1-й Кубанской казачьей дивизии, в августе - командующим 3-м конным корпусом. Был арестован в ходе Корниловского выступления, но затем освобождён.

27 октября (9 ноября) казаки высадились в Гатчине (40 км к югу от Петрограда), соединившись там с еще двумя сотнями верных Временному правительству солдат, прибывших из Новгорода. В Гатчине находилось до 1,5 тысячи «красных» солдат, но при виде высаживающихся из вагонов казаков у них сложились преувеличенные представления об их численном превосходстве, и они стали сдавать . Казаки не знали, как им охранять такое количество пленных, чем их кормить и попросту распустили по домам. Но силы Краснова по-прежнему исчислялись несколькими сотнями бойцов. Позднее он вспоминал: «Идти с этими силами на Царское Село, где гарнизон насчитывал 16 000, и далее на Петроград, где было около 200 000, - никакая тактика не позволяла; это было бы не безумство храбрых, а просто глупость».

28 октября (10 ноября) к вечеру после небольшой перестрелки отряд Краснова все же занял Царское Село (ныне город Пушкин). При этом боя фактически не было, всё свелось к переговорам с гарнизоном Царского Села, «красные» солдаты были либо разоружены, либо отступили. Но далее, несмотря на благоприятную ситуацию в столице (антибольшевистское восстание в Петрограде), Краснов уже не мог наступать и дал войскам отдых. 29 октября (11 ноября) Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и дожидаясь подкреплений. Ставка верховного главнокомандующего во главе с Духониным пыталась помочь Керенскому. Но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, поддерживая партию большевиков, или заняло позицию «нейтралитета». 13-й и 15-й Донские полки 3-го конного корпуса просто не выпустили из Ревеля по приказу местного революционного комитета. К отряду Керенского - Краснова присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Всего «белые» смогли выставить около 5 тыс. человек, около 20 орудий и бронепоезд.

Керенский, видимо, ещё мнил себя великим правителем и думал, что узрев его, массы тут же побегут за ним. Но тут его иллюзии были окончательно разбиты. Офицеры и казаки, не видя подкреплений, кляли его. К мятежникам присоединился знаменитый революционер, эсер-террорист Борис Савинков. Он предложил Краснову арестовать Керенского и возглавить движение самому. Краснов отказался. Тогда предложили формирование правительства видному марксисту и социалисту Г. В. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе. Но переговоры результатов положительных результатов не дали. Савинков поехал в штаб Северного фронта, но и там его ждал провал.

Большевики, тем временем, предписали железнодорожникам остановить движение войск на столицу. Распоряжение было выполнено. 27 октября (9 ноября) Военно-революционный комитет отдал приказ о боевой готовности Петроградского гарнизона, выдвинул революционные полки, отряды красногвардейцев и матросов к Царскому Селу и Пулкову. В ночь с 27 на 28 октября (с 9 на 10 ноября) Центральный комитет РСДРП(б) и советское правительство создали комиссию во главе с В. Лениным для руководства подавлением мятежа. Из Гельсингфорса и Кронштадта в Петроград вызвали отряды матросов. На случай прорыва в Петроград Ленин распорядился ввести в Неву корабли Балтийского флота. 29 октября (11 ноября) Ленин и Троцкий побывали на Путиловском заводе, где осмотрели орудия и бронепоезд, подготовленные для борьбы с войсками Керенского-Краснова. По призыву большевиков на защиту революции выступили тысячи красногвардейцев с Путиловского, Трубочного и других заводов. Затем Троцкий отбыл на Пулковские высоты, где руководил строительством укреплений. Защищать их должны были около 12 тысяч бойцов. Красные были разделены на два отряда: Пулковский во главе с командиром 2-го Царскосельского резервного полка полковником Вальденом, матросами командовал П. Е. Дыбенко; Красносельский, который возглавляли Ф. П. Хаустов и В. В. Сахаров. Командующим всеми войсками под Петроградом был назначен левый эсер полковник М. А. Муравьев, его помощников был В. А. Антонов-Овсеенко. В этот же день ВРК направил около 20 тыс. человек на создание оборонительного рубежа «Залив-Нева». Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовой.

Утром 30 октября (12 ноября) с утра войска Краснова при поддержке артиллерии и бронепоезда начали наступление в районе Пулкова. Революционные войска выдержали натиск, и вечером сами перешли в контрнаступление. «Красные» имели большое численное преимущество, но казаков выручало преимущество в артиллерии. Казаки при этом понесли небольшие потери, в то время как среди красных потери достигали 400 человек, но они продолжали атаковать. К вечеру у казаков начали заканчиваться боеприпасы, обещанные Керенским подкрепления не появились. Большевики подтянули морскую артиллерию, начали бить по Царскому Селу. При артиллерийском обстреле запаниковали и замитинговали полки царскосельского гарнизона. Потребовали прекратить бой, угрожая ударом с тыла. В сумерках матросы начали обходить фланги казаков и Краснов приказал отступить в Гатчину. Казаки вступили в переговоры с революционными солдатами и матросами и заключили перемирие. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предлагал им «обменять Керенского на Ленина».

В ночь на 31 октября (13 ноября) Троцкий, находившийся на линии обороны в Пулково, телеграфировал в Петроград: «Попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу революции получила решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем. Солдаты, матросы и рабочие Петрограда доказали, что умеют и хотят с оружием в руках утвердить волю и власть демократии. Буржуазия старалась изолировать армию революции, Керенский пытался сломить ее силой казачества. И то, и другое потерпело жалкое крушение… Революционная Россия и Советская власть вправе гордиться своим Пулковским отрядом, действующим под командой полковника Вальдена».

31 октября (13 ноября) продолжались переговоры об условиях перемирия, и казаки согласились выдать большевикам Керенского, с условием, что их пропустят на Дон. Узнав об этом, он сразу же на автомобиле сбежал из расположения войск Краснова. Керенский передал свои полномочия верховному главнокомандующему Духонину и бежал на Дон. Он прибыл в Новочеркасск, однако атаман Каледин отказался с ним сотрудничать. 1 (14) ноября части большевиков вошли в Гатчину. Казаков разоружили и вскоре отпустили.

Казаки в этот период сохранили боеспособность, но не хотели воевать с большевиками. В массе своей они желали покончить с надоевшей войной и просто вернуться домой. Казачьи части начали эшелонами покидать Петроградскую, Псковскую, Новгородскую и другие губернии и уходили в родные казачьи области. «Все неудержимо хлынуло на Дон, но не к Каледину, чтобы сражаться против большевиков, отстаивая свободу Дона, а домой в свои станицы, чтобы ничего не делать и отдыхать, не чувствуя и не понимая страшного позора нации», - вспоминал потом сам Пётр Краснов.

Сам генерал Краснов сдался, но вскоре был отпущен под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти». Чуть позже он уехал на Дон, где стал одним из лидеров местного белого казачества. В мае 1918 года Краснов был избран атаманом Донского казачества. Наладив союзные отношения с Германией и не подчиняясь А. И. Деникину, ориентировавшемуся на Антанту, он развернул борьбу с большевиками во главе Донской армии. Краснов создал Всевеликое Войско Донское и взял курс на создание независимого государства.

Таким образом, кроме выступления отряда Краснова - Керенского, боев в Москве в целом советская власть утвердилась по всей стране мирно. Отказались подчиняться новому правительству только казачьи области. Но сами казаки воевать не хотели, желали вернуться к мирной жизни. В провинциальных городках и селениях Октябрь (как ранее и Февраль) прошел практически незаметно. Власть уездных и губернских комиссаров правительства была настолько слаба, что её и раньше никто всерьез не принимал. Во многих местах еще несколько месяцев сохранялось двоевластие. Параллельно работали и советские органы, и городские Думы. Последние Думы разогнали только весной 1918 года.

Реферат на тему:

Поход Керенского - Краснова на Петроград

План:

Введение

• 1 25-29 октября. Действия Керенского и генерала Краснова
• 2 26-29 октября. Действия ВРК
• 3 29 октября. Юнкерское выступление в Петрограде
• 4 30 октября. Боевое столкновение
• 5 31 октября - 1 ноября. Окончательное подавление выступления
• 6 Дальнейшие шаги Керенского
• 7 Итоги
Литература

Введение

Поход Краснова - Керенского на Петроград - попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная министром-председателем Керенским при активном содействии донских казачьих частей во главе с Петром Красновым в октябре 1917 года по старому стилю.

1. 25-29 октября. Действия Керенского и генерала Краснова

25 октября (7 ноября) Керенский бежит из Зимнего дворца в расположение штаба Северного фронта во Пскове. Ему стоит больших трудов покинуть столицу, так как все вокзалы контролировались большевистским ВРК. В 11 утра Керенскому удалось одолжить в американском посольству машину «Рено», и покинуть Петроград под американским флагом. Псковский Совет заявляет о своей поддержке большевиков. Командующий Северным фронтом генерал Черемисов В. А. отказывается снимать с фронта части для подавления большевистского восстания, и заявляет, что не гарантирует безопасности Керенского.

26 октября Керенский безуспешно пытается организовать подавление большевиков военной силой с помощью 3-го кавалерийского корпуса генерала Краснова. Однако казаки не испытывали особого желания воевать за уже успевшего себя дискредитировать Керенского. Силы 3-го конного корпуса, которым командовал генерал Краснов, были разбросаны по разным гарнизонам. Командующий Северным фронтом генерал Черемисов занял «нейтральную» позицию, не поддержав Керенского и генерала Краснова. Поэтому для похода на Петроград Краснов смог собрать только несколько сотен 9-го и 10-го Донских казачьих полков. Силы генерала Краснова составили всего около 600 сабель, 12 орудий и 1 броневик.

27 октября Казачьи части без боя заняли Гатчину. 28 октября казаки после небольшой перестрелки и длительных переговоров с солдатами царскосельских стрелковых полков, составлявших гарнизон Царского села, заняли Царское Село. Из Гатчины в Царское село приехал Керенский, выступив с речью на возникшем митинге. Основные силы «мятежников» группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом».

В воскресенье 29 октября Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском селе и дав отдых казакам. В этот день в Петрограде произошло неудачное юнкерское восстание.

2. 26-29 октября. Действия ВРК

26 октября большевистский ВРК предписывает железнодорожникам заблокировать передвижение 3-го корпуса генерала Краснова, растянувшегося по железной дороге. 27 октября ВРК стягивает к Красному селу и Пулкову силы вооружённых рабочих Красной гвардии и кронштадтских матросов, Центробалт направляет на Неву боевые корабли, с тем чтобы прикрыть революционные силы артиллерией. 29 октября ВРК направляет около 20 тыс. человек на рытьё оборонительного рубежа «Залив-Нева». Основное руководство этой деятельностью осуществляют Подвойский, Антонов-Овсеенко.

Войска, направленные на подавление выступления Керенского-Краснова, возглавляет левый эсер Муравьёв М. А., позднее, в июле 1918 года сам поднявший мятеж против большевиков. Осенью 1917 года был близок к большевикам, некоторые источники даже называют его «большевиком».

Ленин и Троцкий лично руководят подавлением выступления. 28 октября Ленин прибывает в штаб Петроградского военного округа, лично разрабатывает план расстановки военных кораблей на Неве. 29 октября Ленин и Троцкий прибывают на Путиловский завод для проверки подготовки артиллерийских орудий и бронепоезда.

3. 29 октября. Юнкерское выступление в Петрограде

29 октября меньшевистко-правоэсеровский Комитет спасения Родины и революции поднимает мятеж в Петрограде. Центром восстания стал Инженерный замок, а основной вооружённой силой - размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Смещённый большевиками командующий Петроградским военным округом Полковников Г. П. объявил себя командующим «войсками спасения», и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время восставшим удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев. Однако основная масса войск Петроградского гарнизона к восстанию не присоединилась. Уже к 11 00 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию, и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября.

4. 30 октября. Боевое столкновение

30 октября Троцкий прибыл в Пулково, где состоялось решающее столкновение с силами генерала Краснова. На месте событий находился также глава Центробалта Дыбенко П. Е.

30 октября казаки Краснова подошли к Пулково и вступили в боестолкновение с большевистскими отрядами балтийских матросов и красногвардейцев. Матросы с красногвардейцами, которых было несколько тысяч, численно намного превосходили казаков, но у Краснова была артиллерия, которой не было у сторонников большевиков, поэтому бой закончился без видимого перевеса одной из сторон. Но так и не получив подкреплений, ввиду крайней малочисленности своих сил, Краснов вступил в мирные переговоры с большевиками. Эти переговоры обнажили нежелание казаков восстанавливать власть Керенского. Переговоры закончились заключением перемирия, условия которого большевиками были тут же нарушены - их силы вошли в Царское Село, окружили и разоружили казаков .

Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский бежал из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого Л. Д., «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нем Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова». По воспоминаниям самого генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать.

5. 31 октября - 1 ноября. Окончательное подавление выступления

31 октября в 2 10 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулково, от имени Совнаркома отправляет в Петроград телеграмму, в которой объявляет, что «Попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу революции получила решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем. Солдаты, матросы и рабочие Петрограда доказали, что умеют и хотят с оружием в руках утвердить волю и власть демократии. Буржуазия старалась изолировать армию революции, Керенский пытался сломить ее силой казачества. И то, и другое потерпело жалкое крушение….Революционная Россия и Советская власть вправе гордиться своим Пулковским отрядом, действующим под командой полковника Вальдена». В своих воспоминаниях Троцкий Л. Д. так характеризует полковника Вальдена: «Этот Вальден был типичный полковник, и что в нем говорило, когда он шел за нас, я до сих пор не понимаю. Полковник он был немолодой, много раз раненый. Чтобы он нам сочувствовал, этого быть не могло, потому что он ничего не понимал. Но, по-видимому, у него настолько была сильна ненависть к Керенскому, что это внушало ему временную симпатию к нам».

1 (14) ноября революционные войска входят в Гатчину, окончательно подавив «мятеж». Сам генерал Краснов П. Н. 1 ноября сдался большевикам под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти», однако вскоре уезжает на Дон, где с марта 1918 активно участвует в такой борьбе.

6. Дальнейшие шаги Керенского

Керенский бежит на Дон, и в двадцатых числах ноября прибывает в Новочеркасск, однако атаман Каледин отказывается с ним сотрудничать. Керенский окончательно эмигрирует из России только в июне 1918 года, в январе тайно посетив Петроград. Он собирается неожиданно выступить на заседании Учредительного собрания (куда он был избран от Саратовского избирательного округа, см. Список членов Учредительного собрания ), однако ЦК партии эсеров запрещает ему этот шаг. В мае 1918 года Керенский безуспешно пытается примкнуть к московскому отделению эсеровского Союза возрождения России, а после чехословацкого мятежа - к правительству Комуча в Самаре , однако ЦК партии эсеров запрещает ему и это.

7. Итоги

Керенский окончательно потерял всякое политическое влияние.

Параллельно с выступлением Керенского-Краснова происходят бои в Москве, завершившиеся к 2(15) ноября, а в самом Петрограде 29-30 октября при содействии эсеро-меньшевистского Комитета спасения Родины и революции происходит выступление юнкеров Николаевского инженерного училища.

Кроме того, власть большевиков в Петрограде столкнулась с угрозой бойкота со стороны исполкома железнодорожного профсоюза Викжель. Начались тяжёлые переговоры о предполагаемом создании «однородного социалистического правительства » (правительственной коалиции всех социалистических партий), едва не закончившиеся отставкой «Ленина и Троцкого, как персональных виновников Октябрьского переворота .

В то же время служащие государственных учреждений на какое-то время практически парализовали работу правительства забастовками (см. Бойкот Советского правительства госслужащими ), а иностранные государства отказываются признавать новую власть (см. Дипломатическая изоляция Советского правительства ).

Литература

• Краснов П. Н. На внутреннем фронте // Архив русской революции, т. 1., Берлин, 1922.
• Керенский А. Ф. Александр Керенский. Гатчина.
• Савинков Б. В. Борьба с большевиками
• Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. Глава X.
• Григорий Кузьмин. Разгром интервентов и белогвардейцев в 1917-1922 г.