Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

СЕРГЕЙ БУНТМАН: Добрый день! И как вы понимаете, декабрь, подходит к концу 2012 год, и наш цикл тоже, и сама война 200 лет назад подходит к концу. И самое время. Ну, сейчас уже, как хирурги говорят. У нас Алексей Кузнецов в студии.

АЛЕКСЕЙ КУЗНЕЦОВ: Добрый день!

С. БУНТМАН: Хирурги говорят, зашивайте. В общем, уже сейчас зашивайте. Вся операция кончилась практически уже все. Зашивайте. И сейчас у нас будет несколько таких передач до конца года. Сегодня мы посмотрим, как война 812-го года отражалась и изменялась в отечественной историографии. Кстати говоря, обратите внимание, скоро выйдет, через неделю… Да? Уже. У нас сегодня 15-е? Да?

А. КУЗНЕЦОВ: Да.

С. БУНТМАН: Через неделю выйдет 12-й номер «Дилетанта» и помимо темы «Рождество» с дивной совершенно обложкой - Ирод против Иисуса. Так вот. Папочка. Там много всего будет очень интересного и по этой теме, вплоть до того, что где сейчас располагается в библейских местах. Не просто как всегда карта прилагается к Священному писанию, оно… Что там сейчас? Где Сектор Газа у нас? Где какие страны и так далее. Ну, так вот. Но там еще есть, конечно, тоже рефлексия о войне 12-го года и о том, как ее воспринимали и воспринимают. Есть интервью Пиотровского, очень хорошее, в связи с выставкой Эрмитажа. Так что посмотрите. О событиях мы будем говорить этого 2012 года в связи с юбилеем, что получилось, что не получилось, какие мифы вылезли, какие новые появились, какие, может быть, подзабылись. Хотя таких я не помню. Вот, кстати, о мифах и об их создании, описании реальности. Сегодня мы посмотрим на отечественную историографию, как описывалась война 12-го года. Вы, пожалуйста, тоже. Как вы ее учили? Что вы в книгах читали? И вопросы и ваши собственные воспоминания, и размышления - плюс 7 985 970 45 45 плюс твиттерный аккаунт вызван. Итак, с чего все началось?

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а все началось с очень маленькой книжечки, которая насчитывала 100 с небольшим страничек. Можно сказать, что это была брошюра, которая выходит прямо в 1813 году, причем особенно характерно, что ее автор в этот момент находился в действующей армии, то есть он ее, так сказать, писал ее во время заграничного похода. Первым историком этой войны, робким можно сказать историком, был человек, сейчас совершенно забытый - это Дмитрий Иванович Ахшарумов. На тот момент полковник русской армии, впоследствии он станет генерал-майором, боевой офицер. Вот он счел такой, видимо, своей потребностью, потому что на тот момент в этом не было никакого, разумеется, государственного заказа. Это были чистые его мотивы. Он написал описание войны 1812 года, но, правда, оно было очень фрагментарным. Он рассматривал 2 периода войны: от пересечения французскими войсками границы до Смоленска, а затем перескакивал через все, ну, можно сказать основные события, и дальше самый заключительный вот этот вот финал от Березины и собственно обратно до Немана. Потом он расширит свой труд и через 6 лет в 19-м году выйдет его же книга с таким же названием, но она будет уже в 3 раза больше, и она включит в себя и средний этап войны тоже. Я ее читал. Она есть… Пэдээфовские файлы есть. Она не переиздавалась после революции, но есть соответственно отсканированная эта книга, и первое, и второе, кстати говоря, издание в интернете. Можете ознакомиться. Замечательнейший совершенно слог еще екатерининских времен. Такое определенное, ну, простодушие участника событий никоим образом абсолютно не выпячивавшего свою роль, причем она даже наоборот затушевана, потому что Ахшарумов писал именно не дневник участника, вот он пытался осмыслить то событие, участником которого ему довелось…

С. БУНТМАН: Конечно, в том стиле, в котором он знал.

А. КУЗНЕЦОВ: Разумеется. Конечно. И видно, что человек он был, ну, умеренно, скажем так, образованный, но, тем не менее, он пытается, что невероятно ценно, вот этот первый опыт, он пытается делать какие-то обобщения. Там не только хронология, там вот попытка оценить какие-то, так сказать, решения, принятые, стратегию, очень робкая, очень осторожная, но ее… Эту книгу сейчас, наверное, интересно читать именно как факт историографии, вот с чего все начиналось. Вот.

С. БУНТМАН: Часто… Один вопрос очень важный: часто ли до этого начиналась такая непосредственная рефлексия на события, отзыв на события? Мы ж помним из «Войны и мира» эпизод, когда старый князь Болконский вынимает билет из ящика, показывает князю Андрею, что вот билет, такой вот банковский билет тому, кто напишет историю суворовских войн.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да.

С. БУНТМАН: То есть не сразу, не сразу.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, конечно.

С. БУНТМАН: … мемуары какие…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, но и более того…

С. БУНТМАН: А здесь понимание исключительности.

А. КУЗНЕЦОВ: Вообще же писать было не очень принято у военных людей. Вот у предыдущего поколения, ну, вот было такое несколько высокомерное отношение к писательскому труду, что наше дело, так сказать, мне бы саблю и коня и на линию огня. Вот. И поэтому да, конечно, нет. Уже и в екатерининское время появлялись какие-то мемуары. Но вот именно попытку осмыслить, как старый князь, историю суворовских войн, конечно, не предпринималось. Ведь действительно, в общем-то, русская литература по большому счету как популярное такое вот в том числе и занятие рождается в 19-м. Все-таки в 18-м она была делом достаточно избранного круга, хотя, в общем, постепенно… В результате в 16-м году очень важная веха. Федор Николаевич Глинка, известный впоследствии своими письмами русского офицера, он обращается с таким призывом о необходимости написать историю Отечественной войны. Но вот интересно, что на последующие 20 с небольшим лет термин «отечественная» будет практически забыт и заброшен, и никто из мемуаристов ее так называть не будет. И пока, наконец, в 39-м году не появится первый грандиозный по объему, безусловно, и по замаху официозный абсолютно, это никак не скрывалось, наоборот всячески подчеркивалось, труд Александра Ивановича Михайловского-Данилевского. Эта книга в отличие от большинства дореволюционных работ по истории 12-го года переиздана несколько лет назад, и поэтому она, в общем, доступна широкому кругу читателей. Она интересна тем, что ее автор не кадровый военный, хотя Михайловский-Данилевский получит потом генерал-лейтенанта и будет заседать в различных военных комиссиях. Но вообще это чрезвычайно образованный человек, получивший совершенно блестящее образование, и собственно на военной службе он впервые оказывается в 1812 году. Вот он, когда Кутузов был избран начальником петербургского ополчения, еще до назначения его главнокомандующим, Михайловский-Данилевский до этого времени штатский чиновник был прикомандирован к нему в качестве одного из его секретарей, дальше сопровождает его уже на войну, дальше принимает участие в Бородинском сражении, получает тяжелое ранение в тарутинском сражении, будет лечиться какое-то время. Потом как офицер главного штаба присоединится к русской армии в Европе, будет принимать участие и будет вторично ранен в нескольких сражениях заграничных походов. Потом он повоюет еще, по-моему, в русско-турецкой войне уже 20-х годов. То есть он станет военным, но при этом естественно он сохранит вот то широкое образование, которое он получил до этого, университетское образование. И, конечно, читая эту книгу, видишь, что она написана человеком серьезным. При всем том, что у него была трудная задача, именное поручение императора, и, конечно… Вот как Корфу было поручено написать официальную историю событий 25-го года - да? - вот Михайловскому… Вообще Николай любил, чтобы история была официальной. И Михайловский-Данилевский, конечно, написал официальную историю. Это очень хорошо видно с…

С. БУНТМАН: А в чем официальность?

А. КУЗНЕЦОВ: А вот официальность в той точке зрения…

С. БУНТМАН: 39-й год.

А. КУЗНЕЦОВ: 39-й год.

С. БУНТМАН: Так самый хороший такой, один из лучших николаевских годов.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Кроме того к юбилейной дате…

С. БУНТМАН: … в это время пишут.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да. Совершенно верно. Адольф и Кристин. К юбилейной дате планировалось, ну, юбилейная дата, планировалось к 37-му году, не успел Михайловский-Данилевский. Работа оказалась колоссальной. А он был человек добросовестный. Ну, в результате подверстали к 25-летию не Отечественной войны, а к 25-летию взятия Парижа. Тоже неплохо получилось. Да? Вот собственно то, что впоследствии назовут дворянским периодом историографии 12-го года, но это до конца 50-х соответственно годов. Вот собственно Михайловский-Данилевский сформулировал основные тезисы: единение всех сословий вокруг престола, выдающаяся роль императора, Кутузов как выразитель императорской стратегии, как гениальный выразитель императорской стратегии…

С. БУНТМАН: Александр Павлович стратег у него. Император стратег.

А. КУЗНЕЦОВ: Александр Павлович? Да, конечно. Он и стратег, он и символ, он и… Ну. вот он собственно то, без чего победы бы не было. Хотя, это надо сказать, это сделано аккуратно. В этом нет никакого лизоблюдства и холуйства такого вот, так сказать, откровенного. Да? Нет панегириков. И надо сказать, что при этом Михайловский-Данилевский умел отстаивать ту точку зрения даже перед императором, которую он считал правильной. Вот например, у Андрея Григорьевича Тартаковского в его замечательнейшей совершенно книге о Барклае «Неразгаданный Барклай», там описывается как Михайловский-Данилевский не выносил Барклая. Ну, поскольку вот он принадлежал к тому близкому окружению Кутузова в 12-м году, а там Барклая, конечно же, не переваривали - об этом мы много говорили - он с молодых, что называется, ногтей эту точку зрения воспринял. И в первой редакции, в той, которая была представлена императору, вот его труда о Барклае говорится уничижительно, можно сказать, что не обладал, так сказать, качествами необходимыми для вождя и так далее. Николай Павлович надо сказать при всем том, что мы привыкли его изображать таким сугубым, так сказать, вахтмейстером на плац-параде и вообще человеком пеньковатым, он был гораздо сложнее вот этого образа…

С. БУНТМАН: Да, несомненно.

А. КУЗНЕЦОВ: Несомненно. И Николай Павлович дипломатично чрез Чернышева, которого мы тоже неоднократно упоминали, намекнул Михайловскому-Данилевскому, что уж вот так-то принижать-то не надо бы. И Михайловский-Данилевский написал царю личную такую записку с обоснованием своей точки зрения, многостраничную, и хотя Николай Павлович стукнул пальцем, и Михайловскому-Данилевскому пришлось убрать, смягчить многие формулировки, но все равно в его книге безусловный, единственный стратег, одолетель и победитель Наполеона только фельдмаршал Кутузов. Это вот есть. Вот собственно на этом… на этих вот тезисах трех, можно сказать, на этих трех китах и держится официальная вот эта дворянская историография, тремя наиболее яркими выразителями которой были три генерала - это генерал Бутурлин, это генерал Михайловский-Данилевский, и последнее, наверное, крупное такое событие вот этого периода - это очень объемный труд генерала Богдановича. Вот собственно… вот эти первые 40 лет как бы осмысления 12-го года, 45 даже, наверное. Вот они в этих книгах наиболее так ярко, наиболее выпукло, значит, выражены. Вот нас Константин спрашивает: «Отражалась ли роль Николая Павловича в победе?» Слава Богу, нет. Все-таки этим людям было присуще некоторое чувство меры. И, конечно, подросток Николай Павлович… Я имею в виду подросток во время войны 12-го года.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Хотя я могу себе…

С. БУНТМАН: Да, вот можно было.

А. КУЗНЕЦОВ: Некоторые золотые перья более позднего периода я могу себе представить, которые с этой задачей, шутя, бы справились.

С. БУНТМАН: Ну, вообще немножко, конечно, можно да, но все-таки это не Северная Корея.

А. КУЗНЕЦОВ: Не Северная Корея и не Советский Союз 50-х годов.

С. БУНТМАН: Ну, в общем-то, даже в такой юности там только Володя Ульянов у нас отличился. Но не на поле боя.

А. КУЗНЕЦОВ: Надо сказать, что к чести Николая…

С. БУНТМАН: С сыновьями Раевского мог там Николай Павлович профигурировать?

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да. Но тут, вот как Николай Николаевич Раевский всегда отрицал подлинность этого эпизода, так надо сказать, что, видимо, зная Николая, официальные русские историки даже помыслить не могли о том, что, так сказать, вот такое возможно было.

С. БУНТМАН: Все-таки он не тот человек…

А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно.

С. БУНТМАН: Это не та история.

А. КУЗНЕЦОВ: Если Николай заступался за Барклая, то я могу себе представить, какой бы он разнос устроил любому, кто попытался вписать его в 12-й год. Значит, после этого начинается период, который, ну, в советское время называли периодом буржуазной историографии, и вот она… Этот период очень интересный, хотя он может быть не дал таких вот знаменитых имен историков, которые, я имею в виду, занимались бы именно 12-м годом. Вообще знаменитых историков в этот период, пожалуй, он самый-самый в этом смысле.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, вот, тем не менее, к этому времени появилось множество мемуаров. Дело в том, что мемуары конечно хороши, те, которые пишутся на некотором отдалении, что называется, большое видится на расстоянии. Появляется много работ, так сказать, под таким достаточно узким углом зрения, рассматривающий какие-то отдельные частные - да? - такие кусочки мозаики. Многие полки русской армии к 50-летию войны, к 62-му году заказывают историю полка соответственно в Отечественной войне, там тоже были далеко необязательные только такие пустые какие-то официозные работы, но иногда предпринимались очень интересные исследования. Работают в архивах много. Архивы потихонечку приводятся в порядок. И, конечно, вот самым таким ярким, наверное, событием вот этого дореволюционного периода был вот этот изумительный 7-томник, который мы не раз упоминали, вышедший в 1911-12 годах, написанный очень интересным по своему составу коллективом авторов под редакцией замечательного нашего историка Дживелегова. Причем большинство имен авторов сейчас в общем практически ничего нам не говорят, то есть, разумеется, там есть Тарле, но у Тарле там одна крошечная статья. Там есть Печета, впоследствии крупного очень историка, академик Белорусской академии наук. Но у него тоже, так сказать, там совсем немного. Сам Дживелегов написал буквально 2 или 3 статьи. При всем этом сам замысел этого 7-томника чрезвычайно интересен - война 1812 года и русское общество. Там пожалуй впервые предпринимается попытка, и, на мой взгляд, она в основном удалась, рассмотреть эту войну не в хронологическом порядке как там у того же Михайловского-Данилевского или Богдановича, а рассмотреть ее по аспектам.

С. БУНТМАН: Как сейчас, например, делается 2-ая мировая война.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: И при этом ведь там, если взять 7 томов, то из них собственно, так или иначе, военным действиям посвящены более или менее 4, с 3-го по 6-й. Да? Чрезвычайно интересны очерки о состоянии российского общества, государства, там, скажем, о финансах в Российской империи накануне войны, о литературе 12-го года и посвященной 12-му году. Там же впервые, по-моему, дается в последнем 7-м томе… Он, к сожалению, не отсканирован, не выложен в интернет, только первые пять имеются, но у меня была возможность его прочитать, там дается в самом-самом конце историографический очерк за прошедшие 100 лет. То есть это действительно такая работа очень широкая, широкая по охвату, по проблематике, и этим она по сей день сохраняет, мне кажется, свою научную актуальность методов.

С. БУНТМАН: Алексей Кузнецов. Мы продолжим, и будет, конечно, один важный вопрос прямо перед тем, как мы перейдем к 10-м, 20-м и прочим годам 20-го века.

С. БУНТМАН: Мы говорим о 1812 годе в отечественной историографии. Дошли до 10-х годов, до юбилея 100-летнего, до 10-х годов 20-го века. Алексей Кузнецов у нас в студии. За эти году после 1812, 14-го, 15-го… Здесь забавно спрашивают: «Почему Вы не хотите говорить о продолжении войны на зарубежной территории, на европейской?» Она еще не началась.

А. КУЗНЕЦОВ: Я так понял, не знаю, без контекста трудно, что нас спрашивают, почему мы не хотим наш цикл продолжить в будущий год.

С. БУНТМАН: Вы знаете, это было бы бесчеловечно.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне тоже так кажется.

С. БУНТМАН: Да. Просто из соображений гуманизма…

А. КУЗНЕЦОВ: Хотя я так пониманию, что несколько передач, наверное, будет.

С. БУНТМАН: Конечно. О ключевых событиях…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … и Лейпциг в том числе, и взятие Парижа будет еще. Бог даст, Ватерлоо мы доживем еще. Ну, так вот. Насколько была известна и не просто известна (конечно, известна) французская другая, европейская историография о русском походе великой армии? Конечно, известна. Но насколько это было важно? Насколько это обрабатывалось? Насколько была рефлексия, существовала по этому поводу?

А. КУЗНЕЦОВ: Вы знаете, в обществе мне трудно судить. Дело в том, что, ну, конечно, частично французская точка зрения была известна. Один из участников, так сказать, вот скажем так, ну, французская точка зрения, насколько я могу судить, в 19-м веке русскому читателю была наиболее полно представлена книгой Жомини. Собственно об этом Денис Давыдов, как Вы помните, писал: Жомини да Жомини…

С. БУНТМАН: Жомини уже на русской службе.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. А о водки не полслова. Но, тем не менее, она была известна читающей публике, переводилась. Но как-то Вы знаете, вот особенной полемики с французской точки зрения, мне кажется, до революции не было. Полемика была, так сказать, и между различными русскими авторами…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: … особенно вот после реформ Александра II и по-разному оценивались разные, в том числе и полководцы, да собственно полемика и на дворянском этапе кое-где присутствует. Вот знаменитое, так сказать, отстаивание Пушкина его стихотворения «Полководец» о том же самом Барклае…

С. БУНТМАН: Барклае.

А. КУЗНЕЦОВ: Да? Это же все середина 30-х годов, так что и тут случалось. Но вот такого вот против…

С. БУНТМАН: Полемика идет у того же Пушкина с Загоскиным, где…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. С «Расславлевым» Загоскин…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … в 1812 году.

С. БУНТМАН: Есть взгляд Загоскина, и есть ответ Пушкина…

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да. Совершенно верно.

С. БУНТМАН: … с теми же героями.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, совершенно верно. И вообще надо сказать, что тут вот что не следует забывать: с 1893 года французы уже официально союзники России. Линия на превращение войны 12-го года в своего роде мемориал, ну, не дружбы, конечно это я иронически произношу, но такого… боевой славы обоих народов, она была взята. И вот это апофеозом ее в каком-то смысле является эта история с этим памятником на… который должен был быть установлен на Бородинском поле в 912-м году во время юбилейных торжеств, тот памятник, который сейчас мы можем видеть напротив шевардинского редута - да? - мертвым великой армии, ну, там история у самого памятника, у самого камня получилась достаточно сложная, поэтому доставлен и установлен он был позже. Но вот эта идея, что теперь французы наши союзники и что ощущение войны, предстоящей мировой, уже очень четко разлито в Европе, в том числе в русском обществе, поэтому вот какая-то такая научная полемика и тем более публицистическая полемика, она, в общем, не звучит в это время, чего не скажешь о последующих, естественно, десятилетиях. Вот. А дальше происходит известные события 17-го года, и интерес к этой теме в значительной степени утрачивается, потому что вообще объявлено, что вся прошедшая история - это, в общем, неинтересно. Вот мы начали писать новую страницу, вот с нее давайте и начнем. Хотя по-прежнему работают и на протяжении всех 20-х годов будут работать историки дореволюционной школы, появляются некоторые отдельные труды, но постепенно власть в исторической науке… Историческая наука все больше и больше идеологизируется, а власть в ней захватывает Михаил Николаевич Покровский. Вот это будет довольно важный такой поворот на этап отечественной историографии. Михаил Николаевич Покровский - человек, серьезный историк с прекрасным дореволюционным образованием и уже сформировавшийся как историк до революции, ну, вот так его жизнь сложилась, что он сначала примыкал к либералам, к Милюкову в частности, а потом либералы показались ему недостаточно, скажем так, решительными. Они примыкает к большевикам, так сказать, подружится с Луначарским, и когда установится советская власть, он станет заместителем, товарищем, как тогда говорили, народного комиссара по делам просвещения, и в частности будет заниматься внедрением в общественное сознание своих взглядов. Тех взглядов, которые через 5 лет после его смерти в 37-м году, будут оценены как вульгарный марксизм, как…

С. БУНТМАН: А это уже другое время, потому что примерно 35-36-й год и небезызвестная… Кстати говоря, очень забавный в скобках эпизод сейчас вот с елкой. Да? Были замечания по поводу образов богатырей - да? - были как раз. А в Советском союзе-то многое и началось именно с образа богатырей, когда Таиров поставил оперу «Богатыри» с либретто Демьяна Бедного, и именно с критики «Богатырей» начался поворот к тому, что можно назвать новым советским историческим патриотизмом. Уже это такая… Да, это привело. Да, и что Советский Союз - это наследник вот всей той славы, которой народ добился, может быть, вопреки царям, но это уже не так подчеркивается, но были еще такие люди…

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно. Где-то ровно вот по середине…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … 30-х годов проходит вот эта…

С. БУНТМАН: … 36-й год постановление по поводу «Богатырей-то».

А. КУЗНЕЦОВ: И в 36-м же году постановление по поводу возрождения преподавания истории как отдельного предмета.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: О чем сейчас скажем. В чем суть взглядов Михаила Николаевича Покровского и его школы, как говорится? Это такой, ну, действительно вульгарный классовый подход. То есть с точки зрения Покровского, во-первых, главным и единственным, по сути, виновником войны 12-го года был русский царизм. Наполеон вынужден был начать эту войну с его точки… С его стороны это был акт превентивной войны. Да? Он к ней не стремился. Вся вина лежит на русском царизме. Значит, победа Наполеона была бы прогрессивной, поскольку это была бы победа более прогрессивного буржуазного строя над отсталым феодально-крепостническим. Что касается народной войны, то никакой народной войны не было, что действия крестьян вызывались исключительно озлоблением против захватчика, который там трогал их имущество, так сказать, там отбирал их продовольственные запасы и так далее. Ну, тут, кстати говоря, Покровский совершенно…

С. БУНТМАН: Что, в общем-то, да…

А. КУЗНЕЦОВ: Во-первых, это…

С. БУНТМАН: … я бы сказал.

А. КУЗНЕЦОВ: А во-вторых, Покровский здесь совершенно не оригинален, потому что на самом деле эта мысль как вот… Интересно вот такой… Да, раз уж мы заговорили о марксистском подходе, такая диалектика интересная. Как говорил товарищ Сталин, тот, кто пойдет налево, неизбежно когда-нибудь перейдет направо. В данном случае марксистский историк Покровский повторяет мысль, высказанную за 100 лет до него консервативнейшим реакционнейшим дворянским историком Дмитрием Руничем, который как раз и говорил, что патриотами в 12-м году были только дворяне, а крестьяне вот, так сказать, исключительно занимались тем, что пытались оборонить свое имущество и никаких других, так сказать, ни о каких там гражданских правах естественно не помышляли, пишет Рунич. Да? Так вот получилось, - да? - что крайне левый согласился с крайне правым через 100, правда, лет. И что изгнание Наполеона из России, так сказать, и поражение его отбросило Европу обратно в руки монархической реакции, что отчасти, в общем, действительно правильно. И вообще вот так вот очень-очень все просто: бездарный Кутузов, бездарный Александр, бездарный генералитет. Как выиграли войну? Ну, вот пространство.

С. БУНТМАН: Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Интересно, что сейчас вот на современном этапе иногда…

С. БУНТМАН: Бывает. Многим нравится.

А. КУЗНЕЦОВ: … осколочки взглядов Покровского вдруг начинают сверкать в современной историографии.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Правда, в основном не исторической, а около исторической. Значит, затем Покровский умирает в 32-м году. Слава его гремит. Мало кто сейчас помнит, но московский университет переименовывают в честь Михаила Николаевича Покровского. Так будет до 37-го года носить это имя. И затем вот то, о чем Вы говорите: начинается переосмысление, а после войны этого будет еще гораздо больше естественно.

С. БУНТМАН: А во время войны?

А. КУЗНЕЦОВ: Во время войны особая статья, там все-таки не история, а пропаганда. Сейчас обязательно об этом поговорим. И начинается вот это осмысление действительно Советского Союза как наследника, ну, по крайней мере, какой-то части в области воинской славы, несомненно, того, что было раньше. И здесь осуждается взгляд школы Покровского, репрессируются его ученики. Причем интересно, что список репрессированных учеников, начали с репрессий тех, кто при жизни Покровского как раз с ним бодался и критиковал его. Ну, так уж часто, так сказать, бывало, что первым под репрессию…

С. БУНТМАН: Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … совсем не те, кто предполагался. И как раз в это время приходящий в себя после предыдущих репрессий после дела историков, который во многом Покровским не к чести его инспирировано, Евгений Викторович Тарле пишет одну за другой две своих великих работы: биографию Наполеона и затем, так сказать, нашествие Наполеона на Россию. Ну, биография Наполеона непосредственно 12-го года касается мало, потому что там эта, так сказать, тема не рассматривается так очень уж подробно, собственно, видимо, поэтому Тарле и счел своей потребностью в отдельной книге эту тему расписать.

С. БУНТМАН: То, что объективно, скажем, драматический эпизод во многом переломный, но все-таки это не основной эпизод наполеоновской биографии.

А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно. Но это же замечательно…

С. БУНТМАН: Но для нас это квинтэссенция столкновения…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно же. Но это повторится. Мы это все будем видеть в совершенно гениальной монографии Альберта Захаровича Манфреда о Наполеоне.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ведь там к 12-му году… там Альберт Захарович оговаривается, это тема, о которой надо писать отдельно. Да? И у него там буквально несколько страниц.

С. БУНТМАН: Для наших историков особенно сложно избежать, пройти вот в это игольное ушко…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. А как же?

С. БУНТМАН: … биографии Наполеона, не говорить об этом томами, и тоже не…

А. КУЗНЕЦОВ: И вот в этой небольшой сравнительно по объему книги Тарле о 12-м годе, там очень много всего интересного. Она и по сей день, в общем, читается… Я специально на себе проверял, вот она у меня стоит на почетном месте, естественно, в моей библиотеке. Я ее сегодня утром взял, перелистал. Хотел ответить себе на вопрос: вот мне захочется ее еще раз в ближайшее время перечитать? Да, захочется. Там много всего интересного, причем там есть вещи, которые, скажем, чем лучше знаешь историографию, тем интереснее.

С. БУНТМАН: … тем любопытнее.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот, например, эта концепция золотого моста, который якобы Кутузов строил Наполеону, так сказать, не желая тратить жизни русских солдат лишние, и желая, чтоб Европа тоже свой счет оплатила, чтобы не все только кровью русского солдата решались европейские проблемы. И, так сказать, сложные отношения Кутузова к Англии там и так далее. Все это у Евгения Викторовича есть. Этот же тезис, который начали развивать еще историки 2-й половины 19-го века. Вот это действительно очень спорно, по сей день вызывающее споры. Был золотой мост или не было золотого моста. Это стремление Кутузова или это нераспорядительность Кутузова. Да? Так сказать, вот та некоторая пассивность, которая действительно наблюдается в сопровождении Наполеона из России. Вопрос, на который нет ответа до сих пор такого вот однозначного, окончательного. А затем война. И во время войны выходит множество брошюр, журнальных статей, они обычно тоже потом управлением пропаганды, так сказать, издаются отдельными брошюрами, но это понятно. Конечно, тема «Партизаны 12-го года» адресована партизанам Великой Отечественной. Конечно, разумеется, вот эта вещь о скифском плане вот специально заманили в Москву…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну. это всем, кто учился в школе в 70-е годы и кому памятен анекдот про Вовочку, который знал 3-х великих полководцев, соответственно Кутузова. Сталина и Ясера Арафата, который заманил евреев в Палестину и ждет холодной зимы. Все это понятно. Но с другой стороны над этим мне даже смеяться не очень хочется, потому что это война.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Это война. Это пропаганда. Это, конечно, никакая не история и, собственно, это не прикидывалось во время войны историей. Это выполняло совершенно определенные задачи, и если эти брошюры в какой-то степени помогали советскому солдату быть врага, они свою функцию выполнили.

С. БУНТМАН: Так же как помогал и водевиль «Давным-давно».

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот.

С. БУНТМАН: Но здесь очень важная вещь: двоякая роль Великой Отечественной войны, то есть 2-й мировой в понимании войны 1812 года. Прежде всего, эта война стала отечественной именно в память о 12-м годе, новая отечественная война. Второе: вызвало интерес, снова всплеск интереса и к героям войны Отечественной 12-го года, события 12-го года, описание планов, что вот мы отступали… отступаем сейчас, только что отступали, потому что не до того было…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да.

С. БУНТМАН: … когда до Москвы доходил Гитлер. И они отступали. Они победили, и мы победим. Это очень важно. Но с другой стороны не кажется ли вам, дорогие друзья, что после Великой Отечественной войны, особенно и в сталинское время и до сих пор сохранилась, такая проекция нацистов, такая проекция нацистского вторжения на французов и Гитлера на Наполеона. Восприятие войны, как мы ее понимаем, 2-й мировой на территории Советского Союза, что проецируется на картину и французского варварства, и французского зверства…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … и озлобленности русских против французов, и что и через 200 лет нельзя там прощать, они были. Вот проецируется 2-ая мировая война.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Это будет мейнстримом в советском историческом официозе еще несколько десятилетий после войны. Я думаю, что у многих, особенно представителей старшего поколения, на полке стоит книга Жилина о войне 12-го года, одного из главных, так сказать, официальных советских историков послевоенного периода. И вот если Вы откроете…

С. БУНТМАН: Мама всегда спрашивала, а где же Костылин меня…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да. Понятно. И Вы ее откроете и, так сказать, в послесловии, конечно, заканчивается тем, что вот, так сказать, подвиг нашего народа, он вот уже много лет служит предупреждением и дальше параллель естественно с войной 41-45-го. Ну, это неизбежно, видимо, было. Тут уж параллель действительно…

С. БУНТМАН: Остается. Это такая вещь, которая укореняется просто…

А. КУЗНЕЦОВ: Тем более что, конечно, керосину, так сказать, в огонь подлил лично величайший историк всех времен и народов, который в своем очень подробном ответе на письмо известного военного историка генерал-майора Разина, автора 5-томного курса истории военного искусства, которые черненькие 5 томов, наверное, тоже у многих наших слушателей, интересующихся историей, есть. Вот этот Разин написал Сталину письмо,в котором Сталин ответил, ну, скажем так, расставив определенные точки на «ё», в том числе в войне 12-го года, ну, и в частности, что Кутузов как полководец на несколько голов выше Барклая, что Кутузов разгромил Наполеона в ходе хорошо спланированного контрнаступления. До этого термин контрнаступление вообще не применялся к заключительному этапу 12-го года. Преследование. Да. Но не контрнаступление. А тут понятно, аналогия. Вот контрнаступление под Москвой, контрнаступление под Сталинградом, контрнаступление под Курском и так далее. Вот. Очень долгое время, до середины 50-х годов, а на самом деле эхо еще несколько десятилетий будет слышно, вот советская историческая наука во всем вот в этом. Тарле вынудили написать два очерка, о которых он, наверное, посмертно стыдится. Он уже умирает, ему уже не до этого. Но вот, так сказать, там… Ну, это после смерти Сталина, значит. И три, так сказать, кита, на которых в отечественной историографии, значит, вот в это время это все держится, это упомянутый Жилин, это Бескровный и самый, пожалуй, одиозный из авторов - это генерал-майор, участник войны, Великой Отечественной войны, Николай Федорович Гарнич.

С. БУНТМАН: Хорошо, что сказали…

А. КУЗНЕЦОВ: … Извините. Конечно, Великой Отечественной войны. Николай Федорович Гарнич, который утверждал, что Бородино - это величайшая победа, что последний этап Бородинского сражения - это контрнаступление русской армии на Бородинском поле, что французов заставили, так сказать, перейти к отступлению прям при Бородине, что вот прям после Бородина начинается этап контрнаступления. То есть отступление к Москве и к Тарутино и сожжение Москвы - это все входит в контрнаступление. Даже Жилин его мягко поправлял за это. Вот. А дальше еще в недрах позднесоветской исторической науки постепенно начинают появляться отдельные работы. Авторам препятствуют, мешают публиковаться, да и, так сказать, внутренний цензор не пускает. Куда уж деваться? Появляются работы, которые по чуть-чуть, по крупицам какие-то отдельные вещи начинают ставить под сомнение. Официальные числа численности. Отсутствие, так сказать, каких бы то ни было ошибок у Кутузова. Да? Там и то, и другое, и третье, и четвертое, и классовую борьбу крестьян и прочее. И когда наступает перестройка, в общем, то, что произойдет, уже подготовлено. Произойдет собственно что? Слишком много вопросов накопилось вот к этому советскому официозу. На некоторые из них уже появились версии ответов. Некоторые пока еще остаются вопросами. И тут появляется много раз, так сказать, мной упоминавшаяся в нашей передаче действительно ставшая таким переломным моментом книга саратовского историка Николая Александровича Троицкого «1812. Великий год России», где огромное место уделено именно историографии и разбору… не столько изложению событий, где разбор вот этих темных мест, которые накопились в истории. И нынешний, современный этап историографии он как раз… Ведь видите, глобальных монографий война 12-го года, ну, можно сказать, не появляется, потому что те несколько, что появились там, Сироткина например, ну, это ниже плинтуса. Это читать не рекомендуется. Идет этап переосмысления материала. Очень интересный. Идет этап, продолжается этап накопления, потому что я несколько раз тоже говорил в передачах, появляются очень интересные работы по совсем маленьким частным фрагментам историков-краеведов, но потрясающе интересный материал. Документы из местных архивов публикуются, которые вот для того…

С. БУНТМАН: Это еще влияние, конечно, 20-го века…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … наконец-то освоенного и школа анналов…

А. КУЗНЕЦОВ: И школа анналов, конечно. И вот, что называется, вот такая будущая, следующая, так сказать, грандиозная монография по 12-му году, она, конечно, своего автора ждет. И это должна быть работа титаническая, и может быть…

С. БУНТМАН: Интересно у кого билет в ящике стола бюро?

А. КУЗНЕЦОВ: Я надеюсь, что найдется какой-нибудь меценат, причем надеюсь, что он не будет из - ура! - патриотического лагеря, что он…

С. БУНТМАН: И ошибок очень много, мы будем говорить…

А. КУЗНЕЦОВ: Очень много ошибок. Очень много передергиваний. Очень много того, что называется методом Копипаста. То есть просто воровство. Просто, просто воровство.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Очень много. Очень много совершенно каких-то действительно ошибок фантастических у того же Сироткина - замечательный историк, как школьник 11-классник написал статью, и она была опубликована в журнале «История», в нашем профессиональном. Он перечисляет добросовестно просто ошибки маститого профессора. Их там больше 20, причем грубых ляпов. Не дискуссионных вопросов, а просто ошибок. Это, к сожалению, видимо, неизбежное следствие демократизации общества. Это плата за возможность, так сказать, говорить и спорить. Да? Но появляется и большое количество очень низкокачественной литературы.

С. БУНТМАН: Да. Два важных вопроса, две детали, которые, наверное, надо. Вот Таня настоятельно спрашивает о патриотизме и патриотизме в 19-м веке. Была ли идея патриотизма? Мне кажется, что Таня немножко путает или заблуждается в оценке патриотизма.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне кажется, я не знаю…

С. БУНТМАН: Все равно патриотично в основном о 12-м годе. Конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Только патриотично в том смысле, который вот в 19-м веке… о чем писал Белинский, что патриотизм - восхищаешься тем, что достойно восхищения, но ни в коем случае патриотизм не должен уходить от тех неприятных моментов, которые есть в истории любой страны. Я приблизительно по памяти сейчас сказал.

С. БУНТМАН: Да. Ну, это достаточно спокойная вещь. И второе, очень любопытное, на мой взгляд, спрашивают… Вот мы говорили, я во всяком случае говорил о проекции Гитлера на Наполеона естественный для 2-й мировой войны и России, Великой Отечественной. Была ли проекция Наполеона на Карла XII, на события Северной войны? Кто-нибудь об этом как-то говорил?

А. КУЗНЕЦОВ: Мне сейчас в голову ничего не приходит.

С. БУНТМАН: Потому, что это следующая. Ведь все-таки война на территории собственно России. Но мне кажется, что нет. Другое мышление.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне не приходит, к сожалению, ничего в голову.

С. БУНТМАН: Другое мышление.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот что почитать? Ну, я в каждой передаче стараюсь называть. Из последнего - это, безусловно, биография Багратиона анисимовская безусловно. Я ее много раз называл. Сейчас вышли, появились биографии Ермолова Гордина, Якова Гордина. Замечательный историк. Но мне показалось, что она не получилась. Ну, вот это мое субъективное мнение, хотя все равно там много интересного.

С. БУНТМАН: Читайте. Все равно читайте.

А. КУЗНЕЦОВ: Читайте, читайте.

С. БУНТМАН: Сейчас биографий много. И читайте вот именно литературу, которая есть по узким предметам. Обобщающие передачи…

А. КУЗНЕЦОВ: Земцова. Обязательно читайте Владимира Николаевича Земцова…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: … замечательного пермского историка.

С. БУНТМАН: Да. А мы с Алексеем Кузнецовым сейчас прерываемся, потому что цикл еще будет продолжаться до конца года.

А. КУЗНЕЦОВ: Всего доброго!

I . Введение

2012 год объявлен в нашей стране годом истории. Мы будем отмечать 400-летие Ополчения К.Минина - Д.Пожарского, изгнания интервентов и восстановление русской государственности.

Особое место в военной летописи нашего Отечества заняла война 1812 года. Победа россиян над объединенными силами крупнейших держав Европы стала предметом национальной гордости для современников и до настоящего времени пробуждает высокие патриотические чувства у их потомков.

Интерес к войне 1812года ни когда не ослабевал. Основные пики научных работ, публикаций, телевизионных передач и выступлений политиков приходятся обычно на юбилеи. Так же и в этом году у нас отмечалась 200-летие Отечественной войны 1812 года.

Поражение Наполеона в России во многом было предопределено тем, что вооруженная борьба приняла всенародный характер. Вместе с генералами, офицерами и солдатами свой личный вклад в разгром врага внесли патриотически-настроенные представители дворянства, купечества, крестьянства. Тем самым был создан уникальный исторический прецедент, когда сильнейшая армия мира, не проигравшая к началу своего отступления ни одного крупного сражения, в короткий срок оказалась фактически полностью уничтоженной. Наверное, поэтому крах русской кампании Наполеона у многих, в первую очередь зарубежных аналитиков, не находит в достаточной мере аргументированного объяснения .

Война 1812 года, закончившаяся крушением наполеоновской империи и радикальным изменением всей политической обстановки в Европе, оставила неизгладимый след в мировой истории. До сих пор по многим вопросам истории эпопеи 1812 года ведется полемика. Поэтому эта тема остается актуальной в истории. Ныне история наполеоновского нашествия на Россию насчитывает тысячи работ советских и российских историков - монографий, коллективных трудов, брошюр, статей, рецензий, документальных публикаций.

Есть необходимость подведения некоторых итогов большой и плодотворной работы, проделанной отечественными историками, публицистами по изучению Отечественной войны1812 года.

Чем дальше уходят грозные события Отечественной войны 1812 года, тем с большим вниманием и повышенным интересом возвращаются специалисты-историки к изучению этого периода истории Российского государства. Нашествие Наполеона на Россию превратилось в неисчерпаемую исследовательскую проблему, актуальность которой можно объяснить следующими обстоятельствами:

Во-первых , эпохальностью исторических событий. 1812 год стал переломным в судьбе русского народа. Именно в этот относительно небольшой исторический отрезок времени определялись пути дальнейшего развития русского общества.

Во-вторых , масштабностью и противоречивостью событий 1812 года, объективно создающих трудности в их изучении. Накопление фактов, их систематизация и обобщение осуществлялись постепенно. Этот процесс не завершен и в настоящее время. В-третьих , спорным и дискуссионным характером исследуемой научной проблемы. В-четвертых , интернациональным характером войны. Прямо или косвенно в нее были втянуты другие европейские государства. По данной причине история похода Наполеона в Россию представляет интерес не только для отечественных, но и зарубежных историков. В-пятых, огромным морально-нравственным потенциалом, заключенным в примерах высокого патриотизма, проявленного армией и народом в борьбе с завоевателями.

Для меня побудительным стимулом данного исследования стал проблемный вопрос, который возник на уроке истории " Гроза 12 года настала – кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль русский Бог?

Захотелось узнать; где помимо учебника можно дополнительно прочитать о наполеоновском нашествии? Как на протяжении многих лет шло описание войны с различных взглядов? Что такое историография?

В рамках моей небольшой работы я провела исследование, которое в некоторой мере позволяет ответить на выше указанные вопросы. Кроме этого материал данного исследовательского проекта может быть использован на уроках истории, а также во внеклассной работе при проведении классных часов и бесед.

Объектом исследования является поход Наполеона в Россию. Отечественная война 1812года. Оценки военных потерь с обеих сторон.

Предметом исследования выбрана историография с X I X по начало XXI века по Отечественной войне 1812 г..

Цель и задачи работы . Целью работы является анализ комплекса историографических и источниковедческих работ, изданных в X I X - начале XXI вв . Реализация этой цели потребовала решения комплекса взаимосвязанных задач :

1. Дать периодизацию историографии войны 1812 года, выделить основные этапы ее развития.

2. Определить вклад ученых в изучение темы в целом, а так же ее узловых проблем.

3. Определить дискуссионные вопросы по теме.

4. Проследить изменения взглядов историков на тему.

Методы исследования:

Сбор информации (Библиотека, СМИ, Интернет- ресурсы).

Сравнительный анализ.

Научное исследование.

Оформление результатов.

II .Историография войны 1812года

Историографические обзоры литературы в научных исследованиях впервые появились во второй половине XIX в. Одним из первых, кто сопроводил свой труд обстоятельным историографическим комментарием, стал военный историк М.И. Богданович. (2) Он дал характеристику наиболее известным русским и иностранным сочинениям, которые использовал при подготовке своего научного труда. Авторские оценки положительных и отрицательных сторон этих работ легли в основу указанного разбора. Со второй половины XIX столетия они приобрели критическую направленность. Наиболее типичным примером в этом отношении могут служить отклики И.П. Липранди на публикуемые монографии и статьи. Например, рецензент довольно скептически относился к зарубежной военной историографии, объяснявшей поражение наполеоновской армии географическими и климатическими особенностями театра военных действий. Как непосредственный участник войны, И.П. Липранди критически оценивал современные ему официальные истории А.И. Михайловского-Данилевского и М.И. Богдановича за фактические неточности, содержащиеся в их трудах. Критический анализ военной литературы характерен также для трудов Б.М. Колюбакина и Н.П. Поликарпова. (9)

В дальнейшем, в начале XX в., историографические обзоры начинают приближаться к самостоятельным историографическим исследованиям. В некоторых из них отмечается тенденция к более глубоким обобщениям и выводам. Показательна в этом отношении вводная часть работы Ю. Карцова и К. Военского, в которой они предприняли попытку создать научную периодизацию историографии темы. Одновременно историки попытались выявить определенные тенденции в развитии историографии и показать её зависимость от социальных факторов. (7)

Рецензии приобретают характер критики в начале XX столетия, для которых таковая являлась уже обязательным элементом. Их отличительная особенность состояла в том, что оценке стали подвергаться авторские воззрения на социальную сторону войны. Наиболее показательны в этом отношении аналитические разборы новых публикаций С.П. Мельгунова и М.Н. Покровского. (12)

О начале специального и целенаправленного научного изучения отечественной историографии войны 1812 года можно говорить лишь применительно к началу XX столетия, когда вся совокупность посвященной этой теме литературы выделилась в особый предмет исследований. Одной из первых работ подобного плана стала публикация В.П. Алексеева «Отечественная война в русской исторической литературе», в которой автор наряду с аналитическим разбором основных научных трудов попытался доказать прямую зависимость историографии темы от окружающей социокультурной среды.

Война 1812 года в советской историографии

В советский период традиция характеристики предшествующей историографии была продолжена и фактически стала нормой для монографических работ. Анализ работ, вышедших в 50 -60-е гг. прошедшего столетия, свидетельствует о том, что историография Отечественной войны 1812 года постепенно начинает оформляться в самостоятельное научное направление.

Наиболее распространенной формой историографического анализа являются рецензии на печатные издания. Первоначально в историографии исследуемой проблемы рецензии представляли собой своеобразные расширенные аннотации к новым книгам. В советский период практика рецензирования сочинений о 1812 годе также получила широкое распространение.

В начале 60-х гг. в качестве ведущего историографа войны 1812 года заявил о себе Л.Г. Бескровный. Выполненный им в монографии «Отечественная война 1812 года» историографический обзор, представлял собой самостоятельную научную работу. Бесспорное достоинство труда состояло в привлечении к историографическому анализу широкого круга литературы. На фоне общего развития исторической науки историк обстоятельно проследил развитие темы, затронув эволюцию взглядов на историю похода Наполеона в Россию не только в отечественной, но и в зарубежной историографии. Однако многие его выводы подгонялись под заранее разработанную схему, в которой с узкоклассовых позиций не учитывалась многофакторность развития исторической науки. Поэтому значительная часть авторских суждений предвзято отражала реальное положение дел в историографии. Субъективизм исследователя проявился и в характеристиках советской историографии, особенно в односторонних оценках взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина на войны наполеоновской эпохи. (2) (4)

В дальнейшем, как показал опыт изучения литературы второй половины 80-х 20 века, острые полемические рецензии помогали утверждению новых взглядов на историю 1812 года. Наиболее ярко такая тенденция проявлялась в критических статьях Н.А. Троицкого, который первым из советских историков встал на путь кардинального пересмотра концепции войны, сложившейся в 50 - 80-е гг. Историк решительно выступил против односторонних подходов к объяснению причин военного конфликта между Россией и Францией. На основе архивных документов он критиковал распространенные в литературе субъективистские суждения о силах и средствах, потерях противоборствующих сторон, итогах сражений и по некоторым другим вопросам. (14)

Изучению военной публицистики посвятил свои первые историографические работы А.Г. Тартаковский, в которых он обстоятельно рассмотрел развитие этого вида литературы, издаваемой в годы войны типографией при Главной квартире русской армии. Изучив архивные материалы и литературу, историк указал на относительную самостоятельность и прогрессивную направленность летучих изданий армейской типографии в потоке публицистики. (14) См. приложение.

Среди последних работ историографического плана особо выделяется монография Б.С. Абалихина «1812 год: актуальные проблемы истории», в которой историк выступил против развития конъюнктурных, по его мнению, подходов к изучению Отечественной войны 1812 года, обозначившихся в современной исторической науке. Одновременно ученый попытался более доказательно обосновать ряд собственных, ранее уже высказываемых, положений. (1)

Особого внимания из специальных исследований темы заслуживает работа М.А. Бойцова и В.В. Ильина, посвящённая проблеме восприятия событий Отечественной войны российскими современниками. (М.А. Бойцов, В.В. Ильин. (Отечественная война 1812 года в эпистолярном наследии современников ) В постсоветский период появилось всего одно монографическое исследование, специально посвященное российскому обществу в 1812 г. (А.Ю. Андреев).

Плодотворным результатом стало использование опыта западной исторической науки (в частности работ К. Грюнвальда (К. Grunwald) и П.Б. Остина, целиком посвященных человеческому измерению истории кампании 1812 г., создание аналогичных трудов о русской армии 1812 г. Это стало настоящим прорывом для историографии; принципиально новый взгляд на эпоху 1812 г. содержится в работе JI.A. Вестлинга (L.A. Westling), посвященной теме Наполеона в русской культурной мифологии.

По-прежнему малоисследованной остаётся история боевых действия 1812 г. на северном и юго-западном направлениях. Историки всё чаще стали заострять внимание на ошибках, допущенных русским командованием (в частности и М.И. Кутузовым), стали признавать высокую боевую эффективность, продемонстрированную армией Наполеона и т. д. Особое внимание постсоветских историков привлекает история Бородина. Относительно итогов битвы историки по-прежнему ведут активные споры, вызванные часто личными пристрастиями авторов. Наиболее основательно из военных тем 1812 г. рассмотрена история народной войны и партизанского движения 1812 г.

Наиболее дискуссионной темой в историографии войны 1812 г. Является оценка военных потерь, на чём я хочу также заострить некоторое внимание.

IV .Оценки военных потерь в бородинском сражении.

Численность потерь русской армии неоднократно пересматривалась историками. Разные источники дают разные числа:

38−45 тысяч человек, в том числе 23 генерала. Надпись «45 тысяч» выбита на Главном монументе на Бородинском поле, возведённом в 1839 году, указана на 15-й стене галереи воинской славы храма Христа Спасителя.

58 тысяч убитыми и ранеными, до 1000 пленными. Данные о потерях приведены здесь на основании сводки дежурного генерала 1-й армии сразу после сражения, потери 2-й армии оценены историками XIX века совершенно произвольно в 20 тысяч. Эти данные перестали рассматриваться как достоверные ещё в конце XIX века, они не приняты во внимание, где указано количество потерь «до 40 тысяч».

42,5 тысяч человек указываются потери русской армии в книге С. П. Михеева, изданной в 1911 году. (11)

Согласно сохранившимся ведомостям из архива РГВИА, русская армия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 39 300 человек (21 766 в 1-й армии, 17 445 во 2-й армии), но с учётом того, что данные ведомостей по разным причинам неполны (не включают потери ополчения и казаков), историки обычно увеличивают это количество до 44-45 тысяч человек. Согласно Н. А. Троицкому, данные Военно-учётного архива Главного штаба дают цифру 45,6 тысяч человек. (13)

Большая часть документации Великой армии погибла при отступлении, поэтому оценка потерь французов чрезвычайно затруднительна. Вопрос об общих потерях французской армии остаётся открытым. Наиболее распространённое во французской историографии число потерь наполеоновской армии в 30 тысяч основывается на подсчётах французского офицера Денье, служившего инспектором при Главном штабе Наполеона, который определил общие потери французов только за 3 дня сражения при Бородино в 49 генералов, 37 полковников и 28 тысяч нижних чинов, из них 6 550 убитых и 21 450 раненых. (16) В российской литературе часто приводилось число французских потерь 58 478 человек. Это число основано на ложных сведениях перебежчика Александра Шмидта, якобы служившего в канцелярии маршала Бертье. В дальнейшем эта цифра была подхвачена патриотическими исследователями, указана на Главном монументе. (10)

Для современной французской историографии традиционная оценка французских потерь - 30 тысяч при 9-10 тысяч убитыми(14) Российский историк А. Васильев указывает, в частности, что количество потерь в 30 тысяч достигается следующими методами подсчёта- сопоставлением данных о личном составе сохранившихся ведомостей с вычетом потерь в авангардных делах и примерного количества больных и отсталых.

В. Земцов пытается поставить под сомнение исчисления П. Денье-младшего. Однако в его распоряжении оказались в основном лишь вторичные исследования и мемуары, включая и справочник Мартиньена, которому Земцов отдает предпочтение, считая, например, что цифра потерь по рапорту - официальному документу - командира 57-го линейного полка Ж.-Л. Шарьера (1215 человек) «явно завышена» ( 14)

По мнению Васильева, точно известно (33 854 человека, в том числе 42 генерала и 1 820 офицеров; при Бородино, по мнению Васильева, считается потерь командного состава 1 792 человека, из них 49 генералов).

Потери генералитета сторон убитыми и ранеными составили у французов - 49 генералов, в том числе убитых 8: 2 дивизионных (Огюст Коленкур и Монбрен см. приложение ) и 6 бригадных. У русских выбыло из строя 23 генерала, однако следует отметить, что в бородинском сражении участвовало 70 французских генералов против 43 русских.

Однако В. Н. Земцов показал, что расчёты Васильева ненадёжны, так как опираются на неточные данные. Так, согласно составленным Земцовым спискам, " было убито и ранено 1 928 офицеров и 49 генералов", то есть всего потери командного состава составили 1 977 человек, а не 1 792, как полагал Васильев. Проведённое Васильевым сопоставление данных о личном составе Великой армии также, по мнению Земцова, дало неверные результаты, так как не были учтены ранены. Васильев учёл не все части французской армии.

Следует отметить, что к нескольким тысячам убитых следует прибавить умерших от ран, а их число было огромно. В Колоцком монастыре, где находился главный военный госпиталь французской армии, по свидетельству капитана 30-го линейного полка Ш. Франсуа, за 10 следующих за сражением дней скончалось 3/4 раненых. Французские историки считают, что к нескольким тысячам убитых следует прибавить умерших от ран, а их число было огромно. (См приложение)

Заключение

Исследовав степень научной разработанности проблемы, можно сделать следующие выводы:

1 . За 200-летний период, прошедший со времени окончания Отечественной войны 1812 года, историки уделяли большое внимание её историографии и достигли в этом позитивных результатов. Сегодня историографические работы отражают различную степень обобщения научного знания об истории нашествия Наполеона на Россию. Однако большинство из них ограничено по хронологии или имеет узкую тематическую направленность.

2 . Как правило, исследователи темы свое отношение к анализируемым сочинениям определяли в связи со складывавшейся в стране политической конъюнктурой. В сочетании с недостаточной оснащенностью исследований, узостью источниковой базы это зачастую приводило к схематизму и поверхностному теоретическому анализу, формулировкам обобщений и выводов, подгоняемым под требуемые идеологические установки.

3 . Изучение историографических работ последнего десятилетия показывает, что в настоящее время в исторической науке складывается принципиально новое отношение к научному наследию предшествующих поколений историков. Заметны новые, более объективные подходы в освещении темы войны.

В настоящее время можно констатировать, что дальнейшее развитие историографии войны 1812 г. будет базироваться на изучении и интерпретации мемуарных произведений современников и участников войны, изменении отношения к самим источникам как к носителям разноплановой информации. Этот огромный пласт (всего более 700 наименований) обладает колоссальным информационным потенциалом и фактически до сих пор не освоен в мировой историографии.

Итак, таким образом, я выяснила, что историография играет важную роль в процессе изучения истории. Изменения, происходящие в современном обществе, предполагают формирование новых направлений совершенствования исследований. Большое место в этом процессе занимает работа с источниками знаний, прежде всего с фрагментами текстов, мемуарной отечественной и зарубежной литературой.

Изучение истории немыслимо без документов, исторических первоисточников, произведений выдающихся историков.

Самостоятельная работа учащихся с источниками знаний является более успешной, если в ее основе лежит конкретная программа действий, выстроенная в соответствии с определенной задачей и содержанием учебного материала, с учетом подготовленности и компетентности.

Подбор источников должен вестись таким образом, чтобы они отражали различные взгляды на проблему. Работа с историческими источниками приближает нас к изучаемому событию, создает особый эмоциональный фон восприятия. Это позволяет выработать свое собственное отношение к рассматриваемой проблеме. Учебный процесс приобретает исследовательский характер.

Список использованной литературы.

1.Абалихин Б. С. 1812 год: актуальные проблемы истории. Элиста, 2000. С. 10.

2. Сочинение генерал-майора М.И Богдановича: В 3 т. СПб., 1859-1860. Т. 3. С. 529-5412.

3. Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 года. С. 7-104

4. Бескровный Л.Г. Некоторые вопросы истории Отечественной войны 1812 года // Вопросы истории. 1962. № 10. С. 50-60; Его же. Отечественная война 1812 года: некоторые итоги изучения и задачи дальнейших исследований // Вестник АН СССР. 1962. № 9. С. 97-103.

5. Василевская М. Отечественная война 1812 года на страницах русских журналов первой четверти XIX в. (1802-1825 гг.): Дис. . канд. филол. наук. М., 1950.

6. .Жилин П.А. Контрнаступление Кутузова в 1812 году. М., 1950. С. 6-30.

7. Карцов Ю., Военский К. Причины войны 1812 года. СПб., 1911. С. V-XIV.

Бородинское поле: история, культура, экология. Бородино, 2008.

8. Ильин В.В. Классика неклассика - неоклассика: три эпохи в развитии науки //Вестник МГУ. 1993. № 2. С. 16-34. (Сер. « Философия» )

9. Липранди И.П. Некоторые замечания по поводу двух сочинений, вышедших под заглавием «Малая война». СПб., 1851. «История Отечественной войны 1812 г». ген.-майора М. Богдановича. СПб., 1859. Кн. 3. С. 165-221

10. Надпись на Главном монументе. 6-я грань:”Европа оплакала падение храбрых сыновей своих на полях Бородинских - Неприятеля: Генералов Убито – 9 Ранено – 30 Воинов Убито – до 20000 Ранено - 40000

11. Михеев С.П. История русской армии. – М.: издание С. Михеева и А. Казачкова, 1911

12. Покровский М.Н. К отчету о деятельности Академия наук за 1926 год // Звенья: Исторический альманах. М., 1992. Вып. 2. С. 552-589.

13. Троицкий Н.А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты. М., 2002. С. 11-50

5.М. [Рецензия] // Сын Отечества. 1813.

14. Троицкий Н.А. Кладезь ошибок: О книге О.В. Орлик «Гроза двенадцатого года.» // В мире книг. 1988. № 4. С. 86-87. Повторение пройденного // Вопросы истории. 1989. № 2. С. 155-162

15. Тартаковский А.Г. Из истории русской военной публицистики 1812 года // 1812 год: к 150-летию Отечественной войны: Сб. ст. М., 1962. С. 233-16.Русская армейская публицистика Отечественной войны 1812 года: Дис. . канд. ист. наук. М., 1965

17. Отечественная война 1812 года: Энциклопедия. – М, 2004..

adjudant . ru / fr - march

www . patrio . ru / borodino . ht

Приложение№1

Поликарпов Николай Петрович. К истории Отечественной войны 1812 года.

Приложение№2

СОСТАВ И ПОТЕРИ ВЕЛИКОЙ АРМИИ

НАПОЛЕОНА В БОРОДИНСКОМ СРАЖЕНИИ

(по материалам французских архивных данных)

Г. Сен-Сира, принимал, как член штаба, участие в работе комиссии Национальной обороны и по роду своей деятельности часто навещал Военное депо при министерстве обороны Франции (Depot de la guerre). С 1820 по 1830 г. Пеле активно работал с документами, собранными в депо, в результате чего появились исследования кампании маршала Массена на Дунае (1809), вошедшие затем в четырехтомник его мемуаров . Создав вместе с бывшими однополчанами (и финансируемый частным образом) журнал Le Spectateur militaire, Пеле предполагал, что новое издание будет посвящено славным событиям войн Революции и Первой империи. В одном из выпусков Пеле опубликовал тактическое исследование о Бородинском сражении, переведенное затем и на русский язык .

В своей работе Пеле указал на общий состав армии перед Бородинским сражением, а также ее численность на 2 сентября 1812 г. По его подсчетам, «по перекличке налицо», в строю находилось 123 662 солдат и офицеров , а с учетом прибывших 3-6 сентября соединений (и произошедших потерь) численность главных сил Великой армии, принявших участие в генеральном сражении 7 сентября, вполне могла превышать 130 тыс. человек. Однако в своем дневнике, изданном в 1842 г. бароном Пьером Денье-младшим, Пеле приводит цифру 140 тыс. человек .

Наибольший интерес в этой группе первоисточников представляют два отдельных документа, посвященных непосредственно Бородинскому сражению, - результаты «выписок состава различных корпусов» на второе и третье сентября 1 S 12 г. Эти данные, собранные вместе и составленные в виде таблицы, никому конкретно не адресованы и не подписаны. «Выписка» на 2 сентября выглядит как наспех составленный черновой набросок и представляет собой прошнурованную брошюру из трех листов плотной желтоватой бумаги формата А4. Это и есть те самые цифры расчетов, приложенные к статье Пеле, которые присутствуют, так или иначе, в большинстве изданий. Однако при повторном пересчете «Выписки» на 2 сентября были выявлены математические ошибки; разница, впрочем, невелика -итоговая сумма составляет 131 026 солдат и офицеров против цифры 130 580, отраженной в архивном документе .

Наиболее полной информативностью отличаются «полумесячные» рапорты корпусных командиров - в SHD / DAT имеются полные данные (situation des troupes ), представленные начальниками штабов 4-го и 5-го армейских корпусов на 1 сентября и 8-го корпуса на 15 сентября 1812 г

Чтобы представить картину делопроизводства, рассмотрим для примера рапорт 4-го армейского корпуса вице-короля, составленного начальником его штаба, бригадным генералом А.-Ш. Гийемино . Корпус состоял из штаба (49 человек, включая офицеров и генералов разных рангов, их адъютантов, а также служащих военной администрации); сил 13-й, 14-й, 15-й пехотных дивизий, Итальянской королевской гвардии, дивизии легкой кавалерии, резервной артиллерии и большого парка. Рапорт вобрал сведения о наличном составе на период от 15 августа до 1 сентября 1812 г. и включает, по подсчетам на 15 августа, 43 286 человек в пехоте (в том числе Итальянскую гвардию), а на 1 сентября - 43 275 солдат и офицеров; в легкой кавалерии, соответственно 2786 на 15 августа и 2787 на 1 сентября 1812 г. В отдельную таблицу сведены данные по дивизионной и резервной артиллерии (108 орудий), боеприпасам и материальной части. Всего, согласно рапорту, на 1 сентября 1812 г. силы корпуса насчитывали 48 649 солдат и офицеров при 8187 лошадях.

Однако при переложении на «выписку» от 2 сентября состав корпуса уменьшился чуть ли не вдвое (25 021 человек)! Здесь можно предположить, насколько осведомлен был штаб корпуса о реальном положении вещей с личным составом в полках и дивизиях. Невзирая на скрупулезно собранные данные, приведенные Гийемино на 1 сентября, настоящая картина представляется совсем иной, что косвенно подтверждается данными «выписки» дополнительно и за 3 сентября (22 416 человек). Аналогичная картина прослеживается по рапорту начальников штабов 5-го армейского корпуса (20 августа - 1 сентября), и 8-го корпуса (31 августа - 15 сентября).

Далее, в том же издании 1842 г. на с. 186-188 приводится «Именной список генералов и полковников, убитых и раненных пятого и седьмого сентября 1812», составленный 21 сентября в Москве, также за подписью Денье. В переиздании 1997 г. эти сведения помещены на с. 40 (потери при Бородине) и с. 80-83 («Именной список...») соответственно. Данные, составленные в виде таблицы, никому конкретно не адресованы, кроме упоминания внизу, что этот «"Именной список..." конфирмован его сиятельством князем и Генеральным штабным начальником на основании данных, предоставленных начальниками штабов армии».

Оригинал рапорта в архивах пока обнаружить не удалось. Однако вместе с Денье в списках Главного штаба (на период Бородинского сражения) присутствует и некто барон Дюфрен (Dufrense ), ответственный за общую численность армии (inspecteur aux revues le personnel des corps ). Никаких документов, составленных этим военным чиновником, также пока не обнаружено.

Но, как известно, рапорт, даже самый общий, нельзя составить сразу после сражения. Армия приходила в себя, собиралась c силами, множество команд было отряжено за продовольствием, на поиски раненых и пр. Документы стекались к начальникам штабов корпусов медленно. Например, в 1-м пехотном корпусе маршала Л.-Н. Даву новый начальник штаба Л.-Ф. Лежен (вместо погибшего Ж. Ромефа) был назначен на должность лишь 23 сентября, т.е. когда Денье уже сдал свои списки.

28 сентября 1812 г. штаб маршала Бертье подал рапорт на имя императора Наполеона, где были приведены данные о состоянии войск на 20 сентября; этот рапорт также приведен в работе Шамбре . Уцелевшие архивные данные 2-го корпуса резервной кавалерии указывают на то, что такая перекличка имела место (так же как и последующая перекличка от 25 сентября - по сохранившемуся рапорту 5-го пехотного корпуса).

Этот же рапорт Бертье, только с отдельным учетом офицерского состава (там, где он фигурирует), приводит в своей работе военный писатель генерал В.-Б. Дерекагэ в книге «Маршал Бертье» . Общая численность армии, находящейся в Москве, составляет 95 585 человек, включая 2373 офицера (в эту ведомость не вошли части корпуса Жюно, артиллерия, обозы и Главная императорская квартира).

Двумя днями ранее, 26 сентября, свой список подал генерал О.-Д. Бельяр, начальник штаба резервной кавалерии Великой армии. Данный список опубликован все тем же генералом В.-Б. Дерекагэ в его новой работе «Дивизионный генерал граф Бельяр» . Однако при сопоставлении с вышеуказанной его работой о Бертье оказывается, что по кавалерии эта сводка имеет все те же численные показатели. Вероятно, цифры взяты у Шамбрэ (только на этот раз без учета офицерского состава). Таким образом, налицо явное переписывание известных фактов, а не аналитический подход.

И наконец, последний поименный список потерь офицерского и генеральского состава при Бородине от 11 октября 1812 г., также составленный в Москве за подписью Денье. Он опубликован в работе Э.-М. Сент-Илэра «История похода в Россию» . Сохранившийся рапорт 1-го армейского корпуса маршала Даву от 10 октября за подписью начальника его штаба генерала Лежена подтверждает эту перекличку .

Не являются вполне состоятельными и попытки подсчитать общие потери по убыли офицерского состава, сделанные с использованием известного справочника А. Мартиньена «Списки... убитых и раненых офицеров» , составленного спустя почти столетие после описываемых событий. Так, например, согласно полковой истории 9-го линейного полка, в русской кампании (со ссылками на архивные документы 8НБ/Е)АТ), по прибытии в Москву 15 сентября 1812 г., 4-й корпус Великой армии (куда входил 9-й линейный полк) насчитывал в своих рядах 1331 офицера и 26 996 унтер-офицеров и солдат .

По этим же архивным данным, потери в офицерском составе по 9-му линейному полку составили 38 человек (включая четверых убитых и четверых смертельно раненных). Однако, согласно справочнику Мартиньена, их насчитывается 44 (число убитых и смертельно раненных соответствует, но раненых на шесть больше); иначе говоря, не вызывает сомнения поименное расхождение между оригиналом рапорта и данными французского исследователя .

Расхождение со справочником Мартиньена подтверждено и при изучении рапорта офицерских потерь 15-го легкого полка в Русской кампании, составленного в июле 1813 г. и скрепленного печатью административного совета полка (расхождение потерь при Бородине составляет шесть офицеров в меньшую сторону) .

В известной работе о Бородинском сражении В. Земцов справедливо пытается поставить под сомнение исчисления П. Денье-младшего. Однако в его распоряжении оказались в основном лишь

Приложение№3

Рапорт

О ВЫБЫТИИ И ПРИБЫТИИ ГЕНЕРАЛОВ И СТАРШИХ ОФИЦЕРОВ ВСЕХ ЗВАНИЙ, ПРИПИСАННЫХ К ШТАБУ И ВСЕМ ДРУГИМ РОДАМ ВОЙСК

8-й [армейский] корпус [под командованием дивизионного генерала А. Жюно, герцога д"Абрантес] достойно проявил себя в сражении 7-го сентября, в котором потерял 13 офицеров убитыми и 117 ранеными; в этом же деле убито 294 и ранено 1676 солдат и унтер-офицеров.

Убиты

Бригадный генерал Дама

Командир батальона ла Грав, адъютант его сиятельства [герцога д"Абрантес]

Капитан [помощник при штабе] Лауманн

Капитан Сен-Сернэ, адъютант [бригадного] генерала Хаммерштайна

Ранены и временно не могут нести службу

Дивизионный генерал барон Тарро

Полковник Хессберг, [командир] 2-го гусарского полка

Майор Мюльднер, гренадерского [батальона] гвардии

Командиры эскадрона Черницки, Штокхаузен, 1-го гусарского полка

Капитаны [помощники при штабе] де Куази, де Лойвен, Барбару

Капитан [помощник при штабе] 23-й пехотной дивизии де Вульф

Соответствие сего по штатам отдельных подразделений удостоверил 16 сентября 1812 г. в штаб-квартире г. Можайска аджюдан-командан, начальник штаба 8-го [армейского] корпуса [Жан] Реве

SHD/DAT C2 529. Situation des troupes composant

8 Corps d"armée, 15 September 1812 (Mojaisk).

Приложение№4

Документ 1

«Местных жителей не было видно; пленных не удавалось взять; отставших по пути не попадалось; шпионов мы не имели. Мы находились среди русских поселений, и тем не менее, если мне позволено будет воспользоваться этим сравнением, мы были подобны кораблю без компаса, затерявшемуся среди безбрежного океана, и не знали, что происходит вокруг нас. Наконец, от двух захваченных нами крестьян мы узнали, что русская армия ушла далеко вперед и что она начала свое движение еще четыре дня тому назад».

А.Коленкур, адъютант Наполеона

Документ 2

«Здесь приходит конец таким местам, где население за нас; все готовы либо защищаться, либо бежать; везде меня встречали неприязненно, с упреками и бранью. Никто ничего не хотел давать; мне приходилось брать самому, насильственно и с риском, меня отпускали с угрозами и проклятьями. Мужики вооружены пиками, многие на конях; бабы готовы к бегству, и ругали нас так же, как и мужики. Верховые разъезжают от места до места, сообщают о том, что делается; есть у них доски для подачи сигнала, а распоряжаются ими помещики».

Французский офицер Роос.

Документ 3

«Въезд Наполеона в Смоленск был еще более зловещ, чем это было даже в Вильне, несмотря на то, что наше вступление в Вильну сопровождалось ее полным разорением. Вся армия считала Смоленск концом своего утомительного похода. Войска, утомленные тяжелым и гибельным походом, видя, как цель этого похода все удаляется и удаляется от них, начали беспокоиться, вспоминая огромное расстояние, отделяющее их от Франции; было решено остановиться в Смоленске, но теперь это стало невозможным. Немудрено, что войска упали духом! Теперь этот город представлял из себя лишь огромный костер, покрытый трупами и ранеными».

Французский офицер Жомини

Документ 4

«Утром мы были изумлены: русская армия исчезла. Какое грустное зрелище представляло поле битвы! Никаккое бедствие, никакое проигранное сражение не сравняется по ужасам с Бородинским полем, на котором мы остались победителями. Все потрясены и подавлены. Армия неподвижна, она теперь больше походит на авангард. Многие солдаты отправляются в окрестности искать пропитания или дров.

Решительно ни на одном поле сражения я не видел до сих пор такого ужасного зрелища. Куда не посмотреть, везде трупы людей и лошадей, умирающие, стонущие и плачущие раненые, лужи крови, кучи покинутого оружия; то здесь, то там сгоревшие или разрушенные дома».

Французский офицер Боссе

Документ 5

«Многие батареи до десяти раз переходили из рук в руки. Бомбы, ядра и картечи летали здесь так густо, как обыкновенно летают пули: а сколько здесь пролетело пуль!.. Вечер наступал, и неприятель начал уклоняться. Русские устояли… Они сражались под отечественным небом и стояли на родной земле».

Русский офицер Ф.Н. Глинка

Документ 6

«Французская армия расшиблась о русскую армию».

А.П. Ермолов.

«Из всех моих сражений самое страшное то, которое я дал под Москвой. Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».

Наполеон

Документ 7

«Мы стоим теперь на Калужской дороге в 63 верстах от Москвы.

Партии наши в несколько дней взяли около 3 тысяч человек в плен, сожгли пропасть их обозу и несколько со снарядами ящиков... С Дону идут 20 полков казачьих и уже начинают соединяться с армиею. Неприятель терпит большой недостаток во всем, наша же армия все имеет...

... Теперешнее положение нашей армии имеет все выгоды. Продовольствием армия наша снабжена по 1 ноября, неприятель же, лишенный всех способов снабжения, терпит во всем недостаток, питается лошадьми и не имеет в виду получить хлеба ниоткуда. Крестьяне, оживляемые любовью к родине, забыв мирную жизнь, все вообще вооружаются против общего врага. Всякий день приходят они на главную квартиру и просят ружей и пороха. То и другое выдают им без малейшего задержания, и французы боятся сих воинов более, чем регулярных, ибо озлобленные разорениями, делаемыми неприятелем, истребляют его без всякой пощады».

Русский офицер С.Н. Марин

Документ 8

«С 23 сентября по 1 октября армия наша при селе Тарутине пришла в грозное могущество через присоединение к ней резервов, рекрутских депо, партий и команд выздоровевших от ран и болезней... »

Полковник М. М. Петров

Народный характер войны

Документ 9

«А война против вторгшегося Наполеона была истинно народной войной. Наполеон подсчитывал в своей стратегии количество своих войск и войск Александра, а сражаться ему пришлось с русским народом, о котором Наполеон позабыл. Рука-то народа и нанесла величайшему полководцу всемирной истории непоправимый, смертельный удар».

Историк Е. В. Тарле

Документ 10

«Крестьяне одной Калужской губернии с того времени, как неприиятель коснулся их границ, будучи вспомоществуемы казаками Быхалова, убили и взяли в плен с лишком 6000 человек неприятелей; ежедневно приходят они просить оружие, умоляют начальников отрядов дать им случай к поражению врага, и просьбы их по возможжности выполняются.

... Артиллерии капитан Фигнер, равно как и полковник князь Кудашев и гвардии капитан Сеславин, до сих пор наносят повсюду отборным войскам неприятельским в самом их тылу и во флангах большое поражение доставлением множества пленных; истреблением его запасов, где бы он ни собирал, и отнятием сокровищ святотатски ограбленных храмов наших. Генерал-адьютант барон Винценгероде, находящийся с отрядом легких войск на дорогах С.-Петербургской, Ярославской и Владимирской, в течение последних трех недель взял в плен до 50 штаб - и обер-офицеров и до 3000 нижних чинов... » лова, убили и взяли в плен с лишком 6000 человек неприятелей; ежедневно приходят они просить оружие, умоляют начальников отрядов дать им случай к поражению врага, и просьбы их по возможности выполняются» .

Из листовок времен Отечественной войны 1812 г.

Документ 11

«Еще одна такая победа,- говорили солдаты, - и у Наполеона не будет больше армии». Вторая истина была та, что мы должны были отказаться от похода на Калугу и Тулу, и этим мы теряли последнюю надежду на более спокойное отступление, так как неприятель, опередив нас после этого сражения, не только мешал нашим колоннам отступать по дороге через Ельню, предоставляя нам, таким образом, печальную необходимость вернуться к Можайску ».

Француский офицер Лабре

Документ 12

«К столь многочисленным бедствиям следует присоединить еще сонмы казаков и вооруженных крестьян, которые окружают нас. С каждым днем становится все холоднее, и вскоре мороз должен соединиться с голодом, чтобы уничтожить нашу армию, эту армию, которая была столь прекрасною при переходе через Неман!»

Французский офицер Франсуа

Документ 13

« ... Кроме лошадиного мяса, им есть нечего. По оставлении Москвы и Смоленска они едят человеческие тела... Они погибли больше от голода, изнурения, беспорядка, грабительств и потери всякой дисциплины, а кавалерия - от тех же причин и от весьма дурной и безрассудной ковки лошадей».

Русский генерал Крейц

Howard D. Jean-Jacques Pelet: Warrior of the Sword and Pen // The Journal of Military History. 1989. Vol. 53. January, № 1. P. 1-22; Pelet J. Mémoires sur la guerre de 1809 en Allemagne... par le général Pelet. P ., 1824-1826. Vol . 1-1.

Бородинское сражение: Извлечение из записок генерала Пеле о русской войне 1812 г. // Чтение в Обществе истории и древностей российских. М., 1872. Кн. 1. C SHD/DAT. С 2 529 Relevé des seuilles d"appel des deférens corps d"armée, au 2 Septembre содержит оригинал статьи Пеле для журнала «Le Spectateur militaire», а также хорошо 1664-1812-1962 / Pref. du general P. Koenig. P., 1966. Со ссылкой на SHD/DAT. С 2 527 . Situation des troupes composant le 4eme Corps de la Grande Armee.

Наполеоновская армия весной 1812 года выступила в поход против России. От исхода этой войны зависела участь не только России, но и многочисленных европейских государств, ибо все они находились в прямой или косвенной зависимости от наполеоновской Франции.

Казалось, что ничто не может остановить армию Наполеона. Однако поход в Россию, начатый непобедимым полководцем, закончился, как известно, невиданным в истории разгромом. Многотысячная армия Наполеона, вторгнувшаяся в пределы России, была начисто уничтожена. Лишь несколько тысяч солдат и офицеров вместе с Наполеоном спаслись бегством.

Война 1812 года, закончившаяся крушением наполеоновской империи и радикальным изменением всей политической обстановки в Европе, оставила неизгладимый след в мировой истории. До сих пор по многим вопросам истории эпопеи 1812 года ведется полемика. Поэтому эта тема остается актуальной в истории. Ныне история наполеоновского нашествия на Россию насчитывает тысячи работ советских и российских историков.

Дореволюционная историография чётко делится на два главных направления: охранительно-консервативное, старательно подчёркивавшее «отечественность» войны в смысле единения всех сословий вокруг престола и либеральное, которое не настаивало на единении всех слоёв общества.

Советская историография. разработка темы начинается с 1920-х годов. М.Н.Покровский называет агрессором Россию, даёт он низкую оценку российской армии, а патриотизм русского народа он считал лишь защитой своего имущества от мародеров. Решительный сдвиг в области изучения истории наполеоновских войн и событий Отечественной войны в 1812 года наблюдается в середине 30-х годов, Е.В. Тарле «Наполеон», где академик даёт высокую оценку талантам Наполеона, Тарле очень четко определил планы Наполеона, направленные к тому, чтобы подчинить Россию экономически. Главным препятствием на пути продвижения наполеоновских войск, как он показал, явилась необычайная сила сопротивления народов России.

ВОВ историография была направлена на пропаганду опыта прошлой борьбы. В этот период Война 1812 года воспринимается как героическая борьба народов России против наполеоновского нашествия, также большое внимание уделяется роли полководцев, в том числе М.И. Кутузову. Большое внимание советские историки уделяли освещению Бородинского сражения. Крайне слабо разрабатывались экономический, дипломатический и идеологический аспекты войны, допускались ошибки и неточности в освещении ряда событий. Исследования отставали от имеющейся документальной базы. До конца сов. периода. господствовала концепция, согласно которой внешняя политика России носила миролюбивый характер и была направлена исключительно на сдерживание наполеоновской гегемонии и против устремлений французского императора к мировому господству.

С 1962 года начинается разработка роли экономического фактора в войне 1812 года Л.Г. Бескровный смог всесторонне показать военные и экономические возможности России, опровергнув миф о плохой оснащённости русской армии. С ним согласен и Л.П. Богданов. Стратегический план вторжения Наполеона в Россию специально не изучался. Тем не менее, в литературе прочно утвердилось мнение о том, что задолго до вторжения французский полководец принял решение овладеть Москвой, с этим не согласен А.З.Манфред. По численности войск до сих пор приводятся противоречивые данные.

В 60 - 80-е годы пробел в разработке первого этапа войны в основном был восполнен. Наиболее обстоятельно он освещен в монографиях Л.Г. Бескровного, П.А. Жилина, И.А. Троицкого.

Одним из спорных вопросов истории войны 1812 года является ее периодизация. Л.Г. Бескровный делит войну на два этапа, считая рубежом Бородинскую битву. И.И. Ростунов предложил трехэтапную периодизацию: начало войны до Тарутина, пребывание в Тарутине и переход к преследованию противника до окончательного разгрома наполеоновской армии.

Вышедшие с начала 1990 гг. работы посвящены преимущественно частным вопросам истории войны 1812 года, и если раньше Российская империя представала жертвой в вопросе о причинах войны, то теперь преобладает мнение, что война была вызвана комплексом политических и экономических противоречий между Россией и Францией, столкновением их интересов в Германии, Польше, на Ближнем Востоке. Не отрицается откровенное стремление Наполеона к гегемонии в Европе, однако при этом особо отличается очевидное желание Александра I добиться реванша за военные поражения 1805-1807 годов. Также несостоятельным называется мнение о внезапности нападения.

Причины войны:

1. торгово-экономические. Россия отказалась участвовать в континентальной блокаде Англии, чтоб не наносить собственной торговле.

2. польский вопрос. Наполеон поддерживал стремление Поляков к независимости, что не устраивало Россию.

На стыке XVIII-XIX вв. наполеоновская Франция успешно провела целую серию завоевательных войн, ее армия демонстрировала самое современное военное искусство, была многочисленной и боеспособной.

После заключения мира с Наполеоном Александр вступил в войну со Швецией (1808-1809 гг.). В результате к России отошла Финляндия, которая вошла в состав России на правах автономного княжества. 12 июня 1812 г. Наполеон во главе своей армии вторгся на территорию России. Он рассчитывал разгромить русские армии и навязать России мир на своих условиях. Русскую армию возглавили: М. Б. Барклай де Толли, П. И. Багратион, А. П. Тормасов.

Ход войны. Первый этап. (От начала вторжения 12 июня до 26 августа Бородинского сражения). Второй этап. (от Бородино до битвы за Малоярославец 12 октября) Третий этап: (от Малоярославца до разгрома "Великой армии" и освобождения территории России 25 декабря).

Следуя плану М. Б. Барклая де Толли, русская армия сразу начала отступать. План Наполеона был сорван, он продолжил наступление на Москву в надежде на генеральное сражение. Русское общество было недовольно. Это заставило императора назначить главнокомандующим М. И. Кутузова. 26 августа недалеко от Москвы у села Бородино состоялось сражение. 1 сентября состоялся военный совет в деревне Фили, где было решено оставить Москву Наполеону, тем самым сохранив русскую армию. 2 сентября Наполеон вошел в Москву. Изза отсутствия продовольствия он решил оставить русскую столицу. Кутузов готовился к контрнаступлению, которое начал 6 октября. 12 октября состоялось сражение у Малоярославца.

Начавшиеся сильные морозы и голод превратили отступление французов в бегство. 25 декабря 1812 г. манифест Александра I известил о победном завершении Отечественной войны.

1 января 1813 г. русская армия перешла Неман. 4-6 октября 1813 г. состоялось сражение под Лейпцигом, так называемая Битва народов. Вскоре союзные войска вступили в Париж. Наполеон отрекся от престола и был сослан на остров Эльба. 28 мая 1815 г. в ходе Венского конгресса был подписан Заключительный акт, по которому Россия получила Бессарабию, Финляндию и территорию бывшего герцогства Варшавского. 6 июня 1815 г. состоялась битва под Ватерлоо. Наполеон в очередной раз был разбит и отправлен на остров Святой Елены.

Причины победы.

1) Национально-освободительный, народный характер войны,

2) Высокий уровень военного искусства русских военачальников.

3) Значительный экономический потенциал России, позволивший создать большую и хорошо вооруженную армию.

4) Потеря французской армией своих лучших боевых качеств, нежелание, да и неспособность Наполеона найти поддержку в крестьянской массе за счет ее освобождения от крепостничества.

5) Большой вклад в победу России внесли Англия и Испания, отвлекавшие значительные силы Наполеона для войны в Испании и на море.

Последствия войны:

1. Большой хоз. и национальный ущерб. Впоследствии Московская губерния быстро оправилась от опустошения, а в Смоленской и Псковской численность населения была меньше, чем в 1811 году вплоть до середины века.

2. Консолидация русской нации.

3.Укрепление Москвы как духовного центра

3. Взлёт национальной культуры

4.Война повлекла за собой ряд дипломатических соглашений между странами, выступавшими против наполеоновской Франции. В 1815 году, когда конгресс в Вене закончился, русский, прусский и австрийский монархи подписали договор о священном союзе. Они взяли на себя обязательства обеспечить незыблемость решений венского конгресса. В дальнейшем к союзу присоединилось большинство европейских монархов.

СЕРГЕЙ БУНТМАН: Добрый день! И как вы понимаете, декабрь, подходит к концу 2012 год, и наш цикл тоже, и сама война 200 лет назад подходит к концу. И самое время. Ну, сейчас уже, как хирурги говорят. У нас Алексей Кузнецов в студии.

АЛЕКСЕЙ КУЗНЕЦОВ: Добрый день!

С. БУНТМАН: Хирурги говорят, зашивайте. В общем, уже сейчас зашивайте. Вся операция кончилась практически уже все. Зашивайте. И сейчас у нас будет несколько таких передач до конца года. Сегодня мы посмотрим, как война 812-го года отражалась и изменялась в отечественной историографии. Кстати говоря, обратите внимание, скоро выйдет, через неделю… Да? Уже. У нас сегодня 15-е? Да?

А. КУЗНЕЦОВ: Да.

С. БУНТМАН: Через неделю выйдет 12-й номер «Дилетанта» и помимо темы «Рождество» с дивной совершенно обложкой – Ирод против Иисуса. Так вот. Папочка. Там много всего будет очень интересного и по этой теме, вплоть до того, что где сейчас располагается в библейских местах. Не просто как всегда карта прилагается к Священному писанию, оно… Что там сейчас? Где Сектор Газа у нас? Где какие страны и так далее. Ну, так вот. Но там еще есть, конечно, тоже рефлексия о войне 12-го года и о том, как ее воспринимали и воспринимают. Есть интервью Пиотровского, очень хорошее, в связи с выставкой Эрмитажа. Так что посмотрите. О событиях мы будем говорить этого 2012 года в связи с юбилеем, что получилось, что не получилось, какие мифы вылезли, какие новые появились, какие, может быть, подзабылись. Хотя таких я не помню. Вот, кстати, о мифах и об их создании, описании реальности. Сегодня мы посмотрим на отечественную историографию, как описывалась война 12-го года. Вы, пожалуйста, тоже. Как вы ее учили? Что вы в книгах читали? И вопросы и ваши собственные воспоминания, и размышления – плюс 7 985 970 45 45 плюс твиттерный аккаунт вызван. Итак, с чего все началось?

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а все началось с очень маленькой книжечки, которая насчитывала 100 с небольшим страничек. Можно сказать, что это была брошюра, которая выходит прямо в 1813 году, причем особенно характерно, что ее автор в этот момент находился в действующей армии, то есть он ее, так сказать, писал ее во время заграничного похода. Первым историком этой войны, робким можно сказать историком, был человек, сейчас совершенно забытый – это Дмитрий Иванович Ахшарумов. На тот момент полковник русской армии, впоследствии он станет генерал-майором, боевой офицер. Вот он счел такой, видимо, своей потребностью, потому что на тот момент в этом не было никакого, разумеется, государственного заказа. Это были чистые его мотивы. Он написал описание войны 1812 года, но, правда, оно было очень фрагментарным. Он рассматривал 2 периода войны: от пересечения французскими войсками границы до Смоленска, а затем перескакивал через все, ну, можно сказать основные события, и дальше самый заключительный вот этот вот финал от Березины и собственно обратно до Немана. Потом он расширит свой труд и через 6 лет в 19-м году выйдет его же книга с таким же названием, но она будет уже в 3 раза больше, и она включит в себя и средний этап войны тоже. Я ее читал. Она есть… Пэдээфовские файлы есть. Она не переиздавалась после революции, но есть соответственно отсканированная эта книга, и первое, и второе, кстати говоря, издание в интернете. Можете ознакомиться. Замечательнейший совершенно слог еще екатерининских времен. Такое определенное, ну, простодушие участника событий никоим образом абсолютно не выпячивавшего свою роль, причем она даже наоборот затушевана, потому что Ахшарумов писал именно не дневник участника, вот он пытался осмыслить то событие, участником которого ему довелось…

С. БУНТМАН: Конечно, в том стиле, в котором он знал.

А. КУЗНЕЦОВ: Разумеется. Конечно. И видно, что человек он был, ну, умеренно, скажем так, образованный, но, тем не менее, он пытается, что невероятно ценно, вот этот первый опыт, он пытается делать какие-то обобщения. Там не только хронология, там вот попытка оценить какие-то, так сказать, решения, принятые, стратегию, очень робкая, очень осторожная, но ее… Эту книгу сейчас, наверное, интересно читать именно как факт историографии, вот с чего все начиналось. Вот.

С. БУНТМАН: Часто… Один вопрос очень важный: часто ли до этого начиналась такая непосредственная рефлексия на события, отзыв на события? Мы ж помним из «Войны и мира» эпизод, когда старый князь Болконский вынимает билет из ящика, показывает князю Андрею, что вот билет, такой вот банковский билет тому, кто напишет историю суворовских войн.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да.

С. БУНТМАН: То есть не сразу, не сразу.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, конечно.

С. БУНТМАН: … мемуары какие…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, но и более того…

С. БУНТМАН: А здесь понимание исключительности.

А. КУЗНЕЦОВ: Вообще же писать было не очень принято у военных людей. Вот у предыдущего поколения, ну, вот было такое несколько высокомерное отношение к писательскому труду, что наше дело, так сказать, мне бы саблю и коня и на линию огня. Вот. И поэтому да, конечно, нет. Уже и в екатерининское время появлялись какие-то мемуары. Но вот именно попытку осмыслить, как старый князь, историю суворовских войн, конечно, не предпринималось. Ведь действительно, в общем-то, русская литература по большому счету как популярное такое вот в том числе и занятие рождается в 19-м. Все-таки в 18-м она была делом достаточно избранного круга, хотя, в общем, постепенно… В результате в 16-м году очень важная веха. Федор Николаевич Глинка, известный впоследствии своими письмами русского офицера, он обращается с таким призывом о необходимости написать историю Отечественной войны. Но вот интересно, что на последующие 20 с небольшим лет термин «отечественная» будет практически забыт и заброшен, и никто из мемуаристов ее так называть не будет. И пока, наконец, в 39-м году не появится первый грандиозный по объему, безусловно, и по замаху официозный абсолютно, это никак не скрывалось, наоборот всячески подчеркивалось, труд Александра Ивановича Михайловского-Данилевского. Эта книга в отличие от большинства дореволюционных работ по истории 12-го года переиздана несколько лет назад, и поэтому она, в общем, доступна широкому кругу читателей. Она интересна тем, что ее автор не кадровый военный, хотя Михайловский-Данилевский получит потом генерал-лейтенанта и будет заседать в различных военных комиссиях. Но вообще это чрезвычайно образованный человек, получивший совершенно блестящее образование, и собственно на военной службе он впервые оказывается в 1812 году. Вот он, когда Кутузов был избран начальником петербургского ополчения, еще до назначения его главнокомандующим, Михайловский-Данилевский до этого времени штатский чиновник был прикомандирован к нему в качестве одного из его секретарей, дальше сопровождает его уже на войну, дальше принимает участие в Бородинском сражении, получает тяжелое ранение в тарутинском сражении, будет лечиться какое-то время. Потом как офицер главного штаба присоединится к русской армии в Европе, будет принимать участие и будет вторично ранен в нескольких сражениях заграничных походов. Потом он повоюет еще, по-моему, в русско-турецкой войне уже 20-х годов. То есть он станет военным, но при этом естественно он сохранит вот то широкое образование, которое он получил до этого, университетское образование. И, конечно, читая эту книгу, видишь, что она написана человеком серьезным. При всем том, что у него была трудная задача, именное поручение императора, и, конечно… Вот как Корфу было поручено написать официальную историю событий 25-го года – да? – вот Михайловскому… Вообще Николай любил, чтобы история была официальной. И Михайловский-Данилевский, конечно, написал официальную историю. Это очень хорошо видно с…

С. БУНТМАН: А в чем официальность?

А. КУЗНЕЦОВ: А вот официальность в той точке зрения…

С. БУНТМАН: 39-й год.

А. КУЗНЕЦОВ: 39-й год.

С. БУНТМАН: Так самый хороший такой, один из лучших николаевских годов.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Кроме того к юбилейной дате…

С. БУНТМАН: … в это время пишут.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да. Совершенно верно. Адольф и Кристин. К юбилейной дате планировалось, ну, юбилейная дата, планировалось к 37-му году, не успел Михайловский-Данилевский. Работа оказалась колоссальной. А он был человек добросовестный. Ну, в результате подверстали к 25-летию не Отечественной войны, а к 25-летию взятия Парижа. Тоже неплохо получилось. Да? Вот собственно то, что впоследствии назовут дворянским периодом историографии 12-го года, но это до конца 50-х соответственно годов. Вот собственно Михайловский-Данилевский сформулировал основные тезисы: единение всех сословий вокруг престола, выдающаяся роль императора, Кутузов как выразитель императорской стратегии, как гениальный выразитель императорской стратегии…

С. БУНТМАН: Александр Павлович стратег у него. Император стратег.

А. КУЗНЕЦОВ: Александр Павлович? Да, конечно. Он и стратег, он и символ, он и… Ну. вот он собственно то, без чего победы бы не было. Хотя, это надо сказать, это сделано аккуратно. В этом нет никакого лизоблюдства и холуйства такого вот, так сказать, откровенного. Да? Нет панегириков. И надо сказать, что при этом Михайловский-Данилевский умел отстаивать ту точку зрения даже перед императором, которую он считал правильной. Вот например, у Андрея Григорьевича Тартаковского в его замечательнейшей совершенно книге о Барклае «Неразгаданный Барклай», там описывается как Михайловский-Данилевский не выносил Барклая. Ну, поскольку вот он принадлежал к тому близкому окружению Кутузова в 12-м году, а там Барклая, конечно же, не переваривали – об этом мы много говорили – он с молодых, что называется, ногтей эту точку зрения воспринял. И в первой редакции, в той, которая была представлена императору, вот его труда о Барклае говорится уничижительно, можно сказать, что не обладал, так сказать, качествами необходимыми для вождя и так далее. Николай Павлович надо сказать при всем том, что мы привыкли его изображать таким сугубым, так сказать, вахтмейстером на плац-параде и вообще человеком пеньковатым, он был гораздо сложнее вот этого образа…

С. БУНТМАН: Да, несомненно.

А. КУЗНЕЦОВ: Несомненно. И Николай Павлович дипломатично чрез Чернышева, которого мы тоже неоднократно упоминали, намекнул Михайловскому-Данилевскому, что уж вот так-то принижать-то не надо бы. И Михайловский-Данилевский написал царю личную такую записку с обоснованием своей точки зрения, многостраничную, и хотя Николай Павлович стукнул пальцем, и Михайловскому-Данилевскому пришлось убрать, смягчить многие формулировки, но все равно в его книге безусловный, единственный стратег, одолетель и победитель Наполеона только фельдмаршал Кутузов. Это вот есть. Вот собственно на этом… на этих вот тезисах трех, можно сказать, на этих трех китах и держится официальная вот эта дворянская историография, тремя наиболее яркими выразителями которой были три генерала – это генерал Бутурлин, это генерал Михайловский-Данилевский, и последнее, наверное, крупное такое событие вот этого периода – это очень объемный труд генерала Богдановича. Вот собственно… вот эти первые 40 лет как бы осмысления 12-го года, 45 даже, наверное. Вот они в этих книгах наиболее так ярко, наиболее выпукло, значит, выражены. Вот нас Константин спрашивает: «Отражалась ли роль Николая Павловича в победе?» Слава Богу, нет. Все-таки этим людям было присуще некоторое чувство меры. И, конечно, подросток Николай Павлович… Я имею в виду подросток во время войны 12-го года.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Хотя я могу себе…

С. БУНТМАН: Да, вот можно было.

А. КУЗНЕЦОВ: Некоторые золотые перья более позднего периода я могу себе представить, которые с этой задачей, шутя, бы справились.

С. БУНТМАН: Ну, вообще немножко, конечно, можно да, но все-таки это не Северная Корея.

А. КУЗНЕЦОВ: Не Северная Корея и не Советский Союз 50-х годов.

С. БУНТМАН: Ну, в общем-то, даже в такой юности там только Володя Ульянов у нас отличился. Но не на поле боя.

А. КУЗНЕЦОВ: Надо сказать, что к чести Николая…

С. БУНТМАН: С сыновьями Раевского мог там Николай Павлович профигурировать?

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да. Но тут, вот как Николай Николаевич Раевский всегда отрицал подлинность этого эпизода, так надо сказать, что, видимо, зная Николая, официальные русские историки даже помыслить не могли о том, что, так сказать, вот такое возможно было.

С. БУНТМАН: Все-таки он не тот человек…

А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно.

С. БУНТМАН: Это не та история.

А. КУЗНЕЦОВ: Если Николай заступался за Барклая, то я могу себе представить, какой бы он разнос устроил любому, кто попытался вписать его в 12-й год. Значит, после этого начинается период, который, ну, в советское время называли периодом буржуазной историографии, и вот она… Этот период очень интересный, хотя он может быть не дал таких вот знаменитых имен историков, которые, я имею в виду, занимались бы именно 12-м годом. Вообще знаменитых историков в этот период, пожалуй, он самый-самый в этом смысле.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, вот, тем не менее, к этому времени появилось множество мемуаров. Дело в том, что мемуары конечно хороши, те, которые пишутся на некотором отдалении, что называется, большое видится на расстоянии. Появляется много работ, так сказать, под таким достаточно узким углом зрения, рассматривающий какие-то отдельные частные – да? – такие кусочки мозаики. Многие полки русской армии к 50-летию войны, к 62-му году заказывают историю полка соответственно в Отечественной войне, там тоже были далеко необязательные только такие пустые какие-то официозные работы, но иногда предпринимались очень интересные исследования. Работают в архивах много. Архивы потихонечку приводятся в порядок. И, конечно, вот самым таким ярким, наверное, событием вот этого дореволюционного периода был вот этот изумительный 7-томник, который мы не раз упоминали, вышедший в 1911-12 годах, написанный очень интересным по своему составу коллективом авторов под редакцией замечательного нашего историка Дживелегова. Причем большинство имен авторов сейчас в общем практически ничего нам не говорят, то есть, разумеется, там есть Тарле, но у Тарле там одна крошечная статья. Там есть Печета, впоследствии крупного очень историка, академик Белорусской академии наук. Но у него тоже, так сказать, там совсем немного. Сам Дживелегов написал буквально 2 или 3 статьи. При всем этом сам замысел этого 7-томника чрезвычайно интересен – война 1812 года и русское общество. Там пожалуй впервые предпринимается попытка, и, на мой взгляд, она в основном удалась, рассмотреть эту войну не в хронологическом порядке как там у того же Михайловского-Данилевского или Богдановича, а рассмотреть ее по аспектам.

С. БУНТМАН: Как сейчас, например, делается 2-ая мировая война.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: И при этом ведь там, если взять 7 томов, то из них собственно, так или иначе, военным действиям посвящены более или менее 4, с 3-го по 6-й. Да? Чрезвычайно интересны очерки о состоянии российского общества, государства, там, скажем, о финансах в Российской империи накануне войны, о литературе 12-го года и посвященной 12-му году. Там же впервые, по-моему, дается в последнем 7-м томе… Он, к сожалению, не отсканирован, не выложен в интернет, только первые пять имеются, но у меня была возможность его прочитать, там дается в самом-самом конце историографический очерк за прошедшие 100 лет. То есть это действительно такая работа очень широкая, широкая по охвату, по проблематике, и этим она по сей день сохраняет, мне кажется, свою научную актуальность методов.

С. БУНТМАН: Алексей Кузнецов. Мы продолжим, и будет, конечно, один важный вопрос прямо перед тем, как мы перейдем к 10-м, 20-м и прочим годам 20-го века.

С. БУНТМАН: Мы говорим о 1812 годе в отечественной историографии. Дошли до 10-х годов, до юбилея 100-летнего, до 10-х годов 20-го века. Алексей Кузнецов у нас в студии. За эти году после 1812, 14-го, 15-го… Здесь забавно спрашивают: «Почему Вы не хотите говорить о продолжении войны на зарубежной территории, на европейской?» Она еще не началась.

А. КУЗНЕЦОВ: Я так понял, не знаю, без контекста трудно, что нас спрашивают, почему мы не хотим наш цикл продолжить в будущий год.

С. БУНТМАН: Вы знаете, это было бы бесчеловечно.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне тоже так кажется.

С. БУНТМАН: Да. Просто из соображений гуманизма…

А. КУЗНЕЦОВ: Хотя я так пониманию, что несколько передач, наверное, будет.

С. БУНТМАН: Конечно. О ключевых событиях…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … и Лейпциг в том числе, и взятие Парижа будет еще. Бог даст, Ватерлоо мы доживем еще. Ну, так вот. Насколько была известна и не просто известна (конечно, известна) французская другая, европейская историография о русском походе великой армии? Конечно, известна. Но насколько это было важно? Насколько это обрабатывалось? Насколько была рефлексия, существовала по этому поводу?

А. КУЗНЕЦОВ: Вы знаете, в обществе мне трудно судить. Дело в том, что, ну, конечно, частично французская точка зрения была известна. Один из участников, так сказать, вот скажем так, ну, французская точка зрения, насколько я могу судить, в 19-м веке русскому читателю была наиболее полно представлена книгой Жомини. Собственно об этом Денис Давыдов, как Вы помните, писал: Жомини да Жомини…

С. БУНТМАН: Жомини уже на русской службе.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. А о водки не полслова. Но, тем не менее, она была известна читающей публике, переводилась. Но как-то Вы знаете, вот особенной полемики с французской точки зрения, мне кажется, до революции не было. Полемика была, так сказать, и между различными русскими авторами…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: … особенно вот после реформ Александра II и по-разному оценивались разные, в том числе и полководцы, да собственно полемика и на дворянском этапе кое-где присутствует. Вот знаменитое, так сказать, отстаивание Пушкина его стихотворения «Полководец» о том же самом Барклае…

С. БУНТМАН: Барклае.

А. КУЗНЕЦОВ: Да? Это же все середина 30-х годов, так что и тут случалось. Но вот такого вот против…

С. БУНТМАН: Полемика идет у того же Пушкина с Загоскиным, где…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. С «Расславлевым» Загоскин…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … в 1812 году.

С. БУНТМАН: Есть взгляд Загоскина, и есть ответ Пушкина…

А. КУЗНЕЦОВ: Да, да. Совершенно верно.

С. БУНТМАН: … с теми же героями.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, совершенно верно. И вообще надо сказать, что тут вот что не следует забывать: с 1893 года французы уже официально союзники России. Линия на превращение войны 12-го года в своего роде мемориал, ну, не дружбы, конечно это я иронически произношу, но такого… боевой славы обоих народов, она была взята. И вот это апофеозом ее в каком-то смысле является эта история с этим памятником на… который должен был быть установлен на Бородинском поле в 912-м году во время юбилейных торжеств, тот памятник, который сейчас мы можем видеть напротив шевардинского редута – да? – мертвым великой армии, ну, там история у самого памятника, у самого камня получилась достаточно сложная, поэтому доставлен и установлен он был позже. Но вот эта идея, что теперь французы наши союзники и что ощущение войны, предстоящей мировой, уже очень четко разлито в Европе, в том числе в русском обществе, поэтому вот какая-то такая научная полемика и тем более публицистическая полемика, она, в общем, не звучит в это время, чего не скажешь о последующих, естественно, десятилетиях. Вот. А дальше происходит известные события 17-го года, и интерес к этой теме в значительной степени утрачивается, потому что вообще объявлено, что вся прошедшая история – это, в общем, неинтересно. Вот мы начали писать новую страницу, вот с нее давайте и начнем. Хотя по-прежнему работают и на протяжении всех 20-х годов будут работать историки дореволюционной школы, появляются некоторые отдельные труды, но постепенно власть в исторической науке… Историческая наука все больше и больше идеологизируется, а власть в ней захватывает Михаил Николаевич Покровский. Вот это будет довольно важный такой поворот на этап отечественной историографии. Михаил Николаевич Покровский – человек, серьезный историк с прекрасным дореволюционным образованием и уже сформировавшийся как историк до революции, ну, вот так его жизнь сложилась, что он сначала примыкал к либералам, к Милюкову в частности, а потом либералы показались ему недостаточно, скажем так, решительными. Они примыкает к большевикам, так сказать, подружится с Луначарским, и когда установится советская власть, он станет заместителем, товарищем, как тогда говорили, народного комиссара по делам просвещения, и в частности будет заниматься внедрением в общественное сознание своих взглядов. Тех взглядов, которые через 5 лет после его смерти в 37-м году, будут оценены как вульгарный марксизм, как…

С. БУНТМАН: А это уже другое время, потому что примерно 35-36-й год и небезызвестная… Кстати говоря, очень забавный в скобках эпизод сейчас вот с елкой. Да? Были замечания по поводу образов богатырей – да? – были как раз. А в Советском союзе-то многое и началось именно с образа богатырей, когда Таиров поставил оперу «Богатыри» с либретто Демьяна Бедного, и именно с критики «Богатырей» начался поворот к тому, что можно назвать новым советским историческим патриотизмом. Уже это такая… Да, это привело. Да, и что Советский Союз – это наследник вот всей той славы, которой народ добился, может быть, вопреки царям, но это уже не так подчеркивается, но были еще такие люди…

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно. Где-то ровно вот по середине…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … 30-х годов проходит вот эта…

С. БУНТМАН: … 36-й год постановление по поводу «Богатырей-то».

А. КУЗНЕЦОВ: И в 36-м же году постановление по поводу возрождения преподавания истории как отдельного предмета.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: О чем сейчас скажем. В чем суть взглядов Михаила Николаевича Покровского и его школы, как говорится? Это такой, ну, действительно вульгарный классовый подход. То есть с точки зрения Покровского, во-первых, главным и единственным, по сути, виновником войны 12-го года был русский царизм. Наполеон вынужден был начать эту войну с его точки… С его стороны это был акт превентивной войны. Да? Он к ней не стремился. Вся вина лежит на русском царизме. Значит, победа Наполеона была бы прогрессивной, поскольку это была бы победа более прогрессивного буржуазного строя над отсталым феодально-крепостническим. Что касается народной войны, то никакой народной войны не было, что действия крестьян вызывались исключительно озлоблением против захватчика, который там трогал их имущество, так сказать, там отбирал их продовольственные запасы и так далее. Ну, тут, кстати говоря, Покровский совершенно…

С. БУНТМАН: Что, в общем-то, да…

А. КУЗНЕЦОВ: Во-первых, это…

С. БУНТМАН: … я бы сказал.

А. КУЗНЕЦОВ: А во-вторых, Покровский здесь совершенно не оригинален, потому что на самом деле эта мысль как вот… Интересно вот такой… Да, раз уж мы заговорили о марксистском подходе, такая диалектика интересная. Как говорил товарищ Сталин, тот, кто пойдет налево, неизбежно когда-нибудь перейдет направо. В данном случае марксистский историк Покровский повторяет мысль, высказанную за 100 лет до него консервативнейшим реакционнейшим дворянским историком Дмитрием Руничем, который как раз и говорил, что патриотами в 12-м году были только дворяне, а крестьяне вот, так сказать, исключительно занимались тем, что пытались оборонить свое имущество и никаких других, так сказать, ни о каких там гражданских правах естественно не помышляли, пишет Рунич. Да? Так вот получилось, – да? – что крайне левый согласился с крайне правым через 100, правда, лет. И что изгнание Наполеона из России, так сказать, и поражение его отбросило Европу обратно в руки монархической реакции, что отчасти, в общем, действительно правильно. И вообще вот так вот очень-очень все просто: бездарный Кутузов, бездарный Александр, бездарный генералитет. Как выиграли войну? Ну, вот пространство.

С. БУНТМАН: Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Интересно, что сейчас вот на современном этапе иногда…

С. БУНТМАН: Бывает. Многим нравится.

А. КУЗНЕЦОВ: … осколочки взглядов Покровского вдруг начинают сверкать в современной историографии.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Правда, в основном не исторической, а около исторической. Значит, затем Покровский умирает в 32-м году. Слава его гремит. Мало кто сейчас помнит, но московский университет переименовывают в честь Михаила Николаевича Покровского. Так будет до 37-го года носить это имя. И затем вот то, о чем Вы говорите: начинается переосмысление, а после войны этого будет еще гораздо больше естественно.

С. БУНТМАН: А во время войны?

А. КУЗНЕЦОВ: Во время войны особая статья, там все-таки не история, а пропаганда. Сейчас обязательно об этом поговорим. И начинается вот это осмысление действительно Советского Союза как наследника, ну, по крайней мере, какой-то части в области воинской славы, несомненно, того, что было раньше. И здесь осуждается взгляд школы Покровского, репрессируются его ученики. Причем интересно, что список репрессированных учеников, начали с репрессий тех, кто при жизни Покровского как раз с ним бодался и критиковал его. Ну, так уж часто, так сказать, бывало, что первым под репрессию…

С. БУНТМАН: Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: … совсем не те, кто предполагался. И как раз в это время приходящий в себя после предыдущих репрессий после дела историков, который во многом Покровским не к чести его инспирировано, Евгений Викторович Тарле пишет одну за другой две своих великих работы: биографию Наполеона и затем, так сказать, нашествие Наполеона на Россию. Ну, биография Наполеона непосредственно 12-го года касается мало, потому что там эта, так сказать, тема не рассматривается так очень уж подробно, собственно, видимо, поэтому Тарле и счел своей потребностью в отдельной книге эту тему расписать.

С. БУНТМАН: То, что объективно, скажем, драматический эпизод во многом переломный, но все-таки это не основной эпизод наполеоновской биографии.

А. КУЗНЕЦОВ: Безусловно. Но это же замечательно…

С. БУНТМАН: Но для нас это квинтэссенция столкновения…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно же. Но это повторится. Мы это все будем видеть в совершенно гениальной монографии Альберта Захаровича Манфреда о Наполеоне.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ведь там к 12-му году… там Альберт Захарович оговаривается, это тема, о которой надо писать отдельно. Да? И у него там буквально несколько страниц.

С. БУНТМАН: Для наших историков особенно сложно избежать, пройти вот в это игольное ушко…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. А как же?

С. БУНТМАН: … биографии Наполеона, не говорить об этом томами, и тоже не…

А. КУЗНЕЦОВ: И вот в этой небольшой сравнительно по объему книги Тарле о 12-м годе, там очень много всего интересного. Она и по сей день, в общем, читается… Я специально на себе проверял, вот она у меня стоит на почетном месте, естественно, в моей библиотеке. Я ее сегодня утром взял, перелистал. Хотел ответить себе на вопрос: вот мне захочется ее еще раз в ближайшее время перечитать? Да, захочется. Там много всего интересного, причем там есть вещи, которые, скажем, чем лучше знаешь историографию, тем интереснее.

С. БУНТМАН: … тем любопытнее.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот, например, эта концепция золотого моста, который якобы Кутузов строил Наполеону, так сказать, не желая тратить жизни русских солдат лишние, и желая, чтоб Европа тоже свой счет оплатила, чтобы не все только кровью русского солдата решались европейские проблемы. И, так сказать, сложные отношения Кутузова к Англии там и так далее. Все это у Евгения Викторовича есть. Этот же тезис, который начали развивать еще историки 2-й половины 19-го века. Вот это действительно очень спорно, по сей день вызывающее споры. Был золотой мост или не было золотого моста. Это стремление Кутузова или это нераспорядительность Кутузова. Да? Так сказать, вот та некоторая пассивность, которая действительно наблюдается в сопровождении Наполеона из России. Вопрос, на который нет ответа до сих пор такого вот однозначного, окончательного. А затем война. И во время войны выходит множество брошюр, журнальных статей, они обычно тоже потом управлением пропаганды, так сказать, издаются отдельными брошюрами, но это понятно. Конечно, тема «Партизаны 12-го года» адресована партизанам Великой Отечественной. Конечно, разумеется, вот эта вещь о скифском плане вот специально заманили в Москву…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну. это всем, кто учился в школе в 70-е годы и кому памятен анекдот про Вовочку, который знал 3-х великих полководцев, соответственно Кутузова. Сталина и Ясера Арафата, который заманил евреев в Палестину и ждет холодной зимы. Все это понятно. Но с другой стороны над этим мне даже смеяться не очень хочется, потому что это война.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Это война. Это пропаганда. Это, конечно, никакая не история и, собственно, это не прикидывалось во время войны историей. Это выполняло совершенно определенные задачи, и если эти брошюры в какой-то степени помогали советскому солдату быть врага, они свою функцию выполнили.

С. БУНТМАН: Так же как помогал и водевиль «Давным-давно».

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот.

С. БУНТМАН: Но здесь очень важная вещь: двоякая роль Великой Отечественной войны, то есть 2-й мировой в понимании войны 1812 года. Прежде всего, эта война стала отечественной именно в память о 12-м годе, новая отечественная война. Второе: вызвало интерес, снова всплеск интереса и к героям войны Отечественной 12-го года, события 12-го года, описание планов, что вот мы отступали… отступаем сейчас, только что отступали, потому что не до того было…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да.

С. БУНТМАН: … когда до Москвы доходил Гитлер. И они отступали. Они победили, и мы победим. Это очень важно. Но с другой стороны не кажется ли вам, дорогие друзья, что после Великой Отечественной войны, особенно и в сталинское время и до сих пор сохранилась, такая проекция нацистов, такая проекция нацистского вторжения на французов и Гитлера на Наполеона. Восприятие войны, как мы ее понимаем, 2-й мировой на территории Советского Союза, что проецируется на картину и французского варварства, и французского зверства…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … и озлобленности русских против французов, и что и через 200 лет нельзя там прощать, они были. Вот проецируется 2-ая мировая война.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Это будет мейнстримом в советском историческом официозе еще несколько десятилетий после войны. Я думаю, что у многих, особенно представителей старшего поколения, на полке стоит книга Жилина о войне 12-го года, одного из главных, так сказать, официальных советских историков послевоенного периода. И вот если Вы откроете…

С. БУНТМАН: Мама всегда спрашивала, а где же Костылин меня…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да. Понятно. И Вы ее откроете и, так сказать, в послесловии, конечно, заканчивается тем, что вот, так сказать, подвиг нашего народа, он вот уже много лет служит предупреждением и дальше параллель естественно с войной 41-45-го. Ну, это неизбежно, видимо, было. Тут уж параллель действительно…

С. БУНТМАН: Остается. Это такая вещь, которая укореняется просто…

А. КУЗНЕЦОВ: Тем более что, конечно, керосину, так сказать, в огонь подлил лично величайший историк всех времен и народов, который в своем очень подробном ответе на письмо известного военного историка генерал-майора Разина, автора 5-томного курса истории военного искусства, которые черненькие 5 томов, наверное, тоже у многих наших слушателей, интересующихся историей, есть. Вот этот Разин написал Сталину письмо,в котором Сталин ответил, ну, скажем так, расставив определенные точки на «ё», в том числе в войне 12-го года, ну, и в частности, что Кутузов как полководец на несколько голов выше Барклая, что Кутузов разгромил Наполеона в ходе хорошо спланированного контрнаступления. До этого термин контрнаступление вообще не применялся к заключительному этапу 12-го года. Преследование. Да. Но не контрнаступление. А тут понятно, аналогия. Вот контрнаступление под Москвой, контрнаступление под Сталинградом, контрнаступление под Курском и так далее. Вот. Очень долгое время, до середины 50-х годов, а на самом деле эхо еще несколько десятилетий будет слышно, вот советская историческая наука во всем вот в этом. Тарле вынудили написать два очерка, о которых он, наверное, посмертно стыдится. Он уже умирает, ему уже не до этого. Но вот, так сказать, там… Ну, это после смерти Сталина, значит. И три, так сказать, кита, на которых в отечественной историографии, значит, вот в это время это все держится, это упомянутый Жилин, это Бескровный и самый, пожалуй, одиозный из авторов – это генерал-майор, участник войны, Великой Отечественной войны, Николай Федорович Гарнич.

С. БУНТМАН: Хорошо, что сказали…

А. КУЗНЕЦОВ: … Извините. Конечно, Великой Отечественной войны. Николай Федорович Гарнич, который утверждал, что Бородино – это величайшая победа, что последний этап Бородинского сражения – это контрнаступление русской армии на Бородинском поле, что французов заставили, так сказать, перейти к отступлению прям при Бородине, что вот прям после Бородина начинается этап контрнаступления. То есть отступление к Москве и к Тарутино и сожжение Москвы – это все входит в контрнаступление. Даже Жилин его мягко поправлял за это. Вот. А дальше еще в недрах позднесоветской исторической науки постепенно начинают появляться отдельные работы. Авторам препятствуют, мешают публиковаться, да и, так сказать, внутренний цензор не пускает. Куда уж деваться? Появляются работы, которые по чуть-чуть, по крупицам какие-то отдельные вещи начинают ставить под сомнение. Официальные числа численности. Отсутствие, так сказать, каких бы то ни было ошибок у Кутузова. Да? Там и то, и другое, и третье, и четвертое, и классовую борьбу крестьян и прочее. И когда наступает перестройка, в общем, то, что произойдет, уже подготовлено. Произойдет собственно что? Слишком много вопросов накопилось вот к этому советскому официозу. На некоторые из них уже появились версии ответов. Некоторые пока еще остаются вопросами. И тут появляется много раз, так сказать, мной упоминавшаяся в нашей передаче действительно ставшая таким переломным моментом книга саратовского историка Николая Александровича Троицкого «1812. Великий год России», где огромное место уделено именно историографии и разбору… не столько изложению событий, где разбор вот этих темных мест, которые накопились в истории. И нынешний, современный этап историографии он как раз… Ведь видите, глобальных монографий война 12-го года, ну, можно сказать, не появляется, потому что те несколько, что появились там, Сироткина например, ну, это ниже плинтуса. Это читать не рекомендуется. Идет этап переосмысления материала. Очень интересный. Идет этап, продолжается этап накопления, потому что я несколько раз тоже говорил в передачах, появляются очень интересные работы по совсем маленьким частным фрагментам историков-краеведов, но потрясающе интересный материал. Документы из местных архивов публикуются, которые вот для того…

С. БУНТМАН: Это еще влияние, конечно, 20-го века…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … наконец-то освоенного и школа анналов…

А. КУЗНЕЦОВ: И школа анналов, конечно. И вот, что называется, вот такая будущая, следующая, так сказать, грандиозная монография по 12-му году, она, конечно, своего автора ждет. И это должна быть работа титаническая, и может быть…

С. БУНТМАН: Интересно у кого билет в ящике стола бюро?

А. КУЗНЕЦОВ: Я надеюсь, что найдется какой-нибудь меценат, причем надеюсь, что он не будет из – ура! – патриотического лагеря, что он…

С. БУНТМАН: И ошибок очень много, мы будем говорить…

А. КУЗНЕЦОВ: Очень много ошибок. Очень много передергиваний. Очень много того, что называется методом Копипаста. То есть просто воровство. Просто, просто воровство.

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Очень много. Очень много совершенно каких-то действительно ошибок фантастических у того же Сироткина – замечательный историк, как школьник 11-классник написал статью, и она была опубликована в журнале «История», в нашем профессиональном. Он перечисляет добросовестно просто ошибки маститого профессора. Их там больше 20, причем грубых ляпов. Не дискуссионных вопросов, а просто ошибок. Это, к сожалению, видимо, неизбежное следствие демократизации общества. Это плата за возможность, так сказать, говорить и спорить. Да? Но появляется и большое количество очень низкокачественной литературы.

С. БУНТМАН: Да. Два важных вопроса, две детали, которые, наверное, надо. Вот Таня настоятельно спрашивает о патриотизме и патриотизме в 19-м веке. Была ли идея патриотизма? Мне кажется, что Таня немножко путает или заблуждается в оценке патриотизма.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне кажется, я не знаю…

С. БУНТМАН: Все равно патриотично в основном о 12-м годе. Конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Только патриотично в том смысле, который вот в 19-м веке… о чем писал Белинский, что патриотизм – восхищаешься тем, что достойно восхищения, но ни в коем случае патриотизм не должен уходить от тех неприятных моментов, которые есть в истории любой страны. Я приблизительно по памяти сейчас сказал.

С. БУНТМАН: Да. Ну, это достаточно спокойная вещь. И второе, очень любопытное, на мой взгляд, спрашивают… Вот мы говорили, я во всяком случае говорил о проекции Гитлера на Наполеона естественный для 2-й мировой войны и России, Великой Отечественной. Была ли проекция Наполеона на Карла XII, на события Северной войны? Кто-нибудь об этом как-то говорил?

А. КУЗНЕЦОВ: Мне сейчас в голову ничего не приходит.

С. БУНТМАН: Потому, что это следующая. Ведь все-таки война на территории собственно России. Но мне кажется, что нет. Другое мышление.

А. КУЗНЕЦОВ: Мне не приходит, к сожалению, ничего в голову.

С. БУНТМАН: Другое мышление.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот что почитать? Ну, я в каждой передаче стараюсь называть. Из последнего – это, безусловно, биография Багратиона анисимовская безусловно. Я ее много раз называл. Сейчас вышли, появились биографии Ермолова Гордина, Якова Гордина. Замечательный историк. Но мне показалось, что она не получилась. Ну, вот это мое субъективное мнение, хотя все равно там много интересного.

С. БУНТМАН: Читайте. Все равно читайте.

А. КУЗНЕЦОВ: Читайте, читайте.

С. БУНТМАН: Сейчас биографий много. И читайте вот именно литературу, которая есть по узким предметам. Обобщающие передачи…

А. КУЗНЕЦОВ: Земцова. Обязательно читайте Владимира Николаевича Земцова…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: … замечательного пермского историка.

С. БУНТМАН: Да. А мы с Алексеем Кузнецовым сейчас прерываемся, потому что цикл еще будет продолжаться до конца года.

А. КУЗНЕЦОВ: Всего доброго!