Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Мэр небольшого французского города Верьер господин де Реналь берет в дом гувернёра - молодого человека по имени Жюльен Сорель. Амбициозный и честолюбивый Жюльен изучает богословие, великолепно знает латынь и читает наизусть страницы из Библии, с детства он мечтает о славе и признании, а также восхищается Наполеоном. Он считает, что путь священника - верный способ сделать карьеру. Его вежливость и ум резко контрастируют с манерами и характером господина де Реналя, чья жена постепенно проникается к Жюльену симпатией, а затем и влюбляется в него. Они становятся любовниками, но госпожа де Реналь благочестива, её постоянно терзают муки совести, к тому же обманутому мужу приходит анонимное письмо с предупреждением об измене жены. Жюльен, по предварительному сговору с госпожой де Реналь, делает похожее письмо, как бы пришедшее ей. Но по городу ходят слухи, и Жюльену приходится уехать. Он устраивается в духовную семинарию в Безансоне, поразив ректора аббата Пирара знаниями. Когда приходит время выбрать себе духовника, он выбирает Пирара, которого, как потом выяснилось, подозревали в янсенизме.

Пирара хотят заставить уйти в отставку. Его друг, богатый и влиятельный маркиз де Ла-Моль, приглашает аббата перебраться в Париж и выделяет ему приход в четырех лье от столицы. Когда маркиз упомянул, что ищет секретаря, Пирар предложил Жюльена - как человека, у которого «есть и энергия и ум». Тот очень рад возможности оказаться в Париже. Маркиз, в свою очередь, привечает Жюльена за его трудолюбие и способности и доверяет ему самые сложные дела. Он также знакомится с дочерью маркиза Матильдой, которая откровенно скучает в светском обществе. Матильда избалована и эгоистична, но не глупа и очень красива. Самолюбие гордячки оскорблено равнодушием Жюльена, и неожиданно она в него влюбляется. Жюльен не испытывает ответной страсти, но внимание аристократки ему льстит. После ночи, проведённой вместе, Матильда приходит в ужас и разрывает отношения с Жюльеном, тот же мучается от неразделённой любви. Его друг, князь Коразов, советует вызвать в Матильде ревность, флиртуя с другими женщинами, и план неожиданно удаётся. Матильда снова влюбляется в Жюльена, а затем сообщает, что ждёт ребенка и хочет выйти за него замуж. Однако радужные планы Сореля расстраивает внезапное письмо госпожи де Реналь. Женщина пишет:

Бедность и жадность побудили этого человека, способного на невероятное лицемерие, совратить слабую и несчастную женщину и таким путем создать себе некоторое положение и выбиться в люди… Он не признает никаких законов религии. Сказать по совести, я вынуждена думать, что одним из способов достигнуть успеха является для него обольщение женщины, которая пользуется в доме наибольшим влиянием.

Маркиз де Ла-Моль не желает видеть Жюльена. Тот же едет к госпоже де Реналь, по дороге покупает пистолет и стреляет в бывшую возлюбленную. Госпожа Реналь не умирает от ран, но Жюльена всё равно заключают под стражу и приговаривают к смертной казни. В тюрьме он снова мирится с госпожой де Реналь и раскаивается в попытке совершить убийство. Он понимает, что всегда был влюблен только в неё. Госпожа де Реналь приходит к нему в тюрьму и рассказывает, что письмо сочинил её духовник, а она его только переписала. После вынесения приговора о смертной казни Жюльена, он отказывается подавать апелляцию, подкрепляя это тем, что он достиг в жизни всего, и смерть только закончит этот путь. Госпожа де Реналь умирает через три дня после казни Жюльена.

Оценка 5 из 5 звёзд от Dominic 03.07.2017 18:51

Варто почати з того, що все життя Жульєна Сореля було грою в рулетку: він ставив на червоне і чорне. Начебто він все розрахував і все передбачив. Але на жаль, герой помилився. Він забув про самого себе. Рулетка не так зіграла. Це і є безповоротний і найточніший сенс роману.
Жульєн Сорель один з тих парубків, молодих і честолюбних, які прагнуть зробити кар"єру в жорстокому, ворожому суспільстві. Для досягнення цієї мети у нього немає ніяких засобів і можливостей, крім лицемірства, «мистецтва», яке він змушений опановувати, щоб пристосуватися до ненависного середовища. Він відчуває себе в оточенні ворогів, тому пильно контролює кожен свій крок, весь час діє і говорить всупереч своїм переконанням і моральній природі.
В образі Жюльєна Сореля реалістичні риси поєднуються з романтичними. Стендаль сміливо порушує властиву романтикам прямолінійність зображення героя, адже Жульєн- суперечлива особистість, хоча він наділений домінуючою рисою-честолюбством, і саме воно викликає зміни в сюжеті роману.
Однак в деяких фрагментах крізь реалістичні ознаки як би «просвічується» романтизм. Нариклад, у романтиків існують "два світи": світ ідеалу, мрій і світ реальності. Головний герой тільки перед смертю усвідомлює те, що він жив іллюзією, а не реальним життям. Також романтики оспівували самотнього гордого персонажа, який прагне зануритися в височінь фантазії, відірватися від рутини. Герой «Червоного і чорного» переживає ті ж почуття: «Жюльєн стояв на високій скелі і дивився в небо, розпечений серпневим сонцем. Він міг охопити поглядом місцевість, що простягнулася від його ніг на двадцять льє навкруги. Час від часу яструб злітав зі скелі над його головою і беззвучно креслив в небі величезні кола. Жюльєн машинально стежив очима за хижим птахом. Його вражали спокійні потужні рухи, він заздрив силі яструба, самотності хижака. Така доля була у Наполеона; не судилося вона і йому? ».
Також ми можемо прослідити за проявами романзизму у таких прикладах: по-романтичному палаючі очі Жульєна Сореля; по-романтичному фатальна помста (він стріляє в свою колишню коханку не де-небудь, а саме в Божому храмі). Взаємини Стендаля і романтизму у романі "Червоне і чорне" не можна спрощувати. Жульєну, головному герою роману, довелося зустріти у своєму короткому житті багатьох людей різного віку, різного достатку, різного соціального стану. Але лише дві жінки, без сумніву, відіграли найсуттєвішу роль на життєвому шляху юнака- провінціалка мадам Де Реналь і аристократка маркіза Матильда де Ля-Моль.
Риси характеру і доля вписують Жульєна в ряд романтичних образів. Це особливо виразно показується у фіналі короткого життя Жульєна. Те, що відбувається з героєм у в"язниці, коли він очікує вирок за вчинений у стані афекту злочин, можна зрозуміти як повернення до самого себе, до своєї людської сутності. Жульєн не тільки звільняється від ілюзій, а й радикально переоцінює свої життєві цінності, усвідомлює непотрібність всього, до чого він так прагнув. Своєю промовою перед судом присяжних Сорель фактично виносить собі смертний вирок. Романтичними є також деякі деталі. Наприклад, поховання Матильдою голови Жульєна - романтичний атрибут. Так само, як і смерть пані де Реналь. Вона описана романтично і навіть сентиментально: «жінка тихо згасає від горя, обіймаючи своїх дітей». Однак в той же час постановка проблеми перебування жінки в шлюбі - безумовна заслуга саме реалістичної літератури XIX ст.
Отже, трагічний конфлікт між гордою і самотньою людиною і суспільством, яке її оточує, і конфлікт між бунтом і загибелю, які є абсолютними ознаками романтизму, вирішуються реалістичними засобами. За рахунок злиття двох течій: реалізму і романтизму, цей роман завоював славу і став дуже цікавим для прочитання.

Оценка 5 из 5 звёзд от Арзу 20.11.2016 17:53

В детстве нормально читалось

Оценка 4 из 5 звёзд от martyn.anna 15.05.2016 20:15

Оценка 5 из 5 звёзд от natochka8800 13.03.2015 15:23

Оценка 5 из 5 звёзд от настя 13.08.2013 15:10

Немного о литературных особенностях романа:
1.Интрига кроется уже в самом названии романа. В то время в Европе было принято называть роман или именем главного героя (например «Манон Леско») или отражать в названии суть произведения (например «Опасные связи»). Стендаль поступил иначе - назвал свой роман «Красное и черное». Литературоведы до сих пор не пришли к однозначному мнению относительно этимологии названия. Мнение автора по этому вопросу неизвестно.
2.В отличие от названия романа, названия отдельных глав ясно отражают происходящие в них события. Более того, все главы (за исключением последних четырех) снабжены эпиграфами (часть из которых автором вымышлена), которые прямо предупреждают читалеля, что его ждет в данной главе. Отсутствие названия и эпиграфов в последних четырех главах усиливает интригу (чем же это все закончится).
3.Автор неоднократно обращается к читателям прямой речью, вовлекая в некий диалог, высказывает свое мнение относительно вымышленных им персонажей и даже извещает о том, какие споры были у него с издателем по поводу отдельных эпизодов.
4.Очень многие мысли автор заканчивает словами «и т.д. и т.д.» (видимо для того, чтобы читатель сам додумал окончание фраз и действий).

Теперь о сюжете:
Сорель Жюльен - младший сын в крестьянской семье, а стало быть у него только два варианта карьерного роста: служба в армии или священослужение. Чтобы заработать на учебу в семинарии, он устраивается гувернером в семью де Реналя - мэра провинциального французского городка. Жюльен - 19-летний юноша с внешностью 17-летней девушки и не превосходящий оную по знанию жизни, жена мэра - 30-летняя женщина (14 лет в браке, трое детей, престарелый супруг). Он знает о любви только то, что прочел о ней в библии. Она вышла замуж в 16 лет за старика и о любви знает не больше, чем питекантроп о теории относительности. Между ними возникает чувство: хватание рук, поцелуй украдкой... Роман набирает обороты. Через некоторое время рогоносец мэр начинает получать анонимные письма. Жюльен вынужден покинуть семейство и поступить в семинарию. Через год он получает работу в Париже. По пути в столицу он тайно посещает госпожу де Реналь, которая почти смирилась с разлукой. Затем он едет в Париж, чтобы стать секретарем маркиза де Ла Моль, у которого есть 19-летняя дочь...

Роман написан с определенной долей юмора. Уморительно читать, как Жюльен, обмирая от страха, крадется ночью по коридору к своей любовнице де Реналь, надеясь, что ее муж не спит, и есть благовидный повод отказаться от ночного свидания. Или как Жюльен составляет письменный план соблазнения очередной жертвы, чтобы не забыть, что он ей сказал и что сделал. А история с переписыванием писем рассмешит Несмеяну: друг Жюльена снабдил его набором писем, написанных его знакомым своей возлюбленной, Жюльен их пронумеровал, переписал слово в слово и посылал своей жертве (конечно не обошлось без казусов).

Роман "Люсьен Левен" увидел свет только после смерти автора - Фредерика Стендаля (настоящее имя Анри Бейль). Многие издатели выбирают другое из намеченных Стендалем названий - "Красное и белое".

Многое объединяет Люсьена Левена с героем романа "Красное и черное" Жюльеном Сорелем. Он так же благороден, умен, готов к великим делам, пылок сердцем и страстно мечтает о счастье. Только Жюльен вышел из низов, а Люсьен - сын могущественного и влиятельного банкира. Но молодого человека во всем ожидает разочарование - он расстается с любимой, бросает службу в армии, окунается в политические интриги. "Я плохо устроил свою жизнь..." - вынужден признать Люсьен Левен, подводя итоги.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Однажды человек, страдавший лихорадкой, принял хину. Он еще держал стакан в руке и корчил гримасу от горечи; взглянув в зеркало, он увидел в нем свое бледное, даже слегка позеленевшее лицо. Быстро отставив стакан, он кинулся к зеркалу, чтобы его разбить.

Такова, пожалуй, будет участь этих томов. На свою беду они повествуют не о событии столетней давности: действующие в них лица - наши современники; они были еще живы, кажется, два-три года назад. Повинен ли автор, если некоторые из них - убежденные легитимисты, а другие рассуждают, как республиканцы? Должен ли автор признать себя одновременно легитимистом и республиканцем?

Правду сказать, раз уж его вынуждают к столь серьезному признанию, он, на худой конец, заявляет, что был бы в отчаянии, если бы жил под властью нью-йоркского правительства. Он предпочитает угождать господину Гизо, чем своему сапожнику. В девятнадцатом столетии демократия неизбежно приводит к господству в литературе людей посредственных, рассудочных, ограниченных и в литера турном отношении пошлых .

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Люсьена Левена выгнали из Политехнической школы за то, что он некстати вышел прогуляться в день, когда, подобно всем своим товарищам, находился под домашним арестом: это было в один из прославленных июньских, апрельских или февральских дней 1832 или 1834 года.

Несколько молодых людей, достаточно безрассудных, но обладавших немалым мужеством, намеревались низложить короля, и воспитанники Политехнической школы, этого питомника смутьянов, бывшие в немилости у владыки Тюильри, были посажены под строгий арест в своем собственном помещении. На другой день после прогулки Люсьен был исключен как республиканец. Сильно огорченный на первых порах, он уже два года утешался тем, что ему не нужно больше работать по двенадцати часов в сутки. Он отлично проводил время у своего отца, человека, привыкшего жить в свое удовольствие, богатого банкира, салон которого был одним из самых приятных в Париже.

Господин Левен-отец, участник знаменитой фирмы Ван-Петерс, Левен и К°, боялся лишь двух вещей на свете: докучливых людей и сырого воздуха. Он никогда не бывал в дурном настроении, никогда не разговаривал серьезно с сыном и после исключения Люсьена из школы предложил ему работать в конторе один только день в неделю, по четвергам, когда прибывала главная корреспонденция из Голландии. За каждый отработанный четверг кассир выплачивал Люсьену двести франков и, кроме того, время от времени покрывал кое-какие его долги. По этому поводу г-н Левен говорил:

Сын - кредитор, данный нам природой.

Иногда он посмеивался над этим кредитором.

Знаете ли, - спросил он однажды, - какую надпись сделали бы на вашей мраморной гробнице на кладбище Пер-Лашез, если бы мы имели несчастие потерять вас?

В момент, с которого мы начинаем наше повествование, этот противник сигар уже не думал о республике, заставлявшей ждать себя слишком долго . "В самом деле, - говорил он себе, - если французам нравится, чтобы ими управлял монарх под барабанный бой, к чему их тревожить? Большинству, по-видимому, пришлась по вкусу пресная смесь из лицемерия и жеманства, которую называют представительным образом правления .

Родители Люсьена вовсе не стремились регламентировать его жизнь до мелочей, и он проводил свое время в салоне матери. Еще молодая и довольно красивая, г-жа Левен пользовалась глубочайшим уважением окружающих. Ее считали необыкновенно умной. Тем не менее строгий судья мог бы упрекнуть ее в чрезмерной деликатности и в слишком непримиримом презрении, с которым она относилась к громким речам и к наглости наших молодых людей, пользующихся успехом в обществе. Эта женщина, обладавшая гордым и своеобразным характером, даже не удостаивала их внешним проявлением своего презрения и при малейших признаках вульгарности или жеманства погружалась в непреодолимое молчание. Г-жа Левен могла невзлюбить самые безобидные вещи только потому, что впервые встретила их у слишком шумливых людей.

Обеды г-на Левена славились во всем Париже; нередко они бывали верхом совершенства. В иные дни он принимал у себя людей денежных или делавших карьеру, но эти господа не входили в круг лиц, собиравшихся у его супруги. Таким образом, общество это ничего не проигрывало от профессии г-на Левена: деньги не признавались здесь единственной заслугой человека и даже, вещь невероятная, не считались самым крупным преимуществом. В этом салоне, обстановка которого стоила сто тысяч франков, ни к кому не относились с ненавистью (странное противоречие!), но любили посмеяться и при случае очень неплохо вышучивали всякое притворство, начиная с короля и архиепископа. Как видите, беседы, которые здесь велись, отнюдь не имели целью способствовать карьере или достижению хорошего положения. Однако, невзирая на это обстоятельство, отпугивавшее от салона немало людей, о которых в нем не сожалели, множество лиц стремились быть допущенными в кружок г-жи Левен. Он стал бы одним из модных салонов, если бы г-жа Левен захотела облегчить доступ в него, но для этого надо было удовлетворять сразу многим условиям. Единственной целью г-жи Левен было желание развлечь мужа, который был старше ее на двадцать лет и, как утверждала молва, состоял в очень близких отношениях с актрисами Оперы. Несмотря на это неудобство, г-жа Левен, как бы ни была приятна атмосфера ее салона, бывала счастлива лишь тогда, когда видела в нем своего мужа.

Окружающие считали, что Люсьен обладает изящной внешностью, непринужденностью и чрезвычайной изысканностью манер, но на этом кончались похвалы: он не слыл человеком большого ума. Любовь к труду, почти военное воспитание и прямота суждений, привитая ему Политехнической школой, сделали для него невозможным какое-либо притворство. В любой момент он действовал сообразно с желанием, владевшим им именно в эту минуту, и мало оглядывался на других.

Он сожалел о шпаге Политехнической школы, потому что г-жа Гранде, очень красивая женщина, пользовавшаяся успехом при новом дворе, сказала ему, что он умеет носить шпагу. Он был достаточно высокого роста и превосходно держался в седле. Красивые темно-русые волосы сообщали приятность его лицу, неправильные и слишком крупные черты которого дышали искренностью и живостью. Но, надо признаться, никакой резкости в манерах, ничего напоминающего выправку полковника на подмостках театра Жимназ и еще меньше - важного, рассчитанно-надменного тона молодого атташе при посольстве. Ничего решительно в его поведении не говорило: "У моего отца десять миллионов". Таким образом, герой наш не обладал модной внешностью, составляющей в Париже три четверти красоты. Наконец - вещь непростительная в наш накрахмаленный век - у Люсьена был беспечный, ветреный вид.

Как легкомысленно пренебрегаешь ты своим положением! - заметил ему однажды его кузен Эрнест Девельруа, молодой ученый, уже блиставший в "Revue de ***" и получивший три голоса при выборах в Академию моральных наук.

Эрнест говорил это в кабриолете Люсьена, который, по его просьбе, отвозил его на вечер к г-ну N., либералу возвышенно-чувствительного образа мыслей в 1829 году, а теперь занимающему несколько должностей с общим окладом в сорок тысяч франков и называющему республиканцев позором рода человеческого.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Однажды человек, страдавший лихорадкой, принял хину. Он еще держал стакан в руке и корчил гримасу от горечи; взглянув в зеркало, он увидел в нем свое бледное, даже слегка позеленевшее лицо. Быстро отставив стакан, он кинулся к зеркалу, чтобы его разбить.

Такова, пожалуй, будет участь этих томов. На свою беду они повествуют не о событии столетней давности: действующие в них лица - наши современники; они были еще живы, кажется, два-три года назад. Повинен ли автор, если некоторые из них - убежденные легитимисты, а другие рассуждают, как республиканцы? Должен ли автор признать себя одновременно легитимистом и республиканцем?

Правду сказать, раз уж его вынуждают к столь серьезному признанию, он, на худой конец, заявляет, что был бы в отчаянии, если бы жил под властью нью-йоркского правительства. Он предпочитает угождать господину Гизо, чем своему сапожнику. В девятнадцатом столетии демократия неизбежно приводит к господству в литературе людей посредственных, рассудочных, ограниченных и в литера турном отношении пошлых .

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Люсьена Левена выгнали из Политехнической школы за то, что он некстати вышел прогуляться в день, когда, подобно всем своим товарищам, находился под домашним арестом: это было в один из прославленных июньских, апрельских или февральских дней 1832 или 1834 года.

Несколько молодых людей, достаточно безрассудных, но обладавших немалым мужеством, намеревались низложить короля, и воспитанники Политехнической школы, этого питомника смутьянов, бывшие в немилости у владыки Тюильри, были посажены под строгий арест в своем собственном помещении. На другой день после прогулки Люсьен был исключен как республиканец. Сильно огорченный на первых порах, он уже два года утешался тем, что ему не нужно больше работать по двенадцати часов в сутки. Он отлично проводил время у своего отца, человека, привыкшего жить в свое удовольствие, богатого банкира, салон которого был одним из самых приятных в Париже.

Господин Левен-отец, участник знаменитой фирмы Ван-Петерс, Левен и К°, боялся лишь двух вещей на свете: докучливых людей и сырого воздуха. Он никогда не бывал в дурном настроении, никогда не разговаривал серьезно с сыном и после исключения Люсьена из школы предложил ему работать в конторе один только день в неделю, по четвергам, когда прибывала главная корреспонденция из Голландии. За каждый отработанный четверг кассир выплачивал Люсьену двести франков и, кроме того, время от времени покрывал кое-какие его долги. По этому поводу г-н Левен говорил:

Сын - кредитор, данный нам природой.

Иногда он посмеивался над этим кредитором.

Знаете ли, - спросил он однажды, - какую надпись сделали бы на вашей мраморной гробнице на кладбище Пер-Лашез, если бы мы имели несчастие потерять вас?

SISTE VIATOR!

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЛЮСЬЕН ЛЕВЕН,

РЕСПУБЛИКАНЕЦ,

КОТОРЫЙ В ТЕЧЕНИЕ ДВУХ ЛЕТ

ВЕЛ НЕПРЕРЫВНУЮ БОРЬБУ

С СИГАРАМИ

И С НОВЫМИ САПОГАМИ.

В момент, с которого мы начинаем наше повествование, этот противник сигар уже не думал о республике, заставлявшей ждать себя слишком долго . «В самом деле, - говорил он себе, - если французам нравится, чтобы ими управлял монарх под барабанный бой, к чему их тревожить? Большинству, по-видимому, пришлась по вкусу пресная смесь из лицемерия и жеманства, которую называют представительным образом правления .

Родители Люсьена вовсе не стремились регламентировать его жизнь до мелочей, и он проводил свое время в салоне матери. Еще молодая и довольно красивая, г-жа Левен пользовалась глубочайшим уважением окружающих. Ее считали необыкновенно умной. Тем не менее строгий судья мог бы упрекнуть ее в чрезмерной деликатности и в слишком непримиримом презрении, с которым она относилась к громким речам и к наглости наших молодых людей, пользующихся успехом в обществе. Эта женщина, обладавшая гордым и своеобразным характером, даже не удостаивала их внешним проявлением своего презрения и при малейших признаках вульгарности или жеманства погружалась в непреодолимое молчание. Г-жа Левен могла невзлюбить самые безобидные вещи только потому, что впервые встретила их у слишком шумливых людей.

Обеды г-на Левена славились во всем Париже; нередко они бывали верхом совершенства. В иные дни он принимал у себя людей денежных или делавших карьеру, но эти господа не входили в круг лиц, собиравшихся у его супруги. Таким образом, общество это ничего не проигрывало от профессии г-на Левена: деньги не признавались здесь единственной заслугой человека и даже, вещь невероятная, не считались самым крупным преимуществом. В этом салоне, обстановка которого стоила сто тысяч франков, ни к кому не относились с ненавистью (странное противоречие!), но любили посмеяться и при случае очень неплохо вышучивали всякое притворство, начиная с короля и архиепископа. Как видите, беседы, которые здесь велись, отнюдь не имели целью способствовать карьере или достижению хорошего положения. Однако, невзирая на это обстоятельство, отпугивавшее от салона немало людей, о которых в нем не сожалели, множество лиц стремились быть допущенными в кружок г-жи Левен. Он стал бы одним из модных салонов, если бы г-жа Левен захотела облегчить доступ в него, но для этого надо было удовлетворять сразу многим условиям. Единственной целью г-жи Левен было желание развлечь мужа, который был старше ее на двадцать лет и, как утверждала молва, состоял в очень близких отношениях с актрисами Оперы. Несмотря на это неудобство, г-жа Левен, как бы ни была приятна атмосфера ее салона, бывала счастлива лишь тогда, когда видела в нем своего мужа.

Окружающие считали, что Люсьен обладает изящной внешностью, непринужденностью и чрезвычайной изысканностью манер, но на этом кончались похвалы: он не слыл человеком большого ума. Любовь к труду, почти военное воспитание и прямота суждений, привитая ему Политехнической школой, сделали для него невозможным какое-либо притворство. В любой момент он действовал сообразно с желанием, владевшим им именно в эту минуту, и мало оглядывался на других.

Он сожалел о шпаге Политехнической школы, потому что г-жа Гранде, очень красивая женщина, пользовавшаяся успехом при новом дворе, сказала ему, что он умеет носить шпагу. Он был достаточно высокого роста и превосходно держался в седле. Красивые темно-русые волосы сообщали приятность его лицу, неправильные и слишком крупные черты которого дышали искренностью и живостью. Но, надо признаться, никакой резкости в манерах, ничего напоминающего выправку полковника на подмостках театра Жимназ и еще меньше - важного, рассчитанно-надменного тона молодого атташе при посольстве. Ничего решительно в его поведении не говорило: «У моего отца десять миллионов». Таким образом, герой наш не обладал модной внешностью, составляющей в Париже три четверти красоты. Наконец - вещь непростительная в наш накрахмаленный век - у Люсьена был беспечный, ветреный вид.

Как легкомысленно пренебрегаешь ты своим положением! - заметил ему однажды его кузен Эрнест Девельруа, молодой ученый, уже блиставший в «Revue de ***» и получивший три голоса при выборах в Академию моральных наук.

Эрнест говорил это в кабриолете Люсьена, который, по его просьбе, отвозил его на вечер к г-ну N., либералу возвышенно-чувствительного образа мыслей в 1829 году, а теперь занимающему несколько должностей с общим окладом в сорок тысяч франков и называющему республиканцев позором рода человеческого.

Будь ты немного серьезнее, не смейся ты по самому глупейшему поводу, ты мог бы прослыть в салоне твоего отца, и даже в других местах, одним из лучших воспитанников Политехнической школы, уволенным из нее за политические убеждения. Посмотри на своего школьного товарища, господина Коффа, исключенного подобно тебе: бедный, как Иов, он на первых порах из милости был допущен в салон твоей матери, а теперь разве не пользуется он уважением, да еще каким, среди этих миллионеров и пэров Франции! Его секрет очень прост, каждый может последовать его примеру: у него важное выражение, лица, и он никогда не проронит ни слова. Напускай же на себя хоть иногда немного мрачности. Все люди твоего возраста стремятся иметь какое-то значение; ты приобрел его в одни сутки, без малейшего старания, мой милый, и ты с легким сердцем отказываешься от него. Тебя можно принять за ребенка, и, что еще хуже, за ребенка самодовольного. Тебя начинают ловить на слове, предупреждаю тебя, и, несмотря на отцовские миллионы, с тобой совсем не считаются; в тебе нет никакого постоянства, ты только милый школьник. В двадцать лет это почти смешно, а ты, чтобы придать совершенную законченность своему образу, проводишь целые часы перед зеркалом, и это всем известно.

В 1834-1836 гг. Стендаль работает над новым романом - "Красное и белое", другой его заголовок, по имени главного героя -“Люсьен Левен ”.

Люсьен - уже натура никак не героическая, это гораздо более обыденный тип человека, сын крупного банкира, порядочный и рефлектирующий молодой буржуа. Он вступает в стендалевский роман тоже как будто с идеалами. Но с первых же страниц романа нам становится ясно, что идеалы Люсьена гораздо более книжные, по-юношески неопределенные, постоянно меняющиеся, не то что упорная целеустремленность и сосредоточенность Жюльена! Люсьен то критикует монархию Луи Филиппа, следуя при этом больше либерально-республиканской моде, чем внутреннему убеждению; то мечтает о военных подвигах и вспоминает о славе Наполеона - но при этом его гораздо больше соблазняет красота военного мундира.

Вот Люсьен, получив мундир улана, восхищается красотой его выпушки: "Самое существенное для мундира - это быть нарядным на балу, а ярко-желтый цвет живее". Потом вдруг спохватывается: «Какая разница! /… /ибо если речь идет о том. чтобы понравиться этим господам, олицетворяющим собою "привал в грязи", тогда, право, незачем стараться". Слова "привал в грязи" требуют комментария. Дело в том, что в начале эпохи Реставрации, когда в палате депутатов один из аристократических ее членов выразил надежду, что при новом режиме Франция отдохнет от войн, наполеоновский генерал Ламарк возразил ему: "Это не отдых, а привал в грязи". Наполеоновский генерал... Между прочим, на демонстративных похоронах генерала Ламарка и "погорел" Люсьен, заслужив репутацию республиканца и исключение из Политехнической школы. Еще одна многозначительная перекличка с историей Жюльена Сореля, повсюду тайно носившего с собой портрет своего кумира - Наполеона.

Процитированные выше размышления Люсьена - уже не просто эмоциональный, а - глубже - идейный ключ к проблематике романа. Исходная позиция Люсьена, какой ее можно вычитать из этого размышления, такова: героические времена прошли, наступило время "привала в грязи", поэтому - "нечего стараться". Но горькая ирония судьбы Люсьена в том, что, если он и сам не будет стараться, за него постараются другие: всесильный отец, влиятельные друзья...

А вообще-то охотнее всего он поначалу по-светски бездельничает, пользуясь богатством и влиянием своего любящего папаши. Постепенно его мечты спускаются на землю. Это уже не мечты о славе, о каких-то необычных делах, которые привели бы в изумление мир. Люсьен более скромно мечтает о добросовестном служении обществу на том поприще, которое пошлет ему судьба и отец, а не которого он добьется сам. У него, правда, с самого начала более твердо стремление к внутренней честности, чем у Жюльена, но зато в его характере гораздо меньше энергии, гораздо меньше способностей к сопротивлению среде. Жюльен яростно пробивался в жизнь. Люсьен плывет по течению. А направление этого течения известно. Общество июльской монархии, пришедшее на смену обществу Реставрации, стало достойным его преемником.

Стендаль не только полностью переносит в роман весь свой сарказм, всю свою ненависть к буржуазности, но и еще более публицистически их заостряет. Это очень заметно по изменениям самого стиля Стендаля. Эпоха Реставрации в "Красном и черном" характеризовалась лаконичными, скупыми штрихами, центр тяжести был все-таки на внутреннем мире героя - здесь Стендаль подробней, детальней, уже близко к бальзаковской манере описывает эпоху июльской монархии. Эта среда как бы обволакивает героя со всех сторон, наваливается на него всей своей массой - и неуклонно его засасывает, тем более что, как я уже сказал, сопротивляемость героя этой среде здесь намного ниже.

В молодости Люсьена Левена выгнали из Политехнической школы, причем автор намекает нам, что причиной тому было юношеское вольнодумство и антиправительственные высказывания. Люсьен пытается затем попробовать свои силы на поприще военной славы, но там он находит то же самое чинопочитание, тот же самый карьеризм, то же самое лицемерие. Вершина военной карьеры Люсьена подана подчеркнуто гротескно - ему приходится принять участие в подавлении голодного бунта рабочих. Этого он уже не выдерживает - он подает в отставку.

Влиятельный папа-банкир, озабоченный судьбой своего заблудшего сына, пристраивает его чиновником в министерстве внутренних дел. И здесь Люсьен оказывается в самой гуще человеческого тщеславия, в атмосфере мелочной, беспринципной политической борьбы, торговли теплыми местечками, самых постыдных закулисных махинаций. Вершина политической карьеры Люсьена - участие в комедии выборов, когда он агитирует за ставленника своего отца, и возмущенные избиратели забрасывают его грязью.

И тут образ “привала в грязи” обретает широкий обобщающий смысл. Стендаль как бы материализует чужую метафору. Мотив "грязи" становится сквозным в романе. Слово "грязь" постоянно применяется Люсьеном по отношению к сфере политики. Собственно говоря, самый главный герой этого романа - не Люсьен Левен, а политика как принцип, Люсьен - лишь страдательное лицо, функция - политика его абсорбирует, перемалывает и вылепливает заново. Эта сфера общественной жизни, как раковая опухоль, разрастается в романе по мере развития его сюжета. В первой его части еще есть любовная интрига - в истории увлечения Люсьена госпожой де Шастеле будто бы намечается "прежний" Стендаль, аналитик чувства и страсти; но постепенно эта линия глохнет, уходит в песок, обрывается даже с помощью довольно искусственного сюжетного хода - а по сути говоря, все заполняет собою уже упомянутая стихия -торжествующая вакханалия политиканства.

Тема несовместимости индивидуальной честности и политики впервые мощно прозвучала до этого в романе Виньи "Сен-Мар". Но там политика, как Вы помните, больше связывалась с кровью, с убийствами. А вот в эпоху июльской монархии кровавая сторона политики отступила на второй план - в основном же политика здесь прочно связывается именно с грязью - с повседневными будничными махинациями.

В конце концов Люсьен уходит и из этого "воровского притона", поскольку, как он говорит: "Мне все одинаково безразлично и, могу сказать, одинаково противно" - таков вывод, к которому приходит Люсьен Левен. Стендаль оборвал свой роман на этой ноте усталости и разочарования, не довел до конца.