Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Мне всегда было интересно вот что: почему у нас, в массовом сознании, Войну 1812-го года выиграл Кутузов, а ВОВ, почему-то, Сталин? Ведь не Сталин командовал армиями и планировал операции? Зато на первых этапах войны колоссальные просчеты Сталина едва не привели к катастрофе. Он, во-первых, не был готов к вторжению, хотя его о нем сильно заранее предупредили, во-вторых, расставил на ключевых постах в армии бывших кавалеристов "Ворошилова, Тимошенко, Буденого". Ворошилов довел дело до блокады Ленинграда, которую мог бы не допустить, Тимошенко устроил полнейшую катастрофу под Харьковом, провалив контрнаступление. Словом, мне представляется, что победа в ВОВ - это заслуга Жукова, Рокссовского и миллионов советских солдат и офицеров, наших дедушек и прадедушек.

Очень неоднозначный вопрос, очень противоречивый.

Если говорить грубо - да, это заслуга Сталина. Лидер другого типа не смог бы мобилизировать народ так, как это сделал Сталин, когда вся страна поднялась на защиту родины. Более того, вспоминая Черчилля: "Сталин принял страну с сохой, а оставил с ядерной бомбой". Другими словами, если бы не индустриализация, которая проводилась в 30-е годы, мы бы при всём желании не смогли бы отразить натиск до зубов вооружённой армии Германии. Это, скажем так, факты.

Но есть и вещи гораздо более относительные, и тут-то как раз и кроется противоречие вашего вопроса. Извините меня за невероятную грубость, но мы немцев буквально задавили, что показывает количество погибших - на восточный фронт у Германии было поднято около 10 млн военнослужащих. Цифра погибших со стороны СССР по разным оценкам от 30 до 50 млн человек. Я думаю, что на пространстве бывшего СССР нет семьи, которая в войну не потеряла бы кого-то из близких. И тут вопрос - обязательна ли была эта жертва или такие потери от бездарности командования? Это очень большой вопрос и очень неприятный.

Плюс, вопросы следующего характера - а почему Советский Союз оказался настолько не готов к войне, которую явно ожидали? Почему в первые дни войны было потеряно такое количество самолётов, например? Почему в первые месяцы войны было потеряно такое количество земель и такое количество солдат? По любому из этих вопросов можно дискутировать часами и написать целые тома (да чего уж - они и так написаны). Была ли в этом вина Сталина, который не разглядел надвигающуюся войну? Была ли вина Сталина, что он игнорировал множественные донесения разведки, которые указывали, что война близко? Наконец, была ли вина Сталина, что в репрессии конца 30-х годов попало такое большое количество военачальников, которые очень были нужны во Вторую Мировую?

Наконец, необходимо всегда помнить всё же о вкладе союзников. Наши известные "Катюши" катались преимущественно на американских "Студебеккерах", которые мы получили по ленд-лизу. Американцы и британцы отвекали японцев на Азиатско-тихоокеанском фронте, а итальянцев и немцев на Африканском. Смогли бы мы водиночку сразить все те армии Оси, которые воевали на этих фронтах?

В общем, ещё раз - на ваш вопрос нет однозначного ответа. Но победа СССР на Германией - это вряд ли победа лично Сталина, это победа, которая сложилась из многих факторов, главным из которых является, конечно, невероятный подвиг нашего народа. Остальные факторы ставятся под сомнение.

Мобилизовывать людей на защиту Родины не слишком трудно - особенно если до этого не устраиватрь массовый террор и голод со стороны Родины (которой прикрывается государство). Не велика в том заслуга. В Британии вон без всяких заград. отрядов, 219 приказа и прочих прекрасных идей на защиту поднялась вся страна.

К индустриализации тоже вопросы большие.

Вот к чему вопросов как раз нет, это к помощи союзников. Не справились бы мы без них, ну никак. Как и они без нас. Воевать на три фронта (на западе, затем на юге, а потом на востоке) одновременно при той тактике, которой пользовались наши коммандующие (и которая очень хорошо проявилась, например, подо Ржевом и при штурме Берлина) никаких человеческих ресурсов бы не хватило.

Ответить

Цитата про соху поддельная, и все это знают:

"Прежде всего, откуда выплыла эта фраза? Впервые в открытой печати её приписала Черчиллю преподаватель химии питерской техноложки Нина Андреева в нашумевшей статье времён Гласности и Перестройки "Не могу поступаться принципами" ("Советская Россия", 13 марта1988 г.) В статье фраза завершает объемистый панегирик Сталину, якобы произнесённый Черчиллем в 1959 году. Никаких других ориентиров для поиска оригинального текста речи автор статьи потомкам не оставила.

Через три года в журнале "Армия" с 1-го по 24-й номер публикуется книга поэта Феликса Чуева "Сто сорок бесед с Молотовым". Там он приводит в общем похожий, но в деталях отличающийся текст черчиллевской речи. Кроме того, уже более конкретно указывает на происхождение текста: "Читаю короткую речь английского премьера в палате общин 21 декабря 1959 года, в день 80-летия Сталина, перевод из Британской Энциклопедии..." Таким образом, речь обрела точную дату произнесения и место публикации.

По ходу дела обрастали подробностями и обстоятельства произнесения речи – заодно с местом публикации. На сайте "Дело Сталина" уже уточнено, что речь эта Черчиллем произносилась перед палатой лордов, а опубликована была в 5-м томе "Британской энциклопедии" 1964 года издания на с. 250. Впрочем временами утверждается, что эту речь можно обнаружить в восьмитомнике Winston S. Churchill. His Complete Speeches, но тут уже без указания тома/страницы.

Надо ли говорить, что это всё враньё? Даже не заглядывая в упомянутые издания, можно смело утверждать, что такую речь Черчилль произнести просто не мог. Как не мог Тулуз-Лотрек написать плакат "Родина-мать зовёт". Стиль не тот.

Однако в издания заглянули. Было обнаружено, что никакой речи 21 декабря 1959 года Черчилль не произносил. В его послевоенных речах Сталин упоминается всего 9 раз (последний – в1956 г.), из них 5 раз – ругательно. А последний раз в положительном контексте – в1946 г.

Затем оказалось, что нет ничего подобного и на указанной странице Encyclopaedia Britanica. Более того, на странице нет ни одной относящейся к делу статьи. Коллега chestnut_ah списался с архивом британского парламента и выяснил, что 21 декабря 1959 года вообще никакого заседания парламента не было. Выходит, и эта ссылка обернулась ерундой.

Неужели знаменитая тирада – полная выдумка?

Не совсем. Первая половина якобы-речи в редакции Чуева представляет собой "творческую переработку" фрагмента из реальной речи Черчилля, произнесённой им перед палатой общин по возвращению из Москвы, 8 сентября 1942 года:

Кроме того текст якобы-речи якобы-Черчиля "обогащён" множеством красочных добавлений. Среди них и пресловутое "принял с сохой, а оставил с бомбой".

Откуда оно?

Забавно, что наши сталинисты ссылаются на фразу, которую сказал не Черчиль, известный английский троцкист И.Дойчер.

Ответить

Это кто оценивает потери СССР в войне в 50 млн. человек? и почему вы не учитываете, что в предлагаемые вами цифры потерь СССР входит так же гражданское население, которое умерло в результате действий нацистов на оккупированных территориях? По факту вы сравниваете боевые потери Германии с боевыми потерями СССР + потери гражданского населения СССР.

Ответить

Прокомментировать

Приписывание победы в ВОВ Сталину не только рудимент искусственно сконструированного еще в сталинское время массового исторического сознания (не без участия его самого), но и оскорбление павших и выживших в войне против гитлеровской Германии. Есть многочисленные свидетельства о том, как Сталин встретил войну. Сами соратники вождя называли это "прострацией". После того, как пал Минск Сталин произнес легендарные слова про "страну, которую просрали" и спрятался на даче. О. Хлевнюк, профессор МГУ, специализирующийся на исследовании сталинского периода в истории СССР, пишет об этом так:

"Сталин не появился не только в своем кремлевском кабинете, но вообще в Москве. В ситуации нараставшей катастрофы такая самоизоляция могла иметь критические последствия. Огромная управленческая машина, выстроенная под Сталина, в его отсутствие неизбежно давала сбой. Нужно было что-то делать. Инициативу взял на себя Молотов, старший в неформальной иерархии членов Политбюро. По словам Микояна, Молотов заявил: «У Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии». Косвенно это подтвердил много лет спустя сам Молотов в беседах с Чуевым: «Дня два-три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен». Очевидно, что память изменила Молотову в деталях: Сталин оставался на даче более короткий срок, чем два-три дня. Однако в условиях катастрофического начала войны даже короткое отсутствие вождя, естественно, воспринималось как критическое".

Когда соратники пришли его выманивать из дачи, Сталин "сжался в кресле", решив что пришли его арестовывать. Об этом пишет в мемуарах Микоян.

О низкой дееспособности Сталина в ходе войны в соответствующем эпизоде книги Хлевнюка.

Теперь о пропаганде.

"Если говорить грубо - да, это заслуга Сталина. Лидер другого типа не смог бы мобилизировать народ так, как это сделал Сталин, когда вся страна поднялась на защиту родины. ... Другими словами, если бы не индустриализация, которая проводилась в 30-е годы, мы бы при всём желании не смогли бы отразить натиск до зубов вооружённой армии Германии. Это, скажем так, факты".

О том, как Сталин подготовился к войне известно из воспоминаний маршала Советского Союза Андрея Ивановича Ерёменко:

"Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии. Вот почему он, прежде чем начать заслушивать план предстоящей операции, перевёл разговор на тему о кадрах, чтобы прощупать меня… В ходе этого разговора товарищ Сталин неоднократно говорил о многих генералах, которые были освобождены из мест заключения перед самой войной и хорошо воевали. "А кто виноват, - робко задал я вопрос Сталину, - что эти бедные, ни в чём не повинные люди были посажены?" - "Кто, кто… - раздражённо бросил Сталин. - Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии"

"Более того, вспоминая Черчилля: "Сталин принял страну с сохой, а оставил с ядерной бомбой".

Ничего подобного Черчилль не говорил. Черчиллю она приписана архетипическим персонажем - преподавателем кафедры физической химии Ленинградского технологического института имени Ленсовета Ниной Андреевой в своей статье времён Гласности и Перестройки «Не могу поступаться принципами» («Советская Россия», 13 марта 1988 г.).

"Извините меня за невероятную грубость, но мы немцев буквально задавили, что показывает количество погибших - на восточный фронт у Германии было поднято около 10 млн военнослужащих. Цифра погибших со стороны СССР по разным оценкам от 30 до 50 млн человек. Я думаю, что на пространстве бывшего СССР нет семьи, которая в войну не потеряла бы кого-то из близких. И тут вопрос - обязательна ли была эта жертва или такие потери от бездарности командования? Это очень большой вопрос и очень неприятный".

На закате НЭПа и после войны в стране царила разруха. Чем с удовольствием пользовались нечистые на руку дельцы. Но победить их удалось довольно быстро...

Коррупция - явление не сегодняшнее. Процветала она и при социализме.

Но в СССР с 30-х по начало 50-х годов были периоды, когда делалось все необходимое, чтобы ее нейтрализовать.

Свести коррупцию на нет, как и проституцию, нельзя, но добиться того, чтобы она не играла решающую роль, можно! Именно это и удивительно быстро сделал Сталин.

И основательно ошибается тот, кто думает, что Сталин победил коррупцию потому, что «просто перестрелял» взяточников. Хотя бы по той причине, что в самый разгар борьбы с послевоенной коррупцией (26 мая 1947 года) отменил смертную казнь.

Коррупция была побеждена системой мер, которые касались всех, невзирая на связи и положение в обществе. К ответственности как соучастников привлекали даже родственников коррупционера, которые знали , но ничего не сделали для выявления преступника.

Больше того, под суд попадали все, кто хоть краем уха слышал, но промолчал, как кто-то берет взятки или занимается другим незаконным делом. Именно поэтому в те годы была раскрыта целая серия преступлений в сфере действия министерств, главков и предприятий.

Дело «нахлебников»

После войны одним из самых первых и громких стало именно «Хлебное дело». И это неудивительно, ведь люди в те годы за хлеб готовы были отдать последнее!

Началось оно с того, что следователи стали изучать документы, согласно которым в течение 1945 года Совнарком выделял хлебопекарной промышленности муку, сахар, сгущенку и другие продукты.

И сыщики вышли на след банды коррупционеров во главе с начальником отдела снабжения распределительной системы «Росглавхлеб» Михаилом Исаевым. Они наживались, выделяя некоторым трестам все дефициты без задержки, а то и сверх положенного. За что их начальнички откатывали московскому начальству по следующей схеме.

Выписывали, например, кондитерской фабрике тонну сахара. Но на самом деле отпускали лишь 950 кг, оставляя 50 кило Исаеву в виде отката. Чтобы покрыть эту недостачу (да еще и нажиться), при изготовлении, допустим, печенья вместо 1000 кг сахара в производство шло 900. Разницу ведь на вкус не поймешь.

Воровали продукты и напрямую, а потом недостачу списывали на неких неизвестных бандитов, которые якобы стащили добро прямо из вагонов.

По документам МВД, «преступной группой Исаева с 14 апреля 1945 г. по 1946 г. включительно было похищено: сахара 1670 кг, муки 8500 кг, сахарина 670 кг, сливочного масла 414 кг, джема и повидла 2605 кг и т. д. - всего на сумму 1 139 230 руб. 18 коп.».

Исаеву и его главбуху Розенбауму дали по 25 лет, надолго в тюрьму отправились и их соучастники. С полной конфискацией имущества - не только у коррупционеров, но и у их родных.

Дело «ткачей»

В те годы спать было не на чем, рубашку сшить не из чего. И государство из скудных запасов начало выделять бельевые ткани на спецодежду. Которыми распоряжался начальник отдела Московской межобластной конторы товарищ Тавшунский.

Он организовал дело так, что стало хватать и на постельное белье, и на рубашки, и даже на платья отдельным послевоенным красавицам.

Для этого он связался с артелью портных. И колеса швейных машин завертелись, выпуская все в укороченном виде, да к тому же преимущественно небольших размеров. Дескать, халаты на отощавших за войну пролетариях и так сойдутся...

Однако сколько ниточка ни вилась, а конец ее нашли достаточно быстро. Вот как об этом говорилось в спецотчете МВД: «Тавшунский вошел в преступные связи с рядом руководителей промартелей Москвы, получая с них взятки за то, что они с его ведома изготовляли спецодежду малых размеров, создавая за счет этого излишки бельевой ткани, которые затем сбывали своим соучастникам. ..».

Всего Тавшунский с «коллегами» расхитили ткани на 180 тысяч рублей. В те времена - бешеные деньги!

Итог: все жулики получили по заслугам так, что их родственники по сей день проклинают Сталина.

Дело «музыкантов»

Что бы ни говорили, но тогда стране хотелось песен. И в начале 50-х началась буквально охота на пластинки. Этим тут же воспользовались «музыкальные деятели» с Апрелевского завода грампластинок в лице заведующего производством Дорошенко, начальника отдела сбыта Миронова и завскладом Оськина.

Благодаря их «вмешательству» часть пластинок стала прессоваться в полукустарном порядке из краденого порошка. Согласно документам МВД «преступная группа Дорошенко - Миронова - Оськина превратила это государственное производство в основном в свою личную собственность и начала использовать его для изготовления неучтенной продукции с последующей ее реализацией».

Коррупционные «музыкальные связи» из Москвы быстро опутали РСФСР, Украину, Белоруссию и Прибалтику. Деньги за левый товар валом валили в карманы «музыкантов». Чтобы доказать их преступления, были организованы специальные проверки.

Так, по пути следования поездов заново взвешивались контейнеры и вагоны с сырьем для изготовления пластинок; устанавливались и актировались излишки сырья; отдельные вагоны и контейнеры вскрывались, и в них определялось качество материала. Все коррупционеры-«музыканты» были поставлены перед фактами и признались в содеянном.

P. S. С кого взятки гладки?

Ведь Сталин прекрасно знал, что рыба гниет с головы. Поэтому чистку начали именно с Москвы. А уж по примеру столицы и вся страна объявила войну приспособленцам всех мастей.

Николай НАД (Добрюха)

Вопросы, поставленные в письме тов. Зеллера, представляют не только исторический, но и актуальный интерес. На них приходится нередко наталкиваться и в политической литературе, и в частных беседах, притом в самой разнообразной, чаще всего личной формулировке:

«Как и почему вы потеряли власть?»

«Каким образом Сталин захватил в свои руки аппарат?»

«В чем сила Сталина?»

Вопрос о внутренних законах революции и контрреволюции ставится сплошь да рядом чисто индивидуалистически, как если б дело шло о шахматной партии или о каком-либо спортивном состязании, а не о глубоких конфликтах и сдвигах социального характера. Многочисленные лжемарксисты ничуть не отличаются в этом отношении от вульгарных демократов, которые применяют к великим народным движениям критерии парламентских кулуаров.

Всякий, сколько-нибудь знакомый с историей, знает, что каждая революция вызывала после себя контрреволюцию, которая, правда, никогда не отбрасывала общество полностью назад, к исходному пункту, в области экономики, но всегда отнимала у народа значительную, иногда львиную долю его политических завоеваний. Жертвой первой же реакционной волны являлся, по общему правилу, тот слой революционеров, который стоял во главе масс в первый, наступательный, «героический» период революции. Уже это общее историческое наблюдение должно навести нас на мысль, что дело идет не просто о ловкости, хитрости, уменье двух или нескольких лиц, а о причинах несравненно более глубокого порядка.

Марксисты, в отличие от поверхностных фаталистов (типа Леона Блюма, Поля Фора и др.), отнюдь не отрицают роль личности, ее инициативы и смелости в социальной борьбе. Но, в отличие от идеалистов, марксисты знают, что сознание в последнем счете подчинено бытию. Роль руководства в революции огромна. Без правильного руководства пролетариат победить не может. Но и самое лучшее руководство не способно вызвать революцию, когда для нее нет объективных условий. К числу важнейших достоинств пролетарского руководства надо отнести способность различать, когда можно наступать и когда необходимо отступать. Эта способность составляла главную силу Ленина.

Успех или неуспех борьбы левой оппозиции против бюрократии, разумеется, зависел в той или другой степени от качеств руководства обоих борющихся лагерей. Но прежде чем говорить об этих качествах, надо ясно понять характер самих борющихся лагерей; ибо самый лучший руководитель одного лагеря может оказаться совершенно негодным в другом из лагерей, и наоборот. Столь обычный (и столь наивный) вопрос:

– Почему Троцкий не использовал своевременно военный аппарат против Сталина? – ярче всего свидетельствует о нежелании или о неумении продумать общие исторические причины победы советской бюрократии над революционным авангардом пролетариата. Об этих причинах я писал не раз в ряде своих работ, начиная с автобиографии. Попробую резюмировать важнейшие выводы в немногих строках.

Не нынешняя бюрократия обеспечила победу Октябрьской революции, а рабочие и крестьянские массы под большевистским руководством. Бюрократия стала расти лишь после окончательной победы, пополняя свои ряды не только революционными рабочими, но и представителями других классов (бывшими царскими чиновниками, офицерами, буржуазными интеллигентами и проч.). Если взять старшее поколение нынешней бюрократии, то подавляющее большинство его стояло во время Октябрьской революции в лагере буржуазии (взять для примера хотя бы советских послов: Потемкин, Майский, Трояновский, Суриц, Хинчук и проч.). Те из нынешних бюрократов, которые в октябрьские дни находились в лагере большевиков, не играли в большинстве своем сколько-нибудь значительной роли ни в подготовке и проведении переворота, ни в первые годы после него. Это относится прежде всего к самому Сталину. Что касается молодых бюрократов, то они подобраны и воспитаны старшими, чаще всего из собственных сынков. «Вождем» этого нового дореволюционного слоя и стал Сталин.

История профессионального движения во всех странах есть не только история стачек и вообще массовых движений, но и история формирования профсоюзной бюрократии. Достаточно известно, в какую огромную консервативную силу успела вырасти эта бюрократия и с каким безошибочным чутьем она подбирает для себя и соответственно воспитывает своих «гениальных» вождей: Гомперс, Грин, Легин, Лейпарт, Жуо, Ситрин и др. Если Жуо пока что с успехом отстаивает свои позиции против атак слева, то не потому, что он великий стратег (хотя он, несомненно, выше своих бюрократических коллег: недаром же он занимает первое место в их среде), а потому, что весь его аппарат каждый день и каждый час упорно борется за свое существование, коллективно подбирает наилучшие методы борьбы, думает за Жуо и внушает ему необходимые решения. Но это вовсе не значит, что Жуо несокрушим. При резком изменении обстановки – в сторону революции или фашизма – весь профсоюзный аппарат сразу потеряет свою самоуверенность, его хитрые маневры окажутся бессильными, и сам Жуо будет производить не внушительное, а жалкое впечатление. Вспомним хотя бы, какими презренными ничтожествами оказались могущественные и спесивые вожди германских профессиональных союзов – и в 1918 году, когда против их воли разразилась революция, и в 1932 году, когда наступал Гитлер.

Из этих примеров видны источники силы и слабости бюрократии. Она вырастает из движения масс в первый героический период борьбы. Но, поднявшись над массами и разрешив затем свой собственный «социальный вопрос» (обеспеченное существование, влияние, почет и пр.), бюрократия все более стремится удерживать массы в неподвижности. К чему рисковать? Ведь у нее есть что терять. Наивысший расцвет влияния и благополучия реформистской бюрократии приходится на эпохи капиталистического преуспеяния и относительной пассивности трудящихся масс. Но когда эта пассивность нарушена справа или слева, великолепию бюрократии приходит конец. Ее ум и хитрость превращаются в глупость и бессилие. Природа «вождей» отвечает природе того класса (или слоя), который они ведут, и объективной обстановке, через которую этот класс (или слой) проходит.

Советская бюрократия неизмеримо могущественнее реформистской бюрократии всех капиталистических стран, вместе взятых, ибо у нее в руках государственная власть и все связанные с этим выгоды и привилегии. Правда, советская бюрократия выросла на почве победоносной пролетарской революции. Но было бы величайшей наивностью идеализировать по этой причине самое бюрократию. В бедной стране, – а СССР и сейчас еще очень бедная страна, где отдельная комната, достаточная пища и одежда все еще доступны лишь небольшому меньшинству населения, – в такой стране миллионы бюрократов, больших и малых, стремятся прежде всего разрешить свой собственный «социальный вопрос», т. е. обеспечить собственное благополучие. Отсюда величайший эгоизм и консерватизм бюрократии, ее страх перед недовольством масс, ее ненависть к критике, ее бешеная настойчивость в удушении всякой свободной мысли, наконец, ее лицемерно-религиозное преклонение перед «вождем», который воплощает и охраняет ее неограниченное владычество и ее привилегии. Все это вместе и составляет содержание борьбы против «троцкизма».

Совершенно неоспорим и полон значения тот факт, что советская бюрократия становилась тем могущественнее, чем более тяжкие удары падали на мировой рабочий класс. Поражения революционных движений в Европе и в Азии постепенно подорвали веру советских рабочих в международного союзника. Внутри страны царила все время острая нужда. Наиболее смелые и самоотверженные представители рабочего класса либо успели погибнуть в гражданской войне, либо поднялись несколькими ступенями выше и, в большинстве своем, ассимилировались в рядах бюрократии, утратив революционный дух. Уставшая от страшного напряжения революционных годов, утратившая перспективу, отравленная горечью ряда разочарований широкая масса впала в пассивность. Такого рода реакция наблюдалась, как уже сказано, после всякой революции. Неизмеримое историческое преимущество Октябрьской революции как пролетарской состоит в том, что усталостью и разочарованием масс воспользовался не классовый враг в лице буржуазии и дворянства, а верхний слой самого рабочего класса и связанные с ним промежуточные группы, влившиеся в советскую бюрократию.

Подлинные пролетарские революционеры в СССР силу свою черпали не столько в аппарате, сколько в активности революционных масс. В частности, Красную Армию создавали не «аппаратчики» (в самые критические годы аппарат был еще очень слаб), а кадры героических рабочих, которые под руководством большевиков сплачивали вокруг себя молодых крестьян и вели их в бой. Упадок революционного движения, усталость, поражения в Европе и Азии, разочарование в рабочих массах должны были неизбежно и непосредственно ослабить позиции революционных интернационалистов и, наоборот, усилить позиции национально-консервативной бюрократии. Открывается новая глава в революции. Вожди предшествующего периода попадают в оппозицию. Наоборот, консервативные политики аппарата, игравшие в революции второстепенную роль, выдвигаются торжествующей бюрократией на передний план.

Что касается военного аппарата, то он был частью всего бюрократического аппарата и по своим качествам не отличался от него. Достаточно сказать, что в годы гражданской войны Красная Армия поглотила десятки тысяч бывших царских офицеров. 13 марта 1919 года Ленин говорил на митинге в Петрограде:

«Когда мне недавно тов. Троцкий сообщил, что у нас в военном ведомстве число офицеров составляет несколько десятков тысяч, тогда я получил конкретное представление, в чем заключается секрет использования нашего врага: как заставить строить коммунизм тех, кто являлся его противниками, строить коммунизм из кирпичей, которые подобраны капиталистами против нас! Других кирпичей нам не надо!» (Ленин В. И. Сочинения. 1935 г. Т. 24. С. 65-66.)

Эти офицерские и чиновничьи кадры выполняли в первые годы свою работу под непосредственным давлением и надзором передовых рабочих. В огне жестокой борьбы не могло быть и речи о привилегированном положении офицерства: самое это слово исчезло из словаря. Но после одержанных побед и перехода на мирное положение как раз военный аппарат стремился стать наиболее влиятельной и привилегированной частью всего бюрократического аппарата. Опереться на офицерство для захвата власти мог бы только тот, кто готов был идти навстречу кастовым вожделениям офицерства, т. е. обеспечить ему высокое положение, ввести чины, ордена; словом, сразу и одним ударом сделать то, что сталинская бюрократия делала постепенно в течение последующих 10-12 лет. Нет никакого сомнения, что произвести военный переворот против фракции Зиновьева, Каменева, Сталина и проч. не составляло бы в те дни никакого труда и даже не стоило бы пролития крови; но результатом такого переворота явился бы ускоренный темп развития той самой бюрократизации и бонапартизма, против которых левая оппозиция выступила на борьбу.

Задача большевиков-ленинцев по самому существу своему состояла не в том, чтобы опереться на военную бюрократию против партийной, а в том, чтобы опереться на пролетарский авангард, и через него – на народные массы, и обуздать бюрократию в целом, очистить ее от чуждых элементов, обеспечить над нею бдительный контроль трудящихся и перевести ее политику на рельсы революционного интернационализма. Но так как за годы гражданской войны, голода и эпидемий живой источник массовой революционной силы иссяк, а бюрократия страшно выросла в числе и в наглости, то пролетарские революционеры оказались слабейшей стороной. Под знаменем большевиков-ленинцев собрались, правда, десятки тысяч лучших революционных борцов, в том числе и военных. Передовые рабочие относились к оппозиции с симпатией. Но симпатия эта оставалась пассивной: веры в то, что при помощи борьбы можно серьезно изменить положение, у масс уже не было. Между тем бюрократия твердила:

«Оппозиция хочет международной революции и собирается втянуть нас в революционную войну. Довольно нам потрясений и бедствий. Мы заслужили право отдохнуть. Да и не надо нам больше никаких „перманентных революций“. Мы сами у себя создадим социалистическое общество. Рабочие и крестьяне, положитесь на нас, ваших вождей!»

Эта национально-консервативная агитация, сопровождавшаяся, к слову сказать, бешеной, подчас совершенно реакционной клеветой против интернационалистов, тесно сплачивала бюрократию, и военную и штатскую, и находила несомненный отклик у отсталых и усталых рабочих и крестьянских масс. Так большевистский авангард оказался изолированным и по частям разбит. В этом весь секрет победы термидорианской бюрократии.

Разговоры о каких-то необыкновенных тактических или организационных качествах Сталина представляют собою миф, сознательно созданный бюрократией СССР и Коминтерна и подхваченный левыми буржуазными интеллигентами, которые, несмотря на свой индивидуализм, охотно склоняются перед успехом. Эти господа не узнали и не признали Ленина, когда тот, травимый международной сволочью, готовил революцию. Зато они «признали» Сталина, когда такое признание не приносит ничего, кроме удовольствия, а подчас и прямой выгоды.

Инициатива борьбы против левой оппозиции принадлежала собственно не Сталину, а Зиновьеву. Сталин сперва колебался и выжидал. Было бы ошибкой думать, что Сталин с самого начала наметил какой-либо стратегический план. Он нащупывал почву. Несомненно, что революционная марксистская опека тяготила его. Он фактически искал более простой, более национальной, более «надежной» политики. Успех, который на него обрушился, был неожиданностью прежде всего для него самого. Это был успех нового правящего слоя, революционной аристократии, которая стремилась освободиться от контроля масс и которой нужен был крепкий и надежный третейский судья в ее внутренних делах. Сталин, второстепенная фигура пролетарской революции, обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде – не более того.

Итальянский фашистский или полуфашистский писатель Малапарте выпустил книжку «Техника государственного переворота», в которой он развивает ту мысль, что «революционная тактика Троцкого» в противоположность стратегии Ленина может обеспечить победу в любой стране и при любых условиях. Трудно придумать более нелепую теорию! Между тем те мудрецы, которые задним числом обвиняют нас в том, что мы, вследствие нерешительности, упустили власть, становятся по существу дела на точку зрения Малапарте: они думают, что есть какие-то особые технические «секреты», при помощи которых можно завоевать или удержать революционную власть, независимо от действия величайших объективных факторов – побед или поражений революции на Западе и на Востоке, подъема или упадка массового движения в стране и пр. Власть не есть приз, который достается более ловкому. Власть есть отношения между людьми, в последнем счете – между классами. Правильное руководство, как уже сказано, является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях. Решают в конце концов борьба классов и те внутренние сдвиги, которые происходят внутри борющихся масс.

Но на вопрос о том, как сложился бы ход борьбы, если б Ленин остался жив, нельзя, конечно, ответить с математической точностью. Что Ленин был непримиримым противником жадной консервативной бюрократии и политики Сталина, все более связывавшего с нею свою судьбу, видно с неоспоримостью из целого ряда писем, статей и предложений Ленина за последний период его жизни, в частности, из его «Завещания», в котором он рекомендовал снять Сталина с поста генерального секретаря; наконец, из его последнего письма, в котором он порывал со Сталиным «все личные и товарищеские отношения». В период между двумя приступами болезни Ленин предложил мне создать с ним вместе фракцию для борьбы против бюрократии и ее главного штаба – Оргбюро ЦК, где руководил Сталин. К XII съезду партии Ленин, по его собственному выражению, готовил «бомбу» против Сталина. Обо всем этом рассказано – на основании точных и бесспорных документов – в моей автобиографии и в отдельной работе «Завещание Ленина». Подготовительные меры Ленина показывают, что он считал предстоящую борьбу очень трудной; не потому, конечно, что он боялся Сталина лично как противника (об этом смешно и говорить), а потому, что за спиною Сталина ясно различал сплетение кровных интересов могущественного слоя правящей бюрократии. Уже при жизни Ленина Сталин вел против него подкоп, осторожно распространяя через своих агентов слух, что Ленин – умственный инвалид, не разбирается в положении и проч.; словом, пускал в оборот ту самую легенду, которая стала ныне неофициальной версией Коминтерна для объяснения резкой враждебности между Лениным и Сталиным за последние год-полтора жизни Ленина. На самом деле все те статьи и письма, которые Ленин продиктовал уже в качестве больного, представляют, пожалуй, самые зрелые продукты его мысли. Проницательности этого «инвалида» хватило бы с избытком на дюжину Сталиных.

Можно с уверенностью сказать, что, если бы Ленин прожил дольше, напор бюрократического всемогущества совершался бы, – по крайней мере в первые годы, – более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу левых оппозиционеров:

«Если бы Ильич был жив, он, наверное, уже сидел бы в тюрьме».

Опасения и тревожные предвидения Ленина были тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала себе иллюзий насчет личного всемогущества Ленина, понимая, с его собственных слов, зависимость самого лучшего рулевого от попутных или встречных ветров и течений.

* * *

Значит, победа Сталина была неотвратима? Значит, борьба левой оппозиции (большевиков-ленинцев) была безнадежна? Такая постановка вопроса абстрактна, схематична, фаталистична. Ход борьбы показал, несомненно, что одержать полную победу в СССР, т. е. завоевать власть и выжечь язву бюрократизма, большевики-ленинцы не смогли бы и не смогут без поддержки мировой революции. Но это вовсе не значит, что их борьба прошла бесследно. Без смелой критики оппозиции и без страха бюрократии перед оппозицией курс Сталина – Бухарина на кулака неизбежно привел бы к возрождению капитализма. Под кнутом оппо-зиции бюрократия оказывалась вынужденной делать важные заимствования из нашей платформы. Спасти советский режим от процессов перерождения и от безобразий личного режима ленинцы не смогли. Но они спасли его от полного крушения, преградив дорогу капиталистической реставрации. Прогрессивные реформы бюрократии явились побочным продуктом революционной борьбы оппозиции. Это для нас слишком недостаточно. Но это – кое-что.

На арене мирового рабочего движения, от которого советская бюрократия зависит лишь косвенно, дело обстояло еще более неизмеримо неблагоприятно, чем в СССР. Через посредство Коминтерна сталинизм стал худшим тормозом мировой революции. Без Сталина не было бы Гитлера. Сейчас во Франции сталинизм через политику прострации, которая называется политикой «народного фронта», подготовляет новое поражение пролетариата. Но и здесь борьба левой оппозиции отнюдь не осталась бесплодной. Во всем мире растут и множатся кадры подлинных пролетарских революционеров, настоящих большевиков, которые примкнули не к советской бюрократии, чтоб пользоваться ее авторитетом и ее кассой, а к программе Ленина и к знамени Октябрьской революции. Под поистине чудовищными, небывалыми еще в истории преследованиями соединенных сил империализма, реформизма и сталинизма большевики-ленинцы растут, крепнут и все более завоевывают доверие передовых рабочих. Безошибочным симптомом происшедшего перелома является, например, великолепная эволюция парижской социалистической молодежи. Мировая революция пойдет под знаменем IV Интернационала. Первые же ее успехи не оставят камня на камне от всемогущества сталинской клики, ее легенд, ее клевет и ее дутых репутаций. Советская Республика, как и мировой пролетарский авангард, окончательно освободятся от бюрократического спрута. Историческое крушение сталинизма предопределено, и оно явится заслуженной карой за его бесчисленные преступления перед мировым рабочим классом. Другой мести мы не хотим и не ждем!

У сталинцев дело обстоит как раз наоборот: во время экономического оживления и относительного политического равновесия они провозглашали «завоеванные улицы», «баррикады», «советы повсюду» («третий период»), теперь же, когда Франция проходит через глубочайший социальный и политический кризис, они бросаются на шею радикалам, т. е. насквозь гнилой буржуазной партии. Давно сказано, что эти господа имеют привычку на свадьбе петь похоронные псалмы, а на похоронах – гимны Гименею.

Говорить о Сталине как о марксистском «теоретике» могут лишь прямые лакеи. Его книга «Вопросы ленинизма» представляет собой эклектическую компиляцию, полную ученических ошибок. Но национальная бюрократия побеждала марксистскую оппозицию своим социальным весом, а вовсе не «теорией».

Поставленный некоторое время назад Алексеем Чадаевым в «Русском Журнале» вопрос о сущностной, политической и политологической реабилитации Сталина давно назрел. И, можно сказать, перезрел. Мало того, на уровне массового сознания это, фактически, произошло. Что окончательно зафиксировал тот ажиотаж, который вызвало 50-летие со дня смерти Генералиссимуса в 2003 году. Сегодня даже ругать Сталина, не делая определенных оговорок, позволяют себе лишь политические маргиналы. Однако ресталинизация является, пока что, стихийной.

Это популистское движение, реакция на атмосферу политического, военного и социального унижения, в которой находится Россия при «антисталинистах». После того, как стали очевидны масштабы человеческих потерь нации всего за полтора десятилетия, случившихся без всяких войн, революций и расстрелов, то отпал даже аргумент от «ГУЛАГ»-а, поскольку число «жертв демократии» давно превзошло все сколько-нибудь реалистичные оценки числа жертв репрессий.

«Перестроечная» версия истории попросту рассыпалась под ударами фактов. Не осталось, кажется, ни одного классического антисталинского мифа, который не был бы развенчан историками, кинодокументалистами, на худой конец - журналистами. Делается это с тем большим рвением, что ресталинизация истории становится ходовым товаром, на ней можно сделать имя и даже деньги, что не может не направлять молодых амбиций в соответствующую сторону. Последней линией обороны «антисталинизма» остаются художественные придумки, исправно переносимые на экран в виде всевозможных «Московских саг» и «Детей Арбата». Однако, несмотря на высокий зрительский рейтинг, цели подобные сериалы не достигают, - зрители не столько следят за сюжетом, сколько любуются на попавшие в кадр артефакты прошлого, и на красивых актрис, если таковые в кадре имеются. На вызывающие содрогание фразы типа «Нэт чэловэка, - нэт проблэмы», - зритель обычно сердито соглашается: «Вот уж точно. Не будь Чубайса...».

Тыловая линия «антисталинизма» - это истерика, визг, в который срываются некоторые «порядочные люди», стоит только подчеркнуть необходимость восстановить справедливость к Сталину, хотя бы как к Верховному Главнокомандующему. Недавний скандал в «высшем обществе» Рунета (сиречь в ЖЖ), где прошла акция с призывом восстановить такую справедливость к Главковерху, очень хорошо показала нервический характер реакции большинства антисталинистов. Никто так и не мог объяснить, какие у нас есть основания отказывать Главнокомандующему в триумфе Победителя, если находившаяся под его командой армия безоговорочно выиграла величайшую в мировой истории войну. Либо начинались отговорки, что «а в 1941 все было плохо», и еще смешнее, - «если бы не пакт Сталина с Гитлером, войны бы вовсе не было», либо вовсе дело ограничивается заявлениями типа: «Не сметь. В войне победил Народ, а не Сталин». Чадаев очень верно указал на то, что, именно позволив Хрущеву с присными насадить в СССР подобные настроения, мы, в итоге, создали нынешнюю ситуацию, когда в канун 60-летия Победы по Европе прокатывается волна реваншизма, оголтелым авангардом которой выступает бывшая наша, а ныне НАТО-вская Прибалтика.

Сперва мы согласились на то, что «Сталин не лучше Гитлера», потом, в перестройку, что он «такой же, как Гитлер», сегодня выясняется, что на взгляд наших западных соседей «Сталин хуже Гитлера». Что вполне логично, - обслуживание немецких офицеров латышской девушке Вайре не было бы зазорно, а вот в ужасе перед русскими она бежала аж на край света. Вместо того, чтобы тихо есть отруби в еврохлеву у немцев, восточноевропейские славяне, а заодно и румыны вынуждены были под гнетом русских целых 40 лет заниматься строительством собственной государственности, развивать какую-то экономику, создавать армию, участвовать в каких-то учениях какого-то Варшавского договора... В общем, - предаваться занятиям, к коим они, согласно немецкой расовой теории, были не приспособлены.

Но какое нам, в сущности, дело до этих «волнений Литвы». Сталин - это часть нашей, русской истории. Нам надо понять, что он дал и чего лишил нашу нацию, в чем он перед ней виноват, а в чем его великая заслуга. Не будем уходить далеко и пересматривать историю нэпа, индустриализации, коллективизации, культурной революции, национальной политики и репрессий. Остановимся на главном дискуссионном эпизоде - войне. Если в Великой Отечественной победил не Сталин, то тогда придется предположить, что никакой Победы вовсе не было.

Обратные утверждения основываются на невежественном обывательском представлении о Сталине, как о политическом лидере, осуществляющем лишь «общее стратегическое руководство» войной и опирающемся в конкретных вопросах на мнение неплохо подобранных помощников. В этом случае к Сталину может быть счет за общестратегические ошибки, в то время как его причастность к конкретным достижениям и победам остается под вопросом. Несмотря на огромную мемуарную литературу, интеллигентный обыватель обычно придерживается представления, почерпнутого из плохих фильмов, в которых Сталин обычно задает идиотские вопросы типа: «А сумеим ли ми разбит нэмцев?» и с трудом соглашается на дельные рекомендации военачальников.

На самом деле, на Сталина как руководителя государства, а затем как Верховного Главнокомандующего были замкнуты все управленческие цепи в армии, промышленности, и политике. Он нес непосредственную ответственность за каждую мелочь. Эта вовлеченность Сталина была тем большей, что уникальной особенностью его личности была исключительная память на детали, позволявшая ему свободно ориентироваться в вопросах, которые большинству руководителей государств и вооруженных сил попросту не известны в силу ограниченности интеллектуального ресурса. Поэтому на Сталине лежит персональная ответственность как за все сделанные ошибки, так и, коль скоро война была сведена с безоговорочной победой над противником, за эту Победу.

1. Сам себе Генеральный Штаб. Почему Сталин не ездил на фронт?

В интересах «борьбы с культом личности» и «десталинизации» в официальных историях и мемуарной литературе о войне руководство ею упорно деперсонифицировалось. Вместо реального главнокомандующего везде фигурирует безликая «Ставка», которая «учит», «советует», «рекомендует», «решает». По счастью, дело не дошло до маразма, и тогда, когда рассказывается о разговорах лично со Сталиным, не утверждается, что «состоялась встреча со Ставкой». Но везде, где мы читаем «Ставка», мы должны читать «Сталин». Достаточно произвести эту замену, и сразу станет понятен объем работы, совершавшейся Сталиным изо дня в день.

За время войны Сталин создал очень своеобразную структуру руководства вооруженной борьбой Советского Союза. Структуру сверх-централизованную, но и наиболее прочную и работоспособную. В одних руках и одной голове было сосредоточено политическое, хозяйственное и чисто военное руководство. Будучи, фактически, учеником маршала Шапошникова, автора знаменитой работы о Генеральном Штабе «Мозг армии», Сталин ценил генеральное штабное командование очень высоко. В этом отличие от Германии, где Генштаб по сути прекратил свое существование и был раздроблен на несколько параллельных и жестко конкурирующих структур, каждая из которых самостоятельно выодила на Гитлера (главнокомандование вермахта - ОКВ, главнокомандование сухопутными войсками - ОКХ, единственное при генерале Гальдере всерьез исполнявшее штабные функции, и командования авиации и флота), и западных демократий, где штабное планирование и руководство были отделены от политического. В СССР «Ставка», то есть Сталин, объединяла все функции. Генштаб был оперативным рабочим органом Ставки, причем после отхода от дел больного Шапошникова его, фактически, возглавил сам Сталин.

Номинальный начгенштаба А.М.Василевский реально, вместе с Жуковым, работал приводным ремнем сталинских решений, разъезжая по фронтам. Оба маршала, которых Сталин не раз в шутку предлагал объединить в одного, были ценными помощниками и советниками Сталина. Василевский достойно представлял «интеллектуальное» начало блестящего военного планирования, Жуков представлял начало яростно-волевое, умение любой ценой добиться того, что Сталин называл «большевистскими темпами». Но поручить кому-либо из них координацию всех военных усилий в положенном настоящему Генштабу объеме Сталин не решался. Роль «мозга армии» он взял на себя сам.

За годы войны Сталину удалось создать настоящий «большой Генеральный Штаб» воплощавший идеи Мольтке, Конрада фон Хетцендорфа и Шапошникова, добиться постоянного точного информирования Ставки о происходящем на фронте и беспрекословного исполнения ее директив и конкретных приказов. Сталину было в подробностях известно положение на всех фронтах, в армиях и корпусах, и, при этом, он имел целостную картину происходящего, позволявшую ему принимать верные решения.(1)

Большинство «ошибок Сталина» приходится на тот период войны, когда не существовало отлаженной системы информирования Генштаба фронтами, когда ответственность была разделена между большим числом лиц, каждое из которых стремилось этой ответственности избежать. Классическим примером такой несогласованности была летняя кампания 1942 года, когда принятое решение о стратегической обороне было не выполнено в результате авантюризма руководителей направлений, до последнего обещавших Ставке успех. Генштаб при этом представлял собой лишь одну из сторон в системе согласований. У Сталина не было того инструмента, на котором он мог «играть». До войны у Сталина, очевидно, была иллюзия, что инструмент уже существует, поэтому он был так потрясен (о его искреннем потрясении, а не о мифической «растерянности», говорят все добросовестные участники событий) дезорганизацией советских войск в первые дни войны. За два с половиной года, «большевистскими темпами», Сталин создал надежный инструмент военного управления, как создал перед этим инструмент управления политического. Уже в 1943 игра была практически безупречной. История германского руководства войной была историей расстройства «инструмента» в результате неумелой игры на нем, история советского руководства войной была, напротив, историей «настройки».

С этой работой Сталина как Главкома связан один очень важный антисталинстский миф, имеющий широкое хождение. О том, что Верховный якобы боялся ездить на фронт по причине трусости. Обвинение абсурднейшее. Все знавшие Сталина в период революционного подполья, печально знаменитых «экспроприаций» и Гражданской войны отмечали его исключительную личную храбрость, кое-кому казавшуюся безумной. Даже Троцкий обвиняет Сталина в самоуправстве, упрямстве, жестокости, но только не трусости. К тяжелейшим дням Битвы за Москву относятся слова Сталина, передаваемые его охранником Рыбиным. В ответ на вопрос, когда отправлять в эвакуацию полк Кремлевской охраны Верховный ответил: «Если будет нужно, я этот полк сам поведу в атаку». Нежелание Сталина выезжать на фронт, и, тем более колесить по свету, как это делал, допустим, Черчилль (и в самом деле не раз ставивший свою жизнь под серьезную угрозу) объяснялось его положением в системе военного командования.

Черчилль был политическим руководителем, легко сменяемым премьером, Рузвельт и вовсе без всякого ущерба для Америки был заменен после своей смерти Трумэном. Сталин же не только был практически незаменим, но и постоянно находился на своем посту реального главнокомандующего, непрерывно отслеживающего военную обстановку. В этих условиях «знакомство с передовой» не давало ему новой информации, отрывало его от реального управления войсками, и подвергало его жизнь действительно ненужной опасности. В мемуарах практически любого крупного советского военачальника мы найдем истории о том, как удалось чудом избежать гибели при бомбежке. Заменить удалось Ватутина и Черняховского, с трудом бы нашлась замена и Жукову с Василевским, Сталину замены не было, и это понимали все. При этом достаточно набегавшийся под пулями Сталин, совершенно не нуждался в подтверждении личной храбрости. И то, что в ней сегодня кто-то сомневается, объясняется либо невежеством, либо зложелательством.

2. Верховный конструктор вооружений

Cталин принимал самое непосредственное участие в разработке всех видов вооружений, применявшихся Красной (а затем - Советской) армией в период войны. Он давал принципиальные задания, следил за их выполнением, давал рекомендации конструкторам, принимал решения по мельчайшим деталям оружия. Несомненно, Сталин обладал выдающимися политехническими знаниями, приобретенными им самостоятельно. Настоящая революция в вооружениях Красной Армии начинается в предвоенные годы, когда Сталин взял разработку вооружений под свой постоянный контроль, отодвинув на второй план промежуточные инстанции. Практически каждый вид советского вооружения, от легкого стрелкового до танков и самолетов, был создан конструкторами в координации с руководителем страны.(2)

Всю войну советские солдаты воевали «сталинским» оружием, и чем более плотной и творческой была работа Сталина с конструкторами, тем лучше было качество вооружений.

3. Организатор и вдохновитель. Тайна приказа № 227.

Роль Сталина как «организатора и вдохновителя» Победы оспаривается значительно реже. Если можно пытаться кое-как сделать вид, что Сталин будто бы не был военным специалистом, и не занимался конкретно военными вопросами, то оспаривать политическое руководство страной совсем уж анекдотично. Директивы и приказы Верховного главнокомандующего, писавшиеся Сталиным лично, постоянно разъясняли политический смысл и характер ведущейся Советским Союзом войны. Каждый из них представлял собой сплав политинформации, агитационного призыва и конкретных жестких распоряжений. Стиль Сталина уже заслужил должную оценку даже у далеких от политики исследователей.

Приказы и речи военного времени представляют собой один из лучших образцов публицистического искусства на русском языке. Ближайшие аналогии можно найти в посланиях Ивана Грозного и регламентах Петра I, также раскрывавших идеи и принципы русских властителей, однако как от одного, так и от другого, Сталин отличается четкостью мышления, конкретностью вопросов и ясностью образов. Все помнят про «братьев и сестер» и «ни шагу назад». Не исключено, что и формула «наше дело правое», озвученная Молотовым, также принадлежит Сталину, принимавшему активное участие в составлении речи.

Поэтому «антисталинистами» оспаривается не сам факт такого руководства, а его благотворное влияние. Особенно досталось, например, приказу № 227: «Ни шагу назад!», который только ленивый не называет «жестоким» и «варварским». Между тем, этот приказ заключает в себе абсолютно железную, можно сказать - математическую логику, сконцентрированную в одном абзаце: «Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского Союза - это не пустыня, а люди - рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети... После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».

Сталин вступил, по сути, в противостояние с идеологией «скифской войны», накрепко въевшейся в русское военное сознание, подсознательно проникавшее в представления командиров и комиссаров. Мало кто заметил, что в приказе нет выпадов или упреков в адрес красноармейцев, то есть рядовых солдат. Сталин обращался не к армии которая, по утверждениям некоторых, «не хотела сражаться». Главный удар нанесен по паникующим или самовольничающим командирам - от командармов до комроты. И увещевания, и угрозы, и репрессии адресованы именно им. «Ни шагу назад» - это призыв к командирам Красной Армии не «мнить себя стратегами», решающими можно отступать, или нельзя, есть место для маневра, или нет.

Развитие «стратегического мышления» у солдат и офицеров, пытающихся соотносить свою боевую задачу чуть ли не с «общим положением на всех фронтах» и решать, бессмысленна или нет защита того или иного рубежа в свете общей стратегической обстановки, - это главная опасность для любой армии. И солдат, и офицер, наряду инициативой должен иметь и известную «узость» мышления, позволяющую ему выполнять поставленную задачу, несмотря ни на что. Именно эта мнимая «узость» породила то упорное сопротивление, которое в самом безнадежном положении оказывали окруженные советские части в 1941. В 1942 именно из-за того, что об окружении речи не было, шло отступление и осыпание фронта, такого упорства командиры не проявляли, и потребовался абсолютно конкретный и на пальцах разъясняющий пагубность «скифской войны» приказ №227, чтобы обвал был остановлен, превратившись в упорную оборону Сталинграда.

4. Стратегия людских ресурсов. Почему Сталин потерял меньше солдат, чем Гитлер?

Мы уже говорили о выдающейся конкретности и математичности сталинского военного мышления. Вновь обратимся к мемуарам генерала Штеменко, проливающим свет на то, как Сталин себе представлял стратегический ход войны.

И. В. Сталин вдруг спросил:

«- А как думает молодой начальник Генерального штаба, почему мы разбили фашистскую Германию и принудили ее капитулировать?

Оправившись от неожиданности, я подумал, что лучше всего изложить Сталину его собственную речь перед избирателями, произнесенную накануне выборов в Верховный Совет СССР 9 февраля 1946 г. Я сформулировал положение о том, что война показала жизнеспособность общественного и государственного строя СССР и его большую устойчивость. Наш общественный строй был прочен потому именно, что являлся подлинно народным строем, выросшим из недр народа и пользующимся его могучей поддержкой... Говорил о промышленной базе, созданной за годы пятилеток, о колхозном хозяйстве, о том, что социализм создал необходимые материальные возможности для отпора сильному врагу. В заключение сказал о высоких боевых качествах нашей армии, о выдающемся искусстве советских военачальников и полководцев.

Терпеливо выслушав меня до конца, И. В. Сталин заметил:

Все, что вы сказали, верно и важно, но не исчерпывает всего объема вопроса. Какая у нас была самая большая численность армии во время войны?

Одиннадцать миллионов человек с небольшим.

А какой это будет процент к численности населения?

Быстро прикинув в уме численность перед войной населения - 194 млн., я ответил: около 6 процентов.

Правильно. Но это опять-таки не все. Нужно учесть и наши потери в вооруженных силах, потому что убитые и погибшие от ран бойцы и командиры тоже входили в численность армии...

Учли и это.

А теперь,- продолжал Сталин,- давайте подсчитаем, как обстояло дело у Гитлера, имевшего с потерями более чем 13-миллионную армию при численности населения в 80 миллионов человек.

Подсчитали. Оказалось - больше 16 процентов.

Такой высокий процент мобилизации - это или незнание объективных закономерностей ведения войны, или авантюризм. Скорее, последнее,- заключил Сталин.- Опыт истории, общие законы ведения войны учат, что ни одно государство не выдержит столь большого напряжения: некому будет работать на заводах и фабриках, растить хлеб, обеспечивать народ и снабжать армию всем необходимым. Гитлеровский генералитет, воспитанный на догмах Клаузевица и Мольтке, не мог или не хотел понять этого. В результате гитлеровцы надорвали свою страну. И это несмотря на то, что в Германии работали сотни тысяч людей, вывезенных из других стран...

Немецкие правители дважды ввергали Германию в войну и оба раза терпели поражение,- продолжал Сталин, шагая по балкону.- Подрыв жизнеспособности страны в первой и второй мировых войнах был одной из причин их краха... А какой, между прочим, процент населения был призван кайзером в первую мировую войну, не помните?

Все промолчали. Сталин отправился в комнату и через несколько минут вышел с какой-то книгой. Он полистал ее, нашел нужное место и сказал;

Вот, девятнадцать с половиной процентов населения, которое составляло в 1918 году 67 миллионов 800 тысяч.

Он захлопнул книгу и, снова обратившись ко мне, сказал:

На Гитлера работали сотни тысяч людей, вывезенных в Германию и превращенных, по существу, в рабов. И все-таки он не смог в достатке обеспечить свою армию. А наш народ сделал невозможное, совершил великий подвиг».

(Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. - М., 1989. cc. 557-559).

Этот замечательный диалог, наверное, лучший ответ тем, кто заявляет, что СССР понес в войне с Германией неоправданно большие потери, что Германия, проиграв, сохранила свой человеческий потенциал, что «побежденные живут лучше победителей». В СССР перед войной жило 196 миллионов человек, а к моменту распада СССР - 270 млн. Совокупное население современных ФРГ и Австрии - 90 миллионов человек. То есть после войны «побежденные победители» увеличили свое население лишь на 1/8 от предвоенной численности, в то время как СССР увеличил численность своего населения на треть, русское население за тот же период увеличилось почти на половину, со 100 до 145 миллионов.

Длительные дискуссии вокруг расчета безвозвратных потерь Советской армии и вермахта привела к выводу, что эти потери были практически равны, составляя около 8 миллионов человек, хотя немало находится и тех, кто значительно повышает цифру потерь вермахта, - до 11 и даже 13 миллионов. Но даже если взять нижнюю цифру потерь вермахта, то окажется, что Германия потеряла в боях только на Восточном фронте 10% своего населения, в то время как аналогичные потери СССР составили лишь 5% населения.

Другое дело, что конечный демографический счет был не в пользу Советского Союза по абсолютным цифрам - 26 миллионов против 11 миллионов, и равным по проценту населения - 13%. При этом: на территории Германии война длилась 5 месяцев, а на территории СССР 4 года; СССР не проводил политику систематического геноцида населения Германии, а Германия его проводила; СССР не занимался систематическим уничтожением германских военнопленных, а Германия занималась, в результате из советского плена в Германию вернулись 3,5 млн. человек, а из немецкого в СССР 1,8 млн.

Учтя все это, мы должны будем признать, что война велась Советским Союзом так, чтобы не привести к катастрофическому перенапряжению сил народа, и это Сталину удалось. Даже несмотря на чудовищный террор гитлеровцев и забвение ими по отношению к «славянам» любых воинских кодексов чести, СССР не испытал демографической катастрофы. Довоенный уровень населения был восстановлен к 1954 году, то есть за время послевоенного правления Сталина. Людской «долг» Генералиссимус стране вернул. Хотя это демографическое восстановление негативно сказалось на уровне жизни советских людей. Все необходимые ресурсы приходилось делить на большее число ртов, чем с трудом восстановившим свою исходную численность немцам, а потому, разумеется, каждому немцу доставалось намного больше, и антисоветская пропаганда получила еще один прекрасный повод поизмываться над тем, что «мы живем хуже».

Если предположить, что послевоенный СССР зафиксировал бы население на уровне 200 миллионов, но при этом продолжал бы развивать производство, да еще и пользовался бы кредитами США, то скорее всего, его уровень жизни был бы значительно выше, чем в ФРГ. Но на прирост как-то никто не жаловался. И понадобились «рыночные реформы», чтобы Россия зажила так же, как «побежденные победители» в Германии, то есть распалась на части, вступила в полосу пресловутого «второго демографического перехода», и эпоху сокращения населения, замещаемого агрессивной миграцией. Но Сталин как Главнокомандующий и даже как политический руководитель, ответственности за Гайдара, Чубайса, Грефа и Зурабова не несет.

5. Трофейная Германия. Почему Сталин первым из русских правителей после Николая I по-настоящему выиграл войну?

Русские государственные деятели XIX века на удивление не любили выигрывать войны. Или не умели этого делать. В награду за войну 1812 года Россия получила... Царство Польское, ставшее «Чечней» ХIХ века. И это вместо, хотя бы, Ионических островов, бывших десятилетие под властью России, имевших единоверное население, и исключительно необходимых для утверждения России в Средиземном море. Еще более выразительной была «награда» за кровь, пролитую русской армией в войне с Турцией 1877-78 годов. После безусловной победы, по условиям Берлинского трактата, заключенного на Берлинском конгрессе, где «честным маклером» работал Бисмарк, Россия возвратила себе устье Дуная отданное после Крымской войны и приобрела Карс и Батум, впервые завоеванные еще в ту же Крымскую войну.

Зато не участвовавшая в войне и ненавидевшая Россию Австрия оккупировала Боснию и Герцеговину, а на престол Болгарии (за независимость которой вроде как и велась вся война) был посажен немецкий король из династии Баттенбергов (семейства совершенно скандального по происхождению, - оно возникло в результате морганатического брака принца Александра Гессенского, брата жены Александра II Марии Александровны, с дочерью польского сановника, Юлией Гауке). После такого итога войны Бисмарк вполне логично заметил, что «все Балканы не стоят костей одного померанского гренадера». Померанские гренадеры действительно не были нужны, поскольку по интересовавшим Германию счетам исправно платили гренадеры русские.

Последней войной России, не колониального характера, принесшей серьезные трофеи, была русско-персидская война, после которой, согласно Туркманчайскому миру 1828 года, были присеодинины Ереван и Нахичевань. Следующей должна была стать война Крымская, и трофеи она сулила колоссальные, но и обернулась после смерти Николая I колоссальным поражением.

Теперь сравним это плачевное положение с результатами Второй Мировой, обеспеченными СССР именно сталинской дипломатией (факт, что именно Сталин несет ответственность за Тегеранский, Ялтинский и Потсдамский сговоры, а тем более за «Пакт Молотова-Риббентропа» не оспаривает, кажется, ни один даже самый яростный антисталинист). К 1941 году, проведя лишь одну локальную операцию против Польши, и одну кровопролитную, но локальную, войну против Финляндии, не вступая в Мировую войну, СССР возвратил в состав государственной территории России Западную Белоруссию, Западную Украину, Прибалтику, Карельский перешеек, Северную Буковину, создал военную базу на полуострове Ханко, впервые с XIII века прочно включил в состав России Галицию и Волынь (о возвращении Галиции Сталин мечтал еще с Советско-польской войны, и тот факт, что его план удара на Львов вместо бессмысленного похода на Варшаву, был отвергнут, стоил Советской России потери огромных территорий). Сталин прекрасно понимал, что, каков бы ни был исход Мировой войны (кроме тотального разгрома Германией СССР), на эти приобретенные им территории уже никто не покусится. Одним дипломатическим маневром Сталин свел еще не начавшуюся войну в пользу СССР.

После окончания войны Сталин добился передачи СССР округа Петсамо, разделил с Польшей Восточную Пруссию с Кенигсбергом, ставшим Калининградом (Сталин стремился создать сильную, независимую Польшу, «откормленную» за счет Германии и развернутую против Запада, и вряд ли мог представить, что его преемники допустят новое превращение Польши в антироссийский форпост), изъял у Чехословакии населенное русинами Закарпатье, вернул России Курильские острова, половину Сахалина, а также контроль над КВЖД и Порт-Артуром. Вокруг западных границ СССР был создан кордон из сателлитов, куда вошел и находившийся под советской оккупацией обломок Германии, ставший ГДР, хотя Сталин продолжал надеяться на то, что в центре Европы появится сильная нейтральная Германия. Не вполне удачным считал Сталин развитие событий лишь на южном направлении, где СССР не удалось получить опеку над Ливией, отнять у Турции Проливы, Западную Армению, а у Ирана - Иранский Азербайджан. Но, в целом полученные всего за 6 лет территориальные приращения СССР были впечатляющими. Почти всюду, где это имело смысл, СССР вернулся к границам Российской Империи 1904 года, а кое-где и перешагнул эти границы, реализовав старинные национально-имперские цели.

Короче говоря, полководец Сталин вернулся домой с трофеями. И народ, прежде всего - русский народ, не мог этого не оценить. С трофеями, как я уже сказал, русские солдаты не возвращались домой очень давно. С такими трофеями - никогда. Вообще, решение Сталина не препятствовать тому, чтобы «пошла страна лимония - сплошная чемодания» было одним из самых мудрых его стратегических решений. Чемодан был наглядным свидетельством ненапрасности, небессмысленности войны для простого солдата, психологической компенсацией за то, что Советская Армия не могла «посчитаться» с немцами по правилам кровной мести и вообще СССР не проводил по отношению к Германии террористической политики (хотя, с точки зрения «византийской» логики такой террор мог бы найти оправдание хотя бы в ослаблении будущего врага). Более того, в расположении советских войск были бы немыслимы надписи, подобные висевшим на оккупированной территорий СССР: «Вода в колодце только для немецких солдат. За приближение - расстрел».

Вопреки распространяемым сплетням о стихийном грабеже и мародерстве русских солдат, распределение трофеев было поставлено на организованные и вполне социалистические рельсы: «Как и многие офицеры, возвращавшиеся с войны, отец привез трофеи - мотоцикл Цундап (Zundapp-К350), два велосипеда и еще какую-то мелочь. В перестроечной печати иногда советских солдат пытались представить не освободителями, а грабителями, дерущимися из-за добычи, волокущими за собой домой полные машины отобранного имущества немецких граждан. Вполне допустимо, что отдельные случаи мародерства были, но отец рассказывал, что для того, чтобы привезти что-то с собой в Союз, необходим был достаточно безупречный послужной список. Трофейная техника выдавалась со специальных баз в строгом соответствии с имеющимися предписаниями». В такой форме распределение трофеев напоминало, скорее, выдачу наград за службу. И вряд ли кто из потомков ветеранов Войны усомнится в том, что награды были вполне заслужены.

Благодаря трофеям Победа приобрела материальное, вполне ощутимое измерение. Не только личное, в виде «чемодана», но и общесоюзное - в виде новоприсоединенных земель, а также немецких репараций. Вывезенное в счет репараций промышленное оборудование сыграло в истории СССР двойственную роль. С одной стороны, «репарации» стали, по сути, второй индустриализацией, позволив советской промышленности наладить выпуск товаров народного потребления, многих из которых у нас раньше просто не было. Послевоенный «Москвич 401», ставший первым «народным автомобилем», впервые приобщившим простых граждан к радостям автовождения, производился на оборудовании «Опеля» и представлял собой копию немецкой модели «Опель-Кадет». СССР понадобилось бы не одно десятилетие для того, чтобы дойти в промышленном развитии до производства подобных товаров. История благосостояния всех развитых западных стран начиналась с масштабного ограбления колоний и соседей, а то и вообще собственного Юга, как США. Сталин предоставил СССР возможность совершить подобное «ограбление» на вполне законных основаниях, - в компенсацию за то, что было отнято и разрушено у нас. Другое дело, что, полагаясь на завезенное оборудование, СССР запустил многие необходимые отрасли и в чем-то подотстал, но это, опять же, вряд ли можно поставить в вину самому Сталину, а не его недостойным преемникам.

Русские воевали из века в век, если не из десятилетия в десятилетие. Однако крайне редко получали что-то существенное в обмен за понесенные потери. Чаще всего это были войны либо за выживание, либо за неверно просчитанные имперские интересы. Последние по настоящему крупные и исторически значимые территориальные приобретения война приносила вообще при Екатерине II. Со «времен Очаковских и покоренья Крыма» русские вообще не могли сказать, что получили хоть что-либо, хотя бы клочок земли от ведшихся ими больших войн (ну, если не считать таковыми завоевание Средней Азии или Кавказа). И способность Сталина обеспечить стране не просто «геополитические приобретения», но именно конкретные, ощутимые, трофеи, стала еще одним обстоятельством, резко выделяющим Вторую Мировую из чреды русских войн XIX-ХХ веков.

6. Царь количества и знамения времени. Почему Сталин победил Гитлера?

У французского философа-традиционалиста Рене Генона есть очень красивая мысль о царстве количества, о новой мировой эпохе, на протяжении которой мир постепенно овеществляется, материальные законы начинают превалировать над духовными, материальные, «физические» энергии, над духовными энергиями. Мир отяжеляется и уплотняется, становясь непроницаем для священного. Не совсем конечно, полная непроницаемость была бы гибелью мира, но возможность духовного воздействия на мир становится ограниченной. Материализация мира идет параллельно с вытеснением из него истинной духовной Традиции, с приближением конца времен, с усилением действия того, что апостол Павел называл «тайной беззакония», «мистерией аномии».

Однако ошибочно видеть в материализации причину, или, напротив, следствие духовной деградации. Логичней видеть в материализации защитную реакцию мира на возрастание «беззакония», осуществляемое некими таинственными путями. Мир тяжелеет, становясь неподъемным для сатанократической революции, слишком неповоротливым, чтобы перемещать его с помощью левитации, слишком «одномерным», чтобы подчиняться законам магии. Другими словами, не только сопротивление отступающей «Армии Апокалипсиса» сдерживает наступление антихриста. Ему сопротивляется и сама материализующаяся, утяжеляющаяся структура мира, становящегося менее проницаемым для подлинного антихристова духа, далекого, на самом деле, и от материализма, и от атеизма, замешанного скорее на отравленной мистике и извращении религиозного духа. Мир становится слишком «труден» для антихриста.

Русская Революция сокрушила тот мировой порядок, в котором Россия мыслила себя как Катехон, как вооруженная сила, удерживающая наступление «тайны беззакония». Дальнейшее развитие могло пойти по двум путям. Либо Россия станет на путь духовного революционаризма, станет подлинным «царством антихриста», каковым его считали многие в эмигрантском и катакомбном духовенстве, или, напротив, Россия «отвердеет», закапсулируется, «подморозится», не пропустив «дух тления» внутрь себя. Бывший семинарист Сталин сделал очень много для того, чтобы подлинное «беззаконие» в послереволюционной России не умножилось, а напротив - серьезно уменьшилось. Страна надолго ушла с дорог капитализма, либерализма, левацкого революционаризма, упадочной теософии и оккультизма, на которых ее одинаково ждала гибель. Отвердевшая Россия, освобожденная на какой-то период от разъедавшей ее духовной двойственности, приобрела необычайную экономическую, военно-политическую и культурную (если иметь в виду светский аспект к

Если кто-то скажет, что победил не Сталин, а народ, то его тут же спросят, а почему ноги не побеждают, когда головы нет.

Почему, к примеру, бицепс не побеждает, когда сердце гнилое? Почему народ не победил в 1991, когда руководство СССР вопреки его воле уничтожило страну и все общенародные завоевания? В той войне действительно полную и безраздельную победу одержал Советский народ, прежде всего русский народ, его Вооруженные Силы. Именно народ вышел из смертельной схватки с сильнейшим и беспощадным врагом, поставившим на колени всю Западную Европу именно потому, что Советским народом руководил Сталин! Почти все европейцы сдались фашисту.

Не покорился только Советский народ – и это было неотъемлемым атрибутом сталинского руководства. Выдающаяся роль Сталина в победоносном завершении войны состоит в безупречном выборе им единственно верного метода ведения войны, в его безошибочном стратегическом мастерстве, в трудовом подвиге по организации военной экономики, патриотического воспитания всего общества, в мудрости и мужестве полководца.

Победы на полях сражений добывают не просто какие-то массы людей, не железо и не оружие, а прежде всего воля руководителя нации, талант и искусство военачальников, опыт, организаторские и творческие способности командующих и генеральных штабов. Победа непосредственно зависит от стиля всего государственного управления, от того насколько умело организованы людские и материальные ресурсы всей страны и коалиции государств.

Тех, кто вдруг скажет, что победил не Сталин, а солдат, сразу же спросят, а почему солдат не победил кучку чеченских террористов в 1994-1996 , когда ельцинское руководство предало этого солдата. Оно втянуло его в бой, но запретило ему воевать, побоялось даже объявить местность на военном положении, заискивало перед рецидивистами и отморозками, подписав с ними от имени государства позорнейший Хасавьюртовский сговор, по сути – капитуляцию. Почему тогда не дали победить солдату? Чтобы потом десятилетиями зарекаться и каяться после очередного теракта?

Искусство побеждать начинается со стратега – мастера управления войной, тактика, искусного оператора фронтов; стратега во всех измерениях – пространственных и временных, духовных и экономических, политических и информационных.

Определяющее влияние на ход и исход войны оказывает личная честь полководца. Его ум и воля – вот кто решает всё. Не бывает успехов на фронте без мужества и героизма стратега, без личности командующего.

Солдат не одержал бы ни одной победы, если б не верил каждому слову своего Верховного и если бы каждое слово главнокомандующего, не подкреплялось его делом, скромностью и честностью народного полководца.
Для успеха в войне требуются не дни, не месяцы, а долгие годы испытаний, нечеловеческого перенапряжения усилий всей нации.

Создание эффективной системы стратегического руководства в полной мере заслуга Верховного Главнокомандующего Сталина. Ещё до начала войны Сталин сумел сосредоточить в своих руках все нити руководства военной организацией общества, экономикой, социальной сферой, культурой и наукой.

Он решал колоссальный объем задач: анализировал обстановку, намечал перспективы и цели борьбы, разрабатывал замыслы военных кампаний и важнейших операций, создавал необходимые группировки войск, ставил задачи фронтам и флотам, объединениям Военно-воздушных сил и других войск.

Он организовывал взаимодействие, координировал и направлял действия миллионов вооруженных и обученных людей.

Он осуществлял материально-техническое обеспеченье и боепитание операций. Он находил и расставлял на командные посты лучших специалистов.

Он оснащал их лучшей техникой и оружием, создавал и использовал резервы, согласовывал военные усилия с действиями дипломатов.

Он учредил антигитлеровскую коалицию Объединенных Наций. В поле зрения Сталина находились все военно-политические, военно-экономические и военно-технические вопросы. Опираясь на мозг армии Советский Генеральный штаб, он создал стратегию вооруженной борьбы и обеспечил её конечный результат – Победу!

Если кто-то потом скажет, что Сталин плохо воевал, то его тут же спросят, а кто мог повоевать лучше Сталина? Кто вправе его судить, тем более нынешними мерками?

Сталин оказался тогда на недосягаемой высоте в выполнении своей задачи. Он шел к этому не мгновенно, а планомерно и последовательно. Прежде чем стать действительно эффективным лидером стратегического руководства, Сталин прошел сложный, извилистый и трудный путь.

Признавая свои ошибки, через тяжелейшие поражения и неудачи Сталин пришел к постепенному формированию четкой, стройной и гибкой системы, рациональной структуры военной политики. Он овладел всеми методами и формами стратегического и политического управления, отвечавшими реалиям глобальной войны. Не исключено, что в его работе и в работе командующих, штабов фронтов имелись недостатки, но не нам проигравшим судить победителей! Их рассудила Победа!

Сталин и его маршалы с учетом полученного опыта советско-финляндской, польской и других операций, через поражения первой фазы войны, устранили все недостатки военно-политического руководства страной и достигли высших показателей в Науке побеждать.

И если кто-то станет говорить, что перед войной из 85 военачальников Сталин оставил только 8 человек : К.Е.Ворошилова, С.М.Буденного, С.К.Тимошенко, О.И.Городовикова, И.Р.Апанасенко, А.В.Хрулева, Б.М.Шапошникова, К.А. Мерецкова, то ему тут же ответят – значит, каждый из этих восьми оказался как минимум в десять раз лучше остальных (тухачевских, блюхеров и якиров). Это привело к тому, что укрепилось всё руководство Наркомата обороны, Генерального штаба, главных и центральных управлений, командование военных округов и флотов. Их сменили верные народу, честные, энергичные и боеспособные офицеры.

Сталин с самого начала войны стал Верховным Главнокомандующим и лично возглавил Ставку. Благодаря его несгибаемой воле и политической силе Ставка приобрела уникальные в истории военного искусства функции: всесторонней оценки военно-политической и стратегической обстановки, анализа глобальных перспектив ее развития; определения целей, задач, форм и способов стратегических действий; принятия молниеносных решений на континентальные операции, начиная от постановки их задачи – до непосредственного руководства боем фронтов.

Всё это происходило по ходу войны, состав и функции Ставки ВГК постоянно совершенствовались вплоть до Победы - последний раз состав Ставки была изменен 17 февраля 1945 – в неё входили И.В.Сталин, Г.К.Жуков, А.М.Василевский, Н.А.Булганин, А.И.Антонов и Н.Г.Кузнецов. Оттачивалась система военного руководства и на всех уровнях.

С целью повышения надежности и оперативности руководства войсками действующей армии 10 июля 1941 решением Сталина были образованы главные командования Северо-Западного, Западного и Юго-Западного стратегических направлений. В апреле 1942 было создано главное командование Северо-Кавказского направления. Главкомами направлений назначались члены Ставки и заместители НКО. Они руководили войсками фронтов и флотов, координировали и контролировали их действия, головой отвечали за каждый пункт мобилизационного проекта отпора врагу.

Весной 1942 Сталин создал корпус представителей Ставки. Это была качественно новая ступень в развитии системы стратегического руководства. Роль представителей Ставки возложена на ее членов, заместителей Наркома обороны и комсостав Генерального штаба. Они обладали высшими полномочиями и обычно направлялись туда, где, по плану Сталина, решались главные задачи. Представители Ставки координировали действия колоссальных группировок, фронтов и флотов, решали стратегические задачи, лично добиваясь выполнения приказов Сталина.

С июля 1944, когда Сталин поручил Г.К.Жукову координировать действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов, а А.М.Василевскому – 1-го и 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов, каждый их шаг он просчитывал и контролировал лично, постоянно сверяясь с общим мнением всех членов Ставки. По оценке Г.К.Жукова, в этом стиле было «разумное сочетание коллегиальности с единоначалием». Институт представителей Ставки просуществовал до последних месяцев войны.