Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Павел Николаевич Милюков стал первой жертвой психоза ниспровержения политических кумиров уже новой, “Свободной России” образца 1917 года. Прошло всего полтора месяца после “великой” и “славной” Февральской революции, и заполонившие центральные улицы Петрограда озлобленные толпы солдат, матросов, рабочих и просто городского хулиганья, подстрекаемые большевиками, требовали: “Милюкова в отставку!”, “Долой войну!”, “Долой Временное правительство!”. Лидер партии кадетов и министр иностранных дел Милюков оказался в дни так называемого “апрельского кризиса” главным воплощением “образа врага”, самой одиозной, ненавистной фигурой среди демократических правителей, его имя превратилось в грубое ругательство, в политический ярлык…

Очередной вираж массового сознания - весьма знаковый для России, взбудораженной революционной стихией. Милюков в течение двух с лишним десятилетий по праву воспринимался общественностью как выдающийся деятель, символ либеральной интеллигенции. “Русский европеец”, интеллектуал, популярный ученый-гуманитарий, эрудит, человек безупречной репутации - все это обеспечивало Милюкову особое положение в обществе. Талантливый историк, Милюков уже в зрелые годы изменил свою жизнь и, отказавшись от академической карьеры, посвятил себя общественной деятельности (подобное происходило со многими историками, юристами, экономистами и в недавнем прошлом, в годы перестройки). Павел Николаевич становится одним из лидеров либерального движения, создает и бессменно возглавляет партию кадетов, избирается депутатом III и IV Государственной думы, является идеологом и фактическим руководителем парламентской оппозиции, занимает пост министра иностранных дел в первом составе Временного правительства. Милюков относился к числу немногих политиков, которые могли действительно влиять на сценарии взаимоотношений общественности и “исторической власти” в начале ХХ века и пытались на практике доказать (увы, безуспешно), что либеральный путь развития для России - отнюдь не “книжная утопия”.

Московский приват-доцент

Павел Милюков родился в Москве 15 января 1859 года. Считалось, что его дед - Павел Алексеевич Милюков - происходил из тверских дворян. В эпоху царя Алексея Михайловича кому-то из его предков даровали жалованную грамоту, впрочем, документального подтверждения его дворянского происхождения не было. Отправившись в Сибирь на поиски золота, дед потерпел неудачу и совершенно разорился. Отец будущего политика - Николай Павлович Милюков - выпускник Академии художеств, архитектор по специальности. Он много преподавал, служил инспектором двух художественных училищ в Москве, работал оценщиком в банке, некоторое время занимал должность городского архитектора. Атмосфера в семье была далека от благополучия из-за сложных отношений родителей. Мать гордилась принадлежностью к дворянскому роду Султановых, неизменно подчеркивая, что ее брак с Н. П. Милюковым (это было ее второе замужество) - мезальянс. В семье постоянно вспыхивали ссоры, детьми никто всерьез не занимался.

Милюков еще в детстве почувствовал себя в роли “оппозиционера” - “свою внутреннюю жизнь приходилось создавать в какой-то постоянной оппозиции родительским заботам”. Психологически он ощущал себя независимым, в том числе потому, что был “сам всем себе обязан”, занимаясь “самовоспитанием”1. Гимназист Милюков изначально проявлял интерес к гуманитарным знаниям - его привлекали классическая филология, история, музыка (уроки игры на скрипке давал музыкант из Большого театра), он начинал писать стихи, увлекался иностранными языками. “Энциклопедизму” способствовала страсть к покупке книг на толкучке Сухаревского рынка - литература приобреталась за копейки и совершенно бессистемно. Тем не менее к окончанию гимназии у Павла сложилось устойчивое позитивистское мышление, с критичным отношением к религии, оставлявшей его равнодушным с детских лет.

Осенью 1877 года Милюков поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Сначала его привлекло такое новое направление науки, как лингвистика и сравнительное языкознание. Затем на первом плане оказалась всеобщая история. Интерес же к русской истории пробудился благодаря лекциям профессора В. О. Ключевского, которого Милюков, несмотря на сложность их дальнейших взаимоотношений, считал любимым учителем: “Он нас подавлял своим талантом и научной проницательностью <…> Ключевский вычитывал смысл русской истории, так сказать, внутренним глазом, сам переживая психологию прошлого <...> говорил, что материал надо спрашивать, чтобы он давал ответы <…> К этой черте присоединялась другая: то обаяние, которое производила художественная сторона лекций Ключевского, его искрящееся остроумие, отточенность формы, неожиданные сопоставления и антитезы, наконец, готовые схемы, укладывавшие в одну отточенную фразу смысл целых периодов истории” (77).

За участие в студенческой сходке в 1881 году Милюков был отчислен с четвертого курса. Ректор университета, лично знавший талантливого студента, предложил ему оправдаться - мол, не догадывался о политическом характере собрания, но Милюков отказался. Однако уже на следующий год ему разрешили подать заявление о восстановлении в университете. После завершения обучения Милюков был оставлен на кафедре русской истории В. О. Ключевского.

Сдав магистерский экзамен и получив в 1886 году должность приват-доцента, Милюков активно включается в исследовательскую и преподавательскую деятельность. Психологический комфорт доставлял и сам факт изменения социального статуса, о чем он вспоминал с нескрываемым удовольствием: “Этим было закреплено мое социальное положение в московском обществе, где, в противоположность военному и чиновному Петербургу, университетский круг по традиции стоял на первом плане” (99). Павел Николаевич становится членом Общества истории и древностей российских, Московского археологического общества, Общества естествознания, географии и археологии. Его привлекает педагогика - “живое дело”, и помимо университета он преподает историю в 4-й женской гимназии, в Земледельческом училище, в частной женской школе. Огромную нагрузку Милюков взваливал на себя не от хорошей жизни. После смерти в 1879 году отца Павлу Николаевичу пришлось содержать семью - он по-прежнему жил с матерью, нужно было помогать младшему брату…

В 1885 году Милюков женился, что привело к полному разрыву с матерью, в последние годы все более настойчиво стремившейся сохранить “власть” над сыном. С будущей супругой - дочерью ректора Троице-Сергиевской академии Анной Сергеевной Смирновой - он познакомился в доме Ключевского. Анна, покинув вопреки воле родителей семью, проживала в частном пансионе (основным источником ее существования были уроки фортепиано) и посещала женские курсы всеобщей истории профессора В. И. Герье, на которых преподавал Ключевский. Анна стала верной спутницей Милюкова, была активисткой движения за эмансипацию женщин, принимала деятельное участие в жизни кадетской партии. Вместе они оставались ровно полстолетия - вплоть до ее кончины в 1935 году в Париже.

Диссертацию, над которой Милюков работал в течение шести лет, он представил на защиту в 1892 году - это было опубликованное сочинение объемом почти в 700 страниц. Павел Николаевич, не скрывавший своих научных амбиций и мечтаний о “вкладе в науку”, выбрал масштабную тему: “Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого”. Наряду с анализом огромного фактологического материала Милюков стремился представить самостоятельную концепцию, отражающую его взгляд на тенденции исторического развития России. В частности, бросая вызов и славянофилам, и западникам, он призывал не преувеличивать роли Петра I и доказывал, что “европеизация России не есть продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковый в принципе у России с Европой, но лишь задержанный условиями среды”. В последующем этот тезис станет одним из важнейших элементов целостной исторической концепции Милюкова, являвшейся и научной основой его политической доктрины.

К разочарованию Милюкова, Ключевский рекомендовал во избежание лишних проблем взять более простую тему для диссертации (например, изучить какой-нибудь северный монастырь). Но Павел Николаевич не послушался совета. На защите диссертации некоторые профессора утверждали, что работа Милюкова достойна присуждения докторской степени. Но Ключевский потребовал ограничиться степенью магистра: пусть-де напишет еще одну книгу, наука от этого только выиграет. И Милюкову присвоили только степень магистра. Случившееся он воспринял как оскорбление. Считая, что работа достойна более высокой оценки, он твердо решил, что никогда не будет специально писать докторскую диссертацию.

Опальный историк

Размеренный уклад жизни молодого приват-доцента был нарушен в феврале 1895 года: Милюкова уволили из университета, любая преподавательская деятельность воспрещалась, он высылался на два года в Рязань. Поводом для репрессий стали лекции по истории общественного движения XVIII-XIX веков, прочитанные в ноябре 1894 года в Нижнем Новгороде. Шумный успех выступлений уже весьма популярного лектора был предопределен актуальными политическими ассоциациями, возникавшими у слушателей. Милюков рассказывал о свободолюбивых идеях Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, А. И. Герцена, о декабристах и народниках. Все это было созвучно общественным настроениям и ожиданиям “оттепели”, которая, казалось, наступает после недавней кончины Александра III. На полицейском языке вина историка состояла в “прочтении лекций преступного содержания перед аудиторией, неспособной отнестись к ним критически”.

Парадоксально, но увольнение из университета принесло Милюкову даже психологическое облегчение. “Отходило в прошлое” “несносное чувство” обиды, связанной с защитой диссертации. Более того, он чувствовал, что “перешагнул рамки университета, ибо они стали для меня тесны”. Милюков явно тяготел к общественной деятельности. Многочисленные статьи и рецензии, публиковавшиеся в таких либеральных изданиях, как журнал “Русская мысль” и газета “Русские ведомости”, приносили Милюкову все большую общественную известность и авторитет. Последующее десятилетие - вплоть до событий 1905 года и включения в легальную политическую жизнь - Милюков назовет “годами скитаний” Впрочем, это были очень плодотворные годы с точки зрения и профессиональных занятий историей, и знакомства с представителями различных кругов общества как в России, так и за рубежом.

Оказавшись поневоле в Рязани, Милюков смог наконец начать работу над своим главным исследованием. “Очерки по истории русской культуры” не только имели огромный успех в научных кругах, но стали событием общественно-политической жизни. По мере написания главы публиковались в журнале “Мир Божий” и выходили отдельными выпусками. Трехтомное сочинение Милюкова выдержало в России шесть изданий - последнее появилось в 1918 году. Милюков предпринял первую в отечественной историографии попытку комплексного исследования социальной истории России, всего многообразия факторов ее развития. О масштабности замысла, завершенного в 1902-1903 годах, могут свидетельствовать названия глав: “Земля”, “Население”, “Экономика”, “Сословие”, “Государство”, “Церковь”, “Литература”, “Вера”, “Творчество”, “Образование” и т. д. Каждая проблема рассматривалась в динамике, обеспечивая решение исследовательской сверхзадачи - создать многогранную картину развития русского общества.

Помимо “Очерков…” Милюков занимался археологическими и краеведческими исследованиями, писал статьи для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, для английского журнала “Атениум”. В свободное время с удовольствием выступал как скрипач в самодеятельном квартете и участвовал в концертах местного военного оркестра. Новым увлечением Павла Николаевича стала велосипедная езда. Позже, уже в Петербурге, видный политик в экстренных случаях будет пользоваться велосипедом, чтобы спешно объехать членов ЦК партии или прибыть на митинг.

Важное значение имело для Милюкова пребывание на Балканах в 1897–1899 годах: по приглашению болгарского министра народного просвещения он возглавил кафедру истории в Софийском высшем училище. Юридически это являлось высылкой за границу - в качестве альтернативы власти предлагали ссылку в Уфу. Отправляясь в Софию, Милюков дал подписку, что не будет “заниматься никакими русскими политическими делами”, работая “исключительно в пределах должности”2. Но уже через пять месяцев, под давлением российских властей, контракт с Милюковым, способным “оказать вредное влияние на воспитание болгарского юношества”, был расторгнут. Получив жалованье за все пять лет, на которые заключался контракт, Милюков остался на Балканах. Он занялся изучением сложных межнациональных отношений и вскоре приобрел репутацию одного из ведущих специалистов по балканскому вопросу.

Возвратившись в Россию, Павел Николаевич сближается с публицистами и писателями, объединявшимися вокруг народнического журнала “Русское богатство”. В начале 1901 года за участие в политическом собрании памяти

П. Л. Лаврова в Горном институте Милюков был арестован и почти полгода провел в тюрьме. Проживание в столице после освобождения ему было запрещено. Некоторое время он обитал с семьей в Финляндии, в маленьком приграничном курортном городке, затем обосновался в Удельной, которая формально находилась за пределами Петербурга. Милюков с его репутацией “отпетого оппозиционера” оказывается среди ведущих идеологов российского либерализма, которые в 1903 году образуют “Союз Освобождения” (И. И. Петрункевич, П. Б. Струве, Д. И. Шаховской и др.). От предложения редактировать издававшийся в Штутгарте с 1902 года журнал “Освобождение” Милюков отказался - не хотел уезжать за границу с вероятностью повторить “судьбу Герцена”. Тем не менее написал для первого номера программную статью - “От русских конституционалистов” - и начал активно публиковаться на страницах журнала.

Призыв в политику

События русской революции 1905 года застали Милюкова в Америке, где он читал курс лекций в Чикагском университете. Перед отъездом в Россию он спешно завершил работу над книгой “Россия и ее кризисы”, вышедшей в 1905 году в Америке и во Франции, - в ней западной общественности был представлен русский либерализм, воплощением которого вскоре станет партия конституционных демократов3.

Намерение играть одну из определяющих ролей в российской политике - доминирующая установка Милюкова, казавшаяся ему вполне логичной и закономерной. “Потеряв репутацию начинающего историка, с которой я уезжал из России, я возвращался “домой” с репутацией начинающего политического деятеля, - вспоминал Павел Николаевич. - Перемена произошла постепенно, но она была неизбежна в моем положении. За границей я очутился в роли наблюдателя политической жизни и внешней политики демократических государств. А дома происходили события, которые требовали применения этих наблюдений, и требовали именно от меня, так как русских наблюдателей было очень немного… Я вовсе не стремился превратиться из историка в политика; но так вышло, ибо это стало непреложным требованием времени” (176).

Как уже говорилось выше, Милюков-историк с первых же работ последовательно развивал ключевой тезис своей концепции. Россия идет в русле универсальных законов развития общества, хотя отдельные фазы она проходит с запозданием. При всем своеобразии русский “национальный тип” естественным путем приспосабливается к заимствуемым на Западе общественным институтам - это органичный процесс, не исчерпывающийся только “насилием” (например, Петра I). В то же время для Милюкова-политика огромное значение имела идея, что в России, по сравнению с европейскими странами, государство играет гораздо большую роль при формировании гражданского общества. Тенденция западноевропейского развития - “снизу вверх”, то есть от экономики к государству; история же России свидетельствует об обратном процессе. В России возможность эволюции определяется в первую очередь государством, именно от него исходят импульсы, направленные на экономическое, социальное, культурное развитие. Таким образом, российская специфика состоит в сочетании сильного государства и аморфного гражданского общества. С одной стороны, в этом таится конфликтный потенциал, но с другой - здесь находится и механизм выхода из кризиса. Отсюда вытекает и главная практическая установка политиков-либералов: поскольку государственная власть консервативна и не готова к проведению реформ, то либеральная партия должна воздействовать на власть, добиваться ее трансформации и превращения в инструмент проведения демократических реформ. Отвергая путь насильственного захвата власти, либералы должны способствовать переходу от абсолютизма к конституционной монархии, обеспечивающей максимум политических свобод и, следовательно, условий для дальнейшей борьбы за либеральные реформы4.

Примечательна и другая практическая установка Милюкова - он был уверен, что несет “примирительную миссию” для всего оппозиционного лагеря. Павел Николаевич считал необходимым сближение либералов и социалистов, объединение усилий для достижения общей цели - установления политических свобод.

Символично, что учредительный съезд конституционно-демократической партии, открывшийся 12 октября 1905 года, по заблаговременно составленным планам должен был завершиться 17 октября: как оказалось, именно в этот день был обнародован Манифест Николая II об изменении государственного строя. Политическая жизнь легализовывалась, и партия кадетов принялась энергично готовиться к выборам в I Государственную думу. В начале 1906 года, по оценкам Милюкова, партия насчитывала около 100 тысяч зарегистрированных членов: “В нее вошли, несомненно, наиболее сознательные политические элементы русской интеллигенции. Недаром ее называли иногда “профессорской партией”. Ее наиболее активными в стране элементами были прогрессивные земские и городские деятели… Они были связаны и с народными низами, особенно через посредство так называемого “третьего элемента”: профессиональных служащих в земских учреждениях - врачей, агрономов, учителей и т. д.” (235).

Первоначально Милюков был лишь одним из членов ЦК - бессменным председателем ЦК партии, а также ее главным идеологом, тактиком и стратегом он станет в 1907 году. Выдержав “вступительный экзамен на лидерство” на учредительном съезде партии, Милюков продемонстрировал, что способен быть консолидирующей фигурой, “притянуть оба крайних фланга партии к центру, чтобы партия могла получить собственное лицо”. Позиция центристского большинства выражалась в программном тезисе о том, что “Россия должна быть конституционной и парламентской монархией” - тем самым снимался излишне радикальный лозунг “демократической республики”. Вместо идеи “Учредительного собрания” предлагалось сделать ставку на “Думу с учредительскими функциями” (бесспорной прерогативой парламента считалось принятие конституционных актов - Основных законов, нового избирательного закона, после чего Дума может потребовать своего роспуска). Самый острый для России земельный вопрос следует решить путем увеличения крестьянских наделов - за счет частичного отчуждения помещичьих владений с компенсацией “по справедливой оценке”.

“В партии было много незаурядных людей. Милюков поднялся над ними, стал лидером прежде всего потому, что крепко хотел быть лидером. В нем было редкое для русского общественного деятеля сосредоточенное честолюбие. Для политика это хорошая черта. В желании оставить след в русской истории нет ничего предосудительного, особенно когда для этого не приходится кривить душой. Милюков всю свою деятельность строил на принципах, в которые верил. Он был убежден в справедливости либеральных идей и с чистой совестью отстаивал каждую подробность кадетской программы. <…> Среди нас он был только первый между равными. Хотя почет и власть очень любил, любил быть на виду. Этого всю жизнь искал. Но прирожденной властности в нем не было”5.

Милюков не смог избраться ни в Первую Государственную думу, ни во Вторую. Сказалось противодействие со стороны властей, хотя формальным предлогом для отстранения от участия в выборах стало несоответствие требованиям квартирного ценза. Тем не менее Павел Николаевич выступал в качестве фактического руководителя думской фракции кадетов. Говорили, что Милюков, ежедневно посещавший Таврический дворец, “дирижирует Думой из буфета”!

Тактика кадетов, которую в конечном счете формулировал Милюков, ставила партию в жесткую оппозицию к власти. Хотя она подчас и корректировалась - в зависимости от политической конъюнктуры.

Впоследствии, в эмиграции, некоторые деятели кадетов будут обвинять Милюкова в том, что он после Манифеста 17 октября 1905 года, означавшего переход к конституционной монархии, не решился на однозначный разрыв с революционными силами и отказался от сотрудничества с “исторической властью”, выдвигавшей тогда прогрессивных реформаторов. Так, правый кадет

В. А. Маклаков отмечал: “Не неподготовленность народа к конституционному строю стала препятствием к его проведению в жизнь, а тактика интеллигентских руководителей, которые самоуверенно претендовали представлять собой весь “народ”. Пока была война с Самодержавием, либерализм мог идти с революционными партиями; но когда конституция была октроирована (от фр. octroi - пожалована. - И. А.), Дума выбрана и кадетская партия Думой руководила, ее задачей должно было быть примирение с властью и защита России от революции… Население могло бы немедленно почувствовать выгоды новых порядков; либерализм освободился бы от угождения своим прежним союзникам; конституционная монархия сделалась бы окончательной формой правления, а не переходным мостом к революции; началась бы эра назревших реформ… Но либерализм, поскольку его представляли кадеты, поставил себе иную задачу. Сговора с властью он не захотел. Он добивался немедленной и полной победы над ней, требовал капитуляции перед собой и добился того, что власть приняла его вызов, перешла в наступление и кадетский либерализм победила”. По мнению Маклакова, ответственность за это лежит во многом на Милюкове, который был скорее “не партийным вождем, а знаменосцем” и, уверовав в свою роль гаранта внутрипартийных компромиссов, препятствовал размежеванию и, как следствие, появлению четкой тактической линии: “У кадетов между флангами было принципиальное разномыслие. Если бы у парии был настоящий лидер, он бы не убоялся раскола. Раскол был бы только полезен… Деятельность же номинального “лидера” сводилась к изобретению двусмысленных формул, за которыми партийные разногласия прятали”6.

В столь жестких оценках есть доля истины, хотя нельзя не отметить попыток Милюкова поиска компромиссов (пусть и весьма условных). Например, вскоре после 17 октября лидер кадетов был приглашен в Зимний дворец на встречу с председателем Совета министров С. Ю. Витте. И главу кабинета удивило то, что Милюков, обычно обвинявшийся в радикализме, соглашался отказаться от требования “общественного министерства” - при условии, что Витте создаст “деловой кабинет” из незапятнанных чиновников-управленцев. На взгляд Милюкова, удовлетворить общество могло бы введение “сверху” умеренной конституции по образцу болгарской или бельгийской. В таком случае общественное мнение согласилось бы отказаться от идеи созыва Учредительного собрания. Но соглашение с кадетами и на подобных условиях оказалось для власти неприемлемым.

Конфликт с оппозиционным большинством I Думы, где более трети депутатов представляли кадетскую партию, был закономерен. Негативные последствия имело утверждение государем за несколько дней до созыва Думы Основных законов, что лишало парламент “учредительских” функций. Многие кадетские деятели, воодушевленные победой на выборах, были настроены радикальнее Милюкова и призывали к открытому конфликту с властью. Позже Павел Николаевич признавал, что стремился к “умерению политического темперамента Думы и усилению политической прозорливости власти”, но “ни то ни другое, ни в особенности сочетание того и другого не оказались возможными ни для меня, ни для кого-либо другого”. Пытаясь воспользоваться разногласиями в окружении царя, Милюков тайно встречался в ресторане “Кюба” с дворцовым комендантом Д. Ф. Треповым - сторонником уступок оппозиции и создания “министерства доверия”. Трепов довел до сведения Николая II составленный им список кабинета, в котором Милюков фигурировал как кандидат в министры внутренних или иностранных дел. Перспективы формирования кадетского министерства обсуждались и с П. А. Столыпиным; при этом Милюков, желая внушить представление об “умеренности” кадетов, говорил, что “о поведении к.-д. в правительстве не следует судить по их роли в оппозиции” (244, 250-251, 255). Тем не менее развязкой конфликта власти и парламента стал роспуск Думы 9 июля 1906 года.

Учтя первый опыт парламентской борьбы, кадеты пересмотрели тактику. Революция шла на убыль, самодержавие доказало прочность своих позиций, и одновременно стало очевидно, сколь сильно сопротивление бюрократии и придворных кругов либеральным преобразованиям. Поэтому выдвигался лозунг: “Не штурм, а правильная осада”. Предполагалось “беречь” II Думу, избегая прямых конфликтов, выражения недоверия правительству, чреватого роспуском парламента. Милюков считал, что теперь целесообразно дистанцироваться от левых, революционных сил. Несмотря на это, кадеты отклонили требование Столыпина - осудить в какой-либо публичной форме революционное насилие (за это была обещана официальная “легализация” партии). Павел Николаевич в принципе был готов напечатать в “Речи” такую статью без подписи, но другие лидеры воспротивились. Вскоре Думу распустили - под предлогом демонстративного отказа дать согласие на привлечение к уголовной ответственности социал-демократических депутатов.

Либеральный стиль

Заветная мечта Милюкова о парламентской деятельности осуществилась осенью 1907 года - он был избран в III Думу. Лидер партии кадетов, возглавив ее парламентскую фракцию, стал еще более влиятельной и заметной фигурой. Шутили, что Милюков - идеальный парламентарий, он создан как по заказу специально для Британского парламента и Британской энциклопедии!

Положение Милюкова было двойственным. Профессиональная готовность к конструктивной законотворческой деятельности сообразно европейским парламентским канонам, наличие соответствующего интеллектуального потенциала вступали в противоречие с реальностью - с жесткой оппозиционностью членов партии, считавших невозможным отказываться от такого политического амплуа.

В III Думе, выбранной по новому закону от 3 июня 1907 года (его издание оппозиционеры называли “государственным переворотом”), кадеты были в меньшинстве. Зато, по словам Милюкова, они играли “роль настоящей оппозиции, идейно устойчиво и хорошо организованной”. Первоначально правительство опиралось на большинство, которое образовывали октябристы и правые националистические группы. У Милюкова не было иллюзий относительно влиятельности Думы как законодательного органа власти - это “калека, какой делали ее с самого начала основные законы, урезавшие со всех сторон права народного представительства”. Тем не менее тактика кадетов была переориентирована на “черную, будничную работу”: “Мы решили всеми силами и знаниями вложиться в текущую государственную деятельность народного представительства. Нам предстояло еще многому научиться, что можно узнать, понять и оценить, только стоя у вертящегося колеса сложной и громоздкой государственной машины. Нельзя было пренебрегать при этом и контактом с бюрократией министерских служащих, у которых имелись свои технические знания, опытность и рутина” (292-293).

Милюков с точки зрения “речевой” активности значился среди бесспорных лидеров. В III Думе на его счету 73 выступления с парламентской трибуны, в IV Думе - 37. “Фирменными” темами Милюкова были внешняя политика и международные отношения. От имени фракции он выступал и по многим внутриполитическим проблемам, касающимся народного просвещения, аграрной реформы, местного самоуправления. Иногда Павел Николаевич появлялся на трибуне, потому что по каким-то вопросам “не находилось подготовленных работников”. Случалось, что во фракции просто не было желающих выступать в соответствии с “тактическими директивами” Милюкова.

(в том числе несколько анахронически звучащие выражения, например “осьмнадцатый век”).

Милюкова по праву называли одним из самых эрудированных политиков. Об его способностях полиглота ходили легенды. Говорили, что Павел Николаевич владеет почти двумя десятками иностранных языков и ежедневно прочитывает массу зарубежных газет и журналов. Страстью Милюкова были книги, собиравшиеся с обычной для него фундаментальностью. Помимо прекрасной библиотеки, состоявшей главным образом из исторической литературы, Милюков уже в думский период, в Петербурге, собрал новую библиотеку - книги по политике, экономике, праву. Третья библиотека - более 10 тысяч томов - появилась у него в Париже.

Современников поражала работоспособность Милюкова. Его день начинался за письменным столом в шесть-семь часов утра и завершался зачастую после полуночи в редакции партийной газеты “Речь” (с 1906 года и вплоть до осени 1917 года он был ее соредактором и почти ежедневно писал для нее передовицы). Редактор газеты И. В. Гессен вспоминал, что Милюков появлялся неизменно ночью, “как-то шумно и широко отворяя дверь. Вместе с ним в комнату врывалось оживление, бодрость, уверенность… Усевшись на свое обычное место за одним из столов, он принимался за чтение приносимых из наборной сверстанных полос, отвечая в то же время на обращенные со всех сторон вопросы и попивая чай. Нередко тут же, среди непрекращающегося шума, он писал статьи, не прерывая участия отрывочными репликами в общих разговорах”8. Несмотря на занятость кадетский вождь успевал посещать светские мероприятия, любил ходить в театры, на вернисажи, участвовал в благотворительных балах. Любимым домашним развлечением было музицирование -

в квартире Милюкова собирался небольшой оркестр, Павел Николаевич играл на скрипке или альте, а Анна Сергеевна исполняла партии на рояле.

Обосновавшись в Петербурге, Милюков впервые занялся обустройством оседлой жизни - это позволяли и финансовые возможности. Кроме депутатского жалованья и зарплаты в газете ощутимый доход приносила продажа постоянно переиздававшихся “Очерков по истории русской культуры”. Анна Сергеевна открыла собственное издательство и занималась всеми делами, связанными с изданием и реализацией книг мужа. Милюковы, поначалу жившие в небольшой квартире в Эртелевом пер., 8, купили просторную квартиру в новом доме на Песках. В Крыму, недалеко от Судака, на приобретенном в собственность участке была построена небольшая дача. “Ближней” дачей они обзавелись в Финляндии, на берегу залива. Купив живописный участок, они радикально перестроили находившуюся на нем деревенскую избу - получился эффектный дом с балконами, террасой и башней, был устроен даже бассейн с фонтаном.

Патриотизм с политическим подтекстом

Конечно, было бы упрощением полагать, что Милюков сполна разделял “патриотический энтузиазм”, захлестнувший широкие слои общества после вступления России в войну. Вопреки ярлыкам, которые использовались большевиками в 1917 году для изображения Милюкова фанатичным “шовинистом”, выразителем “империалистических интересов крупной буржуазии”, до начала войны в правительственных кругах его считали, напротив, “пораженцем”. Павел Николаевич не разделял распространенные (в том числе у части либералов) панславистские установки, полагая: Россия должна пожертвовать “солидарностью” с балканскими славянами, чтобы избежать участия в общеевропейской войне. Лидер кадетов считал войну навязанной России, тем не менее был убежден в необходимости “реалистичного” подхода к происходящим мировым катаклизмам. Одна из важнейших задач России, отвечающая ее национальным интересам и потребностям экономического развития, - обеспечение контроля над проливами. Милюков говорил, что может “по справедливости гордиться” прозвищем “Милюков-Дарданелльский” (384-385, 390-392).

“Патриотический энтузиазм” либералов в трактовке Милюкова придавал войне особый идеологический смысл. Проводилась параллель, что благодаря победе “страна станет ближе к своей заветной цели” - под ней подразумевалось торжество идеалов конституционализма, проведение либеральных реформ, расширение свобод. Для политического будущего России было важно и то, что ее партнерами по коалиции являлись “образцовые” демократические государства Европы. Сверхзадачу лидер кадетов формулировал так: “Да здравствует свободная Россия в освобожденном ее усилиями человечестве!”9 На фоне других кадетских лидеров Милюков выделялся искренней, отчасти фанатичной верой в победу России. Выстроив идеологическую конструкцию, согласно которой успешное завершение войны играло колоссальную политическую роль, Павел Николаевич не сможет пересмотреть этот взгляд и в период работы во Временном правительстве. Милюков всегда категорически отвергал возможность заключения перемирия или хотя бы отказа от “имперских” целей России в мировой политике. Он придерживался своей позиции даже в ситуации бесконечных поражений русской армии, нарастающей хозяйственной разрухи, усиления антивоенных настроений. Партийные товарищи Милюкова с разочарованием реагировали на его чрезмерно оптимистичный, не лишенный “догматизма” настрой: “Споры сразу обрывались при появлении Милюкова, с ним никто не решался вступать в прения, считая это бесцельным. “Дарданеллы” действительно превратились у него в навязчивую идею, мешавшую следить, оценивать и приспосабливаться к меняющейся обстановке”10. Отношение к войне имело у Милюкова и личную, трагическую окраску. В 1915 году на фронте, при отступлении русских войск в Восточной Галиции, погиб младший сын Сергей, отправившийся на фронт добровольцем. В армии служил и старший сын Николай - артиллеристом, а затем летчиком (398-399).

В августе 1915 года в Думе был сформирован Прогрессивный блок - впервые возникло устойчивое оппозиционное большинство (за его рамками оказались лишь крайне правые и левые). “Автором блока” и его лидером стал Милюков, отмечавший позже, что “это был кульминационный пункт моей политической карьеры” (404). В преддверии создания блока, выступая на открытии думской сессии 19 июля 1915 года, Милюков обозначал возвращение либералов к более активной линии поведения: “Патриотическая тревога народных представителей оказалась, к сожалению, вполне основательна. Тайное стало явным, и все успокоения оказались только словами. Страна словами управляться не может. Народ хочет теперь сам приняться за дело и исправить упущения. В нас он видит первых законных исполнителей своей воли. И он посылает теперь нас с другим определенным наказом: сказать власти всю правду о стране, узнать для страны всю правду о власти и сделать то, что осталось ею недоделано”11.

Политики подразумевали, что блок должен стать и инструментом предотвращения революции. По выражению Милюкова, объединение было направлено не только против “верхов”, но и против “опасности снизу”. Формула оппозиционной тактики - “слова - это дело” - рассматривалась как универсальное средство. Думским политикам, не желающим стихийных революционных выступлений, следует критиковать власть в стенах парламента, бескомпромиссно высказывая претензии от имени народа. Отвергая возможность вмешательства в политическую жизнь “улицы”, Милюков и за две недели до Февральской революции, 15 февраля 1917 года, заявлял в Думе: “Наше слово есть уже наше дело. Слово и вотум суть пока наше единственное оружие”12.

Главное программное требование блока - создание правительства, способного обеспечивать “единение со всей страной и пользоваться ее доверием”. Милюков признавал, что эта формулировка “умышленно неопределенна”, но зато позволяет объединить максимум политических течений, в том числе тех, кто выдвигал жесткий лозунг “ответственного министерства” (на его взгляд, заведомо неприемлемый для власти и, следовательно, “революционный”) (408). При этом примечательно, что многие либералы, в том числе Милюков, и сами без энтузиазма смотрели даже на гипотетическую перспективу вхождения думских лидеров в правительство. Взять на себя ответственность за управление страной в столь неблагоприятной ситуации - значит рисковать потерей популярности!

Совсем другое дело - разоблачительные популистские выступления с думской трибуны. Осенью 1916 года, в преддверии запланированного на 1 ноября открытия думской сессии, Милюкова волновало то, что “в обществе наблюдается явное падение интереса к Думе”13. Между тем, как откровенно заявлял Павел Николаевич на заседании парламентской комиссии по военным и морским делам, публичное бездействие и нерешительность повредят политикам, желающим переизбраться в Думу осенью 1917 года: “Жизни этой Думе остался всего один год, и у этой Думы остается в распоряжении только одна сессия, чтобы показать, что она такое. Как она себя покажет в эту сессию и с чем она и явится перед лицом своих избирателей. Ответом же будет 5-я Дума”14. Поэтому, чтобы не упустить инициативу, думская оппозиция должна активнее следовать политической конъюнктуре. Ключевая тема, подсказываемая запросами массового сознания, - поиски “внутреннего врага”. Не нужно отказываться от эксплуатации популярных среди обывателей слухов и легенд, дискредитирующих царскую власть. Как настаивал Милюков при выработке стратегии блока, основной акцент должен делаться на патриотической риторике, на разоблачении “темных сил”: “Сосредоточить напор на Штюрмере (председатель Совета министров и министр иностранных дел. - И. А.)”, упоминая, разумеется, и одиозного военного министра Сухомлинова. “Красная нить - наш патриотизм: они не могут довести [войну] до конца”, - формулировал Милюков15.

Речь Павла Николаевича 1 ноября предопределила стиль большинства оппозиционных выступлений в последующие месяцы, вплоть до Февраля 1917-го. Отталкиваясь от циркулирующих в обществе слухов о влиянии “темных сил” и намерениях “камарильи” заключить “сепаратный мир” с Германией ради предотвращения революции, Милюков неоднократно повторял риторический вопрос: “Что это, глупость или измена?” Помимо Штюрмера, оказавшегося главной мишенью критики, в связи с темой “немецкого засилья” и порочной дворцовой камарильи упоминалась (под прикрытием газетной цитаты на немецком языке) императрица Александра Федоровна. Выступление Милюкова вызвало колоссальный резонанс. “Эти слова (“глупость или измена?” - И. А.) били как молотом по голове, ибо они формулировали как раз то страшное, что всех мучило, - вспоминал кадет В. А. Оболенский. - Я возвращался с этого заседания Думы с чувством одержанной победы. Беспощадные слова, сказанные откровенно, перед всей Россией, восприняли как смертельно-опасное оружие, вонзенное в самое сердце врага”16. Сразу после выступления, на совещании кадетской фракции, Милюкову устроили овацию, выразив “горячую признательность за его блестящую речь”: “Благодарим и гордимся!”

Позже Милюков, как и другие лидеры оппозиции, признавал отсутствие надежных доказательств “разоблачений”. Он отмечал, что и сам не имел однозначного ответа на вопрос о “глупости или измене”, но “аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование - даже там, где сам я не был в нем вполне уверен” (445). В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Милюков говорил, что практически единственной основой для его речи были настроения в политических и дипломатических кругах союзных стран, где внешнеполитическая деятельность Штюрмера производила “удручающее” впечатление. Лидер кадетов столкнулся с этим летом 1916 года, во время визита в Европу в составе парламентской делегации17.

Под воздействием думской “бури и натиска” Николай II отправил в отставку Штюрмера, но принципиальных изменений политического курса не произошло, конфликт между властью и общественными силами оставался столь же острым. Многие политики, в том числе кадеты, затем будут упрекать Милюкова за то, что он увлекся опасной игрой, не просчитывая, как дискредитация власти (в том числе Верховной) отразится на “возбуждении” населения, на его готовности к революционным выступлениям. На вопрос: “Отдаете ли вы себе отчет, что это начало революции?” - Павел Николаевич отвечал: “Только в вашем пессимистичном воображении. До этого еще далеко”18. Известный историк и участник событий Февраля 1917 года С. П. Мельгунов, реконструируя впоследствии психологические мотивы поведения Милюкова, полагал, что лидер кадетов “был в действительности очень далеко от мысли о возможности близкой революции. Угроза “революции” для него была только средством воздействия на власти и отчасти на своих единомышленников, которые, по выражению информаторов Деп<артамента> Полиции, испытывали непомерный страх перед революцией”19.

Выдвинутый революцией

Ранним утром 27 февраля 1917 года Павел Николаевич был разбужен швейцаром - в казармах Волынского полка, напротив дома, где тогда жили Милюковы (Бассейная ул., 60, угол с Парадным переулком), происходит что-то странное. Выглянув с балкона, Милюков увидел выбегающих из казармы волынцев. Простившись с взволнованной Анной Сергеевной, Милюков тотчас отправился пешком в Таврический дворец - на улицах уже начиналась стрельба…

Указ о роспуске Думы был объявлен, но депутаты не разошлись, собравшись на “частное совещание”. Милюков предлагал подождать прояснения ситуации, а пока создать Временный комитет членов Думы “для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями” во главе с М. В. Родзянко. Только ночью председатель Думы согласился объявить о взятии власти Временным комитетом.

В первые дни революции Милюкову, как и другим думским лидерам, приходилось много выступать на публике, перед толпами солдат, рабочих, просто активных обывателей. Обычно рациональный и “академичный” в речах, Милюков, оказываясь перед экзальтированной аудиторией, прибегал к далеко не профессорским ораторским приемам “уговаривания”. Стремясь расположить к себе слушателей, он ставил вопросы, подразумевающие положительные ответы-заклинания. Выступая 28 февраля в Екатерининском зале перед лейб-гренадерами, Милюков призывал: “Помните, единственное условие нашей силы - наша организованность. Только вместе с офицерами вы будете сильны. Неорганизованная толпа силы не представляет... Помните, что враг не дремлет и готовится стереть нас с вами с лица земли (Возгласы: “Не будет этого”). “Так этого не будет?” - “Не будет!” - раздается единодушный ответ военных”20.

Но гораздо более значимой была закулисная сторона деятельности Милюкова, касающаяся организации новой власти. От имени думского комитета он вел переговоры с контактной комиссией Исполкома Петроградского Совета о создании Временного правительства и его программе. В процессе изнурительного политического торга он стремился, чтобы на переходный период, до созыва Учредительного собрания, были созданы все условия для проведения Временным правительством умеренной, либерально-демократической политики, отвечающей “общенациональному”, “надклассовому” смыслу революции.

Милюков был движущей силой интриги против М. В. Родзянко. Павел Николаевич, как и большинство лидеров блока, выступал против формальной связи правительства с Думой “третьего июня”, которая уже “была тенью своего прошлого” и не могла считаться “фактором сложившегося положения”. Фигура казавшегося чрезмерно “правым” октябриста Родзянко явно не вписывалась в компромисс с Исполкомом Петроградского Совета о формировании Временного правительства. Сказывалась здесь и напряженность личных взаимоотношений Родзянко и Милюкова, негласная борьба за лидерство над парламентской оппозицией. Милюков и ряд влиятельных деятелей думского комитета делали ставку на руководителя Земско-Городского союза князя Г. Е. Львова (впоследствии возникнут серьезные сомнения в правльности такого решения).

За исключением трудовика А. Ф. Керенского, Временное правительство состояло из политиков-либералов, доминировали кадеты. Как и предполагалось, Павел Николаевич стал министром иностранных дел. Днем 2 марта в Екатерининском зале Таврического дворца Милюков объявил об образовании правительства. То, что еще не был получен акт об отречении Николая II, не смущало лидеров демократического правительства, берущих на себя “всю полноту власти” (как исполнительной, так и законодательной). Обосновывая легитимность новых руководителей страны, Милюков нашел эффектный, в духе текущего момента ответ на вопрос “Кто вас выбрал?”: “Я мог прочесть в ответ целую диссертацию. Я ответил: “Нас выбрала русская революция!” Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрыла рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти” (465).

Но, видя разгул революционной стихии в Петрограде, Милюков настаивал на сохранении монархии (разумеется, конституционной) - мол, населению необходима традиционная форма “исторической власти”. 3 марта, на совещании деятелей думского комитета и членов Временного правительства, состоявшемся на квартире князя М. С. Путятина, только Милюков и лидер октябристов

А. И. Гучков возражали против отказа великого князя Михаила Александровича от престола. Лидер кадетов буквально умолял брата Николая II принять престол, убеждал коллег, что правительство без опоры на привычный символ власти “окажется утлой ладьей, которая потонет в океане народных волнений” и не доживет до Учредительного собрания. Павел Николаевич призывал действовать, срочно отправиться в Москву, где анархия еще не охватила армию, найти надежную вооруженную силу и, объявив о восшествии на престол Михаила, попытаться навести порядок. Милюкову как убежденному стороннику конституционной монархии, которая даже в условиях Февраля казалась ему самой надежной гарантией политической стабильности, обеспечения свобод и либеральных реформ, было трудно отказываться от “единственно верной” схемы. К тому же, по меткому выражению М. А. Алданова, в тот момент в “военно-политическом уравнении все величины были неизвестными”21. Да и спустя годы нельзя дать однозначный ответ: помогло бы формальное сохранение монархии остановить политическую радикализацию масс и создать твердую власть или, напротив, разбудило бы еще более разрушительную стихию.

Дипломатия против политики

Как бы то ни было, но Милюков, пригрозивший было отказом от вступления во Временное правительство, смирился с позицией подавляющего большинства кадетских лидеров: “Все они убеждали меня, что в такую минуту я просто не имею права уходить и лишать правительство той доли авторитета, которая связана с занятой мной позицией. Широкие круги просто не поймут этого. Я уже и сам чувствовал, что отказ невозможен” (469). Милюков возглавил Министерство иностранных дел, что в любом случае было для него триумфом, к которому он шел всю жизнь.

Получив портфель руководителя российского внешнеполитического ведомства, Милюков чувствовал себя уверенно, резонно полагая, что профессионально уже давно готов к этой работе. Милюков не без удовольствия отмечал, что “был единственным министром, которому не пришлось учиться на лету и который сел на свое кресло в министерском кабинете на Дворцовой площади как полный хозяин своего дела”. Он “ценил заведенную машину с точки зрения техники и традиции”, и кадровые перестановки в МИДе были минимальны (480). Бывший оппозиционер не планировал принципиальных изменений во внешнеполитическом курсе: “Я исходил из мысли, что у нас нет царской дипломатии и дипломатии Временного правительства; у нас есть дипломатия союзническая”. У нового министра иностранных дел были все основания полагать, что в умеренных общественных кругах России и в правительственных сферах стран-союзников он вызывает доверие, и его воспринимают как “знак того, что Россия не изменит обязательствам, которые она заключила, и целям, которые она себе поставила”22.

По стилю поведения и настроениям, демонстрируемым на публике, Милюков сполна соответствовал атмосфере “медового месяца революции”, всеобщего “Праздника Свободы”. “Редко приходилось наблюдать такое ликующее настроение, какое переживал в эти дни Павел Николаевич, - вспоминал вице-директор I департамента МИДа В. Б. Лопухин. - Осуществилась давнишняя его мечта. Он - облеченный доверием народа, авторитетнейший в глазах народа, каким мнил себя в ту пору Милюков, руководитель внешней политики России... Искрящиеся восторгом глаза. Не сходящая с уст радостная улыбка. Сипота заглушает речь. Улавливаются лишь отдельные отрывистые возгласы: └Бескровный переворот. Бурный поток стихийного народного подъема. Входит в спокойное русло. Лишь не стать ему поперек течения. Держаться берегов. Направлять. Не давать вылиться из русла. Перспективы самые радостные!””23.

В качестве министра иностранных дел Милюков сразу столкнулся с неразрешимым противоречием - между официальной трактовкой демократической властью нового смысла и задач участия России в войне и реальными настроениями масс. Февральский переворот идеологически обосновывался элитой как “акт национальной самозащиты”, как “народно-русская” революция, стихийный протест против “изменнического” царизма, ведущего страну к разгрому и порабощению “кайзеровской Германией”. Преувеличивая степень “патриотизма” населения, внушая и себе, и обществу иллюзию о готовности “граждан Свободной России” бороться с внешним противником до победного конца, деятели Временного правительства рассчитывали вызвать в массах прилив энтузиазма, поднять боевой дух армии. Милюков - один из наиболее рьяных проповедников подобной идеологии. Как нарушение союзнических обязательств он гневно отметал любые мысли о том, что России нужно попытаться ускорить заключение мира, поскольку она просто не способна продолжать войну. Для Павла Николаевича был неприемлем отказ (хотя бы только на словах!) от прежних договоренностей о послевоенных геополитических интересах России. Милюков был намерен любой ценой обеспечить выполнение “секретных договоров” (прежде всего это касалось получения Россией Константинополя и контроля над проливами Босфор и Дарданеллы).

Считавшийся сторонником политических компромиссов, Милюков был непримирим в вопросах международных отношений и российского внешнеполитического курса. И не случайно впоследствии многие политики будут приводить это как свидетельство “догматичности”, “доктринерства”, “упрямства” лидера кадетов, неспособности быть “реальным политиком”, трезво оценивающим ситуацию. Даже военный и морской министр Гучков (гораздо более правый по своим взглядам) указывал на отсутствие у Милюкова понимания сложившейся ситуации: русская армия не может далее вести войну. “Милюков более толстокожий, и впечатления у него были иные, чем у меня”, - отмечал Гучков; кроме того, Павел Николаевич имел дело “с полными радужных надежд дипломатами”, а не “с бунтующими солдатами”24.

Лидер кадетов очутился в положении, когда он должен лавировать, примиряя собственные представления о внешней политике с решением дипломатических задач и, главное, с необходимостью учитывать непростую внутриполитическую конъюнктуру. Союзники в лице руководителей дипломатических миссий настаивали, чтобы Временное правительство однозначно заявило о намерении России выполнять все союзнические обязательства. В свою очередь, руководители Петросовета требовали, чтобы правительство в специальной, для “внутреннего употребления”, декларации четко сказало об отказе от “империалистических стремлений” и готовности безотлагательно предпринять шаги по достижению всеобщего мира. Они утверждали, что такое заявление поднимет боевой дух “революционной армии” и хоть как-то удержит ее от разложения. Интересно, что с аналогичных позиций пытались скорректировать внешнеполитический курс Милюкова и его коллеги по правительству. Наиболее активным критиком Милюкова был “заложник демократии”

А. Ф. Керенский, которого неизменно поддерживали М. И. Терещенко,

Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов (связанные с ним масонскими узами). Более того, вскоре к интригам против Милюкова подключились союзники - особенно британский посол Джордж Бьюкенен. Он делал ставку на Керенского и Терещенко - первый рассматривался как будущий военный министр, второй - как глава МИДа. В отличие от непопулярного в народных массах Милюкова, они, казалось, имели больше возможностей удержать Россию от выхода из войны, увлечь армию идеями “революционного оборончества”, восстановить дисциплину. При этом молчаливо подразумевалось: если Россия под давлением внутриполитических обстоятельств откажется от “империалистических” требований, то союзники, разумеется, не будут этому противиться.

28 марта было опубликовано составленное Милюковым и утвержденное правительством и контактной комиссией Исполкома Петросовета “Заявление о целях войны”. Декларация предназначалась для граждан России - попытки придать ей характер дипломатического акта Милюков решительно пресек. Требуемая “революционной демократией” формула “без аннексий и контрибуций” заменялась в тексте эвфемизмами, которые могли толковаться по-разному. Правительство провозглашало: “Предоставляя воле народа (то есть Учредительному собранию. - И. А.) в тесном единении с союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и с ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России - не господство над другими народами, не отнятие у них их национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов. Русский народ не добивается усиления внешней мощи своей за счет других народов, как не ставит своей целью ничьего порабощения и унижения”. К радости Милюкова, в текст удалось включить слова о том, что “русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной, подорванной в своих жизненных силах”. Говорилось также о намерении правительства “ограждать права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников”. За последней формулировкой можно было понимать и соблюдение условий пресловутых “секретных договоров”.

Толчком к отставке Милюкова стала публикация ноты Временного правительства к союзникам, по сути повторявшей “Заявление…” от 28 марта. Уличные беспорядки, спровоцированные большевиками 20-21 апреля, стали удобным аргументом как для лидеров Исполкома Петроградского Совета, так и для большинства министров: фигура Милюкова непопулярна в массах из-за его бескомпромиссности по вопросу о “войне до победного конца”, и он должен уйти в отставку. Предложение занять пост министра просвещения Милюков отверг с возмущением. Он выступил и против идеи создания коалиционного правительства, убеждая премьера Г. Е. Львова в необходимости разрыва с Советом и принятия суровых мер по наведению порядка и, в частности, борьбе

с большевиками.

В принципе Милюков с самого начала “не считал своего положения прочным” и был психологически готов к отставке. Наверное, не случайно Павел Николаевич отказался переезжать в роскошную квартиру министра иностранных дел в здании министерства, как это было заведено у его предшественников. Когда приходилось допоздна оставаться в министерстве, он ночевал в маленькой комнатке для служащих, куда распорядился поставить кровать. При Милюкове в министерстве почти не устраивались приемы. Разве что вскоре после Февральской революции, в Страстную пятницу, коллеги по кадетской партии пришли поприветствовать Милюкова, а заодно отметить Пасху (кстати, Павел Николаевич всегда был человеком нерелигиозным и не имел привычки ходить в церковь). А. В. Тырковой-Вильямс запомнилась неожиданная просьба, с которой Анна Сергеевна обратилась ко всем приглашенным. “Только знаете, - прибавила она извиняясь, - сейчас так трудно достать провизию, что нам приходится просить гостей принести кто что может”. Своеобразное впечатление производило праздничное застолье: “Накрыт стол был чудесно: фарфор, стекло, серебро - все по-министерски. И несколько живописных статуеобразных лакеев в ярких ливреях стояли вдоль стен, как живые напоминания о пышности минувшего режима. На их невозмутимых лицах не промелькнуло ни тени удивления или насмешки, когда мы стали, шурша жирными бумажками, разворачивать наши пакетики и беспорядочно раскладывать их по тарелкам. Анна Сергеевна суетилась, бегала вокруг стола, подставляла тарелки. Было похоже на студенческую пирушку, а не на министерское разговенье”25. Сходную картину представлял и единственный “дипломатический” обед 1 мая, накануне отставки Милюкова, - поводом был отъезд из России посла Франции Мориса Палеолога. По свидетельству Павла Николаевича, “общее настроение было похоронное” (501).

Долгое осмысление

Покинув Временное правительство, Милюков ничуть не умерил политической активности. Главный вопрос - о продолжении участия в войне России - Милюков все более жестко ставил во взаимосвязь с проблемой подавления анархии и пресечения деятельности большевиков. Милюков неутомимо разоблачал происки внешних и внутренних врагов. Он утверждал, что “выгодная для Германии формула” - “мир без аннексий и контрибуций” - завезена из Берлина через Швейцарию. Враги России “заблаговременно заготовили против нас духовную отраву и отравителей и доставили то и другое”. Для Милюкова большевики - “люди, заведомо находящиеся на службе у Германии”. Он призывает всеми силами прекратить “дьявольски умелую пропаганду наших врагов”, которая попадает на такую чрезвычайно благоприятную почву, как “смертельная усталось” солдатских масс26. В своих разоблачениях “немецкой интриги” Милюков утверждал, что “германские деньги” способствовали удалению его самого и А. И. Гучкова из первого состава Временного правительства27. Заметим, что и в массовой пропагандистской литературе подчас проводились характерные ассоциации. Милюков в Думе “обличал измену Штюрмера и преступность Протопопова”, и “за это Царское Правительство хотело судить Милюкова”, а в апреле 1917 года Милюкову пришлось уйти в отставку из-за происков “большевиков-ленинцев и интернационалистов”, то есть “немецких агентов”28.

Летом 1917 года, наблюдая усиление большевизма, безудержный рост разложения в армии и тылу, бессилие коалиционного Временного правительства и считая неудачи на фронте следствием всего этого, Милюков включается в поиск путей установления “твердой власти”. Как и многие политики-либералы, умеренные общественные деятели, представители деловых кругов, он связывает надежды с фигурой генерала Л. Г. Корнилова. Милюков поддержал предлагаемую Корниловым программу наведения порядка, о чем прямо заявил

14 августа на Государственном совещании в Москве. И тогда, и в последующем, анализируя события русской революции, Милюков был убежден, что существовала только одна альтернатива - Корнилов или Ленин. В то же время, встречаясь с Корниловым, лидер кадетов убеждал его в недопустимости разрыва с Керенским. Контрреволюцию как отрицание либерально-демократических завоеваний Февраля 1917-го лидер кадетов однозначно отвергал.

27 августа, когда Керенский неожиданно объявил о мятеже Корнилова и назвал его государственным изменником, Милюков попытался выступить посредником, предлагал Александру Федоровичу содействие в урегулировании “недоразумения”, выражал готовность поехать для этого в Ставку.

Но в итоге сам Милюков был фактически выслан из Петрограда - в Крым!

30 августа Керенскому принесли текст передовицы Милюкова, снятой из верставшегося номера “Речи” типографскими рабочими, - в ней Павел Николаевич недвусмысленно высказывался в поддержку Корнилова. Керенский был взбешен и, вызвав к себе наиболее влиятельных в партии кадетов В. Д. Набокова и М. М. Винавера, предложил им “деликатную миссию” - убедить Милюкова временно уехать за границу или в Крым. Керенский объяснял, что собирается сформировать новое правительство с участием кадетов, но опасается, что фигура Милюкова, продолжающего активно заниматься политикой, вызовет в массах негативное отношение ко всей “комбинации”. “Я отдавал себе отчет, что все поступки лидера кадетов Милюкова, каждая статья, которую он написал, каждая речь, которую он произнес, вызовут новую волну возмущения, как это уже было в марте и апреле”, - вспоминал Керенский29.

Приход к власти большевиков Милюков воспринял как почти что случайный эпизод и считал, что долго они не продержатся. В дни Октябрьского переворота Павел Николаевич уезжает из Петрограда в Москву, где включается в организацию антибольшевистских сил. Не дожидаясь открытия Учредительного собрания, членом которого он был избран, Милюков отправляется на Дон, в Новочеркасск, и участвует в формировании Добровольческой армии под началом М. В. Алексеева. Цели и принципы белого движения были сформулированы в Декларации Добровольческой армии, написанной Милюковым. Но вскоре он расходится с вождями Добровольческой армии. Неприятие Милюкова вызвали, в частности, попытки Корнилова единолично сформировать управление, не связывая себя поддержкой прибывших на Дон политических деятелей. Павел Николаевич был убежден, что без участия политических партий военные власти не найдут у населения сочувствия. В начале 1918 года, покинув Новочеркасск, он добирается до Киева и совершенно неожиданно вступает в контакт с командованием германских войск. Милюков уверен, что их армия, оккупирующая Украину, - единственная реальная сила, и с ее помощью можно занять Петроград и Москву, свергнуть Советы и создать “всероссийскую национальную власть”. Коллеги по ЦК партии кадетов были потрясены столь радикальной переориентацией своего лидера. Милюков в ответ отказывается от обязанностей председателя ЦК. Впрочем, уже осенью 1918 года, после капитуляции Германии, разногласия потеряли практический смысл.

Очередной тактический поворот Милюкова приходится на конец 1919-го - начало 1920 года. Павел Николаевич разочарован в белом движении и не видит перспектив вооруженной борьбы. Эти настроения находят отражение и в редактируемом им ежемесячном журнале “New Russia”, издававшемся в Лондоне на английском языке. Но и в случае с провозглашением в 1920 году “новой тактики”, в которой большая часть эмиграции усмотрела “примирение с большевизмом”, на Милюкова-политика оказывал огромное влияние Милюков-историк с его способностью к глубокому, трезвому анализу. Подготовив за годы Гражданской войны фундаментальный трехтомный труд “История второй русской революции”, Павел Николаевич по-новому осмыслил многие процессы, определившие характер революции 1917 года и сделавшие закономерной победу большевиков. Важнейшим фактором он называет поведение народных масс, в отношении к которым российская политическая элита (за исключением большевиков, оказавшихся циничными, жестокими, но притом реальными политиками) продемонстрировала полную несостоятельность. Не боясь вступить в диссонанс с идеологическими установками, характерными в целом для эмиграции, Милюков утверждает: революция имела глубинные социальные корни, связанные с историческим прошлым России и предопределяющие теперь ее будущее.

Доклад “Что делать после Крымской катастрофы?”, с которым Милюков выступил в декабре 1920 года, ознаменовал идеологическое оформление “новой тактики”. Фактически Милюков шел на раскол партии, поскольку почти все кадетские лидеры считали его позицию ошибочной (и вскоре им был создан надпартийный Республиканско-демократический союз (объединение)). Отстаивая установки “новой тактики”, Милюков утверждает, что принесенные революцией изменения в социальной и политической системе необратимы. Вооруженная борьба с большевиками невозможна, в первую очередь по причине ее непопулярности у населения, уставшего от кровопролитной гражданской войны, - поэтому ратующие за ее продолжение эмигрантские организации не имеют никаких шансов на поддержку в России. Главная ставка должна делаться на разложение большевистского режима изнутри. Не переоценивая силы оппозиции, сохранившейся в Советской России, Милюков основную надежду возлагал на широкие слои населения - на крестьян-собственников и городскую “мелкую буржуазию”. Введение нэпа представлялось как свидетельство эволюции режима, которая может привести его на путь Термидора. В появлении многомиллионных слоев населения, заинтересованных в “свободной экономической деятельности”, в неотвратимо возникающих “мелочах жизни”, он усматривал возрастающую угрозу для большевистских правителей, пытающихся сохранить диктатуру. Возврат к монархии впредь невозможен. Антикоммунистические силы, рассчитывающие на победу, должны гарантировать сохранение завоеваний революции. Полученная крестьянами земля должна остаться в их распоряжении, надлежит и далее решать “рабочий вопрос”, проводя государственную политику охраны наемного труда, особое внимание следует уделять народному просвещению30. Как показали последующие события, все эти надежды на “внутреннее преодоление большевизма” оказались утопией - демократическая эмиграция вновь недооценила коммунистический режим и его “умение властвовать”.

В начале 20-х годов Милюков подвергался не только нападкам в правой печати, но и угрозам физического насилия со стороны монархистов. Товарищи по партии отмечали, что Милюкову всегда был чужд “рефлекс страха”. К примеру, он отказывался от охраны после первой русской революции, когда черносотенцы устраивали на него охоту, сохранял хладнокровие перед агрессивными толпами и анархиствующей “красой и гордостью” в 1917 году. Тем не менее в первые годы эмиграции Павлу Николаевичу приходилось жить на конспиративных квартирах. О реальности угроз можно судить хотя бы по совершенному на него покушению в зале Берлинской филармонии 28 марта 1922 года, во время выступления с лекцией. Милюков чудом уцелел, но от пуль террористов погиб В. Д. Набоков.

С 1 марта 1921 года по 14 июня 1940 года, то есть до дня вступления в Париж немецких войск, - Милюков являлся главным редактором ежедневной газеты “Последние новости”. Газета была приобретена в собственность группой Милюкова (годом ранее она начала выходить как беспартийное, информационное издание, но не смогло завоевать популярности). С появлением Милюкова у издания оформилось “политическое лицо”, и вскоре “Последние новости” превратились в “большую”, солидную газету европейского уровня. Как свидетельствуют документы бухгалтерии “Последних новостей”, в первое время Милюков вкладывал значительные личные средства в развитие газеты. Либеральные “Последние новости” считались самым читаемым печатным органом эмиграции. В газете публиковались И. А. Бунин, А. М. Ремизов, Б. К. Зайцев,

М. А. Алданов, М. И. Цветаева, В. В. Набоков, З. Н. Гиппиус, А. Н. Бенуа… Как и в “Речи”, каждый номер открывался передовицей Милюкова - они были незаменимым пропагандистским орудием в его политической борьбе.

В эмиграции Милюков продолжал много писать. Заметным явлением стала двухтомная работа “Россия на переломе”, посвященная гражданской войне и начальному периоду большевистского режима. Вернувшись после долгого перерыва к научной деятельности, Милюков основательно переработал “Очерки по истории русской культуры” (первый том “распух” почти в два раза). “Юбилейное” издание “Очерков…” вышло в Париже в 1936 году - спустя 40 лет после публикации первого тома. Множество статей было написано Милюковым для Британской энциклопедии. Вынужденный постоянно думать о зарабатывании денег на жизнь, Павел Николаевич часто выступал с платными лекциями по русской истории во многих странах Европы, в университетах США.

В 1935 году скончалась Анна Сергеевна. Впервые друзья видели Милюкова буквально убитым горем. Но не напрасно и раньше у Павла Николаевича была репутация человека с железной выдержкой и самообладанием (его называли даже “каменным котом”!). Спустя несколько месяцев Милюков женился на Нине Васильевне Лавровой. С “молоденькой миловидной дамой” он познакомился еще в 1912 году на вокзале, ожидая поезд. Мимолетная встреча переросла в продолжавшиеся более двух десятилетий близкие отношения. Объединяло их и общее увлечение музыкой - Лаврова оказалась “прекрасной музыкантшей, обладавшей не только блестящей техникой, но и тонким музыкальным вкусом, развитым серьезной консерваторской школой”. Из своей маленькой, скромно обставленной квартирки Милюков переехал в просторную, ухоженную квартиру на бульваре Монпарнас. Несмотря на внешнюю “буржуазность” нового жилища, он сохранил привычную для себя обстановку кабинета - стены сплошь заставлены книжными полками, кресла завалены грудами газет, на рабочем столе бесчисленные бумаги, рукописи, письма. И здесь же, на краешке стола, Милюков предпочитал наскоро обедать. Бытовая сторона жизни, не слишком волновавшая Павла Николаевича в России, в изгнании играла для него еще меньшую роль - она исчерпывалась сохранением привычного кабинетного микромира.

Оставшись в 1940 году в свободной от немецкой оккупации части Франции, Милюков сначала жил в Виши, затем - в Монпелье, а весной 1941 года переехал в Экс-ле-Бэн - маленький городок на границе со Швейцарией. Павел Николаевич не хотел уезжать в США, куда его приглашали, - он верил в близкую победу над фашистской Германией, мечтал, что сможет вскоре возродить “Последние новости”. Милюков начал писать воспоминания, которые так и не успел завершить. Он внимательно следил за военными действиями на Восточном фронте и желал успеха советским войскам. Огромную радость принесла победа под Сталинградом. Тогда Милюков написал свою последнюю статью - “Правда о большевизме”, в которой прямо заявил о солидарности с советским режимом. Милюков был убежден, что для поколений, сформировавшихся в России уже в условиях послереволюционной действительности, коммунистический режим в полной мере органичен, близок и понятен.

Дон-Аминадо, фельетонист “Последних новостей”, вспоминал о встрече с Милюковым в 1942 году, в дешевеньком номере “Международной гостиницы” в Экс-ле-Бэн:

“Милюков и болел, и умирал, как тургеневский Базаров, любимый его герой.

Никогда не жаловался, ни о чем не просил, никого не затруднял, не тревожил.

Не откажите в пустяке, согласитесь быть моим душеприказчиком…

Отказываться было нельзя. Нотариус требовал душеприказчика на месте, остальные были в Париже и в Лондоне.

Пришлось согласиться. Павел Николаевич был искренне доволен, благодарил и крепким базаровским рукопожатием подчеркнул свою трогательную признательность.

Встречались мы с ним часто, почти в течение года с лишним, и закат его был высокий, ясный, Олимпийский…

П. Н. сидел в кресле, укутав ноги пледом, и долго смотрел на карту Европы, висевшую напротив, на стене.

Карта была утыкана разноцветными бумажными флажками, точно определявшими линию русского фронта.

Глядите, наши наступают с двух сторон и продвигаются вперед почти безостановочно…

Глаза его светились каким-то особым необычным блеском.

Он сразу оживлялся и повторял с явным, подчеркнутым удовлетворением:

Наш фронт… наша армия… наши войска…

В устах этого старого непримиримого ненавистника большевиков слово - наши - приобретало иной, возвышенный смысл.

В самые тяжкие и, казалось, безнадежные моменты он ни на один миг не переставал верить в победу союзников, в победу русского оружия.

До окончательного триумфа он так и не дожил”31.

в Экс-ле-Бэн. По окончании войны сын Николай перевез его прах в Париж, где он снова оказался вместе с Анной Сергеевной - в семейном склепе на кладбище Батиньоль.

1 Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991, с. 37-38. Далее цитаты из этого произведения приводятся с указанием номеров страниц в тексте.

2 Перегудова З. И. Департамент полиции и П. Н. Милюков. // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000, с. 416.

3 Думова Н. Г. П. Н. Милюков. // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 269-270.

4 Подробнее см.: Эммонс Т. “Запоздалость” или “Своеобразие”? Проблема русского исторического процесса у П. Н. Милюкова. // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат,

с. 33-61; Медушевский А. Н. Неолиберальная концепция конституционных кризисов

в России. // Там же, с. 100-103.

5 Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Лондон, 2000, с. 408, 412.

6 Маклаков В. А. Первая Государственная дума. Воспоминания современника. 27 апреля - 8 июля 1906 г. М., 2006, с. 9, 15-17.

7 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч., с. 409-410.

8 Гессен И. В. П. Н. Милюков как журналист. // П. Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. 1859-1929. Париж , с. 195.

9 Государственная Дума. Четвертый Созыв. Стенографические отчеты. Сессия III. Пг., 1915, стб. 51-52.

10 Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет. // Архив русской революции. Т. 22. Берлин, 1937, с. 328-329.

11 Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия IV. Пг., 1915, стб. 92.

12 Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия V. Пг., 1917, стб. 1344.

13 Милюков П. Н. История Второй русской революции. М., 2001, с. 35.

14 РГИА. Ф. 1278. Оп. 5. Д. 446. Л. 269.

15 Прогрессивный блок в 1915-1917 гг. // Красный архив. 1933. Т. 1 (56), с. 83, 90, 106 и др.

16 Оболенский В. А. Моя жизнь, мои современники. Paris, 1988, p. 502.

17 Падение царского режима. Т. VI. М.-Л., 1926, с. 343-345.

18 Гессен И. В. В двух веках… с. 347.

19 Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. (Заговоры перед революцией 1917 г.) Париж, 1979, с. 80.

20 Великие дни Российской Революции. Февраль 27 и 28-го, март 1, 2, 3 и 4-го 1917. Пг., 1917, с. 15.

21 Алданов М. А. Третье марта. // П. Н. Милюков: Сборник материалов… с. 33.

22 Буржуазия и помещики в 1917 году. М.-Л., 1932, с. 9.

23 ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 765. Л. 379.

24 Александр Иванович Гучков рассказывает… М., 1993, с. 63, 107.

25 Тыркова-Вильямс А. В. Из воспоминаний о 1917 годе. // Грани. 1983. № 130, с. 128-129.

26 Милюков П. Н. Почему и зачем мы воюем? Пг., 1917, с. 48-49, 57-58.

27 Милюков П. Н. Россия в плену у Циммервальда. М., 1917, с. 29.

28 См., например: Толковник политических слов и политических деятелей. Пг., 1917,

29 Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. // Вопросы истории. 1991. № 7-8, с. 142-143.

30 Милюков П. Н. Три платформы Республиканско-Демократических Объединений. (1922-24 гг.). Paris, 1925, p. 7-50; Подробнее см.: Александров С. А. Лидер российских кадетов

П. Н. Милюков в эмиграции. М., 1996.

31 Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути. М., 1991, с. 293-295.

Павел Николаевич Милюков (1859–1943)родился в Москве в дворянской семье, получил прекрасное образование. Будучи студентом Московского университета, особенно интересовался крестьянским вопросом во времена от Екатерины II до Николая I и освобождением крестьян при Александре II.
В 1886 г. Милюков приступил к написанию магистерской диссертации на тему: «Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого». Основной мыслью Милюкова был тезис, что европеизация России была не продуктом заимствования, а неизбежным результатом внутренней эволюции, одинаковой в России и Европе, но запоздавшей в России по историческим условиям. Личность Петра при этом отодвигалась на второй план. Огромный архивный материал позволил П. Н. Милюкову раскрыть связь петровских реформ в области государственного устройства с податной и финансовой системой, с деятельностью административных органов. Но, выступая против крайних оценок Петра I, П. Н. Милюков сводил значение деятельности Петра к роли регистратора событий, лишенного сознательных и целесообразных стремлений.

Главный исторический труд Милюкова – «Очерки по истории русской культуры» (1896–1903). В первом выпуске изложены «общие понятия» об истории, ее задачах и методах научного познания, определены теоретические подходы автора к анализу исторического материала, содержатся очерки о населении, экономическом, государственном и социальном строе. Во втором и третьем выпусках рассматривается культура России – роль церкви, веры, школы, различных идеологических течений. В «Очерках» показана большая роль государства в формировании русского общества. Милюков утверждал, что Россия, несмотря на свои особенности, шла европейским путем развития. Также он привел свои доводы относительно приспособляемости русского «национального типа» к заимствованным общественным институтам.

Полагая, что «существует ряд основных закономерных эволюций разных сторон социальной жизни», Милюков не считал возможным объяснять исторический процесс развитием производства или «духовным началом». Он стремился рассматривать единую историю как ряд взаимосвязанных, но разных историй: политической, военной, культурной и т. д.

Основным историографическим трудом Милюкова стала книга «Главные течения русской исторической мысли», представлявшая собой переработанный и дополненный курс университетских лекций. В книге содержится анализ эволюции русской исторической науки XVII – первой трети XIX века.

Историографическую концепцию Милюкова характеризует стремление связать прошлое и настоящее исторической науки. На широком историографическом материале Милюков рассматривает проблему исторической закономерности. Так, сравнивая задачи историков XVIII в. с задачами современной ему историографии, Милюков пишет, что их конечной целью является рассказ, для историка XIX в. – социологический закон. Работы Милюкова проникнуты пафосом поиска исторической закономерности. Он настойчиво проводит мысль о недостаточности смешения закономерности как явления более высокого порядка с простой целесообразностью. Применительно к конкретным явлениям Милюков говорит о наличии внутренних закономерностей духовного развития русского общества. Его исторические труды характеризуют процесс развития русской исторической мысли как закономерный. Он считал ошибочным построение схемы исторического развития по стадиям человеческого прогресса, поскольку эти стадии – древняя, средняя и новая – каждый народ проходит в разное время. Отрицал гегелевские принципы познания – тезис, антитезис и синтез, их качественные превращения.

Отношение Милюкова к марксизму было сложным. Признавая роль экономического фактора, Милюков не принимал социально-политическую сторону марксизма, его политические выводы. Также он обвинял марксистов в том, что мессианизм старого народничества они заменили другой мессианской программой: торжество крестьянской общины – мировым торжеством пролетариата. Признание соответствия экономических и социальных процессов характеру всей общественной жизни в разных странах следует считать важной методологической основой исторической концепции Милюкова. Однако недооценка им органического развития в России вызвала абсолютизацию отсталости России, что определило и абсолютизацию в действии государства.

С начала первой русской революции он окунается в политическую жизнь и отходит от науки. Участвует в деятельности партии кадетов. Был депутатом всех четырех Государственных Дум, членом Временного правительства. Жизнь Милюкова двоилась между политикой и наукой. После октябрьской революции 1917 г. и гражданской войны жил в Париже. В 1932–33 гг. здесь по его инициативе была издана на французском языке трехтомная «История России» – авторитетный коллективный труд, в котором и сам Милюков принял участие.

Главные достижения Милюкова были в научной области. Его ранний труд о петровской реформе и «Спорные вопросы финансовой истории Московского государства» до сих пор не утратили значения. Его «Очерки по истории русской культуры» до нашего времени являются для широких кругов читателей ценным введением в историю русской мысли и общественности.

Источник - Википедия
Павел Николаевич Милюков
Дата рождения: 15 (27) января 1859
Место рождения: Москва, Российская империя
Дата смерти: 31 марта 1943 (84 года)
Место смерти: Экс-ле-Бен, Французское государство
Гражданство: Российская империя
Образование: историк
Партия: Конституционно-демократическая партия

Павел Николаевич Милюков (15 (27) января 1859, Москва, Российская империя - 31 марта 1943, Экс-ле-Бен, Французское государство) - русский политический деятель, историк и публицист. Лидер (Партии народной свободы, кадетской партии). Министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году.

Отец - Николай Павлович Милюков (1826-1878/79) , архитектор, выходец из дворянского рода, восходящего к участнику Куликовской битвы Семёну Мелику (Милюку).
Мать - Мария Аркадьевна, урождённая Султанова.
Жена - первая: Анна Сергеевна (1861-1935, Париж), урождённая Смирнова, дочь ректора Московской духовной академии С. К. Смирнова. Вторая (с 1935): Нина (Антонина) Васильевна, урождённая Григорьева (в первом браке Лаврова), (1881-1959 или 1960).
Дети: Николай (1889-1957) , Сергей (1894-1915) (погиб в 1915 году на фронте), Наталья (1898-1921) .
Двоюродный брат - архитектор Николай Султанов.

Образование

Окончил 1-ю Московскую гимназию . Летом 1877 года во время Русско-турецкой войны 1877-1878 находился в Закавказье в качестве казначея войскового хозяйства, а затем уполномоченного московского санитарного отряда.
Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1882; исключался за участие в студенческой сходке в 1881 году, восстановлен в следующем году). В университете был учеником В. О. Ключевского и П. Г. Виноградова. В студенческие годы после смерти отца, чтобы обеспечить семью, давал частные уроки. Был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию.
Магистр русской истории (1892; тема диссертации: «Государственное хозяйство России первой четверти XVIII века и реформы Петра Великого»). Докторскую диссертацию не защищал (существует версия, что это было результатом отказа присудить ему сразу докторскую степень за магистерскую диссертацию - за это выступали многие члены учёного совета, но против выступил В. О. Ключевский, после чего отношения между ним и Милюковым были испорчены).
Историк

С начала 1890-х - член Общества истории и древностей российских, Московского археологического общества. Общества естествознания, географии и археологии. Вел просветительскую деятельность в Московском комитете грамотности, в Комиссии по самообразованию.
В своей магистерской диссертации «Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого» раскрыл связь петровских реформ в области государственного устройства с податной и финансовой системами, а также деятельностью административных органов. Выступая против крайних оценок Петра I как главного реформатора, Милюков утверждал, что его реформы являются выражением логики внутреннего развития России, а также высказал мысль о том, что реформы Петра I были процессом спонтанным, подготовленным ходом времени, а не запланированным изначально. Утверждал, что сфера влияния Петра была весьма ограниченной; реформы разрабатывались коллективно, а конечные цели преобразований осознавались царем лишь частично, да и то опосредованно ближайшим окружением. Эта работа впоследствии была удостоена премии им. С. Соловьева.
Главный исторический труд Милюкова - «Очерки по истории русской культуры». В первом выпуске изложены «общие понятия» об истории, её задачах и методах научного познания, определены теоретические подходы автора к анализу исторического материала, содержатся очерки о населении, экономическом, государственном и социальном строе. Во втором и третьем выпусках рассматривается культура России - роль церкви, веры, школы, различных идеологических течений.
В «Очерках» показал большую роль государства в формировании русского общества, утверждая, что Россия, несмотря на свои особенности, шла европейским путем развития, а также привёл свои доводы относительно приспособляемости русского «национального типа» к заимствованным общественным институтам. Полагая, что «существует ряд основных закономерных эволюций разных сторон социальной жизни», Милюков не считал возможным объяснять исторический процесс развитием производства или «духовным началом». Он стремился рассматривать единую историю как ряд взаимосвязанных, но разных историй: политической, военной, культурной и т. д.
Основным историографическим трудом Милюкова стала книга «Главные течения русской исторической мысли», представлявшая собой переработанный и дополненный курс университетских лекций. В книге содержится анализ эволюции русской исторической науки XVII - первой трети XIX века.
По словам историка Венедикта Мякотина,
Первое, что бросается в глаза всякому, кто следил за научным путем П. Н. и, в частности, за его трудами по русской истории, это необыкновенная широта его научных интересов. Археология, этнография, лингвистика, история хозяйства, социального быта, политических учреждений и политической мысли, история культуры в тесном смысле этого слова, история церкви, школы и науки, литературы, искусства, философии - все это привлекало внимание Милюкова и останавливало на себе его пытливый взгляд исследователя, все эти далеко стоящие один от другого ряды явлений подвергал он своему анализу. И, надо прибавить, во всех этих областях он являлся не случайным гостем, а хозяином, всюду охватывал все, что сделано было исторической наукой до него, и стоял на высоте современных её достижений.
- П.Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. 1859-1929. Париж. С.39-40.
В 1886-1895 годах Милюков - приват-доцент Московского университета, одновременно преподавал в гимназии и на Высших женских курсах.
18 марта 1895 года за «намеки на общие чаяния свободы и осуждение самодержавия», которые содержались в лекции, прочитанной в Нижнем Новгороде, был отстранён департаментом полиции от преподавания в Московском университете в связи с «крайней политической неблагонадёжностью». Следствие, проведённое «по всем правилам искусства» товарищем прокурора Московского окружного суда А. А. Лопухиным, закончилось, по словам Милюкова, «обычным решением, когда состава преступления не находили: административной высылкой». Ему запретили преподавать в других учебных заведениях и сослали в Рязань , где он участвовал в археологических раскопках и начал работу над «Очерками по истории русской культуры».
В 1897 году был приглашён в Софийское высшее училище для чтения лекций по истории и выехал в Болгарию, но уже в 1898 году по требованию русского посланника Г. П. Бахметева его отстранили от преподавания. Участвовал в археологической экспедиции в Македонии, где был открыт некрополь гальштатского типа, публиковал «Письма с дороги» в «Русских Ведомостях» (1897-1899).
Политический деятель
В 1899 году вернулся в Россию, в 1901 году за оппозиционную деятельность несколько месяцев провёл в тюрьме. Публиковал статьи в оппозиционном эмигрантском издании «Освобождение», стал одним из признанных идеологов российского либерализма. В 1903 году, и в 1904-1905 годах посещал Соединённые Штаты Америки , где читал лекции в Чикагском университете (1903, 1904-1905), а также в Бостоне в Lowell Institute (1904). В сентябре 1904 принял участие в Парижской конференции российских оппозиционных и революционных партий. В 1905, получив известия о «кровавом воскресенье» 9 января 1905, вернулся в Россию. В мае - августе 1905 был председателем Союза союзов - объединения профессиональных организаций, находившихся в оппозиции к правительству.
Лидер кадетской партии
В октябре 1905 стал одним из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), с марта 1907 года - председатель Центрального комитета этой партии. Был признанным лидером кадетов, во время дискуссий между членами партии обычно занимал центристские позиции. Член ЦК кадетской партии А. В. Тыркова писала: «В партии было много незаурядных людей. Милюков поднялся над ними, стал лидером прежде всего потому, что крепко хотел быть лидером. В нем было редкое для русского общественного деятеля сосредоточенное честолюбие. Для политика это хорошая черта». Являлся одним из авторов программы партии, считал, что Россия должна быть «конституционной и парламентской монархией». Был одним из редакторов партийной газеты «Речь», автором большинства её передовых статей.
После роспуска I Государственной думы в 1906 году - один из авторов «Выборгского воззвания», в котором содержался призыв к гражданскому неповиновению. Однако, так как он не был избран депутатом, то воззвание не подписал и в результате получил возможность продолжать политическую деятельность (все «подписанты» были осуждены к тюремному заключению и потеряли право избираться в Думу).
В 1907-1917 годах - член III и IV Государственных Дум. Руководил работой кадетской фракции, которая позиционировала себя как «оппозиция Его Величества» (а не «Его Величеству»). Много выступал в Думе по внешнеполитическим вопросам, в том числе по ситуации на Балканах. Тяжело переживал так называемый «скандал Бухлау» и поражение России в ходе Боснийского кризиса 1908-1909 годов , а затем активно содействовал отставке виновного в этом провале министра иностранных дел Извольского. Критиковал также и внутриполитический курс правительства.
После начала Первой мировой войны - сторонник «войны до победного конца» (получил прозвище «Милюков-Дарданелльский» - за требования передать России после войны контроль над проливами Босфор и Дарданеллы), в 1914-1915 годах считал возможным соглашение с правительством на патриотической основе. С 1915, после поражений русской армии, вновь в решительной оппозиции правительству, которое считал неспособным обеспечить победу в войне.
По воспоминаниям А. Т. Васильева, перед революцией «Милюков, которому особо покровительствовал английский посол Бьюкенен, часто проводил вечера в английском посольстве. Если английское министерство иностранных дел когда-нибудь разрешит публикацию документов из своих архивов, это по-новому и не особенно благоприятно осветит „патриотизм“ Милюкова».
Глупость или измена?
1 ноября 1916 года Милюков с трибуны Четвёртой Государственной думы произнёс знаменитую обличительную речь, в которой он обвинил императрицу Александру Фёдоровну и премьер-министра России Бориса Штюрмера в подготовке сепаратного мира с Германией. Обвинения в государственной измене Милюков «обосновал» заметками в немецких газетах, рефреном выступления были слова «Что это, глупость или измена?». Эта во многом популистская речь нашла горячий отклик в политических кругах и косвенно ускорила Февральскую революцию 1917 года.
Павел Милюков: «Я вам называл этих людей - Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это та придворная партия, победою которой, по словам „Нейе Фрейе Прессе“, было назначение Штюрмера: „Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы“».
На заседании Государственной Думы Милюков был назван клеветником.
Павел Милюков: «Я не чувствителен к выражениям г. Замысловского» (голоса слева: «Браво, браво»).
Позже в эмигрантской прессе консервативной направленности появились утверждения, что Милюков сознательно использовал клевету с целью подготовки к государственному перевороту, о чём впоследствии сожалел; в частности, был опубликован следующий отрывок из письма:
Павел Милюков (из письма к неизвестному. Возможно, апокриф): «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования».

Министр иностранных дел

После отречения Николая II в результате Февральской революции был членом Временного комитета Государственной думы, выступал за сохранение в стране конституционной монархии, однако большинство лидеров «Прогрессивного блока» высказались против.
В первом составе Временного правительства (март-май 1917) был министром иностранных дел. Одним из первых распоряжений Милюкова на посту было распоряжение посольствам оказывать помощь возвращению в Россию эмигрантов-революционеров.
Выступал за выполнение Россией своих обязательств перед союзниками по Антанте и, следовательно, за продолжение войны до победного конца. Его нота с изложением этой позиции, отправленная союзникам 18 апреля, вызвала негодование левой части политического спектра - большевики и их союзники устроили демонстрации в столице. Воспользовавшись возникшим кризисом, оппоненты Милюкова в правительстве, в частности, Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский добились создания коалиционного кабинета министров с социалистами, в котором Милюкову был отведён второстепенный пост министра народного просвещения. Отказался от этой должности и вышел из состава правительства.
Продолжил политическую деятельность в качестве лидера кадетской партии, поддерживал Корниловское движение (после поражения Корниловского выступления был вынужден уехать из Петрограда в Крым), резко негативно отнёсся к приходу к власти большевиков, был последовательным сторонником вооружённой борьбы с ними.
Гражданская война
Был избран в Учредительное собрание , но в его деятельности не участвовал, так как уехал на Дон, присоединившись к Алексеевской организации , по прибытии на Дон генералов Корнилова, Деникина, Маркова преобразованной в Добровольческую армию . В январе 1918 года входил в состав «Донского гражданского совета», созданного при Добровольческой армии генерала Л. Г. Корнилова, для которой написал декларацию.
Затем переехал в Киев, где в мае 1918 года начал переговоры с германским командованием, которое рассматривал в качестве потенциального союзника в борьбе с большевиками. Поскольку переговоры не были поддержаны большинством кадетов, он сложил с себя обязанности председателя ЦК партии (позднее он признал переговоры ошибочными).

Деятельность в эмиграции

В ноябре 1918 выехал в Турцию, а оттуда - в Западную Европу, чтобы добиться от союзников поддержки Белого движения. Жил в Англии, с 1920 года - во Франции, где возглавлял Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте. Разработал «новую тактику», направленную на внутреннее преодоление большевизма, отвергавшую как продолжение вооружённой борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Считал необходимым союз с социалистами на основе признания республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. Против «новой тактики» выступили многие коллеги Милюкова по партии - в результате в июне 1921 года он вышел из неё, став одним из лидеров Парижской демократической группы Партии народной свободы (с 1924 года - Республиканско-демократическое объединение). Подвергался нападкам со стороны монархистов за участие в организации революции, и 28 марта 1922 года пытались убить (тогда Милюков остался жив, но погиб известный деятель кадетской партии В. Д. Набоков)
С 27 апреля 1921 по 11 июня 1940 года редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости» - одно из наиболее значимых печатных изданий русской эмиграции. В эмиграции занимался историческими исследованиями, опубликовал «Историю второй русской революции», труды «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», начал писать «Воспоминания», оставшиеся незавершёнными. Продолжал критически относиться к большевикам, но поддерживал имперскую внешнюю политику И. В. Сталина - в частности, одобрял войну с Финляндией, заявив: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию». В канун Второй мировой войны утверждал, что «в случае войны эмиграция должна быть безоговорочно на стороне своей родины».
Во время войны был решительным противником Германии , незадолго до смерти искренне радовался победе советских войск под Сталинградом. Умер в Экс-ле-Бен, похоронен на местном кладбище. В 1954 г., после истечения срока аренды могилы, прах был перенесен в Париж, на кладбище Батиньоль, где похоронен рядом с А. С. Милюковой.

Труды

Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого. - СПб., 1892 (второе издание - СПб, 1905).
Разложение славянофильства. Данилевский, Леонтьев. Вл. Соловьев. М., 1893.
Очерки по истории русской культуры (в 3 частях), СПб.: Издание журнала «Мир Божий», 1896-1903, Юбилейное издание Париж, 1930-1937; Гаага, 1964. (переиздание - М., 1992-1993).
Из истории русской интеллигенции. Сборник статей и этюдов. - СПб., 1902.
Милюков П. Н. Год борьбы. Публицистическая хроника 1905-1906. - СПб.: Тип. т-ва "Общественная польза", 1907. - 584 с.
Интеллигенция и историческая традиция // Интеллигенция в России. - СПб., 1910
Главные течения русской исторической мысли. - СПб., 1913
История второй русской революции. София, 1921-1924 Вып. 1-3. (Переиздание - М., 2001; Минск, 2002).
Национальный вопрос (происхождение национальностей и национального вопроса в России). Берлин, 1925.
Эмиграция на перепутье. Париж, 1926.
Россия на переломе: Большевистский период русской революции. Париж, 1927. Т. 1-2.
Воспоминания (1859-1917). В 2 т. Нью-Йорк, 1955 (переиздание - М., 1990, 2002).
Живой Пушкин. Париж, 1937 (переиздание - М., 1997).
Милюков П. Н. Три попытки (к истории руссского лже-конституционализма). - Париж: Франко-Русская Печать, 1921. - 82 с.
Очерки истории исторической науки. М., 2002.
Главные течения русской исторической мысли
Вооруженный мир и ограничение вооружении
Речь П. Н. Милюкова на заседании Государственной думы
О выезде из России Николая II 1
Война и вторая революция Пять дней революции (27 февраля - 3 марта)
Покушение П Н Шабельского-Борк и С Таборицкого на П Н Милюкова в Берлине
Древнейшая разрядная книга официальной редакции (до 1565 г.)
Верховники и шляхетство
Лекции по введению в курс русской истории
М. М. Винавер и русская общественность начала XX века: Сб. ст. П. Н. Милюкова, В. А. Маклакова, кн. В. А. Оболенского [и др.]
Тим 3-4/1-31
Республика или монархия?
Почему и зачем мы воюем?: (война, её происхождение, цели и последствия)
Три попытки: к истории рус. лже-конституционализма
Непроизнесенная речь: Ст. чл. Гос. думы от г. Петербурга П. Н. Милюкова
Официальные и частные редакции древнейшей разрядной книги
Русская историография: Лекции, чит. пр.-доц. П. Н. Милюковым в 1-м полугодии 1886/7 ак. г. в Моск. ун-те
Где был город Бездеж?
VIII Археологический съезд в Москве
Спорные вопросы финансовой истории Московского государства: Рец. на соч. А. С. Лаппо-Данилевского: Организация прямого обложения в Московском государстве
Владельцы населенных имений в нескольких уездах Рязанской губернии по первой ревизии
Демократизм и вторая палата
«Исконные начала» и «требования жизни» в русском государственном строе
Как прошли выборы во 2-ю Государственную думу: Со вступ. ст. и заключ. проф. П. Н. Милюкова / Сост. Алексей Смирнов
Вторая дума: Публицист. хроника 1907 г. : 2-е продолж. сб. «Год борьбы»
К финляндскому вопросу: Ст. по поводу речи чл. Гос. думы П. Н. Милюкова 13 мая 1908 г. при рассмотрении запросов по Финлянд. упр. / Э. Н. Берендтс
Третья государственная дума и деятельность в ней фракции Народной свободы: (По докл. С.-Петерб. деп. П. Н. Милюкова собр. избирателей на Васильев. острове и Петерб. стороне)
Балканский кризис и политика А. П. Извольского: С прил. 2 карт и пересмотр. в 1909 г. текста турец. конституции
1) Последняя речь П. Н. Милюкова в заседании Государственной думы 1 ноября 1916 года: (Стеногр. отчеты стр. 35-48)
Речь П. Н. Милюкова, произнесенная в заседании Гос. Думы 1-го ноября 1916 года Москва: Нар. право, 1917
Россия в плену у Циммервальда: Две речи / П. Н. Милюков; Партия народной свободы
Энциклопедия русской православной культуры

Депутат III и IV Государственной Думы. Один из основателей кадетской партии, член ЦК, в 1907 (март-октябрь) и в 1916 (с февраля) - председатель ЦК кадетской партии. Председатель фракции кадетов в Государственной Думе. Министр иностранных дел Временного правительства.

Угол Сивцева Вражка и Староконюшенного переулка (фото начала 20 века)

Павел Николаевич Милюков - потомственный дворянин, родился в Москве в семье архитектора. Жили Милюковы на Арбате в Староконюшенном переулке. Павел окончил Первую Московскую гимназию в Сивцевом Вражке, выпускники которой славились высоким уровнем интеллектуального развития. С ранней юности его привлекала гуманитарная область знаний, он интересовался творчеством античных авторов, классической музыкой, писал стихи.

По окончании гимназии П.Н. Милюков вместе со своим товарищем, князем П.Д. Долгоруковым добровольцем отправился на Русско-турецкую войну. Служил он, правда, не в боевых частях, а в качестве казначея войскового хозяйства, а затем - уполномоченным московского санитарного отряда в Закавказье. И все же за свое военное прошлое получил со временем от друзей шуточное прозвище Милюков-Дарданелльский.

Шарж "Милюков-Дарданелльский"

По возвращении в Москву П.Н. Милюков поступил на историко-филологический факультет Московского университета. В 1879 году после смерти отца, Николая Павловича Милюкова, семья оказалась на грани разорения, и Милюков вынужден был за копейки давать уроки, чтобы как-то обеспечить мать.

В университете проявился интерес Милюкова к политической деятельности. Он стал принимать активное участие в студенческих сходках. В 1881 году «за политику» он оказался в Бутырской тюрьме под арестом. Арест продлился всего несколько часов, но из университета Милюкова исключили. Завершить образование и получить диплом он смог только год спустя.

Как историк П.Милюков находился под сильным влиянием выдающихся ученых В.О. Ключевского и П.Г. Виноградова. По окончании университета в 1882 году он остается при исторической кафедре работать над магистерской диссертацией. В конце 1890 года в журнале Министерства народного просвещения началась публикация его магистерской диссертации «Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII века и реформа Петра Великого». В 1892 году она вышла отдельным 600-страничным изданием, в котором тщательно анализировался обширнейший архивный материал. Первый труд молодого историка был удостоен премии имени С.М. Соловьева, заставил говорить о нем как о серьезном исследователе.

Московский университет

В том же 1892 году диссертация была представлена к защите. Профессора Московского университета высоко оценили работу молодого коллеги, на Ученом совете обсуждалось даже предложение о присвоении Милюкову сразу докторской степени. Однако В.О. Ключевский выступил против, считая это преждевременным. Отношения между учителем и учеником оказались навсегда испорчены. А ведь их связывала большая дружба.

Леонид Пастернак. На лекции профессора Ключевского (фото картины из Википедии)

Именно в доме В.О. Ключевского Милюков познакомился со своей будущей женой Анной Сергеевной Смирновой, дочерью ректора Троице-Сергиевой Духовной академии. В семье Павла Николаевича и Анны Сергеевны родилось трое детей - сыновья Николай и Сергей и дочь Наталья.

В студенческих кругах П.Н. Милюков пользовался большим уважением. Известный политик, историк и публицист А. Кизеветтер, бывший учеником Милюкова, вспоминал: «… Лекции Милюкова производили на тех студентов, которые уже готовились посвятить себя изучению русской истории, сильное впечатление именно тем, что перед нами был лектор, вводивший нас в текущую работу своей лаборатории, и кипучесть этой исследовательской работы заражала и одушевляла внимательных слушателей. Лектор был молод и еще далеко не был искушен в публичных выступлениях всякого рода. Даже небольшая аудитория специального состава волновала его, и не раз во время лекции его лицо вспыхивало густым румянцем. А нам это было симпатично. Молодой лектор сумел сблизиться с нами, и скоро мы стали посещать его на дому. Эти посещения были не только приятны по непринужденности завязывавшихся отношений, но и весьма поучительны. Тут же воочию развертывалась перед нами картина кипучей работы ученого, с головой ушедшего в свою науку. Его скромная квартира походила на лавочку букиниста. Там нельзя было сделать ни одного движения, не задев за какую-нибудь книгу. Письменный стол был завален всевозможными специальными изданиями и документами. В этой обстановке мы просиживали вечера за приятными и интересными беседами».

Александр Александрович Кизеветтер

Милюков преподавал в Московском университете два года, но в 1895 году был уволен и отправлен в ссылку. Причиной наказания послужило увлечение политикой - направившись в 1894 году в Нижний Новгород читать просветительские лекции по истории русского общественного движения со времен Екатерины II , П.Н. Милюков позволил себе во время выступлений смелые высказывания о необходимости государственного переустройства России. Содержание лекций вызвало резкое недовольство властей. Присутствовавший на них нижегородский вице-губернатор Чайковский лишился за это своей должности. На Милюкова поступил донос о его связях с организаторами I студенческого съезда, и по распоряжению министра народного просвещения Делянова вольнодумствующий приват-доцент был отлучен от университета и от Москвы . За «дурное влияние на молодежь» и чтение антиправительственных лекций перед аудиторией, которая (как было сказано в официальном акте) не могла «критически отнестись» к их содержанию, Милюкова в административном порядке выслали в Рязань.

После окончания срока рязанской ссылки Милюкова, не отказавшегося полностью от политической деятельности поставили перед выбором: либо ссылка в Уфу, либо высылка за границу. В это время Павел Николаевич получил приглашение из Болгарии − ему предлагали заменить скончавшегося в 1895 году профессора М.П. Драгоманова в должности заведующего кафедрой истории Софийского университета. Это было почетное и многообещающее предложение, и Милюков весной 1897 года отправился в Болгарию.

В Софии им были написаны работы по истории болгарской конституции и сербско-болгарских отношений. «Болгарский период» оказался плодотворным, но длился недолго. Ему пришлось покинуть Софию по нелепому и почти анекдотическим поводу. 6 декабря 1898 года (по ст. ст.), в день именин Николая II, Милюков в числе других российских подданных, находившихся в болгарской столице, присутствовал на молебне во здравие царя, но не явился вечером на торжественный прием к русскому послу в Софии Бахметьеву. Этот непочтительный поступок вызвал сильнейшее раздражение, и болгарскому правительству было предъявлено требование уволить Милюкова из Софийского университета.

Софийский университет в начале 20 века

Однако два года, проведенных в Болгарии, Милюков не просто преподавал, но и занимался фундаментальным изучением истории и культуры южных славян. В России его позже признавали одним из крупнейших специалистов по Балканскому вопросу. В 1899 году истек срок заграничной высылки Милюкова. Ему было разрешено вернуться на родину.

Приехав в Россию в 1900 году, П.Н. Милюков снова занялся политикой и сблизился с группой публицистов, объединившихся вокруг оппозиционного народнического журнала «Русское богатство», - Н.К. Михайловским, В.А. Мякотиным, А.В. Пошехоновым. На одном из политических собраний Павел Николаевич снова открыто высказал антиправительственные суждения, из-за чего был подвергнут аресту и около шести месяцев провел в тюрьме. Находясь в заключении, он получил письмо от своего друга − американского миллионера Чарльза Крэйна с предложением летом 1903 года приехать в США для чтения лекций.

Выйдя летом 1901 года на свободу, Милюков, заслуживший репутацию «отпетого оппозиционера», был ограничен в правах - ему было запрещено проживать в столице. Пришлось, в ожидании решения о своей дальнейшей судьбе, поселиться на станции Удельная близ Петербурга. Представители демократической интеллигенции в начале 1900-х годов много говорили о необходимости создания либерального журнала, который намечалось издавать в Штутгарте. Милюков получил предложение стать главным редактором этого журнала, получившего название «Освобождение». Принять на себя такую ответственность Павел Николаевич не рискнул, но все же стал сотрудничать с журналом и даже написал программную статью «От русских конституционалистов» для первого номера.

Между тем власти вновь предоставили Милюкову право выбора: или трехгодичная ссылка в восточные губернии без права возвращения в столицу, или еще шесть месяцев тюрьмы. Он выбрал тюремное заключение, но попросил разрешения перед этим съездить в Англию, чтобы усовершенствовать свой английский для предстоящих лекций в США. Разрешение было дано (тем не менее, Милюков продолжал считать представителей власти сатрапами и палачами).

Лондон. Пиккадилли, начало 20 века

В Англии Милюков познакомился со своим главным − в недалеком будущем − политическим противником. «Ленин присматривался тогда ко мне, - писал он в мемуарах, − как к возможному временному (скорее «кратковременному») попутчику − по пути от «буржуазной» революции к социалистической. По его вызову я виделся с ним в Лондоне в его убогой келье».

Вернувшись из Англии, Павел Николаевич, по собственным словам, "захватил из дома подушку" и отправился в «Кресты». В тот день было воскресенье, и в тюрьме его не приняли. «Я вернулся к семье, в Удельную, − пишет он, − и, уже лучше оснащенный, в сопровождении жены, совершил на следующее утро свое путешествие в тюрьму. На этот раз келья была приготовлена». В тюрьме Милюкову были созданы условия для работы и он написал первый выпуск третьей части «Очерков по истории русской культуры».
Друзья Павла Николаевича сразу же принялись хлопотать о его освобождении, и в результате его заключение не продлилось и трех месяцев ...

Милюков в кругу семьи

Продолжение следует.

МИЛЮКОВ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ (1859 - 1943)

П.Н. Милюков

Павел Николаевич Милюков родился 15(27) января 1859 г. в Москве, в семье небогатого архитектора, выходца из дворян, Николая Павловича Милюкова, и его жены Марии Аркадьевны, происходившей из дворянской семьи Султановых. Он был старшим из двух родившихся в браке детей. Его ранним обучением занималась мать. П.Н. Милюков вспоминал: «Отец, занятый своими делами, вообще не обращал внимания на детей и не занимался нашим воспитанием. Руководила нами мать...»

Образование он получил в 1-й Московской гимназии, расположенной на Сивцевом Вражке. Уже тогда сфера его интересов лежала в гуманитарной области: его привлекали античные авторы, классическая музыка, он начал писать стихи.

По окончании гимназии, летом 1877 г., вместе с П.Д. Долгоруковым П.Н. Милюков добровольцем участвовал в Русско-турецкой войне 1877 - 1978 гг. в качестве казначея войскового хозяйства, а затем уполномоченного московского санитарного отряда в Закавказье.

В 1877 г. он поступил на Историко-филологический факультет Московского университета. В 1879 г., после смерти отца, семья Милюковых оказалась на грани разорения. Чтобы обеспечить достойное существование матери (младший брат Алексей к тому времени с семьей не жил), он вынужден был давать частные уроки.

В университете проявился и первый интерес П.Н. Милюкова к политической деятельности. Он начал принимать участие в студенческих сходках. В 1881 г. за участие в одной из них он оказался на несколько часов в камере Бутырской тюрьмы и был исключен из университета, в который смог вернуться лишь год спустя.

Хотя при поступлении в университет П.Н. Милюков выбрал Историкофилологический факультет, интерес к истории пришел лишь благодаря влиянию выдающихся профессоров П.Г. Виноградова и В.О. Ключевского, которые появились в его жизни как «настоящие светила учености и таланта». Лекции и семинары В. О. Ключевского привили ему Милюкову любовь к истории родной страны, исследованием которой он и решил заниматься по окончании университета в 1882 г. Для этой цели он остался при кафедре работать над магистерской диссертацией.

В 1892 г. диссертация была представлена к защите, а в 1896 г. опубликована под названием «Государственное хозяйство России первой четверти ХУШ века и реформы Петра Великого». Известность П.Н. Милюкову принес оригинальный взгляд на ход преобразований: он первый высказал мысль о том, что реформы Петра I были процессом спонтанным, подготовленным ходом времени, а не запланированным изначально.

Работу, проделанную молодым исследователем, профессура университета оценила по достоинству, едва не приняв решения о присвоении П.Н. Милюкову сразу докторской степени. Человеком, выступившим против и склонившим на свою сторону Ученый совет, был В.О. Ключевский. Учитель так и не смог смириться с быстрым успехом талантливого ученика, что навсегда испортило их отношения.

В конце 80-х гг. произошли перемены в личной жизни П.Н. Милюкова: он женился на Анне Сергеевной Смирновой, дочери ректора Троице-Сергиевой академии С.К. Смирнова, с которой познакомился в доме В.О. Ключевского. Подобно своему мужу, всю жизнь увлекавшемуся игрой на скрипке, Анна Сергеевна любила музыку: по отзывам окружающих, она была талантливой пианисткой. У них родилось трое детей: в 1889 г. - сын Николай, в 1895 г. - сын Сергей, младшим ребенком в семье была единственная дочь Наталья.

П.Н. Милюков два года преподавал в Московском университете, но в 1895 г. был уволен. Принимая участие в чтении просветительских лекций в провинции, в одной из них он указал на необходимость развития российской гражданственности, из-за чего и был сослан в Рязань.

Ссылка дала П.Н. Милюкову возможность углубленно заняться археологией, а также начать писать свой главный исторический труд - «Очерки по истории русской культуры». В нем он показал на большую роль государства в формировании русского общества, утверждая, что Россия, несмотря на свои особенности, шла европейским путем развития, а также привел свои доводы относительно приспособляемости русского «национального типа» к заимствованным общественным институтам.

Весной 1897 г., получив приглашение из Софии, П.Н. Милюков уехал в Болгарию. Два года, проведенные в Болгарии и Македонии, он занимался

преподавательской деятельностью. За это время он успел изучить историю и культуру южных славян настолько, что впоследствии справедливо считался крупнейшим в России специалистом по Балканскому вопросу.

Вернувшись в Россию в 1900 г., П.Н. Милюков на одном из общественных собраний высказал оппозиционные правительству суждения, из-за чего около шести месяцев провел в тюрьме. Выйдя на свободу летом 1901 г., он, заслуживший репутацию оппозиционера, получил предложение редактировать либеральное издание «Освобождение», от которого отказался. Но когда журнал начал выходить, он стал сотрудничать в нем. Для «Освобождения» он написал первую программную статью - «От русских конституционалистов» (1902 г.). Сотрудничество в журнале продолжалось до 1905 г.

В 1903 г. П.Н. Милюков отправился в Соединенные Штаты Америки для чтения лекций, и вернулся на родину в 1905 г., узнав о революции в России. С апреля 1905 г. он находился в Москве. Постепенно освоившись в новой политической обстановке, он осознал необходимость общественных преобразований. Осуществление перемен П.Н. Милюков считал возможным лишь при условии «мирного соглашения либералов и революционеров», к осуществлению которого стремился в «Союзе союзов», где занимал пост председателя в мае - августе 1905 г. Его политические воззрения привлекли внимание общественности и объединили вокруг него значительное число сторонников: ведь к 1905 г. он приобрел репутацию «отпетого революционера». Единомышленники создали Партию народной свободы (Конституционно-демократическую), в составлении проекта программы которой он принимал активное участие.

П.Н. Милюков вошел в историю как бессменный лидер партии, став в марте 1907 г. председателем ее ЦК. Он разрабатывал тактическую линию кадетов на всех этапах существования партии, был одним из лучших партийных публицистов и ораторов. По своим взглядам внутри партии он всегда занимал центристские позиции. И.В. Гессен в своих воспоминаниях утверждает, что политику партии «в основном» определял один человек - П.Н. Милюков, причем влияние его было настолько сильным, что только благодаря ему партия не отражала «интересы определенной общественной группы».

О причинах безоговорочного лидерства П.Н. Милюкова в Конституционнодемократической партии писала член ЦК Партии Народной свободы А.В. Тыркова-Вильямс: «В партии было много незаурядных людей. Милюков поднялся над ними, стал лидером прежде всего потому, что крепко хотел быть лидером. В нем было редкое для русского общественного деятеля сосредоточенное честолюбие. Для политика это хорошая черта».

Его отношение к деятельности Конституционно-демократической партии - почти фанатично: он был настолько поглощен ею, что проявлял интерес к людям лишь в той степени, в какой они принимали участие в общем деле. Из общения он старался вынести то, что лучше отражало общественное мнение или «атмосферу»

внутри его партии. Холодность и равнодушие к людям стали главной причиной того, что П.Н. Милюков был и всегда оставался великолепным теоретиком либерализма и посредственным практическим политиком, не способным понять чаяний различных слоев населения страны.

Все годы функционирования Государственной думы П.Н. Милюков оставался идейным вдохновителем и главой кадетской фракции, несмотря на то, что в состав I и II Думы не вошел из-за имущественного ценза.

Летом 1906 г. П.Н. Милюков принял участие в составлении «Выборгского воззвания». Утром 9 июля, едва узнав о том, что готовится манифест о роспуске Думы, П.Н. Милюков, не теряя ни минуты, «сел на велосипед и около 7 часов утра объехал квартиры членов Центрального комитета (Конституционно -демократической партии), пригласив их собраться немедленно». ЦК партии в полном составе отправился в Выборг, где вместе с депутатами Думы, не согласными с решением правительства, участвовал в составлении воззвания к населению о пассивном сопротивлении роспуску.

В 1906 г. начал издаваться официальный печатный орган Конституционнодемократической партии - газета «Речь», одним из редакторов которой стал П.Н. Милюков. На ее страницах он публиковал свои многочисленные публицистические заметки, а также написал передовицы почти всех номеров, в которых освещал различные вопросы внутренней и внешней политики России.

3 июня 1907 г. правительство распустило II Думу, был издан новый избирательный закон. В результате выборов в III Думу П.Н. Милюков наконец вошел в ее состав. Несмотря на новые условия работы, тактика кадетской фракции сводилась к тому, чтобы активнее включиться в государственную деятельность через участие в работе Думы.

Разъезжая по стране во время предвыборной кампании П.Н. Милюков познакомился на вокзале с Ниной (Антониной) Васильевной Лавровой, впоследствии ставшей его второй женой. Характерно, что, подобно первой супруге лидера кадетов, Н.В. Лаврова обладала прекрасным музыкальным слухом и играла на фортепиано.

В III Думе П.Н. Милюков стал главным экспертом по внешнеполитическим вопросам, которыми занимался и в IV Думе, а также выступал по различным проблемам от имени фракции. Интересно, что в одной из своих речей он употребил по отношению к А.И. Гучкову, по собственным словам, «довольно сильное выражение», «хотя и вполне парламентарное», за что был вызван лидером октябристов на дуэль (которая, впрочем, так и не состоялась).

В первый период работы IV Думы, продолжавшийся со дня ее открытия 15 ноября 1912 г. до начала Первой мировой войны, фракция кадетов во главе с П.Н. Милюковым заостряла внимание на вопросах общеполитического значения, а

также на «критике поведения правительства во внутренней жизни России, проводимой в форме запросов».

На проходившем 23 - 25 марта 1914 г. съезде Конституционно-демократической партии П.Н. Милюковым была предложена тактика «изоляции правительства», получившая поддержку большинства делегатов. Это означало узаконение открытой конфронтации кадетов с властью, что получило отражение в резких по форме выступлениях представителей партии в Думе и в периодической печати.

Первая мировая война сначала внесла коррективы в тактику кадетов. П.Н. Милюков стал сторонником идеи о прекращении внутриполитической борьбы до победы, ради которой оппозиционные силы должны поддержать правительство. Он рассматривал войну как возможность усилить внешнеполитическое влияние государства, связанное с укреплением позиций на Балканах и включением в состав Российской империи проливов Босфор и Дарданеллы, за что получил прозвище «Милюков-Дарданелльский».

Но «священное единение» с правительством продолжалось недолго: экономический кризис в стране, поражения армии и внутриполитическая нестабильность привели к тому, что в Думе начала формироваться сильная оппозиция правительству, в августе 1915 г. объединившаяся в Прогрессивный блок. П.Н. Милюков был организатором и одним из лидеров блока, считавшим, что Россия сможет победить в войне только при замене существующего правительства министерством, пользующимся доверием страны.

В конце 1915 г. П. Н. Милюков пережил глубокую личную трагедию: во время отступления от Бреста был убит его второй сын Сергей, ушедший на войну добровольцем в 1914 г.

1916 г. - пик деятельности Прогрессивного блока. В этом году во главе русского правительства оказался Б.В. Штюрмер, сосредоточивший в своих руках три ключевые должности Кабинета министров, ставленник императрицы Александры Федоровны и Г.Е. Распутина, а потому крайне непопулярный в рядах оппозиции. Закономерно, что отставка Б.В. Штюрмера стала одной из главных задач блока. Важным шагом к ее осуществлению стала знаменитая думская речь П.Н. Милюкова от 1 ноября 1916 г., получившая в историографии условное название «Глупость или измена?» на основе повторявшегося в ней рефрена. Построив свою речь на неизвестных в России сведениях, собранных им во время поездки за границу летом - осенью 1916 г., П.Н. Милюков использовал их как доказательства недееспособности и злонамеренности Б.В. Штюрмера, упомянув в связи с этим даже имя императрицы Александры Федоровны. Благодаря использованию неизвестных в России сведений речь стала очень популярной в стране, из-за чего в среде эмигрантов, уже в 20-е гг., она часто воспринималась как «штурмовой сигнал» к революции.

После Февральской революции П.Н. Милюков принимал участие в формировании

Временного правительства, в состав которого вошел как министр иностранных дел. После отречения Николая II пытался добиться сохранения в России монархии до созыва Учредительного собрания.

На министерском посту начался закат политической карьеры П.Н. Милюкова: война была непопулярна в народе, а он 18 апреля 1917 г. отправил союзникам ноту, в которой изложил свою внешнеполитическую доктрину: война до победного конца. В этом проявился главный недостаток П.Н. Милюкова-политика, стоивший ему карьеры: будучи убежден в правоте своих взглядов и твердо уверен в необходимости осуществления программных установок своей партии, он невозмутимо шел к поставленным целям, не обращая внимания на внешние влияния, на реальную обстановку в стране, на умонастроения населения. Проявление недовольства и демонстрации в столице после ноты П.Н. Милюкова вызвали отставку министра 2 мая 1917 г.

Весной - осенью 1917 г. П.Н. Милюков участвовал в политической жизни России как председатель ЦК Конституционно-демократической партии, член постоянного бюро Государственного совещания и Предпарламента. В августе

1917 г. на Государственном совещании в Москве, по словам В. А. Оболенского, П.Н. Милюков «недвусмысленно давал понять, что в той фазе, в которую вступила революция, Временное правительство обречено и что спасти Россию от анархии может только военная диктатура». Таким образом, он поддержал предложения генерала Л.Г. Корнилова. Тогда же он активно выступал с призывами к русской общественности о необходимости борьбы с большевизмом.

Большевистский переворот П.Н. Милюков не принял и стал использовать все свое влияние для борьбы с советским режимом. Он выступал за вооруженную борьбу, для которой стремился создать единый фронт. После октября 1917 г. он уехал в Москву для организации сопротивления большевикам. В ноябре 1917 г. участвовал в совещании представителей Антанты о борьбе с большевизмом. Отправившись в Новочеркасск, он присоединился к добровольческой военной организации генерала М.В. Алексеева. В январе 1918 г. входил в состав «Донского гражданского совета», созданного при Добровольческой армии генерала Л.Г. Корнилова, для которой написал декларацию. Был избран в Учредительное собрание от города Петрограда.

В мае 1918 г., в Киеве, от имени конференции кадетской партии П.Н. Милюков начал переговоры с германским командованием о необходимости финансирования антибольшевистского движения. На этот шаг убежденный сторонник Антанты решился лишь потому, что видел в Германии единственную тогда реальную силу, способную противостоять большевикам. Поскольку переговоры не были поддержаны большинством кадетов, он сложил с себя обязанности председателя ЦК партии (позднее он признал переговоры ошибочными).

Зимой - весной 1918 г. участвовал в организации подпольно действовавшего в

Москве «Национального центра», был товарищем его председателя.

В это же время П.Н. Милюков возобновил свою деятельность в качестве историка: в 1919 г. в Киеве вышла «История второй русской революции», переизданная в 1921 г. в Софии. В этой работе автор предложил глубокий анализ причин и значения революции 1917 г.

В ноябре 1918 г. П.Н. Милюков выехал в Западную Европу, чтобы добиться от союзников поддержки антибольшевистских сил. Некоторое время жил в Англии, где редактировал еженедельник «The New Russia», выпускавшийся на английском языке русским эмигрантским Освободительным комитетом. Выступал в печати и публицистике от имени Белого движения. В 1920 г. опубликовал в Лондоне книгу «Большевизм: международная опасность». Однако поражения белых армий на фронте и консервативная политика белых вождей, не сумевшая обеспечить Белому движению широкой народной поддержки, изменили его взгляды на способы избавления России от большевизма. После эвакуации войск генерала П.Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920 г. он признал, что «Россия не может быть освобождена вопреки воле народа».

В эти же годы П. Н. Милюков получил из Советской России трагическое известие о смерти от дизентерии дочери Натальи.

В 1920 г. П.Н. Милюков переехал в Париж, где возглавил Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте.

Подводя итоги антибольшевистской борьбы в 1917 - 1920 гг., он разработал «новую тактику», с тезисами которой выступил в мае 1920 г. на заседании Парижского комитета кадетов. «Новая тактика» в отношении Советской России, направленная на внутреннее преодоление большевизма, отвергала как продолжение вооруженной борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Вместо этого предусматривалось признание республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. П.Н. Милюков считал необходимым совместно с социалистами выработать широкий план в земельном и национальном вопросах, в сфере государственного строительства. Ожидалось, что эта платформа получит поддержку демократических сил внутри России и вдохновит их на борьбу против большевистской власти.

П.Н. Милюков планировал также создание Национального комитета как органа, объединяющего близкие к кадетам круги эмиграции. Основой коалиции он считал соглашение с эсерами. Совместно с ними он участвовал в проведении совещания бывших членов Учредительного собрания, а также вошел в состав Исполнительной комиссии совещания.

Перемена мировоззрения поставила П.Н. Милюкова в оппозицию к большей

части русской эмиграции и сделала врагами многих кадетов, бывших его единомышленниками в России. В июне 1921 г. он вышел из партии и вместе с М.М. Винавером образовал Парижскую демократическую группу Партии народной свободы (в 1924 г. была преобразована в «Республиканско-демократическое объединение»).

Монархистами, обвинявшими П.Н. Милюкова в развязывании революции в России и во всех ее последствиях, было предпринято несколько попыток покушения на него. Даже в Париже, городе с относительно либерально настроенной эмигрантской колонией, ему приходилось жить на «полуконспиративной» квартире и «полускрываться», опасаясь их нападений. 28 марта 1922 г. в здании Берлинской филармонии в П.Н. Милюкова стреляли, но

В.Д. Набоков, известный кадет, закрыл собой бывшего лидера партии, по его мнению, «одного из самых замечательных русских людей», «человека огромных, почти неисчерпаемых знаний», в результате чего сам был убит.

В эмиграции П. Н. Милюков много писал и издавался: вышли его труды «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», были начаты «Воспоминания», так и оставшиеся незавершенными.

В период с 27 апреля 1921 г. по 11 июня 1940 г. П.Н. Милюков редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости». В ней много места уделялось новостям из Советской России. Начиная с 1921 г. П.Н. Милюков находил в России признаки возрождения и демократизации, которые, по его мнению, шли вопреки политике советского правительства.

Постепенно русский национализм и боязнь фашизма заставили П.Н. Милюкова пересмотреть свои взгляды на некоторые направления политики И.В. Сталина. Так, в 30-е гг. он стал положительно оценивать внешнюю политику большевиков за ее имперский характер. Например, он одобрял войну с Финляндией, рассуждая: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию».

В 1935 г. умерла А.С. Милюкова. В том же году П.Н. Милюков женился на Н.В. Лавровой.

В условиях Второй мировой войны П.Н. Милюков безоговорочно был на стороне СССР, рассматривая Германию как агрессора. Он искренне радовался Сталинградской победе, оценивая ее как перелом в пользу СССР.

31 марта 1943 г., в возрасте 84 лет, П.Н. Милюков умер в Экс-ле-Бен, не дожив до победы, но до последних минут жизни оставаясь истинным патриотом родной страны. Он был похоронен на временном участке на кладбище в Экс-ле-Бен. Вскоре после окончания войны единственный из оставшихся в живых детей П.Н. Милюкова, его старший сын Николай, перевез гроб отца в Париж, в семейный склеп на кладбище Батильон, где ранее была похоронена А.С. Милюкова.

Сочинения:

Милюков П.Н. История второй русской революции. Вып.1 - 3. Париж, 1921 - 1924. Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. Париж, 1926.

Милюков П.Н. Россия на переломе: Большевистский период русской революции. Т.1 - 2. Париж, 1927.

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Париж, 1937.

Милюков П.Н. Воспоминания (1859 - 1917). В 2 т. М., 1990.

Милюков П.Н. Живой Пушкин. М., 1997.

Воспоминания:

Гессен И.В. Годы изгнания: Жизненный отчет. Париж, 1979.

Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Париж, 1988.

Савич Н.В. Воспоминания. СПб., 1993.

Тыркова-Вильямс А.В. На путях к свободе. Лондон,1990.

Шульгин В.В. 1917 - 1919//Лица: Биографический альманах. М.;СПб., 1994. Ч.5.

Литература:

Александров С.А. Лидер российских кадетов П.Н. Милюков в эмиграции. М., 1996.

Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков // П.Н. Милюков. Воспоминания. М., 1990. Т.1. С.3-37.

Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: история и политика. М., 1992.

Думова Н.Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. М., 1993.

П.Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия, 1859 -1929. Париж, 1930.

Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции, 1919 - 1939. М., 1994.

Документы:

Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-5856 - Милюков Павел Николаевич.