А вы, друзья, как ни садитесь,
Все в музыканты не годитесь.
И.Крылов
Наверное, высшая награда для писателя - полное принятие его сочинений народом. До такой степени, что его литературные идеи, фразы, образы становятся поговорками и пословицами, что обычная разговорная речь обогащается за счет этих стилистических оборотов. Так было с А.Н.Островским, так было с В.С.Высоцким, так было и с Иваном Андреевичем Крыловым, которого в народе звали по-родственному - дедушкой.
Басня есть небольшой аллегорический рассказ, который имеет своей целью поучение. Название свое басня получила от слова "баять" - говорить, рассказывать. В каждой басне надо различать две стороны: аллегорический рассказ, или поэтическую сторону произведения, и нравоучение, или идею произведения, всегда имеющую отношение к человеческой жизни.
Современная басня постепенно выработалась из сказки о животных или так называемого животного эпоса, в которых животные представляются действующими, как люди, и имеющими свои характеристические черты: лиса - хитра, осел - глуп, волк - жаден, заяц - труслив.
Греческий баснописец Эзоп пользовался рассказами из жизни животных, чтобы примером или сравнением легче и нагляднее убедить людей в какой-нибудь истине. Римский поэт Федр переложил многие басни Эзопа латинскими стихами, другие же сам составил по образцу греческих, причем на первое место выдвинул нравоучение, которое в его баснях нередко было очень длинным.
В современной басне, созданной французским писателем Лафонтеном, наоборот, существенная часть басни - остроумный и занимательный рассказ, который сам по себе, независимо от вывода, способен заинтересовать читателя. Нравоучения как отдельной части в современной басне иногда совсем не бывает, да оно и не нужно: нравоучение само по себе вытекает из рассказа. Действующими лицами в баснях Лафонтена являются не только животные, но и предметы неодушевленные и даже человек. Многие из его басен не только дают нравоучение, но и осмеивают пороки и недостатки, то есть являются сатирами в аллегорической форме.
Про Крылова можно с уверенностью сказать, что он довел искусство написания басни до совершенства. Уже в юности он сделал первые литературные пробы, потом писал для театра, выпускал сатирический журнал.
Писал Крылов и стихи. Его лирика отличалась от типичной для того времени, возвышенной лирики последователей Карамзина, более демократическим героем, вниманием к бытовым деталям и, что потом определило его дальнейшее творчество, - частой иронией, доведенной иногда до сарказма.
Первая книга басен принесла Крылову огромный успех. Он много печатался, работал в Петербургской публичной библиотеке, был милостиво принят царским двором.

А вы, друзья, как ни садитесь,
Все в музыканты не годитесь.
И.Крылов

Наверное, высшая награда для писателя - полное принятие его сочинений народом. До такой степени, что его литературные идеи, фразы, образы становятся поговорками и пословицами, что обычная разговорная речь обогащается за счет этих стилистических оборотов. Так было с А.Н.Островским, так было с В.С.Высоцким, так было и с Иваном Андреевичем Крыловым, которого в народе звали по-родственному - дедушкой.
Басня есть небольшой аллегорический рассказ, который имеет своей целью поучение. Название свое басня получила от слова "баять" - говорить, рассказывать. В каждой басне надо различать две стороны: аллегорический рассказ, или поэтическую сторону произведения, и нравоучение, или идею произведения, всегда имеющую отношение к человеческой жизни.
Современная басня постепенно выработалась из сказки о животных или так называемого животного эпоса, в которых животные представляются действующими, как люди, и имеющими свои характеристические черты: лиса - хитра, осел - глуп, волк - жаден, заяц - труслив.
Греческий баснописец Эзоп пользовался рассказами из жизни животных, чтобы примером или сравнением легче и нагляднее убедить людей в какой-нибудь истине. Римский поэт Федр переложил многие басни Эзопа латинскими стихами, другие же сам составил по образцу греческих, причем на первое место выдвинул нравоучение, которое в его баснях нередко было очень длинным.
В современной басне, созданной французским писателем Лафонтеном, наоборот, существенная часть басни - остроумный и занимательный рассказ, который сам по себе, независимо от вывода, способен заинтересовать читателя. Нравоучения как отдельной части в современной басне иногда совсем не бывает, да оно и не нужно: нравоучение само по себе вытекает из рассказа. Действующими лицами в баснях Лафонтена являются не только животные, но и предметы неодушевленные и даже человек. Многие из его басен не только дают нравоучение, но и осмеивают пороки и недостатки, то есть являются сатирами в аллегорической форме.
Про Крылова можно с уверенностью сказать, что он довел искусство написания басни до совершенства. Уже в юности он сделал первые литературные пробы, потом писал для театра, выпускал сатирический журнал.
Писал Крылов и стихи. Его лирика отличалась от типичной для того времени, возвышенной лирики последователей Карамзина, более демократическим героем, вниманием к бытовым деталям и, что потом определило его дальнейшее творчество, - частой иронией, доведенной иногда до сарказма.
Первая книга басен принесла Крылову огромный успех. Он много печатался, работал в Петербургской публичной библиотеке, был милостиво принят царским двором.

21.11.2015 20:20

170 лет назад – 21 ноября 1844 – в Санкт-Петербурге умер Иван Андреевич Крылов. О самом знаменитом дедушке русской литературы рассказывает Арсений Замостьянов.

Такое прозвание, да чтобы на столетия – надо заслужить. Он по сегодня остаётся всероссийским литературным дедушкой. Хочется, чтобы и через сто лет школьники узнавали дедушку Крылова в лицо и знали его по имени-отчеству: Иван Андреевич.

Квартет («А вы, друзья, как ни садитесь…») и «Демьянова уха», «А Васька слушает, да ест» и «Сыр выпал, с ним была плутовка такова» – всё это частенько возникает в воображении и слетает с языка. На наше счастье! Более живых сюжетов в русской поэзии не найти, они – как искры мудрой иронии в повседневной речи. Культура языка – не в витиеватых построениях и уж, конечно, не в точной расстановке ударений. Вот если исчезнет, выйдет из употребления «демьянова уха» – речь обмелеет.

Отец Ивана Андреевича – небогатый дворянин – как и полагалось в послепетровские времена, служил в армии. Драгунский офицер, он отличился в годы борьбы с Пугачёвским движением. Сам Иван Андреевич в армию не попал. После смерти главы семьи Крыловы нуждались в копейке, жили – в нашем представлении – совсем не по-дворянски. Девятилетний Иван Крылов переписывал бумаги для чиновников, приносил в дом скромное, но необходимое жалование.

Так и начал службу на скромных должностях по канцелярской линии. О большой карьере не мечтал, не придавал значения кабинетной работе. В те годы Крылова увлекали простонародные забавы – и, конечно, литература. Он прослыл расторопным кулачным бойцом. Не только размахивал кулаками, но и прислушивался к народному говору, к остротам и прибауткам, ругательствам и бодрым кличам.

Он уже в ранней юности стремился создавать собственные миры на бумаге. Его увлекал театр, а себя Крылов видел драматургом, правителем сценического пространства. Первое известное нам сочинение Крылова – оперное либретто «Кофейница». Разумеется, в стихах. Оперное искусство в России только набирало ход. Первое либретто сравнительно незадолго до Крылова сочинил Александр Сумароков – ключевая личность в истории первоначального русского театра.

И вот – «Кофейница». Неопытный автор резво высмеивал замашки непросвещённой барыни и корыстолюбивой кофейницы. Считается, что Крылов пребывал под впечатлением от модного Александра Аблесимова, чья комическая опера «Мельник - колдун, обманщик и сват» в те годы потрясла обе столицы. Она состояла из народных песен, композитор Михаил Соколовский увлекался русским фольклором – это и привлекало Крылова.

Юный Иван Андреевич не без настойчивости предлагал своё сочинение издателям и артистам. Открытием его опера не стала, высоких оценок не снискала. Впрочем, добродушные рецензенты находили для юноши и слова поддержки.

Как и всякий молодой человек, он хотел попробовать себя в разных жанрах, в разных интонациях. Побывал и демиургом трагедии.

Свою трагедию «Клеопатра» Крылов принёс на суд к Ивану Дмитревскому – одному из первых русских актёров, который обладал и литературными талантами. Дмитревский не дал хода трагедии, но знакомство продолжилось.

И всё-таки душа лежала к насмешке, к иронии, к просторечиям, к разболтанной разговорной интонации, которая, по канонам классицизма, соответствовала лёгкому жанру, а не трагедии. Успех пришёл с комедией «Проказники». Крылов представил публике злую сатиру на королей тогдашнего русского театра – Княжнина и Сумарокова. Героя, который изображал Княжнина, он наделил говорящим именем – Рифмокрад. Княжнин, конечно, разобиделся.

В 1788-м Крылов опубликовал первые басни – в журнале «Утренние часы» – впрочем, историки литературы не могут утверждать категорично, что те басни принадлежат перу Крылова. Так или иначе, шумного и немедленного успеха не было. Главное – он искал интонацию, искал дух русской басни, который у Сумарокова только проглядывал. Заправским баснописцем Крылов станет только к началу нового века: зато уж проявит себя во всей красе.

В 1797-м Крылов согласится на комфортное, но отдалённое от литературной жизни существование в усадьбе князя С.Ф.Голицына – под Киевом. Там Иван Андреевич обучал детей князя, сочинял пьесы для домашнего театра, сам играл там главные роли. С воцарением императора Александра I влияние Голицына усилилось, он служил на заметных постах в Риге и Петербурге, а Крылов оставался его доверенным сотрудником.

Крылов прославился как драматург: «Пирог» и «Модная лавка» долго не сходили со сцены. Пошли в народ и басни. Он вольно переводил Лафонтена, но создавал и собственные сюжеты. Когда-то – ещё при матушке Екатерине – Крылов пытался издавать сатирический журнал «Почта духов», но по разным причинам многообещающее начинание быстро заглохло. Теперь он вернулся в литературу как мэтр, как всеми уважаемый сатирик.

В 1809 году вышел в свет первый сборник басен Крылова, принесший ему уже не известность, но прочную славу. Крылова ставят в один ряд с Державиным – как первых классиков русской поэзии. В 1811 году выходят «Новые басни Ивана Крылова», позже книги басен Крылова издаются и переиздаются регулярно.

В баснях Крылова поэты находили не только потеху, но и сырьё для неожиданных открытий. Все помнят, с чего начинается основное повествование в «Евгении Онегине» (основное, поскольку там ещё есть гениальное предисловие – «Не мысля гордый свет забавить…»). Многие знают, что Пушкин в этой строке иронически ссылается на Крылова, перифразирует его строку из басни, которая вроде бы не имеет никакого отношения к метаниям Онегина и Татьяны. У Крылова:

Осёл был самых честных правил:

Ни с хищностью, ни с кражей не знаком,

Не поживился он хозяйским ни листком…

Это из басни «Осёл и мужик». Ну, а у Пушкина на видном месте – незабываемое:

Мой дядя самых честных правил…

Здесь – не только озорство и смешение жанров. Не только литературная игра, которая придавала азарта автору романа в стихах. Басни Крылова открыли в русской поэзии быт, житейские мелочи, которые преподносятся без нажима, как в дружеской беседе. И в этом – ключ к интонации «Евгения Онегина». Пушкин отдаёт долг учителю в первой строке первой главы романа…

На заседаниях «Беседы любителей русской словесности» Крылов сошёлся с Шишковым и Державиным. Державин считал Крылова умнейшим человеком, отдавал должное его юмору. Правда, у него был другой любимый русский «басельник» – Иван Хемницер. Рано ушедший поэт, с которым Державин дружил.

Крылов откликался на события политической истории – подчас с гневом. С наибольшей силой это проявилось в 1812-м году, когда у России было два деда – фельдмаршал Кутузов и баснописец Крылов. Осенью, в разгар кампании 1812 года, в журнале «Сын отечества» выходят басни И.А.Крылова «Ворона и курица», «Волк на псарне», «Обоз», «Щука и Кот», посвящённые борьбе русской армии с наполеоновцами. Это не классические басни. Крылов приспособил жанр к новым задачам.

В басне «Ворона и курица» Крылов поддержал оставление Москвы – шаг небесспорный, связанный с неслыханной трагедией для Белокаменной, для всего русского народа. Крылов убеждён: это был шаг к победе:

Когда Смоленский Князь,
Противу дерзости искусством воружась,
Вандалам новым сеть поставил
И на погибель им Москву оставил:
Тогда все жители, и малый и большой,
Часа не тратя, собралися
И вон из стен Московских поднялися,
Как из улья пчелиный рой…

Ну, а «Волк на псарне» стал гимном сопротивлению. Сохранилось свидетельство: «Крылов, собственною рукою переписав басню, отдал ее жене Кутузова, которая отправила ее в своем письме. Кутузов прочитал басню после сраженья под Красным собравшимся вокруг него офицерам и при словах: «а я, приятель сед», снял свою белую фуражку и потряс наклоненною головою». Кутузов – человек начитанный – оценил отточенную простоту слога:

«Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Дедушка Крылов предчувствовал изгнание врага из нашенского овина, хотя после тарутинского сражения всякое могло случиться и многие по-прежнему верили в непобедимость Бонапартия. Крылов, подобно Шишкову, взялся за пропаганду. Офицеры быстро выучивали наизусть крыловские басни. Крылов не только прославлял подвиги армии, бывал и едким. Например, эти строки известны многим, вошли в поговорку:

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдет на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит.
Тот завсегда других упрямей и вздорней;
Он лучше дело все погубит
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.

Цитируя в сотый раз про «пирожника», мы забываем, что и эта басня родилась как отклик на события Отечественной войны 1812 года. Тут ведь знаменательная история: адмирал П.В.Чичагов не сумел разбить Наполеона при Березине. Французы переправились через реку, их император спасся. Адмирал оказался непутёвым командующим на суше, Крылов судил его немилосердно.

Крылов считали глубоким стариком, по тем временам он был долгожителем – как и Державин. Представители враждовавших литературных «партий» сходились на уважении к Ивану Андреевичу. Его уважали и литературные староверы, и карамзинисты, и появившиеся гораздо позже поэты пушкинского направления.

В старости маститого баснописца окружал почёт. Его читали, цитировали, афоризмы из басен обосновались в русской речи. О Крылове рассказывали анекдоты, в которых он представал комическим чревоугодником, съедавшим по тридцать толстенных блинов с икрой, после чего приступавшим к жаркому, а уж потом – к десерту под кофий с жирными сливками.

Немало судачили и о старческой неряшливости Крылова. Конечно, тут не обошлось без раблезианских преувеличений, хотя Крылов любил застолья и в последние годы поддавался ленце. Образ чудака-гурмана Крылов – артист по натуре – придумал сам и сжился с маской. Вечно полусонный, флегматичный на вид, он умел неожиданно поразить ловкой шуткой, мудрым речением.

Смерть Ивана Андреевича тоже окутана байками. Досужие измышления иногда повторяются и в наше время: объелся блинами, злоупотребил рябчиками в сметане… А умер он от воспаления лёгких и в последние часы вспоминал не о еде, а о баснях. По завещанию поэта, друзья вместе с приглашением на похороны получили экземпляр изданных им самим басен с надписью «Приношение. На память об Иване Андреевиче по его желанию».

На похоронах собрались не только литераторы и студенты. Сам генерал Алексей Орлов – преемник Бенкендорфа на посту шефа Третьего отделения – вызвался нести гроб баснописца, прочувствованно говорил о Крылове. У Ивана Андреевича было немало поклонников во властной элите.

Крылов создал мир русской басни. Да, он не единственный наш баснописец. До него и одновременно с Крыловым творили Александр Сумароков, Иван Хемницер, Иван Дмитриев. После – Демьян Бедный и Сергей Михалков. У каждого из них были заметные удачи, от каждого остались крылатые выражения.

Но Крылов остаётся владетельным князем этого жанра в русской литературе. Ведь он, несмотря на внешнюю сонливую вальяжность, успел населить нашу поэзию ослами и львами, Демьянами и мартышками, котами и поварами.

Слава Ивана Андреевича Крылова не оказалась мимолётной, как это бывает с модными драматургами и сезонными острословами. Уже в 1840-е выходят в свет очерки жизни и творчества Крылова. Его – одного из первых среди русских писателей – удостоят памятника в столице, в Летнем саду, аж в 1855-м.

Лукавый дедушка с гранитной высоты
Глядит, как резвятся вокруг него ребята,
И думает себе: «О милые ребята,
Какие ж, выросши, вы будете скоты!» –

Заметил известнейший острослов того времени, сатирик Пётр Шумахер. Грубовато? Но сам Крылов никогда не чурался острого словца, ни о чём не судил академично. Значит, зёрна проросли.

Памятник в Москве появится возле Патриарших в середине 1970-х. Он тоже постоянно окружён детьми. Он не умирал.

АРСЕНИЙ ЗАМОСТЬЯНОВ

http://www.pravmir.ru/dedushka-kryilov/

Люся и дедушка Крылов. Саша Черный детская проза читать

I

Люся легла в кроватку. На ночном столике аккуратно разложила свои любимые вещи: камушек с океана, безносую китайскую собачку и басни Крылова и, как всегда перед сном, стала думать о разных разностях... Днем ведь думать трудно: то школа, то уроки, то всякие домашние разговоры о дяде Вани, от которого ни шерсти, ни молока...

Какого им молока от дяди Вани нужно?.. Странная публика!

В тишине и темноте совсем-совсем другие мысли в голову приходят... Как приходят, - никто не знает. Думает, например, Люся о мышах. На каком языке разговаривают мыши? Есть ли у них под полом мышиное училище? И вдруг - чик! - мышь перепрыгнула на Северный полюс... А что, если бы на Северном полюсе поставить центральное отопление? Лед бы весь растаял, на теплой земле вырос бы Булонский лес, и можно было бы туда летать на аэроплане к эскимосам на дачу... Для белых медведей Люся решила оставить небольшой холодный уголок: они ведь тепла не любят... Ходила бы к ним в гости и кормила их с ложечки мороженым.

Потом стала думать о баснях. Как будто стихи и как будто не стихи. И всё разговоры, а в конце «мораль». Мораль - это, должно быть, выговор за плохое поведенье... «А я бы повару иному велел на стенке зарубить...» И почему-то одни строчки в сантиметр, а другие длинные-длинные, как дождевой червяк... Вот только «Стрекоза и Муравей» вся ровненькая...

По улице прокатил одинокий автомобиль, рявкнул басом: «Охрип! Охрип! Охрип!» - и умчался. Люся вздохнула, подложила под голову, чтоб мягче было спать, кулачок и уснула.

* * *

Кто это у кроватки раскашлялся? Люся открыла глаза да заодно и рот - удивительно! В комнате голубой молочный свет. Под табуреткой, в ногах постели колышется облако. На табуретке сидит добродушный грузный старик и ухмыляется... О! Да это же он... Конечно! Она ведь отлично помнит по картинке: вот так, совсем так сидит он на своем памятнике: в Летнем саду...

Девочка прислонилась к подушке, посмотрела на облако - расплылось! - и робко спросила:

Скажите, вы... дедушка Крылов?

Старик кивнул головой.

Это вы мне снитесь, да?

А, может быть, и не снюсь. Ты почем знаешь?

Нет, снитесь... Во-первых, сквозь вашу жилетку обои видно. А во-вторых, кто ж наяву на облаке в комнату приплывает? Да еще ночью... Консьержка бы вас с облаком ни за что не впустила. Она сырости очень не любит.

Ишь ты какая умная, Люся!

Откуда вы знаете, как меня зовут?

Догадался. Очень твое имя к тебе подходит: маленькая, беленькая, светлый чубик, на щеках ямочки. Люся, да и только.

Девочка рассмеялась.

А вас зовут Василий Андреевич! Я тоже знаю. Только уж вы позвольте, я вас буду дедушкой звать. К вам «Василий Андреевич» совсем не подходит. Вы не обидитесь?

Нет. У меня вас, внучат, - миллион и один. Стало быть - дедушкой и зови.

Спасибо, дедушка. Очень, я рада, что вы пришли. Очень! Только сядьте в креслице. Табуретка твердая, и я боюсь, чтобы вы не растаяли, как ваше облачко...

Дедушка Крылов осторожно ткнул себя пальцем под ребра и улыбнулся.

Ничего. С полчаса продержусь. А в креслице твое куда же мне, большому, влезть? Все равно что слона в твои башмачки обувать...

Ну, сидите на табуретке. Шоколадку хотите? У меня под вашими баснями всегда плиточка. Проснусь, пожую и опять усну. Мягкая, вы не бойтесь... Не хотите? Слушайте, дедушка, у меня много-премного вопросов. Взрослых я уже и не спрашиваю, они меня всегда на смех подымают, а сами ничего не понимают, вроде вашей мартышки, которая пенсне на хвост нанизывала. Очень мне ваши басни нравятся! Больше китайской собачки. Но вот только... Можно спросить?

Спрашивай.

Например, «Ворона и Лисица». Я была в парижском зоологическом саду, нарочно проверяла. Принесла с собой тартинку с сыром, сунула лисице в клетку, - а она не ест! Ни за что не хотела есть... Как же так? Чего же она к вороне лезла со своими комплиментами? «Ах, шейка!», «Ах, глазки!» Скажите, пожалуйста!..

Крылов огорченно крякнул и только руками развел.

Не ест, говоришь, сыру... Ишь ты? Я и не подумал. И у Лафонтена, который басни по-французски писал, тоже - сыр. Что же делать, Люся?

Очень просто, дедушка. Надо так: «Вороне где-то Бог послал кусочек мяса...» Поняли? Потом «Лисица и виноград»... Я и винограду с собой кисточку принесла в зоологический сад.

Не ест? - спросил с досадой дедушка.

В рот не берет! Как же у нее «глаза и зубы разгорелись?»

Что же делать-то, по-твоему?

Пусть, дедушка, цыплята сидят на высокой ветке. Лисица внизу прыгает и злится, а они ей нос показывают.

Ладно! Вот ведь какая шустрая девочка. Еще что? Спрашивай.

- «Лебедь, щука и рак». Вы, как думаете, дедушка, если бы они все вместе в одну сторону потянули, телега бы покатилась?

Гм... Как тебе сказать...

Ни за что бы не покатилась! Мы летом жили на даче у океана. И на дворе стояла телега мясника. Боря храбрый: привязал к телеге собаку, гуся и котенка... Стали мы их погонять, они все в одну сторону потянули, а телега ни с места. Вот вам и «мораль».

Дедушка обиделся.

Я, думал, Люся, что ты умная, а ты совсем еще козявка. Слона, что ли, мне запрягать...

Совсем я не козявка. Слона не надо. Можно иначе:

Однажды вол, медведь и лошадь
Везти с поклажей воз взялись...
- Ах ты, пуговка! - рассмеялся дедушка. - Еще что?

Что такое, дедушка, «воструха»?

А это такая непоседа, как ты.

Ах, Боже мой... Мишенька такой прекрасный и так подружился с пустынником. И вдруг воструха эта садится пустыннику на лоб, глупый Мишка сгреб в лапочки булыжник... Трах! И «череп врозь раздался»... дедушка, вы такой добрый! Нельзя ли так кончить, чтобы медведь промахнулся, а пустынник проснулся и читает ему мораль: «Ты, Мишка, с ума сошел! Кто ж муху со лба булыжником сгоняет? Возьми веточку и смахни...» А Мишка чтобы сконфузился и лизнул пустынника в нос.

Ну, что ж, пусть. Да ты бы, Люся, лучше сама басни и сочиняла. А то мне из-за тебя все басни перешивать придется.

Что вы, что вы! Какая же я после вас баснописица?.. Потом... про стрекозу и муравья. Муравей, по-моему, безжалостный грубиян. Что же такое, что стрекоза «лето целое пропела»? И соловьи поют, - не поступать же им в шоферы в самом деле... Почему он стрекозу прогнал и еще танцевать ее заставляет? Я тоже танцую, дедушка... и когда вырасту, буду такая же знаменитая, как Анна Павлова! Что ж тут плохого? Ненавижу вашего муравья!..

И танцуй, дружок, на здоровье. Я тоже муравья не совсем одобряю. И даже думаю, что когда он стрекозу прогнал - ему стало стыдно... Побежал он за ней, вернул, накормил и приютил у себя до весны...

В самом деле? - обрадовалась Люся. - Значит, и мораль тогда другая будет: «Бывают иногда муравьи, у которых доброе сердце». Вот хорошо!.. Осла, дедушка, тоже не надо уж так обижать. Почему он всегда в баснях круглый дурак? У нас на пляже ослик был такой умный, что хоть в капитаны его назначай... Детей катал осторожно-осторожно. Другой малыш с седла сползает, на боку повиснет, ослик сейчас же остановится и к вожаку голову обернет, - чего, мол, он зевает? Собака какая-нибудь глупая перед его мордой начнет плясать и лаять, ослик - нуль внимания, идет да идет...

Китайская собачка на столике вдруг подняла фарфоровую лапку и тонко-претонко залаяла:

Тяв-тяв! Странная девочка! Я из Китая. По-русски понимать только у тебя и научилась, когда ты мне басни Крылова вслух читала. Мне четыреста тридцать восемь лет, а тебе только семь... Тяв! Поэтому ты еще ничего не понимаешь. Лисица, говоришь, сыра и винограда не ест? А кукла твоя суп ест? Однако ты ее каждый день супом кормишь. В пушку ты божью коровку летом запрягала? Когда ты на Борины глупости вчера рассердилась, как ты его назвала? Еще тебе досталось за это... «Ослом» назвала. Ага!

Цыц! - строго сказал Крылов. - Ты чего к девочке пристала? Вот суну тебя в чайник с кипятком, будешь знать... Прощай, Люся, мне пора. В воскресенье опять приду, поболтаем. Может быть, к воскресенью у тебя опять сто вопросов будет...

Нет, дедушка, - ни одного вопроса! - жалобно крикнула Люся. - Не уходите, пожалуйста. Я же вам самого главного не сказала, как я ужасно-ужасно-ужасно вас люблю.

Дедушка Крылов встал, положил на голову Люси добрую мягкую ладонь - точно лебяжьим пушком погладил... Под ногами у него опять заклубилось облако... Голубой молочный свет погас.

* * *

Вздохнула Люся и раскрыла глаза. Вверху над железными ставнями солнечная полоска. Под окном на дудке заливается пастух: гонит стадо коз по парижской улице и зовет жильцов... Кому сладкого козьего молока в кружечку надоить?.. Собачка на столике лежит на боку и молчит.

Досадно Люсе ужасно, щеки маком горят. Как она могла, пусть даже во сне, так с Крыловым разговаривать? Конечно, китайская собачка умнее ее, и, конечно, она еще козявка... Только бы дедушка пришел, только бы пришел в воскресенье. Непременно она извинится и прочтет ему все любимые басни в лицах, как она еще никогда не читала. Сыр! Подумаешь... Да ведь она лисице совала в клетку простой французский сыр, а та, быть может, только швейцарский любит?

Раскрыла Люся басни и посмотрела на памятник. Нет, совсем он, дедушка Крылов, не сердитый. За что ж сердиться? Она только хотела узнать, да и то обо всем спросить не успела.

II

В воскресенье вечером Люся долго ворочалась в постели и не могла заснуть: увидит или не увидит она опять во сне дедушку Крылова? Ведь он обещал прийти в воскресенье снова. Неужели забудет? Положим, русских девочек и мальчиков немало. И таких, которые не станут к нему с расспросами приставать и басни критиковать. Вот он их во сне и будет навещать... по очереди. Ах, досада какая!

* * *

Но Люся ошиблась. Заснула - и вдруг кто-то ей в лицо дунул. Открыла глаза и расплылась: дедушка! Сидит на постели в персидском халате, на голове татарская шапочка колпачком, левым глазом ей подмигивает.

Здравствуй, девочка. Что смотришь! Не узнала?

Узнала! Какой у вас костюм интересный... Можно погладить?

Погладь.

Очень к вам идет. Точно вы большое кресло с персидскими узорчиками... А шапочку я такую непременно своему Мишке сделаю. Повернитесь, пожалуйста, в профиль! Хороша, теперь я запомнила... Дедушка, а я перед вами очень, очень виновата.

Это еще что за новости?

Во-первых, я в прошлый раз во сне ошиблась... Назвала вас Василием Андреевичем, а ведь вы... Иван Андреевич. Правда?

Ну, беда не велика. Давай-ка подумаем, почему ты ошиблась. Ты что днем читала, когда меня первый раз во сне видела?

- «Ундину», дедушка. Третий раз читаю и начитаться не могу.

Так. А кто «Ундину» написал, знаешь?

Жуковский. Поэт. Гладкое такое личико, как яйцо, и добрые глаза.

Знаю, знаю, как же. А как Жуковского звали?

Василий Андреевич!

Вот и ясно! Со мной говорила, а о нем думала. Огорчаться не стоит. Когда я в Петербурге жил... давно это было... тогда, когда еще ни твоего папы, ни мамы на свете не было, - изучал я древнегреческий язык. Однажды, после обеда, прилег я на диван. Голуби ко мне в форточку прилетали, пшеницу я для них на подносе всегда держал... Ходят голуби по ногам, воркуют тихонько, стонут. Я под их музыку и заснул. И увидел во сне старшего греческого бога Зевса. Будто он сидит на кафедре в белом купальном халате, строгий такой, и оранжевую молнию в руке держит. А я перед ним на скамеечке, оробел совсем, притих. Зевс меня и начал экзаменовать:

Как по-гречески «самовар»?

Молчу.

Гм. А «клюква» как?

Молчу.

Гм... Как «Демьянова уха»? Тоже не знаешь?

Молчу.

Насупил Зевс косматые брови, вынул из-за пазухи записную книжку и говорит:

Кол. А кол, дружок, это самая последняя отметка, хуже и быть не может... Как, говорит, твоя фамилия?

А я весь затрясся, зубами стучу, еле выговорил:

Иван Крылович Андреев.

Видишь, какие во сне промашки бывают... Рассердился старик, хлопнул своей молнией по кафедре. Дым, треск... и исчез. Просыпаюсь: голубь у меня на плече сидит и меня в пуговицу клювом долбит...

Люся всплеснула руками.

Ай, как страшно!.. Дедушка, расскажите мне про Петербург что-нибудь? Что вам в Петербурге больше всего нравилось?

Пожары. Что ж ты глаза вытаращила? Очень это красивая штука. Проскачет по Невскому ездовой-пожарный и в трубу трубит... Обоз за ним прогремит... Стекла так и звякнут. Я шляпу в руку и на улицу. Жил я в Публичной библиотеке вблизи Гостиного двора. Посмотрю на каланчу, сейчас же по сигнальным шарам соображу, в какой части горит. Сяду на дрожки и мчусь. Дом горит, народу на улице, как тараканов за печкой. Пожарные кони землю копытами роют, шеи - лебедями, трудно им на месте устоять. Лестницы, багры, дым из-под крыши в узлы свивается, каски блестят, брандмайор на всю площадь баском распоряжается. Очень интересно!

Постойте, дедушка. Я не понимаю. Какие кони? Какая каланча? Почему шары?

Как не понимаешь? Обоз кто привез? Кони. А на каланче (высокая башня такая над Думой) всегда дежурный пожарный ходит: чуть где пожар, сейчас же он тревогу подымет.

Ну... У нас в Париже совсем не так. Пожарные всегда на автомобилях выезжают.

На чем?

На ав-то-мо-би-лях.

Не понимаю.

Ах, дедушка, какой вы странный. Это такие самокатные экипажи. Внутри бензин... Пыхтит и едет, запах только очень скверный. А пожарный резиновую грушу нажимает: тяф-тяф-тяф! И все дают дорогу. Очень просто.

А лошади где?

Лошадей никаких нет. И каланчи у нас нет. Где загорится, по телефону дадут знать...

Что это ты какие слова выдумываешь...

Совсем не выдумываю. Не знаете телефона?! С одной стороны ящичек, с другой стороны ящичек, посередине проволока. Дзинь-дзинь! Алло! Кто говорит? Люся! - Что вам угодно? - У нас пожар. - Очень приятно, сейчас приедем... Вот и все... Есть и без проволоки. Ей-богу, дедушка. Из Парижа спрашивают: «Как ваше здоровье?» А из Нью-Йорка отвечают: «Спасибо, у меня насморк, чего и вам желаю!»...

Дедушка недоверчиво покачал головой.

Так вы, пожалуй, и про аэроплан не поверите?

Кушанье, что ли, французское?

Да нет же! Это такая машина с планочками, хвостом вертит, бензин чихает, - а она людей по воздуху перевозит. Через океан или через Монблан, - ей все равно...

Скажешь! Этак, по-твоему, и медведи по воздуху летают! Выдумщица какая!

И летают. Из Москвы недавно немец один в Берлин на аэроплане медвежонка привез... Вы, дедушка, и про кинематограф тоже ничего не знаете? Люди по полотну бегают и всякую чепуху представляют. То есть не люди, а фотографии такие... Быстро-быстро, как пауки по воде. Поезд подходит к мосту, жулик бросается в воду, за ним полицейский. Потом - фить! - гостиная, старичок фабрикант ломает руки: кто украл мою любимую картину? Фить! Жулик уже в Африке и подкрадывается к носорогу... Фить!.

Крылов огорченно вздохнул:

Постой, Люся. Запутала ты меня совсем. Фить да фить. Страусы у вас по потолкам еще не бегают?

Не бегают, дедушка.

И то слава Богу! В голове от твоих сказок звенит... А что за труба на столбе?

Это, дедушка, граммофон.

Ишь, ты слово какое. Что за штука такая? Кофе мелют, что ли?

Ах, какой вы смешной! Вот вы сейчас увидите, какой это... кофе...

Люся соскочила на пол, подбежала к граммофону, выбрала одну пластинку, пыхтя, завела с трудом пружину и лукаво посмотрела на дедушку.

И вдруг из трубы кто-то фыркнул, зашипел и простуженным голосом стал читать с чувством, с толком, с расстановкой:

«КВАРТЕТ»

Басня Крылова!

Проказница-мартышка,
осел,
козел,
да косолапый мишка
затеяли сыграть квартет...
Подошел дедушка к говорящей трубе, шапочку свою от волнения на затылок передвинул, прослушал до конца и крякнул.

История! А может быть, труба твоя и басни сама сочиняет?

Нет, дедушка, этого она еще не может. Теперь небось мне верите? Про автомобиль, телефон и аэроплан сочинила я вам? Хотите, по телефону пожарную команду вызовем? Я вам сейчас номер разыщу, а телефон у нас в передней висит.

Нет уж, спасибо. А китайского дракона ты тоже вызвать можешь?

Прошу над нашим драконом не насмехаться! - хрипло затявкала фарфоровая китайская собачка на столике.

Люся топнула на нее ногой и... проснулась. Вот горе! Почему же она дедушке Крылову ни одной басни не продекламировала. Ротозейка несчастная!..

Хрестоматийный «дедушка Крылов» в реальной жизни категорически не соответствовал своему почтенному имиджу. Анекдоты о нём ходили по всей России, и при этом Иван Андреевич был всеобщим любимцем. Ненавидел его лишь один-единственный человек - бунтарь Емельян Пугачёв. Он грозился повесить Крылова, когда тому было всего 5 лет!

«Дедушка Крылов»

Будущий баснописец в пятилетнем возрасте стал личным врагом Емелъяна Пугачёва!

Спустя годы из списка Пугачёва стало известно, что среди прочих его врагов числились капитан Андрей Крылов, защитник Яицкого городка от смутьянов, его жена и их сын Ваня, будущий наш баснописец. Пушкин, писавший о русском бунте, «бессмысленном и беспощадном», ещё в 1833 году попытался взять «показания» с очевидца. Но Крылов, сославшись на нездоровье, ответил лишь неопределённым мычанием. Тем не менее поэт увековечил героя войны Крылова-старшего и в «Истории Пугачёвского бунта», и в «Капитанской дочке» в образе капитана Миронова.

На балу у царицы

А Крылова-младшего Пушкин просто любил. В отличие от придворного стихотворца Василия Жуковского, который считал крыловские выражения «противными вкусу» и «грубыми», Пушкин первым назвал баснописца «истинно народным поэтом», а его «весёлое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» даже позаимствовал! В его «дяде самых честных правил» современники легко узнали крыловского персонажа («Осёл был самых честных правил» из басни «Осел и Мужик»). Кстати, известный острослов Пушкин об Иване Андреевиче не сочинил ни единой эпиграммы. Зато другие современники постарались на славу, особенно по поводу фантастического аппетита Крылова. По словам князя Петра Вяземского, баснописец легче пережил бы смерть близкого человека, чем пропущенный обед. Но Крылова шутки о переедании и чрезмерном весе совсем не трогали. Когда, например, на набережной Фонтанки какой-то студент при виде толстяка сказал друзьям: «Глядите-ка, туча идёт!», Крылов лишь бросил на ходу: «И лягушки заквакали».
А как-то на обеде у царицы Марии Фёдоровны в Павловске Крылов не пропускал ни одного блюда. Жуковский, сидевший рядом, шепнул: «Да откажись хоть раз, Иван Андреевич. Дай императрице возможность попотчевать тебя». «Ну а как не попотчует!» - проронил баснописец, не отрываясь от тарелки. Он утверждал, что с царских обедов «никогда сытым не бывал»: «Убранство, сервировка - одна краса. Сели - суп подают… Ей-богу, пять ложек всего набрал… Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет - только ножки и крылушки, на маленькие кусочки обкромленные… А сладкое! Стыдно сказать… Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел».
Приятелей Крылов выбирал по принципу: кто лучше накормит. Но, придя из гостей, устраивал у себя «настоящий» обед. Часто это бывали кастрюля кислой капусты и жбан кваса. В домах, где обедал баснописец, имелись для него спецкресла внушительных размеров: там после трапезы он мог вздремнуть часок-другой, и никто не смел ему мешать. Лишь однажды какой-то насмешник в окружении молодых офицеров принялся писателя тормошить: «Господин Крылов! Я поспорил с моими товарищами на бутылку шампанского, что добьюсь от вас хотя бы трёх внятных слов… Скажите нам что-нибудь!» Иван Андреевич открыл один глаз, затем второй и произнёс внятно: «Вы проиграли!», после чего вновь заснул. Даже в Императорской библиотеке, где работал почти 30 лет, он всегда устраивал «тихий час». А поскольку был Крылов всеобщим любимцем, начальство на жалобы посетителей не реагировало…

Маскарадный костюм

Равнодушие Крылова к собственному костюму и внешности тоже было притчей во языцех. Как-то Крылов явился в царский дворец в заляпанном кафтане, а сквозь дыру в сапоге зиял палец без носка! Подходит он к царской ручке, а вместо поцелуя чихает. Вроде как конфуз, но императрица лишь смеётся и жалует «мудрейшему из русских писателей» новый костюм и сапоги из оленьей кожи.
В другой раз Крылов собрался на придворный маскарад. За советом он обратился к супруге своего шефа по библиотеке Олёнина и в ответ услышал: «Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает». В этой семье старому холостяку сочувствовали, а к его чудачествам относились с улыбкой. Как, собственно, и большинство современников, правда, не все… Одних возмущала крыловская квартира, больше походившая «на берлогу медведя, чем на жилище порядочного человека» (слова профессора Петербургского университета А.В. Никитенко), а также «беспорядок и нечистота в комнатах» из-за привычки Ивана Андреевича кормить голубей прямо на полу гостиной. Других удивляла страсть Крылова к пожарам (на место городских возгораний он часто прибывал раньше огнеборцев, чтоб только поглазеть на пламя). А его любовь демонстрировать голое тело многих просто шокировала. Однажды Крылов в чём мать родила встал у окна своего дома и принялся играть на скрипке («концерт» прервал околоточный)…
Большинство анекдотов-былей стало известно из уст самого баснописца. «Представляете, господа, - так начинал обычно Крылов очередной рассказ за ломберным столом, - возвращаюсь вчера вечером домой. Иду себе спокойно… цигарку курю… Вдруг слышу: сзади кого-то бьют. Оборачиваюсь - меня…». Репутацию Крылова как самого известного флегматика России современники охотно поддержали. Например, картину над его диваном не обсуждал только ленивый. О самой живописи, правда, речи не шло, толковали лишь о тяжести рамы, шатком гвоздике и угрозе падения. Но Крылов неизменно отвечал доброхотам, что «угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию» и миновать его голову…
Лишних телодвижений Крылов и вправду не любил, только ничего общего с ленью это не имело. В юности он увлекался уличными боями «стенка на стенку», а уже в 20 лет был совладельцем книжной лавки, типографии и журнала «Почта духов» (позже - журналов «Зритель» и «Меркурий»). Писал пьесы, преподавал детям князя Голицына, работал библиотекарем… Там, кстати, имел место любопытный эпизод. Переводчик Гомера, Николай Гнедич как-то пожаловался, что «затрудняется в уразумении точного смысла одного стиха» «Илиады». Крылов тут же дал верный перевод с греческого. «Вы случайно затвердили этот стих, да и щеголяете им!» - воскликнул Гнедич и принялся открывать «Илиаду» наугад. Крылов легко переводил гекзаметр раз за разом. Тогда «в исступлении пламенной души своей» Гнедич бросился на шею Ивана Андреевича, убеждая того приняться за перевод «Одиссеи» профессионально. Но баснописец «особой охоты» к этому не проявил. Его главным делом были басни. Их за всю жизнь он написал более 200!

Внучка Наденька

После закрытия всех своих сатирических журналов (цензурой за вольность) Крылов отправился на промыслы картёжные. Несколько лет «ездил по ярмаркам, чтобы отыскивать партнёров», о чём говорил позже писателю Гречу. Немудрено, что известный петербургский шулер, увидев портрет писателя в каком-то почтенном месте, прямо-таки остолбенел: «Я ж его знаю. Он, кажется, пишет только мелом на зелёном сукне!». В результате своего «бизнес-тура» по российской глубинке баснописец обзавёлся капиталом в 110 тысяч рублей ассигнациями (около 14 миллионов рублей на наши сегодняшние деньги)!
В конце жизни Крылов получил чин статского советника и 6-тысячный пенсион. Безнадёжный холостяк к концу жизни приобрёл семью. Современники и раньше шептались, что дочь Саша у его кухарки Фени родилась от Ивана Андреевича. Когда же Феня умерла, Крылов выдал дочь замуж с богатым приданым. В старости, уже не таясь от мнений света, жил в семье Саши с её мужем и дочкой. Как вспоминали современники, «девочка по имени Наденька особенно утешала его». «Пушкин посетил Крылова за день или за два до своей дуэли с Дантесом. Он был особенно, как-то даже искусственно весел… играл с… Надеждой, нянчил её, напевал песенки» (публицист Л.Н. Трефолев). Перед смертью Крылов завещал своё имущество и права на издание басен «в полное распоряжение и вечное владение своего зятя К.С. Савельева».
Крылов скончался в 75 лет от воспаления лёгких. Он стал первым русским писателем, кому «памятник воздвиг» буквально сам народ, собрав деньги по подписке на монумент скульптора Петра Клодта. Что и было главным знаком любви россиян к своему баснописцу…