Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Стихи Фета приводили Льва Толстого в восторг: «И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?» Нельзя не почувствовать в его восклицании душевного волнения, вызванного поэтическим талантом Фета и знакомого каждому, кто хоть однажды соприкоснулся с фетовской музой. Примечательно, что это высказывание созвучно эстетическому сознанию самого поэта. «Мы всегда стояли и будем стоять,-- писал Фет,-- не только за всякую смелость, но даже дерзость в деле художеств, лишь бы эта дерзость безвкусно и бессмысленно не выходила за пределы искусства». В словах Толстого, помимо восхищения, сквозит еще и искреннее недоумение: облик «добродушного толстого офицера» действительно не очень-то согласовывается с представлением о «лирической дерзости». В этом смысле, однако, русская поэзия и вообще русская литература -- явление поистине уникальное. Сочетание жизненных и поэтических судеб русских писателей нередко парадоксально. Вспомним Пушкина -- камер-юнкера двора его императорского величества--«солнце русской поэзии»; Лермонтова -- гвардейского поручика и скорбного мятежного лирика; Тютчева -- чиновника-дипломата и цензора, в чьем творчестве утонченность слилась с «духа мощным господством»; Иннокентия Анненского -- ревностного директора гимназии и знаменитого предтечу русских символистов. А сам Лев Толстой? -- граф, без которого не было бы подлинного мужика в литературе. Афанасий Фет -- из их числа.

В течение 72 лет,-- Фет родился в октябре или ноябре 1820 года, а умер 21 ноября 1892 года -- он стремился достичь практической жизненной цели -- материальной независимости, чтобы, подобно другим писателям, нигде не служить и быть обеспеченным, более того -- даже богатым, и наряду с этим ревностно отстаивал и охранял идеальные порывы своей души.) Иными словами, сфера житейская резко расходилась у Фета со сферой искусства: в житейской Фет следовал традиции, в сфере поэтической -- он на стороне «лирической дерзости». «Насколько в деле свободных искусств,-- утверждал он,-- я мало ценю разум в сравнении с подсознательным инстинктом (вдохновением)..., настолько в практической жизни требую разумных оснований, подкрепляемых опытом».

Свои песни Фет называл «дарами жизни». В предисловии к третьему выпуску «Вечерних огней» он писал: «Жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии».

Воля Фета, с какой он добивался прочного места в обществе, его хозяйственная деятельность и в то же время его отчаянное презрение к житейской прозе, едва он касался искусства, вряд ли могут быть объяснены вне бытового и духовного опыта поэта на почве российской действительности тех лет. Эту могучую волю вызвала не честолюбивая мелочность натуры, а осознанный принцип общественного поведения. И чтобы понять суть его, надо вникнуть в его истоки, полные драматизма и даже трагизма.

Повседневная жизнь наносила Фету удар за ударом, и, кроме горьких воспоминаний, она ничего не оставила в его сердце. Фет признавался, что из детства он вынес только «интриги челяди, тупость учителей, суровость отца, беззащитность матери и тренирование в страхе изо дня в день».

Мальчиком он узнал, что не может носить имя отца -- отставного ротмистра и орловского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина, потому что тот вступил в брак с матерью поэта, Шарлоттой Фет, после рождения сына. Переходя в разряд незаконных детей, Фет терял все дворянские привилегии. Родителям удалось добиться, чтобы их первенца признали сыном Фета -- прежнего мужа Шарлотты. Законность рождения Фета была установлена, но теперь он лишался русского гражданства, а вместе с ним потомственного дворянства и права на отцовское наследство. Фет был вытеснен из русского общества и считал это событие поистине катастрофическим само имя «Фет» сделалось для него символом бед и потому «ненавистным»: «Если спросить,-- писал он,-- как называются все страдания, все горести моей жизни, то я отвечу: имя им -- Фет...»

После окончания немецкой школы-пансиона в городе Верро (ныне Выру, Эстонская ССР) Фет в 1838 году поступил на словесное отделение философского факультета в Московский университет. Здесь он входит в круг талантливой молодежи. Среди его друзей -- известный впоследствии критик и даровитый поэт Аполлон Григорьев, замечательный лирик Яков Полонский, историк Сергей Соловьев, публицист Константин Кавелин и др. Фет с упоением отдается поэтическому творчеству. Его ранние стихи замечены М. П. Погодиным и благосклонно встречены Н. В. Гоголем. В 1840 году Фет выпускает первый поэтический сборник «Лирический пантеон», а несколько позднее становится активным участником ведущих литературно-художественных журналов «Отечественные записки» и «Москвитянин». Стихи Фета хвалит Белинский, выделяя поэта из бесчисленного множества стихотворцев. В начале 1840-х годов Фет, хотя и ненадолго, проникается либеральными настроениями.

В 1845 году Фет завершил университетское образование. Выполняя свою «бытовую программу», он в чине унтер-офицера стал служить в армии и добровольно заточил себя в глухие закоулки отдаленных губерний. Жизнь в провинции была скучной и неинтересной. Помощи от отца поэт почти никакой не получал. В этих трудных условиях Фета поддерживала поэзия -- посреди пошлости и скуки в нем не угасла лирическая натура. Фет подготовил к изданию сборник стихотворений, разрешенный цензурой в 1847 году, но из-за недостатка средств и прямых связей с издателями вышедший в свет только в 1850 году. К тому времени Фет стал корнетом и русским гражданином, Однако главная его надежда -- получить вместе с офицерским чином потомственное дворянство -- ускользнула: потомственное дворянство давал теперь не первый офицерский чин, а чин майора (ротмистра в кавалерийских войсках). Фет тем не менее не опустил руки. Он продолжает служи 1Ь, дожидаясь майорского звания. Но жизненные сюрпризы сыплются на его голову, как из рога изобилия. В 1856 году незадолго до производства Фета в следующий чин, был издан новый указ, по которому потомственное дворянство давал чин полковника.

Из-за бедности, неустроенного быта Фет не мог жениться по любви, хотя на его горячее чувство ответила Мария Лазич, образованная, художественно одаренная девушка, прекрасная пианистка. Любовная драма усугубилась тем, что Мария Лазич, сознавая тщетность надежд на брак с Фетом, по дошедшему до нас преданию, решила свою судьбу печально и жестоко: она намеренно обронила зажженную спичку, от которой загорелось ее платье. Трагический отблеск несчастной, безысходной любви и гибели человеческого духа в пламени пожара не однажды озарит жизнь и творчество Фета.

В 1853 году Фету удалось перейти в гвардию, и он мог теперь бывать в Петербурге. Здесь он знакомится с признанными литераторами -- Некрасовым, Тургеневым, Дружининым, Гончаровым, Анненковым, Григоровичем, Боткиным, а позднее Львом Толстым, входит в журнал «Современник». В 1855 году новые друзья во главе с Тургеневым предлагают Фету издать сборник его стихотворений, который и появился в 1856 году.

С этого времени Фет -- известный поэт, и его имя постоянно упоминается в критических статьях. О нем пишут крупнейшие писатели и критики той славной эпохи. Конечно, Фета знали и раньше, но именно в середине 1850-х годов к нему пришло признание и поэтическая зрелость. Тем не менее литературные успехи не влияли на жизненные. Фет, правда, почувствовал себя материально менее скованным, однако рассчитывать на литературный заработок он не мог. В частной его судьбе ничто не улучшилось: потомственным дворянином он не стал, с военной карьерой потерпел полную неудачу, дослужившись в течение 11 лет до чина поручика, чин полковника был ему уже недоступен, любовь его погибла. Надо было выбирать новый путь.

Перемена в намерениях Фета произошла сразу же после указа 1856 года. В 1857 году он женился на сестре критика В. П. Боткина -- Марии Петровне Боткиной, а в следующем вышел в отставку. С 1860 года Фет ушел в хозяйственную деятельность. Несколькими годами раньше он покинул журнал «Современник».

Свою настойчивость в достижении дворянского звания и материальных благ Фет пытался обосновать с эстетической точки зрения, полагая, что истинная культура создается дворянами. Он упрекал литераторов из дворянской среды, которые забывали о своих классовых интересах. В период, когда русское общество негодовало по поводу куцей реформы, отменившей позорное рабство, Фет нападал на нее за то, что она будто бы недостаточно охраняла права помещиков и лишь усилила распрю между дворянами и крестьянами. Словом, в разночинскую эпоху русской истории Фет выказал себя безнадежно запоздалым, но настойчивым защитником дворянской культуры, не отделяя передового в ней от кастового.

Фет -- тончайший лирик и Шеншин -- прижимистый помещик, казалось бы, два разных лица. Но в том-то и дело, что Фет никогда не допускал Шеншина в свою поэзию.

Исходные посылки фетовского понимания искусства неотделимы от неприятия им социальной действительности. Она, по убеждению поэта, искажает человека, угнетает заложенные в нем природой высшие, духовные свойства. Не допуская вмешательства в поэзию порочной и несправедливой повседневности, где «соловьи клюют бабочек», Фет отторгал от искусства все «временное», преходящее, ту самую социальность, которая изуродовала его собственную человеческую судьбу. В отличие от революционных демократов Фет сделал вывод не о необходимости изменения государственного и общественного устройства, а, с одной стороны, о «вживании» в пребывающий порядок, с другой же -- о его игнорировании. Он «сел» на землю, но исключил из содержания своего искусства политическую и иную злободневность. Предмет поэзии -- «вечные» чувства. Задача художника -- прорваться к ним и обнаружить их в самых обыденных проявлениях. В лирике Фета привлекали такие стороны, которые непосредственно соотнесены с природными, «родовыми» свойствами человека. Тут душа прямо говорит с душой, со всей вселенной, с космосом, с каждой травкой и божьей тварью. Здесь царит мир творчества, полет духа, расцветает красота. Фет вовсе не бежит от быта и не чуждается его, но быт человека у него очищен от всяких социальных наслоений, материальных и корыстных забот. Фет возносится от него в область духовной жизни, но духовное предстает не иначе, как в бытовых, реальных -- зримых, слышимых, наполненных звуками и запахами -- приметах. Оградив свою поэзию от коренных противоречий презренного уклада тогдашней России, он отмежевал заповедную зону лирики, куда этот уклад не вторгался. Фет хотел, чтобы его лирику не замарали те установления, от которых он сам ежеминутно страдал.

Время движется к реформе 1861 года, и политическое размежевание становится фактом. Теперь стихи Фета уже не встречают того единодушного сочувствия, какими были отмечены середина и конец 50-х годов. В 1863 году Фет выпустил двухтомное собрание стихотворений и почти прекратил литературный труд. Стихов он писал мало, печатал их неохотно. В 60--70-е годы он занят преимущественно устройством своего поместного быта. Его энергия, здравый смысл, рассудительность приносят свои плоды -- Фет становится богачом, продает свою прежнюю усадьбу, покупает другую. Из друзей он общается со Львом Толстым, Яковом Полонским, Василием Боткиным, а с конца 70-х годов и до последних дней с Николаем Страховым и Владимиром Соловьевым. С 1883 по 1891 год он выпускает четыре сборника «Вечерних огней», подготавливает пятый, трудится над собранием сочинений, но смерть помешала ему осуществить столь обширные замыслы.

Современники, близко знавшие Фета, отмечали в нем постоянные признаки тоски и хандры. Их потрясало равнодушие Фета к жизни. Оно обнаружилось уже в юности и не проходило с годами. Аполлон Григорьев открыто опасался, как бы Фет не покончил самоубийством. В конце концов Фет осуществил-таки попытку к самоубийству -- схватил стальной стилет и, когда тот был отнят его секретарем, бросался к буфету, где лежали ножи, однако тут его настигла Смерть от разрыва сердца.

В конце жизни Фет обрел все, чего возжелал: фамилию Шеншин, потомственное дворянство, камергерское звание и богатство. Но это не смягчило испытанных в детстве, юности и молодости ударов судьбы, вследствие которых «идеальный мир», как писал Фет, был «разрушен давно». Такова мзда, заплаченная Фетом за обретенное благополучие.

«Загадка» Фета для современников, притом близких, казалась непостижимой. Писатель Амфитеатров видел в «двух Фетах» патологический пример совмещения «человека, жестокостью общественной мысли походившего на первобытного варвара» и «поэта поразительной глубины». Яков Полонский писал своему другу Фету: «Что ты за существо--не понимаю...» Он «заподозрил», что «внутри» Фета «сидит другой, никому неведомый, и нам, грешным, невидимый человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, и окрыленный!» «Ты,-- заметил Полонский,-- состарился, а он молод! Ты все отрицаешь, а он верит!.. Ты презираешь жизнь, а он, коленопреклоненный, зарыдать готов перед одним из ее воплощений...»

Вот эта затаенная, глубоко запрятанная и напряженная духовная жизнь, которая открывалась лишь немногим «посвященным», когда Фет был жив, стала содержанием его бессмертных лирических признаний.

Одаренность Фета -- исключительна. Природа наградила его красотой -- по часто печатающимся рисункам можно составить о ней » лишь слабое впечатление. Но в Орловском музее хранится один малоизвестный портрет, и, право, нельзя оторвать от него глаз. Фет мог быть необычайно обаятельным, Он славился тонким остроумием. Когда он рассказывал, слушатели превращались в само внимание. Ему была доступна в высших своих проявлениях философия. Он безошибочно улавливал прелесть народной поэзии. А что до лирики, то Фет, казалось, без труда проникал в дух античных авторов и поэтов Востока и Запада. В письмах, в особенности к К.Р. (Константину Романову) и Якову Полонскому, сохранились его ценнейшие заметки о мировой лирике. Собственный поэтический опыт Фет увязывал с мировым литературным процессом, а его меткие наблюдения над стилем сопровождались глубокими обобщениями. Можно сказать, что в этих письмах осмыслена история европейской поэзии от Горация до современников Фета. К сожалению, все это богатство еще не издано в полном объеме и недостаточно оценено.

Фет писал в то время, когда литературе вменяли в обязанность непосредственное вмешательство в повседневную жизнь и ждали от нее разрешения сложных социальных проблем. Конечно, литература, отображая действительность, не может их сторониться. Однако нередко при этом связь между литературой и жизнью понималась огрубление-прямолинейно. А это приводило к тому, что бездарные сочинители, эксплуатируя современную тему, поднимались на щит, тогда как талантливые художники подвергались незаслуженным нападкам из-за отсутствия якобы в их творчестве живого общественного содержания. Так, у Фета есть стихотворение «Первая борозда», в начальном четверостишии которого возникает античный образ:

Со степи зелено-серой

Подымается туман,

И торчит еще Церерой

Ненавидимый бурьян.

По этому поводу выражалось недоумение: почему, мол, в стихотворение вторглась аллегория,-- она казалась неуместной и нарушающей «верное изображение красот природы». Цель стихотворения Фета, однако, не в том, чтобы точно запечатлеть крестьянский труд,-- этого поэт при необходимости не чуждается, и ему не откажешь в умении:

Ржавый плуг опять светлеет!

Где волы, склонясь, прошли,

Лентой бархатной чернеет

Глыба взрезанной земли,

Чем-то блещут свежим, нежным

Солнца вешние лучи,

Вслед за пахарем прилежным

Ходят жадные грачи.

В стихотворении же «Первая борозда» речь идет о гармонии человека и природы, о вечной, непреходящей ценности труда и облагораживающей роли человека,-- именно в человеческом творчестве Фет обнаруживает общий для всех смысл, общее содержание.

В 1860-е годы упреки в отсутствии у поэта внимания к текущим социально-историческим проблемам становятся общим местом. Фет действительно не видел в тогдашнем социальном устройстве идеала красоты и совершенства. Попытки переменить его он считал пустой тратой времени, бесполезным для художника занятием. Духовный мир Фета покоился на иных основаниях--преимущественный интерес его составляют общественные чувства и переживания человека (в отличие от политики он их не устранял), включая сюда любовь к родной земле, отношение людей друг к другу, «вечные» нравственные вопросы, тайны жизни и смерти, творческого начала в человеке, противоречия плоти и духа. Лирика Фета обладает бесспорным общественным содержанием, но не конкретным социально-историческим, а прежде всего психологическим и философским. В этом качестве она не лишена примет времени, внимания к таким глубинным основаниям духовной жизни русских людей, которые могли открыться на крутом историческом переломе от одной общественной формации к другой. Уходила в прошлое старая феодальная Россия и являл свой лик новый порядок. Это острое ощущение близких перемен, социальных катастроф и космических потрясений предчувствовал Федор Тютчев, они волнуют Льва Толстого и Федора Достоевского, побуждая их пристальнее вглядываться не только в современную им действительность, но и в природу человека вообще. Великие открытия, совершенные русской литературой в ту эпоху, неотделимы ни от постижения объективной действительности, ни от проникновения в существо человека. Фет не стоит в стороне от этого процесса, он сосредоточивается на человеке, на его духовном богатстве. Отринув социально-враждебный мир, он искал идеального человека в высших и «чистых», по его представлению, сферх духовных проявлений людей, преображенных красотой и гармонией

Объясняя СВОР понимание искусства, Фет писал: «Мир во всех своих частях равно прекрасен. Красота разлита по всему мирозданию и, как все дары природы влияет даже на тех, которые ее не сознают...» И снова: «...Спрашивается, какую же пользу, кроме общей со всеми другими организмами, извлекает человек из области красоты? Целый мир искусств свидетельствует о том, что человек, помимо всякой вещественной пользы, ищет в красоте на свою потребу чего-то другого». Не приходится сомневаться, что Фет вступает тут в область эстетических вопросов занимавших умы Гегеля и Гете, Пушкина и Льва Толстого, революционных демократов и Плеханова. Фет-мыслитель расходится с русской материалистической эстетикой 50--60-х годов. Однако значит ли это, что Фет вообще покидает реальную почву? Конечно, Фет не прав, утверждая, будто искусству чужда социально-политическая сфера Но Фет прав, справедливо протестуя против грубо-утилитарного отношения к искусству. Художник для Фета -- «раб своего искусства», и у него нет другой заботы, кроме как найти и воплотить прекрасное, дав ему вечную жизнь. Эти мысли отчасти сближают Фета со Львом Толстым, который писал: «Я художник, и вся жизнь моя проходит в том, чтобы искать красоту».

Чисто «фетовское» здесь--не столько в передаче скрытого движения или пластической картины, сколько в разлитом и одновременно осязаемом трепете ожидания, спаянном, по словам Достоевского, с «мучительной грустью». Фет обычно оканчивал стихотворения на высшей точке эмоционального напряжения, сплетая неразделимо восхищение и боль, не давая перевеса ни страданию, ни радости. В «Диане» тоже совместились ликование от красоты и тоска по жизненному идеалу, а невыявленно -- бесконечная скорбь о настоящем.

В лирике Фета человек устремлен к изначальной гармонии и красоте, к единству с мировым целым. «Жизнь,-- писал он,-- есть гармоническое слияние противоположностей и постоянной между ними борьбы, добрый злодей, гениальный безумец, тающий лед. С прекращением борьбы и с окончательной победой одного из противоположных начал прекращается и самая жизнь как такая». Вот это слияние противоположностей, перелив из спокойствия в тревогу, переход из одного состояния в другое, их непрекращающаяся борьба, из которой и вырастает гармония, красота, обнаруживающая творящую силу человека и наполняющая восторгом неисчерпаемости бытия, Фет переживает глубоко интимно, а не абстрактно и отвлеченно. Борьба противоположностей и созидаемая гармония предстают и объективно, в природном мире, и субъективно, в душе поэта.

Фет не перестает славить красоту как некий вечный закон. Но красота для него мгновенна, мимолетна, и предстает не в своем рациональном существе, а лишь результатом наития, внезапно, вдруг снизошедшего на поэта откровения.

Любое явление кратко, по мнению Фета, ибо помещено между реальным существованием и небытием. Красоту надо уметь уловить в короткий момент цветения, в самом полном ее выражении: в брошенном ненароком любовном взгляде, во внезапно вспыхнувшем чувстве, в неотчетливом лепетанье, в неизъяснимом душевном движении. Однако запечатленная в словах красота более реальна, чем воспринимаемая в жизни, потому что она уже не умирает. В этом и состоит, по Фету, смысл художественного творчества -- опредметить красоту, сохранить, увековечить ее живой, трепетный образ.

Стремление выразить «невыразимое» через мгновенную лирическую вспышку, навеять читателю охватившее поэта настроение -- одно из коренных свойств поэзии Фета Лирическое переживание в этом случае не может быть длительным, и Фет, как правило, создает короткие, в две-три или четыре строфы стихотворения. Постигая красоту неожиданно и увековечивая ее, Фет выходит за границы предметного смысла слова и оживляет в нем дремлющие эмоциональные ореолы. Поэт необычайно искусно распоряжается словесными ресурсами и заложенным в самом слове, речи, стихе, строфе богатством.

Однако Фет -- не только жизнерадостный певец красоты, любви, взаимности, наполняющих его душу восторгом и счастьем, бесконечно смелый и изобретательный в скрещении радости и муки, но и громадный трагический поэт, чье сознание философски отважно и зорко. Фет, бегущий от людского общества с его суетой, корыстью, злобой, неожиданно тянется к нему. В его душе живет трагический разлад между художником, пробивающим путь к беспорочному идеалу, и проповедником, который добывает истину с тем, чтобы передать ее тем самым людям, чьи жизненные тяготы его, казалось, совсем не занимают.

Фет и страшится обращения к «бестрепетным сердцам» и понимает, что в этом состоит его долг. Так в своем творчестве Фет превозмогает узость собственных эстетических деклараций. Примечательно, что «воздушный», «неуловимый», «зыбкий» Фет употребляет здесь высокие и суровые слова--«Усилить бой бестрепетных сердец». Как бы ни далека и ни романтична была позиция Фета, его стих не может не напомнить пушкинское «Глаголом жги сердца людей». Запрятанная в кладовой души мысль Фета, может быть, и состояла в том, чтобы самим чувственно-прекрасным ликом гармонического мира возбудить к нему порыв и таким путем повести человека в царство истины и красоты. Недаром же Фет постоянно бился над разрешением великих и вечных загадок бытия и постоянно изумлялся им. Он признавал объективную ценность красоты, существовавшей помимо его, и в нем жила неистребимая потребность ее постичь. Он верил в свои могучие творческие возможности и сомневался в них. Фет, не опиравшийся ни на что, кроме своего духа, противостоял внешнему миру в его целом. Я и Вселенная для него--две равновеликие силы.

Пусть головы моей рука твоя коснется, И ты сотрешь меня со списка бытия. Но пред моим судом, покуда сердце бьется, Мы силы равные» и торжествую я.

Впрочем, Фета одинаково не пугают ни жизнь, ни смерть Он не пессимист и не оптимист. К смерти он испытывает холодное безразличие, а жизнь оправдывается лишь творческим «огнем», соизмеряемым с «целым мирозданьем»:

Источник лирической дерзости Фета, чистоты, искренности, свежести и неувядающей молодости его поэзии -- в неугасающем и ярком пламени, которым наделила его всемогущая природа.

Бренный человек несет «огонь» в груди даже «сильней и ярче всей вселенной», и над ним не властны ни время, ни пространство.

Узнав об этом решении, Толстой писал Фету (23 февраля 1860 года): "Ваше письмо ужасно обрадовало меня, любезный друг Афанасий Афанасьевич! Нашему полку прибудет, и прибудет отличный солдат. Я уверен, что вы будете отличный хозяин". Начался период особой близости - степановского фермера и яснополянского помещика. "Что же их сблизило? Несомненно, в первую очередь общность условий жизни в широком смысле этого слова; тут и разрыв с литературными кругами, и неприятие деятельности революционной партии, вражда и к либералам, и к бюрократической верхушке, к "рассудителям", и апология непосредственности, артистически свободное отношение к искусству. Но было еще другое, что в 60-е годы особенно роднило и сближало их - неослабевающее влечение к покинутой ими литературе" {С. А. Розанова. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы). - "Русская литература", 1963, Ќ 2, с. 90.}. У двух "отставных литераторов" сложился своеобразный ритуал: с весенним пробуждением природы Толстой ждал от своего друга - "певца весны" - нового весеннего стихотворения: "У вас весной поднимаются поэтические дрожжи, а у меня восприимчивость к поэзии". "Как вы приняли нынешнюю весну? - спрашивает Толстой Фета в одном майском письме 1866 года. - Верно, написали весну. Пришлите". И Фет присылал:

Пришла, - и тает все вокруг,
Все жаждет жизни отдаваться,
И сердце, пленник зимних вьюг,
Вдруг разучилося сжиматься.

Заговорило, зацвело
Все, что вчера томилось немо,
И вздохи неба принесло
Из растворенных врат эдема.
. . . . . . . . . . . . . . .
Нельзя заботы мелочной
Хотя на миг не устыдиться,
Нельзя пред вечной красотой
Не петь, не славить, не молиться.

Весенние стихи Фета менее всего были литературным зудом "упраздненного сочинителя" - они появлялись так же естественно и непроизвольно, как весенние цветы из-под снега; Толстой недаром называл "живыми" и "прекрасно-рожеными" лирические создания своего друга и как раз по поводу его стихийного, неиссякаемого, вечно молодого "лирического инстинкта" писал ему: "Я свежее и сильнее вас не знаю человека". Сообщив однажды Фету, что новое стихотворение пронзило его до слез, Толстой затем подтверждает свое первое впечатление: "я его теперь помню наизусть и часто говорю себе". Толстой учил наизусть многие фетовские стихотворения - и это, может быть, самое очевидное свидетельство его органической потребности в этой лирике: она поистине питала его душу и сердце, более того - она входила "в плоть и кровь" его собственного творчества.
Проблема творческих связей Толстого и Фета поставлена давно. Б. Эйхенбаум писал: "Стихами Фета Толстой заинтересовался еще в 50-х годах и тогда же заметил особенности его метода... Эта "лирическая дерзость", схватывающая тонкие оттенки душевной жизни и переплетающая их с описанием природы, привлекает внимание Толстого, разрабатывающего "диалектику души" во всей ее противоречивости и парадоксальности. Знакомство с поэзией Фета сообщает этой "диалектике души" особый лирический тон, прежде отсутствовавший" {Б. Эйхенбаум. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974, с. 182.}. Вслед за Б. Эйхенбаумом отмечал связь толстовской прозы и фетовской лирики Н. Берковский; говоря о том, что "романы Толстого безмерно богаты поэтическими эпизодами", и обращаясь к эпизоду московского утра Левина в "Анне Карениной", исследователь писал: "Московское утро, чудеса этого утра - голубь, который "затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между дрожавшими в воздухе пылинками снега", мальчик, который подбежал к голубю, окошко, в котором выставились сайки, посыпанные мукой, - все это подобно лирическому стихотворению Фета..." {Н. Я. Берковский. О мировом значении русской литературы. Л., 1975, с. 101.} С. Розанова, отмечая, что в "Анне Карениной" явственно слышатся отголоски разговоров Толстого и Фета о судьбах русского дворянства ("...многое в этом творении близко самым сокровенным думам самого Фета: и образ помещика Левина, углубленного в горестные размышления о судьбе землевладельческого класса в России... и неприятие петербургско-бюрократической каренинской России"), так резюмирует историю близости Толстого и Фета: "Совпадение некоторых тем, ситуаций, настроений в творчестве обоих писателей в 60-е годы - результат известной общности мировосприятия: преклонение перед стихией жизни, утверждение величия, истинности и мудрости природы, скептическое недоверие к разуму, поэтическое освещение некоторых сторон жизни дворянских гнезд" {С. Розанова. Указ. соч., с. 94.}.
Нельзя не видеть, что особое сближение Фета и Толстого произошло на почве их общего "обращения к земле" в конце 50-х годов. Но столь же очевидно, что начало их расхождения оказалось прямо связанным с тем, что в жизни каждого из них завершился этот - так их роднивший - "земледельческий период". У Фета желание отказаться от всепоглощающей хозяйственной деятельности выразилось даже в полной смене "жизненного пространства": "Затеял и привожу в исполнение совершенную реформу в своих делах. Пора концентрироваться и жить для себя. Сегодня были два покупателя на Степановку, и "отресите прах от ног ваших..." - писал Фет Толстому 16 октября 1876 года, и вскоре, продав Степановку, перебрался в приобретенную за большие деньги старинную усадьбу Воробьевку. Здесь начался последний, "воробьевский" период литературной деятельности Фета - обильной, разнообразной и знаменитой мощным взлетом его поэтического гения - "Вечерними Огнями". Но, добившись упорным трудом своей жизненной цели, став крепким помещиком и законным дворянином, Фет хотя и оставил хозяйствование, но продолжал идеологическую деятельность на этом поприще, неустанно развивая и защищая свою любимую идею о создании в России "земледельчески-дворянски-классической аристократии" (по выражению Тургенева). В июне 1879 года Толстой провел один день у Фета в Воробьевке - и писал жене: "От Фета, его болтовни устал так, что не чаял как вырваться". И это не было проявлением каприза или дурного расположения духа: это была реакция нового Толстого, тоже завершившего целый период своей жизни и пребывавшего в состоянии мучительного поиска нового жизненного пути. За год до этого Толстой писал Фету (6 апреля 1878 года): "Кабы нас с вами истолочь в одной ступе и слепить потом пару людей, была бы славная пара. А то у вас так много привязанности к житейскому, что, если как-нибудь оборвется это житейское, вам будет плохо; а у меня такое к нему равнодушие, что нет интереса к жизни..." Это письмо обозначает собой тот рубеж, с которого два друга ("родня по уму и сердцу" - слова Толстого) начинают резко расходиться в разные стороны. Причина расхождения, по существу, обозначена в этом же письме. Если раньше в лице Тургенева фетовскому консервативному почвенничеству противостоял убежденный либерал-западник, то теперь Фет в своем "непоколебимом уважении к законности, личности и собственности" натолкнулся на противостояние Толстого, как раз все это отрицавшего с обретенных им позиций патриархально-общинного "мужицкого демократизма" и "первоевангельской правды". Толстой отказался от всех своих прежних ценностей - и как дворянин, и как художник; не удивительно, что и Фет - как мыслитель и поэт - более не представлял для него ценности: как бы символизирует это новое отношение Толстого к Фету письмо последнего от 27 мая 1880 года, которое Толстой разрезал на полосы и употребил в качестве закладок. Переписка двух писателей этого времени заполнена философско-религиозными спорами - но и они скоро кончаются: в коротком письме от 12 мая 1881 года Толстой пишет: "Я очень заработался и очень постарел нынешний год; но не виноват в перемене моей привязанности к вам". От этого последнего из известных писем Толстого к Фету, обозначающего момент кризиса в их отношениях, можно провести прямую линию к отзывам 1889-1890 годов, представляющих собой крайнюю точку негативного отношения Толстого к Фету. Записи в толстовском дневнике 14 января 1889 года: "Жалкий Фет со своим юбилеем. Это ужасно! Дитя, но скупое и злое". О "жалком" и "безнадежно заблудшем" Фете Толстой записывает в дневнике еще раз, а 20 декабря 1890 года говорит своему знакомому Жиркевичу: "Человек пятьдесят лет писал только капитальные глупости, никому не нужные, а его юбилей был чем-то похожим на вакханалию: все старались его уверить, что он пятьдесят лет делал что-то очень нужное, хорошее..." {ЛН, т. 37-78, кн. II, с. 420.}
Фет, со своей стороны, неизменно говоря о непреходящей ценности художественных созданий Толстого, не скрывал своего резко отрицательного отношения к "Толстому-проповеднику": "Я никому не уступлю в безграничном изумлении перед могуществом таланта Льва Толстого; но это нисколько не мешает мне с величайшим сожалением видеть, что он зашел в терния каких-то полезных нравоучений, спасительных для человечества. История человечества представляет целый ряд примеров, что наставления приводили людей только к безобразным безумствам и плачевному изуверству..." (письмо к Полонскому от 23 января 1888 года).
Однако некая связь между ним и Толстым продолжала существовать, хотя они давно уже "смотрели в разные стороны". В письме к С. Толстой от 14 сентября 1891 года (см. письмо Ќ 57) Фет и пытался передать это ощущение с помощью своеобразно перетолкованной эмблемы российского двухглавого орла: "...я ощущаю себя с ним единым двуглавым орлом, у которого на сердце эмблема борьбы со злом в виде Георгия с драконом, с тою разницей, что головы, смотрящие врозь, противоположно понимают служение этой идее: голова Льва Николаевича держит в своей лапе флягу с елеем, а моя лапа держит жезл Ааронов, - нашу родную палку". В этом же письме Фет послал Толстой свое "поэтическое приношение" ко дню ее именин - новое стихотворение "Опять осенний блеск денницы..."; чрезвычайно интересен ответ С. Толстой - она писала Фету 17 сентября 1891 года из Ясной Поляны: "Какую надо иметь настоящую поэтическую силу, чтоб сказать:

Дрожит обманчивым огнем.
Мы оба с Львом Николаевичем ахнули от удовольствия, когда прочли этот стих, да и все стихотворение. Как он ни отрицай всего - теперь это у него стало болезненно, это отрицание, - но он впился в ваше стихотворение, и всегда вопьется во все то, что красота, искусство и поэзия, - иначе я не могла бы любить его, и вы не признали бы его с собой единым, двуглавым орлом" {ГБЛ.}. С. Толстая говорит здесь о той же противоречивости натуры своего мужа, которую она так выразительно описала ранее в письме Фету от 10 июня 1887 года: "...одна сторона живет страстно всеми земными благами; я не знаю человека, который мог бы всем существом так страстно наслаждаться всем: и природой, и музыкой, и весельем, и всем, всем, что дано для радости. И рядом другая сторона, отрицающая все это и мучительно стремящаяся к убиванию всего этого, во имя любви к ближнему и разделения благ между всеми..." {Там же.} Очевидно, Фет тоже глубоко постиг эту двойственность натуры Толстого, и поэтому, спокойно выдерживая толстовскую "проповедь против поэзии", он уверенно говорил о неискоренимости в нем художнического начала. В годы наибольшего с Толстым расхождения он все-таки писал ему (в письме, предположительно датируемом 7 июня 1884 года - см. письмо Ќ 47): "Вы сидите, сидите, ломаете себя всеми зависящими от человека средствами (я все это хорошо понимаю), да вдруг Ваша целостная, могучая природа художника и хлынет из Вас, как из напруженного меха". Фету было памятно одно признание Толстого, сделанное в письме к нему летом 1880 года, когда Толстой уже выходил на свою новую дорогу сурового морализма и отрицания всех "искусственных потребностей": "Теперь лето, и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу. Нынешний год долго я боролся, но красота мира победила меня". И наверное, именно фетовская непоколебимая верность "красоте мира" привела к тому, что Толстой в конце концов протянул своему противнику руку примирения. В октябре 1892 года он попросил жену, которая собиралась навестить в Москве больного Фета: "Скажи ему, чтоб он не думал, как он иногда думает, что мы разошлись..." В ответ на эти слова поэт сказал С. Толстой, что если бы в эту минуту вошел Толстой, то он поклонился бы ему в ноги - поклонился бы великому художнику (сам Фет, в это время близкий к смерти, был потрясен великой правдой изображения смерти у Толстого). Так, почти "на краю могилы", состоялось примирение Фета и Толстого. Но может быть, самым знаменательным его проявлением оказался отзыв Толстого о Фете, записанный Горьким при его общении с писателем в Крыму в конце 1901 - начале 1902 года. Толстой, прошедший через полное отрицание поэзии, называвший ее "умственным развратом", теперь снова обращается к Фету: "Поэзия - безыскуственна; когда Фет писал:

Не знаю сам, что буду
Петь, но только песня зреет, -
этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что он поет, - ох, да-ой, да-эй, - а выходит настоящая поэзия, прямо из души, как у птицы" {М. Горький. Лев Толстой. - В кн.: "М. Горький о литературе". М., 1953, с. 179.}. Стоит только вспомнить о долгом идейном пути "мужицкого демократизма", пройденного Толстым, об исключительной важности для него этого критерия, чтобы стала ясна высочайшая степень оценки поэзии Фета в этом толстовском высказывании. Толстой как бы с другой стороны вернулся к собственной оценке Фета 1857 года, когда в его "лирической дерзости" увидел признак великого поэта.

1 Николай Николаевич Толстой (1823-1860), брат писателя, владелец усадьбы Никольское (Чернский уезд Тульской губернии).
2 Надежда Афанасьевна Борисова, Мария Петровна Фет, Иван Петрович Борисов.
3 Издателем нового журнала "Русское слово" был гр. Г. Кушелев-Безбородко, редакторами - Я. Полонский и А. Григорьев. Драма Шекспира "Антоний и Клеопатра" в переводе Фета была опубликована в февральском номере журнала за 1859 г.

1 Писатель Д. В. Григорович и молодой помещик И. Раевский (впоследствии близкий Л. Толстому).

1 В память о Н. Н. Толстом (умершим от чахотки в Гиере 20 сентября 1860 г.) Л. Толстой заказал в Брюсселе его бюст скульптору Гифсу.
2 Николай Николаевич Тургенев (1795-1881) - дядя писателя, управлявший Спасским в 1853-1867 гг.

1 Эпиталама - свадебная песнь.
2 Драматическая поэма "Дон-Жуан" и роман "Князь Серебряный" - произведения Алексея Константиновича Толстого (1817-1875). "Леймпачный" (по объяснению С. Розановой) - словообразование Фета: от нем. "leim" - клей и "patch" - сесть в лужу.

1 А. К. Толстой и Ф. М. Толстой - писатели, однофамильцы Л. Толстого.
2 Роман "Хижина дяди Тома" американской писательницы Г. Бичер-Стоу (1811-1898).

1 Таинственное древневосточное заклинательное выражение; у Фета в значении "непостижимое для рассудка".
2 В "Холстомере" у Толстого "цыганской темы" нет. "Скорее... всего Фет имеет в виду рассказ, слышанный Толстым от А. А. Стаховича, который лег в основу его повести и который Фет мог знать от Толстого. В этом рассказе Холстомеру приходится возить цыганку Танюшу" ("Переписка", т. 1, с. 366).

1 Фет неточно цитирует стихотворение Гете "Четыре времени года": "Кукол ребенку хвали, чтоб за них он выбросил грошик; IIСтанешь ты богом тогда для торгашей и детей". Перевод С. Соловьева (Гете. Собр. соч. в 13-ти томах, т. 1. ГИХЛ, М., 1932, с. 237).
2 15 февраля 1860 г. Толстой, уверяя Фета, что он ничего "писать не намерен", привел в письме свою шутливую переделку стихотворения Е. Баратынского "Не искушай меня без нужды...":

Не искушай меня без нужды
Лягушкой выдумки твоей.
Мне как учителю уж чужды
Все сочиненья прежних дней.

3 Фет имеет в виду Тургенева, который писал ему 15 июня 1866 г.: "Роман Толстого плох не потому, что он также заразился "рассудительством": этой беды ему бояться нечего; он плох потому, что автор ничего не изучил, ничего не знает и под именем Кутузова и Багратиона выводит нам каких-то рабски списанных, современных генеральчиков".
4 Фет имеет в виду свои воспоминания о службе в уланском полку, которые он начал записывать в 1864 г. и которые образовали начало его книги "Мои воспоминания".

1 Фет цитирует (не совсем точно) стихотворение Гете "Божественное" "Чист будь, человек, милостив, добр! Это одно отличает нас от всех созданий, нам известных" (пер. Недовича).
2 Цитата из оды Г. Державина (1743-1816) "К Фелице" - одно из любимых присловий Фета.
3 Роман Тургенева, вышедший в 1867 году.
4 Напечатанная в "Русском слове" статья Д. Писарева "Базаров" не содержала неприятия тургеневского романа - это было сделано в статье "Современника" "Асмодей нашего времени", написанной М. А. Антоновичем.
5 Фет излагает свою полемически заостренную интерпретацию тургеневского романа.

1 Фет написал статью о "Войне и мире", которую отказался напечатать сначала "Русский вестник", а затем - "Вестник Европы"; статья до нас не дошла.
2 Этот ряд "типов женской красоты" образует дополнение к тому, который назван Фетом в "Моих воспоминаниях" (ч. II, с. 378): "...классические образцы женской красоты, как Елена, Леда, Алцеста, Эвридика и т. д."

1 Фет цитирует слова Тургенева из его "Воспоминаний о Белинском".
2 См. сцену объяснения в любви Левина и Кити в романе "Анна Каренина".

1 Федор Федорович Кауфман, бывший воспитатель Пети Борисова, а затем детей Толстого.
2 Нирвана - центральное понятие религиозной философии буддизма: полное погашение в себе жажды существования, освобождение от тщеты внешнего мира - и растворение в неком абсолютном блаженном покое, который есть высшая цель духовных стремлений человека. Обманчивый мир земного существования, порождающий в человеке нескончаемую цепь ненасытимых желаний, вовлекающий его в бесконечное колесо страданий - обозначается в буддизме термином "сансара". О том, что для Толстого и Фета понятия "нирваны" и "сансары" были исполнены серьезно-жизненного смысла, говорит, в частности, письмо Толстого к Фету от 28-29 апреля 1876 г. (посланное в ответ на не дошедшее до нас письмо Фета, где он говорил о каком-то угрожающем приступе болезни, поставившем его на грань жизни и смерти): "...из одного из последних писем ваших, в котором я пропустил фразу: хотел звать вас посмотреть, как я уйду, написанную между соображениями о корме лошади, и которую я понял только теперь, - я перенесся в ваше состояние, мне очень понятное и близкое, и мне жалко стало вас (и по Шопенгауэру, и по нашему сознанию сострадание и любовь есть одно и то же) и захотелось вам написать. Я благодарен вам за мысль позвать меня посмотреть, как вы будете уходить, когда вы думали, что близко. Я то же сделаю, когда соберусь туда, если буду в силах думать. Нам с вами не помогут попы, которых призовут в эту минуту наши жены; но мне никого в эту минуту так не нужно бы было, как вас и моего брата. Перед смертью дорого и радостно общение с людьми, которые в этой жизни смотрят за пределы ее, а вы и те редкие настоящие люди, с которыми я сходился в жизни, несмотря на здравое отношение к жизни, всегда стоят на самом краюшке и ясно видят жизнь только оттого, что глядят то в нирвану, в беспредельность, неизвестность, то в сансару, - и этот взгляд в нирвану укрепляет зрение. А люди житейские - попы и т. п., сколько они ни говори о боге, неприятны нашему брату и должны быть мучительны во время смерти, потому что они не видят того, что мы видим, - именно того бога, более неопределенного, более далекого, но более высокого и несомненного...
Бог Саваов с сыном, бог попов есть такой же маленький и уродливый, невозможный бог, и еще гораздо более невозможный, чем для попов был бы бог мух, которого бы мухи себе воображали огромной мухой, озабоченной только благополучием и исправлением мух.
Вы больны и думаете о смерти, а я здоров и не перестаю думать о том же и готовиться к ней. Посмотрим, кто прежде. Но мне вдруг из разных незаметных данных ясна стала ваша глубоко родственная мне натура-душа (особенно по отношению к смерти), что я вдруг оценил наши отношения и стал гораздо больше, чем прежде, дорожить ими".
3 В 1873 г., по царскому указу, Фету было разрешено "принять фамилию ротмистра А. Н. Шеншина" - он получал права потомственного дворянина и был внесен в родословную книгу орловского дворянства.

1 Судебные процессы 70-х гг. над революционерами-народниками.
2 Толстой послал Фету пять стихотворений начинающего поэта А. Кулябко.

1 В мартовском номере "Русского вестника" за 1877 г. печатались главы седьмой части "Анны Карениной".
2 Комаровский Леонид Алексеевич (1846-1912) и Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) - активные деятели славянского движения.
3 Молитва Левина при родах жены ("Анна Каренина", ч. 7., гл. XIV).

1 Слово "прелесть" в русской религиозно-догматической литературе означало "греховный соблазн".
2 Ртищев; см. посвященное ему стихотворение (письмо Ќ 62).
3 Своим племянникам О. В. Шеншиной (с которой Фет рассорился) и В. А. Шеншину - Фет отказал в наследстве.
4 Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен - командир кавалерийского корпуса, куда входил кирасирский Военного ордена полк.
5 Александр Иванович Иост-управляющий имениями Фета.

1 Весна - "великий вздох природы": этот замечательный образ принадлежит Фету, но представляет собой развитие памятного поэту выражения И. Панаева (см. письмо Ќ 34, примеч. 2).
2 Петр Борисов был наследником и материнского имения (Новоселки), и отцовского (Фатьяново). Имения давали очень малый доход; и поскольку Борисов не собирался "подымать благосостояние наследственных гнезд" (а больному Фету было не под силу осуществлять над ними надсмотр) - то было решено их продать.
3 Речь идет о так называемой "Коренной ярмарке" (некогда одной из самых богатых и известных в России, но в эти годы уже приходившей в упадок).

1 Евангелие от Матфея, гл. 5, ст. 3.
2 Панаев Иван Иванович (1812-1862) - поэт и прозаик, с 1847 г. издававший (вместе с Н. Некрасовым) журнал "Современник", где с ним познакомился Фет. В письме к Фету от 5 марта 1862 г. Тургенев сообщил о смерти этого человека, который "казался олицетворенным здоровьем"; Фет пишет в "Моих воспоминаниях" (ч. 1, с. 394): "Итак, - подумал я по прочтении письма, - нашего добродушного и радушного Панаева не стало... Жажда всяческой жизни была для него непосредственным источником всех восторгов и мучений, им испытанных. Не раз помню его ударяющим себя с полукомическим выражением в грудь туго накрахмаленной сорочки и восклицающим, как бы в свое оправдание: "ведь я человек со вздохом!" Уже одно то, что он нашел это выражение, доказывает справедливость последнего".
3 Фет цитирует свой перевод из Гафиза - "Звезда полуночи дугой золотою скатилась"...

1 Толстой и Фет обсуждали книгу Э. Ренана (1823-1892) "Жизнь Иисуса", запрещенную в России.
2 Фет имеет в виду немецкого философа-пантеиста Д. Штрауса (1808-1874), автора книги "Жизнь Иисуса, критически переработанная" (1835-1836), где с позиций исторической критики анализируется содержание Нового завета.

1 В августе 1878 г. Фет в Ясной Поляне читал Толстому и Страхову наброски своей статьи под названием "О современном умственном состоянии и его отношении к нашему умственному благосостоянию". Фету посоветовали статью доработать; он трудился над ней до конца года, "расширил и органически связал" и дал новое название "Наша интеллигенция".
Переделав статью, Фет снова представил ее на суд Толстому и Страхову - и встретил их единодушное и решительное осуждение. Рукопись статьи сохранилась (двадцать пять листов большого формата, находится в фонде Фета в Отделе рукописей ГБЛ); знакомство с ней не оставляет сомнения в том, что работа была достойна критики. Статья "Наша интеллигенция" представляет, по существу, "изнанку" фундаментального публицистического труда Фета - очерков "Из деревни": если там некоторые "реакционные крайности" выглядели лишь частностями на фоне здравого и глубокого чувства жизни и убежденной защиты своей позиции, то здесь, наоборот, многие прежние идеи Фета оказались обесцененными, измельченными тем фельетонным злобствованием, той "руготней", которую автор поставил во главу угла. Несостоятельность нового фетовского публицистического выступления со всей очевидностью сказалась в стиле работы, в которой характерная для Фета резкая оригинальность явилась уродливой однобокостью, а яркая парадоксальность была доведена до абсурда. Обо всем этом писал Фету Страхов в письме от 31 декабря 1878 г. из Ясной Поляны: "Мне странно было вспомнить весь блеск, всю выразительность и энергию ваших речей и Поляне и в Воробьевке и видеть, как все это потухло исказилось и ослабело у вас на бумаге. Вам изменяет даже ваш удивительный язык, несравненный дар яркого и краткого выражения. Вы как будто кому-то подражаете, говорите не своим языком, постоянно невольно сбиваясь на свой собственный. Вы взялись как будто не за свое дело которое не выше, а гораздо ниже ваших сил".

1 Речь идет о стихотворении "Никогда", посланном Фетом на отзыв Толстому (см. Переписка, т. 2, с. 42-43).

1 Фет неточно цитирует стихотворение Шиллера "Тайна воспоминаний": "Не стремятся ль... // Силы духа быстрой чередою // Через жизни мост, чтобы с тобою // Жизнью жить одною?" (пер. А. Григорьева).
2 В журнале "Огонек", где публиковались некоторые стихи Фета, печатались также Полонский (стихотворение, посвященное Н. А. Грибоедовой, - 1879, Ќ 10) и Майков ("О славном гайдуке Радайце" - 1879, Ќ 7).
3 Н. Кишинский, поставленный Тургеневым управлять Спасским в надежде, что он увеличит доход с его имения, оказался расхитителем и разорителем поместья.

1 "Пытаюсь быть кратким, но становлюсь непонятным" - 25-й стих "Искусства поэзии" Горация.
2 Речь идет о сочинениях А. Шопенгауэра.
3 Александр Никитич Шеншин - муж Любови Афанасьевны, сестры Фета.
4 Согласившись на продажу родовых Новоселок и Фатьянова, П. Борисов, однако, "предавался самым розовым мечтам по отношению к покупке земли где-либо неподалеку от нас" - пишет Фет в "Моих воспоминаниях" (ч. II, с. 381). В Щигровском уезде было куплено подходящее имение, принадлежавшее гр. де-Бальмену - Ольховатка. Фет принимал деятельное участие в устройстве этой усадьбы; но в 1888 г. П. Борисов умер от неизлечимой психической болезни.
5 Мирза-Шафи (псевдоним Вазех; 1796-1852) - азербайджанский поэт. Его песни записал и издал в немецком переводе Ф. Боденштедт.

1 Часть текста этого письма утрачена - письмо было разрезано Толстым на полосы и использовано в качестве закладок.
2 С этими словами Л. Толстой подошел к Фету на маскараде в Москве в январе 1862 г. после кратковременной ссоры между ними (см. письмо Фета к Тургеневу от 12 января 1875 г.).

1 Фет цитирует французский перевод книги "Деонтология, или Наука о морали" английского социолога, родоначальника этики утилитаризма И. Бентама (1748-1832).
2 Толстой был занят изучением и истолкованием Нового завета ("Соединение и перевод четырех Евангелий").
3 Книга Шопенгауэра "Мир как воля и представление" в переводе Фета вышла в Петербурге в 1881 г.
4 Получив это письмо Фета, Толстой написал ему ответ - самое большое из всех писем, которые приходилось ему писать поэту. Беловой текст этой "отповеди Фету" не сохранился; С. Розановой опубликован черновик, написанный рукой переписчика Толстого - с его поправками (см. Переписка, т. II, с. 102-106).

45
1 ????? - логос (древнегреч.); "термин древнегреческой философии, означающей одновременно "слово" (или "предложение", "высказывание", "речь") и "смысл" (или "понятие", "суждение", "основание"). <...>
Логос - это сразу и объективно данное содержание, в котором ум должен "отдавать отчет", и сама эта "отчитывающаяся" деятельность ума, и, наконец, сквозная смысловая упорядоченность бытия и сознания; это противоположность всему безотчетному и бессловесному, безответному и безответственному, бессмысленному и бесформенному в мире и человеке. <...> Для христианства значение термина "логос" определено уже начальными словами Евангелия от Иоанна - "В начале был логос, и логос был бог": вся история земной жизни Иисуса Христа интерпретируется как воплощение и "вочеловечение" Логоса, который принес людям откровение и сам был этим откровением, "словом жизни"..." (С. С. Аверинцев).
2 Весьма существенны для понимания позиции Фета его слова из письма Толстому от 31 июля 1879 г.: "Не помню, писал ли я Вам о пословице, слышанной и заученной на всю жизнь от Петра Боткина: "Дай бог дать, да не дай бог взять". В этой пословице смысл всего христианства и всей моральной жизни. Дающий принимает роль и чувства божества, берущий - раб, ибо чувствует, что делает долг, поступает в зависимость от дающего <...> Дающий <...> живет в царстве свободы, в царстве благодати, ибо дает в силу собственной (а не чужой) любви, и к нему только можно приложить слова апостола: "Для свободных нет закона". <...> Но много ли действительно таких сосудов любви? Разве можно стадо в десять овец и тысячу козлов называть овечьим? Или называть людей, задающихся одними материальными вопросами, - христианами?
Вот для них-то и существует и должен существовать закон, как существует розга для тех из детей, на которых бессильны другие мотивы. Много надо условий, чтобы человек действительно почувствовал... что дай бог дать, и что это дать в царстве благодати не может ео ipso быть обязательно, то есть узаконено, ибо тогда оно теряет значение благодати и переходит в царство закона, уничтожая все царство благодати".

1 Фет цитирует "Фауста" Гете в собственном переводе.

1 Неточная цитата из стихотворения Лермонтова "Небо и звезды".
2 Ср. слова С. А. Толстой в письме к Фету от 24 декабря 1890 г.: "...И пусть Л. Н. отрицает и стихи, и музыку, и всю поэзию - он ее из себя не вынет и меня не убедит; только и возможна жизнь, освещенная искусством, а то от всего отпали бы руки - и жить было бы нельзя" (ГБЛ).

С. А. ТОЛСТОЙ

Среди многочисленных адресатов Фета было немало женщин. К сожалению, безвозвратно пропали те из этих писем, которые были бы для нас наиболее ценны: письма к Марии Лазич и Александре Бржеской. Тем не менее существует весьма значительный фонд фетовских писем, адресованных женщинам. Среди них - письма к двум Толстым, которые обе были Софьи Андреевны и обе - жены писателей: одна - жена Льва Николаевича Толстого, а другая - Алексея Константиновича Толстого. Прежде чем говорить о письмах Фета к С. А. Толстой, приведем одно письмо к С. А. Толстой-Миллер: это письмо-исповедь (предположительно датируемое 10 февраля 1880 года) дает очень выразительную автохарактеристику Фета как раз того времени, когда началась его дружба с женой Л. Н. Толстого. Вот извлечения из этого пространного письма (приводим по тексту, опубликованному в "Вестнике Европы", 1908, Ќ 1, с. 218-221), посланного Фетом вдове А. К. Толстого в Петербург, где он незадолго перед тем с ней познакомился: в письме Фет говорит о своем теперешнем жизненном положении, о недавно приобретенной усадьбе Воробьевке, о своих литературных занятиях (перевод "Фауста" Гете).
"Глубокоуважаемая графиня! Вчера я был глубоко обрадован любезным симпатическим письмом Вашим от 7 февраля. Я позволил себе увлечься мыслью, что его выражениями руководила не одна привычка блестящей женщины очаровывать всех приближающихся к ее "душистому кругу", как говорил мой друг Гораций. Мне послышалась в нем та симпатия, которая сближает адептов одного культа. Таким сердечным культом были, есть и будут мои помыслы о покойном Алексее Константиновиче. Я уже писал Вам, что обладаю самым дружеским и до того лестным для меня письмом его, что подобные слова могли быть сказаны только человеком, исполненным ко мне симпатии. <...> Заговорил я снова об этом только по поводу объяснения мною внутреннего смысла Вашего любезного письма - я стараюсь всю жизнь познать самого себя. И знаю, что в моих выражениях я всегда ищу самого сильного, иногда доходящего до уродливого преувеличения; но вместе с тем я заклятый враг фразы; фразой я называю - софистическую подтасовку понятий с целью выдать ложь за истину. Я не зашел к Вам именно по известной щепетильности и из боязни фразы. Оказывается, что наказанный я сам. - Кто же, кроме меня, в целой России (едва ли это преувеличено) мог до такой степени нуждаться в изустной беседе с Вами, беседе, при которой так многое объясняется в двух словах, на что на письме нужны томы. За исключением Льва Толстого, я не знаю на Руси человека пера, чтобы не сказать - мысли, который бы находился в подобных мне условиях почти абсолютного одиночества. Но и Толстой несравненно более меня пользуется духовным общением, которого я, за внезапным поворотом самого же Толстого по настоящему его направлению, лишен окончательно, за исключением одного Страхова, который радует меня, гостя у меня в деревне летом по нескольку дней и даже недель. <...> Не горько ли, что человек, более всякого другого нуждающийся в духовной помощи, сам проходит мимо исключительно талантливого врача? <...> Вы любезно обещали протянуть мне руку помощи по отношению к "Фаусту". Но Вы не знаете того, кому приходится помогать. Хоть Вы будете отмечать "Фауста", а помогать придется мне. Кто же я? Несмотря на исключительно интуитивный характер моих поэтических приемов, школа жизни, державшая меня все время в ежовых рукавицах, развила во мне до крайности рефлексию. В жизни я не позволяю себе ступить шагу необдуманно, что не мешало мне, однако, глупо пройти мимо Вашей двери.
Свою умственную и матерьяльную жизнь я созидал по одному кирпичику. В матерьяльном отношении я не желаю ничего, кроме сохранения status quo.
Три года тому назад, я, наконец, осуществил свой идеал - жить в прочной каменной усадьбе, совершенно опрятной, над водой, окруженной значительной растительностью. Затем иметь простой, но вкусный и опрятный стол и опрятную прислугу без сивушного запаха. Страхов может Вам сказать, что все это у меня есть, и все понемногу улучшается. При этом у меня уединенный кабинет с отличными видами из окон, бильярдом в соседней комнате, а зимой цветущая оранжерея. Хозяйство мое полевое идет сравнительно настолько хорошо, насколько позволяют наши экономические безобразия. Что касается до моей умственной жизни, то, постоянно стараясь расширять свой кругозор, я дошел до сознательного чувства, что всякие вздохи о минувшей юности не только бесполезны, но и неосновательны. По законам духовной механики - что теряется в интуитивности, приобретается в рефлекции, и человек, вместо того чтобы походить на летящую ракету, которую кто-то поджег, напоминает наэлектризованный снаряд, заряда которого никто не видит и не подозревает, пока к нему не прикоснется. Я пришел к убеждению, что без общего миросозерцания, каково бы оно ни было, - все слова и действия человека, сошедшего с бессознательной quasi-инстинктивной стези, только сумбур и ряд противоречий. Говоря об электрическом снаряде, я говорю о себе. В исключительно интуитивной юности моей не могло быть и тени тех многоразличных гражданских, экономических, философских интересов, которые меня теперь тайно волнуют и наполняют..."
Этот яркий "эпистолярный автопортрет" Фета относится как раз к тому времени, когда началось его близкое общение - а затем и задушевная переписка - с женой Л. Толстого Софьей Андреевной (1844-1919). Переписка продолжалась полтора десятилетия (письма поэта хранятся в ГМТ; двенадцать писем Фета печатаются по автографам из этого собрания). Они были знакомы давно, но "личные отношения с Фетом у нее сложились лишь после того, как Толстой, поглощенный своим новым образом жизни и мысли, своими новыми делами, заботами, интересами и друзьями, отошел от него. Теперь через Софью Андреевну главным образом осуществлялась и как бы продолжалась духовная связь обоих писателей. Она приглашает на свои вечера Фета с женой, сама бывает у них, посылает ему издаваемые ею сочинения Толстого, посвящает в творческую жизнь мужа и в то же время знакомит последнего с новыми стихами поэта..." {С. А. Розанова. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы). - "Русская литература", 1963, Ќ 2, с. 106.} Этому этапу отношений Фета и С. Толстой предшествовали двадцать лет знакомства. Вскоре после женитьбы Толстой познакомил Фета со своей женой; в письме от 19 ноября 1862 года поэт писал своему другу: "Что милейшая графиня Софья Андреевна? Передайте ей мою живейшую симпатию. Скажите, что никто посторонний не ценит ее более моего. Какая кроткая, прелестная женщина, точно вечерняя звезда между ветвями плакучей березы". В следующем году произошла "история со светляками", которую С. Толстая в своей "Автобиографии" ("Начала", 1921, Ќ 1) описала так: "Довольно часто посещал нас Фет... Когда он к нам заезжал проездом в Москву и обратно в свое имение, часто с своей доброй женой Марией Петровной, он оглашал весь дом своей громкой, блестящей, часто остроумной и порою льстивой речью. В 1863 году он был в Ясной Поляне ранним летом, в то время, как Лев Николаевич был страшно увлечен пчелами и целыми днями проводил время на пчельнике, куда и я прибегала к нему иногда с завтраком. Вечером мы все решили пить чай на пчельнике. Засветились всюду в траве светляки. Лев Николаевич взял два из них и, приставя шутя к моим ушам, сказал: "Вот я обещал тебе изумрудные серьги, чего же лучше этих?" Когда Фет уехал, он написал мне письмо со стихами, кончавшимися так:

В моей руке твоя рука,
Какое чудо!
А на земле два светляка,
Два изумруда".

С. Толстая говорит о фетовском стихотворении "Я повторял: "Когда я буду..." - первом (и, пожалуй, лучшем) из обращенных к ней; в последующие годы ей были посвящены: "Когда так нежно расточала..." (1866), "Когда стопой слегка усталой..." (1884), "И вот портрет! И схоже и несхоже..." (1885), "Я не у вас, я обделен..." (1886), "Пора! по влаге кругосветной..." (1889).
Эти "стихотворения на случай" не принадлежали к лирическим шедеврам - и всех их, вместе взятых, перевешивает другой знаменательный факт: написав стихотворение "Alter ego", Фет 19 января 1878 года послал его в письме Толстому, сопроводив такими словами: "...по обычаю, посылаю стихотворение, не знаю как написавшееся, но которое прошу прочесть графине Софье Андреевне, так как, по-моему, из живущих оно более всего подходит к ней". Этот факт высочайшего "лирического посвящения" подтверждает всю нешуточность той оценки личности Софьи Андреевны, которую находим в письме Фета к Толстому от 31 марта 1878 года: "Какая счастливица Ваша прелестная жена, мой постоянный неизменный идеал". Последние слова Фет повторял многократно - в том числе и в письмах к самой С. Толстой - и они не были ни светским комплиментом, ни поэтическим преувеличением. Можно даже точно назвать ту отличительную особенность личности С. Толстой, которая для Фета и определяла ее "идеальность": это было редкостное по органичности соединение "поэтичности натуры" с "практическим инстинктом". В письме к С. Толстой от 12 июня 1887 года Фет писал об этом так: "Если Вы, при Ваших эстетических стремлениях, по врожденной энергии требуете материальных забот и трудов, то мне, грешному, остается только завидовать..." Завершая это же письмо, Фет говорил: "Теперь Вы имеете полное право спросить, какое побуждение заставило меня послать Вам эту скучную и бессвязную болтовню?

18. тютчев, фет, тостой.

Выделим их общие черты :

Единство эстетических воззрений;

Общность тематики: любовь, природа, философское осмысление жизни;

Склад лирического дарования: психологическая глубина, тонкость чувства, изящество слога, отточенность языка, сверхчуткое художественное восприятие природы.

Для поэтов "чистого искусства" характерны высокая культура, преклонение перед совершенными образцами классической скульптуры, живописи, музыки, повышенный интерес к искусству Древней Греции и Рима, романтическая тяга к идеалу красоты, стремление приобщиться к "иному", возвышенному миру.

Наивысшим достижением любовной лирики Ф. И. Тютчева является так называемый "Денисьевский цикл", посвященный любви, пережитой поэтом "на склоне лет" к Елене Александровне Денисьевой. Этот удивительный лирический роман длился 14 лет, закончившись смертью Денисьевой от чахотки в 1864 году. Любовь в представлении Тютчева - это тайна, высший дар судьбы. Она волнующа, причудлива и неподконтрольна. Смутное влечение, таящееся в глубине души, неожиданно прорывается взрывом страсти. Нежность и самопожертвование могут нежданно превратиться в "поединок роковой" («Предопределенье»1950г.

Любовь, любовь - гласит преданье -

Союз души с душой родной -

Их съединенье, сочетанье,

И роковое их слиянье,

И... поединок роковой...

Однако подобная метаморфоза все-таки не способна убить любовь; более того, страдающий человек не желает избавиться от мук любви, ибо она дарит ему полноту и остроту мироощущения.

Даже смерть любимой не может избавить человека от этого всепоглощающего чувства, заставляя его вновь и вновь переживать, уже в воспоминаниях, неповторимые минуты счастья, окрашенного страданием.

Любовная лирика А. А. Фета также неотделима от его судьбы, его личной драмы, которая объясняет то, что во всех его стихах, то усиливаясь, то слабея, звучит "отчаянная, рыдающая нота". Фет познакомился с Марией Лазич, дочерью бедного херсонского помещика. Они полюбили друг друга, но будущий поэт не решился жениться на девушке, так как не имел достаточных средств. В 1851 году Мария погибла: сгорела от неосторожно брошенной спички. Предполагали даже, что это было самоубийство. Во всяком случае, А. Фет до конца своих дней не мог забыть Марию, испытывая горькое чувство вины и раскаяния. Ей посвящены многие стихотворения поэта: "Старые письма", "Недвижные очи, безумные очи", "Солнца луч промеж лип...", "Долго снились мне вопли рыданий твоих" и многие другие.

В любовных стихотворениях Фета почти всегда один адресат. Он обращает к умершей девушке страстные, взволнованные монологи, полные смятенья и раскаяния. В этих стихах, наполненных страстью и отчаянием, звучит отказ поэта примириться с вечной разлукой, со смертью любимой. Здесь даже "небытие" ощущается им как нечто позитивное, как неразрывная уже связь с ней.

Зимой 1851 года на маскараде в Большом театре А.К. Толстой встретил Софью Андреевну Миллер, женщину незаурядную, умную, волевую, прекрасно образованную (она знала 14 языков).Он страстно влюбился, любовь его не осталась без ответа, но соединиться они не могли - она была замужем, пусть и неудачно. Спустя 13 лет они смогли наконец-то пожениться, и брак их оказался счастливым. В эти годы родились на свет две трети его лирических стихотворений, которые печатались почти во всех тогдашних российских журналах. Однако его любовные стихотворения отмечены глубокой грустью. Откуда она в строках, созданных счастливым влюбленным? В его стихотворениях на эту тему, как отмечал Владимир Соловьев, выражена только идеальная сторона любви: «Любовь есть сосредоточенное выражение всемирной связи и высшего смысла бытия; чтобы быть верною этому своему значению, она должна быть единою, вечною и неразрывною»

Но условия земного существования далеко не соответствуют этому высшему понятию любви; поэт не в силах примирить этого противоречия, но и не хочет ради него отказаться от своего идеализма, в котором - высшая правда. («О, не спеши туда...»)

Пейзажная лирика:

Пейзаж дается поэтом в динамике, движении. Причем диалектика явлений природы отражает таинственные движения человеческой души. Конкретно-зримые приметы внешнего мира порождают субъективное впечатление. Например, в стихотворении, рисующем наступление осени, поэт очень точно передает настроение светлой грусти, мысль о скоротечности и прелести жизни.(«Есть в осени первоначальной» ). Описывая картины природы, Тютчев создает не поэтические натуры, а "пейзажи в стихах", потому что его зрительные образы проникнуты мыслью, чувством, настроением, переживанием («Тени сизые смесились..» В творчестве Тютчева пейзажная лирика настолько тесно сплетена с его философскими раздумьями о жизни, что рассматривать эти основные мотивы его поэзии следует в их неразрывном, органическом единстве.Философская глубина постижения бытия сочетается у Тютчева с жадным интересом к конкретным историческим событиям, которые он называет "высокими зрелищами", с попыткой разгадать их смысл, понять закономерности развития человеческого общества. В стихотворении "Бессонница" отражается угнетенное настроение поэта, явственно слышащего движение мировой истории, в которой он ощущает себя "обломком старых поколений". Однако Тютчев мог подавить в себе приступы тоски и обреченности, найти силы радостно приветствовать молодую жизнь. Его поэзия оптимистична; она утверждает прекрасное грядущее, в котором будет жить новое, счастливейшее племя, для которого свободы солнце "живей и жарче будет греть". Во всем мировоззрении поэта отражается любовь и жажда жизни, воплощенные в ликующих строках "Весенней грозы" и "Вешних вод ".

А. Фет, как и Ф. Тютчев, достиг в пейзажной лирике блистательных художественных высот, став признанным певцом природы. Здесь проявились его удивительная острота зрения, любовное, трепетное внимание к мельчайшим подробностям родных пейзажей, их своеобразное, индивидуальное восприятие.

А. К. Толстой очень тонко уловил неповторимое фетовское качество - способность передать природные ощущения в их органическом единстве, когда "запах переходит в цвет перламутра, в сияние светляка, а лунный свет или луч утренней зари переливаются в звук". Чувство природы у Фета универсально, ибо он обладает богатейшими возможностями поэтического "слуха" и "зрения". Примеры такого полифонического восприятия природы можно встретить в таких его стихотворениях, как "Первая борозда", "У камина", "Над озером лебедь...", "Что за вечер!" и многих других. Пейзажная лирика Фета, как и у Тютчева, неотделима от человеческой личности, его мечтаний, стремлений и порывов. Характерно в этом плане его стихотворение "Ласточки". В его пейзажной лирике много мельчайших подробностей реальной жизни природы, которым соответствуют разнообразнейшие проявления душевных переживаний лирического героя. Например, в стихотворении "Еще майская ночь" прелесть весенней ночи порождает в герое состояние взволнованности, ожидания, томления, непроизвольности выражения чувств. Значительное место в лирике А. Фета занимают философские раздумья. Это мысли о бренности человека, о его страхе перед необъяснимой загадкой смерти («Смерть» ).В стихотворении "Среди звезд" , тоже относящемся к философской лирике Фета, картина бескрайнего неба заставляет лирического героя почувствовать себя песчинкой, жизнь которой - лишь миг по сравнению с вечным бытием звезд.

По Соловьеву:

Алексей Толстой, как и Ф. И. Тютчев, принадлежит к числу поэтов-мыслителей; но в отличие от Тютчева – поэта исключительно созерцательной мысли,– гр. А. К. Толстой был поэтом мысли воинствующей – поэтом-борцом. Этот мягкий, тонкий человек со всей силой своего таланта прославлял, в прозе и стихах, свой идеал. Не ограничиваясь спокойным отображением того, что являлось из «страны лучей», его творчество определялось еще движениями воли и сердца, реакцией на враждебные явления. А враждебным он считал то, что отрицало или оскорбляло высший смысл жизни, отражение которого есть красота. Красота была для него дорога и священна как сияние вечной истины и любви, как отблеск Высшей и Вечной Красоты. И он смело шел за нее против течения («Против течения»)

Владимир Сергеевич Соловьев

«Поэзия гр.А.К.Толстого»

Глава I. История знакомства и характер взаимоотношений Л.Н.Толстого и

Глава II. Эстетические взгляды Л.Н.Толстого и А.А.Фета - основа их творческих взаимодействий.

Глава III. Л.Толстой - «редактор» стихотворений А.Фета.

Глава IV. Поэзия А.Фета в творческой мастерской прозаика

Л.Толстого.

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Матвеева, Нелли Николаевна

Общеизвестно, что А.А.Фет и Л.Н.Толстой находились в дружеских отношениях. Наиболее подробно содержание этих отношений исследовала С.А.Розанова1. Она первой обратила внимание на важность для литературы личных и творческих взаимоотношений двух литераторов второй половины XIX века и показала в своей работе хронологическую историю их многолетней дружбы. Коснулась она и творческих связей писателей.

Долгое время над названной темой работал и Е.А.Маймин. В своей статье «А.А.Фет и Л.Н.Толстой»2 он объясняет причины возникновения взаимных человеческих симпатий между людьми, которые во многом были разными. Значительное место в этой работе уделяется переписке Фета и Толстого - замечательному памятнику их дружбы и творческого взаимодействия. Е.А.Маймин первым уделил столько внимания переписке писателей.

О творческих взаимодействиях Фета и Толстого писали в своих работах и другие исследователи их творчества3. Так, в кандидатской диссертации Л.И.Черемисиновой4 исследуется взаимодействие писателей в контексте историко-литературного движения, раскрываются эпические тенденции творчества Фета, их связь с эстетической системой Толстого. Автор рассматривает взаимопроникновение художественных миров Фета и Толстого. В работе впервые анализируется земледельческая программа Фета, ставшая одним из источников романа Толстого «Анна Каренина».

Между тем вопрос о творческих взаимодействиях двух писателей заслуживает дальнейшего изучения.

Актуальность настоящего диссертационного исследования обусловлена интересом к изучению творческих взаимодействий писателей, особенностей их писательской манеры, возможностей изменений, вносимых авторами под непосредственным воздействием рекомендаций современников - оппонентов («редакторов») в тексты произведений, созданных в период особенно тесного личного и творческого взаимодействия, а также к использованию писателямисовременниками творческих открытий друг друга при создании собственных произведений.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые взаимное влияние двух писателей второй половины XIX века рассматривается в нем системно. Мы попытались свести воедино все наблюдения наших предшественников и посмотреть на этот процесс как на двунаправленный.

В работе сделана попытка выявить максимальное количество как реальных примеров взаимодействия, так и его форм. Намечена конкретная типология этих форм.

Научная новизна работы определяется также изучением одной из особенностей творческой манеры Фета, которая заключается в использовании поэтом в качестве «редакторов» его произведений друзе й-л итераторов, в первую очередь, Л.Н.Толстого, с которым поэт вел интенсивную переписку в 60-е и 70-е годы.

Впервые вводится в научный оборот ряд архивных материалов, в частности, пометы Толстого на книгах стихотворений Фета.

Все вышесказанное позволяет сформулировать цель настоящего исследования: исследовать механизм творческого взаимодействия писателей с учетом фактов их многолетнего дружеского общения.

Достижению поставленной цели служат следующие задачи:

1) проследить хронологию взаимоотношений А.Фета и Л.Толстого, установить причины их сближения и разрыва;

2) сопоставить эстетические взгляды художников;

3) определить место Толстого в качестве «редактора» стихотворений Фета, рассмотреть его роль при создании и переработке конкретных произведений;

4) выявить формы воздействия поэзии Фета на прозу Толстого, определить круг тем, мотивов и образов, характерных для творчества обоих художников;

5) наметить типологию выявленного творческого взаимодействия писателей друг с другом.

При решении поставленных задач использованы биографический, сравнительно-исторический, текстологический методы исследования. В работе привлекаются и архивные материалы.

Предметом исследования явилось творчество двух писателей второй половины XIX века, рассматриваемое в различных формах взаимодействия. Из огромного числа стихотворений Фета мы выделяем те, которые были созданы в период наиболее активного творческого сотрудничества Фета и Толстого, то есть в 60-70-е годы. Из произведений Толстого будем рассматривать написанные в эти же годы романы «Война и мир» и «Анна Каренина», в которых воздействие лирики Фета проявилось особенно очевидно.

Особое внимание обращалось на изучение правок текстов и помет в них, а также на архивные материалы. Большое значение для работы имели прямые свидетельства писателей (эпистолярное наследие, мемуарные источники), которые позволили установить роль советов, рекомендаций, замечаний, высказанных Толстым и Фетом в адрес друг друга. Привлекаются также публицистические статьи, воспоминания и отзывы современников, биографов писателей.

Характер исследуемого материала определяет структуру работы. Она состоит из введения, четырех глав и заключения.

В первой главе работы рассматривается история знакомства и характер личных взаимоотношений двух писателей, которые трудно отделить от творческих.

Во второй главе сопоставляются взгляды поэта и прозаика на литературу и искусство, особенно на искусство поэзии и поэтическое словоупотребление. Многие высказывания Толстого и Фета помогают объяснить сходства и различия их творческих манер, осознать критерии оценок, требований, предъявляемых писателями к произведениям друг друга.

В третьей главе рассматривается влияние Толстого на Фета, роль Льва Николаевича в редактировании фетовских текстов.

История текстов фетовских стихотворений наиболее подробно изложена в работе Б.Я.Бухштаба, затем в его же комментариях к стихотворениям А.А.Фета5. Известный фетовед рассматривает «своеобразную потребность творческой личности Фета» в «сторонних указаниях». Б.Я.Бухштаб упоминает всех известных «редакторов» стихотворений поэта, оценивает роль основных из них - И.С.Тургенева и Н.Н.Страхова.

Тургеневскую редактуру сборника стихотворений 1856 года подробно рассматривает также Д.Д.Благой6.

Недавно новый взгляд на редакцию стихотворений Фета изложил M.J1. Гас паров7, который подробно проанализировал итоги правок Тургеневым концовок фетовских стихотворений. М.Л.Гаспаров пришел к выводу, что в большинстве случаев такие правки имели «противоположный намерениям Тургенева результат». Однако роли Толстого как «соавтора» лирики Фета до недавнего времени уделялось недостаточно внимания. Наша работа призвана в некоторой мере восполнить этот пробел.

В третьей главе анализируются стихотворения поэта, которые дорабатывались с учетом советов или замечаний Толстого. Не меньший интерес представляют такие замечания, которые в работе условно названы правками «в духе Толстого». Кроме того, к исследованию привлекаются стихотворения Фета, прямые отзывы Толстого на которые нам неизвестны. Однако эти стихотворения тоже имеют значительные правки. Предполагается, что Фет в работе над ними так или иначе (возможно, неосознанно) учитывал замечания Толстого, сделанные по поводу других стихотворений.

Проведенное исследование разных редакций фетовских текстов ясно показывает влияние Толстого на творческий процесс поэта, позволяет оценить особое место писателя среди других советчиков - редакторов и, кроме того, позволяет увидеть отличия его замечаний от требований других современников.

В четвертой главе рассматривается обратный процесс - конкретные формы воздействия лирики Фета на прозу Толстого. Для этого нам показалось необходимым сопоставить отдельные стихотворения поэта и отрывки из романа Толстого, тематически и образно перекликающиеся.

Проведенное сравнение подтверждает, что творческое взаимодействие Фета и Толстого осуществлялось в русле особенностей литературной эпохи, прежде всего - в том, что поэзия 1880-х годов сыграла большую роль в становлении романа. Именно в это время происходит переоценка значения поэзии и одновременно с этим зарождается метод русской психологической прозы. Роль поэзии оказалось неоценимой для раскрытия душевной жизни героев.

Сравнительный анализ межтекстовых связей позволяет сделать вывод о том, что творчество обоих художников насыщено сходными жизненными реалиями, мотивами, перекличками, образным строем, общими настроениями. В поэзии Фета и романах Толстого «диалектика души» проникает в образы природы, оба писателя придают важное значение связям между чувствами и переживаниями человека и природой.

Главный вывод, к которому мы пришли, заключается в том, что в результате личного и творческого взаимодействия писателей происходит процесс творческого обогащения друг друга. Причем не важно, как происходит этот процесс: осознанно или неосознанно. Разнообразные формы творческого взаимодействия А.Фета и Л.Толстого помогают нам понять особенности реального литературного процесса второй половины XIX века, а через них - общие для этого процесса закономерности.

Практическая значимость работы заключается в том, что сделанные в ней непосредственные наблюдения могут быть использованы в лекционном вузовском курсе по истории русской литературы второй половины XIX века, на практических занятиях и семинарах, в преподавании литературы в школьном курсе, в среднем учебном заведении (педагогическом колледже), непосредственно при анализе стихотворных текстов.

Основные положения и результаты нашли отражение в пяти публикациях и выступлениях на трех конференциях («Л.Н.Толстой как редактор фетовских текстов», Вторые Майминские чтения, Псков, 1998; «А.А.Фет и Л.Н.Толстой (к проблеме параллелей и взаимодействий лирики и прозы)», Третьи Майминские чтения, Псков, 2000; «Писатели-современники в творческом процессе А.Фета», Вторая Международная конференция «Литературный текст: проблемы и методы исследования», Тверь, 1998; «К истории фетовских текстов», Дергачевские чтения - 98. Международная научная конференция, Екатеринбург, 1998; «Севастопольское братское кладбище» А.Фета и «Севастопольские рассказы» Л.Толстого», Дергачевские чтения - 2000. Международная научная конференция, Екатеринбург, 2000).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Розанова С.А. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы) // Русская литература. - 1963. - №2. - С.86-107.

3. См. об этом: Озеров Л.А. А.А.Фет (О мастерстве поэта). - М.: Знание, 1970; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». -Л.: Худож. лит., 1971; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». - Л.: Худож. лит., 1977; Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. - Л.: Худож. лит., 1974; Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. - Л.: Наука, 1975; Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX в. Развитие стиля и жанра. - М.: Современник, 1978; Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н.Толстого. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981; Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция) // Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. - М.: Современник, 1981. - С. 119-149; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет. Очерк жизни и творчества. - Л.: Наука, 1990.

4. Черемисинова Л.И. А.А.Фет и Л.Н.Толстой. Творческие связи. - Л., 1989.

5. Бухштаб Б.Я. Судьба литературного наследства А.А.Фета // Литературное наследство. - М., 1935. - Т. 22-24. - С. 564-581; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1937. - С. V-XXV; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1959.-С. 5-78.

6. Благой Д.Д. Из прошлого русской литературы. Тургенев - редактор Фета // Печать и революция. - 1923. - Кн. 3. - С. 45-64; Благой Д.Д. Мир как красота (О «Вечерних огнях» А.Фета) // Фет А.А. Вечерние огни. - М.: Наука, 1979.

7. Гаспаров М.Л. Композиция лирических стихотворений // Теория литературы. В 4-х т. Т. 2. Произведение. - М.; Наследие, в печати.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Л. Толстой и А. Фет"

Результаты исследования показывают, что художественные миры писателей-современников взаимопроницаемы. Они взаимопроницаемы даже тогда, когда нет непосредственных творческих контактов, а происходит только опосредованное воздействие (например, так было с правками «в духе Толстого»), В этом, мы полагаем, заключается теоретический смысл проведенного нами исследования, выходящий за рамки историко-литературного аспекта в осмыслении контакта двух писателей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой работе мы на примере двух выдающихся писателей прошлого века попытались показать, что дает изучение творческих взаимодействий прозаика и поэта, как реально стих и проза взаимодействуют в литературе, как поэзия влияет на прозу и наоборот.

В результате проведенного исследования нам представляется возможным говорить о типологии литературного воздействия друг на друга писателей, живших в одно и то же время.

Мы выделяем следующие формы такого взаимодействия:

1) Непосредственное личное общение писателей.

Известно что, Фет и Толстой были знакомы, дружили более двадцати лет, в 60-70-е годы XIX века неоднократно встречались в Ясной Поляне, в Москве, в Новоселках, Воробьевке. Приезжали друг к другу в гости. Мы предполагаем, что решение Фета стать помещиком, заниматься сельским хозяйством, создавать деревенские очерки не в последнюю очередь явилось результатом этого непосредственного общения. Так, Толстой советовал Фету, как лучше вести «хлебопашество». В 60-е годы Толстой временно был увлечен тем же.

Примером данной формы взаимодействия является создание Фетом, вдохновленным пением Т.А.Кузминской, стихотворения «Сияла ночь. Луной был полон сад.»

2) Переписка писателей.

Фет и Толстой на протяжении многих лет, с 1858 по 1881 годы, вели активную переписку. Нам известно 171 письмо Толстого к Фету и 139 писем Фета. С 1881 года функцию переписки взяла на себя С.А.Толстая. Однако Фет знал, что его письма будут прочитаны и Л.Н.Толстым. Основная часть этой переписки приходится на 80-е годы.

Примером творческих контактов через переписку может служить проанализированный нами процесс создания горских песен. Такого контакта у Толстого с другими поэтами не было. Толстой в письме от 26 октября 1875 года приводит прозаический перевод песен горцев. Фет переложил эти переводы в стихи, послал их Толстому, а затем опубликовал под названием «Песни кавказских горцев».

3) Обращение к единому внешнему источнику, формирующему эстетические взгляды писателей (в частности, к философии Артура Шопенгауэра).

В результате общения у Фета и Толстого возник общий литературный замысел перевести труды Шопенгауэра. Однако каждый из писателей решал эту задачу по-своему.

4) Взаимодействие эстетических концепций.

Толстой и Фет неоднократно высказывали свои взгляды на искусство и литературу. Мы убедились, что во многом их взгляды совпадали, особенно в ранний период творчества. Встречаются высказывания как в их статьях, так и в письмах. Можно с определенной уверенностью утверждать, что они читали статьи друг друга и делали собственные выводы. Так или иначе, мы находим отражения их взглядов и представлений в творчестве.

Примером такого взаимодействия могут являться статья Фета «О стихотворениях Ф.Тютчева», опубликованная в феврале 1859 года, и устное выступление Л.Толстого в защиту «чистого искусства», близкое по духу фетовскому.

5) Критика в адрес друг друга.

И Фет, и Толстой часто высказывались по поводу произведений друг друга. Критические отзывы есть как в письмах, так и в непосредственных высказываниях писателей.

Примером этой формы взаимодействия является обсуждение статьи Фета «Наша интеллигенция». Фет читал статью Толстому в августе 1878 года в Ясной Поляне. Толстой в письме к Фету рекомендовал выправить связи отдельных частей статьи. После такого совета Фет разбил ее на 17 глав.

6) «Редактирование» стихотворений Фета Толстым.

Редактирование» было как непосредственным (Толстой высказывал замечания по поводу отдельных выражений, строк, строф), так и опосредованным (Фет вносил изменения в тексты под влиянием требований Толстого к ним).

7) Сходство мотивов, тем, образов стихотворений Фета и соответствующих отрывков из романов «Война и мир», «Анна Каренина» Толстого.

Примером такого творческого взаимодействия могут служить стихотворение Фета «Одинокий дуб» и сцена встречи Андрея Болконского с дубом в романе «Война и мир», а также стихотворение «Псовая охота» и сцена охоты из этого же романа.

8) Использование в творчестве обоих писателей общих мест романтической поэзии (поэтизмов), таких, как «черный полог ночи» - «звездный полог ночи», эпитет «серебристый» и глагол «серебрить», «небесный свод» - «свод неба», «воздух чист» - «чистый утренний воздух» и др.

9) Непосредственное влияние произведений и заимствования из них.

Примером может быть создание Фетом стихотворения «Севастопольское братское кладбище», написанного под явным впечатлением от прочтения «Севастопольских рассказов» Толстого.

Примером творческого контакта через переписку может служить метафорически выраженная мысль о винте, который есть в каждом человеке, высказанная сначала в письме Фета к Толстому, а затем использованная Толстым в своих романах.

Проанализировав роль Толстого в качестве «редактора» стихотворений Фета и поэзию Фета как основу для создания психологических романов Толстого, мы приходим к выводу, что каждый из писателей пользовался образами из произведений друг друга на уровне заимствований и образных перекличек.

В случае Толстого и Фета можно увидеть все формы прямого творческого взаимодействия, как непосредственные (например, Толстой как «редактор» стихотворений Фета), так и опосредованные (сходство мотивов, тем, образов в стихотворениях Фета и отрывках из романов «Война и мир», «Анна Каренина» Толстого).

Таким образом, мы увидели, что два самостоятельных писателя, живших в одно и то же время, в одной стране, среди одной культуры, не могли быть не зависимы друг от друга. Их творческое взаимодействие через разные формы продолжалось более двадцати лет, даже тогда, когда они расстались.

Поэт и прозаик следили за творчеством друг друга, читали произведения. Толстой продолжал читать стихотворения Фета и после его смерти, причем не переставал восхищаться ими, несмотря на изменившиеся взгляды. Общение Фета и Толстого носило непосредственный характер. В их дружбе и творческих контактах можно увидеть все формы взаимодействия.

На примере взаимодействия двух художников можем делать выводы и о других художниках, живущих в одну и ту же эпоху. Например, творческое взаимодействие Гете и Шиллера, которые общались, переписывались, писали вместе. В этом смысле можно рассматривать случай с Фетом и Толстым как типичный.

Список научной литературыМатвеева, Нелли Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Айхенвальд Ю. Фет // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей, вып.2. - М.: Научное слово, 1908. - С. 74-92.

2. Апостолов Н.Н. Поэзия Фета и Тютчева в оценке Л.Толстого // Апостолов Н.Н. Лев Толстой и его спутники М.: Комиссия по ознаменованию столетия Л.Н.Толстого, 1928. - С. 156-162.

3. Асланова Г. В плену легенд и фантазии: А.Фет поэт и человек // Вопросы литературы. - 1997. - №5. - С. 175-195.

4. Асланова Г. Деревенские очерки Афанасия Фета // Человек. 1991. - № 1. -С. 103-104.

5. Асланова Г.Д. Дополнения и уточнения к «Летописи жизни Фета», составленной Г.П.Блоком // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. -Курск, КГПУ, 1994. С. 334-346.

6. Ауэр А.П. Взаимодействие стиха и прозы как проявление индивидуального стиля А.А.Фета // Взаимодействие творческих индивидуальностей писателей XIX- начала XX века.-М., 1991.-С. 50-58.

7. Бабаев Э.Г. «Анна Каренина» Л.Н.Толстого. М.: Худож. лит., 1978. -158 с.

8. Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н.Толстого. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.-198 с.

9. Балашов Н.И. Элементы «стихотворения в прозе» у Льва Толстого в 1850-60-е годы // Славянские литературы: VIII Международный съезд славистов. 1978. Докл. сов. дел. / АН СССР. Отд-ние лит. и яз. М.: Наука, 1978. - С. 297-325.

10. Барон Брамбеус (Сенковский). Рецензия на стихотворения Фета // Библиотека для чтения. 1850. - №5. - С. 9-10.

11. Бем А. «Лирическая дерзость» (Опыт комментария к одной эстетической формуле Л.Н.Толстого) // Slaira Casopis pro Slovanshou Filologie. Tickem a Nahladem ceske Ckabicheume A.S. v PRAZE. - 1925-1926. - Rocnih IV. - C. 759-768.

12. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. Л.: Наука, 1975. -184 с.

13. Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне: Т 1. Ч. 2: М-Я. Библиографическое описание. М.: Книга, 1975. - Фет А.А. - С. 398-407.

14. Благой Д. Афанасий Фет поэт и человек // Фет А.А. Воспоминания. -М.: Правда, 1983. - С. 3-26.

15. Благой Д.Д. Грамматика поэзии (об одном из стихотворений Фета) // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. 2. М.: Худож. лит., 1979. - С. 288-303.

16. Благой Д.Д. Из прошлого русской литературы. Тургенев редактор Фета //Печать и революция. - 1923. - Кн. 3. - С. 45-64.

17. Благой Д.Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А.Фета. М.: Худож. лит., 1975. -111 с.

18. Блок Г.П. Летопись жизни А.А.Фета // А.А.Фет: Традиции и проблемы изучения. Курск, КГПИ, 1985. - С. 129-180.

19. Блок Г. Рождение поэта. Повесть о молодости Фета (по неопубликованным материалам). Л.: Время, 1924. - 112 с.

20. Бочаров С.Г. Мир в «Войне и мире» // Толстой и наше время. М., 1978.-С. 90-91.

21. Булгаков С.Н. Толстой и церковь // О религии Льва Толстого. М.: Тип-фия Импер-ого Моск. Ун-та, 1912. - С. 9-16.

22. Буслаев Ф.В. Корреспонденты Л.Н.Толстого. Под ред. Н.Н.Гусева. -М.: Соцэкгиз, 1940. -224 с.

23. Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. -Л.: Сов. писатель, 1937. С. V-XXV.

24. Бухштаб Б.Я. А.А.Фет. Очерк жизни и творчества. Д.: Наука, 1990. -137 с.

25. Бухштаб Б.Я. Судьба литературного наследства А.А.Фета // Литературное наследство. М., 1935. - Т. 22-24. - С. 564-581.

26. Бухштаб Б.Я. Эстетические взгляды Фета // Литературная учеба. 1936. - №12. - С. 35-51.

27. Гаспаров М. Фет безглагольный (композиция пространства, чувства и слова) // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М.: Новое литературное обозрение, 1995.-С. 139-149.

28. Гаспаров М.Л. Композиция лирических стихотворений // Теория литературы. В 4-х т. Т.2. Произведение. М.: Наследие, в печати.

29. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Сов. писатель, 1974. - 408 с.

30. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. -447 С.

31. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М.: Гослитиздат, 1959. -4871. С.

32. Гораций Флакк. В переводе и с объяснениями А.Фета. Спб., А.Ф.Маркс, 1898.-487 с.

33. Гордон Я.И. Гейне в России (1830-1860-е годы). Душанбе, «Ирфон», 1973.-360 с.

34. Горький A.M. Лев Толстой // Горький A.M. О литературе / Сост., авт. предисл., с. 5-26 и примеч. П.С.Строков. М.: Сов. Россия, 1980. - С. 120-164.

35. Григорьева А.Д. Символы в «Вечерних огнях» А.А.Фета // Филологические науки, 1983. -№3,- С. 16-22.

36. Григорьева А.Д. Фет и его поэтика // Русская речь. 1983. - №3. - С. 1722.

37. Григорьева А.Д. Иванова Н.Н. Язык поэзии Х1Х-ХХвв.: Фет. Современная лирика /Отв. ред. А.И.Горшков. М.: Наука, 1985. - 231 с.

38. Громов П.П. А.А.Фет // Фет А.А. Стихотворения. М.: Л.: Сов. писатель, 1963. - (Б-ка поэта. Малая сер. 3-е изд.). - С. 5-88.

39. Громов П.П, О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». Л.: Худож. лит., Ленингр. отделение, 1971. - 390 с.

40. Громов П. П, О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». Л.: Худож. лит., Ленингр. отделение, 1977. - 484 с.

41. Гусев Н.Н, Два года с Толстым. Сборник. Сост., вступит, статья, с. 533, и примеч. А.И.Шифмана. -М.: Худож. лит., 1973.-463 с.

42. Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1881 по 1885 год. М.: Наука, 1970. - 558 с.

43. Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828-1890. М.: Гослитиздат, 1958.-837 с.

44. Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1891-1910. -М.: Гослитиздат, 1960.-918 с.

45. Дарский Д. «Радость земли»: Исследование лирики Фета. М.: К.Ф.Некрасов, 1915,-208 с.

46. Днепров В. Искусство человековедения. Из художественного опыта Льва Толстого. Л.: Сов. писатель, 1985. - 286 с.

47. Ермилова Л.Я. Психология творчества поэтов лириков Тютчева и Фета. -М.:МГПИ, 1979.-85 с.

48. Жемчужный И.С. Мотивы лирики Фета в прозе Л.Н.Толстого // А.А.Фет и русская литература: Материалы Всероссийской научной конференции «XV Фетовские чтения». Курск, КГПУ, 2000. - С. 228-235.

49. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л.: Наука, 1982. -558 с.

50. Из переписки. Письма графа Л.Н.Толстого, А.Фета и Н.Н.Страхова // Русское обозрение. 1901. - Вып. 1. - С. 70-101.

51. Ковалев В.А. Поэтика Льва Толстого: Истоки. Традиции. М.: Изд-во МГУ, 1983.-177 с.

52. Кожинов В. Книга о русской лирической поэзии Х1Хв. Развитие стиля и жанра. М.: Современник, 1978. - 302 с.

53. Кожинов В.В. Стихи и поэзия. М.: Сов. Россия, 1980. - 304 с.

54. Кожинов В. Фет и «эстетство» // Вопросы литературы. 1975. - №9. -С. 122-141.

55. Колпакова Н.П. Из истории фетовского текста // Поэтика. III. Временник Ин-та истории искусства. Л., 1927. - С. 168-187.

56. Коробов В. Героическая песнь. История создания одного стихотворения //Литературная Россия. -М, 1993.- 14 мая.-№18, 19.-С. 17.

57. Кузминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне / Вступ. ст. С.А.Розановой; Подг. текста и прим. Т.Н. Волковой. М.: Правда, 1986. -560 с.

58. Кузминская Т.А. об А.А.Фете Письмо Т.А.Кузминской литературоведу Г.П.Блоку. 9 дек. 1920г. Публикация подгот. Н.П.Пузиным. // Русская литература. 1968. - №2. - С. 170-176.

59. Купреянова Е.Н. Эстетика Л.Н.Толстого. М. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние., 1966.-324 с.

60. Кущенко З.А. Лев Толстой и Афанасий Фет (к вопросу о диалектике взаимодействия малых жанров и больших эпических форм) // Функционирование малых жанров в историко-литературном процессе. Межвузовский сборник научных трудов. Киров, КГПИ, 1991. - С. 46-53.

61. Лавренский М. (Михайловский Д.Л.) Шекспир в переводе г.Фета (Юлий Цезарь. Трагедия Вильяма Шекспира) // Современник. 1959. - Т. LXXY. - №6. - С. 255-288.

62. Лазурский В.Ф. А.А.Фет как поэт, переводчик и мыслитель // Русская мысль. 1893. - Кн.2. - С. 28-40.

63. Лотман Л. К вопросу об адаптации поэзии Фета художественным сознанием конца XIX нач. ХХв. // Классическое наследие и современность. - М., 1981.-С. 181-183.

64. Лотман Л.М. Лирическая и историческая поэзия 50-70-х годов. А.А.Фет, А.И.Майков, Я.П.Полонский, А.К. Толстой, К.К.Павлова, Л.А.Мей // История русской поэзии. Т. 1-2. Отв. ред. Б.П.Городецкий. Л.: Наука, 19681969. - Т.2. - С. 124-190.

65. Лотман Л.М. Тургенев и Фет // Тургенев и его современники. Л.: Наука, 1977.-С. 25-47.

67. Маймин Е.А. Афанасий Афанасьевич Фет. Книга для учащихся. М.: Просвещение, 1989. - 159 с.

69. Марциал М.В. Эпиграммы. В пер. и с объяснениями А.Фета. Ч. 1-2. -М., тип. А.И.Мамонтова и К., 1891. Ч. 1. 465 с. 4.2. 467-933 с.

70. Некрасова Е.А. А.Фет, И.Анненский. Типологический аспект описания /АН СССР, Ин-т рус. яз. М.: Наука, 1991. - 125 с.

71. Никольский Б.В. От редактора // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Под ред. и с предисл. Б.В.Никольского. Т. 1-3. Спб., А.Ф.Маркс, 1901. -Т. l.-C. V-XXVII.

72. Никольский Ю. История одной дружбы. Фет и Полонский // Русская мысль. 1917. - №5-6. - С. 82-127.

73. Никольский Ю.А. Материалы по Фету.1. Исправления Тургеневым фе-товских «Стихотворений 1850г.» // Русская мысль. 1921. - Кн. 8-9. - С. 211227; кн. 10-12. - С. 248-262.

74. Озеров Л.А. А.А.Фет (О мастерстве поэта). М.: Знание, 1970. - 32 с.

75. О четверояком корне закона достаточного основания. Философское рассуждение Артура Шопенгауэра. Перевод А.Фета. -М., 1886. 155 с.

76. Переписка Толстого с А.А.Фетом. Публикация Н.Покровской // Литературное наследство. Т. 37-38. - М.: Изд-во АН СССР, 1939. - С. 208-230.

77. Письма Вл. Соловьева к А.А.Фету // Северные цветы на 1901 год. М.: Скорпион, 1901.-С. 146-159.

78. Послесловие А.Фета к его переводу А.Шопенгауэра // Русское обозрение. 1901. - Вып. 1.-С. 274-281.

79. Потапов И. Роман Л.Н.Толстого «Война и мир». Современность и история в романе, проблемы, композиции, роль пейзажа. М.: Просвещение, 1970. -302 с.

80. Пузин Н.П., Назарова Л.Н. К истории знакомства Л.Н.Толстого с А.А.Фетом // Известия АН СССР: Сер. лит. и яз. 1977. - Т.36. - №1. - С. 60-63.

81. Розанова С.А. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы) // Русская литература. 1963. - №2. - С. 86-107.

82. Романов К.К. Переписка великого князя Константина Константиновича Романова (К.Р.) с Афанасием Афанасьевичем Фетом, 1886-1887 // Русский архив. 1993. - Вып. 3. - С. 73-96.

83. Русские писатели. Биобиблиографический словарь: В 2-х ч. М.: Просвещение, 1990. Ч. 1. А-Л. - 432 с. 4.2. М-Я. - 448 с.

84. Русские писатели о литературе (XVIII-XXbb.). Отрывки из писем, дневников, статей, записных книжек, художественных произведений. В 3-х т. Под общей ред. С.Балухатого. Л.; Сов, писатель, 1939. Т. 1. -498 е.; Т. 2.-516 с.

85. Сабанеев Л.П. Охотничий календарь: В 2-х т. / Сост. Е.А.Калганов. -М.: Терра, 1992.-Т.1: янв.-август. 1992.-463 с.

86. Садовской Б.Н. Ледоход: Статьи и заметки. Пг.: Издание автора, 1916. - 208 с.

87. Северикова Н.М. Мировоззрение А.А.Фета // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 1992. - №1. - С. 35-45.

88. Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция) // Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. М.: Современник, 1981.-С. 119-149.

89. Скатов Н.Н. Обновление хрестоматийности: Заметки о поэзии А.Фета // Литературная учеба. 1979. - №5.-С. 168-172.

90. Соловьев Вл. О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского // Соловьев Вл. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика / Сост., ст., коммент. Н.В.Котрелева. М.: Книга, 1990. - С. 208-232.

91. Страхов Н.Н. А.А.Фет. Биографический очерк // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Т. 1-2.-Спб., 1912.-Т. 1.-С. 3-23.

92. Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник (1878-1932гг.) / Сост., вступ. ст. и примеч. Т.Н.Волковой. М.: Правда, 1987. - 573 с.

93. Тархов А.Е. «Дать жизни вздох.» // Фет А.А. Стихотворения, поэмы; Современники о Фете. ML: Правда, 1988. - С. 5-16.

94. Тархов А.Е. Музыка груди (О жизни и поэзии Афанасия Фета) // Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1982. - Т. 1. - С. 5-38.

95. Тархов А.Е. Комментарии. Проза Фета-Шеншина // Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1982.-Т. 2.-С. 363-457.

96. Толстая С.А. Дневники: В 2-х т. / Сост., подгот. текста и коммент. Н.И.Азаровой и др.; / Ред. С.И.Машинский; Вступ. статья С.А.Розановой. М.: Худож. лит., 1978. -Т.1. 1862-1900.-606 е.; Т. 2. 1910. Ежедневники. - 669 с.

97. Толстой Л.Н. Литература, искусство / Сост. О.Михайлов, М.: Современник, 1978.-272 с.

98. Толстой Л.Н. Об искусстве и литературе / Подгот. текстов, вступит, статья и примеч. К.Н.Ломунова. Т. 1-2. М.: Сов. писатель, 1958. - Т. 1. - 608 е.; Т.2.-576 с.

99. Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями: В 2-х т. / Сост., вступ. ст., примеч. С.А.Розановой. М: Худож. лит. - 1978. - Т. 1. - 495 е.; Т. 2.-479 с.

100. Толстой И.Л. Мои воспоминания / Вступит, статья С.А.Розановой, с. 5-24. Подгот. текста и примеч. О.А.Голиненко и др. М.: Худож. лит., 1969. -455 с.

101. Толстой С.Л. Очерки былого / Общ. ред. и примеч. Т.Н.Волковой. Вступит, статья Н.П.Пузина. Тула, Приок. кн. изд-во, 1975. - 469 с.

102. Три письма А.Фета к молодому поэту // Северные цветы. Москва. -1901.-С. 144, 145.

103. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Тынянов Ю.Н. Литературный факт: Сборник / Авт. вступ, ст. и коммент. В.И.Новиков. М.: Высш. шк.; 1993.-С. 121-137.

104. Федина B.C. А.А.Фет (Шеншин). Материалы к характеристике. Пг., 1915.-146 с.

105. Фет А.А. Вечерние огни / А.А.Фет; Изд.подгот. Д.Д.Благой, М.А.Соколова; Примеч. М.А.Соколовой, Н.Н.Грамолиной. М.: Наука, 1979. -816 с. (Лит. памятники).

106. Фет А.А. Воспоминания. Предисл. Д.Благого; Примеч. А.Тархова. -М.: Правда, 1983.-494 с.

107. Фет А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство / Подготовка текста, послесловие и примечания Г.Аслановой. Предисловие Сергея Залыгина // Новый мир. 1992. - №5.-С. 113-160.

108. Фет А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство / Вступ. статья, составление, подготовка текста и комментарии В.А.Кошелева и С.В.Смирнова. М., «Новое литературное обозрение», 2001. -480 с.

109. Фет А.А. Мои воспоминания 1848-1889. М., 1890. - Ч. 1-я. - 452 е.; Ч. 2-я. -402 с.

110. Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Под ред. и с предисл. Б.В.Никольского. Т. 1-3. Спб., А.Ф.Маркс, 1901.-Т. 1.-496 е.; Т. 2.-654 е.; Т.3.-686 с.

111. Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Т. 1-2 / Со вступ. ст. Н.Н.Страхова и Б.В.Никольского. Спб.: издание Т-ва А.Ф.Маркс, 1910. - Т. 1. -470 е.; Т. 2.-442 с.

112. Фет А.А. Полное собрание стихотворений / Вступит, статья, редакция и примечания Б.Я.Бухштаба. Л.: Сов. писатель, 1937. - 817 с.

113. Фет А.А. Полное собрание стихотворений / Вступит, статья, подгот. текста и примеч. Б.Я.Бухштаба. Л.: Сов. писатель, 1959. - 897 с.

115. Фет А.А. Ранние годы моей жизни // Фет А.А. Стихотворения. Проза / Вступит, ст., сост и примеч. В.В.Кожинова. Воронеж: Центр-Черноземное кн. изд-во, 1978.-С. 369-461.

116. Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. / Сост., вступ. статья и коммент. А.Е.Тархова.-М.: Худож. лит., 1982.-Т. 1.-575 е.; Т. 2.-461 с.

117. Фет А.А. Стихотворения. Поэмы. Современники о Фете / Вступит, ст.

118. A.Е.Тархова; Сост. и прим. Г.Д.Аслановой и А.Е.Тархова. М.: Правда, 1988. -480 с.

119. Фет А.А. Стихотворения. Проза i Вступит, ст., сост. и примеч.

120. B.В.Кожинова. Воронеж: Центр-Черноземное кн. изд-во, 1978. - 496 с.

121. А.А.Фет. Поэт и мыслитель. Сб. науч. тр. / ИМЛИ РАН, Академия Финляндии.-М., 1999.-312 с.127 . А.А.Фет: Традиции и проблемы изучения: Межвузовский сб. науч. тр. -Курск, КГПИ, 1985.- 184 с.

122. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Межвузовский сб. науч. тр. Курск, КГПИ, 1990. - 177 с.

123. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. тр. -Курск, ЬСГПУ, 1994. 347 с.130. 175 лет со дня рождения Афанасия Афанасьевича Фета: Сб. науч. тр. -Курск, КГПУ, 1996.-274 с.

124. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. Материалы докладов к XII Фетовским чтениям. Курск, КГПУ, 1997. - 68 с.

125. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. ст. и материалов XIII Фетовских чтений, Курск, КГПУ, 1998. - 154 с.

126. А.А.Фет и русская литература: Материалы Всероссийской научной конференции «XV Фетовские чтения». Курск, КГПУ, 2000. - 366 с.

127. Фет А.А. Что случилось по смерти Анны Карениной в «Русском вестнике» // Литературное наследство. Т. 37-38. - М.: Изд-во АН СССР, 1939. - С. 231-238.

128. Чередниченко В.И. Об особенностях восприятия художественного времени в поэзии Фета // Сообщения АН ГССР, 1980. Т. 98. - №2. - С. 497500.

129. Черемисинов Г.А. А.А.Фет публицист о художественном строе России // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. тр. - Курск: КГПИ, 1992. - С. 278-299.

130. Черемисинова Л.И. А.А.Фет: земледельческая утопия и реальность // Русская литература, 1989.-№4.-С. 142-148.

131. Черемисинова Л.И. А.А.Фет и Л.Н.Толстой. Творческие связи: Авто-реф. дис. канд. филол. наук. Ленингр. гос. пед. ин-т им А.И.Герцена, 1989. -16 с.

132. Черемисинова Л.И. А.Фет как один из прототипов образа Левина в романе Л.Н.Толстого «Анна Каренина» // Скафтымовские чтения. Саратов, 1993.-С. 52-57.

133. Черемисинова Л.И. О «Послесловии» А.А.Фета к переводу А.Шопенгауэра» // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. Материалы докладов к XII Фетовским чтениям. Курск, КГПУ, 1997. - С. 38-47.

134. Черногубов Н. К хронологии стихов А.Фета // Северные цветы, 1902. -С. 215-224.

135. Чичерин А.В. Движение мысли в лирике Фета // Сила поэтического слова: Статьи. Воспоминания. М.: Сов. писатель, 1985. - С. 9-18.

136. Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. М.: Сов. писатель, 1975.-376 с.

137. Чичерин А.В. Лев Толстой об искусстве и литературе // Вопросы литературы. 1959. - №1. - С. 217-221.

138. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля: По-вествоват. проза и лирика. 2-е изд. доп. - М.: Худож. лит., 1985. - 447 с.

139. Чичерин А.В. Стиль романов Льва Толстого // Идеи и стиль. О природе поэтического слова. М.: Сов. писатель, 1968. - С. 228-273.

140. Шеншина В.А. А.А.Фет как метафизический поэт // А.А.Фет. Поэт и мыслитель. Сб. науч. тр. / ИМЛИ РАН, Академия Финляндии. М., 1999. - С. 16-53.

141. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Перевод А.Фета. М.: Тип-я А.И.Мамонтова, 1888. - 504 с.

142. Эйхенбаум Б.М. К вопросу об источниках «Анны Карениной» // ЛГУ, Ученые записки. Серия фил. наук. Выпуск II. Л., 1941. - С. 191-229.

143. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Худож. лит., 1974. - 359 с.

144. Эйхенбаум Б.М. Мелодика русского лирического стиха // Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л.: Сов. писатель, 1969. - С. 435-509.

145. Эйхенбаум Б.М. Молодой Толстой. Пб. - Берлин, 1922. - 154 с.

146. Эйхенбаум Б.М. Толстой и Шопенгауэр (К вопросу о создании «Анны Карениной».) // Литературный современник, 1935. №1. - С. 134-149.

147. Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Л.: Наука, 1973. - 248 с.

148. Ювенал Д.Ю. Сатиры. В переводе и с объяснениями А.Фета. М.: М.Г.Волчанинова, 1885.-245 с.

«ВЕЧЕРНИЕ ОГНИ» (1882-1890)

Начиная с 1860-х годов идея гармонии человека и природы постепенно утрачивает свое первостепенное значение в поэзии Фета. Ее художественный мир приобретает трагические очертания. В немалой степени этому способствуют внешние обстоятельства жизни.

Личная и творческая судьба Фета складывается трудно. Печать «незаконнорожденности», тяготеющая над поэтом с детских лет болезни и смерти родственников, неудавшаяся литературная карьера (в начале 1860-х годов революционно-демократическая критика повела настоящий крестовый поход против «чистого искусства», и Фет был отлучен от «Современника», где печатался на протяжении 1850-х годов) - все это не способствовало хорошему общественному и личному самочувствию. В мироощущении «певца Красоты» нарастают пессимистические настроения.

Гармония природы теперь лишь острее напоминает поэту о несовершенстве и эфемерности человеческой жизни. «Вечность мы, ты - миг» - так теперь рассматривается в художественном мире Фета соотношение между красотой мироздания и земным бытием, «где все темно и скучно» («Среди звезд», 1876). Апокалиптические настроения редко, но властно вторгаются в лирику поэта «тонких ощущений». Одиночество чело­века посреди мертвой, «остывшей» Вселенной («Никогда», 1879), обманчивость гармонии в природе, за которой таится «бездонный океан» («Смерть», 1878), мучительные сомнения в целесообразности человеческой жизни: «Что ж ты? Зачем?» (« Ничтожество », 1880) - эти мотивы придают поздней лирике Фета жанровые черты философской думы. «Думы и элегии» - циклом, имеющим такой жанровый подзаголовок, открыл Фет первый выпуск своего сборника «Вечерние огни», вышедший в 1882 г. «Вечерние огни», издававшиеся отдельными выпусками вплоть до 1890 г., являются визитной карточкой поздней поэзии Фета и одновременно художественной вершиной его творчества в целом. Поздняя лирика, трагичная в своей основе, сохраняет с предшествующим этапом несомненную преемственность. Вместе с тем она обладает рядом отличительных признаков.

Человек в поздней лирике Фета томится разгадкой высших тайн бытия - жизни и смерти, любви и страдания, «духа» и «тела», высшего и человеческого разума. Он сознает себя заложником «злой воли» бытия: вечно жаждет жизни и сомневается в ее ценности, вечно страшится смерти и верит в ее целительность и необходимость. Образ лирического «я» приобретает некоторую обобщенность и монументальность. Закономерно изменяется пространственно-временная характеристика поэтического мира. От цветов и трав, деревьев и птиц, луны и звезд духовный взор лирического «я» все чаще обращается к вечности, к просторам Вселенной. Само время словно замедляет свой ход. В ряде стихотворений его движение становится спокойней, отрешеннее, оно устремлено в бесконечность. Космическая образность, безусловно, сближает позднюю лирику Фета с художественным миром поэзии Тютчева. В стиле автора «Вечерних огней» нарастает удельный вес ораторского, декламационного начала. Напевную интонацию стихов 1850-х годов сменяют риторические вопросы, восклицания, обращения. Они нередко отмечают вехи в развертывании композиции, подчиненной строго логическому принципу (например, «Ничтожество»). Б.Я. Бухштаб фиксирует появление в поздней лирике Фета тютчевских ораторских формул, начинающихся с «Есть», «Не таково ли», «Не так ли», торжественной архаической лекси­ки, знаменитых тютчевских составных эпитетов («золотолиственных уборов», «молниевидного крыла»).

Свой трагический пессимизм поздний Фет стремится заковать в броню отточенной поэтической риторики. Уже не по­этическим «безумством» и «лирической дерзостью», как раньше, а системой логических формул и доказательств, зачастую взяв в свои союзники А. Шопенгауэра (над переводом его знаменитого труда «Мир как воля и представление» поэт работал в 1870-е годы), лирический герой стремится побороть свой страх перед смертью и бессмысленностью существования, обрести внутреннюю свободу (см. «Аlter ego», 1878; «А.Л. Бржеской», 1879; «Не тем, Господь могуч, непостижим...», 1879). Одним из самых «страшных» и парадоксальных стихотворений «Вечерних огней», несомненно, является знаменитое «Никогда». Фет прибегает к несвойственному ему приему гротеска, изображая воскрешение лирического «я» к «вечной жизни» в мире, в котором давно потух божественный огонь. Эта экзистенциальная ситуация (на грани жизни и смерти) осознается человеком как несомненная аномалия бытия и порождает серию неразрешимых вопросов:

Кому же берегу

В груди дыханье? Для кого могила

Меня вернула? И мое сознанье

С чем связано? И в чем его призванье?

Куда идти, где некого обнять,

Там, где в пространстве затерялось время?...

Эффект аномальности происходящего усилен намеренным контрастом между фантастичностью самой ситуации и прото­кольно-документальным стилем ее описания. Ненормальное подается как обычное, повседневное явление, что лишь подчеркивает основной пафос стихотворения: «вечная жизнь» вне живой изменяющейся природы страшнее смерти. Л. Толстой в письме к Фету, восхищаясь остротой постановки проблемы («вопрос духовный поставлен прекрасно»), вместе с тем оспаривал саму атеистическую идею стихотворения: «Для меня и с уничтожением всякой жизни, кроме меня, все еще не кончено. Для меня остаются еще мои отношения к богу, т. е. отношения к той силе, которая меня произвела, меня тянула к себе и меня уничтожит или видоизменит».

Впрочем, одной из действенных сил, помогающих лиричес­кому герою поздней лирики Фета преодолеть смерть, является любовь. Именно она дарует герою воскресение и новую жизнь. Евангельские мотивы и образы проникают в любовный цикл. «Свет» любви уподобляется божественному свету, который, не побеждая «мрака», как известно, и во тьме светит. В стихотворении «Томительно-призывно и напрасно...» (1871) лирический герой, бредущий по пустыне жизни на призывный свет возлюбленной, сравнивается с Христом, ступающим «по шаткой пене моря» «нетонущей ногой». Сами образы мерцания, трепетания, светотени, огня занимают исключительно важное место в «преображающей» символике «Вечерних огней». Огонь (и его производные - луч, свет, блеск и т. п.) для Фета - стихия очистительная, надчеловеческая и человечная одновременно. Огонь проявляет божественное в тленном («Этот листок, что иссох и свалился, - // Золотом вечным горит в песнопенье...» - «Поэтам», 1890) и, напротив, земное - в божественном («Под сенью ласковых ресниц // Огонь небесный мне не страшен» - «Ты вся в огнях...», 1886). Огонь - сила, несущая обновление через гибель и страдание, и этим примиряющая героя с ними («Ракета », 1888).

Поэзия А.А. Фета - высший взлет и одновременно завершение классической традиции романтической поэзии XIX в. в России . По сути, она исчерпала возможности той линии «психологического» романтизма в лирике, родоначальником которой принято считать В. А. Жуковского. В лице Фета эта лирика впитала в себя все лучшие завоевания романтической школы, значительно обогатив и трансформировав их достижениями русской реалистиче­ской прозы середины XIX в., в том числе и очерково-документальной прозы «натуральной школы». Одновременно поэзия Фета подготовила будущее возникновение и развитие символизма в русской поэзии рубежа веков. Несмотря на всю неоднозначность восприятия поэзии Фета идейными вождями русского символизма (например, Д.С. Мережковским), для многих зачинателей движения, таких как В.Я. Брюсов, К.Д. Бальмонт, лирика Фета во многих отношениях оставалась предтечей «великой области отвлечений, области мировой символизации сущего », которая и составила главное художественное открытие «новой поэзии» XX в .

Основные понятия

«Поэзия чистого искусства», романтизм, «невыразимое», «эстетический реализм», красота как онтологическая категория, лириче­ский фрагмент, антологические стихотворения.

Вопросы и задания

1. По статьям и программным стихотворениям А. А. Фета (добавьте
к проанализированным в данной главе следующие тексты: «Муза»,
1854; «Музе», 1857; «Псевдопоэту», 1866; «Музе», 1882; «Одним
толчком согнать ладью живую...», 1887; «Поэтам», 1890 и др.) сфор-
мулируйте основные положения его эстетики. Насколько совпадают
они с программными положениями критики «чистого искусства», по­
священной Фету (см. статьи В.П. Боткина «Стихотворения А.А. Фета,
1857 и А.В. Дружинина «Стихотворения А.А. Фета», 1856)?

2.Какой функцией в художественном мире Фета наделяется красота»?
По стихотворениями «Кому венец: богине ль красоты...»(1865),
«Только встречу улыбку твою...» (1873), «Целый мир от красоты...»
(1874 и 1886) реконструируйте поэтическую модель мира Фета.

3.Проанализируйте жанрово-стилевые особенности антологических
стихотворений Фета («Диана», «Венера Милосская», 1856;
«Аполлон Бельведерский», 1857 и др.). В чем их отличие от аналогичных
опытов предшественников (К.Н. Батюшкова, А.С. Пушкина)
и современников (А.Н. Майкова, Н.Ф. Щербины)?

4.Как решается в современной науке вопрос об «импрессионизме»
лирики Фета? К какой точке зрения склоняетесь Вы? Подтвердите
Ваши предпочтения анализом стиля двух-трех стихотворений.

5. Как изменились содержание и стиль лирики Фета 1870-1880-х годов?
Можно ли назвать ее «философской»? Какие стихотворения, на
Ваш взгляд, несут на себе явный отпечаток идей пессимистической

философии А. Шопенгауэра и можно ли говорить безусловно о «пессимистическом» пафосе поздней лирики Фета?

Литература

Благой ДД. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А. Фета. М., 1975.

Боткин В.П. Стихотворения А.А. Фета. В его кн.: Литературная критика,

публицистика, письма. М., 1984.

Бухштаб БЛ. А.А. Фет. Очерк жизни и творчества. Л., 1990.

Дружинин А.В. Стихотворения А.А. Фета. /В кн.: Литературная критика. М., 1983.

Ермилова Е.В. Некрасов и Фет. В кн.: Некрасов и русская литература. М., 1971.

Кожинов В. Фет и «эстетство». Вопросы литературы, 1975, № 9.

Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция). В кн.: Далекое и близкое. М., 1981.

Скатов НЛ. Некрасов и Фет. В его кн.: Современники и продолжатели. М., 1973.

Чичерин АЛ. Движение мысли в лирике Фета. В его кн.: Сила поэтического слова. М., 1985.

Шеншина Вероника. А.А. Фет-Шеншин. Поэтическое миросозерцание. М., 2003.

Ф.И. ТЮТЧЕВ

/ 1803-1873/

Федор Иванович Тютчев - гениальный русский лирик, связавший по­эзию XVIII в. с

поэзией века XX. В его лирике преломились художест­венные искания

Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова, поэтов-любомудров,

Некрасова. Придав им философскую обобщенность и эстетическое своеобразие, Тютчев стал близким новым поколениям по­этов, русскому «серебряному веку».

ИСТОРИЯ «ОТКРЫТИЯ» ПОЭЗИИ Ф. ТЮТЧЕВА В РУССКОЙ КРИТИКЕ

Долго и трудно шла поэзия Тютчева к русскому читателю. Виною тому - особые обстоятельства жизненной и литературной судьбы поэта.

Первые публикации стихотворений Тютчева появились, когда начи­нающему поэту было всего шестнадцать лет . В 1822 г., поступив на службу в Государственную коллегию иностранных дел, Тютчев уезжает в Мюнхен в качестве сверхштатного сотрудника русской миссии. На целых 22 года, посвятив себя дипломатической карьере, он будет оторван от литературной жизни России и русского читателя, изредка публикуя свои стихотворения в случайных альманахах и сборниках.Единственным исключением окажется подборка из 24 стихотворений, помещенная в пушкинском «Современнике» за 1836 г. И та была издана, по сути, анонимно, без указания полного имени автора, скрывшегося за инициалами «Ф.Т.». Даже когда Тютчев, после множества личных утрат, испытав потрясения в служебной карьере и на поприще общественно-политической жизни, сумел-таки к моменту своего возвращения в Россию (это случилось в 1843 г.) завоевать популярность государственного деятеля и авторитетного публициста, как поэт он своим соотечественникам оставался почти неизвестен.

Честь первооткрывателя Тютчева-поэта принадлежит Н.А. Некрасову. Он извлек из небытия подборку стихотворений, опубликованных к тому времени забытом пушкинском «Современнике » 1836 г ., и в статье «Русские второстепенные поэты» (1849) еще раз публично «перечитал» тютчевские строки, буквально открывая читателю глаза на художественное совершенство и глубину мысли стихов «Ф.Т .», сетуя попутно на авторское инкогнито. Наконец, в 1854 г. И.С. Тургенев опубликовал в некрасовском «Современнике» 111 стихотворений Тютчева. Так, спустя 35 лет после начала поэтической деятельности Тютчева наконец-то был прерван заговор молчания вокруг его имени и творчества. Столь долгое вхождение Тютчева в элиту русских поэтов наложило особый отпечаток на восприятие и критическую оценку современниками его творческого наследия. Во-первых , оно часто осмысливалось вне того историко-куль­турного контекста, в котором зарождалось и развивалось, ибо сам этот контекст был неизвестен и непонятен русскому читателю 1850-х годов. Во-вторых , этот «поздний », из эпохи 1850-х годов, взгляд на лирику поэта более раннего этапа приводил к естественным искажениям ее смысла и стиля, порождал желание многое «подправить » в стихах поэта, что на­несло существенный вред его стихотворному наследию. В частности, до сих пор не преодолены до конца последствия редакторской «правки» Тур­генева, издавшего сборник «Стихотворений» Тютчева в 1854 г. с серьез­ ными изменениями авторского текста. И, наконец, в-третьих , при жизни поэта так и не вышло собрание его сочинений, в котором автор принял бы непосредственное участие. Сам Тютчев не систематизировал свой архив, часто писал стихотворения на случайных клочках бумаги, без датировки и последующего авторского редактирования. Он даже не просматривал тексты, которые его друзья и родственники готовили набело для издания. Эти особенности творческой психологии поэта тоже долгое время затрудняли процесс понимания его поэтической мысли.

«У него не то что мыслящая поэзия, - а поэтическая мысль; не чувство рассуждающее, мыслящее, - а мысль чувствующая и живая», - так научно-точно и, вместе с тем, образно определял первый биограф поэта И.С. Аксаков существо тютчевского стиля. И выводил из этого суждения важное следствие: «От этого внешняя художественная форма не является у него надетою на мысль, как перчатка на руку, а срослась с нею, как покров кожи с телом, сотворена вместе и одновременно, одним процессом: это сама плоть мысли » . Эта цитата обошла едва ли не все критические и литературоведческие работы о поэзии Тютчева, написанные в XX столетии. И все же оставаясь для многих исследователей программною, она до сих пор не нашла адекватного методологического инструментария. В каких теоретических категориях поэтики нужно описывать и доказывать аксаковскую формулу: «не чувство рассуждающее, мыслящее, - а мысль чувствующая живая» ? Как понимать применительно к поэзии Тютчева это бесспорное единство в ней образа и мысли? Как отражается это единство на жанрово-стилевом своеобразии тютчевской лирики?