Героизм в войне и мире тушин. Шенграбенское сражение в романе «Война и мир. Война в представлении Л. Толстого

«Дубина народной войны поднялась со всею
своею грозною и величественною силой…
поднималась, опускалась и гвоздила французов
до тех пор, пока не погибло все нашествие»
Л.Н.Толстой

Этот эпиграф является строкой из великого романа Льва Толстого «Война и мир». Он, конечно, относится ко всему роману, а не к конкретному сражению, но выражает общую мысль писателя о народности Отечественной войны 1812 года. В истории этой войны мало кто слышал о сражении под Шенграбеном. Приобрело общую известность Шенграбенское сражение в романе «Война и мир» Толстого. Именно здесь мы узнаем о настоящих человеческих подвигах и их героях.

Ход Шенграбенского сражения

Французская армия превосходила русскую по численности. Сто тысяч против тридцати пяти. Русская армия во главе с Кутузовым одержала небольшую победу под Кремсом и должна была двигаться в Цнайм, чтобы спастись. Союзникам Кутузов уже не доверял. Австрийская армия, не дождавшись подкрепления русских войск, начала атаку на французов, но увидев их превосходство, капитулировала. Кутузову же пришлось отступать, потому, как неравность сил не предвещала ничего хорошего. Единственным спасением было – добраться до Цнайма раньше французов. Но дорога русских была длиннее и труднее. Тогда Кутузов решает отправить авангард Багратиона наперерез врагу, что тот, как смог задержал противника. Багратион «должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию», пишет Толстой. И здесь случай спас русских. Французский парламентер Мюрат, увидев отряд Багратиона, решил, что это вся русская армия, и предложил перемирие на три дня. Кутузов воспользовался этим «отдыхом». Конечно, Наполеон, сразу понял обман, но пока его посыльный ехал до армии, Кутузов уже успел добраться до Цнайма.

Когда авангард Багратиона пошел в отступление, маленькая батарея Тушина, стоявшая у деревни Шенграбен, была забыта и оставлена русскими.

Подвиг батареи Тушина

«Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять,..и он решил, что хорошо было бы зажечь деревню». Батарея Тушина взяла на себя смертельную опасность. Оказавшись в центре событий, они зажгли деревню, тем самым отвлекли французов. Но после отступления, Багратион сел разбирать ошибки русской армии. Он отругал Тушина за то, что тот не пошел в отступление, а оставил орудие на поле. Тушин же даже не оправдывался: «Тушину…во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия». Он был не виноват, так как отряд Жеркова даже не прикрыл его. За него заступился князь Андрей Болконский, который видел, как Тушин отстаивал свое орудие, как мог. Он не бросил пушки, они были разбиты, людей не было, рядом лошадь с перебитой ногой. Болконский объяснил Багратиону, что именно батарея Тушина дала спасение русской армии. Тушин был тронут: «Вот спасибо, выручил, голубчик».

Через описание Шенграбенского сражения в «Войне и мире» Толстой дает психологические портреты некоторых героев. Для Андрея Болконского, уверенного в том, что на войне все идет по плану, было открытием, что то, что начерчено на бумаге может совершенно не совпадать с реальным положением дел. Самоотверженность невзрачного Тушина поразила его. Ведь от сражения Болконский ожидал чего-то другого, он ждал «своего Тулона». Но все оказалось страшнее, чем он думал. После объяснения с Багратионом, подлости Жеркова, подвига Тушина князю Андрею «…было грустно и тяжело. Все это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся».

Истинный и ложный патриотизм

Рисуя характеры своих героев, Толстой дает нам понять, кто является настоящим патриотом России, а кто выслуживается в личных целях. В этом и заключается художественное значение Шенграбенского сражения в понимании некоторых образов романа. Эпизод с Тушиным показывает, как можно быть маленьким по чину и званию, но быть истинным человеком. Тушин не думал, что случится с ним, он спасал отряд, тех, кто рядом, кто шел за ним, спасал ценой собственной жизни, не выбирая себе наград. В противовес ему стоят Долохов и Жерков. Нельзя сказать, что Долохов не проявил смелость. Он вместе с Тимохиным ринулся на французов, поставляя грудь под пули, но, схватив первого попавшегося француза, тут же воспользовался этим. Прибежав к полковому командиру он просил обратить внимание на то, что он остановил роту и взял трофеи, и просил запомнить его. Разве здесь идет речь об истинном патриотизме? Долохову важно было, что его заметили, а потом наградили. Трусость Жеркова тоже относится к ложному чувству долга перед родиной. Он мог помочь батарее Тушина, но так до нее и не доехал, вероятно, побоявшись встретиться с врагом лицом к лицу.

Выводы

Толстой придает большое значение Шенграбенскому сражению. Это первый шаг к нравственному становлению души Андрея Болконского. В этом эпизоде очень ясно можно увидеть истинный и ложный патриотизм русских офицеров, командиров, солдат. Толстой кратко, небольшими фразами, отдельными действиями показывает нам истинность чувств героев. Проведя анализ событий при Шенграбене, читатель видит, что каждый герой показал себя без прикрас, таким, какой он есть на самом деле.

Мое сочинение на тему «Шенграбенское сражение в романе «Война и мир» раскрывает один из главных эпизодов романа. Вопрос настоящего патриотизма проходит через все произведение. И Толстой дает на него четкий ответ.

Тест по произведению

Подлинным героем романа “Война и мир” является русский народ. Защищая родную землю от наполеоновского нашествия, русские проявили исключительный героизм, мужество, стойкость и выдержку. Л. Н. Толстой глубоко верил в это и считал, что основная сила - это народная сила, источником которой был народный патриотизм. Народ в романе появляется всегда, когда речь идет о судьбе всей армии. Толстой описал все этапы войны, начиная с того момента, когда народ начинает собирать силы, до той минуты, когда “дубина народной войны” обрушилась на голову врага. В каждом витке войны автор показывает новый этап развития народного сознания. Толстой показал, как зарождается чувство оскорбления, как зреет месть, как к концу войны ненависть сменяется на презрение и жалость.

Рассказать правду о войне очень сложно. Новаторство автора связано не только с тем, что он изобразил человека на войне, а главное, что он открыл героику войны, представив ее как будничное дело и одновременно испытание душевных качеств, сил человека.

И законно то, что носителями настоящего, подлинного героизма явились простые, скромные люди, такие как капитан Тушин или Тимохин, забытые историей.

Тушин - это простой и скромный человек, маленького роста, щуплый, теряющийся в присутствии начальников, не умеющий правильно отдавать честь. Его трудно отличить от солдат. Тушин живет с солдатами одной жизнью, ест и пьет с ними, поет их песни, участвует в их разговорах. Во время сражений он не знает страха: с горсткой солдат, таких же героев, как и их командир, Тушин с удивительным мужеством и героизмом исполняет свой долг, несмотря на то, что прикрытие ушло по чьему-то приказанию в середине дела.

На своей батарее Тушин преобразился до неузнаваемости: несмотря на свое худощавое телосложение, он напоминал богатыря. Капитан был поглощен боем, видел только свои орудия и неприятеля, составлял единое целое со всей батареей: пушками, людьми, лошадьми. Тушин называет орудия по именам, ласково говорит с ними, ему мерещится даже, что это он бросает ядра в неприятеля. В этот момент все его счастье и горе, любовь и ненависть, радость и печаль неразрывно связаны с битвой, орудиями, дымом, товарищами и неприятелем.

Иногда даже создается впечатление, что батарея, потерявшая орудия, большую часть людей, держится на своей позиции под натиском неприятеля и без всякого прикрытия только благодаря железной воле и непоколебимой самоотверженности своего капитана. Дух батареи, который воплощен в Тушине, заставляет солдат весело сражаться и весело умирать, смеяться над адъютантом, приказывающим уходить с позиции и трусливо прячущимся от ядер. Все они знают, что спасают отступающую армию, но не сознают своего собственного героизма. Именно эта изнуренная и чуть живая от постоянных атак врага батарея сыграла одну из ключевых ролей в сражении.

И что же получил капитан Тушин взамен погибших товарищей и разбитых орудий? Увы, лишь недовольство начальства стало наградой героям. Когда Тушин входит в штаб, мы по его неловкости и пренебрежению высоких чинов понимаем, что он здесь чужой, что группа генералов и адъютантов существует отдельно от того, что было на поле боя. Подвиг его батареи не замечен; к награде будут представлены люди, чье геройство подтверждено адъютантами и офицерами, не бывшими в тот день под пулями. Но капитан не пытается оправдаться - иначе будет наказан командир его прикрытия. И только Андрей Болконский, выводивший орудия вместе с Тушиным, спасает воинскую честь батареи.

Этот случай поразил князя Андрея. Происходящее в армии было так странно, так непохоже на то, на что он надеялся. Князь Андрей увидел карьеризм, измену союзников, мелочность, трусость, ложь - словом, все то, от чего он бежал на войну. И, конечно, особое значение в этом прозрении, соприкосновении с реальной жизнью имеет встреча с капитаном Тушиным. Этот маленький и скромный офицер, поджегший Шенграбен, но вовсе не думающий, что он герой, а наоборот, боящийся начальства, произвел на князя огромное впечатление. От этого невзрачного капитана Андрей получает подлинный урок героизма. Болконский понял, что героический вид часто бывает обманчив. Его представление о жизненных ценностях, об истинном начинает изменяться.

Мы запоминаем имена великих полководцев, а вот имя капитана, поджегшего Шенграбен, вряд ли кто вспомнит. Сколько тушиных, тимохиных лежит на полях битвы. Сотни, тысячи неизвестных героев покоятся на этих полях. История не называет их имена. Не во имя крестов, чинов, славы сражались и умирали русские солдаты, в минуты подвига меньше всего думали они о славе. В своем романе-эпопее Толстой доказал, что народ совершил подвиг, что народ - герой.

Пехотные полки, застигнутые врасплох, в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «Отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе. — Обошли! Отрезали! Пропали! — кричали голоса бегущих. Полковой командир, в ту самую минуту, как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста-полковника, и свою генеральскую важность, а главное — совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпа́вших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному примерному офицеру. Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, чрез который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдат голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты все бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха. Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Все казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, батальоны собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался. Несмотря на то, что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата. — Ваше превосходительство, вот два трофея, — сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. — Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. — Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. — Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство! — Хорошо, хорошо, — сказал полковой командир и обратился к майору Экономову. Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь. — Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство. Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб-офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло по чьему-то приказанию в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт, и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек. Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен. — Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым-то! Ловко! Важно! Дым-то, дым-то! — заговорила прислуга, оживляясь. Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу. «Ловко! Вот так-та́к! Ишь ты... Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину. Из-за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по ним картечью. Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это, как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из-под маленькой ручки смотрел на французов. — Круши, ребята! — приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты. В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым, тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его все более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах. Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности, Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось все веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он все помнил, все соображал, все делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека. Из-за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из-за свиста и ударов снарядов неприятеля, из-за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из-за вида крови людей и лошадей, из-за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), — из-за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик. — Вишь, пыхнул огонь, — проговорил Тушин шепотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, — теперь мячик жди — отсылать назад. — Что прикажете, ваше благородие? — спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что-то. — Ничего, гранату... — отвечал он. «Ну-ка, наша Матвевна», — говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый нумер второго орудия в его мире был дядя; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим-то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков. «Ишь задышала опять, задышала», — говорил он про себя. Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра. — Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! — говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос: — Капитан Тушин! Капитан! Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб-офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему: — Что вы, с ума сошли? Вам два раза приказано отступать, а вы... «Ну, за что они меня?..» — думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника. — Я... ничего, — проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. — Я... Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что-то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь. — Отступать! Все отступать! — прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием. Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь, с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», — подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудия. — А то приезжало сейчас начальство, так скорее дра́ло, — сказал фейерверкер князю Андрею, — не так, как ваше благородие. Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину. — Ну, до свидания, — сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину. — До свидания, голубчик, — сказал Тушин, — милая душа! прощайте, голубчик, — сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.

Капитан Тушин - второстепенный герой Л. Н. Толстого, которому на страницах романа отводится совсем немного места. Зато написан весь эпизод с капитаном Тушиным очень ярко и емко.

Первая встреча читателя с батареей Тушина

Впервые Л. Н. Толстой упоминает батарею Тушина во второй части романа, в главе XVI. Именно там князь Андрей рассматривал позицию расположения пехоты и драгунов. Батарея находилась в центре русских войск, прямо напротив деревни Шенграбен. Князь не видел офицеров, которые сидели в балагане, но один из голосов поразил его своей задушевностью. Офицеры, несмотря на, а может быть, именно потому, что вскоре предстояло сражение, философствовали. Они говорили о том, куда потом пойдет душа. «Ведь неба вроде бы и нет», - говорил мягкий, удививший князя голос, - «а есть одна атмосфера». Вдруг упало ядро и разорвалось. Офицеры быстро выскочили, и тут князь Андрей рассмотрел Тушина. Так в сознании читателя начинает складываться образ капитана Тушина.

Внешность офицера

Этого простого офицера мы впервые видим глазами князя Андрея. Он оказался маленького роста, с добрым и умным лицом. Капитан Тушин немного сутуловат и выглядит не богатырем, а слабым человеком, и в соответствии со своей фамилией тушуется, когда встречается с высокопоставленными лицами. И сам-то он маленький, и ручки у него маленькие, и голос у него тоненький, нерешительный. Зато глаза большие, умные и добрые. Такой вот обыденный, негероический вид имеет капитан Тушин. Но под этой неказистой внешностью кроется отважный и азартный во время опасности, бесстрашный дух.

Доброта Тушина

Молодому контуженому Николаю Ростову после сражения было тяжело идти, а коня он потерял во время боя. Он просился абсолютно ко всем проходящим, чтобы его взяли, однако на него никто не обращал внимания. И только штабс-капитан Тушин разрешил ему сесть на лафет пушки, которую он в бою называл Матвеевна, и помог юнкеру. Так в действии проявляется человечность и доброта капитана во время всеобщего безразличия к отдельной жизни.

Отзывчивость и жалостливость

Когда к вечеру наступил привал, то штабс-капитан послал одного из солдат искать лекаря или перевязочный пункт для юнкера Ростова. А сам с сочувствием и состраданием смотрел на молодого человека. Было видно, что ему всей душой хочется помочь, но пока нечем. Это описывается в XXI главе. В ней же рассказывается, что подошел раненый солдат, который хотел пить. Он у Тушина получил воды. Подбежал еще солдатик, который попросил огня для пехоты, и ему не отказал капитан.

Война в представлении Л. Толстого

Это античеловеческое явление, которое полно гадости и грязи и лишено романтического ореола. Жизнь прекрасна, а смерть - уродлива. Это только массовое убийство ни в чем не повинных людей. Лучшие его герои сами никого не убивают. Даже во время сражений не показано, как Денисов или Ростов кого-то лишили жизни, не говоря уж о князе Андрее. Описание военных действий 1805-1807 года, в которых участвует капитан Тушин, в романе «Война и мир» - один из центров эпопеи. На этих страницах писатель постоянно описывает войну и смерть. Он показывает, как массы людей вынуждены переносить нечеловеческие испытания. Но просто и без лишних слов выполняет свой долг солдата капитан Тушин. Война и мир существуют для него в параллельных мирах. На войне он как можно лучше, тщательно продумывая каждое действие, старается нанести врагу урон, сохранив по возможности жизнь своим солдатам и орудия, которые представляют материальную ценность. Его мирная жизнь нам показана только на кратковременных привалах, когда он заботится о людях, находящихся рядом с ним. Он ест и пьет вместе со своими солдатами, и его бывает трудно от них отличить, он даже не всегда может правильно отдать честь вышестоящему по званию. С каждым сражением его человеческая значимость поднимается еще выше.

Шенграбен - подготовка к сражению

На батарею Тушина заехал князь Багратион со свитой. Орудия только начинали стрелять, у всех в роте был особый веселый и возбужденный дух. Тушин сначала даже, давая тоненьким голосом указания, бегая и спотыкаясь, не заметил князя, а наконец увидев, сконфузился, робко и неловко приложил пальцы к козырьку и подошел к командующему. Багратион уехал, оставив роту без прикрытия.

Сражение

Приказаний капитану никто не оставил, но он посоветовался со своим фельдфебелем и решил зажечь деревушку Шенграбен. Подчеркнем, что он умел воспользоваться здравым смыслом опытных солдат, а не смотреть на них свысока. Он был, конечно, дворянином, но не выпячивал свое происхождение, а ценил опыт и ум подчиненных. А русская армия получила приказ к отступлению, но про Тушина все забыли, и его рота стояла и сдерживала наступление французов.

Боевые действия

Когда Багратион, отступая вместе с основной частью армии, прислушался, то услышал канонаду где-то в центре. Чтобы выяснить, что происходит, он послал князя Андрея, чтобы приказать батарее отступать как можно быстрее. У Тушина было всего четыре пушки. Но они стреляли так энергично, что французы предположили, что там сосредоточились крупные силы. Они два раза предприняли атаку, но оба раза были отбиты. Когда удалось зажечь Шенграбен, то все пушки стали дружно бить в самый центр огня. У солдат вызвало радостное возбуждение то, как забегали французы, пытаясь потушить пожар, который разносил ветер, и он все сильнее распространялся. Французские колонны ушли из деревни. Но справа неприятель выставил десять пушек и стал прицельно бить по батарее Тушина.

Подвиг капитана Тушина

У Тушина были ранены и лошади, и солдаты. Из сорока человек из строя выбыло семнадцать. Однако оживление на батарее не ослабело. Все четыре орудия повернули против десяти стреляющих пушек. Тушин, как и все, был оживлен, весел и возбужден.

Он все время требовал у денщика себе трубочку. С ней он бегал от одного орудия к другому, считал оставшиеся снаряды, распоряжался заменой убитых лошадей. Когда ранило или убивало солдат, то он морщился, как от боли, и приказывал помочь раненым. А лица солдат, высоченных, огромных мужчин, как зеркала отражали выражение лица своего командира. Сразу становится ясно по описанию Л. Толстого, что подчиненные просто любили своего начальника и выполняли его приказы не из страха перед наказанием, а из желания соответствовать его требованиям.

В разгар боя Тушин совершенно преобразился, он представлял себя просто богатырем, который швыряет ядра во французов. Он заражал солдат и офицеров своим боевым духом. Капитан весь погрузился в сражение. Одну из своих пушек он называл Матвеевной, она казалась ему мощной и огромной. Французы ему представлялись муравьями, а их пушки - трубками, из которых курился дым. Он видел только свои пушки и французов, которых следовало удержать. Тушин стал составлять единое целое со всем, что находилось на его батарее: с орудиями, людьми, лошадьми. Таков в бою капитан Тушин. Характеристика его - это характеристика скромного человека, который героические действия воспринимает как выполнение В момент боя все его радости и печали связаны только с товарищами, неприятелем и оживленными его воображением пушками.

Чему научился князь Андрей

Его отправили дать капитану приказ отступить. И первое, что увидел князь, - лошадь с перебитой ногой, из которой фонтаном хлестала кровь. И еще несколько убитых человек. Над ним пролетело ядро. Князь усилием воли приказал себе не бояться. Он сошел с коня и вместе с Тушиным стал распоряжаться уборкой орудий.

Солдаты просто отметили храбрость князя, сказав ему, что приезжало начальство и сразу же удрало. И когда Тушина вызвали в штаб, чтобы указать на то, что он потерял два орудия, князь Андрей, чьи представления о героизме уже стали изменяться, он героизм увидел без бравады, скромный и достойный, не умеющий красоваться и любоваться собой, вступился за воинскую честь роты капитана Тушина. И коротко, но твердо заявил, что успехом сегодняшнего дня армия обязана действиям капитана Тушина с его ротой.

Л. Н. Толстой рассказал горькую правду о войне, на которой гибнут ни в чем не повинные люди и животные, где не замечают подлинных героев, а штабные офицеры, не нюхавшие пороха, получают награды, где зреет месть народа, которая к концу войны сменяется жалостью, смешанной с презрением. Он показал, сколько тишайших Тимохиных и Тушиных, подлинных народных героев, лежит в безымянных могилах.

Лев Толстой преклонялся перед героизмом простого солдата, воспевал профессиональные воинские качества. Природу подвига можно изучить и описать только на примере конкретных людей, которые были прототипами героев, созданных писателем.

Образ и характеристика Тушина в романе «Война и мир» формировалась автором на основе биографических данных артиллериста Якова Судакова, награжденного орденом Святого Владимира.

Подвиг батареи Тушина

Под деревней Шенгребен состоялось сражение отряда Багратиона с регулярной армией Мюрата. Цель битвы – обеспечить отступление русской армии, по пятам которой двигались преобладающие численностью французские силы. Стояло прохладное осеннее утро 1805 года, Багратион выстроил линию огня, в центре поставил пушки.

Артиллеристами командовал капитан Тушин, который накануне получил от генерала устное порицание за то, что сушил обувь в питейном заведении. Когда генерал отдал приказание об отступлении, в место расположения батареи два раза посылали Жеркова. Страх гибели овладел душой и телом адъютанта, он не достиг цели, а потом о солдатах и орудиях забыли в пекле битвы.

Тушин, оказавшись без связи с командованием, сам выбирал цель и вел бой. Когда началось массовое отступление, артиллеристам даже в голову не пришла мысль бросить пушки. Огонь был направлен на деревню Шангребен. Французы всполошились, их ряды были расстроены, пришлось временно отступить назад, чтобы обдумать ситуацию.

Русская артиллерия состояла из четырех орудий, одно из которых скоро разрушил снаряд противника. Тремя пушками доблестные русские солдаты сдерживали натиск многочисленных сил врага. О них вспомнили только тогда, когда невольно образовалась скорбная тишина поражения, которую нарушали их одинокие орудийные залпы.

Внешность героического капитана

Тушин был маленького роста, всегда держал во рту трубку. Его силуэт Толстой называет фигуркой, отмечая, что в ней нет ничего военного, а, наоборот, нечто комическое, особенное угадывается в теле и походке. Писатель любит героя, называет его чрезвычайно привлекательным, не смотря на сутулость и неловкость.

Штабс-капитан имел маленькие руки, был худым, глаза выглядели умными и добрыми. Голос артиллериста отличался нарочитой молодцеватостью, иногда звучал тонко и слабо среди взрывов снарядов. Этот человек нравился князю Болконскому, он видел в нем философа.

Описание боя

Отряд, прикрывавший батарею, давно отступил. Французы два раза шли в атаку, думая, что имеют дело с главными силами Багратиона. Дерзко защищались артиллеристы. Неприятель отступал под натиском картечного огня, не предполагая, что перед ними одинокие четыре пушки.
Шенгребен горел, дым клубами подымался над деревней, рядом образовалась суета, кому-то пришлось тушить огонь. Против батареи Тушина враг выставил десять орудий, пытаясь наказать поджигателей, сдерживающих наступление. Пока артиллеристы, как дети, радовались пожару, французские снаряды разорвались рядом. Погибло две лошади, ящичного вожатого ранило.

Тушин наблюдал, как его бойцы, почувствовав близкую опасность, вошли в кураж, действовали дружно и организовано. Капитан насчитал уже семнадцать человек из прислуги орудий убитыми, но боевой дух оставшихся в живых не иссякал. Когда французы подходили близко, Тушин приказывал заряжать пушки картечью, всем становилось весело.

Капитан часто требовал к себе денщика, чтобы тот поджег трубку, называл солдат ребятами, в свободную минуту помогал вывинчивать винт или двигать колесо, вздрагивал от разрыва снарядов. Его бурная деятельность заключалась в том, чтобы бегать от пушки к пушке, помогать прицелиться, распоряжаться про убитых и раненых, менять лошадей.

Большие солдаты верили в своего маленького командира, по-детски внимательно смотрели ему в глаза. На их лицах отображалось то, что они там прочитали. А Тушину в день сражения не ведом был страх. Мыслям о ранении или гибели не было времени, чтобы морочить светлую голову. Становилось жарко, с каждым залпом веселее. Солдаты вошли в то состояние, когда происходящие вокруг события мелькают, как в бреду.

Отступление

Тушин, растерянно хлопал глазами, смотрел в лицо орущего старшего офицера, в третий раз приказывающего отступать. Капитан не понимал, в чем он провинился. Солдаты смеялись. Появился князь Болконский, наконец, присланный Багратионом, чтобы помочь батарее собраться.

Молча, со знанием дела, аккуратно и быстро, Андрей с капитаном надели две уцелевшие пушки на передки. Батарея двинулась в гору. Когда артиллерист прощался с Болконским, слезы стояли в его глазах. «Прощайте, голубчик!» Так тепло выразил свою благодарность Тушин.

По дороге подобрали раненого корнета, который с контузией не мог идти, это был Николай Ростов. Вечером Багратион вызвал Тушина к себе, негодовал, что оставили разбитые орудия. Капитан умолчал, что у батареи не было людей, потому что на месте не оказалось прикрытия. Опытный боец боялся подставить под гнев командования кого-то другого.

Лев Толстой в последний раз вспоминает любимого героя после Фридланского сражения. Тушин был ранен, ему ампутировали часть руки, но капитан продолжал держать во рту трубку и весело улыбался.