Дубасов федор васильевич

«Африка »
фрегат «Владимир Мономах »
броненосец «Петр Великий »
эскадра Тихого океана

Сражения/войны Награды и премии

Фёдор Васильевич Дуба́сов ( - ) - русский военно-морской и государственный деятель, генерал-адъютант (1905), адмирал (1906) из дворянского рода Дубасовых . На посту московского генерал-губернатора (1905-1906) руководил подавлением Декабрьского вооружённого восстания .

Биография

Служба во флоте

В 1877 году при начале войны с Турцией, ему было вверено командование минным катером «Цесаревич». 14 мая 1877 года капитан-лейтенант Дубасов и лейтенант А. П. Шестаков с несколькими мичманами и матросами на четырёх минных катерах атаковали турецкие броненосцы, взорвали и потопили турецкий однобашенный броненосный монитор «Сеифи». Дубасов, мичманы Персин и Баль подплыли на трёх катерах к затонувшему броненосцу и сняли с него флаг. Дубасов и Шестаков первыми в ту кампанию были награждены орденом св. Георгия 4-й степени, Дубасов был зачислен в Свиту Его Величества флигель-адъютантом .

В 1879 году Дубасов был назначен командиром отряда мелких судов с поручением устроить минные заграждения на реках Дунае и Серете . За успешное выполнение задания был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и золотым оружием .

1892-1897 гг - морской агент при российском посольстве в Берлине . Состоял пожизненным членом в берлинском православном Свято-Князь-Владимирском братстве будучи с 1893 по 1897 гг. председателем Ревизионной комиссии Братства (его жена Александра Сергеевна Дубасова, урождённая Сипягина, в 1922-1924 гг. будет первой председательницей Братства в эмиграции).

1897-1899 гг - командующий Тихоокеанской эскадрой. Под его командованием в декабре 1897 года эскадра вошла в Порт-Артур , хотя сам Дубасов был противником устройства базы Тихоокеанского флота в этом порту, предпочитая ему бухту Мозампо .

«Государь Император объявляет Высочайшую благодарность Командующему эскадрою в Тихом океане вице-адмиралу Дубасову и Монаршее благоволение - всем чинам вверенной ему эскадры и сухопутного отряда за отличное выполнение возложенных на него поручений по занятию Порт-Артура и Таллиенвана»

Из приказа по Морскому ведомству

6 декабря 1898 года награждён орденом Святой Анны 1-й степени , 15 марта 1899 года произведён в чин вице-адмирала и утверждён в должности начальника эскадры. 6 декабря того же года назначен старшим флагманом 1-й флотской дивизии.

Государственная служба

01.01.1901-08.08.1905 - председатель Морского технического комитета.

В 1904-1905 годах был членом Международной комиссии, созданной для расследования Гулльского инцидента . Высказал особое мнение, что в числе пароходов, по которым стрелял адмирал Рожественский , был и японский миноносец, успевший скрыться. За успешное разрешение дела, 14 марта 1905 года он был зачислен в Свиту Его Величества генерал-адъютантом .

В 1905 году командирован для подавления крестьянских волнений в Черниговскую, Полтавскую и Курскую губернии; в Курской губернии распространил объявление, в котором говорилось: «Если сельские общества или хотя немногие из их членов позволят себе произвести беспорядки, то все жилища такого общества и всё его имущество будут по приказу моему уничтожены».

24 ноября 1905 года назначен московским генерал-губернатором . Руководил подавлением Декабрьского вооруженного восстания в Москве. 7 декабря 1905 года объявил Москву и Московскую губернию в положении чрезвычайной охраны и суровыми методами положил конец беспорядкам.

Полиция сумела предупредить два покушения на адмирала , но 23 апреля 1906 года в 12 часов дня, по окончании праздничного богослужения в Большом Успенском соборе, в коляску Дубасова социалист-революционер Борис Вноровский бросил бомбу. Адъютант Дубасова граф С. Н. Коновницын был убит, кучер - ранен, а самому адмиралу раздробило ступню левой ноги.

В июле 1906 Дубасов уволен от должности московского генерал-губернатора и назначен членом Государственного совета .

2 декабря 1906 года, в годовщину московского восстания, Федор Васильевич прогуливался по Таврическому саду в Петербурге , когда П. Воробьёв и В. Березин, члены «летучего террористического отряда» эсеров произвели по нему 13 выстрелов, а ещё двое боевиков бросили бомбу, начинённую мелкими гвоздями. Адмирал был оглушён и слегка ранен, но остался жив. Обратился к царю с просьбой о помиловании покушавшихся, приговорённых к смертной казни.

Последние годы жизни

В последние годы жизни адмирал тяжело болел - сказывались ранения. Последним его большим делом было активное участие в строительстве храма Спаса-на-Водах в Санкт-Петербурге в память моряков, погибших в Порт-Артуре и при Цусиме .

Фёдор Васильевич Дубасов умер в 1912 году. Похороны состоялись 21 июня 1912 года , в день его рождения, в Александро-Невской лавре . Николай II и члены царской фамилии лично выразили вдове почившего соболезнование.

Семья

Супруга - Александра Сергеевна Сипягина (1854-1928), сестра министра внутренних дел Д. С. Сипягина . После революции эмигрировала в Берлин, где в 1922-1924 годах занимала должность председательницы Свято-Князь-Владимирского братства . Дети:

Напишите отзыв о статье "Дубасов, Фёдор Васильевич"

Примечания

Литература

  • // Герои и деятели Русско-турецкой войны 1877-1878. - Изд. В. П. Турбы. - СПб. , 1878. - С. 61-66.

Отрывок, характеризующий Дубасов, Фёдор Васильевич

Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.

Пушечный рёв

покрывает басом:

по крови рабочей

пустился в плавание

царёв адмирал,

каратель Дубасов…

Владимир Маяковский

Сегодня имя адмирала Дубасова мало что говорит читателю. Если о нём что ещё и помнят, то только то, что в декабре 1905 года адмирал подавил восстание в Москве. Именно за это имя Дубасова было предано анафеме. Если о нём вспоминали, то исключительно по Маяковскому…

И всё же не будем торопиться в окончательных оценках, а познакомимся с личностью одиозного адмирала подробнее. Право, он того стоит!

Мастер минных атак

Весной 1877 года русская армия устремилась в турецкие пределы. Россия протянула руку помощи братской Болгарии. Благоухали сады, солдат дурманил аромат цветущих яблонь и абрикосов. Полки шли на юг, на юг…

С ходу, форсировав Дунай, армия устремилась дальше. Однако в её тылу оставалась мощная турецкая флотилия – почти пять десятков боевых кораблей под началом опытного флотоводца Гуссейн-паши. Эту флотилию необходимо было если не уничтожить, то, по крайней мере, изгнать из районов переправ. За это трудное и опасное дело взялись несколько десятков моряков-балтийцев, у которых даже не было кораблей. Зато было новое, неведомое туркам, оружие – «мины-крылатки», которые они с осторожностью выгружали ночами с покрытых рогожей телег. Во главе отряда стал капитан 1-го ранга Иван Рогуля, с ним вызвались пойти отчаянные добровольцы: лейтенанты Дубасов, Скрыдлов, Шестаков.

Фёдор Дубасов принадлежал к известной морской династии. Старый русский дворянский род Дубасовых восходил своей историей к XVII веку. Фамилия упоминается в родовых книгах Тверской, Калужской, Смоленской и Пензенской губерний.

В своё время отец лейтенанта служил на Чёрном море и отличился в турецкой войне 1828 года. Морскую же свою родословную Дубасовы вели от славного петровского бомбардира Автонома Дубасова, геройски павшего при абордажном взятии шведского бота «Эсперн» в далёком 1709 году. С тех пор по воле Петра Великого на их фамильном гербе красовалась серебряная галера с золотыми вёслами – память о подвиге пращура.

Следуя фамильной традиции, Фёдор Дубасов в 1863 году с блеском закончил Морской корпус, с производством в корабельные гардемарины. В восемнадцать лет совершил своё первое кругосветное путешествие, по окончании которого поступил на академические классы и успешно окончил их в 1870 году.

Весной 1877 года балтийцы были настроены решительно, но пока они тряслись по разбитым валахским дорогам к неблизкому Дунаю, над рекой уже прогрохотали первые залпы. Армейцы и не думали сидеть сложа руки, моряков ожидаючи. И когда турецкий фрегат-броненосец «Люфти-Джелиль» попытался было пробиться к одной из переправ, он был расстрелян армейскими артиллеристами, взорвался и затонул на глазах у обескураженного Гуссейн-паши. А на следующий день прибыли на Дунай и балтийцы.

Дубасов, как приехал, так сразу – на берег, взял бинокль и стал рассматривать затопленный броненосец.

– Вот те на! – аж присвистнул. – Потопить-то потопили, а флаг снять позабыли.

Другие офицеры флотские тоже бинокли взяли. Точно! Над полузатонувшим неприятельским броненосцем развевался на мачте кроваво-красный турецкий флаг с полумесяцем и звёздами.

Этого русские моряки стерпеть не могли. Уже через полчаса в приёмной местного армейского начальника генерал-майора Салова сидел лейтенант гвардейского экипажа Фёдор Дубасов.

– С чем пожаловали? – осведомился генерал, с интересом разглядывая морского гвардейца.

– Прошу у вашего превосходительства разрешения мне на снятие турецкого флага с утопленного броненосца! – кратко доложился тот.

– Но ведь это опасно, господин лейтенант? – покрутил седой ус Салов. – Вот ведь и лазутчики доносят, что турецкие суда там уже намедни видели.

– Не опасней, чем в штыковые атаки хаживать! – ответил лейтенант.

Ответ генералу понравился.

– Ах, молодость, молодость, – вздохнул он. – Впрочем, на войне как на войне. Поиск разрешаю и желаю удачи!

Старшим в поиск решил идти сам капитан 1-го ранга Рогуля. Кроме него, вызвались адъютант императора полковник Струков, есаул Дукмасов и, конечно же, сам Дубасов. В полночь на трёх паровых шлюпках храбрецы вошли в Мачинский рукав и, сбавив ход до малого, пошли мимо неприятельских позиций. Было тихо. Лишь где-то вдалеке слышалась редкая ружейная стрельба да ржали под берегом стреноженные кони. На подходе к «Люфти-Джелилю» столкнулись с первой неожиданностью – сразу три турецких монитора, все под парами, с боевым освещением.

– Никак, днём будут пытаться снять с корабля механизмы, – вполголоса резюмировал Рогуля. – Надо поторапливаться!

Две шлюпки остались в стороне, прикрывая третью. Дубасов тихо подошёл к борту разбитого броненосца, по-кошачьи взобрался на мачту, боцманским ножом перерезал фалы и уже с флагом в руках прыгнул в шлюпку. На обратном пути ещё умудрились подобрать в камышах обожжённого матроса с уничтоженного броненосца. Так и вернулись с флагом и пленником.

Генерал Салов был доволен:

– Лихо, лихо! Хоть сейчас к нам в пехоту записывай!

А боевая страда на Дунае только начиналась. В мае сильный отряд турецких кораблей внезапно появился у города Браилова, что расположен неподалёку от Мачинского рукава. Неприятельские броненосцы сразу же создали серьёзную угрозу армейским тылам. Турки были настроены весьма решительно. Надо было срочно что-то предпринимать. Моряки совещались недолго.

– Надобно произвесть диверсию, и обязательно с успехом. Только это заставит турок отказаться от своих намерений, – предложил каперанг Рогуля. – Атаковать же следует на паровых катерах, их уже подвезли.

Командиром выбранных для атаки катеров был назначен Фёдор Дубасов. В ночь на четырнадцатое мая под проливным дождём от браиловской пристани отошли четыре катера, тотчас взявшие курс на Мачинский рукав, где располагались турецкие корабли. Головным шёл «Цесаревич» под началом самого Дубасова, далее в двадцати саженях «Ксения» лейтенанта Шестакова, «Джигит» мичмана Персина и «Царевна» мичмана Баля. Светила луна, проглядывавшая сквозь разрывы дождевых облаков. По команде Дубасова катера перестроились в боевой порядок.

На часах было два с половиной пополуночи. Наконец вдали показались неприятельские корабли. В середине рукава стоял на якоре крупный бронированный монитор, несколько далее под берегом ещё один, за последним угадывались контуры ещё одного парохода. Намётанным глазом моряки быстро определили своих противников: посреди реки флагманский «Сельфи», далее у берега «Килидж-Али», а далее канонерка «Фетхуль-Ислам». Всё это лучшие корабли Гуссейн-паши. Времени для долгих раздумий не оставалось. Конечно, хорошо бы атаковать сразу все суда, но сил для этого явно недоставало – решающее слово было за Дубасовым.

– Атакуем ближайший, «Сельфи»! – скомандовал он. – Шестаков ждёт конца моей атаки, чтобы меня поддержать. Остальные прикрывают, сообразуясь с обстановкой!

Внезапно на «Цесаревиче» упало давление. Дубасов вздохнул:

– Стоп машина!

Четыре раза за время атаки пришлось из-за неполадок останавливать машину на «Цесаревиче», но Дубасов от своих намерений отказываться и не думал. Наконец машинный унтер Гусев радостно доложил:

– Так что исправились, можем гнать вовсю!

– Вперёд полный! – немедленно распорядился лейтенант. – Ну, держитесь, гололобые!

На подходе к монитору русских моряков с палубы окликнул часовой.

21 июня исполнилось 165 лет со Дня Рождения (21 июня 1845 года) выдающегося русского человека. В лице Адмирала Фёдора Васильевича Дубасова можно увидеть морского геополитика, талантливого моряка, мудрого дипломата, и жёсткого государственного деятеля.
На службе Отечеству с 1870 года, когда окончил Николаевскую морскую академию, состоял в Гвардейском экипаже. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Фёдор Васильевич отличился в речных боях на реке Дунай, за что был награждён Орденом Святого Георгия 4-й степени и орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами к нему и Золотым оружием. С 1887 года командир крейсера «Владимир Мономах» на котором сопровождает в путешествии на Восток Цесаревича Николая Александровича (1891 г.)
В 1897-1899 гг. Фёдор Васильевич командует Русской Тихоокеанской эскадрой. В это время, происходит значительное усиление России на берегах Тихого океана. Особенно сильны были русские позиции в Китае и Корее. Фёдор Васильевич в этот период времени стремился получить для Русского Флота незамерзающую базу в одном из портов на юге Кореи, в частности порт Мозампо или архипелаг Каргодо. Однако из-за нерешительной позиции российского министерства иностранных дел в лице министров графа Муравьёва а позднее и Ламздорфа, осуществить эти планы не удалось. Тут нужно уяснить вот что. Фёдор Васильевич справедливо полагал, что только порт на юге Кореи может дать России контроль над Корейским проливом, который как бы замыкал для России выход на просторы Тихого океана. Такой порт также создавал для Русского Флота незамерзающую базу, и позволял ему функционировать с полной отдачей круглый год. Так же Фёдор Васильевич справедливо отмечал: «Наше движение на Восток - это не колониальная экспансия, а естественное стихийное движение к естественным границам». Справедливость расчётов Адмирала Дубасова подтверждает и слова французского социолога и геолога Элизе Реклю, сказанные примерно в это же время: «Если бы Россия овладела на Корейском побережье таким портом, который одновременно наблюдал бы за двумя морями – Корейским и Японским и командовал бы проливами, то она сделалась бы владычицей восточных морей». Период же командования Фёдора Васильевича Тихоокеанской эскадрой справедливо называют её расцветом, так в своих воспоминаниях капитан 1 – ранга Владимир Иванович Семёнов вспоминал разговор с сослуживцами когда они отмечали что расцвет Тихоокеанского флота пришелся на командованием им Адмирала Дубасова. С подчиненными, Он мог быть строг, как с офицерами, так и с младшими флагманами эскадры. От подчиненных всегда требовал проявления инициативы.
С 1901 по 1905 год, Фёдор Васильевич являлся председателем Морского Технического Комитета.
Во время Русско-японской войны, когда на броненосце «Петропавловск» погиб командующий Русским Тихоокеанским Флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров, среди нижних чинов и офицеров эскадры, широко обсуждался вопрос о новом Командующем, и на его пост прочили одним из кандидатов Фёдора Васильевича, называя Его не иначе как: «Ты не смотри, что Дубасов стар, (на тот момент ему было 59 лет) не человек – кремень». А офицеры говорили, что, на трёх китах-адмиралах Русский Флот стоит, Адмиралы: Фёдор Васильевич Дубасов, Зиновий Петрович Рожественский и Григорий Павлович Чухнин. Все трое, доказали свою верность Вере, Престолу, и Отечеству.
В 1904 году Фёдор Васильевич представлял Россию в Париже на конференции, посвящённой разбору Гулльского инцидента. Тогда, под видом британских рыбаков эскадру Адмирала Рожественского, которая направлялась на Дальний Восток, на войну с японским флотом, атаковали японские миноносцы, построенные в Англии для союзницы Японии. В ответ русские моряки открыли огонь, но повредили и несколько рыболовных траулеров, убив двух человек. Здесь Фёдор Васильевич проявил незаурядные способности дипломата. О Его поведении свидетельствует хотя бы такой поступок. Когда происходили прения сторон, то представитель Англии, не смотря на то что официальным языком конференции был французский, произнёс речь на родном английском, конечно же все его поняли, но регламент был нарушен. Тогда, встал Фёдор Васильевич и произнёс речь на русском языке, все были изумлены. Когда Он кончил, то произнёс по французски, что, конечно же, его некто не понял, и второй раз произнёс речь, но уже по французки. Фёдору Васильевичу удалось добиться благоприятного с точки зрения дипломатии решения для России по Гулльскому инциденту. И как знать, если бы Россию, в Портсмуте, на мирной конференции по итогам Русско-японской войны представлял Фёдор Васильевич, с Его твёрдостью, и дипломатическим даром Он бы не пошёл на те уступки Японии на которые пошёл граф Витте.
В 1905 году Адмирал командируется в Черниговскую, Полтавскую и Курскую губернии для подавления революционных беспорядков. Не останавливаясь перед уничтожением жилищ и имущества восставших.
5 декабря 1905 года Фёдор Васильевич назначается новым Генералом-Губернатором Москвы. Государь Николай Александрович верно чувствовал ситуацию назначая Адмирала на этот пост, фактически это было боевое назначение так как в Москве готовился революционный переворот. В своей речи, Фёдор Васильевич отметил, что для подавления беспорядков, Он сделает всё от Него зависящее, и будет помнить о своём долге перед Государем. 14 декабря, по прямой просьбе в Москву командируется Гвардейский Семёновский полк, и революционные беспорядки сходят на нет. Уже 18 декабря практически без боя Семёновцы заняли Пресню.
Агенты мирового интернационала не могли простить этого человеку, исконно русскому, помнящему о долге перед Государем и Отечеством. На Адмирала было совершено два покушения, и оба раза Он чудом остался жив. Оба раза. Рядом гибли невинные люди, так во время первого покушения от взрыва погибли две девочки и мальчик 14 лет. На имя Адмирала пришло около 200 телеграмм с пожеланиями выздоровления. Среди них была и такая: «Двое маленьких детей благодарят Бога за избавление Вас от опасности и молятся о скорейшем Вашем выздоровлении. Юра и Катя».
В 1906 году Адмирал был пожалован в полные Адмиралы, а так же званием Генерал-адъютанта. В 1908 году Он был награждён орденом Святого Александра Невского. После пережитых покушений сказывались раны (раздробленная ступня), но Фёдор Васильевич направил свою волю и энергию на деятельность обороны Родины, являясь членом Совета Государственной обороны. Он принимал и активное участие в строительстве в Санкт-Петербурге храма Спаса-на-Водах в память о всех моряках погибших в годы Русско-японской войны в Порт-Артуре и при Цусиме. Скончался Фёдор Васильевич 19 июня 1912 года, и был похоронен в день Его рождения 21 июня на кладбище Александро-Невской лавры. Царская семья выразила глубокие соболезнования родственникам Адмирала.
В своей заметке, хотелось лишь кратко осветить вехи биографии выдающегося сына Святой Руси. Однако личность эта заслуживает освящения в виде большой книги. За такую работу намеревался взяться русский историк Павел Николаевич Зырянов, автор биографии Адмирала Александра Васильевича Колчака, однако Он ушёл из жизни, не успев взяться за то дело.
Главное в жизни Адмирала Фёдора Васильевича Дубасов, была любовь к Родине, и беззаветное служение Ей. Словно Былинный Богатырь являлся Он на призывы Родины, и верно служил Ей. Врагам Руси не удалось убить Его при жизни, однако сейчас им хочется стереть само имя верных людей Святой Руси, покушаясь на Их Память. Хранить Её, наш удел, и, наше служение Великим Предкам.