К какому веку завершается формирование древнерусской народности. Культура Древней Руси. Древнерусская народность. Введение новой веры

[править | править вики-текст]

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 12 августа 2014; проверки требуют 5 правок.

Картина Виктора Васнецова «После побоищаИгоря Святославича с половцами»

Древнерусская народность или древнерусский этнос - единая этнокультурная и социальная общность, которая согласно распространённой историографической концепции сформировалась из восточнославянских племён в процессе этногенеза в Древнерусском государстве на протяжении X-XIII веков. В рамках этой концепции считается, что все три современных восточнославянских народа - белорусы, русские и украинцы - возникли в результате постепенного распада древнерусской народности после монгольского нашествия на Русь. Концепция древнерусской народности, говорившей на едином древнерусском языке, имеет как своих сторонников, так и противников.

    1 Признаки единой народности

    2 История концепции

    3 Сторонники и противники

    4 См. также

    5 Примечания

    6 Литература

Признаки единой народности[править | править вики-текст]

К признакам единства, которые позволяют говорить о единой народности, относят общность литературного и разговорного языка (при сохранении местных диалектов), общность территории, определённую экономическую общность, единство духовной и материальной культуры, общую религию, одинаковые традиции, обычаи и право,военное устройство, общую борьбу против внешних врагов, а также наличие сознания единства Руси .

Современные генетики (О. Балановский) фиксируют единство генофонда трех восточнославянских народов, что является косвенным признаком их былого единства в рамках Древнерусского государства.

История концепции[править | править вики-текст]

«Синопсис, или Краткое описание о начале русского народа» (1674)

В Новое время, идея о единстве восточных славян в древнерусскую эпоху восходит к позднелетописным источникам и историческим сочинениям XVII века . О ней говорится в Густынской летописи , а в Киевском синопсисе, авторство которого приписывают архимандриту Киево-Печерской лавры Иннокентию Гизелю, подробно изложена концепция про древнее единство «русских народов». Она предопределила взгляды большинства историков XVIII и XIX веков на всех восточных славян как на представителей триединого русского народа . В российской историографии XIX века время от времени возникали споры относительно «первородства» и преимущества на наследие Древнерусского государства, которые отдельные представители малороссов (Маркович, Максимович) или великороссов (Погодин) приписывали именно своей ветви. Эти противоречия пытался сгладить Александр Пресняков, в 1907 году утверждавший что у украинцев, русских и белорусов равные права на наследие Древней Руси . Параллельно с российскими историками и Русской православной церковью, идея древнерусского единства поддерживалась и филологами, показавшими существование единого древнерусского языка, который распался впоследствии на несколько родственных языков. Наиболее влиятельные труды по этому вопросу принадлежат Александру Востокову, Измаилу Срезневскому, Алексею Соболевскому, Алексею Шахматову .

В противовес данной концепции Михаил Грушевский ввёл в обиход тезис об отдельности этногенезов украинцев и русских. Этот взгляд стал доминирующим в историографии украинской диаспоры и получил некоторое распространение в современной украинской науке.

В своём современном виде, концепция возникла в советской историографии 1930-х годов. Белорусы, русские и украинцы были определены как три разных народа, однако Киевская Русь и дальше рассматривалась как «общая колыбель» восточнославянских народов, которые образовались в XIV-XV веках. Борис Греков выдвинул предположение об этническом единстве восточных славян в предшествующую разделению эпоху. Теоретическое и фактическое наполнение оно обрело в 1940-е годы благодаря трудам украинца М.Петровского, россиян А.Удальцова и Владимира Мавродина. Именно Мавродину принадлежит авторство термина «древнерусская народность». Впервые он был употреблён в 1945 году в монографии «Образование Древнерусского государства». .

Проблематика древнерусской народности пережила масштабную дискуссию в начале 1950-х гг. . Она была обоснована Сергеем Токаревым, в её разработке также приняли участие археологи Пётр Третьяков и Борис Рыбаков . Существенная роль в оформлении и дальнейшем развитии концепции признаётся за советским историком и историографом, специалистом по эпохе феодализма Львом Черепниным . Тщательному анализу она была подвергнута также Петром Толочко, подтвердившим существование единой древнерусской народности .

В 2011 году происхождение трёх восточнославянских народов от единой древнерусской народности было признано в совместном коммюнике историками из трёх государств на «круглом столе» в Киеве, посвящённом 1150-летию Древнерусского государства .

Разделение славянской этнолингвистической общности. Широкое расселение славян и развитие у них языковых процессов приводит к дифференциации прежде единого для них языка, современные славяне, как известно, в соответствии с лингвистической классификацией делятся на восточных, западных и южных. Продолжительную традицию имеет тенденция отождествлять с ними группировки славян раннесредневековых источников: венедов - с западными, антов – с южными и склавинов - с восточными славянами. Однако, по мнению лингвистов, деление славян (и их языков) на западных, южных и восточных есть продукт длительной и непрямолинейной перегруппировки древних племен и их диалектов, поэтому для такого отождествления нет оснований. Кроме того, указывают они, этнонимы «венеды» и «анты» не могли быть самоназваниями славян, славянским является только название «склавины». Время, когда на основе диалектов единого славянского языка начали складываться различные группы, в том числе и те, из которых сформировались восточнославянские языки, дискуссионно. Есть тенденция датировать начало этого процесса V-VI вв. н.э., а завершение – X-XII вв.

Восточнославянские племена в Повести временных лет. Одним из важнейших источников по истории восточных славян как части этногенеза русского народа является летописный свод «Повесть временных лет», созданный к 1113 г. монахом Нестором и отредактированный священником Сильвестром в 1116 г. Самые ранние датированные в нем события относятся к 852 г., но этому, основному, разделу предшествует фрагмент, в котором излагается история славян и восточных славян без указания дат.

Примечательно, что для летописца, как и для современной лингвистики, происхождение славян – это происхождение славянского языка, и их историю он начинает с разделения Богом дотоле единого народа «на 70 и 2 языци», одним из которых «бысть язык словенеск». Далее в летописи говорится, что «спустя много времени» славяне «садятся» на Дунае, после чего начинается их широкое расселение и деление на различные группы. Среди них особо летописец выделяет те группировки, на базе которых складывалась древнерусская народность – поляне , древляне , дреговичи , полочане , словене и др., в этот список летописца входит 14 названий. Дается объяснение происхождения этих названий: от географических особенностей проживания – поляне, древляне, дреговичи, от имен прародителей – вятичи и радимичи, от названий рек – полочане, бужане и т.д.

По сложившейся традиции эти группировки называются «племенами» и относятся к восточным славянам, хотя летописец не использовал понятия «племя», и в принадлежности всех этих групп к носителям восточнославянских диалектов вряд ли можно быть уверенным – лингвистом Нестор не был. Есть также точка зрения, что это не племена, поскольку территория, занимаемая ими слишком велика, а союзы племен. Но вряд ли данная точка зрения корректна, потому что, как свидетельствует этнография, союзы племен преходящи, временны и поэтому часто не имеют названия, в то время как этнонимы довольно устойчивы и посему вряд ли могли быть опущены летописцем. Автором «Повести временных лет» описываются взаимоотношения восточных славян с соседями – болгарами-тюрками, аварами и др., система внутреннего управления, бытовые реалии – брачные обычаи, погребальные обряды и т.д. Фрагмент летописи, посвященный описанию восточнославянских племенных группировок, принято датировать обычно VI-серединой IX вв. н.э.



Восточные славяне по данным археологии и антропологии. Сведения о восточнославянском этапе в этногенезе русского этноса могут быть дополнены также археологическими и антропологическими данными. По мнению В.В Седова, на территорию Восточной Европы славяне проникают с VI в. н.э. двумя волнами. Одна волна славян заселяла Восточную Европу с юго-запада, она восходит к населению пражско-корчакской и пеньковской культур и участвовала в образовании хорватов, уличей, тиверцев, волынян, древлян, полян, дреговичей и радимичей. При этом часть пеньковского населения проникла в Подонье, его племенное название не зафиксировано в летописи, затем донские славяне переселились в рязанское Поочье. Другая волна славян шла с запада. Славянская колонизация Восточной Европы происходила постепенно, только к XII в. славяне заселяют Волго-Окское междуречье.

Археологически восточнославянским племенным группировкам соответствуют памятники культур VII/VIII-X вв. – лука райковецкая в лесостепной части правобережья Днепра, роменская левобережья Среднего Поднепровья и близкая к ней боршевская верхнего и среднего Подонья, культура длинных курганов и культура сопок северо-запада Восточной Европы (их территории отчасти совпадают), а также некоторые другие группы археологических памятников, связываемых с восточными славянами.

Что же касается формирования антропологического типа средневековых восточных славян, то изучение этого процесса затрудняется отсутствием соответствующих источников по их ранней истории Причиной является кремация в погребальном обряде. Только с X в., когда на смену трупосожжению приходит ингумация, эти материалы появляются.

В Восточной Европе пришедшие сюда славяне расселяются среди балтов, потомков скифо-сарматских племен, финно-угорских народов, а также по соседству с тюркскими кочевническими группами в Северном Причерноморье, что оказывало влияние как на культуру формирующегося восточнославянского населения, так и на специфику их антропологического типа.

По мнению антропологов, в формировании физического облика восточных славян принимали участие, по крайней мере, два морфологических комплекса.

П е р в ы й морфологический комплекс отличается долихокранией, крупными размерами лицевого и мозгового отделов черепа, резкой профилированностью лица, сильным выступанием носа. Он был характерен для летто-литовского населения – латгалов, аукштайтов и ятвягов. Его особенности были переданы волынянам, полоцким кривичам и древлянам, положившим начало белорусскому и отчасти украинскому этносу.

В т о р о й морфологический комплекс характеризуется меньшими размерами лицевого и мозгового отделов черепа, мезокранией, ослабленным выступанием носа и незначительной уплощенностью лица, т. е. чертами слабо выраженной монголоидности. Он был присущ финно-угорским этносам средневековья Восточной Европы – летописным мери, муроме, мещере, чуди, веси, которые в процессе ассимиляции передавали свои черты словенам новгородским, вятичам и кривичам, ставшими впоследствии основой русского этноса. Закономерность географической локализации этих антропологических особенностей - в том, что по направлению к востоку увеличивается удельный вес второго комплекса. На территории расселения полян, ставших основой украинского этноса, прослеживаются также черты ираноязычного скифо-сарматского населения.

Таким образом, дифференциация по антропологическим показателям средневекового восточнославянского, а затем древнерусского населения отражает антропологический состав населения Восточной Европы до прихода славян. Что касается воздействия на антропологический облик восточных славян кочевнического населения юга Восточной Европы (авары, хазары, печенеги, торки и половцы), а впоследствии татаро-монгольского населения, то оно было крайне незначительным и слабо прослеживается только на юго-восточных территориях древней и средневековой Руси. Анализ археологических источников и антропологических материалов, демонстрирующих метисацию славянского и местного населения, показывает, что, славянская колонизация в основном имела характер мирного земледельческого внедрения в иноэтничную среду. В последующее время дисперсность антропологических черт восточных славян ослабляется. В позднем средневековье антропологические различия у восточнославянского населения ослабевают. В центральных областях Восточной Европы усиливаются его европеоидные черты за счет ослабления монголоидности, что свидетельствует о миграции сюда населения из западных областей.

Образование древнерусской народности. Видимо, не позже IX в. начинается процесс консолидации восточнославянских племен в древнерусскую народность. В письменных источниках этого периода начинают исчезать племенные этнонимы, которые поглощаются новым названием славянского населения Восточной Европы – русь . В научной литературе образовавшаяся народность, чтобы не путать ее с современными русскими, обычно называется древнерусской . Она формировалась как этносоциальный организм, поскольку ее развитие шло в рамках Древнерусского государства, в названии которого «Русь» закрепляется новое этнонимическое образование.

Процессы этноязыковой консолидации нашли отражение и в славянских древностях Восточной Европы: в X в. на основе восточнославянских археологических культур складывается единая археологическая культура древнерусского населения, различия которой не выходят за рамки локальных вариантов.

Проблему происхождения этнонима «русь» пытаются решить уже не одно столетие как отечественные, так и зарубежные ученые, поскольку это может дать ответ на многие важные вопросы о характере этнических процессов на территории Восточной Европы. Его решение знает как сугубо дилетантские построения вроде попытки возвести это слово к этнониму «этруски», так и научные подходы, тем не менее оказавшиеся отвергнутыми. В настоящее время существует более десятка гипотез относительно происхождения этого этнонима, но при всех различиях их можно объединить в д в е г р у п п ы – пришлого, скандинавского, и местного, восточноевропейского, происхождения. Сторонники первой концепции получили название норманистов , их оппонентов называют антинорманистами .

История, как наука, стала развиваться в России с XVII в., но начало норманистской концепции восходит к гораздо более раннему времени. У ее истоков стоял летописец Нестор.В «Повести временных лет» он прямо утверждал скандинавское происхождение руси: «В год 6370 (862). Изгнали варяг за море и не дали им дани и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица и стали воевать сами с собой. И сказали они себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, подобно тому как другие называются свеи, а иные норманы и англы, а еще иные – готландцы – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и сел старший Рюрик в Новгороде, а другой – Синеус – на Белозере, а третий – Трувор – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля». Летописец и впоследствии не единожды обращался к этому вопросу: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне»; «И были у него (князя Олега. – В.Б. ) варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью».

В XVIII в. немецкие историки, приглашенные в Россию, Г.-Ф.Миллер, Г.З.Байер, А.Л.Шлёцер, объясняя происхождение названия «русь», непосредственно следовали несторовскому рассказу о призвании варягов. Научное же обоснование «норманской» теории дал в середине XIX в. русский историк А.А.Куник. Этой теории придерживались такие крупные дореволюционные отечественные историки, как Н.М.Карамзин, В.О.Ключевский, С.М.Соловьев, А.А.Шахматов.

У истоков автохтонной, «антинорманистской» концепции в отечественной историографии стояли М.В.Ломоносов (возводивший славян непосредственно к скифам и сарматам) и В.Н.Татищев. В дореволюционное время к историкам-антинорманистам относились Д.И.Иловайский, С.А.Гедеонов, Д.Я.Самоквасов, М.С.Грушевский.

В советское время норманистская теория как «непатриотичная» фактически оказалась под запретом, в отечественной науке безраздельно господствовал антинорманизм, лидером которого был историк и археолог Б.А.Рыбаков. Лишь с 1960-х годов норманизм начинает возрождаться, сначала «подпольно» в рамках славяно-варяжского семинара кафедры археологии Ленинградского государственного университета. К этому времени несколько смягчается позиция официальной историографии по этому вопросу. Не высказываемые дотоле сомнения в верности положений антинорманизма теперь появляются на страницах научных изданий, а фактическое снятие запрета на обсуждение этой проблемы приводит к быстрому увеличению сторонников «норманской» теории. В ходе острой полемики обе стороны продолжали усиливать доказательства своей правоты.

Норманизм. По мнению норманистов, в основе легенды о призвании варягов лежат исторические реалии – часть варягов, называвшаяся «русь», приходит в Восточную Европу (мирно или насильственно – не имеет значения) и, расселяясь среди восточных славян, передает им свое название. Факт широкого проникновения с VIII в. скандинавского населения в восточнославянскую среду находит подтверждение в археологических материалах. И это не только находки скандинавских вещей, которые могли попасть к славянам путем торговли, но и значительное количество погребений, совершенных по скандинавскому обряду. Проникновение скандинавов вглубь Восточной Европы шло через Финский залив и далее по Неве в Ладожское озеро, откуда идет разветвленная речная система. У начала этого пути находилось поселение (на территории современной Старой Ладоги), в скандинавских источниках именуемое Альдейгьюборг. Возникновение его датируется серединой VIII в. (дендрохронологическая дата - 753 г.). Благодаря широкой экспансии варягов в Восточную Европу складывается Балтийско-Волжский путь, который со временем доходит до Волжской Булгарии, Хазарского каганата и Каспийского моря, т. е. до территории Арабского халифата. С начала IX в. начинает функционировать путь «из варяг в греки», большая часть которого проходила по Днепру, в другой крупнейший центр средневекового мира – Византию. На этих коммуникациях появляются поселения, значительную часть жителей которых, как свидетельствуют археологические материалы, составляют скандинавы. Особую роль среди этих поселений играли раскопанные археологами такие памятники, как Городище у Новгорода, Тимерево у Ярославля, Гнездово у Смоленска и Сарское городище у Ростова.

По мнению норманистов, слово «русь» восходит к древнескандинавскому корню rōþ- (производному от германского глагола ٭rōwan – «грести, плавать на весельном корабле»), давшее начало слову ٭rōþ(e)R , означающему «гребец», «участник, похода на весельных судах». Так, предполагалось, называли себя скандинавы, совершавшие в VII-VIII вв. широкие плавания, в том числе и в Восточную Европу. Соседнее со скандинавами финноязычное население преобразовало это слово в «ruotsi», придав ему этнонимическое значение, и через них оно в форме «русь» воспринимается славянами как название скандинавского населения.

Пришельцами были люди, занимавшие на родине высокое социальное положение – конунги (правители), воины, торговцы. Расселяясь среди славян, они стали сливаться со славянской верхушкой. Понятие «русь», означавшее скандинавов в Восточной Европе, трансформировалось в этносоциум с таким названием, обозначавшим военную знать во главе с князем и профессиональными воинами, а также купечеством. Потом «Русью» стала называться территория, подвластная «русскому» князю, формирующееся здесь государство и славянское население в нем как доминирующее. Сами же скандинавы быстро ассимилировались восточными славянами, утратив свой язык и культуру. Так, в описании «Повестью временных лет» заключения договора руси с Византией в 907 г. фигурируют скандинавские имена Фарлаф, Вермуд, Стемид и другие, но клянутся участники договора не Тором и Одином, а Перуном и Велесом.

Заимствование названия «русь», и именно с севера, доказывается его чужеродностью в ряду восточнославянских этнонимических образований: древляне, полочане, радимичи, словене, тиверцы и др., для которых характерны окончания на -яне , -ане , -ичи , -ене и др. И в тоже время название «русь» прекрасно вписывается в ряд финноязычных и балтских этнонимов севера Восточной Европы – лопь, чудь, весь, ямь, пермь, корсь, либь. Возможность передачи этнонима от одного этноса другому находит аналогии в исторических коллизиях. Можно сослаться на пример названия «болгары», который тюрки-кочевники, пришедшие на Дунай в VI в., передают местному славянскому населению. Так появляется славяноязычный народ болгары, в то время как тюрки-болгары (чтобы не было путаницы, обычно употребляется название «бу лгары») обосновались на Средней Волге. И если бы не нашествие монголо-татар, до сих пор существовало бы два народа с одним именем, но совершенно разных по языку, антропологическому типу, традиционной культуре, занимающих различные территории.

Оперируют норманисты и другими доказательствами отличия руси от восточных славян. Это перечень этнонимов при описании Нестором-летописцем похода Игоря на Византию в 944 г., где русь отличается, с одной стороны от варягов, а с другой, от славянских племен: «Игорь же, совокупив вои многи: Варяги, Русь, и Поляны, Словены, и Кривичи, и Тиверцы…». Ссылаются они в подтверждение своей правоты на труд византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей», созданный в середине X в., где говорится, что славяне являются данниками росов и признают их власть, а также на приведенные в его сочинении названия днепровских порогов «по-росски» и «по-славянски»: первые этимологизируются из древнескандинавского языка, а вторые – из древнерусского.

Название «русь», по мнению норманистов, начинает фигурировать в письменных источниках, западноевропейских, скандинавских, византийских и арабо-персидских только с 30-х годов IX в., и содержащиеся в них сведения о руси, как считают норманисты, доказывают ее скандинавское происхождение.

П е р в ы м д о с т о в е р н ы м упоминанием руси в письменных источниках, по их мнению, является сообщение под 839 г. Бертинских анналов. В нем говорится о прибытии из Византии в Ингельсгейм ко двору франкского императора Людовика Благочестивого «некоторых людей, утверждающих, что они, то есть народ их, называются Рос (Rhos )», их прислал император Византии Феофил, чтобы они вернулись на родину, потому что возвращаться тем путем, которым они прибыли в Константинополь опасно из-за «чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов» этой территории. Однако «тщательно расследовав (цели) их прибытия, император узнал, что они из народа шведов (Sueones ), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет». Решение Людовика объясняется тем, что побережье Франкской империи не раз страдало от опустошительных норманнских набегов. Чем закончилась эта история и что стало с этими послами, осталось неизвестным.

В «Венецианской хронике» Иоанна Диакона, созданной на рубеже X-XI вв., говорится о том, что в 860 г. «народ норманнов» (Normannorum gentes ) напал на Константинополь. Между тем в византийских источниках относительно этого события говорится о нападении народа «рос», что позволяет отождествлять эти названия. Византийский патриарх Фотий в энциклике 867 г. писал о бесчисленных «русах», которые, «поработив соседние народы», напали на Константинополь. В «Баварском географе» второй половины IX в. при перечислении народов русь (Ruzzi ) упоминается рядом с хазарами.

С X в. количество сообщений о руси в западноевропейских источниках быстро растет, сам этноним в них значительно различается по огласовке: Rhos (только в «Бертинских анналах»), Ruzara , Ruzzi , Rugi , Ru(s)ci , Ru(s)zi , Ruteni и др., но нет сомнений, что речь идет об одном и том же этносе.

В византийских источниках самое раннее упоминание руси, видимо, встречается в «Житии Георгия Амастридского» и связано с событием, произошедшим до 842 г., – нападением на византийской город Амастриду в Малой Азии «варваров-росов, народа, как все знают, жестокого и дикого». Однако есть точка зрения, согласно которой речь идет о нападении руси на Константинополь в 860 г. или даже о походе на Византию князя Игоря в 941 г. Но в византийских хрониках есть несомненные описания событий 860 г., когда войско народа «рос» (‘Ρως ) осадило Константинополь. Написание через «о» в византийской традиции объясняется, видимо, самоназванием нападавших (rōþs ), а также по созвучию с именем библейского народа Рош Книги пророка Иезекииля, поскольку оба вторжения (если их, действительно было два) осмысливались авторами как исполнение предсказания этой книги о том, что в конце света дикие народы севера обрушатся на цивилизованный мир.

Что же касается арабо-персидских источников, то те из них, в которых ар-русы фигурируют уже в описании событий VI-VII вв., по мнению норманистов, не достоверны. Сирийский автор VI в.н.э. Псевдо-Захария писал о народе рос (hros ), или рус (hrus ), обитавшем далеко к северу от Кавказа. Однако явно фантастический внешний облик его представителей и упоминание в одном ряду с этносами-фантомами (псоглавцами и др.) заставляет современных исследователей относить сообщение Псевдо-Захарии к области мифологии. В труде Бал’ами есть свидетельство о соглашении арабов с правителем Дербента, заключенном в 643 г., о том, чтобы он не пропускал через Дербентский проход северные народы, в том числе русов. Однако этот источник датируется X в., и, по мнению исследователей, появление в них данного этнонима есть перенос автором в прошлое недавних событий, связанных с разрушительными походами русов на Каспийском море.

Реально, как считают сторонники норманской теории, первое упоминание о руси в арабо-персидских источниках встречается у Ибн Хордадбеха в «Книге путей стран», где сообщается о путях купцов-русов во фрагменте, датируемом, самое позднее, 40-ми годами IX в. Купцов-русов автор называет «видом» славян, они доставляют меха из отдаленных районов земли славян к Средиземному морю (предполагается, что на самом деле - к Черному). О военном походе русов на Каспий в годы правления Алида ал-Хасана ибн Зайда (864-884 гг.) сообщал Ибн Исфендийяр. Следующие сведения относятся уже к X в., в частности, по сообщению ал-Масуди, в 912 или 913 г. около 500 русских кораблей совершили нашествие на прибрежные селения Каспийского моря. В 922 г. арабский автор Ибн-Фадлан в составе посольства багдадского халифа посетил Волжскую Булгарию. В Булгаре среди других народов он видел купцов-русов и оставил описание их внешнего облика, образа жизни, верований, погребального обряда, по большей части эти описания могут быть отнесены, скорее, к скандинавскому населению, хотя фигурируют и черты финноязычных и славянских народов.

У арабо-персидских авторов X в. говорится о трех «видах» (группах) русов – Славия , Куявия и Арсания , в этих названиях исследователи склонны видеть территориальные обозначения. Куявия идентифицируется с Киевом, Славия – с землей новгородских словен, что касается названия Арсания, то содержание его спорно. Есть предположение, что это северная территория в районе Ростова-Белозера, где на месте Сарского городища располагался крупный торгово-ремесленный центр.

Антинорманизм. Антинорманисты, прежде всего доказывают недостоверность летописного рассказа о призвании варягов. В самом деле, летописец не был очевидцем этого события, ко времени создания Повести временных лет прошло уже два с половиной века. По мнению антинорманистов, рассказ, возможно, отражает какие-то реалии, но в сильно искаженном виде, сути событий летописец не понимал, а потому зафиксировал их превратно. Это хорошо прослеживается по именам братьев Рюрика, которые на самом деле представляют собой не понятые автором «Повести Временных лет» древнегерманские sine haus – «свой дом» (в значении «свой род») и tru wore – «верное оружие» (в значении «верная дружина»). А ведь в анализируемом фрагменте говорится о приходе братьев «со своими родами». Поэтому А.А.Шахматов утверждал, что этот фрагмент представляет собой вставку, сделанную из политических соображений при призвании на киевский престол Владимира Мономаха в 1113 г.

Доказав недостоверность, как они полагали, рассказа о призвании варягов, антинорманисты обратились к поискам автохтонного, т. е. восточноевропейского названия «русь». Но в этом вопросе у них в отличие от оппонентов единства нет. «Первый антинорманист» М.В.Ломоносов считал, что это название произошло от этнонима роксоланы , так называлось одно из сарматских племен II в.н.э. Однако ираноязычность сарматов препятствует возможности признания их славянами.

Отождествлялась русь и с названием народа Рош в одной из частей Библии – Книге пророка Иезекииля: «Обрати лицо твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха, Фувала» (пророк жил в VI в. до н.э., но текст сочинения, скорее всего, впоследствии подвергался переработке). Однако этот «этноним» своим происхождением обязан неправильному переводу: еврейский титул «наси-рош», т. е. «верховный глава», превратился в «архонта Рош» в греческом переводе и «князя Рос» в славянском.

В поле зрения исследователей попал еще один народ в качестве возможного раннего упоминания руси – росомоны , судя по тексту источника, локализуемые в районе Поднепровья. О них писал, сообщая о событиях примерно 350-375 гг., в своей «Getica» Иордан. Готский король Германарих, которому были подчинены росомоны, взял в жены одну из женщин этого народа, а потом приказал казнить ее «за изменнический уход» от него. Ее братья, мстя за сестру, нанесли Германариху рану, которая оказалась смертельной. Лингвистический анализ показывает, что слово «росомоны» не славянского происхождения. Это признается и некоторыми антинорманистами, но они утверждают, что данное название впоследствии было перенесено на пришедшее в Среднее Поднепровье славянское население.

Особые упования в доказательствах раннего пребывания руси на территории Восточной Европы антинорманисты возлагают на сообщение сирийского автора VI в.н.э. Псевдо-Захарии, или Захарии Ритора. В его «Церковной истории», основанной на труде греческого писателя Захарии Метиленского, говорится о народе ерос (hros /hrus ), локализуемом к северу от Кавказа. Однако, по мнению норманистов, достоверность этого народа опровергается анализом текста. В тексте фигурируют две группы народов. Реальность одних несомненна, поскольку она подтверждается иными источниками, другие имеют явно фантастический характер: одногрудые амазонки, псоглавцы, амазраты–карлики. К кому из них отнести народ hros/hrus? Видимо, ко вторым, утверждают норманисты, если судить по иррациональным характеристикам этого народа – hros/hrus огромны настолько, что их не носят лошади, по этой же причине они сражаются голыми руками, у них нет надобности в оружии. По мнению норманистов, сирийский автор описывал этот народ под влиянием ассоциаций с библейским именем Рош Книги пророка Иезекииля.

В качестве доказательства существования руси, по крайней мере, в VIII в. антинорманисты ссылаются на «русские корабли» флота императора Константина V, в 774 г. упоминаемые в «Хронографии» византийского автора Феофана Исповедника. На самом деле это ошибка перевода, в фрагменте текста, на который ссылаются исследователи, речь идет о «пурпурных» кораблях.

Некоторые антинорманисты считают, что название «русь» проихзошло от названия реки Рось в Среднем Поднепровье, одном из притоков Днепра, на территории обитания летописных полян. Указывается при этом на фразу из «Повести временных лет»: «поляне, яже ноне зовомая русь», на основании чего делается вывод, что поляне, проживавшие в бассейне этой реки, получили от нее название «русь», а потом, как самое развитое и потому авторитетное среди восточных славян племя, передали его остальному восточнославянскому населению. Однако норманисты возражают, что летописец, тщательно отмечая, какие племена получили названия от рек, не привел племя рось/русь в своем перечне, и поскольку его существование не подтверждается никакими конкретными фактами, это построение имеет исключительно гипотетический характер.

Наконец, существует гипотеза происхождения этого этнонима от иранского rox – «свет», в значении «светлый», «блестящий», т. е. находящийся на светлой северной стороне, также с точки зрения норманистов имеющая умозрительный характер.

По мнению сторонников автохтонного происхождения названия «русь», их правоту доказывает в ряду других аргументов локализация так называемого «узкого» понятия Руси. Судя по ряду текстов древнерусских источников, в сознании населения того времени существовало как бы две Руси – собственно Русь («узкое» понятие), занимавшая часть территории юга Восточной Европы от Среднего Поднепровья до Курска, и вся ее территория («широкое» понятие). Например, когда в 1174 г. Андрей Боголюбский выгнал Ростиславичей из Белгорода и Вышгорода, расположенных чуть севернее Киева, то «пожалишаси велми Ростиславичи, оже лишаеть Руськой земли». Когда трубчевский князь Святослав уезжал из Новгорода Великого обратно в свою землю (в современной Курской области), то летописец написал: «Въспятися назад князь Святослав в Русь» Поэтому, утверждают антиноманисты, Русь в «узком» значении была исходной территорией, потом это название было перенесено на остальные земли Древнерусского государства. Однако, с точки зрения норманистов, все было как раз наоборот: русь, обосновавшаяся при Рюрике на севере, во время правления его преемника Олега в 882 г. захватывает Киев и на эту территорию, как на домен, переносит данное название. В качестве аналога такого рода событий ими приводится название Нормандия, эта территория на северо-западе Франции отнюдь не была родиной норманнов, она была завоевана ими в начале X в.

В этой острой полемике о происхождении этнонима «русь» ни одна из сторон не признает правоту противоположной, «война «северных» и «южных» (Р.А.Агеева), продолжается и поныне.

Древнерусская народность. Начало формирования древнерусской народности можно датировать примерно серединой IX в., когда название «русь», каково бы ни было его происхождение, постепенно наполняется многозначным содержанием, обозначая и территорию, и государственность, и этническую общность. По письменным источникам, прежде всего летописям, хорошо прослеживается исчезновение племенных этнонимов: так, последнее упоминание полян относится к 944 г., древлян – 970 г., радимичей – 984 г., северян – 1024 г., словен – 1036 г., кривичей – 1127 г., дреговичей – 1149 г. Процесс консолидации восточнославянских племен в древнерусскую народность, видимо, проходил в период с конца X до середины XII в., в результате чего племенные названия были вытеснены окончательно единым для всего восточнославянского населения этнонимом «русь».

Расширение территории Киевской Руси определяло расселение древнерусской народности - осваивалось Волго-Окское междуречье, на севере восточнославянское население вышло к морям Ледовитого океана, происходило знакомство с Сибирью. Продвижение на восток и на север было относительно мирным, сопровождаемым чересполосным расселением славянских колонистов среди аборигенного населения, об этом свидетельствуют данные топонимики (сохранение финноязычных и балтских названий) и антропологии (метисация древнерусского населения).

Иная ситуация была на южных рубежах Руси, где противостояние ее оседлоземледельческого населения с кочевым, скотоводческим по преимуществу, миром, определяло иной характер политических и соответственно этнических процессов. Здесь после разгрома во второй половине X в. Хазарского каганата границы Руси расширились до Предкавказья, где образовался особый анклав древнерусской государственности в виде Тьмутараканской земли. Однако со второй половины XI в. усиление давления кочевников, сначала печенегов, сменивших хазар, а затем половцев и торков, вынуждало славянское население к уходу на север в более спокойные лесные районы. Этот процесс нашел отражение в переносе названий городов – Галич (причем оба города стоят на одноименных реках Трубеж), Владимир, Переяславль. Перед монголо-татарским нашествием границы кочевого мира подошли вплотную к сердцу Руси – Киевским, Черниговским и Переяславским землям, что вызвало падение роли этих княжеств. Зато возросла роль других земель, в частности, северо-восточной Руси – будущей территории великорусской народности.

Население Древней Руси было полиэтничным, исследователи начитывают в ней до 22 этнонимических образований. Кроме восточных славян/руси, которые были основным этническим компонентом, здесь проживали финноязычные весь, чудь, лопь, мурома, мещера, меря и др., голядь и другие этносы балтского происхождения, тюркоязычное население, в частности черные клобуки Черниговского княжества. На ряде территорий тесные контакты с аборигенным населением приводили к ассимиляции древнерусской народностью некоторых этносов - мери, муромы, чуди и др. В состав ее вливалось балтское население, в меньшей степени тюркоязычное юга Восточной Европы. Наконец, вне зависимости от решения вопроса о происхождении этнонима «русь», можно утверждать, что немалую роль в сложении древнерусской народности сыграл норманнский компонент.

Распад древнерусской народности и формирование русского,

Сложившееся к IX в. древнерусское феодальное государство (называемое историками также Киевской Русью) возникло в результате очень длительного и постепенного процесса раскола общества на антагонистические классы, проходившего у славян на протяжении всего I тысячелетия нашей эры. Русская феодальная историография XVI - XVII вв. стремилась искусственно связать раннюю историю Руси с известными ей древними народами Восточной Европы - скифами, сарматами, аланами; имя Руси производили от саоматского племени роксаланов.
В XVIII в. некоторые из приглашенных в Россию немецких ученых, высокомерно относившихся ко всему русскому, создали предвзятую теорию о несамостоятельном развитии русской государственности. Опираясь на недостоверную часть русской летописи, передающую легенду о поизвании рядом славянских племен в качестве князей трех братьев (Рюрика, Синеуса и Трувора)- варягов, норманнов по происхождению, эти историки стали утверждать, что норманны (отряды скандинавов, разбойничавших в IX в. на морях и реках) были создателями Русского государства. «Норманисты», плохо изучившие русские источники, полагали, что славяне в IX -X вв. были совершенно дикими людьми, не знавшими будто бы ни земледелия, ни ремесла, ни оседлых поселений, ни военного дела, ни правовых норм. Всю культуру Киевской Руси они приписывали варягам; самое имя Руси связывали только с варягами.
М. В. Ломоносов горячо возражал «норманистам» - Байеру, Миллеру и Шлецеру, положив начало двухвековой научной полемике, по вопросу о возникновении Русского государства. Значительная часть представителей русской буржуазной науки XIX и начала XX в. поддерживала норманскую теорию, несмотря на обилие новых данных, опровергавших ее. Это проистекало как в силу методологической слабости буржуазной науки, не сумевшей подняться до понимания закономерности исторического процесса, так и в силу того, что летописная легенда о добровольном призвании князей народом (созданная летописцем в XII в. в период народных восстаний) продолжала и в XIX - XX вв. сохранять свое политическое значение в объяснении вопроса о начале государственной власти. Космополитические тенденции части русской буржуазии также способствовали преобладанию в официальной науке норманнской теории. Однако ряд буржуазных ученых уже выступал с критикой норманнской теории, видя ее несостоятельность.
Советские историки, подойдя к вопросу об образовании древнерусского государства с позиций исторического материализма, занялись изучением всего процесса разложения первобытнообщинного строя и зарождения феодального государства. Для этого пришлось значительно раздвинуть хронологические рамки, заглянуть в глубь славянской истории и привлечь целый ряд новых источников, рисующих историю хозяйства и общественных отношений за много веков до Оформления древнерусского государства (раскопки деревень, мастерских, крепостей, могил). Потребовался коренной пересмотр русских и иноземных письменных источников, говорящих о Руси.
Работа по изучению предпосылок образования древнерусского государства еще не закончена, но уже сейчас объективный анализ исторических данных показал, что все основные положения норманнской теории неверны, так как они были порождены идеалистическим пониманием истории и некритическим восприятием источников (круг которых был искусственно ограничен), а также тенденциозностью самих исследователей. В настоящее время норманнскую теорию пропагандируют отдельные зарубежные историки капиталистических стран.

Русские летописцы о начале государства

Вопрос о начале Русского государства живо интересовал русских историков-летописцев XI -XII вв. Самые ранние летописи начинали, по-видимому, свое изложение с княжения Кия, считавшегося основателем города Киева и Киевского княжества. Князя кия сопоставляли с другими основателями крупнейших городов- Ромулом (основателем Рима), Александром Македонским (основателем Александрии). Легенда о построении Киева Кием и его братьями Щеком и Хоривом возникла, очевидно, задолго до XI в., так как она уже в VII в. оказалась записанной в армянской хронике. По всей вероятности, время Кия - это период славянских походов на Дунай и в Византию, т. е. VI -VII вв. Автор «Повести временных лет»- «откуда есть пошла Рус(с)кая земля (и) кто в Киеве нача первее княжити...», написанной в начале XII в. (как думают историки, киевским монахом Нестором), сообщает, что Кий ездил в Царьград, был почетным гостем византийского императора, построил город на Дунае, но потом вернулся в Киев. Далее в «Повести» следует описание борьбы славян с кочевниками-аварами в VI -VII вв. Некоторые летописцы началом государственности считали «призвание варягов» во второй половине IX в. и к этой дате подгоняли все остальные известные им события ранней русской истории (Новгородская летопись). Эти сочинения, тенденциозность которых была доказана уже давно, и были использованы сторонниками норманнской теории.

Восточнославянские племена и союзы племен накануне образования государства на Руси

Государство Русь сложилось из пятнадцати крупных, населенных восточными славянами, областей, хорошо известных летописцу. Около Киева издавна жили поляне. Их землю летописец считал ядром древнерусского государства и отметил, что в его время полян называли русью. Соседями полян на востоке были северяне, жившие по рекам Десне, Сейму, Суле и Северному Донцу, сохранившему в своем названии память о северянах. Вниз по Днепру, южнее полян, жили уличи, переселившиеся в середине X в. в междуречье Днестра и Буга. На западе соседями полян были древляне, часто враждовавшие с киевскими князьями. Еще далее на запад были расположены земли волынян, бужан и дулебов. Крайними восточнослазянскими областями были земли тиверцев на Днестре (древнем Тирасе) и на Дунае и белых хорватов в Закарпатье.
Севернее полян и древлян находились земли дреговичей (на болотистом левобережье Припяти), а на восток от них, по реке Сожу, - радимичей. На Оке и Москве-реке жили вятичи, граничившие с неславянскими мерянско-мордовскими племенами Средней Оки. Северные области, соприкасавшиеся с литовско-латышскими и чудскими племенами, летописец называет землями кривичей (верховья Волги, Днепра и Двины), полочан и словен (вокруг озера Ильменя).
В исторической литературе за этими областями укрепился условный термин «племена» («племя полян», «племя радимичей» и т.п.), не употреблявшийся, однако, летописцами. По своим размерам эти славянские области так велики, что могут быть сопоставлены с целыми государствами. Тщательное изучение этих областей показывает, что каждая из них являлась объединением нескольких мелких племен, названия которых в источниках по истории Руси не сохранились. У западных славян русский летописец упоминает точно так же только такие крупные области, как, например, землю лютичей, а из других источников известно, что лютичи- это не одно племя, а объединение восьми племен. Следовательно, термин «племя», говорящий о родственных связях, следует применять к значительно более мелким подразделениям славянства, уже исчезнувшим из памяти летописца. Области же восточных славян, упоминаемые в летописи, надо рассматривать не как племена, а как федерации, союзы племен.
В глубокой древности восточное славянство состояло, по-видимому, из 100- 200 небольших племен. Племя, представлявшее совокупность родственных родов, занимало территорию примерно в 40 - 60 км в поперечнике. В каждом племени собиралось, вероятно, вече, решавшее важнейшие вопросы общественной жизни; выбирался военный вождь (князь); существовали постоянная дружина из молодежи и общеплеменное ополчение («полк», «тысяча», разделенная на «сотни»). В пределах племени был свой «град». Там собиралось общеплеменное вече, находился торг, производился суд. Там имелось святилище, куда собирались представители всего племени.
Эти «грады» еще не были настоящими городами, но многие из них, являвшиеся в течение нескольких веков центрами племенной округи, с развитием феодальных отношений превратились или в феодальные замки, или в города.
Следствием крупных изменений в структуре родовых общин, сменяемых соседскими общинами, явился процесс формирования союзов племен, особенно интенсивно протекавший с V в. Писатель VI в. Иордан говорит, что общее собирательное имя многолюдного народа венедов «изменяется теперь в зависимости от различных племен и местностей». Чем сильнее шел процесс распада первобытной родовой замкнутости, тем прочнее и долговечнее становились союзы племен.
Развитие мирных связей между племенами, или военные победы одних племен над другими, или же, наконец, необходимость борьбы с общей внешней опасностью содействовали созданию союзов племен. У восточных славян сложение упомянутых выше пятнадцати крупных племенных союзов можно отнести примерно к середине I тысячелетия н. э.

Таким образом, на протяжении VI - IX вв. возникали предпосылки феодальных отношений и происходил процесс складывания древнерусского феодального государства.
Закономерное внутреннее развитие славянского общества осложнялось рядом внешних факторов (например, набегами кочевников) и непосредственным участием славян в крупнейших событиях мировой истории. Это делает изучение дофеодального периода в истории Руси особенно сложным.

Происхождение Руси. Формирование древнеруссной народности

Большинство дореволюционных историков вопросы происхождения Русского государства связывало с вопросами этнической принадлежности народа «русь». о котором говорят летописцы. Принимая без особой критики летописную легенду о призвании князей, историки стремились определить происхождение той «руси», к которой эти заморские князья будто бы принадлежали. «Норма-нисты» настаивали на том, что «русь»- это варяги, норманны, т.е. жители Скандинавии. Но отсутствие в Скандинавии сведений о племени или местности по имени «русь» давно уже поколебало этот тезис норманнской теории. Историки «антинорманисты» предприняли поиски народа «русь» во всех направлениях от коренной славянской территории.

Земли и государства славян:

Восточных

Западных

Границы государств на конец IX в.

Древних русов искали среди балтийских славян, литовцев, хазар, черкесов, финно-угорских народов Поволжья, сармато-аланских племен и т.д. Только небольшая часть ученых, опираясь на прямые свидетельства источников, отстаивала славянское происхождение руси.
Советские историки, доказав, что летописную легенду о призвании князей из-за моря нельзя считать началом русской государственности, выяснили также, что отождествление в летописи руси с варягами является ошибочным.
Иранский географ середины IX в. Ибн-Хордадбех указывает, что «русы суть племя из славян». В «Повести временных лет» говорится о тождестве русского языка со славянским. В источниках имеются и более точные указания, помогающие определить, среди какой части восточного славянства следует искать русь.
Во-первых, в «Повести временных лет» сказано относительно полян: «яже ныне зовомая русь». Следовательно, древнее племя русь находилось где-то в Среднем Приднепровье, близ Киева, возникшего в земле полян, на которых впоследствии перешло имя руси. Во-вторых, в разных русских летописях времени феодальной раздробленности замечается двоякое географическое название слов «Русская земля», «Русь». Иногда под ними понимают все восточнославянские земли, иногда слова «Русская земля», «Русь» употребляются в земли следует считать более древним и очень узком, географически ограниченном смысле, обозначая лесостепную полосу от Киева и реки Роси до Чернигова, Курска и Воронежа. Это узкое понимание Русской земли следует считать более древним и возводить его к VI-VII вв., когда именно в этих пределах существовала однородная материальная культура, известная по археологическим находкам.

К середине VI в. относится и первое упоминание руси в письменных источниках. Один сирийский автор - продолжатель Заха-рии Ритора - упоминает народ «рос», живший по соседству с мифическими амазонками (местоприбывание которых обычно приурочивают к бассейну Дона).
На территории, очерченной летописными и археологическими данными, размещалось несколько издавна живших здесь славянских племен. По всей вероятности. Русская земля получила свое название от одного из них, но достоверно неизвестно, где это племя находилось. Судя по тому, что древнейшее произношение слова «русь» звучало несколько иначе, а именно как «рось» (народ «рос» VI в., «росьские писмена» IX в., «Правда Росьская» XI в.), по-видимому, первоначальное размещение племени «рось» следует искать на реке Роси (притоке Днепра, ниже Киева), где к тому же обнаружены наиболее богатые археологические материалы V -VII вв., в том числе серебряные вещи с княжескими знаками на них.
Дальнейшую историю руси надо рассматривать в связи с образованием древнерусской народности, охватившей в конце концов все восточнославянские племена.
Ядром древнерусской народности является та «Русская земля» VI в., которая, по-видимому, включала славянские племена лесостепной полосы от Киева до Воронежа. В ее состав входили земли полян, северян, руси и, по всей вероятности, уличей. Эти земли и составили союз племен, принявший, как можно думать, имя наиболее значительного в то время племени русь. Русский союз племен, прославившийся далеко за своими пределами как земля рослых и сильных богатырей (Захарии Ритора), был устойчивым и длительным, так как на всем его пространстве сложилась сходная культура и имя руси прочно и надолго закрепилось за всеми его частями. Союз племен Среднего Приднепровья и Верхнего Дона складывался в период византийских походов и борьбы славян с аварами. Аварам не удалось в VI-VII вв. вторгнуться в эту часть славянских земель, хотя они завоевали живших западнее дулебов.
Очевидно, сплочение днепровско-донских славян в обширный союз способствовало их успешной борьбе с кочевниками.
Формирование народности шло параллельно со складыванием государства. Общегосударственные мероприятия закрепляли связи, устанавливавшиеся между отдельными частями страны, и способствовали созданию древнерусской народности с единым языком (при наличии диалектов), со своей территорией, культурой.
К IX - X вв. сложилась основная этническая территория древнерусской народности, сложился древнерусский литературный язык (на основе одного из диалектов первоначальной «Русской земли» VI -VII вв.). Возникла древнерусская народность, объединившая все восточнославянские племена и ставшая единой колыбелью трех братских- славянских народов позднейшего времени - русских, украинцев и белорусов.
В состав древнерусской народности, жившей на территории от Ладожского озера до Черного моря и от Закарпатья до Средней Волги, постепенно вливались в процессе ассимиляции мелкие иноязычные племена, подпадавшие под воздействие русской культуры: меря, весь, чудь, остатки скифо-сарматского населения на юге, некоторые тюркоязычные племена.
Сталкиваясь с персидскими языками, на которых говорили потомки скифо-сарматов, с угро-финскими языками народов северо-востока и другими, древнерусский язык неизменно выходил победителем, обогащаясь за счет побежденных языков.

Образование государства Руси

Образование государства является закономерным завершением длительного процесса формирования феодальных отношений и антогонистических классов феодального общества. Феодальный государственный аппарат как аппарат насилия приспособлял для своих целей предшествующие ему племенные органы управления, совершенно отличные от него по существу, но сходные с ним по форме и по терминологии. Такими племенными органами были, например, «князь», «воевода», «дружина» и др. КI X -X вв. ясно определился процесс постепенного вызревания феодальных отношений в наиболее развитых областях восточного славянства (в южных, лесостепных землях). Родовые старейшины и предводители дружин, захватывавшие общинную землю, превращались в феодалов, князья племен становились феодальными государями, союзы племен перерастали в феодальные государства. Складывалась иерархия землевладельческой знати^ устанавливалось. соаод^-чинение князей разных рангов. Молодой формирующийся класс феодалов нуждался в создании крепкого государственного аппарата, который помог бы ему закрепить за собой общинные крестьянские земли и закабалить свободное крестьянское население, а также обеспечил бы защиту от внешних вторжений.
Летописец упоминает ряд княжеств- федераций племен дофеодального периода: Полянское, Древлянское, Дреговичское, Полоцкое, Словенбкое. Некоторые восточные писатели сообщают, что столицей Руси являлся Киев (Куяба), а кроме него, особенную известность получили еще два города: Джерваб (или Артания) и Селябе, в которых, по всей вероятности, нужно видеть Чернигов и Переяс-лавль - стариннейшие русские города, всегда упоминаемые в русских документах рядом с Киевом.
Договор князя Олега с Византией начала X в. знает уже разветвленную феодальную иерархию: бояр, князей, великих князей (в Чернигове, Переяславле, Любече, Ростове, Полоцке) и верховного сюзерена «великого князя русьского». Восточные источники IX в. называют главу этой иерархии титулом «хакан-рус», приравнивая киевского князя к владыкам сильных и могущественных держав (аварский каган, хазарский каган и т.д.), соперничавших иногда с самой Византийской империей. В 839 г. этот титул попал и в западные источники (Вертинские анналы IX в.). Столицей Руси все источники единодушно называют Киев.
Уцелевший в «Повести временных лет» отрывок первоначального летописного текста позволяет определить размеры Руси первой половины IX в. В состав древнерусского государства вошли следующие племенные союзы, имевшие ранее самостоятельные княжения: поляне,северяне, древляне, дреговичи, полочане, новгородски словене. Кроме того летопись перечисляет до полутора десятков финно-угорских и балтийских племен, плативших дань Руси.
Русь этого времени представляла собой обширное государство, объединившее уже половину восточнославянских племен и собиравшее дань с народов Лрибалтики и Поволжья.
Княжила в этом государстве, по всей вероятности, династия Кия последними представителями которой (судя по некоторым летописям) были в середине IX в. князья Дир и Аскольд. О князе Дире арабский автор Х в. Масуди пишет: «Первый из славянских царей есть царь Дира; он имеет обширные города и многие обитаемые страны. Мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного рода товарами». Позднее Новгород завоевал варяжский князь Рюрик, а Киев захватил варяжский князь Олег.
Другие восточные писатели IX- начала X в. сообщают интересные сведения о земледелии, скотоводстве, пчеловодстве на Руси, о русских оружейниках и плотниках, о русских купцах, путешествовавших по «Русскому морю» (Черному морю), а другими путями пробиравшихся на Восток.
Особый интерес представляют данные о внутренней жизни древнерусского государства. Так, среднеазиатский географ,пользовавшийся источниками IX в., сообщает, что «у русов существует класс рыцарей», то есть феодальной знати.
Деление на знатных и бедных знают и другие источники. По данным Ибн-Русте (903 г.), восходящим к IX в., царь русов (т. е. великий князь киевский) судит и иногда ссылает преступников «к правителям отдаленных областей». На Руси существовал обычай «божьего суда», т.е. решения спорного дела поединком. За особо тяжелые преступления применялась смертная казнь. Царь русов ежегодно объезжал страну, собирая дань с населения.
Превращавшийся в феодальное государств во Русский племенной союз подчинял себе соседские славянские племена и снаряжал далекие походы по южным степям и морям. В VII в. упоминаются осады русами Константинополя и грозные походы русов через Хазарию к Дербентскому проходу. В VII - IX вв. русский князь Бравлин воевал в хазарско-ви-зантийском Крыму, пройдя от Сурожа до Корчева (от Судака до Керчи). О русах IX в. среднеазиатский автор писал: «Они воюют с окрестными племенами и побеждают их».
Византийские источники содержат сведения о русах, живших на берегу Черного моря, об их походах на Константинополь и о крещении части русов в 60-х годах IX в.
Русское государство сложилось независимо от варягов, в результате закономерноro развития общества. Одновременно с ним возникли и другие славянские государства-Болгарское царство, Великоморавская держава и ряд других.
Поскольку норманисты сильно преувеличивают воздействие варягов на русскую государственность, необходимо решить вопрос: какова же в действительности роль варягов в истории нашей Родины?
В середине IX в., когда в Среднем Приднепровье уже сложилась Киевская Русь, на далеких северных окраинах славянского мира, где славяне мирно жили бок о бок с финскими и латышскими племенами (чудь, корела, летьгола и др.), стали появляться отряды варягов, приплывавших из-за Балтийского моря. Славяне и чудь прогоняли эти отряды; мы знаем, что киевские князья того времени посылали свои войска на север для борьбы с варягами. Возможно, что именно тогда рядом со старыми племенными центрами Полоцком и Псковом вырос на важном стратегическом месте у озера Ильмень новый город - Новгород, который должен был преградить варягам путь на Волгу и на Днепр. На протяжении девяти столетйй вплоть до постройки Петербурга, Новгород то оборонял Русь от заморских пиратов, то был «окном в Европу» для торговли северорусских областей.
В 862 или 874 г. (хронология сбивчива) варяжский конунг Рюрик появился под Новгородом. От этого искателя приключений, возглавившего небольшую дружину, без особых оснований велась генеалогия всех русских князей «Рюриковичей» (хотя русские историки XI в. вели родословную князей от Игоря Старого, не упоминая о Рюрике).
Варяги-пришельцы не овладевали русскими городами, а ставили свои укрепления-лагеря рядом с ними. Под Новгородом они жили в «Рюриковском городище», под Смоленском - в Гнездове, под Киевом - в урочище Угорском. Здесь могли быть и купцы, и нанятые русскими варяжские воины. Важно то, что нигде варяги не были хозяевами русских городов.
Археологические данные показывают, что количество самих варяжских воинов, живших постоянно на Руси, было очень невелико.
В 882 г. один из варяжских предводителе; Олег пробрался из Новгорода на юг, взял Любеч, служивший своего рода северными воротами Киевского княжества, и приплыл в Киев, где ему обманом и хитростью удалось убить киевского князя Аскольда и захватить власть. До сих пор в Киеве на берегу Днепра сохранилось место, называемое «Аскольдовой могилой». Возможно, что князь Аскольд был последним представителем древней династии Кия.
С именем Олега связано несколько походов за данью к соседним славянским племенам и знаменитый поход русских войск на Царьград в 911 г. По-видимому Олег не чувствовал себя хозяином на Руси. Любопытно, что после успешного похода в Византию он и окружавшие его варяги оказались не в столице Руси, а далеко на севере, в Ладоге, откуда был близок путь на их родину, в Швецию. Странным кажется и то, что Олег, которому совершенно неосновательно приписывается создание Русского государства, бесследно исчез с русского горизонта, оставив летописцев в недоумении. Новгородцы, географически близкие к варяжским землям, родине Олега, писали, что, по одной известной им версии, после греческого похода Олег пришел в Новгород, а оттуда в Ладогу, где он умер и был похоронен. Согласно другой версии, он уплыл за море «и уклюну (его) зим в ногу и с того (он) умре». Киевляне же, повторив легенду о змее, ужалившей князя, рассказывали, что будто бы его похоронили в Киеве на горе Щекавице («Змеиной горе»); возможно, название горы повлияло на то, что Щекавицу искусственно связали с Олегом.
В IX - X вв. норманны играли важную роль в истории многих народов Европы. Они нападали с моря большими флотилиями на берега Англии, Франции, Италии, завоевывали города и королевства. Некоторые ученые полагали, что и Русь подверглась такому же массовому вторжению варягов, забывая при этом, что континентальная Русь была полной географической противоположностью западным морским государствам.
Грозный флот норманнов мог внезапно возникнуть перед Лондоном или Марселем, но ни одна варяжская ладья, вошедшая в Неву и плывущая вверх по течению Невы, Волхова, Ловати, не могла остаться незамеченной русскими сторожами из Новгорода или Пскова. Система волоков, когда тяжелые, глубокосидящие морские суда нужно было вытаскивать на берег и десятки верст катить по земле на катках, исключала элемент внезапности и отнимал у грозной армады все ее боевые качества. Практически и в Киев могло попасть лишь столько варягов, сколько разрешал князь Киевской Руси. Недаром в тот единственньй раз, когда варяги напали на Киев, им пришлось притвориться купцами.
Княжение варяга Олега в Киеве - незначительный и недолговременный эпизод, излишне раздутый некоторыми проваряжскими летописцами и позднейшими историками-норманистами. Поход 911 г. - единственный достоверный факт из его княжения- стал знаменит благодаря той блестящей литературной форме, в которой он был описан, но по существу это лишь один из многих походов русских дружин IX - Х-вв. на берег Каспия и Черного моря, о которых летописец умалчивает. На протяжении X в. и первой половины XI в. русские князья нередко нанимали отряды варягов для войн и дворцовой службы; им нередко поручались убийства из-за угла: наемные варяги закололи, например, князя Ярополка в 980 г., они убили князя Бориса в 1015 г.; варягов нанимал Ярослав для войны со своим родным отцом.
Для упорядочения взаимоотношений наемных варяжских отрядов с местной новгородской дружиной в 1015 г. была издана в Новгороде Правда Ярослава, ограничивавшая произвол буйных наемников.
Историческая роль варягов на Руси была ничтожна. Появившись как «находники», пришельцы, привлеченные блеском богатой, уже далеко прославившейся Киевской Руси, они отдельными наездами грабили северные окраины, но к сердцу Руси смогли.пробраться только однажды.
О культурной роли варягов нечего и говорить. Договор 911 г., заключенный от имени Олега и содержащий около десятка скандинавских имен Олеговых бояр, написан не на шведском, а на славянском языке. Никакого отношения к созданию государства, к строительству городов, к прокладыванию торговых путей варяги не имели. Ни ускорить, ни существенно задержать исторический процесс на Руси они не могли.
Короткий период Олегова «княжения» - 882 - 912 гг. - оставил в народной памяти эпическую песню о смерти Олега от своего собственного коня (обработанную А. С. Пушкиным в его «Песни о вещем Олеге»), интересную своей антиваряжской тенденцией. Образ коня в русском фольклоре всегда очень благожелателен, и если уже хозяину, варяжскому князю, предречена смерть от его боевого коня, значит, он того заслуживает.
Борьба с варяжскими элементами в русских дружинах продолжалась до 980 г.; следы ее есть и в летописи, и в былинном эпосе - былина о Микуле Селяниновиче, помогавшем князю Олегу Святославичу бороться с варягом Свенельдом (черным вороном Санталом).
Историческая роль варягов несравненно меньше, чем роль печенегов или половцев, действительно влиявших на развитие Руси на протяжении четырех веков. Поэтому жизнь только одного поколения русских людей, терпевших участие варягов в управлении Киевом и несколькими другими городами, не представляется исторически важным периодом.

Исследование ставит своей целью осветить предысторию, процессы становления, развития и диалектного членения древнерусской народности. До сих пор археологические материалы не привлекались для целостного решения этой проблематики. К вопросам истории и диалектологии древнерусского языка многократно обращались лингвисты, в результате чего собственно языковые вопросы оказались более разработанными по сравнению с историческими. Со стороны историков попытки осветить суть древнерусской народности были менее продуктивными, поскольку историческая наука не располагает достаточной источниковой базой в решении этногенетических тем. Использование данных археологии в изучении истоков и эволюции древнерусского этноса с учетом всех результатов, полученных до сих пор другими науками, представляется весьма перспективным. В этом цель предлагаемой работы.

Собранные многими поколениями исследователей археологические материалы ныне составили огромнейший источниковый фонд, который все шире и шире используется для изучения сложных исторических процессов, имевших место в Восточной Европе в древности и средневековье. На основе данных археологии уже получены важные результаты по ряду исторических и этнокультурных тем, которые не могли быть разрешены на основе дошедшей до нас информации исторических источников. Думается, что наступило время самого широкого использования материалов археологии и в исследованиях сложной проблемы становления древнерусской народности, выявления ее содержания и условий дифференциации.

Книгу открывает историографический раздел, в котором излагается процесс развития знаний об этом средневековом этносе. Исследовательскую часть составляют несколько разделов. Для познания исторического периода, предшествующего формированию древнерусской народности, необходимо было самым детальным образом осветить ее предысторию. Выясняется, что процесс освоения славянами Восточно-Европейской равнины был весьма сложным и многоактным. Колонизация осуществлялась с разных сторон и различными этнографическими праславянскими группами. Неоднородность славянского населения Восточной Европы усугублялась еще и тем, что в разных местностях славяне застали разноэтничных аборигенов (различные финноязычные племена в лесной полосе, неоднородное балтское население в Верхнем Поднепровье и смежных землях, ираноязычные и тюркские племена на Юге). Накануне формирования древнерусской народности на Восточно-Европейской равнине археологически фиксируется несколько крупных этноплеменных групп славянского этноса, часть которых была представлена диалектными образованиями позднепраславянской поры. Эти группы в ряде случаев несоотносимы с летописными племенами.

По археологическим материалам выявляются мощные интеграционные явления, имевшие место на Восточно-Европейской равнине в последних веках I тыс. н. э., которые консолидировали разноплеменное славянство, привели к его единению в культурном отношении, а в конечном итоге к становлению этноязыковой общности – древнерусской народности. Исследованию этих интеграционных явлений, среди которых впервые обнаруживаемая на основе данных археологии широкая инфильтрация дунайских славян в восточноевропейские земли, посвящен самостоятельный раздел.

Неоднородный этноплеменной состав древнерусской народности сказался в ее диалектной структуре, реконструируемой на основе археологических материалов, и в дроблении ее территории на исторические земли, ставшие в период феодальной раздробленности Руси отдельными политическими образованиями. Однако в этой ситуации восточнославянская этноязыковая общность продолжала еще некоторое время свое единое развитие как в культурном, так и этническом отношениях.

Только татаро-монгольское иго и включение значительных частей восточнославянских территорий в состав Литовского государства разорвали единство древнерусской народности. Начался постепенный процесс формирования русского, украинского и белорусского этносов.

Такова вкратце суть предлагаемого исследования.

В стремлении нарисовать целостную картину этнической истории славянского населения Восточной Европы автору пришлось разработать целый ряд тем, до сих пор не получивших должного освещения в научной литературе. Так, в работе устанавливается, что в северной части восточнославянского ареала славянское население появилось не накануне образования Древнерусского государства, как это представлялось недавно, а еще в период Великого переселения народов. По-новому освещена и проблема русов – одного из образований праславянской поры.

История изучения проблемы древнерусской народности

Эта проблема привлекла внимание исследователей уже в первой половине XIX в. На раннем этапе она рассматривалась преимущественно на лингвистических материалах, что вполне понятно, поскольку язык является важнейшим маркером любого этнического образования. Среди русских ученых первым рассматриваемую тему попытался осветить А. X. Востоков. Выявив некоторые отличительные особенности древнерусских говоров, исследователь утверждал, что древнерусский язык выделился из общеславянского. Он датировал возникновение различий между отдельными славянскими языками XII–XIII вв., считая, что во времена Кирилла и Мефодия все славяне еще сравнительно легко понимали друг друга, то есть пользовались общеславянским языком .

Несколько конкретнее этот вопрос исследовался И. И. Срезневским, считавшим, что общеславянский (праславянский) язык первоначально разделился на две ветви – западную и юго-восточную, а последняя через какое-то время дифференцировалась на древнерусский и южнославянские языки. Начало древнерусского языка исследователь относил к IX–X вв. В этот период он был еще монолитным. Диалектные особенности в древнерусском языке, согласно изысканиям И. И. Срезневского, появляются в XI–XIV вв., а в XV в. на его основе формируются великорусское (с членением на северновеликорусскую и южновеликорусскую группы, последняя с белорусским поднаречием) и малорусское (украинское) наречия .

Разделение древнерусского языка на великорусское и малорусское наречия П. А. Лавровский объяснял исторической ситуацией – образованием во времена Андрея Боголюбского независимого от Киева государства в Северо-Восточной Руси. Этим лингвистом впервые была высказана мысль о раннем, еще до появления на Руси письменности , становлении древненовгородского диалекта, которая, впрочем, не встретила поддержки среди ученых XIX в.

Во второй половине прошлого столетия в языковедческой литературе традиция выводить древнерусский язык из праславянского укоренилась окончательно. Лишь отдельные ученые спорадически придерживались иного мнения. Так, историк М. П. Погодин высказывал мысль о том, что Киевская земля первоначально была «исконно великорусской», а Галицкая Русь – «малорусской». Татаро-монгольское нашествие значительно опустошило Киевскую область, после чего она была занята переселенцами из Галиции и таким образом стала малорусской . Иного мнения придерживался М. А. Максимович, считавший, что население Киевской Руси было украинским. По представлениям этого исследователя, украинский этнос сохранялся в южных землях Руси и в последующее время, вплоть до современности. Никакого запустения территории современной Украины ни в татаро-монгольский период, ни когда-либо еще не было .

Из историко-диалектологических исследований древнерусской этноязыковой общности этого периода наибольшее значение имеют работы А. И. Соболевского . На основе анализа древнерусских письменных памятников XI–XIV вв. этот исследователь выделил и охарактеризовал внутри древнерусского языка особенности новгородского, псковского, смоленско-полоцкого, киевского и волынско-галицкого диалектов. Он считал, что диалектное членение древнерусского языка соответствовало племенному делению восточного славянства предшествующей поры.

Первое серьезное историко-лингвистическое осмысление начала восточнославянской этноязыковой общности, процесса становления, развития, диалектного строения и распада древнерусского языка принадлежит А. А. Шахматову . На протяжении своей плодотворной деятельности этот ученый несколько изменял и совершенствовал свои взгляды на эту проблематику. Ограничусь здесь кратким изложением сути построений, к которым А. А. Шахматов пришел в последние периоды своего научного творчества.

Первый этап зарождения русских (так исследователь именовал восточных славян), выделившихся из юго-восточной ветви праславянства, А. А. Шахматов датировал V–VI вв. «Первой прародиной» формирующегося восточнославянского этноса были земли в междуречье нижних течений Прута и Днестра. Это были анты, упоминаемые в исторических источниках VI–VII вв. и ставшие ядром восточного славянства. В VI в., спасаясь от аваров, значительная часть антов переселилась на Волынь и в Среднее Поднепровье. Этот регион А. А. Шахматов называл «колыбелью русского племени», поскольку восточные славяне здесь составили «одно этнографическое целое». В IX–X вв. из этого ареала началось широкое расселение восточнославянского этноса, которым были освоены широкие пространства от Черного моря до Ильменя и от Карпат до Дона.

Период от IX–X до XIII в., по А. А. Шахматову, был следующим этапом в истории восточного славянства, который именуется им древнерусским. В результате расселения восточные славяне в это время дифференцировались на три больших наречия – севернорусское, восточно-русское (или среднерусское) и южнорусское. Севернорусы – та часть восточных славян, которая продвинулась в верховья Днепра и Западной Двины, в бассейны Ильменского и Чудского озер, а также заселила междуречье Волги и Оки. В итоге здесь сформировался политический союз, доминирующее положение в котором занимали кривичи и в который были втянуты финноязычные племена – меря, весь, чудь и мурома. Восточнее Днепра и в бассейне Дона образовалось восточнорусское наречие, в котором первоначально развилось аканье. Лингвистической основой реконструкции южнорусского наречия стал украинский язык и его говоры, в связи с чем к южнорусам А. А. Шахматовым относились волыняне, дулебы, поляне, древляне, тиверцы и уличи. Точка зрения исследователя в отношении хорватов не была твердой – они то причислялись к южнорусам, то исключались из среды восточнославянских племен.

Широкое расселение восточных славян на Восточно-Европейской равнине и членение их на три группы не нарушили их единого языкового развития. Определяющую роль в едином развитии древнерусского языка, как полагал А. А. Шахматов, сыграло Киевское государство. С его возникновением складывается «общерусская жизнь», развивается процесс общерусской языковой интеграции. Ведущая роль Киева определяла единые общерусские языковые процессы на всей территории Древней Руси.

В XIII в. древнерусская языковая общность распадается. В последующие столетия на основе севернорусского, восточнорусского и южнорусского наречий древнерусского языка и в результате их взаимодействия формируются отдельные восточнославянские языки – русский, украинский и белорусский.

Концепция А. А. Шахматова была значительным стимулом в дальнейшем изучении древнерусского языка и народности. Она была принята рядом крупных лингвистов того времени, в том числе Д. Н. Ушаковым, Е. Ф. Будде, Б. М. Ляпуновым . В течение длительного времени построения А. А. Шахматова были широко распространены среди русских ученых, а в некоторой своей части не потеряли значимости и поныне.

Сербский лингвист Д. П. Джурович, предпринявший интересную попытку реконструкции диалектного членения праславянского языка, полагал, что в его составе был и прарусский диалект, который стал основой древнерусского языка, и локализовал его в правобережной части Среднего Поднепровья, вплоть до бассейна верхнего течения Буга включительно .

Несомненный интерес представляют изыскания в области происхождения восточнославянского языка польского слависта Т. Лер-Сплавиньского. Он утверждал, что положение о прарусском (древнерусском) языковом единстве, образовавшемся при членении праславянской общности, принадлежит к бесспорным. Исследователь дал обстоятельную характеристику «прарускому языку», описав особенности, свойственные только этому языку и чуждые другим славянским языкам. До конца XI в. этот язык членился не на три, как считал А. А. Шахматов, а только на две диалектные группы: северную и более обширную южную, каждая из которых имела свои характерные фонетические черты. Это деление, по мнению Т. Лер-Сплавиньского, соответствовало двум культурно-политическим центрам Древней Руси – Киеву и Новгороду. Киев объединял южные племена восточного славянства: полян, древлян, северян, радимичей, вятичей и, вероятно, других. Новгороду принадлежали земли словен ильменских и кривичей.

Время дифференциации древнерусского языка на северную и южную ветви, как считает Т. Лер-Сплавиньский, по языковым данным определить не удается. После XI в., в период политической раздробленности Руси, начинается процесс постепенной трансформации этих диалектных групп в три восточнославянских языка. Таким образом, в XIII–XIV вв. возникают русский, белорусский и украинский языки. Русский язык складывается на базе консолидации севернорусской группы с частью южнорусской. Украинский язык формировался целиком из южнорусской группы, а белорусский эволюционировал из северо-западной ее части .

Построения Т. Лер-Сплавиньского не получили широкого распространения в лингвистике и были приняты лишь единичными ее представителями.

По-иному попытался подойти к освещению рассматриваемой проблематики известный лингвист Н. С. Трубецкой. Вопрос о существовании древнерусского (общевосточнославянского) языка, по его мнению, следует считать твердо установленным. Исследователь, как и многие его предшественники, утверждал, что языковое развитие шло от праславянского к общевосточнославянскому и далее в результате распада последнего образовались три самостоятельных восточнославянских языка. Вслед за Т. Лер-Сплавиньским Н. С. Трубецкой пытался обосновать первоначальное деление общерусского языка на две диалектные группы, южную и северную, которые заметно различались по основным фонетическим особенностям. Он допускал существование такого членения еще в дописьменный период. В то время как южная часть восточного славянства, утверждал ученый, развивалась в контакте с южными и западными славянами, северная группа резко обособилась. Звуковые изменения, проникавшие со славянского юга и запада, не достигали севера восточного славянства. Здесь развитие шло в контактном взаимодействии с неславянскими племенами Балтийского региона. Это реализовалось позднее в существовании в Древней Руси двух культурных центров: Киева и Новгорода. Таким образом, оказывалось, что зарождение элементов севернорусского и южнорусского наречий старше оформления древнерусского языка.

Н. С. Трубецкой не определял время становления общерусского языка, но предполагал, что его двучленная структура сохранялась до 60-х годов XII в., когда начался процесс падения редуцированных, датируемый исследователем 1164–1282 гг. После 1282 г. древнерусский язык перестал существовать – основные фонетические изменения теперь развивались локально, не охватывая восточнославянский мир в целом .

Изыскания Н. С. Трубецкого о давней двучленной структуре восточнославянского языка вызвали бурную дискуссию. Резкой критике они подверглись со стороны А. М. Селищева. Против возражений А. М. Селищева активно выступил Н. Н. Дурново .

Во многих лингвистических работах первой половины XX в. исследовались (без этноисторических экскурсов) характерные особенности древнерусского (восточнославянского) языка и его диалектов, которые не оставляли сомнений в существовании в период Киевской Руси единой этноязыковой общности. Вместе с тем, изыскания показывали, что древнерусский язык стал общей основой русского, украинского и белорусского языков. В этой связи можно упомянуть труд Н. Н. Дурново по истории русского языка. Исследователь подчеркивал, что фонетические и морфологические основы дописьменного прарусского языка прямо были унаследованы от общеславянского .

Между тем в первые десятилетия XX в. были высказаны и иные мнения, отрицавшие общность восточного славянства. Так, историк М. С. Грушевский зарождение украинского этноса относил к приднепровскому союзу племен антов, известных византийским авторам VI в. . Некоторые лингвисты пытались отрицать существование единого древнерусского языка. Так, австрийские слависты С. Смаль-Стоцкий и Т. Гартер, определяя родство языков только по количеству групп сходных черт, считали, что украинский язык имеет сходство с сербским в десяти группах, а с великорусским только в девяти. Следовательно, заключали они, украинцы имели некогда гораздо более тесное общение с сербами, чем с великорусами, и между великорусами и украинцами нет более близкого родства, чем с другими славянскими этносами. В итоге исследователи утверждали, что никакого общерусского языка не было, а украинский язык восходит непосредственно к праславянскому . Аналогичного мнения придерживался также Е. К. Тимченко . Построения и выводы С. Смаль-Стоцкого встретили единодушное невосприятие и суровую критику со стороны лингвистов .

В 20-х годах XX в. В. Ю. Ластовский и А. Шлюбский проповедовали так называемую «кривичскую» теорию происхождения белорусов. Они исходили из положения, что белорусы были прямыми потомками кривичей, которые будто бы составляли самостоятельную славянскую народность . Каких-либо фактических данных, подтверждающих эту гипотезу, исследователи не приводили, да их просто и нет.

Весьма интересные положения по рассматриваемой проблематике были выдвинуты в 30–40-х годах XX в. Б. М. Ляпуновым . Монолитного общеславянского языка, не знавшего диалектов, по его мнению, никогда не существовало. Уже в эпоху праславянского языка имелись заметные диалектные расхождения. Однако общерусский (восточнославянский) язык не имел в своей основе единого праславянского диалекта, а образовался из нескольких древних праславянских диалектов, носители которых расселились в восточной части славянского мира.

Называя восточнославянские фонетические и морфологические черты, выделявшие общерусский язык из остальных славянских языков, Б. М. Ляпунов полагал, что на общерусской территории было множество диалектов, а не три или два, как считали А. А. Шахматов и Т. Лер-Сплавиньский. Исследователь допускал существование в доисторический период говоров полян, древлян, бужан и других племенных образований восточного славянства, зафиксированных летописью. Он считал, что Ростово-Суздальская земля была заселена особым древнерусским племенем, имя которого до нас не дошло. Общерусский язык, по Б. М. Ляпунову, функционировал в эпоху Киевской Руси, то есть в X–XII вв. Примерно с XII в. начинают формироваться особенности, которые впоследствии составили специфику русского и украинского языков.

К концу 40-х годов XX в. относятся широкие исследования древнерусского языка и его диалектов Р. И. Аванесова . Концепция А. А. Шахматова о дифференциации единого русского этноса к IX в. на три наречия подверглась этим языковедом критике и была отвергнута как «антиисторическая». Р. И. Аванесов не сомневался, что восточные славяне некогда составляли языковую общность и выделились из общеславянского массива. Образованию древнерусской народности эпохи Киевской Руси, согласно представлениям этого исследователя, будто бы предшествовала восточнославянская языковая общность. В период племенного строя эта общность включала множество диалектов, которые были неустойчивыми, и их изоглоссы постоянно изменялись. В IX– XI вв. в условиях становления феодализма возрастает оседлость населения, его устойчивость в территориальном отношении. В результате формируется единый и монолитный по происхождению язык древнерусской народности, который, впрочем, в разных регионах получал неодинаковую местную окраску. Так формируются территориальные диалекты, которые разрушили старые племенные. Новые областные диалектные образования были более устойчивыми, они тяготели к крупным городским центрам. Древние племенные изоглоссы при этом оказались почти полностью стертыми, что, как полагал Р. И. Аванесов, делает спорными суждения о диалектном членении восточного славянства доисторической поры. Можно говорить только о некоторых диалектных особенностях, разделявших восточнославянский ареал на северную и южную зоны, а также о явлениях узкорегионального характера (новгородские говоры, псковские говоры, восточнокривичские говоры Ростово-Суздальской земли).

В XII в. в связи с упадком Древнерусского государства, писал Р. И. Аванесов, усиливаются областные тенденции, положившие начало формированию языковых особенностей, которые впоследствии стали характерными чертами трех восточнославянских языков. Окончательное сложение последних произошло несколькими столетиями позже.

В 50-х годах Б. А. Рыбаков впервые привлек к изучению рассматриваемой проблематики данные археологи. Он предложил гипотезу о среднеднепровском начале древнерусской народности. Ядром ее, согласно представлениям исследователя, был племенной союз, образовавшийся в VI–VII вв. в Среднем Поднепровье (от бассейнов Роси и Тясмина на правобережье и нижние течения Сулы, Пела и Ворсклы, а также бассейн Трубежа на левобережье, то есть части будущих Киевской, Черниговской и Переяславской земель) под главенством одного из славянских племен – русов. Ареал последних определялся по вещевым кладам VI–VII вв. со специфическими металлическими украшениями.

Эта территория в летописных записях, относящихся к XI–XII вв., обычно именовалась Русской землей «в узком значении этого термина». В последней четверти I тыс. н. э., утверждал Б. А. Рыбаков, к генезису восточнославянского этноса подключились и другие славянские племена Восточной Европы, а также часть славянизированных финских племен . Однако как конкретно происходил процесс становления древнерусской народности, исследователь не рассматривал, и полагаю, сделать это на материалах археологии было невозможно.

Период Древнерусского государства со столицей в Киеве, утверждал Б. А. Рыбаков, был временем расцвета восточнославянской народности. Её единство несмотря на возникновение нескольких княжеств сохранялось и в эпоху феодального дробления Руси XII–XIII вв. Это единство осознавалось самим восточнославянским населением, что находило отражение в географическом понимании – вся Русская земля (в широком смысле) вплоть до XIV в. противопоставлялась обособленным вотчинам, с враждовавшими между собой князьями.

Можно отметить, что попытки историков включиться в изучение процесса формирования древнерусской народности не дали желаемых результатов. Исторических фактов было слишком мало для освещения этой сложной проблемы. В середине XX в. в исторических трудах преобладала мысль о том, что восточными славянами в VI–VII вв. были анты. Так, например, считал Ю. В. Готье . В. И. Довженок писал, что антский язык мало отличался от древнерусского. Последний будто бы представлял собой тот же язык, что и антский, но на более высоком уровне развития. Основой консолидации восточных славян в древнерусскую народность был, по мнению В. И. Довженка, быстрый темп социально-экономического развития населения Восточно-Европейской равнины, но главным по пути окончательного оформления народности стало этническое развитие в период Киевской Руси. Разъединение единого древнерусского народа на отдельные части, приведшие к становлению трех этносов – русского, белорусского и украинского, – следует искать в исторической обстановке XIII–XIV вв.

А. И. Козаченко также рассматривал антов как первую народность восточных славян, сложившуюся на заре классового общества. Расцвет древнерусской народности определялся этим исследователем периодами Киевской Руси и феодальной раздробленности (до середины XIII в.). Ее консолидация определялась как внешней опасностью, так и требованием национального единства в условиях сильной княжеской власти .

Мысль об антах как ранних восточных славянах не была новой. Она восходит к ученым трудам первой половины XIX в. Так, уже К. Цейс утверждал, что членение славянского этноса VI–VII вв. на с(к)лвенов и антов соответствует дифференциации славянского языка на западную и восточную ветви . Антов отождествляли с восточными славянами многие ученые, в том числе Л. Нидерле , а среди лингвистов, как отмечалось выше, А. А. Шахматов и некоторые исследователи 50–60-х годов XX в.

Проблема образования древнерусской народности интересовала также А. Н. Насонова . Согласно представлениям этого историка, начальный этап этнической консолидации восточных славян связан с раннегосударственным образованием «Русская земля», сложившимся в конце VIII – начале IX в. в Среднем Поднепровье с центром в Киеве. Его территориальной и этнографической основой стали земли полян, древлян и северян. В конце IX–X в. Древнерусское государство распространилось на весь ареал восточнославянских племен, объединив в единый этноязыковой массив две их ветви – северную и южную.

Л. В. Черепнин связывал процесс складывания древнерусской народности с изменениями в социально-экономической жизни, будто бы имевшими место в VI–IX вв., которые способствовали сближению и слиянию разноплеменного славянского населения Восточной Европы. Существенное значение этот историк придавал и формированию Древнерусского государства, протекавшему параллельно со сложением народности. Однако решающую роль в этом сыграли общность языка, территории, культуры и хозяйственной жизни, а также борьба с внешними врагами. Период X–XII вв. Л. В. Черепнин определял как время слияния восточнославянских племен в «единый русский народ».

В XII–XIII вв., утверждал далее исследователь, создаются предпосылки для членения древнерусской народности, в результате усиления которых и политического дробления территории восточного славянства, вызванного татаро-монгольским завоеванием, формируются русская, украинская и белорусская народности .

С исторической точки зрения процесс формирования древнерусской народности пытался показать и В. В. Мавродин . Он утверждал, что основой древнерусского языка стал киевский диалект – своеобразный сплав говоров населения Киева, довольно пестрого в этническом и социальном отношениях. В пестроте киевских говоров и складывается языковое единство, которое стало ядром языка Киевской Руси в целом. Общность политической и государственной жизни всех восточных славян, по мнению В. В. Мавродина, способствовала сплочению славянского населения Восточной Европы в единую древнерусскую народность.

Первоначально этот исследователь полагал, что процесс формирования народности в эпоху Древней Руси не завершился и наступившая феодальная раздробленность предопределила ее членение и появление новых этноязыковых образований. Позднее В. В. Мавродин стал утверждать, что дифференциация древнерусской народности обусловлена не незаконченностью процесса ее складывания, не феодальной раздробленностью Древней Руси, а историческими условиями, сложившимися на Руси после Батыева нашествия – территориальным членением ее, захватом многих русских земель соседними государствами.

В настоящее время все эти построения историков представляют чисто историографический интерес.

На наличие существенных элементов общности материальной и духовной культуры и быта русского, украинского и белорусского народов, восходящих к единой древнерусской народности, обращали внимание и этнографы. К общим восточнославянским элементам, свойственным трем восточнославянским народам, этнографы обычно относят «трехкамерный» план жилых построек, отсутствие у них фундамента, наличие в избах духовой печи, неподвижных лавок вдоль стен; близкие между собой типы народной одежды (женские и мужские рубахи, мужские кафтаны, женские головные уборы); свадебные, родильные и погребальные обряды; сходство в орудиях и процессах прядильного и ткацкого ремесел; сельскохозяйственную обрядность и близость пахотных орудий. Безусловную историческую общность выявляют устное творчество (былинный эпос и песни) русского, украинского и белорусского народов, а также изобразительное искусство – вышивки и деревянные резные изделия .

Оригинальная гипотеза о предпосылках формирования древнерусской народности предложена П. Н. Третьяковым. Согласно его представлениям, восточнославянская этноязыковая общность была результатом метисации части праславян – носителей зарубинецкой культуры, расселившихся в первых веках нашей эры по всему Верхнему Поднепровью, с местным балтским населением. Верхнеднепровский регион, как полагал исследователь, и стал прародиной восточных славян. «При последующем расселении восточных славян, завершившемся созданием этнографической картины, известной по Повести временных лет, из Верхнего Поднепровья в северном, северо-восточном и южном направлениях, в частности в поречье среднего Днепра, двигались отнюдь не «чистые» славяне, а население, имевшее в своем составе ассимилированные восточнобалтийские группировки» . При этом П. Н. Третьяков в основном рассматривал зарубинецкие древности, получившие распространение во II в. до н. э. – II в. н. э. преимущественно в Среднем Поднепровье и Припятском Полесье, а также позднезарубинецкие и постзарубинецкие древности Поднепровья. Другие, более существенные процессы славянского освоения Восточно-Европейской равнины, а следовательно, и имевшие место сложные этногенетические ситуации остались вне поля зрения исследователя.

Построения П. Н. Третьякова о формировании древнерусской народности в условиях славяно-балтского внутрирегионального взаимодействия в Верхнем Поднепровье не находят подтверждения ни в археологических, ни в языковых материалах. Восточнославянский язык не обнаруживает каких-либо общих балтских субстратных элементов. То, что объединяло в древнерусский период всех восточных славян в языковом отношении и в то же время отделяло от других славянских этнообразований того времени, не может рассматриваться как продукт балтского воздействия .

Мысль о зарождении восточнославянской языковой общности в ареале зарубинецкой культуры высказывал и лингвист Ф. П. Филин, впрочем не предпринимая каких-либо попыток как-то подкрепить этот тезис языковыми материалами . Однако это не главное в его важных чисто языковедческих штудиях . Исследователь утверждал, что примерно в VII в. н. э. славяне, заселившие земли восточнее Карпат и Западного Буга, обосабливаются от остального славянского мира, что привело к возникновению целого ряда языковых инноваций, которые составили специфику древнерусского языка на первом этапе его развития. В трудах Ф. П. Филина все фонетические явления, свойственные восточнославянской языковой общности, и ее особое лексическое развитие получили обстоятельную характеристику.

Диалектная структура древнерусского языка представлялась Ф. П. Филину непростой, сложившейся на основе как унаследованных восточными славянами диалектных зон праславянской эпохи, так и региональных инноваций, возникших уже в процессе развития восточнославянского языка. В период становления Древнерусского государства, утверждал исследователь, не было еще и задатков будущих русского, украинского и белорусского языков. Существовал единый древнерусский язык, имевший в разных местностях диалектные особенности.

В работе 1940 г. Ф. П. Филин некоторое внимание уделил киевскому диалекту, который, по его мнению, выдвигался как язык общевосточнославянский, то есть древнерусский . Однако в последующих исследованиях он уже не утверждал этого.

Дробление Киевской Руси на множество феодальных княжеств, согласно Ф. П. Филину, привело к возрастанию диалектных различий. Говоры древнерусских земель теперь вступали в центростремительное развитие. Поворотным моментом стали исторические события XIII в. Татаро-монгольское нашествие и литовские завоевания, разделившие на длительное время восточнославянский ареал, не могли не сказаться на истории языка. Возникали региональные диалектизмы в фонетической системе, развивались явления, ставшие специфическими для отдельных восточнославянских языков. В XIV–XV вв., как полагал Ф. П. Филин, можно говорить о начальном этапе становления русского, украинского и белорусского языков, поскольку в это время получили распространение особенности, характерные для них.

Несколько неотчетливо изложен процесс становления древнерусского языка украинским лингвистом Г. П. Пивтораком . С одной стороны, ссылаясь на труды археологов он пишет о двух направлениях славянского освоения Восточно-Европейской равнины: 1) из Среднего Поднепровья продвигаясь по Днепру и Десне, славяне заселили верхнеднепровские земли, Волго-Окское междуречье и верховья Немана; 2) из венетского ареала в Южной Балтике, морским или сухопутным путем, другая группа славян расселилась в лесной зоне, где летописями и археологией фиксируются кривичи и словене новгородские. Восточнославянский этнос, как полагает исследователь, формировался постепенно в ходе расселения славянских племен на Русской равнине. Первоначальным ядром расселения древнерусской народности с первой половины I тыс. н. э. были земли между верхним течением Западного Буга и средним Днепром. Единство древнерусского языка, согласно Г. П. Пивтораку, в эпоху Киевской Руси и феодальной раздробленности постоянно подкреплялось различными экстралингвистическими факторами.

О. Н. Трубачев видит древний очаг общевосточнославянской языковой общности на Дону и Северском Донце . Эти гипотетические построения не представляются достаточно проработанными. Возникает целый ряд историко-филологических вопросов, ответы на которые современная славистика не может дать.

К проблеме древнерусской народности обращался в последние десятилетия также киевский археолог и историк П. П. Толочко . Его построения покоятся на интерпретации отдельных мест письменных памятников с некоторыми отсылками к материалам археологии и сводятся к следующему. Уже в VI–VIII вв. восточные славяне представляли собой единый этнокультурный массив, состоящий из полутора десятка родственных племенных образований. Период IX–X вв. характеризуется внутренними миграциями, способствовавшими интеграции восточнославянских племен. Процесс получил заметное ускорение с конца IX – первых десятилетий X в., когда образовалось Древнерусское государство со столицей в Киеве и этноним русь утвердился для всех восточных славян.

В течение IX–XII вв. в пределах государственной территории Киевской Руси существовала единая восточнославянская этническая общность. Ее ядром, согласно П. П. Толочко, была Русь, или Русская земля «в узком значении», или, по терминологии иностранных источников, «Внутренняя Русь», то есть территория, которая в позднем средневековье получила название Малая Русь.

Мысль о формировании древнерусского языка на основе прарусского диалектного образования, следы которого выявить в лингвистических материалах не удается, вынуждает исследователей искать иные пути решения вопроса о становлении общевосточнославянского этноязыкового единства, существование которого в первых столетиях II тыс. н. э. не подлежит сомнению. Выше была изложена концепция Б. М. Ляпунова о сложении древнерусского языка на основе нескольких праславянских диалектных групп. К такому выводу подводят и современные археологические свидетельства славянского освоения Восточно-Европейской равнины. Вопрос о формировании древнерусской народности на материалах археологии тезисно рассматривался в ряде моих публикаций, в которых показано, что сложение этого этноязыкового единства было обусловлено нивелировкой и интеграцией славянских племенных образований, заселявших Восточно-Европейскую равнину, в условиях единого историко-культурного пространства, образовавшегося на территории Древнерусского государства . Подробнее об этом речь пойдет в настоящем исследовании.

В 70–80-е годы подобной точки зрения придерживался также лингвист Г. А. Хабургаев . Он утверждал, что особого праславянского диалекта или прарусского языка никогда не существовало. Восточнославянское этноязыковое единство оформилось на базе распространения славянской речи в Восточной Европе гетерогенным образом из неоднородных по своему происхождению компонентов. Накануне образования Древнерусского государства, по мнению Г. А. Хабургаева, происходил процесс, активно разрушавший прежние родоплеменные устои. Политическое объединение разных славянских племен привело к оформлению своеобразной диалектно-этнографической восточнославянской общности. Археологические памятники X–XII вв. на территории Древней Руси, утверждает этот исследователь, свидетельствуют о заметном сближении всех основных культурно-этнографических элементов, о процессе консолидации населения в единую народность.

Небольшая дискуссия относительно сути древнерусской народности имела место на VI Международном конгрессе славянской археологии, проходившем в Новгороде в августе 1996 г. Белорусский археолог Г. В. Штыхов, оперируя выборочными историко-археологическими данными, утверждал, что древнерусская народность в эпоху Киевской Руси еще не сформировалась окончательно и распалась в связи с дроблением Древнерусского государства на множество княжеств. Языковых материалов, характеризующих восточнославянскую общность, исследователь не касался вовсе и заключал, что «процесс возникновения родственных восточнославянских народов – белорусского, украинского и русского (великорусского) – можно последовательно излагать без употребления этого спорного понятия» (то есть древнерусской народности) . По-видимому, Г. В. Штыхова не смущает то, что эта мысль приходит в противоречие с достижениями языкознания. Исследователь далее отмечает, что славянское население Древней Руси говорило на различных диалектах.

Это действительно так, но из этого вовсе не следует вывод об отсутствии общих фонетических, морфологических и лексических явлений, в X– XII вв. затронувших весь восточнославянский ареал.

Близкую позицию занял недавно и украинский археолог В. Д. Баран. В небольшой статье, в основном посвященной культуре славян периода великого переселения народов по археологическим данным, он бегло заключает, что результатом славянской миграции и взаимодействия славян с неславянским населением стало формирование новых этнических образований, в том числе зарождение трех восточнославянских этносов: белорусского, украинского и русского. Киевское государство во главе с династией Рюриковичей не остановило этнический процесс становления этих народностей, а лишь на время замедлило его. Период татаро-монгольского разорения Руси был, по мнению В. Д. Барана, не началом, а завершающей стадией формирования трех восточнославянских народностей . Какие-либо данные, подтверждающие эту концепцию, в археологических материалах найти не удается. В. Д. Баран и не пытался как-то документально обосновать ее. Говорится, правда, что предками белорусов в V–VII вв. были племена колочинской культуры, но как конкретно протекал процесс этногенеза белорусов, остается абсолютно неясным. Ведь восточнославянское население и Полоцкой земли, и Туровской волости, составившее костяк формирующейся белорусской народности, генетически никак не было связано с носителями колочинских древностей.

Весьма важным моментом в рассматриваемой проблематике является вопрос о самосознании восточного славянства в эпоху Древней Руси как едином этническом образовании. Эта тема рассматривалась ранее Д. С. Лихачевым , позднее ей был посвящен интересный раздел, написанный А. И. Роговым и Б. Н. Флорей в монографическом исследовании становления самосознания славянских народов в раннем средневековье . На основании анализа летописных текстов, агиографических памятников и иностранных свидетельств исследователи утверждают, что уже в XI в. сформировалось представление о Русской земле как едином государстве, охватывающем всю территорию восточного славянства, и о населении этого государства как о «русских людях», составляющих особую этническую общность.

Примечания

  • Востоков А. X. Рассуждение о славянском языке // Труды Общества любителей российской словесности. Вып. XVII. М., 1820. С. 5–61; Филологические наблюдения А. X. Востокова. СПб., 1865. С. 2–15.
  • Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. СПб., 1850.
  • Лавровский П. А. О языке северных русских летописей. СПб., 1852.
  • Погодин М. П. Записки о древнем языке русском // Изв. Академии наук. Т. 13. СПб., 1856.
  • Максимович М. А. Собрание сочинений. Т. П. Киев, 1877.
  • Соболевский А. И. Очерки из истории русского языка. Киев, 1888; Его же. Лекции по истории русского языка. Киев, 1888.
  • Шахматов А. А. К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей // ЖМНП. СПб., 1899. № IV; Его же. Очерк древнейшего периода истории русского языка: (Энциклопедия славянской филологии. Вып. II). Пг., 1915; Его же. Введение в курс истории русского языка. Ч. 1. Исторический процесс образования русских племен и русских народностей. Пг., 1916; Его же. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919.
  • Ушаков Д. Н. Наречия русского языка и русские народности // Русская история в очерках и статьях / Под ред. М. В. Довнар-Запольского. Т. 1. М., б. г.; Будде Е. Ф. Лекции по истории русского языка. Казань, 1914; Ляпунов Б. М. Единство русского языка в его наречиях. Одесса, 1919.
  • Джурович Д. П. Говоры общеславянского языка. Варшава, 1913.
  • Lehr-Splawinski Т. Stosunki pokrewienstwa jezykow ruskich // Rocznik slawistyczny. IX–1. Poznan, 1921. S. 23–71; Idem. Kilka uwag о wspolnosci jezykowej praruskiej // Сборник статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского (Сборник Отделения русского языка и словесности. 101:3). М., 1928. С. 371–377; Idem. Kilka uwag о wspolnosci jezykowej praruskiej // Studii i skize wybrane z jezykoznawstwa slowianskiego. Warszawa, 1957.
  • Trubetzkoy N. Einige uber die russische Lautentwicklung und die Auflosung der gemeinrussischen Spracheinheit // Zeitschrift fur slavische Philologie. Bd. 1:3/4. Leipzig, 1925. S. 287–319. Статья переведена на русский язык и издана в кн.: Трубецкой Н. С. Избранные труды по филологии. М., 1987. С. 143–167.
  • Селищев А. М. Критические замечания о реконструкции древнейшей судьбы русских диалектов // Slavia. VII: 1. Praha, 1928; Дурново Н. Н. Несколько замечаний к вопросу об образовании русских языков // Изв. по русскому языку и словесности. Т. П. Л., 1929.
  • Дурново Н. Н. Очерк истории русского языка. М., 1924. Переиздание: М., 1959.
  • Грушевський М. Iсторiя Украiрни-Руси. Ки i в, 1904. С. 1–211.
  • Smal-Stocki St., Gartner Т. Grammatik der ruthenischen (ukrainischen) Sprache. Wien, 1913; Смаль-Стоцкий Ст. Розвиток поглядiв про сiм"ю слов"янських мов i ix взаемне опорiднення. Прага, 1927.
  • Тимченко Е. К. Слов"янська еднiсть i становище украиiськой мовi в слов"янськiй родинi // Украiна. Кн. 3. Киiв, 1924; Его же. Курс icтopii украiнськоi мови. Киiв, 1927.
  • Галанов И. Рец. на кн.: Grammatik der ruthenischen (ukrainischen) Sprache. Von Stephan v. Smal-Stockyj und Teodor Garther. Wien, 1913 // Изв. Отделения русского языка и словесности императорской Академии наук. 1914. Т. XIX. Кн. 3. С. 297– 306; Ягич В. Рец. // Archiv fur slavische Philologie. Bd. XXXVII. Berlin, 1920. S. 211.
  • Ластоускi В. Кароткая гiсторыя Беларусi Вiльна, 1910. Более последовательно мнение этого исследователя изложено в его статьях, помещенных в журнале «Крывiч», который издавался в 1923–1927 гг. в Каунасе.
  • Ляпунов Б. М. Древнейшие взаимные связи языков русского и украинского и некоторые выводы о времени их возникновения как отдельных лингвистических групп // Русская историческая лексикология. М., 1968. С. 163–202.
  • Аванесов Р. И. Вопросы образования русского языка в его говорах // Вестник Моск. ун-та. 1947. № 9. С. 109–158; Его же. Вопросы истории русского языка в эпоху формирования и дальнейшего развития русской (великорусской) народности // Вопросы формирования русской народности и нации. М.; Л., 1958. С. 155–191.
  • Рыбаков Б. А. К вопросу об образовании древнерусской народности // Тезисы докладов и выступлений сотрудников Института истории материальной культуры АН СССР, подготовленных к совещанию по методологии этногенетических исследований. М., 1951. С. 15–22; Его же. Проблема образования древнерусской народности // Вопр. истории. 1952. № 9. С. 42–51; Его же. Древние русы // Сов. археология. Т. XVII. М., 1953. С. 23–104.
  • Готъе Ю. В. Железный век в Восточной Европе. М., 1930. С. 42.
  • Довженок В. И. К вопросу о сложении древнерусской народности // Доклады VI научной конференции Института археологии. Киев, 1953. С. 40–59.
  • Козаченко А. И. Древнерусская народность – общая этническая база русского, украинского и белорусского народов // Сов. этнография. Т. П. М., 1954. С. 3–20.
  • Zeuss К. Die Deutschen und die Nachbarstamme. Munchen, 1837. S. 602–604.
  • Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956. С. 139–140.
  • Якубинский А. П. История древнерусского языка. М., 1941. (Переиздание: М., 1953); Черных П. Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1954; Георгиев Вл. Венети, анти, склавени и триделението на славянските езици // Славянистичен сборник. София, 1968. С. 5–12.
  • Насонов А. Н. К вопросу об образовании древнерусской народности // Вестник АН СССР. 1951. № 1. С. 69–70; Его же. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 41–42.
  • Черепнин Л. В. Исторические условия формирования русской народности до конца XV в. // Вопросы формирования русской народности и нации. М., 1958. С. 7–105.
  • Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 380– 402; Его же. Образование единого русского государства. Л., 1951. С. 209–219; Его же. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 157–190; Его же. Происхождение русского народа. Л., 1978. С. 119–147.
  • Токарев С. А. О культурной общности восточнославянских народов // Сов. этнография. 1954. № 2. С. 21–31; Его же. Этнография народов СССР. М., 1958; Маслова Г. С. Историко-культурные связи русских и украинцев по данным народной одежды //Там же. С. 42–59; Сухобрус Г. С. Основные черты общности русского и украинского народнопоэтического творчества //Там же. С. 60–68.
  • Третъяков П. Н. Восточные славяне и балтийский субстрат // Сов. этнография. 1967. № 4. С. 110–118; Его же. У истоков древнерусской народности. Л., 1970.
  • Седов В. В. Еще раз о происхождении белорусской народности // Сов. этнография. 1968. № 5. С. 105–120.
  • Филин Ф. П. О происхождении праславянского языка и восточнославянских языков // Вопр. языкознания. 1980. № 4. С. 36–50.
  • Филин Ф. П. Очерк истории русского языка до XIV столетия // Ученые записки Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. Т. XXVII. Л., 1940; Его же. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962; Его же. Происхождение русского, украинского и белорусского народов: Историко-диалектологический очерк. Л., 1972.
  • Филин Ф.П. Очерк истории русского языка... С. 89.
  • Пiвторак Г. П. Формування i дiалектна диференцiацiя давньоруськоi мови: (Iсторико-фонетичниi нарис). Киiв, 1988.
  • Трубачев О. Н. В поисках единства. М., 1992. С. 96–98.
  • Толочко П.П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 180–191; Его же. Чи iснувала давньоруська народнiсть? // Археологiя. Киiв, 1991. № 3. С. 47–57.
  • Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 269–273; Его же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 358–384.
  • Хабургаев Г. А. Становление русского языка. М., 1980.
  • Штыхов Г. В. Древнерусская народность: реалии и миф // Этногенез и этнокультурные контакты славян: Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 3. М., 1997. С. 376–385. В дискуссии по докладу Г. В. Штыхова его поддержали И. А. Марзалюк, А. И. Филюшкин и О. Н. Трусов (Там же. С. 386–388). К сожалению, лингвисты в диспуте не приняли участие.
  • Баран В. Д. Велике розселення слов"ян // Археологiя. Киiв, 1998. № 2. С. 30–37. В книге «Древние славяне» этот исследователь высказал иную мысль. Он полагает, что подосновой всех восточнославянских летописных племен были носители пражско-корчакской культуры, с которыми интегрировались племена пеньковской культуры. Распад Киевского государства после смерти Ярослава Мудрого привел к группировке славянского населения Восточной Европы вокруг трех основных культурно-экономических центров: Полоцка на Западной Двине, Владимира на Клязьме и Киева с Галичем в Днепровско-Днестровском междуречье. Эти регионы сохраняли традиции эпохи великого переселения народов и стали основами трех восточнославянских народов – белорусского, русского и украинского (Баран В. Д. Давнi слов"яни. Киiв, 1998. С. 211–218).
  • Лихачев Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. М.; Л., 1945.
  • Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982. С. 96–120.

Славянские культурно-племенные образования в южных регионах Восточно-европейской равнины накануне становления древнерусской народности

В первые века нашей эры славяне заселяли части территорий двух археологических культур: пшеворской, занимающей среднеевропейские земли от Эльбы до Западного Буга и верховьев Днестра, и черняховской, распространившейся в Северном Причерноморье от нижнего Дуная на западе до Северского Донца на востоке. Эти культуры были крупными полиэтническими образованиями провинциально-римского облика. Славянам, именуемым античными авторами венедами, в ареале пшеворской культуры принадлежали земли Среднего и Верхнего Повисленья со смежными областями бассейна Одера и Верхнее Поднестровье. Этот регион не был замкнутым, в него неоднократно вторгались разные германские племена. На территории черняховской культуры в условиях маргинального смешения местного позднескифо-сарматского населения и расселившихся славян сложился славяно-иранский симбиоз, в результате на Подолии и в Среднем Поднепровье обособилось отдельное диалектно-племенное образование славян, известное в исторических источниках как анты .

Нашествие гуннов существеннейшим образом нарушило историческую ситуацию, сложившуюся в римское время в Восточной и Средней Европе. Гунны, ведущие свое начало из Центральной Азии, во II в. н. э., как свидетельствуют Дионисий и Птолемей, появились в Прикаспийских степях, где проживали до 70-х годов IV в. Разгромив алано-сарматов, кочевавших в степях между Волгой и Доном, в 375 г. гунны мощными ордами вторглись в севернопричерноморские земли, сокрушая все на своем пути, грабя жилища и сжигая селения черняховской культуры, опустошая поля и убивая людей. Археология свидетельствует, что значительная масса черняховских поселений в конце IV в. прекратила существование, функционировавшие здесь ремесленные центры, снабжавшие окрестное население различными изделиями, оказались полностью разрушенными. Современник гуннского нашествия Евнапий писал: «Побежденные скифы (так называли античные авторы население бывшей Скифии) были истреблены гуннами и большинство их погибло...» К концу IV в. вся черняховская культура перестала функционировать, лишь в отдельных местностях лесостепной зоны сохранились сравнительно небольшие островки ее поселений. Разрозненные группы черняховского населения бежали, как свидетельствуют данные археологии, на север в южные районы Окского бассейна и в Крым. Одновременно другие орды гуннов направились на Тамань и в Крым – богатые города Боспора подверглись опустошительным погромам, а их жители массовой резне.

Разбив вестготов где-то на нижнем Днестре, гунны вторглись в Дунайские земли и в начале V в. освоили степные просторы Среднего Подунавья, где, подчинив себе окрестные племена, вскоре создали мощную Гуннскую державу. Обосновавшись в Средней Европе, гунны удерживали в своей власти и севернопричерноморские племена.

Нашествие гуннов существенным образом затронуло и пшеворскую культуру. Основная часть ее ремесленных центров и мастерских, снабжавших своей продукцией земледельческое население, прекратила функционирование, запустели многие селения. При этом имел место отлив значительных масс населения из ареала пшеворской культуры. Так, германские племена, фиксируемые римскими авторами в Висло-Одерском регионе, ушли на юг к границам Римской империи. В водоворот великого переселения народов включились и славяне. В первых десятилетиях V в. пшеворская культура перестала функционировать.

Ситуация усугублялась значительным ухудшением климата. Первые века нашей эры в климатическом отношении были весьма благоприятны для жизни и хозяйствования земледельческого населения, которое составляло основу носителей пшеворской культуры. Археология отчетливо фиксирует в III–IV вв. и значительное увеличение числа поселений, и заметный рост народонаселения, и активное развитие земледельческой техники.

С конца IV в. в Европе наступает резкое похолодание, особенно холодным было V столетие. Это был период максимального похолодания не только для I тыс. н. э., в это время наблюдались самые низкие температуры за последние 2000 лет. Резко повышается увлажненность почвы, что было обусловлено как увеличением выпадения осадков, так и трансгрессией Балтийского моря. Заметно повышаются уровни рек и озер, поднимаются грунтовые воды, разрастаются болота. В результате многие поселения римского времени оказались затопленными или сильно подтопленными, а пашни – непригодными для сельскохозяйственной деятельности. Археологические изыскания в Северной Германии показали, что уровень рек и озер здесь повысился настолько, что население вынуждено было покинуть большую часть селений, функционировавших в римское время. В результате тевтонами были оставлены земли Ютландии и смежных регионов материковой Германии. От наводнений и переувлажненности серьезно пострадало и Среднее Повисленье, отличающееся низменным рельефом. Здесь почти все поселения римского времени к началу V в. были оставлены земледельческим населением. Как показано ниже, значительные массы обитателей этого региона мигрировали на северо-восток, продвигаясь по возвышенным озерно-ледниковым грядам от Мазурских озер до Валдая.

Гуннские завоевания в Европе были прерваны в 451 г., когда вторгшиеся в Галлию войска гуннов потерпели поражение в битве на Каталанских полях. Через год известный гуннский предводитель Аттила (445–454 гг.), собрав мощное войско, вновь двинулся в Галлию, но завоевать ее не смог, и после его смерти Гуннская держава распалась. Жизнь сохранившегося более или менее крупными островками земледельческого населения в ареалах пшеворской и черняховской культур, а это были в основной массе славяне, постепенно стабилизировалась. Лишенное продукции провинциально-римского ремесла население вынуждено было создавать быт и культуру заново. На первых порах раннесредневековое славянство по уровню развития оказалось ниже, чем в римский период.

В эпоху средневековья славяне вступили далеко не монолитной массой. Территориально они оказались разбросанными на широкой территории Средней и Восточной Европы. Связи между отдельными регионами нередко отсутствовали. Историческая ситуация в каждом из них была своеобразной, в ряде мест более или менее крупные группы славян расселились среди иноэтничных аборигенов. В результате в V–VII вв. сложилось несколько различных славянских культур, фиксируемых современной археологией (рис. 1).

рис. 1. Расселение славян в период Великого переселения народов

а – ареал суковско-дзедзицкой культуры;
б – пражско-корчаковской культуры;
в – пеньковской культуры;
г – ипотешты-кындештских древностей;
д – именькоской культуры;
е – культуры псковских длинных курганов;
ж – тушемлинской культуры;
з – «мерянской» культуры;
и – древностей удомельского типа;
к – регионы проживания славян в римское время;
л – основные направления начавшегося процесса освоения славянами Балканского полуострова

Примечания

  • Подробнее об этом см.: Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. С. 119-133; Его же. Славяне в древности. М., 1994. С. 233-286.
  • Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Т. I. Греческие писатели. СПб., 1893. С. 726.

Анты

В течение V в. в Подольске-Днепровском регионе территории бывшей черняховской культуры формируется пеньковская культура (рис. 2). Ее создателями были потомки населения лесостепной полосы черняховского ареала, той его части, где в римское время в условиях славяноиранского симбиоза сформировались анты. Помимо того, при становлении пеньковских древностей имел место приток переселенцев из Днепровских левобережных земель, на что указывают элементы киевской культуры, проявляемые в домостроительстве и в керамических материалах.

рис. 2. Ареалы пражско-корчаковской и пеньковской культур

а – памятники пражско-корчаковской культуры (дулебская группа);
б – памятники пеньковской культуры (антская группа);
в – направление миграции носителей пражско-корчаковских древностей к нижнему Дунаю;
г – ареал тушемлинской культуры;
д – ареал колочинской культуры;
е – ареал мощинской культуры;

Памятники начального этапа пеньковской культуры исследовались в Среднем Поднепровье и на Южном Буге. Таковы, в частности, поселения Куня, Голики и Пархомовка, раскопанные П. И. Хавлюком в Побужье , на которых открыты полуземляночные жилища, отапливаемые печами-каменками или очагами, и найдена характерная лепная глиняная посуда. На поселении Куня встречена железная двучленная фибула с длинной дужкой и сплошным плоским приемником, датируемая концом IV–V вв., в одном из жилищ селища Пархомовка найдена бронзовая фибула с лукообразной дужкой V в., которые позволяют отнести памятники к V в. В полуземляночных жилищах на поселении Кочубеевка наряду с пеньковской посудой обнаружены и фрагменты гончарной Черняховской керамики. Такая посуда встречена и на некоторых других пеньковских поселениях, очевидно, пережиточно используемая в начале средневековья.

В Среднем Поднепровье одним из исследованных памятников с культурными напластованиями V в. является поселение Хитцы . Основную массу керамики здесь составляла типично пеньновская лепная посуда. Некоторые сосуды по форме сочетали в себе черты пеньковской и киевской керамики. Встречены также фрагменты гончарной черняхов-ской посуды. Датирующей находкой здесь является костяной гребень V в.

К раннему этапу пеньковской культуры принадлежит и один из грунтовых могильников у с. Великая Андрусовка на р. Тясмин. Его раскопками вскрыты захоронения по обряду трупосожжения на стороне. Остатки кремации ссыпались в небольшие ямки. В одном из таких погребений найдена бронзовая литая пряжка, относящаяся к V в.

В следующем столетии население пеньковской культуры активно разрастается и осваивает новые территории. Культура характеризуется рядом особенностей, среди которых наиболее яркой является керамика (рис. 3: 4–6). Ее ведущей формой были горшки со слабо профилированным верхним краем и овально-округлым туловом. Наибольшее расширение у этих горшков приходится на среднюю часть, горло и дно сужены и примерно равны по диаметру. Второй распространенный тип сосудов – горшки биконической формы с резким или несколько сглаженным ребром. Кроме того, на пеньковских памятниках обычны плоские глиняные диски и сковородки, свойственные большинству славянских культур раннего средневековья, и изредка миски. Вся эта посуда изготавливалась без гончарного круга. Орнаментация на сосудах, как правило, отсутствует, лишь единичные горшки имеют насечки по краю венчика, налепной валик или налепы в виде шишечек на тулове.

рис. 3. Керамика пражско-корчакской (1-3) и пеньковской (4-6) культур

1-3 – из поселения Корчак IX и могильника Корчак;
4-6 – из селища Семенки

Основным типом поселений были неукрепленные селища площадью не более 2–3 га. На большинстве селений одновременно существовало от 7 до 15 домохозяйств. Господствовала бессистемная застройка, лишь немногочисленные поселения имели рядный тип застройки. Жилищами служили подквадратные в плане полуземлянки площадью от 12 до 20 кв. м. Глубина котлованов колеблется от 0,4 до 1 м. Стены построек имели срубную или столбовую конструкцию, преобладали срубные жилища. Срубы рубились «в обло» или «в лапу». Наземные части их возвышались на 1,5–2м. При столбовой конструкции плахи укладывались горизонтально вдоль стен котлована и крепились кольями или посредством впуска концов их в пазы стояков. Крыши жилищ имели деревянные каркасы, которые перекрывались соломой, камышом или жердями, промазанными слоем глины.

Отапливались жилища печами или очагами. На ранней стадии пеньковской культуры преобладали очаги, позднее доминировали печи-каменки, обычно занимавшие один из углов построек. В редких случаях зафиксированы и глиняные печи. Полы жилищ были утрамбованными, материковыми; лишь в немногих постройках пол выстилался деревянными плахами. Во многих постройках напротив печей вырезались выемки для спуска по деревянной лестнице, иногда ступеньки вырезались в материковом грунте. Интерьер пеньковского жилища неприхотлив – устраивались лишь пристенные лавки.

Жилищам на пеньковских поселениях сопутствовали хозяйственные постройки. Это были или наземные срубные или столбовые строения, или, чаще, ямы-погреба цилиндрической, колоколовидной или бочковидной формы от 0,3 до 2 м в поперечнике и до 2 м глубины. В них хранились зерно и иные продовольственные припасы.

В южных районах Поднепровья, где население пеньковской культуры вплотную соприкасалось с кочевническим миром, на ряде поселений открыты углубленные жилища округлой или овальной в плане формы, напоминающие юрты кочевников и указывающие на инфильтрацию в среду славян алано-болгарского населения.

В ареале пеньковской культуры известны и единичные укрепленные селения. К числу таковых принадлежит достаточно хорошо изученное раскопками городище Селиште в Молдавии размерами 130 х 60 м, устроенное при впадении ручья Ватич в р. Реут. С напольной стороны оно было укреплено деревянной стеной и глубоким каньоном. Раскопками выявлено 16 полуземляночных жилищ и 81 хозяйственная яма. В четырех полуземлянках зафиксированы остатки ремесленной деятельности, связанной с ювелирным делом и гончарным производством. Исследователи памятника считают, что городище было одним из административно-хозяйственных центров пеньковского ареала .

Одним из интереснейших памятников пеньковской культуры является Пастырское городище с напластованиями VI–VII вв., расположенное в бассейне Тясмина . Оно занимало площадь около 3,5 га и было защищено валами и рвами, сооруженными еще в скифское время. Раскопками исследовано около двух десятков жилищ-полуземлянок с печами-каменками, типично пеньковского облика. Кроме того, открыты мастерские по обработке железа, кузница и гончарные горны по обжигу глиняной посуды. Собран обильный и разнообразный вещевой материал. Преобладающей на городище была лепная керамика пеньковских типов. Вместе с тем, здесь встречены сосуды кочевнического облика и гончарная посуда так называемого пастырского типа – выпуклобокие серолощеные горшки. По всей вероятности, эта керамика восходит к черняховскому гончарству.

Пастырское городище было крупным торгово-ремесленным и, скорее всего, административным центром, в котором проживало разноплеменное население. Кроме славянских жилищ здесь открыты остатки юртообразных построек кочевников.

На территории пеньковской культуры исследован Гайворонский железоделательный комплекс, располагавшийся на острове Южного Буга. На площади 3000 кв. м раскопками вскрыто 25 производственных печей, из которых 4 были агломерационными (для обогащения железной руды), в остальных осуществлялась выплавка железа .

Погребальными памятниками пеньковской культуры являются исключительно грунтовые могильники. Носители ее и прямые потомки антов не знали курганного обряда вовсе. Пеньковскому ареалу был свойственен биритуализм, по всей вероятности унаследованный от черняховской культуры.

Наиболее исследованными могильниками пеньковской культуры являются упомянутый выше памятник у с. Великая Андрусовка и некрополь Селиште в Молдавии . Захоронения по обряду кремации умерших на стороне с последующим помещением кальцинированных костей в неглубоких ямках диаметрами 0,4–0,6 м и глубиной 0,3–0,5 м зафиксированы повсеместно, погребения по обряду ингумации более редки.

Плодородные земли, занимаемые носителями пеньковской культуры, находки орудий сельскохозяйственного труда (железные наральники, серпы, мотыжки), зерновые ямы, характерные для всех поселений, и остеологические материалы определенно свидетельствуют, что основой экономики были земледелие и животноводство. Среди ремесел прежде всего активно развивались железообработка и бронзолитейное дело. Технологические анализы железных изделий выявляют наследование пеньковским населением производственных достижений римского времени.

С пеньковской культурой связана серия кладов и случайных находок различных ювелирных изделий. Среди кладов выделяется Мартыновский, найденный в 1909 г. в бассейне р. Роси и содержащий до сотни серебряных предметов – налобные венчики, серьги, височные кольца, шейную гривну, браслеты, фибулу, поясные принадлежности (бляшки, наконечники и накладки), а также две серебряные чаши с византийскими клеймами, фрагмент блюда, ложку и девять стилизованных фигурок людей и животных .

Весьма интересную и распространенную категорию находок составляют пальчатые фибулы, имевшие полукруглые щитки с пятью-семью выступами (рис. 4). Они встречены в составе кладов, на нескольких пеньковских поселениях и в захоронениях. На селище Барнашевка в Винницкой обл. открыт производственный комплекс третьей четверти I тыс. н. э., в котором найдена литейная форма для изготовления пальчатых фибул .

рис. 4. Пальчатые фибулы с маскообразной головкой из антских памятников Северного Причерноморья

Пальчатым фибулам с маскообразными головками и их дериватам, называемым обычно фибулами антского типа, посвящена большая литература. В частности, мною было выполнено обобщение с картами распространения . Такие фибулы были составной частью женской одежды славянской этноплеменной группировки, представленной пеньковской культурой. Кроме того, эти украшения известны в тех регионах раннесредневекового славянского мира (Подунавье, Балканский полуостров и часть Юго-Восточной Прибалтики), в заселении которых, как свидетельствуют другие данные археологии, участвовали выходцы из севернопричерноморских земель.

Этноним славянской группировки, представленной рассматриваемой культурой, определим. Это анты, известные по историческим сочинениям VI–VII вв. Иордан, завершивший свой труд «Гетика» в 551 г., сообщает, что анты были частью славян-венедов и проживали на территории «от Данастра до Данапра» . Исследователи этого памятника утверждают, что эти сведения позаимствованы Иорданом у Кассиодора, писавшего в конце V – начале VI в. Следовательно, указанные географические координаты должны относиться к начальной фазе пеньковской культуры и соответствуют Подольско-Днепровскому региону черняховской культуры.

Прокопий Кесарийский, византийский историк середины VI в., сообщает о более широком расселении антов . Их западным пределом в это время был северный берег Дуная (Истра), а на востоке антские поселения простирались до земли утигур, обитавших в степях Приазовья, что соответствует общей территории пеньковской культуры.

Таким образом, анты, согласно археологическим данным, – крупная племенная группа славян, сформировавшаяся в междуречье Днестра и Днепра в позднеримское время при участии местного ираноязычного населения и расселившаяся в начале средневековья на пространстве от нижнего Дуная до Северского Донца. Согласно данным палеоантропологии, значительная часть населения X–XII вв. Южной Руси, характеризуемая мезокранией при относительной узколицести, восходит к той группе носителей Черняховской культуры, которая сложилась в условиях ассимиляции скифо-сарматских племен .

Прокопий Кесарийский сообщает, что анты, как и остальные славяне, пользовались одним языком, у них был одинаковый быт, общие обычаи и верования, а ранее они назывались одним именем – венедами. Вместе с тем, из исторических источников очевидно, что анты как-то выделялись среди прочих славян, поскольку они называются наравне с такими этническими группами того времени, как гунны, утигуры, мидяне и др. Византийцы каким-то образом отличали анта от славянина даже среди наемников Империи.

Своеобразие пеньковской культуры говорит о некоторой этнографической специфике антов. Есть основания полагать, что анты составляли особую диалектную группу позднепраславянского языка. Полная характеристика антского диалекта затруднительна, но допустима мысль о том, что он выделялся среди остальных праславянских диалектных образований, прежде всего наличием большого числа иранизмов.

Согласно В. И. Абаеву, изменение взрывного g, свойственного праславянскому языку, в задненебный фрикативный g (h), что фиксируется в ряде славянских языков, обусловлено скифо-сарматским воздействием. Поскольку фонетика, как правило, не заимствуется у соседей, исследователь утверждал, что в формировании юго-восточного славянства (в частности, будущих украинских и южнорусских говоров) должен был участвовать скифо-сарматский субстрат . Сопоставление ареала фрикативного g в славянских языках с регионами, заселенными антами и их прямыми потомками, определенно говорит в пользу этого положения. В. И. Абаев также допускал, что результатом скифо-сарматского воздействия были появление в восточнославянском языке генитива-аккузатива и близость восточнославянского с осетинским языком в перфектирующей функции превербов . Воздействием иранцев объясняет В. Н. Топоров происхождение беспредложного локатива-датива . Эти фонетические и грамматические особенности в славянском мире являются региональными. Их географическое распространение допускает мысль о зарождении их в антском диалекте праславянского языка .

С иранским миром Северного Причерноморья связано и проникновение в славянский языческий пантеон зафиксированных русскими летописями богов Хорса и Симаргла . В. И. Абаев писал об этимологических и семантических параллелях между украинским Вием и иранским богом ветра, войны, мести и смерти (скифский Vauhka-sura), между восточнославянским Родом и осетинским Naf .

В славянском этнонимиконе также известны бесспорные иранизмы. Таковы, в частности, племенные названия хорватов и сербов . Появление этих племенных групп в Дунайском бассейне и на Эльбе, как показывают материалы археологии, было результатом великой славянской миграции раннего средневековья. Их предки в римское время проживали где-то в черняховском ареале Северного Причерноморья. Сам этноним анты также имеет скифо-сарматское начало. «Из всех существующих гипотез, как кажется, более вероятной, – писал в этой связи Ф. П. Филин, – является гипотеза об иранском происхождении слова анты : древн. индийское antas "конец, край", anteas "находящийся на краю", осетин. att"iya "задний, позади" . Эту точку зрения разделяют многие ученые, в том числе О. Н. Трубачев . То есть, анты – окраинные жители. И действительно они заселяли юго-восточную окраинную территорию славянского мира и в римское время и в начале средневековой поры. Полное семантическое соответствие при этом наблюдается с названием области Украины, откуда современный этноним украинцы . Антами рассматриваемую группу славян, по-видимому, назвали скифо-сарматы Северного Причерноморья.

Для изучения общественно-политической структуры антов исторических свидетельств крайне мало. В конце IV в. в условиях вражды между готами и антами существование племенного образования последних представляется несомненным. Иордан сообщает, что первоначально анты отразили нападение готского войска, но через некоторое время готский король Винитарий все же сумел разгромить антов и казнил их князя Божа (Боза) с семьюдесятью старейшинами. Это событие, судя по косвенным данным, имело место где-то в регионе реки Эрак, отождествляемой обычно с Днепром .

В начале эпохи средневековья анты, как можно полагать на основании исторических данных, не создали общего политического объединения – единого племенного союза во главе с князьями-архонтами. Ничего не говорят об этом и материалы археологии. Из текста сочинения Иордана можно догадываться, что в VI в., по-видимому, было несколько антских племенных образований, каждое из которых имело своего князя. Прокопий Кесарийский сообщает, что анты «... не управляются одним человеком, но издревле живут в народовластии, и оттого у них выгодные и невыгодные дела всегда ведутся сообща» . Иными словами, анты, по Прокопию, не знали единодержавной власти, подобной византийской, и жили на основе самоуправления, обсуждая все общие вопросы на племенных сходках.

Взаимоотношения между антами и славянами в разные периоды были неодинаковыми. В ряде случаев они предпринимали совместные действия, источники фиксируют и вражду между ними. Во время правления Юстина I (518–527), как свидетельствует Прокопий, анты нападали на Фракию . С 40-х годов VI в. наступил период мирных отношений между антами и Византией. Около 545 г. был заключен антско-византийский союз . С этого времени источники не фиксируют ни одного нападения антов на Византийскую империю. Очевидно, благодаря этому союзу анты все шире проникают в Византию и участвуют отдельными отрядами в имперских войнах в Италии. Так, известно, что антский отряд составлял значительную часть войска византийского полководца Иоанна во время походов на Рим и завоевания Южной Италии. Прокопий сообщает о трехстах антах, охранявших область Лукании, отмечая при этом, что «...эти варвары искуснее всех умеют сражаться в труднодоступных местностях». Далее отмечается, что «анты с присущей им доблестью вместе с крестьянами из отряда Туллиана опрокинули врагов...» Византийско-антский союз касался, вероятно, не всех антов. По данным Маврикия, писавшего в то же время, анты были врагами Византии. Высказано предположение, что информация Маврикия относится к придунайским антам, которые угрожали соседним крепостям Византийской империи и ее балканским владениям, а союзником ее был антский племенной союз Среднего Поднестровья. Эти же анты, возможно, помогали Византии и в борьбе с дакийскими славянами . В 602 г. аварский каган, узнав о нападении ромеев на дакийских славян, в то время союзников аваров, направил карательную экспедицию под руководством Апсиха, «...чтобы уничтожить племя антов, которое было союзником ромеев» . Согласно Г. Г. Литаврину, поход Апсиха не был завершен, так как в это время несколько соединений аваров восстали и перешли на сторону Византии . Антско-византийский союз оставался в силе, по-видимому, до 612 г., когда из титулатуры императора Ираклия исчез эпитет антский .

В днепровских землях, скорее всего, возникла еще одна племенная группа антов. Из информации византийского историка Менандра Протектора (80-е годы VI в.) следует, что около 560 г. существовал союз нескольких антских вождей-архонтов. В связи с нашествием аваров на антские земли историк сообщает: «...когда правители антов были поставлены в бедственное положение и против своих надежд впали в несчастье, авары сразу же стали опустошать (их) землю и грабить (их) страну» . Очевидно, анты обманулись в своих надеждах на победу над аварами. Посольство, направленное антами к аварскому кагану, не имело успеха, возглавлявший его Мезамер был убит аварами.

Этноним анты сохранялся, нужно полагать, за носителями пеньковской культуры. Так их называли византийцы и соседнее неславянское население. Однако он не был самоназванием севернопричерноморских славян. Анты себя называли славянами или, возможно, племенными этнонимами типа хорваты, тиверцы, уличи и др. Не исключено, что некоторые из них поименованы в источнике IX в. – «Географе Баварском», о котором подробнее будет сказано ниже, а также в сочинении «Об управлении империей» Константина Багрянородного.

Широкое расселение антов и отсутствие единого политического образования привело к тому, что их этноним со временем был забыт. Этому способствовало, очевидно, и оформление к VIII–IX вв. восточнославянских племенных группировок, вышедших из антского культурно-племенного образования.

Пеньковская культура в целом датируется V–VII вв. Позднее она эволюционирует в сахновскую культуру и родственные ей древности VIII–IX вв. Каких-либо существенных трансформаций при этом не наблюдается. Сохраняется облик поселений, их топография, планировка и размерность, домостроительство, погребальная обрядность. Несколько видоизменяется в основном лишь глиняная посуда. Многие поселения пеньковской культуры продолжали функционировать и в VIII–IX вв.

В это время ареал антских племен ограничивался землями к западу от Днепра – лесостепными регионами Украины и Молдавии. К востоку от Днепра около рубежа VII и VIII вв. имело место расселение славян иной диалектно-племенной группировки, которой ниже посвящен специальный раздел. Потомки антов здесь смешались с пришлыми славянами.

В землях к западу от Днепра в VIII–IX вв. наблюдается некоторая нивелировка славянских древностей лесной зоны и лесостепных регионов. Складывается однотипное домостроительство, на поселениях пеньковского ареала появляется лепная глиняная посуда, продолжающая традиции пражско-корчакской. Однако о полном тождестве лесостепного и лесного ареалов говорить нельзя, поскольку они существенно различаются по развитию погребального ритуала. В пражско-корчакском регионе получает распространение курганная обрядность, в бывшем антском – безраздельно доминировали грунтовые некрополи, в которых обряд ингумации постепенно вытеснял трупосожжения. Картография последних (рис. 5) свидетельствует о широкой инфильтрации потомков антов в более северные регионы, что было обусловлено постоянным давлением тюркоязычных кочевых племен. Другим существенным отличием пеньковского ареала от пражско-корчакского является отсутствие в женском убранстве антов и их потомков височных колец.

рис. 5. Грунтовые могильники X–XII вв. древнерусского населения, вышедшего из антской среды

а – грунтовые могильники;
б – ареал пражско-корчаковской культуры;
в – ареал пеньковской культуры

На антской территории Повесть временных лет локализует три племенных образования, зафиксированных русскими летописями, – хорватов, тиверцев и уличей.

Хорваты Восточной Европы – часть некогда большого праславянского племени. Великая славянская миграция раздробила это племенное образование. Известно, что около рубежа VI и VII вв. большая группа хорватов осела в Далмации. Другая группа их поселилась в Чехии, где она зафиксирована грамотой Пражского епископства 1086 г. В грамоте Генриха II 1108 г. названы хорваты, проживавшие на р. Заале. Известны еще хорваты где-то поблизости от р. Моравы.

В ареале пеньковской культуры по географическим мотивам вычленяются следующие локальные группы: верхнеднестровская, средне-днестровская, южнобужская, днепровско-тясминская и днепровско-орельская, которые отделены друг от друга более или менее широкими незаселенными территориями. Восточнославянские хорваты на основании исторических данных, материалов археологии и топонимики в X– XII вв. локализуются в Северо-Восточном Прикарпатье, преимущественно в бассейне верхнего течения Днестра. Следовательно, к этому племени можно отнести верхнеднестровскую группу пеньковских древностей. Среднеднестровский регион их координируется с тиверцами, южнобужский – предположительно с бужанами, днепровско-тясминский и днепровско-орельский – с ранними уличами. В антский период это были территориальные образования (каких-либо этнографических различий между регионами пока выявить не удается), которые со временем оформились в отдельные племенные группы.

Этнографической особенностью хорватского ареала Верхнего Поднестровья в древнерусское время стали подплитовые могилы. Это захоронения по обряду ингумации, в грунтовых ямах, обозначенных на поверхности крупными каменными плитами . Прикарпатские хорваты составили костяк населения Галицкой земли.

Повесть временных лет сообщает, что «...тиверьци седяху бо по Днестру, приседяху къ Дунаеви. Бе множьство ихъ; седяху бо по Днестру оли до моря, и суть грады их и до сего дне» . Этноним тиверцы , скорее всего, восходит к античному названию Днестра – Тирас. Если это так, то тиверцы буквально значит "днестровцы" – обитатели Поднестровья. Гидроним же Тирас образован из иранского turas – "быстрый". Начиная с Геродота он неоднократно встречается в сочинениях античных авторов и в начале средневековья вытесняется названием Днестр (Danaster – у Иордана), которое имеет также иранское происхождение.

Согласно археологическим материалам, тиверцы – одна из группировок антов, жившая в бассейне Днестра (кроме верхнего его течения). Довольно хорошо изучены и поселения и грунтовые могильники второй половины I тыс. н. э. этого региона. Однако каких-либо специфических особенностей культуры тиверцев этого времени выявить не удается.

Начиная с конца IX в. в степные районы ареала тиверцев проникают тюркские кочевники. В результате в южной части Поднестровья в X в. славяне-тиверцы оставляют свои поселения. В этой связи можно согласиться с гипотезой, развиваемой еще Л. Нидерле, о переселении какой-то части тиверцев под натиском печенегов, а затем и половцев в Украинское Закарпатье и Семиградскую Русь .

До середины X в. уличи заселяли поднепровские земли южнее Полянского ареала. В древнейшем летописном своде, фрагменты которого сохранились в новгородской летописи, говорится: «И беша седяще уличи по Днепру вънизъ, а по семъ преидоша межю Бъгъ и Дънестръ, и седоша тамо» . На основе анализа летописных данных Б. А. Рыбаков показал, что миграция уличей с Днепра в Побужье и на Днестр вполне реальна, и локализовал уличский город Пересечен в Южном Поднепровье . Согласно Константину Багрянородному, уличи соседили с печенежскими племенами. Лингвисты считают, что название этого племени образовано от славянской лексемы угол (угол > угличи ; в русских летописях содержится несколько различных написаний этого этнонима, в том числе есть угличи ). Форма уличи появилась, по всей вероятности, под влиянием тюркских языков . Между Днепром и Орелью, где уличи проживали во второй половине I тыс. н. э., есть историческая местность Угол. От этого топонима, очевидно, и образовался этноним угличи > уличи .

Ранние уличи – это антская локальная группа, заселявшая, как уже сказано, днепровско-орельский и днепровско-тясминский регионы пеньковской, затем сахновской культуры. В X в. эти земли были заняты тюркоязычными кочевниками. Уличи вынуждены были переместиться в лесостепные области бассейна Южного Буга, где как раз в это время возникает большое число укрепленных поселений.

Примечания

  • Хавлюк П. И. Раннеславянские поселения в бассейне Южного Буга // Раннесредневековые восточнославянские древности. Л., 1974. С. 181-215.
  • Горюнов Е. А. Ранние этапы истории славян Днепровского Левобережья. Л., 1981. С. 66-79.
  • Березовець Д. Т. Могильники уличiв у долинi р. Тясмину // Слов"яно-руськi старожитностi. Киiв, 1969. С. 67-68.
  • Рафалович И. А. Исследование раннеславянских поселений в Молдавии // Археологические исследования в Молдавии 1970-1971 гг. Кишинев, 1973. С. 134-144; Рафалович И. А., Лапушнян В. Л. Работы Реутской археологической экспедиции // Археологические исследования в Молдавии 1972 г. Кишинев, 1974. С. 110-147; Их же. Могильник и раннеславянское городище у с. Селиште // Археологические исследования в Молдавии 1973 г. Кишинев, 1974. С. 104–140.
  • Брайчевский М. Ю. Работы на Пастырском городище в 1949 г. // КСИИМК. Вып. XXXVI. 1951. С. 155-164; Его же. Новые находки VII–VIII вв. н. э. на Пастырском городище // КСИАУ. Вып. 10. 1960. С. 106-108; Брайчевсъкий М. Ю. Пастирський скарб 1949 р. // Археологiя. Т. VII. Киiв, 1952. С. 163-173; Он же. Новi розкопки на Пастирському городищi // Археологiчнi пам"ятки УРСР. Т. V. Киiв, 1955. С. 67-76; Брайчевская А. Т. Кузница на Пастырском городище // КСИАУ. Вип. 9. 1960. С. 99-103.
  • Бiдзiля В.I. Залiзоплавильнi горни середини I тисячолiття н. е. на Пiвденному Бузi // Археологiя. Вип. 14. Киiв, 1963. С. 123-144.
  • Березовецъ Д. Т. Могильники уличiв... С. 58-70; Рафалович И. А. Исследование раннеславянских поселений... С. 141-143; Рафалович И. А., Лапушнян В. Л. Работы Реутской археологической экспедиции... С. 136-141; Их же. Могильник и раннеславянское городище... С. 104-140.
  • Рыбаков Б. А. Древние русы // СА. Т. XVII. 1953. С. 76-89.
  • Винокур I. С., Мегей В. П. Ювелiрна майстерня ранньосередньовiчних слов"ян // Археологiя. Киiв, 1992. № 3. С. 82-95; Винокур I. С. Перша ливарна форма для пальчатих фибул // Старожитностi Pyci-Украiни. Киiв, 1994. С. 23- 27. Его же. Слов"янськi ювелiри Поднiстров"я: За матерiалами дослiджень Бернашiвського комплексу середини 1 тис. н. е. Кам"янець-Подiльський, 1997. С. 53-56; Винокур И. С. Бернашевский ювелирный комплекс антско-склавин-ского порубежья // Общество, экономика, культура и искусство славян: Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 4. М., 1998. С. 223-232.
  • Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 84-90.
  • Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. M., 1960. С. 72.
  • Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950. С. 156, 298, 384; Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1. М., 1991. С. 170-250.
  • Седов В. В. Славяне Среднего Поднепровья (по данным палеоантропологии) // Сов. этнография. 1974. № 1. С. 16-31.
  • Абаев В. И. О происхождении фонемы g (h) в славянском языке // Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 115-121.
  • Абаев В. И. Превербы и перфективность: Об одной скифо-славянской изоглоссе // Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 90-99.
  • Топоров В. Н. Об одной ирано-славянской параллели из области синтаксиса // Краткие сообщения Института славяноведения. Вып. 28. М., 1960. С. 3- 11; Его же. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. М., 1989. С. 23-60.
  • Седов В. В. Диалектно-племенная дифференциация славян в начале средневековья по данным археологии // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. X Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. М., 1988. С. 173-175.
  • Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы: На стыке Востока и Запада. М., 1965. С. 115-117.
  • Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы... С. 110-111; Его же. Дохристианская религия алан // XXV Международный конгресс востоковедов: Доклады делегации СССР. М., 1960. С. 5-7.
  • Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. О древних славянских этнонимах: основные проблемы и перспективы // Славянские древности: Этногенез, материальная культура Древней Руси. Киев, 1980; Хабургаев Г. А. Этнонимия «Повести временных лет» в связи с задачами реконструкции восточнославянского глоттогенеза. М., 1979. С. 98. Согласно О. Н. Трубачеву, сербы – индоарийский этноним, вошедший в праславянскую среду где-то в Южном Побужье (Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 8. М., 1981. С. 181).
  • Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М., 1962. С.60.
  • Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства: Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопр. языкознания. 1977. № 6. С. 25. О неславянском происхождении этнонима анты и о периодической вражде антов с прочими славянами см.: Schreiner P. Studia Byzantino-Bulgarica. Wien, 1986. S. 357; Крамар И. Антската трупа на славяните и светлината на датирането, локализирането и етимологията на названието «анти» // Исторически преглед. София, 1988. 6. С. 19-33). Однако это обстоятельство никак не может быть использовано для отрицания славянской принадлежности антов. Информация Прокопия и Маврикия, а главным образом, археологические материалы достоверно свидетельствуют о принадлежности антов к раннесредневековому славянству.
  • Иордан. О происхождении и деяниях гетов... С. 115.
  • Свод древнейших письменных известий... Т. 1. С. 183.
  • Там же. С. 197.
  • Дуйчев И. Нападения и заселване на славяните на Балканския полуостров // Военноисторически сборник. Т. 26. Вып. 1. София, 1977. С. 73.
  • Свод древнейших письменных известий... Т. 1. С. 187.
  • Литаврин Г. Г. О походе аваров 602 г. против антов // Славяне и их соседи. М., 1989. С. 22-27.

Вопрос о том, что представляли собой восточнославянские племена Повести временных лет, не рал поднимался в исторической литературе. В русской дореволюционной историографии было распространено представление, согласно которому славянское население на территории Восточной Европы появилось буквально накануне образования Киевского государства в результате миграции из прародины сравнительно небольшими группами .

Такое расселение на обширной территории нарушило их прежние родоплеменпые связи. На новых местах жительства между разрозненными славянскими группами образовались новые территориальные связи, которые из-за постоянной подвижности славян не были прочными и могли быть утрачены вновь. Следовательно, летописные племена восточных славян являлись исключительно территориальными объединениями. «Из местных названий XI в. летопись сделала „племена" восточного славянства»,-писал С. М. Середопип, одни из последовательных сторонников этой точки зрения (Середонин С. М., 1916, с. 152). Аналогичное.мнение развивали в своих исследованиях В. О. Ключевский, М. К. Любавский и другие (Ключевский В. О., 1956, с. 110-150; Любавский М. К., 1909).

Другая группа исследователей, в том числе большинство лингвистов и археологов, рассматривала летописные племена восточного славянства в качестве этнических групп (Соболевский А. И., 1884; Шахматов А. А., 1899, с. 324-384; 1916; Спицын А. А., 1899в, с. 301-340). В пользу этого мнения определенно говорят отдельные места Повести временных лет. Так, летописец сообщает о племенах, что «живяху кождо съ своимъ родомъ и на своихъ местехъ, вла- деюще кождо родомъ своимъ» (ПВЛ, I, с. 12), и далее: «Имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ» (ПВЛ, I, с. 14). Такое же впечатление складывается и при чтении других мест летописи. Так, например, сообщается, что первыми поселенцами в Новгороде были словене, в Полоцке - кривичи, в Ростове - меря, в Белоозере - весь, в Муроме - мурома (ПВЛ, I, с. 18). Здесь очевидно, что кривичи и словене приравнены к таким бесспорно этническим образованиям, как весь, меря, мурома. Исходя из этого многие представители лингвистики (А. А. Шахматов, А. И. Соболевский, Е. Ф. Карский, Д. И. Ушаков, Н. И. Дурново) пытались найти соответствие между современным и ранне- средневековым диалектным членением восточного славянства, полагая, что истоки нынешнего деления восходят к племенной эпохе.

Имеется и третья точка зрения о сущности восточнославянских племен. Основатель русской исторической географии И. П. Барсов видел в летописных племенах политико-географические образования (Барсов II. П., 1885). Это мнение было анализировано Б. А. Рыбаковым (Рыбаков Б. А., 1947, с. 97; 1952, с. 40-62). Б. А. Рыбаков полагает, что названные в летописи поляне, древляне, радимичи и т. д. были союзами, объединившими несколько отдельных племен. В период кризиса родоплеменпого общества «родовые общины объединились вокруг погостов в „миры" (может быть, „верви"); совокупность нескольких „миров" представляла собой племя, а племена все чаще объединялись во временные или постоянные союзы... Культурная общность внутри устойчивых племенных союзов ощущалась иногда довольно долго после вхождения такого союза в состав Русского государства и прослеживается по курганным материалам XII-XIII вв. и по еще более поздним данным диалектологии» (Рыбаков Б. А., 1964, с. 23). По инициативе Б. А. Рыбакова предпринята попытка выделить по археологическим данным первичные племена, из которых составились крупные племенные союзы, названные летописью (Соловьева Г. Ф., 1956, с. 138- 170).

Рассмотренные выше материалы не позволяют решать поднятый вопрос однозначно, присоединившись к одной из трех точек зрения. Однако, бесспорно, прав Б. А. Рыбаков, что племена Повести временных лет до сложения территории древнерусского государства были и политическими образованиями, т. е. племенными союзами.

Представляется очевидным, что волыняне, древляне, дреговичи и поляне в процессе своего формирования прежде всего были территориальными новообразованиями (карта 38). В результате распада праславянского дулебского племенного союза в ходе расселения происходит территориальное обособление отдельных групп дулебов. Со временем у каждой локальной группы складывается свой яшзненный уклад, начинают формироваться некоторые этнографические особенности, что находит отражение в деталях погребальной обрядности. Так появляются волыняне, древляне, поляне и дреговичи, названные по географическим признакам. Сложению этих племенных групп, бесспорно, способствовало политическое объединение каждой из них. Летопись сообщает: «И по сих братьи [Кия, Щека и Хорива] держати почаша родъ ихъ княжепье в поляхъ, а в деревляхт. свое, а дреговичи свое...» (ПВЛ, I, с. 13). Очевидно, что славянское население каждой из территориальных групп, близкое по системе хозяйства и живущее в сходных условиях, постепенно объединялось для целого ряда совместных дел - устраивало общее вече, общие совещания воевод, создавало общую племенную дружину. Формировались племенные союзы древлян, полян, дреговичей и, очевидно, волынян, подготовившие будущие феодальные государства.

Не исключено, что формирование северян в какой- то степени обусловлено взаимодействием остатков местного населения с расселившимися в его ареале славянами. Название племени, очевидно, осталось от аборигенок. Трудно скапать, создали ли северяне собственную племенную организацию. Во всяком случае летописи ничего пе говорят о таковой.

Аналогичные условия имелись и при формировании кривичей. Славянское население, расселившееся первоначально в бассейнах р. Великая и оз. Псковское, пе выделялось какими-либо специфическими особенностями. Формирование кривичей и их этнографических особенностей началось в условиях стационарной жизни уже в летописном ареале. Обычай сооружать длинные курганы зародился уже на Псковщине, часть деталей погребального обряда кривичей была унаследована кривичами у местного населения, браслетообразные завязанные кольца распространяются исключительно в ареале днепро-двинских балтов и т. и.

По-видимому, формирование кривичей как отдельной этнографической единицы славянства началось в третьей четверти I тысячелетия н. э. па Псковщине. В их состав, помимо славян, вошло и местное финское население. Последующее расселение кривичей и Вптебско-Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье, на территории днепро-двинских балтов, привело к их членению па кривичей псковских и кривичей смоленско-полоцких. В результате накануне образования древнерусского государства кривичи не образовывали единого племенного союза. Летопись сообщает об отдельных княжениях у полочан и у смоленских кривичей. Псковские кривичи, видимо, имели собственную племенную организацию. Судя по сообщению летописи о призвании князей, вероятно, новгородские словене, псковские кривичи и весь объединились в единый политический союз. Центрами его были словенский Новгород, кривичский Пзборск и весское Белоозеро.

Вероятно, что и формирование вятичей в значительной степени обусловлено субстратом. Группа славян под предводительством Вятка, пришедшая па верхнюю Оку, не выделялась собственными этнографическими особенностями. Они сформировались на месте и отчасти в результате воздействия местного населения. Ареал ранних вятичей в основных чертах совпадает с территорией мощипской культуры. Славянизированные потомки носителей этой культур],! вместе с пришлыми славянами и составили отдельную этнографическую группу вятичей.

Регион радимичей не соответствует какой-либо субстратной территории. По-видимому, радимичами назывались потомки той группы славян, которая расселилась на Соже. Вполне понятно, что эти славяне включили в себя и местное население вследствие метисации и ассимиляции. Радимичи, как и вятичи, имели свою племенную организацию. Таким образом, п те и другие были одновременно этнографическими общностями и племенными союзами.

Формирование этнографических особенностей словен новгородских началось только после расселения их предков в Приильменье. Об этом свидетельствуют не только археологические материалы, но и отсутствие собственного этнонима у этой группы славян. Здесь же, в Приильменье, словене создали политическую организацию - племенной союз.

Скудные материалы о хорватах, тиверцах и уличах не дают возможности выявить сущность этих племен. Хорваты восточнославянские, по-видимому, были частью большого праславяпского племени. К началу древнерусского государства все эти племена были, очевидно, племенными союзами.

В 1132 г. Киевская Русь распалась на полтора десятка княжеств. Это было подготовлено историческими условиями - ростом и усилением городских центров, развитием ремесел и торговой деятельности, укреплением политической силы горожан и местного боярства. Возникла необходимость создания крепкой власти па местах, которая бы учитывала все стороны внутренней жизни отдельных регионов древней Руси. Боярству XII в. нужна была местная власть, которая могла бы оперативно выполнять нормы феодальных отношений.

Территориальное дробление древнерусского государства в XII в. в значительной степени соответствует ареалам летописных племен. Б. А. Рыбаков отмечает, что «столицы многих крупнейших княжеств были в свое время центрами союзов племен: Киев у Полян, Смоленск у Кривичей, Полоцк у Полочан, Новгород Великий у Словен, Новгород Север- ский у Северян (Рыбаков Б. А., 1964, с. 148, 149). Как свидетельствуют археологические материалы, летописные племена в XI-XII вв. были еще устойчивыми этнографическими единицами. Родовая и племенная знать их в процессе зарождения феодальных отношений превратилась в бояр. Очевидно, что географические границы отдельных княжеств, которые образовались в XII в., были определены самой жизнью и прежней племенной структурой восточного славянства. В некоторых случаях племенные территории оказались весьма устойчивыми. Так, территория смоленских кривичей в течение XII-XIII вв. была ядром Смоленской земли, границы которой во многом совпадают с пределами коренного региона рассоления этой группы кривичей (Седов В. В., 1975в, С. 256, 257, 2).