Рассказ А.П.Чехова «Дом с мезонином» вышел в печать 1896 г. Написана в форме воспоминания некоего художника, близко знакомого с писателем, о событиях шести или семи летней давности. Писатель вошёл в литературу начала 80-х годов 19 века под псевдонимом Антоша Чехонте и сделал себе имя на коротких юмористических и сатирических рассказах. Но уже к середине этого же десятилетия он начинает менять характеристики своего творчества, в его произведениях усиливается психологизм в изображении характеров героев, вместо смешных персонажей он начинает создавать более глубокие и противоречивые характеры. В этот период начинает формироваться свойственная только Чехову манера изложения. Именно в ней и написан рассказ «Дом с мезонином».

История создания рассказа

Осенью 1889 г. А.П.Чехова познакомился с молодой учительницей гимназии Ликой Мизиновой. Познакомила его с этой красивой, интеллигентной и обаятельной девушкой сестра Антона Павловича Мария, которая была с ней дружна. Лика довольно часто бывает в доме Чеховых. Летом 1891 г. Чеховы отдыхали в Алексино, где вместе с ними была и Лика. По дороге в Алексино она познакомилась с хозяином усадьбы Богимово Калужской губернии Былим-Колосовским. Узнав от неё, что любимый им писатель Чехов живёт на даче неподалёку от него, приглашает его в свою усадьбу на всё лето. Антон Павлович принял приглашение. Богимовское лето 1891 г. и имение хозяина легли в основу рассказа. Сам Былим-Колосовский стал прообразом Белокурова. Как и Лика прообразом Волчаниновой Лиды.

Анализ рассказа

Сюжет

В основе его история несостоявшейся любви. Рассказ ведётся от лица художника, хорошо знакомого с автором повествования. Приехав на лето в усадьбу своего знакомого Белокурова, он некоторое время проводит в одиночестве, пока друг не знакомит его с семейством Волчаниновых, состоящей из матери, Волчаниновой Екатерины Павловны и её двух дочерей, Лиды и Жени. Старшая Лида ведёт активную общественную жизнь, работает учительницей в школе и гордится тем, что не зависит от отцовского состояния. Младшая Женя все дни проводит за чтением книг. Со старшей Лидой отношения автора повествования не задались изначально на почве некоторых разногласий во взглядах на общественную жизнь.

С младшей же Женей отношения стремительно развились до взаимной симпатии и любви. В один из вечеров произошло объяснение в любви. Женя, считавшая своей обязанностью рассказать обо всём старшей сестре, рассказывает Лиде об их чувствах. Однако, старшая сестра, испытывающая к художнику не самые дружеские чувства, желая прекратить дальнейшее развитие его с Женей отношений, срочно отправляет её в другую губернию и далее в Европу. Проходит шесть или семь лет, художник случайно встречается с Белокуровым, который сообщает ему, Лида с Екатериной Павловной живут там же, а Женя домой так и не вернулась домой, следы её затерялись.

Герои произведения

В данном повествовании пять главных персонажей. Первый - это сам рассказчик, художник, отдыхающий у своего друга. Человек далеко не глупый, образованный, но совершенно пассивный. Об этом свидетельствует его отношение к известии об отъезде любимой женщины. Ему сообщают, что её куда-то отправили по желанию старшей сестры и он, зная, что Женя тоже любит его, спокойно уходит, ничего не предпринимая. Можно хотя бы предположить, что сделал бы нормальный влюблённый мужчина. Перевернул бы весь мир, но нашёл бы любимую. Здесь же мы видим только горестные воздыхания и ничего более. Подобный тип людей не вызывает особых симпатий. Пассивность и бездействие - вот его главные качества. Всё, что он может, это только разглагольствовать, философствовать и ничего не делать. Хотя это и есть основная болезнь большей части русской интеллигенции.

Следующий герой рассказа - это провинциальный помещик, приятель рассказчика Белокуров, к которому тот приехал погостить. Чтобы представить его образ, нужно просто вспомнить одного очень известного героя И.А. Гончарова. Это Обломов, точнее одна из его разновидностей.

Волчанинова Екатерина Павловна вдова тайного советника, провинциальная помещица, проживающая в своём имении по соседству с Белокуровым. В отличии от Лиды, не обременяет себя мыслями о спасении мира, но во всём соглашается с её мнением. В процессе знакомства с героями рассказа невольно возникает ощущение, что она её попросту побаивается.

Волчанинова Лида - старшая дочка Екатерины Павловны. Дама во всех отношения примечательная. Она красива, очень деятельна и активна. Сегодня бы её назвали общественницей. Не смотря на её не очень благовидный поступок, когда она своим волевым решением разлучила двух влюблённых, она вызывает симпатию. Лида - это некое подобие Рахметова в юбке. Встреться они в жизни, скорее всего, она бы влюбилась в него и пошла бы за ним куда угодно. Во всяком случае, трудно представить её на месте рассказчика, пассивно внимающего об отъезде любимого человека. Как раз таки, она бы не стала бы вздыхать и молча смотреть, как её разлучают с любимым человеком. Она являет собой новый тип женщин предреволюционной России. Скорее всего, читатель не очень бы удивился, увидев её, например, на баррикадах 1905 года.

И, наконец, Волчанинова Женя, младшая дочь Екатерины Павловны, которую все называют ласково Мисюсь. О ней автор рассказывает с особой теплотой и нежностью. Это чистое романтическое создание, безумно любящее свою маму и сестру. Волчанинова Женя и Наташа Ростова это две родные сестры. Влюбившись в художника, она считает, что должна рассказать об этом старшей сестре. Не из страха перед ней, нет, ни в коем случае! Просто её душевная чистота не представляет себе даже возможность что-то скрыть от самых близких ей людей. Это один из тех чистых женских образов русских женщин, которые описывали великие писатели. У Пушкина -это Татьяна Ларина, у Толстого Наташа Ростова.

Чехов, обрисовывая сценки из жизни своих героев не принимает сторону того или иного героя, предоставляя читателю саму делать выводы. Его характеристики не говорят прямо, плох или хорош тот или иной герой. Но, рассуждая над поступками героев, читатель сам начинает делать вполне конкретные выводы и суждения.

«Дом с мезонином» это рассказ о несбывшемся человеческом счастье и ответственность за это лежит на самих героях. Женя не смогла противиться решению сестры в силу своей молодости, а художник в силу своей инфантильности. Хотя, как говорится, всё могло быть иначе. Лида тоже вряд ли смогла быть счастлива, в силу своего характера. Таким женщинам, как она, нужен мужчина, который сильнее её. Судя по рассказу Белокурова, такого не нашлось. Разрушив, вполне возможное, счастье Жени, она так и не смогла построить своего.

Напомним кратко содержание рассказа.

Подзаголовок рассказа - «Рассказ художника».

Рассказ ведется от первого лица - художника -пейзажиста, который живет в имении своего студенческого знакомого, «обреченный на постоянную праздность». Рядом в соседнем имении проживает семья - мать с двумя дочерьми-красавицами, старшей Лидой и младшей Женей с детским прозвищем Мисюсь. Отец семейства, дослужившийся до достаточно большой должности тайного советника (соответствует нашему зам. министра), умер. Семья обеспечена, но живет в деревне исключительно из любви к природе и спокойному время-препровождению. Практически все персонажи проводят жизнь в полной праздности»: гуляют, читают, играют, едят, пьют чай, иногда ходят в церковь или по грибы. И так изо дня вдень.

Правда знакомый героя (Белокуров Петр Петрович), у которого тот снимает дом, тщательно делает вид что занимается, как сейчас говорят, хозяйственной деятельностью. Но, по словам героя, он «тяжелый и ленивый малый» и скорее создает видимость таковой. Любит «все разговоры сводить на спор», казаться умнее, чем он есть на самом деле и жаловаться, что он «ни в ком не встречает сочувствия». Все в праздности, кроме старшей дочери Лиды. Она, как бы сейчас сказали, эмансипированная девушка, работает учительницей в земской школе, учит сельских ребятишек. Получает 25 рублей и гордится тем, что тратит на себя только то, что зарабатывает. Все действующие лица описываются героем с солидной долей иронии и неприязни. Кроме младшей сестры Жени-Мисюсь, к которой герой с самого начала проникся большой симпатией, увидев в ней родственную душу. И, конечно ж,е предмет для романтических отношений, так как Мисюсь юна, мила, наивна, восторженна, а главное не скрывает своего восторженного отношения к герою, его талантам и мыслям.

Главная коллизия рассказа состоит в проходящих на фоне этой идиллии политических споров между Лидой и остальными действующими лицами на тему устройства окружающей жизни. Эти споры ведутся постоянно. Они взрывают и придают некую энергию всей этой сонной картине. Суть их выражается в том, что Лида фанатично, исповедует и как может с молодой энергией и энтузиаз мом претворяет в жизнь идею народовольцев о необходимости просвещения и лечения народа в лице местных крестьян, благотворительности и прочих «малых дел».

Члены всей семьи восхищаются, а на деле боятся властной бескомпромиссности Лиды. Главный же герой отстаивает, хотя и достаточно вяло, чисто социалистические идеи о необходимости коренного социального переустройства народной (заметим, народной, а не всей вообще и его художника в частности) жизни, фактически высказывая идеи утопического социализма. Народничество - идеология и движение разночинной интеллигенции на буржуазно-демократическом этапе освободительной борьбы в России (1861-1895). Выражало интересы крестьян, выступало против крепостничества и капиталистического развития Росии, за свержение самодержавия путем крестьянской революции. Народничество -разновидность крестьянской, общинной социалистической утопии. С начала 60 гг. XIX-го столетия существовало два течения: революционное и либеральное. Родоначальники - А.И.Герцен, Н.Г.Чернышевский, идеологи - М.А.Бакунин, П.А. Лавров, П.Н. Ткачев. «Хождения в народ», «теория малых дел» - либеральные идеи противопоставляемые марксизму и осуждаемые марксистами, которые, как известно, призывали к коренному социальному переустройству общества.

Одна Мисюсь остается в стороне от политики. Ее вообще не интересуют социальные идеи. Она живет в мире своих духовных (возможно книжных) ценностей и наверное поэтому очень добра, и искренне излучает доброжелательность и приветливость.

В финале рассказа - герой наконец-то понимает, что любит Женю-Мисюсь, поскольку ее вообще нельзя не любить. Следуют страстные поцелуи у ворот усадьбы. А далее по правилам того времени, девушку отвозят в соседнюю губернию. Решение исходит от старшей сестры -неформального главы семейства. Влюбленные страдают, но не сопротивляются.

Еще при жизни Чехова появление в печати рассказа «Дом с мезонином» вызвал многочисленные и противоречивые отклики. Главной темой обсуждения явилась нелогичность поведения и схематичность образов основных героев рассказа, за исключением, пожалуй, Жени-Мисюсь.

И в рассказе и в его обсуждении главной проблемой явилось совершенная неоднозначность и некоторое пародоксальное с логической точки зрения авторское представление характеров двух других действующих лиц рассказа - старшей сестры Лиды и главного героя-художника, выдавая очевидно авторское отношение к этим действующим лицам.

Лида, с формальной весьма распространенной житейской точки зрения, абсолютно положительная героиня, воплощающая идею об общественно активной жизненной позиции человека, неравнодушного к страданиям других людей. Действительно, она пытается по мере личных сил и возможностей делать что-то «здесь и сейчас», не дожидаясь тотального изменения существующего общественного порядка, неся заряд некоей личной сопричастности окружающей ее жизни, как бы мы сказали с современных позиций, практически, мать Тереза и принцесса Диана в одном лице.

Однако автор со всем присущем ему талантом преподносит нам ее образ нарочито несимпатичным, сухим, педантичным, резонерским. В образ Лиды автор по-видимому вложил все, что может быть отталкивающим для него в женщине: властность, бескомпромиссность, целеустремленность, трудолюбие, и даже некая жертвенность ради идеи.

Однако со времен Юнга, который был практически современником автора рассказа, такой женский тип, который впоследствии стали называть эмансипированным, психологами признавался как одно из проявлений «комплекса матери». Комплекс матери по Юнгу, может развиваться в нескольких основных направлениях, например, гипертрофии материнского до полной идентичности с матерью и его отрицание,возникновение эффекта атрофии всего женского, «защиты от матери».

Фактически оба женских типа (вероятно не случайно, ведь автор по образованию врач) и описаны в рассказе в образе двух сестер. Милая, славная Мисюсь, на ее стороне явно все симпатии как автора, так и главного героя (правда язык не поворачивается назвать его героем-любовником, но об этом позже)

Важно отметить, что Мисюсь сама по себе вроде бы и не живет. Она всегда при матери, с матерью, практически представляют с ней вдвоем единое целое. Мать в этом рассказе классический образец явления, о котором не без остроумия пишет Юнг:

«В этом случае, женственность преувеличена. Это означает усиление всех женских инстинктов, в первую очередь материнского. Негативный аспект последнего имеет место у женщины, единственная цель которой - рожать. Ясное дело, что мужчина тогда представляет собой нечто второстепенное; он - существенный инструмент зачатия, и ему, как объекту за которым нужен уход, отводится последнее место после детей, бедных родственников, котов, кур, и мебели». (Практически вся литература XVIII-XIX вв. полна примерами женских образов такого типа). Собственная личность для такой женщины также нечто побочное; она даже более или менее бессознательна, потому что жизнь проживается в других и через других...

По Юнгу материнский инстинкт в своем крайнем и бессознательном проявлении «приводит к уничтожению как собственной личности, так и частной жизни ребенка. Это уже касается взаимоотношения двух женщин - младшей дочери Мисюсь и ее матери. Дочь как бы поглащается матерью. «Чем бессознательнее такая мать в своей собственной личности, тем больше и могущественней ее бессознательная воля к власти». Признавая глубинную природную истинность женского разума, в случае гипертрофии женского начала, Юнг отмечает, что сама женщина фактически не может оценить остроту своего разума, не способна она также оценить и его глубину. И вообще « чего доброго, забывает то, что сама только что сказала». Это относится и к матери и к дочери.

Практически такой семейный дуэт и описан в рассказе. Юнг, как будто бы, анализируя именно этот рассказ (и некоторые другие рассказы Чехова), далее пишет, что при сильной привязанности к матери, у девочки не происходит естест венного процесса развития собственного эротического начала. В результате наступает проекция собственной личности на мать и «все, что напоминает материнство, ответственность, личную привязанность и эротические притязания, вызывает у таких женщин чувство неполноценности и принуждает их бежать прочь, и, конечно же, к матери, которая все то, что дочери кажется совершенно недостижимым, переживает совершенным образом, ...как бы проживая все вместо нее».

А далее очень интересная мысль: «Таким блеклым девицам брак не заказан. Напротив, несмотря на их призрачность и внутреннюю безучастность, или как раз именно поэтому, на рынке невест они котируются очень высоко. «Столь большая женская неопределенность - вожделенный эквивалент для мужской определенности и однозначности... Из-за характеристической внутренней безучастности и из-за чувства неполноценности, которое постоянно инсценируют обиженную невинность, мужчине выпадает выгодная роль - он должен с видом превосходства и все же потворствуя, т. е. квазирыцарски, сносить известную женскую недостаточность. Особенно притягательно действует пресловутая беспомощность девушки. Она в такой мере является придатком матери, что даже совсем не знает, что же ей делать, если рядом оказывается мужчина. И к тому же она так сильно нуждается в помощи и как будто ровным счетом вообще ничего не знает, что даже самый кроткий пастух станет отважным похитителем женщин и самым дерзким образом украдет дочь у любящей матери.

Именно такие женщины могут быть жертвенными супругами тем мужьям, которые существуют исключительно благодаря идентичности с профессией или одаренностью. В противном случае можно видеть как некто «воистину ничтожный, прямо-таки невзрачный, словно по волшебной лестнице, взметается на самые что ни на есть высоты. Chercher la femme, вот где ключ к разгадке тайны этого успеха».

В конечном счете такая женщина - судьба. Мужчина может говорить об этом или нет, но в конце концов «падает счастливый до безрассудства в эту дыру или же упускает и губит свой единственный шанс по завладению своей мужественностью».

Продолжает эти мысли уже наш современник профессор А. Менегетти. «Женская психология, какой бы она ни была, определяется не столько фрустрацией, обусловленной семьей, обществом, мужчиной, сколько типологией диадического симбиоза с матерью».

Но вряд ли столь вялый образ мог бы так вдохновить автора рассказа. Тайну его власти описывает все тот же знаток женской души А. Менегетти. «Сначала женщина неистово завлекает, безудержно разжигает силу своей притягательности, но затем идет на попятную или вовсе все разрушает. Жизнь женщины вообще полна жестоких противо речий: просто невероятно как ангел в ней может спокойно уживаться с дьяволом.

Я часто убеждался: женщина - вовсе не игрушка в руках мужчины, она - марионетка исключительно собственной психологии, приносящей страдания и желанной одновременно».

Женщины «склонны к саморазрушению, но к счастью они «обладают удивительной способностью к восстановлению: сегодня она подавлена и измождена, а буквально через неделю в ее дом снова возвращается весна, наполняя ее новыми силами. В юном же возрасте, « женщина расцветает, излучая сияние, источая солнечный блеск силы жизни»...

Несмотря на все давлеющие комплексы Мисюсь в какой-то степени стремится жить сама по себе. Ее индивидуализм усиливается поэзией, музыкой, искусством, песнями, театром, т.е. тем миром в который она погружена и в котором спасается от всевластия традиционного уклада жизни... Наверное о таких женщинах Менегетти пишет:

«Я... понял, что Бог приберег в женщине что-то исключительно для самого себя, но женщине это неведомо».

Кажется этой одной фразы этой достаточно чтобы выразить основную авторскую мысль относительно образа главной героини рассказа -Мисюсь.

Что же касается второй сестры - умницы и красавицы Лиды, то здесь, следуя Юнгу, речь уже идет совершенно о другой форме проявления архетипа матери, который проявляется уже «не в возвышении или ослаблении женского инстинкта, а скорее в некоей защите, преобладающей над всем остальным, от всевластия матери»... Все ее инстинкты концентрируются в форме защиты от матери и поэтому неприменимы для того, чтобы обустраивать свою собственную жизнь. В результате защиты от матери здесь имеет место ситуация, когда «происходит спонтанное развитие рассудка с целью овладения какой-либо сферой, в которую мать не вхожа. Это развитие возникает естественно из собственной потребности, а не ради какого-то мужчины, которому хотелось бы импонировать или подыгрывать духовного товарища. Это развитие должно служить разрушению власти матери посредством интеллектуальной критики или превосходящих знаний».

При благоприятном раскладе мы можем видеть человека, который «противится всему темному, неясному, двусмысленному, будет холить и привечать все определенное, ясное, разумное. Она превзойдет и превосходит свою женственную сестру в непредвзятости и холодном суждении. Относительно такого типа и Юнг и Менегетти говорят примерно одинаково: «если она обратит лицо, то мир ей откроется... Такие прозрения означают познания и открытие истины, которые являются непременным условием осознанности. Часть жизни может пройти мимо, смысл жизни, однако, для нее может быть спасен. Что же касается ее женственной сестры, то этот тип с годами теряет свой смысл жизни. «Ее научили быть матерью семейства и женой, а что потом?. Любовь, секс, семья - все это прекрасно, но все же цель жизни заключается не только в этих аспектах, айв первую очередь, в необходимости стать личностью». Но это уже скорее актуально для женщин третьего тысячелетия. В конце XIX века и для автора рассказа женский вопрос еще не стоял столь очевидно.

Понятна уязвимость типа, к которому принадлежит старшая сестра. Скорее всего он возник в недрах детского комплекса «отвергнутого» (Лида ведь старший ребенок в семье) - быть полезной во что бы то ни стало, чтобы заслужить любовь вот основной мотив такого поведения с точки зрения этого автора.. Но поскольку такое поведение все равно не позволяет человеку достигнуть желаемой цели, то принимает уже достаточно жесткие формы, с желанием тотального контроля над окружающими, руководства ими.

Воистину, справедливость без любви делает человека жестоким. Это и является тем негативом, который пытался передать нам автор образом старшей сестры. Таким образом, рассказ с историей о двух сестрах является весьма красочной демонстрацией неоднозначность «архетипа матери». В образе Лиды мы видим с одной стороны, конечно же, добродетель и преимущество, но с другой стороны, ограничение и оскудение, потому что в результате «человек приближается к пустыне доктринерства и «просветительства». И далее, цитируя Юнга, «Человек безвозвратно становится добычей своего сознания и его рациональных понятий, правильных и неправильных». Юнг пишет: «Я далек от того, чтобы умалять Божий дар разума, этой наивысшей человеческой возможности. Но в качестве единственного властелина он не имеет никакого смысла, точно так же как и свет в том мире, в котором бы ему не противостояла темнота. Никогда не стоило бы забывать, что мир существует лишь потому, что его противоположности поддерживаются в равновесии».

О многоликости архетипа матери можно говорить еще очень много, приводя примеры из мифологии и философии разных народов. Злая и добрая феи и богини. Можно еще раз восхититься смелостью автора, живущего в XIX веке в христианской православной стране, где с самого начала дуализм божественного был заменен монотеизмом для того, чтобы все зло приписать греховности самого человека. В результате происходит совершенная путаница и тупик, как для ума, так и для сердца, в котором так легко заблудиться. Примерно в то же время психолог Фрейд и его последователи доказали, что психика далека от того, чтобы быть единством.

И, наконец, о главном герое, от лица которого ведется рассказ, если не олицетворяющем, то, по крайней мере, как-то представляющим мужскую линию в сюжете, без которой все описанное лишалось какого бы то ни было смысла.

О своей жизни, характере, комплексах, мотивах герой говорит сам достаточно честно, откровенно и с полным знанием основ психоанализа. « Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издерган с юных лет завистью, недовольством собой, неверием в свое дело, я всегда беден, я бродяга...»,. Герой осознаетсимптомы развивающейся депрессии: «Меня томило недовольство собой, было жаль своей жизни, которая протекала так быстро и неинтересно, и я все думал о том, как хорошо бы вырвать из своей груди сердце, которое стало у меня таким тяжелым...».

В соответствии с его душевным состоянием строится и все его общение с женщинами, конфликт убеждений, и вялый полный апатии и пессимизма финал истории в духе экзистенционализма того времени. Конечно, критика в лице современников автора сразу же обратила внимание на отсутствие признаков мужественности в привычном понимании этого слова. В одной из рецензий критик A.M. Скабичевский в статье «Больные герои больной литературы» писал об излюбленном чеховском типе человека - будто бы нравственно больного, надломленного, психопатического, одержимого разными душевными недугами». Как и многие из нас, Скабичевский недоумевает по поводу финала рассказа, почему герой не последовал за предметом своей страсти: «Ведь Пензенская губерния (куда «сослали» малышку Мисюсь) не за океаном, а там, вдали от Лиды, он мог бы сочетаться с Женею узами брака... Согласитесь сами, что в лице героя перед нами с головы до ног чистопробный психопат и к тому же эротоман». Многим критикам были непонятны и рассуждения художника, не нравилась его чрезмерная широта суждений.

Действительно, рассказ написан 1886 году. А мысли художник высказывает весьма современные, актуальные в третьем тысячелетии: «...Весь ум, вся душевная энергия ушли на удовлетворение временных, преходящих нужд...У ученых, писателей и художников кипит работа, по их милости удобства жизни растут с каждым днем, потребности тела множатся, между тем до правды еще далеко, и человек попрежнему остается самым хищным и самым нечистоплотным животным, и все клонится к тому, чтобы человечество в своем большинстве выродилось и утеряло навсегда всякую жизнеспособность. При таких условиях жизнь художника не имеет смысла, и чем он талантливее, тем страннее и непонятнее его роль... И я не хочу работать и не буду... Ничего не нужно, пусть земля провалится в тартарары!»

Первое, что напрашивается - причиной мрачного состояния души героя является застой в творчестве и «творческое бессилие». Оно же определяет его чувства к Мисюсь.

В подтверждение такой оценки состояния героя Юнг пишет о архетипе «Анимы» у мужчин, которым по всей видимости страдал герой: «Образ Анимы, придает матери в глазах сына сверхчеловеческий отблеск. Когда Анима уже в достаточной степения упрочилась, она изнеживает характер мужчины и делает его восприимчивым, капризным, ревнивым, тщеславным и неприспособленным. Он находится в состоянии «недомогания» и распространяет это недомогание все шире и шире...

Зато после периода зрелости, когда «сверхчеловеческий отблеск, постепенно стирается из-за банальной повседневности, длительная утрата Анимы означает растущую потерю жизненности, флексибельности (гибкости), и человечности».

Однако, как отмечает Юнг, «комплекс матери» в более широком значении может иметь для мужчины и положительное значение - развивать вкус и эстетическое чувство, в которых «никоим образом нельзя сбрасывать со счетов определенный феминный элемент» и в числе многих достоинств духовного плана, может давать и такие качества как «устремленность к высочайшим целям, брутальность в отношении всяческой глупости, тупого упорства, несправедливости и ленности».

Многие из этих качеств и демонстрирует наш герой. Его высказывание о природе болезни века, сделанное вскользь, между прочим о том, что «у девяноста девяти из ста нет ума» достаточно смело, и практически предвосхищает (или перефразирует знаменитую цитату из Гоголя) все более поздние высказывания на эту тему.

С позиций современной психологии, развивая мысли Юнга, Менегетти пишет: «мужчина по большей части позитивен, но всегда склонен проявлять пассивность по отношению к женщине, потому что видит мир сквозь призму зависимости от поощрений со стороны женщины. Он чувствует себя успешным, только если какаято женщина его превозносит». Это проявление материнского комплекса и наш герой - не исключение.

И перед ним, как и перед любым другим мужчиной, стоит задача превзойти любую связь с материнской психологией, материнским комплексом. И, похоже, он с ней справляется, как это ни пародоксально для многих звучит.

Полноценный мужчина, «достигнувший внутренней автономии от любого проявления материнского комплекса, способен распознать внутрипсихическую фиксацию, управляющую личностью той женщины, которую он любит. А как говорят современные мистики и мудрецы, для роста в любви возможно необходимо расставанье. «Разочаровать другого, чтобы следовать своей правде - путь безусловно незаурядной личности»

Таким образом, в совсем небольшом рассказе автор сумел показать себя незаурядным психологом, высказав свои тонкие и глубокие мысли, возможно во многом опережающие то время в котором он жил.

Ирина Лебедева, кандидат технических наук выпускница института спецпсихологии и космоэнергетики

Сочинение

К рассказам А. П. Чехова как нельзя лучше подходят слова В.Г. Белинского, сказанные о малой прозе, Писатель словно «дробит жизнь по мелочи я вырывает листки из великой книги этой жизни. Соедините эти листки под один переплет, и какая обширная книга, какой огромный роман, какая многосложная поэма составилась бы из них!» Как правило, события, на которых строятся сюжеты чеховских рассказов, незначительные, обыкновенные, взятые из обычной повседневной жизни, но каждое событие психологично, предельно насыщено мыслями и переживаниями, которые вовлекают нас в свое движение. В рассказе «Дом с мезонином», одном из самых поэтических произведений писателя, перед нами старая, как мир, история влюбленных, которых разлучают. Обо всех событиях, происходящих в рассказе, нам рассказывает главный герой, и мы узнаем таким образом о его душевном состоянии.

Герой рассказа - художник-пейзажист, в душе которого назрел кризис, нравственный разлад: его труд не приносит ему удовлетворения, счастья, не заполняет его жизни сознанием того, что он делает нужное дело. У молодого человека пропадает желание работать, а потому он проводит свои дни в праздности: подолгу гуляет, читает все что под руку попадет, много спит. Во время одной из прогулок он знакомится с сестрами Волчаниновыми, и в его жизнь неожиданно врывается любовь.

Любовь окрылила художника. Его отношения с возлюбленной, младшей Волчаниновой, полны поэзии, но отчего-то в эту поэзию постоянно проникают тоскливые нотки. Мы еще не знаем, чем закончится эта история, но нас не покидает грустное чувство. В самом начале его навевает пейзаж: «Два ряда старых, тесно посаженных, очень высоких елей стояли, как две сплошные стены, образуя мрачную красивую аллею…», «…прошлогодняя листва печально шелестела под ногами, и в сумерках между деревьями прятались тени ». И сам образ девушки, которую полюбил художник, окрашен грустью. Он говорит о Мисюсь, как называли ее родные, как о ребенке, ласково, бережно.Ее «худенькоетело», «тонкиеруки», «тонкаяшея», «печальные глаза» для него «трогательно прекрасны». Он любит и ее «слабость», и ее «праздность». Художник подозревает у Жени «недюжинный ум», восхищается широтой ее воззрений и видит в ней своего доброго гения. «…Мне страстно хотелось писать только для нее, - говорит он, - я мечтал о ней, как о своей маленькой королеве, которая вместе со мной будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарею, этой природой, чудесной, очаровательной, среди которой я до сих пор чувствовал себя безнадежно одиноким и ненужным…»

Женя также влюблена в молодого человека. Ее чувство искреннее, чистое. Она в том прекрасном возрасте, когда все в ней тянется навстречу добру и свету. Мисюсь смотрит на возлюбленного «нежно и с восхищением», ведь он «победил ее сердце своим талантом». Ей хочется, чтобы он «ввел ее в область вечного и прекрасного, в этот

высший свет, в котором, по ее мнению, …был своим человеком…». Но их общему счастью не суждено состояться.

Автор дает нам понять, что его герои обречены на разлуку, и грусть этой разлуки чувствуется во всем, даже самая светлая сцена в рассказе - сцена объяснения молодых людей - проникнута этим чувством. Печальное настроение подчеркивают блеклые полутона ночной природы: «на пруде едва светились бледные отражения звезд» и луна «еле-еле освещала дорогу».

Наутро Мисюсь с матерью спешно уехали к теге в Пензенскую губернию. Об этом художнику холодно сообщила старшая Волчанинова, Лида. Это она потребовала от Жени, чтобы та рассталась с художником, и робкая Мисюсь не осмелилась огорчить сестру своим неповиновением, о чем сообщила возлюбленному в записке. Именно Лида оказалась той злой силой, которая погубила счастье молодых людей, полюбивших искренне и нежно.

Лида Волчанинова - красивая и умная девушка с твердым характером, твердыми убеждениями, посвятившая свою жизнь «служению народу». Она носительница философии «малых дел». Она лечит крестьян, учительствует, то есть ведет деятельность, помогающую чем-то улучшить положение народа, но никак не решающую задач его освобождения.

В споре с художником Лида отстаивает свою точку зрения с напором, категорично заявляя, что «самую несовершенную из всех библиотек и аптечек » ставит выше всех пейзажей на свете. А художник придерживается противоположной точки зрения. Он спорит с Лидой, считая, что медицинские пункты и школы только -«прибавляют звенья к великой цепи », которой опутан народ.

По его убеждению, «миллионы людей живут хуже животных - только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх », «с раннего утра до потемок» они «гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей… рано старятся и умирают в грязи и вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сотни лет».

Весь ужас положения простых людей художник видит в том, что «им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить».

При существующих условиях, считает он, «медицинские пункты, школы, библиотеки, аптечки… служат только порабощению», внося в жизнь этих людей «новые предрассудки», увеличивая число их потребностей, необходимость платить за эти новые блага, а значит, «сильнее гнутьспину». Но Лида уверена: «нельзя сидеть сложа руки», и гордится тем, что живет на свое учительское жалованье.

Лида смотрит узко, но зато она деятельна, а художник смотрит шире, но он только мечтатель, грезящий о прекрасном будущем. Кто из них прав? Автор не встает прямо на сторону одного из спорящих, но он однозначно дает нам понять, что не душевное тепло, нелюбовь к человеку заставляют «неизменно строгую» девушку идти по пути « служения народу». Он не говорит прямо, что свой путь старшая Вол-чанинова избрала из тщеславия или от скуки, но это чувствуется во всем повествовании, и постепенно мы перестаем верить Лиде, как не верит ей и герой рассказа.

Лида настояла на том, чтобы Мисюсь увезли, чтобы сестра больше не встречалась с художником, и сделано это было якобы ради блага Жени, с тем же самоуверенным бездушием, с каким Лида творила все свои добрые дела.

А молодые люди оказались неспособными отстоять свое право на личное счастье. Они подчинились, смирились. Вместе с Мисюсь из жизни художника ушла радость, ушла поэзия, ушла красота. Постепенно чувства стали остывать, и он продолжил свою праздную «скучную» жизнь, лишь изредка вспоминая прелесть летней ночи и дом с мезонином, где жила его любимая девушка. Но в финале неожиданно звучит светлая нота, исполненная лиризма и дающая надежду на счастье. Пусть редко, но все же «в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, - пишет художник, - …мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся… Мисюсь, где ты?»

В своих рассказах А. П. Чехов воплощал мечты о здоровом, осмысленном существовании, о духовной красоте человека, о труде как основе справедливой и честной жизни, но он также обладал даром открывать в нелегкой, безрадостной жизни утонченные натуры, находить героев с «пробуждением души». Этот дар с необыкновенной силой проявился в поэтическом рассказе «Дом с мезонином». Поведав грустную историю о любви и разлуке, автор на самом деле заставил нас задуматься о необходимости борьбы за правду и счастье, за искренность и красоту человеческих отношений, против бездушия, лицемерия, жестокости, против всего того, что уродует жизнь, губит в ней все самое светлое и прекрасное.

«Дом с мезонином» – одна из знаменитейших повестей мастера короткой прозы Антона Павловича Чехова. Произведение было опубликовано в 1896 году. В нем описывается любовное чувство, возникшее между скучающим художником и молоденькой помещичьей дочкой, а также затрагиваются социально важные вопросы бедственного положения русского крестьянства и возможные пути изменения сложившегося положения дел.

В повести «Дом с мезонином» 5 основных действующих лиц:

• Художник (он же рассказчик) – скучающий интеллигент, приехавший в деревню развеяться от городской суеты, но по сути продолживший скучать, хандрить и вести праздный образ жизни;
• Белокуров – помещик, приятель Художника, в его имение рассказчик и приехал погостить;
• Екатерина Павловна Волчанинова – помещица, соседка Белокурова;
• Лида – старшая дочь Волчаниновой, красавица, активистка, ярый борец за преобразования, приверженка метода «малых дел»;
• Женя (для домашних Мисюсь) – младшая дочь Волчаниновой, мечтательная, жизнерадостная, открытая особа, предмет пылкой страсти Художника.

Главный герой пишет акварели, он художник. Правда, уже давно искусство практически не вдохновляет его. Ничто не будоражит главного героя, ни какая стойкая эмоция или сильное переживание не резонирует в его душе. Чтобы сменить обстановку, он отправляется в деревню к своему приятелю помещику Белокурову. Последний ведет не более активный образ жизни. Он безвыездно просиживает в своем поместье. От праздного образа жизни его речь приобрела какой-то тягучий характер. Белокурову даже лень жениться, он вполне довольствуется сожительницей, по мнению рассказчика, больше похожей на раскормленную гусыню.

Впрочем Белокурова не томит такая жизнь, он вполне счастлив в своем блаженном безделье. А вот для нашего Художника праздность томительна. Он словно обречен ничего не делать. Существование в деревне стали сливаться в один длинный-предлинный день. Но однажды гость повстречал девиц Волчаниновых, и все изменилось.

Их было двое. Обе очень красивы, но каждая по-своему. Старшая, Лида, была тонкой, белокожей, статной, по ее плечам раскинулась копна густых каштановых волос. С этой красотой диссонировал тонкий упрямый рот и строгое выражение лица. Вторая, Женя (дома ее звали веселым прозвищем Мисюсь, так маленькая Женя называла гувернантку француженку), тоненькая, миниатюрная, как куколка, большеротая, глазастая. Эти-то открытые искренние глаза и восхитили Художника. Мисюсь проводила незнакомца восторженным любопытным взглядом, Лида же едва взглянула на мужчину.

Вскоре соседи Волчаниновы пригласили Художника в гости. Во время первого визита стало ясно, кто в доме хозяин. Уже с порога слышался громкий голос Лиды, которая дала какие-то распоряжения. Матушка Екатерина Павловна при дочери робела, ну, а Мисюсь по-детски соглашалась с любым авторитетным решением старшей сестры.

С первого же визита между Художником и очаровательной Мисюсь возникла влюбленность. Он словно проснулся после продолжительного сна. Эта маленькая белокожая фея пробудила его к жизни. Но чем больше Художник привязывался к младшей сестре, тем более накаленными становились его отношения со старшей.

Лида Волчанинова была членом земства, ярым борцом за активные реформы. Она инициировала открытие аптек, библиотек, школ для бедного крестьянства. «Правда, мы не спасаем человечества. Но мы делаем, что можем, и мы правы». Ключевое «и мы правы» как нельзя лучше характеризует самоуверенную Лиду. Отсутствие гибкости, самокритичности, умения слушать и слышать приводит Лиду к продолжительной и, увы, бесплодной идейной полемике с Художником.

«Я был ей несимпатичен, – отмечал Художник. – Она не любила меня за то, что я пейзажист и в своих картинах не изображаю народных нужд и что я, как ей казалось, безразличен к тому, во что она так крепко верила».

С каждым новым спором пропасть между Лидой и Художником увеличивалась. В конце концов властная сестра отправила младшую сперва в другую губернию, а затем за границу. Мисюсь не смогла противиться воле Лиды, а Художник оказался слишком инертен, чтобы спасать свою любовь.

Главная идея

В повести «Дом с мезонином» можно выделить два сюжетных пласта: любовную и идейную линии. Если говорить о любовной линии, то здесь Чехов в первую очередь сделал акцент на том, как часто люди не ценят свое счастье. Антон Павлович писал: «… люди так легко проглядывают, упускают жизнь, сами отказываются от счастья».

И здесь нужно смотреть шире любовной истории Мисюсь и Художника, ведь по сути «Дом с мезонином» – это история о трех несостоявшихся счастьях. Не сложилось счастье Художника и Мисюсь, прозябает в глуши помещик Белокуров и деятельная Лида, решившая положить свою жизнь на служение народу, тоже отказывается от личного счастья ради идеи, целиком овладевшей ей.

Идейная линия прослеживается главным образом в спорах Лиды и Художника. Ошибочно приписывать автору сторону кого-то из персонажей (традиционно Чехова отождествляют с рассказчиком). Автор не задавался целью дискредитировать теорию «малых дел», он лишь показал два типа отношения человека к жизни. Так, Лида убеждена, что нужно начинать с малого: открывать аптечные пункты, библиотеки, школы. Интеллигентный человек просто не может сидеть сложа руки, когда вокруг нищета, безграмотность, смерть. По мнению Художника, все эти «аптечки и библиотечки» положения дел не изменят. Это лишь обман, видимость деятельности. Когда кто-то сидит на цепи, ему не станет легче, если эту цепь выкрасят разноцветными красками. Вместе с тем Художник не предлагает никакого конкретного плана действия. Ему, как и большинству праздных философов, слишком лень крепко браться за изменения судеб народа.

И, наконец, главное – идея (какой бы она ни была) не должна иметь власть над человеком, не может идти вразрез с его интересами и интересами окружающих. Так, Лида стала одержима своими «малыми делами», оказывая помощь далеким «другим», она не заметила, что стала тираном для своих близких.

"Дом с мезонином": герой и идея в мире Чехова

В отличие от "Черного монаха" этот чеховский рассказ никогда не называли "загадочным". Все писавшие о нем исходят I из общих предпосылок, опираются на сходные наблюдения. Но - такова объективная сложность "прозрачной" чеховской поэтики - определенное единство на "входе" тем не менее приводит к существенным разногласиям на "выходе". * "Дом с мезонином" связывают с "темой опрощенчества" (Г. П. Бердников), определяют как рассказ о несостоявшейся любви (Б. Ф. Егоров, В. Б. Катаев), подключают к рассмотрению проблемы маленькой пользы и больших дел, внутренней правоты и ханжества, догматизма и вечных поисков (А. А. Белкин). Столь же широк диапазон ответов о сути авторской позиции: от развенчания Лиды (Г. П. Бердников) до связанной с концепцией В. Б. Катаева идеи "равнораспределенности" позиции Чехова ("равнораспределенность не позволяет видеть в рассказе намерения одну сторону обвинить, а другую оправдать") и признания Б. Ф. Егорова о недоговоренности, неоднозначности текста. Таким образом, проблемы соотношения героя и идеи в мире Чехова и специфики авторской позиции снова объективно оказываются в центре внимания. Однако к ним, конечно же, стягиваются и иные аспекты чеховской поэтики (деталь, лейтмотив, принцип контраста и контрапункта), о которых тоже пойдет речь.

* (См.: Соболев П. В. Из наблюдений над композицией рассказа А. П. Чехова "Дом с мезонином" // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та. 1958. Т. 170. С. 231-252; Паперный 3. С. А. П. Чехов. М. I960. С. 138-151; Назаренко В. Лида, Женя и чеховеды... //Вопр. лит. 1963. № 11. С. 124-141; Бердников Г. П. А. П. Чехов: Идейные и творческие искания. М. 1970. С. 363-370; Белкин А. А. "Дом с мезонином"//Белкин А. А. Читая Достоевского и Чехова. М. 1973. С. 230-264; Егоров Б. Ф. Структура рассказа "Дом с мезонином" // В творческой лаборатории Чехова. М. 1974. С. 253-269; Цилевич Л. М. Сюжет чеховского рассказа. Рига. 1976. С. 147-160; Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М. 1979. С 226-238; и др. )

Очевидно, что в "Доме с мезонином" две сюжетные линии: "любовный сюжет" и "идеологический спор"; определил их в свое время А. А. Белкин, сходного мнения придерживается Л. М. Цилевич, из него исходят, не всегда формулируя это прямо, и другие исследователи. Поскольку первая сюжетная линия не сводится к любви художника, а включает в себя также его отношения с Лидой, Белокуровым, рассказ о его образе жизни, ее точнее было бы обозначить как бытовую. Таким образом, конструктивной основой рассказа оказывается соотношение бытового и идеологического сюжетов. * Первый составляет фабульную основу "Дома с мезонином", второй вырастает на ней, концентрируясь, главным образом, в третьей главе. Обратимся сначала к сюжету "идеологическому", чтобы затем выяснить способ его сцепления с фабульной основой, включения в общую структуру рассказа.

* (Для краткости это слово употребляется иногда в смысле "сюжетная линия", хотя мы исходим из монологичности сюжета в литературном произведении. )

Конфликт между главными героями четко намечен уже в начале второй главы. Здесь в косвенной речи рассказчика дается описательная "немая" сцена, которая затем "озвучивается", переводится в диалог: "Я был ей не симпатичен. Она не любила меня за то, что я пейзажист и в своих картинах не изображаю народных нужд и что я, как ей казалось, был равнодушен к тому, во что она так крепко верила... Внешним образом она никак не выражала своего нерасположения ко мне, но я чувствовал его и, сидя на нижней ступени террасы, испытывал раздражение и говорил, что лечить мужиков, не будучи врачом, значит обманывать их и что легко быть благодетелем, когда имеешь две тысячи десятин" (9,178).

И диалог этот, идеологический спор занимает всю третью главу рассказа, становясь его кульминацией. Позиции сторон обозначены очень четко. Героиня истово и упорно защищает больницы, аптечки, библиотечки - то, что она делает ежедневно. "В споре с художником, - пишет Э. А. Полоцкая, комментируя рассказ в академическом собрании сочинений,- Лида Волчанинова выдвигает аргументы, к которым обращался любой земский врач или учитель, нашедший свое призвание в помощи деревенской бедноте" (9,493). Эта двадцатитрехлетняя девушка - преданный идеолог "малых дел". "Позицию художника определить сложнее", - продолжает Э. А. Полоцкая. И далее ссылается на Ф. И. Евнина и В. Б. Катаева, сопоставивших некоторые суждения художника со взглядами позднего Толстого в трактате "Так что же нам делать?" и статье "О голоде". Эти параллели важны, но, как и в случае с источниками бреда Коврина в "Черном монахе", вероятно, не единственны. Идеал преодоления социальных барьеров, всеобщего разделения труда и совместной борьбы против главного врага человека - смерти поразительно напоминает... еще не обнародованную, но известную в 90-х годах в пересказах и списках философско-религиозную утопию Н. Ф. Федорова, которой, между прочим, в это время симпатизировал и Толстой. * В данном случае для Чехова тоже, вероятно, важен определенный тип, способ философствования, а не его конкретный прототип.

* (См., напр.: Федоров Н. Ф. Сочинения. М. 1982. С. 373-374.- В сопоставлении с Толстым все тоже обстоит не так просто. Ведь ироническое упоминание героя про "книжки с жалкими наставлениями и прибаутками" может быть соотнесено и с деятельностью Толстого в 80-90-е годы. )

Если рассматривать спор героев в третьей главе "Дома с мезонином" изолированно, художник, кажется, очевидно проигрывает в нем. Его истерическое: "И я не хочу работать и не буду... Ничего не нужно, пусть земля провалится в тартарары!" - выглядит гораздо больше уязвимым, чем уверенное суждение героини: "Отрицать больницы и школы легче, чем лечить и учить" (9,187).

Однако важно отделить личную позицию спорящих от той системы идей, которую они проповедуют. В рассказе сталкиваются прагматик и мечтатель. Лида настаивает: надо же что-то делать сейчас . Художник предлагает другую картину "общего дела", он откровенно философствует и мечтает . Он отрицает не столько реальные медицинские пункты и школы, сколько надежду на них как на способ решения всех проблем. Он выступает с позиций утопии, сам отлично это понимая. Но ведь бедная Анна умерла сегодня, "а если бы поблизости был медицинский пункт, то она осталась бы жива", - такой аргумент героини может показаться убийственным, ее противник - человеком, едва ли не сознательно оправдывающим социальную несправедливость. "Не то важно, что Анна умерла..." А что же может быть важнее?

Но это утверждение вовсе не так бессердечно и эгоистично, как может показаться. Ведь утопия художника (подобно федоровской!) включает в себя веру: смерть для него заканчивает лишь земное существование. "Она говорила со мной о боге, о вечной жизни, о чудесном, - рассказано о разговорах с Женей в главе, предшествующей идеологическому поединку. - И я, не допускавший, что я и мое воображение после смерти погибнем навеки, отвечал: "да, люди бессмертны", "да, нас ожидает вечная жизнь"" (9,180). Именно и только поэтому для него неважно, что Анна умерла, а важно и существенно, чтобы Анны, Мавры и Пелагеи лучше прожили свою земную жизнь, успели подумать о душе и заняться духовной деятельностью.

Идеологический спор в третьей главе остается незавершенным не только потому, что спорящим не удалось убедить друг друга. "В деревне все спят... И кабатчик, и конокрады спокойно спят, а мы, порядочные люди, раздражаем друг друга и спорим" (9,188). Он парадоксально сориентирован по отношению к позиции автора. "Это ведь едва ли не первый раз в истории искусства, когда отдаются убеждения писателя людям прямо противоположных направлений. До сих пор этого не бывало, а тут не разберешь", - писал А. А. Белкин. * Здесь сразу же привычно вспоминаются столь популярные сегодня после работ М. М. Бахтина слова о диалогичности подхода Чехова к своим героям, аналитическом освещении разных точек зрения, амбивалентности и т. п. К такому решению проблемы тяготеет В. Б. Катаев в своей статье и книге о Чехове. ** Вопрос, однако, заслуживает того, чтобы вернуться к нему еще раз, ибо логика сцепления героя и идеи в мире Чехова действительно необычна и в то же время весьма принципиальна.

* (Белкин А. А. Указ. соч. С. 252-253. )

** (См.: Катаев В. Б. 1) Герой и идея в мире Чехова //Вести. Моск. ун-та. 1968. № 6. С. 35-47; 2) Проза Чехова: проблемы интерпретации. )

В самом деле, трудно говорить об авторском предпочтении той или иной системы идей. На уровне сюжета идеологического позицию Чехова можно назвать диалогической, здесь "плюсы" и "минусы" уравновешены, спор не замкнут. "В художественной системе Чехова в чисто логической сфере развития идеи нет полноты, логической непрерывности, исчерпанности. Это развитие не дает догматически-завершенного результата", - точно замечает А. П. Чудаков. * Но можно ли сказать то же самое о бытовом сюжете, об отношении не к идеям, а к людям , которые их исповедуют? Даже непредвзятое чтение рассказа показывает, что нет. Читательские симпатии к повествователю и его любимой и неприязнь к красивой, деятельной героине - что бы ни утверждали литературоведы - жестко "запрограммированы" в художественном тексте. ** Важно понять, как и почему это делается.

* (Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М. 1971. С. 250. )

** (В 1985 г. в девятых классах одной из ленинградских школ (преподаватель А. В. Сухих) был проведен эксперимент по проверке первоначального восприятия чеховского рассказа. Из 55 заполненных анкет лишь в одной было отдано предпочтение чеховской героине: "По мере чтения повести мое отношение к Лиде не менялось. Я считаю, что каждая женщина должна иметь такой твердый, непоколебимый характер. Не знаю, как другим, по мере чтения повести Лида мне нравилась. Мне импонировала ее страсть, отношение к делу" (чеховский рассказ понят здесь едва ли не сквозь призму современных споров о "деловой женщине"). Во всех остальных случаях школьники, безусловно, почувствовали не равнораспределенность, а однонаправленность авторских симпатий. Приведем два характерных ответа: "Лида тупа в своем упрямстве, не расположена к пониманию людей, потому что главное для нее - ее убеждения"; "Счастье Мисюсь и художника не состоялось потому, что Лида на себя слишком много взяла - вершить чужие судьбы. Лида - страшный человек, она одержима своими идеями и убеждениями, она имеет власть над своей матерью и сестрой и не остановится перед многим, чтобы диктовать свою волю". )

Скрытый контраст между сестрами Волчаниновыми обозначен уже в самом начале рассказа, при первой встрече повествователя с ними. "А у белых каменных ворот, которые вели со двора в поле, у старинных крепких ворот со львами стояли две девушки. Одна из них, постарше, тонкая, бледная, очень красивая, с целой копной каштановых волос на голове, с маленьким упрямым ртом, имела строгое выражение и на меня едва обратила внимание; другая же - тоже тонкая и бледная, с большим ртом и большими глазами, с удивлением посмотрела на меня, когда я проходил мимо, сказала что-то по-английски, сконфузилась, и мне показалось, что и эти два милых лица мне давно уже знакомы" (9, 175). Как и в развертывании идеологического сюжета, эта немая пластическая сцена будет впоследствии "озвучена" в рассказе. Почти все подробности короткого "двойного портрета" постепенно превратятся в лейтмотивные детали, и именно они, как и в других чеховских текстах, станут главным характеризующим и оценочным средством. Будут обыграны и использованы красота и упрямый лоб старшей сестры и бледность и английский язык младшей. Но особое значение по мере развития бытового сюжета приобретает одна контрастная деталь - взгляд .

При первой встрече старшая сестра "едва обратила внимание" на незнакомца, младшая же - "с удивлением посмотрела" на него. Небрежность и незаинтересованность взгляда, с одной стороны, и пристальность, открытость его с другой, станут из внешних портретных деталей постепенно превращаться во внутренние психологические.

Вот Лида приезжает собирать деньги на погорельцев (второе ее появление в рассказе): "Не глядя на нас, она очень серьезно и обстоятельно рассказала нам..." (9,175). Вот она в споре "закрылась от меня газетой, как бы не желая слушать" (9,184). Наконец, в финале рассказа художник (и читатель) совсем не увидит ее лица, послышится лишь голос из-за закрытой двери (9, 190).

Постоянный портретный жест младшей сестры, прямо противоположный - удивленный взгляд - тоже повторен неоднократно, продлен во времени. "Когда я приходил, она, увидев меня, слегка краснела, оставляла книгу и с оживлением, глядя мне в лицо своими большими глазами, рассказывала о том, что случилось..." (9, 179). Как рассказывала, в данном случае не менее важно, чем предмет разговора. Чуть дальше: "Мы подбирали грибы и говорили, и когда она спрашивала о чем-нибудь, то заходила вперед, чтобы видеть мое лицо" (там же). Здесь снова жест предшествует диалогу, он значительнее и глубже. "Устремленные на меня печальные глаза" (9, 188) - одно из последних впечатлений художника в сцене объяснения в любви.

Дело, однако, не сводится только к этим деталям. В рассказе есть два развернутых сравнения, которые тоже нуждаются в адекватном прочтении. "Лида никогда не ласкалась, говорила только о серьезном; она жила своею особенною жизнью и для матери и сестры была такою же священной, немного загадочной особой, как для матросов адмирал, который все сидит у себя в каюте" (9, 181). Иронический механизм этого сравнения понятен: так подчеркнута отчужденность Лиды от окружающих, даже самых близких, людей. Сложнее и глубже оказывается другое сравнение в начале той же самой второй главы. Сразу после приведенных ранее слов художника о неприязни героини к нему и его пейзажам, следует его неожиданное воспоминание: "Помнится, когда я ехал по берегу Байкала, мне встретилась девушка-бурятка, в рубахе и штанах из синей дабы, верхом на лошади; я спросил у нее, не продаст ли она мне свою трубку, и, пока мы говорили, она с презрением смотрела на мое европейское лицо и на мою шляпу, и в одну минуту ей надоело говорить со мной, она гикнула и поскакала прочь. И Лида точно так же презирала во мне чужого" (9, 178). Образом здесь сказано больше, чем словами, автором - больше, чем повествователем-художником. В данном случае важен не только мотив презрения к "иноверцам" и чужакам, тоже постоянный для Лиды ("...по ее тону было заметно, что мои рассуждения она считает ничтожными и презирает их", - замечает повествователь во время спора - 9, 185), но и то, что презрение это почти физиологично, фатально и безраздумно, основано на полном невнимании к аргументам противоположной стороны. Бурятка презирает героя за его европейское лицо и шляпу. Но если шляпу можно снять, то как изменить лицо? Отметим также в этом фрагменте многозначительное "казалось": "Я, как ей казалось, был равнодушен к тому, во что она так крепко верила". Рассказчик, не впадая в оправдания и приукрашивание, осторожно прочерчивает границу между тем образом, который создает Лида, и реальным положением дел.

Для характеристики черно-белого мира, в котором пребывает героиня, важны и некоторые периферийные персонажи. В мире Чехова, собственно, нет героев, посторонних главному конфликту. На узкой площадке короткого рассказа и повести он просто не может этого себе позволить. При всей видимой естественности, иллюзии "подсмотренной жизни", его повествование жестко концептуально, системно на всех уровнях в гораздо большей степени, чем любой из предшествующих классических романов или даже рассказов (например, "Записок охотника"). Какое место в развитии сюжета занимает образ Белокурова? Есть ли этот персонаж лишь часть фона, своеобразная жанровая зарисовка, или его роль в рассказе более существенна? А. А. Белкин и Г. П. Бердников в свое время интересно писали о нем, не детализируя, однако, тему. Между тем характер этого героя, как представляется, прямо связан с главным конфликтом бытового сюжета.

Белокуров постоянно ходит в поддевке и вышитой сорочке, жалуется на то, что ни в ком не встречает сочувствия, длинно и нудно говорит о работе, философствует и... ровно ничего не делает. В финале рассказа, через 6-7 лет после событий, художник встречает его ничуть не изменившимся: это один из очевидных образцов "человека в футляре" передовых идей. И этот-то персонаж, данный в откровенно шаржированной манере, неоднократно соотнесен с главной героиней. Сцена обеда в первой главе написана словно бы в манере "параллельного монтажа".

Лида: "...говорила она много и громко - быть может оттого, что привыкла говорить в школе" (это "громко" тоже неоднократно повторится в рассказе).

Белокуров: "Зато мой Петр Петрович, у которого еще со студенчества осталась манера всякий разговор сводить на спор, говорил скучно, вяло и длинно, с явным желанием казаться умным и передовым человеком". "Зато" здесь не только противопоставляет героев. При всем различии воодушевления Лиды и флегмы Белокурова ключевые определения объединяют их речи: много - длинно.

В этой же второй главе есть сцена, изображающая Лиду, занимающуюся делом, о котором она так "много и громко" говорит: "В это время Лида только что вернулась откуда-то и, стоя около крыльца с хлыстом в руках, стройная, красивая, освещенная солнцем, приказывала что-то работнику. Торопясь громко разговаривая, она приняла двух-трех больных, потом деловым, озабоченным видом ходила по комнатам, отворяя то один шкап, то другой, уходила в мезонин; ее долго искали и звали обедать, и пришла она, когда мы уже съели суп" (9,180). Единственная деталь, изображающая дело героини (приняла двyx-трех больных, причем, торопясь и громко разговаривая), утоплена в этой длинной панораме в потоке бессмысленных действий, деловой шумихи, рассчитанной на внешний эффект: вернулась - приказывала - ходила - уходила - искали - звали - пришла. Дальше следует примирительный комментарий рассказчика: "Все эти подробности я почему-то помню и люблю..." Но он важен только для него самого, изображение и здесь говорит больше, чем слово, для авторской характеристики героини существенно композиционное "монтажное" соотнесение дела Лиды с "делом" Белокурова: вставал - ходил - пил пиво - жаловался (9, 174); "работал, так же как говорил - медленно всегда опаздывая, пропуская сроки" (9,177). В сцене обеда и приема больных в деловитой красивой девушке вдруг начинает проглядывать Белокуров.

Есть в "Доме с мезонином" еще одна откровенно "разоблачающая" подробность, может быть, не улавливаемая современным восприятием. Рессорная коляска, на которой героиня приезжает собирать на погорельцев, тоже поначалу выглядит как элемент описания. Но буквально на следующей странице он вступает в соприкосновение с рассказом Белокурова о том, что Лида получает только 25 рублей в месяц и гордится, что живет на собственный счет. Через два года Чехов напишет рассказ о настоящей, забитой нуждой, земской учительнице, которая живет на двадцать один рубль в месяц (9,341). И как он его назовет? - "На подводе". В гордости героини обнаруживается большая доля лицемерия или непонимания, точно так же как в ее служении делу - ставка на внешний эффект.

Степень "пригнанности" героини к ее идеям, соответствия слова и дела с помощью внутреннего контраста еще раз подчеркнута в той же сцене идеологического спора. Ответственное суждение Лиды: "Правда, мы не спасаем человечества и, быть может, во многом ошибаемся, но мы делаем то, что можем, и мы - правы. Самая высокая и святая задача культурного человека - это служить ближним, и мы пытаемся служить, как умеем. Вам не нравится, но ведь на всех не угодишь", - сопровождается коротким комментарием: "- Правда, Лида, правда,- сказала мать. В присутствии Лиды она всегда робела и, разговаривая, тревожно поглядывала на нее, боясь сказать что-нибудь лишнее или неуместное, и никогда она не противоречила ей, а всегда соглашалась: правда, Лида, правда" (9,185).

Человек, произносящий слова о служении ближним, рассматривает этих ближних как шахматные фигурки, которые можно передвигать в нужном направлении. Запуганная до невозможности мать, разрушенное счастье сестры - вот во что превращаются идеи в реальном поведении героини.

Однако, сводя воедино кольцо таких снижающих деталей и сопоставлений, имеем ли мы право видеть за ними авторскую позицию? Ведь перед нами форма повествования от первого лица, при которой сознание повествователя может вносить существенные коррективы в изображаемое, что в пределе может приводить к полному расхождению его оценок и позиции автора. Для Чехова, как представляется, повествование от липа "антигероя" и вообще сказовая манера нехарактерна, почти невозможна (ср. еще "Мою жизнь", "Огни", "Скучную историю"). Его перволичный повествователь весьма близок автору (хотя, конечно, не тождествен ему), их этические критерии совпадают. Отмеченное Л. Д. Усмановым совмещение голоса автора и героя в одном отрезке текста возможно лишь при таком повествователе. *

* (См.: Усманов Л. Д. 1) Структура повествования у Чехова-беллетриста // Вопросы литературе и стиля. Самарканд. 1969. С. 15-16; 2) Художественные искания в русской прозе конца XIX века. Ташкент. 1975. С. 26-28. )

Представим себе, что эту историю рассказывает героиня. Перед нами возникло бы "черно-белое" повествование о бездельнике-пейзажисте, который завел любовную интрижку с сестрой, и ее срочно пришлось спасать, отправив к тетке в Пензенскую губернию. Художник потому и становится повествователем, что он способен охватить и понять (попытаться понять!) разные точки зрения, среди всех героев рассказа его взгляд наиболее широк и универсален.

Его объективность по отношению к Лиде всячески подчеркивается, даже педалируется.

"Это была живая, искренняя, убежденная девушка, и слушать ее было интересно..." (9, 177).

"Эта тонкая, красивая, неизменно строгая девушка с маленьким, изящно очерченным ртом..." (9, 178).

"Лида может полюбить только земца, увлеченного так же, как она, больницами и школами... О, ради такой девушки можно не только стать земцем, но даже истаскать, как в сказке, железные башмаки" (9, 183).

Даже в конце рассказа, в эпилоге, художник не обвиняет ее, сохраняя ту же объективность и спокойствие интонации.

Художник почти ничего не рассказывает о себе. Кое-что мелькает в спорах и разговорах других. Но и эти немногие детали дают представление о сложной духовной работе, создают образ, отличающийся от того прямолинейного портрета, который рисует героиня.

Раньше уже упоминалась симптоматическая оговорка в начале второй главы: "Я, как ей казалось, был равнодушен..." В действительности дело обстоит по-иному. Заинтересованность и личностность спора в третьей главе подтверждают, что истоки кризиса художника лежат в области тех же самых вопросов, которые волнуют и Лиду. "Обреченный судьбой на постоянную праздность..." (9,174). Эта фраза в начале рассказа выглядит загадочно и может быть понятна только в соотнесении с идеологической линией сюжета, где в круг спора входит и проблема искусства.

Художник - пейзажист и, вероятно, талантливый. Но он видит страшную несоизмеримость и ненужность искусства в атмосфере "голода, холода, животного страха, массы труда" - деревни, какой она была при Рюрике, да так и осталась до сих пор. "Не теоретик и тем более не догматик, герой "Дома с мезонином" из породы тех людей... которым скучно жить и которые "недовольны собой и людьми" и раздражены, потому что неправильно, несправедливо устроена жизнь вообще и в частности ложны отношения интеллигенции к народу, ложно место художника в обществе", - справедливо замечает В. Б. Катаев. * Его отказ от работы, его истерический срыв вызван не равнодушием, а, напротив, ощущением кричащих противоречий действительности. Попытка вернуться к искусству ("мне снова захотелось писать") гаснет и больше, судя по всему, не возвращается.

* (Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. С. 236. )

Трудно проводить в данном случае прямые аналогии, но отказ его от искусства напоминает поступок гаршинского Рябинина из рассказа "Художники", человека, который предпочел искусству прямую практическую деятельность. Но и там гаршинский герой "не преуспел" (а ведь он занимался делом, которым в рассказе Чехова занимается Лида). Чеховский герой, обогащенный опытом прошедшего с 70-х годов времени, считает и школы одним из звеньев "цепи великой", которая опутывает народ. С этим и связан его отказ от работы: позиция не самодовольства, а отчаяния.

В связи с мотивом праздности и возникает, как представляется, наиболее ощутимый зазор между позицией рассказчика и автора. "Для меня, человека беззаботного, ищущего оправдания для своей постоянной праздности, эти летние праздничные утра в наших усадьбах всегда были необыкновенно привлекательны. Когда зеленый сад, еще влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым, когда около дома пахнет резедой и олеандром, молодежь только что вернулась из церкви и пьет чай в саду, и когда все так мило одеты и веселы, и когда знаешь, что все эти здоровые, сытые, красивые люди весь длинный день ничего не будут делать, то хочется, чтобы вся жизнь была такою" (9,179). На этот фрагмент в свое время обратил внимание А. А. Белкин: "Я затрудняюсь сказать, что это: ирония? Но герой так лирически проникновенен, что кажется иронически нарисованная картина ему мила. Но кому мила? Чехову? Художнику? Не путайте Чехова и художника". * Конечно, в нем есть "лирическая проникновенность", но есть и несомненная самоирония повествователя. Ведь он же через несколько страниц определит свой идеал совсем по-иному: "Призвание всякого человека в духовной деятельности - в постоянном искании правды и смысла жизни" (9,185). А какая там духовная деятельность в распивании чая и безделье!

* (Белкин А. А. Указ. соч. С. 242. )

Это трудно доказать аналитически, но все же кажется, что здесь позиции повествователя и автора расходятся в наибольшей степени, автор дистанцируется от своего героя, чтобы на следующих страницах снова сблизиться с ним.

Ощущение кризиса искусства как личного кризиса, характерное для сознания повествователя, позволяет, на наш взгляд, более точно прочесть финал рассказа. "Почему герой не поехал за Женей в Пензенскую губернию, чтобы вдали от Лиды сочетаться с ней узами брака?" - недоумевал в свое время А. Скабичевский. В самом рассказе нет и намека на какой-либо ответ. Но его можно гипотетически предположить. Бытовой сюжет "Дома с мезонином" связан с ситуацией rendez-vous, испытанием любовью, в высшей степени характерным для русского реализма. К ней Чехов обращается постоянно: в рассказах "Верочка", "На пути", незадолго до "Дома с мезонином" - в "Рассказе неизвестного человека".

"Владимир Иваныч, если вы сами не верите в дело, если вы уже не думаете вернуться к нему, то зачем... зачем вы тащили меня из Петербурга? Зачем обещали и зачем возбудили во мне сумасшедшие надежды?.. - спрашивает Зинаида Федоровна главного героя. - Когда я все эти месяцы мечтала вслух, бредила, восхищалась своими планами, перестраивала свою жизнь на новый лад, то почему вы не говорили мне правды, а молчали или поощряли рассказами и держали себя так, как будто вполне сочувствовали мне? Почему? Для чего это было нужно?"

"Трудно сознаваться в своем банкротстве, - оправдывается "неизвестный человек". - Да, я не верю, утомился, пал духом... Тяжело быть искренним, страшно тяжело, и я молчал" (8,205).

Мисюсь, конечно, не Зинаида Федоровна. Она более простодушна и менее требовательна, хотя ее тоже волнуют "вечные" вопросы. "А она слушала, верила и не требовала доказательств" (9,180). Пока не требовала! Но в ощущении героев есть нечто общее. Любовь художника обречена, потому что ему нечего предложить этой девушке, его дом разрушен, его вера - скептицизм и постоянное сомнение в себе. Поэтому потеря любимой воспринимается им как трагическая неизбежность, еще один удар судьбы (вспомним начальное "обреченный судьбой"). "Трезвое, будничное настроение овладело мной и мне стало стыд но всего, что я говорил у Волчаниновых, и по-прежнему стало скучно жить" (9,190-191). Поэтому в финале рассказа звучат не проклятия и обличения кому-то, а пронзительная грусть и меланхолия: "Мисюсь, где ты?" Вопрос не предполагает конкретного, "географического" ответа. Он - о другом. Может быть, об уходящей жизни и невозможном счастье.

Точно так же, как к ускользающему, невнимательному взгляду во многом "стягивается" характер Лиды Волчаниновой, в характеристике художника есть деталь, наиболее четко передающая его мировосприятие (на нее справедливо обращал внимание А. А. Белкин). В сцене спора герои конфликтно соотнесены буквально в одной фразе: "Она подняла на меня глаза и насмешливо улыбнулась, а я продолжал, стараясь уловить свою главную мысль ... (курсив мой. - И. С.)" (9,184). Главная мысль не дана как не требующая доказательств аксиома, до нее нужно доработаться, дойти . Позиция художника - это позиция человека, напряженно вглядывающегося в жизнь, ищущего, способного понять чужую точку зрения и подвергнуть сомнению свою. Она подлинно диалогична. Его отношения с Лидой (в авторском кругозоре) объясняются не разными взглядами на обучение крестьянских детей или искусство, а куда более общими причинами.

"Дом с мезонином" написан вовсе не для дискредитации "малых дел" (Чехов и сам немало занимался ими), рассказ не сводится и к лирической любовной истории. Внутренняя тема рассказа - в противопоставлении двух типов отношения к жизни , которые существуют за пределами идеологического спора: интеллектуального деспотизма, переходящего в деспотизм бытовой, и подлинного понимания, проникновения в сознание другого человека. "Дар проникновения" - это и есть то главное, что разводит чеховских героев или объединяет их. * В "Доме с мезонином" Чехов в очередной раз (вспомним хотя бы доктора Львова из "Иванова") напоминал, к каким трагическим последствиям ведет столкновение человека и идеи. Интеллектуальный деспотизм, нетерпимость могут скрываться под разными масками и тем не менее должны быть выявлены и рассекречены. В скромном, по видимости лирическом рассказе - предощущение проблемы, подлинное значение которой раскроется лишь в движении истории, когда под прикрытием высоких слов иногда могли совершаться самые страшные преступления. Чехов утверждает: важна не только идея, которую герой исповедует, не только мера его причастности к идее, но соотнесение ее с интересами каждой отдельной личности, ее личностность.

* (Таким образом, анализ подтверждает тонкое замечание, недавно мимоходом высказанное Э. А. Полоцкой: "Если идея может приравниваться к поступку, то, применяя, например, это положение к "Дому с мезонином", в противопоставлении художника Лиде Волчаниновой вместо контраста бездеятельности активному действию (как это чаще всего принято отмечать) легко увидеть противопоставление двух разных жизненных позиций" (Полоцкая Э. А. Поэтика Чехова: Проблемы изучения //Чехов и литература народов Советского Союза. Ереван. 1984. С. 169). )

На уровне бытового сюжета, этических оценок позиция автора сомнений не вызывает, акценты здесь расставлены очень четко, контур сюжета завершен, несмотря на открытый финал. Однако идеологический сюжет так и остается не замкнут, он имеет свою логику и - в конечном счете - обнаруживает взаимодополнительность и относительную неуязвимость противостоящих друг другу позиций. Такова структура многих повестей и рассказов Чехова ("Огни", "Моя жизнь", "Скучная история"), два сюжета текут параллельно, один проверяется другим, но идея не исчерпывается ее носителем, а ведет будто бы самостоятельное существование. Позиция автора при таком соотношении сюжетов оказывается пульсирующей. Повествовательная дистанция между автором и героем беспрерывно меняется, и одна из задач читательской активности заключается в выявлении логики таких пульсирующих изменений. Способы изменения чеховской повествовательной позиции - одна из самых острых исследовательских проблем. *

* (Уже после завершения этой работы появилась специально посвященная чеховскому рассказу книга, многие выводы которой близки изложенной концепции: Богданов В. А. Лабиринт сцеплений М., 1986. )