Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

УЛИСС. Альфред Теннисон
Перевод Алексея Квятковского
Группа вКонтакте https://vk.com/club52807207

Нет толку в том, что царь и сын царей,
У очага безмолвного,

Мне незачем от странствий отдыхать;
Я кубок жизни выпью без остатка.
Всегда готов был веселиться и страдать
Сполна…
С друзьями,
Иль один, украдкой,
На берегу морском,
иль у руля,
Летящего, к мерцающим Гиадам,
Сквозь шторм и тьму, и ветер,
Корабля…
И лишь тогда я обретал себя.

Я видел многое:
Людские города

Великих воинов,
Но всюду и всегда

И жажду битв я утолил тогда,
На поле брани,
У хвастливой Трои.

Я - часть того, что видел и узнал,
И Знанье почитал великим благом.
Но весь мой опыт - только лишь портал,
И мир за ним все шире с каждым шагом.

К чему ж скучать, не ржавый я клинок,
Что в ножнах спит, а не горит в руках,
Как будто жизнь - лишь воздуха глоток;
И сотни жизней мало,
мне ж дана -
Всего одна…
И ей отмерен срок.

Но каждый час, что удалось отнять
У вечного безмолвья принесет
Мне что-то новое;
Позор беречь себя
И падать духом, ждать за годом год,
Томиться дерзкой, трепетной мечтой:
Презреть пределы познанного мира,
Умчавшись вслед за павшею звездой.

Возлюбленный мой сын, мой Телемах,
Ему оставлю скипетр и державу.
Он позаботится о диких пастухах,
Терпением кротким усмирит их нравы,
Научит процветанию и добру;
Ему, не мне, по силам этот труд.

Безукоризненный, он станет центром сферы
Всеобщих дел, и преуспеет в том,
Богов-хранителей он славить будет верно,
Он выдержит, и я уверен в нем,
Когда простившись, выйду за порог:
И он и я свой выполним урок.

На пристань! Мой корабль уже готов,
Наполнен ветром белоснежный парус,
Моих соратников – отважных моряков,
Со мной проведших молодость и старость,
Не напугает темный горизонт.
Им, бесшабашным, все давно едино:
Что солнце, что грозящий небосклон
И жизнь моя от них неотделима.

Мы постарели, вольные сердца,
Но в старости особенная честь:
Смерть скроет все, но мы не ждем конца,
Для нас деянья доблестные есть,
Достойные величественных дел,
Тех, кто Богам бессмертным
вызов бросить смел.

Огни костров мерцают среди скал;
День завершен: царят луна и звезды.
Под нами бездна, позади причал.
И новый мир искать еще не поздно.

Мы отплываем, весла бороздят
Волну морскую звучными гребками,
Пока мы живы путь наш на закат,
На запад, там, где звезды исчезают;
Да, может статься, нас пучина поглотит,
А, может, ждут нас солнечные дали -
Тот берег, где Ахилл великий спит
И те, кого мы все когда-то знали.

Хоть пережить нам довелось немало,
И нет той Силы, что в былые дни
Вздымала Землю, небеса свергала,
Мы – не титаны, мы – всего лишь мы.
Пусть источили нас и время, и судьба,
Пока мы есть, с мечтой нам не расстаться;
Стремленья наши – поиск и борьба…
Бороться и искать,
найти и не сдаваться.

Оригинальный текст:

I cannot rest from travel: I will drink
Life to the lees: All times I have enjoy"d
Greatly, have suffer"d greatly, both with those
That loved me, and alone, on shore, and when
Thro" scudding drifts the rainy Hyades
Vext the dim sea: I am become a name;
For always roaming with a hungry heart
Much have I seen and known; cities of men
And manners, climates, councils, governments,
Myself not least, but honour"d of them all;
And drunk delight of battle with my peers,
Far on the ringing plains of windy Troy.
I am a part of all that I have met;
Yet all experience is an arch wherethro"
Gleams that untravell"d world whose margin fades
For ever and forever when I move.
How dull it is to pause, to make an end,
To rust unburnish"d, not to shine in use!
As tho" to breathe were life! Life piled on life
Were all too little, and of one to me
Little remains: but every hour is saved
From that eternal silence, something more,
A bringer of new things; and vile it were
For some three suns to store and hoard myself,
And this gray spirit yearning in desire
To follow knowledge like a sinking star,
Beyond the utmost bound of human thought.
This is my son, mine own Telemachus,
To whom I leave the sceptre and the isle,--
Well-loved of me, discerning to fulfil
This labour, by slow prudence to make mild
A rugged people, and thro" soft degrees
Subdue them to the useful and the good.
Most blameless is he, centred in the sphere
Of common duties, decent not to fail
In offices of tenderness, and pay
Meet adoration to my household gods,
When I am gone. He works his work, I mine.
There lies the port; the vessel puffs her sail:
There gloom the dark, broad seas. My mariners,
Souls that have toil"d, and wrought, and thought with me--
That ever with a frolic welcome took
The thunder and the sunshine, and opposed
Free hearts, free foreheads--you and I are old;
Old age hath yet his honour and his toil;
Death closes all: but something ere the end,
Some work of noble note, may yet be done,
Not unbecoming men that strove with Gods.
The lights begin to twinkle from the rocks:
The long day wanes: the slow moon climbs: the deep
Moans round with many voices. Come, my friends,
"T is not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew.
Tho" much is taken, much abides; and tho"
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven, that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield

Рецензии

У очага безмолвного,
средь скал, навек бесплодных,
Вдвоем с женою медленно стареет,
Законам учит пастухов безродных,
Что спят, едят и ничему не верят.

IT LITTLE profits that an idle king,
By this still hearth, among these barren crags,
Match"d with an aged wife, I mete and dole
Unequal laws unto a savage race,
That hoard, and sleep, and feed, and know not me.

Мне кажется, что оригинальную ритмику этого монолога надо сохранить, и сразу дать понять, что речь от первого лица. Думаю, хорошо при переводе сначала определить основной смысл переводимого куска, обязательный для отображения, а затем – все остальное, конечно стараясь ближе к тексту (именно так, поэтапно, никто и не делает, - но это должно быть в результате). Но конкретно по написанному: конечно, я царь, но мне такая жизнь скучна, - домашний очаг меня не прельщает, общение только с женой (старой к тому же) – неинтересно, забота о «диких» подданных, которые живут для того, чтобы перерабатывать пищу, и не знают меня как человека (в отличие от моих спутников) – and know NOT me (большое значение придается) - не даст никаких положительных результатов: ничто не радует душу. Все это говорится красиво и значимо, в шекспировском стиле, но смысл выражен современно четко: в жизни надо иметь интересы и всегда к чему-то стремиться.
Нет толку в том, что царь и сын царей, - да «сын царей» - возможно оправдано для контраста с настроением, но мне не кажется, что обязательно (все вполне практично).
У очага безмолвного, (не совсем понятно «безмолвного» - написал бы «остывшего» - нет радостей семейной жизни; еще два слога)
средь скал, навек бесплодных, («навек» лишнее; дополнить строку).
Касательно ритма и рифмы (думаю, что она здесь не требуется вообще) – таково мое предпочтение в данном случае. К примеру:

Скиталец вечный с сердцем ненасытным,
Я видел многое:
Людские города
Людей, обычаи, царей с блестящей свитой,
Великих воинов,
Но всюду и всегда
Я сам был не последим из героев,
И жажду битв я утолил тогда,
На поле брани,
У хвастливой Трои.

Рифма только простит.

Но совершенно искренне: думаю, что каждый сам волен решать, что и как делать, и Ваш вариант интересен, читается хорошо, дает представление о характере и смысле произведения.
Успехов и удач!

А. Теннисон
Одиссей

Не много пользы, праздным мне царем
Над островом скалистым, в доме сидя
С женой своей состарившейся рядом,
Судить, закон втолковывая быдлу,
Что ест, спит, копит, не внимая мне.
Что ж, так и прозябать? Нет, жизнь допить
Я должен без остатка. Ведь всегда
Страдал я, наслаждался с полной силой,
С любившими меня и одиноким,
На суше и когда, в потоках ливней
Дождевых Гиад, вздымалось в гневе
Сумрачное море. Я в мире стал
Неукротимого скитальца символ,
Столь многое познал, столь много видел -
Народы, нравы, города и царства,
Достойный муж, везде был с честью принят,
Пьянел восторгом битвы с равным мне,
В сражений грохоте у замеревшей Трои.
Теперь я часть всего, что в жизни встретил,
Но познанное служит лишь преддверьем
Непознанного мира, чьи границы
Я отдаляю, двигаясь вперед.
Пора уже, довольно медлить. Хватит
Ржаветь в углу, а не сверкать в боях!
Дышать не значит жить. Мне б не хватило
Нагроможденья жизней, а моей,
Единственной, и той осталось мало.
Но каждый час перед безмолвьем вечным
Приносит что-то новое. И низко
Хранить себя каких-то пару лет,
Свой поседевший дух томя желаньем
Нестись к познанью, словно метеор,
Презрев пределы мысли человека.
Вот он, мой сын, родной мой Телемах,
Кому оставлю скипетр и остров -
Он сможет дело царское исполнить,
С разумной осторожностью смягчит
Народ мой неотесанный, склонит
Его к смиренью для добра и пользы.
Приняв бразды правления, мой сын
Вести дела сумеет безупречно -
С народом ласков и богов достойно
Он станет почитать, когда уйду.
Ему- своя дорога, мне - своя.
Ждет мой корабль, полон ветром парус,
Мгла, ширь морей темна, но здесь матросы,
Что вынесли со мной все испытанья,
Всегда с веселой дерзостью встречая
И шторм, и солнце, все преодолев
Свободной волей и свободным духом.
Да, мы стары, но старость сохранила
Упорство в нас и честь. Смерть скроет все,
Но можно перед смертью совершить
То, что прославит нас, не переставших
Мужами быть, богам бросавших вызов.
Мерцают звезды, как костры на скалах,
Вверх медленно взбирается луна,
Разнесся стон пучин многоголосый.
Друзья, вперед. Еще не слишком поздно
Нам новый мир искать. Навалимся
И с мощным всплеском борозды пропашем.
Мы поплывем за край, где тонет солнце,
Где, омываясь, воскресают звезды.
И будем плыть, пока я не умру.
А если нас поглотит бездна моря,
Быть может, на Счастливых островах
Великого Ахилла вновь мы встретим.
Не все проходит - много остается.
Пусть нет в нас прежней силы, что могла
Заставить содрогнуться Землю с Небом,
Но сутью мы все теже. В том же ритме
Сердца, судьбой израненные, бьются
Отвагой и несокрушимой волей
Дерзать, искать, достичь, не отступать.

Перевод gorvic

Примечания переводчика

1. В оригинале стихотворение называется «Улисс» (Ulysses). Улисс, как известно, это латинская форма имени мифического греческого царя острова Итака Одиссея. Полагая, что Одиссей более знаком и близок русскоязычному читателю, я счел правильным использовать это имя.
2. Гиады - в греческой мифологии, дочери Атланта и Плейоны, бывшие нимфами дождя. После гибели на охоте их брата, умерли от горя, и Зевс превратил их в звезды. Звездное скопление Гиад находится в созвездии Тельца. Появление созвездия Гиад в небе Греции предвещало начало сезона дождей. Оттого Гиады и назывались дождевыми.
3. Счастливые (Блаженные) острова - в греческой мифологии это острова, где обитают в райских садах люди (и не только), получившие от богов бессмертие, и воскрешенные после гибели герои. Людям невозможно достичь Счастливых островов без помощи богов.
4. Оригинал стихотворения можно видеть, например,

Немного пользы в том, что, царь досужий,
У очага, среди бесплодных скал,
Я раздаю, близ вянущей супруги,
Неполные законы этим диким,
Что копят, спят, едят, меня не зная.
Мне отдых от скитаний, нет, не отдых,
Я жизнь мою хочу испить до дна.
Я наслаждался, я страдал - безмерно,
Всегда, - и с теми, кем я был любим.
И сам с собой, один. На берегу ли,
Или когда дождливые Гиады
Сквозь дымный ток ветров терзали море, -
Стал именем я славным, потому что,
Всегда с голодным сердцем путь держа,
Я знал и видел многое, - разведал
Людские города, правленья, нравы,
И разность стран, и самого себя
Среди племен, являвших мне почтенье,
Я радость боя пил средь равных мне,
На издававших звон равнинах Трои.
Я часть всего, что повстречал в пути.
Но пережитый опыт - только арка,
Через нее непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать - уж значит жить.
Брось жизнь на жизнь, все будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасен
От вечного молчания, и больше -
Весть нового приносит каждый час.
Копить еще какие-то три солнца, -
Презренно, - в кладовой хранить себя,
И этот дух седой, томимый жаждой,
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
Здесь есть мой сын, родной мой Телемах,
Ему оставлю скипетр я и остров, -
Возлюбленный, способный к различенью,
Неторопливой мудростью сумеет
В народе угловатости сровнять
И привести к благому ровным всходом.
Он безупречен, средоточно-четок,
Обязанности общие блюдя
И в нежности ущерба не являя,
Богов домашних в меру он почтит,
Когда меня здесь более не будет.
Свое свершает он, а я мое.
Вот порт. На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей. Мои матросы,
Вы, что свершали, бились, размышляли
Со мною вместе, с резвостью встречая
И гром и солнце, - противопоставить
Всему умея вольное лицо, -
Мы стары, я и вы. Но в старых годах
Есть честь своя и свой достойный труд.
Смерть замыкает все. Но благородным
Деянием себя отметить можно
Перед концом, - свершением, пристойным
Тем людям, что вступали в бой с богами.
Мерцая, отступает свет от скал,
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголосым гулом кличет бездна.
Плывем, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Отчалим и, в порядке строгом сидя,
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел - к закату парус править,
За грань его, и, прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звезды.
Быть может, пропасть моря нас проглотит,
Быть может, к Островам дойдем Счастливым,
Увидим там великого Ахилла,
Которого мы знали. Многих нет,
Но многие доныне пребывают.
И нет в нас прежней силы давних дней,
Что колебала над землей и небо,
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,
Ослабленных и временем и роком,
Но сильных неослабленною волей
Искать, найти, дерзать, не уступать.

Улисс

Немного пользы в том, что, царь досужий, У очага, среди бесплодных скал, Я раздаю, близ вянущей супруги, Неполные законы этим диким, Что копят, спят, едят, меня не зная. Мне отдых от скитаний, нет, не отдых, Я жизнь мою хочу испить до дна. Я наслаждался, я страдал - безмерно, Всегда, - и с теми, кем я был любим. И сам с собой, один. На берегу ли, Или когда дождливые Гиады Сквозь дымный ток ветров терзали море, - Стал именем я славным, потому что, Всегда с голодным сердцем путь держа, Я знал и видел многое, - разведал Людские города, правленья, нравы, И разность стран, и самого себя Среди племен, являвших мне почтенье, Я радость боя пил средь равных мне, На издававших звон равнинах Трои. Я часть всего, что повстречал в пути. Но пережитый опыт - только арка, Через нее непройденное светит, И край того нетронутого мира, Чем дальше путь держу, тем дальше тает. Как тупо-тускло медлить, знать конец, В закале ржаветь, не сверкать в свершенье. Как будто бы дышать -- уж значит жить. Брось жизнь на жизнь, все будет слишком мало. И сколько мне моей осталось жизни? Лишь краешек. Но каждый час спасен От вечного молчания, и больше - Весть нового приносит каждый час. Копить еще какие-то три солнца, - Презренно, - в кладовой хранить себя, И этот дух седой, томимый жаждой, Вслед знанью мчать падучею звездой За крайней гранью мысли человека. Здесь есть мой сын, родной мой Телемах, Ему оставлю скипетр я и остров, - Возлюбленный, способный к различенью, Неторопливой мудростью сумеет В народе угловатости сровнять И привести к благому ровным всходом. Он безупречен, средоточно-четок, Обязанности общие блюдя И в нежности ущерба не являя, Богов домашних в меру он почтит, Когда меня здесь более не будет. Свое свершает он, а я мое. Вот порт. На корабле надулся парус. Замглилась ширь морей. Мои матросы, Вы, что свершали, бились, размышляли Со мною вместе, с резвостью встречая И гром и солнце, - противопоставить Всему умея вольное лицо, - Мы стары, я и вы. Но в старых годах Есть честь своя и свой достойный труд. Смерть замыкает все. Но благородным Деянием себя отметить можно Перед концом, - свершением, пристойным Тем людям, что вступали в бой с богами. Мерцая, отступает свет от скал, Укоротился долгий день, и всходит Медлительно над водами луна. Многоголосым гулом кличет бездна. Плывем, друзья, пока не слишком поздно Нам будет плыть, чтоб новый мир найти. Отчалим и, в порядке строгом сидя, Ударим по гремучим бороздам. Мой умысел - к закату парус править, За грань его, и, прежде чем умру, Быть там, где тонут западные звезды. Быть может, пропасть моря нас проглотит, Быть может, к Островам дойдем Счастливым, Увидим там великого Ахилла, Которого мы знали. Многих нет, Но многие доныне пребывают. И нет в нас прежней силы давних дней, Что колебала над землей и небо, Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных, Ослабленных и временем и роком, Но сильных неослабленною волей Искать, найти, дерзать, не уступать. Перевод К.Д. Бальмонта

Текст оригинала на английском языке

It little profits that an idle king, By this still hearth, among these barren crags, Matched with an agèd wife, I mete and dole Unequal laws unto a savage race, That hoard, and sleep, and feed, and know not me. I cannot rest from travel: I will drink Life to the lees: all times I have enjoyed Greatly, have suffered greatly, both with those That loved me, and alone; on shore, and when Through scudding drifts the rainy Hyades Vexed the dim sea: I am become a name; For always roaming with a hungry heart Much have I seen and known; cities of men And manners, climates, councils, governments, Myself not least, but honoured of them all; And drunk delight of battle with my peers, Far on the ringing plains of windy Troy. I am a part of all that I have met; Yet all experience is an arch wherethrough Gleams that untravelled world, whose margin fades For ever and for ever when I move. How dull it is to pause, to make an end, To rust unburnished, not to shine in use! As though to breathe were life. Life piled on life Were all too little, and of one to me Little remains: but every hour is saved From that eternal silence, something more, A bringer of new things; and vile it were For some three suns to store and hoard myself, And this grey spirit yearning in desire To follow knowledge like a sinking star, Beyond the utmost bound of human thought. This my son, mine own Telemachus, To whom I leave the sceptre and the isle- Well-loved of me, discerning to fulfil This labour, by slow prudence to make mild A rugged people, and through soft degrees Subdue them to the useful and the good. Most blameless is he, centred in the sphere Of common duties, decent not to fail In offices of tenderness, and pay Meet adoration to my household gods, When I am gone. He works his work, I mine. There lies the port; the vessel puffs her sail: There gloom the dark broad seas. My mariners, Souls that have toiled, and wrought, and thought with me- That ever with a frolic welcome took The thunder and the sunshine, and opposed Free hearts, free foreheads-you and I are old; Old age hath yet his honour and his toil; Death closes all: but something ere the end, Some work of noble note, may yet be done, Not unbecoming men that strove with Gods. The lights begin to twinkle from the rocks: The long day wanes: the slow moon climbs: the deep Moans round with many voices. Come, my friends, "Tis not too late to seek a newer world. Push off, and sitting well in order smite The sounding furrows; for my purpose holds To sail beyond the sunset, and the baths Of all the western stars, until I die. It may be that the gulfs will wash us down: It may be we shall touch the Happy Isles, And see the great Achilles, whom we knew Though much is taken, much abides; and though We are not now that strength which in old days Moved earth and heaven; that which we are, we are; One equal temper of heroic hearts, Made weak by time and fate, but strong in will To strive, to seek, to find, and not to yield.