Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Толстой и Фет: опыт жизнестроительства
С общего доверия к художественному откровению началась эта дружба. Она объединила два опыта русской культуры, две ее традиции: у Толстого - опыт русского просвещения XVIII века с эзотерической рефлексией о человеке и космосе, с его нравственной внимательностью и Богоцентризмом, у Фета - русский онтологизм с его ностальгией по античным канонам, где поэт был ясновидящим, вопрошаемым об истине, по праву своего дара причастным Божественной мудрости.
В 60-е годы в споре славянофилов и западников-либералов с наступательной идеологией разночинцев Толстой и Фет заняли самостоятельную позицию, ставящую под сомнение способ идеологического мышления как такового. Основным для них оказался вопрос о новом качестве знания, которое открыто художнику и которое меняет качество жизни. Гносеологическая позиция – вопрос о новом качестве знания и жизни – сближала их, пожалуй, с Иваном Киреевским в его последних работах, хотя их акценты были разными: у Киреевского - на религиозном, а у Толстого и Фета - на художественном откровении.
На первый взгляд, нет ничего парадоксальнее двух этих имен – Толстой и Фет, – поставленных жизнью рядом. Хрестоматийный пример бездумности, легкости, “поэт весны и любви”, человек, заключивший пари с И. Введенским, что и через двадцать лет он будет отрицать бессмертие души и бытие Бога, “консерватор и крепостник” – Фет, и рядом Толстой, мучительно вопрошающий свою совесть о Боге, об истине, ищущий любви и жалости к ближнему. Немногочисленные исследователи, обратившие внимание на интересный феномен этой дружбы, искали объяснения ей в “общности дворянского инстинкта” или в “ограниченном восприятии жизни”. Такая постановка вопроса отчасти разъясняла, но не раскрывала существа коллизии. Оставалось неясным их совместное желание выйти из идейного контекста времени, их недовольство всеми существующими философско-эстетическими платформами. Оттолкнувшись от людей и концепций, не решавших вопросов, стоящих перед его совестью, Толстой неожиданно нашел себе единомышленника в лице Фета, человека, не искавшего компромиссов со своим временем, неутомимо противопоставлявшего голос Муз доводам пользы и необходимости. Эстетический максимализм поэта нес в себе возможность сознания такой реальности, в которой нашли резонанс и поддержку и подавля¬ющий мир толстовского творчества, и беспощадный разговор Толсто¬го со своей совестью, и заглядывание по ту сторону добра и зла. Это реальное поле интересов отстранило их от злобы дня, определило векторы их жизни и творчества.
В начале 60-х годов их умонастроению больше всего соответство¬вала позиция сторонников “чистого искусства”, которая несла в себе возможность разрешения противоречий времени в гармонических проявлениях духа, в искусстве. Существенное для “чистого искусст¬ва” противопоставление “временным идеалам” вечных истин озна¬чало для Толстого и Фета различение между интуитивно-сакраль¬ным и рационалистическим знаниями и было ограничено для них обоих. Сторонники “чистого искусства” противопоставляли соци¬ально-обличительной литературе нравственно-эстетический плато¬низм, радикальному рационализму – интуитивистские и метафизи¬ческие идеи. За этим стояло вполне определенное стремление повер¬нуть русскую общественную мысль к творческому источнику – ли¬тературе, философии, религии, вернуть ей потребность в непредвзятом, многостороннем познании, в “чистом искусстве”. Эту позицию позднее попробовал объяснить Н.Страхов: “Искусство свя¬зано естественно, по самой своей сущности, со всеми высшими инте¬ресами человеческой души и потому должно быть свободно, не долж¬но быть искусственно подчинено этим интересам.” (“Некрасов и Пуш¬кин”).
Толстому, недовольному обличительным тоном и утилитарным отношением к искусству, возобладавшим в “Современнике” после перехода критического отдела журнала в 1856 году от Дружинина к Чернышевскому, были более органичны идеи созерцательности и художественного откровения, которые отстаивали Дружинин, Бот¬кин, Анненков - его “бесценный триумвират”.
Ему была близка позиция “триумвиров”, которые подходили к духовным и общественным коллизиям через грани и аспекты истины, открытые художнику и поэту, - людям более изощренного слыша¬ния и видения мира. Интерес к новым областям художественного видения, открытие новой духовной реальности они предпочитали вынесению приговора над жизнью, тенденциозности, дидактике "на¬туральной школы" 60-х годов.
“Красота составляет вечную основу явлений мирового духа, осно¬ву всей неисследимой творческой силы вселенной” , – писал Бот¬кин в статье о Фете, которую Толстой назвал “катехизисом поэзии”.
Толстой был настолько захвачен этими идеями, что даже религию в этот период он сводил к искусству: “Христианство - оно все художе¬ство”, записал он. (Записная книжка, 17 февраля 1858 г.) Занятый напряженными поисками духовно-деятельных источников в жизни и литературе, он откликнулся на признание искусства высшей безус¬ловной реальностью, а также на идею мессианства художника, при¬званного учить людей, особенно важную в период, когда, в сущности, решался вопрос, за кем пойдет русское общество. “Неужели таков закон природы, что полезное противоречит прекрасному, цивилиза¬ция – поэзии?” спрашивал Толстой в минуту сомнения в “Отрывках из дневника” (т.5, стр.15). Он видел в искусстве реальную силу, способствующую сближению людей. “Рассерженную” обличитель¬ную литературу “желчевиков” он не принимал ни нравственно, ни эстетически, видя в ней подмену сакрального профаническим.
Как художника его особенно интересует в эти годы воздействие красоты на душу, заложенная в искусстве возможность преображе¬ния человека: “Вместо усталости, рассеяния, равнодушия ко всему на свете, которые я испытывал за минуту перед этим, я вдруг почув¬ствовал потребность любви, полноту надежды и беспричинную ра¬дость жизни... Вот она… красота и поэзия. Вдыхай ее..., наслаждайся, чего тебе еще надо! Все твое, все благо”, – так описывает он в “Люцер¬не” этот важный для него момент внутренней диалектики, ведущей к реальным отношениям с миром. Он всегда был повернут к внутреннему смыслу жизни и старался “дорыться до первоначальных слоев во всем”. Идея преображения под воздействием творчества увлекла Толстого возможностью непосредственного влияния мира платони¬ческих норм и первообразов на человека.
Оценка Толстым в “Исповеди” своих взглядов тех лет делает очевидными те ожидания, которые молодой писатель вкладывал в идею “чистого искусства”. Самой важной и раньше всех обманувшей его идеей была идея мессианизма, которую он хотел понимать, преж¬де всего, как идею духовного учительства. Вопрос о “литературном, учительстве” принимает вето глазах характер “очевидной лжи”.
Убеждение в том, что последняя истина только в искусстве, что только искусство дает “великое откровение” и особенно уверенность, что “увеличившееся благосостояние народов непременно поведет за собой и возвышение нравственных потребностей их” не были у Толстого безусловными даже во время наибольшего сближения с “триумвирами”. Они не выдерживали напора толстовского сомнения и нравственного анализа и оказались бессильными перед вопросами данными “только для того, чтобы они вечно оставались вопросами” (“Люцерн”). Попытки же Анненкова, Боткина и Дружинина соче¬тать эстетический платонизм с идеями социального прогресса были в его глазах эклектизмом и вскоре оттолкнули его от его “бесценного триумвирата”.
Взгляды этой поры Толстой назвал “сословно-писательскими”. Веру в них разрушил его вопрос самому себе: “что я знаю и чему мне учить?” Задав этот вопрос, Толстой невольно выделил себя из сферы общественно-философской проблематики, отмежевавшись тем самым от всех объективных рассудочных теорий, перенеся недовольст¬во временем на самого себя, вернувшись к своей задаче “сделаться лучше”. Внутреннюю алхимию делания самого себя и борьбу с собой, с низким в себе он противопоставил борьбе идей, мнений, обществен¬ной полемике, столь накалявшим атмосферу его времени. По уеди¬ненности позиции и занятости своим “душевным делом” (“Дело мое - душа и прочное дело жизни” Н. Гоголь) Толстого можно сравнить разве только с Гоголем, который в своей “Авторской исповеди” на¬звал себя человеком, проведшим “несколько лет внутри себя”. Про¬блематика Толстого всегда отличалась эгоцентричностью, нравст¬венным беспокойством и поисками ответов в самом себе.
Вопрос о принципиально иной умственной жизни, проникнутой “постоянной памятью об отношении всего временного к вечному и человеческого к Божественному” мог бы сблизить Толстого со славя¬нофилами. Поставленные славянофилами вопросы о связи с почвой, идея народного духа не могли не вызвать у него сочувствия. Однако, внимание к народному духу, тяготение к патриархальным нормам жизни не принимало у Толстого форм социальной доктрины. Он понимал свое дворянство как систему нравственных обязанностей перед крестьянами, землей. Это было живое, интуитивное восприя¬тие народного духа, природы, земли. Сформулированной К. Аксако¬вым проблеме “внутреннего состояния России” он противопоставил свою “внутреннюю Россию”, в целом симпатизируя славянофиль¬ской постановке вопроса о нравственном состоянии общества. На¬дежды, которые славянофилы возлагали на общину как инструмент социального и нравственного развития общества были не созвучны толстовским поискам ответов в себе, его недоверию к внешним реше¬ниям.
Толстой не мог найти общего языка со славянофилами и в очень важном вопросе об искусстве. Серьезные расхождения в их подходе к искусству проявились в возражении председателя Общества люби¬телей российской словесности А. С. Хомякова на речь Толстого при избрании его в члены общества в 1859 году, в котором Хомяков выступил как представитель тенденциозного искусства. Толстой под¬черкнул принципиальность различий между тенденциозным и собст¬венно искусством. В то время, как Достоевский в статье “Г.-бов и вопросы об искусстве” объяснял крайностями спора разделение ис¬кусства на “чистое” и “утилитарное”, Толстому с его повышенными надеждами на духовно-действенную литературу было важно публич¬но отмежеваться от тенденциозной литературы, отражающей вре¬менные интересы общества и потому односторонней.
“Как ни велико значение политической литературы, отражающей в себе временные интересы общества, как ни необходима она для народного развития, – говорил Толстой в своей речи в Обществе, – есть другая литература, отражающая в себе вечные общечеловеческие интересы, самые дорогие, задушевные сознанию народа, лите¬ратура, доступная человеку всякого народа и всякого времени, лите¬ратура, без которой не развивался ни один народ, имеющий силу и сочность.” Такая литература представляет собой “серьезное созна¬ние серьезного народа”, (т. 5, стр.273).
В том же году Толстой рекомендовал Фета в члены Общества любителей российской словесности. Фет выделялся своим максима¬листским требованием бесполезности поэзии даже среди сторонни¬ков “чистого искусства”. Субъективный опыт, “непосредственное знание” он противопоставлял напору общих мнений, объективируя свой внутренний мир, отстаивая его жестоко и последовательно, не¬смотря на внешнее добродушие поведения. Безусловное доверие своей поэтической интуиции, своему таланту были для него в высшей степени характерны. За его антирационализмом стояло ощущение более глубокой реальности, более серьезного синтеза. Музыкальная неуловимость его таланта, мир неясных намеков и ассоциаций, вы¬ражение тревоги “получувств”, внимание к тонким душевным лини¬ям и рисункам вели поэта к той реальности, где, по его словам, становилось очевидным “тайное сродство природы и духа или даже их тождество”.
Своеобразие поэтического опыта Фета – его сконцентрирован¬ность на душевном мгновении, на поэтическом “теперь”, сознатель¬ная направленность на интуитивное в себе, и новая душевная и духовная реальность, открываемая на этом пути как синтез природно-душевных начал, дающий прозрение “из времени в вечность” – все это приближало поэта к той же области знания, к которой стре¬мился Толстой своими путями. Максималистская позиция Фета, уве¬ренная погруженность во внутренний мир, в тот неиссякаемый по¬ток, в котором он видел единственно реальные основания жизни, – делали его позицию родственной Толстому.
Выросший в немецком пансионе, Фет был вскормлен немецкой романтической поэзией, оставаясь чуждым рационализму немецкой философии. Ему была близка новалисовская антитеза: “...кто не на¬ходит того, что ищет, пусть уйдет в мир книг и искусства, в мир природы – это вечное единство древности и современности, пусть живет в этой дамой церкви лучшего мира. Возлюбленную и друга, отечество и Бога обретет он в них”.
Но, в отличие от романтиков, к природе Фет подходил как работ¬ник. Метафизико-эстетский смысл, которой они вносили в эту анти¬тезу, сочетала него с трезвым практическим умом. Фет не прини¬мал ни платоновского пренебрежения к плоти и миру, ни отвлечен¬ной рассудочности. Диалектической мечтательности он предпочитал здравый дедовский опыт. Он отстаивал знание, которое включало бы целостный опыт человека – и в его связи с землей, и в его напряжен¬ных вопрошаниях неба. Его здравый смысл аналогичен глубокому смыслу, скрытому в народной традиции и прекрасно перекликался с созвучным поэту античным строем мышления.
Интерес к органической жизни природы и человека, убеждение в непознаваемости законов жизни, недоверие к разумным путям про¬гресса не случайны для Фета – за ними стояла серьезная область художественных и метафизических исканий, в которой они с Тол¬стым видели возможность новой духовной цельности.
За обращением в споре с современностью к правде земли, к правде “Буйвола и Лукашки” (Фет – Толстому, 4 апр. 1863) было слышание этого “импульса жизни”, философское оправдание которого они на¬шли впоследствии у Шопенгауэра. Убежденность, что естественная стихия, “роевая” жизнь ближе к платоновским первообразам, чем рационалистические концепции, восприятие полноты природной жизни, сущности жизни, а не ее “эфемерной оболочки”, под которой они понимали идейно-социальный контекст, полемически заострен¬ное недоверие к вопросам вроде: “достоинство гражданина, достоинство труда, женщины и прогресс” (Фет – Толстому, 19 ноября 1862) – были тем основанием, на котором строились отношения Толстого и Фета и дальнейший совместный опыт их жизнестроительства. Футуристическому и ретроспективному реформизму они противопо¬ставляли принятие существующих жизненных структур: (“Он мне про эмансипацию, а я стану редьку сажать”. А.Фет). Газетно-журнальным страстям они предпочли хозяйствование в своих имениях, видя в этом реальные формы связи с миром. В своем социальном статусе – дворянстве – они нашли модель всестороннего служения, включающем в себя служение таланту, земле, семье.
“Дворянский инстинкт” обоих писателей, о котором говорили некоторые исследователи и о котором писал сам Фет, указывая на “свежий неизломанный инстинкт патриархального помещика” Толстого, был, прежде всего, формой утверждения независимого внутреннего пространства. Творчество и земля для них оказались связанными своей “внеразумностью”, и в том, и в другом они искали сокровенный смысл. Фету было понятно и близко намерение Толстого через мир данности придти к высшему знанию.
Привычные формы литературных группировок и журнала оказывались недостаточными для утверждения их взгляда на мир, и по не могли состояться их планы совместного издания литературного журнала в 1857-1858 годах.
Подробнее о затеваемом журнале мы узнаем из письма Толстого В. Боткину, в котором Толстой предлагает ему участвовать в журнале, где, по предположению Толстого и Фета, должно было сосредоточиться “все, что является и явится чисто художественного” (4 янв. 1858).
На проекты издания журнала откликнулись многие писатели, с которыми Толстой и Фет сошлись во взглядах на искусство по вопросам, сформулированным Толстым в связи с намечаемой программе журнала в том же письме В. Боткину: “в теперешнее время... политический грязный поток хочет решительно собрать в себя все и еже не уничтожить, то загадить искусство”, необходимо организовать “чисто художественный журнал”, который объединит людей, верящих “в самостоятельность и вечность искусства”. Эти люди спасут “вечное и независимое от случайно-одностороннего и захватывающего политического влияния”. (4 янв. 1858 г.).
Опасения за судьбу искусства на время объединили Толстого и Фета с идеологами “свободного искусства” П. Анненковым и А. Дружининым, с либералом И. Гончаровым, с писателем-разночинцем А. Писемским и “чистым художником” А. Майковым. Цель журнала заостренно нетенденциозна: “Плакать и смеяться”. В этом журнале предполагалось утвердить иные художественные принципы, традиции высокого искусства, назначение его – “сделаться учителем публики в деле художественного вкуса”.
Однако у Толстого интерес к журналу был отодвинут более важным вопросом о знании, связанным с его внутренним самоопределением, с постоянно возвращающимся толстовским: “что я знаю и чему мне учить?” (т. 23, 5). Именно этим объясняется категорический тон в письме к Дружинину: “заносить меня в список литераторов не чем”.
Дружинин был далек от истины, когда пробовал объяснить толь литературной усталостью и творческими неудачами уход двух писателей из литературы. Бескомпромиссность Толстого и Фета в стремлении к органическому целостному знанию, снимающему одностороннюю ложь рассудочности, выдвигающему на первый план жизни духовный опыт, открытый поэту и художнику, и, вместе с тем, уме¬ние находить то же знание в практической земледельческой деятель¬ности определили “усадебную” форму их возражения современникам. Увидев недостаточность литературной оппозиции, они обрати¬лись к двум бесспорным реальностям – творчеству и земле – “...и холодная она и неразговорчивая, и важная, и требовательная, да зато уж такой друг, которого не потеряешь до смерти, а умрешь – все в нее же уйдешь”, – пишет Толстой Фету 12 мая 1861 года.
Вопрос об их “почвенничестве” неоднозначен. Фет искал и нашел в поместной жизни социальный статус, “душевную оседлость” и матери¬альную независимость. Она была для него сферой практической дея¬тельности, где заканчивалась безответственность рассудочных теорий. Позиция Фета была характерна разграничением областей, и в каждой из них он был максималистом. “Насколько в деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с бессознательным инстинктом (вдохно¬вением)..., настолько в практической жизни требую разумных основа¬ний, подкрепленных опытом”.
Для Толстого его хозяйственная деятельность была выражением близкой ему идеи управляющего, заботливо пекущегося о порученном ему имении – один из глубоких евангельских образов, к которому он постоянно возвращался.
Толстой и Фет были свидетелями утверждения в русском обществен¬ном мнении рационально-прагматических идей за счет интуитивно-сакральных. Их уход из писательско-журналистской среды был осозна¬нием несовместимости двух этих подходов, решением коллизии через уединение и творчество. Их мир, круг их жизни теперь составили деревенский поместный быт. В этом традиционном укладе жизни Толстой видел для себя большие нравственные возможности: “любовь к деревен¬ской помещичьей жизни... прелесть деревенской жизни... состоит не в спокойствии, не в идиллических красотах, но в прямой цели, которую она представляет, – посвятить жизнь свою добру – и в простоте, ясности ее” (т. 4, стр. 363). Литературную среду им заменило творчест¬во, адресованное друг другу. Добровольно взятые на себя заботы и обязанности, связанные с ведением хозяйства и с обучением кресть¬янских детей в яснополянской школе Толстого, они рассматривали как ту реальность, которая возвращала их к первоначальным жиз¬ненным отношениям – между хозяином и работником, учителем и учеником. Толстому свойственно было рассматривать эти отношения как опорные моменты человеческой жизни и общего миропорядка. Прав Г.Флоровский, утверждая, что “Бог для Толстого не столько Отец, сколько Хозяин, и человек работник у него”. И эту работу Толстой понимал как “духовную брань”, переделывание себя, при¬ближение к человеческому первообразу.
Такой же универсальной Толстой представлял идею учительства. Он подошел к ней, прежде всего, как искатель нравственно-эстети¬ческой истины. Это сказалось в устройстве яснополянской школы. О радикальности его подхода можно судить по статье: “Кому у кого учиться писать: крестьянским детям у нас или нам у крестьянских детей?”, где крестьянские дети выступали носителями знания.
На несколько лет Толстой увлеченно погрузился в педагогику: “Не перестаю думать об этом и... надеюсь из всего этого составить книги с тем заключением, которое вышло для меня из моего трехлет¬него страстного увлечения этим делом.” (Фету, 16 мая 1865 г.). Для Толстого его педагогические занятия были, в то же время, решением мучивших его нравственных вопросов. Свои обязанности в это время он представляет себе очень четко: “нужно Марфутку и Тараску вы¬учить хоть немного тому, что мы знаем”. (Фету, 23 фев. 1860).
Если Толстой в своей яснополянской учительской практике про¬бовал придти к возможному для него гармоническому отношению с миром, в котором согласовывалось для него учительство и учениче¬ство, то Фет в “латинской грамматике” думал найти панацею от всех бед. Для Толстого на всю жизнь занятия с “крестьянкиными детьми” остались “самым светлым периодом жизни” (т. 74, стр. 239), и его нравственный мир в 60-е годы нельзя понять без педагогических занятий. Устройство школы для крестьянских детей, интерес Толсто¬го к педагогике были для него формой воздействия на мир. Нуждаясь в связях с окружающим и теряя одни, Толстой искал и опробывал другие. Педагогика в это время дала ему “душевную оседлость, стро¬гость, гордость, силу” (Дружинину, 9 октября 1859 г.). В письме к Чичерину Толстой пишет о своих педагогических занятиях: “делаю дело, которое мне так же естественно, как дышать воздухом, и вместе такое, с высоты которого... я часто с преступной гордостью смотрю на вас прочих” (фев. 1860).
Подобно тому, как хозяйственная деятельность Толстого была ответом на политические и экономические идеи либералов и де¬мократов, так и его педагогическая деятельность была ответом на просветительские идеи времени. Он понимал свое дворянство как учительство, как систему обязанностей перед “младшим братом”. В педагогических занятиях для Толстого сходилось множество внутренних линий – и чувство дворянского долга, и руссоистский интерес к “природному” человеку, и возможность наблюдать дви¬жения детской души, управлять ими – задача, важность которой в духовном и социальном планах он хорошо слышал. Толстой стро¬ил свою педагогику по принципу “природосообразности” Яна Амо¬са Коменского, для которого учитель был слугой природы.
Этот интерес к человеческой природе, еще близкой к своим первоначальным формам, понимание естественной красоты ребенка были, без сомнения, близки Фету, однако, ему был чужд просветительский импульс педагогических занятий Толстого. И потому само поднимание “первоначального” сознания было у них во многом несхожим. Идея гармонии, возражение разладу, который нес в себе человек “железного века” носили у них неодинаковый характер.
Недовольство настоящим и неверие в будущее, выразившееся в.разочаровании в прогрессе, в поисках идеала, неизбежно обращали,взгляд поэта в прошлое. Это была форма пассеизма. Художественное, чутье Фета подсказывало ему искусственную действительность времен “Илиады”. В поисках идеального времени он воссоздал в самом себе эстетически завершенный мир античной поэзии и философии, подобно Чаадаеву считая, что “классического древнего мира недоставало нашему развитию”.
О силе тоски по совершенству прошедшего можно судить по стихотворению Фета “Диана”, приводившему в восторг Боткина, Тургенева, Достоевского, Некрасова. Достоевский в статье 1861 года ““Г-бов” и вопрос об искусстве” писал о “Диане”: “Это отжившее, прежнее, воскресающее через две тысячи лет в душе поэта... с такой силою, что он ждет и верит в молении и энтузиазме, что богиня сейчас сойдет с пьедестала и пойдет перед ним, “молочной белизной мелькая меж древами”.
Подходя к “прошедшему идеалу” Фета “не наивно, а исторически”, Достоевский видит в нем “бесконечный зов, тоску о настоящем”. Причина этой грусти и тоски, по Достоевскому, в том, что античной богине “е надо воскресать..., не надо жить, она уже дошла до высочай¬шего момента жизни; она уже в вечности”: “Я ждал... Но мрамор недвижимый Белел передо мной красой непостижимой”.
Фет вопреки исторической логике не хотел считаться с необратимо¬стью времени, и совершенство прошедшего он переносил в будущее. На настоящее он смотрел ("оглядывался") из прошлого. В письме к Толстому намечается то же противопоставление: "Когда сидишь с древними... да оглянешься на наш век, то разве можно назвать это смешным и глупым словом прогресс. У тех, как у Горация, у Ювенала сзади... Рим и целая твердая философия"... (7 июня 1884 г.) Идея Рима была определяющей в его философских ассоциациях.
Отказываясь от социальных реформ и общественных преобразо¬ваний как от утопий, Фет признавал свои поместные занятия един¬ственно реалистическим способом решения социальных проблем.
Вопрос об отношении к своему хозяйству, к обязанностям помещика получает для него еще большее принципиальное значение, становится вопросом о жизненных идеалах. И философия Шопенгауэра по¬могла Фету осознать “ту слепую волю, которой руководствовался всю жизнь” (Толстому, 27 мая 1880 г.), добиваясь потомственного дворянства.
В середине 70-х годов искание смысла жизни у Толстого стало идти вразрез со всем тем, что составляло содержание его жизни на протяжении десяти-пятнадцати лет: ни педагогика, ни семья, ни хозяйство уже не давали ему прежнего удовлетворения. Его интересы сосредотачиваются на “вечных” вопросах – о жизни и смерти, интерес к “жизнестроительству” уступает место концентрации на темах “потустороннего”. Но и в этот период, мучительно окрашенный мнениями, Толстой не отказывается от понимания необходимой его связи с землей, его долга перед ней. Осознание взаимной связи между почвой и сеятелем, их взаимной поддержки, и глубокое убеж¬дение в жизнеспособности этих отношений в противоположность головному вмешательству в строй жизни было общей чертой Толстого и Фета.
Раздумья Толстого над “отношениями конечного к бесконечному” (т. 23, стр. 36) привносят элемент напряженной рефлексии в их взаимоотношения, и в переписке этих лет размышления о конечной: цели бытия вообще и своего, в частности, занимают много места.
Представление о смерти у Толстого и Фета в 60-ых годах было многом сходным. Недаром Толстой был так откровенен перед Фетом: в выражении горестных чувств и мыслей после смерти брата. В письме к Фету 17 октября 1860 года Толстой делится с ним своими страшными сомнениями: “к чему все, когда завтра начнутся муки смерти со всею мерзостью, подлостью лжи, самообманывания”. В 60-ых годах это чувство отчаяния, страха, ужаса и бессилия перед неизбеж¬ностью заставило Толстого отказаться от идеи прогресса, но в то время Толстой противопоставил ему веру во внеразумные начала жизни. В первой половине 70-х годов основные начала жизни были поняты как воля, составляющая внутреннюю сущность мира. Вопрос о “ничтожестве”, остающемся за границами хотения жизни, вновь вернул Толстого к факту смерти. С годами он стал все более напря¬женно думать о философском смысле смерти, и ему казалось, что Фет во многом должен быть согласен с ним.
Толстой пишет Фету 3 мая 1876 года “я не встречал людей, которые бы так искренно, так взаправду смотрели на великую нирвану даже сансару. Люди обыкновенно об них не говорят”. Толстой, согла¬шаясь с Фетом, писал “я согласен, что, сколько бы я о ней ни думал, я ничего с ней не придумаю другого, как то, что эта Нирвана ничто” (30 января 1873 г.).
И Фет в письмах к Толстому называет смерть “отрицательной Нирваной, дверью в темноту”. (20 января 1873 г.).
Теперь Толстому в Фете становится близка другая сторона лично¬сти: способность “в этой жизни смотреть за пределы ее”. “Глубоко родственная... натура-душа” (28 апреля 1876 г.), так отзывается Толстой о друге, имея в виду эту общность.
Во второй половине 70-х годов – лейтмотивом их отношений стал общий пессимистический взгляд на жизнь.
Но только после духовного кризиса Толстого, о котором он писал своей “Исповеди”, уважение к великому таинству природы приняло у него характер “влечения” к смерти: “Эта была сила, подобная прежнему стремлению к жизни, только в обратном отношении. Я всеми силами стремился прочь от жизни” (гл. 4).
Вопрос о смысле конечного существования в бесконечном мире всей своей мучительной нерешенностью встал перед Толстым в свете философии Шопенгауэра.
К Шопенгауэру Толстого привели размышления о “всей сложно¬сти тех условий, при которых совершается история” (письмо Фету, 12 ноября, 1876 г.). Этот философ заинтересовал Толстого тем более, что рассуждая иным образом (“подходя с другой стороны”), он делает те же выводы, что и Толстой (“говорит...то же, что я”, Фету 10 мая 1869 года).
Искреннее сочувствие у Толстого вызывало стремление Шопен¬гауэра противопоставить социальным идеалам современников инди¬видуальную мораль. В “Мире как воле и представлении” философ говорит так: “именно к моральному сводится все по свидетельству нашего сокровеннейшего сознания, и коренится это моральное толь¬ко в индивиде как направление его воли... только жизнь индивида обладает единством, связью и истинным значением”.
Толстой в шопенгауэрском противопоставлении частного обще¬му, индивидуального – общественному услышал проповедь морального совершенствования, а Фет получил ту философию, которая систематезировала его требования к жизни.
Те прежние занятия, которые занимали большую часть его души и были смыслом его “конечного” бытия: творчество и семья – не утешали его в сознании тщеты жизни.
Фет старается свести всю нравственную работу Толстого к страху смерти, которому противопоставляет свое смелое безразличие к этим вопросам:
“Если я иногда и думаю о смерти, то без содрогания или отвращения, и мне кажется, что возиться с этой неизбежной операцией так упорно – малодушно”. (Толстому, 18 октября 1880 года).
Фету был чужд страх смерти: “небытие. Я его помню...”. Он, понимавший Толстого с полуслова, так же, как и Толстой, дороживший тоном понимания до полунамеков, который установился между ними, в вопросах этических исканий Толстого проявляет поразительную глухоту. Не случайно и признание Фета Толстому в том, что четвертую книгу “Мира как воли и представления” Шопенгауэра он “невзирая на красноречие, не понял” (28 сент., 1880 г.). Речь идет о размышлениях Шопенгауэра о справедливости, доброте и страдании с эпиграфом “Когда наступило познание, в то же время поднялась из, середины любовь”. Без знания этой “практической философии” Шо¬пенгауэра наше представление об этике сострадания Толстого будет неполным.
Фету была ближе и понятнее этика страдания (“Где радость теп¬лится страданья”), неизбежным следствием которой был фатализм и смирение перед бессмысленной, равнодушной жестокостью жизни: “не нужно и бессмысленно проповедовать воле не пожирать... страш¬но только бытие, т.е. жизнь, а не ее отрицание”. (Толстому, 18 октября 1880 года). Фет считал, что признание страдания основным законом жизни было благородной смелостью и истинным мужеством,: поставившим его над всеми: “для козявки и Наполеона страдание - страж на рубеже, который не надо переходить” (Толстому, 28 сентября 1880 года).
Следствием признания зла основой миропорядка было недове¬рие Фета к самосовершенствованию, его эгоцентризм связан в немалой степени с неприятием идеи сострадания, а его личный метафизический опыт исключал отвлеченные надежды на абсолютную справедливость. Мировоззрение Фета было трагично своей обнаженной безысходностью. Он не верил ни в земной, ни в небесный рай. А. Григорьев пишет о “страшном, хаотическом бро¬жении стихий... души” у молодого Фета и продолжает: “Я не видел человека, которого бы так душила тоска, за которого я больше боялся самоубийства”.
Но тем сильнее была вера и преданность Фета искусству, преклонение перед красотой мира и перед возможностями творчества: |
“Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.
С торжищ житейских бесцветных и душных,
Видеть так радостно тонкие краски".
Толстому с его идеалом возмездия, воздаяния за зло, мир в свете философии Шопенгауэра показался злой шуткой сыгранной кем-то всемогуще-жестоким. Вся его “внутренняя египетская работа”, его идеалы самосовершенствования становились бессмысленными, “если счастье людей в том, чтобы пожирать друг друга... как это выхо¬дит у Шопенгауэра” (Фету, 5 октября 1880 года)
Толстой видел смысл жизни в служении высшему нравственному принципу. Миру беспощадной шопенгауэрской вели он противопо¬ставил христианскую идею непротивления - один из самых мощ¬ных нравственных императивов: “счастье в том, чтоб не противиться злу и прощать и любить ближнего” (Фету, 5 оютбря 1880 г.). Учение Христа вернуло Толстому мир справедливости, веру в который “рас¬пял Шопенгауэр”, стало “возвещением о благе в жизни”.
И в вере миллиардов, в их неразумном знание нашел Толстой для себя опору, дающую возможность жить. Волю Шопенгауэра замени¬ла вера как основа жизни: “Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит” (гл. 9). В вопросах веры в “бесконечного Бога”, “связи дел людских с Богом, понятиях нрав¬ственного добра и зла” (гл. 9) Фет, воспитанный в античных сто¬ических образцах, уже не мог быть понимающим собеседником.
В толстовском восприятии христианства отчетливо видна пе¬чать русского XVIII века – смесь просветительной нормативно¬сти с масонством, нравственного пафоса с религиозной рефлексией. Фет, не принимавший рационалистической рефлексии Толстого и наблюдавший со стороны его нравственные искания, отдавал долж¬ное напряженности и универсальности совершавшейся в нем внут¬ренней работы. “Держишься единственного Льва Николаевича и Ясную Поляну, представляющую действителыую Ясную Поляну в непроглядном мраке нравственного дремучего леса”, – писал он Тол¬стому 31 марта 1878 года.
Вспыхнувший временный интерес Толстого к Гомеру и Геродоту, о котором он пишет “любителю антиков” Фету, не внес больших изменений в содержание их отношений. Хотя заново перечтенная “Илиада” заставила его согласиться с необходимостью античного опыта для русской образованности – “Можете торжествовать – без знания греческого нет образования”, “из всего истинно прекрасно¬го... что произвело слово человеческое, я до сих пор ничего не знал”, (1 января 1871 г.) – в самом главном вопросе, вопросе о знании, он не извлек для себя ничего нового: “...какое знание? Как его приоб¬ретать? Для чего оно нужно? На это у меня есть ясные, как день, доводы". (1 января 1871 года). Античный логос ничего не прибавил к динамической модели христианского подвига которая завладела Толстым.
Впервые Толстому открылась степень его разногласий с Фетом по прочтении присланного ему последним своего стихотворения “Ни¬когда”. При одинаковом интересе к темам потустороннего, при одинаковой постановке вопроса:
“...Кому же берегу
В груди дыханье? Для кого могила
Меня вернула? И мое сознанье
С чем связано? И в чем его призванье?
Куда идти, где некого обнять,
Там, где в пространстве затерялось время?”
Толстой по-другому смотрит на жизнь и смерть. Он пишет: “Я отвечаю на него иначе, чем вы. Я бы не захотел опять в могилу. Для меня остаются еще мои отношения к Богу, т.е. отношения к той силе, которая меня произвела, меня тянула к себе и меня уничтожит или видоизменит”.
Подробно свои “отношения к Богу” Толстой изложил Фету много лет спустя, только в 1880 году.
В любви к Богу оказались сведенными два равнозначительных для Толстого внутренних начала – разум и сердце, желания людей и благо. Социальное благо открылось ему как результат внутренней уравновешенности, найденной благодаря вере. Как и у Киреевского, “внутренняя цельность мышления” у Толстого становится доступной “верующему разуму”, в котором исчезает различие между нравст¬венностью и знанием, образованностью и совестью, и истина духов¬ная становится мерилом произвольных истин человеческого рассуд¬ка: “счастье людей должно состоять в непротивлении злу и любви, и разумении разумного. Как же мне не любить, не верить, и не следо¬вать тому свету, при котором благом мне представляется то, к чему стремится мое сердце, то, что возможно, то, что если бы другие видели в нем благо, дало бы всем высшее счастье, то, вследствие чего весь мир живых людей являлся не какой-то злой шуткой кого-то, а той средой, в которой осуществляется вместе и разумение, и благо”. (5окт. 1880 г.).
Христианская истина вернула Толстому более целостный и высо¬кий мир, нежели тот, который они, возражая своим современникам, смогли построить с Фетом. Их дружба оказалась ступенькой к новой “духовной брани”, которая открылась Толстому в христианстве. Их совместное “исканье жизнью” закончилось. Толстой уже безуспешно стучался в двери Оптиной Пустыни.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

ФЕТ (Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820-1892) - известный русский поэт. Фета считают одним из самых ярких представителей «чистого искусства» в русской поэзии. Поэт признавался: «Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо, кроме красоты». Красоту же он видел в природе, любви, в музыке и живописи, которые и стали главными темами его поэзии. Стихи Фета о природе необыкновенно разнообразны и могут быть названы лирикой настроений, поэтому справедливо определение Фета как одного из первых в русской поэзии импрессионистов (Импрессионизм - особое направление в искусстве XIX века, сложившееся во французской живописи в 70-е годы. Импрессионизм означает впечатление, то есть изображение не предмета как такового, а того впечатления, которое этот предмет производит, фиксация художником своих субъективных наблюдений и впечатлений от действительности, изменчивых ощущений и переживаний. Особым признаком этого стиля было «стремление передать предмет в отрывочных, мгновенно фиксирующих каждое ощущение штрихах»): он изображает не столько предметы и явления, сколько отдельные обрывки явлений, тени, эмоции. В итоговом собрании сочинений Фет сгруппировал стихотворения под рубриками «Весна», «Лето», «Осень», «Снега», «Море». Для лирики Фета характерен умиротворяющий ночной пейзаж, увлекающий душу прочь от треволнений жизни: «Месяц зеркальный плывёт по лазурной пустыне…» (1863), «Ночь и я, мы оба дышим…» (1891). В любовной лирике поэта увлекает поэзия деталей и уловление отдельных моментов становления чувства. Отсюда вытекает характерная для него фрагментарность образов: «На заре ты её не буди…» (1842), «Когда мои мечты…» (1844). Любовная и пейзажная лирика составляют единое целое, поэтому близость к природе тесно связана с любовными переживаниями. В знаменитом стихотворении «Шёпот, робкое дыханье…» (1850, редакция Тургенева, редакция Фета– «Шёпот сердца, уст дыханье…») чувства влюблённых (первый стих) поставлены в синонимический ряд с картинами природы: «Трели соловья, / Серебро и колыханье/Сонного ручья». «Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий таких тем, которые легко поддаются выражениям словом» (П. И. Чайковский). Одной из важнейших жанровых форм лирики Фета является романс – художественная форма, в которой повтор вопросительных, восклицательных интонаций придаёт тексту вид строго организованного целого. Это объясняет, почему стихи Фета неоднократно становились предметом музыкальных переложений. В лирике Ф. раскрываются психические состояния, а не процессы; впервые в русскую поэзию Ф. вводит безглагольные стихи («Шопот», «Буря» и др.). К концу жизни Ф. его лирика все более становилась философской. Любовь превратилась в жреческое служение вечной женственности, абсолютной красоте, объединяющей и примиряющей два мира. Природа выступает как космический пейзаж. Одной из основных у Ф. становится тема прорыва в иной мир, полета, образ крыльев. В поэзии Фета появляется оттенок пессимизма в отношении к земной жизни; его приятие мира теперь это не непосредственное наслаждение праздничным ликованием «земной», «плотской» жизни вечно-юного мира, а философское примирение с концом, со смертью как с возвращением к вечности.

Творчество Фета характеризуется стремлением уйти от повседневной действительности в «светлое царство мечты». Основное содержание его поэзии - любовь и природа.

Самый яркий пример - стихотворение «Шёпот, робкое дыханье…».

Шёпот, робкое дыханье,

Трели соловья

Серебро и колыханье

Сонного ручья

Свет ночной, ночные тени

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слёзы,

И заря, заря!..

В этом стихотворении нет ни одного глагола. Однако статичное описание пространства передает само движение времени.

Глава I. История знакомства и характер взаимоотношений Л.Н.Толстого и

Глава II. Эстетические взгляды Л.Н.Толстого и А.А.Фета - основа их творческих взаимодействий.

Глава III. Л.Толстой - «редактор» стихотворений А.Фета.

Глава IV. Поэзия А.Фета в творческой мастерской прозаика

Л.Толстого.

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Матвеева, Нелли Николаевна

Общеизвестно, что А.А.Фет и Л.Н.Толстой находились в дружеских отношениях. Наиболее подробно содержание этих отношений исследовала С.А.Розанова1. Она первой обратила внимание на важность для литературы личных и творческих взаимоотношений двух литераторов второй половины XIX века и показала в своей работе хронологическую историю их многолетней дружбы. Коснулась она и творческих связей писателей.

Долгое время над названной темой работал и Е.А.Маймин. В своей статье «А.А.Фет и Л.Н.Толстой»2 он объясняет причины возникновения взаимных человеческих симпатий между людьми, которые во многом были разными. Значительное место в этой работе уделяется переписке Фета и Толстого - замечательному памятнику их дружбы и творческого взаимодействия. Е.А.Маймин первым уделил столько внимания переписке писателей.

О творческих взаимодействиях Фета и Толстого писали в своих работах и другие исследователи их творчества3. Так, в кандидатской диссертации Л.И.Черемисиновой4 исследуется взаимодействие писателей в контексте историко-литературного движения, раскрываются эпические тенденции творчества Фета, их связь с эстетической системой Толстого. Автор рассматривает взаимопроникновение художественных миров Фета и Толстого. В работе впервые анализируется земледельческая программа Фета, ставшая одним из источников романа Толстого «Анна Каренина».

Между тем вопрос о творческих взаимодействиях двух писателей заслуживает дальнейшего изучения.

Актуальность настоящего диссертационного исследования обусловлена интересом к изучению творческих взаимодействий писателей, особенностей их писательской манеры, возможностей изменений, вносимых авторами под непосредственным воздействием рекомендаций современников - оппонентов («редакторов») в тексты произведений, созданных в период особенно тесного личного и творческого взаимодействия, а также к использованию писателямисовременниками творческих открытий друг друга при создании собственных произведений.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые взаимное влияние двух писателей второй половины XIX века рассматривается в нем системно. Мы попытались свести воедино все наблюдения наших предшественников и посмотреть на этот процесс как на двунаправленный.

В работе сделана попытка выявить максимальное количество как реальных примеров взаимодействия, так и его форм. Намечена конкретная типология этих форм.

Научная новизна работы определяется также изучением одной из особенностей творческой манеры Фета, которая заключается в использовании поэтом в качестве «редакторов» его произведений друзе й-л итераторов, в первую очередь, Л.Н.Толстого, с которым поэт вел интенсивную переписку в 60-е и 70-е годы.

Впервые вводится в научный оборот ряд архивных материалов, в частности, пометы Толстого на книгах стихотворений Фета.

Все вышесказанное позволяет сформулировать цель настоящего исследования: исследовать механизм творческого взаимодействия писателей с учетом фактов их многолетнего дружеского общения.

Достижению поставленной цели служат следующие задачи:

1) проследить хронологию взаимоотношений А.Фета и Л.Толстого, установить причины их сближения и разрыва;

2) сопоставить эстетические взгляды художников;

3) определить место Толстого в качестве «редактора» стихотворений Фета, рассмотреть его роль при создании и переработке конкретных произведений;

4) выявить формы воздействия поэзии Фета на прозу Толстого, определить круг тем, мотивов и образов, характерных для творчества обоих художников;

5) наметить типологию выявленного творческого взаимодействия писателей друг с другом.

При решении поставленных задач использованы биографический, сравнительно-исторический, текстологический методы исследования. В работе привлекаются и архивные материалы.

Предметом исследования явилось творчество двух писателей второй половины XIX века, рассматриваемое в различных формах взаимодействия. Из огромного числа стихотворений Фета мы выделяем те, которые были созданы в период наиболее активного творческого сотрудничества Фета и Толстого, то есть в 60-70-е годы. Из произведений Толстого будем рассматривать написанные в эти же годы романы «Война и мир» и «Анна Каренина», в которых воздействие лирики Фета проявилось особенно очевидно.

Особое внимание обращалось на изучение правок текстов и помет в них, а также на архивные материалы. Большое значение для работы имели прямые свидетельства писателей (эпистолярное наследие, мемуарные источники), которые позволили установить роль советов, рекомендаций, замечаний, высказанных Толстым и Фетом в адрес друг друга. Привлекаются также публицистические статьи, воспоминания и отзывы современников, биографов писателей.

Характер исследуемого материала определяет структуру работы. Она состоит из введения, четырех глав и заключения.

В первой главе работы рассматривается история знакомства и характер личных взаимоотношений двух писателей, которые трудно отделить от творческих.

Во второй главе сопоставляются взгляды поэта и прозаика на литературу и искусство, особенно на искусство поэзии и поэтическое словоупотребление. Многие высказывания Толстого и Фета помогают объяснить сходства и различия их творческих манер, осознать критерии оценок, требований, предъявляемых писателями к произведениям друг друга.

В третьей главе рассматривается влияние Толстого на Фета, роль Льва Николаевича в редактировании фетовских текстов.

История текстов фетовских стихотворений наиболее подробно изложена в работе Б.Я.Бухштаба, затем в его же комментариях к стихотворениям А.А.Фета5. Известный фетовед рассматривает «своеобразную потребность творческой личности Фета» в «сторонних указаниях». Б.Я.Бухштаб упоминает всех известных «редакторов» стихотворений поэта, оценивает роль основных из них - И.С.Тургенева и Н.Н.Страхова.

Тургеневскую редактуру сборника стихотворений 1856 года подробно рассматривает также Д.Д.Благой6.

Недавно новый взгляд на редакцию стихотворений Фета изложил M.J1. Гас паров7, который подробно проанализировал итоги правок Тургеневым концовок фетовских стихотворений. М.Л.Гаспаров пришел к выводу, что в большинстве случаев такие правки имели «противоположный намерениям Тургенева результат». Однако роли Толстого как «соавтора» лирики Фета до недавнего времени уделялось недостаточно внимания. Наша работа призвана в некоторой мере восполнить этот пробел.

В третьей главе анализируются стихотворения поэта, которые дорабатывались с учетом советов или замечаний Толстого. Не меньший интерес представляют такие замечания, которые в работе условно названы правками «в духе Толстого». Кроме того, к исследованию привлекаются стихотворения Фета, прямые отзывы Толстого на которые нам неизвестны. Однако эти стихотворения тоже имеют значительные правки. Предполагается, что Фет в работе над ними так или иначе (возможно, неосознанно) учитывал замечания Толстого, сделанные по поводу других стихотворений.

Проведенное исследование разных редакций фетовских текстов ясно показывает влияние Толстого на творческий процесс поэта, позволяет оценить особое место писателя среди других советчиков - редакторов и, кроме того, позволяет увидеть отличия его замечаний от требований других современников.

В четвертой главе рассматривается обратный процесс - конкретные формы воздействия лирики Фета на прозу Толстого. Для этого нам показалось необходимым сопоставить отдельные стихотворения поэта и отрывки из романа Толстого, тематически и образно перекликающиеся.

Проведенное сравнение подтверждает, что творческое взаимодействие Фета и Толстого осуществлялось в русле особенностей литературной эпохи, прежде всего - в том, что поэзия 1880-х годов сыграла большую роль в становлении романа. Именно в это время происходит переоценка значения поэзии и одновременно с этим зарождается метод русской психологической прозы. Роль поэзии оказалось неоценимой для раскрытия душевной жизни героев.

Сравнительный анализ межтекстовых связей позволяет сделать вывод о том, что творчество обоих художников насыщено сходными жизненными реалиями, мотивами, перекличками, образным строем, общими настроениями. В поэзии Фета и романах Толстого «диалектика души» проникает в образы природы, оба писателя придают важное значение связям между чувствами и переживаниями человека и природой.

Главный вывод, к которому мы пришли, заключается в том, что в результате личного и творческого взаимодействия писателей происходит процесс творческого обогащения друг друга. Причем не важно, как происходит этот процесс: осознанно или неосознанно. Разнообразные формы творческого взаимодействия А.Фета и Л.Толстого помогают нам понять особенности реального литературного процесса второй половины XIX века, а через них - общие для этого процесса закономерности.

Практическая значимость работы заключается в том, что сделанные в ней непосредственные наблюдения могут быть использованы в лекционном вузовском курсе по истории русской литературы второй половины XIX века, на практических занятиях и семинарах, в преподавании литературы в школьном курсе, в среднем учебном заведении (педагогическом колледже), непосредственно при анализе стихотворных текстов.

Основные положения и результаты нашли отражение в пяти публикациях и выступлениях на трех конференциях («Л.Н.Толстой как редактор фетовских текстов», Вторые Майминские чтения, Псков, 1998; «А.А.Фет и Л.Н.Толстой (к проблеме параллелей и взаимодействий лирики и прозы)», Третьи Майминские чтения, Псков, 2000; «Писатели-современники в творческом процессе А.Фета», Вторая Международная конференция «Литературный текст: проблемы и методы исследования», Тверь, 1998; «К истории фетовских текстов», Дергачевские чтения - 98. Международная научная конференция, Екатеринбург, 1998; «Севастопольское братское кладбище» А.Фета и «Севастопольские рассказы» Л.Толстого», Дергачевские чтения - 2000. Международная научная конференция, Екатеринбург, 2000).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Розанова С.А. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы) // Русская литература. - 1963. - №2. - С.86-107.

3. См. об этом: Озеров Л.А. А.А.Фет (О мастерстве поэта). - М.: Знание, 1970; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». -Л.: Худож. лит., 1971; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». - Л.: Худож. лит., 1977; Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. - Л.: Худож. лит., 1974; Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. - Л.: Наука, 1975; Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX в. Развитие стиля и жанра. - М.: Современник, 1978; Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н.Толстого. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981; Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция) // Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. - М.: Современник, 1981. - С. 119-149; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет. Очерк жизни и творчества. - Л.: Наука, 1990.

4. Черемисинова Л.И. А.А.Фет и Л.Н.Толстой. Творческие связи. - Л., 1989.

5. Бухштаб Б.Я. Судьба литературного наследства А.А.Фета // Литературное наследство. - М., 1935. - Т. 22-24. - С. 564-581; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1937. - С. V-XXV; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1959.-С. 5-78.

6. Благой Д.Д. Из прошлого русской литературы. Тургенев - редактор Фета // Печать и революция. - 1923. - Кн. 3. - С. 45-64; Благой Д.Д. Мир как красота (О «Вечерних огнях» А.Фета) // Фет А.А. Вечерние огни. - М.: Наука, 1979.

7. Гаспаров М.Л. Композиция лирических стихотворений // Теория литературы. В 4-х т. Т. 2. Произведение. - М.; Наследие, в печати.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Л. Толстой и А. Фет"

Результаты исследования показывают, что художественные миры писателей-современников взаимопроницаемы. Они взаимопроницаемы даже тогда, когда нет непосредственных творческих контактов, а происходит только опосредованное воздействие (например, так было с правками «в духе Толстого»), В этом, мы полагаем, заключается теоретический смысл проведенного нами исследования, выходящий за рамки историко-литературного аспекта в осмыслении контакта двух писателей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой работе мы на примере двух выдающихся писателей прошлого века попытались показать, что дает изучение творческих взаимодействий прозаика и поэта, как реально стих и проза взаимодействуют в литературе, как поэзия влияет на прозу и наоборот.

В результате проведенного исследования нам представляется возможным говорить о типологии литературного воздействия друг на друга писателей, живших в одно и то же время.

Мы выделяем следующие формы такого взаимодействия:

1) Непосредственное личное общение писателей.

Известно что, Фет и Толстой были знакомы, дружили более двадцати лет, в 60-70-е годы XIX века неоднократно встречались в Ясной Поляне, в Москве, в Новоселках, Воробьевке. Приезжали друг к другу в гости. Мы предполагаем, что решение Фета стать помещиком, заниматься сельским хозяйством, создавать деревенские очерки не в последнюю очередь явилось результатом этого непосредственного общения. Так, Толстой советовал Фету, как лучше вести «хлебопашество». В 60-е годы Толстой временно был увлечен тем же.

Примером данной формы взаимодействия является создание Фетом, вдохновленным пением Т.А.Кузминской, стихотворения «Сияла ночь. Луной был полон сад.»

2) Переписка писателей.

Фет и Толстой на протяжении многих лет, с 1858 по 1881 годы, вели активную переписку. Нам известно 171 письмо Толстого к Фету и 139 писем Фета. С 1881 года функцию переписки взяла на себя С.А.Толстая. Однако Фет знал, что его письма будут прочитаны и Л.Н.Толстым. Основная часть этой переписки приходится на 80-е годы.

Примером творческих контактов через переписку может служить проанализированный нами процесс создания горских песен. Такого контакта у Толстого с другими поэтами не было. Толстой в письме от 26 октября 1875 года приводит прозаический перевод песен горцев. Фет переложил эти переводы в стихи, послал их Толстому, а затем опубликовал под названием «Песни кавказских горцев».

3) Обращение к единому внешнему источнику, формирующему эстетические взгляды писателей (в частности, к философии Артура Шопенгауэра).

В результате общения у Фета и Толстого возник общий литературный замысел перевести труды Шопенгауэра. Однако каждый из писателей решал эту задачу по-своему.

4) Взаимодействие эстетических концепций.

Толстой и Фет неоднократно высказывали свои взгляды на искусство и литературу. Мы убедились, что во многом их взгляды совпадали, особенно в ранний период творчества. Встречаются высказывания как в их статьях, так и в письмах. Можно с определенной уверенностью утверждать, что они читали статьи друг друга и делали собственные выводы. Так или иначе, мы находим отражения их взглядов и представлений в творчестве.

Примером такого взаимодействия могут являться статья Фета «О стихотворениях Ф.Тютчева», опубликованная в феврале 1859 года, и устное выступление Л.Толстого в защиту «чистого искусства», близкое по духу фетовскому.

5) Критика в адрес друг друга.

И Фет, и Толстой часто высказывались по поводу произведений друг друга. Критические отзывы есть как в письмах, так и в непосредственных высказываниях писателей.

Примером этой формы взаимодействия является обсуждение статьи Фета «Наша интеллигенция». Фет читал статью Толстому в августе 1878 года в Ясной Поляне. Толстой в письме к Фету рекомендовал выправить связи отдельных частей статьи. После такого совета Фет разбил ее на 17 глав.

6) «Редактирование» стихотворений Фета Толстым.

Редактирование» было как непосредственным (Толстой высказывал замечания по поводу отдельных выражений, строк, строф), так и опосредованным (Фет вносил изменения в тексты под влиянием требований Толстого к ним).

7) Сходство мотивов, тем, образов стихотворений Фета и соответствующих отрывков из романов «Война и мир», «Анна Каренина» Толстого.

Примером такого творческого взаимодействия могут служить стихотворение Фета «Одинокий дуб» и сцена встречи Андрея Болконского с дубом в романе «Война и мир», а также стихотворение «Псовая охота» и сцена охоты из этого же романа.

8) Использование в творчестве обоих писателей общих мест романтической поэзии (поэтизмов), таких, как «черный полог ночи» - «звездный полог ночи», эпитет «серебристый» и глагол «серебрить», «небесный свод» - «свод неба», «воздух чист» - «чистый утренний воздух» и др.

9) Непосредственное влияние произведений и заимствования из них.

Примером может быть создание Фетом стихотворения «Севастопольское братское кладбище», написанного под явным впечатлением от прочтения «Севастопольских рассказов» Толстого.

Примером творческого контакта через переписку может служить метафорически выраженная мысль о винте, который есть в каждом человеке, высказанная сначала в письме Фета к Толстому, а затем использованная Толстым в своих романах.

Проанализировав роль Толстого в качестве «редактора» стихотворений Фета и поэзию Фета как основу для создания психологических романов Толстого, мы приходим к выводу, что каждый из писателей пользовался образами из произведений друг друга на уровне заимствований и образных перекличек.

В случае Толстого и Фета можно увидеть все формы прямого творческого взаимодействия, как непосредственные (например, Толстой как «редактор» стихотворений Фета), так и опосредованные (сходство мотивов, тем, образов в стихотворениях Фета и отрывках из романов «Война и мир», «Анна Каренина» Толстого).

Таким образом, мы увидели, что два самостоятельных писателя, живших в одно и то же время, в одной стране, среди одной культуры, не могли быть не зависимы друг от друга. Их творческое взаимодействие через разные формы продолжалось более двадцати лет, даже тогда, когда они расстались.

Поэт и прозаик следили за творчеством друг друга, читали произведения. Толстой продолжал читать стихотворения Фета и после его смерти, причем не переставал восхищаться ими, несмотря на изменившиеся взгляды. Общение Фета и Толстого носило непосредственный характер. В их дружбе и творческих контактах можно увидеть все формы взаимодействия.

На примере взаимодействия двух художников можем делать выводы и о других художниках, живущих в одну и ту же эпоху. Например, творческое взаимодействие Гете и Шиллера, которые общались, переписывались, писали вместе. В этом смысле можно рассматривать случай с Фетом и Толстым как типичный.

Список научной литературыМатвеева, Нелли Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Айхенвальд Ю. Фет // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей, вып.2. - М.: Научное слово, 1908. - С. 74-92.

2. Апостолов Н.Н. Поэзия Фета и Тютчева в оценке Л.Толстого // Апостолов Н.Н. Лев Толстой и его спутники М.: Комиссия по ознаменованию столетия Л.Н.Толстого, 1928. - С. 156-162.

3. Асланова Г. В плену легенд и фантазии: А.Фет поэт и человек // Вопросы литературы. - 1997. - №5. - С. 175-195.

4. Асланова Г. Деревенские очерки Афанасия Фета // Человек. 1991. - № 1. -С. 103-104.

5. Асланова Г.Д. Дополнения и уточнения к «Летописи жизни Фета», составленной Г.П.Блоком // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. -Курск, КГПУ, 1994. С. 334-346.

6. Ауэр А.П. Взаимодействие стиха и прозы как проявление индивидуального стиля А.А.Фета // Взаимодействие творческих индивидуальностей писателей XIX- начала XX века.-М., 1991.-С. 50-58.

7. Бабаев Э.Г. «Анна Каренина» Л.Н.Толстого. М.: Худож. лит., 1978. -158 с.

8. Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н.Толстого. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.-198 с.

9. Балашов Н.И. Элементы «стихотворения в прозе» у Льва Толстого в 1850-60-е годы // Славянские литературы: VIII Международный съезд славистов. 1978. Докл. сов. дел. / АН СССР. Отд-ние лит. и яз. М.: Наука, 1978. - С. 297-325.

10. Барон Брамбеус (Сенковский). Рецензия на стихотворения Фета // Библиотека для чтения. 1850. - №5. - С. 9-10.

11. Бем А. «Лирическая дерзость» (Опыт комментария к одной эстетической формуле Л.Н.Толстого) // Slaira Casopis pro Slovanshou Filologie. Tickem a Nahladem ceske Ckabicheume A.S. v PRAZE. - 1925-1926. - Rocnih IV. - C. 759-768.

12. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. Л.: Наука, 1975. -184 с.

13. Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне: Т 1. Ч. 2: М-Я. Библиографическое описание. М.: Книга, 1975. - Фет А.А. - С. 398-407.

14. Благой Д. Афанасий Фет поэт и человек // Фет А.А. Воспоминания. -М.: Правда, 1983. - С. 3-26.

15. Благой Д.Д. Грамматика поэзии (об одном из стихотворений Фета) // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. 2. М.: Худож. лит., 1979. - С. 288-303.

16. Благой Д.Д. Из прошлого русской литературы. Тургенев редактор Фета //Печать и революция. - 1923. - Кн. 3. - С. 45-64.

17. Благой Д.Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А.Фета. М.: Худож. лит., 1975. -111 с.

18. Блок Г.П. Летопись жизни А.А.Фета // А.А.Фет: Традиции и проблемы изучения. Курск, КГПИ, 1985. - С. 129-180.

19. Блок Г. Рождение поэта. Повесть о молодости Фета (по неопубликованным материалам). Л.: Время, 1924. - 112 с.

20. Бочаров С.Г. Мир в «Войне и мире» // Толстой и наше время. М., 1978.-С. 90-91.

21. Булгаков С.Н. Толстой и церковь // О религии Льва Толстого. М.: Тип-фия Импер-ого Моск. Ун-та, 1912. - С. 9-16.

22. Буслаев Ф.В. Корреспонденты Л.Н.Толстого. Под ред. Н.Н.Гусева. -М.: Соцэкгиз, 1940. -224 с.

23. Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. -Л.: Сов. писатель, 1937. С. V-XXV.

24. Бухштаб Б.Я. А.А.Фет. Очерк жизни и творчества. Д.: Наука, 1990. -137 с.

25. Бухштаб Б.Я. Судьба литературного наследства А.А.Фета // Литературное наследство. М., 1935. - Т. 22-24. - С. 564-581.

26. Бухштаб Б.Я. Эстетические взгляды Фета // Литературная учеба. 1936. - №12. - С. 35-51.

27. Гаспаров М. Фет безглагольный (композиция пространства, чувства и слова) // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М.: Новое литературное обозрение, 1995.-С. 139-149.

28. Гаспаров М.Л. Композиция лирических стихотворений // Теория литературы. В 4-х т. Т.2. Произведение. М.: Наследие, в печати.

29. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Сов. писатель, 1974. - 408 с.

30. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. -447 С.

31. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М.: Гослитиздат, 1959. -4871. С.

32. Гораций Флакк. В переводе и с объяснениями А.Фета. Спб., А.Ф.Маркс, 1898.-487 с.

33. Гордон Я.И. Гейне в России (1830-1860-е годы). Душанбе, «Ирфон», 1973.-360 с.

34. Горький A.M. Лев Толстой // Горький A.M. О литературе / Сост., авт. предисл., с. 5-26 и примеч. П.С.Строков. М.: Сов. Россия, 1980. - С. 120-164.

35. Григорьева А.Д. Символы в «Вечерних огнях» А.А.Фета // Филологические науки, 1983. -№3,- С. 16-22.

36. Григорьева А.Д. Фет и его поэтика // Русская речь. 1983. - №3. - С. 1722.

37. Григорьева А.Д. Иванова Н.Н. Язык поэзии Х1Х-ХХвв.: Фет. Современная лирика /Отв. ред. А.И.Горшков. М.: Наука, 1985. - 231 с.

38. Громов П.П. А.А.Фет // Фет А.А. Стихотворения. М.: Л.: Сов. писатель, 1963. - (Б-ка поэта. Малая сер. 3-е изд.). - С. 5-88.

39. Громов П.П, О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». Л.: Худож. лит., Ленингр. отделение, 1971. - 390 с.

40. Громов П. П, О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». Л.: Худож. лит., Ленингр. отделение, 1977. - 484 с.

41. Гусев Н.Н, Два года с Толстым. Сборник. Сост., вступит, статья, с. 533, и примеч. А.И.Шифмана. -М.: Худож. лит., 1973.-463 с.

42. Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1881 по 1885 год. М.: Наука, 1970. - 558 с.

43. Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828-1890. М.: Гослитиздат, 1958.-837 с.

44. Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1891-1910. -М.: Гослитиздат, 1960.-918 с.

45. Дарский Д. «Радость земли»: Исследование лирики Фета. М.: К.Ф.Некрасов, 1915,-208 с.

46. Днепров В. Искусство человековедения. Из художественного опыта Льва Толстого. Л.: Сов. писатель, 1985. - 286 с.

47. Ермилова Л.Я. Психология творчества поэтов лириков Тютчева и Фета. -М.:МГПИ, 1979.-85 с.

48. Жемчужный И.С. Мотивы лирики Фета в прозе Л.Н.Толстого // А.А.Фет и русская литература: Материалы Всероссийской научной конференции «XV Фетовские чтения». Курск, КГПУ, 2000. - С. 228-235.

49. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л.: Наука, 1982. -558 с.

50. Из переписки. Письма графа Л.Н.Толстого, А.Фета и Н.Н.Страхова // Русское обозрение. 1901. - Вып. 1. - С. 70-101.

51. Ковалев В.А. Поэтика Льва Толстого: Истоки. Традиции. М.: Изд-во МГУ, 1983.-177 с.

52. Кожинов В. Книга о русской лирической поэзии Х1Хв. Развитие стиля и жанра. М.: Современник, 1978. - 302 с.

53. Кожинов В.В. Стихи и поэзия. М.: Сов. Россия, 1980. - 304 с.

54. Кожинов В. Фет и «эстетство» // Вопросы литературы. 1975. - №9. -С. 122-141.

55. Колпакова Н.П. Из истории фетовского текста // Поэтика. III. Временник Ин-та истории искусства. Л., 1927. - С. 168-187.

56. Коробов В. Героическая песнь. История создания одного стихотворения //Литературная Россия. -М, 1993.- 14 мая.-№18, 19.-С. 17.

57. Кузминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне / Вступ. ст. С.А.Розановой; Подг. текста и прим. Т.Н. Волковой. М.: Правда, 1986. -560 с.

58. Кузминская Т.А. об А.А.Фете Письмо Т.А.Кузминской литературоведу Г.П.Блоку. 9 дек. 1920г. Публикация подгот. Н.П.Пузиным. // Русская литература. 1968. - №2. - С. 170-176.

59. Купреянова Е.Н. Эстетика Л.Н.Толстого. М. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние., 1966.-324 с.

60. Кущенко З.А. Лев Толстой и Афанасий Фет (к вопросу о диалектике взаимодействия малых жанров и больших эпических форм) // Функционирование малых жанров в историко-литературном процессе. Межвузовский сборник научных трудов. Киров, КГПИ, 1991. - С. 46-53.

61. Лавренский М. (Михайловский Д.Л.) Шекспир в переводе г.Фета (Юлий Цезарь. Трагедия Вильяма Шекспира) // Современник. 1959. - Т. LXXY. - №6. - С. 255-288.

62. Лазурский В.Ф. А.А.Фет как поэт, переводчик и мыслитель // Русская мысль. 1893. - Кн.2. - С. 28-40.

63. Лотман Л. К вопросу об адаптации поэзии Фета художественным сознанием конца XIX нач. ХХв. // Классическое наследие и современность. - М., 1981.-С. 181-183.

64. Лотман Л.М. Лирическая и историческая поэзия 50-70-х годов. А.А.Фет, А.И.Майков, Я.П.Полонский, А.К. Толстой, К.К.Павлова, Л.А.Мей // История русской поэзии. Т. 1-2. Отв. ред. Б.П.Городецкий. Л.: Наука, 19681969. - Т.2. - С. 124-190.

65. Лотман Л.М. Тургенев и Фет // Тургенев и его современники. Л.: Наука, 1977.-С. 25-47.

67. Маймин Е.А. Афанасий Афанасьевич Фет. Книга для учащихся. М.: Просвещение, 1989. - 159 с.

69. Марциал М.В. Эпиграммы. В пер. и с объяснениями А.Фета. Ч. 1-2. -М., тип. А.И.Мамонтова и К., 1891. Ч. 1. 465 с. 4.2. 467-933 с.

70. Некрасова Е.А. А.Фет, И.Анненский. Типологический аспект описания /АН СССР, Ин-т рус. яз. М.: Наука, 1991. - 125 с.

71. Никольский Б.В. От редактора // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Под ред. и с предисл. Б.В.Никольского. Т. 1-3. Спб., А.Ф.Маркс, 1901. -Т. l.-C. V-XXVII.

72. Никольский Ю. История одной дружбы. Фет и Полонский // Русская мысль. 1917. - №5-6. - С. 82-127.

73. Никольский Ю.А. Материалы по Фету.1. Исправления Тургеневым фе-товских «Стихотворений 1850г.» // Русская мысль. 1921. - Кн. 8-9. - С. 211227; кн. 10-12. - С. 248-262.

74. Озеров Л.А. А.А.Фет (О мастерстве поэта). М.: Знание, 1970. - 32 с.

75. О четверояком корне закона достаточного основания. Философское рассуждение Артура Шопенгауэра. Перевод А.Фета. -М., 1886. 155 с.

76. Переписка Толстого с А.А.Фетом. Публикация Н.Покровской // Литературное наследство. Т. 37-38. - М.: Изд-во АН СССР, 1939. - С. 208-230.

77. Письма Вл. Соловьева к А.А.Фету // Северные цветы на 1901 год. М.: Скорпион, 1901.-С. 146-159.

78. Послесловие А.Фета к его переводу А.Шопенгауэра // Русское обозрение. 1901. - Вып. 1.-С. 274-281.

79. Потапов И. Роман Л.Н.Толстого «Война и мир». Современность и история в романе, проблемы, композиции, роль пейзажа. М.: Просвещение, 1970. -302 с.

80. Пузин Н.П., Назарова Л.Н. К истории знакомства Л.Н.Толстого с А.А.Фетом // Известия АН СССР: Сер. лит. и яз. 1977. - Т.36. - №1. - С. 60-63.

81. Розанова С.А. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы) // Русская литература. 1963. - №2. - С. 86-107.

82. Романов К.К. Переписка великого князя Константина Константиновича Романова (К.Р.) с Афанасием Афанасьевичем Фетом, 1886-1887 // Русский архив. 1993. - Вып. 3. - С. 73-96.

83. Русские писатели. Биобиблиографический словарь: В 2-х ч. М.: Просвещение, 1990. Ч. 1. А-Л. - 432 с. 4.2. М-Я. - 448 с.

84. Русские писатели о литературе (XVIII-XXbb.). Отрывки из писем, дневников, статей, записных книжек, художественных произведений. В 3-х т. Под общей ред. С.Балухатого. Л.; Сов, писатель, 1939. Т. 1. -498 е.; Т. 2.-516 с.

85. Сабанеев Л.П. Охотничий календарь: В 2-х т. / Сост. Е.А.Калганов. -М.: Терра, 1992.-Т.1: янв.-август. 1992.-463 с.

86. Садовской Б.Н. Ледоход: Статьи и заметки. Пг.: Издание автора, 1916. - 208 с.

87. Северикова Н.М. Мировоззрение А.А.Фета // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 1992. - №1. - С. 35-45.

88. Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция) // Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. М.: Современник, 1981.-С. 119-149.

89. Скатов Н.Н. Обновление хрестоматийности: Заметки о поэзии А.Фета // Литературная учеба. 1979. - №5.-С. 168-172.

90. Соловьев Вл. О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского // Соловьев Вл. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика / Сост., ст., коммент. Н.В.Котрелева. М.: Книга, 1990. - С. 208-232.

91. Страхов Н.Н. А.А.Фет. Биографический очерк // Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Т. 1-2.-Спб., 1912.-Т. 1.-С. 3-23.

92. Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник (1878-1932гг.) / Сост., вступ. ст. и примеч. Т.Н.Волковой. М.: Правда, 1987. - 573 с.

93. Тархов А.Е. «Дать жизни вздох.» // Фет А.А. Стихотворения, поэмы; Современники о Фете. ML: Правда, 1988. - С. 5-16.

94. Тархов А.Е. Музыка груди (О жизни и поэзии Афанасия Фета) // Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1982. - Т. 1. - С. 5-38.

95. Тархов А.Е. Комментарии. Проза Фета-Шеншина // Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1982.-Т. 2.-С. 363-457.

96. Толстая С.А. Дневники: В 2-х т. / Сост., подгот. текста и коммент. Н.И.Азаровой и др.; / Ред. С.И.Машинский; Вступ. статья С.А.Розановой. М.: Худож. лит., 1978. -Т.1. 1862-1900.-606 е.; Т. 2. 1910. Ежедневники. - 669 с.

97. Толстой Л.Н. Литература, искусство / Сост. О.Михайлов, М.: Современник, 1978.-272 с.

98. Толстой Л.Н. Об искусстве и литературе / Подгот. текстов, вступит, статья и примеч. К.Н.Ломунова. Т. 1-2. М.: Сов. писатель, 1958. - Т. 1. - 608 е.; Т.2.-576 с.

99. Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями: В 2-х т. / Сост., вступ. ст., примеч. С.А.Розановой. М: Худож. лит. - 1978. - Т. 1. - 495 е.; Т. 2.-479 с.

100. Толстой И.Л. Мои воспоминания / Вступит, статья С.А.Розановой, с. 5-24. Подгот. текста и примеч. О.А.Голиненко и др. М.: Худож. лит., 1969. -455 с.

101. Толстой С.Л. Очерки былого / Общ. ред. и примеч. Т.Н.Волковой. Вступит, статья Н.П.Пузина. Тула, Приок. кн. изд-во, 1975. - 469 с.

102. Три письма А.Фета к молодому поэту // Северные цветы. Москва. -1901.-С. 144, 145.

103. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Тынянов Ю.Н. Литературный факт: Сборник / Авт. вступ, ст. и коммент. В.И.Новиков. М.: Высш. шк.; 1993.-С. 121-137.

104. Федина B.C. А.А.Фет (Шеншин). Материалы к характеристике. Пг., 1915.-146 с.

105. Фет А.А. Вечерние огни / А.А.Фет; Изд.подгот. Д.Д.Благой, М.А.Соколова; Примеч. М.А.Соколовой, Н.Н.Грамолиной. М.: Наука, 1979. -816 с. (Лит. памятники).

106. Фет А.А. Воспоминания. Предисл. Д.Благого; Примеч. А.Тархова. -М.: Правда, 1983.-494 с.

107. Фет А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство / Подготовка текста, послесловие и примечания Г.Аслановой. Предисловие Сергея Залыгина // Новый мир. 1992. - №5.-С. 113-160.

108. Фет А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство / Вступ. статья, составление, подготовка текста и комментарии В.А.Кошелева и С.В.Смирнова. М., «Новое литературное обозрение», 2001. -480 с.

109. Фет А.А. Мои воспоминания 1848-1889. М., 1890. - Ч. 1-я. - 452 е.; Ч. 2-я. -402 с.

110. Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Под ред. и с предисл. Б.В.Никольского. Т. 1-3. Спб., А.Ф.Маркс, 1901.-Т. 1.-496 е.; Т. 2.-654 е.; Т.3.-686 с.

111. Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Т. 1-2 / Со вступ. ст. Н.Н.Страхова и Б.В.Никольского. Спб.: издание Т-ва А.Ф.Маркс, 1910. - Т. 1. -470 е.; Т. 2.-442 с.

112. Фет А.А. Полное собрание стихотворений / Вступит, статья, редакция и примечания Б.Я.Бухштаба. Л.: Сов. писатель, 1937. - 817 с.

113. Фет А.А. Полное собрание стихотворений / Вступит, статья, подгот. текста и примеч. Б.Я.Бухштаба. Л.: Сов. писатель, 1959. - 897 с.

115. Фет А.А. Ранние годы моей жизни // Фет А.А. Стихотворения. Проза / Вступит, ст., сост и примеч. В.В.Кожинова. Воронеж: Центр-Черноземное кн. изд-во, 1978.-С. 369-461.

116. Фет А.А. Сочинения: В 2-х т. / Сост., вступ. статья и коммент. А.Е.Тархова.-М.: Худож. лит., 1982.-Т. 1.-575 е.; Т. 2.-461 с.

117. Фет А.А. Стихотворения. Поэмы. Современники о Фете / Вступит, ст.

118. A.Е.Тархова; Сост. и прим. Г.Д.Аслановой и А.Е.Тархова. М.: Правда, 1988. -480 с.

119. Фет А.А. Стихотворения. Проза i Вступит, ст., сост. и примеч.

120. B.В.Кожинова. Воронеж: Центр-Черноземное кн. изд-во, 1978. - 496 с.

121. А.А.Фет. Поэт и мыслитель. Сб. науч. тр. / ИМЛИ РАН, Академия Финляндии.-М., 1999.-312 с.127 . А.А.Фет: Традиции и проблемы изучения: Межвузовский сб. науч. тр. -Курск, КГПИ, 1985.- 184 с.

122. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Межвузовский сб. науч. тр. Курск, КГПИ, 1990. - 177 с.

123. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. тр. -Курск, ЬСГПУ, 1994. 347 с.130. 175 лет со дня рождения Афанасия Афанасьевича Фета: Сб. науч. тр. -Курск, КГПУ, 1996.-274 с.

124. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. Материалы докладов к XII Фетовским чтениям. Курск, КГПУ, 1997. - 68 с.

125. А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. ст. и материалов XIII Фетовских чтений, Курск, КГПУ, 1998. - 154 с.

126. А.А.Фет и русская литература: Материалы Всероссийской научной конференции «XV Фетовские чтения». Курск, КГПУ, 2000. - 366 с.

127. Фет А.А. Что случилось по смерти Анны Карениной в «Русском вестнике» // Литературное наследство. Т. 37-38. - М.: Изд-во АН СССР, 1939. - С. 231-238.

128. Чередниченко В.И. Об особенностях восприятия художественного времени в поэзии Фета // Сообщения АН ГССР, 1980. Т. 98. - №2. - С. 497500.

129. Черемисинов Г.А. А.А.Фет публицист о художественном строе России // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества: Сб. науч. тр. - Курск: КГПИ, 1992. - С. 278-299.

130. Черемисинова Л.И. А.А.Фет: земледельческая утопия и реальность // Русская литература, 1989.-№4.-С. 142-148.

131. Черемисинова Л.И. А.А.Фет и Л.Н.Толстой. Творческие связи: Авто-реф. дис. канд. филол. наук. Ленингр. гос. пед. ин-т им А.И.Герцена, 1989. -16 с.

132. Черемисинова Л.И. А.Фет как один из прототипов образа Левина в романе Л.Н.Толстого «Анна Каренина» // Скафтымовские чтения. Саратов, 1993.-С. 52-57.

133. Черемисинова Л.И. О «Послесловии» А.А.Фета к переводу А.Шопенгауэра» // А.А.Фет: Проблемы изучения жизни и творчества. Материалы докладов к XII Фетовским чтениям. Курск, КГПУ, 1997. - С. 38-47.

134. Черногубов Н. К хронологии стихов А.Фета // Северные цветы, 1902. -С. 215-224.

135. Чичерин А.В. Движение мысли в лирике Фета // Сила поэтического слова: Статьи. Воспоминания. М.: Сов. писатель, 1985. - С. 9-18.

136. Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. М.: Сов. писатель, 1975.-376 с.

137. Чичерин А.В. Лев Толстой об искусстве и литературе // Вопросы литературы. 1959. - №1. - С. 217-221.

138. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля: По-вествоват. проза и лирика. 2-е изд. доп. - М.: Худож. лит., 1985. - 447 с.

139. Чичерин А.В. Стиль романов Льва Толстого // Идеи и стиль. О природе поэтического слова. М.: Сов. писатель, 1968. - С. 228-273.

140. Шеншина В.А. А.А.Фет как метафизический поэт // А.А.Фет. Поэт и мыслитель. Сб. науч. тр. / ИМЛИ РАН, Академия Финляндии. М., 1999. - С. 16-53.

141. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Перевод А.Фета. М.: Тип-я А.И.Мамонтова, 1888. - 504 с.

142. Эйхенбаум Б.М. К вопросу об источниках «Анны Карениной» // ЛГУ, Ученые записки. Серия фил. наук. Выпуск II. Л., 1941. - С. 191-229.

143. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Худож. лит., 1974. - 359 с.

144. Эйхенбаум Б.М. Мелодика русского лирического стиха // Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л.: Сов. писатель, 1969. - С. 435-509.

145. Эйхенбаум Б.М. Молодой Толстой. Пб. - Берлин, 1922. - 154 с.

146. Эйхенбаум Б.М. Толстой и Шопенгауэр (К вопросу о создании «Анны Карениной».) // Литературный современник, 1935. №1. - С. 134-149.

147. Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Л.: Наука, 1973. - 248 с.

148. Ювенал Д.Ю. Сатиры. В переводе и с объяснениями А.Фета. М.: М.Г.Волчанинова, 1885.-245 с.

Введение

Глава I. История знакомства и характер взаимоотношений Л.Н.Толстого и А.А.Фета 10

Глава II. Эстетические взгляды Л.Н.Толстого и А.А.Фета - основа их твор ческих взаимодействий 43

Глава III. Л.Толстой - «редактор» стихотворений А.Фета 80

Глава IV. Поэзия А.Фета в творческой мастерской прозаика Л.Толстого 210

Библиография 214

Введение к работе

Общеизвестно, что А.А.Фет и Л.Н.Толстой находились в дружеских отношениях. Наиболее подробно содержание этих отношений исследовала С.А.Розанова. Она первой обратила внимание на важность для литературы личных и творческих взаимоотношений двух литераторов второй половины XIX века и показала в своей работе хронологическую историю их многолетней дружбы. Коснулась она и творческих связей писателей.

Долгое время над названной темой работал и Е.А.Маймин. В своей статье «А.А.Фет и Л.Н.Толстой» 2 он объясняет причины возникновения взаимных человеческих симпатий между людьми, которые во многом были разными. Значительное место в этой работе уделяется переписке Фета и Толстого - замечательному памятнику их дружбы и творческого взаимодействия. Е.А.Маймин первым уделил столько внимания переписке писателей.

О творческих взаимодействиях Фета и Толстого писали в своих работах и другие исследователи их творчества 3 . Так, в кандидатской диссертации Л.И.Черемисиновой исследуется взаимодействие писателей в контексте историко-литературного движения, раскрываются эпические тенденции творчества Фета, их связь с эстетической системой Толстого. Автор рассматривает взаимопроникновение художественных миров Фета и Толстого. В работе впервые анализируется земледельческая программа Фета, ставшая одним из источников романа Толстого «Анна Каренина».

Между тем вопрос о творческих взаимодействиях двух писателей заслуживает дальнейшего изучения.

Актуальность настоящего диссертационного исследования обусловлена интересом к изучению творческих взаимодействий писателей, особенностей их писательской манеры, возможностей изменений, вносимых авторами под непосредственным воздействием рекомендаций современников - оппонентов («редакторов») в тексты произведений, созданных в период особенно тесного личного и творческого взаимодействия, а также к использованию писателями-

современниками творческих открытий друг друга при создании собственных произведений.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые взаимное влияние двух писателей второй половины XIX века рассматривается в нем системно. Мы попытались свести воедино все наблюдения наших предшественников и посмотреть на этот процесс как на двунаправленный.

В работе сделана попытка выявить максимальное количество как реальных примеров взаимодействия, так и его форм. Намечена конкретная типология этих форм.

Научная новизна работы определяется также изучением одной из особенностей творческой манеры Фета, которая заключается в использовании поэтом в качестве «редакторов» его произведений друзе й-л итераторов, в первую очередь, Л.Н.Толстого, с которым поэт вел интенсивную переписку в 60-е и 70-е годы.

Впервые вводится в научный оборот ряд архивных материалов, в частности, пометы Толстого на книгах стихотворений Фета.

Все вышесказанное позволяет сформулировать цель настоящего исследования: исследовать механизм творческого взаимодействия писателей с учетом фактов их многолетнего дружеского общения.

Достижению поставленной цели служат следующие задачи:

проследить хронологию взаимоотношений А.Фета и Л.Толстого, установить причины их сближения и разрыва;

сопоставить эстетические взгляды художников;

определить место Толстого в качестве «редактора» стихотворений Фета, рассмотреть его роль при создании и переработке конкретных произведений;

выявить формы воздействия поэзии Фета на прозу Толстого, определить круг тем, мотивов и образов, характерных для творчества обоих художников;

5) наметить типологию выявленного творческого взаимодействия писателей друг с другом.

При решении поставленных задач использованы биографический, сравнительно-исторический, текстологический методы исследования. В работе привлекаются и архивные материалы.

Предметом исследования явилось творчество двух писателей второй половины XIX века, рассматриваемое в различных формах взаимодействия. Из огромного числа стихотворений Фета мы выделяем те, которые были созданы в период наиболее активного творческого сотрудничества Фета и Толстого, то есть в 60-70-е годы. Из произведений Толстого будем рассматривать написанные в эти же годы романы «Война и мир» и «Анна Каренина», в которых воздействие лирики Фета проявилось особенно очевидно.

Особое внимание обращалось на изучение правок текстов и помет в них, а также на архивные материалы. Большое значение для работы имели прямые свидетельства писателей (эпистолярное наследие, мемуарные источники), которые позволили установить роль советов, рекомендаций, замечаний, высказанных Толстым и Фетом в адрес друг друга. Привлекаются также публицистические статьи, воспоминания и отзывы современников, биографов писателей.

Характер исследуемого материала определяет структуру работы. Она состоит из введения, четырех глав и заключения.

В первой главе работы рассматривается история знакомства и характер личных взаимоотношений двух писателей, которые трудно отделить от творческих.

Во второй главе сопоставляются взгляды поэта и прозаика на литературу и искусство, особенно на искусство поэзии и поэтическое словоупотребление. Многие высказывания Толстого и Фета помогают объяснить сходства и различия их творческих манер, осознать критерии оценок, требований, предъявляемых писателями к произведениям друг друга.

В третьей главе рассматривается влияние Толстого на Фета, роль Льва Николаевича в редактировании фетовских текстов.

История текстов фетовских стихотворений наиболее подробно изложена в работе Б.Я.Бухштаба, затем в его же комментариях к стихотворениям А.А.Фета 5 . Известный фетовед рассматривает «своеобразную потребность творческой личности Фета» в «сторонних указаниях». Б.Я.Бухштаб упоминает всех известных «редакторов» стихотворений поэта, оценивает роль основных из них - И.С.Тургенева и Н.Н.Страхова.

Тургеневскую редактуру сборника стихотворений 1856 года подробно рассматривает также Д.Д.Благой 6 .

Недавно новый взгляд на редакцию стихотворений Фета изложил М. Л. Гас паров 7 , который подробно проанализировал итоги правок Тургеневым концовок фетовских стихотворений. М.Л.Гаспаров пришел к выводу, что в большинстве случаев такие правки имели «противоположный намерениям Тургенева результат». Однако роли Толстого как «соавтора» лирики Фета до недавнего времени уделялось недостаточно внимания. Наша работа призвана в некоторой мере восполнить этот пробел.

В третьей главе анализируются стихотворения поэта, которые дорабатывались с учетом советов или замечаний Толстого. Не меньший интерес представляют такие замечания, которые в работе условно названы правками «в духе Толстого». Кроме того, к исследованию привлекаются стихотворения Фета, прямые отзывы Толстого на которые нам неизвестны. Однако эти стихотворения тоже имеют значительные правки. Предполагается, что Фет в работе над ними так или иначе (возможно, неосознанно) учитывал замечания Толстого, сделанные по поводу других стихотворений.

Проведенное исследование разных редакций фетовских текстов ясно показывает влияние Толстого на творческий процесс поэта, позволяет оценить особое место писателя среди других советчиков - редакторов и, кроме того, позволяет увидеть отличия его замечаний от требований других современников.

В четвертой главе рассматривается обратный процесс - конкретные формы воздействия лирики Фета на прозу Толстого. Для этого нам показалось необхо-

7 димым сопоставить отдельные стихотворения поэта и отрывки из романа Толстого, тематически и образно перекликающиеся.

Проведенное сравнение подтверждает, что творческое взаимодействие Фета и Толстого осуществлялось в русле особенностей литературной эпохи, прежде всего - в том, что поэзия 1880-х годов сыграла большую роль в становлении романа. Именно в это время происходит переоценка значения поэзии и одновременно с этим зарождается метод русской психологической прозы. Роль поэзии оказалось неоценимой для раскрытия душевной жизни героев.

Сравнительный анализ межтекстовых связей позволяет сделать вывод о том, что творчество обоих художников насыщено сходными жизненными реалиями, мотивами, перекличками, образным строем, общими настроениями. В поэзии Фета и романах Толстого «диалектика души» проникает в образы природы, оба писателя придают важное значение связям между чувствами и переживаниями человека и природой.

Главный вывод, к которому мы пришли, заключается в том, что в результате личного и творческого взаимодействия писателей происходит процесс творческого обогащения друг друга. Причем не важно, как происходит этот процесс: осознанно или неосознанно. Разнообразные формы творческого взаимодействия А.Фета и Л.Толстого помогают нам понять особенности реального литературного процесса второй половины XIX века, а через них - общие для этого процесса закономерности.

Практическая значимость работы заключается в том, что сделанные в ней непосредственные наблюдения могут быть использованы в лекционном вузовском курсе по истории русской литературы второй половины XIX века, на практических занятиях и семинарах, в преподавании литературы в школьном курсе, в среднем учебном заведении (педагогическом колледже), непосредственно при анализе стихотворных текстов.

Основные положения и результаты нашли отражение в пяти публикациях и выступлениях на трех конференциях («Л.Н.Толстой как редактор фетовских текстов», Вторые Майминские чтения, Псков, 1998; «А.А.Фет и Л.Н.Толстой (к

8 проблеме параллелей и взаимодействий лирики и прозы)», Третьи Майминские чтения, Псков, 2000; «Писатели-современники в творческом процессе А.Фета», Вторая Международная конференция «Литературный текст: проблемы и методы исследования», Тверь, і 998; «К истории фетовских текстов», Дергачевские чтения - 98. Международная научная конференция, Екатеринбург, 1998; «Севастопольское братское кладбище» А.Фета и «Севастопольские рассказы» Л.Толстого», Дергачевские чтения - 2000. Международная научная конференция, Екатеринбург, 2000).

9 ПРИМЕЧАНИЯ

Розанова С.А. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы) // Русская литература. - 1963. - №2. - С.86-107.

Маймин Е.А. А.А.Фет и Л.Н.Толстой // Русская литература. - 1989. - №4. -С. 131-142.

См. об этом: Озеров Л.А. А.А.Фет (О мастерстве поэта). - М.: Знание, 1970; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». -Л.: Худож. лит., 1971; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». - Л.: Худож. лит., 1977; Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. - Л.: Худож. лит., 1974; Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. - Л.: Наука, 1975; Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX в. Развитие стиля и жанра. - М.: Современник, 1978; Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н.Толстого. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981; Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция) // Скатов Н.Н. Далекое и близкое. Литературно-критические очерки. - М.: Современник, 1981. - С. 119-149; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет. Очерк жизни и творчества. - Л.: Наука, 1990.

Черемисинова Л.И. А.А.Фет и Л.Н.Толстой. Творческие связи. - Л., 1989.

Бухштаб Б.Я. Судьба литературного наследства А.А.Фета // Литературное наследство. - М., 1935. - Т. 22-24. - С. 564-581; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1937. - С. V-XXV; Бухштаб Б.Я. А.А.Фет // Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1959.-С. 5-78.

Благой Д.Д. Из прошлого русской литературы. Тургенев - редактор Фета // Печать и революция. - 1923. - Кн. 3. - С. 45-64; Благой Д.Д. Мир как красота (О «Вечерних огнях» А.Фета) // Фет А.А. Вечерние огни. - М.: Наука, 1979.

Гаспаров М.Л. Композиция лирических стихотворений // Теория литературы. В 4-х т. Т. 2. Произведение. - М.; Наследие, в печати.

История знакомства и характер взаимоотношений Л.Н.Толстого и А.А.Фета

На протяжении двадцати лет Афанасий Афанасьевич Фет и Лев Николаевич Толстой были людьми, близкими друг другу. Это была настоящая дружба, которая включала в себя и поддержку в трудные минуты, и умение выслушать чужую точку зрения.

Многолетняя дружба обогатила духовно и Фета, и Толстого. Из внимания друг к другу рождался взаимный отклик. «Рождалась та самая душевная потребность, - считает Е.А.Маймин, - которую Фет назвал «жгучим интересом взаимного ауканья» . Без их близости, возможно, не было бы того «взаимного ауканья», которое было необходимо обоим писателям в их жизни. А без «взаимного ауканья», возможно, не было бы их близости.

По поводу точной даты первого знакомства А.Фета и Л.Толстого существуют разные точки зрения. Если верить самому Фету, это знакомство произош-ло в ноябре 1855 года. Фет в это время несколько дней находился в Петербурге, где бывал «преимущественно в литературном кругу»3. Во время визита к Тургеневу он познакомился с Толстым, который вернулся из Севастополя. Фет и Тургенев должны были в продолжение часа говорить вполголоса из боязни разбудить спящего за дверью графа. Фет становится также свидетелем спора Толстого с Тургеневым.

Но эта первая встреча была эпизодической. Фет вспоминал: «В этот же приезд мы и познакомились с Толстым, но знакомство это было совершенно формальное, так как я в то время еще не читал ни одной его строки и даже не слыхал о нем, как о литературном имени, хотя Тургенев толковал о его рассказах из детства. Но с первой минуты я заметил невольную оппозицию всему общепринятому в области суждений. В это короткое время я только однажды видел его у Некрасова вечером в нашем холостом литературном кругу и был свидетелем того отчаяния, до которого доходил кипятящийся и задыхающийся от спора Тургенев на видимо сдержанные, но тем более язвительные возражения Толстого»4. В разных работах называются разные даты этого эпизода. Так, Н.Н.Гусев относит записанный Фетом рассказ о Толстом к 14 декабря 1855 года5. Г.П.Блок датировал период первого знакомства промежутком: 27 апреля - 15 мая 1856 года6.

Наконец, авторы статьи «К истории знакомства Л.Н.Толстого с А.А.Фетом» Н.П.Пузин и Л.Н.Назарова7 считают, что знакомство писателей произошло раньше, еще в 1854 году, и не в Петербурге, а в Кишиневе, где Толстой находился с 9 сентября по 2 ноября 1854 года. Такой вывод исследователи делают, основываясь на «Летописи жизни и творчества Льва Николаевича Толстого» Н.Н.Гусева. В числе новых знакомых Толстого, появившихся в эти годы, был и Фет, о чем Толстой вспоминает в письме к Т.А.Ергольской. Из работы Г.П.Блока «Летопись жизни А.А.Фета» Н.П.Пузин и Л.Н.Назарова делают вывод, что в период с 7 по 25 октября Фет был в отпуске из лейб-гвардии Уланского полка. В это время Фет, очевидно, приезжал в Кишинев, где и произошло его знакомство с Толстым, Здесь поэт имел возможность прочитать в рукописи рассказ «Рубка леса».

Однако постоянные отношения между Фетом и Толстым зарождаются в 1856 году. 4 февраля этого года Толстой после общения с Фетом делает запись в Дневнике: «Фет очень мил»8. Следующая встреча происходит на обеде у Некрасова в этом же году, 12 мая. Толстой вновь отмечает в Дневнике: «Фет душка и славный талант» (47, 71). Их отношения пока ограничивались эпизодическими встречами у общих знакомых литераторов и не были особенно близкими.

С 1857 года Фет и Толстой начинают интересоваться творчеством друг друга. «11-12 ноября. Встречи Фета с Толстым. Фет читает Толстому свой перевод «Антония и Клеопатры». Толстой посылает Некрасову для публикации в «Современнике» стихи Фета и его же перевод последнего стихотворения Беранже («О Франция! Мой час настал, я умираю...»)» .

Эстетические взгляды Л.Н.Толстого и А.А.Фета - основа их твор ческих взаимодействий

Основная цель нашей работы - понять, как осуществлялись творческие взаимодействия А.Фета и Л.Толстого. Для этого прежде всего необходимо сопоставить их взгляды на литературу и искусство, особенно на искусство прозы и поэзии.

Многие высказывания Толстого и Фета отражают их взгляды на вопросы о соотношении формы и содержания, о природе мастерства настоящего художника, о соотношении мысли и чувства, разума и вдохновения в творчестве, о мысли и образе в поэзии, о предмете искусства, о сути подлинного искусства, о новизне в процессе художественного творчества, о поэтическом словоупотреблении. Содержатся они в их литературно-критических статьях, в письмах, в художественных произведениях, а также в дневниках Толстого и в автобиографических книгах Фета.

Взгляды художников слова во многом перекликаются. Правда, в отличие от Фета, взгляды Толстого менялись на протяжении его жизненного пути. Они отражали сложный и противоречивый духовный путь писателя. Изменялись и взгляды Толстого на литературу и искусство. Поэтому нам придется говорить отдельно о раннем и позднем Толстом.

Фет написал одну программную статью об искусстве, его публичные выступления ограничиваются предисловиями к сборникам стихотворений и к книгам переводов. Зато обильные высказывания как по общим вопросам философии искусства и поэзии, так и по конкретным вопросам поэтики мы находим в частных письмах Фета 80-х - начале 90-х годов, главным образом, в письмах к К.Р. и Полонскому. Эстетические воззрения Фета не менялись, а только оформлялись и обосновывались с 60-х годов под сильным влиянием философии Шопенгауэра.

Первым программным выступлением Фета-критика была его статья «О стихотворениях Ф.Тютчева», опубликованная в феврале 1859 года в журнале «Русское слово». Причиной ее написания послужил выход первого сборника стихотворений Тютчева, которого Фет считал величайшим поэтом. В своей статье Фет размышлял о вопросах психологии творчества и поэтического мастерства. Статья содержит и оценки поэтических текстов. Но, как считает А.Е.Тархов, «взяться за перо Фета» заставил не столько выход сборника стихотворений Тютчева, «сколько новые, «базаровские веяния» общественного умонастроения, отвергавшие «чистое художество» во имя «практической пользы»1. Фет этой статьей выступил в защиту «чистого искусства».

В том же месяце того же года состоялось устное выступление Толстого, близкое по духу фетовскому. Толстой был избран членом Общества любителей Российской словесности при Московском университете. По обычаю этого общества каждый вновь принятый должен был произнести речь в открытом заседании. И Толстой произнес речь в защиту «чистого искусства», назвав себя «односторонним любителем изящной словесности» (5, 272).

Еще ранее, в письме к В.П.Боткину от 4 января 1858 года, он предлагал создать чисто художественный журнал, чтобы спасти «вечное и независимое от случайного, одностороннего и захватывающего политического влияния» (60, 248). Толстой писал: «Все, что является и явится чисто художественного, должно быть притянуто в этот журнал. Все русское и иностранное, являющееся художественное, должно быть обсужено. Цель журнала одна: художественное наслажденье, плакать и смеяться» (60, 248).

В своей речи Толстой выступил в пользу «художественной», а не «тенденциозной» литературы. «Политическая», или «изобличительная» литература, по мнению писателя, «лишила художественную литературу всего ее значения» (5, 271). «Большинство публики начало думать, что задача всей литературы состоит только в обличении зла, в обсуждении и в исправлении его, одним словом, в развитии гражданского чувства в обществе», - пишет Толстой (5, 271). Он критикует мнение о том, что времена стихов прошли и приходит время, когда Пушкин не будет больше перечитываться, а главное, что чистое искусство невозможно.

Л.Толстой - «редактор» стихотворений А.Фета

И Толстой, и Фет говорили о цельности и неразрывности формы и содержания в литературе. Так, Толстой считал, что главная забота писателя или художника должна состоять в том, чтобы в их произведениях «форма и содержание составляли одно неразрывное целое, выражающее чувство, которое испытал художник» (30, 116). Для настоящего произведения искусства важно то и другое. В Дневнике в 1890 году Толстой записал: «Странное дело эта забота о совершенстве формы. Недаром она. Но недаром тогда, когда содержание доб-рое»(51, 13).

В преобладании формы над содержанием Толстой видел явный признак упадка искусства. В статье «Об искусстве» он так характеризовал теорию искусства для искусства: «...достоинство произведения зависит от красоты формы, хотя бы содержание произведения и было ничтожно и отношение к нему художника лишено было задушевности»53. Однако не может быть «хорошей» формы и «плохого» содержания. Содержание может только не устраивать критика. Точно так же плохая форма не может вмещать хорошего содержания.

По словам В.В.Кожинова, поэт не может работать «по отдельности» над формой и содержанием. Он пишет: «В поэзии нет и не может быть чисто формальных деталей, приемов, элементов. Все насквозь содержательно. Мельчайшее изменение формы означает изменение содержания, смысла. И наоборот: каждый штрих, каждый нюанс смысла неизбежно осуществлен, реализован в форме»54. Значит, в стихотворении не может быть «незначащих» деталей. Все имеет свой смысл. По мнению исследователя, если даже поэт просто изменил естественный порядок слов, то это уже вносит определенный смысловой оттенок. «А если он сделал это ради размера, ради рифмы - читатель видит и чувствует слабость поэта, и тем самым как бы уничтожается тот смысл, который намеревался вложить в данную строку поэт» . В искусстве Фет ценил как художественную форму, так и содержание. В этом он близок Толстому. Фет писал: «...художественность формы - прямое следствие полноты содержания. Самый вылощенный стих, выливающийся под пером стихотворца-непоэта, даже в отношении внешности не выдерживает и отдельного сравнения с самым, на первый взгляд, неуклюжим стихом истинного поэта» . Однако он считает, что художественная прелесть стихотворения может погибнуть и от «избытка содержания». Такое мнение поэта объясняется его требованием одной мысли или одного чувства в произведении. Говоря о конкретном стихотворении, Фет писал: «Новое содержание: новая мысль, независимо от прежней, едва заметно трепетавшей во глубине картины, неожиданно всплыла на первый план и закричала на нем пятном».

О слитности содержания и словесного выражения в лирических произведениях писал B.C. Соловьев в своей статье о стихах Фета и Полонского. Он считает, что «в истинно-лирическом стихотворении нет вовсе содержания, отдельного от формы, чего нельзя сказать о других родах поэзии. Стихотворение, которого содержание может быть толково и связно рассказано своими словами в прозе, или не принадлежит к чистой лирике, или никуда не годится»58.

Высказывание Фета о том, что стихотворение подчас рождается у него из простой рифмы, «распухая» вокруг нее, по мнению В.В.Кожинова, можно понять как провозглашение формальной основы творчества. Но исследователь обращается к другому замечанию поэта. В письме к Полонскому Фет вспоминает пушкинские стихи: «Для берегов отчизны дальной...

Поэзия А.Фета в творческой мастерской прозаика Л.Толстого

После рассмотрения влияния Толстого на творчество Фета, закономерной представляется попытка рассмотреть и обратный процесс - конкретные формы воздействия лирики Фета на прозу Толстого. Тем более, что исследователи их творчества, в частности Б.М.Эйхенбаум, С.А.Розанова, П.П.Громов, Б.Я.Бухштаб, Н.Я.Берковский, В.В.Кожинов, Н.Н.Скатов, Л.А.Озеров, Э.Г.Бабаев1, неоднократно отмечали это влияние. Это, наверное, не случайно, т.к. среди близких друзей писателя был только один крупный поэт того времени.

В настоящей главе мы попытаемся обобщить все имеющиеся наблюдения, замечания, выводы по проблеме творческих перекличек. Проведенные наблюдения являются исходным материалом для дальнейшего ее развития и углубления.

В первую очередь попробуем определить, что же имели в виду ученые, говоря о воздействии поэзии Фета на прозу Толстого? Далее, как нам представляется, необходимо сопоставить отдельные стихотворения поэта с отрывками из романов Толстого, тем или иным образом перекликающимися с ними.

Толстого и Фета сближает способность передавать тончайшие переходы в жизни природы, человека. Специалисты, исследуя творчество писателя, с легкой руки Н.Г.Чернышевского назвали это «диалектикой души». Во время создания «Войны и мира» метод психологического анализа становится основным. Можно с определенной степенью уверенности утверждать, что в становлении этого метода свою роль сыграл и Фет.

Метод психологического анализа - «диалектику души» - Толстой использует для раскрытия души любимых героев, людей с богатым внутренним миром. «Диалектика души» становится основным художественным методом изображения и познания окружающего мира, проявляясь в пейзажах, портретах, словесно-речевых характеристиках.

В романах Толстого, в особенности в «Войне и мире» и в «Анне Карениной», значительное место занимают пейзажи. Психологический и философский подтекст как характерную особенность пейзажей Толстого отмечали А.В.Чичерин, Е.Н.Купреянова, В.А.Ковалев2.

Одним из первых среди современных исследователей активную роль образов природы в «Войне и мире» отметил А.В.Чичерин3. По мнению исследователя, герои романа не просто созерцают природу, а постоянно испытывают ее вмешательство в свою жизнь. Это происходит потому, «что автор и некоторые из его героев так близки природе, что живут и мыслят ею, принимают в себя ее жизнь как свою, как часть самого себя»4. Проникновение «диалектики души» в образы природы исследователь показывает на примере беседы Пьера и Андрея на пароме.

Е.Н.Купреянова тоже считает, что пейзажи Толстого строятся по законам «диалектики души». Это свойство, по мнению исследователя, проявляется в особом тоне пейзажей, «пейзажах-впечатлениях», «но в отличие от импрессионистического изображения природы, впечатлениях не только чувственных, но и духовных, диалектически сочетающих отражение природы в человеке с обратным отражением человеческого в природе, т.е. с ее духовным активным освещением»5. Таким образом, в прозе Толстого в значительной степени стирается грань между «изображением» внешнего и «выражением» внутреннего.

Психологический и философский подтекст пейзажей Толстого заключается, считает Е.Н.Купреянова, в том, что жизнь человека и природы сливается в его произведениях воедино. Пейзаж «через психологию героя включен в само действие, составляет его собственную часть, ибо жизнь природы и процесс ее психологического отражения слит в нем в нерасторжимое единство». Психологический и философский подтекст пейзажей заключается в том, что человек, испытывая наслаждение от общения с природой, обнаруживает в ней лучшие стороны собственной души. А чем ближе человек к природе, чем полнее подчиняется ее законам, тем он «счастливее, нравственнее и прекраснее».

156 В.А.Ковалев приходит к выводу, что во всем толстовском наследии нет ни одного произведения, где природа изображалась бы вне поэтического контекста. Толстой, по мнению исследователя, создает описания природы, проникнутые глубоким чувством. В таких пейзажах наблюдается единство природы и чувств персонажей, пейзажи в первую очередь символизируют переживания героев. В.А.Ковалев считает, что «если философско-публицистические пейзажные описания в художественной прозе Толстого непосредственно отражают внешние черты мировоззрения автора, то символико-психологические картины раскрывают внутренний мир героев и передают воззрения художника опосредованно» .

«ВЕЧЕРНИЕ ОГНИ» (1882-1890)

Начиная с 1860-х годов идея гармонии человека и природы постепенно утрачивает свое первостепенное значение в поэзии Фета. Ее художественный мир приобретает трагические очертания. В немалой степени этому способствуют внешние обстоятельства жизни.

Личная и творческая судьба Фета складывается трудно. Печать «незаконнорожденности», тяготеющая над поэтом с детских лет болезни и смерти родственников, неудавшаяся литературная карьера (в начале 1860-х годов революционно-демократическая критика повела настоящий крестовый поход против «чистого искусства», и Фет был отлучен от «Современника», где печатался на протяжении 1850-х годов) - все это не способствовало хорошему общественному и личному самочувствию. В мироощущении «певца Красоты» нарастают пессимистические настроения.

Гармония природы теперь лишь острее напоминает поэту о несовершенстве и эфемерности человеческой жизни. «Вечность мы, ты - миг» - так теперь рассматривается в художественном мире Фета соотношение между красотой мироздания и земным бытием, «где все темно и скучно» («Среди звезд», 1876). Апокалиптические настроения редко, но властно вторгаются в лирику поэта «тонких ощущений». Одиночество чело­века посреди мертвой, «остывшей» Вселенной («Никогда», 1879), обманчивость гармонии в природе, за которой таится «бездонный океан» («Смерть», 1878), мучительные сомнения в целесообразности человеческой жизни: «Что ж ты? Зачем?» (« Ничтожество », 1880) - эти мотивы придают поздней лирике Фета жанровые черты философской думы. «Думы и элегии» - циклом, имеющим такой жанровый подзаголовок, открыл Фет первый выпуск своего сборника «Вечерние огни», вышедший в 1882 г. «Вечерние огни», издававшиеся отдельными выпусками вплоть до 1890 г., являются визитной карточкой поздней поэзии Фета и одновременно художественной вершиной его творчества в целом. Поздняя лирика, трагичная в своей основе, сохраняет с предшествующим этапом несомненную преемственность. Вместе с тем она обладает рядом отличительных признаков.

Человек в поздней лирике Фета томится разгадкой высших тайн бытия - жизни и смерти, любви и страдания, «духа» и «тела», высшего и человеческого разума. Он сознает себя заложником «злой воли» бытия: вечно жаждет жизни и сомневается в ее ценности, вечно страшится смерти и верит в ее целительность и необходимость. Образ лирического «я» приобретает некоторую обобщенность и монументальность. Закономерно изменяется пространственно-временная характеристика поэтического мира. От цветов и трав, деревьев и птиц, луны и звезд духовный взор лирического «я» все чаще обращается к вечности, к просторам Вселенной. Само время словно замедляет свой ход. В ряде стихотворений его движение становится спокойней, отрешеннее, оно устремлено в бесконечность. Космическая образность, безусловно, сближает позднюю лирику Фета с художественным миром поэзии Тютчева. В стиле автора «Вечерних огней» нарастает удельный вес ораторского, декламационного начала. Напевную интонацию стихов 1850-х годов сменяют риторические вопросы, восклицания, обращения. Они нередко отмечают вехи в развертывании композиции, подчиненной строго логическому принципу (например, «Ничтожество»). Б.Я. Бухштаб фиксирует появление в поздней лирике Фета тютчевских ораторских формул, начинающихся с «Есть», «Не таково ли», «Не так ли», торжественной архаической лекси­ки, знаменитых тютчевских составных эпитетов («золотолиственных уборов», «молниевидного крыла»).

Свой трагический пессимизм поздний Фет стремится заковать в броню отточенной поэтической риторики. Уже не по­этическим «безумством» и «лирической дерзостью», как раньше, а системой логических формул и доказательств, зачастую взяв в свои союзники А. Шопенгауэра (над переводом его знаменитого труда «Мир как воля и представление» поэт работал в 1870-е годы), лирический герой стремится побороть свой страх перед смертью и бессмысленностью существования, обрести внутреннюю свободу (см. «Аlter ego», 1878; «А.Л. Бржеской», 1879; «Не тем, Господь могуч, непостижим...», 1879). Одним из самых «страшных» и парадоксальных стихотворений «Вечерних огней», несомненно, является знаменитое «Никогда». Фет прибегает к несвойственному ему приему гротеска, изображая воскрешение лирического «я» к «вечной жизни» в мире, в котором давно потух божественный огонь. Эта экзистенциальная ситуация (на грани жизни и смерти) осознается человеком как несомненная аномалия бытия и порождает серию неразрешимых вопросов:

Кому же берегу

В груди дыханье? Для кого могила

Меня вернула? И мое сознанье

С чем связано? И в чем его призванье?

Куда идти, где некого обнять,

Там, где в пространстве затерялось время?...

Эффект аномальности происходящего усилен намеренным контрастом между фантастичностью самой ситуации и прото­кольно-документальным стилем ее описания. Ненормальное подается как обычное, повседневное явление, что лишь подчеркивает основной пафос стихотворения: «вечная жизнь» вне живой изменяющейся природы страшнее смерти. Л. Толстой в письме к Фету, восхищаясь остротой постановки проблемы («вопрос духовный поставлен прекрасно»), вместе с тем оспаривал саму атеистическую идею стихотворения: «Для меня и с уничтожением всякой жизни, кроме меня, все еще не кончено. Для меня остаются еще мои отношения к богу, т. е. отношения к той силе, которая меня произвела, меня тянула к себе и меня уничтожит или видоизменит».

Впрочем, одной из действенных сил, помогающих лиричес­кому герою поздней лирики Фета преодолеть смерть, является любовь. Именно она дарует герою воскресение и новую жизнь. Евангельские мотивы и образы проникают в любовный цикл. «Свет» любви уподобляется божественному свету, который, не побеждая «мрака», как известно, и во тьме светит. В стихотворении «Томительно-призывно и напрасно...» (1871) лирический герой, бредущий по пустыне жизни на призывный свет возлюбленной, сравнивается с Христом, ступающим «по шаткой пене моря» «нетонущей ногой». Сами образы мерцания, трепетания, светотени, огня занимают исключительно важное место в «преображающей» символике «Вечерних огней». Огонь (и его производные - луч, свет, блеск и т. п.) для Фета - стихия очистительная, надчеловеческая и человечная одновременно. Огонь проявляет божественное в тленном («Этот листок, что иссох и свалился, - // Золотом вечным горит в песнопенье...» - «Поэтам», 1890) и, напротив, земное - в божественном («Под сенью ласковых ресниц // Огонь небесный мне не страшен» - «Ты вся в огнях...», 1886). Огонь - сила, несущая обновление через гибель и страдание, и этим примиряющая героя с ними («Ракета », 1888).

Поэзия А.А. Фета - высший взлет и одновременно завершение классической традиции романтической поэзии XIX в. в России . По сути, она исчерпала возможности той линии «психологического» романтизма в лирике, родоначальником которой принято считать В. А. Жуковского. В лице Фета эта лирика впитала в себя все лучшие завоевания романтической школы, значительно обогатив и трансформировав их достижениями русской реалистиче­ской прозы середины XIX в., в том числе и очерково-документальной прозы «натуральной школы». Одновременно поэзия Фета подготовила будущее возникновение и развитие символизма в русской поэзии рубежа веков. Несмотря на всю неоднозначность восприятия поэзии Фета идейными вождями русского символизма (например, Д.С. Мережковским), для многих зачинателей движения, таких как В.Я. Брюсов, К.Д. Бальмонт, лирика Фета во многих отношениях оставалась предтечей «великой области отвлечений, области мировой символизации сущего », которая и составила главное художественное открытие «новой поэзии» XX в .

Основные понятия

«Поэзия чистого искусства», романтизм, «невыразимое», «эстетический реализм», красота как онтологическая категория, лириче­ский фрагмент, антологические стихотворения.

Вопросы и задания

1. По статьям и программным стихотворениям А. А. Фета (добавьте
к проанализированным в данной главе следующие тексты: «Муза»,
1854; «Музе», 1857; «Псевдопоэту», 1866; «Музе», 1882; «Одним
толчком согнать ладью живую...», 1887; «Поэтам», 1890 и др.) сфор-
мулируйте основные положения его эстетики. Насколько совпадают
они с программными положениями критики «чистого искусства», по­
священной Фету (см. статьи В.П. Боткина «Стихотворения А.А. Фета,
1857 и А.В. Дружинина «Стихотворения А.А. Фета», 1856)?

2.Какой функцией в художественном мире Фета наделяется красота»?
По стихотворениями «Кому венец: богине ль красоты...»(1865),
«Только встречу улыбку твою...» (1873), «Целый мир от красоты...»
(1874 и 1886) реконструируйте поэтическую модель мира Фета.

3.Проанализируйте жанрово-стилевые особенности антологических
стихотворений Фета («Диана», «Венера Милосская», 1856;
«Аполлон Бельведерский», 1857 и др.). В чем их отличие от аналогичных
опытов предшественников (К.Н. Батюшкова, А.С. Пушкина)
и современников (А.Н. Майкова, Н.Ф. Щербины)?

4.Как решается в современной науке вопрос об «импрессионизме»
лирики Фета? К какой точке зрения склоняетесь Вы? Подтвердите
Ваши предпочтения анализом стиля двух-трех стихотворений.

5. Как изменились содержание и стиль лирики Фета 1870-1880-х годов?
Можно ли назвать ее «философской»? Какие стихотворения, на
Ваш взгляд, несут на себе явный отпечаток идей пессимистической

философии А. Шопенгауэра и можно ли говорить безусловно о «пессимистическом» пафосе поздней лирики Фета?

Литература

Благой ДД. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А. Фета. М., 1975.

Боткин В.П. Стихотворения А.А. Фета. В его кн.: Литературная критика,

публицистика, письма. М., 1984.

Бухштаб БЛ. А.А. Фет. Очерк жизни и творчества. Л., 1990.

Дружинин А.В. Стихотворения А.А. Фета. /В кн.: Литературная критика. М., 1983.

Ермилова Е.В. Некрасов и Фет. В кн.: Некрасов и русская литература. М., 1971.

Кожинов В. Фет и «эстетство». Вопросы литературы, 1975, № 9.

Скатов Н.Н. Лирика Афанасия Фета (Истоки, метод, эволюция). В кн.: Далекое и близкое. М., 1981.

Скатов НЛ. Некрасов и Фет. В его кн.: Современники и продолжатели. М., 1973.

Чичерин АЛ. Движение мысли в лирике Фета. В его кн.: Сила поэтического слова. М., 1985.

Шеншина Вероника. А.А. Фет-Шеншин. Поэтическое миросозерцание. М., 2003.

Ф.И. ТЮТЧЕВ

/ 1803-1873/

Федор Иванович Тютчев - гениальный русский лирик, связавший по­эзию XVIII в. с

поэзией века XX. В его лирике преломились художест­венные искания

Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова, поэтов-любомудров,

Некрасова. Придав им философскую обобщенность и эстетическое своеобразие, Тютчев стал близким новым поколениям по­этов, русскому «серебряному веку».

ИСТОРИЯ «ОТКРЫТИЯ» ПОЭЗИИ Ф. ТЮТЧЕВА В РУССКОЙ КРИТИКЕ

Долго и трудно шла поэзия Тютчева к русскому читателю. Виною тому - особые обстоятельства жизненной и литературной судьбы поэта.

Первые публикации стихотворений Тютчева появились, когда начи­нающему поэту было всего шестнадцать лет . В 1822 г., поступив на службу в Государственную коллегию иностранных дел, Тютчев уезжает в Мюнхен в качестве сверхштатного сотрудника русской миссии. На целых 22 года, посвятив себя дипломатической карьере, он будет оторван от литературной жизни России и русского читателя, изредка публикуя свои стихотворения в случайных альманахах и сборниках.Единственным исключением окажется подборка из 24 стихотворений, помещенная в пушкинском «Современнике» за 1836 г. И та была издана, по сути, анонимно, без указания полного имени автора, скрывшегося за инициалами «Ф.Т.». Даже когда Тютчев, после множества личных утрат, испытав потрясения в служебной карьере и на поприще общественно-политической жизни, сумел-таки к моменту своего возвращения в Россию (это случилось в 1843 г.) завоевать популярность государственного деятеля и авторитетного публициста, как поэт он своим соотечественникам оставался почти неизвестен.

Честь первооткрывателя Тютчева-поэта принадлежит Н.А. Некрасову. Он извлек из небытия подборку стихотворений, опубликованных к тому времени забытом пушкинском «Современнике » 1836 г ., и в статье «Русские второстепенные поэты» (1849) еще раз публично «перечитал» тютчевские строки, буквально открывая читателю глаза на художественное совершенство и глубину мысли стихов «Ф.Т .», сетуя попутно на авторское инкогнито. Наконец, в 1854 г. И.С. Тургенев опубликовал в некрасовском «Современнике» 111 стихотворений Тютчева. Так, спустя 35 лет после начала поэтической деятельности Тютчева наконец-то был прерван заговор молчания вокруг его имени и творчества. Столь долгое вхождение Тютчева в элиту русских поэтов наложило особый отпечаток на восприятие и критическую оценку современниками его творческого наследия. Во-первых , оно часто осмысливалось вне того историко-куль­турного контекста, в котором зарождалось и развивалось, ибо сам этот контекст был неизвестен и непонятен русскому читателю 1850-х годов. Во-вторых , этот «поздний », из эпохи 1850-х годов, взгляд на лирику поэта более раннего этапа приводил к естественным искажениям ее смысла и стиля, порождал желание многое «подправить » в стихах поэта, что на­несло существенный вред его стихотворному наследию. В частности, до сих пор не преодолены до конца последствия редакторской «правки» Тур­генева, издавшего сборник «Стихотворений» Тютчева в 1854 г. с серьез­ ными изменениями авторского текста. И, наконец, в-третьих , при жизни поэта так и не вышло собрание его сочинений, в котором автор принял бы непосредственное участие. Сам Тютчев не систематизировал свой архив, часто писал стихотворения на случайных клочках бумаги, без датировки и последующего авторского редактирования. Он даже не просматривал тексты, которые его друзья и родственники готовили набело для издания. Эти особенности творческой психологии поэта тоже долгое время затрудняли процесс понимания его поэтической мысли.

«У него не то что мыслящая поэзия, - а поэтическая мысль; не чувство рассуждающее, мыслящее, - а мысль чувствующая и живая», - так научно-точно и, вместе с тем, образно определял первый биограф поэта И.С. Аксаков существо тютчевского стиля. И выводил из этого суждения важное следствие: «От этого внешняя художественная форма не является у него надетою на мысль, как перчатка на руку, а срослась с нею, как покров кожи с телом, сотворена вместе и одновременно, одним процессом: это сама плоть мысли » . Эта цитата обошла едва ли не все критические и литературоведческие работы о поэзии Тютчева, написанные в XX столетии. И все же оставаясь для многих исследователей программною, она до сих пор не нашла адекватного методологического инструментария. В каких теоретических категориях поэтики нужно описывать и доказывать аксаковскую формулу: «не чувство рассуждающее, мыслящее, - а мысль чувствующая живая» ? Как понимать применительно к поэзии Тютчева это бесспорное единство в ней образа и мысли? Как отражается это единство на жанрово-стилевом своеобразии тютчевской лирики?