П а столыпин был убит. Как был убит П. А. Столыпин

За довольно короткий промежуток времени, с 1905 по 1911 год, на Петра Аркадьевича Столыпина было спланировано и совершено 11 покушений, последнее из них достигло своей цели. 1 (14) сентября 1911 года в Киеве в городском театре на спектакле «Сказка о царе Салтане» этот действительно великий человек получил две пули, одна рана стала смертельной. На спектакле присутствовал и император Николай II с семьёй. Это был сильнейший удар по России и лично императору, убрали умнейшего человека, который спасал империю и был против участия России в мировой войне.

Хотя аграрную реформу П.Столыпина нельзя назвать однозначно положительной (как и коллективизацию в СССР), так, с 1905 по 1910 год в расчете на 100 жителей в европейской части России количество лошадей сократилось с 23 до 18, количество крупного рогатого скота - с 36 до 26 голов; средняя урожайность зерновых упала с 37,9 пуда с десятины в 1900 – 1905 годы до 35,2 пуда в 1906-1910 годах. Производство зерна на душу населения в империи упало с 25 пудов в 1901-1905 годах до 22 пудов в 1905-1910 годах. А в 1911 году начался голод, охвативший губернии с населением в 30 миллионов человек.

Но эта реформа была необходима России, как стране, которой требовалась индустриализация, в 20-е столетие Российская империя вошла как преимущественно крестьянская страна, с почти 80% сельским населением, да и многие провинциальные города, городки фактически не отличались от сёл. Русское крестьянство во многом сохранило традиции тысячелетней давности, будучи наиболее традиционной частью Русского мира. А государству надо было перевести его на «новые рельсы» хозяйствования. Для этого было надо лишить значительную часть крестьянства своего земельного надела, они переселялись в города и становились рабочими, увеличивая экономические возможности страны.

Председатель Совета министров Российской империи и глава ключевого министерства внутренних дел П.А.Столыпин решил реформировать крестьянское сословие за счет разрушения общинного способа ведения сельского хозяйства в пользу среднего и крупного землевладельца («крепких хозяев»). Крестьяне, которые не могли в новых условиях «стать на ноги», разорялись, продавали свой земельный надел и становились батраками, переезжали в город, ища новой доли. Там часть бывших земледельцев все же стали люмпенами, которые так и не приняли городской уклад жизни. Процесс индустриализации империи требовал от государственной власти все большего числа рабочих, и взять их, кроме как из крестьян, было негде. Поэтому, постоянно укрепляя капиталистические отношения в среде крестьян, государство фактически сознательно шло на разорение части крестьянства, чтобы они стали рабочими в городах. Причём в Российской империи этот процесс проходил в относительно «щадящем» режиме, скажем, в отличие от Англии, где т. н. «огораживание» фактически ликвидировало крестьянское сословие (с «кровавым законодательством», насильственным сгоном людей с их земли, без каких-либо альтернатив, кроме бродяжничества и рабского труда в «работных домах»). Его начали ещё реформой 1861 года и затянули до начала 20 столетия. В 1908 году ввели обязательное бесплатное всеобщее начальное образование, каждый год открывалось более 10 тыс. государственных школ, их число к 1913 году выросло до 130 тыс.

Понятно, что крестьянству не было дела до высоких помыслов государевых людей, оно сопротивлялось, саботировало эти начинания. Если в первую революцию 1905-1907 годах крестьянство, в подавляющей своей части, стало опорой империи – тысячами вливаясь в т. н. «черносотенные организации», выступая за стабильность державы, то после начала аграрной реформы настроения изменились, с 1911 года крестьяне все больше проникаются идеями революционеров – в основном эсеров (социалистов-революционеров). Их программа социализации земли (отмена частной собственности на землю, превращение её в народное достояние без права купли-продажи, земля переходила в управление органами местного самоуправления, пользование землёй должно было стать уравнительно-трудовым) во многом соответствовала чаяниям большей части крестьянства. Затем они поддержали лозунг «Землю - крестьянам, фабрики - рабочим».

Виноват ли Столыпин в революции и гибели империи, а значит семьи Романовых? Нет, Столыпин был настоящим государственником и патриотом своей Родины, понимающим, чем грозит «мировое закулисье», действующее в России через свою периферию в виде масонства и «профессиональных революционеров». Его нельзя было сломить или запугать: «Не запугаете!» Перевод крестьянства на новые формы хозяйствования (с преобладанием средних и крупных хозяйств), индустриализация были необходимы империи как воздух. Ведущие мировые державы уже обладали огромным промышленным потенциалом (как Британская империя, США, Германская империя), некоторые державы быстрыми темпами усиливали свою промышленную и военную мощь (Германия, Япония), на планете шла гонка вооружений, всё шло к мировой войне. Россию надо было подготовить к ней. Фактически Столыпин при поддержке императора делал то, что позднее сделал Сталин своей коллективизацией и индустриализацией. Только у Сталина были хуже стартовые условия - последствия Первой мировой воны, Гражданской войны, ликвидация или изгнание большей части старой управленческой и научной элиты, плюс противодействие, саботаж со стороны «троцкистов». Столыпин и Николай II не имели опыта Сталина в области «закулисной» подпольной деятельности, поэтому не смогли верно оценить масштаб угрозы со стороны революционного и масонского «подполья». Это их и сгубило – когда Столыпина убрали, император уже не смог завершить начатого, Россию втянули в войну. Им не хватило буквально нескольких лет, в этом смысле знаменитые слова Столыпина вполне правильны: «Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте - и слова Русского Правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром… Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа - вот девиз для нас всех, Русских. Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии».

Правда, Сталин пошел дальше и сделал дело мудрее Столыпина: фактически произошло возрождение общины на новой технической базе, путем создания машино-тракторных станций (МТС) и внедрения новых агро-технических достижений. Отсталый крестьянский труд, сельская жизнь превращались в городское производство в селе, с созданием объединений и комплексов, это было совершенно невозможно при западном, капиталистическом способе ведения хозяйствования, но только при государственной собственности на средства производства и землю, плюс развитие творческих, научно-технических возможностей жителей села – всевозможные дома творчества, клубы и т.д. А Столыпин был лишён такой возможности, он считал, что крупный собственник в селе будет заинтересован в механизации сельскохозяйственного производства, в повышении урожайности культур и приросте голов скота. К сожалению, этого не произошло, крупные и средние собственники пошли путём получения сверхприбыли за счет минимизации оплаты труда батраков, а также значительного повышения цен на продукцию сельского хозяйства. Это сделало т.н. «кулаков» купцами, новыми капиталистами («новыми русскими» того времени), презиравшими ту крестьянскую среду («быдло»), из которой они сами и вышли. В итоге образовался настоящий новый класс эксплуататоров, который ненавидело большинство крестьян, это в итоге привело значительную часть крестьянства в лагерь революционеров.

Поэтому Сталин фактически продолжил дело Столыпина и государей Российской империи не только в области внешней политики, но во внутренней политике, в деле создания мировой Российской державы. Внимательно изучив доставшееся ему наследие империи (Сталин много читал), он воплотил в жизнь многие проекты Российской империи. В итоге гибель Российской империи не стала фатальной для народа и русской государственности, Сталин смог создать великий СССР.

Николай II, при всех его слабостях и недостатках, как и Столыпин, не был предателем России и Русского народа, поэтому в отличие от ряда других представителей дома Романовых и элиты Российской империи ему не позволили окончить свой век в роскоши, в Европе. Николая и его семью жестоко убили, как врага «мирового закулисья».

Источники :
Бородин А. П. Столыпин. Реформы во имя России. 2004.
Дорофеев В. Э. Сталинизм: народная монархия. М., 2006.
http://www.stolypin.ru/publications/?ELEMENT_ID=485

От полученных ран через несколько дней Столыпин скончался. История этого убийства до сих пор содержит много неясных моментов.

Энциклопедичный YouTube

1 / 5
Архивист Ольга Эдельман приводит фрагмент из перлюстрированного письма из Парижа , от политэмигранта, к ссыльной в Иркутскую губернию, сентябрь 1911 г.: «Сообщу, как мы пережили сообщение о покушении на Столыпина. […] Публика страшно разволновалась: эс-эры закрыли свою читалку, в с. д.-ской же был прибит огромный плакат с извещением о радостном событии. Слух о выздоровлении Столыпина заставил здешний орган синдикалистов “Bataille Syndikaliste” озаглавить свою статью: “Несчастье. Столыпин, кажется, опять не издохнет…” Смерть же Столыпина произвела очень хорошее впечатление на всех, хотя с. р. сегодня (спустя 8 дней после покушения) официально заявляют, что Богров действовал без санкции какой-либо партийной с. р. организации» .

Смерть Столыпина

9 сентября Столыпин был погребён в Киево-Печерской лавре . Трапезная церковь, где проходило отпевание , была заставлена венками с национальными лентами, собралось Правительство, представители армии и флота и всех гражданских ведомств, многие члены Государственного совета и Государственной думы , приехало более сотни крестьян из ближайших деревень.
Надгробие с могилы Столыпина в начале 1960-х годов было снято и долгие годы сохранялось в колокольне на Дальних пещерах. Место могилы было заасфальтировано. Надгробие восстановлено на прежнем месте в 1989 году , при содействии И. Глазунова .

Увековечение памяти

7 сентября некоторые члены Государственной думы и гласные местного земства предложили поставить Столыпину памятник в Киеве . Собирать средства решили пожертвованиями. Пожертвования поступали так быстро, что буквально через три дня в одном Киеве была собрана сумма, которая могла покрыть расходы на памятник. Через год, 6 сентября 1912 г., на площади возле Городской думы, на Крещатике в торжественной обстановке был открыт памятник. Столыпин был изображен говорящим речь, на камне высечены сказанные им слова: «Вам нужны великие потрясения - нам нужна Великая Россия», а на передней стороне пьедестала памятника была надпись: «Петру Аркадьевичу Столыпину - русскіе люди».
Снесён 16 (29) марта 1917 года, через две недели после Февральской революции .
Обитое красным бархатом кресло номер 17 второго ряда партера Киевского городского театра, возле которого убили Столыпина, в настоящий момент находится в Музее истории МВД в Киеве.
Улица Маловладимирская, где умер Столыпин, была переименована в Столыпинскую. На протяжении XX века эту улицу переименовывали ещё шесть раз, сейчас она называется улица Олеся Гончара .

Расследование

Ещё в студенческие годы Богров был замешан в революционной деятельности, несколько раз был арестован, но быстро получал освобождение, благодаря влиянию своего отца, вхожего в высшие городские круги. В разгар мятежных волнений в Киеве состоял членом Революционного совета студенческих представителей и одновременно вёл агентурную работу. По свидетельству начальника охранного отделения Кулябко, Богров выдал много революционеров, предупредил террористические акты и тем заслужил доверие .
Прямо из театра Богров был отправлен в киевскую крепость «Косой Капонир», где был заключён в одиночную камеру .

При его появлении 16 августа «Стёпа» […] заявил мне, что моя провокация безусловно и окончательно установлена […] и что решено о всех собранных фактах довести до сведения общества […] Когда я стал оспаривать достоверность парижских сведений и компетентность партийного суда, «Стёпа» заявил мне, что реабилитировать себя я могу только одним способом, а именно - путём совершения какого-либо террористического акта. […] Буду ли я стрелять в Столыпина или в кого-либо другого, я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре .

История этого чрезвычайного дела до сих пор таит массу неясностей. Ни одна политическая партия не взяла на себя ответственность за это убийство. Самая распространённая версия была такова: агент охранки после разоблачения революционерами был вынужден пойти на убийство Столыпина. Об этом также косвенно свидетельствуют попавшие в печать сведения о появлении в Киеве накануне убийства Троцкого .
Вместе с тем обстоятельства покушения говорят о том, что оно стало возможным благодаря халатности охранки, которая сродни злому умыслу .
По одной из версий, покушение было организовано при помощи охранного отделения. На это указывают многие факты, например, билет в театр был выдан Богрову начальником Киевского охранного отделения Н. Н. Кулябко с согласия П. Г. Курлова , А. И. Спиридовича и М. Н. Веригина, при этом к Богрову не было приставлено наблюдение.

По другой версии, Кулябко был введён в заблуждение Богровым: он рассказал ему, что вошёл в доверие к некому «Николаю Яковлевичу», который собирается совершить покушение на Столыпина, чтобы не вызвать подозрений у «Н. Я.» Богрову необходимо присутствовать на месте покушения. При этом со стороны Кулябко не было применено мер для проверки легенды Богрова . По воспоминаниям киевского губернатора Гирса , охрана Столыпина в городе была организована плохо .
Для расследования обстоятельств дела была назначена сенаторская ревизия , которую возглавил сенатор М. И. Трусевич . В начале 1912 года результаты комиссии, которые заняли 24 тома были переданы в Государственный совет. В докладе поднимался вопрос о «превышении и бездействии власти, имевшем весьма важные последствия» и назывались виновные - товарищ министра Курлов , вице-директор Веригин, заведующий дворцовой охраной Спиридович и начальник Киевского охранного отделения Кулябко. Бездействие выражалось в пассивном отношении к легенде, данной Богровым, которую никто не проверил, превышение власти - в том, что вопреки чётким циркулярам он был допущен на парадный спектакль. В результате данные лица были привлечены к предварительному следствию в качестве обвиняемых в преступном бездействии власти .
Руководство следствием было поручено сенатору Н. З. Шульгину . На следствии Курлов заявил, что «особого распоряжения Кулябку установить наблюдение за личностью самого Аленского (агентурный псевдоним Богрова) я не сделал, считая, что такой элементарный приём розыска не может быть упущен опытным начальником охранного отделения ».
В показаниях Кулябко приметно существенное обстоятельство: он отказывается от чрезвычайно важного показания. Сначала он заявил, что не может считать себя виновным в происшедшем несчастье, так как Богров был допущен в театр с ведома генерала Курлова. Затем он поменял показания, сказав, что «допустил в театр Богрова без ведома Курлова и специально просил именно эти показания считать действительными» . Причину такой перемены видели в письме найденном при обыске у супруги Кулябко, которая приходилась сестрой Спиридовичу. В нём содержалась угроза:

Если меня посадят на скамью подсудимых, тогда и я вспомню, что у меня жена и ребёнок, и отброшу я тогда всякую щепетильность и поставлю вопрос ребром о всей той конспирации, которую проводили относительно меня 1 сентября. Хотели сделать без меня, ну и сделали, неважно только вышло .

Неожиданно в начале 1913 года дело было закрыто по поручению Николая II .
Общественное отношение к происшедшему было различным: от разочарования и досады до нескрываемого возмущения . Видный русский юрист и общественный деятель А. Ф. Кони по этому поводу писал:

Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, «обожаемый монарх» не нашёл возможным быть на похоронах убитого, но зато нашёл возможность прекратить дело о попустительстве убийцам .

Примечания
1. Протокол допроса подполковника Н.Н. Кулябко . сайт www.hrono.info (2.11.1911). Проверено 26 января 2011. Архивировано 11 августа 2011 года.
2. Столыпин Петр Аркадьевич . сайт www.hrono.info. Проверено 30 января 2011. Архивировано 11 августа 2011 года.
1.09.1911 (14.09). – Покушение в Киеве Богрова на главу российского правительства П.А. Столыпина

Тайна убийства Столыпина

Памятник А.П. Столыпину в Киеве, открытый 6 сентября 1913 г. на Думской площади (нынешней "Площади Независимости") напротив здания Городской думы

Убийцей был Дмитрий Григорьевич (Мордко Гершкович) Богров (1887 г.р.), сын киевского присяжного поверенного, внук еврейского писателя Г.И. Богрова. Еще в студенческие годы Богров был замешан в революционной деятельности, несколько раз был арестован, но быстро получал освобождение, благодаря связям своего отца. В 1905 г. сочувствовал социал-демократам и учился в Киевском университете на юридическом факультете, продолжил образование в Мюнхене. В декабре 1906 г. вернулся в Киев, примкнул к группе анархистов-коммунистов. В середине 1907 г. стал агентом Киевского охранного отделения под кличкой "Аленский" (вероятно, с целями наподобие Азефа). В разгар мятежных волнений в Киеве состоял членом Революционного совета студенческих представителей. По свидетельству начальника охранного отделения Н.Н. Кулябко, Богров выдал полиции много революционеров, предупредил террористические акты и тем заслужил доверие (так же входил в доверие и Азеф). После окончания университета Богров уехал в Петербург, где установил сотрудничество с Петербургским охранным отделением.

В августе 1911 г. Богров вернулся в Киев, встретился с начальником Киевского охранного отделения Кулябкой и сообщил ему о готовящемся покушении на Столыпина, которое сам же и осуществил, благодаря глупости Кулябки. Богров сообщил ему, что вошел в доверие к некому "Николаю Яковлевичу", который собирается совершить покушение на Столыпина, но чтобы не вызвать подозрений, Богрову необходимо присутствовать на месте покушения. Эти сведения Кулябко не удосужился проверить. Билет в театр был выдан Богрову Кулябкой как своему "агенту", при этом к Богрову не было приставлено наблюдение. По воспоминаниям киевского губернатора Гирса, охрана Столыпина в городе вообще была организована очень плохо.

После покушения Богров был отправлен в киевскую крепость "Косой Капонир", где был заключен в одиночную камеру. Богров был допрошен всего четыре раза: 1 сентября, сразу после совершенного им акта, 2 сентября, 4 сентября и 10 сентября 1911 г. Первые 3 допроса состоялись до суда, а последний уже после суда, накануне приведения в исполнение смертного приговора (Богров был повешен13 сентября). Судебными властями, а именно следователем по особо важным делам, В. Фененко, Дм. Богров был допрошен лишь один раз – 2 сентября, в остальных же случаях допрос производился киевским жандармским полковником Ивановым, приятелем Кулябко. «Отдельные части показаний Дм. Богрова находятся в явном противоречии друг другу и создают впечатление стремления мистифицировать следственную власть. Это отмечено было в свое время и судебным следователем В. Фененко во время допроса Дм. Богрова, сенатором Турау в его докладе 1-ому департаменту государственного совета по делу генерала Курлова, Кулябко, Спиридовича и Веригина, и сенатором Трусевичем в его докладе по ревизии дел киевского охранного отделения; а впоследствии, после революции, явилась возможность установить ряд фактических данных находящихся в противоречии с рядом показаний Дм. Богрова», – писал его брат в выпущенной в 1931 г. в Берлине книге "Дм. Богров и убийство Столыпина. Разоблачение "действительных и мнимых тайн". Во всяком случае показания Богрова о его сотрудничестве с Охранным отделением не могут заслуживать доверия.

История этого дела до сих пор таит много неясностей. Разумеется, покушение стало возможным благодаря бездарности начальника Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко. Халатность его была столь вопиющей, что подозревали даже организацию им убийства (эта версия, в которую поверить невозможно, до сих пор муссируется в еврейской печати с целью очернения "охранки" и даже самого Государя, который, якобы, был в этом заинтересован).

Для расследования дела была назначена сенаторская ревизия, которую возглавил сенатор М.И. Трусевич. В начале 1912 г. результаты работы комиссии в 24 томах были переданы в Государственный Совет. В докладе поднимался вопрос о «превышении и бездействии власти, имевшем весьма важные последствия» и назывались виновные – товарищ министра министра внутренних дел П.Г. Курлов, вице-директор Департамента полиции М.Н. Веригин, заведующий дворцовой охраной А.И. Спиридович и начальник Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко. В результате данные лица были привлечены к предварительному следствию в качестве обвиняемых в преступном бездействии.

Для оправдания своего доверия, проявленного к Богрову, Кулябко и другие всячески подчеркивали полезность его агентурной работы "за деньги", а покушение объясняли принуждением его к этому революционерами (в доказательство с его стороны, что он не "агент охранки") и некими силами. На следствии Курлов также оправдывался, что «особого распоряжения Кулябке установить наблюдение за личностью самого Аленского [агентурная кличка Богрова] я не сделал, считая, что такой элементарный прием розыска не может быть упущен опытным начальником охранного отделения».

Однако более убедительными и логичными выглядят показания брат Богрова Владимiра:

«Конечно, в интересах Кулябко и его начальства было доказать серьезность оказанных братом услуг охранному отделению, так как это для них единственный способ оправдать и объяснить столь легкомысленное к брату доверие...

[Но] для меня не может быть никакого сомнения в том, что сношения его с охранным отделением могли быть им предприняты только с чисто революционной целью. Никаких иных мотивов у брата моего быть не могло. Им не могли руководить корыстные побуждения, так как отец мой человек весьма состоятельный, при этом щедрый не только по отношению к родным и близким, но и по отношению к совершенно чужим людям, всегда обращающимся к нему за помощью, и, конечно, Кулябко не мог бы соблазнить брата 50–100 рублями. Тем более по отношению к брату, убеждений которого отец всегда так опасался, он готов был пойти на какие угодно расходы и материальные жертвы, чтобы удержать брата от революционной деятельности и, как я указывал, даже тщетно пытался удержать его за границей. Кроме того, брат мой жил сравнительно скромно, а потому не испытывал нужды в деньгах и бюджет его, как студента, не выходил за пределы 50–75 рублей в месяц...

Я убежден, что брат мой с самого начала вел с охранным отделением, в лице Кулябко, смелую игру, одинаково опасную как для него самого, так и для охранного отделения, имеющую единственную цель – осуществление революционного плана и закончившуюся так, как это было первоначально задумано братом, – террористическим актом, не повлекшим за собой ни одной лишней жертвы со стороны революционеров, но подорвавшим всю охранную систему...

Должен отвергнуть попытку некоторых корреспондентов периодической печати изобразить роль Кулябко, Курлова и других как простое соучастие в совершенном братом преступлении. Основанием для таких предположений послужили, как это потом рассказывали лица, присутствовавшие в суде во время слушания дела брата, ответы моего брата на предлагаемые председателем и прокурором вопросы, причем брат определенно отвергал все подобные возводимые против Кулябко и других обвинения. Хотя такая защита Кулябко и других со стороны моего брата и удивляла в то время некоторых, однако, с точки зрения высказанного мною раньше, такое стремление брата совершенно понятно. Задачей моего брата отнюдь не являлось втянуть, без всякого к тому основания, Кулябко, Курлова и других в свое дело, так как он тем самым превратил бы акт, совершенный им с чисто революционной целью, в простое убийство, совершенное с умыслом и заранее обдуманным намерением – ведь только таковы могли быть планы Кулябко, Курлова и других. Брат только и мог, в интересах своей собственной идеи, давать показания, благоприятные для Кулябко, Курлова и других в смысле уголовной их ответственности за происшествие 1 сентября, так как люди эти сделались жертвой отчасти своей недальновидности, а, главным образом, самой охранной системы, существовавшей на самых законных основаниях, но никак не злого умысла с их стороны...

Факты создают во мне полную уверенность, что брат мой не являлся и не мог являться безсознательным, а тем более сознательным, оружием в руках Кулябко, Курлова и других, а наоборот, использовал их в своих революционных целях. По вопросу о том, почему мой брат в показаниях, как бы нарочито, подчеркивал, что в период 1907–1909 годов действовал в интересах охранного отделения, я должен сказать, что вижу в этом его заявлении последний и, может быть, самый крупный из совершенных им анархических актов. И прежде нередко брат высказывал взгляды, поражавшие в первый момент окружающих своей парадоксальностью, но, тем не менее, вполне последовательно вытекающие из исповедуемой им анархической теории. Впрочем, в этом своем последнем анархическом акте он не сумел соблюсти строгой последовательности с начала и до конца, что я объясняю отчасти внезапностью этого принятого им решения, отчасти же теми ужасными нравственными и физическими потрясениями, которые ему пришлось испытывать.

Насколько мне известно, в первом своем показании, данном им 1 сентября, он указывал лишь на революционные цели, которые он преследовал и на создавшееся у него давно решение совершить покушение на жизнь Столыпина. И только в дальнейших своих показаниях он дает иное освещение своей деятельности в 1907–1908 годах в Киевск[ом] охранном отделении, причем, однако, на целый ряд вопросов следователя, направленных к объяснению столь быстрых и странных переходов от революционной деятельности к охранной и вновь к революционной, он отказывается отвечать, ссылаясь на «свою логику». Далее, в двух письмах на имя родителей, фотографии с которых я представляю, он подчеркивает, что желает оставить о себе воспоминание у родителей, как о человеке, «может быть и несчастном, но честном», и указывает, что не может, несмотря на все старания, «отказаться от старого», т.е. от революционной деятельности. Таковы противоречия, в которые он все время впадал, стремясь изобразить свою деятельность 1907–1909 гг., как направленную в интересах охраны.

Между тем, представляясь сотрудником Кулябко, брат мой, по моему убеждению, имел в виду направить удар на всю систему охранного розыска. В том виде, в каком он старался изобразить событие 1 сентября, ответственность за него переносилась с отдельных лиц, которым была вверена охрана Столыпина, на всю ту систему, которую сам Столыпин возглавлял. Совершение убийства Столыпина обыкновенным революционером привело бы только к новому усилению деятельности охранных отделений и увеличению бдительности агентов. Тогда как совершение этого акта человеком, который раньше сам, будто бы, содействовал целям охраны и потому был посвящен во все ее тайны и только вследствие этого получил возможность совершить задуманное, переводит вопрос о том, как уберечься от революционеров, на вопрос о том, как избавиться от самих охранников.

Этими соображениями, несомненно, только и руководствовался мой брат, когда решился принести в жертву революционной идее не только свою жизнь, но и свою честь. И нельзя не признать, что эта последняя его жертва оправдалась в том смысле, что ни одно политическое убийство не подняло такой бури страстей, как убийство Столыпина и именно вследствие того психологического осложнения, которое было внесено в дело. Вспомним дебаты Государственной думы, где правительству наносились одновременно удары с левой и с правой стороны – с левой за охранную систему, с правой – за неудачную борьбу с революцией; вспомним огромную литературу, которую вызвало дело Столыпина; вспомним значительные перемены в личном составе администрации, скомпрометированной «действительными и мнимыми» (как пишет брат родителям) разоблачениями брата; наконец, все настоящее дело и связанные с ним десятки томов следственных производств, ревизий и прочее – весь этот огромный агитационный материал мог явиться только в результате того двойного удара, который был нанесен покойным братом и который был направлен против известной физической личности, с одной стороны, и против всей той системы, [на] которой личность эта держалась, с другой стороны.

Этими соображениями я объясняю, почему мой брат на суде вместо длинной изобличающей правительство революционной речи, к которым так привыкли военные судьи того времени, и которые не принесла бы пользы ни ему, ни другим, ограничился вымышленным признанием своего сотрудничества в охранном отделении, которое вызвало в обществе бурю негодования, направленного против охранной системы. Мой брат был слишком умен, чтоб не понимать, как ему было легко объяснить все свое поведение революционными целями и как такое его объяснение были бы рады поддержать все тогдашние представители официальной власти. Но он пошел иным путем и принес новую жертву, быть может, самую тяжелую, во имя той же революционной идеи, за которую отдал и свою жизнь.»

Протокол допроса В.Г. Богрова 9 августа 1917 г.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 502. Л. 64–69об.

При этом, возможно, стремление Мордко Богрова дискредитировать царскую полицию имело еще одну причину и цель. Почти никто из писавших об этом деле почему-то не принимал во внимание, что именно в это время в том же Киеве проходило следствие по обвинению еврея-хасида Менделя Бейлиса в , и после всех попыток евреев пустить следователей на ложные пути 22 июля 1911 г. было, наконец, произведено Н.Н. Кулябкой задержание Бейлиса, а 3 августа оно было оформлено как арест. С этого момента еврейская печать подняла гевалт, обвиняя царское правительство в "сфабрикованной антисемитской провокации" для "подготовки погрома". План Богрова по разоблачению "провокационных методов охранки" удачно вписывался в этот гевалт. Кроме того, убийство главы правительства евреем, несомненно, еще больше возбуждало антиеврейские настроения в Киеве: опасались реальных погромов, которые полиция с трудом предотвратила. И такое нагнетание напряженности, лишь на первый взгляд могло показаться невыгодным еврейской стороне. С учетом мiрового масштаба дела Бейлиса именно погромы были для жидовства в тот момент очень даже желательны для оправдания антирусской политики Запада (доказано, что многие погромы накануне т.н. были спровоцированы евреями именно с этой целью). Возможно, именно этой связью с делом Бейлиса лучше объясняются цели Богрова?

Вспомним и такие признания из тогдашней американской печати:
«Пылающий страстью Герман Леб, директор Департамента Продовольствия, обратился... с речью к присутствовавшим трем тысячам евреев, описывая мрачное угнетение, царящее в России, призвал к оружию и настаивал, чтобы на русское преследование был дан ответ огнем и мечом. "Конечно, неплохо отменять договоры", пояснял он, "но лучше... освободиться навсегда от имперского деспотизма"... "Давайте собирать деньги, чтобы послать в Россию сотню наемников-боевиков. Пусть они натренируют нашу молодежь и обучат ее пристреливать угнетателей, как собак"... Подобно тому, как трусливая Россия вынуждена была уступить маленьким японцам, она должна будет уступить Богоизбранному народу... Деньги могут это сделать» (Philadelphia Press. 1912. 19.II).

Газета "Нью-Йорк Сан" резюмировала: «Евреи всего мiра объявили войну России. Подобно Римско-католической Церкви, еврейство есть религиозно-племенное братство, которое, не обладая политическими органами, может выполнять важные политические функции. И это Государство теперь предало отлучению русское Царство. Для великого северного племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны.., а вместо этого безпощадное противодействие. И Россия постепенно начинает понимать, что означает такая война» (New York Sun. 1912. 31.III).

Столыпин как подавитель наемников-боевиков т.н. должен был стоять первым в списке новых жертв.

"Еврейский журнал" признает, что Столыпин был избран Богровым для покушения не случайно: «Видимо, с 1909 г. Богров стал вынашивать планы убийства председателя Совета министров П. Столыпина, который в его глазах был символом реакционного курса правительства. В 1910 г. Богров встретился в Петербурге с известным социалистом-революционером Е. Лазаревым, которому сообщил о своем намерении и попросил эсеровскую партию, чтобы она санкционировала его акт только в том случае, если она убедится, что он "ведет себя достойно и умрет тоже достойно". Объясняя свое стремление совершить покушение, Богров в числе прочих причин указывал и еврейский вопрос: "Я еврей и позвольте вам напомнить, что мы до сих пор живем под господством черносотенных вождей. Евреи никогда не забудут Крушевана,
От редакции . Сегодня мы вспоминаем видного русского государственного деятеля Петра Аркадьевича Столыпина (1862-1911), скончавшегося 5 сентября 1911 года от ран, полученных в результате покушения на него анархиста и секретного осведомителя охранного отделения Д. Богрова. В связи с этой памятной датой мы предлагаем вниманию наших читателей фрагмент из воспоминаний сподвижника П. А. Столыпина, депутата Государственной думы (фракция националистов и умеренно правых) полковника Федора Николаевича Безака , ставшего свидетелем этой трагедии. Материал подготовлен д.и.н. А. А. Ивановым.

В 1911 году приехал в Киев Государь, Императрица с Августейшими детьми и с правительством, во главе с Председателем [Совета министров] Столыпиным, которого я хорошо знал. Я как член Гос. Думы был приглашен на все торжества. На одном из них я встретил П. А. Столыпина, который мне сказал, что имеет виды на меня. На мой вопрос, в чем дело, он мне ответил, что киевские власти недостаточно энергичны, от этого страдает русское дело, и спросил у меня, что бы я сказал, если бы он мне предложил должность киевского губернского предводителя дворянства? Я ему ответил, что никогда об этом не думал, и во всяком случае, если [я и] соглашусь, то поставлю некоторые условия. Столыпин только мне ответил, что мы не раз успеем с ним об этом поговорить в Петербурге. К глубокому сожалению, нам это так и не удалось, так как в тот же вечер, на парадном спектакле в театре, Столыпин был смертельно ранен пулей одного сотрудника охранного отделения, еврея Богрова.

На этом спектакле я сидел в третьем ряду рядом с состоящим для охраны Столыпина его адъютантом Есауловым, непосредственно за креслом Столыпина. Была страшная жара в театре, и первый антракт все стояли, не покидая своих мест, так как Государь не выходил из своей ложи. Во время вторичного антракта он вышел в свою аванложу пить чай, и тогда, чтобы дышать чистым ночным воздухом, мы все бросились к выходу. В первом ряду, стоя спиной к рампе, остались только Столыпин, Коковцов и Сухомлинов. В это время из задних рядов поднялся приличный штатский во фраке, имея афишу на руке. Под афишей скрывался револьвер. Каким образом он попал в театр, когда у нас всех, которых полиция прекрасно знала в лицо, тщательно проверяли наши пропуска?

Оказалось, что накануне Богров, будучи секретным сотрудником охранного отделения, оказавший много услуг полиции и предупредивший несколько террористических актов, явился к начальнику охранного отделения Кулябко и передал ему, что из-за границы приехала известная ему дама с намерением убить Государя, и что, если ему дадут входной пропуск в театр, он ее укажет, и она может быть вовремя арестована. Полковник Кулябко приказал выдать ему пропуск охранного отделения. После первого антракта Кулябко к нему подошел и спросил: где же эта дама? Багров ответил, что не может ее найти, но что она, несомненно, в театре. Это, конечно, не было сделано умышленно, как говорили тогда, но это было крупное упущение, так как на этот раз начальник охранного отделения не вспомнил самого серьезного правила - сотрудниками надо пользоваться, но отнюдь не ставить их на ответственные места. У революционеров же пало подозрение на Богрова, что он их предает, и поэтому они ему предложили совершить в театре какой-нибудь террористический акт, чтобы оправдаться в их глазах.

Как я уже говорил, Богров, с револьвером, спрятанным под афишей, направился по проходу партера к первому ряду. К сожалению, Есаулова в театре не было. Столыпин его куда-то послал. Богров подошел к Столыпину и почти в упор два раза выстрелил в него. Сделать покушение на Государя он не решился, зная, что это вызвало бы колоссальный еврейский погром. Раненый Столыпин успел только перекрестить Государя, которого звуки выстрелов привлекли опять в ложу. Я в это время гулял с командиром отдельного корпуса жандармов генералом Курловым по фойе театра, как вдруг слышу два выстрела, причем я сразу различил сухие выстрелы браунинга. Курлов мне говорил, что это был шум от упавшей декорации, но я твердо стоял на своем, и мы поспешили спуститься с ним в партер. Тут, к сожалению, сразу оказалось, что я был прав - навстречу нам уже несли раненого Столыпина. В узком проходе из партера я его тоже подхватил и понес, так что весь мой китель был в крови Столыпина. Он очень страдал и просил положить его [на] пол, так как так ему будет легче. В это время я увидел толпу публики, избивающую Богрова. Полиция его, конечно, защитила, и прокурор начал первый допрос, после чего он был арестован и помещен в крепость.

Оказалось, что у него были шансы спастись. Дежурный пожарный заметил на чердаке подозрительную личность с ножом. После выстрела он должен был перерезать электрические провода на чердаке, и электричество погасло бы во всем театре. Тогда произошла бы паника, и под покровом темноты Богрову удалось бы скрыться. Однако, [увидев] подозрительного человека, пожарный крикнул ему: «Ты здесь что делаешь?» - и эта личность поспешила скрыться. Раненого Столыпина отвезли в карете скорой помощи в ближайшую лечебницу, где оказалось, что ранение очень серьезное, была прострелена печень. Государь был очень потрясен этим покушением и приказал экстренно вызвать из Петербурга в специальном поезде лучшего хирурга Цейдлера. В этом же поезде приехало и семейство Столыпина. Поезд летел со скоростью 150 верст в час, но ничего уже не могло спасти Столыпина, и через несколько дней он скончался. Цейдлер мне тогда говорил, что у Столыпина был такой надорванный организм, что он и без пули Богрова долго прожить не мог бы. Таким образом, Россия потеряла этого выдающегося государственного деятеля, и вполне возможно, что, будь далее жив Столыпин, многие бедствия нашей Родины могли бы быть предотвращены.

Богрова же судили военным судом, который приговорил его к смертной казни, и он смело умер. Сам надел петлю на шею, оттолкнул скамейку и повис. Мне предлагали присутствовать на его казни, но я отказался, так как смерть человека не зрелище для любопытных.

Впервые опубликовано в книге : Безак Ф. Н. Воспоминания о Киеве и о гетманском перевороте // Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов / Сост. и ред. А.А. Иванов; вступ. ст., биограф. словарь и коммент. А. А. Иванов, С. Г. Зирин. - М.:, 2008.

Работает благодаря вашим пожертвованиям. Форма для пожертвования QIWI:
Вам выставят счет на ваш номер телефона, оплатить его можно будет в ближайшем терминале QIWI, деньги с телефона автоматически сниматься не будут, читайте