Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Подготовка к смерти на тонком плане Смерть человека планируется Высшими еще до его рождения, то есть когда Высшие пишут сюжет жизни. Они включают в программу ситуацию, а иногда и несколько, которые ведут его к смерти. Это подготовительные события, направленные на

Верующим людям не привыкать думать о смерти. В конечном счете, открывающаяся именно за порогом смерти «жизнь будущего века» составляет плод наших молитв. Но вот как подготовить к смерти старого, но невоцерковленного, «верующего в душе» человека? Какие слова найти, чтобы не отпугнуть и не обидеть, ведь старики зачастую очень ранимы? А то складывается ощущение, что у подавляющего большинства подготовка к смерти сводится к накоплению «похоронных денег».

С любовью и молитвой

:

Правильная подготовка к смерти и есть вся наша христианская жизнь. Если родные знают о смертельной болезни своего сродника, то нельзя его обманывать, нужно постараться подготовить его к исповеди, к покаянию, принять сердцем, что скоро он покинет этот мир ради другого мира. Как это сделать, как объяснить человеку маловерующему его скорое переселение в мир иной, не вызывая у него отчаяние, - тайна любви. Любящий всегда найдет нужные слова и нужное время. Главное, наверное, не давить, не торопить, а больше молиться о ближнем, давая возможность действовать Господу.

Рассказать о радости общения с Богом

Важно молиться от сердца за человека, чтобы понять, что именно и как нам надлежит в отношении его «творить и глаголати». Сокровенная жизнь души человека - это тайна, сокрытая в Боге, и одними своими благими намерениями делу спасения не поможешь. Неслучайно говорит, что большой эгоизм - думать, что ты можешь исправлять других. Но если мы искренне молимся за человека, если мы ищем исполнения воли Божией о нем и желаем принять участие в деле его спасения - то Господь обязательно поможет, даст понять и почувствовать, когда наступит тот момент, когда нужно действовать; пошлет людей, которые выступят посредниками, и, наконец, направит сердце самого пожилого человека к исканию вечной жизни в Боге. А ведь, в конечном итоге, главное в этом.

Речь даже не о «подготовке к смерти», как мне кажется. Такая постановка вопроса более уместна для сознательно верующего и воцерковленного человека - его разговорами о смерти не испугаешь и не удивишь. А вот человеку, еще далекому от религиозной и церковной жизни, как раз, может быть, важнее рассказать об этой жизни, о ее высоте и полноте, о радости общения с Богом. И о средствах приобщения этой жизни: о внимании сердечном, о покаянии и молитве, об исповеди и Причастии. Вот тогда, возможно, милостью Божией душа человека и раскроется и обратится к Создателю и сокрушится и поплачет о своих грехах, а остальное Господь да управит.

Донести мысль, что исповедь есть Таинство освобождения

:

Как подготовить к смерти старого, но невоцерковленного человека, ответить непросто. К каждому сердцу есть только свой ключик, но, чтобы его подобрать, надо самому быть сердечным, чтобы и слово, и дело твое шли от открытого, чистого сердца. Сердце откликается на сердце. А слова уж пусть будут у каждого свои.

Говорить надо не о смерти, а о Боге, в Котором вечная жизнь. Если ты с Богом, то умирать не страшно

Вся суть, видимо, в том, что говорить надо не о смерти, а о Боге, в Котором вечная жизнь. Если ты с Богом, то умирать не страшно. Потому что с Богом, нашим Небесным Отцом, нашей Радостью, ты преодолеешь любое испытание. Собственно что есть смерть? Переход в иной мир. Всего лишь навсего переход, как по мостику над пропастью, идти по которому страшно, но можно. У нас есть Тот, Кто нас не выпустит из Своей надежной десницы, не даст упасть вниз, лишь бы мы сами не вырывались.

Да, мы расстанемся с земным, но мы идем вслед за нашими дедами, прадедами в мир лучший, весь вопрос лишь в том, душа готова ли воспринять этот лучший мир. Вспоминаются слова святителя Кирилла Александрийского: «Истинная смерть не та, которая разлучает душу от тела, но та, которая удаляет душу от Бога».

В беседе с пожилым человеком, особенно на такую тему, нельзя быть напористым. Иначе получится, что мы что-то требуем от него: «Ты должен то и то». Но ведь на душу любого человека действуют не требования, а прежде всего искренность и любовь. Хочет ли сам пожилой человек говорить об этом? Если нет, то вторгаться в его внутренний мир нельзя. Остается только сострадать, молиться и поддерживать. Иначе он просто закроется в себе и беседы не получится. Важно, чтобы человек раскрылся сам и поведал о своих страхах, переживаниях, сомнениях. Пусть он говорит, а ты уже вместе с ним рассмотри, обсуди всё, что он скажет. Имеет значение любое его переживание - о детях, внуках, и вот уже повод вместе помолиться о родных и близких, а затем и о себе самих.

В конце жизни человек о чем-то сожалеет - и вот он, повод для исповеди

Обычно на пороге перехода в иной мир человек о чем-то жалеет, что он что-то не успел, не сделал, не выполнил, в чем-то оступился. И вот он, повод для исповеди, покаяния. Как правило, люди достаточно быстро соглашаются на исповедь, если видят чуткость, понимание. Самое главное - донести мысль, что исповедь есть Таинство освобождения. Исповедь снимет любой внутренний груз, только кайся пред Богом: совесть обретет покой, а это уже огромное счастье.

Поделюсь своими личными переживаниями, связанными с лечением моей онкологии и перенесенной операцией. Когда ты подходишь к этому рубежу и не знаешь, что будет дальше, то перед лицом даже просто вспоминаемой смерти ты видишь, как же мелочны и бессмысленны наши обиды! Как же глупо сердиться за что-то на других! Это же какие-то детские несерьезные вещи, из-за которых мы почему-то злимся, негодуем, в итоге вредим самим себе. Приближаясь к границе смерти, ты предстаешь один на один пред лицом вечности - каким же ты явишься пред Богом? Ведь отвечать ты будешь только за себя. Каков же ты внутри? Что накопил ты в душе своей - добро или зло, любовь или ненависть, милосердие или негодование? И тогда ты начинаешь всех прощать и каяться пред Богом.

Не похоронные деньги надо копить, а добро, добродетели, чистоту и милосердие сердца. Готовить человека к смерти по-христиански - это значит помочь ему прощать и помочь ему каяться перед Богом.

Достигается это путем теплой, искренней беседы, общения, понимания пожилого человека в его немощах. Научившись искренне беседовать с пожилыми людьми, мы учимся замечать их переживания, тревоги, а через это и предложить им что-то духовное. Иного пути просто нет. А суть всей подготовки к смерти одна единственная - спасти самого человека, то есть его драгоценную бессмертную душу.

Помочь четко осознать: человек бессмертен

:

Для человека неверующего празднование дня смерти - нонсенс. Со смертью связываются отнюдь не радостные воспоминания, да и в повседневной жизни мысль о ней, особенно своей, постоянно загоняется в самый дальний закуток души, дабы не смущала и на нервы не действовала, хотя нет более реальной вещи, чем своя собственная смерть. Я могу совершенно уверенно пообещать каждому, что он обязательно умрет, и намного раньше, чем ему хочется.

Что же надо сделать, чтобы своя собственная смерть стала не «концом всему», а успением? Чтобы мысль о переходе в вечность не вызывала панический страх и ужас, а стала событием, которое мы должны уметь перенести?

Прежде всего необходимо четко осознать: человек бессмертен. Смертно и тленно тело, но не душа. Расхожая мысль с утверждением: «Оттуда никто не возвращался» - ложь. Возвращались. Свидетельств тому множество, и не только в преданиях старины глубокой.

Верующий человек сознаёт свою телесную смертность и также страшится ее, но страх этот другого порядка, другого смысла. Как предстану пред Богом? С каким духовным грузом предстоит мне этот переход? С собой ведь забираются только духовные совершенства и духовные пакости. Что предстоит? Только оправдываться и надеяться на молитвы тех, кто не забудет нас на третий день после похорон, или все же наша жизнь земная «ходила пред Богом»?

Безгрешных нет, но одно дело - нанизывать грехи один на другой, приговаривая: «Кто без греха», а другое - покаянно плакать о них, смывать исповедью и Причастием.

Нужно обязательно объяснить, что человек, искренне раскаявшийся в соделанном грехе, Богом будет прощен

Тому, кто прожил много лет и уже сам понимает, что он стоит пред последней ступенькой земного жития, необходимо объяснить, что человек, раскаявшийся в соделанном грехе, Богом будет прощен, каким бы великим ни было согрешение. Это не значит, что, покаявшись в убийстве, мы можем с чистой душой пойти и убить еще кого-нибудь. Нет. Если мы так поступаем, то наше покаяние неискренно и оно вменится нам в осуждение, в то, что называется «хула на Духа Святаго».

Для того чтобы предстать пред Всевышним с душою «паче снега убеленной», необходима церковная жизнь, стремление к соблюдению заповедей Божиих и безусловное понимание своей греховности. При этих условиях наша кратковременная жизнь станет не только временем трудов, забот, неприятностей и болезней, но осознанным периодом подготовки к жизни будущей, вечной, а сама смерть перейдет в категорию успения.

Будем реально, по примеру Богородицы и наших святых небесных покровителей, стремиться к Творцу, и тогда, в скорое время, нас встретит не страшная костлявая старуха с косой, а светозарный ангел.

Можно ли подготовиться к смерти? Насколько возможно это сделать «заранее»? Рассказывает Фредерика де Грааф, проработавшая психологом в Первом московском хосписе двенадцать лет.

Генри Нельсон О’Нейл. Умирающий Моцарт. Фото с сайта www.19thcenturybritpaint.blogspot.ru

Если вам страшно, найдите того, кто не боится

— Какое отношение к смерти – правильное?
— Это зависит от того, что человек сам думает о смерти, как он сам ее понимает. Правда, о смерти люди сейчас думать не очень хотят.

По самому своему естеству человеку свойственно бояться смерти, ведь смерть – это разлучение души с телом, это ненормальное состояние для человека и потому человек интуитивно сопротивляется, страх смерти – естественен. «Бог смерти не творил», но однажды после грехопадения смерть стала реальностью, с которой каждый из нас опытно сталкивается еще на протяжении жизни. И поэтому человек, который исключает из своего сознания эту реальность, исключает из жизни факт смерти, будет бояться еще больше и защищаться от темы смерти, как только может.

В любую эпоху каждая культура предлагала человеку свое представление о смерти, — кроме культуры материалистической, где смерть – это просто исчезновение. Я думаю, страх смерти усиливается у человека, который не принимает факт, что жизнь после смерти продолжается.

Думаю, советские времена сыграли свою роль, потому что в советском обществе, как я понимаю, в общественном сознании смерти в обыденном смысле как бы не существовало. Героическая смерть была, но смерть как таковая – когда человек страдает, долго лежит, и надо как-то на это реагировать, объяснять, – была вне общества. И это до сих пор играет, я думаю, свою роль.

А сегодня, из-за кризиса, страх смерти усиливается. Люди тоскуют по комфорту, боятся его потерять, а смерть, умирание, страдание – очень некомфортные размышления. Например, в Англии, где я долго жила и сейчас часто бываю, многие англичане никогда в жизни не видели усопшего, гроб при прощании стоит закрытым – из соображений «корректности».

Так что первое, что требуется от нас, если мы задумываемся о смерти – принять смерть как часть жизни. Потому что если это не так, мы будем уходить от этой темы, а значит, неизбежно впускать в свою жизнь фальшь, отрицать очевидное (например, диагноз), а это очень сильно влияет на физическое, душевное и духовное состояние человека.

Например, владыка Антоний Сурожский считал, что если мы живем так, как будто смерти нет, мы живем без глубины и без риска, наша жизнь измельчается.

Я уже 14 лет живу в России, 12 лет работаю в Первом московском хосписе и очень часто слышу, как люди просят: «Не надо говорить о том, что он (близкий – прим. ред.) умирает». Но часто, когда родственники больного просят не говорить ему о «таком» диагнозе, уверяя, что он «не выдержит», это свидетельствует об их тревоге и страхе за себя.

Недавно у нас в хосписе умер молодой человек двадцати с лишним лет. Мама и его тетушки до последнего дня говорили с ним на отвлеченные темы. Конечно, он знал, что умирает – мой опыт говорит, что все больные это знают. Но когда родственники не хотят говорить об этом, человек остается наедине со своим переживанием и это неизбежно ухудшает его состояние, и физическое, и душевное.

И вот этот молодой парень умер, а когда прошло 40 дней после его смерти, родные пришли в хоспис и сказали, что вот теперь они жалеют, что боялись говорить, а попросту — боялись быть с ним все это последнее время. И они согласились, что да, это был их страх, и сейчас они понимают, что нельзя тратить последние минуты жизни дорогого человека на фальшь и праздные разговоры, оставляя его один на один со смертью.

— С этим можно согласиться, но дело не только в готовности, но и в умении. Как говорить с умирающим родным человеком о смерти?
— Я убеждена: если человек тяжело болеет и боится умирать, надо найти того, кто – не боится. Страхом смерти можно заразиться, но может быть и наоборот: своей верой, спокойствием человек, который сам не боится, может укрепит больного.

Я неоднократно видела, как это происходит в действительности: когда в палате среди испуганных родственников есть человек, который не боится, — больному становится легче. Я сама похоронила многих близких, старшую сестру, которая умерла от рака. Я пережила смерть своего духовника, владыки Антония Сурожского, тоже умершего от рака. И люди говорили, что мое присутствие им помогает. Так же, как всегда помогает присутствие спокойного человека там, где все волнуются.

Владыка Антоний всегда говорил мне: «Если ты будешь в обстановке, где тяжело, попроси Христа, чтобы Он пришел. Он всегда среди нас, но пригласить Его – другое дело». Поэтому, когда я не знаю, как поступить, я просто молюсь. Я прошу: «Господи, будь здесь». Дело не в том, чтобы проповедовать, говорить, что есть другая жизнь. Если у человека нет созвучного внутреннего опыта, это будут пустые слова. Но побыть с человеком, показать, что ты не боишься, что у тебя есть вера, — это, мне кажется, действует сильнее, чем слова или проповедь.

На самом деле нужны тишина, бесстрашие, доверие и сострадание, — когда ты можешь принять и держать в своем сердце тех, кто умирает или боится.

— А если человек сам уходит от разговоров? Не хочет делиться тем, что он переживает?
— Да, здесь нужна чуткость. Многое зависит от того, какой вообще человек: общительный или замкнутый, боязливый или мужественный, какой у него характер, что у него была за жизнь.

Больные могут не говорить о болезни, но они всегда о ней думают. Они могут не говорить об этом впрямую, но сами мучительно искать возможности подойти к этой теме. Для такого разговора требуется время – когда вы не только можете говорить, но и просто побыть с человеком, в тишине. Многие этого не понимают! Считают, что надо принести больному вкусную еду, чистое белье, то, се, а такому больному важнее, чтобы рядом с ним просто кто-то присутствовал, в тишине и покое. Чтобы близкие не суетились, не считали минуты, когда можно вскочить и побежать, а находились бы с ним потому – что он им дорог, потому что они тоскуют без него и хотят с ним быть.

У нас лежал молодой человек, который знал, что умирает, но не хотел об этом говорить. Его мама тоже с ним об этом не говорила. У него был старший брат, совершенно потрясающий. Я никогда не видела, чтобы человек был так готов защитить человека от страха, готов так не допустить, чтоб его брат не испугался! Он был ему и брат, и мать, и отец, и друг, и няня, и медсестра. Он сидел с ним рядом помногу часов и говорил: «Дыши! Ну! Это ты нехорошо вздохнул, давай-давай, надо получше».

Между ними было потрясающее единство. Было видно, как старший словно окутывает младшего своим спокойствием. Он говорил очень спокойным голосом, вокруг него была очень спокойная энергетика. Своей любовью, как мягким одеялом, он укрывал своего младшего брата. И постоянной встречей их глаз он не давал ему испытывать страха.

Он впрямую вроде ничего не говорил про то, что сейчас с братом происходит. Но соприсутствие одного с другим было настолько полным, насколько это вообще возможно. Вот казалось бы: один умирает, другой – остается жить, это невозможно разные опыты, как тут поймешь друг друга? Но любовь дает понимание — если это любовь мужественная, умная, творческая, горячая. Однако в такой любви нет никакой сентиментальности, жалости к себе.

Боялся ли старший брат смерти? Наверное. Но его любовь к брату действительно прогнала страх.

Рядом с братом тот мальчик умер спокойно. Только один раз до смерти он спросил у меня: «Я умираю?» — «Да». И все.

Человек отвечает за то, как он умирает

— Бывает, что люди неверующие встречают смерть более достойно, чем люди вполне церковные. Что им дает силы так реагировать на происходящее?
— Я с вами согласна. Есть два момента.

Человеку, который привык жить честно, глубоко осознанно, стойко, этот внутренний труд души дает такую свободу и мужество, что он и саму смерть готов встретить лицом к лицу, без масок. То есть он умирает так, как жил. Только вот жить так — очень трудно!

Может быть, он не верит в Бога, но он принимает свою смерть как судьбу, прямо и смело, и, возможно, такое достойное, спокойное, честное принятие – выше, чем когда человек говорит, что он верующий, а опытом к вечной жизни и не прикоснулся. Ведь для христиан вечная жизнь — Царство Небесное — не за гробом начинается, а на этой вот земле. И если нет в душе ее начала, опыта личной встречи со Христом и вера не стала делом, то что ж укрепит душу? Только вера и молитвы близких.

Есть много крещеных, православных людей, которые говорят: «Думаю, что что-то там есть». Даже не Кто-то, а что-то! Реальность жизни после смерти мало для кого существует. За все 12 лет, что я работаю в московском хосписе, было всего два-три человека, для которых факт, что Христос воскрес, был реальным фактом их жизни и встреча со Христом — не чем-то страшным, а ожидалась как встреча любви с Тем, Кого человек любил и к Кому всю жизнь стремился.

— Вы пришли в хоспис уже верующим человеком. Что дал вам опыт работы здесь?
— По тому, как больные умирают, очень часто бывает виден тот мир, в который они уходят. Особенно очевидно это у детей. Нередкий факт: перед смертью дети и подростки, даже если они находились в коме, открывают глаза, в которых нет никакого страха, а есть покой и радость, и, глядя вверх, начинают с кем-то разговаривать. Для меня это — реальное свидетельство о мире, который существует за границами нашей жизни, хотя я в таком свидетельстве и не нуждаюсь.

Бывают и другие свидетельства. У нас лежал человек за 60 лет, он был неверующим. За день-два до смерти он вдруг поднял глаза вверх и стал напряженно смотреть в потолок. Его жена спрашивала: «Что он там видит?».

Нам не виден тот мир, потому что мы еще не перешли грань жизни, а люди, стоящие на пороге, видят его часто – но с разными чувствами. Детей он совсем не пугает.
Этот мир видят люди независимо от того, верующие они, или нет.

Грустно видеть, когда человек умирает с ропотом, ставит себя в положение жертвы, от которой уже ничего не зависит: «и за что мне выпала плохая судьба, ведь я всегда был хорошим человеком! Почему это случилось со мной?»

А ведь встреча смерти – это важнейший поступок в нашей жизни. Человек ответственен за то, как он умирает. Он ведь и для родственников – пример того, как можно умирать. Представьте, если человек все время всех обвиняет, все ему не угодили, все его не понимают и утешить никто не может, — как родственники будут жить с этим воспоминанием?

— «Что бы я сделал, узнав о смертельном диагнозе» – такие вопросы не праздно себе задавать?
— Мне кажется, это полезно делать.

Трудно представить себе, что бы я почувствовала. Надеюсь, что реагировала бы так: «Почему бы и нет? Почему бы и не произойти такому со мной? Столько людей страдают, Христос страдал, почему я должна быть исключением?». Надеюсь, смогла бы испытывать радость, думая о том, что вот-вот будет встреча со Христом. У меня нет опыта жизни с сильными болями, не знаю, как я бы реагировала, но желание быть со Христом есть.

Моя старшая сестра в 52 года скоропостижно умерла от рака. Она открыто говорила о своей болезни и близкой смерти. Я могу сказать, что она по-настоящему готовилась и подготовилась к смерти и переходу в вечную жизнь. И для меня это стало одним из примеров достойной встречи смерти.

— Как вы считаете, с христианской точки зрения может ли человек быть отключен от аппаратов искусственного дыхания и кровообращения, если это состояние необратимой комы или если есть точная фиксация смерти мозга, в том числе и коры головного мозга? Но родственникам — так легче, для них их больной – почти жив. Есть здесь «правильный» взгляд?
— Это сложный вопрос. У меня мало такого опыта. Знаю, что владыка Антоний видел, что такое тело оставлено душой. И у меня как-то был опыт, когда было явно, что это тело без души, то, что и называется труп, хотя благодаря аппаратам сердце билось, а легкие дышали.

Конечно, это во многом проблема родственников, которые не готовы отпустить своего близкого. Поэтому в паллиативной медицине очень большое внимание надо уделять именно родственникам. Важно не допустить, чтобы люди считали себя виноватыми за решение об отключении их близкого от аппарата, чтобы они жили потом с этим чувством вины. Поэтому и нельзя табуировать тему смерти. Но поздно и, по-моему, трагично, когда человек впервые начинает думать о таких важных вещах, а тем более принимать решения в момент, когда он слаб и испуган.

Мы подошли к третьему основному вопросу: как подготовиться к смерти? Замечательным способом укрепить ум и сердце в преддверии этого испытания является медитация. Но сам момент смерти может быть по-настоящему жутким.

Давайте остановимся на этом подробнее и обратимся к аналогии с плаванием по бурной реке. Чтобы преодолеть самые опасные речные пороги, профессионалы настойчиво тренируются, дабы не растеряться среди скал, потоков и водопадов.

Одно дело представить себе смерть, и совсем другое - остаться спокойным в момент ухода из этой жизни. Чтобы не потерять голову при встрече с таким порогом, нужно научиться чувствовать воду, или, как советовал учитель Карлоса Кастанеды, дон Хуан, всегда «чувствовать смерть за своим плечом». Напоминание о необходимости готовиться к смерти и постоянно думать о ней может быть аллегорическим (например, об этом напоминают падающие осенние листья) или совершенно недвусмысленным, как увиденная мною в Новой Англии надпись на надгробии:

Я был таким как ты, прохожий, Но ты умрёшь однажды тоже. Знай: это будет и с тобой. Готовься следовать за мной.

Согласно широко распространённому заблуждению, подготовка к смерти ухудшает качество нашей жизни. На самом деле это не так. Во время работы с умирающими я неоднократно убеждался, что, сидя у чьего-то смертного одра, я чувствовал себя особенно живым. Когда Марселя Пруста1, великого знатока человеческой комедии, газетный репортёр спросил, как людям следует вести себя в угрожающих неотвратимой смертью мировых катастрофах, он сказал об этом же:

1 Марсель Пруст (1871-1922) - французский писатель, автор цикла романов «В поисках утраченного времени», в которых внутренняя жизнь человека

Мне кажется, что, если нам будет грозить смерть, жизнь вдруг покажется чудесной. Подумайте, сколько проектов, путешествий, романов, уроков прошло мимо нас из-за того, что мы лениво откладывали всё на потом, будучи уверены в безопасном будущем.

Но, если бы все эти угрозы исчезли навсегда, как было бы замечательно! О! Если не произойдёт никакого катаклизма, мы не пропустим открытие новой экспозиции в Лувре, припадём к ногам мисс X, съездим в Индию.

Катаклизм не случается, и мы ничего этого не делаем, возвращаясь к нормальной жизни, небрежность которой лишает желания аромата. И всё же, чтобы любить жизнь сегодня, нам не нужны катастрофы. Достаточно помнить о том, что мы люди и что смерть может прийти к нам сегодня вечером.

Пруст имеет в виду, что отсутствие осознания своей смертности не даёт нам воспринимать жизнь так полно, как мы ощущаем её перед лицом близкой смерти. Смерть, как и любовь, разрушает грань между нами и Тайной, в результате чего хватка эго слабеет и проявляется сознание души.

В своей жизни следует приложить усилия для сознательного приятия дара смерти. Нужно тренировать ум и сердце, чтобы отождествиться со светочем истины, и оттачивать внимание, чтобы оно не рассеивалось даже в момент величайшей сумятицы. Чтобы легче пересечь границу жизни, надо много чего выбросить за борт. Необходимо уладить свои отношения с ныне здравствующими и ушедшими. Не обязательно физически обращаться к тому человеку, с которым мы связаны; скорее, нужно развязать узлы на нитях наших связей в своём сердце.

Задайте себе важный вопрос: «Хочется ли мне умереть с этим пятном на своём сознании?» Почти всегда вы ответите «Нет». Смерть предоставляет уникальную возможность увидеть драмы эго в их истинном свете. Мало какие проблемы стоят того, чтобы забирать их с собой на тот свет. Проведя строгую инвентаризацию своих ненужных привязанностей, мы готовимся к спокойному уходу.

Нужно не только разобраться в своих отношениях с другими людьми,

изображена как поток сознания.

но и привести в порядок свои дела - в юридическом, медицинском и финансовом смысле. Если вы не желаете, чтобы медики любой ценой поддерживали жизнь в вашем теле или если хотите предоставить жизнеспособные органы своего мёртвого тела в распоряжение врачей (для пересадки или исследований), подпишите «Завещание о жизни» 1. В завещании следует указать, какой способ обращения с вашим мёртвым телом вы предпочитаете: погребение или кремацию. При этом желательно обсудить эти детали с теми, кто будет исполнять ваши пожелания.

Необходимость такой консультации мне наглядно продемонстрировала смерть тетки. Младшая сестра моего отца была своенравной женщиной с бунтарской натурой. Когда в шестьдесят с чем-то у неё обнаружили опухоль головного мозга, она потребовала, чтобы её, вопреки законам иудаизма, кремировали. Она умерла, её желание было исполнено, и семья хотела захоронить её прах рядом с другими усопшими родственниками, но кладбищенская администрация воспротивилась - это было еврейское кладбище. Возникла серьёзная проблема, которая была решена следующим образом: глубокой ночью мои дядя и тетя, с фонарём, лопатой и урной, перелезли через забор кладбища, выкопали на семейном участке небольшую ямку, поместили туда прах, замели следы и убежали. Их не поймали, но, в принципе, у них могли быть серьёзные неприятности.

Некоторым людям трудно составить завещание. Есть суеверное представление о том, что человек не умрёт до тех пор, пока не выразит свою последнюю волю. Такой способ мышления способен создать проблемы тем, кого мы оставляем. Мой отец был юристом, и я часто слышал от него о семьях и друзьях, которые рассорились из-за судебных тяжб. Программа сознательного старения требует от нас, чтобы мы постарались никому не навредить своим умиранием и смертью. Нам нужно проявить максимальную заботу о тех, кто продолжит жить после нашего ухода. Такое внимание к материальным делам является частью нашей духовной практики и символизирует окончательный отказ от мирской власти.

Важно также решить, где бы нам хотелось умереть. Это одно из самых

1 «Завещание о жизни» - документ, указывающий, какое медицинское обслуживание его составитель хотел бы (или не хотел бы) получать в случае серьезной болезни или недееспособности.

важных решений, и его желательно принять до наступления кризиса. Хотим ли мы умереть в больнице, где всё внимание сосредоточено на медицинской помощи, - или дома? Как наполнить помещение, в котором мы умираем, духовной атмосферой, чтобы она помогла нам оставаться сознательными и облегчила наш уход? Например, в японском буддизме «чистой земли» 1 принято помещать у кровати умирающего изображение небесной обители, чтобы именно на нём человек мог сосредоточиться в момент ухода.

Знаешь, Рич, думаю, я умираю.

Я тоже так думаю, - ответил я. Она спросила:

На что, по-твоему, похожа смерть?

Мы немного поговорили об этом, и я сказал:

Ты мне кажешься кем-то, кто находится в доме, который рушится. Но наша связь, похоже, не зависит от дома. Ты продолжишь существовать, даже когда твоего тела уже не будет. И наша связь тоже сохранится.

Она сказала, что чувствует так же. Мы совместно находились в этом

1 «Чистая земля» (дзёдо) и «истинно чистая земля» (дзёдо-син), или амидаизм, - возникшее в XII в. течение в японском буддизме, заключающееся в поклонении владыке обетованной «чистой земли» (мира божеств и праведников) Будде Амиде (санскр. Амитабха) и непрестанном повторении его имени.

психологическом пространстве ровно столько, сколько нужно было, чтобы понять эту истину, - всего мгновение, - но такое единение весьма утешило нас.

Мать просила врачей позволить ей вернуться из больницы домой. Ей хотелось вновь оказаться в своей комнате. В конце концов они неохотно согласились, и машина скорой помощи привезла маму домой. Было вполне очевидно, что после десяти лет борьбы с болезнью она теперь умирает. Последний раз я видел её перед тем, как улететь в Калифорнию, где должен был в воскресенье читать лекцию в гражданском центре Санта-Моники. Хотя я не надеялся вновь увидеть свою мать, но тогда обязательства перед устроителями лекции казались мне более важными, чем пребывание у одра умирающей. Сегодня я принял бы другое решение, но я был молод и честолюбив, и теперь мне приходится жить с памятью о том своём поступке.

Дома мать пробыла всего один день, после чего врачи решили, что она слишком слаба, и, несмотря на её просьбы, перевезли свою пациентку обратно в больницу. Мой отец, которому было очень нелегко принять смерть, положился на мнение профессионалов: «Врачи лучше знают». Я знал, что это неправильно, что надо дать маме возможность умереть там, где она чувствует себя более свободно, но чувствовал давление тех ценностей, которые не разделял, и боялся остаться в меньшинстве. Поэтому я промолчал. Маму опять привезли в больницу, и следующей ночью она в одиночестве умерла в заставленной механизмами реанимационной палате, оторванная от внуков (которым не позволили туда зайти) и от любимого дома.

За годы, прошедшие после смерти моей матери, в нашей стране оформилось движение хосписов. Для тех, чья болезнь или одиночество не позволяют им умирать дома, хоспис является хорошей альтернативой больнице. В основе идеи хосписов лежит более просвещённый взгляд на смерть как на естественный процесс, в который не следует вмешиваться определёнными медицинскими методами. Для тех из нас, кто хочет подойти к смерти сознательно, хоспис, персонал которого свободен от установки на поддержание жизни тела любой ценой, может быть замечательным местом.

В работе хосписов участвует много людей, которые глубоко понимают значение процесса умирания и стараются одухотворить его.

Не хотелось бы бросать тень на врачей и больницы. Труд

профессиональных медиков, большинство которых посвятили жизнь глубоко духовной (хотя сами они, возможно, и не склонны употреблять слово «духовный») идее облегчения страданий, трудно переоценить. Более того, многие больницы смягчают свои правила, предоставляя пациенту больше свободы.

В семидесятые годы, спустя десять лет после смерти моей матери, я посещал больную Деби Матесен, жену Питера Матесена1. Деби умирала от рака в одном из корпусов нью-йоркской больницы «Маунтин Синай». В Нью-Йорке она посещала дзэнский центр, и монахи стали приходить к ней в палату - медитировать и помогать подготовиться к моменту ухода. В одном из углов они устроили небольшой алтарь, и, когда они начинали петь, больничная палата превращалась в маленький храм. Как-то, когда у Деби были монахи, к ней во время обхода заглянули врачи - со своими папками, стетоскопами, профессиональной бодростью и вопросом: «Ну, как у нас дела?» Но духовная атмосфера в палате была столь сильна, что врачи остановились как вкопанные, проглотив конец фразы, и быстренько ретировались в смятении! Для ухода из тела Деби смогла подготовить столь сакральное пространство, над которым оказались не властны даже накрахмаленные белые халаты.

Хотя умирать дома, в привычном окружении, намного спокойнее, иногда такая обстановка затрудняет уход. Присутствие любимых людей и предметов может влиять на умирание. Не желая травмировать близких, человек хочет оставаться с ними, несмотря на то, что природа требует иного. Из-за этого в сердце умирающего может происходить мучительная внутренняя борьба: душа стремится уйти, а эго цепляется за жизнь. Нужно помнить об этом, когда умирают наши близкие и когда настанет наш черёд.

Мне рассказывали о двадцативосьмилетней женщине по имени Мишель, которая умирала от рака в той самой больнице, где работала медсестрой её мать. Мать изо всех сил старалась сохранить жизнь своего единственного ребёнка, спала на соседней койке и оставляла дочь, только чтобы сходить в туалет. В один из таких моментов Мишель прошептала нянечке: «Пожалуйста, скажите маме, пусть даст мне уйти». Но это было невозможно, и Мишель умерла, лишь когда однажды вечером её мать вышла поужинать.

1 Питер Матесен (род. 1924) - американский писатель, автор новелл и книг о путешествиях.

Нужно не только определиться с тем, где нам хотелось бы умереть, но и решить, насколько сознательными мы хотим быть в момент смерти. Конечно, смерть приносит так много неожиданностей, что трудно предсказать, как именно она будет происходить, но можно по крайней мере заявить о своих предпочтениях. Это непростая тема. Хотя в последние годы наука об обезболивании сделала огромный шаг вперёд, здесь остаётся масса подводных камней. Так как врачи в своём большинстве интересуются исключительно телом и уделяют мало внимания качеству сознания умирающего человека, нам самим придётся определять меру страданий, которые мы готовы вынести на смертном одре, чтобы оставаться в полном, не одурманенном наркотическими препаратами сознании.

Не получается ли так, что врачи, не обращающие внимания на необходимость встречать смерть с открытыми глазами, создают своими усилиями, направленными на избавление пациента от боли, другой вид страдания? Как сторонник сознательного старения и умирания, я склонен дать на этот вопрос утвердительный ответ. Служители медицины, базирующейся на материалистических представлениях, сосредоточиваются на том, что можно видеть, ощущать и измерять. Считая, что со смертью тела существование пациента заканчивается, врачи уделяют мало внимания смерти и умиранию как таковому - как феномену, сказывающемуся на будущем воплощении. Поэтому мы как мудрые старцы, старающиеся смотреть на себя с точки зрения души, не можем вверить своё сознание врачам в последний час.

Самым мудрым решением было бы самостоятельное принятие обезболивающего. Проведённые эксперименты свидетельствуют, что пациенты, которым предоставили возможность самим принимать лекарства от боли, потребляют их меньше, но при этом сообщают об уменьшении страданий.

Последние исследования, в ходе которых роженицам позволили самостоятельно принимать обезболивающее, показали, что эти женщины принимали примерно половину обычно назначаемой дозы. Тому нашли два объяснения: во-первых, рожающие могли регулировать дозу в соответствии со своими потребностями, а во-вторых, они значительно меньше боялись боли, так как знали, что могут её контролировать. Я не

сомневаюсь, что, если бы такое же исследование провели среди умирающих, тоже было бы зарегистрировано уменьшение дозы лекарств.

Так как между появлением боли и получением обезболивающего проходит значительное время, то многие умирающие, которых я знал, предвосхищали наступление боли и переоценивали её интенсивность - ведь им самим не было дано контролировать её. В некоторых английских больницах пациентам позволяют принимать обезболивающие средства по собственному усмотрению, и нам должно хватить разума требовать для себя в этой сфере максимально возможной автономии. Передать в процессе умирания власть над своим сознанием другому человеку - особенно такому, чьи философские ценности могут быть совершенно отличными от наших, - пугающая перспектива.

Не менее важным является вопрос о том, имеем ли мы право самостоятельно выбирать момент своей смерти. В настоящее время у нас такого права нет. Если мы захотим уйти из жизни, то нам придётся обратиться к доктору Кеворкяну1 или мы будем стараться получить от своего врача побольше снотворных пилюль. И тот, и другой выход нельзя признать удовлетворительным. Не намереваясь обидеть доктора Кеворкяна, должен всё же заметить, что развернувшаяся вокруг его работы дискуссия выносит на публику то, что должно быть личным делом человека, и привлекает внимание к родственникам больного в самый неподходящий для них момент. Не то чтобы я недооценивал сложность этических проблем, связанных с дебатами о праве на смерть, но мне кажется, что в них игнорируется самое главное: мудрость умирающего и его способность делать сознательный выбор. В своей работе я убедился, что умирающие вполне трезво оценивают состояние своего тела и ума (за исключением тех случаев, когда человек слишком слаб, чтобы чётко мыслить, или когда он теряет сознание от боли).

1 Джек Кеворкян (род. 1928) - американский врач-патолог, получивший еще в 1956 г. прозвище «доктор Смерть» за статью «Глазное дно и определение смерти», в которой шла речь о фотографировании глаз умирающих пациентов. В 1989 году Дж. Кеворкян сконструировал «суицидную машинку», а в последующие десять лет помог более чем сотне неизлечимо больных добровольно уйти из жизни. Пытался основать «клинику суицида». Его деятельность вызвала широкий общественный резонанс и стала предметом многочисленных судебных разбирательств.

Лишить их права умирать так, как они хотят и когда хотят, - значит отрицать их мудрость или считать её неуместной. С материалистической точки зрения такой запрет вполне обоснован, но в духовной перспективе он выглядит совершенно неверным.

Жизнь чудесна и драгоценна, и, если меня спросят, я, конечно же, буду призывать каждого, у кого есть хоть немного сознания, жить как можно дольше. Но, если внутренняя мудрость требует другого, к этому голосу нужно прислушаться. Чем больше мы пропалываем свою глубинную мудрость, удаляя из неё сорняки голоса эго, тем лучше мы будем подготовлены к принятию такого решения, если нам когда-нибудь придётся его принимать.

В отличие от нашего общества, в таких культурах, как тибетская, право человека самому определять время своего ухода никогда не ставилось под сомнение. По традиции, когда в Тибете старые ламы чувствуют, что их время пришло, они приглашают людей на свой уход из тела. В назначенный час лама, погрузившись в медитацию, останавливает сердце и перестаёт дышать. И что, это суицид? Аморальный поступок? Или просто знание сроков ухода? Здесь решать конкретному человеку, а не государству.

Следует без обиняков спросить себя: действительно ли продление жизни любой ценой всегда является самым мудрым решением? В старости Томас Джефферсон1 писал приятелю, которому тоже было за семьдесят: «Приходит время, когда нам, с учётом своего состояния и с оглядкой на окружающих, было бы разумно уйти, освободив место для новой поросли. Мы прожили свой век и не должны претендовать на ещё один».

Смерть — неотъемлемая часть жизни, и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его.
Ирвин Ялом

Одно из самых серьезных испытаний, выпадающих на долю практически каждого человека - смерть родителей. В любом возрасте, и в детском и взрослом - это событие ключевым образом меняет дальнейшую жизнь. Поскольку с самим событием мы ничего сделать не можем, мы можем помочь себе подготовиться к тому, что придется пережить.

Итак, первое, что необходимо понять, как бы банально это ни звучало - люди смертны .
Жизнь конечна. Все мы «там будем». Осознание собственной конечности и смертности - сам по себе процесс тяжелый, но он дает уникальную возможность: жить. Жить со вкусом. Жить, ощущая проходящие дни с благодарностью за то, что они были. Ценить время, проведенное рядом с близкими людьми. Жить сегодняшним днем, а не планами на будущее, потому что будущее может не наступить - или наступить не таким, каким бы нам того хотелось.

Когда я была маленькой, мне очень не хотелось вставать из постели рано утром и идти в школу, и я, как могла, пыталась растянуть эти сладкие минуты теплой дремы. Один из найденных мной способов - считать про себя, и, доходя до 60, говорить себе: минута прошла. Такая минута получалась очень длинной. А две минуты превращались в целую вечность, которая, впрочем, всегда заканчивалась, но за это время я успевала проснуться окончательно, и вставать становилось уже легче. Почему-то этот способ не работал в другое время. Только когда было точно понятно, что то хорошее, что сейчас длится, скоро кончится. Хорошее время, которого, казалось, много впереди - растянуть не получалось, наоборот, хотелось его прожигать и транжирить на любые другие занятия.

Когда я выросла и получила психотерапевтическое образование, я поняла: именно в конечности приятного заключалась главная его сладость и потребность им наслаждаться максимально полным образом. Если ваши родители живы, наслаждайтесь временем, которое вам осталось. Если, глядя на них, вы помните, что его осталось конечное количество, вы удивитесь, как много мелочей вы способны простить, сколь многое окажется неважным и как вырастет качественно время вашего общения.

Спросите у них то, что всегда хотели - но как-то к слову не приходилось. Расспросите про ваше детство, про молодость ваших бабушек и дедушек - это будут истории, которые вы расскажете потом своим детям. Это будут истории, которые согреют ваше сердце, когда ваш совместный земной путь закончится - сожаления о том, что вы забыли спросить и не успели осуществить, делают и без того невыносимую тяжесть прощания еще тяжелее.

Второе, что стоит помнить: мы не несем ответственности за жизнь наших родителей . Наш дочерний и сыновний долг - важная часть нашего существования, но есть вещи, на которые мы не можем оказать влияния, как бы нам того ни хотелось. Детское «папа, я буду всегда слушаться, пожалуйста, не бросай нас!» - содержит под собой очень глубокие корни, уходящие в эволюцию рода человеческого: детеныш не может выжить без взрослой особи рядом, той, которая заботится о нем и защищает от внешних угроз. В детях природой заложено умение подстраиваться, адаптироваться под опекающих их взрослых.

Отсюда растет иллюзия, что если еще чуть-чуть «извернуться», можно будет повлиять на решение взрослого! На его любовь, на его отношение к жизни и к своему здоровью (особенно, если в качестве воспитательного метода применялось «не будешь вести себя хорошо - отдам милиционеру/бабе Яге/бабайке…). Что папа очень-очень хорошо ведущей себя девочки наверняка бросит пить водку каждый день, ведь не может же он не понимать, как ей будет без него плохо, если его не станет?..

Это - иллюзия.
И то, что мы не можем повлиять на жизнь наших родителей кардинальным образом, с одной стороны плохая новость, но с другой стороны - хорошая. Отсутствие ответственности за их жизнь дает нам возможность принимать их такими, какие они есть. С их достоинствами, недостатками, пороками и привычками, болезнями - и длительностью жизни.

Если я буду очень-очень хорошей дочерью, колени моей матери не станут болеть меньше. Они будут болеть меньше, если она начнет есть меньше сладкого и больше - овощей, потому что каждый грамм лишнего веса отдается в ее суставах. Но я не могу стоять у нее над душой и вынимать изо рта каждый кусок тортика, которым ей хочется себя порадовать. Это ее жизнь, ее колени и ее собственное право на тортик. И я принимаю это право. И принимаю мою маму с ее больными коленями, и когда она мне позвонит и опять на них пожалуется, я ей искренне посочувствую, а не буду рассказывать, что надо меньше тортиков лопать. Она знает об этом. Но, возможно, она считает, что без тортиков ее жизнь будет еще хуже, чем с больными коленями. И когда ее не станет, я не буду вспоминать, как я говорила «опять, небось, тортов наелась» и диктовала по телефону меню для похудания. Вместо того, чтобы говорить «я люблю тебя, мама, мне так жаль, что у тебя болят колени».

И третье, напоследок.
Мы все - дети наших родителей. Мы несем их ДНК, воспитание, их представления о добре и зле, морали и аморальности. Мы можем их любить за что-то, можем ненавидеть, можем одновременно любить и ненавидеть, но мы - их дети. В нас - их продолжение. Родителей не выбирают, но можно выбирать, как относиться ко всему тому, что нам от них досталось. Чем больше хорошего мы сможем сохранить в душе от них - тем легче нам будет жить после того, как их не станет. Потому что их часть - всегда останется с нами, до нашей собственной смерти.