Побега из плена советского летчика михаила девятаева. Самые отчаянные побеги из немецкого плена

…Война для Ивана Нефёдова началась в сентябре сорок первого. Два месяца учёбы, загрузили в эшелон и прямо на фронт. За эти два месяца ни разу не пришлось стрелять. Копали окопы, окапывались, а вместо винтовок им выдали палки с прикреплёнными к ним ремешками, на них отрабатывали приёмы ближнего боя. На одной станции стал невольным свидетелем разговора между двумя осмотрщиками вагонов: «Видать, не сладко на фронте, еcли санитарные поезда, идущие на восток, пропускают во вторую очередь, а зелёную дорогу дают новобранцам и вооружению в западном направлении. Вчерась пять санитарных поездов прошло с ранеными. А сколько в землице осталось? Ох, горюшко ты людское. Только встали с колен и опять неудача».
Эшелон разгрузили под Москвой, быстро сформировали стрелковый полк. Оружия на всех не хватило, но Ивану винтовка досталась, из которой он, впервые в жизни, выстрелил по самодельной мишени. Затем пешим ходом, под покровом темноты, продвигались на запад. Днём укрывались в лесу. Впервые увидели вражеские самолёты - разведчики, всё затихало, когда они появлялись в небе.
Москва осталась позади, продвигались в сторону Клина. Перед крутым оврагом вырыли окопы, установили проволочные заграждения, противотанковые ежи. Заняли оборону, зарываясь в землю – матушку, строили блиндажи. Вдали были слышны канонады. Стали появляться вражеские самолёты, но им старалась дать достойный отпор наша авиация. Частенько наблюдали за воздушными боями, было печально и больно смотреть, когда падали наши, горящие самолёты. Однажды все с замиранием сердца смотрели, как на парашюте опускался наш пилот из подбитого самолёта. Он был уже почти у земли, но тут появился вражеский самолёт и расстрелял лётчика из пулемёта. Иван первый раз так близко видел смерть, возненавидел фашистов. Всё было ещё впереди, война только набирала обороты. И спокойнее становилось только от того, что кругом земляки. В минуты отдыха вспоминали довоенную жизнь, писали короткие письма домой, туда, где не было войны, подписав конверт, ещё долго смотрели на него. Этот треугольник будет в руках родных, любимых, а адресатам не всем доведётся вернуться домой.
Первый бой был наступательным. Враг хорошо окопался. Полк пошёл в атаку перед заходом солнца без огневой поддержки и танков. Овраг прошли удачно, без потерь. А вот когда поднимались по крутому увалу, застрочили вражеские пулемёты и стали косить, наступающий полк, как серпом траву. Иван стрелял из винтовки, оставалось немного добежать до высоты, как вдруг правое плечо обожгло, словно калёным железом. Он повалился на землю, звон в ушах и… тишина. Очнулся от толчка в грудь. На него смотрел немец в каске. Иван поднялся с трудом, голова шумела, правая рука не шевелилась.
-Шнель, шнель, рус Иван, - подтолкнул его фриц.
Всех раненых согнали на скотный двор. Солдаты перевязывали друг друга, делились сухарями, водой. К обеду их распределили по машинам и повезли на запад. Ехать пришлось недолго, неожиданно налетели наши самолёты и стали бомбить. Раненые высыпали как горох и рассредоточились вдоль дороги. После бомбёжки, оставшиеся в живых, пошли пешком.
Три концлагеря временного содержания сменил Иван. Дважды бежал из плена и всякий раз неудачно. После каждого побега жестоко травили собаками, избивали, половину зубов выбили. Третий побег обдумывали втроём, старшим группы был инженер полка.
-Мужики, нужно бежать на юго-запад, - советовал он.
Уходить решили в дождливую погоду, чтобы избежать преследования собаками по следу. Побег удался.
Всю ночь шли под проливным дождём по берегу неизвестной речушки. Перед рассветом укрылись в густом кустарнике на островке. Яму накрыли хворостом и травой, там и затаились. Отдыхали по очереди, прислушиваясь к любым звукам. Днём осмотрели местность. На левом берегу виднелись посевы кукурузы. «Охраняли» поле чучела, обряжённые в разную одежду. С наступлением сумерек направились к полю. Наломали молодых початков, нарыли картошки. Главное, переоделись в одежду, снятую с чучел, даже посмеялись: «Не обижайтесь, дорогие, как разбогатеем, так сразу возвратим ваши вещи». Ночью шли строго на юг, обходя поселения, днём отлёживались в укромных местах, подальше от дорог и жилья. С каждым днём идти было всё трудней. Силы покидали, картошка и кукуруза закончились.
В очередной раз выбрали подходящее место для укрытия, как оказалось позже, рядом с постом югославских повстанцев. К обеду их, полусонных, голодных и истощённых, захватили без какого-либо сопротивления. После допроса накормили, помыли в баньке. Спали как убитые, обретя долгожданный покой.

Через месяц, окрепнув, попросились на задание. В сопровождении двух сербов, без оружия, направились к железной дороге. На небольшом полустанке обнаружили состав из семи вагонов. Сняли спящего часового, вскрыли товарные вагоны. В одном из них было стрелковое оружие, патроны. Прихватили с собой патроны, автоматы. Под цистерны с топливом подложили взрывчатку. На будке часового куском угля Иван написал: «Смерть фашистам. Сибиряки». Зарево от пожара было далеко видно в ночи. Вся группа была представлена к наградам. В лагере освоились быстро. Сербский язык оказался простым, сходным с украинским и русским. Василия, бывшего инженера полка, майора Советской Армии, через два месяца назначили заместителем командира.
Однажды Иван проснулся среди ночи, долго ворочался, но заснуть до утра, так и не смог. Вышел из душной, прокуренной землянки. На душе стояла необъяснимая тревога. Густой лес. Звёзды на побледневшем осеннем небе сияли холодно и ясно. Над лесом висел народившийся месяц: узенький серп без ручки. «Может, кто-нибудь из родных там, далеко на Алтае, увидит его сегодня», - думал он.

Два года Иван с товарищами воевал в составе народно-освободительной армии Югославии, дважды был ранен. В августе сорок четвёртого, за месяц до освобождения, погибли Василий и Пётр. Потерю товарищей перенёс очень тяжело. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с Родиной. Кто воевал, тот знает, что жить на войне рядом с земляками – это быть наполовину дома.

После освобождения Югославии от немецко-фашистских захватчиков, раненого Ивана отправили самолётом на Родину. Казалось, всё позади, кончились его муки. Да не тут-то было. В военном госпитале, после неоднократных бесед с сотрудником особого отдела, изъяли документы и награды, полученные в Югославии, запретили вести разговоры о его пребывании за границей. После лечения Ивана комиссовали: правая рука не работала. Новый, 1945-й год, он встретил в родительском доме. Никому не рассказывал о своих скитаниях, даже родителям. Устроился сторожем на элеваторе. Первый удар судьбинушки получил в День Победы: его не пригласили на торжество, фамилия не значилась в списках фронтовиков. Почти каждую неделю вызывали к следователю в НКВД. Всегда задавали одни и те же вопросы: «Как попал в плен?», «Кто может подтвердить побег?». Десятки раз рассказывал заученную наизусть свою историю, показывал рваные шрамы на руках и теле от укусов собак.
-Нет в живых моих товарищей, с которыми я бежал из плена, сожалею, что остался жив, - раздражённо говорил в конце допроса Иван.
-Тебе повезло, что возвратился домой после госпиталя, а не попал на десять лет в лагерь, так что молчи и не рыпайся…

Иван брёл по раскисшей от дождя улице. Дул осенний пронизывающий ветер, сыпал мелкий холодный дождь. Даже собаки помалкивали в своих конурах. Прошёл мимо своего дома. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя после очередного допроса у следователя НКВД, выплакаться. Не раз приходила в голову мысль покончить с собой, чтобы не смотреть в глаза наглого, самоуверенного, циничного следователя. Обида переполняла его душу. А слёзы не нужно и вытирать, их смывал дождь. Остановился в конце улицы, закурил. Успокоившись, насквозь промокший, Иван медленно пошёл к дому, единственной пристани, где его понимали, верили в него, где он находил душевный покой.
-Господи, за что такие испытания? Ведь ты знаешь, что нет моей вины в том, что я попал в плен, ведь в бой-то ведут командиры…
Вошёл во двор. Навстречу выскочил пёс Верный, встав на задние лапы, потянулся мордашкой к лицу хозяина. Иван принёс его с работы, пять лет назад за пазухой, маленьким щенком, в такую же дождливую погоду. Он обхватил пса за шею, прижал к себе. Тот, понимая состояние хозяина, заскулил.
-Эх, Верный, видать, ты тоже понимаешь меня!..
Отворилась дверь. На крыльцо вышла жена Надежда, простая деревенская женщина, друг детства, первая любовь Ивана, сумевшая, вопреки всем невзгодам, дождаться его с войны.
-Заходи скорее, нашли время любезничать.
Иван отворачивал лицо от жены, она, зная, где был хозяин, не задавала вопросов, чтобы лишний раз не терзать его израненную душу. Накрыв стол, пригласила ужинать.
-Спасибо, Надюша, что-то не хочется, - произнёс тихим голосом Иван, опустив рано поседевшую голову.

Надежда подошла к мужу, положила руку на плечо, присела рядом на скамью.
-Не казни себя, Иван. Твоя совесть чиста перед богом и людьми. Важно, чтобы человеку кто-то верил. А я верю тебе, слышишь, верю. Держись, всё образуется. Пройдёт это время, мы будем вспоминать его, как страшный сон нашего прошлого.
Постелив постель, Надежда легла, сразу заснула – намаялась за день. Иван смотрел на спящую жену, на её разметавшиеся по подушке шелковистые русые косы. Он не представлял себя без Надежды. Жена была его опорой, верой и надеждой в дне настоящем и будущем.

Иван прошёл на кухню и прикрыл за собой дверь. Распахнул форточку; ветер продолжал свою заунывную песню, под его порывами крупные капли дождя барабанили по оконному стеклу. Осенний жёлтый лист прилип к мокрому стеклу, но струи воды смывали его вниз, сопротивляясь, лист медленно сползал и, наконец, сорвался. Иван сравнил свою жизнь с этим листом, когда-нибудь его сердце не выдержит потока недоверия и подозрения. И те испытания, которые ему довелось пройти в плену, сейчас уже не казались такими страшными, как теперешние муки на своей Родине. Когда же они закончатся?…

Весной пятьдесят третьего вызовы в НКВД прекратились. Накануне Дня Победы, шестого мая пятьдесят пятого года, Ивана вызвали в военкомат. Стоял тёплый, тихий денёк. Прошедший дождь освежил краски, смыл пыль с деревьев, заборов, кое-где появилась зелёная травка. Иван брёл по улице, до боли знакомой и родной, по ней он уходил на фронт. Прошла целая жизнь, длиною в тридцать три года, хотя внешне, из-за перенесённых страданий, Иван выглядел гораздо старше своего возраста.

Перекрестился. Открыл дверь, переступил через порог. Дрожащей левой рукой протянул дежурному повестку, правая рука висела как плеть. Его провели в кабинет военкома, где находился и начальник милиции, бывший заместитель начальника НКВД, который не раз допрашивал Ивана.
-Присаживайтесь, пожалуйста, Иван Трофимович, - вежливо предложил комиссар, указав жестом на стул.
Военком, каким-то загадочным, изучающим взглядом смотрел на Ивана. Перед ним сидел высокий крепкий человек, совершенно седой, худое лицо спокойно и печально. На него смотрели глаза человека, который не мог забыть тяжкой боли, выстраданной им.
– Мы Вас пригласили для того, чтобы возвратить вам изъятые награды, полученные в Югославии, а также вручить наши, советские…
Стены и потолок закачались. В глазах потемнело, Иван повалился со стула. Когда очнулся, увидел рядом с собою врача. Придя в себя окончательно, осмотрелся. Начальника милиции не было. Врач посоветовал в ближайшее время прийти к нему на приём. Иван остался вдвоём с военкомом.
-Ох, и напугал ты меня, друг! Прости нас, Иван Трофимович. Я тоже прошёл войну и знаю её лучше, чем начальник милиции. Время такое было, жутко вспоминать. Хорошо, что оно уходит от нас…
-Я Вас не обвиняю. Спасибо, что хоть поздно да вспомнили.
Военком пояснил ситуацию:
-На тебя в Москву пришли очень хорошие документы, которые подтверждают то, что ты героически сражался в повстанческой армии Югославии. Пригласили на юбилей, но Москва приостановила поездку.

…Прошло двадцать лет. В середине семидесятых поступило очередное приглашение из Югославии, третье по счёту, вместе с наградой. Ивана Трофимовича, вместе с женой, приглашали ветераны повстанческой армии Югославии. Не задумываясь, Иван Трофимович дал согласие поехать на встречу. Уж очень хотелось побывать на могилах своих друзей-однополчан, навечно оставшихся на чужбине, показать те места жене, где воевал. Он ждал с нетерпением, когда оформят документы на поездку. Сидя на крыльце дома, мысленно бродил по былым местам, стоял у могилы земляков. Боль в сердце, как заноза, мешала мечтать. Годы испытаний оставили рубцы на сердце, как зарубки топора на стволе берёзы.

Заместитель военного комиссара, прибывший к Ивану Трофимовичу, стоял в растерянности и недоумении. У входа в дом стояла крышка от гроба. Вышла хозяйка с заплаканными глазами, вежливо пригласила зайти в дом.
-Я принёс документы на поездку, - смущаясь и как бы оправдываясь, сказал он.
-Спасибо Вам за заботу. Ох, как он ждал этого дня, радовался предстоящей поездке. Да вот не дожил, сердечный.
Набежала небольшая тучка и редкие, но крупные дождевые капли, как пули застучали по крыше. Раздался раскатистый грохот грома, как прощальный салют, героическому подвигу рядового солдата.

Героический побег из немецкого плена советского летчика Михаила Девятаева предопределил уничтожение ракетной программы рейха и изменил ход всей второй мировой войны.

Находясь в плену, он угнал секретный фашистский бомбардировщик вместе с системой управления для первой в мире крылатой ракеты фау. Этими ракетами вермахт планировал дистанционно уничтожить Лондон и Нью-йорк, а затем стереть с лица земли Москву. Но пленник Девятаев оказался способен в одиночку помешать этому плану сбыться.

Исход второй мировой войны, возможно, был бы совершенно другим, если бы не героизм и отчаянное мужество одного мордвина по имени Михаил Девятаев, который попал в плен и оказался среди тех немногих, кто выдержал нечеловеческие условия нацистского концлагеря. 8 февраля 1945 года он вместе с девятью другими советскими пленными угнал новейший бомбардировщик хейнкель - 1 с интегрированной системой радиоуправления и целеуказания от секретной крылатой ракеты большой дальности фау - 2 на борту. Это была первая баллистическая крылатая ракета в мире, которая была способна с вероятностью, близкой к 100%, достигать цели на расстоянии до 1500 км и уничтожать целы города. Первой целью был намечен Лондон.

В балтийском море на линии к северу от Берлина есть островок узедом. На западной его оконечности располагалась секретная база пенемюнде. Ее называли "Заповедником Геринга". Тут испытывались новейшие самолеты и тут же располагался секретный ракетный центр, возглавляемый Вернером фон Брауном. С десяти стартовых площадок, расположенных вдоль побережья, ночами, оставляя огненные языки, уходили в небо "фау - 2. этим оружием фашисты надеялись дотянуться аж до Нью-йорка. Но весной 45-го им важно было терроризировать более близкую точку - Лондон. Однако серийная "фау - 1? Пролетала всего лишь 325 километров. С потерей стартовой базы на Западе крылатую ракету стали запускать с пенемюнде. Отсюда до Лондона более тысячи километров. Ракету поднимали на самолете и запускали уже над морем.

Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял тридцатитрехлетний ас Карл Хайнц грауденц. За его плечами было много военных заслуг, отмеченных гитлеровскими наградами. Десятки "Хейнкелей", "юнкерсов", "мессершмиттов" сверхсекретного подразделения участвовали в лихорадочной работе на пенемюнде. В испытаниях участвовал сам грауденц. Он летал на "хейнкеле - 111? , Имевшем вензель "Г. А." - "Густав Антон". База тщательно охранялась истребителями и зенитками пво, а также службой СС.

8 февраля 1945 года был обычным, напряженным днем. Обер - лейтенант грауденц, наскоро пообедав в столовой, приводил в порядок в своем кабинете полетные документы. Внезапно зазвонил телефон: кто это у тебя взлетел, как ворона? - услышал грауденц грубоватый голос начальника пво. - у меня никто не взлетал … - не взлетал … я сам видел в бинокль - взлетел кое-как "Густав Антон". - заведите себе другой бинокль, посильнее, - вспылил грауденц. - мой "Густав Антон" с зачехленными моторами стоит. Взлететь на нем могу только я. может быть, самолеты у нас летают уже без пилотов? - вы поглядите - ка лучше, на месте ли "Густав Антон"….

Обер - лейтенант грауденц прыгнул в автомобиль и через две минуты был на стоянке своего самолета. Чехлы от моторов и тележка с аккумуляторами - это все, что увидел оцепеневший ас. "Поднять истребители! Поднять все, что можно! Догнать и сбить! "… Через час самолеты ни с чем вернулись.

С дрожью в желудке грауденц пошел к телефону доложить в Берлин о случившемся. Геринг, узнав о чп на секретнейшей базе, топал ногами - "виновных повесить! 13 февраля Геринг и Борман прилетели на пенемюнде … голова карла Хайнца грауденца уцелела. Возможно, вспомнили о прежних заслугах аса, но, скорее всего, ярость Геринга была смягчена спасительной ложью: "Самолет Догнали над Морем и Сбили". Кто самолет угнал? Первое, что приходило на ум грауденцу, "том - ми"… Англичан Беспокоила База, с Которой Летали"фау". Наверное, их агент. Но в капонире - земляном укрытии для самолетов, близ которого находился угнанный "Хейнкель", нашли убитым охранника группы военнопленных. Они в тот день воронки от бомб засыпали. Срочное построение в лагере сразу же показало: десяти узников не хватает. Все они русскими были. А через день служба СС доложила: один из бежавших вовсе не учитель Григорий Никитенко, а летчик Михаил Девятаев.

Михаил приземлился в Польше за линией фронта, добрался до командования, передал самолет с секретным оборудованием, доложил обо всем увиденном в немецком плену и, таким образом, предопределил судьбу секретной ракетной программы рейха и ход всей войны. До 2001 года Михаил Петрович не имел права рассказать даже о том, что к званию героя советского союза его представил конструктор советских ракет с. П. королев. И что его побег с ракетной базы пенемюнде 8 февраля 1945 г. позволил советскому командованию узнать точные координаты стартовых площадок фау - 2 и разбомбить не только их, но и подземные цеха по производству "Грязной" урановой бомбы. Это была последняя надежда Гитлера на продолжение второй мировой войны до полного уничтожения всей цивилизации.

Летчик рассказал: "аэропорт на острове был ложный. На нём выставили фанерные макеты. Американцы и англичане их бомбили. Когда я прилетел и рассказал об этом генерал-лейтенанту 61-й армии Белову, он ахнул и схватился за голову! Я объяснил, что надо пролететь 200 м от берега моря, где в лесу скрыт настоящий аэродром. Его закрывали деревья на специальных передвижных колясках. Вот почему его не могли обнаружить. А ведь на нём было около 3, 5 тыс. Немцев и 13 установок "Фау-1" и"фау-2".

Главное же в этой истории не сам факт, что с особо охраняемой секретной базы фашистов изможденные советские пленные из концлагеря угнали военный новейший самолет и достигли "Своих", чтобы спастись самим и доложить все что удалось увидеть у врага. Главным был факт, что угнанный самолет не - 111 был … пультом управления ракетой фау - 2 - разработанной в Германии первой в мире крылатой ракеты дальнего радиуса действия. Михаил Петрович в своей книге "Побег из ада" публикует воспоминания очевидца побега Курта шанпа, который в тот день был одним из часовых на базе пенемюнде: "был подготовлен последний пробный старт V - 2 ("фау-2") … в это время совсем неожиданно с западного аэродрома поднялся какой-то самолёт … когда он оказался уже над морем, с рампы поднялся ракетный снаряд V - 2. … в самолёте, который был предоставлен в распоряжение доктора штейнгофа, бежали русские военнопленные".

Девятаев потом рассказал: "На Самолете был Радиоприёмник, Чтобы Задавать Курс Ракете"фау-2". Самолёт летел сверху и по радиосвязи направлял ракету. У нас тогда ничего подобного не было. Я, пытаясь взлететь, случайно нажал кнопку старта ракеты. Потому она и полетела в море".

На фронте Девятаев командовал одним из звеньев 104- го гвардейского истребительного авиационного полка 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. В ходе воздушных боев сбил 9 вражеских самолетов.2 13 июля 1944 года Девятаев участвовал в воздушном бою. В районе Львова его самолет был подбит и загорелся. Летчик успел выпрыгнуть с парашютом, но во время прыжка ударился о стабилизатор самолета и приземлился в бессознательном состоянии на территории, занятой противником. Так Девятаев попал в плен и очутился в Лодзинском лагере военнопленных. Среди них находились и военные летчики, с которыми Михаил стал планировать побег. 13 августа 1944 года они совершили попытку бежать из лагеря, сделав подкоп. Но были пойманы и отправлены в лагерь Заксенхаузен в статусе «смертников». Тем не менее, Девятаеву повезло: местный парикмахер подменил ему нашивной номер на лагерной робе, и Михаил из «смертника» превратился в «штрафника». Отныне его считали украинским учителем Степаном Никитенко, который на самом деле умер в лагере. Под этим именем он был отправлен в другой лагерь – в Германию, на остров Узедом, где располагался ракетный центр Пенемюнде. Там разрабатывалось новое оружие Третьего Рейха - крылатые ракеты «Фау-1» и баллистические ракеты «Фау-2». 8 февраля 1945 года, убив конвоира, группе из 10 советских военнопленных удалось захватить немецкий бомбардировщик Heinkel He 111 H-22. За штурвал самолета сел Девятаев. Вдогонку за угнанным бомбардировщиком3 бросился немецкий истребитель, пилотом которого был обер- лейтенант Гюнтер Хобом – опытный летчик, награжденный двумя «Железными крестами» и одним «Немецким крестом в золоте». Однако задачу усложняло то, что никому не было известно, каким курсом полетит угнанный самолет. Случайно обнаружил «Хейнкель» возвращающийся с задания полковник Вальтер Даль. Но ему не хватило боеприпасов, чтобы сбить машину. Пролетев более 300 километров, «Хейнкель» достиг линии фронта, но попал под обстрел советских зениток. Пришлось срочно заходить на посадку в районе польской деревни Голлин, где в то время базировалась артиллерийская часть 61-й армии. Девятаев доставил советскому командованию стратегически важную информацию о военном полигоне и засекреченном испытательном центре на Узедоме. Впоследствии эти сведения позволили провести успешную воздушную атаку на Узедом. Девятаева и его товарищей поместили в фильтрационный лагерь НКВД. К счастью, они были признаны благонадежными и смогли вернуться на службу. С сентября 1945 года Девятаев сотрудничал с Главным конструктором баллистических ракет С.П. Королевым, руководившим советской программой по освоению немецкой ракетной техники. Участвовал в создании первой советской ракеты Р- 1 - копии «Фау-2».

Пришло время для очередного рассказа. На этот раз поделюсь с вами историей одного ветерана. Ему уже восемьдесят четыре года, но старик бодр и при памяти. Зовут его Николай Петрович Дядечков. Служил он в 143 гвардейском стрелковом полку, дошёл практически до Берлина, был ранен и отправлен в госпиталь.
Что он рассказал мне? Прежде чем изложить его рассказ, скажу ещё несколько слов - в те времена о необычном говорить было не принято, так как это считалось антинаучным, пережитком прошлого и так далее.
А теперь непосредственно сам рассказ.
Когда началась война, Николай Петрович гостил у своей тётки в Москве. На фронт отправился в числе первых. Прибавил себе возраст на три года. Ростом и лицом он был старше своих лет. Можно было вообще все 20 дать!
Пережил и бомбёжку, и окружение. Был в плену, бежал. Но о том, что он был в плену, никому не рассказывал. За плен могли расстрелять, так как люди, побывавшие в плену, считались врагами народа. Вот такие были страшные времена.
О том, какие фашисты были звери, знают все. А вот о чём узнал Николай Петрович.
Немцы захватили деревушку Искра. Создали там свой штаб, население заставили работать на себя. Кого-то расстреляли. В основном тех, кто не мог работать (маленькие дети и старики).
Отряд Дядечкова должен был взять деревню в кольцо и до наступления основных сил не давать врагу выйти из окружения. Искра находилась среди холмов близ озёр. На холмах - сплошь сосна.
Как-то ночью был Николай Петрович на дежурстве. Слышал от ребят, что волк повадился ходить к их лагерю. Время такое - зверь к человеку льнёт. Напугали видимо его бомбёжками и стрельбами - выгнали из лесной чащи. Вот и бродит серый хищник кругами, добычу ищет. Близко волка не видел никто, всё больше издали его примечали. И вот стоит на посту Николай Петрович, Искра в низине огнями светит, обрывки речи немецкой и немецких песен ветер доносит. Над головой - ветви сосен, и звезды через них поблёскивают. Морозно. Ноябрь.
Чувствует вдруг Николай, что глядит на него кто-то позади. Оборачивается, оружие на изготовку. А позади парень стоит. Безусый, молодой. Незнакомый совершенно, и на немца не похож. Попросил воды и еды. Николай дал ему поесть и попить. Парень поблагодарил и ушёл в лес. И как только он ушёл - с Николая будто наваждение сошло. Он испугался - не увидел ли кто-нибудь ещё этого человека? Ведь могут спросить про него. Да ещё спросят - почему Николай не разбудил никого, документы у него не спросил и так далее.
Через три дня прилетели бомбардировщики фашистов и разбомбили холмы. А потом немцы ходили и добивали тех, кто был ещё жив.
Николая они почему-то не добили. У него была повреждена левая нога, левая рука. Два немца чуть не подрались из-за русского солдата. Пришёл третий, какой-то немецкий военный чин, и приказал взять с собой раненного.
Оказывается, в живых они по глупости больше никого не оставили. И им нужны были сведения о наших войсках и наших планах. Держали Николая в каком-то сарае. Ногу и руку, правда, перевязали. Приходили с допросами, иногда били. На четвёртый день пришёл к нему какой-то немец-очкарик. Сразу было видно, что штабной. Такие не воюют, а сидят за бумагами. Пришёл и сказал, что утром будет расстрел, так как от Николая ничего узнать не удалось и теперь он больше не нужен. Сказал и ушёл.
Николай не спал всю ночь. Какой теперь от сна толк-то? Перед смертью не выспишься. Вдруг слышит, что кто-то у стены сарая копает-скребётся. Подошел Николай к той стене. Прислушался. И вправду, копает кто-то. В щелки между досок ничего не видно.
Николай позвал. Никто не отозвался. Ему не по себе стало. Немцы изгаляются? Какого-то зверя решили натравить? О зверствах фашистов Николай был наслышан: и как собакам младенцев на растерзание бросали... и прочее.
Под стеной стала образовываться маленькая ямка, провал. И через полчаса в сарай залез огромный серый зверь. Весь в земле. Как такой большой зверюга пролез через вырытый им же лаз - то было загадкой. Николай прижался к противоположной стене, к доскам, поскольку считал, что сожрёт его-таки этот зверь. В сарае не было яркого света, зато у двери в сарай висел фонарь. Правда, снаружи. И его свет пробивался сквозь щели в нутро сарая.
Зверь был похож на волка, но крупнее и голова не так вытянута. Уши меньше и располагались не на макушке, а как бы по бокам головы. Зверь смотрел на Николая, как тому показалось, долго. Затем вылез через лаз. Николай, недолго думая, полез следом. Чуть было не застрял. Когда он выбрался, его поразила тишина в деревне. Немцы всегда охраняли деревню, а тут словно бы никого не было. Не вникая в суть этой обстановки, Николай подался до леса. Как он только не угодил в озеро или ещё куда - одному богу известно.
К рассвету он был в незнакомых местах. Сел на поваленное дерево и заснул. А проснулся в госпитале на койке. Тут ему и пришло в голову сыграть амнезию. Временную.
И уже после войны, почти пять лет спустя, он случайно узнал, что деревня Искра была найдена пустой. Людей в ней не было. Стояла немецкая техника в некоторых дворах, оружие лежало. А людей не было. Но информация про все это засекреченная была. Сейчас - не знаю.
В войну всякое бывало. И даже необъяснимое.


Многим летчикам Великой Отечественной войны было присвоено высокое звание Герой Советского Союза. Но лейтенант Михаил Девятаев совершил подвиг, которому действительно нет равных. Отважный истребитель сбежал из нацистского плена на самолете, который захватил у врага.



Когда началась Великая Отечественная война, 24-летний летчик-истребитель Михаил Петрович Девятаев был лейтенантом, командиром звена. Всего за три месяца он сбил 9 вражеских самолетов, пока сам не был подбит и тяжело ранен.



После госпиталя советский ас летал на связном, а затем на санитарном самолете. В 1944 году Михаил Девятаев вернулся в истребительную авиацию, стал летать на P-39 «Аэрокобра» в 104-м гвардейском истребительном авиаполку. 13 июля Девятаев сбил 10-й самолет противника, но в тот же день был и сам подбит. Раненый летчик покинул горящую машину с парашютом, но приземлился на территории, занятой врагом.



После пленения и допроса Михаил Девятаев был отправлен в лагерь для военнопленных в Лодзь (Польша), откуда попытался сбежать. Попытка не удалась, и Девятаева отправили в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Советскому летчику чудом удалось избежать смерти, так как он добыл форму другого человека. Благодаря этому ему удалось покинуть лагерь смерти. Зимой 1944-1945 гг. Михаил Девятаев был отправлен на ракетный полигон Пенемюнде. Здесь немецкие инженеры проектировали и испытывали самое современное оружие – знаменитые ракеты «Фау-1» и «Фау-2».





Когда Михаил Девятаев попал на аэродром, полный самолетов, то сразу решил бежать, причем улететь на немецкой машине. Позже он утверждал, что эта мысль возникла в первые же минуты нахождения в Пенемюнде.



В течение нескольких месяцев группой из десяти советских военнопленных был тщательно продуман план побега. Время от времени немцы из авиачасти привлекали их для работ на летном поле. Этим нельзя был не воспользоваться. Девятаев побывал внутри немецкого бомбардировщика и теперь был уверен, что сможет поднять его в воздух.

8 февраля десять заключенных под присмотром эсэсовца расчищали летную полосу от снега. По команде Девятаева немец был устранен, и пленники бросились к стоящему самолету. На него установили снятый аккумулятор, все забрались внутрь, и бомбардировщик «Хейнкель-111» пошел на взлет.





Немцы на аэродроме не сразу поняли, что самолет угнан. Когда же это выяснилось, был поднят истребитель, но беглецов так и не нашли. Другой немецкий пилот, пролетавший мимо, услышал сообщение об угнанном «Хейнкеле». Он дал только одну очередь перед тем, как закончились патроны.

Девятаев пролетел 300 километров на юго-восток, в сторону наступающей Красной Армии. При подлете линии фронта бомбардировщик обстреляли как немецкие, так и советские зенитки, поэтому пришлось приземляться в чистом поле у польской деревни. Из десяти человек, улетевших из немецкого плена, трое были офицерами. До конца войны они проходили проверки в фильтрационном лагере. Остальные семеро были записаны в пехоту. Из них выжил только один.



Михаил Девятаев подробно доложил советскому командованию о немецкой ракетной технике и инфраструктуре полигона Пенемюнде. Благодаря этому секретная программа Германии попала в «правильные» руки. Информация и помощь Девятаева нашим ракетчикам была столь ценной, что в 1957 году Сергей Королев добился присвоения отважному летчику звания Героя Советского Союза.

И пока одни советские граждане вооружились и стали насмерть сражаться против врага, другие сотрудничали с немцами и даже организовали у себя дома