Из разборов лирики А.А. Фета. «Как беден наш язык! – Хочу и не могу…. Анализ стихотворения фета как беден наш язык

Анализ стихотворения – Как беден наш язык!..

При издании в сборнике стихотворение было помещено восьмым из шестидесяти одного текста, составляющего книгу. Мотив поэзии, высокого предназначения поэта, выраженный в этом стихотворен, является ключевым и сквозным в сборнике. Третий выпуск “Вечерних огней» открывается стихотворением “Муза» (“Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня…»), снабженным программным эпиграфом из пушкинского “Поэта и толпы» (“Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. ») и называющим предназначением поэзии “наслаждение высокое» и “исцеление от муки». Седьмой текст, предваряющий стихотворение “Как беден наш язык! – Хочу и не могу», – посвящение “Е и великому князю Константину Константиновичу», автору поэтических произведений, о чем сказано в последних строках Фета, упоминающего о лавровом венце августейшего адресата: “Из-под венца семьи державной / Нетленный зеленеет плющ». Завершают сборник два стихотворения памяти литераторов и критиков – ценителей и приверженцев “чистого искусства»: “На смерть Александра Васильевича Дружинина 19 января 1864 года» (1864) и “Памяти Василия Петровича Боткина 16 октября 1869 года» (1869). А. В. Дружинин и В. П. Боткин, авторы рецензий на сборник 1856 г., весьма высоко оценивали Фета-лирика.

Композиция. Мотивная структура

Стихотворение состоит из двух строф – шестистиший, в которых используется парная рифмовка (первые две строки в одной и другой строфах соответственно) и кольцевая, или опоясывающая рифмовка (третья – шестая и четвертая – пятая строки в одной и другой строфе).

Стихотворение открывается изречением о бедности языка; вторая половина первой строки – незавершенное предложение, в котором разрушена структура глагольного сказуемого (должно быть: хочу и не могу сделать нечто-то, необходим глагол в неопределенной форме) и отсутствует необходимое дополнение (хочу и не могу высказать что-то). Такая структура предложения на синтаксическом уровне передает мотив невозможности выразить в слове глубинные переживания (“Что буйствует в груди прозрачною волною»).

В трех начальных строках мотив невыразимого отнесен к человеческому языку вообще (“наш язык» – не русский, а любой язык), в том числе, на первый взгляд, и к слову поэта, так как автор говорит о собственной неспособности выразить глубинные смыслы и чувства. В трех заключительных стихах первого шестистишия констатируется невозможность самовыражения для любого человека (“Напрасно вечное томление сердец»), далее же несколько неожиданно упоминается “мудрец», смиряющийся (“клонящий голову») “пред этой ложью роковою». “Ложь роковая» – это человеческое слово и мысль, которую оно тщетно пытается высказать; выражение восходит к сентенции Ф. И. Тютчева из стихотворения “Silentium!» (“Молчание», лат.): “Как сердцу высказать себя? / Другому как понять тебя», “Мысль изреченная есть ложь».

Упоминание о “мудреце» воспринимается как усиление уже высказанной в начале строфы мысли: никто, даже такой “мудрец», не в состоянии выразить себя.

Однако во второй строфе, противопоставленной первой, происходит неожиданная смена акцентов: оказывается, есть лишь одно существо – поэт , способное и выразить потаенные и смутные переживания (“темный бред души»), и запечатлеть тонкую красоту бытия, струящуюся жизнь (“трав неясный запах»).

Чудесное свойство поэзии, по Фету, заключается, в частности, в том, что она в состоянии передать посредством “звука» (слова) обонятельные ощущения (“запах»). Действительно, в поэзии Фета такие примеры есть; ср.: “Ах, как пахнуло весной! / Это, наверное, ты!» (“Жду я, тревогой, объят…», 1886).

Трава у Фета ассоциируется с “почвой», основой бытия, с самой жизнью: “Та трава, что вдали, на могиле твоей, / Здесь, на сердце, чем старше она, тем свежей» (“Alter ego», 1878 ["Второе я». – лат. – А. Р.]). Запах травы, в том числе скошенной, наряду с запахом воды и благоуханием роз, – знак жизни: “Струилися от волн и трав благоуханья» (“На Днепре в половодье», 1853), “трав сильней благоуханье» (“Я был опять в саду твоем…», 1857), “Запах роз под балконом и сена вокруг» (“ лазурная смотрит на скошенный луг…», 1892).

Поэт противопоставлен “мудрецу»-философу: “Фет прямо сопоставляет безгласного со всем своим глубокомыслием мудреца и все на свете могущего в полной наивности выразить поэта» (Никольский Б. В. Основные элементы лирики Фета // Полное собрание стихотворений А. А. Фета / С вступ. ст. Н. Н. Страхова и Б. В. Никольского и с портретом А. А. Фета / Приложение к журналу “Нива» на 1912 г. СПб., 1912. Т. 1.. 28).

Это толкование господствующее, но не единственное. Н. В. Недоброво (Недоброво Н. Времеборец (Фет) // Недоброво Н. Милый голос: Избранные произведения / Сост., послесл. и примеч. М. Кралина. Томск, 2001. С. 208-209), а вслед за ним В. С. Федина (Федина В. С. А. А. Фет (Шеншин): Материалы к характеристике. Пг., 1915. С. 76) обратили внимание на утверждение в первой строфе о невозможности любого человека (по их мнению, в том числе и поэта) выразить глубины своей души: “Напрасно вечное томление сердец». На первый взгляд его контраст – высказывание во второй строфе о даре поэта. Но оба интерпретатора полагают, что посредством частицы “лишь» вовсе не противопоставлены “бедность» языка философа или обыкновенного человека “крылатому слова звуку» поэта; поэт тоже не способен высказать все тайны своей души. Смысл второй строфы, с точки зрения Н. В. Недоброво и В. С. Федины, иной. Поэт “хватает на лету» впечатления бытия, и сопоставленный со стихотворцем орел несет “в верных лапах» “мгновенный», способный скоро исчезнуть, но хранимый для божественный вечности “за облаками» “сноп молнии». Это значит: поэт способен останавливать мгновение, сохранять преходящее, кратковременное (“темный бред души», “трав неясный запах», “сноп молнии») в мире вечности, “за облаками».

Эта трактовка интересна, но спорна. В этом случае оказывается неоправданным тот отчетливый контраст, на который указывает частица “лишь»: ведь получается, что вторая строфа содержит не контрастную, а совсем новую мысль в сравнении с первой. Кроме того, буйствующее в груди чувство, о котором говорится в первой строфе, – это тот же самый “темный бред души», о котором сказано во втором шестистишии.

Естественное недоумение: как же тогда объяснить сочетание утверждения о невозможности любого человека, в том числе и лирического “я», высказать себя (“Хочу и не могу. – Не передать того ни другу, ни врагу…») с идеей всесилия слова поэта? На мой взгляд, в первой строфе лирическое “я» представлено не как поэт, а как носитель “прозаического», “обыкновенного языка» – не своего собственного, а общего людям – “нашего». Совсем иное – “крылатый слова звук», стихотворная “звукоречь»: она как раз в состоянии передать и сокровенное, и мимолетное.

Мысль о способности поэта “остановить мгновение» лишь аккомпанирует основной идее стихотворения.

Мотив невозможности выразить глубинные переживания восходит в русской поэзии к идее невыразимости высших состояний души и смысла бытия, отчетливо представленной в известном стихотворении В. А. Жуковского “Невыразимое»: “Что наш язык земной пред дивною природой?»; “Невыразимое подвластно ль выраженью?»; “Ненареченному хотим названье дать – / И обессиленно безмолвствует искусство».

Принято считать, что на идею стихотворения “Невыразимое» повлияли сочинения немецких романтиков – Ф. В.Й. Шеллинга, В. Г. Вакенродера, Л. Тика;. Однако, возможно, идея “Невыразимого» имеет доромантическое происхождение; по мнению В. Э. Вацуро, у В. А. Жуковского она восходит к произведениям Ф. Шиллера (Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: “Элегическая школа». СПб., 1994. С. 65-66).

Ф. И. Тютчевым, хотя и в несколько ином значении, в стихотворении “Silentium!» эта мысль была повторена; в тютчевском тексте она имеет уже отчетливый романтический характер. “Вслед за Жуковским и Тютчевым (при всей разнице между их поэтическими декларациями) Фет уже в ранних стихах утверждает невыразимость Божьего мира и внутреннего мира человека в слове» (Соболев Л. И. Жизнь и поэзия Фета // Литература. 2004. № 38; цитируется по электронной версии: http://lit.1september. ru/2004/38/12).

Мысль о невыразимости переживаний и мыслей в косном обыденном слове занимала Фета еще в юности. Так, он писал приятелю И. И. Введенскому 22 декабря 1840 г. “У меня, когда я сажусь писать к тебе, бывает такой прилив самых ярких мыслей, самых теплых чувств, что эти волны необходимо перемешиваются, дробятся о неуклюжие камни моего прозаического красноречия, и осыпают бумагу серым песком гадкого почерка. Многое, многое мог бы я тебе сказать и эти слова как говорит Мицкевич:

Пока они в слух твой и в сердце твое проникают

На воздухе стынут, в устах у меня застывают».

Как писал публикатор письма Г. П. , “два стиха из Мицкевича цитируются Фетом в собственном переводе. Перевод всей пьесы (стихотворения. – А. Р.) (“О милая дева”) опубликован был только тридцать лет спустя. Основной ее мотив – бессилие слова – столь характерный для старого Фета, тревожил его, как видно, и в юности: в 1841 году в другом стихотворении (“Друг мой, бессильны слова”) он самостоятельно обработал затронутую Мицкевичем тему» (Блок Г. Рождение поэта: Повесть о молодости Фета: По неопубликованным материалам. Л., 1924. С. 71-72)[i] .

Однако если В. А. Жуковский говорил о бессилии искусства, слова перед тайной и красотой бытия (впрочем, одновременно пытаясь разрешить неразрешимое, выразить невыразимое), а Ф. И. Тютчев называет “ложью» любую мысль, словесно оформленный смысл, то Фет утверждает, что поэт способен передать в слове (“крылатом слова звуке») всё – и происходящее в глубине души, и существующее в мире вокруг.

Но мотив невыразимого представлен в поэзии Фета и в традиционной трактовке: “Стихом моим незвучным и упорным / Напрасно я высказывать хочу / Порыв души…» (неозаглавленное стихотворение, 1842). В этом примере очень важно, что несостоятельность самовыражения связывается с “незвучностью» стиха: тонкий и глубокий смысл может быть выражен лишь посредством звука или при его решающем участии. Другие примеры: “Не нами / Бессилье изведано слов к выраженью желаний. / Безмолвные муки сказалися людям веками, / Но очередь наша, и кончится ряд испытаний / Не нами» (“Напрасно!», 1852), “Как дышит грудь свежо и емко – / Слова не выразят ничьи!» (“Весна на дворе», 1855), “Для песни сердца слов не нахожу» (“Сонет», 1857), “Но что горит в груди моей – / Тебе сказать я не умею. // Вся эта ночь у ног твоих / Воскреснет в звуках песнопенья, / Но тайну счастья в этот миг / Я унесу без выраженья» (“Как ярко полная луна…», 1859 (?)), “И в сердце, как пленная птица, Томится бескрылая песня» (“Как ясность безоблачной ночи…», 1862), “И что один твой выражает взгляд, / Того поэт изобразить не может» (“Кому венец: богине ль красоты…», 1865), “Не дано мне витийство: не мне / Связных слов преднамеренный лепет!» (“Погляди мне в глаза хоть на миг…», 1890), “Но красы истомленной молчанье / Там (в краю благовонных цветов. – А. Р.) на всё налагает печать» (“За горами, песками, морями…», 1891).

По мнению Э. Кленин, психологической причиной острого ощущения Фетом ограниченных возможностей слова был билингвизм (двуязычие): Фет ощущал и русский, и немецкий, которому был в совершенстве обучен в немецком пансионе города Верро (ныне Выру в Эстонии), куда был определен в четырнадцатилетнем возрасте (эта мысль развивается исследовательницей в кн.: Klenin E. The Poetics o

/ / / Анализ стихотворения Фета «Как беден наш язык!…»

Два периода творчества Афанасия Фета имеют отличительные особенности, которые так ярко бросаются в глаза читателю. Если первый период творчества, который охватывает юные годы поэта, характеризуется легкостью, свободой и безмятежностью, то второй период, который начинается после смерти его возлюбленной – Марии Лазич, наполнен тяжелыми эмоциями, грустью и сожалением.

Стихотворение «Как беден наш язык! …» появилось в свет в 1887 году. О чем оно? О полном откровении автора, который раскрывает секреты своего творчества. Афанасий Фет признается, что писать с той легкостью и желанием, которые были в юности, уже не может. Ему не под силу те яркие, впечатлительные, волнующие образы, которые ранее жили в стихотворных работах.

В душе поэта происходит хаос. Каждое написанное слово он называет «ложью», ведь не переживает его искренне. Однако внутри творческой личности все еще живет настоящее вдохновение. Именно оно заставляет брать перо и записывать мысли на бумаге. Только вот слов и выражений для этого не хватает. Поэту остается только надеяться на чудо, которое пробудит в нем желание и силы для настоящего, чистого творчества.

Фет никак не может смириться с той мыслью, что вдохновение и талантливость поэта зависит от тех судьбоносных потрясений, которые могут произойти на жизненном пути. Лично у Афанасия Афанасьевича в жизни случилась такая драма, отпечаток и отражение которой остались на всех стихотворных работах. Но, поэт не мог, не хотел согласиться с этим, обвиняя русский язык, называя его просто не созданным для творчества.

Последние работы Фета не пользовались такой популярностью, ведь они перестали быть пленительными и чувственными. Редко, редко можно было услышать строки, наполненные искренней чистотой и легкостью. Вспышки таланта происходили благодаря воспоминаниям о былых, нежных чувствах. Однако они приносили поэту лишь боль о той утрате, которую когда-то давно можно было избежать.

«Как беден наш язык!…» Афанасий Фет

Как беден наш язык! — Хочу и не могу.-
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.

Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И темный бред души и трав неясный запах;
Так, для безбрежного покинув скудный дол,
Летит за облака Юпитера орел,
Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.

Анализ стихотворения Фета «Как беден наш язык!…»

Афанасий Фет вошел в историю русской литературы как непревзойденный лирик и мастер пейзажа. Его ранние стихотворения стали хрестоматийными благодаря своей легкости, изяществу и удивительно прекрасным образам, так виртуозно созданным этим поэтом. Тем не менее, более поздние произведения Фета лишены то грации и чистоты, которыми славятся ранние стихи. Причин для подобных метаморфоз несколько, и одна из них кроется в личной драме поэта, который осознанно отказался от любви ради финансового благополучия, о чем потом сожалел до конца своей жизни. По некоторым косвенным признакам можно утверждать, что внутренняя неудовлетворенность Фета постепенно свела его с ума. Поэтому неудивительно, что из года в год после того, как поэт расстался с Марией Лазич, а после узнал, что она погибла, его стихи становились все мрачнее и безысходнее, приобретая не только характерную «тяжеловесность», но и оттенок философских размышлений.

В 1887 году Фет публикует стихотворение «Как беден наш язык!…», в котором приоткрывает завесу тайны над собственным творчеством. Поэт осознает, что уже не может также, как и раньше, с легкостью обращаться со словами, создавая с их помощью удивительно яркие и волнующие образы . Он отмечает, что не в состоянии «передать того ни другу, ни врагу, что буйствует в груди прозрачною волною». Это настолько удручает поэта, что каждую написанную фразу он считает «ложью роковою», но при этом не знает, как унять «томленье вечное сердец». В данном случае речь идет о самом процессе создания стихов, стимулом к которому является вдохновение. Но при этом Фет осознает, что лично ему уже не хватает тех чувств и эмоций, способных пробуждать душу от дремоты, для того, чтобы максимально точно передать свои ощущения. Получается замкнутый круг, из которого автор не видит выхода, рассчитывая лишь на то, что однажды произойдет чудо, и «крылатый слова звук» сможет передать «и темный бред души, и трав неясный запах».

Само творчество Фет сравнивает со снопом молнии, который орел несет «в верных лапах». Автор открыто признает, что у поэзии есть некая мистическая составляющая, благодаря которой стихи оставляют в душе человека неизгладимый след. Но при этом Фет не хочет мириться с мыслью, что талант и вдохновение – понятия переменчивые, которые в определенные периоды жизни могут проявляться с особой силой, а позже исчезают по причине того, что человек совершает ошибки или же неблаговидные поступки. Не исключено, что сделка с совестью, на которую поэт пошел в юности ради восстановления своего социального статуса, и стала причиной утраты того блеска и легкости, которые изначально были присущи стихам Фета. Однако поэт винит в этом не себя, а русский язык, считая его бедным и неприспособленным для поэзии . Подобное заблуждение не только направляет автора по ложному пути, но и весьма негативно сказывается на творчестве Фета. Сам поэт крайне редко обращает внимание на те предметы и явления, которые его окружают, погрузившись в мир иллюзий и воспоминаний. Именно по этой причине стихи более позднего периода этого автора уже не могут похвастаться той удивительной образностью, благодаря которой поэту удавалось передавать цвета и запахи. Лишь изредка из-под пера Фета появляются романтические строки, выдержанные в прежнем ключе. Это – отголоски былой любви, которая со временем с новой силой вспыхивает в душе поэта, но вместо радости причиняет ему сильную боль, так как вернуть прошлое он не в состоянии. И эта безысходность отражается в произведениях поэта, который понимает, что прожил жизнь совсем не так, как мечтал.

Анализ стихотворения – Как беден наш язык.

При издании в сборнике стихотворение было помещено восьмым из шестидесяти одного текста, составляющего книгу. Мотив поэзии, высокого предназначения поэта, выраженный в этом стихотворен, является ключевым и сквозным в сборнике. Третий выпуск “Вечерних огней» открывается стихотворением “Муза» (“Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня…»), снабженным программным эпиграфом из пушкинского “Поэта и толпы» (“Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. Пушкин ») и называющим предназначением поэзии “наслаждение высокое» и “исцеление от муки». Седьмой текст, предваряющий стихотворение “Как беден наш язык! – Хочу и не могу», – посвящение “Е и великому князю Константину Константиновичу», автору поэтических произведений, о чем сказано в последних строках Фета, упоминающего о лавровом венце августейшего адресата: “Из-под венца семьи державной / Нетленный зеленеет плющ». Завершают сборник два стихотворения памяти литераторов и критиков – ценителей и приверженцев “чистого искусства»: “На смерть Александра Васильевича Дружинина 19 января 1864 года» (1864) и “Памяти Василия Петровича Боткина 16 октября 1869 года» (1869). А. В. Дружинин и В. П. Боткин, авторы рецензий на сборник 1856 г. весьма высоко оценивали Фета-лирика.

Композиция. Мотивная структура

Стихотворение состоит из двух строф – шестистиший, в которых используется парная рифмовка (первые две строки в одной и другой строфах соответственно) и кольцевая, или опоясывающая рифмовка (третья – шестая и четвертая – пятая строки в одной и другой строфе).

Стихотворение открывается изречением о бедности языка; вторая половина первой строки – незавершенное предложение, в котором разрушена структура глагольного сказуемого (должно быть: хочу и не могу сделать нечто-то, необходим глагол в неопределенной форме) и отсутствует необходимое дополнение (хочу и не могу высказать что-то). Такая структура предложения на синтаксическом уровне передает мотив невозможности выразить в слове глубинные переживания (“Что буйствует в груди прозрачною волною»).

В трех начальных строках мотив невыразимого отнесен к человеческому языку вообще (“наш язык» – не русский, а любой язык), в том числе, на первый взгляд, и к слову поэта, так как автор говорит о собственной неспособности выразить глубинные смыслы и чувства. В трех заключительных стихах первого шестистишия констатируется невозможность самовыражения для любого человека (“Напрасно вечное томление сердец»), далее же несколько неожиданно упоминается “мудрец», смиряющийся (“клонящий голову») “пред этой ложью роковою». “Ложь роковая» – это человеческое слово и мысль, которую оно тщетно пытается высказать; выражение восходит к сентенции Ф. И. Тютчева из стихотворения “Silentium!» (“Молчание», лат.): “Как сердцу высказать себя? / Другому как понять тебя», “Мысль изреченная есть ложь».

Упоминание о “мудреце» воспринимается как усиление уже высказанной в начале строфы мысли: никто, даже такой “мудрец», не в состоянии выразить себя.

Однако во второй строфе, противопоставленной первой, происходит неожиданная смена акцентов: оказывается, есть лишь одно существо – поэт. способное и выразить потаенные и смутные переживания (“темный бред души»), и запечатлеть тонкую красоту бытия, струящуюся жизнь (“трав неясный запах»).

Чудесное свойство поэзии, по Фету, заключается, в частности, в том, что она в состоянии передать посредством “звука» (слова) обонятельные ощущения (“запах»). Действительно, в поэзии Фета такие примеры есть; ср. “Ах, как пахнуло весной! / Это, наверное, ты!» (“Жду я, тревогой, объят…», 1886).

Трава у Фета ассоциируется с “почвой», основой бытия, с самой жизнью: “Та трава, что вдали, на могиле твоей, / Здесь, на сердце, чем старше она, тем свежей» (“Alter ego», 1878 ["Второе я». – лат. – А. Р.]). Запах травы, в том числе скошенной, наряду с запахом воды и благоуханием роз, – знак жизни: “Струилися от волн и трав благоуханья» (“На Днепре в половодье», 1853), “трав сильней благоуханье» (“Я был опять в саду твоем…», 1857), “Запах роз под балконом и сена вокруг» (“Ночь лазурная смотрит на скошенный луг…», 1892).

Поэт противопоставлен “мудрецу»-философу: “Фет прямо сопоставляет безгласного со всем своим глубокомыслием мудреца и все на свете могущего в полной наивности выразить поэта» (Никольский Б. В. Основные элементы лирики Фета // Полное собрание стихотворений А. А. Фета / С вступ. ст. Н. Н. Страхова и Б. В. Никольского и с портретом А. А. Фета / Приложение к журналу “Нива» на 1912 г. СПб. 1912. Т. 1. 28).

Это толкование господствующее, но не единственное. Н. В. Недоброво (Недоброво Н. Времеборец (Фет) // Недоброво Н. Милый голос: Избранные произведения / Сост. послесл. и примеч. М. Кралина. Томск, 2001. С. 208-209), а вслед за ним В. С. Федина (Федина В. С. А. А. Фет (Шеншин): Материалы к характеристике. Пг. 1915. С. 76) обратили внимание на утверждение в первой строфе о невозможности любого человека (по их мнению, в том числе и поэта) выразить глубины своей души: “Напрасно вечное томление сердец». На первый взгляд его контраст – высказывание во второй строфе о даре поэта. Но оба интерпретатора полагают, что посредством частицы “лишь» вовсе не противопоставлены “бедность» языка философа или обыкновенного человека “крылатому слова звуку» поэта; поэт тоже не способен высказать все тайны своей души. Смысл второй строфы, с точки зрения Н. В. Недоброво и В. С. Федины, иной. Поэт “хватает на лету» впечатления бытия, и сопоставленный со стихотворцем орел несет “в верных лапах» “мгновенный», способный скоро исчезнуть, но хранимый для божественный вечности “за облаками» “сноп молнии». Это значит: поэт способен останавливать мгновение, сохранять преходящее, кратковременное (“темный бред души», “трав неясный запах», “сноп молнии») в мире вечности, “за облаками».

Эта трактовка интересна, но спорна. В этом случае оказывается неоправданным тот отчетливый контраст, на который указывает частица “лишь»: ведь получается, что вторая строфа содержит не контрастную, а совсем новую мысль в сравнении с первой. Кроме того, буйствующее в груди чувство, о котором говорится в первой строфе, – это тот же самый “темный бред души», о котором сказано во втором шестистишии.

Естественное недоумение: как же тогда объяснить сочетание утверждения о невозможности любого человека, в том числе и лирического “я», высказать себя (“Хочу и не могу. – Не передать того ни другу, ни врагу…») с идеей всесилия слова поэта? На мой взгляд, в первой строфе лирическое “я» представлено не как поэт, а как носитель “прозаического», “обыкновенного языка» – не своего собственного, а общего людям – “нашего». Совсем иное – “крылатый слова звук», стихотворная “звукоречь»: она как раз в состоянии передать и сокровенное, и мимолетное.

Мысль о способности поэта “остановить мгновение» лишь аккомпанирует основной идее стихотворения.

Мотив невозможности выразить глубинные переживания восходит в русской поэзии к идее невыразимости высших состояний души и смысла бытия, отчетливо представленной в известном стихотворении В. А. Жуковского “Невыразимое»: “Что наш язык земной пред дивною природой?»; “Невыразимое подвластно ль выраженью?»; “Ненареченному хотим названье дать – / И обессиленно безмолвствует искусство».

Принято считать, что на идею стихотворения “Невыразимое» повлияли сочинения немецких романтиков – Ф. В.Й. Шеллинга, В. Г. Вакенродера, Л. Тика;. Однако, возможно, идея “Невыразимого» имеет доромантическое происхождение; по мнению В. Э. Вацуро, у В. А. Жуковского она восходит к произведениям Ф. Шиллера (Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: “Элегическая школа». СПб. 1994. С. 65-66).

Ф. И. Тютчевым, хотя и в несколько ином значении, в стихотворении “Silentium!» эта мысль была повторена; в тютчевском тексте она имеет уже отчетливый романтический характер. “Вслед за Жуковским и Тютчевым (при всей разнице между их поэтическими декларациями) Фет уже в ранних стихах утверждает невыразимость Божьего мира и внутреннего мира человека в слове» (Соболев Л. И. Жизнь и поэзия Фета // Литература. 2004. № 38; цитируется по электронной версии: http://lit.1september. ru/2004/38/12).

Мысль о невыразимости переживаний и мыслей в косном обыденном слове занимала Фета еще в юности. Так, он писал приятелю И. И. Введенскому 22 декабря 1840 г. “У меня, когда я сажусь писать к тебе, бывает такой прилив самых ярких мыслей, самых теплых чувств, что эти волны необходимо перемешиваются, дробятся о неуклюжие камни моего прозаического красноречия, и осыпают бумагу серым песком гадкого почерка. Многое, многое мог бы я тебе сказать и эти слова как говорит Мицкевич:

Пока они в слух твой и в сердце твое проникают

На воздухе стынут, в устах у меня застывают».

Как писал публикатор письма Г. П. Блок. “два стиха из Мицкевича цитируются Фетом в собственном переводе. Перевод всей пьесы (стихотворения. – А. Р.) (“О милая дева”) опубликован был только тридцать лет спустя. Основной ее мотив – бессилие слова – столь характерный для старого Фета, тревожил его, как видно, и в юности: в 1841 году в другом стихотворении (“Друг мой, бессильны слова”) он самостоятельно обработал затронутую Мицкевичем тему» (Блок Г. Рождение поэта: Повесть о молодости Фета: По неопубликованным материалам. Л. 1924. С. 71-72)[i] .

Однако если В. А. Жуковский говорил о бессилии искусства, слова перед тайной и красотой бытия (впрочем, одновременно пытаясь разрешить неразрешимое, выразить невыразимое), а Ф. И. Тютчев называет “ложью» любую мысль, словесно оформленный смысл, то Фет утверждает, что поэт способен передать в слове (“крылатом слова звуке») всё – и происходящее в глубине души, и существующее в мире вокруг.

Но мотив невыразимого представлен в поэзии Фета и в традиционной трактовке: “Стихом моим незвучным и упорным / Напрасно я высказывать хочу / Порыв души…» (неозаглавленное стихотворение, 1842). В этом примере очень важно, что несостоятельность самовыражения связывается с “незвучностью» стиха: тонкий и глубокий смысл может быть выражен лишь посредством звука или при его решающем участии. Другие примеры: “Не нами / Бессилье изведано слов к выраженью желаний. / Безмолвные муки сказалися людям веками, / Но очередь наша, и кончится ряд испытаний / Не нами» (“Напрасно!», 1852), “Как дышит грудь свежо и емко – / Слова не выразят ничьи!» (“Весна на дворе», 1855), “Для песни сердца слов не нахожу» (“Сонет», 1857), “Но что горит в груди моей – / Тебе сказать я не умею. // Вся эта ночь у ног твоих / Воскреснет в звуках песнопенья, / Но тайну счастья в этот миг / Я унесу без выраженья» (“Как ярко полная луна…», 1859 (?)), “И в сердце, как пленная птица, Томится бескрылая песня» (“Как ясность безоблачной ночи…», 1862), “И что один твой выражает взгляд, / Того поэт изобразить не может» (“Кому венец: богине ль красоты…», 1865), “Не дано мне витийство: не мне / Связных слов преднамеренный лепет!» (“Погляди мне в глаза хоть на миг…», 1890), “Но красы истомленной молчанье / Там (в краю благовонных цветов. – А. Р.) на всё налагает печать» (“За горами, песками, морями…», 1891).

По мнению Э. Кленин, психологической причиной острого ощущения Фетом ограниченных возможностей слова был билингвизм (двуязычие): Фет ощущал и русский, и немецкий, которому был в совершенстве обучен в немецком пансионе города Верро (ныне Выру в Эстонии), куда был определен в четырнадцатилетнем возрасте (эта мысль развивается исследовательницей в кн. Klenin E. The Poetics o

    Нужно скачать сочинение по теме » Анализ стихотворения А. А. Фета «Как беден наш язык. » . Жми и сохраняй

Рейтинг популярных сочинений

Напрасно про бесов болтают,

Что справедливости совсем они не знают,

А правду тож они нередко наблюдают.

  • Добролюбов о Катерине и мое отношение к героине. План сочинения

    (Каждое утверждение критика следует сопровождать личной оценкой пишущего)

    I. “…Характер.
  • Изложение-рассуждения: “Какие бывают дупла?” Каждое дупло в лесу - загадка. Умелый следопыт по следам разгадает дупляного жителя. Бывают дупла-ночлежки.
  • Статистика

    Посетители нашей школы

    Анализ стихотворения Фета «Как беден наш язык. »

    Анализ стихотворения Фета «Как беден наш язык!»

    Афанасий Фет вошел в историю русской литературы как непревзойденный лирик и мастер пейзажа. Его ранние стихотворения стали хрестоматийными благодаря своей легкости, изяществу и удивительно прекрасным образам, так виртуозно созданным этим поэтом.

    Тем не менее, более поздние произведения Фета лишены то грации и чистоты, которыми славятся ранние стихи. Причин для подобных метаморфоз несколько, и одна из них кроется в личной драме поэта, который осознанно отказался от любви ради финансового благополучия, о чем потом сожалел до конца своей жизни. По некоторым косвенным признакам можно утверждать, что внутренняя неудовлетворенность Фета постепенно свела его с ума. Поэтому неудивительно, что из года в год после того, как поэт расстался с Марией Лазич, а после узнал, что она погибла, его стихи становились все мрачнее и безысходнее, приобретая не только характерную «тяжеловесность», но и оттенок философских размышлений.

    В 1887 году Фет публикует стихотворение «Как беден наш язык!», в котором приоткрывает завесу тайны над собственным творчеством. Поэт осознает, что уже не может также, как и раньше, с легкостью обращаться со словами, создавая с их помощью удивительно яркие и волнующие образы. Он отмечает, что не в состоянии «передать того ни другу, ни врагу, что буйствует в груди прозрачною волною». Это настолько удручает поэта, что каждую написанную фразу он считает «ложью роковою», но при этом не знает, как унять «томленье вечное сердец».

    В данном случае речь идет о самом процессе создания стихов, стимулом к которому является вдохновение. Но при этом Фет осознает, что лично ему уже не хватает тех чувств и эмоций, способных пробуждать душу от дремоты, для того, чтобы максимально точно передать свои ощущения. Получается замкнутый круг, из которого автор не видит выхода, рассчитывая лишь на то, что однажды произойдет чудо, и «крылатый слова звук» сможет передать «и темный бред души, и трав неясный запах».

    Само творчество Фет сравнивает со снопом молнии, который орел несет «в верных лапах». Автор открыто признает, что у поэзии есть некая мистическая составляющая, благодаря которой стихи оставляют в душе человека неизгладимый след. Но при этом Фет не хочет мириться с мыслью, что талант и вдохновение — понятия переменчивые, которые в определенные периоды жизни могут проявляться с особой силой, а позже исчезают по причине того, что человек совершает ошибки или же неблаговидные поступки. Не исключено, что сделка с совестью, на которую поэт пошел в юности ради восстановления своего социального статуса, и стала причиной утраты того блеска и легкости, которые изначально были присущи стихам Фета.

    Однако поэт винит в этом не себя, а русский язык, считая его бедным и неприспособленным для поэзии. Подобное заблуждение не только направляет автора по ложному пути, но и весьма негативно сказывается на творчестве Фета. Сам поэт крайне редко обращает внимание на те предметы и явления, которые его окружают, погрузившись в мир иллюзий и воспоминаний. Именно по этой причине стихи более позднего периода этого автора уже не могут похвастаться той удивительной образностью, благодаря которой поэту удавалось передавать цвета и запахи.

    Лишь изредка из-под пера Фета появляются романтические строки, выдержанные в прежнем ключе. Это — отголоски былой любви, которая со временем с новой силой вспыхивает в душе поэта, но вместо радости причиняет ему сильную боль, так как вернуть прошлое он не в состоянии. И эта безысходность отражается в произведениях поэта, который понимает, что прожил жизнь совсем не так, как мечтал.

    Меня удивило название этого стихотворения. Как это наш великий и могучий язык вдруг оказался беден для Афанасия Фета. Уж ему-то, как поэту, должно быть известно все богатство и разнообразие языковых форм.

    Видимо, поэтому, он начинает анализировать язык, речь. Причем, в произведении нет четкого указания на русский или какой-то другой язык. Значит, автор имеет в виду способ устного выражения вообще. Он полагает, что эмоций в человеке больше, чем слов. И утверждая, что даже мудрецы не способны точно выразить свои чувства, в это момент уверен в правдивости своих слов.

    Но в следующий миг, отрезвев головой, он с удивлением подмечает, что, оказывается, можно словами передать всю гамму чувств. Но теперь он объясняет такую способность исключительно талантом поэта.

    Оставим при нем его точку зрения. Отдадим должное всем поэтам, которые действительно, поражают нас способностью самовыражаться. Немного таких гениев, что словом побудят к действию, заставят рассмеяться или заплакать.

    Поэтому, стоит согласиться с Афанасием Фетом, преклониться перед талантом настоящих классиков, которые способны остановить и запечатлеть мгновение, словно художник на холсте. Передать посредством слов сочность красок, речевой акцент, быструю смену событий может только поэт.

    Наверное, это так. Даже ученому мужу требуется время, чтобы объяснить нерадивым ученикам суть той или иной теории и аксиомы. А у поэта все сложное просто. Да только попробуйте сами воплотить эту простоту. Вот то-то и оно! Талант его не купишь, ему не научишь, его не приобретешь.

    Может быть, это хотел сказать Фет, может быть он просил уважения к творчеству своих товарищей по перу? Огромная плеяда великих и любимых поэтов проходит перед нами в школьной литературе. Но есть немало достойных творцов, которые остались за рамками школьной программы. Будем же любить поэзию так, как она того заслуживает.

    Подобные записи

    «Как беден наш язык. » А.Фет

    Как беден наш язык! — Хочу и не могу.-
    Не передать того ни другу, ни врагу,
    Что буйствует в груди прозрачною волною.
    Напрасно вечное томление сердец,
    И клонит голову маститую мудрец

    Пред этой ложью роковою.

    Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
    Хватает на лету и закрепляет вдруг
    И темный бред души и трав неясный запах;
    Так, для безбрежного покинув скудный дол,
    Летит за облака Юпитера орел,
    Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.

    Анализ стихотворения Фета «Как беден наш язык!…»

    Афанасий Фет вошел в историю русской литературы как непревзойденный лирик и мастер пейзажа. Его ранние стихотворения стали хрестоматийными благодаря своей легкости, изяществу и удивительно прекрасным образам, так виртуозно созданным этим поэтом. Тем не менее, более поздние произведения Фета лишены то грации и чистоты, которыми славятся ранние стихи. Причин для подобных метаморфоз несколько, и одна из них кроется в личной драме поэта, который осознанно отказался от любви ради финансового благополучия, о чем потом сожалел до конца своей жизни. По некоторым косвенным признакам можно утверждать, что внутренняя неудовлетворенность Фета постепенно свела его с ума. Поэтому неудивительно, что из года в год после того, как поэт расстался с Марией Лазич, а после узнал, что она погибла, его стихи становились все мрачнее и безысходнее, приобретая не только характерную «тяжеловесность», но и оттенок философских размышлений.

    В 1887 году Фет публикует стихотворение «Как беден наш язык!…», в котором приоткрывает завесу тайны над собственным творчеством. Поэт осознает, что уже не может также, как и раньше, с легкостью обращаться со словами, создавая с их помощью удивительно яркие и волнующие образы . Он отмечает, что не в состоянии «передать того ни другу, ни врагу, что буйствует в груди прозрачною волною». Это настолько удручает поэта, что каждую написанную фразу он считает «ложью роковою», но при этом не знает, как унять «томленье вечное сердец». В данном случае речь идет о самом процессе создания стихов, стимулом к которому является вдохновение. Но при этом Фет осознает, что лично ему уже не хватает тех чувств и эмоций, способных пробуждать душу от дремоты, для того, чтобы максимально точно передать свои ощущения. Получается замкнутый круг, из которого автор не видит выхода, рассчитывая лишь на то, что однажды произойдет чудо, и «крылатый слова звук» сможет передать «и темный бред души, и трав неясный запах».

    Само творчество Фет сравнивает со снопом молнии, который орел несет «в верных лапах». Автор открыто признает, что у поэзии есть некая мистическая составляющая, благодаря которой стихи оставляют в душе человека неизгладимый след. Но при этом Фет не хочет мириться с мыслью, что талант и вдохновение – понятия переменчивые, которые в определенные периоды жизни могут проявляться с особой силой, а позже исчезают по причине того, что человек совершает ошибки или же неблаговидные поступки. Не исключено, что сделка с совестью, на которую поэт пошел в юности ради восстановления своего социального статуса, и стала причиной утраты того блеска и легкости, которые изначально были присущи стихам Фета. Однако поэт винит в этом не себя, а русский язык, считая его бедным и неприспособленным для поэзии . Подобное заблуждение не только направляет автора по ложному пути, но и весьма негативно сказывается на творчестве Фета. Сам поэт крайне редко обращает внимание на те предметы и явления, которые его окружают, погрузившись в мир иллюзий и воспоминаний. Именно по этой причине стихи более позднего периода этого автора уже не могут похвастаться той удивительной образностью, благодаря которой поэту удавалось передавать цвета и запахи. Лишь изредка из-под пера Фета появляются романтические строки, выдержанные в прежнем ключе. Это – отголоски былой любви, которая со временем с новой силой вспыхивает в душе поэта, но вместо радости причиняет ему сильную боль, так как вернуть прошлое он не в состоянии. И эта безысходность отражается в произведениях поэта, который понимает, что прожил жизнь совсем не так, как мечтал.

    Слушать стихотворение Фета Как беден наш язык

    Темы соседних сочинений

    Картинка к сочинению анализ стихотворения Как беден наш язык