Блок александр александрович биография для детей. В гимназии

Родился в 1880 году в Петербурге. Отец, Александр Львович Блок, - юрист, профессор Варшавского университета. Мать, Александра Андреевна (урождённая Бекетова), - детская писательница и переводчица. Родители разошлись сразу после рождения сына. Детские и юношеские годы поэта прошли в подмосковном имении Шахматове и в петербургском доме деда - известного учёного-богани-ка, ректора Петербургского университета Андрея Николаевича Бекетова.

В «бекетовском доме» господствовали идеалы свободолюбия, научные и литературные интересы. Почти все члены семьи занимались переводами. Александра Андреевна стала одним из первых в России переводчиков французского поэта Шарля Бодлера. Знаменитый романс С. Рахманинова «Сирень» был написан на стихи тётки Блока Е. А. Бекетовой. Блок начал сочинять стихи в 5-7 лет, а в 14 - издавать домашний рукописный журнал «Вестник», в котором помещал свои стихи, переводы, прозу. Среди близкого окружения семьи Бекетовых – Боткины, Бакунины, Тютчевы. Дед поэта с юности был знаком с Достоевским, дружен с Салтыковым-Щедриным. В зрелые годы Блок называл отношения в своей семье «музыкой». В 1909 году он писал В. В. Розанову: «Ведь я, Василий Васильевич, с молоком матери впитал в себя дух русского “гуманизма”».

Блок был единственным и горячо любимым ребёнком в семье. «Дворянское баловство», как признавал он сам позже, привело его к житейской непрактичности, отсутствию «жизненных опытов». Став взрослым, Блок пытался преодолеть черты «сентиментального воспитания», но связь с высоким «идеализмом» семьи Бекетовых сохранил навсегда. Всю жизнь мать была для поэта самым близким человеком.

Летом 1897 года Блок вместе с матерью отправился в Германию, где встретился с Ксенией Михайловной Садовской. Пылкая юношеская любовь к Садовской, посвящение ей стихов в «изрядном количестве» выявили в – его мироощущении разлад «между идеалом возвышенной любви и его земным воплощением», этот разлад вносил трагические нотки в любовную лирику поэта на протяжении всей жизни.

В 1898 году Блок познакомился со своей будущей женой Любовью Дмитриевной Менделеевой, дочерью великого русского учёного-химика Д. И. Менделеева. Вместе с ней он играл в пьесе Шекспира «Гамлет» на сцене домашнего театра в имении Менделеевых Боблове. Блок готовился стать профессиональным актёром, посещал драматические курсы, участвовал в любительских постановках (в Шахматове, Боблове, Петербурге). Но по окончании Введенской гимназии в 1898 году под влиянием отца он поступил на юридический факультет Петербургского университета, а через год перешёл на историко-филологический, который окончил в 1906 году.

Александр Александрович Блок родился в 1880 году в Петербурге. Отец, Александр Львович Блок, - юрист, профессор Варшавского университета. Мать, Александра Андреевна (урождённая Бекетова), - детская писательница и переводчица. Родители разошлись сразу после рождения сына. Детские и юношеские годы поэта прошли в подмосковном имении Шахматове и в петербургском доме деда - известного учёного-богани-ка, ректора Петербургского университета Андрея Николаевича Бекетова.

В «бекетовском доме» господствовали идеалы свободолюбия, научные и литературные интересы. Почти все члены семьи занимались переводами. Александра Андреевна стала одним из первых в России переводчиков французского поэта Шарля Бодлера. Знаменитый романс С. Рахманинова «Сирень» был написан на стихи тётки Блока Е.А. Бекетовой. Блок начал сочинять стихи в 5-7 лет, а в 14 - издавать домашний рукописный журнал «Вестник», в котором помещал свои стихи, переводы, прозу. Среди близкого окружения семьи Бекетовых -Боткины, Бакунины, Тютчевы. Дед поэта с юности был знаком с Достоевским, дружен с Салтыковым-Щедриным. В зрелые годы Блок называл отношения в своей семье «музыкой». В 1909 году он писал В.В. Розанову: «Ведь я, Василий Васильевич, с молоком матери впитал в себя дух русского “гуманизма”».

Блок был единственным и горячо любимым ребёнком в семье. «Дворянское баловство», как признавал он сам позже, привело его к житейской непрактичности, отсутствию «жизненных опытов». Став взрослым, Блок пытался преодолеть черты «сентиментального воспитания», но связь с высоким «идеализмом» семьи Бекетовых сохранил навсегда. Всю жизнь мать была для поэта самым близким человеком.

Летом 1897 года Блок вместе с матерью отправился в Германию, где встретился с Ксенией Михайловной Садовской. Пылкая юношеская любовь к Садовской, посвящение ей стихов в «изрядном количестве» выявили в- его мироощущении разлад «между идеалом возвышенной любви и его земным воплощением», этот разлад вносил трагические нотки в любовную лирику поэта на протяжении всей жизни.

В 1898 году Блок познакомился со своей будущей женой Любовью Дмитриевной Менделеевой, дочерью великого русского учёного-химика Д.И. Менделеева. Вместе с ней он играл в пьесе Шекспира «Гамлет» на сцене домашнего театра в имении Менделеевых Боблове. Блок готовился стать профессиональным актёром, посещал драматические курсы, участвовал в любительских постановках (в Шахматове, Боблове, Петербурге). Но по окончании Введенской гимназии в 1898 году под влиянием отца он поступил на юридический факультет Петербургского университета, а через год перешёл на историко-филологический, который окончил в 1906 году.

В гимназии

Мария Александровна Грибовская , жена профессора Санкт-Петербургского университета В. М. Грибовского:

Пришла пора отдавать «Сашуру» в гимназию, и студент В. М. Грибовский, близко знавший семью Бекетовых, предложил для облегчения зимних занятий теперь же, летом, приступить к латинскому языку. Жадно принялся мальчик за новый предмет, восхищая порой своего учителя меткими сравнениями, блестящей памятью.

Рим с его героической историей, с его походами, с его дивными архитектурными памятниками не давал мальчику покоя. Стали замечать, что Сашура куда-то исчезает. Приехали как-то раз соседи: профессора Фаминцын и Менделеев со своей маленькой дочкой, сделавшейся впоследствии женой поэта. Все разбрелись по саду искать мальчика, а он в выпачканном матросском костюме, весь потный, в овраге, усердно проводит римские дороги и акведуки.

– Мне еще нужно в стороне от терм Каракаллы закончить «Via Appia», сейчас приду, – пояснил будущий поэт.

Мария Андреевна Бекетова:

В августе 1889 года отправились поступать в гимназию. Впоследствии она была переименована в гимназию Петра I, а в то время она носила название Введенской. Помещается она на Большом проспекте Петербургской стороны, и мать выбрала ее потому, что ходить приходилось недалеко и на пути не было мостов, а стало быть, меньше шансов для простуды. Грибовский приготовил мальчика в первый класс. Саша выдержал вступительный экзамен, но гимназия и вся ее обстановка произвели на него тяжелое впечатление: товарищи, учителя, самый класс – все казалось ему диким, чуждым, грубым. Потом он привык, оправился, но мать поняла свою ошибку: нельзя было отдавать его в гимназию в таком нежном, ребячливом возрасте и из такой исключительной обстановки. ‹…›

Учился он неровно. Всего слабее шла арифметика, вообще математика. По русскому языку дело шло гладко, что не помешало одному курьезному случаю: Блок принес матери свой гимназический дневник, как назывались в то время тетрадки с недельными отчетами об успехах и поведении, и в этом дневнике мать прочла следующее замечание: «Блоку нужна помощь по русскому языку». Подписано: «Киприанович». Так звали их учителя русской словесности, ветхого старца семинарского происхождения. Мать посмеялась и оставила эту заметку без внимания. Что руководило тогда этим Киприановичем – сказать трудно.

Атмосфера Сашиного детства настолько развила его в литературном отношении, что гимназия со своими формальными приемами, разумеется, ничего не могла ему дать. Но древними языками он прямо увлекся. Тут и грамматика была ему мила, а когда он в средних классах начал переводить Овидия, учитель стал щедро осыпать его пятерками, что и помогло ему хорошо окончить курс в 1898 году.

Самуил Миронович Алянский:

Я начал рассказ о себе с того, что первые три класса учился во Введенской гимназии, а с четвертого перешел в гимназию Столбцова.

Вдруг Блок остановил меня вопросом:

– Вы учились во Введенской гимназии? Ведь я тоже там учился, я окончил Введенскую. Скажите, каких преподавателей вы там запомнили?

Я назвал несколько фамилий и среди них преподавателя русского языка Ивана Яковлевича Киприяновича и латиниста, фамилию которого никто из гимназистов не знал, все звали его просто Арноштом; было ли это имя или прозвище, не помню.

Александр Александрович оживился, улыбнулся и сказал:

– Очень интересно. Ведь я тоже учился у Киприяновича и Арношта очень хорошо помню. Киприянович, должно быть, при вас совсем уже старенький был, при мне уже он был седым. Знаете, я у него по русскому языку никогда больше четверки получить не мог. А у вас какая отметка была по русскому?

И дернуло меня сказать, что у меня была пятерка! Но тут же, спохватившись и поняв всю чудовищную нелепость моей пятерки по русскому рядом с четверкой поэта Блока, я сконфузился и поспешил добавить, что моя пятерка была не за грамоту, а за хороший почерк, который Киприянович высоко ценил.

Мария Андреевна Бекетова:

Приехав в Петербург в августе, Саша написал матери, остававшейся еще некоторое время в Шахматове, обстоятельное письмо с описанием своих гимназических занятий. Письмо от 20 августа 1897 года. Саше было около 17 лет. Начинается с описания неинтересных домашних дел и подробного описания уроков в гимназии. Потом идет более интересная часть:

«…Сегодня на французском языке кричали: Vive la France! Vive Felix Faure! Француз был доволен и благодарил. Он знает, где Наугейм, чего я не ожидал от него; он дурак вообще. На гимнастике нам сказали, что мы основа гимназии, на что мы отвечали мяуканьем (по обыкновению!). Космографии учитель новый, зовут его «Сиамец», говорят, он свинья… это покажет будущее!.. Грек и латинист по-прежнему благоволят ко мне. Кучеров притащил из Финляндии огромный финский нож и подарил его мне. Галкину он подарил такой же. Он очень удобен для роли Ромео (т. е. не Галкин, а нож). Мы было сидели в старом классе, но нас переводят в помещение восьмого. Там мы в своей компании, а именно: направо Кучеров, затем по сторонам Галкин, Лейкин, Фосс, Гун и др. Класс огромный (для восьмого) – 34 человека! Выпуск будет особенно большой… Сегодня я ехал в конке и видел артиста и артистку. Они ехали на Финляндский вокзал и рассуждали о том, как трудна такая-то партия, и о других интересных вещах… Гимназия надоела страшно, особенно с тех пор, как я начал понимать, что она ни к чему не ведет… Ты просила меня писать про настроение: оно было все время хорошее, но теперь скверное, отчасти от погоды, а также от других причин. Гимназия совсем не вяжется с моими мыслями, манерами и чувствами. Впрочем, что ж? Я наблюдаю там типы купцов, хлыщей, забулдыг и пр. А таких типов много, я думаю, больше и разнообразнее, чем в каком-нибудь другом месте (в другой гимназии)…»

Анна Ивановна Менделеева:

Шли годы. Саша стал гимназистом, учился, как я слышала, хорошо. Дома товарищами его игр были двоюродные братья, Фероль и Андрей Кублицкие. Саша был живой; способный мальчик, он был старший и руководил всеми играми и предприятиями. Игры его были играми интеллигентного ребенка. Он очень любил представления; знал уже Шекспира, к которому всегда имел особое влечение. Раз мать его попала на следующую сцену: Саша усадил свою маленькую кузину на шкаф, приставил к шкафу лестницу, а внизу на полу поставил младшего двоюродного братишку; они должны были изображать Ромео и Юлию; говорил за них он сам. Бедной Юлии было очень неловко на шкафу, но ослушаться Сашу она не могла и послушно выполняла, что он ей приказывал. Освобождение явилось в лице матери Саши. Затеял он как-то издавать журнал; все члены семьи, начиная с дедушки, были сотрудниками, а он сам сотрудником и редактором. Журнал издавался несколько лет и хранится в семье. В этот период я мало видела Сашу; один только раз, когда ему было лет тринадцать, Андрей Николаевич привез его к нам в Боблово. Дети мои были еще очень маленькие; они занимали старшего гостя, как могли: играли в крокет, ходили смотреть «дерево капитана Гранта», забрались в дупло дуба, в котором стоял стул и маленьких могло поместиться несколько человек, словом, осмотрели все достопримечательности. Расстались друзьями, но в Петербурге не виделись.

Мария Андреевна Бекетова:

В последних классах гимназии Блок начал издавать рукописный журнал «Вестник». Редактором был он сам, цензором – мать, сотрудниками – двоюродные братья, мальчики Лозинский, Недзвецкий, Сергей Соловьев, мать, бабушка, я, кое-кто из знакомых. Дедушка участвовал в журнале только как иллюстратор, и то редко. Все номера «Вестника», по одному экземпляру в месяц, писались, склеивались и украшались рукой редактора. Картинки вырезались из «Нивы», из субботних приложений к «Новому Времени», наклеивались на обложку и в тексте; иногда Блок прилагал свои рисунки пером и красками, очень талантливые. В «Вестнике» он писал и стихи, и повести, и нечто во вкусе Майн-Рида, и даже поместил нелепую пьесу «Поездка в Италию». В пьесе было много глупого, но зато никаких претензий. Она свидетельствовала о полном незнании житейских отношений, так как хотела быть реальной, ее действующие лица были какие-то кутилы, но этого реализма и не хватало автору, и всякого, кто присмотрится к «Вестнику», кроме талантливости и остроумия редактора, поразит и то обстоятельство, что в шестнадцать лет уровень его развития в житейском отношении подошел бы скорее мальчику лет двенадцати.

Было тут и шуточное стихотворение, посвященное любимой собаке Дианке, и объявление с восклицательным знаком: «Диана ощенилась 18-го августа!», и множество объявлений о других собаках вроде того, что: «Ни за что не продам собаку без хвоста!». Были переводы с французского, и ребусы, и загадки.

Один из сотрудников «Вестника», муж сестры Екатерины Андреевны, Платон Николаевич Краснов, особенно любил Блока, повторял его словечки. Был он человек серьезный и невеселый, но Блоку было с ним хорошо. По образованию он был математик, но по склонности – литератор. Он печатал критические статьи и переводы стихов. С Блоком сближала его, между прочим, и любовь к древним. В четвертом классе гимназии мальчик болел корью, пропустил много уроков, и Платон Николаевич сам взялся его подогнать. Дело шло у них хорошо, дружно и весело. А в «Вестнике» вскоре появилось шуточное стихотворение «дяди Платона»: «Цезарева тень, бродя по берегам Стикса, кается в написании комментариев к галльской войне». Заключительные строфы этого стихотворения я приведу:

Я думал, буду славой громок,

Благословит меня потомок

Вотще! Какой-то педагог,

Исполнен тупости немецкой,

Меня соделал казнью детской,

И проклинает меня Блок.

Когда б вперед я это знал,

Я б комментарий не писал.

В одном из номеров «Вестника» в 1894 году помещена милая сказка «Летом». Действующие лица – жуки и муравьи. Стихотворений того времени довольно много, и, между прочим, «Судьба», написанная размером баллады «Замок Смальгольм» Жуковского, в то время любимого поэта Блока. Вот одно из лирических стихотворений этого времени:

Посвящается маме

Серебристыми крылами

Зыбь речную задевая,

Над лазурными водами

Мчится чайка молодая.

На воде букеты лилий,

Солнца луч на них играет,

И из струй реки глубокой

Стая рыбок выплывает.

Облака плывут по небу.

Журавли летят высоко,

Гимн поют хвалебный Фебу,

Чуть колышется осока.

Но лучше всего удавались ему в то время юмористические стихотворения, которых было несколько. Вот одно из них:

Пародия на что-то

Мечты, мечты!

Где ваша сладость?

Благодарю всех греческих богов

(Начну от Зевса, кончу Артемидой)

За то, что я опять увижу тень лесов,

Надевши серую и грязную хламиду.

Читатель! Знай: хламидой называю то,

Что попросту есть старое пальто;

Хотя пальто я примешал для смеха,

Ведь летом в нем ходить – ужасная потеха!

Подкладка вся в дегтю, до локтя рукава.

Я в нем теряю все классически права,

Хотя я гимназист, и пятого уж класса,

Но все же на пальто большая грязи масса.

Ну вот, я, кажется, немного заболтался.

(Признаться, этого-то я и опасался!)

Ведь я хотел писать довольно много,

Хотел я лето описать,

И грязь, и пыльную дорогу…

И что ж!? Мне лень писать опять!

Такой уж мой удел проклятый,

Как только рифмою крылатой

Меня наделит Муза, вновь

Под голову подкладываю руку

И на диван ложусь; читаю только «Новь»,

При этом чувствую ужаснейшую скуку…

Читатель! Если ты прочтешь

Сей дивный стих хоть семь раз кряду,

Морали общей не найдешь!!!

Сергей Михайлович Соловьев:

Он издавал журнал «Вестник», при участии своих двоюродных братьев Кублицких. Тогда уж меня поразила и пленила в нем любовь к технике литературного дела и особенная аккуратность. Тетради журнала имели образцовый вид, на страницах были приклеены иллюстрации, вырезанные из «Нивы» и других журналов. Он подарил мне несколько таких картинок. Когда я дал ему в «Вестник» рассказ, он прислал мне коробку шоколадных сардин, написав, что это – в подарок, а не в виде гонорара, который будет выслан после.

Желая поговорить со мною на интересующую меня тему, он завел речь о богослужении. Предложил отслужить вместе утреннюю литургию в саду и достал откуда-то подобие ораря. Утром жители Шахматова была неожиданно разбужены довольно странными возгласами, доносившимися из сада.

Мария Андреевна Бекетова:

Приведу одну интересную запись, касающуюся описываемого периода Сашиной жизни. Это так называемые «Признания», т. е. анкетный лист с вопросами, ответы на которые написаны Сашиной рукой еще летом 1897 г. Сбоку пометка «Наугейм, 21 июня (3 июля) 1897 г.». После печатной надписи «Признания» идут вопросы и ответы:

Признания

Главная черта моего характера Нерешительность.

Качество, какое я предпочитаю в мужчине Ум.

Качество, какое я предпочитаю в женщине

Мое любимое качество Ум и хитрость.

Мой главный недостаток Слабость характера.

Мое любимое занятие Театр.

Мой идеал счастья Непостоянство.

Что было бы для меня величайшим несчастьем

Однообразие во всем.

Чем я хотел бы быть Артистом импер. театров.

Место, где я хотел бы жить Шахматово.

Мой любимый цвет Красный.

Мой любимый цветок Роза.

Мое любимое животное Собака и лошадь.

Моя любимая птица Орел, аист, воробей.

Мои любимые писатели прозаики – иностранные –

Мои любимые писатели прозаики – русские

Гоголь, Пушкин.

Мои любимые поэты – иностранные Шекспир.

Мои любимые поэты – русские

Пушкин, Гоголь, Жуковский.

Мои любимые художники – иностранные –

Мои любимые художники – русские

Шишкин, Волков, Бакалович.

Мои любимые композиторы – иностранные –

Мои любимые композиторы – русские –

Мои любимые герои в художественных произведениях

Гамлет , Петроний, Тарас Бульба.

Мои любимые героини в художественных произведениях Наташа Ростова.

Мои любимые герои в действительной жизни

Иоанн IV, Нерон, Александр II, Петр I.

Мои любимые героини в действительной жизни

Екатерина Великая.

Мои любимые пища и питье Мороженое и пиво.

Мои любимые имена

Александр, Константин и Татьяна.

Что я больше всего ненавижу Цинизм.

Какие характеры в истории я всего более презираю

Малюта Скуратов, Людовик XVI.

Каким военным подвигом я всего более восхищаюсь

Леонида и 300 спартанцев.

Какую реформу я всего более ценю

Отмена телесных наказаний.

Каким природным свойством я желал бы обладать

Силой воли.

Каким образом я желал бы умереть

На сцене от разрыва сердца.

Теперешнее состояние моего духа

Хорошее и почти спокойное.

Ошибки, к которым я отношусь наиболее снисходительно

Те, которые человек совершает необдуманно.

Мой девиз Пусть чернь

слепая суетится. Не нам бессильной подражать… и т. д.

А. Блок.

Из книги Спендиаров автора Спендиарова Мария Александровна

В гимназии Его посадили рядом с неряшливо одетым мальчиком по фамилии Заворотний. Саша почувствовал себя стесненно: широко расположившись на парте, мальчик бесцеремонно разглядывал его круглыми глазами.На уроке арифметики он стал понукать Сашу: «Что сидишь? Полчаса

Из книги Илья Николаевич Ульянов автора Трофимов Жорес Александрович

Окончание гимназии. «Кармен» Вернувшись в Симферополь, юноши застали там гастроли все той же труппы Черепенникова. Более чем когда-либо Саша стал мечтать о столичных оперных представлениях, о которых ему рассказывал Виктор Добровольский.Осенью Леня поступил в

Из книги Роковые иллюзии автора Костелло Джон

Какой быть гимназии? К месту новой службы Илья Николаевич ехал с настроением почти праздничным. Лето 1863 года было светлым и радостным. 25 августа он женился на Машеньке Бланк и был предельно счастлив. Негромкую свадьбу сыграли в Кокушкине. А через несколько дней молодые

Из книги Володя Ульянов автора Веретенников Николай Иванович

Из книги Пристрастные рассказы автора Брик Лиля Юрьевна

Рассказы о гимназии Много рассказывал Володя и о других симбирских преподавателях, например об учителе математики, который укорял ученика, не знавшего урока: «Что, братец, урока ты не знаешь! Видно, «по Свияге я пройду, руки в боки подопру», - говорил он, намекая словами

Из книги Воспоминания автора Авилова Лидия Алексеевна

Из книги RAEM - мои позывные автора Кренкель Эрнст Теодорович

[Окончание гимназии] Я держала выпускные экзамены. И вот на выпускном экзамене по русскому языку случилось нечто, что я сочла чудом. Перед тем как начать вызывать учениц для устного ответа, наш учитель стал раздавать листки с письменными работами. Это были

Из книги Чехов без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

В гимназии для богачей Шинель или не шинель? Рысаки и керосиновый бидон. Мои соученики - Соня Гаррель, Анатолий Горюнов, Борис Ливанов. «Царь Эдип» и «Красная Шапочка». За музыкантским столиком в богатом доме. История солдатских ботинок. Мои друзья - книги. Коллекция

Из книги Франко автора Хинкулов Леонид Федорович

В таганрогской гимназии Василий Васильевич Зеленко:Поступил Чехов в гимназию в 1868 г., кончил в 1879 г. Пробыл в гимназии 11 лет; учился посредственно-средне, скорее ниже среднего; два раза оставался на второй год: в III-м классе и в V-м; в III-м из-за математики, да и по географии

Из книги Гоголь без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

III. В ДРОГОБЫЧСКОЙ ГИМНАЗИИ Там же, в Дрогобыче, в 1867 году Ивась поступил в гимназию.Здесь повторилось то же, что и в василианской школе: весь первый класс деревенского мальчика продержали на последней - «ослиной лавке». Но при переходе во второй класс он получил вторую

Из книги Гумилев без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

В Нежинской гимназии Пантелеймон Александрович Кулиш:По воспоминаниям его соучеников, Гоголь представляется нам красивым белокурым мальчиком, в густой зелени сада Нежинской гимназии, у вод поросшей камышом речки, над которою взлетают чайки, возбуждавшие в нем грезы

Из книги Блок без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

В Царскосельской гимназии Анна Андреевна Гумилева:В 1903 году семья вернулась в Царское Село. Здесь мальчики поступили в Царскосельскую классическую гимназию. Директором ее был известный поэт Иннокентий Федорович Анненский .Дмитрий Иосифович Кленовский:Я был

Из книги Бунин без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

В гимназии Мария Александровна Грибовская, жена профессора Санкт-Петербургского университета В. М. Грибовского:Пришла пора отдавать «Сашуру» в гимназию, и студент В. М. Грибовский, близко знавший семью Бекетовых, предложил для облегчения зимних занятий теперь же,

Из книги Повседневная жизнь старой русской гимназии автора Шубкин Николай Феоктистович

В Елецкой гимназии Иван Алексеевич Бунин. Из письма к А. Коринфскому. 18 ноября 1895 г.:Десяти лет меня отдали в Елецкую гимназию, где курса я, к счастью, не докончил по болезни… Вера Николаевна Муромцева-Бунина:Отец поместил его (в 1881–1882 гг. - Сост.) в нахлебники к

Из книги автора

Начальница нашей гимназии 8 октябряНачальница нашей гимназии - дама с большими претензиями. Но так как по положению о женских гимназиях она является не больше как инспектором или старшей классной дамой, не имеющей никакой власти над педагогическим персоналом и над

Из книги автора

Женские и мужские гимназии 16 августаВажная новость в нашем педагогическом мире - это утвержденные летом новые штаты мужских учебных заведений. Учителя мужских гимназий и реальных училищ могут быть довольны, т<ак> к<ак> материальное положение их значительно

Детство Блока шло тихо и безмятежно, в атмосфере любви, обожания, обеспеченности. Почти все детство прожил он в Шахматове.
«Помещичья усадьба стояла на высоком холме, - вспоминает М. А. Бекетова. - К дому подъезжали широким двором с круглыми куртинами шиповника, упоминаемыми в поэме «Возмездие». Тенистый сад со старыми липами расположен на юго-восток, по другую сторону дома.
Открыв стеклянную дверь столовой, выходившей окнами в сад, и вступив на террасу, всякий поражался широтой и разнообразием вида, который открывался влево. Перед домом - песчаная площадка с цветниками, за площадкой - развесистые вековые липы и две высокие сосны составляли группу. Под этими липами летом ставили длинный стол. В жаркое время здесь происходили все трапезы и варилось бесконечное варенье.
Сад небольшой, но расположен с большим вкусом. Столетние ели, березы, липы, серебристые тополя вперемежку с кленами и орешником составляли группы и аллеи. В саду было множество сирени, черемухи, белые и розовые розы, густая грядка белых нарциссов и другая такая же грядка лиловых ирисов. Одна из боковых дорожек, осененная очень старыми березами, вела к калитке, которая выводила в еловую аллею, круто спускающуюся к пруду. Пруд лежал в узкой долине, по которой бежал ручей, осененный огромными елями, березами, молодым ольшаником»
Вот здесь и рос Блок - «безжалостный, святой и мудрый». Не случайно с такой любовью описал он шахматовскую усадьбу в «Возмездии»:

Огромный тополь серебристый
Склонял над домом свой шатер,
Стеной шиповника душистой
Встречал въезжающего двор.
Он был амбаром с острой крышей
От ветров северных укрыт,
И можно было ясно слышать,
Как тишина цветет и спит...
...Бросает солнце листьев тени,
Да ветер клонит за окном
Столетние кусты сирени,
В которых тонет старый дом...
...И дверь звенящая балкона.
Открылась в липы и в сирень,
И в синий купол небосклона,
И в лень далеких деревень...

В набросках ко второй главе «Возмездия» Блок бегло сказал и о своем детстве в строках, окончательно не завершенных, но очень выразительных, говорящих об отчужденности от жизни, которую он впоследствии с такой болью ощутил:

Здесь кудри внука золотые
Ласкало солнце, здесь

Он был заботой женщин нежной
От знанья жизни огражден.
Дни проходили безмятежно,
Как голубой весенний сон.
И жизни (редкие) уродства
(Которых нельзя было не заметить)
Возбуждали удивление и не нарушали благородства
И строй возвышенной души.

В одном из черновиков поэмы «Возмездие», написанной в значительной мере в сатирическом плане, Блок резко иронически говорит о своей отчужденности от жизни:

А мой герой - был юн и глуп
В те незапамятные годы
(Ему до самых «дней свободы»
Мамаша в рот вливала суп).

Уже с пяти лет Блок начал писать стихи. Девяти лет он поступил во Введенскую гимназию в Петербурге. Тогда же вторично вышла замуж его мать. Отчим Блока, поручик лейб-гвардии гренадерского полка Ф. Ф. Кублицкий-Пиотух, мало был связан с ним и не оказал сколько-нибудь заметного влияния на его жизнь.
Поступление в гимназию точно так же мало отразилось на формировании ребенка. Гимназия была плохая, выбор матери остановился на ней только потому, что сыну было близко ходить в нее.
Учился Блок средне и вяло, его аттестат содержит, главным образом, тройки и четверки. Вспоминал он о гимназии очень сухо.
Характерен его рассказ о приходе в гимназию: «Мама привела меня в гимназию; в первый раз в жизни из уютной и тихой семьи я попал в толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков; мне было невыносимо страшно чего-то, я охотно убежал бы или спрятался куда-нибудь... я чувствовал себя, как петух, которому причертили клюв мелом к полу, и он так и остался в согнутом и неподвижном положении, не смея поднять голову... Главное же чувство заключалось в том, что я уже не принадлежу себе, что я кому-то и куда-то отдан и что так вперед и будет. Проявить свое отчаяние и свой ужас, выразить их в каких-нибудь словах или движениях или просто слезах - было немыслимо. Мешал ложный стыд».
Блок дал своей гимназии и общую характеристику. Она ясно говорит, что гимназия не могла повлиять на него сколько-нибудь заметно, противостоять влияниям семьи. «Учили почти исключительно грамматикам, ничем их не одухотворяя, учили свирепо и неуклонно, из года в год, тратя на это бесконечные часы. К тому же гимназия была очень захолустная, мальчики вышли, по большей части, из семей неинтеллигентных, и во многих свежих сердцах можно было, при желании и умении, написать и начертать, что угодно. Однако никому из учителей и в голову не приходило пробовать научить мальчиков чему-нибудь, кроме того, что было написано в учебниках «крупным» шрифтом («мелкий» обыкновенно позволяли пропускать).
Дети быстро развращались. Среди нас было несколько больных, тупых и слабоумных. Учились курить, говорили и рисовали много сальностей. К середине гимназического учения кое-кто уже обзавелся романом... Учителя и воспитатели были, кажется, без исключения люди несчастные: бедные, загнанные уроками, унижаемые начальством; все это были люди или совсем молодые, едва окончившие курсы учительских семинарий, или вовсе старые, отупевшие от нелюбимого труда из-за куска хлеба, озлобившиеся на все и запивающие втихомолку.
Где же было заниматься воспитанием и образованием юных сорванцов, которых с трудом можно было удерживать от шалостей и дерзостей криками и стуками по кафедре, людям, которые с раннего утра бегали по урокам, а ночью должны были поправлять ученические тетрадки? Класс наш был буйный, среди нас были изрядные развратники, старые курильщики, великовозрастные ухаживатели, циники, борцы и атлеты».
Товарищи по гимназии (Фосс, Гун, Грек) также не оставили следа в жизни Блока. Одному из них - Н. Гуну - Блок впоследствии посвятил стихотворение, в котором снова звучит ощущение отдаленности от жизни:

Ты много жил, я больше пел...
Ты испытал и жизнь и горе,
Ко мне незримый дух слетел,
Открывший полных звуков море...

Мой друг, я чувствую давно,
Что скоро жизнь меня коснется...
Но сердце в землю снесено
И никогда не встрепенется!..
(Весна, 1898)

Позднее Блок откликнулся стихотворением и на смерть Н. Гуна, застрелившегося в 1902 году. Но так или иначе, гимназия не сыграла большой роли в жизни Блока. Она не стала для него тем, чем был, например, лицей для Пушкина. Не сыграла она большой роли и в его интеллектуальном росте. Интересы Блока были направлены совершенно в другую сторону: он с увлечением занимался выпиливанием, переплетением книг, собиранием и вырезыванием картинок, которые потом наклеивал в особые альбомы.
Инертно отнесся Блок и к своему высшему образованию. Осенью 1898 года он поступил в Петербургский университет на юридический факультет.
... Блока раздражает даже либерализм лекций профессора Бороздина, «сообщающего с кафедры чересчур уж откровенно всевозможные неприличия о русской литературе, окрашивающего ее, ни в чем неповинную, красненьким колером»,- как жалуется он в письме к отцу от 2 октября 1903 года.
Еще более резко обнаруживает он свои антиобщественные настроения в письме к отцу 30 декабря 1903 года: «Я чувствовал себя одно время нещадно гонимым за правую веру. Лучшее, что предлагалось взамен религии, была грамматика. Последнее мне представляется действительно лучшим потому, что самый мертвый, схематический mosgeometricusi терзает меня менее, чем социологические и т. п. воззрения на то, что для меня священно».
Между тем в это же время Блок жил крайне напряженной духовной жизнью, замкнутой в узком кругу глубоко индивидуалистических переживаний. Достаточно сказать, что 7 ноября 1902 года он был готов кончить жизнь самоубийством.
В бумагах его сохранилась записка.
«Мой адрес: Петербургская сторона, казармы Л.-Гв. Гренадерского полка, кв. полковника Кублицкого, № 13. 7 ноября 1902 г. Город Петербург.
В моей смерти прошу никого не винить. Причины ее вполне «отвлеченные» и ничего общего с человеческими отношениями не имеют. Верую в единую святую соборную и апостольскую церковь. Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь. Поэт Александр Блок»
Эта записка была составлена Блоком накануне решительного объяснения с его будущей женой - Любовью Дмитриевной Менделеевой, отношения с которой крайне его тревожили и волновали. Объяснение состоялось.
Ночью с 7-го на 8-е ноября Блок записал в дневнике: «Сегодня, 7-го ноября 1902 года, совершилось то, чего никогда еще не было, чего я ждал четыре года... Прикладываю билет, письмо, написанное перед вечером 2, и заканчиваю сегодня ночью обе тетради».
Но было бы неверно эти настроения Блока связывать лишь с чисто любовными переживаниями, достигшими крайнего напряжения в решающий час. Намеки на самоубийство встречаются в его дневнике еще в декабре 1901 года. Двадцать второго января 1902 года он пишет многозначительное стихотворение на смерть своего товарища Н. Гуна:

НА МОГИЛЕ ДРУГА

Удалены от мира на кладбище
Мы вновь с тобой, негаданый мертвец.
Ты перешел в последнее жилище,
Я все в пыли, но вижу свой конец.

Там, в синеве, мы встретим наши зори,
Все наши сны продлятся наяву.
Я за тобой, поверь, мой милый, вскоре
За тем же сном в безбрежность уплыву.

В записи дневника, датированной 14 августа 1902 года, имеется весьма сложное рассуждение о самоубийстве, как «высшем поступке», если оно происходит «не непременно в силу отчаянья («умри в отчаяньи»), а скорее в силу большого присутствия силы, энергии потенциальной, желающей перейти в кинетический восторг».
Таким образом, к началу девятисотых годов уже ясно обнаружились плоды тех ненормальных условий, в которых проходило детство и юность Блока.
Близко знавшие его люди (А. Белый. С. Городецкий) не раз отмечали, что по природе своей Блок был человеком большого душевного здоровья и оптимизма, ценившим радость труда, напоминавшим «доброго молодца» из русских сказок. Но все эти черты характера Блока вступали в противоречие со средой, его окружавшей, не могли проявиться полно и гармонично. Наоборот, отсутствие связи с реальной жизнью, сугубая замкнутость семьи, влияние экзальтированной и мистически настроенной матери, наконец, неблагоприятная наследственность со стороны отца - зее это породило глубоко болезненный индивидуализм Блока, нашедший свое крайнее и парадоксальное выражение в идее самоубийства, как высшей формы утверждения жизни!..
Начинать свой путь к жизни, к подлинному общественно-значительному творчеству Блоку надо было действительно издалека. Переживания его в этот период сильны и искренни, глубоко незаурядны сами по себе, как проявление человеческого духа, но поводы для них и само их содержание бесконечно далеки от реальной жизни.
Естественно, что это проявлялось и в творчестве. Поражает противоречие между яркостью и выразительностью интонаций и ритмов молодого Блока и тем кругом узко личных или абстрактно-мистических переживаний, которые были навязаны ему воспитанием, средой, жизненной обстановкой.
Жизнь Блока до начала серьезной поэтической деятельности, которое относится к 1898 году, была бедна событиями, имевшими сколько-нибудь существенное значение. В заметке к «Возмездию» 24 февраля 1911 года он пишет о герое поэмы, говоря в сущности о себе: «У моего героя не было событий в жизни. Он жил с родными тихой жизнью в победоносцевском периоде. С детства он молчал, и все сильнее в нем накоплялось волнение - беспокойное и неопределенное. Между тем близилась Цусима и кровавые зори 9 января. Он ко всему относился, как поэт, был мистиком, в окружающей тревоге видел предвестие конца мира».
В годы отрочества сильнее, чем поэтические стремления, давали себя знать артистические увлечения Блока. Он много и охотно читал среди домашних и знакомых стихи Апухтина, Полонского, Фета, устраивал домашние спектакли, увлекался Шекспиром и декламировал монологи Отелло, Гамлета. Позднее - в годы студенчества - Блок записался даже в один из петербургских драматических кружков, участвовал в нескольких постановках, но вскоре потерял интерес к артистической деятельности.
В 1897 году он побывал за границей - в Бад-Наугейме, куда ездил с матерью, проходившей там курс лечения. Там Блок встретился с Ксенией Михайловной Садовской, увлечение которой сказалось в ряде стихотворений, посвященных «К. М. С».
В 1895 году Блок встретился с Л. Д. Менделеевой, дочерью знаменитого русского химика Д. И. Менделеева, жившей в имении отца - Боблово, в семи верстах от Шахматова, и в 1903 году женился на ней.
Жизнь его шла спокойно, без потрясений, без тяжелых событий. А между тем уже с пятнадцати лет начинается у Блока то волнение, о котором он говорит в заметке к «Возмездию». В автобиографии своей он это резко подчеркивает: «Жизненных опытов» не было долго. Смутно помню я большие петербургские квартиры с массой людей, с няней, игрушками и елками и благоуханную глушь нашей маленькой усадьбы. Лишь около 15-ти лет родились первые определенные мечтания о любви, и рядом - приступы отчаяния и иронии».
Естественно, что творчество Блока в первом периоде проникнуто глубоко личными мотивами и отражает его настроения, рождавшиеся в окружающем его узком и ограниченном мирке, очень культурном и духовно благородном, но совершенно оторванном от общественной жизни:

И заколдован был сей круг:
Свои словечки и привычки,
Над всем чужим - всегда кавычки,
И даже иногда - испуг;
А жизнь меж тем кругом менялась...
(«Возмездие»)

Писать Блок начал очень рано, «чуть ли не с пяти лет», как он вспоминал. Творческие попытки с годами крепли. Определились любимые поэты - Жуковский, Полонский, Фет.
С 1894 года (до 1897 г.) Блок стал издавать дома рукописный журнал «Вестник», в котором помещались произведения его сверстников, знакомых и родственников, иногда взрослых. Он был редактором и сам поместил в «Вестнике» много стихов, повестей и даже пьесу «Поездка в Италию». Интересна характеристика этой пьесы, данная таким расположенным к нему биографом, как М. А. Бекетова. Пьеса, по ее словам, «свидетельствовала о полном незнании житейских отношений... всякого, кто присмотрится к «Вестнику», кроме талантливости и остроумия редактора поразит и то обстоятельство, что в шестнадцать лет уровень его развития в житейском отношении подошел бы скорее мальчику лет двенадцати».
Уже в эти годы, при всей наивности содержания, стихи Блока обнаруживают известную стихотворную культуру. Вот одно из стихотворений Блока, помещенных им в «Вестнике»:

Серебристыми крылами
Зыбь речную задевая,
Над лазурными водами
Мчится чайка молодая.

На воде букеты лилий,
Солнца луч на них играет,
И из струй реки глубокой
Стая рыбок выплывает.

Облака плывут по небу,
Журавли летят высоко.
Гимн поют хвалебный Фебу.
Чуть колышется осока.

Но лишь с 1898 года началось, по словам Блока, «серьезное писание». Это был период большой творческой напряженности. Ко времени выхода первой книги стихов Блока в конце 1904 года у него накопилось до восьмисот стихотворений, т. е. одиннадцать - двенадцать тысяч строк!..
Это первый период творчества Блока. Биографически он совпадает со страстным увлечением Л. Д. Менделеевой, приведшим к объяснению 7 ноября 1902 года и свадьбе 17 августа 1903 года.
Для понимания раннего периода творчества Блока необходимо помнить, что все стихи этого времени автобиографичны и связаны, главным образом, с любовными переживаниями.
Эти любовные переживания сочетаются у Блока с усилением религиозно-мистических исканий. В это время знакомится он с творчеством философа и поэта Владимира Соловьева и испытывает большое его влияние.
Владимир Соловьев, философ крайне идеалистического и религиозного толка, был и поэтом резко мистической окраски. Влиянием В. Соловьева объясняется своеобразное смешение эротики и мистицизма в ранней лирике Блока, стремление в любом явлении повседневности увидеть отсвет каких-то иных миров, каждое свое чувство представить как проблеск таинственных и непонятных даже самому носители: их томлений и предчувствий.
Таким образом, резкий индивидуализм раннего Блока, находивший свое выражение в крайне узкой по своему отношению к миру интимной любовной тематике, соединялся в его творчестве со стремлением осмыслить в мистическом плане даже и эти реальные переживания. Поэзия Блока приобрела исключительно осложненную, непонятную форму, в которой - за внешней ее значительностью и затрудненностью - по существу скрывалось весьма ограниченное содержание. Автобиографичность и своеобразную зашифрованность своих стихов конца девяностых - начала девятисотых годов сам Блок чувствовал настолько сильно, что под конец своей жизни хотел даже написать комментарий к этим стихам, «воспользоваться приемом Данте, который он избрал, когда писал «Новую жизнь». Сохранившиеся наброски этого комментария позволяют с достаточной ясностью уловить процесс своеобразного перевода простых и реальных фактов и переживаний на язык туманных и расплывчатых мистических намеков.
Так 10 марта 1901 года Блок написал следующее стихотворение:

Пять изгибов сокровенных
Добрых линий на земле.
К ним причастные во мгле
Пять стенаний вдохновенных.

Вы, рожденные вдали,
Мне, смятенному, причастны
Краем дальним и прекрасным,
Переполненной земли.

Пять изгибов вдохновенных,
Семь и десять по краям,
Восемь, девять, средний храм -
Пять стенаний сокровенных.

Но ужасней - средний храм -
Меж десяткой и девяткой,
С черной выспренней загадкой,
С воскуреньями богам.

Трудно, конечно, понять смысл этого стихотворения, очевидны лишь его напряженная мистичность и стремление поэта передать читателю свое ощущение таинственности мира, окружающего человека.
В комментарии Блок пишет по поводу этого стихотворения: «Я встретил Любовь Дмитриевну на Васильевском Ост[рове] (куда я ходил покупать таксу, названную скоро Краббом). Она вышла из саней на Андреевской площади и шла на курсы по 6 Линии, Ср[еднему] проспекту - до 10 Линии, я же, не замеченный Ею, следовал позади (тут витрина фотографии близко от Среднего пр.). Отсюда появились «пять изгибов»... «Мне хотелось запечатать мою тайну, вследствие чего я написал шифрованное стихотворение, где пять изгибов линий означали те улицы, по которым она проходила, когда я следил за ней, не замеченный ею».
Возьмем другой пример - стихотворение от 1 мая 1902 года:

Там - в улице стоял какой-то дом,
И лестница крутая в тьму водила.
Там открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, - и снова тьма бродила.

Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице - при свете лампы желтом.

Там наверху окно смотрело вниз.
Завешанное неподвижной шторой,
И, словно лоб наморщенный, карниз
Гримасу придавал стене - и взоры...

Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,
И было пенье, музыка и танцы.
А с улицы - ни слов, ни звуков нет,-
И только стекол выступали глянцы.

По лестнице над сумрачным двором
Мелькала тень, и лампа чуть светила.
Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, и снова тьма бродила.

Сколько здесь приглушенной тревоги и таинственности, неясных и тревожных чувств! А между тем стихотворение говорит лишь о драматических курсах Читау на Гагаринской улице. Там училась Л. Д. Менделеева. Блок туда ее провожал, и в доме действительно «было пенье, музыка и танцы». Но все бытовые детали, как и в «пяти изгибах», не содержащие в себе, пожалуй, подлинной поэтической основы, в такой мере переключены в план таинственных иносказаний, полунамеков и полушопотов, что приобретают какую-то значительность, которая на поверку оказывается мнимой.
Однако эти примеры вовсе не должны привести к ошибочным выводам о творчестве раннего Блока. Они лишь показывают, что в этот период Блок в силу воздействия на него всего пройденного им жизненного пути оформлял подлинное поэтическое содержание своих стихов очень сложно, запутанно, затрудненно; нужно найти известный ключ к его творчеству девяностых-девятисотых годов, чтобы глубже его оценить и разобраться в Блоке вообще. Дело ведь не только в том, что Блок писал такие стихи. Важна выяснить, что стимулировало их создание, что позволяло этим стихам звучать в определенный период, какие общественные настроения были уловлены Блоком как поэтом. Так или иначе, но начиная с 1898 года Блок выступает как поэт. А поэт - это человек, отражающий жизнь и воздействующий на нее средствами искусства.
При всей узости и интимности кругозора творчества Блока в этот период, при всей его затемненности, оно было именно поэзией, т. е. обобщало в образах определенные явления действительности и оценивало их. Как известно, в лирике живую ткань образа составляют человеческие чувства - переживания, которые рисует поэт в своих стихотворениях.
Эти переживания воспроизводят жизнь того времени в субъективном ее восприятии Блоком. Его субъективные настроения, как было сказано, выражались, прежде всего, в стремлении мистически интерпретировать жизнь. Конечно, не только характер воспитания в семье толкал Блока на этот творческий путь. Была более широкая общественная среда, определявшая настроение и самой семьи, была литература, дававшая Блоку именно такую направленность поэтического внимания. Поэтому творчество Блока в этом периоде являлось не просто зашифрованным мистически дневником его отношений с Л. Д. Менделеевой. Этот дневник приобретал некое обобщенное значение, ибо он отражал какие-то общественные настроения, известное течение общественной мысли.
Индивидуалистическая и мистическая лирика Блока этих лет далека от современного читателя. Но, тем не менее, она представляет для нас существенный интерес прежде всего как документ эпохи, как яркое и конкретное отражение и воспроизведение определенных общественных настроений конца девяностых-начала девятисотых годов.
С другой стороны, этот этап поэтического развития Блока крайне любопытен потому, что чрезвычайно наглядно показывает, откуда приходилось начинать Блоку свой поэтический путь, что приходилось ему преодолевать.
Наконец Блок, как всякий искренний и большой художник, часто оказывался в своем творчестве выше и шире своих субъективных и ошибочных воззрений на мир и отражал поэтому в ряде произведений существенные стороны действительности. Эстетическая значимость таких стихов сохранилась и для нас.
Рассматривая ранний период творчества Блока, мы попытаемся выяснить прежде всего, какие же реальные общественные настроения диктовали Блоку его образы.

Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»

.


Александр Александрович Блок (1880 – 1921)

Детство

  • Александр Александрович Блок родился в Петербурге 28 ноября 1880 года в семье профессора философии и права Варшавского университета А. Л. Блока

  • Отец, А. Л. Блок, был юристом, профессором Варшавского университета; мать, А. А. Бекетова (по второму браку-Кублицкая-Пиоттух), дочь ученого-ботаника А. Н. Бекетова, ректора Петербургского университета. Родители Блока разошлись еще до рождения сына. Блок рос в семье деда, окруженный всеобщим вниманием и заботой. ""Сочинять" я стал чуть ли не с пяти лет",- писал поэт в автобиографии, упоминая о том, что с раннего детства переживал постоянные приливы "лирических волн".


Отрочество

    Юный Блок "издавал" в детские и отроческие годы рукописные журналы (в одном экземпляре), где пробовал свои силы в самых разных жанрах - от путевых заметок и фельетонов до переводов, пародий и стихов. Однако "серьезное писание" началось лишь в семнадцать лет, после окончания Петербургской Введенской гимназии. Эта первая пора творчества (1898-1900) была периодом накопления опыта и поэтическо-го самоопределения Блока. В то время он как бы "переживал" русскую поэзию от Жуковского до Фета: он и мыслил, и чувствовал, и творил в ее романтическом духе. В 1898 г. Блок поступил на юридический факультет Петербургского университета. Он всерьез увлекся театром и даже "готовился в актеры", некоторое время входил в состав труппы Петербургского драматического кружка.


Любовь

    В 1897 г. на немецком курорте Бад-Наухайм он познакомился с Ксенией Михайловной Садовской. Роман их длился несколько лет. Он отразился в страстно-сумбурных юношеских письмах к Садовской, а также во многих стихах: ранних и позднейших (цикл "Через двенадцать лет", 1909). Летом 1898 г. произошла встреча Блок с его будущей невестой и женой - Л. Д. Менделеевой (дочерью Д. И. Менделеева). Любовь Дмитриевна сразу же произвела на него огромное впечатление. С этого момента для Блок начался новый отсчет времени.


^ Ранняя лирика

    Свою раннюю лирику (1898-1900) Блок позднее рассматривал под символическим знаком "Ante Lucem" ("Перед рассветом", "Перед Светом"). Это была пора смутных надежд, юношеских мечтаний, поисков Идеала, "неведомого Бога", духовных основ жизни, пора блужданий в "предрассветных сумерках". В сознании Блока постепенно сложилась его необычная поэтическая мифология, связанная с образом-символом Вечной Женственности, Прекрасной Дамы, с идеями преображения мира


^ Стихи о Прекрасной Даме

    В 1904 г. Блок получил от московского издательства "Гриф" предложение издать сборник стихотворений. Книга под названием "Стихи о Прекрасной Даме" вышла в октябре 1904 г. (на титульном листе - 1905). К моменту выхода сборника Блок уже далеко отошел от тех идей и мотивов, которые составили его поэтическое содержание, они уже стали как бы "прошлым" в духовном развитии художника. Период "Стихов о Прекрасной Даме" (1901-1902) сам Блок позднее образно назвал "мгновением слишком яркого света".


^ Второй этап творчества

    Этот "свет" на время ослепил его, но он видел, что мир остается неизменным, чуждым Идеалу. Неизбежно должен был осуществиться постепенный переход от "сна мечты" к "снам житейского сознанья". Блок все пристальнее вглядывается в окружающую действительность; его привлекает "мистицизм в повседневности", который в стихах того периода нередко оборачивался "фантастическим реализмом". Реальность буквально "врывается" в его стихи 1904-1906 гг. Это особенно ощутимо в тех из них, которые вошли позднее в цикл "Город": "Митинг" ("Он говорил умно и резко..."), "Поднимались из тьмы погребов...", "Еще прекрасно серое небо...", "Вися над городом всемирным...", "Сытые" ("Они давно меня томили...") Блок искал теперь иные, земные ценности взамен отвлеченных мечтаний юности.


^ Лирический герой

    Единый, всеобъемлющий образ Вечной Женственности распадался в сознании поэта на разнородные женственные лики. Это и загадочная "Незнакомка", и "площадная проститутка", и просто встречная женщина... Лирический герой произведений тех лет (1904-1907) - окунувшийся в стихию жизни поэт, "посетитель ночных ресторанов", во многом разуверившийся, но всегда готовый принять от изменчивого мира миг "нечаянной радости". Именно так - "Нечаянная Радость" - Блок назвал свой второй сборник (1907). "Нечаянная Радость" - первые жгучие и горестные восторги - первые страницы книги бытия. Чаши отравленного вина, полувоплощенные сны. С неумолимой логикой падает с глаз пелена, неумолимые черты безумного уродства терзают прекрасное лицо


^ Лирика о России

    Все чаще возникают в творчестве поэта мотивы горькой иронии и скепсиса. В этой ситуации Блок погрузился в "дионисийскую" стихию забвения и восторга. Он жаждал той безграничной полноты бытия и упоения искусством, которые затмили бы несовершенство мира, притупили боль от несбывающихся надежд. Кульминацией того бурного, вихревого времени стало страстное и безответное увлечение поэта петербургской актрисой Н. Н. Волоховой. Ей посвящен цикл стихов "Снежная маска", написанный зимой 1907 г. (в том же году цикл вышел отдельным сборником), а также цикл "Фаина", вошедший во вторую книгу лирической трилогии. Исход из тупика "безвременья" все теснее связывался в сознании Блока с лирическим образом России, родины. Он воспринял крушение надежд и ожиданий не как катастрофу, а как начало долгого, тернистого пути, сужденного и ему, и его родине. В октябре 1908 г. Блок напишет: Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые Как слезы первые любви! ("Россия").


1909 год

    Поездка в Италию в апреле 1909 г. стала для Блока поворотной. Впечатления, вынесенные им из этого путешествия, воплотились в цикле "Итальянские стихи". С одной стороны, он почти враждебно воспринял атмосферу европейской цивилизации, но с другой- ощутил вечность, нетленность высокого духа, подлинного творчества, побеждающего смерть и время. В конце ноября 1909 г. Блок, получив известие о безнадежной болезни отца, едет в Варшаву, но не застает его в живых. Варшавские впечатления, раздумья о судьбе отца, семьи способствовали возникновению замысла обширной поэмы "Возмездие", над которой Блок работал до конца жизни и которая так и осталась незавершенной. Блок намеревался показать в ней на широком фоне русской действительности второй половины XIX в. историю одного дворянского рода, "испытавшего на себе возмездие истории, среды, эпохи..."


^ Армия и поэзия

    В июле 1916 г. он был призван в армию и до марта 1917 г. служил под Пинском табельщиком в инженерно-строительной дружине. Вернувшись в Петроград, Блок становится редактором стенографических отчетов Чрезвычайной следственной комиссии. Результатом этой необычной для Блока работы стала статья "Последние дни старого режима" (в расширенном варианте - книга "Последние дни императорской власти", 1921). Стихов после 1916 г. Блок уже почти не писал. Он лишь переиздавал созданные ранее произведения, по-новому группируя их, внося изменения в состав книг и разделов, в отдельные тексты. В 1916 г. в издательстве "Мусагет" вышло в свет второе издание "лирической трилогии"; в 1918 г. Блок подготовил для издательства "Земля" третье издание (были напечатаны 1-й и 2-й тома)


«Двенадцать»

    Октябрьскую революцию поэт воспринял с воодушевлением. Блок пишет публицистическую статью "Интеллигенция и революция", в которой выступает с призывом принять революцию: "Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию!" Ему казалось, что сам он улавливает в грохоте событий ее грозную, но величавую "музыку". Кульминацией этих блоковских настроений стала поэма "Двенадцать" (1918). Двенадцать красногвардейцев символизировали движущую силу революции. "Россия - буря,- писал Блок в статье "Интеллигенция и революция". - Демократия приходит, "опоясанная бурей"". Этот образ английского историка и философа Т. Карлейля оказался очень близок поэту.


«Двенадцать»

    "Буря" - это и то темное, безудержное, беспощадное, что несет с собой революция. Для Блока главное состояло в том, чтобы мир наконец "взорвался", чтобы люди пробудились от "спячки", чтобы в "пожаре", раздуваемом русской революцией, погибло все, что искажает, уродует жизнь. В финале поэмы возникает символический образ Спасителя, именем и ликом которого освящается разыгравшаяся "буря".


Споры вокруг поэмы

    Вокруг поэмы разгорелись страстные споры: одни восторженно приветствовали ее, другие с негодованием отвергали (среди противников - некогда близкие Блоку люди: С. М. Соловьев, 3. И. Гиппиус, Д. С. Мережковский, В. Пяст). "Двенадцать" и стихотворение "Скифы" (1918) стали, по сути, заключительным аккордом поэтического творчества Блока. Он почувствовал, что революционный дух начинает угасать, что желанного преображения жизни и человека так и не произошло. Наступил тяжкий кризис веры, который Блок не смог преодолеть. Он, однако, работает в комиссии по изданию классиков русской литературы, становится (летом 1920 г.) председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов.


^ Последние годы

  • В 1920-1921 гг. Блок несколько раз выступает с чтением своих стихов в Москве. Последней книгой, изданной при жизни поэта, была его пьеса "Рамзес" (1921). В 1920 г. у Блока появились первые явные признаки душевной депрессии. В апреле 1921 г. он ощутил приступы воспаления сердечных клапанов. В августе того же года он умер в Петрограде.

  • 10 августа Блока похоронили на Смоленском кладбище, где находились могилы его родных - Бекетовых. 27-28 сентября 1944 года прах Блока был перезахоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.


Автограф стихотворения А. А. Блока “Гамаюн, птица вещая”. 23 февраля 1899 г. Санкт-Петербург


Сборники стихотворений


Мебель усадьбы Шахматово


Изделия к. 19-н. 20 века



Усадьба была невелика, она занимала 2,45 десятины. Большая часть имения (всего 120 десятин) была под лесом. К дому вела въездная березовая аллея из редкого вида лирных. Усадебный дом построили в начале прошлого века из великолепного соснового леса с тесовой обшивкой серого цвета и железной зеленой крышей. Позднее дом перекрашивался, но это сочетание оставалось излюбленным.




К дому подъезжали широким двором, заросшим травой и с большой куртиной шиповника посередине. “Стеной шиповника душистой встречал въезжающего двор”, писал А.Блок в автобиографической поэме “Возмездие”. При самом въезде стоял флигелек с крытой галерейкой, четыре комнаты с печкой посередине составляли его жилые комнаты. Он не имел никаких особенных архитектурных и декоративных примет, кроме слухового окна, выпиленного самим Блоком. Старость мёртвая бродит вокруг. В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг. Я пилю слуховое окошко. Вокруг флигеля рос маленький садик, где жарко цвели прованские розы.




Примечателен шахматовский сад со множеством извилистых дорожек, неожиданных уголков и поворотов. Липовая аллея, разделяя сад приблизительно пополам, составляет его стержень. Вековые ели, березы, сосны, липы и серебристые тополя располагаются аллеями и красивыми группами. Дом и флигель утопали в зелени и благоухании сирени, шиповника и жасмина. Множество цветов роскошно цвели среди лета в шахматовском саду. За садом, в лесном овраге - пруд. По тропинке, ведущей в лес, к пруду выходят через “тургеневскую калитку”. Ее расположение в укромном углу в части сада, удаленной от дома, действительно наводила на мысль о романтических встречах и тайных свиданиях.



Чаепитие под липами


Бекетовы (дед поэта)


Бекетовы (бабушка поэта)


Дочери Бекетовых

    Любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении” унаследовали три дочери Бекетовых. Старшая, Екатерина, пользовалась известностью и как переводчица, и как автор рассказов (в том числе большой повести “Не судьба”, напечатанной в журнале “Отечественные записки”) и стихов. Одно из которых “Сирень”, навеянное шахматовским пейзажем, положено на музыку С.Рахманиновым. Екатерина Андреевна хорошо рисовала, сохранилось несколько акварелей с видами Шахматова .


Дочери Бекетовых

    Александра Бекетова (мать поэта) переводила с французского и писала стихи, но печатала только детские. Младшая, Мария, переводила, составляла научно-популярные книжки - биографические, географические и исторические, а позднее написала книги об А.Блоке и его семье. Все вместе они много работали в Шахматове. Бекетовы, как говорил А.Блок, “именно любили и понимали слово”. До самого конца поэт хранил благодарную память о нравственной атмосфере бекетовского дома


Три сестры


Отец

    Предки поэта со стороны отца - А.Л.Блока - были выходцами из Мекленбурга. В автобиографии А.Блока об отце сказано немного: “Судьба его исполнена сложных противоречий, довольно необычна и мрачна”. Александр Львович окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, знал не меньше шести языков. В его духовном мире искусство занимало значительное место. Но его необузданный нрав привел сразу же после рождения сына к разрыву семейных отношений.

  • Отец от первых лет сознанья В душе ребёнка оставлял Тяжёлые воспоминанья - Отца он никогда не знал.

  • (А.Блок. Из поэмы “Возмездие”



Семья деда

  • Александр Блок получил воспитание в семье деда. Он рос без отца, окруженный обожанием и нежной заботой матери бабушки, теток. “Золотое детство, елка, дворянское баловство, няня, Пушкин...” и “благоуханная глушь маленькой усадьбы”.



    Здесь в Шахматово поэт встретил свою Прекрасную Даму, с именем которой связаны многие страницы его творчества. Любовь Дмитриевна Менделеева (фотография), дочь выдающегося ученого-химика с мировым именем, создателя “Периодической таблицы”, стала его женой. Обряд венчания был совершен в старинной “белой церкви” Михаила Архангела, расположенной в 3 км. от усадьбы.


К началу девяностых годов прошлого века усадьба была сильно запущена. В 1910г., получив наследство после смерти отца, Блок по собственному проекту перестроил усадебный дом. В новой двухэтажной пристройке поэт оборудовал свой кабинет, а в мезонине разместил библиотеку


Потеря имения

  • Последний раз Блок приехал в Шахматово в 1916г. перед отъездом на фронт. Его мать считала, что этот кратковременный приезд защитит сына от бедствий. В 1917г. в усадьбе жили мать и

  • тетка поэта, “... а вскоре дом был разграблен и сожжен соседними крестьянами, - не со зла, а просто потому, что, взявшись беречь брошенную... усадьбу, они понемногу разворовали все в доме, а потом захотели скрыть следы воровства”. Потеря Шахматова, этого милого сердцу приюта, где протекли лучшие дни жизни поэта, была Блоку очень тяжела.


В настоящее время в селе Тараканове (в 3-х км от усадьбы) в бывшем здании земской школы, одном из сохранившихся исторических памятников блоковского времени, создана экспозиция, посвященная жизни и творчеству А. А. Блока.

В Шахматове, в воссозданном главном усадебном доме, открыта экспозиция «Старый дом глянет в сердце мое»


Экспозиция располагается в здании школы, где с 1970 г. работала блоковская выставка и библиотека, носящая имя поэта. В экспозиции четыре раздела: Большое Шахматово; Шахматовское окружение; Основные моменты творческой биографии поэта; Из истории изучения и музейного освоения Шахматова.


Фрагменты выставки