Стихотворение А.С. Пушкина: Полководец

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом:

Но сверху до низу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстро-окой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, - а всё плащи, да шпаги,

10 Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

Нередко медленно меж ими я брожу

И на знакомые их образы гляжу,

И, мнится, слышу их воинственные клики.

Из них уж многих нет; другие, коих лики

Еще так молоды на ярком полотне,

20 Уже состарелись и никнут в тишине

Главою лавровой...

Но в сей толпе суровой

Один меня влечет всех больше. С думой новой

Всегда остановлюсь пред ним - и не свожу

С него моих очей. Чем долее гляжу,

Тем более томим я грустию тяжелой.

379

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,

Высоко лоснится, и, мнится, залегла

Там грусть великая. Кругом - густая мгла;

За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,

30 Он, кажется, глядит с презрительною думой.

Свою ли точно мысль художник обнажил,

Когда он таковым его изобразил,

Или невольное то было вдохновенье, -

Но Доу дал ему такое выраженье.

О вождь несчастливый!... Суров был жребий твой:

Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчаньи шел один ты с мыслию великой,

И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,

40 Своими криками преследуя тебя,

Народ, таинственно спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою.

И тот, чей острый ум тебя и постигал,

В угоду им тебя лукаво порицал...

И долго, укреплен могущим убежденьем,

Ты был неколебим пред общим заблужденьем;

И на полу-пути был должен наконец

Безмолвно уступить и лавровый венец,

И власть, и замысел, обдуманный глубоко, -

50 И в полковых рядах сокрыться одиноко.

Там, устарелый вождь! как ратник молодой,

Свинца веселый свист заслышавший впервой,

Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, -

............................

380

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Как часто мимо вас проходит человек,

Над кем ругается слепой и буйный век,

В стихотворении Полководец Александр Сергеевич Пушкин требует воздать историческую справедливость Баркаю де Толли, яркому герою России, незаслуженно порицаемому современниками и недостаточно хорошо знакомому потомкам. На фоне ставших легендарными Кутузова и Багратиона, Барклай не стал в народе такой же знаковой величиной, признанным народным героем, несмотря на то, что его личный вклад в победу над врагом был не меньше, а, возможно, даже и больше, чем у других вождей русской армии, героев войны 1812 г.

Александр Сергеевич в стихотворении обращает внимание не только на заслуги Барклая, но и на его трагическую судьбу, связанную с непониманием и непопулярностью в народе и армии. Стихотворение, ставшее знаменитым, послужило еще и великолепным ярким описанием знаменитой портретной галереи в Государственном Эрмитаже, в Петербурге, посвященной героям Отечественной войны 1812 года.

Александр Пушкин - Полководец

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,
Высоко лоснится, и, мнится, залегла
Там грусть великая. Кругом - густая мгла;
За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,
Он, кажется, глядит с презрительною думой.
Свою ли точно мысль художник обнажил,
Когда он таковым его изобразил,
Или невольное то было вдохновенье,-
Но Доу дал ему такое выраженье.

О вождь несчастливый!... Суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчаньи шел один ты с мыслию великой,
И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал...
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-
Вотще! -

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!
1835

: жизнь, трагедия и слава. Текст о лучшем российском полководце времен наполеоновских войн. И о памятниках ему в Москве и других городах.

"Полководец"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

У русского царя в чертогах есть палата: Она не золотом, не бархатом богата; Не в ней алмаз венца хранится за стеклом; Но сверху донизу, во всю длину, кругом, Своею кистию свободной и широкой Ее разрисовал художник быстроокой. Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн, Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен, Ни плясок, ни охот, - а вс плащи, да шпаги, Да лица, полные воинственной отваги. Толпою тесною художник поместил Сюда начальников народных наших сил, Покрытых славою чудесного похода И вечной памятью двенадцатого года. Герои 1812 года Михаил Илларионович Голенищев - Кутузов Бессмертен подвиг Кутузова в Отечественной войне 1812 года, о котором Пушкин писал: ... Когда народной веры глас Воззвал к святой твоей седине « Иди, спасай». Ты встал - и спас... Николай Николаевич Раевский Генерал от кавалерии, гордость русской армии и друг А. С. Пушкина. Необыкновенный героизм проявил генерал Раевский в Бородинской битве. Батарея из 18 орудий стояла на Курганной высоте на правом фланге. Она была обнесена бруствером высотой более двух метров, окружена широким рвом глубиной в два метра. Оборонял высоту пехотный корпус генерала Раевского, и потому батарею назвали «батареей Раевского». Михаи ́ л Богда ́ нович Баркла ́ й де То ́ лли Российский полководец, генерал - фельдмаршал (с 1814), военный министр, князь (с 1815), герой Отечественной войны 1812 года, полный кавалер ордена Святого Георгия. В Бородинском сражении он командовал правым крылом и центром русских войск, проявил большое мужество и искусство в управлении войсками. До Бородино его войска отказывались приветствовать Барклая, считая его главным виновником поражений. Передают, что в день битвы под ним убито и ранено пять лошадей. Тем не менее он продолжал упрямо отстаивать необходимость стратегического отступления, на военном совете в Филях высказался за оставление Москвы ПЕТР ИВАНОВИЧ БАГРАТИОН 1765 - 1812), князь, российский полководец, герой Отечественной войны 1812. Родился в 1765 в Кизляре (Терская область) в грузинской аристократической семье, происходившей от царской династии Багратионов. П.И.Багратион принадлежал к полководцам суворовской школы. Как военачальника его отличали умение быстро ориентироваться в сложной боевой обстановке, смелость и неожиданность решений, настойчивость в их осуществлении. Проявлял особую заботу о солдатах, о их здоровье и быте. Пользовался чрезвычайной популярностью в армии и в российском обществе. В Бородинском сражении П.И.Багратион руководил левым флангом, на который пришелся главный удар французов, и героически оборонял Семеновские флеши; возглавил контратаку 2 - й гренадерской дивизии на Северную флешь, занятую французами, и был смертельно ранен. Денис Васильевич Давыдов «Звездный час» Давыдова настал в Отечественную войну 1812 года. Будучи подполковником Ахтырского гусарского полка предложил Багратиону проект партизанской войны.. Успешные действия отряда Давыдова послужили примером для создания других партизанских отрядов. Во время отступления французов действия партизан приобрели еще более широкий размах. Возле села Ляхова отряды Давыдова, окружили, атаковали и взяли в плен двухтысячную колонну французов во главе с генералом Ожеро. После изгнания французов из пределов России Давыдов в чине полковника сражался под Калишем, Бауценом и Лейпцигом. В начале 1814 года командовал Ахтырским гусарским полком и, произведенный в генерал - майоры за битву при Ларотьере, во главе гусарской бригады выступил в Париж. Давыдов служил до 1831 год Сергей Григорьевич Волконский В начале Отечественной войны в чине ротмистра служил в конном отряде гене рала Винцингенроде. Во время отступления великой армии в чине полковника командовал отрядом из трех сотен казаков, вел партизанскую войну. В 1813 - 1814 годах за сражения под Люценом, Лейпцигом, Краоном вместе с боевыми награ дами получил чин генерал - майора. В 1819 году вступил в «Союз благоденствия», а затем стал одним из руководителей Южного общества. После подавления восста ния декабристов Волконский был арестован, приговорен к смертной казни, заме ненной двадцатилетней каторгой. В 1856 году после 30 лет тюрьмы и поселения вернулся в Европейскую Россию. Дмитрий Владимирович Голицын В 1812 году командовал кирасирским корпусом. Кирасиры Голицына отличились в сражениях при Бородине и Красном. После изгнания французов из пределов России Голицын во главе корпуса участвовал в сражениях под Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом, Бриенном, Фершампенуазе, при взятии Парижа. По окончании войны Голицын в 1820 году был назначен московским генерал - губернатором и многое сделал для улучшения состояния больниц, приютов, богаделен. Пользовался всеобщим уважением и любовью. Илларион Васильевич Васильчиков В начале войны 1812 года был в арьергарде 2 - й армии Багратиона до соединения с 1 - й. Участвовал в Бородинском сражении, был ранен. Произведен в генерал - лейтенанты и назначен командиром 4 - го кавалерийского корпуса. Участвовал в сражениях под Тарутином и Вязьмой. В 1813 году участвовал в боях под Бауценом, Кайзерсвальде, Кацбахом и Лейпцигом. Преследовал французов до самого Рейна. В 1814 году отличился в сражениях при Бриенне, Монмирале, Краоне, Лаоне и Фершампенуазе. После войны командовал отдельным гвардейским корпусом. В 1823 году произведен в генералы от кавалерии. Впоследствии был председателем Государственного совета и кабинета министров. Скончался телом ты, солдат, Но будешь вечно жив, герой, И в будущие веки славен, И не дерзнет уж враг злонравен России нарушать покой!..

У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
№4 Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
№8 Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
Ни плясок, ни охот, - а все плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Толпою тесною художник поместил
№12 Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Нередко медленно меж ими я брожу
№16 И на знакомые их образы гляжу,
И, мнится, слышу их воинственные клики.
Из них уж многих нет; другие, коих лики
Еще так молоды на ярком полотне,
№20 Уже состарились и никнут в тишине
Главою лавровой... Но в сей толпе суровой
Один меня влечет всех больше. С думой новой
Всегда остановлюсь пред ним - и не свожу
№24 С него моих очей. Чем долее гляжу,
Тем более томим я грустию тяжелой.

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,
Высоко лоснится, и, мнится, залегла
№28 Там грусть великая. Кругом - густая мгла;
За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,
Он, кажется, глядит с презрительною думой.
Свою ли точно мысль художник обнажил,
№32 Когда он таковым его изобразил,
Или невольное то было вдохновенье, -
Но Доу дал ему такое выраженье.

О вождь несчастливый! Суров был жребий твой:
№36 Все в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
№40 Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
№44 В угоду им тебя лукаво порицал...
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
№48 Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, -
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
№52 Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, -

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
№56 Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!

U russkogo tsarya v chertogakh yest palata:
Ona ne zolotom, ne barkhatom bogata;
Ne v ney almaz ventsa khranitsya za steklom;
No sverkhu donizu, vo vsyu dlinu, krugom,
Svoyeyu kistiyu svobodnoy i shirokoy
Yee razrisoval khudozhnik bystrookoy.
Tut net ni selskikh nimf, ni devstvennykh madonn,
Ni favnov s chashami, ni polnogrudykh zhen,
Ni plyasok, ni okhot, - a vse plashchi, da shpagi,
Da litsa, polnye voinstvennoy otvagi.
Tolpoyu tesnoyu khudozhnik pomestil
Syuda nachalnikov narodnykh nashikh sil,
Pokrytykh slavoyu chudesnogo pokhoda
I vechnoy pamyatyu dvenadtsatogo goda.
Neredko medlenno mezh imi ya brozhu
I na znakomye ikh obrazy glyazhu,
I, mnitsya, slyshu ikh voinstvennye kliki.
Iz nikh uzh mnogikh net; drugiye, koikh liki
Yeshche tak molody na yarkom polotne,
Uzhe sostarilis i niknut v tishine
Glavoyu lavrovoy... No v sey tolpe surovoy
Odin menya vlechet vsekh bolshe. S dumoy novoy
Vsegda ostanovlyus pred nim - i ne svozhu
S nego moikh ochey. Chem doleye glyazhu,
Tem boleye tomim ya grustiyu tyazheloy.

On pisan vo ves rost. Chelo, kak cherep goly,
Vysoko losnitsya, i, mnitsya, zalegla
Tam grust velikaya. Krugom - gustaya mgla;
Za nim - voyenny stan. Spokoyny i ugryumy,
On, kazhetsya, glyadit s prezritelnoyu dumoy.
Svoyu li tochno mysl khudozhnik obnazhil,
Kogda on takovym yego izobrazil,
Ili nevolnoye to bylo vdokhnovenye, -
No Dou dal yemu takoye vyrazhenye.

O vozhd neschastlivy! Surov byl zhreby tvoy:
Vse v zhertvu ty prines zemle tebe chuzhoy.
Nepronitsayemy dlya vzglyada cherni dikoy,
V molchanye shel odin ty s mysliyu velikoy,
I, v imeni tvoyem zvuk chuzhdy nevzlyubya,
Svoimi krikami presleduya tebya,
Narod, tainstvenno spasayemy toboyu,
Rugalsya nad tvoyey svyashchennoy sedinoyu.
I tot, chey ostry um tebya i postigal,
V ugodu im tebya lukavo poritsal...
I dolgo, ukreplen mogushchim ubezhdenyem,
Ty byl nekolebim pred obshchim zabluzhdenyem;
I na poluputi byl dolzhen nakonets
Bezmolvno ustupit i lavrovy venets,
I vlast, i zamysel, obdumanny gluboko, -
I v polkovykh ryadakh sokrytsya odinoko.
Tam, ustarely vozhd! kak ratnik molodoy,
Svintsa vesely svist zaslyshavshy vpervoy,
Brosalsya ty v ogon, ishcha zhelannoy smerti, -

O lyudi! zhalky rod, dostoyny slez i smekha!
Zhretsy minutnogo, poklonniki uspekha!
Kak chasto mimo vas prokhodit chelovek,
Nad kem rugayetsya slepoy i buyny vek,
No chey vysoky lik v gryadushchem pokolenye
Poeta privedet v vostorg i v umilenye!

E heccrjuj wfhz d xthnjuf[ tcnm gfkfnf:
Jyf yt pjkjnjv, yt ,fh}