Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Земная жизнь священномученника митрополита Серафима (Чичагова)

Потомок древнего дворянского рода, человек незаурядных дарований и способностей, Леонид Михайлович Чичагов оставил блистательную военную карьеру и избрал главным делом своей жизни служение Русской Православной Церкви, которой отдал всего себя без остатка, взойдя к самым высоким должностям в церковной иерархии и приняв за Веру мученическую кончину в 1937 году. Русская Православная Церковь, по достоинству оценив подвиг митрополита Серафима Чичагова, возвела его в сан св. Новомученика Российского.

В 2003 году Русская Православная Церковь отметила большой праздник - столетие со дня прославления святого преподобного Серафима Саровского. Саровского Чудотворца чтут на всей земле. Участники торжеств в Сарове с благоговением вспомнили тех, кто явился инициатором канонизации смиренного инока Саровской обители. Первыми, выступившими с предложением прославить преподобного, были митрополит Антоний (Вадковский) и архимандрит Серафим (Чичагов). Выступить с инициативой, какой бы благородной она ни была,- одно дело, но обосновать, добиться признания необходимости этого священного акта и наконец, организовать в июле 1903 года торжества по его прославлению с участием царя Николая II и его семьи, высших иерархов Русской Православной Церкви при стечении трёхсот тысяч верующих - это оказалось под силу одному человеку. Им был архимандрит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов). «Родовитый русский аристократ и блестящий гвардейский офицер, благочестивый православный мирянин и вдохновенный приходской батюшка, самоотверженный монастырский игумен и строгий епархиальный архиерей, мужественный исповедник и величественный священномученик, сочетавший эти два подвижнические служения в своей долгой и праведной жизни»1- таковы яркие образы, запечатлевшие в русской церковной и гражданской истории эту замечательную личность.

Леонид Михайлович Чичагов - потомственный военный.

Он родился 9 января 1856 года в Санкт-Петербурге, в семье полковника артиллерии Михаила Никифоровича Чичагова и его супруги Марии Николаевны (до замужества Зварковской). Родители крестили своего младенца в храме св. Александра Невского при Михайловском артилерийском училище. И это оказалось весьма символичным: служение воином для него, как и для его предков, было важнейшей формой исполнения христианского долга, характерного для всего семейства Чичаговых. Детей было пятеро: четверо сыновей - Николай, Михаил, Леонид и Александр,- и дочь, которая умерла в младенческом возрасте (ей было всего три года).

Братья Чичаговы:Леонид (сидит) и его старший

Брат Николай (конец 1850-х годов).

Родительская любовь в семье сочеталась с должной требовательностью и уважительным отношением между членами семьи, воспитанием у детей обязательности, верности традициям чести и долга перед Отечеством, хранения в чистоте нравственных ценностей Православной Веры. Добросердечности в семье немало способствовала сама Мария Николаевна, образцовая мать своего семейства. Она была наделена писательским талантом, великолепно играла на фортепьяно. Любовь к музыке она привила своим сыновьям. Отец Леонида Михаиловича дослужился до звания генерал-майора.

Последние годы своей жизни он провёл в Калуге, где занимал должность воинского начальника (коменданта города), под надзором которого находился пленённый на Кавказе и сосланный вместе со своей семьёй в Калугу имам Шамиль.

5 июня 1866 г. семью Чичаговых постигло несчастье : умер Михаил Никифорович. Многие, кто лично знал Михаила Никифоровича с его добропорядочностью и умением найти правильную тональность в отношениях с другими людьми, горько оплакивали его смерть. В их числе был и имам Шамиль, с которым Михаил Никифорович смог установить уважительные и даже доверительные отношения. Шамиль был первым, кто приехал разделить постигшее семью Чичаговых горе. Вот что вспоминала по этому поводу жена Михаила Никифоровича Мария Николаевна: «Некогда жестокий, неумолимый властелин Дагестана и Чечни, а теперь добрый, верный друг наш - Шамиль! Он плакал, говоря: "Я, я всё с ним потерял! Никогда уже более не будет у меня такого друга, который бы так меня понял и так заботился обо мне!"» . Потеря отца побудила десятилетнего Леонида , отличавшегося необыкновенной религиозностью, ещё больше искать утешения в религии и стремиться в меру своих сил помогать матери, на плечи которой легла нелёгкая задача вырастить четырех сыновей. По окончании гимназии трое из них были зачислены в Его Императорского Величества Пажеский корпус, а младший - Александр «пошёл по юридической части». Когда её сыновья, так сказать, «встали на ноги» и обзавелись собственными семьями, Мария Николаевна не оставляла их своим вниманием. Она скончалась 17 ноября 1894 года и была похоронена на Смоленском православном кладбище в Санкт-Петербурге в семейной усыпальнице рядом со своим мужем Михаилом Никифоровичем. «Смерть разлучила. Смерть соединит. Господи, внемли слёзному молению моему!» ,- написано на их надгробье. Но вернёмся к Леониду Михайловичу. Закончив 1-ю Санкт-Петербургскую классическую гимназию , Леонид Чичагов поступил в Пажеский корпус в 1870 году с зачислением 28 июня того же года в пажи к Высочайшему двору. «Годы пребывания в Пажеском корпусе позволили Леониду Чичагову получить фундаментальное военное и общее образование, но и узнать придворный высший свет со всеми его нередко призрачными добродетелями и часто прикрытыми светским блеском пороками» Леонид Михайлович с большой теплотой отзывался о годах учёбы в Пажеском корпусе: «Да, дорог и памятен нам возлюбленный Пажеский храм… Воспоминания о наших начальниках, наставниках и руководителях вызывают особенно глубокие и искренние чувства. Многие из нас росли полусиротами и даже круглыми сиротами, и не только по рассказам, но и по личному опыту знаю, сколько эти замечательные педагоги, эти добрые воспитатели, эти сердечные люди выказали нам участия, сочувствия, христианской любви, поддержки и братских чувств. Взаимная дружба была всегда отличительной чертою всех служивших в Пажеском корпусе. Черпая из этого христианского единения необходимые силы и крепость для столь трудного и святого служения юношеству, они умели увлекающихся вразумлять, исправлять и направлять, но никогда не прибегали к мерам, которые могли бы погубить будущность их питомцев… Пажеский корпус обязан своим наставникам его традициями, утвердившимися в нём. Мы были воспитаны в вере и Православии, но если выходили из корпуса недостаточно проникнутыми церковностью, однако хорошо понимали, что Православие есть сила, крепость и драгоценность нашей возлюбленной родины»

Леонид Чичагов - выпускник Пажеского корпуса.1874 г.

25 декабря 1874 года он был произведён в камер-пажи. Это открывало перед ним блестящую перспективу придворной службы. Однако, 18-летний камер-паж отдал предпочтение воинской службе со всеми её испытаниями и тяготами.

Окончив по первому разряду старший специальный класс Пажеского корпуса, он был произведён по экзамену в подпоручики в августе 1875 года4 и направлен для прохождения службы в Первую Его Величества батарею Гвардейской Конно-артиллерийской бригады. Причину зачисления сыновей Марии Николаевны в Гвардейскую конную артиллерию объяснила Александра Николаевна Энден (Чичагова), внучатая племянница Леонида Михайловича: «В гвардии, особенно в кавалерии, служить было очень дорого. Туда шли сыновья богатых аристократических семей. В Гвардейской конной артиллерии служить было не так дорого. Однако бабушке пришлось нелегко: то одному сыну надо покупать лошадь, то другой наделал долгов,- приходилось расплачиваться»

Начавшаяся в 1877 году русско-турецкая война привела Л.М.Чичагова в состав действующей армии на Балканах, сделала его участником основных кровопролитных сражений, где он проявил личное мужество, храбрость и распорядительность. Эта война была вызвана подъёмом борьбы балканских славян за своё национальное освобождение от 500-летнего османского ига. Леонид Михайлович ясно видел освободительный характер этой войны, по его собственному определению, «войны за славян».

Гвардейский офицер-артиллерист

Леонид Чичагов (фото 70-х годов XIX века.)

Он начал воевать в составе 5-й батареи Гвардейской конно-артиллерийской бригады, входившей в Передовой отряд, которым командовал генерал-адьютант И.В.Гурко. Форсировав Дунай, Передовой отряд взломал турецкую оборону ударом на юг - юго восток - от Свистово-Никополя на Дунае, обошёл с востока укрепрайон противника г. Плевны, овладел древней столицей Болгарии г. Тырново. Затем ценой больших усилий и людских потерь, в невероятно трудных условиях горной местности, усугубленных суровым климатом, Передовой отряд Гурко пересёк Балканы через труднопроходимый Хаинкиойский перевал, выбил турок с Шипкинского перевала и закрепился на нём. Следует подчеркнуть, что ведение военных операций в условиях горной местности сильно ограничивало возможности кавалерии (а порой и пехоты) и вынуждало артиллеристов изменять тактику боя. Наиболее эффективным условием подавления сил противника стал правильный выбор огневых позиций, позволяющий сочетать стрельбу прямой наводкой по видимым целям со стрельбой "навесом" по невидимым, закрытым целям. В артиллерийских сражениях русские офицеры показывали чудеса военного искусства, изобретательности и храбрости. Одним из таких героев-артиллеристов был и Л.М.Чичагов. Перелом в войне наступил в боях под Филиппополем и со взятием русскими войсками Телиша, где вновь отличились артиллеристы, обеспечившие массированную артподготовку. Падение Телиша позволило завершить блокаду Плевны, а падение Плевны и полная капитуляция турецких войск означали для России победоносное завершение самой войны.

Леонид Михайлович принимал непосредственное участие в боях под Горным Дубняком и Филиппополем в составе отряда генерал-адъютанта Вельяминова, при взятии Телеша и осаде Плевны войсками генерал-адъютанта Гурко. За проявленные им лично отвагу и героизм он был произведён в гвардии поручики и награждён орденами Св. Анны 2-ой степени, 3-ей степени с мечами и бантами и 4-ой степени с надписью «За храбрость» и орденами Св. Станислава 2-ой степени и 3-ей степени с мечами и бантами с вручением ему лично главнокомандующим генералом М.Д.Скобелевым именной сабли «За храбрость». Великий князь Николай Николаевич Старший возлагает на поручика Л.Чичагова Георгиевский крест - знак военной храбрости и самоотвержения. Позже он описал события, связанные с освобождением Болгарии, в книгах «Примеры из прошлой войны», «Описание отдельных солдатских подвигов», «Рассказы о подвигах офицеров», «Дневник пребывания Царя-освободителя в Дунайской армии в 1877 году». «Дневник» был очень популярен и выдержал три издания. За этот труд портрет Л.М.Чичагова был пожизненно помещён в Национальный Музей в Софии. Впоследствии работа над «Дневником» побудила автора обратиться к императору Александру III с письмом, в котором он доказывал необходимость иметь при Дворе историографа для составления прижизненных дневников царствующего Императора, что обеспечило бы написание правдивой русской истории. Письмо было прочитано Александром III и предложение Л.М.Чичагова было одобрено. «Однако, не героика войны и даже не миссия русской армии, освободившей православные славянские народы от турецкого владычества… стали главными темами размышлений молодого офицера в этот период. Тема духовного смысла жизни и смерти, впервые глубоко прочувствованная ещё отроком Леонидом после безвременной кончины его отца и во всей остроте поставленная перед ним войной, тема нравственного смысла страданий и самоотвержения, раскрывшаяся перед ним в подвигах русских воинов, полагавших души свои за славянских братьев, наконец, тема деятельной любви к своим братьям во Христе, которых он научил различать и под офицерскими мундирами и под солдатскими шинелями, после войны стали важнейшими побудительными началами для глубоких религиозных размышлений будущего святителя"

В 1878 году Л.М.Чичагов был назначен и.д. старшего адъютанта Управления артиллерии гвардейского корпуса и откомандирован в распоряжение Управления в Сан-Стефано, откуда в августе 1878 года он возвращается пароходом в Севастополь. Из Севастополя он отбывает в Санкт-Петербург. Здесь его назначают адъютантом к товарищу Его Императорского Величества Генерал-Фальдцейхмейстера. В Петербурге Леонид Михайлович впервые встречается с протоиереем Иоанном Кронштадским, разрешившим многие духовные вопросы молодого офицера и ставшим его духовником, с благословения которого он принимал многие жизненные решения на все последующие годы. В дальнейшем мы узнаем, что он выполнит послушание Иоанна Кронштадского и станет священнослужителем.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский

8 апреля 1879 года Л.М. Чичагов вступает в брак с Наталией Николаевной Дохтуровой, дочерью камергера Двора Его Императорского Величества, Действительного Статского Советника Николая Ивановича Дохтурова. Церемония венчания состоялась в Спасо-Преображенском соборе в Петербурге. С самого начала этот брак, породнивший представителей двух знаменитых аристократических фамилий (Наталья Николаевна была внучатной племянницей генерала Д.С.Дохтурова - героя Отечественной войны 1812 года), весьма отличался от многих великосветских браков. Л.М.Чичагов сумел привнести в уклад своей молодой семьи начала традиционного православного благочестия. Именно эти начала были положены в основу воспитания четырёх дочерей - Веры, Наталии, Леониды и Екатерины, которые родились в первые шесть лет супружества молодой четы Чичаговых, и которым было суждено стать продолжательницами фамилий Чичаговых и Дохтуровых. Военная карьера Л.М.Чичагова продолжала складываться успешно и в мирное время. Получив в 1881 году звание гвардии штабс-капитана, он, как признанный знаток артиллерийского дела, был командирован на маневры французской армии в Париж, где его представляют к награждению одним из высших орденов Франции. Он становится Кавалером Креста Ордена Почётного Легиона.

Л.М.Чичагов с женой Н.Н.Чичаговой (урожд. Дохтуровой).

В Париже он встречается со своей родственницей Екатериной Павловной Чичаговой, которая обращается к нему с просьбой помочь ей издать дневники её отца адмирала Павла Васильевича Чичагова и тем самым восстановить историческую правду о его истинной роли в событиях, связанных с завершением Отечественной войны 1812 года. Забегая вперёд, скажем, что он лишь частично выполнит эту просьбу: он сможет издать только первую часть дневников. Л.М.Чичагов проделал огромную работу по подготовке рукописи дневников адмирала П.В.Чичагова к печати и организовал её публикацию в России в журнале «Русская старина». «Записки адмирала Чичагова, заключающие то, что он видел и что, по его мнению, знал» вышли в свет, к сожалению, не полностью, а частично. Это объясняется, во-первых, тем, что, опубликовав 14 глав «Записок», редакция «Русской Старины» прекратила их дальнейшую публикацию. Во-вторых (и это, повидимому, главное), в жизни и карьере самого Леонида Михайловича произошёл крутой поворот. Главным делом его жизни стало служение Русской Православной Церкви, которой он посвятил всего себя без остатка.
Вернувшись в Россию, и опубликовав важную для перевооружения российской армии военно-теоретическую работу «Французская артиллерия в 1882 г.», Л.М.Чичагов мог рассчитывать на дальнейшее продвижение по ступеням военной карьеры, уже отмеченной к началу 1890-х годов 12 орденами России и ряда иностранных государств. Однако, военная карьера не удовлетворяла Л.М.Чичагова. В 1891 году,неожиданно для родных и близких, он, состоя адъютантом при великом князе Михаиле Николаевиче, выходит в отставку в чине гвардии штабс-капитана. Менее чем через год, уже находясь в отставке, за годы прошлой безупречной службы и «для сравнения со верстниками» он был произведён в полковники.
Выше уже было отмечено, что Леонид Михайлович отличался необыкновенно разносторонней одарённостью. Он был прекрасным музыкантом (композитором и исполнителем) со сложившимся композиторским почерком. В 1999 году в архиве были найдены его инструментальные произведения для органа-фисгармонии и фортепиано. Они были написаны в 1905-1912 гг. и представляли собой два альбома. Первый - «Листки из музыкального дневника» - состоит из пяти произведений, второй - из тридцати трёх. Эти произведения содержат духовные размышления о подвигах самопожертвования, красоте, любви к людям. Второй альбом «Духовно-музыкальные сочинения» (музыка и на неё слова принадлежат самому автору) включает 15 вокальных произведений. Эти произведения были написаны после 1912 года. Они поражают мелодическим даром и гармоническим мастерством автора. Чувствуется, что он глубоко воспринял опыт русской духовной музыки и использовал его для воплощения своей мечты о нравственном совершенстве человека. По словам известного пианиста, профессора Московской консерватории Михаила Воскресенского, сочинения Леонида Михайловича - это очень профессиональная музыка… Красивый мелодический язык, довольно сложные гармонии, развёрнутая фортепианная партия, хорошее чувство формы, умело подготовленные кульминации - всё это свидетельствует не только о природном таланте, но и о композиторской школе автора. Помимо этого, Леонид Михайлович был талантливым художником, работавшим в области станковой живописи. В Москве в храмах во имя святителя Николая Чудотворца в Старом Ваганькове и во имя Пророка Ильи в Обыдинском переулке, а также в Санкт-Петербурге в Троицком соборе Александро-Невской Лавры сохранились иконы и настенные росписи его работы. Они поражают высоким профессиональным мастерством.
Желание максимально помогать страждущим привело Леонида Михайловича к занятиям медициной, которую он досконально и глубоко изучил, прежде всего, народную. Он сам помогал больным. Число своих пациентов он определял цифрой 20.000 . Леонид Михайлович составил лечебник с теоретическим обоснованием и практическими рекомендациями лечения болезней на основе применения лекарств растительного происхождения. Разработанная им система лечения была подробно изложена в фундаментальном труде - двухтомнике «Медицинские беседы», а также в книге «Краткое изложение медицинских бесед» с практическими рекомендациями, которые не потеряли своего значения и в наши дни.
Многие московские врачи-гомеопаты проявляют большой интерес к применению системы лечения Л.М.Чичагова в своей практике. Его система лечения явилась темой специального доклада на Московской международной гомеопатической конференции в январе 2003 года. На конференции было предложено присвоить Московскому отделению Российского Гомеопатического Центра имя св. Митрополита Серафима в знак признания его вклада в развитие гомеопатической медицины.
Незадолго до издания своих «Медицинских бесед» Л.М.Чичагов опубликовал брошюру «Что служит основанием каждой науки?». В предисловии к этой брошюре он писал, что на «этот вопрос не все учёные ответят тотчас же и одинаково… Между тем ответ должен бы быть у всех один и тот же, неопровержимый уже по своей простоте: основой служит религия… Разбирая, в чём заключается истина, приводя библейские изречения и евангельские факты,- я хочу этим объяснить всем только путь, которым и должна бы идти медицина для достижения совершенства и указать на этот путь, как на приведший меня к познанию медицинских истин. Создав особую систему лечения и прилагая её уже много лет с успехом в своей практике, я желал бы доказать, что медицина, как наука, более других необходима людям, как помощь и облегчение в их страданиях, должна и более всякой другой науки опираться на религию и изыскивать средства в природе, созданной самим Творцом на пользу человечества - не забывая, однако, что врачу необходимо иметь в виду не только одну больную плоть, но стараться искать корень болезни и в духе или в душе человека. Чувствую себя сильным и правым, служа науке, в основе которой лежит религия, и взяв в помощницы природу, а также поставив себе целью общую пользу страждущего человечества, которой я всецело себя посвятил» . В брошюре «Что служит основанием каждой науки?» автор выразил своё стремление к богословскому осмыслению действительности, утвердил свою твёрдую веру и непреклонное желание последовательно осуществлять в жизни учение Христа. Характерно, что при этом он подчёркивает, что каждый больной неповторим, как неповторима и его болезнь. Помогая больному, надо соединить данные природы, опыта, субъективных ощущений. Это незыблемый базис клинического мышления на все времена.
Глубоко сопереживая всем, кто нуждался в помощи и поддержке, Леонид Михайлович всю жизнь занимался благотворительностью. Ещё находясь на военной службе, он учредил благотворительное общество помощи военным, которые по болезни были вынуждены выйти в отставку до приобретения права на пенсию. Он также заботился о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. Во время русско-японской войны он организовывал сборы пожертвований для лечения раненых, участвовал в формировании санитарных поездов. Сейчас трудно сказать, знал ли Леонид Михайлович о том, что эти поезда передвигались в район боевых действий по Китайско-восточной железной дороге (КВЖД), за безопасность движения по которой отвечал его старший брат генерал-лейтенант Николай Михайлович Чичагов, который командовал пограничным округом района КВЖД.

При всём разнообразии талантов и занятий Леонида Михайловича, главным делом его жизни стало служение Русской Православной Церкви, которой он посвятил себя, взойдя к самым высоким должностям в церковной иерархии и отдав за веру свою жизнь. Но накануне принятия решения стать свещенником Л.М.Чичагову пришлось испытать одно из серьёзнейших искушений в своей жизни. Следует вспомнить, что в послепетровские времена русская аристократия, заражённая духом масонства и нигилизма, считала для себя зазорным путь священничества. В священники тогда шли в основном разночинцы. Поэтому нетрудно представить себе, какой шок у близких Чичагова и какие пересуды в аристократических кругах Санкт-Петербурга вызвало это его решение. Многие из петербургских аристократов и придворных недоумевали, как могло случиться, чтобы блестящий офицер - герой Телеша и Плевны, душа аристократических салонов и нередкий гость в Царском Селе вдруг решил круто изменить привычный ему образ жизни. «Мог ли себе представить,- признавался позднее сам Леонид Михайлович,- что мой первоначально светский путь, казавшийся естественным и вполне соответственным моему рождению и воспитанию, иродолжавшийся так долго и с таким успехом, не тот, который мне предназначен Богом?» Его супруга Наталия Николаевна довольно настойчиво возражала против решения мужа стать священником. Причины, побудившие её противиться воле своего мужа, коренились в её нежелании порывать со всем духовным укладом окружавшего её высшего петербургского общества и в довольно непростой житейской ситуации, в которой в то время находилась семья Чичаговых. Сознавая всю сложность предстоящей жизненной перемены в семье Чичаговых и хорошо понимая всю тяжесть бремени матушки любого священника, протоерей Иоанн Кронштадский счёл необходимым в личной беседе с Н.Н.Чичаговой убедить её дать согласие на принятие Леонидом Михайловичем священного сана и благословил её стать матушкой.
В 1891 году Л.М.Чичагов переезжает с семьёй в Москву. В Москве Леонид Михайлович поселился на Остоженке в доме № 37. Этот особняк с белыми колоннами сохранился и до наших дней. В нём когда-то жил И.С.Тургенев, написавший здесь повести «Первая любовь» и «Муму». С фасада дом одноэтажный, а с тыльной стороны-двухэтажный. На этих двух этажах в комнатах с более низкими потолками поселились «барышни Чичаговы».

«Тургеневский особняк» на Остоженке

Целых три года Леонид Михайлович готовится к принятию священства: он не только усердно изучает богословские науки, но и стремится активно творить добро, памятуя, что вера без дел мертва. И вот с 1893 годаЛ.М.Чичагов - рядовой московский священник. «Насколько трудным в психологическом и нравственном отношениях был для семьи Л.М.Чичагова разрыв с родной для неё военно-аристократической средой, настолько же тяжёлым оказалось вхождение новопоставленного священника Леонидва Чичагова в незнакомые для него жизнь и нравы русского духовного сословия» . Его рукополагают в сан диакона, а затем священника с определением в собор Двунадесяти Апостолов в Московском Кремле. Ему пришлось принять на себя обязанности ктитора и благотворителя храма св. апостола Филиппа, в котором ему предстояло служить приходским священником, но которого не существовало, т.к. в нём многие годы размещалась Синодальная ризница. Отец Леонид добился перенесения ризницы в помещение Мироварной палаты и осуществил в храме капитальный ремонт и его обустройство за счёт личных, к тому времени ограниченных средств, отрывая их от своей семьи. «За усердную заботу об украшении придельной церкви во имя апостола Филиппа, что при Синодальной церкви 12 апостолов в Кремле» он удостаивается своей первой награды на поприще священнического служения - возложение на него набедренника и скуфьи.

Священник Л.М.Чичагов. 1894 г.

Своё служение приходского пастыря он начал в ноябре 1893 года.Испытания первых лет священнического служения отца Леонида были усугублены тяжёлой болезнью его супруги, матушки Наталии, которая умерлав 1895 году в возрасте тридцати шести лет, оставив четырёх малолетних дочерей. Отец Леонид перевёз тело умершей супруги в Дивеево и похоронил на монастырском кладбище. Вскоре над могилой была возведена часовня и в ней был устроен склеп. От Государя отец Леонид запасся бумагой, в которой было указано Леонида Михайловича Чичагова, где бы он ни умер, привезти и похоронить в Дивеево рядом с могилой его супруги. С горечью приходиться признать, что в настоящее время часовни и склепа нет. Они были разрушены, а прах Наталии Николаевны был перезахоронен тут же, на кладбище. Но нет и кладбища. На его месте была построена школа со спортивной площадкой.
Воспитание дочерей отец Леонид поручил двум интеллигентным дамам, которые являлись одновременно и гувернантками, и экономками. При всей своей занятости церковными делами отец Леонид не упускал из вида своих дочерей, следил за их духовным воспитанием, заботился об их благополучии и безопасности в условиях преследования «чуждых советской власти элементов» после Октября 1917 года.

Дочери отца Леонида с гувернантками и
их подругой (с куклой справа).
Середина 1890-х годов.

В 1895 году отцу Леониду поручается окормление военнослужащих-артиллеристов Московского Военного Округа. Это назначение предполагало не только направление бывшего артиллерийского офицера в качества военного священника в знакомую ему среду воинов-артиллеристов, но и возложение на отца Леонида бремени материальных затрат по восстановлению храма во имя Святителя Николая на Старом Ваганькове, где ему предстояло служить. После смерти жены Леонид Михайлович принял монашество в Свято-Троицкой Лавре Сергиева Посада. 14 августа 1898 году он был пострижен в мантию с именем Серафим.«Окончательный уход из мира за монастырскую ограду не стал для иеромонаха Серафима уходом от мирских испытаний… Благодатная радость, чудесным образом сопровождавшая принятие иеромонахом Серафимом монашеского сана была омрачнена завистью и клеветой со стороны тех, кто должны были бы стать сомолтивенниками новопостриженного иеромонаха».. Иеромонах Серафим оказался как бы «под перекрёстным огнём»: с одной стороны, его прошлая военно-аристократическая среда осуждала его уход из мирской жизни, а, с другой стороны, кое-кто из его нового окружения с известной долей недоверия (если не неприязни) отнеслись к нему, распуская о нём некие домыслы, лишённые какого-либо основания. И если к этому добавить, что ко всем этим скорбям добавлялась не зажившая боль недавней потери любимой жены, то приходиться только поражаться, какую силу воли и характера должен был иметь иеромонах Серафим, чтобы выдержать все эти испытания и тяготы. Стойкость иеромонаха Серафима не могла оставить равнодушными тех, кто знал его лично и сопереживал ему. Например, в этот тяжёлый период своей жизни он получил поддержку от одной из духовных дочерей преподобного Серафима Саровского Натальи Петровны Киреевской. В своём письме к епископу Харьковскому Флавиану (Городецкому) Н.П.Киреевская давала самую высокую оценку личности отца Серафима и просила владыку оказать ему необходимую поддержку. «Молю Вас, Владыко,- писала она,- взять под Ваше покровительство и Ваше отеческое попечение моего возлюбленного о Господе Отца Серафима (в миру Леонида Михайловича Чичагова), много пострадавшего от людской злобы; все клеветы, на него возводимые, он переносит с истинно христианским смирением, я его знаю много лет и свидетельствую Вам моей совестию, что он истинный христианин и человек вполне достойный… Умирая, Владыко, я поручаю о. Серафима Вашей отеческой любви и защите» .
В это нелёгкое для него время отец Серафим сумел обогатить церковную литературу летописными произведениями: «Очерком Засимовой пустыни во имя Смоленской Божией Матери» и очерком «Жизнь преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца». К этому следует добавить, что он предпринял немалые усилия, чтобы обустроить Засимову пустынь, которая в конце XIX века стала одним из центров духовной жизни России.
В августе 1899 г. иеромонах Серафим был возведён в сан архимандрита и назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря и благочинным всех монастырей Владимирской епархии.«Монашеская жизнь-многотрудная, скорбная, подвижниченская,- говорил он при вступлении в управление обителью.- Поэтому светские люди редко понимают её. Мирянам представляется, что мы живём праздно, в довольстве, небрежно, не приносим никакой пользы людям; весьма немногие из них постигают истинное значение молитвенного труда. Но великие вселенские учители Церкви доказывают, что этот мир держится молитвами иноков. Действительно, молитва есть главное дело монаха, самая важная его забота, но и самая нужная и полезная его работа для мира. Любовь к ближним доказывается монахами прежде всего их молитвами, но под словом молитва должно подразумевать всю монашескую жизнь по Богу, ибо молитва тогда полезна и могущественна, когда исходит из чистого сердца, свободного от страстей. Монахи достигают высоты молитвы ежедневным строгим исполнением молитвенного правила и хождением на все церковные службы. По благоговейному совершению служб судят миряне о монашествующих и располагаются к обители. Нет выше церковного послушания!».
Новый настоятель нашёл древнюю обитель в упадке. Она представляла собой «разрушенное пространство с оградой в 1,5 версты и 13-ю падающими башнями». Монастырь не ремонтировался около 100 лет и нуждался в капитальном ремонте. Ценой огромных усилий и преимущественно на собственные средства (из-за недостаточности собранных пожертвований) архимандрит Серафим сумел преобразовать как хозяйственную, так и духовную жизнь обители. Он обновил её, уделив при этом особое внимание благоустройству арестантского отделения - Суздальской тюрьмы-крепости. Известный церковный историк и публицист А.Э.Краснов-Левитин вспоминал, что архимандрит Серафим «был строгим и вместе с тем добрым начальником» . Пастырскими стараниями архимандрита Серафима было достигнуто смягчение нравов и возвращение арестантов-сектантов в Православие. По ходатайству отца Серафима, Св. Синод освободил узников, томившихся в крепости за свои религиозные убеждения. Тюрьма была обращена в скит. «Я изнемог в скорбях и трудах в продолжении моей многострадальной и удивительной жизни, полной чудес и горей»,- писал онв 1901 году. Архимандрит Серафим находил время не только успешно нести своё настоятельское служение, но и продолжать ставшую одним из главных дел его жизни - подготовку канонизацию великого подвижника Русской Земли преподобного Серафима Саровского.
В эти годы архимандрит Серафим завершает работу над «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря», послужившей канонизации преподобного старца. В основу «Летописи» положены архивные материалы Саровской пустыни и Дивеевского монастыря, документы и сообщённые очевидцами и современниками фактические данные, воссоздававшие картину жизни и подвигов преподобного старца Серафима и значение его для религиозной жизни народа. Вот что сам Леонид Михайлович рассказывал о том, как у него зародилась мысль написать «Летопись»: «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником.., мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда ещё не прославленного, и, когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провёл там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный. Оттуда я перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах».
В Дивеево архимандриту Серафиму (Чичагову) довелось встретиться и беседовать с тремя старицами, помнившими преподобного. Особенно сильное впечатление на него произвела встреча с блаженной Пелагеей (Пашей), бывшей в постоянном общении с дивеевским старцем: «Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула: "Вот хорошо, что ты пришёл, я давно тебя поджидаю; преподобный велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления". Я ответил Паше, что я по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему из уст в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. На это Паша сказала: "Я ничего не знаю, передала только то, что мне поведал преподобный". В смущении я покидал келию старицы».
Вернувшись в Москву Леонид Михайлович неоднократно возвращался к своему разговору с блаженной Пелагеей: «И вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать всё, что рассказали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить о нём, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда всё, что относится к жизни преподобного и последующего после его кончины периода, привести весь этот материал в систему и хронологический порядок. Затем этот труд… напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля Преподобного… Таким образом и зародилась мысль о "Летописи"».
«Летопись» впервые увидела свет в Москве в 1896 году. В «Летописи» увековечивались все духовно значимые события в монастырях Сарова и Дивеева в период с 1705 по 1895 годы. «Летопись» впервые содержала исчерпывающий рассказ о первой настоятетельнице Дивеевского монастыря, матушке Александре (в миру Агафья Семёновна Мальгунова), давала подробное жизнеописание блаженного старца иеромонаха Серафима с его тихими обращёнными к каждому словами «Радость моя». Образ иеромонаха Серафима был представлен автором «Летописи» с большой любовью, благоговением и преклонением перед его подвигами, чудесами и напутствиями к благочестивой жизни. «Летопись&rlaquo; рассказывала и о ближайших сподвижниках великого старца - М.В.Мантурове, протоиерее Василии Садовском, блаженной Пелагее Ивановне Серебренниковой, Николае Александровиче Мотовилове, записавшем беседу со старцем Серафимом о стяжении Святого Духа как главной цели христианской жизни. Множество людей шло к преподобному, чтобы он утешил или исцелил их, ибо вся его подвижническая жизнь, высоко нравственная по духу, его скромность, смерение, терпение, прозорливость-привлекали к себе русского верующего человека.

В «Летописи» приводятся письменные наставления смиренного инока Саровской обители о Боге, о безмолвии, о внимании к самому себе, о мире душевном, о покоянии, о слезах, о подвиге, о посте, о многословии, прощении обид и других сторонах жизни верующих. Издание «Летописи» способствовало тому, что православный мир ещё более глубоко осмыслил подвижническую роль саровского старца и понял неотложную необходимость прославления его. На рубеже ХХ столетия стало всё более заметно, что стояние в вере начало ослабевать в русском народе, а в образованной его части наметились разброд и шатания. Не будет преувеличением сказать, что архимандрит Серафим, как никто другой, понял, что обращение к Саровскому Чудотворцу, его прославление позволяло обрести в этом святом акте столь нужные нам духовные силы. Эта мысль, по сути дела, подтверждается и автором статьи в «Православном церковном календаре" за 2003 г.: "Тогда и было дано России дивное знамение: на святорусском небосклоне воссиял угодник Божий Серафим, смиренный инок Саровской обители… В его великом духовном подвиге, в глубокой любви к ближним во имя Христово вновь явила свой лик Святая Русь»

Старец Серафим, молящийся на камне.

Образ письма архимандрита Серафима (Чичагова)

В 1902 году стараниями архимандрита Серафима «Летопись» была переиздана. Л.М.Чичаговым была подготовлена рукопись второго тома «Летописи», где подробно описывался ход довольно бурного обсуждения в Св. Синоде вопроса о подготовке к прославлению старца рассказывалось о дальнейшей жизни Серафимо-Дивеевской обители. К сожалению, эта рукопись была у него изъята органами ОГПУ во время обыска и судьба рукописи осталась пока неизвестной. Не забыли следователи ОГПУ и о роли владыки Серафима в организации прославления преподобного Серафима Саровского. В апреле 1924 года владыка был арестован и брошен в Бутырскую тюрьму по обвинению в том, что им были организованы торжества в Сарове.
Используя свои связи в придворных кругах, архимандрит Серафим сумел встретиться с Императором Николаем II, поднёс ему книгу, склонив его к пользе открытия мощей. В подтверждение своей благоговейной памяти о Серафиме Саровском, Император прислал в октябре 1902 года в дар Серафимо-Дивеевскому женскому монастырю лампаду для установки и негасимого горения перед иконой Божией Матери «Умиление», перед которой молился и скончался преподобный Серафим. По личному повелению Императора лампаду доставил архимандрит Серафим. Известно, что влиятельный обер-прокурор Синода К.П.Победоносцев и некоторые архиреи были противниками канонизации преподобного старца. Смущало то, что мощи преподобного не сохранились нетленными, остались только «косточки». Влияние Императора сыграло тут решающую роль. Николай II своим указом распорядился провести освидетельствование останков Серафима Саровского. Освидетельствование останков преподобного проводилось дважды и оба раза в этой духовной процедуре участвовал архимандрит Серафим. Подробный акт об этом был представлен Императору 11 января 1903 года и он собственноручно на нём начертал: «Прочёл с чувством истинной радости и глубокого умиления». Всё это побудило Св. Синод решить причислить Саровского старца Серафима к лику святых Русской Православной Церкви. Следует отметить, что Л.М.Чичаговым была подготовлена рукопись второго тома «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», где подробно описывался ход довольно бурного обсуждения в Св. Синоде вопроса о подготовке к прославлению старца, рассказывалось о дальнейшей жизни Серафимо-Дивеевской обители(к сожалению, в 1924 году эта рукопись была у него изъята органами ОГПУ во время обыска и судьба рукописи осталась пока неизвестной).
Торжественное открытие мощей преподобного Серафима Саровского было намечено на 19 июля 1903 года. Одновременно Св. Синодом было признано необходимым наряду с общими мероприятиями по линии местного управления «принять меры к недлежащему устройству путей сообщения и потребных помещений» ввиду ожидаемого стечения большого количества посетителей и богомольцев. Николай II поручил архимандриту Суздальского монастыря Серафиму и прокурору Московской Синодальной конторы князю Ширинскому-Шихматову «принять заведывание всеми подготовительными мерами для устройства и приведения к благополучному окончанию» многосложных дел, связанных с предстоящими торжествами. Обер-прокурор Св. Синода К.П.Победоносцев направил архимандриту личное письмо с подробным перечнем мер по подготовке к проведению 17-19 июля 1903 года торжеств прославления Саровского чудотворца с участием Императора Николая Второго и членов царской семьи. Имеется документ, составленный самим архимандритом Серафимом, в котором расписано в деталях, каким должен быть церемониал проведения торжеств и как следует устроить перевозку богомольцев и поломников из Арзамаса в Саров через Дивеево, обеспечить их жильём и питанием. Этот документ поражает продуманностью, свойственной Леониду Михайловичу.
Труды архимандрита Серафима получили высокую оценку как Государя (им была подарена митра), так и многих священнослужителей в дошедших до наших дней письмах. Архимандрит Серафим был избран Почётным членом Московского, Рязанского и Владимирского Обществ хоругвеносцев. Но на этом не кончаются его труды во славу одного из величайших подвижников Святой Руси. Им написано «Житие преподобного старца Серафима Саровского». Есть указания на то, что перу архимандрита Серафима принадлежит также «Акафист Преподобному и Богоносному отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу». В русской гимнографии акафист Серафиму Саровскому считается одной из вершин духовной поэзии. Следует отметить, что манера чтения акафиста, установившаяся в Саровской обители, была перенята в Москве. Акафист совершается и поныне перед иконой преподобного Серафима каждый понедельник вечером в храме пророка Ильи в Обыдинском переулке21.
Вернувшись из Сарова в Суздаль, архимандрит Серафим занялся подготовкой к предстоявшему500-летию со дня кончины преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца и составил его жизнеописание. Однако, быть на торжествах в Суздале ему не довелось. 14 февраля 1904 года он был назначен настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. В этом монастыре он трудился только один год. И здесь его деятельность оставила добрый след. Архимандрит Серафим запечатлел своё игуменство реставрацией знаменитого Воскресенского собора.
28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля архимандрит Серафим был хиротонисан во Епископа Сухумского. Накануне, при наречении в епископа святитель Серафим дал глубоко осмысленную характеристику своего предшествующего жизненного пути и пророческое прозрение его будущего служения и мученического венца: «Испытав …сиротство, беспомощность и убедившись в необходимости проложить себе путь собственным трудом и многолетним учением, я по окончании образования ещё в молодости прошёл чрез все ужасы военного времени, подвиги самоотвержения, но сохранённый в живых Дивным Промыслом Божиим, продолжал свой первоначальный путь, претерпевая многочисленные и разнообразные испытания, скорби и потрясения, которые окончились семейным несчастием-вдовством. Перенося столько скорбей, я вполне убедился, что этот мир, который так трудно перестать любить, делается через них нашим врагом, и что мне предопределён в моей жизни особенный тернистый путь» 22. Едва появившись в Грузии, он столкнулся с грозной ситуацией: революция 1905 года всколыхнула грузинский национализм, и епископ решительно вступил в борьбу за чистоту Православной веры и единство Русской Церкви. Будучи продолжателем воинской славы своих доблестных предков, владыка Серафим осуществлял эту борьбу уже в качестве воина Христова на поле духовной брани. Неся своё епископское послушание, владыка Серафим весьма деятельно занимается налаживанием церковно-приходской жизни. Не будет преувеличением сказать, что по исправлению дел в одном месте этот умелый и обладающий организаторским талантом священноначальник посылался налаживать дела в другие места. На Сухумской кафедре он прослужил недолго и в 1906 году был переведён в Орёл. В Орловской епархии владыка провёл1906-1908 годы.

«Слышал я,- писал он в одном из своих писем из Орловской губернии В.Т.Георгиевскому, историку древнерусского искусства,- что Орловская епархия одна из самых трудныи неустроенных, но не воображал, что центральная русская епархия может быть в таком запущении и неустройстве во всех отношениях… Но я хотел бы очень остаться здесь надолго и добиться переустройства епархии. Надо же русскую губернию привести в порядок. Больно видеть это… В первый раз я соприкасаюсь с Семинарией… Никакого понятия не имеют о воспитании, педагогике и влиянии на юношество. Нет ни власти, ни прямоты, ни самостоятельности в начальстве. Юношество никогда не может уважать слабость, лицемерие, скрытность и бесхарактерность». В этом же письме он писал: «Бью набат, стремясь к скорейшему возрождению приходской жизни. Веду беседы с миром и клиром по городам и в залах Думы. Последствия прекрасные»

Архимандрит Серафим (Чичагов) .

Занимаясь переустройством церковно-приходской жизни в Орловской епархии, он разработал систему преподавания, организовал в епархии приходские советы, возложив на них обязанности как по линии церковного дела, так и по линии благотворительности. Всё это должно было привести к укреплению Веры, к поднятию духовности у прихожан, к организации школ, библиотек, больниц, способствовать христианскому воспитанию молодого поколения. Его деятельность встречала всё большее признание и уважение не только среди орловского епархиального духовенства, но и в кругах всего русского епископата. Свидетельством возросшего авторитета Преосвящённого Серафима стало назначение его в 1907 году присутствующим членом Св. Синода. Но не только дела в Орловской епархии занимали владыку Серафима. Он внимательно следил за общественно-политической ситуацией в России начала XX века, которая была отмечена нарастанием революционного движения при ослаблении самодержавного строя, что, в частности, наглядно показали поражение России в русско-японской войне, отрыв образованной части русского общества от традиционных, основанных на Православной вере духовных и исторических начал русской жизни, активизация разрушительной для российской державы деятельности новых «вождей» и «пророков» из среды обезбоженной революционной интеллигенции. В этой обстановке в России стали появляться многочисленные общественно-политические организации, предлагавшие различные пути выхода страны из кризиса. В числе таких организаций был и «Союз русского народа», программные декларации которого находились в наибольшем созвучии с традиционными идеалами русской государственности, на которых был с детства воспитан владыка Серафим. Владыка Серафим занимал посты почётного председателя местных отделов Союза Русского Народа в Орле и Кишинёве в 1905-08 гг., был участником Четвёртого Всероссийского монархического съезда в Москве весной 1907 г., был членом национально-патриотической организации Русское Собрание (РС), входил в состав Совета РС в 1907-09 гг. Вступив в «Союз русского народа», владыка Серафим оказался в стане махровых черносотенцев, хотя ни по своим взглядам, ни по своим делам черносотенцем он никогда не был. Тем не менее членство в «Союзе русского народа» едва не стоило ему жизни: на него было совершено покушение, но он чудом остался жив. «Проповедническая деятельность святителя Серафима как, впрочем, и всё его архипастырское служение были обращены не только на обустройство церковной жизни, но и на преодоление тех разрушительных духовных и общественных соблазнов, которыми была исполнена российская действительность в начале ХХ века».
Пребывание епископа Серафима в Орловской епархии оказалось не таким продолжительным, чтобы он мог полностью осуществить свои замыслы по возрождению в ней церковной жизни. 16 сентября 1908 годаон был назначен на Кишинёвскую кафедру, где положение было ещё более сложным, чем это было в Орловской епархии до прихода туда владыки Серафима. «Огорчаюсь южанами, как у них всё церковное пало, обрядность пропала, пение… всё исковеркано».-писал епископ Серафим в одном из своих писем.- «Словом, не встречал нигде такой обстановки в России и стою в тупике, потому что выхода нет решительно никакого. Вторая беда - молдаване в сёлах не говорят по-русски, в монастырях - тоже, так что мне ездить по епархиям всё равно так же ужасно, как было на Кавказе». 25 Но была и ещё одна беда. Самыми влиятельными в Бессарабии были черносотенцы из «Союза русского народа». Став епископом Кишинёвским и Хотинским, владыка Серафим понял, что он должен сделать всё от него зависящее, чтобы направить деятельность членов Союза «на мирную борьбу с распространившемся злом в Отечестве, на защиту веры Православной, на объединение под сенью храмов». Обращаясь21 декабря 1908 года с проповедью к членам «Союза русского народа», владыка Серафим говорил: «…Вы принесли сюда для благословения не мечи, необходимые для людей, готовящихся к брани и вражде, а свои священные хоругви для окропления и освящения! А что такое хоругвь?… Это знамя победы не мечом, а правдой и любовью» . Следует подчеркнуть, что за время пребывания владыки на Кишинёвской кафедре в Бессарабии не было ни одного еврейского погрома.

Архиепископ Серафим (за пианино) и Сергиевский Ю.В.

(за фисгармонией). Кишинёв. 1913 г

Последний год пребывания на Кишинёвской кафедре был отмечен для владыки Серафима участием в весьма драматических событиях в Оптиной пустыни. Ему, знатоку и ревнителю традиций монашеской жизни, было поручено Св. Синодом провести расследование нарушений монашеского благочиния, в которых, как выяснилось, безосновательно обвинялся старец Варсонофий, начальник Иоанно-Предтеченского скита в Оптиной пустыни.
На основании подготовленного владыкой доклада Св. Синоду, обобщавшего итоги расследования с указанием истинных виновников травли старца Варсонофия, был принят синоидальный указ, предусмотривавший меры по упорядочению монастырской жизни в Оптиной пустыни с учётом рекомендаций владыки. Защитив честь и достоинство старца Варсонофия, владыка Серафим стал убеждать старца принять настоятельство в одном из монастырей, духовная жизнь в котором требовала руководства опытного наставника. Благодаря стараниям владыки Серафима старец Варсонофий вскоре был возведён в сан архимандрита и назначен настоятелем в Старо-Голутвин монастырь в Московской епархии Следует подчеркнуть, что, оставаясь всю жизнь истинным ревнителем веры, владыка Серафим взыскательно относился к тем, кто ей служит, и не допускал никаких компромиссов в защите тех, кто оказывался объектом клеветнических наветов или необоснованных обвинений.В журнале «Былое» были напечатаны секретные донесения полиции о беседах архиепископа Серафима со знаменитым «старцем» Распутиным. Из них видно, что владыка Серафим упрекал Распутина за гонения на епископа Гермогена. «За хулу на епископа Бог не простит»,- сказал он сибирскому мужичку. Его не смущало то обстоятелество, что его выступления в защиту чести и достоинства других, могли порой множить число недоброжелателей самого владыки.

В 1912 году служение архиепископа Серафима в Кишенёве подошло к концу и он был переведён в Тверь архиепископом Тверским и Кашинским. Обобщив опыт своей деятельности в Орле и Кишинёве, архиепископ Серафим составил «Обращение к духовенству Тверской епархии по вопросу о возрождении приходской жизни», в котором он обстоятельно изложил основы своей дальнейшей архипастырской деятельности. По его глубокому убеждению, «духовное возрождение России возможно только тем путём, каким совершалось её духовное рождение. А именно: необходимо вернуться к церковно-общественной жизни древнерусского прихода, чтобы приходская община единодушно занималась не только просвещением, благотворительностью, миссионерством, но и нравственностью своих сочленов, восстановлением прав старших над младшими, родителей над детьми, воспитанием и руководством молодого поколения, утверждением христианских и православных установлений» 31. При этом владыка Серафим особо подчёркивал важную роль правящего архиерея, который должен нести основное бремя трудов по восстановлению как епархиальной, так и приходской жизни, служить примером выполнения своих пастырских обязанностей. Сказанное как нельзя более соответствует архипасторской деятельности самого владыки Серафима. Самоотверженное служение и строгая требовательность в отношении подчинённого владыке приходского духовенства не раз были причинами тяжёлых испытаний, с которыми владыке Серафиму приходилось сталкиваться в процессе своей архипасторской деятельности. Справедливости ради отметим негативную реакцию на его требовательность со стороны части местного приходского духовенства в Твери, где архиепископа Серафима застала начавшаяся в 1914 году Первая мировая война. Как архипастырь, умевший облегчать скорби людей, страдающих от войны, и как бывший русский офицер, сознававший нужды русских воинов, владыка понимал, какие неисчислимые страдания эта война несла России и её народу. Его обращения к стойкости и к милосердию, сборы пожертвований для раненых воинов, участие в мероприятиях по организации помощи беженцам и по оснащению необходимыми средствами госпиталей и санитарных поездов, призывы к епархиальному клиру вступать в ряды военного духовенства - таков далеко не полный перечень того, что было сделано архиепископом Серафимом в течение всего периода войны.

1917 год - начало страдальческого крёстного пути Русской Православной Церкви. Более всего владыка Серафим опасался того, что последовавшие за войной события революции 1917 года подорвут основы Православно-монархической государственности в России. Отречение Государя, поставившее под вопрос дальнейшее сохранение монархии в России, поддержка Св. Синодом Временного правительства как единственного законного органа верховной власти в стране - всё это не могло не вызвать отрицательного отношения святителя Серафима к происшедшим в России переменам. Обер-прокурор Временного правительства В.Н.Львов попытался создать условия для удаления с епископских кафедр церковных иерархов, казавшихся нелояльными по отношению к власти. Св. Синод не ставил вопрос об удалении архиепископа Серафима с тверской кафедры. Но его противники на проходившем в апреле 1917 года епархиальном съезде, созванном для подготовки Поместного собора, развернули яростную агитацию против владыки Серафима. Они добились принятия неканонического постановления, предлагавшего святителю Серафиму покинуть Тверскую кафедру в связи с тем, что съезд якобы не доверяет его церковно-общественной деятельности. Однако, Св. Синод в это трудное для владыки Серафима время продолжает относиться к нему как к единому правящему архирею в Тверской епархии. Поэтому Св. Синод включает его в число членов Поместного Собора и поручает ему руководство Соборным отделом «Монастыри и монашество». Захват власти в Петрограде большевиками в октябре 1917 года имел пагубные последствия для Тверской епархии и её правящего архирея. Под предлогом «борьбы с политическим реакционером за обновление общественной и церковной жизни» в Тверской епархии противники владыки Серафима прибегли к помощи большевистских властей в Твери, которые предписали выслать архиепископа Серафима из Тверской губернии. Так святитель Серафим стал первой жертвой сговора рясофорных вероотступников с богоборческой властью. Этот сговор впоследствии станет основой борьбы раскольников из среды православного духовенства с православной церковной иерархией и «на многие годы омрачит церковную жизнь России грехом доносительства и предательства».Стремясь уберечь святителя от большевистской расправы, Святейший Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора в сентябре 1917 года успел возвести архиепископа Серафима в сан митрополита и принять на заседании Св. Синода решение о назначении его на Варшавскую и Привисленскую кафедру, находившуюся на территории Польши. Но выехать к месту своего назначения ему так и не удалось: помешала гражданская война.

Как известно, с приходом большевиков к власти в октябре 1917 года гонения на Русскую Православную Церковь осуществлялись по разным, но скоординированным направлениям. Репрессии против духовенства, включая аресты, заточение в тюрьмы и концлагери свяннослужителей, а также и порой их физическое истребление, сочетались с целенаправленными усилиями разрушить Церковь изнутри. Для этого были использованы упоминавшиеся выше лица, которые выросли в православной среде и иногда даже были православными свящкннослужителями, но па самом деле по разным мотивам стремились внести в неё реформации протестанского характера. Эти лица, именовавшие себя «обновленцами», выступали за пересмотр догматов и нравоучений православной веры, священных канонов святых Вселенских соборов, православных богослужебных установок, и намеревались организовать новую «живую церковь». То, что многие руководители обновленцев являлись рясофорными агентами ГПУ, не было секретом. Достоянием гласности, например, стал подписанный митрополитом-обновленцем А.И.Введенским секретный циркуляр, обращённый к епархиальным архиреям и рекомендовавший им (в случае необходимости) обращаться к органам советской власти для принятия административных мер против староцерковников. А обновленец В.Д.Красницкий, бравировавший своим сотрудничеством с ГПУ, обессмертил себя неслыханным по цинизму поведением. В 1922 году он выступил свидетелем на суде над митрополитом Вениамином, который был приговорён к расстрелу, а после суда Красницкий обратился к ВЦИК с просьбой отсрочить исполнение этого приговора, чтобы успеть лишить приговорённого к смерти священного сана. «Выслать за контрреволюционную деятельность за пределы епархии», «просить гражданские власти принять меры против контрреволюционной агитации»,- эти слова буквально не сходили с уст «предприимчивого батюшки» Красницкого.

Во второй половине 20-х годов усилия богоборческой власти всё больше направлялись на то, чтобы вызвать раскол среди церковных иерархов или разрушить церковную жизнь с помощью обновленческих раскольников, Эти обновленцы считали своим «возглавителем» митрополита Иосифа (в миру Петровых) и именовали себя «иосифлянами». В качестве главного объекта своих нападок обновленцы избрали митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, который проводил линию на сохранение официально существующей церковной иерархии путём неизбежных компромиссов с властью. Владыка Серафим хорошо понимал опасность раскольнической деятельности обновленцев, нацеленной на подрыв основ Православия. В 1927 году он поддержал известную декларацию митрополита Сергия, впоследстви Патриарха Московского и всея Руси. Человек порядка, привыкший мыслить категориями строгой иерархии, он считал восстановление централизованной церковной власти наиболее важным делом.
В 1928 году владыка Серафим назначается на Ленинградскую кафедру для борьбы с раскольниками-обновленцами. Владыка не разделял упаднических пророчеств «иосифлян» о неизбежном «конце Православной Церкви» и уходе церковной жизни «в катакомбы», считая, что и при новой власти Церковь может функционировать без «покровительства православных государей». Важно было только сохранить «молитвенный дух паствы». Начиная с июня 1928 года, каждый вторник в етербургской Знаменской церкви владыка Серафим совершал службу с «Акафистом Преподобному и Богоносному отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу», читая Акафист наизусть. К преодолению иосифлянского раскола владыка Серафим подходил постепенно, терпеливо разъясняя в своих проповедях опасность деятельности «иосифлян» для канонического единства Русской Православной Церкви в условиях её преследования безбожной властью. В борьбе с «иосифлянами» владыка Серафим опирался на поддержку епископа Мануила (Лемешевского), прибывшего в Ленинград в апреле 1928 года по приглашению владыки. Выступления иосифлянских вождей с ультимативным требованием пересмотра Митрополитом Сергием церковной политики и управленческих полномочий, возложенных на него Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром, побуждали владыку Серафима к более решительным действиям, включая, в частности, удаление из подведомственной ему епархии некоторых сблизившихся с «иосифлянами» священнослужителей.

Митрополит Серафим в своём кабинете в Ленинграде
на фоне написанной им иконы «Спаситель в белом хитоне».

Так, например, в целях сохранения в каноническом общении с митрополитом Сергием Св. Троице-Александро-Невской лавры владыка Серафим в мае 1928 года удалил из наместников лавры Шлиссельбургского епископа Григория (Лебедева). Однако, попытки «иосифлян» вызвать раскол среди лаврского духовенства продолжались и привели к тому, что пять из семи храмов лавры стали поминать за богослужением митрополита Иосифа несмотря на то, что большинство их прихожан были на стороне святителя Серафима. Опираясь на поддержку большей части православных христиан города и сознавая необходимость действовать в рамках советских законов, владыка Серафим призывал своих пасовых мирян вступать в «двадцатки» иосифлянских храмов и добиваться там своего численного большинства. В результате все большее число контролируемых «иосифлянами» приходов возвращалось к владыке Серафиму, а потерявшие свои позиции «иосифляне» всё чаще стали обращаться за защитой к богоборческой власти, компрометируя себя в глазах православных христиан «города на Неве». В 1933 году,последнем году пребывания владыки Серафима на ленинградской кафедре, в епархии оставалось лишь два официально зарегистрированных «иосифляндских» приходских храма.

Митрополитом Ленинградским владыка Серафим прослужил пять лет, оставаясь серьёзной помехой для тех, кто вынашивал планы уничтожения Церкви в России. В Ленинградской епархии, как и по всей стране происходило с нарастающей силой ужесточение репрессивной государственной политики по отношению к Церкви, производились аресты православного духовенства, закрывались приходские храмы. Митрополит Серафим предчувствовал, что его исповедческой деятельности скоро наступит конец и его самого ждёт мученическая кончина. Когда владыке довелось увидеть доведённого до крайней степени изнеможения и скончавшегося в тюрьме архиепископа Верейского Илариона, он, видимо, понял, что ему самому не суждено будет принять архирейское погребение по церковному чину. Святитель Серафим распорядился отдать почившему исповеднику своё архирейское облачение и совершил его погребение рядом со своей резиденцией на кладбище Новодевичьего монастыря.40 За годы служения святителя Серафима в ленинградской епархии его архипастырский авторитет постоянно возрастал. Ярким свидетельством этого стало создание православными христианами города в сентябре 1930 года «Общества митрополита Серафима» при Троицком Измайловском Соборе.

Митрополит Серафим во время богослужения. 1920-е годы .

Вероятность скорого ареста святителя Серафима побудила митрополита Сергия и Временный Патриарший Св. Синод отправить его на покой. Отслужив 24 октября 1933 года в храме своей юности - Спасо-Преображенском соборе - Божественную литургию, владыка Серафим навсегда покинул свой родной город, передав свою паству митрополиту Алексию (Симанскому), ставшему впоследствии Святейшим Патриархом всея Руси Алексием I. Владыка Серафим вернулся в Москву и, подыскивая себе жильё, временно остановился в резиденции митрополита Сергия (Страгородского), находившейся недалеко от Елоховского Богоявленского кафедрального собора.

Всё это время владыка Серафим не был одиноким: рядом с ним находились две его верные келейницы монахини Воскресенского Фёдоровского монастыря Вера и Севастиана, сопровождавшие его по благословению своей игумении Арсении более семи лет вплоть до его третьего по счёту, последнего ареста. Нередко владыку Серафима посещали представители церковной иерархии, в частности, митрополит Алексий (Симанский). Он встречался также со своими друзьями, духовными детьми и родственниками.В 1936-1937 годах у владыки в Удельной жила его внучка Варвара, крёстным отцом которой он был. С большой теплотой и любовью она вспоминала своего деда: «Он был высокого роста, красив, с голубыми глазами, седой бородой, окаймляющей его лицо, в меру полный. Руки у него были очень добрые, ласковые… Каждый вечер, возвращаясь с работы, я знала, что дедушка ждёт меня, чтобы рассказать что-нибудь интересное и благословить на ночь. На стене висел большой образ Спасителя в белом хитоне, написанный дедом. Под ним стоял диван, на котором я спала» 42. 50 лет спустя, когда Варвара Васильевна, уйдя на пенсию, стала за свечным ящиком в Обыдинской церкви, она видела перед собой чудом сохранившийся в этой церкви тот самый образ Спасителя, который согревал её сердце и душу, напоминая о любимом деде.

В 1937 году митрополиту Серафиму шёл 82 год. Он страдал гипертонией, одышкой, с трудом передвигался, из дома практически не выходил. Но ясность ума была поразительная. Он имел доброе, истинно христианское сердце, мгновенно откликался на нужды ближних. До конца дней своих он оставалсяпламенным служителем Православия, оправдывая своё имя Серафим, которое в переводе на русский язык значит пламенный… В ноябре 1937 года несмотря на заступничество митрополита Сергия владыку Серафима арестовали. Он был тяжело болен и его не могли увезти в тюремном автомобиле. Тем, кто производил арест, пришлось вызвать карету скорой помощи. Всё его имущество, включая иконы, книги, рукописи, облачения, было конфисковано.

В момент ареста деда его внучка Варя находилась у матери в Москве. Об аресте деда ей сообщили на следующий день. Стараясь узнать, куда увезли её деда, она в отчаянии обошла все известные ей тюрьмы - Лубянскую, Таганскую, Лефортовскую,- но везде был один ответ: митрополита Серафима здесь нет. Позднее стало известно, что он был арестован по обвинению в «контрреволюционной монархической агитации». Как видно из материалов допросов владыки, содержащихся в «однотомнике» дела № 7154, виновным он себя не признал, несмотря на зверские истязания, которым владыка был подвергнут в тюрьме. Сохранилась эта последняя фотография владыки Серафима, сделанная в тюрьме: измождённое лицо мученика, но в этом лице такая несгибаемая сила духа, что невозможно оторвать взгляда. Есть свидетельства, что владыке Серафиму обещали сохранить жизнь, если он публично отречётся от веры и Православной церкви. Но он не отрёкся. 7 декабря 1937 года постановлением тройки Управления НКВД по Московской области он был осуждён на смерть и расстрелян 11 декабря 1937 года на месте массовых казней в подмосковном Бутово. К месту казни его, истерзанного пытками, но несломленного духом, палачи принесли на носилках…

В последние дни перед расстрелом (фото из архива КГБ).

Спустя пятьдесят лет, 10 ноября 1987 года Леонид Михайлович Чичагов был полностью реабилитирован

Тернист и многотруден жизненный путь Леонида Михайловича. Но он не был одинок на этом пути. С ним вместе по жизни шли его дочери, которых он нежно любил и сделал всё, чтобы они получили благородное воспитание, хорошее образование, хранили в чистоте нравственные традиции Православия и горячо любили своё Отечество. Их отличительной чертой была доброта и отзывчивость, милосердие и сострадание. В конечном итоге Вера, Наталия и Леонида пошли по стопам своего отца и посвятили себя служению Богу и людям. Наталия и Леонида прнняли монашество с именем Серафима, а Вера -с именем Вероника. Младшая дочь Екатерина пожертвовала своим дарованием и отказалась от профессии певицы ради благополучия своей семьи, отдав себя целиком воспитанию своих детей. До последних дней своей жизни сёстры Чичаговы сохраняли верность своим семейным узам, старались поддержать отца и друг друга в трудное время. И владыка Серафим в меру своих сил и возможностей делал всё, чтобы уберечь своих дочерей от репрессий со стороны богоборческой власти.
Посмертная реабилитация Леонида Михвйловича и издание его богословского наследия явились результатом неустанных усилий его внучкиЧёрной Варвары Васильевны, в прошлом известного учёного-химика, последовавшей на склоне своих лет примеру своего деда и матери Леониды Леонидовны, и принявшей монашеский постриг под именем Серафимы.
Как мы уже знаем, Серафима - это монашеское имя её матери и тётки. Серафим - это имя деда митрополита Серафима (Чичагова). А главное - это монашеское имя преподобного Серафима Саровского, покровителя семьи Чичаговых.
Вскоре после её монашеского пострига Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий возложил на матушку Серафиму наперсный крест и вручил ей настоятельский жезл в связис назначением её игуменией Московского Богородице-Смоленского Новодевичьего монастыря. До конца дней своих матушка Серафима беззаветно служила Господу и людям.

Игумения Серафима, настоятельница Московского Богородице-Смоленского Новодевичьего монастыря с Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием.

Прославление священномученика митрополита Серафима (Чичагова) в Храме Христа Спасителя.

С именем митрополита Серафима (Чичагова) связана целая эпоха Русской Православной Церкви. Высоко оценивая жизнь и деятельность митрополита Серафима, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II писал: «Все свои таланты, жизненный опыт, необычайную силу духа,- всю мощь своей неповторимой личности владыка отдавал на служение Богу и людям. Бескомпромиссный иерарх, борец за чистоту Православия, он на всех местах своего служения, во всех доверенных ему епархиях бесстрашно выступал на борьбу со смутой, революционными беспорядками, сектантством и расколами всякого рода. Он считал, что возрождение России возможно только путём возрождения приходской жизни, верил в торжество исконно русских начал, коренившихся в церковно-общественной жизни древнерусского прихода. Он призывал людей к любви и единению».

серафимския радости нам причастником быти.

Святитель Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 января 1856 г. в Санкт-Петербурге, в семье полковника артиллерии Михаила Никифоровича Чичагова и его супруги Марии Николаевны. Семья будущего святителя принадлежала к одному из наиболее знаменитых дворянских родов Костромской губернии, привнесшему немало замечательных страниц в анналы российской истории. В плеяду выдающихся предков святителя Серафима входили и блестящий екатерининский вельможа, знаменитый мореплаватель адмирал В. Я. Чичагов (1726 - 1809 гг.), посвятивший свою жизнь исследованиям Северного Ледовитого океана, и российский морской министр адмирал П. В. Чичагов (1765 - 1849 гг.), ставший одним из известнейших военных и государственных деятелей александровской эпохи. По причине того, что отец будущего святителя полковник М. Н. Чичагов проходил военную службу в Учебной артиллерийской бригаде, младенец Леонид принял Таинство Святого Крещения 20 января 1856 г. в храме св. Александра Невского при Михайловском артиллерийском училище. То обстоятельство, что местом вхождения будущего святителя Серафима в церковную жизнь стал храм, принадлежавший военному ведомству, оказалось весьма символичным для всей дальнейшей жизни святителя. Действительно, подобно своим предкам святитель Серафим начал свое служение Богу как служение Царю и Отечеству на поле брани, и именно это служение воина стало для него как и для его предков первым опытом самоотверженного служения Богу в миру. Следуя благословению своей семьи, отрок Леонид после нескольких лет учебы в Первой Санкт-Петербургской военной гимназии поступил в 1870 г. в Пажеский Его Императорского Величества корпус с зачислением 28 июня того же года в пажи к Высочайшему двору.

Подполковник Чичагов Леонид Михайлович, середина 1880 гг.

Годы пребывания в Пажеском корпусе позволили Леониду Чичагову не только получить фундаментальное военное и общее образование, но и узнать придворный высший свет со всеми его нередко призрачными добродетелями и часто прикрытыми светским блеском пороками. Несмотря на то, что 25 декабря 1874 г. Леонид Чичагов был произведен в камер-пажи, не придворная, а именно военная служба с присущим ей суровым, но исполненным искренности и мужественности жизненным укладом явилась предметом мечтаний 18-летнего камер-пажа. По прошествии многих лет святитель Серафим говорил: «Пажеский корпус обязан своим наставникам его традициями, утвердившимися в нем. Мы были воспитаны в вере и Православии, но если выходили из корпуса недостаточно проникнутыми церковностью, однако хорошо понимали, что Православие есть сила, крепость и драгоценность нашей возлюбленной родины».

Окончив по I разряду старший специальный класс Пажеского корпуса, 4 августа 1875 г. Леонид Чичагов был произведен по экзамену в подпоручики и в сентябре того же года направлен для прохождения службы в Первую Его Величества батарею Гвардейской Конно-Артиллерийской бригады.

Начавшаяся в 1876 г. и сопровождавшаяся общеславянским патриотическим энтузиазмом русско-турецкая война уже летом 1876 г. привела гвардейского поручика Л. М. Чичагова в состав действующей армии на Балканах и вместе с тем стала серьезным жизненным испытанием для будущего святителя. Оказавшись участником почти всех основных событий этой кровопролитной войны, произведенный на поле брани в гвардии поручики и отмеченный несколькими боевыми наградами Л. М. Чичагов неоднократно (как это, например, имело место при переходе через Балканы и в сражении под Филиппополем) проявлял высокий личный героизм. Однако, не героика войны и даже не миссия русской армии, освободившей православные славянские народы от турецкого владычества, описанию которых были впоследствии посвящены «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии 1877 г.» и ряд других замечательных историко-литературных сочинений будущего святителя, стали главными темами размышлений молодого офицера в этот период. Тема духовного смысла жизни и смерти, впервые глубоко прочувствованная еще отроком Леонидом после безвременной кончины его отца и во всей остроте поставленная перед ним войной, тема нравственного смысла страданий и самоотвержения, раскрывшаяся перед ним в подвигах русских воинов, полагавших души свои за славянских братьев, наконец, тема деятельной любви к своим братьям во Христе, которых он научил различать и под офицерскими мундирами и под солдатскими шинелями, после войны стали важнейшими побудительными началами для глубоких религиозных размышлений будущего святителя.

Промысл Божий, уберегший поручика Л. М. Чичагова от смерти и ранений на полях брани, привел его вскоре после возвращения в Санкт-Петербург в 1878 г. к встрече с великим пастырем Русской Православной Церкви св. праведным Иоанном Кронштадтским, разрешившим многие духовные вопросы молодого офицера и ставшим на все последующие годы непререкаемым духовным авторитетом для будущего святителя, который с этого времени многие свои важнейшие жизненные решения принимал лишь с благословения св. праведного Иоанна Кронштадтского.

Важным событием, ознаменовавшим дальнейшее духовное становление 23-летнего Л. М. Чичагова стал заключенный им 8 апреля 1879 г. брак с дочерью камергера Двора Его Императорского Величества Наталией Николаевной Дохтуровой. С самого начала этот блестящий брак, породнивший представителей двух известных аристократических фамилий (Наталия Николаевна являлась внучатой племянницей героя Отечественной войны 1812 г. генерала Д. С. Дохтурова) оказался весьма отличавшимся от многих великосветских браков. Памятуя о том, что христианский брак есть прежде всего малая Церковь, в которой не угождение друг другу, а тем более предрассудкам большого света, но угождение Богу является основой семейного счастья, Л. М. Чичагов сумел привнести в уклад своей молодой семьи начала традиционного православного благочестия. Именно эти начала и были положены в основу воспитания четырех дочерей Веры, Наталии, Леониды и Екатерины, которые родились в семье Чичаговых. Военная карьера Л. М. Чичагова продолжала складываться успешно и в мирное время. Получив в апреле 1881 г. производство в чин гвардии штабс-капитана, Л. М. Чичагов, как признанный специалист в артиллерийском деле, был направлен на маневры французской армии, где был представлен к награждению высшим орденом Французской Республики Кавалерийским Крестом Ордена Почетного Легиона. Вернувшись в Россию и опубликовав важную для проводившегося тогда перевооружения русской армии военно-теоретическую работу «Французская артиллерия в 1882 г.», штабс-капитан Л. М. Чичагов мог рассчитывать на дальнейшее продвижение по ступеням военной иерархии, тем более, что к этому времени он был удостоен 10 российских и иностранных орденов. Однако стремление обратить все силы своей даровитой личности на служение Богу и ближним вне сферы военной службы все более проявляло себя в жизни Л. М. Чичагова именно в этот период времени. Будучи натурой аристократически цельной и христиански жертвенной Л. М. Чичагов стремился осуществлять это служение в конкретных делах, обращенных непосредственно к Богу и ближним. Приняв на себя 31 октября 1881 г. обязанности ктитора Сергиевского всей Артиллерии Собора в селе Клеменьеве при Троице-Сергиевой Лавре, штабс-капитан Л. М. Чичагов употребил большие усилия не только на материальное обустройство этого храма, но и на развитие активной духовно-просветительской деятельности в этом большом военном приходе, на попечении которого находились тысячи российских воинов.

Научившись еще на войне глубоко сопереживать физическим страданиям раненых воинов, Л. М. Чичагов поставил перед собой задачу овладеть медицинскими знаниями для оказания помощи своим ближним. В дальнейшем значительным итогом многолетних медицинских опытов Л. М. Чичагова стала разработанная им и испытанная на практике система лечения организма лекарствами растительного происхождения, изложение которое заняло два тома фундаментального труда «Медицинские беседы».

В это же время в жизнь Л. М. Чичагова вошли и систематические богословские занятия, в результате которых не получивший даже семинарского образования офицер превратится в энциклопедически образованного богослова, авторитет которого со временем будет признан всей Русской Православной Церковью. Промысл Божий неуклонно подводил Л. М. Чичагова к подготовленному всем его предшествующим развитием решению о принятии священного сана, осуществив которое, он получал возможность не только до конца исполнить волю Божию, явленную ему тогда еще прикровенно, но и реализовать на благо Церкви многогранные способности своей незаурядной личности.

Но именно накануне этого промыслительно предустановленного решения Л. М. Чичагову пришлось испытать одно из серьезнейших искушений в своей жизни. Его горячо любимая супруга Наталия Николаевна воспротивилась решению своего мужа оставить военную службу и всецело посвятить себя служению Богу в качестве священнослужителя. Причины, подвигнувшие эту весьма благочестивую женщину к противлению благой воле своего супруга, коренились как во всем духовном укладе окружавшего ее высшего петербургского общества, так и в той весьма непростой житейской ситуации, в которой находилась семья Чичаговых в это время. Воспитанная своим супругом в убеждении всегда строго следовать исполнению своего долга перед семьей Н. Н. Чичагова в какой-то миг противопоставила этот слишком по-человечески понятный ею долг перед семьей Промыслу Божию о призвании своего мужа.

Благословивший Л. М. Чичагова на принятие священного сана св. праведный Иоанн Кронштадтский, понимая всю сложность грядущей жизненной перемены для семьи Чичаговых и очень хорошо представляя всю тяжесть бремени матушки любого настоящего пастыря, счел необходимым в личной беседе с Н. Н. Чичаговой убедить ее не противиться воле Божией и дать согласие на принятие супругом священного сана. Слова мудрого кронштадтского пастыря и данное ей благословение стать матушкой, а также верность своему грядущему священническому призванию и глубокая любовь к ней ее мужа помогли Н. Н. Чичаговой преодолеть свои сомнения, и она согласилась разделить с супругом бремя его нового служения.

15 апреля 1890 г. Высочайшим приказом Л. М. Чичагов был уволен в отставку в чине гвардии капитана и менее чем через год, уже находясь в отставке, за годы прошлой безупречной службы и «для сравнения со сверстниками» был произведен в полковники. Для Л. М. Чичагова путь к священству стал не только путем восхождения к Богу, но и путем хождения в народ, в котором ему в отличие от современных ему обезбоженных интеллигентов в качестве пастыря, а затем и архипастыря предстояло воспитывать не бунтаря и безбожника, но верного сына своего Государя и своей Церкви.

После выхода в отставку семья Л. М. Чичагова в 1891 г. переехала в Москву, и в синодальную эпоху остававшуюся православной столицей России. Именно здесь под сенью московских святынь Л. М. Чичагов стал благоговейно готовиться к принятию священнического сана. Полуторогодовому периоду вдохновенных молитвенных размышлений и томительных житейских ожиданий суждено было завершиться 26 февраля 1893 г., когда в Московском Синодальном храме Двунадесяти апостолов Л. М. Чичагов был рукоположен в сан диакона. Пресвитерская хиротония последовала через 2 дня 28 февраля в той же церкви при значительном стечении молящихся, среди которых быстро распространилась молва о необычной судьбе этого ставленника.

Насколько трудным в психологическом и нравственном отношениях был для семьи Л. М. Чичагова разрыв с родной для нее военно-аристократической средой, настолько же тяжелым оказалось вхождение новопоставленного священника Леонида Чичагова в незнакомые для него жизнь и нравы русского духовного сословия. Приписанному митрополитом Московским Сергием к храму Двунадесяти апостолов 37-летнему священнику Леониду Чичагову вместо постепенного вступления на очень сложную, но привлекавшую все его помыслы стезю служения приходского пастыря, пришлось взять на себя бремя обязанностей ктитора и благотворителя храма, которого уже многие годы не существовало, ибо в нем размещалась Синодальная ризница, и в котором отец Леонид тем не менее должен был начать свое приходское служение. Добившись перенесения ризницы их храма св. апостола Филиппа в помещения Мироварной палаты и осуществив в этом храме основательный ремонт, отец Леонид смог начать в нем свое служение лишь в ноябре 1893 г. Следует подчеркнуть, что отец Леонид был поставлен в такие условия, при которых ремонт и обустройство храма, стоившие 15 тысяч рублей, он вынужден был осуществлять на свои личные, к тому времени весьма ограниченные, материальные средства, отрывая их от своей семьи, и без того с большим трудом мирившейся с происшедшими в жизни своего супруга и родителя переменами.

Первая, весьма скромная для его возраста награда, полученная отцом Леонидом уже на поприще священнического служения - возложение на него набедренника и скуфьи - была дана именно «за усердную заботу об украшении придельной церкви во имя апостола Филиппа, что при Синодальной церкви 12 апостолов в Кремле».

Священник Серафим (Чичагов), фото 1894 г.

Испытания первого года священнического служения отца Леонида оказались усугубленными неожиданной тяжелой болезнью супруги, матушки Натальи, которая привела ее в 1895 г. к ее безвременной кончине, лишившей матери четырех дочерей, старшей из которых было 15, а младшей - 9 лет. Отец Леонид привез тело почившей супруги в Дивеево и похоронил на монастырском кладбище. Вскоре над могилой была возведена часовня, и рядом с местом погребения матушки Натальи отец Леонид приготовил место для собственного погребения, которому, впрочем, так и не суждено было принять мощи будущего священномученика.

14 февраля 1896 г. священник Леонид Чичагов по распоряжению Протопресвитера военного и морского духовенства был «определен к церкви в г. Москве для частных учреждений и заведений Артиллерии Московского Военного Округа». Это постановление священноначалия предполагало не только направление бывшего артиллерийского офицера в качестве военного священника в хорошо знакомую ему среду артиллеристов Московского военного округа, но и возложение на овдовевшего отца Леонида, имевшего на своем попечении четырех дочерей, бремени материальных затрат на воссоздание закрытого храма, в котором ему предстояло служить. Храм свт. Николая на Старом Ваганькове, в который был назначен отец Леонид, состоял при Румянцевском музее и уже более 30 лет был закрыт. Принимая на себя труды по восстановлению этого храма, отец Леонид сознавал, что являвшиеся его основной паствой военные артиллерийские чины в силу ограниченности их финансовых возможностей не смогут своими пожертвованиями полностью обеспечить оплату восстановительных работ. Поэтому, как и в случае восстановления храма свт. апостола Филиппа, пожертвования отца Леонида должны были составить значительную часть денежных средств, необходимых для обустройства храма свт. Николая.

Вновь, вместо созерцательной литургической молитвы и вдохновенной пастырско-просветительской деятельности, отцу Леониду предстояло окунуться в водоворот мелких хозяйственных забот, неизбежных при восстановлении храма без существенной помощи и поддержки. Со смирением исполняя возлагавшиеся на него приходские послушания, позволившие ему во всей полноте узнать тяжкую долю русского приходского духовенства, которое нередко несло свое служение при равнодушном отношении не только паствы, но и священноначалия, отец Леонид на всю оставшуюся жизнь приобрел столь важную для его будущего архипастырского служения способность жить проблемами приходского духовенства и сочетать строгую архиерейскую требовательность к нему с чутким отношением к нуждам своих приходских священников и их семей. Весьма показательно, что впоследствии, уже в своем слове при наречении в епископа святитель Серафим, говоря о предстоящем ему архиерейском служении, счел необходимым подчеркнуть, что сердцу епископа должны быть близки «нужды, семейная обремененность... сельского духовенства... и бесчисленные скорби младших членов клира, которые епископы обязаны облегчать».

Что же полагал в основу своей духовной жизни отец Леонид в эти исполненные дотоле неизвестных ему пастырских трудностей первые пять лет священнического служения? Очень выразительно о преобладавшем тогда в его душе умонастроении отец Леонид высказался в одной из проповедей, произнесенных им в это время в приходском храме. «В древности люди всему предпочитали молитву, и святые отцы при свидании всегда спрашивали друг друга о том, как идет или действует молитва? Действие молитвы было у них признаком духовной жизни... Действительно, молитва есть мать и глава всех добродетелей, ибо заимствует их из источника всех благ - Бога, с Которым молящийся пребывает в общении... Только молитвой можно дойти до Всемогущего Бога, ибо она есть путь к Нему».

Эта нарочитая обращенность к молитвенной жизни неизбежно влекла отца Леонида в стены монастыря, тем более, что уже несколько лет одним из важнейших послушаний в своей жизни отец Леонид считал составление «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», открывшей ему не только историю одной из замечательнейших монашеских обителей Русской Православной Церкви, но и монашеские подвиги одного из величайших подвижников Святой Руси - преподобного Серафима Саровского. Рождение замысла о составлении этой летописи, имевшей определяющее значение для всей дальнейшей жизни будущего архипастыря и отмеченной с самого начала чудесными проявлениями Промысла Божия об этом труде, отец Леонид описывал следующим образом. «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагия (в миру Параскева, Паша)... Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она были очень старая и больная), воскликнула: «Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей, прославления». Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает... На это Паша сказал: «Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный». В смущении я покинул келью старицы. После нее пошел к двум монахиням, помнившим преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрученная и с трудом передвигалась по комнате... слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при этом души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить и о преподобном. Перед отъездом в Саров я был у о. Иоанн Кронштадтского, который, передавая мне пять рублей, сказал: «Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного». Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал: «Придите за ответом через три дня». Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ: «Была у меня матушка ваша, она такая маленькая, маленькая, а с ней ангелочек приходил». Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет. «А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он?» Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца, и рассказать про беседу с о. Иоанном. Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши... и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни преподобного и последующего после кончины периода. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значения его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категоричной форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что царская семья, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялась, что и моя книга будет прочитана. Таким образом зародилась мысль о «Летописи». Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне было предоставлен архив монастыря, так же как и в Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных эпизодах жизни преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным... В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствии пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила: «Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрет». Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковии... Через два дня мы пошли вместе к Паше Она обрадовалась, увидев игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец, игумения встала и сказала: «Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть». Спустя три часа я уже служил по Параскеве первую панихиду. Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду».

Весна 1898 г. стала временем принятия отцом Леонидом окончательного решения о своей будущей судьбе. Оставив своих уже несколько повзрослевших после кончины их матери 4 дочерей на попечение нескольких доверенных лиц, призванных следить за получением ими дальнейшего образования и воспитания, отец Леонид 30 апреля 1898 г. получил отставку от Пресвитера военного и морского духовенства и летом того же года был зачислен в число братии Св. Троице-Сергиевой Лавры. Особое значение для новопостриженного иеромонаха имело наречение ему при пострижении в мантию 14 августа 1898 г. имени «Серафим».

Дочери митрополита Серафима: Вера, Леонида, Екатерина, Наталия. Начало 1900 гг.

Окончательный уход из мира за монастырскую ограду не стал для иеромонаха Серафима уходом от мирских испытаний, которые по попущению Божию обрушились на него со стороны монашеской братии. Благодатная радость, чудесным образом сопровождавшая принятие иеромонахом Серафимом монашеского сана была омрачена завистью и клеветой со стороны тех, кто должны были бы стать сомолитвенниками новопостриженного иеромонаха. В это трудное для иеромонаха Серафима время, когда он не раз обращал свои молитвы к преподобному Серафиму Саровскому, великий подвижник оказал столь недостававшую отцу Серафиму духовную поддержку через одну из своих знаменитых духовных дочерей - Наталью Петровну Киреевскую. Будучи вдовой замечательного русского православного философа Ивана Васильевича Киреевского, некогда возвращенного ею по благословению преподобного Серафима в лоно Православной Церкви, Н. П. Киреевская употребила весь свой значительный в высших церковных кругах авторитет для того, чтобы испытавшему зависть и клевету отцу Серафиму были оказаны архипастырское утешение и архиерейское заступничество со стороны высшей церковной иерархии. В своем письме от 29 ноября 1898 г. к архиепископу Харьковскому Флавиану (Городецкому) Н. П. Киреевская давала самую высокую духовную оценку личности отца Серафима и просила владыку о помощи гонимому иеромонаху.» Теперь, Владыко, обращаюсь к Вам с моей последней просьбой, - писала Н. П. Киреевская. - Как некогда в начале Вашей Монашеской жизни Господь помог мне послужить Вам, и Приснопамятный Святитель наш Митрополит Филарет оказал Вам свою отеческую милость и покровительство, так теперь молю Вас, Владыко, взять под Ваше покровительство и в Ваше Отеческое попечение моего возлюбленного о Господе Отца Серафима (в миру Леонида Михайловича Чичагова), много пострадавшего от людской злобы, все клеветы, на него возводимые, он переносит с истинно христианским смирением, я его знаю много лет и свидетельствую Вам моею совестию, что он истинный христианин и человек вполне достойный... Умирая, Владыко, я поручаю о. Серафима Вашей отеческой любви и защите».

В 1899 г. в судьбе иеромонаха Серафима, сумевшего и в это нелегкое для него время обогатить церковную литературу замечательным летописным очерком «Зосимова пустынь во имя Смоленской Божией Матери», произошла перемена. Указом Святейшего Синода 14 августа 1899 г. он был назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря с последующим возведением в сан архимандрита. Настоятельство в Спасо-Евфимиевом монастыре составило еще одну славную и вместе с тем исполненную больших жизненных трудностей страницу церковного служения святителя Серафима. Проявив твердость церковного администратора, практичность рачительного хозяина и отеческую любовь подлинного пастыря, архимандрит Серафим за 5 лет своего игуменства сумел преобразить как хозяйственную, так и духовную жизнь некогда величественного, но ко времени назначения отца Серафима пришедшего в глубокий упадок монастыря. В одном из писем архимандрит Серафим представил весьма выразительное описание своей деятельности в Спасо-Евфимиевом монастыре. «Настоящая моя обитель, древняя Лавра, лишенная миллионного состояния, без всяких средств, забытая и заброшенная, но первоклассная, представляла из себя громадное разрушенное пространство с оградой в 1,5 версты и с 13-ю падающими башнями. Знаменитая и страшная крепость, называемая ныне духовной тюрьмой, оказалась капитально не была ремонтирована около 100 лет и вмещала в себя несчастных, расстроенных психически священнослужителей, голодных и холодных, частью невинно заключенных и ожидающих такого настоятеля, который мог по своему развитию вызвать рассмотрение их дел. Не прошло 2,5 лет моего настоятельства, и обитель совершенно возродилась, я собрал до 100 тысяч на ремонт, упросил В.Саблера дать 6 тысяч на реставрацию тюрьмы и теперь Евфимиевский монастырь возрожден, тюрьма обратилась в скит, и невинные все выпущены на волю. Благодарению Господу - я мне назначенное исполнил».

Пастырскими усилиями архимандрита Серафима, ходатайствовавшего перед Святейшим Синодом, были освобождены не только невинные узники, но и около 20 сектантов, из которых 9 вернулись в лоно Православной Церкви.

Архимандрит Серафим находил время и силы не только успешно нести свое настоятельское служение, но и продолжать ставшую одним из главных дел его жизни подготовку канонизации великого подвижника Русской Земли преподобного Серафима Саровского. В 1902 г. усилиями архимандрита Серафима была переиздана, впервые вышедшая в 1896 г. «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Это второе издание «Летописи» имело особое значение для канонизации преподобного Серафима Саровского, открывая перед всей Россией величие благодатных даров Преподобного, отозвавшихся чудесным образом в жизни его многочисленных духовных чад. «Летопись» благоговейно увековечила все духовно значимые события, происшедшие в период с 1705 по 1895 гг. в монастырях Сарова и Дивеева, представила первое исчерпывающее жизнеописание преподобного Серафима Саровского, запечатлела жизненные пути и свидетельства о Преподобном таких его сподвижников и духовных чад как протоиерей Василий Садовский, М. В. Мантуров, Н. А. Мотовилов, блаженная Пелагея Ивановна Серебренникова.

И в это время служение архимандрита Серафима не оставалось без поддержки преподобного Серафима Саровского, вновь чудесным образом свидетельствовавшего ему о своем небесном покровительстве. Впоследствии святитель Серафим поведал своему духовному чаду протоиерею Стефану Ляшевскому о чудесном видении, явленном ему именно в 1902 г. «По окончании «Летописи» я сидел в своей комнате в одном из дивеевских корпусов и радовался, что закончил, наконец, труднейший период собирания и написания о преподобном Серафиме. В этот момент в келию вошел преподобный Серафим, и я увидел его как живого. У меня ни на минуту не мелькнуло мысли, что это видение - так все было просто и реально. Но каково же было мое удивление, когда батюшка Серафим поклонился мне в пояс и сказал: «Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все, что хочешь за нее». С этими словами он подошел ко мне вплотную и положил свою руку мне на плечо. Я прижался к нему и говорю: «Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас». Батюшка Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидимым. Только тогда я сообразил, что это было видение. Радости моей не было конца».

Постоянно ощущавший духовную поддержку Преподобного, архимандрит Серафим решился предпринять казавшийся некоторым его собратьям по духовному сословию дерзостью шаг с целью поставить, наконец, вопрос о канонизации преподобного Серафима Саровского в Святейшем Синоде. Сознавая, что не только всемогущий обер-прокурор Синода. П. Победоносцев, но и некоторые архиереи являлись категорическими противниками канонизации Преподобного, архимандрит Серафим решился обратиться с просьбой поставить вопрос о канонизации в Святейшем Синоде непосредственно к Государю Императору Николаю II, являвшемуся в соответствии с Основными Законами Российской Империи «верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры». Знание высшего петербургского света, личное знакомство с Императором позволили архимандриту Серафиму добиться аудиенции, а благочестие Государя, глубокое впечатление, которое произвела на него «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», привели к тому, что. П. Победоносцеву, вскоре вызванному на прием к Государю, было объявлено о необходимости незамедлительно поставить вопрос об организации открытия мощей преподобного Серафима Саровского на заседании Святейшего Синода.

Искреннее участие Государя в деле, представленном ему архимандритом Серафимом, не только избавило будущего святителя от кар, которые бы не преминул воздвигнуть на него обер-прокурор, но и вынудило последнего не препятствовать Святейшему Синоду в изучении вопроса о канонизации преподобного Серафима. Тем не менее, авторитет П. Победоносцева для членов Синода был столь бесспорен, что лишь митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) решился поддержать идею об открытии мощей Преподобного. И все же по настоянию Государя в августе 1902 г. комиссией во главе с будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским), в которую входил и архимандрит Серафим, было осуществлено предварительное освидетельствование мощей преподобного Серафима. 29 ноября 1902 г. во исполнение Высочайшего повеления, возлагавшего на архимандрита Серафима «заведование всеми подготовительными мерами по возведению помещений для приюта той массы богомольцев, которая, по всем вероятиям нахлынет к месту прославления Отца Серафима», ему пришлось взять на себя большую часть организационно-хозяйственных мероприятий, связанных с канонизацией Преподобного.

29 января 1903 г. произошло событие, которого в это время с нетерпением и надеждой ожидали не только архимандрит Серафим и другие участники торжественного открытия мощей преподобного Серафима Саровского, но и многие верные чада Русской Православной Церкви, которые уже сподобились приобщиться к молитвенному почитанию Преподобного, сопровождавшемуся многочисленными чудотворениями. Святейший Синод принял деяние, на основании которого Саровский старец Серафим причислялся к лику святых Русской Православной Церкви.

Приняв активное участие в различных торжественных мероприятиях в связи с канонизацией преподобного Серафима Саровского 17-19 июля 1903 г. в Сарове, свой окончательный вклад в его прославление архимандрит Серафим внес несколько позже, составив замечательный акафист Преподобному, обогативший русскую традицию церковной гимнографии. Так завершилось одно из самых значительных для архимандрита Серафима деяний его церковного служения, в котором великий подвижник и чудотворец Русской Церкви, преподобный Серафим Саровский оказался прославленным во многом благодаря молитвенным и пастырским трудам будущего святителя Русской Церкви, священномученика Серафима.

В 1903 г. в связи с предстоящим 500-летием со дня кончины Небесного Покровителя монашеской обители, где настоятельствовал архимандрит Серафим, преподобного Евфимия Суздальского отцу Серафиму довелось составить его житие.

Священноначалие высоко оценило заслуги архимандрита Серафима и как настоятеля возрожденного им Спасо-Евфимиева монастыря, и как замечательного агиографа подвижников иноческого благочестия, и 14 февраля 1904 г. архимандрит Серафим был назначен настоятелем одной из семи ставропигиальных обителей Русской Православной Церкви - Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Проведя всего лишь год в Воскресенском монастыре, архимандрит Серафим запечатлел свое игуменство реставрацией знаменитого Воскресенского собора.

Однако Промыслом Божиим отцу Серафиму уготовано было новое церковное служение, возможно, самое трудное для священнослужителей Русской Церкви в наступившем в это время и ознаменовавшем свое начало обилием духовных и исторических смут XX столетия. 28 апреля 1905 г. в Успенском соборе Московского Кремля будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) в сослужении епископов Трифона (Туркестанова) и Серафима (Голубятникова) была совершена хиротония другого будущего священномученика архимандрита Серафима в епископа Сухумского. Накануне, при наречении в епископа, происходившем в Мироварной палате, здание которой было связано с первыми годами пастырского служения отца Серафима, будущий святитель произнес слово, содержавшее в себе по-человечески искренне прочувствованную и по-христиански глубоко осмысленную характеристику всего его предшествующего жизненного пути и в то же время заключавшее в себе почти пророческое прозрение о смысле его будущего епископского служения и неотвратимости его мученического венца. «Неисследимы пути Провидения Божия» (Рим. 11, 33), предопределяющие пути человеку, - говорил святитель Серафим. - ...Хотя я никогда не забывал молитвенно простирать руки к Богу в надежде на Его милосердие и всепрощение, но мог ли себе представить, что мой первоначальный светский путь, казавшийся естественным и вполне соответственным моему рождению и воспитанию, продолжавшийся так долго и с таким успехом, не тот, который мне предназначен Богом? И как я должен был убедиться в этом? Несомненно, путем испытаний и скорбей. Испытав с восьмилетнего возраста сиротство, беспомощность и убедившись в необходимости проложить себе путь собственным трудом и многолетним учением, я по окончании образования еще в молодости прошел чрез все ужасы военного времени, подвиги самоотвержения, но сохраненный в живых дивным Промыслом Божиим, продолжал свой первоначальный путь, претерпевая многочисленные и разнообразные испытания, скорби и потрясения, которые окончились семейным несчастием - вдовством. Перенося столько скорбей, я вполне убедился, что этот мир, который так трудно перестать любить, делается через них нашим врагом, и что мне предопределен в моей жизни особенный тернистый путь... Несмотря ни на какие препятствия, поставленные мне миром, я исполнил святое послушание и сначала принял священство, а по вдовстве - монашество. Долго я переносил осуждения за эти важные шаги в жизни и хранил в глубине своего скорбного сердца истинную причину их. Но, наконец, Сам Господь оправдал мое монашество в ближайшем моем участии в прославлении великого чудотворца преподобного Серафима. Ныне по всеблагой воле Божией я призываюсь на высокое служение в Церкви Христовой в сане епископа... Небезызвестны мне обязанности епископа и сопряженные с этим саном скорби. Не епископам ли прежде всех сказал Иисус Христос в лице Своих Апостолов: В мире скорбны будете, якоже от мира несте, но Аз избрал вы от мира, сего ради ненавидит вас мир? (Ин. 16, 33)... в наши трудные и лукавые дни голос святителей заглушается голосами и криками главарей разнообразных сект, проповедников бесчисленных вер, отрицаний и новых путей, а за последнее время сторонников беспримерного в истории безумия, христианства без Христа и человеколюбия без имени Божия. Современный дух, враждебный Церкви и государству, религии и нравственности, настолько силен, что епископы обречены на неустанную, многостороннюю борьбу. Кого не ужасает современное стремление образованного общества соделать православный русский народ равнодушным к вере и жизни вечной и, таким образом, наложить на него иго худшее татарского, которое, как известно, стесняло нашу веру, но не уничтожало ее? Как тогда Россия была избавлена от этого тяжелого ига молитвами и подвигами святителей и преподобных, так верую, что и ныне никто иной не может спасти ее от великой скорби, кроме поставленных пасти Церковь Господа и Бога и обязанных говорить, увещевать и обличать со всякою властию».

Архиепископ Серафим (Чичагов), фото 1912 г.

Уже первое место епископского служения Сухумского святителя Серафима, древняя православная Иверская земля, стала для него местом испытаний в связи с событиями, которые наступили в результате революционной смуты, разразившейся в России. С этого времени и до конца его дней архиерейского служение оказывалось для святителя Серафима неразрывно связанным с мужественным стоянием за чистоту Православной веры и единство Русской Церкви, которое священномученик Серафим, будучи продолжателем воинской славы своих доблестных предков, осуществлял уже в качестве воина Христова на поле духовной брани.

6 февраля 1906 г. святитель Серафим был направлен на Орловскую кафедру, где ему предстояло проявить себя в качестве ревностного устроителя епархиальной жизни. Ко времени прибытия святителя Серафима в Орел положение дел в области епархиального управления и духовного образования в этой епархии требовало значительного улучшения. В одном из своих писем, написанных вскоре после прибытия в Орловскую епархию, святитель Серафим дал следующую весьма красноречивую характеристику проблем, с которыми ему пришлось встретиться на новом месте служения: «Я нашел в Орле столько дел после бездействия преосв. Кириона и его подозрительной тактики, что вот скоро 2 месяца, работая день и ночь, не могу сладить с путаными следствиям, бесчисленными ставленниками и проч. С бумагами не кончаю раньше 3 - 4 ч. утра ежедневно. Служу 3 - 4 раза в неделю по будням, чтобы только отпустить ставленников... Слышал я, что Орловская епархия одна из самых трудных и неустроенных, но не воображал, что центральная русская епархия может быть в таком запущении и неустройстве во всех отношениях... Но я хотел бы очень остаться здесь надолго и добиться переустройства епархии. Надо же русскую губернию привести в порядок. Больно видеть это... В первый раз я соприкасаюсь с Семинарией... Никакого понятия не имеют о воспитании, педагогике и влиянии на юношество. Нет ни власти, ни прямоты, ни самостоятельности в начальстве. Юношество никогда не может уважать слабость, лицемерие, скрытность и бесхарактерность».

Именно на Орловской кафедре святитель Серафим пришел к ставшему определяющим всю его дальнейшую архипастырскую деятельность убеждению, что полнокровное развитие епархиальной жизни возможно лишь на основе активно действующих приходских общин. Впоследствии это свое убеждение святитель формулировал следующим образом: «Духовное... возрождение России возможно только тем путем, каким совершалось ее духовное рождение. А именно: необходимо вернуться к церковно-общественной жизни древнерусского прихода, чтобы приходская община единодушно занималась не только просвещением, благотворительностью, миссионерством, но и нравственностью своих сочленов, восстановлением прав старших над младшими, родителей над детьми, воспитанием и руководством молодого поколения».

Уже в 1906 г., претворяя в жизнь Постановление Святейшего Синода от 18 ноября 1905 г. об устроении и возрождении приходской жизни, святитель Серафим организовал в храмах своей епархии приходские советы, в обязанности которых наряду с обеспечением условий для нормального развития пастырско-литургической и административно-хозяйственной жизни приходов должно было входить разрешение всей совокупности духовно-просветительских и социально-благотворительных задач, стоявших перед приходами, и прежде всего - создание больниц, библиотек, школ и других образовательных учреждений. Последствия этой активной деятельности святителя Серафима не замедлили проявиться в жизни вверенной ему архипастырскому попечению епархии, и вскоре после своего назначения на Орловскую кафедру в одном из своих писем он с удовлетворением отмечал: «С 1-го февраля, со дня моего приезда в Орел, я еще не спал ни одной ночи как следует. Бью набат, стремясь к скорейшему возрождению приходской жизни. Веду беседы с миром и клиром по городам и в залах Думы. Последствия прекрасные. Трудно поднимать духовенство, но мир поможет, если епископы будут жертвовать собой».

Та жертвенность епископов, о которой писал святитель Серафим, была свойственна прежде всего ему самому, поэтому его деятельность как среди орловского епархиального духовенства, так и среди всего русского епископата, встречала все большее признание и уважение. Свидетельством все возраставшего авторитета святителя Серафима в качестве епархиального владыки стало назначение его в 1907 г. присутствующим членом Святейшего Синода.

Епископы Гермоген (Долганов), Назарий (Кириллов), Серафим (Чичагов)

и Евфимий (Елиев) в архиерейском доме.

Однако надеждам святителя Серафима на то, что его многолетнее пребывание в столь полюбившейся ему Орловской епархии позволит осуществить его замыслы по возрождению в ней церковной жизни, не суждено было сбыться. Святейший Синод счел необходимым поручить святителю Серафиму управление епархией, в которой церковные дела находились в еще более сложном положении, нежели это имело место в Орловской епархии ко времени прибытия туда владыки Серафима, и 16 сентября 1908 г. был принят указ о его назначении на Кишиневскую кафедру. Вновь, как это уже неоднократно бывало в жизни святителя Серафима, успешно начав очередное церковное деяние, он не имел возможности непосредственно участвовать в его завершении.

С глубокой душевной болью покинув Орловскую кафедру, святитель Серафим 28 октября 1908 г. прибыл в Кишиневскую епархию, состояние которой превзошло самые худшие ожидания Владыки. Вот как описывал в одном из своих писем святитель Серафим печальную картину епархиальных дел, представшую перед его взором в новой епархии: «Огорчаюсь южанами, как у них все церковное пало, обрядность пропала, пение еще по нотам Бахметева и все исковеркано, - писал владыка Серафим. - Ужас в том, что изменить мне невозможно, тут регент - соборный священник, любимец всего города, ничего не понимающего в пении, и он преподаватель во всех учебных заведениях. Во всем городе один архиерейский хор. Причт соборный из академиков-законоучителей. Собор без прихода, очень бедный, и ничего не могу поделать, так что у меня нет и ключаря в помощь, ибо он законоучитель. Словом, не встречал нигде такой обстановки в России и стою в тупике, потому что выхода нет решительно никакого. Вторая беда - молдаване в селах не говорят по-русски, в монастырях - тоже, так что мне ездить по епархиям все равно так же ужасно, как было на Кавказе».

Тяжелым испытанием для владыки Серафима вскоре после его переезда в Кишинев стала кончина в декабре 1908 г. св. праведного отца Иоанна Кронштадтского, все эти годы продолжавшего оставаться духовным отцом святителя. Пастырские наставления и молитвенное предстательство св. праведного Иоанна Кронштадтского в течение всего периода священнослужения святителя Серафима являлись важнейшими началами становления его как пастыря, а затем и архипастыря Русской Православной Церкви, помогали преодолевать ему многочисленные духовные искушения и житейские невзгоды, которыми изобильно исполнена жизнь каждого, достойного священнослужения. Лишь позднее, весной 1909 г. владыке Серафиму довелось «поклониться могиле... дорогого батюшки отца Иоанна», который с этого времени подобно св. преподобному Серафиму Саровскому стал оказывать покровительство своему духовному чаду, предстоя пред Престолом Всевышнего в мире горнем.

Однако грех уныния всегда преодолевался святителем Серафимом, замечательно сочетавшим в себе столь свойственные русским образованным людям духовную впечатлительность и сердечную искренность со столь несвойственными русским интеллигентам мужественной волей и личной ответственностью. И основой для преодоления этого ставшего глубоким пороком русской духовно-исторической жизни в XX веке греха уныния у святителя Серафима были искренняя христианская вера и исполненная духовной трезвости молитвенная жизнь. Весьма показательно, что на рубеже трудных для него 1908-1909 гг., пережив потери близких ему людей и оказавшись в почти полном духовном одиночестве в окраинной епархии, святитель Серафим смог почерпнуть для себя новые духовные силы в активной молитвенно-литургической жизни, которая ознаменовала его появление в Кишиневской епархии, и в которой особое место занимало почитание чудотворной Гербовецкой иконы Божией Матери. Совершая в течение всех лет своего пребывания в Кишиневской кафедре еженедельные службы с акафистами перед чудотворным образом знаменитой в Бессарабии иконы, святитель Серафим не только вызвал значительный подъем молитвенного энтузиазма в своей пастве, но и обрел для себя столь недостававшие ему в это тяжелое время душевный покой и архипастырское вдохновение.

Начав восстановление церковной жизни в Кишиневской епархии с уже оправдавшей себя в Орловской епархии деятельности по возрождению активных приходов путем создания церковно-приходских советов, святитель Серафим обнаружил, что запустение приходской жизни в Бессарабии сочеталось со стремлением приходского духовенства определять в выгодном для него направление деятельность епархиального архиерея. «Мой предшественник, - писал святитель Серафим, - приучил бессарабское духовенство обходиться без архиерея, так что оно совершенно устроилось автономно, получило выборное начало, распоряжается соборно во всех учреждениях, и епископ только подписывает их желания и мысли, изложенные в журналах». Указав представителям приходского духовенства, что не борьба за власть в епархиальном управлении, а окормление своей приходской паствы являлось их главным служением, святитель Серафим вынужден был во многом взять на себя оставленное приходскими батюшками бремя духовно-просветительской деятельности на приходах. На протяжении всех лет своего пребывания на Кишиневской кафедре владыка Серафим неутомимо посещал практически все приходы своей епархии, вдохновляя своим архипастырским примером погрузившееся в требоисполнительскую рутину и подчас полностью утерявшее литургическое благочестие приходское духовенство.

Трехлетняя созидательная деятельность святителя Серафима на Кишиневской кафедре не только привела к подлинному преображению епархии, но и получила самую высокую оценку как в Святейшем Синоде, так и у Государя. И может быть наилучшей характеристикой содеянного владыкой Серафимом в Кишиневской епархии стал Высочайший Указ Государя Святейшему Синоду от 16 мая 1912 г., обращенный к святителю. «Святительское служение ваше, отмеченное ревностью о духовно-нравственном развитии преемственно вверявшихся вам паств, - говорилось в Высочайшем Указе, - ознаменовано особыми трудами по благоустроению Кишиневской епархии. Вашими заботами и попечением множатся в сей епархии церковные школы, усиливается проповедническая деятельность духовенства и возвышается религиозное просвещение православного населения Бессарабии. Особого внимания заслуживают труды ваши по устройству в гор. Кишиневе Епархиального Дома и связанных с ним просветительских и благотворительных учреждений. В изъявление Монаршего благоволения к таковым заслугам вашим Я... признал справедливым возвести вас в сан Архиепископа. Поручая Себя молитвам вашим, пребываю к вам благосклонным. Николай».

Отличавшийся замечательным даром проповедничества святитель Серафим нашел возможным издать в Кишиневе две книги своих проповедей, произносившихся им на протяжении всего периода священнослужения. Исполненные высокого пастырского вдохновения и обращенные, как правило, к самым насущным вопросам современной святителю эпохи эти проповеди сразу же после опубликования стали незаменимым подспорьем как для проповедывавших священников Кишиневской епархии, так и для последующих поколений русских пастырей.

Проповедническая деятельность святителя Серафима как, впрочем, и все его архипастырское служение были обращены не только на обустройство церковной жизни, но и на преодоление тех разрушительных духовных и общественных соблазнов, которыми была исполнена российская действительность в начале XX века. Мучительно переживая все усиливавшийся на его глазах отрыв образованной части русского общества от традиционных, основанных на православной вере духовных и исторических начал русской жизни, святитель Серафим сурово обличал в своих проповедях духовную слепоту тех, кто присваивал себе право выступать в качестве новых «вождей» и «пророков» для ставшего им чуждым русского народа. «Не видим ли мы в наше бездарное время, - говорил святитель Серафим, - новых писателей и публицистов, не способных ни на какой серьезный, самостоятельный и талантливый труд, но болезненно стремящихся стать во главе современного заблуждения общества хотя бы своим крайним направлением, вполне безнравственным и безрелигиозным. Пользуясь своим воображаемым правом, будто бы общепризнанным и вполне авторитетным, они занимаются обличениями, даже бичеваниями свободным печатным словом и суждениями о вещах им недоступных, как о религии, о христианстве, а в особенности о Православии и добродетелях... В попытке угодить всем они преклоняются даже перед обычаями мира, научными заблуждениями и теоретическими отрицаниями и легко снисходят ко всякой лжи, как бы она ни была вредна и преступна».

Принадлежа по своему происхождению к сословию, которое веками вело русский народ по пути созидания великой российской государственности, и являясь по своему служению представителем церковной иерархии, которая веками взращивала в народной душе идеал Святой Руси, святитель Серафим прозорливо усматривал в увлекавшей за собой русский народ обезбоженной революционной интеллигенции лишь разрушителя российской державы и растлителя русской души. «Те, неверующие, которые получают власть, новые права и наибольшую свободу от земных царей, расточают это достояние еще с большим вредом для себя и, в особенности, для ближних, для своего народа. Они расточают данные им права и власть для задуманной ими борьбы с религией, Богом установленной властью, с упорством неповрежденного в вере народа, с прежними законами, с христианскими понятиями о собственности, о свободе, об обязанностях перед Богом, старшими, родителями и своими ближними. В народе, объединенном религией и преданностью к Помазаннику Божию, они производят раскол, который проникает во все учреждения, школы, семьи, даже на улицы, в газеты, гибнет благосостояние народа, обесценивается труд, создаются сотни тысяч бедствующих, голодающих, которых они приветствуют почтенным, по их лицемерию, наименованием «пролетариат».

Глубоко пережив революционную смуту 1905-1907 гг., которая вызвала к жизни многочисленные общественно-политические организации, предлагавшие России самые разнообразные пути ее дальнейшего развития, владыка Серафим счел для себя возможным принять участие в деятельности «Союза русского народа», программные декларации которого находились в наибольшем созвучии с традиционными идеалами русской государственности, на которых был с детства воспитан будущий святитель. Произнося 21 декабря 1908 г. проповедь во время освящения хоругвей, принесенных членами «Союза русского народа» в кафедральный собор, владыка Серафим ясно выразил свое понимание той политической деятельности, которую должна была вести эта самая влиятельная в Бессарабии общественно-политическая организация. «Возлюбленные братья! - говорил святитель Серафим. - Сердце мое всегда преисполняется радостным чувством, когда я вижу представителей «Союза русского народа», шествующих со священными хоругвями и направляющихся для молитвы в храмы... Ведь вы принесли сюда для благословения не мечи, необходимые для людей, готовящихся к брани и вражде, а свои священные хоругви для окропления и освящения! А что такое хоругвь? Это знамя Христовой победы, которое мы привыкли видеть в деснице Воскресшего из мертвых, восставшего из гроба и возвещающего победу над адом Сына Божия. Это знамя победы не мечом, а правдой и любовью... Сзывайте же народ на мирную борьбу с распространившемся злом в Отечестве, на защиту веры православной, для объединения под сенью храмов, и тогда он на своих могучих плечах высоко поднимет Помазанника Божия, русского Царя, и снова воссияет сила русская, создавшая великое государство не многочисленным войском, не золотом, а единственно крепкой верой в Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа».

Последний год пребывания на Кишиневской кафедре был ознаменован для святителя Серафима участием в весьма драматичных событиях, происходивших в это время в Оптиной пустыни. Как признанному знатоку и ревнителю традиций монашеской жизни владыке Серафиму было поручено Святейшим Синодом провести расследование поступивших в Синод сообщений о якобы имевших место нестроениях в духовной и хозяйственной жизни Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни. Прибыв в Оптину пустынь 30 декабря 1911 г. и отслужив воскресную литургию в монастырском храме, святитель Серафим целый день провел в Иоанно-Предтеченском скиту в общении со скитоначальником старцем Варсонофием, который упоминался в поступивших в Синод сообщениях в числе насельников монастыря, нарушавших монашеское благочиние. Подробности бесед будущего священномученика епископа Серафима с будущим преподобным игуменом Варсонофием, столь схожими между собой по тому жизненному пути, который предшествовал их вступлению на стезю священнослужения, остались незамеченными. Хотя безусловно вопрос об обвинениях, которые возводились на старца Варсонофия его недругами перед лицом Святейшего Синода, являлся одной из основных тем их многочасового общения, имевшего место как в монастырском храме, где они соборне отслужили молебен преподобному Серафиму Саровскому, так и в келии старца Варсонофия, где они вели уединенную беседу. Являвшийся одним из наиболее близких старцу Варсонофию его духовных чад отец Василий Шустин оставил следующее описание событий, предшествовавших приезду в скит святителя Серафима, и его участия в расследовании этих событий. «Нашлись люди, которым мудрость батюшки не давала жить, и враг не дремал, - писал отец Василий. - Поселился в скиту некто Митя Косноязычный из гор. Козельска. Был он пьяница и тайно развращал монахов, Батюшка не мог этого терпеть и выселил его из скита. Сейчас же против Батюшки открыто ополчился целый легион... В Оптину приехала одна из женщин петербургского религиозно-политического кружка графини Игнатьевой и собрала против Батюшки все обвинения, какие только можно было измыслить: что Батюшка вольнодумен, что он любит роскошь, ибо украшает свою келью цветами, что он вольно обращается с женщинами, что он плохо управляет скитским имуществом, берет себе деньги с богомольцев. Приезжавший в Оптину епископ Серафим (Чичагов) обелил Батюшку, но дело его отзыва из Оптиной уже было где-то решено. О. Варсонофий должен был покинуть скит... Я как раз к этому времени приехал в Оптину. Батюшка встретил меня с радостью, поведал мне о своих обстоятельствах».

Выяснив безосновательность обвинений, возводившихся на старца Варсонофия его недоброжелателями, и высоко оценив духовный опыт оптинского скитоначальника, святитель Серафим стал убеждать старца принять настоятельство в одном из крупных монастырей, духовная жизнь в котором требовала руководства опытного наставника. Как вспоминал сам старец Варсонофий: «Когда епископ Серафим вздумал перевести меня из Оптиной, то сказал, что надо о. Варсонофию дать более обширный круг деятельности, а то он в скиту совсем закиснет». Через несколько месяцев старец Варсонофий был возведен в сан архимандрита и направлен настоятелем в древний Старо-Голутвин монастырь в Московской епархии.

В то же время святитель Серафим, будучи строгим блюстителем традиций древнего монастырского благочестия, счел недопустимым постоянное проживание в стенах монастыря мирян, даже если они имели своими духовниками оптинских старцев. Весной 1912 г. после доклада владыки Серафима в Святейшем Синоде был принят синодальный указ, регламентировавший некоторые стороны монастырской жизни в Оптиной пустыни и, в частности, не допускавший постоянное проживание в ней мирян. Религиозный писатель С. А. Нилус, вынужденный в связи с синодальным указом покинуть монастырь, был склонен упрекать в излишней жестокости святителя Серафима, указавшего С. А. Нилусу на недопустимость его проживания в Оптиной пустыни в связи с дающими повод к соблазну обстоятельствами его семейной жизни, которые в свое время послужили архиепископу Антонию (Храповицкому) основанием для отказа С. А. Нилусу в священнической хиротонии. Стремившийся поддержать непререкаемым авторитет Оптиной пустыни, святитель Серафим не счел возможным в вопросе об удалении мирян из Оптиной пустыни делать исключение даже для такого известного, имевшего могущественных покровителей при дворе религиозного писателя как С. А. Нилус.

В 1912 г. служение архиепископа Серафима на Кишиневской кафедре подходило к концу. Однако духовно выразительное указание на место нового служения было дано святителю тремя годами раньше, когда 12 июня 1909 г. владыка Серафим присутствовал на торжественном восстановлении церковного почитания св. благоверной великой княгини Анны Кашинской в Тверской епархии. Приняв деятельное участие в подготовке синодального указа о восстановлении почитания великой подвижницы Русской Православной Церкви, святитель Серафим с благоговением принял в дар от Тверской епархии икону св. Анны Кашинской с частицей ее мощей и перевез ее в Кишиневскую епархию, где икона была помещена в храме Измаильского Свято-Успенского монастыря и прославилась неоднократными чудотворениями. В 1912 г. Тверская епархия приняла к себе на архипастырское служение именно святителя Серафима, в духовной жизни которого тверские святыни имели в эти годы особое значение, и который определением Святейшего Синода был назначен архиепископом Тверским и Кашинским.

Положение в церковной жизни Тверской епархии обстояло значительно лучше, нежели во всех тех епархиях, в которых святителю Серафиму приходилось служить раньше. Поэтому важный опыт возрождения приходской жизни, который владыка приобрел в течение предшествующих лет епископского служения мог быть реализован в Тверской епархии во всей полноте, тем более, что принятое в 1914 г. Святейшим Синодом положение о новом приходском уставе, во многом соответствовало основным представлениям святителя Серафима о развитии приходской жизни. В связи с этим весьма показательно, что составленное владыкой Серафимом как обращение к епархиальному духовенству, но по глубине своего содержания более напоминавшее сочинение по пастырскому богословию послание «О возрождении приходской жизни» было написано им именно в период пребывания на Тверской кафедре.

Глубоко убежденный в том, что все церковные преобразования должны начинаться с преображения пастырского облика церковной иерархии, святитель Серафим подчеркивал в своем послании ответственность приходского духовенства в деле возрождения приходских общин. «Насколько возрождение приходов требует улучшения нравственности народной, - писал владыка Серафим, - настолько оно в зависимости от возрождения пастырства. Прежде всего эта реформа состоит в возрождении сознания, духа и деятельности в пастырях, без которых не может проникнуть в жизнь прихожан ничего истинного, духовного, благодатного и нравственного».

Не только хорошо знавший как архипастырь, но и непосредственно переживший как приходской батюшка социальную приниженность духовенства владыка Серафим всегда стремился пробудить в приходском духовенстве то чувство общественного достоинства, которое он воспринял с детских лет благодаря своему подлинно аристократическому воспитанию, и без которого, по его мнению, духовенство было обречено находиться на обочине не только общественной, но и приходской жизни. «Обидно слышать, что в пастырях скрывается такое несправедливое чувство, будто бы бедность и приниженность духовенства, презрение к нему общества... заглушает в священнике благородные чувства. Никогда с этим не соглашусь... Общество презирает только недостойных. Надо же, наконец, понять, что общество, народ нуждается в нас, ищет хороших пастырей, скорбит, когда не находит, и вправе же оно требовать, чтобы духовенство было духовно. А если оно не духовно, то, разумеется, никому не нужно... во избежании печальной возможности стать отверженниками мира мы должны проститься с нашей ленью, апатией и равнодушием, начать интересоваться назревшими вопросами времени; должны чутко прислушиваться к ним, освещать яркими лучами Христова учения и в этом освещении удовлетворять естественной пытливости наших прихожан, ожидающих от нас авторитетного руководства в духовной жизни».

Ставший авторитетным православным богословом благодаря своему постоянно углублявшемуся богословскому самообразованию и в то же время как правящий архиерей, руководивший несколькими епархиальными семинариями, святитель Серафим прекрасно знал, что схоластическая рутина провинциальных духовных семинарий нередко препятствует формированию в них подлинно православных пастырей. «Если духовная школа, - писал владыка Серафим, - в свое время не успела создать из нас опытных и искренних руководителей в религиозно-нравственной жизни народа, если на пути к этой цели ею и допущены были пробелы, то кто же или что препятствует нам заполнить эти пробелы собственною работою над своим самоусовершенствованием, над приобретением широкого опыта, необходимых сведений и знаний... Путь самообразования, широкого развития своих духовных сил и способностей чтением книг религиозно-нравственного содержания, приобретения необходимой в нашем звании духовной опытности и зрелости - этот путь ни для кого не закрыт».

Однако, менее, чем кто-либо в церковной иерархии святитель Серафим был склонен разделять распространившийся среди рационалистически мыслящего духовенства предрассудок, что священник должен выступать в своей приходской общине лишь как религиозный просветитель и организатор приходской благотворительности. Являясь духовным чадом великого молитвенника Русской Православной Церкви св. праведного Иоанна Кронштадтского и рассматривая молитвенно-литургическое благочестие как идеал для всех православных христиан, владыка Серафим полагал в основу деятельности приходского батюшки молитвенно-евхаристическую жизнь. «Непрестанно молитеся», - вот заповедь Апостольская и данная не одним монахам, а и пастырям, и всем христианам, - подчеркивал святитель Серафим. - ...Высшая академия для пастыря - это угол, в котором весит икона и теплится лампада. В беседе с Богом научится пастырь непреложным истинам и правде как о настоящей, так и будущей жизни».

Подробнейшим образом формулируя и разрешая в послании «О возрождении приходской жизни» конкретные духовно-нравственные и административно-хозяйственные задачи, стоявшие как перед епархиальными архиереями, так и перед приходскими священниками, владыка Серафим подчеркивал невозможность решения этих задач без активного привлечения к этой деятельности через приходские советы широкого круга православных мирян. «Приходской совет, - писал владыка Серафим, - нужен не для совещаний о христианских истинах, проводником которых является пастырь, а для совещаний о применении известных мероприятий, при данных обстоятельствах и условиях жизни имеющих великую христианскую задачу - возродить в общине стремление к соблюдению заповедей Божиих и церковных постановлений, к упорядочению отношений детей к родителям, богатых и сытых к бедным и голодным, к искоренению пороков в членах общины и к просвещению людей. Мероприятия эти, обдуманные вместе с приходским советом, пастырь может провести в жизнь только при помощи членов совета, а не единолично».

При этом владыка Серафим отмечал, что в современных условиях необходима активная роль женщины в жизни приходских общин. «Женщина... всегда с большой охотой отзывается на доброе дело, - указывал святитель, - так что ни один храм Божий не созидается и не украшается без участия женщины. Они всегда были и будут в этом отношении первыми... Весьма желательно участие женщин в делах приходских советов, где они могли бы заведывать делами благотворительности и нести другие, наиболее свойственные им обязанности».

И все же основное бремя трудов по восстановлению как епархиальной, так и приходской жизни, по мнению святителя Серафима, следует брать на себя правящему архиерею. «Начало возрождения приходской жизни должно исходить от епископа, - подчеркивал владыка Серафим. - Если последний не объединится со своими помощниками-пастырями, то они не объединятся между собой и прихожанами; если епископ не проникнется этой идеей возрождения прихода, не будет сам беседовать во время объезда епархии с пастырями, давать им подробные практические указания, не станет с полным самоотвержением переписываться с недоумевающими священниками, сыновне вопрошающими архипастыря в своих затруднениях... оживление не произойдет и новое жизненное начало не проникнет в наши омертвелые общины».

Содержащаяся в вышеприведенных словах святителя характеристика обязанностей правящего архиерея как нельзя более соответствует архипастырской деятельности самого владыки Серафима на всем протяжении его служения и, в особенности, в период пребывания на Тверской кафедре. Но, возможно, это самоотверженное служение и строгая архипастырская требовательность в отношении подчиненного владыке приходского духовенства стали причинами тяжелых испытаний, которые предстояло пережить святителю Серафиму в период революционных потрясений 1917 г. на столь радушно встретившей его Тверской земле.

Предвестием испытаний гражданской смуты для святителя, также как и для всей России стала начавшаяся в 1914 г. первая мировая война, на которую владыка отозвался не только как архипастырь, умевший облегчать скорби людей, пострадавших от войны, но и как бывший русский офицер, хорошо сознававший нужды русских воинов, защищавших свое Отечество в тяжелейших условиях кровопролитнейшей из всех войн, известных тогда человечеству. Взывавшие к стойкости и одновременно к милосердию проповеди и сборы пожертвований для раненых и увечных воинов, вдохновенные молитвы о победе русской армии и участие в мероприятиях по организации помощи беженцам и по оснащению необходимыми средствами госпиталей и санитарных поездов, наконец, призывы к епархиальному клиру вступать в ряды военного духовенства, а приходским причетникам не уклоняться от воинской службы - таков далеко не полный перечень деяний святителя Серафима в течение всего периода войны.

Более всего в это время владыка опасался того, что несущая огромные материальные лишения и нравственные страдания война с внешними врагами усугубится внутренней смутой, которая подорвет основы той Православно-монархической государственности, без которой святителю Серафиму тогда казалось немыслимым дальнейшее существование не только российской державы, но и Русской Православной Церкви. Поэтому, когда в мартовские дни 1917 г. отречение Государя поставило под вопрос само дальнейшее существование монархии, а Святейший Синод счел необходимым поддержать Временное Правительство, как единственный законный орган верховной власти в стране, святитель Серафим, продолжая подчиняться высшим церковной и государственной властям, не стал скрывать свое отрицательное отношение к происшедшим в России переменам. Эта позиция владыки Серафима в сочетании с имевшейся у него в либеральных церковно-общественных кругах репутацией правого монархиста, привлекли к нему внимание обер-прокурора Временного Правительства В. Н. Львова, который подобно обер-прокурорам императорской России позволял себе вмешиваться в дела Святейшего Синода, требуя удаления с епископских кафедр церковных иерархов, казавшихся нелояльными по отношению к власти. Несмотря на то, что Синод не ставил вопрос об удалении святителя Серафима с Тверской кафедры, его положение в епархии осложнилось в связи с желанием недругов владыки из числа приходского духовенства покуситься на власть впавшего в немилость у обер-прокурора правящего архиерея.

В апреле 1917 г. по инициативе обер-прокурора В. Н. Львова и с благословения Русской Православной Церкви стали происходить епархиальные с участием выборных представителей съезды, призванные рассматривать насущные вопросы епархиальной жизни и подготавливать созыв Поместного Собора. Святителем Серафимом были разработаны регламент и программа подобного съезда для возглавляемой им епархии. Но уже в процессе избрания участников съезда принципы выборов, разработанные правящим архиереем, были нарушены, в результате чего состав участников съезда приобрел характер произвольно составленного собрания, в котором значительно преобладали часто не представлявшие приходы епархии миряне, и на котором председательствовал запрещенный по церковному суду в священнослужении бывший священник Вятской епархии Тихвинский. Открыв свою работу 20 апреля 1917 г. Тверской епархиальный съезд принял программу работы не только отличавшуюся от программы, утвержденной святителем Серафимом, но предполагавшую рассмотрение в качестве одного из главных вопросов съезда, выходившего за пределы его компетенции вопроса о переизбрании епархиального архиерея и всего епархиального духовенства. В результате яростной агитации, которую вели противники владыки Серафима, на съезде большинством голосов его участников было принято совершенно неканоничное постановление, предлагавшее святителю Серафиму покинуть Тверскую кафедру в связи с тем, что съезд «не доверяет его церковно-общественной деятельности».

Синод направил в Тверскую епархию епископа Самарского Михаила (Богданова) для проведения расследования действий участников епархиального съезда. В связи с тем, что епископ Михаил не нашел в деятельности святителя Серафима никаких оснований, оправдывавших постановление епархиального съезда об удалении с кафедры правящего архиерея, Синод поручил епископу Михаилу председательствовать на Тверском епархиальном съезде 8 августа 1917 г. с целью способствовать восстановлению канонической власти святителя Серафима в Тверской епархии. Однако к этому времени революционные политические страсти все более проникали в среду участников епархиального съезда, и враги святителя Серафима, представлявшие собой небольшую группу клириков и причетников, попытались придать своей борьбе с правящим архиереем вид борьбы с политическим реакционером за обновление общественной и церковной жизни в епархии. В результате этих интриг епархиальный съезд незначительным большинством голосов (142 против 136) вынес повторное неканоническое решение об изгнании владыки Серафима. И все же большая часть епархиального духовенства и основная масса православных мирян продолжала почитать святителя Серафима как единственного каноничного правящего архипастыря своей епархии.

Многочисленные письма приходского духовенства и приходских советов, обращенные как к владыке Серафиму, так и к епархиальному съезду, свидетельствовали о желании епархии сохранить своего архипастыря и настаивали на отмене постановления епархиального съезда. Особенно отрадна для святителя Серафима была единодушная поддержка, высказанная ему Тверским монашеством, когда насельники и насельницы всех 36 тверских монастырей потребовали от епархиального съезда присоединить их голоса к тем 136 голосам участников съезда, которые были поданы за оставление святителя на Тверской кафедре.

Святейший Синод в это трудное для владыки Серафима время продолжал рассматривать его как единственно правящего архиерея Тверской епархии. Поэтому летом 1917 г. святитель Серафим по решению Синода был включен в число членов Поместного Собора по должности - именно как правящий архиерей архиепископ Тверской и Кашинский. Уже летом святитель Серафим активно включился в работу Поместного Собора, возглавив столь близкий его сердцу Соборный отдел «Монастыри и монашество».

Принимая активное участие в работе первой сессии Поместного Собора, проходившей с 16 августа по 9 декабря 1917 г., владыка Серафим успешно руководил работой вверенного ему соборного отдела, который разрабатывал проекты определений и постановлений Собора, призванные создать наиболее благоприятные условия для дальнейшего развития монастырской и монашеской жизни в Русской Православной Церкви.

Однако усиление в России революционной смуты осенью 1917 г. и захват власти в Петрограде большевиками возымели пагубные последствия и для развития событий в Тверской епархии. Сознавая, что большинство духовенства и мирян епархии продолжали сохранять верность святителю Серафиму, некоторые члены епархиального совета, избранного на сомнительных канонических основаниях еще в апреле 1917 г., решили прибегнуть для изгнания святителя к помощи большевистских властей в Твери, которые в это время открыто выражали свои богоборческие настроения и не скрывали ненависти к владыке Серафиму как «церковному мракобесу и черносотенному монархисту». 28 декабря 1917 г. Вероисповедный отдел Тверского губисполкома Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выдал предписание о высылке архиепископа Серафима из Тверской губернии. Так, один из самых твердых и бескомпромиссных церковных иерархов в России, святитель Серафим оказался первой жертвой кощунственного сговора рясофорных вероотступников с богоборческой коммунистической властью; этот сговор впоследствии будет положен в основу борьбы обновленческого духовенства с православной церковной иерархией, и на многие десятилетия омрачит церковную жизнь в России грехом доносительства и предательства.

Копия предписания Тверского губисполкома была направлена Св. Патриарху Тихону 18 января 1918 г., но участие владыки Серафима в только что начавшейся второй сессии Поместного Собора давало возможность смело обличавшему богоборческую власть в своем Послании от 19 января Первосвятителю Тихону воздержаться от немедленного принятия мер по восстановлению канонической власти архиепископа Серафима в Тверской епархии, которые могли привести к расправе большевиков над святителем Серафимом.

Желая уберечь святителя от бесчинной расправы большевиков, Св. Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора 17 сентября 1918 г. успел принять на заседании Священного Синода решение о назначении владыки Серафима на Варшавскую и Привисленскую кафедру, находившуюся на территории свободной от власти большевиков Польши.

Получив новое назначение, святитель Серафим со свойственной ему архипастырской ответственностью принял на себя бремя руководства епархией, разоренной войной и лишенной почти всего приходского духовенства и значительной части епархиального имущества, которые во время Первой мировой войны были эвакуированы в Россию. Однако, уже первые действия, предпринятые владыкой Серафимом в качестве архиепископа Варшавского, встретили жестокое сопротивление советского правительства, выразившееся в отказе удовлетворить просьбу святителя Серафима о выезде его вместе с подчиненным ему духовенством на территорию Польши. Разраставшаяся гражданская война и начавшаяся затем советско-польская война сделали физически невозможным отъезд владыки Серафима во вверенную ему епархию, и до конца 1920 г. святитель оставался за пределами своей епархии, пребывая в Черниговском скиту около Св. Троице-Сергиевой Лавры и находя духовную опору в столь созвучной ему и многие годы из-за епископского служения недоступной молитвенно-аскетической жизни монастырского монаха.

В январе 1921 г. вскоре после окончания советско-польской войны владыка Серафим получил синодальное предписание о необходимости ускорить возвращение в Варшавскую епархию православного духовенства и церковного имущества в связи с бедственным положением православного населения Польши, лишившегося за время войны многих храмов. Возведенный в это время Свят. Патриархом Тихоном уже в сан митрополита святитель Серафим обратился в Народный Комиссариат иностранных дел, где ему было заявлено, что вопрос о его отъезде в Польшу может быть рассмотрен лишь после прибытия в Москву официального польского представительства. Однако вскоре после переговоров владыки Серафима с прибывшими в Москву польскими дипломатами весной 1921 г. органами ВЧК у святителя Серафима был произведен обыск, в результате которого у него были изъяты письма главе Римо-католической Церкви в Польше кардиналу Каповскому и представлявшему в Варшаве интересы православного духовенства протоиерею Врублевскому. Эти письма после допроса святителя чекистами 11 мая 1921 г. без всяких оснований были положены в основу совершенно фантастических обвинений владыки Серафима в том, что оказавшись в Польше «как эмиссар российского патриархата» он будет «координировать - против русских трудящихся масс - за границей фронт низверженных российских помещиков и капиталистов под флагом «дружины друзей Иисуса». В результате 24 июня 1921 г. ничего не подозревавшему о надвигавшейся на него опасности святителю Серафиму был вынесен первый в его жизни официальный приговор, принятый на проходившем без присутствия святителя заседании судебной тройки ВЧК и постановивший «заключить гражданина Чичагова в Архангельский концлагерь сроком на два года». Впрочем, находившийся под секретным наблюдением ВЧК владыка Серафим продолжал оставаться на свободе, ожидая разрешения на отъезд в Варшавскую епархию, и был неожиданно для себя арестован лишь 21 сентября 1921 г. и помещен в Таганскую тюрьму.

Просьба дочерей владыки Наталии и Екатерины Чичаговых к председателю ВЦИК Калинину о его освобождении в связи со старческим возрастом и болезненным состоянием здоровья вызвали резолюцию председателя ВЦИК о целесообразности оставить святителя в московской тюрьме «приблизительно на полгодика», и 13 января 1922 г. начальником секретного отделения ВЧК Рутковским по поручению ВЦИК было составлено новое заключение по «делу» владыки Серафима: «С упрочением положения революционной соввласти в условиях настоящего времени гр. Чичагов бессилен предпринять что-либо ощутительно враждебное против РСФСР. тому же, принимая во внимание его старческий возраст, 65 лет, полагаю, постановление о высылке на 2 года применить условно, освободив гр. Чичагова Л. М. из-под стражи». 16 января 1922 г. по постановлению президиума ВЧК уже тяжело заболевший святитель покинул Таганскую тюрьму.

Преодолев свою болезнь лишь к началу весны, святитель Серафим, который уже ясно понимал невозможность для него отправиться в Варшавскую епархию из-за противодействия советских властей, был привлечен Св. Патриархом Тихоном в качестве члена Священного Синода к решению вопросов высшего церковного управления. Большой церковно-административный опыт владыки Серафима, его твердая, несмотря на преклонные годы и пережитые испытания, архипастырская воля делали его присутствие в Синоде весьма нежелательным для большевистских властей, готовивших в это время арест Св. Патриарха Тихона и захват высшего церковного управления своими ставленниками из числа обновленческого духовенства. Поэтому 22 апреля 1922 г. в 6 отделении СО ВЧК было подготовлено очередное заключение по так и не прекращенному «делу» митрополита Серафима. «Принимая во внимание, - говорилось в этом заключении, - что Белавиным, совместно с Синодом, по-прежнему ведется реакционная политика против Советской власти, и что при наличии в Синоде известного реакционера Чичагова лояльное к власти духовенство не осмеливается открыто проявлять свою лояльность из-за боязни репрессий со стороны Чичагова, а также и то, что главная причина последовавшего освобождения Чичагова от наказания его, якобы острое болезненное состояние, не находит себе оправдания после его освобождения и нисколько не мешает Чичагову заниматься делами управления духовенства, полагаю... Чичагова Леонида Михайловича... задержать и отправить этапным порядком в распоряжение Архангельского губотдела для вселения на местожительство, как административного ссыльного сроком по 24 июня 1923 г.» На основании этого заключения судебная коллегия ГПУ под председательством Уншлихта 25 апреля приговорила владыку Серафима к ссылке в Архангельскую область.

Прибытие в Архангельск в мае 1922 г. оказалось чревато для святителя необходимостью вновь проходить через допросы, связанные на этот раз с беспрецедентной кампанией властей против православного духовенства по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей. Будучи прикованным к больничной койке в результате обострившейся во время этапирования в Архангельск болезни, владыка Серафим вынужден был давать письменные показания, которые, конечно же, не могли устроить следователей ГПУ. «Живя в стороне от церковного управления и его распоряжений, - писал святителя, - я только издали наблюдал за событиями и не участвовал в вопросе об изъятии ценностей из храмов для помощи голодающему населению. Все написанное в современной печати по обвинению епископов и духовенства в несочувствии к пожертвованию церковных ценностей на народные нужды преисполняло мое сердце жестокой обидой и болью, ибо многолетний служебный опыт мой, близкое знакомство с духовенством и народом свидетельствовали мне, что в православной России не может быть верующего христианина, а тем более епископа или священника, дорожащего мертвыми ценностями и церковными украшениями, металлом и камнем более, чем живыми братьями и сестрами, страдающими от голода, умирающими от истощения и болезней».

Лишенный архиерейской кафедры и томившийся в условиях суровой северной ссылки, святитель Серафим продолжал оставаться отзывчивым архипастырем, не только молившимся о своих многочисленных духовных чадах, но и наставлявшим их в своих письмах даже тогда, когда его собственные испытания и скорби казались непреодолимыми. Замечательно письмо святителя, посланное им из архангельской ссылки одному из своих духовных сыновей, впоследствии священнику Алексею Беляеву. «Все мы люди, и нельзя, чтобы житейское море не пенилось своими срамотами, грязь не всплывала бы наружу и этим не очищалась бы глубина целой стихии. Ты же будь только со Христом, единой Правдой, Истиной и Любовью, а с Ним все прекрасно, все понятно, все чисто и утешительно. Отойди умом и сердцем, помыслами от зла, которое властвует над безблагодатными, и заботься об одном - хранить в себе, по вере, божественную благодать, через которую вселяется в нас Христос и Его мир. Не видеть этого зла нельзя; но вполне возможно не допускать, чтобы оно отвлекало от Божией правды. Да, оно есть и ужасно по своим проявлениям, но как несчастны те, которые ему подчиняются. Ведь мы не отказываемся изучать истину и слушать умных людей, потому что существуют среди нас сумасшедшие в больнице и на свободе. Такие факты не отвращают от жизни; следовательно, с пути правды и добра не должно нас сбивать то, что временами сила зла проявляет свое земное могущество. Бог поругаем не бывает, а человек что посеет, то и пожнет. Учись внутренней молитве, чтобы она не была замечена по твоей внешности и никого не смущала. Чем более мы заняты внутренней молитвой, тем полнее, разумнее и отраднее наша жизнь вообще. И время проходит незаметнее и быстрее. Для того особенно полезна Иисусова молитва и собственные короткие изречения «помоги мне, Господи» или «защити и укрепи», или «научи» и проч. Молящийся внутренне, смотрит на все внешнее равнодушно, рассеянно, ибо эта молитва не умственная, а сердечная, отделяющая от поверхности земли и приближающая к невидимому Небу. Учись прощать всем их недостатки и ошибки ввиду подчинения их злой силе, и, несомненно, ненормального состояния духа. Говори себе: «Помоги ему, Господи, ибо он духовно болен!» Такое сознание помешает осуждению, ибо судить может только тот, кто сам совершен и не ошибается, все знает, а главное, знает наверное, что человек действует не по обстоятельствам, сложившимся вокруг него, а по своему произволению, по своей страсти».

Проведя около года в архангельской ссылке, святитель Серафим вернулся в Москву, которая в связи с пребыванием под арестом Св. Патриарха Тихона и временным захватом обновленцами высшего церковного управления переживала период внутрицерковной смуты. Владыка Серафим временно отошел от активной церковной деятельности, поддерживая молитвенно-евхаристическое общение с духовенством и братией Свято-Данилова монастыря, в котором служил духовник святитель архимандрит Георгий (Лавров) и в котором пребывал архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский), чья церковная позиция была в это время наиболее близка святителю Серафиму. Однако 16 апреля 1924 г. владыка вновь был арестован ГПУ, вменявшему ему на этот раз в вину организацию прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 г. Следствие над святителем Серафимом, оказавшемся в Бутырской тюрьме, продолжалось уже около месяца, когда в мае 1924 г. Св. Патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении 68-летнего владыки, в котором ручался за его лояльное отношение к существующей государственной власти. Сначала проигнорированное начальником 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Тучковым это ходатайство через два месяца все же способствовало освобождению святителя Серафима, которому тем не менее по требованию властей вскоре пришлось покинуть Москву.

В это время святителю пришлось пережить новое испытание, обрушившееся на него на этот раз не со стороны гонителей Церкви, но со стороны игумении столь дорогого его сердцу Дивеевского монастыря Александры (Троковской), избранию которой в игумении более 20 лет назад способствовал сам святитель Серафим. После того, как изгнанный властями из Москвы владыка обратился к игумении Александре с просьбой дать ему пристанище в Серафимо-Дивеевском монастыре, игумения отказала гонимому исповеднику. Причиной этого сурового отказа по всей вероятности послужил происшедший много лет назад конфликт между игуменией Александрой и владыкой Серафимом, связанный с тем, что игумения вопреки благословению преподобного старца Серафима о месте закладки нового храма, о котором неоднократно напоминал ей владыка, построила храм в другом месте. Впоследствии этот храм по необъяснимым с человеческой точки зрения причинам так и не был освящен, а святитель Серафим с этого времени уже не бывал в Дивеевском монастыре.

Отвергнутый обителью, около которой святитель уже более 30 лет со времени погребения там его супруги Наталии Николаевны надеялся найти свой последний покой, владыка Серафим вместе с дочерью Натальей (в монашестве Серафима) был принят игуменией Арсенией (Добронравовой) в Воскресенский Феодоровский монастырь, находившийся около Шуи. На несколько лет этой обители суждено было стать последним тихим монастырским пристанищем для почти 10 лет шедшего по тернистому пути исповедничества 70-летнего святителя. Совершение воскресных и праздничных богослужений и духовное наставление насельниц обители, занятия с монастырским хором, которому будучи большим знатоком церковного пения владыка Серафим уделял много внимания, и продолжение работы над второй частью «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», которая до революции не была допущена к печати цензурой и впоследствии была изъята при очередном чекистском обыске, - таковы были основные послушания, принятые на себя святителем в годы пребывания в Воскресенском Феодоровском монастыре.

Но одновременно это были годы глубоких раздумий святителя Серафима о судьбах Церкви в России и о путях его собственного служения Церкви в эпоху исторического безвременья, наступившую в эти годы. Казалось безвозвратно ушла в прошлое императорская Россия, которой 15 лет служил святитель Серафим в качестве православного воина и под венценосным покровительством которой четверть века продолжалось его служение Православной Церкви в качестве священнослужителя. На место православно-монархической государственности пришла невиданная доселе в русской истории богоборческая власть, провозгласившая одной из своих главных целей уничтожение Русской Православной Церкви. Исповедническая кончина Св. Патриарха Тихона и последовавшее через 8 месяцев после нее устранение из церковной жизни будущего священномученика Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра (Полянского) обусловили начало может быть самого трудного этапа в истории Русской Православной Церкви в XX веке. Именно в эти годы при все ужесточавшемся гонении Церкви коммунистическим государством и непрекращавшихся попытках обновленческих раскольников разрушить церковную жизнь, в среде верных Православной церкви священнослужителей и мирян впервые стали возникать опасные противоречия, связанные с пониманием канонических полномочий Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и с различными представлениями о дальнейших перспективах существования Русской Православной Церкви, как о добивающейся у государства своего официального признания или как об уходящей в катакомбы. На этом роковом рубеже русской церковной истории, придя к убеждению, что Православная Церковь должна открыто осуществлять свое служение в России, даже лишившись покровительства православных государей, святитель Серафим мужественно сделал свой окончательный духовный выбор и встал на сторону той части церковной иерархии, которая признала митрополита Сергия как единственно законного преемника Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, равного ему по своим каноническим полномочиям, и поддержала его политику отстаивания официального признания Православной Церкви государственной властью.

В конце 1927 г., трогательно простившись с насельницами Воскресенского Феодоровского монастыря, владыка Серафим навсегда покинул давшую ему гостеприимное прибежище обитель, чтобы принять участие в деятельности Временного Патриаршего Священного Синода. Поддержка столь авторитетного, известного своей твердостью и бескомпромиссностью церковного иерарха, каким являлся святитель Серафим, была чрезвычайно важна для митрополита Сергия, которого в это время его противники из числа православного епископата все чаще упрекали в недопустимых уступках государственной власти. И весьма показательно, что митрополичья кафедра, на которую был назначен постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода от 23 февраля 1928 г. владыка Серафим, находилась в Ленинградской епархии, откуда громче всех раздавались упреки митрополиту Сергию в этих недопустимых уступках.

Ленинградская епархия в 1928 г. представляла собой одну из самых исполненных внутрицерковных противоречий епархий Русской Православной Церкви. Оказавшись колыбелью богоборческого большевистского режима, который именно в Петроградской епархии собрал свою первую кровавую жатву среди православного духовенства, «город на Неве» в начале 1920-х гг. благодаря проискам государственных властей и немощам некоторой части епархиального клира превратился в цитадель обновленчества. Именно в этом городе, где богоборческая природа большевистской власти проявлялась особенно ожесточенно и изощренно, стало возможным церковное движение, в котором возобладало эсхатологическое понимание наступившего этапа русской церковной истории, и которое в силу этого отказывалось признавать духовную оправданность политики митрополита Сергия, направленной на сохранение путем неизбежных компромиссов с государственной властью официально существующей церковной иерархии. Приняв в качестве своего авторитетного возглавителя митрополита Иосифа (Петровых), осенью 1927 г. выступившего против митрополита Сергия после своего перевода с Ленинградской кафедры в Одесскую епархию, и получив в связи с этим название «иосифлянского», это церковное движение, в котором приняли участие несколько викарных епископов и значительная часть клира Ленинградской епархии 1928 г. охватило 61 из 100 действовавших в Ленинграде православных приходов и отторгло их от молитвенно-канонического общения с Московской Патриархией.

Именно в эту, оказавшуюся расколотой уже не столько в результате происков властей, сколько в результате потери духовного единства между православными священнослужителями и мирянами епархию 8 марта 1828 г. прибыл святитель Серафим в качестве нового правящего архиерея. Владыка Серафим был хорошо известен среди православных христиан бывшей российской столицы не только потому, что в его родном городе прошла яркая светская половина его 72-летней жизни, но и потому, что, даже покинув Санкт-Петербург в 1891 г. став священнослужителем, святитель Серафим все последующие годы регулярно посещал свой родной город и участвовал в его церковной жизни. Личность святителя Серафима не могла не вызывать уважения даже среди членов «иосифлянских» приходов, ибо будучи в своем прошлом сначала петербургским аристократом и гвардейским офицером, а затем строго православным и известным своим монархизмом церковным иерархом владыка Серафим олицетворял собой ту православно-монархическую Россию, крушение которой вызывало характерное для многих участников «иосифлянского» движения ощущение наступающего конца мира, когда церковная жизнь неизбежно должна была уйти в катакомбы.

После своего прибытия в епархию владыка Серафим разместился в бывших игуменских покоях Воскресенского Новодевичьего монастыря, где также разместился образованный в ноябре 1927 г. Ленинградский епархиальный совет, председателем которого в 1928 г. стал сохранявший верность митрополиту Сергию епископ Петергофский Николай (Ярушевич).

Митрополит Серафим в игуменских покоях Воскресенского Новодевичьего монастыря,

Ленинград 1928-1933 гг.

Свое пребывание в епархии святитель Серафим ознаменовал тем, что в условиях жестоких и всесторонних стеснений церковной жизни государственными властями он в основу своего архипастырского служения положил благоговейное совершение воскресных и праздничных богослужений и вдохновенное проповедование в городских и пригородных храмах. Первую в новой епархии Божественную литургию владыка Серафим совершил в дорогом его сердцу Спасо-Преображенском Соборе, который он часто посещал будучи гвардейским офицером, и в котором 8 апреля 1879 г. состоялось его венчание с супругой Наталией Николаевной.

При этом святитель Серафим всячески стремился поддержать обнаруженное им в приходских храмах епархии стремление многих православных христиан в это исполненное для них неимоверных страданий и лишений время как можно чаще приступать к Святым Христовым Таинам. Вот как один из современников описывал литургическую проповедь владыки Серафима и поддерживавших его викарных епископов. «Епископы, в частности, митрополит Петроградский Серафим (Чичагов), и сейчас убедительно зовут паству свою именно к литургии и причастию Святых Таин, как вернейшему и сильнейшему средству против духовного зла и натиска неверных на нашей Родине. Пока совершается Божественная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь, что не погибнут во зле греха, безбожия, злобы, материализма, гордости и нечистоты русские люди, что возродится и спасется Родина наша. Поэтому, - убеждает митрополит Серафим клириков и паству, - паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении (ежедневном, даже многократном на разных престолах) литургии. Будет она, - будет и Церковь, и Россия».
Возгревая молитвенный дух своей паствы, с 4 июня 1928 г. каждый вторник в Знаменской церкви около Московского вокзала, где имелся придел в честь преподобного Серафима Саровского, владыка Серафим совершал службу с акафистом Преподобному, который некогда был составлен самим святителем и за богослужением читался им наизусть.

К разрешению одной из важнейших задач своего епархиального служения - преодолению «иосифлянского» раскола, святитель Серафим приступал постепенно, разъясняя в своих проповедях опасность этого разделения для канонического единства гонимой Русской Православной Церкви и вступая в переговоры с некоторыми ведущими представителями «иосифлянского» духовенства. 1 апреля 1928 г. владыка Серафим благословил во всех приходских храмах города совершить особое молебствование об умиротворении Церкви.

Существенную помощь в начатой полемике с «иосифлянскими» раскольниками святителю Серафиму оказал прибывший по его приглашению в конце апреля 1928 г. в Ленинград епископ Серпуховский Мануил (Лемешевский). Глубоко уважаемый многими православными христианами города за его самоотверженную борьбу с петроградскими обновленцами в начале 1920-х гг. епископ Мануил призвал своих многочисленных почитателей как среди паствы владыки Серафима, так и среди «иосифлян» сохранять церковное единство под омофором митрополита Сергия. Особое значение для единства церковной жизни в городе имела Божественная литургия, совершенная 29 апреля 1928 г. святителем Серафимом в сослужении с епископом Мануилом в Троицком Измайловском Соборе, на которой оба владыки, напомнив о разрушительных для Церкви последствиях обновленческого раскола в Петроградской епархии, призвали не допускать нового разделения среди православных христиан.

Однако, несмотря на возвращение некоторых «иосифлянских» приходов в юрисдикцию митрополита Сергия, руководители этого движения не были склонны восстановить церковный мир в епархии и в качестве условий своего возвращения в лоно Московской Патриархии ультимативно выдвигали неприемлемые для митрополита Сергия требования, предполагавшие полный пересмотр им церковной политики и его отказ от тех полномочий в области высшего церковного управления, которые были возложены на него Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром. Непримиримость вождей «иосифлянского» духовенства вынуждала святителя Серафима предпринимать по отношению к раскольникам более решительные меры. Стремясь сохранять в каноническом общении с митрополитом Сергием Св. Троице-Александро-Невскую лавру, владыка Серафим в мае 1928 г. добился удаления из наместников Лавры Шлиссельбургского епископа Григория (Лебедева), все больше сближавшегося с «иосифлянами». Однако последние в ноябре 1928 г. пошли на организацию раскола даже среди лаврского духовенства, в результате которого 5 из 7 храмов Лавры, несмотря на то, что большая часть их прихожан сохраняла верность святителю Серафиму, стали поминать за богослужением митрополита Иосифа.

Ощущая все возраставшую поддержку большей части православных христиан города и сознавая необходимость действовать в рамках советского законодательства, владыка Серафим призывал своих пасомых мирян вступать в «двадцатки» «иосифлянских» храмов и, добиваясь там «численного большинства», замещать «иосифлянский» причт священнослужителям, находящимся в каноническом общении с митрополитом Сергием. Наметившееся в результате этих действий святителя Серафима возвращение к нему «иосифлянских» приходов подталкивало постоянное подчеркивавших свою независимость от безбожной власти иосифлян обращаться к помощи соответствующих органов государственной власти для сохранения за своими сторонниками приходских храмов 20 ноября 1928 г. члены «двадцатки» Тихвинского храма, поддерживавшие митрополита Иосифа, в своем заявлении в стол регистрации Володарского райсовета писали: «Доводим до Вашего сведения, что верующие... с 1 ноября с/г. официально присоединились и закрепились в молитвенном общении наших верований с Митр. Иосифом в лице Еп. Димитрия. Тем самым отреклись от навязанной нам церковной власти М. Сергия. Прикрепили, уведомив Вас, своевременно 4 священнослужителей. Во избежание возможных лукавств со стороны М. Серафима (Чичагова) просим количество двадцадки оставить как практиковалось до сих пор».

Так антицерковная природа любого канонического раскола вынуждала искренних в своей православной вере «иосифлян» идти по стопам часто попиравших основы православной веры обновленцев в поисках покровительства богоборческой власти, а радевший о единстве православной церковной жизни владыки Серафим становился вновь все более неугодным для большевистских властей, стремившихся использовать даже столь чуждых им «иосифлян» для разрушения церковной жизни.

Святитель хорошо сознавал, что его успехи в восстановлении церковного мира среди епархиального духовенства и мирян будут чреваты для него неизбежным столкновением с безбожным коммунистическим государством, тем более, что репрессии против Церкви во всей стране в конце 1920-х гг. значительно усилились. И все же на протяжении всего своего пребывания в Ленинградской епархии мужественно преодолевая всевозможные препятствия и угрозы, исходившие от государственных органов, и смиренно терпя хулу и клевету, распространявшуюся из среды сторонников митрополита Иосифа, святитель Серафим последовательно стремился сохранить духовное и каноническое единство церковной жизни во вверенной ему митрополитом Сергием епархии. Результатом деятельности владыки Серафима по преодолению «иосифлянского» раскола в Ленинградской епархии явился тот знаменательный факт, что в 1933 г., последнем году его пребывания на Ленинградской кафедре, в епархии оставались лишь 2 официально зарегистрированных «иосифлянских» приходских храма. Конечно, подобно приходам, сохранявшим верность святителю Серафиму, многие «иосифлянские» приходы закрывались по распоряжению государственной власти, и все же значительная их часть была возвращена в молитвенно-каноническое общение с Московской Патриархией святителем Серафимом.

За годы служения владыки Серафима в Ленинградской епархии его архипастырский авторитет постоянно возрастал. Выразительным свидетельством этого стало создание православными христианами города в сентябре 1930 г. «Общества митрополита Серафима» при Троицком Измайловском Соборе.

Но какого бы самоотвержения не была исполнена деятельность владыки Серафима как епархиального архиерея, он не мог во всем противостоять резко усилившейся во всей стране в начале 1930-х гг. репрессивной государственной политике по отношению к Русской Православной Церкви. В Ленинградской епархии, как и по всей стране, в это время арестовывались лучшие представители православного духовенства, а приходские храмы методично закрывались, и святитель Серафим старался сделать в этих тяжелейших условиях хотя бы то, что было в его силах. Так после закрытия в 1931 г. Исидоровской церкви в Александро-Невской Лавре святитель, обратившись в органы государственной власти, смог добиться перезахоронения на кладбище Лавры находившихся в склепе храма останков двух своих предшественников на Петербургской кафедре митрополитов Исидора и Палладия.

Впрочем, двумя годами раньше святителю Серафиму довелось принять участие в погребении еще одного архиерея, который не был связан своим архипастырским служением с Петербургской епархией, но которому суждено было оказаться связанным с самим владыкой Серафимом общими узами исповеднического служения и мученической кончины. 28 декабря 1929 г. в Ленинградской тюремной больнице скончался от тифа один из наиболее выдающихся церковных иерархов XX века архиепископ Верейский Илларион (Троицкий), тело которого в грубо сколоченном гробу было выдано родственникам. Взявший на себя организацию отпевания и погребения святителя Илариона, владыка Серафим увидел в гробу изможденного узника, в которого превратило 6-летнее заключение архиепископа Иллариона, столь напоминавшего своей благородной внешностью святителя Серафима в начале его архиерейского служения. Облачив святителя Илариона в собственные белые архиерейские ризы и водрузив на его главу свою митру, владыка Серафим в сослужении 6 архиереев торжественно отпел исповедника и совершил его погребение рядом со своей резиденцией на кладбище Новодевичьего монастыря. Отдавая свое архиерейское облачение почившему исповеднику архиепископу Илариону, святитель Серафим как будто провидел, что ему самому не суждено будет принять архиерейское погребение по церковному чину, и что после своей мученической кончины, без облачения в архиерейские ризы, он будет брошен в братскую могилу со многими другими безвестными жертвами палачей богоборческого государства.

В 1933 г. отдавший все силы Ленинградской епархии 77-летний святитель Серафим подходил к концу своего архипастырского служения в качестве правящего архиерея. Телесные немощи владыки и все возраставшая ненависть к нему государственной власти в Ленинграде, делавшая весьма вероятным скорый арест святителя Серафима, побудили митрополита Сергия и Временный Патриарший Священной Синод 14 октября 1933 г. издать указ о увольнении владыки на покой. Отслужив 24 октября в храме своей юности - Спасо-Преображенском соборе - Божественную литургию, святитель Серафим навсегда покинул свой родной город, в котором произошло его становление как глубоко верующего православного мирянина, и которому он отдал в труднейший для церковной жизни города период свои последние архипастырские силы как православный святитель. Промысел Божий вновь давал своему верному служителю несколько лет покоя, чтобы святитель Серафим мог подготовиться к своему последнему, самому главному церковному служению - мученической смерти за Христа.

После возвращения в Москву и кратковременного проживания в резиденции митрополита Сергия на Баумановском переулке, в 1934 г. святитель Серафим нашел себе последнее пристанище в двух комнатах загородной дачи, находившейся недалеко от станции Удельная Казанской железной дороги.

Здесь, в деревенской тиши, в духовных размышлениях над богословскими и аскетическими сочинениями, сопровождавшими святителя на протяжении всей его жизни, в молитвенных бдениях перед дорогими для него иконами владыка Серафим имел счастливую возможность подвести последние жизненные итоги и приуготовить себя к встрече со Христом Спасителем, Божественный Лик Которого созерцал святитель на написанном им большом образе Спасителя в белом хитоне. В настоящее время этот образ находится в храме Илии Обыденного.

Однако, все это время святитель Серафим отнюдь не пребывал в одиночестве: рядом с ним были две его верные келейницы монахини Воскресенского Феодоровского монастыря Вера и Севастиана, сопровождавшие владыку по благословению своей игумении Арсении уже более 7 лет, вокруг него были его многочисленные духовные чада, которых отечески окормлял святитель Серафим на протяжении своего сорокалетнего пастырского и архипастырского служения и, конечно же, вместе с ним были его дочери, двоим из которых суждено было принять монашество. Нередко владыку Серафима посещали и представители церковной иерархии, в особенности митрополит Алексий (Симанский) и Арсений (Стадницкий), которые обсуждали с многоопытным в делах церковного управления святителем казавшиеся неразрешимыми вопросы, встававшие перед Священным Синодом в это трудное для Церкви время.

Митрополит Серафим в Воскресенском Феодоровском монастыре, под г. Шуя. Фото 1928 г.

Владыка Серафим отчетливее многих своих современников осознавал катастрофичность для Русской Православной Церкви переживавшейся эпохи и провидел, что уготованная православным христианам в России мера искупительных страданий еще не исполнена, но глубокая вера в неизбежное и непреложное торжество Православной Церкви никогда не покидала святителя. Именно в эти, казавшиеся многим безысходными, годы святитель Серафим увещевал своих духовных чад такими поистинне пророческими, как по отношению к судьбе Русской Православной Церкви, так и по отношению к его собственной судьбе, словами: «Православная Церковь переживает сейчас время испытаний. то останется сейчас верен святой апостольской Церкви - тот спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится, и православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это - золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства».

Чем яснее и тверже, мудрее и прозорливее становился дух святителя Серафима, тем немощнее становилось его тело. развивавшейся в течение многих лет гипертонии присоединилось заболевание сердца, вызвавшее водянку, в результате которой владыка почти потерял способность передвигаться, и уже почти не выходил из дома. Все чаще лишь раздававшееся вечерами в сельской тишине из дома святителя Серафима церковные песнопения, исполнявшиеся им на фисгармонии, несли мир и покой, которые молитвенными трудами и духовными размышлениями стяжал в своей душе святитель и которых так не доставало многим из тех, кто забыв о Христе в эти страшные годы, жил и страдал в истерзанной России.

Как и для многих других новомучеников Русской Православной Церкви последнюю черту земного бытия святителя Серафима кроваво очертил 1937 г., ознаменовавший начало пятилетнего периода ни с чем не сравнимого в мировой христианской истории массового уничтожения православных христиан. Однако и в этой чреде многих десятков тысяч мученических смертей кончина владыки Серафима оказалась исполненной особого подвижнического величия и достоинства. Арестованный сотрудниками НКВД в ноябре 1937 г., прикованный к постели 82-летний святитель был вынесен из дома на носилках и доставлен в Таганскую тюрьму из-за невозможности перевезти его в арестантской машине в машине «скорой помощи». Страшная гибель владыки Серафима уже была предрешена, но сатанинский дух, вдохновлявший кровавые деяния палачей богоборческой власти, подвигал их к тому, чтобы перед мученической кончиной заставлять православных христиан отрекаться если и не прямо от Христа, то от своего христианского нравственного достоинства, признавая самые немыслимые обвинения, которые изобретательно навязывались им их истязателями на следствии. Несколько недель физически беспомощный, умиравший старец с величием христианского первомученика противостоял новым гонителям Церкви, и так и не признал ни одного из навязывавшихся ему обвинений. 7 декабря 1937 г. Тройка НКВД по Московской области, уже вынесшая в этот день несколько десятков смертных приговоров, приняла постановление о расстреле митрополита Серафима. Почти 50 приговоренных к смерти страдальцев расстреливали в течение нескольких дней в находящейся недалеко от Москвы деревне Бутово, в которой обнесенная глухим забором дубовая роща должна была стать безымянным кладбищем многих тысяч жертв коммунистического террора. 11 декабря 1937 г. с последней группой приговоренных был расстрелян и священномученик Серафим.

Незадолго до своей кончины духовный отец святителя Серафима, св. праведный Иоанн Кронштадтский, в последний раз благословляя своего духовного сына, произнес слово, предопределившее все дальнейшее священномученическое служение владыки Серафима. «Я могу спокойно умереть, зная, что ты и преосвященный Гермоген будете продолжать мое дел, будете бороться за православие, на что я вас благословляю». Оба святителя в полной мере исполнили благословение своего духовного отца, хотя в отличие от святителя Гермогена, принявшего мученическую смерть уже 29 июня 1918 г., священномученик Серафим пришел к своей мученической кончине 11 декабря 1937 г. через 20-летнее исповедническое архипастырское служение. Многим русским православным христианам суждено было пройти вместе со священномучеником Серафимом по голгофскому пути христианского мученичества, на котором некогда была воздвигнута и отныне и до века будет стоять Православная Церковь в мире дольнем, имея в мире горнем в сонме своих святых заступников и ходатаев перед Престолом Всевышнего священномученика митрополита Серафима.

Информация взята с сайта http://krotov.info/history/19/1890_10_2/1856_chichagov.htm

Святитель Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 января 1856 года в Санкт-Петербурге, в семье полковника артиллерии Михаила Никифоровича Чичагова и его супруги Марии Николаевны. Семья будущего святителя принадлежала к одному из наиболее знаменитых дворянских родов Костромской губернии. По причине того, что отец будущего святителя полковник М. Н. Чичагов проходил военную службу в Учебной артиллерийской бригаде, младенец Леонид принял Таинство святого крещения 20 января 1856 года в храме Святого Александра Невского при Михайловском артиллерийском училище. То обстоятельство, что местом вхождения будущего святителя Серафима в церковную жизнь стал храм, принадлежавший военному ведомству, оказалось весьма символичным для всей дальнейшей жизни святителя. Действительно, подобно своим предкам святитель Серафим начал свое служение Богу как служение Царю и Отечеству на поле брани, и именно это служение воина стало для него, как и для его предков, первым опытом самоотверженного служения Богу в миру.

Оказавшись участником почти всех основных событий кровопролитной Русско-турецкой войны, произведенный на поле брани в гвардии поручики и отмеченный несколькими боевыми наградами Л. М. Чичагов неоднократно (как это, например имело место при переходе через Балканы и в сражении под Филиппополем) проявлял высокий личный героизм.

Промысл Божий, уберегший поручика Л. М. Чичагова от смерти и ранений на полях брани, привел его вскоре после возвращения в Санкт-Петербург в 1878 году к встрече с великим пастырем Русской Православной Церкви святым праведным Иоанном Кронштадтским, разрешившим многие духовные вопросы молодого офицера и ставшим на все последующие годы непререкаемым духовным авторитетом для будущего святителя, который с этого времени многие свои важнейшие жизненные решения принимал лишь с благословения святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Важным событием, ознаменовавшим дальнейшее духовное становление 23-летнего Л. М. Чичагова, стал заключенный им 8 апреля 1879 года брак с дочерью камергера Двора Его Императорского Величества Наталией Николаевной Дохтуровой. Памятуя о том, что христианский брак есть прежде всего малая Церковь, в которой не угождение друг другу, а тем более предрассудкам, большого света, но угождение Богу является основой семейного счастья, Л. М. Чичагов сумел привнести в уклад своей молодой семьи начала традиционного православного благочестия. Именно эти начала и были положены в основу воспитания четырех дочерей - Веры, Наталии, Леониды и Екатерины, которые родились в семье Чичаговых.

Научившись еще на войне глубоко сопереживать физическим страданиям раненых воинов, Л. М. Чичагов поставил перед собой задачу овладеть медицинскими знаниями, для оказания помощи своим ближним. В дальнейшем значительным итогом многолетних медицинских опытов Л. М. Чичагова стала разработанная им и испытанная на практике система лечения организма лекарствами растительного происхождения, изложение которой заняло два тома фундаментального труда «Медицинские беседы».

В это же время в жизнь Л. М. Чичагова вошли и систематические богословские занятия, в результате которых не получивший даже семинарского образования офицер превратится в энциклопедически образованного богослова, авторитет которого со временем будет признан всей русской Православной Церковью. Промысл Божий неуклонно подводил Л. М. Чичагова к подготовленному всем его предшествующим развитием решению о принятии священного сана.

Но именно накануне этого промыслительно предустановленного решения Л. М. Чичагову пришлось испытать одно из серьезнейших искушений в своей жизни. Его горячо любимая супруга Наталия Николаевна воспротивилась решению своего мужа оставить военную службу и всецело посвятить себя служению Богу в качестве священнослужителя. Причины, подвигнувшие эту весьма благочестивую женщину к противлению благой воле своего супруга, коренились как во всем духовном укладе окружавшего ее высшего петербургского общества, так и в той весьма непростой житейской ситуации, в которой находилась семья Чичаговых в это время. Воспитанная своим супругом в убеждении всегда строго следовать исполнению своего долга перед семьей, Н. Н. Чичагова в какой-то миг противопоставила этот слишком по-человечески понятный ею долг перед семьей Промыслу Божию о призвании своего мужа.

Благословивший Л. М. Чичагова на принятие священного сана святой праведный Иоанн Кронштадтский, понимая всю сложность грядущей жизненной перемены для семьи Чичаговых и очень хорошо представляя всю тяжесть бремени матушки любого настоящего пастыря, счел необходимым в личной беседе с Н.Н. Чичаговой убедить ее не противиться воле Божией и дать согласие на принятие супругом священного сана. Слова мудрого кронштадтского пастыря и данное ей благословение стать матушкой, также верность своему грядущему священническому призванию и глубокая любовь к ней ее мужа помогли Н.Н. Чичаговой преодолеть свои сомнения, и она согласилась разделить с супругом бремя его нового служения.

15 апреля 1890 года Высочайшим приказом Л.М. Чичагов был уволен в отставку, после чего семья Л.М. Чичагова в 1891 году переехала в Москву, и в синодальную эпоху остававшуюся православной столицей России. Именно здесь, под сенью московских святынь, Л. М. Чичагов стал благоговейно готовиться к принятию священного сана. 26 февраля 1893 года в московском синодальном храме Двунадесяти апостолов Л. М. Чичагов был рукоположен в сан диакона. Пресвитерская хиротония последовала через два дня, 28 февраля, в той же церкви.

Испытания первого года священнического служения отца Леонида оказались усугубленными неожиданной тяжелой болезнью супруги, матушки Наталии, которая привела в 1895 году к ее безвременной кончине, лишившей матери четырех дочерей, старшей из которых было 15, а младшей - 9 лет. Отец Леонид привез тело почившей супруги в Дивеево и похоронил на монастырском кладбище. Вскоре над могилой была возведена часовня, и рядом с местом погребения матушки Натальи отец Леонид приготовил место для собственного погребения, которому, впрочем, так и не суждено было принять мощи будущего священномученика.

14 февраля 1896 года священник Леонид Чичагов по распоряжению Протопресвитера военного и морского духовенства был «определен к церкви в г. Москве для частных учреждений и заведений артиллерии Московского военного округа».

Обращенность к молитвенной жизни неизбежно влекла отца Леонида в стены монастыря, тем более, что уже несколько лет одним из важнейших послушаний в своей жизни отец Леонид считал составление «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», открывшей ему не только историю одной из замечательнейших монашеских обителей Русской Православной Церкви, но и монашеские подвиги одного из величайших подвижников Святой Руси - преподобного Серафима Саровского. Рождение замысла о составлении этой летописи, имевшей определяющее значение для всей дальнейшей жизни будущего архипастыря и отмеченной с самого начала чудесными проявлениями Промысла Божия об этом труде, отец Леонид описывал следующим образом. «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и между прочим сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагия (в миру Параскева, Паша)... Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она были очень старая и больная); воскликнула: "Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей, прославления". Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает... На это Паша сказала: "Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный". В смущении я покинул келью старицы».

Весна 1898 года стала временем принятия отцом Леонидом окончательного решения о своей будущей судьбе. Оставив своих уже несколько повзрослевших после кончины их матери четырех дочерей на попечение нескольких доверенных лиц, призванных следить за получением ими дальнейшего образования и воспитания, отец Леонид 30 апреля 1898 года получил отставку от протопресвитера военного и морского духовенства и летом того же года был зачислен в число братии Свято-Троице-Сергиевой лавры. Особое значение для новопостриженного иеромонаха имело наречение ему при пострижении в мантию 14 августа, 1898 года имени Серафим.

Указом Святейшего Синода 14 августа 1899 года он был назначен настоятелем суздальского Спасо-Евфимиева монастыря с последующим возведением в сан архимандрита.

В 1902 года усилиями архимандрита Серафима была переиздана впервые вышедшая в 1896 года «Летопись Серафимо-Дивеевекого монастыря». Это второе издание «Летописи» имело особое значение для канонизации преподобного Серафима Саровского, открывая перед всей Россией величие благодатных даров преподобного, отозвавшихся чудесным образом в жизни его многочисленных духовных чад.

По настоянию Государя в августе 1902 года комиссией во главе с будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским), в которую входил и архимандрит Серафим, было осуществлено предварительное освидетельствование мощей преподобного Серафима.

29 января 1903 года произошло событие, которого в это время с нетерпением и надеждой ожидали не только архимандрит Серафим и другие участники торжественного открытия мощей преподобного Серафима Саровского, но и многие верные чада Русской Православной Церкви, которые уже сподобились приобщиться к молитвенному почитанию преподобного, сопровождавшемуся многочисленными чудотворениями. Святейший Синод принял деяние, на основании которого саровский старец Серафим причислялся к лику святых Русской Православной Церкви.

14 февраля 1904 года архимандрит Серафим, был назначен настоятелем одной из семи ставропигиальных обителей Русской Православной Церкви - Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Проведя всего лишь год в Воскресенском монастыре, архимандрит Серафим запечатлел свое игуменство реставрацией знаменитого Воскресенского собора.

Однако Промыслом Божиим отцу Серафиму уготовано было новое церковное служение, возможно, самое трудное для священнослужителей Русской Церкви в наступившем в это время и ознаменовавшем свое начало обилием духовных и исторических смут XX столетии. 28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) в сослужении епископов Трифона (Туркестанова) и Серафима (Голубятникова) была совершена хиротония другого будущего священномученика архимандрита Серафима в епископа Сухумского.

Уже первое место епископского служения Сухумского святителя Серафима, древняя православная Иверская земля, стала для него местом испытаний в связи с событиями, которые наступили в результате революционной смуты, разразившейся в России. С этого времени и до конца его дней архиерейское служение оказывалось для святителя Серафима неразрывно связанным с мужественным стоянием за чистоту православной веры и единство Русской Церкви, которое священномученик Серафим, будучи продолжателем воинской славы своих доблестных предков, осуществлял уже в качестве воина Христова на поле духовной брани.

6 февраля 1906 года святитель Серафим был направлен на Орловскую кафедру, где он пришел к ставшему определяющим всю его дальнейшую архипастырскую деятельность убеждению, что полнокровное развитие епархиальной жизни возможно лишь на основе активно действующих приходских общин.

16 сентября 1908 года был принят указ о его назначении на Кишиневскую кафедру. Вновь, как это уже неоднократно бывало в жизни святителя Серафима, успешно начав очередное церковное деяние, он не имел возможности непосредственно участвовать в его завершении.

С глубокой душевной болью покинув Орловскую кафедру, святитель Серафим 28 октября 1908 года прибыл в Кишиневскую епархию, состояние которой превзошло самые худшие ожидания владыки.

Тяжелым испытанием для владыки Серафима вскоре после его переезда в Кишинев стала кончина в декабре 1908 года святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, все эти годы продолжавшего оставаться духовным отцом святителя.

Трехлетняя созидательная деятельность святителя Серафима на Кишиневской кафедре не только привела к подлинному преображению епархии, но и получила самую высокую оценку как в Святейшем Синоде, так и у Государя. И может быть, наилучшей характеристикой содеянного владыкой Серафимом в Кишиневской епархии стал Высочайший указ Государя Святейшему Синоду от 16 мая 1912 года, обращенный к святителю. «Святительское служение ваше, отмеченное ревностью о духовно-нравственном развитии преемственно вверявшихся вам паств, - говорилось в Высочайшем указе, - ознаменовано особыми трудами по благоустроению Кишиневской епархии. Вашими заботами и попечением множатся в сей епархии церковные школы, усиливается проповедническая деятельность духовенства и возвышается религиозное просвещение православного населения Бессарабии... В изъявление Монаршего благоволения к таковым заслугам вашим Я... признал справедливым возвести вас в сан Архиепископа... Николай».

В 1912 году служение архиепископа Серафима на Кишиневской кафедре подходило к концу, и определением Святейшего Синода он был назначен архиепископом Тверским и Кашинским.

Положение в церковной жизни Тверской епархии обстояло значительно лучше, нежели во всех тех епархиях, в которых святителю Серафиму приходилось служить раньше. Поэтому важный опыт возрождения приходской жизни, который владыка приобрел в течение предшествующих лет епископского служения, мог быть реализован в Тверской епархии во всей полноте.

Предвестием испытаний гражданской смуты для святителя, также как и для всей России, стала начавшаяся в 1914 году Первая мировая война, на которую владыка отозвался не только как архипастырь, умевший облегчать скорби людей, пострадавших от войны, но и как бывший русский офицер, хорошо сознававший нужды русских воинов, защищавших свое Отечество в тяжелейших условиях кровопролитнейшей из всех войн, известных тогда человечеству. Взывавшие к стойкости и одновременно к милосердию проповеди и сборы пожертвований для раненых и увечных воинов, вдохновенные молитвы о победе русской армии и участие в мероприятиях по организации помощи беженцам и по оснащению необходимыми средствами госпиталей и санитарных поездов, наконец, призывы к епархиальному клиру вступать в ряды военного духовенства, а приходским причетникам не уклоняться от воинской службы - таков далеко не полный перечень деяний святителя Серафима в течение всего периода войны.

Когда в мартовские дни 1917 года отречение Государя поставило под вопрос само дальнейшее существование монархии, а Святейший Синод счел необходимым поддержать Временное правительство как единственный законный орган верховной власти в стране, святитель Серафим, продолжая подчиняться высшим церковной и государственной властям, не стал скрывать своего отрицательного отношения к происшедшим в России переменам.

Усиление в России революционной смуты осенью 1917 года и захват власти в Петрограде большевиками возымели пагубные последствия и для развития событий в Тверской епархии. Сознавая, что большинство духовенства и мирян епархии продолжало сохранять верность святителю Серафиму, некоторые члены епархиального совета, избранного на сомнительных канонических основаниях еще в апреле 1917 года, решили прибегнуть для изгнания святителя к помощи большевистских властей в Твери, которые в это время открыто выражали свои богоборческие настроения и не скрывали ненависти к владыке Серафиму как «церковному мракобесу и черносотенному монархисту». 28 декабря 1917 года Вероисповедный отдел Тверского губисполкома Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выдал предписание о высылке архиепископа Серафима из Тверской губернии.

Желая уберечь святителя от бесчинной расправы большевиков, Святейший Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора, 17 сентября 1918 года, успел принять на заседании Святейшего Синода решение о назначении владыки Серафима на Варшавскую и Привисленскую кафедру, находившуюся на территории свободной от власти большевиков Польши.

Разраставшаяся гражданская война и начавшаяся затем советско-польская война сделали физически невозможным отъезд владыки Серафима во вверенную ему епархию, и до конца 1920 года святитель оставался за пределами своей епархии, пребывая в Черниговском скиту Свято-Троице-Сергиевой лавры и находя духовную опору в столь созвучной ему и многие годы из-за епископского служения недоступной молитвенно-аскетической жизни монастырского монаха.

В январе 1921 года, вскоре после окончания Советско-польской войны, владыка Серафим получил синодальное предписание о необходимости ускорить возвращение в Варшавскую епархию православного духовенства и церковного имущества в связи с бедственным положением православного населения Польши, лишившегося за время войны многих храмов. Возведенный в это время Святейшим Патриархом Тихоном уже в сан митрополита святитель Серафим обратился в Народный комиссариат иностранных дел, где ему было заявлено, что вопрос о его отъезде в Польшу может быть рассмотрен лишь после прибытия в Москву официального польского представительства. Однако вскоре после переговоров владыки Серафима с прибывшими в Москву польскими дипломатами, весной 1921 года, органами ВЧК у святителя Серафима был произведен обыск, в результате которого у него были изъяты письма главе Римо-католической Церкви в Польше кардиналу Каповскому и представлявшему в Варшаве интересы православного духовенства протоиерею Врублевскому.

В результате 24 июня 1921 года ничего не подозревавшему о надвигавшейся на него опасности святителю Серафиму был вынесен первый в его жизни официальный приговор, принятый на проходившем без присутствия святителя заседании судебной тройки ВЧК и постановивший «заключить гражданина Чичагова в Архангельский концлагерь сроком на два года». Впрочем, находившийся под секретным наблюдением ВЧК владыка Серафим продолжал оставаться на свободе, ожидая разрешения на отъезд в Варшавскую епархию, и был неожиданно для себя арестован 21 сентября 1921 года и помещен в Таганскую тюрьму.

13 января 1922 года начальником секретного отделения ВЧК Рутковским по поручению ВЦИК было составлено новое заключение по «делу» владыки Серафима: «С упрочением положения революционной соввласти в условиях настоящего времени гр. Чичагов бессилен предпринять что-либо ощутительно враждебное против РСФСР. К тому же, принимая во внимание его старческий возраст, 65 лет, полагаю, постановление о высылке на 2 года применить условно, освободив гр. Чичагова Л. М. из-под стражи». 16 января 1922 года по постановлению президиума ВЧК уже тяжело заболевший святитель покинул Таганскую тюрьму.

22 апреля 1922 года в 6-м отделении Секретного отдела ВЧК было подготовлено очередное заключение по так и не прекращенному «делу» митрополита Серафима. На основании этого заключения судебная коллегия ГПУ под председательством Уншлихта 25 апреля приговорила владыку Серафима к ссылке в Архангельскую область.

Проведя около года в архангельской ссылке, святитель Серафим вернулся в Москву. Однако 16 апреля 1924 года владыка вновь был арестован ГПУ, вменявшим ему на этот раз в вину организацию прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 году. Следствие над святителем Серафимом, оказавшимся в Бутырской тюрьме, продолжалось уже около месяца, когда в мае 1924 года Святейший Патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении 68-летнего владыки, в котором ручался за его лояльное отношение к существующей государственной власти. Сначала проигнорированное начальником 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ Тучковым, это ходатайство через два месяца все же способствовало освобождению святителя Серафима, которому тем не менее по требованию властей вскоре пришлось покинуть Москву.

В это время святителю пришлось пережить новое испытание, обрушившееся на него на этот раз не со стороны гонителей Церкви, но со стороны игумении столь дорогого его сердцу Дивеевского монастыря Александры (Троковской), избранию которой в игумении более 20 лет назад способствовал сам святитель Серафим. После того как изгнанный властями из Москвы владыка обратился к игумении Александре с просьбой дать ему пристанище в Серафимо-Дивеевском монастыре, игумения отказала гонимому исповеднику.

Отвергнутый обителью, около которой святитель уже более 30 лет со времени погребения там его супруги Наталии Николаевны надеялся найти свой последний покой, владыка Серафим вместе с дочерью Натальей (в монашестве Серафима) был принят игуменией Арсенией (Добронравовой) в Воскресенский Феодоровский монастырь, находившийся около Шуи.

В конце 1927 года, трогательно простившись с насельницами Воскресенского Феодоровского монастыря, владыка Серафим навсегда покинул давшую ему гостеприимное прибежище обитель, чтобы принять участие в деятельности Временного Патриаршего Священного Синода. Поддержка столь авторитетного, известного своей твердостью и бескомпромиссностью церковного иерарха, каким являлся святитель Серафим, была чрезвычайно важна для Митрополита Сергия, которого в это время его противники из числа православного епископата все чаще упрекали в недопустимых уступках государственной власти. И весьма показательно, что митрополичья кафедра, на которую был назначен постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода от 23 февраля 1928 года владыка Серафим, находилась в Ленинградской епархии, откуда громче всех раздавались упреки Митрополиту Сергию в этих недопустимых уступках.

Свое пребывание в епархии святитель Серафим ознаменовал тем, что в условиях жестоких и всесторонних стеснений церковной жизни государственными властями он в основу своего архипастырского служения положил благоговейное совершение воскресных и праздничных богослужений и вдохновенное проповедование в городских и пригородных храмах. «Пока совершается Божественная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь, что не погибнут во зле греха, безбожия, злобы, материализма, гордости и нечистоты русские люди, что возродится и спасется Родина наша. Поэтому, - убеждал митрополит Серафим и спасется Родина наша. Поэтому - убеждал митрополит Серафим клириков и паству, - паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении (ежедневном, даже многократном на разных престолах) литургии. Будет она - будут и Церковь, и Россия».

В 1933 году отдавший все силы Ленинградской епархии 77-летний святитель Серафим подходил к концу своего архипастырского служения в качестве правящего архиерея. Телесные немощи владыки и все возраставшая ненависть к нему государственной власти в Ленинграде, делавшая весьма вероятным скорый арест святителя Серафима, побудили митрополита Сергия и Временный Патриарший Священный Синод 14 октября 1933 года издать указ о увольнении владыки на покой. Отслужив 24 октября в храме своей юности - Спасо-Преображенском соборе - Божественную литургию, святитель Серафим навсегда покинул свой родной город.

После возвращения в Москву и кратковременного проживания в резиденции Митрополита Сергия в Баумановском переулке, в 1934 году святитель Серафим нашел себе последнее пристанище в двух комнатах загородной дачи, находившейся недалеко от станции Удельная Казанской железной дороги.

Как и для многих других новомучеников Русской Православной Церкви, последнюю черту земного бытия святителя Серафима кроваво очертил 1937 год, ознаменовавший начало пятилетнего периода ни с чем не сравнимого в мировой христианской истории массового уничтожения православных христиан. Однако и в этой чреде многих десятков тысяч мученических смертей кончина владыки Серафима оказалась исполненной особого подвижнического величия и достоинства. Арестованный сотрудниками НКВД в ноябре 1937 года, прикованный к постели 82-летний святитель был вынесен из дома на носилках и доставлен в Таганскую тюрьму, из-за невозможности перевезти его в арестантской машине, в машине «скорой помощи».

7 декабря 1937 года «тройка» НКВД по Московской области, уже вынесшая в этот день несколько десятков смертных приговоров, приняла постановление о расстреле митрополита Серафима. Почти 50 приговоренных к смерти страдальцев расстреливали в течение нескольких дней в находившейся недалеко от Москвы деревне Бутово, в которой обнесенная глухим забором дубовая роща должна была стать безымянным кладбищем многих тысяч жертв коммунистического террора. 11 декабря 1937 года с последней группой приговоренных был расстрелян и священномученик Серафим.

Житие по книге:

Житие священномученика митрополита Серафима (Чичагова).

СПб.: «Сатисъ», 2000. С. 4-108.

митрополит Ленинградский и Гдовский

Дни памяти 28 ноября (11 декабря); Бутовских новомучеников - 4-я суббота по Пасхе, Брянских, Молдавских и Московских святых Храмы Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра, Спасо-Преображенский собор

Священномученик Серафим, митрополит Ленинградский (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился в 1856 году в Санкт-Петербурге, в семье полковника артиллерии Михаила Никифоровича Чичагова, принадлежавшего к именитому дворянскому роду. После окончания Императорского Пажеского корпуса Леонид Михайлович Чичагов участвовал в Балканской войне 1876-1877 годов. Затем он проходил службу по военному ведомству и в чине поручика гвардейской артиллерии участвовал в Турецкой кампании 1877-1878 годов. Георгиевский кавалер, герой Плевны. Кроме прочего пожалован иностранными орденами: болгарскими «За гражданские заслуги», Александра второй степени со звездою и французским орденом Почетного Легиона.

По возвращении с фронта в Петербург познакомился с праведным Иоанном Кронштадтским и стал его духовным чадом.

В 1879 году Леонид Михайлович сочетался браком с дочерью камергера Двора Его Императорского Величества Наталией Николаевной Дохтуровой.

Памятуя о том, что христианский брак есть прежде всего малая Церковь, в которой не угождение друг другу, а тем более предрассудкам высшего света, но угождение Богу является основой семейного счастья, Леонид Михайлович Чичагов сумел привнести в уклад своей молодой семьи начала традиционного православного благочестия. Именно эти начала и были положены в основу воспитания четырех дочерей - Веры, Наталии, Леониды и Екатерины, которые родились в семье Чичаговых.

В 1891 году Леонид Михайлович Чичагов вышел в отставку с воинской службы в чине полковника лейб-гвардии Преображенского полка и переехал в Москву, где начал готовиться к службе церковной. В 1893 году по благословению святого Иоанна Кронштадтского он принял священнический сан и служил в разных храмах Москвы.

В 1895 году умерла супруга отца Леонида Наталья Николаевна. В это время священник Леонид Чичагов начал работу над «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря». В 1898 году он принял монашеский постриг с именем Серафим. Вскоре он был назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря. В 1903 году по составленному им представлению и при активном содействии императора Николая II был прославлен преподобный Серафим Саровский. Архимандритом Серафимом (Чичаговым) был составлен акафист преподобному Серафиму Саровскому.

В 1905 году состоялась хиротония архимандрита Серафима во епископа Сухумского. С 1906 по 1912 годы он был архиепископом Орловским, Кишиневским и Тверским. На Поместном соборе 1917-1918 годов владыка возглавлял отдел «Монастыри и монашество».

28 декабря 1917 года Вероисповедный отдел Тверского губисполкома Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выдал предписание о высылке архиепископа Тверского и Кашинского Серафима из Тверской губернии.

Желая уберечь святителя от бесчинной расправы большевиков, Святейший Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора, 17 сентября 1918 года, успел принять на заседании Святейшего Синода решение о назначении владыки Серафима на Варшавскую кафедру, находившуюся на территории свободной от власти большевиков Польши.

Но он так и не прибыл на место служения в связи с происходившими там боевыми действиями. В 1921 году уже в сане митрополита владыка Серафим был сослан в Архангельскую область.

Проведя около года в архангельской ссылке, святитель Серафим вернулся в Москву. Однако в 1924 году владыка вновь был арестован ГПУ, на этот раз ему вменялась в вину организация прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 году. Следствие над святителем Серафимом, оказавшимся в Бутырской тюрьме, продолжалось около месяца. Святейший Патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении 68-летнего владыки Серафима, в котором ручался за его лояльное отношение к существующей государственной власти. Сначала проигнорированное начальником 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ Тучковым, это ходатайство через два месяца все же способствовало освобождению святителя Серафима, которому, тем не менее, по требованию властей вскоре пришлось покинуть Москву.

В это время святителю пришлось пережить новое испытание, обрушившееся на него на этот раз не со стороны гонителей Церкви, но со стороны игумении столь дорогого его сердцу Дивеевского монастыря. После того как изгнанный властями из Москвы владыка обратился к игумении Александре (Троковской) с просьбой дать ему пристанище в Серафимо-Дивеевском монастыре, игумения отказала гонимому исповеднику. Отвергнутый обителью, около которой святитель уже более 30 лет со времени погребения там его супруги Наталии Николаевны надеялся найти свой последний покой, владыка Серафим вместе с дочерью Натальей (в монашестве Серафимой) был принят игуменией Арсенией (Добронравовой) в Воскресенском Феодоровском монастыре, находившемся недалеко от Шуи.

В конце 1927 года, трогательно простившись с насельницами Феодоровского монастыря, владыка Серафим навсегда покинул давшую ему гостеприимное прибежище обитель, чтобы принять участие в деятельности Временного Патриаршего Священного Синода. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Старгородский) назначил митрополита Серафима на Ленинградскую кафедру.

Митрополит Серафим (Чичагов) поддержал митрополита Сергия в его церковной политике. Он говорил, что «пока совершается Божественная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь, что не погибнут во зле греха, безбожия, злобы, материализма, гордости и нечистоты русские люди, что возродится и спасется Родина наша».

В 1933 году отдавший все силы Ленинградской епархии 77-летний святитель Серафим подходил к концу своего архипастырского служения в качестве правящего архиерея. Телесные немощи владыки и все возраставшая ненависть к нему государственной власти, делавшая весьма вероятным скорый арест святителя Серафима, побудили митрополита Сергия и Временный Патриарший Священный Синод уволить владыку на покой. Отслужив в храме своей юности Спасо-Преображенском соборе Божественную литургию, святитель Серафим навсегда покинул свой родной город.

После возвращения в Москву, в 1934 году святитель Серафим нашел себе последнее пристанище в двух комнатах загородной дачи, находившейся недалеко от станции Удельная Казанской железной дороги.

В 1937 году начался пятилетний период ни с чем не сравнимого в мировой христианской истории массового уничтожения православных христиан. Доживавший последние месяцы своей многотрудной, подвижнической и славной жизни, отошедший от церковных дел, прикованный к постели 82-летний святитель Серафим был арестован сотрудниками НКВД в ноябре 1937 года. Из дома его вынесли на носилках и доставили в Таганскую тюрьму.

7 декабря 1937 года «тройка» НКВД по Московской области, уже вынесшая в этот день несколько десятков смертных приговоров, приняла постановление о расстреле и митрополита Серафима. Почти 50 приговоренных к смерти страдальцев расстреливали в течение нескольких дней в находившейся недалеко от Москвы деревне Бутово. 11 декабря 1937 года с последней группой приговоренных был расстрелян и священномученик митрополит Серафим (Чичагов).

Херувимская песнь. Композитор - митрополит Серафим (Чичагов)

Тропарь священномученика митрополита Серафима глас 5

Воинство Царя Небеснаго/
паче земнаго возлюбив,/
служитель пламенный Святыя Троицы явился еси,/
наставления Кронштадтскаго пастыря в сердце своем слагая,/
данная ти от Бога многообразная дарования/
к пользе народа Божия приумножил еси,/
учитель благочестия/ и поборник единства церковнаго быв,/
пострадати даже до крове сподобился еси,/
священномучениче Серафиме,/
моли Христа Бога//
спастися душам нашим.

Кондак священномученика митрополита Серафима глас 6

Саровскому чудотворцу тезоименит быв,/
теплую любовь к нему имел еси,/
писаньми твоими подвиги и чудеса того миру возвестив,/
верныя к его прославлению подвигл еси/
и благодарственнаго посещения/
самаго преподобнаго сподобился еси./
С нимже ныне, священномучениче Серафиме,/
в Небесных чертозех водворяяся,/
моли Христа Бога//
серафимския радости нам причастником быти.

"В древности люди всему предпочитали молитву, и святые отцы при свидании всегда спрашивали друг друга о том, как идет или действует молитва? Действие молитвы было у них признаком духовной жизни... Действительно, молитва есть мать и глава всех добродетелей, ибо заимствует их из источника всех благ — Бога, с Которым молящийся пребывает в общении... Только молитвой можно дойти до Всемогущего Бога, ибо она есть путь к Нему".

Из проповеди, 1896 г.

"По окончании "Летописи" я сидел в своей комнате в одном из дивеевских корпусов и радовался, что закончил, наконец, труднейший период собирания и написания о преподобном Серафиме. В этот момент в келию вошел преподобный Серафим, и я увидел его как живого. У меня ни на минуту не мелькнуло мысли, что это видение — так все было просто и реально. Но каково же было мое удивление, когда батюшка Серафим поклонился мне в пояс и сказал: "Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все, что хочешь за нее". С этими словами он подошел ко мне вплотную и положил свою руку мне на плечо. Я прижался к нему и говорю: "Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас". Батюшка Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидимым. Только тогда я сообразил, что это было видение. Радости моей не было конца".

Из письма протоиерею Стефану Ляшевскому, 1902 г.

"Духовное... возрождение России возможно только тем путем, каким совершалось ее духовное рождение. А именно: необходимо вернуться к церковно-общественной жизни древнерусского прихода, чтобы приходская община единодушно занималась не только просвещением, благотворительностью, миссионерством, но и нравственностью своих сочленов, восстановлением прав старших над младшими, родителей над детьми, воспитанием и руководством молодого поколения".

Из проповеди, 1906 г.

"Живя в стороне от церковного управления и его распоряжений, я только издали наблюдал за событиями и не участвовал в вопросе об изъятии ценностей из храмов для помощи голодающему населению. Все написанное в современной печати по обвинению епископов и духовенства в несочувствии к пожертвованию церковных ценностей на народные нужды преисполняло мое сердце жестокой обидой и болью, ибо многолетний служебный опыт мой, близкое знакомство с духовенством и народом свидетельствовали мне, что в православной России не может быть верующего христианина, а тем более епископа или священника, дорожащего мертвыми ценностями и церковными украшениями, металлом и камнем более, чем живыми братьями и сестрами, страдающими от голода, умирающими от истощения и болезней".

Письменные показания ГПУ, 1922 г.

"Дух Святой пресуществляет на престоле Дары, но Он сходит и на каждого из нас, обновляет наши души, умственные силы, всякая молитва, если она произносится от всего сердца, будет исполнена".

Из проповеди, 1928 г.

"Православная Церковь переживает сейчас время испытаний. Кто останется сейчас верен святой апостольской Церкви — тот спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится, и православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это — золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства".

слова, сказанные незадолго до кончины

1876-1877 гг. — после окончания Императорского Пажеского корпуса участвовал в Балканской войне

По возвращении с фронта в Петербург знакомится с праведным Иоанном Кронштадтским и становится его духовным чадом.

1879 г. — сочетался браком с Н. Н. Дохтуровой.

1891 г. — вышел в отставку с воинской службы.

1893 г. — по благословению о. Иоанна Кронштадтского принял священнический сан. Служил в разных храмах Москвы.

1895 г. — умирает его жена. В это время он начинает работать над «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря».

1898 г. — принял монашеский постриг с именем Серафим.

1903 г. — по составленному им представлению и при активном содействии императора Николая II был прославлен преподобный Серафим Саровский. В это же время составляет акафист преподобному.

1905 г. — епископ Сухумский.

1906-1912 гг. — был архиепископом Орловским, Кишиневским и Тверским.

1917-1918 гг. — участвовал в Поместном соборе, где возглавлял отдел «Монастыри и монашество».

1917 г. — изгнан обновленцами со своей кафедры. Патриарх Тихон назначил его на Варшавскую кафедру, но он так и не прибыл на место служения в связи с происходившими там боевыми действиями.

1921 г. — в сане митрополита сослан в Архангельскую область. Несколько лет прожил в Воскресенском Федоровском монастыре под Шуей.

1928 г. — возвращен к делам Церкви и назначен на Ленинградскую кафедру.

1933 г. — уволен на покой и жил последние годы под Москвой.

1937 г. — арестован и на носилках доставлен в Таганскую тюрьму. 11 декабря того же года был расстрелян на полигоне в Бутово под Москвой.

Отличаясь разносторонними талантами, Владыка все их претворял в жизни во славу Божию. Его военные подвиги, литературная деятельность, организаторские способности, направленные на укрепление веры, возрождение приходов, восстановление порядка в церквах и монастырях, его проповедничество, — все служило Богу.

Он хорошо рисовал. Его работы сохранились до настоящего времени. В Московской церкви пророка Илии, что в Обыденском переулке, можно видеть при входе в храм написанные им замечательный образ Спасителя во весь рост в белом хитоне и образ преподобного Серафима, молящегося на камне, вверху над входной аркой в главном приделе.

Митрополит Серафим был музыкален: хорошо пел и играл, сочинял церковную музыку. С фисгармонией он никогда не расставался. Большое внимание уделял церковному пению: где бы он ни служил, всегда подбирал певчих для хора, проводил спевки.

Хочется добавить, что митрополит Серафим был красив, высок ростом, голос у него был какой-то особый, мягкий, как бы приглушенный, милая манера говорить слегка насмешливо, но не резко. Военная выправка наложила отпечаток на весь его облик. В облачении на службе он был величественен и естественен.

Всю жизнь владыка Серафим занимался благотворительностью. Еще будучи военным, он учредил благотворительное общество помощи военным, которые по болезни были вынуждены выйти в отставку до приобретения права на пенсию. Он заботился о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. Много бесплатно практиковал. Во время русско-японской войны владыка Серафим формировал санитарные поезда, собирал пожертвования.

Занимаясь лично в епархиях возрождением приходской жизни, владыка Серафим через приходские советы организовывал школы, библиотеки, столовые, внимательно следил за нуждами студентов духовных училищ. Как уже говорилось, Владыка ликвидировал тюрьму в Спасо-Евфимиевом монастыре. Был очень внимателен к своим подчиненным, окружал их необходимой заботой.

Имеются воспоминания о таком случае: ночью из тюрьмы, в наскоро сколоченном из грубых досок гробу было выдано для погребения ближайшим родственникам тело почившего архиепископа Илариона (Троицкого) . Когда открыли гроб, никто его не узнал, так изменила ссылка владыку Илариона, отличавшегося высоким ростом и крепким здоровьем. Митрополит Серафим принес свое белое облачение, белую митру. По облачении тело положили в другой, лучший гроб. Отпевание совершил сам митрополит Серафим в сослужении шести архиереев и множества духовенства.

По рассказам самого митрополита, отец Иоанн Кронштадтский предсказал ему день его кончины. Он неоднократно повторял: «Помни день Трех Святителей». Владыка каждый год готовился к смерти в этот день. По имеющимся косвенным показаниям, его не стало в день Трех Святителей, 12 февраля (по новому стилю) 1938 года. Дочерям всегда хотелось узнать настоящий день смерти. И вот его дочь Наталия (монахиня Серафима) видела сон: навстречу ей идет сияющий отец и говорит ей: «Ну, конечно, в день Трех Святителей».

В 1936-1937 годах у владыки в Удельной жила также его внучка Варвара, крестным отцом которой он был. В момент ареста деда она находилась у матери в Москве.

Внучка митрополита Серафима, Варя Чичагова, студентка техникума, 1930-е годы. Фото: chichagovs.narod.ru

«Я тогда была студенткой вечернего факультета Института тонкой химической технологии и работала в Институте органической химии Академии наук лаборанткой. В 1936-1937 годах я практически жила с дедушкой, — вспоминала Варвара, — Мой день начинался в шесть часов утра и заканчивался около полуночи.
Утром, естественно, дедушка еще спал, но вечером — уже в кровати — всегда ждал меня, рассказывал что-либо интересное, происшедшее за день, благословлял меня, и я шла к матушкам ужинать, засиживаясь подолгу за интересными разговорами. Обстановка и дух этого дома действовали на меня умиротворяюще.

Сойдя с электрички и приближаясь к даче, я представляла, как, войдя, встречу любовь и ласку, — и спадало напряжение после насыщенного дня, проведенного в „суете сует“. На даче было две комнаты и большая кухня. Одна комната — дедушкина спальня с большим количеством икон, книг и рабочим письменным столом, другая — столовая-гостиная, где стояли обеденный стол, фисгармония и диван, на котором я спала, а на стене висел большой образ Спасителя в белом хитоне, написанный дедом.

По воскресеньям я ходила к обедне в Удельнинский храм, а вернувшись, находила дедушку уже „на ногах“, и мы садились завтракать. Часто в это время к нему кто-либо приезжал… Вечером, когда все уезжали, дедушка садился за фисгармонию — с ней он никогда не расставался — и играл или сочинял духовную музыку, а я сидела на диване, смотрела на него или читала и ощущала благодать, от него исходившую…».

В ноябре 1937 года несмотря на заступничество митрополита Сергия владыку Серафима арестовали. По рассказам самого владыки Серафима, день его кончины был предсказан отцом Иоанном Кронштадским, который неоднократно повторял: «Помни день Трёх Святителей». Владыка каждый год готовился к смерти в этот день.

Об аресте деда внучке Варе сообщили на следующий день. Стараясь узнать, куда увезли дедушку, Варя в отчаянии обошла все известные ей тюрьмы — Лубянскую, Таганскую, Лефортовскую… Но везде был один ответ: Чичагова Леонида Михайловича нет.

Через несколько дней арестовали келейниц владыки — монахинь Веру и Севастиану. Удивительна судьба неразлучных сестер: ордер был выдан только на монахиню Веру, но мать Севастиана добровольно последовала вместе с ней. В лагере в 1938 году она умерла, а мать Вера, отбыв в заключении пять лет, вышла на свободу и скончалась в 1961 году. В 2005 году монахиня Севастиана была прославлена в сонме новомучеников и исповедников Российских († 1938; память 28 июня).

Дочери владыки Серафима Вера, Наталия и Леонида пошли впоследствии по стопам отца и посвятили себя служению Богу. Наталия и Леонида приняли монашество с именем Серафима, а Вера — с именем Вероника. Младшая дочь Екатерина пожертвовала своим дарованием и отказалась от профессии певицы ради благополучия своей семьи, отдав себя целиком воспитанию своих детей.

Игумения Серафима, внучка святителя Серафима (Чичагова). Фото: chichagovs.narod.ru

Примеру дедушки и своей матери Леониды последовала и Варвара Васильевна Черная, внучка владыки. Известный ученый-химик, она много сделала для сохранения памяти о митрополите Серафиме. Ее усилиями спустя пятьдесят лет после расстрела, 10 ноября 1987 года Леонид Михайлович Чичагов был полностью реабилитирован государственной властью и признан невиновным. А в 1997 году Архиерейским собором Русской Православной Церкви митрополит Серафим был прославлен новомученик. Незадолго до смерти Варвара Васильевна также приняла монашеский постриг под именем Серафимы (ум.1999).

Из письма духовному сыну, впоследствии протоиерею отцу Алексею Беляеву

«Все мы люди, и нельзя, чтобы житейское море не пенилось своими срамотами, грязь не всплывала бы наружу, и этим не очищалась бы глубина целой стихии.

Ты же будь только с Христом, единой Правдой, Истиной и Любовью; а с Ним все прекрасно, все понятно, все чисто и утешительно. Отойди умом и сердцем, помыслами от зла, которое властвует над безблагодатными, и заботься об одном — хранить в себе, по вере, Божественную благодать, через которую вселяется в нас Христос и Его мир.

Не видеть этого зла нельзя; но ведь вполне возможно не допускать, чтобы оно отвлекало от Божией правды. Да, оно есть и ужасно по своим проявлениям, но как несчастны те, которые ему подчиняются. Ведь мы не отказываемся изучать истину и слушать умных людей, потому что существуют среди нас сумасшедшие в больнице и на свободе. Такие факты не отвращают от жизни, следовательно, с пути правды и добра не должно нас сбивать то, что временами злая сила проявляет свое земное могущество. Бог поругаем не бывает, а человек — что посеет, то и пожнет.

Учись внутренней молитве, чтобы она была не замечена по твоей внешности и никого не смущала. Чем более мы заняты внутренней молитвой, тем полнее, разумнее и отраднее наша жизнь вообще. И время проходит незаметнее, быстрее. Для того особенно полезна Иисусова молитва и собственные короткие изречения: «помоги мне, Господи» или «защити и укрепи», или «научи» и проч.

Молящийся внутренне смотрит на все внешнее равнодушно, рассеянно, ибо эта молитва не умственная, а сердечная, отделяющая от поверхности земли и приближающая к невидимому Небу.

Учись прощать всем их недостатки и ошибки ввиду подчинения их злой силе и, несомненно, ненормального состояния духа. Говори себе: «Помоги ему, Господи, ибо он духовно болен!» Такое сознание помешает осуждению, ибо судить может только тот, кто сам совершен и не ошибается, все знает, а главное, знает наверное, что человек действует не по обстоятельствам, сложившимся вокруг него, а по своему произволению, по своей страсти».

Архангельск, 1922 г.

О непрестанной молитве

От христиан требуется не только чистая, умная, ежедневная, но и непрестанная молитва. Она заповедана нам святым Апостолом Павлом, который писал: непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 18), и Самим Господом нашим Иисусом Христом, сказавшим: бдите убо на всяко время, молящеся, т. е. бодрствуйте на всякое время и молитесь!

Кто понимает земную жизнь, влияние духа злого на мир и видит грозящие ежеминутно человеку опасности, тот не удивится необходимости следовать святой заповеди о непрестанной молитве, ибо людям нужна столь же непрестанная помощь Божия. Без этой помощи, без влияния благодати на нас мы делаемся способными на всевозможные грехопадения и на все смертные грехи. Чтобы спастись, одно средство: бодрствовать на всякое время и молиться, т.е. непрестанно призывать помощь Божию.

«Такая молитва, — говорят св.отцы, — есть врачевание, убивающее не только страсти, но и самое действие их. Как врач пользует пластырем рану больного, причем страждущий не знает, как происходит излечение, точно так Имя Божие, будучи призываемо, убивает все страсти, хотя мы и не знаем, как это совершается (св.Варсонофий).

«Молитва не в том только состоит, — говорит святитель Тихон Задонский, — чтобы в известный час стоять и кланяться телом пред Богом и читать написанные молитвы, но в том, чтобы молиться на всякое время и на всяком месте — умом и духом. Можешь возносить ум и сердце к Богу и просить от Него милости и помощи ходя, сидя, едучи, сидя за трапезой, совершая дела, в уединении и в народе, ибо Бог и на всяком месте».

Но мирским людям непрестанная молитва кажется неисполнимою, непонятною, вовсе не обязательною и составляющею принадлежность монахов, затворников, схимников, а не тех людей, которые заняты постоянно умственными работами и должны для отдыха проводить свободное время в удовольствиях и развлечениях. Прежде чем сомневаться в возможности и пользе непрестанной молитвы, следует, конечно, попробовать и испытать ее; тогда сомневающиеся убедятся, что сердечная молитва не только не мешает, но и способствует работе, хотя бы она совершалась не одними руками, но и умом. Можно призывать Господа не только устами, но одним сердцем, в особенности во время чтения и занятий. Господь ведь Сердцеведец и взирать только на сердце. Если же кто занят такой работой, что ему нельзя тайно призвать имени Божия в своем сердце, что вряд ли справедливо, а только возможно вспоминать о Боге, то и это достаточно, ибо заменяет молитву. Следовательно, во время работы или беседы, прежде работы и после беседы, т.е. во всякое время и во всяком месте, можно и должно призывать себе на помощь Имя Божие. Только такая постоянная молитва заставляет нас жить на земле небесною жизнию, способствует достижению этой главной цели в христианской жизни, ибо соблюдает нас в чистоте, избавляет от врагов и искушений, делает терпеливыми и сильными для испытания и, наконец, согревает сердца.

Пусть же никто из христиан не думает, что только одним монахам надлежит непрестанно молиться, нет, все христиане обязаны исполнять эту заповедь. Константинопольский Патриарх Филофей пишет в житии св. Григория Солунского, что последний имел возлюбленного друга, некоего Иова, человека простого и добродетельного, с которым, беседуя однажды, он коснулся непрестанной молитвы и необходимости учиться ей мирянам. Долго беседовал святитель и приводил в доказательство слова святого Григория Богослова, что «всем христианам надлежит чаще поминать в молитве Имя Божие, чем вдыхать воздух», но старец Иов не убедился. Когда же потом Иов молился наедине в своей келий, ему явился Ангел, присланный от Бога, с укором, что он спорил со св. Григорием и противился явному делу, от которого зависит спасение христиан. Ангел возвестил Иову от Лица Божия, чтобы он впредь внимал себе и остерегался говорить что-либо против этого душеспасительного дела и даже в уме своем не держал бы противного помысла и не позволял себе мудрствовать... Иов тотчас поспешил к св.Григорию, упал ему в ноги, попросил прощения и открыл все, что ему сказал Ангел Господень.

Возлюбленные! Бог не заповедал нам, конечно, ничего невозможного, а все только то, что мы в состоянии делать. Если бы непрестанная молитва была невозможна, то не нашлось бы в мире столько лиц, которые исполнили бы спасительную заповедь. Отец св. Григория Солунского, дивный Константин, жил при дворе, назывался отцом и учителем царя Андроника, ежедневно занимался государственными делами, кроме своих обязанностей по семье и большому имуществу, и при всем этом был неотлучен от Бога и привязан к непрестанной умной молитве.

«Не говори мне, — пишет св. Златоуст, — что для человека, занятого делом, невозможно проводить целый день в молитве. Можно и как легко. В молитве нужны не столько звуки, сколько мысль; не воздаяние рук, но воздаяние ума, не наружный вид, но внутренний смысл. Можно, идя на площадь, ходя по улицам, творить продолжительные молитвы, можно сидящему и занимающемуся работой посвящать Богу дух свой».

Какую же молитву св. отцы называют умной, непрестанной? Когда молящийся, собрав ум внутрь сердца, оттуда негласным, безмолвным словом воссылает к Богу молитву свою, славословя Его и благодаря, сокрушенно исповедуя пред Ним грехи свои и испрашивая у Него потребных себе благ духовных, душевных и телесных. Не словом только надо молиться, но и умом, и не умом только, но и сердцем, да ясно видит и понимает ум, что произносится словом, и сердце да чувствует, что помышляет при этом ум. Умною молитвою принято называть Иисусову молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго! Святые отцы в своих правилах меняют некоторые слова, чтобы молитва была и за ближних и прошения принимались по ходатайству Матери Божией, и для этого произносят так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных, или Богородицею помилуй мя, грешнаго!

Не забывайте же, братья и сестры, этой заповеди Христовой и Апостольской. Упражняйтесь в непрестанной молитве, изучайте это важное дело ради спасения наших душ. Всякое дело сначала трудно, но когда навыкните, то познаете, как сладко Имя Господне! Св. Апостол Павел не стал бы нас обязывать молитвою, если бы это было крайне трудно и невозможно. Будемте телом работать и в это время духом молиться! Внешний наш человек пусть исполняет свои житейские дела, а внутренний пусть будет весь посвящен на служение Богу. Это ангельское житие, ибо Ангелы не имеют голоса, но умом приносят Богу непрестанное словословие; в том состоит все их дело, и этому посвящается вся их жизнь. Вкусите и видите, яко благ Господь! Аминь.

Слово в день Рождества Пресвятой Богородицы. О воспитании детей

Предание подробно говорит о добродетелях Богоотец Иоакима и Анны. Вся жизнь их была проникнута духом благоговейной любви к Богу и милосердия к ближним; ежегодно они отделяли две трети своих доходов в пользу храма и бедных, многих превосходили своею чистотою и святостию, но несли тяжелый крест бездетства. Поэтому соотечественники всенародно ими пренебрегали, и даже в храме. Когда же праведной Анне исполнилось 50 лет, то Иоаким еще более опечалился, в особенности после того, как он удостоверился из родословной, что все праведные мужи имели потомство и даже столетний Авраам не был лишен этого благословения Божия. Печаль его была настолько велика, что Иоаким отправился в горы, в дальнюю пустыню, где паслось его стадо, в решимости не возвращаться домой и там провел 40 дней в строгом посте и молитве, призывая на себя милосердие Божие и оплакивая свое безчестие в людях. Тут-то Господь и возвестил ему чрез Ангела о скором зачатии жены его дщерию благословенною, выше всех дщерей земных. Одновременно молилась в саду и благочестивая Анна о даровании ей дитяти, и наконец явился ей Ангел Божий и сказал: «Молитва твоя улышана, воздыхания твои проникли облака, и слезы твои канули пред Господом! Ты зачнешь и родишь дщерь благословенную, выше всех дщерей земных. Ради Ее благословятся все роды земные, Ею дастся спасение всему миру и наречется Она Мариею!» Услышав эти слова, Анна поклонилась Ангелу и сказала: «Жив Господь Бог мой. Если у меня будет дитя, то я отдам его Господу на служение, пусть оно служит Ему день и ночь, восхваляя святое Имя Его во всю жизнь». И прежняя печаль Анны обратилась в радость.

Не мало есть и ныне бездетных супругов, которые тяготятся этим испытанием, но к кому они обращаются за помощию? Чаще к науке, чем к Богу. Счастливые же родители, получающие от Господа в дар детей, весьма редко следуют примеру праведных Иоакима и Анны и дают обеты воспитывать их по-христиански. В самом нежном возрасте большинство христианских детей по вине родителей и под влиянием воспитателей только питаются телесно и приучаются к безполезным телесным упражнениям, а развитие, знания и навыки даются такие, которые полезны лишь для временной, земной жизни. Во всю последующую жизнь они уже продолжают воспитывать себя и готовятся только для временных успехов и удач среди мира, совершенно не помышляя о Боге, о благоугождении Ему и о вечном спасении своем. Христианское же воспитание должно начинаться с самого нежного детского возраста. Св. Макрина, сестра Василия Великого, вспоминая о своем детстве, говорила, что мать обыкновенно сажала ее на свои колена и заставляла слабым и лепечущим языком произносить сладчайшее Имя Иисуса Христа, и с тех пор возгорелась в сердце Макрины любовь к Господу. «Душа младенца есть храм Божий, — говорит блаженный Иероним, — поэтому надо наблюдать, чтобы она ничего не слышала и ничего не говорила, кроме истин евангельских; она не должна понимать ни безстыдных басен, ни соблазнительных песен; ее нежный язык должен возноситься только к Богу».

Кажется, никто из святых отцов не писал и не говорил столько о воспитании, как св. Златоуст. Ему принадлежит следующее строгое наставление. «Родители, — говорит он, — которые пренебрегают воспитывать детей своих по-христиански, беззаконнее детоубийц. Под долгом воспитывать детей своих я разумею не одно то, чтобы не допускать их не умереть с голоду, чем многие люди, кажется, и ограничивают свои обязанности по отношению к детям. Для этого не нужно ни книг, ни постановлений; об этом весьма громко говорит природа. Я разумею о попечении образовать сердца детей в добродетели и благочестии — долг священный, которого никак нельзя преступить, не сделавшись виновным в некоторого рода детоубийстве. Все у нас должно быть второстепенным в сравнении с заботой о детях и с тем, чтобы воспитывать их в наказании и учении Господнем. Не так полезно образовать сына, преподавая ему науки и внешние знания, посредством которых он станет приобретать деньги, сколько если научить его искусству презирать деньги. Богат не тот, кто заботится о большем стяжании имения и владеет многим, а тот, кто ни в чем не имеет нужды. Не заботьтесь о том, чтобы сделать сына известным по внешней учености и доставить ему славу, но старайтесь о том, чтобы научить его презирать славу настоящей жизни; от этого он будет славнее и знаменитее. Это возможно сделать и богатому и бедному; этому научаются не от светских учителей и не при пособии наук, а из Божественных Писаний».

Св. Тихон Задонский пишет: «Напоминайте детям чаще о Св. Крещении, о данных ими тогда обетах, чаще внушайте им, что мы все рождаемся во грехах и возрождаемся в крещении не для временной жизни, не для приобретения чести, славы и богатства, но для жизни вечной».

Итак, христианское воспитание ребенка должно начаться с самых первых дней рождения его, после Св. Крещения. Но как воспитать так, чтобы дитя, пришедше в возраст, ничего более не желало, как быть истинным христианином и сознавать себя не только человеком или существом разумносвободным, но вместе с тем вступившим в обязательство с Господом?

Надо окружить дитя святынею и добродетелями. Вера и благочестие родителей должны привести к церковности, к частому причащению Святых Христовых Тайн, сопровождающемуся чудесным исцелением младенцев. Начатое же христианское воспитание необходимо продолжать и в детстве, и в отрочестве, и в юношестве. Когда у дитяти начинают пробуждаться силы, родителям должно усилить внимание, ибо грех, живущий в человеке, непременно возбудит борьбу со стремлением к Богу и дети не в силах сами бороться; тогда начинается борьба родителей с грехом, живущим в дитяти. Должно так вести и направлять силы телесные и душевные ребенка, чтобы не отдать их в плен плотоугодию, пытливости, своеволию и самоуслаждению. Это главное, в этом мудрость христианского воспитания.

Светское воспитание, излюбленное в наше время, которое нельзя назвать христианским, есть большой грех. Св. Златоуст говорит, что такой грех никогда не простится родителям. «Даруя нам детей, — пишет святитель, — Господь вверяет их нашему попечению и предоставляет нам власть над ними. Чем оправдаемся мы пред Господом? Не тем ли, что дети нас не слушают? Но родители обязаны предотвращать такую гибель детей, должны овладеть первыми их впечатлениями, наложить на них узду, когда они еще не имели силы разорвать ее, а не ждать, пока страсти, усилясь постепенным развитием, сделаются необузданными и неукротимыми.

О родители! Не забывайте же, как велик ответ ваш пред Господом за детей, как трудна, многосложна ваша обязанность, как свят и добродетелен ваш подвиг. Хотите спасти ваших детей и спасти самих себя — воспитывайте детей в наказании и учении Господнем. Вашим детям едино на потребу — вера, религия. Религия есть броня против ударов судьбы и ухищрений врага; она есть сила для борьбы со страстями и соблазнами; она есть ручательство, что дети проживут честно, добродетельно и не совершат безумных преступлений; наконец, только религия дает возможность претерпеть невзгоды до конца и понести свой крест за Христом до дверей рая. Аминь.

Текст книги «Да будет воля Твоя» Часть 1 -

Текст книги «Да будет воля Твоя» Часть 2 -

Однако надеждам святителя Серафима на то, что его многолетнее пребывание в столь полюбившейся ему Орловской епархии позволит осуществить его замыслы по возрождению в ней церковной жизни, не суждено было сбыться. Святейший Синод счел необходимым поручить святителю Серафиму управление епархией, в которой церковные дела находились в еще более сложном положении, нежели это имело место в Орловской епархии ко времени прибытия туда владыки Серафима, и 16 сентября 1908 г. был принят указ о его назначении на Кишиневскую кафедру.35 Вновь, как это уже неоднократно бывало в жизни святителя Серафима, успешно начав очередное церковное деяние, он не имел возможности непосредственно участвовать в его завершении.

С глубокой душевной болью покинув Орловскую кафедру, святитель Серафим 28 октября 1908 г. прибыл в Кишиневскую епархию,36 состояние которой превзошло самые худшие ожидания Владыки. Вот как описывал в одном из своих писем святитель Серафим печальную картину епархиальных дел, представшую перед его взором в новой епархии: "Огорчаюсь южанами, как у них все церковное пало, обрядность пропала, пение еще по нотам Бахметева и все исковеркано, - писал владыка Серафим. - Ужас в том, что изменить мне невозможно, тут регент - соборный священник, любимец всего города, ничего не понимающего в пении, и он преподаватель во всех учебных заведениях. Во всем городе один архиерейский хор. Причт соборный из академиков-законоучителей. Собор без прихода, очень бедный, и ничего не могу поделать, так что у меня нет и ключаря в помощь, ибо он законоучитель. Словом, не встречал нигде такой обстановки в России и стою в тупике, потому что выхода нет решительно никакого. Вторая беда - молдаване в селах не говорят по-русски, в монастырях - тоже, так что мне ездить по епархиям все равно так же ужасно, как было на Кавказе".37

Тяжелым испытанием для владыки Серафима вскоре после его переезда в Кишинев стала кончина в декабре 1908 г. св. праведного отца Иоанна Кронштадтского , все эти годы продолжавшего оставаться духовным отцом святителя. Пастырские наставления и молитвенное предстательство св. праведного Иоанна Кронштадтского в течение всего периода священнослужения святителя Серафима являлись важнейшими началами становления его как пастыря, а затем и архипастыря Русской Православной Церкви, помогали преодолевать ему многочисленные духовные искушения и житейские невзгоды, которыми изобильно исполнена жизнь каждого, достойного священнослужения. Лишь позднее, весной 1909 г. владыке Серафиму довелось "поклониться могиле... дорогого батюшки отца Иоанна",38 который с этого времени подобно св. преподобному Серафиму Саровскому стал оказывать покровительство своему духовному чаду, предстоя пред Престолом Всевышнего в мире горнем.

Однако грех уныния всегда преодолевался святителем Серафимом, замечательно сочетавшим в себе столь свойственные русским образованным людям духовную впечатлительность и сердечную искренность со столь несвойственными русским интеллигентам мужественной волей и личной ответственностью. И основой для преодоления этого ставшего глубоким пороком русской духовно-исторической жизни в XX веке греха уныния у святителя Серафима были искренняя христианская вера и исполненная духовной трезвости молитвенная жизнь. Весьма показательно, что на рубеже трудных для него 1908-1909 гг., пережив потери близких ему людей и оказавшись в почти полном духовном одиночестве в окраинной епархии, святитель Серафим смог почерпнуть для себя новые духовные силы в активной молитвенно-литургической жизни, которая ознаменовала его появление в Кишиневской епархии, и в которой особое место занимало почитание чудотворной Гербовецкой иконы Божией Матери . Совершая в течение всех лет своего пребывания в Кишиневской кафедре еженедельные службы с акафистами перед чудотворным образом знаменитой в Бессарабии иконы, святитель Серафим не только вызвал значительный подъем молитвенного энтузиазма в своей пастве, но и обрел для себя столь недостававшие ему в это тяжелое время душевный покой и архипастырское вдохновение.

Начав восстановление церковной жизни в Кишиневской епархии с уже оправдавшей себя в Орловской епархии деятельности по возрождению активных приходов путем создания церковно-приходских советов, святитель Серафим обнаружил, что запустение приходской жизни в Бессарабии сочеталось со стремлением приходского духовенства определять в выгодном для него направление деятельность епархиального архиерея. "Мой предшественник, - писал святитель Серафим, - приучил бессарабское духовенство обходиться без архиерея, так что оно совершенно устроилось автономно, получило выборное начало, распоряжается соборно во всех учреждениях, и епископ только подписывает их желания и мысли, изложенные в журналах".39 Указав представителям приходского духовенства, что не борьба за власть в епархиальном управлении, а окормление своей приходской паствы являлось их главным служением, святитель Серафим вынужден был во многом взять на себя оставленное приходскими батюшками бремя духовно-просветительской деятельности на приходах. На протяжении всех лет своего пребывания на Кишиневской кафедре владыка Серафим неутомимо посещал практически все приходы своей епархии, вдохновляя своим архипастырским примером погрузившееся в требоисполнительскую рутину и подчас полностью утерявшее литургическое благочестие приходское духовенство.

Трехлетняя созидательная деятельность святителя Серафима на Кишиневской кафедре не только привела к подлинному преображению епархии, но и получила самую высокую оценку как в Святейшем Синоде, так и у Государя. И может быть наилучшей характеристикой содеянного владыкой Серафимом в Кишиневской епархии стал Высочайший Указ Государя Святейшему Синоду от 16 мая 1912 г., обращенный к святителю. "Святительское служение ваше, отмеченное ревностью о духовно-нравственном развитии преемственно вверявшихся вам паств, - говорилось в Высочайшем Указе, - ознаменовано особыми трудами по благоустроению Кишиневской епархии. Вашими заботами и попечением множатся в сей епархии церковные школы, усиливается проповедническая деятельность духовенства и возвышается религиозное просвещение православного населения Бессарабии. Особого внимания заслуживают труды ваши по устройству в гор. Кишиневе Епархиального Дома и связанных с ним просветительских и благотворительных учреждений. В изъявление Монаршего благоволения к таковым заслугам вашим Я... признал справедливым возвести вас в сан Архиепископа. Поручая Себя молитвам вашим, пребываю к вам благосклонным. Николай".40

Отличавшийся замечательным даром проповедничества святитель Серафим нашел возможным издать в Кишиневе две книги своих проповедей, произносившихся им на протяжении всего периода священнослужения. Исполненные высокого пастырского вдохновения и обращенные, как правило, к самым насущным вопросам современной святителю эпохи эти проповеди сразу же после опубликования стали незаменимым подспорьем как для проповедывавших священников Кишиневской епархии, так и для последующих поколений русских пастырей.

Проповедническая деятельность святителя Серафима как, впрочем, и все его архипастырское служение были обращены не только на обустройство церковной жизни, но и на преодоление тех разрушительных духовных и общественных соблазнов, которыми была исполнена российская действительность в начале XX века. Мучительно переживая все усиливавшийся на его глазах отрыв образованной части русского общества от традиционных, основанных на православной вере духовных и исторических начал русской жизни, святитель Серафим сурово обличал в своих проповедях духовную слепоту тех, кто присваивал себе право выступать в качестве новых "вождей" и "пророков" для ставшего им чуждым русского народа. "Не видим ли мы в наше бездарное время, - говорил святитель Серафим, - новых писателей и публицистов, не способных ни на какой серьезный, самостоятельный и талантливый труд, но болезненно стремящихся стать во главе современного заблуждения общества хотя бы своим крайним направлением, вполне безнравственным и безрелигиозным. Пользуясь своим воображаемым правом, будто бы общепризнанным и вполне авторитетным, они занимаются обличениями, даже бичеваниями свободным печатным словом и суждениями о вещах им недоступных, как о религии, о христианстве, а в особенности о Православии и добродетелях... В попытке угодить всем они преклоняются даже перед обычаями мира, научными заблуждениями и теоретическими отрицаниями и легко снисходят ко всякой лжи, как бы она ни была вредна и преступна".41

Принадлежа по своему происхождению к сословию, которое веками вело русский народ по пути созидания великой российской государственности, и являясь по своему служению представителем церковной иерархии, которая веками взращивала в народной душе идеал Святой Руси, святитель Серафим прозорливо усматривал в увлекавшей за собой русский народ обезбоженной революционной интеллигенции лишь разрушителя российской державы и растлителя русской души. "Те, неверующие, которые получают власть, новые права и наибольшую свободу от земных царей, расточают это достояние еще с большим вредом для себя и, в особенности, для ближних, для своего народа. Они расточают данные им права и власть для задуманной ими борьбы с религией, Богом установленной властью, с упорством неповрежденного в вере народа, с прежними законами, с христианскими понятиями о собственности, о свободе, об обязанностях перед Богом, старшими, родителями и своими ближними. В народе, объединенном религией и преданностью к Помазаннику Божию, они производят раскол, который проникает во все учреждения, школы, семьи, даже на улицы, в газеты, гибнет благосостояние народа, обесценивается труд, создаются сотни тысяч бедствующих, голодающих, которых они приветствуют почтенным, по их лицемерию, наименованием "пролетариат".42

Глубоко пережив революционную смуту 1905-1907 гг., которая вызвала к жизни многочисленные общественно-политические организации, предлагавшие России самые разнообразные пути ее дальнейшего развития, владыка Серафим счел для себя возможным принять участие в деятельности "Союза русского народа", программные декларации которого находились в наибольшем созвучии с традиционными идеалами русской государственности, на которых был с детства воспитан будущий святитель. Произнося 21 декабря 1908 г. проповедь во время освящения хоругвей , принесенных членами "Союза русского народа" в кафедральный собор, владыка Серафим ясно выразил свое понимание той политической деятельности, которую должна была вести эта самая влиятельная в Бессарабии общественно-политическая организация. "Возлюбленные братья! - говорил святитель Серафим. - Сердце мое всегда преисполняется радостным чувством, когда я вижу представителей "Союза русского народа", шествующих со священными хоругвями и направляющихся для молитвы в храмы... Ведь вы принесли сюда для благословения не мечи, необходимые для людей, готовящихся к брани и вражде, а свои священные хоругви для окропления и освящения! А что такое хоругвь? Это знамя Христовой победы, которое мы привыкли видеть в деснице Воскресшего из мертвых, восставшего из гроба и возвещающего победу над адом Сына Божия. Это знамя победы не мечом, а правдой и любовью... Сзывайте же народ на мирную борьбу с распространившемся злом в Отечестве, на защиту веры православной, для объединения под сенью храмов, и тогда он на своих могучих плечах высоко поднимет Помазанника Божия, русского Царя, и снова воссияет сила русская, создавшая великое государство не многочисленным войском, не золотом, а единственно крепкой верой в Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа". 43

Последний год пребывания на Кишиневской кафедре был ознаменован для святителя Серафима участием в весьма драматичных событиях, происходивших в это время в Оптиной пустыни. Как признанному знатоку и ревнителю традиций монашеской жизни владыке Серафиму было поручено Святейшим Синодом провести расследование поступивших в Синод сообщений о якобы имевших место нестроениях в духовной и хозяйственной жизни Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни. Прибыв в Оптину пустынь 30 декабря 1911 г. и отслужив воскресную литургию в монастырском храме, святитель Серафим целый день провел в Иоанно-Предтеченском скиту в общении со скитоначальником старцем Варсонофием, который упоминался в поступивших в Синод сообщениях в числе насельников монастыря, нарушавших монашеское благочиние.44 Подробности бесед будущего священномученика епископа Серафима с будущим преподобным игуменом Варсонофием, столь схожими между собой по тому жизненному пути, который предшествовал их вступлению на стезю священнослужения, остались незамеченными. Хотя безусловно вопрос об обвинениях, которые возводились на старца Варсонофия его недругами перед лицом Святейшего Синода, являлся одной из основных тем их многочасового общения, имевшего место как в монастырском храме, где они соборне отслужили молебен преподобному Серафиму Саровскому, так и в келии старца Варсонофия, где они вели уединенную беседу.45 Являвшийся одним из наиболее близких старцу Варсонофию его духовных чад отец Василий Шустин оставил следующее описание событий, предшествовавших приезду в скит святителя Серафима, и его участия в расследовании этих событий. "Нашлись люди, которым мудрость батюшки не давала жить, и враг не дремал, - писал отец Василий. - Поселился в скиту некто Митя Косноязычный из гор. Козельска. Был он пьяница и тайно развращал монахов, Батюшка не мог этого терпеть и выселил его из скита. Сейчас же против Батюшки открыто ополчился целый легион... В Оптину приехала одна из женщин петербургского религиозно-политического кружка графини Игнатьевой и собрала против Батюшки все обвинения, какие только можно было измыслить: что Батюшка вольнодумен, что он любит роскошь, ибо украшает свою келью цветами, что он вольно обращается с женщинами, что он плохо управляет скитским имуществом, берет себе деньги с богомольцев. Приезжавший в Оптину епископ Серафим (Чичагов) обелил Батюшку, но дело его отзыва из Оптиной уже было где-то решено. О. Варсонофий должен был покинуть скит... Я как раз к этому времени приехал в Оптину. Батюшка встретил меня с радостью, поведал мне о своих обстоятельствах".46

Выяснив безосновательность обвинений, возводившихся на старца Варсонофия его недоброжелателями, и высоко оценив духовный опыт оптинского скитоначальника, святитель Серафим стал убеждать старца принять настоятельство в одном из крупных монастырей, духовная жизнь в котором требовала руководства опытного наставника. Как вспоминал сам старец Варсонофий: "Когда епископ Серафим вздумал перевести меня из Оптиной, то сказал, что надо о. Варсонофию дать более обширный круг деятельности, а то он в скиту совсем закиснет".47 Через несколько месяцев старец Варсонофий был возведен в сан архимандрита и направлен настоятелем в древний Старо-Голутвин монастырь в Московской епархии.

В то же время святитель Серафим, будучи строгим блюстителем традиций древнего монастырского благочестия, счел недопустимым постоянное проживание в стенах монастыря мирян, даже если они имели своими духовниками оптинских старцев. Весной 1912 г. после доклада владыки Серафима в Святейшем Синоде был принят синодальный указ, регламентировавший некоторые стороны монастырской жизни в Оптиной пустыни и, в частности, не допускавший постоянное проживание в ней мирян. Религиозный писатель С. А. Нилус, вынужденный в связи с синодальным указом покинуть монастырь, был склонен упрекать в излишней жестокости святителя Серафима, указавшего С. А. Нилусу на недопустимость его проживания в Оптиной пустыни в связи с дающими повод к соблазну обстоятельствами его семейной жизни, которые в свое время послужили архиепископу Антонию (Храповицкому) основанием для отказа С. А. Нилусу в священнической хиротонии. Стремившийся поддержать непререкаемым авторитет Оптиной пустыни, святитель Серафим не счел возможным в вопросе об удалении мирян из Оптиной пустыни делать исключение даже для такого известного, имевшего могущественных покровителей при дворе религиозного писателя как С. А. Нилус.48

В 1912 г. служение архиепископа Серафима на Кишиневской кафедре подходило к концу. Однако духовно выразительное указание на место нового служения было дано святителю тремя годами раньше, когда 12 июня 1909 г. владыка Серафим присутствовал на торжественном восстановлении церковного почитания св. благоверной великой княгини Анны Кашинской в Тверской епархии. Приняв деятельное участие в подготовке синодального указа о восстановлении почитания великой подвижницы Русской Православной Церкви, святитель Серафим с благоговением принял в дар от Тверской епархии икону св. Анны Кашинской с частицей ее мощей и перевез ее в Кишиневскую епархию, где икона была помещена в храме Измаильского Свято-Успенского монастыря и прославилась неоднократными чудотворениями. В 1912 г. Тверская епархия приняла к себе на архипастырское служение именно святителя Серафима, в духовной жизни которого тверские святыни имели в эти годы особое значение, и который определением Святейшего Синода был назначен архиепископом Тверским и Кашинским.49

Конец первой части.