А. Т. Твардовский «По праву памяти»: анализ поэмы


В годы войны Твардовским были написаны такие шедевры лирики, как «Две строчки» (1943), «Война - жесточе нету слова...» (1944), «В поле, ручьями изрытом...» (1945), «Перед войной, как будто в знак беды...» (1945) и др., которые впервые были опубликованы в январском номере журнала «Знамя» за 1946 год. Как точно заметил в связи с этой публикацией критик А. Макаров: «Облик войны предстает в них более сложным и суровым, мы бы сказали, более реалистическим, а сам поэт раскрывает перед читателем новые стороны своей гуманной души».

В этих стихах глубоко проникновенно и с большой впечатляющей силой обнажается трагическое лицо войны.

Такова небольшая на первый взгляд стихотворная зарисовка «Две строчки», пронизанная горькими воспоминаниями о предшествовавшей Великой Отечественной войне непродолжительной, но обернувшейся немалыми бессмысленными жертвами финской зимней кампании 1940 года:

Из записной потертой книжки

Две строчки о бойце-парнишке,

Что был в сороковом году

Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело

По-детски маленькое тело.

Шинель ко льду мороз прижал,

Далеко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал,

А все еще бегом бежал,

Да лед за полу придержал...

И здесь это воспоминание, описание, почти дневниковая запись обрывается многоточием. А после невольной паузы переходит в глубоко лирическое размышление, острое переживание, вызванное двумя полустертыми строчками в записной книжке сорокового года:

Среди большой войны жестокой,

С чего - ума не приложу, -

Мне жалко той судьбы далекой,

Как будто мертвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примерзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький, лежу.

Эти вроде бы простые и непритязательные стихи отмечены глубиной исповедаль- ности, личного авторского чувства и самораскрытия.

И вместе с тем они исполнены пронзительной боли за каждую так слепо и беспощадно оборванную человеческую жизнь. Жестокая память о войне и предвоенных испытаниях несет в лирике Твардовского мощный заряд трагического гуманизма. Это качество отчетливо проявилось в одном из лучших стихотворений цикла «Стихи из записной книжки» (1941-1945):

Перед войной, как будто в знак беды,

Чтоб легче не была, явившись в новости,

Морозами неслыханной суровости

Пожгло и уничтожило сады.

На первый взгляд речь идет прежде всего о природе. Причем сразу впечатляет сила изобразительности («...Торчащие по-зимнему, по-черному // Деревья, что не ожили весной»), личностный характер переживания («И тяжко было сердцу удрученному...»). Важно, однако, подчеркнуть глубину и силу художественного обобщения, философско- поэтической концепции, когда за непосредственно изображаемым и переживаемым встает нечто большее. На это наталкивают весь ход развития мысли-переживания и конечно же заключительная строфа, а также особо выделенная последняя строка стихотворения:

Прошли года. Деревья умерщвленные С нежданной силой ожили опять,

Живые ветки вы дали, зеленые...

Прошла война. А ты все плачешь, мать.

На протяжении всего стихотворения развертываются непростые ассоциативные связи социально-исторических и природных явлений. За погибшими деревьями видятся иные жертвы - военные, и не только...

Они, деревья, не просто вымерзли: их «пожгло и уничтожило» (второе слово появилось только в издании 1954 года), их - а ведь они «избранные, лучшие» - постиг «гибельный удар», деревья были «умерщвлены», и это было «перед войной», о чем говорится в начале стихотворения, и это - «знак беды». Трагические ассоциации и контраст сфокусированы в последней строфе, где противопоставлен вечное обновление природы и невосстановимость людских потерь - все, чего лишилась родина-мать.

Творчество Твардовского первых послевоенных лет пронизано тем особым чувством, состоянием души, которое поэт в одном из стихотворений назвал «жестокой памятью». Подвиг народа, простого солдата раскрывается с особым драматизмом и силой личностного сопереживания, ощущения себя на месте каждого из павших.

«Стихи эти, - отмечал сам автор, - продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны и в послевоенные годы более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное чувство как бы себя в них, а их в себе, - так приблизительно можно определить эту мысль и чувство».

Эти слова сказаны Твардовским по поводу стихотворения «Я убит подо Ржевом» (1945-1946), написанного от первого лица:

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки, -

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна ни покрышки.

Условная форма - монолог павшего воина - избрана поэтом не случайно:

«Форма первого лица в “Я убит подо Ржевом” показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших “ради жизни на земле”».

Горький и жестокий мотив воспоминания о полегших на поле брани разрешается обновленным чувством безграничной любви к жизни, за которую погиб солдат.


Биография писателя


Александр Трифонович Твардовский принадлежит к числу величественных людей: лауреат трех Сталинских, Государственной и Ленинской премии; кавалер трех орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и многих других; депутат Верховного Совета РСФСР; кандидат в члены ЦК КПСС. Многие годы Твардовский был главным редактором журнала «Новый мир», мужественно отстаивая право на публикацию каждого талантливого произведения, попадавшего в редакцию.

Александр Трифонович Твардовский родился 8 июня (21 июня по новому стилю) 1910 года в деревне Загорье Смоленской губернии в семье кузнеца. Здесь и прошло детство писателя. Стихи начал писать очень рано. Учился в сельской школе. «В жизни нашей семьи бывали изредка просветы относительного достатка, но вообще жилось скудно и трудно», - пишет поэт в дневниках. Однако в тридцатые годы его отец был «раскулачен» и выслан из родной деревни.

В детстве вечерами вся семья собиралась за столом, и отец читал «Полтаву», «Дубровского», «Тараса Бульбу». Как-то в дом приехал дальний родственник - гимназист, и представил свой стих «Осень». 10-летний Саша решил, что такое дело и ему по плечу - через несколько дней уже была готова парочка стихов о лете.

В четырнадцать лет будущий поэт начал посылать небольшие заметки в смоленские газеты, некоторые из них были напечатаны. Тогда он отважился послать и стихи. Исаковский, работавший в редакции газеты «Рабочий путь», принял юного Твардовского, помог ему не только напечататься, но и сформироваться как поэту, оказал влияние своей поэзией.

В 1928 году А.Т. Твардовский переезжает в Смоленск. Здесь начинается новый период творчества. С первых месяцев он стал профессиональным литератором, лишь эпизодически выполняя какие-то литературные работы, иногда занимал должности в местных органах печати. Жилось нелегко. В это время он много ездит по стране. Это был продуктивный отрезок пути Твардовского.

Зимой 1930 он опять вернулся в Смоленск, где провел шесть лет. «Именно этим годам я обязан своим поэтическим рождением», - сказал впоследствии Твардовский. В это время он поступил в педагогический институт, но с третьего курса ушел и доучивался уже в Московском институте истории, философии и литературы (МИФЛИ), куда поступил осенью 1936.

В это время он печатался в газетах «Юный товарищ», «Смоленская деревня», «Рабочий путь», в журнале «Наступление». Был ответственным секретарем журнала «Западная область». Опубликовал 260 произведений в стихах и прозе, в т.ч. 3 поэмы.

В 1939 – 1940 гг. участвовал в советско-финляндской войне. С июня 1941 года Александр Твардовский начинает работу спецкорреспондентом в редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия». Именно эти годы стали для Твардовского переломными: поэтический голос поэта приобретает ту силу, ту подлинную мощь, без которой невозможно настоящее творчество. Александр Трифонович награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями.

Проявил себя и как глубокий, проницательный критик: книги «Статьи и заметки о литературе» (1961), «Поэзия Михаила Исаковского» (1969), статьи о творчестве С. Маршака, И. Бунина (1965).

Военная лирика А.Т. Твардовского

Стихи Твардовского военных лет - это хроника фронтовой жизни, состоявшей не только из героических подвигов, но и из армейского, фронтового быта. Пример изображение тихой армейской жизни в стихотворении «Армейский сапожник» (1942).

В лесу, возле кухни походной,
Как будто забыв о войне,
Армейский сапожник холодный
Сидит за работой на пне.

Стихотворение «Партизанам Смоленщины» (1942) призывает покарать пришедшего грозного врага. Поэт поднимает боевой дух бойцов, заявляя: «Нет, твой враг не похвалится тыловой тишиной!». В стихах нет конкретных образов партизан, они все обобщены, названы «весёлым народом» и даже «зоркой местью». Поэт убеждён, что победа близка, о чём говорит в финале.

Но не только партизаны принесут победу России. В лирике Твардовского встречается образ танка, который значит для поэта гораздо большее, нежели просто гусеничная машина. Известно его стихотворение, которое так и называется – «Танк»:

И, как будто первопуток
Открывая за собой,
В сталь одетый и обутый,
Танк идёт с исходной в бой.

В этих строчках слышатся какие-то былинные мотивы: богатыри на Руси тоже обладали такой огромной мощью, что могли одним пальцем проложить «первопуток», а слова «одетый» и «обутый» также явно указывают на сходство танка с богатырём. Таким образом, танк – это символ скорой победы России в войне.

И всё же не вся военная лирика Твардовского состоит из обобщённых образов и пространных размышлений. Поэт написал и несколько фронтовых зарисовок, в которых конкретные люди рассказывают о своей военной жизни. К подобным стихам относится, например, «Рассказ танкиста». В центре этого стихотворения – фигура мальчонки, помогшего обнаружить замаскированный артиллерийский расчёт врага. Это произведение рассказывает о прифронтовом детстве, и, что особенно важно, подчёркивает необходимость участия всех и каждого в военных буднях страны. Мысленному взору читателя явлена такая картина:

Что ж, бой не ждёт. -
Влезай сюда, дружище! –
Стоит парнишка – мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём…

Картинка эта запечатлевается в памяти танкиста навсегда. Поэт берёт на себя часть вины лирического героя за то, что тот забыл спросить имя мальчика. Однако лирический герой уверен, что узнает его среди тысяч лиц. В стихотворении подчёркнута сплочённость народа – каждый хорошо помнит своего боевого товарища, с которым они вместе боролись против общего врага.

В стихах Твардовского военных лет звучит и философское осмысление человеческой судьбы в дни всенародной трагедии. Так, в 1943 году написано стихотворение «Две строчки».

Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...

Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.

Стихотворение навеяно фактом корреспондентской биографии Твардовского: две строчки из записной книжки напомнили ему о бойце-парнишке, которого видел он убитым, лежащим на льду еще в ту не знаменитую войну с Финляндией, что предшествовала Великой Отечественной. И подвига он не совершил, и война не знаменитая, но жизнь ему была дана одна-единственная. Через эту смерть постигает художник трагедию Великой Отечественной войны. Возникает пронзительное по силе лиризма ощущение невозвратности потери, ярко выраженное в последней строфе.

Уже после войны, в 1945-1946 годах, Твардовский создает, возможно, самое сильное, самое пронзительное свое произведение – «Я убит подо Ржевом» , сквозь строки которого проходит мотив братства и памяти. Необычна форма стихотворения – монолог погибшего солдата, его обращение к живым.

Я убит подо Ржевом.

В безымянном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком начете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки, -

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

В его словах чувствуется трагедия, стремление жить и увидеть мирное время:

Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме.
Я – где с облачком пыли
Ходит рожь на холме.

Но не только о себе грустит погибший солдат. Тревогу вызывает у него то, что будет с новым поколением, сможет ли оно уберечь все великие завоевания военного времени. Несмотря на собственную смерть, он говорит: «завещаю в той жизни вам счастливыми быть».

Стихотворение завораживает ритмом своих строк, оно довольно велико по объему, но прочитывается на одном дыхании. Знаменательно, что в нем несколько раз звучит обращение, восходящее к глубоким корням традиции. Это обращение –«братья».

Война закончилась, но тем не менее военная лирика Твардовского нашла своё продолжение и в послевоенное время.

Мотив вины пронизывает такие стихотворения А. Твардовского, как «Жестокая память» и «Я знаю, никакой моей вины…».

Человек, прошедший войну и вышедший из неё живым, неизбежно чувствует вину перед павшими. Об этом стихотворение«Жестокая память». Память – невозможность забыть и избыть ту огромную боль, которую принесла война людям. Жестокость же её заключается как раз в том, что невозможно жить и радоваться жизни так же, как и до войны, чувствуя свою вину: «Но с радостью прежней не смею смотреть на поля и луга».

Война оставила в жизни людей глубокие, заметные следы. У поэта есть зарисовка на эту тему:

Полным-полно, народ в проходе
Бочком с котомками стоит.
И о лихой морской пехоте
Поёт нетрезвый инвалид.

И даже в поздней лирике поэта тема войны звучит так же остро, как и раньше. Стихотворение «Я знаю, никакой моей вины…» вновь затрагивает тему вины перед теми, кто не вернулся с поля боя, но с ещё большим драматизмом. Оно построено как лирический монолог, где настроение колеблется между двумя чувствами: с одной стороны, автор убеждает себя в своей полной невиновности перед павшими на полях Великой Отечественной войны, с другой же - в последней строке пробивается то покаянное ощущение своей вины, которое свойственно всем совестливым людям. Эта вина выражает мысль о неоплаченном долге перед погибшими защитниками России.

Троекратный повтор частицы «все же », выражающей сомнение, выводит на поверхность сознания далеко скрытое чувство не утихающей со временем боли. Чувство это иррационально - собственно, как мог Твардовский «сберечь» своих соотечественников? - но именно поэтому глубоко и истинно. «Я» - живой и «другие» - мертвые - вот основной конфликт стихотворения, так и не разрешенный в финале (многоточие означает еще и то, что внутренний монолог не прекращен, что еще не раз лирический герой будет сам с собой вести этот мучительный разговор).
Стихотворение отличает лексическая простота, отсутствие каких-либо изобразительных эффектов.

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе, -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…

В другом стихотворении – «Лежат они, глухие и немые…» слышится элегическое звучание стихотворения,

щемящее-грустная интонация:

Лежат они, глухие и немые,

Под грузом плотной от годов земли -

И юноши, и люди пожилые,

Что на войну вслед за детьми пошли,

И женщины, и девушки-девчонки,

Подружки, сёстры наши, медсестрёнки,

Что шли на смерть и повстречались с ней

В родных краях иль на чужой сторонке.

И не затем, чтоб той судьбой своей

Убавить доблесть воинов мужскую,

Дочерней славой - славу сыновей, -

Ни те, ни эти, в смертный час тоскуя,

Верней всего, не думали о ней.

История создания стихотворения «В тот день, когда окончилась война…» по–своему замечательна. Повторив первую строку стихотворения, вынеся ее в заголовок, поэт тем самым утвердил мысль о значительности, важности исторического момента – окончилась война!

В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.

В стихотворении ситуация драматизирована: происходящее не описывается, а развертывается перед нами. Исторические воспоминания о «том дне» пережиты Твардовским глубоко лично. Это трагедийное повествование, в котором поэт развивает тему «большой разлуки», «великого прощания». Стихотворение обретает летописную трагедийную торжественность и значительность. По мере развития темы усиливается эмоциональное напряжение стиха. В эпически мерном движении строк мы чувствуем элегическую печаль , которая имеет действенную силу катарсиса:

И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.

Поздняя лирика А.Т.Твардовского – это лирика особая: в ней органично сочетается философское и социальное начало, лирическое и эпическое. Лирический герой этого периода – это человек с огромным жизненным опытом, проживший немалый срок на земле. Он задумывается над ходом жизни, над неизбежностью смерти, над мимолетностью и ценностью каждого мгновения, над необратимостью времени. Важно отметить то, что лирический герой не пытается преодолеть данность жизни, а видит основу в её осмыслении.

Размышляя о бытие, излагая свой жизненный опыт, лирический герой поздней лирики А.Твардовского постоянно затрагивает тему памяти и забвения. Стихотворение «Дробится рваный цоколь монумента» - яркий тому пример. Это произведение написано Твардовским в 1965 году под впечатлением уничтожения бюста Сталина в барвихинском парке. Но речь в нём идет не о конкретном событии, мы видим глубокое философское понимание памяти, жизни, истории, вечности:

Дробится рваный цоколь монумента,

Взвывает сталь отбойных молотков.

Крутой раствор особого цемента

Рассчитан был на тысячи веков.

Пришло так быстро время пересчета,

И так нагляден нынешний урок:

Чрезмерная о вечности забота -

Она, по справедливости, не впрок.

Но как сцепились намертво каменья,

Разъять их силой - выдать семь потов.

Чрезмерная забота о забвенье

Немалых тоже требует трудов.

Все, что на свете сделано руками,

Рукам под силу обратить на слом.

Но дело в том,

Что сам собою камень -

Лирический герой этого стихотворения не какое-то определенное «Я», но в то же время и не персонифицированное «Мы». Он выступает носителем того переживания, которое свойственно всему народу и в то же время осмысляется каждым по-своему.

«Чрезмерная о вечности забота » и «Чрезмерная забота о забвенье » воспринимаются лирическим героем как две крайности, бессмысленные и разрушительные. С одной стороны, «Крутой раствор особого цемента/ Рассчитан был на тысячу веков» , прилагались определенные человеческие усилия для возведения этого монумента, причем не только монумента как предмета материального, но и идеологического, с другой стороны, высказывается мысль о том, что всё в жизни относительно и бренно, и всё в мире циклично: сначала мы создаем себе кумиров и свято верим в них, прилагаем огромные духовные и физические усилия, чтобы поместить их в вечность, а затем опрокидываем их в забвенье, ломая, разрушая, уничтожая.

Необходимо также отметить, что стихотворение «Дробится рваный цоколь монумента» как будто отсылает читателя к огромной базе культуры прошлого: возникают ассоциации с «Памятниками» А.С.Пушкина, Г.Р.Державина, с «Exegi monumentum» Горация. Это говорит о том, что лирический герой наделен богатым культурным, историческим опытом, а это, в свою очередь, позволяет ему излагать свои мысли, чувства, анализировать, делать глубокие, философские заключения.

Последние три строки стихотворения – это своеобразный вывод, который делает лирический герой в отточенной афористичной форме:

Но дело в том,

Что сам собою камень -

Он не бывает ни добром, ни злом.

Этими словами выражается особое понимание лирическим героем всех жизненных, социальных, исторических процессов. Камень – это неодушевленная, застывшая форма, ничего сама по себе не выражающая, только человек вкладывает в него тот или иной смысл, а значит, только человек является тем звеном, которое связывает «всё со всем» и «всех со всеми».

Мотив взаимосвязанности и повторяемости всего в мире очень характерен для позднего творчества Твардовского. Лирический герой размышляет о связях исторических, культурных, жизненных, родственных, пытается осмыслить их, объяснить, понять их истинный смысл. С этой позиции интересно рассмотреть стихотворение «Посаженные дедом деревца»:

Посаженные дедом деревца,
Как сверстники твои, вступали в силу
И пережили твоего отца,
И твоему еще предстанут сыну
Деревьями.
То в дымке снеговой,
То в пух весенний только что одеты,
То полной прошумят ему листвой,
Уже повеяв ранней грустью лета...

Ровесниками века становясь,
В любом от наших судеб отдаленье,
Они для нас ведут безмолвно связь
От одного к другому поколенью.



И дальше связь пойдет в таком порядке.

Ты не в восторге?
Сроки наши кратки?

В этом стихотворении лирический герой предстает перед нами как некое «Мы», обращенное к представителю молодого поколения («Ты»). Опыт лирического героя оказывается настолько огромным и глубинным, что он начинает постигать неотменимый, естественный порядок бытия. В этом стихотворении, по сути, формулируется важный закон мироздания, который заключается в вечном обновлении и вечных связях поколений – в цикличности жизни.

Твардовский становится носителем важной философской мысли: жизнь вписывается в общий природный порядок, всё бренно, но в то же время в бытие есть повторяемость, которая, можно сказать, становится аналогом бессмертия.

Причем, важно отметить, что повторяемость эта характерна как для человеческого существа, так и для самой природы: молодые деревца – звено, связывающее поколения людские, тоже имеют свой срок, и им на смену придут другие посадки, которые станут новым звеном в вечной цепочке жизни:

Им три-четыре наших жизни жить.
А там другие сменят их посадки.
И дальше связь пойдет в таком порядке.

Герой Твардовского подходит ко всему с особым осмыслением: он видит суть мироустройства, понимает, что человек не может бороться с естественными, непреложными законами мира, и пытается донести это до каждого, задавая, казалось бы в несколько небрежной форме очень серьёзные и вечные вопросы:

Ты не в восторге?
Сроки наши кратки?
Ты что иное мог бы предложить?

В этих строках возникает очень важная тема творчества Твардовского – это тема отпущенного срока, которая четко представлена в стихотворении «Все сроки кратки в этом мире» :


Все превращенья – на лету.

Сирень в году дня три – четыре,

От силы пять кипит в цвету.

Но побуревшее соцветье
Сменяя кистью семенной,

Она, сирень, еще весной –

Уже в своем дремотном лете.

И даже свежий блеск в росе
Листвы, еще не запыленной,

Сродни той мертвенной красе,

Что у листвы вечнозеленой.

Она в свою уходит тень.
И только, пета – перепета,

В иных стихах она все лето

Бушует будто бы, сирень.

Лирический герой этого стихотворения (также как и предыдущих) мыслит эпически. Он явно осознаёт, что жизнь состоит из определенных ограниченных по времени сроков, причем время это бегущее, стремительное и спешное:

Все сроки кратки в этом мире,
Все превращенья – на лету.

Образ сирени - центральный в стихотворении, он становится воплощением самой жизни во всем ее многообразии. Лирический герой, восхищаясь красотой не только цветущей и благоухающей сирени, но и других её состояний, высказывает мысль о том, что жизнь прекрасна на всех её сроках и, может быть, в увядании можно найти еще большую прелесть, чем в бушующей молодости. Он чувствует свою включенность в ход жизни, он принимает, осмысляет и понимает каждый её этап.

Необходимо сказать, что в сознании лирического героя нет идеализации жизни, он воспринимает её ход как естественный, необратимый процесс, всегда сопряженный со смертью. Смерть - это часть жизни, она всегда находится рядом с жизнью:

И даже свежий блеск в росе
Листвы, еще не запыленной,

Сродни той мертвенной красе,

Что у листвы вечнозеленой.

Смерть для лирического героя – это граница отведенного срока, часть всеобщего, всеобъемлющего цикла, законы которого одинаковы и для человека, и для природы.

Таким образом, лирический герой поздней лирики А.Т.Твардовского пытается осмыслить бытие, понять все его законы. Он воспринимает жизнь как определенные, завершенные сроки, циклы, которые постоянно повторяются в природе, в то же самое время, являясь особенными и неповторимыми. Лирический герой наделен большим культурным и жизненным опытом, и предстает перед нами человеком, который имеет право выражать свою нравственную, философскую позицию по отношению к мироустройству. Образ его становится шире индивидуального, он приобретает масштабные, эпические черты.

Особа пейзажная лирика Твардовского послевоенных лет. Отсюда особая трактовка темы природы. В стихах последних лет в эту тему включается новый мотив, который можно назвать памятью самой природы всей жизни на земле. Твардовский смотрит на природу, не поучая и не поучаясь. Природа у Твардовского – источник красоты.

Спасибо за утро такое

Спасибо за утро такое,

За чудные эти часы

Лесного – не сна, а покоя,

Безмолвной морозной красы.

Когда над изгибом тропинки

С разлатых недвижных ветвей

Снежинки, одной порошинки,

Стряхнуть опасается ель.

За тихое, лёгкое счастье –

Не знаю, чему иль кому –

Спасибо, но, может, отчасти

Сегодня – себе самому.

Твардовский видит в природе и ее, так сказать, собственные горести и заботы, и ее движение. Все пейзажи насыщены внутренней динамикой. Например, в стихотворении «Там–сям дымок садового костра» (1967) пейзаж передан через определение того, чего еще нет, но что должно произойти в будущем:

Там–сям дымок садового костра

Встаёт над поселковыми задами.

Листва и на земле ещё пестра,

Ещё не обесцвечена дождями.

Ещё земля с дернинкою сухой

Не отдаёт нимало духом тленья,

Хоть наизнанку вывернув коренья,

Ложится под лопатой на покой.

Ещё не время непогоды сонной,

За сапогом не волочится грязь,

И предаётся по утрам, бодрясь,

Своим утехам возраст пенсионный.

По крайности – спасибо и на том,

Что от хлопот любимых нет отвычки.

Справляй дела и тем же чередом

Без паники укладывай вещички.

В пейзажной лирике также прослеживаются характерные для Твардовского понятия – «пора» и «срок», которым подчинено круговращение природы и человеческой жизни: в главном они совпадают, и отсюда - лирическое приятие каждого срока, согласие с его особыми уставами и законами. Однако содержание этих сроков – очень разное. Отсюда – мотив неравномерности, неравноценности времени.

Чуть зацветёт иван–чай, -

С этого самого цвета –

Раннее лето, прощай,

Здравствуй, полдневное лето.

Липа в ночной полумгле

Светит густой позолотой,

Дышит - как будто в дупле

Скрыты горячие соты.

От перестоя трава

Никнет в сухом оперенье.

Как жестяная, мертва

Тёмная зелень сирени.

Где–то уже позади

День равноденствие славит.

И не впервые дожди

В тёплой листве шепелявят.

Не пропускай, отмечай

Снова и снова на свете

Лёгкую эту печаль,

Убыли–прибыли эти.

Все их приветствуй с утра

Или под вечер с устатку...

Здравствуй, любая пора,

И проходи по порядку.

Таким образом, военная и послевоенная лирика занимает важное место в творчестве Твардовского.

К циклу послевоенных произведений Александра Твардовского принадлежит стихотворение «Признание», созданное в 1951 году. Русский поэт отошел от темы крестьянской жизни, от подвигов военных и в произведениях последних лет обратился к размышлениям о смысле жизни человеческой и творческой.

«Признание» – далеко не любовная лирика, – это стихотворная попытка самопознания, обрамленная пейзажными зарисовками. Чувствуется в строках сожаление автора об ушедших молодых годах и горечь от осознания краткости жизни.

В первой фразе «Признания» читается противоречие: «Я не пишу…». За вводной репликой следует череда картин природы, написанных кратко и выразительно. Автор якобы не пишет о скоротечности существования, слабости и увядании, меркнущей красоте, выцветании, об улетающих птицах, закатах, болезнях и утратах. Однако, 6 четверостиший уже написаны и Твардовскому ничего не остается, кроме как признаться в том, что все-таки сочиняет он об этом, думает и живет этим. В последнем стихе упоминается ощущаемая поэтом на закате жизни молодость.

Твардовский без использования дополнительных метафор, с помощью ярких эпитетов передает читателю восторженность от красоты природы. «Рябиновый закат» моментально рисует в воображении живописную пламенеющую красками картину. Упоминает поэт и про дождик, который приносит аромат сена; про распустившийся из почки слабенький листочек; прогулку по скошенному сену и щебетание маленьких цыплят.

Поэтические иллюстрации отрывистые, нежные, ностальгические… Описание внутренней жизни автора выражено в смелом признании о пришедшей молодости. «Помолодел» – признается он нам, забывая о слетевшем пухе с отцветших деревьев, о «малом сроке» весеннего обновления и об увядших некогда пышных ветвях сирени; юность вовсе не отходит, скорее, наоборот, – овладевает душой с новыми силами. Стихотворение, таким образом, хоть и наполнено некими мрачными символами, в итоге преобразуется в произведение бодрое, рассветное, юное и цветущее.

(Иллюстрация Петрова-Водкина "Мать" )

Каждый поэт в своём творчества обращается к теме матери. Каждый поэт находит особые слова, чтобы выразить свою безграничную любовь и признательность женщине, давшей ему жизнь. Для Александра Трифоновича Твардовского образ матери, родной и нежно любимой, переплетается с образом всех российских матерей. Это признание в сыновей любви, как обычно, только задним числом понимающей всю материнскую мудрость и терпение. Цикл стихотворений «Памяти Матери» является одним из самых пронзительных произведений в советской литературе.

Поэма о материнской любви

Без преувеличения эти стихотворения вместе можно назвать поэмой по своему построению и значимости. Цикл состоит из четырёх самостоятельных частей, в каждой из которых рассматривается своя грань взаимоотношений Твардовского с матерью. В каждой из этих частей поэт пытается выписать образ родного для него человека, как и образ и всех матерей трудного времени. Первая часть описывает обычные события взросления сына и ухода его в большую жизнь. Поэт описывает события своей жизни и поспешное прощание с матерью, а каждый из нас узнаёт в этом собственные промахи и невнимательность к родному человеку.

Вторая часть содержит воспоминания о чувствах матери в таёжной сибирской ссылке. Как многих русских людей, её не страшил тяжёлый труд и суровые условия жизни. Более всего её беспокоила возможность быть похороненной на неуютном таёжной кладбище прямо за бараками. Верность родным могилам и месту успокоения всегда была характерна для русских людей. Как тонко прописано у Твардовского это желание быть упокоенной дома, на родине. Третья часть продолжает эту тему. Матери поэта посчастливилось вернуться на родину, и была она похоронена на родном кладбище, но для сына похороны матери - тяжёлая событие в жизни. Твардовский нашёл сравнение работы двух копщиков с садовниками, так близко похожа их работа и так далека она по смыслу. Настроение растерянности, желание покончить с этим действом быстрее объясняется нежеланием умом принять эти похороны. Наверное, многие проходили через такое.

Воспоминание, общение с уже потерянной матерью, долгие раздумья о ней после смерти выразились в четвёртой части стиха. Здесь приводятся воспоминания о матери уже в новом их понимании. Через старую песню, привезённую в ссылку с родины, через размышления о нелёгкой жизни матери, о старении и словах о последнем перевозе, как о естественном ходе событий. Как в мифах древней Греции, как в старинной русской традиции. Здесь скрывается глубинный философский смысл жизни каждого. И только остаётся горькое сожаление, что не смог, не захотел, не успел понять мать свою лучше, при жизни.

Художественные приёмы стихотворений

Все четыре части цикла написаны в определённом стиле. От простого быстрого повествовательного, до протяжно-напевного, характерного для среднерусского говора. Сам размер строфы настраивает на определённое восприятие. То ли это тихие сетования о тяжести житья и боязни упокоится вдали от родины, то ли это распев народной песни о прощании молодой женщины с родителями выходя замуж. И только последняя часть стихотворения написана кратким языком ребёнка разговаривающего с мамой, неумелым стихом начинающего поэта-мальчика. И эти строки кажутся выразительнее всего.

«Вся суть в одном-единственном завете...» Твардовский

Анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.

Среди так называемых «вечных» тем, к которым все они явно в зрелом возрасте тяготели, — тема поэта и поэзии. Ниша вроде бы хорошо освоенная, но только не Твардовским. Долгое время он отвергал самую попытку создания произведений об искусстве («это почти наверняка мертвое дело»), отдавая безусловное предпочтение «существенной объективной теме». В 30—40-е годы (за вычетом нескольких строф из «Василия Теркина») в качестве особой, итоговой, лирической проблема поэтического призвания была для него сомнительна. Судя по стихам и особенно по дневникам, А. Твардовский устойчиво завидовал людям, занятым насущной, очевидной работой: пахарям, печникам, рядовым бойцам, — и уж тем более не приходило ему в голову кичиться своей необычной деятельностью. И лишь с середины 1950-х тема поэта и поэзии впервые получает у него законные права (стихотворения «Ни ночи нету мне, ни дня...», «He много надобно труда...», «Моим критикам», «Собратьям по перу» и др.).

В том же ряду и написанная в 1958 году миниатюра «Вся суть в одном-единственном завете... ». Впрочем, тема ее шире, чем чисто литературная. Твардовский отстаивает право на высказывание, собственную точку зрения не обязательно писателя, но любого человека как личности. Отсюда — столь необычное для его творчества настойчивое повторение местоимения «я» (6 раз на 12 строк), причем в самых ключевых позициях стиха — в начале и в конце, т. е. там, куда стягиваются обычно логические ударения.

Лирический герой настаивает на индивидуальной неповторимости, выношенности, выстраданности своего видения и понимания жизни. Ни одну истину он не склонен принимать теперь слепо, любую идею считает необходимым обдумать и проверить, даже открыть заново, непременно соотнося ее с личным опытом. И говорит обо всем этом автор стихотворения уверенно, убежденно.

Вот отчего стихотворение строится как монолог и как декларация — с преобладанием здесь риторического стиля. Твардовский скуп в традиционных средствах создания поэтического образа.

Ho тем не менее стихотворение звучит весьма выразительно прежде всего за счет ритмико-синтаксической организации.

Заметьте, что повторы не везде у поэта буквальные, подчас усиление достигается несколько иначе: например, «Я никогда бы ни за что не мог». Активно используются и ритмические ресурсы: в пятистопном ямбе регулярная внутристиховая пауза приходится на вторую стопу, что позволяет поэту дополнительно подчеркнуть отдельные важные для него слова: «Сказать хочу. // И так, как я хочу».

Повторы в напевной лирике встречаются обычно чаще, чем в программных выступлениях. Ho если там они, как правило, идут подряд, дабы завораживать читателя-слушателя, внушать ему некое настроение (взять хотя бы фетовское: «Это утро, радость эта, // Эта мощь и дня и света, // Этот синий свод...»), то в произведениях, подобных разбираемому, выполняя роль своеобразного курсива, они обычно рассредоточены и конструктивны.

Впрочем, скрепляют стихотворение не одни повторы. Задействовано поэтом и прямо противоположное вроде бы средство — антитеза.

Они оказываются следствием внутренней полемичности выступления. Автор не просто утверждает — он доказывает вероятным оппонентам, а, может быть, и самому себе мысль о собственной человеческой и творческой уникальности.

В устах поэта естественны для такого повода художественного высказывания ораторские интонации. И все же стиль не однотонен. Категоричность, патетика несколько снижаются малозаметными, но почти неизбежными для Твардовского просторечиями («пусть себе он бог. А я лишь смертный»; «при жизни хлопочу»). Это позволяет установить более доверительный контакт с читателем. Поэт не напускает на себя ложную многозначительность, в его поздней лирике мы находим простые истины, но истины добытые и пережитые лично как открытия.

В этом отношении особенно значима дальняя перекличка анализируемого стихотворения с более поздним в творческом наследии Твардовского — «К обидам горьким собственной персоны...» (1968). Получается, что кольцо — не просто один из видов синтаксического повтора, прием усиления («Я это знаю лучше всех на свете — Живых и мертвых, — знаю только я») — два названных текста тоже образуют как бы смысловое кольцо в составе поздней лирики поэта, подчеркивая устойчивость его заветных убеждений.

Долгий, богатый событиями и впечатлениями жизненный путь дает Твардовскому право говорить по-своему и о своем, которое лирик-реалист воспринимает как ответственность. «Талант — это обязанность», — считал А. Твардовский. Подобным импульсом заряжены многие литературные произведения периода «оттепели» («Середина века» В. Луговекого, «Я отвечаю за всё» Ю. Германа, повести В. Тендрякова и др.), когда люди освобождались от психологии «винтиков» государственной машины, от самозабвенного поклонения недавним кумирам. И Твардовский был тогда одним из наиболее чутких и последовательных выразителей новых настроений и идей — причем не только в поэме «За далью — даль», но и в книге «Из лирики этих лет».

Автор не может передоверить собственную задачу, как сказано в миниатюре «Вся суть в одном-единственном завете...», «даже Льву Толстому». Вечные темы воспринимаются теперь Твардовским как темы личные, конкретные и современные, которые остаются, по его диалектичной формуле, «неизменно актуальными». He допуская ни поэтической конъюнктурщины, ни «лирической академичности», в своих поздних стихах он обращается к проблемам самым существенным и самым животрепещущим. Поэт не впадает ни в экзальтацию, ни в рассудочность, он благородно сдержан. Крайности, противоположности в книге «Из лирики этих лет» не взаимоуничтожаются, но снимаются, взаимодействуют, воплощаются в синтезе.