Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Шейх Мансур. "Басурманский зверь" или Герой Кавказа? С каких позиций бы не рассматривали историю Мансура, Шейх несомненно остается крупной исторической личностью. Достаточно указать только на тот факт, что на него перед отправкой в Соловецкую тюрьму, пожелала лично взглянуть сама империатрица Екатерина.

Шейх Мансур - "басурманский зверь" или итальянский авантюрист?

Имя "Мансур" означает Победоносный. Шейх Мансур (Ушурма) происходил из тейпа (рода) "элистанжи". Этот тейп проживал в Веденском районе села Хаттуни, откуда переселился в Алды, рядом с нынешним Грозным. Мансур родился в 1765 г.(?). Учил Коран под началом дагестанского муллы. В детстве, рассказывают, слышал мистические голоса, призывавшие его объединить горцев в единый народ для борьбы с "неверными", что на Кавказе всегда означало Россию. А еще говорят, что Мансур - татарин Казембек, который изучал теологию в Бухаре.

Существует историческая байка, согласно которой Мансур - не кто иной, как итальянский авантюрист Джованни Батиста Боэтти.

Существует и весьма занимательный исторический анекдот. Якобы профессор Туринского университета Оттино обнаружил мемуары вожака горцев.

Оказывается, Мансур - не кто иной, как итальянский авантюрист Джованни Батиста Боэтти, уроженец Монферата, где его отец служил простым нотариусом. До того как попасть на Восток, Джованни изучал медицинские науки, служил в армии, состоял в доминиканском монашеском ордене. Молодой человек мечтал о жизни, наполненной приключениями. Он уговорил настоятеля монастыря отправить его миссионером на Восток. По дороге монах остановился в Венеции, где его арестовали за излишнее усердие в проповеди против девиц легкого поведения. Проповедь закончилась дракой с сутенерами. Путаны утверждали, что монах разразился гневной моралью потому, что не хотел платить за удовольствие. Боэтти бежал из венецианской тюрьмы, чтобы угодить в тюремные застенки на Кипре за "недобрые отзывы о пророке Мухаммеде". Чудом Джованни удалось бежать от янычар. Затем он долго путешествовал по восточным странам. Изучал местные обычаи и языки. "Через горы Дагестана он пробрался в Персию, - утверждает достопочтенный профессор Оттино, - оттуда в Багдад, где выучил на память весь Коран не хуже самого хорошего муфтия". Затем судьба забросила Боэтти в Петербург, где он встретился с Потемкиным, чтобы предложить вельможе план захвата Константинополя. Фаворит императрицы отказался от услуг подозрительного итальянца. Тогда Джованни вернулся на Кавказ и поднял зеленое знамя газавата (войны против "неверных").

В 1785-м русский карательный отряд во главе с полковником Пиери сжег аул Алды. Горская месть не заставила себя долго ждать. Когда русский отряд приближался к реке Сунже, чеченцы неожиданно напали на него и почти поголовно вырезали. Погиб и полковник Пиери. Только нескольким русским удалось уйти, в их числе был ординарец Пиери - молодой Петр Багратион. После этой победы Мансур пошел на Кизляр. Но русские части смогли его остановить. (Дмитрий Жвания . Русские броски на Кавказ. Час Пик (Санкт-Петербург). 29.09.1999. )

Тем не менее, как пишет Д.Жвания, "шесть лет Мансур терзал войска ее императорского величества. Но в 1791-м он угодил-таки в русский плен. Его привезли в Петербург. Говорят, Екатерина захотела посмотреть на "басурманского зверя". "Победоносного" доставили в Царское Село, где тогда находился Двор, и заставили ходить взад-вперед под окнами Екатерининского дворца, из которых на него взирала просвещенная императрица. Затем Мансура сослали в Соловецкий монастырь, где он и почил в бозе ."

Та же история в изложении журнала "Русский Дом" (Л.Д. , Шейх Мансур: миф и человек. Интернет-версия журнала "Русский Дом" №1, 1997. ) выглядит менее героически: "Но вот Мансур решает оставить в покое турок и по наущению то ли своих ближайших сподвижников, то ли сил и вовсе находившихся далеко за пределами Кавказа, перебирается в российские пределы. Здесь его проповеди и воинственные призывы находят наиболее благодатную почву среди весьма склонных к архаичной героике и исламскому мистицизму чеченцев. В опоре на них задумывает он создать единое горское воинство. Активность Мансура простиралась от Кизляра близ Каспия до Анапы на Черном море. Но все понапрасну! Не перевелись тогда еще богатыри на Руси! В Анапской крепости, взятой штурмом в 1791 г. генералом Гудовичем, он и был пленен.

Пленника привезли в Царское село, где тогда находился двор. Рассказывают, что его специально водили около дворцовой колоннады взад и вперед под окнами, чтобы на него могла полюбоваться матушка Екатерина. Далее путь нашего героя лежал в Соловецкий монастырь, туда, где успокаивались духом многие гордецы. Отсюда 15 сентября 1798 года он направил и последнее письмо с просьбой о прощении своему престарелому отцу. Подписано оно именем "Джованни Батисты Боэтти, проповедника" .

Шейх Мансур - горский герой, бил русских и в Соловках никогда не сидел...

"Шейх Мансур задался трудной, но благородной целью: на принципах демократического Ислама объединить все горские народы Кавказа в единое государство, в царство пророка. Боязнь объединения горских народов Кавказа в единое государство было главной причиной обеспокоенности русского командования. Были разосланы прокламации, с угрозами и требованием не верить проповедям "лжепророка". Но когда это не возымело успеха, генералом П. С. Потемкиным была послана в Чечню военная экспедиция для разгрома чеченских селений по реке Сунжа вокруг аула Алды и захвата Шейха Мансура. Отряд полковника Де Пиери был отправлен в Чечню для выполнения этой задачи...

Русский карательный отряд, разграбив село, сжег его, убив оставшихся в селе несколько человек. Возвращавшегося после карательной операции полковника Де Пиери в засаде ждали чеченцы во главе с Мансуром, которые полностью уничтожили столь многочисленное войско неприятеля...

После этого Шейх Мансур одерживал еще ряд блистательных побед над русскими. Для координации своих действий с турецкими войсками в 1790 г. он перебирается в Анапу. 8 июня 1791 года войска генерала Гудовича переходят в наступление. 22 июня после яростного штурма Анапа была взята русскими войсками. После неудачной попытки взорвать погреб с порохом, раненого Шейха Мансура взяли в плен. 13 апреля 1794 года заключенный в Шлиссельбургскую крепость Шейх Мансур скончался". (Ильяс Мусаев . История национально-освободительного движения чеченского народа. Ч.1. "Islamic IDEL-URAL", 15.03.04 г. )

Легенда о двойнике шейха Мансура в Соловках

Рассказывают, что в журнале "Русская мысль" за 1884 год была статья "Авантюрист XVIII века", в которой повествуется о похождениях на Кавказе некоего итальянца Жана-Батиста Боэтти, выдававшего себя за пророка Мансура, умершего якобы в Соловецком монастыре. Именно отсюда якобы и пошла легенда о Соловецкой судьбе шейха. На самом деле, Мансур после ареста был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где и скончался на четыре года раньше его итальянского двойника. Шейх был тайно похоронен на Преображенской горе недалеко от города, а в журнале опубликована фальшивка. Так был ли шейх Мансур узником Соловков?

А.В. Потто

«Кавказская война»
(в 5-ти томах)

Том 1.

От древнейших времён до Ермолова

ШЕЙХ-МАНСУР

В 1785 году на Кавказе появился загадочный человек, известный под именем Шейх-Мансура, положивший зачатки полуполитического, полурелигиозного магометанского учения, впоследствии развившегося в то, что называется "мюридизм" и представляет собой объявление магометанским кавказским миром беспощадной войны христианству и России.

Происхождение Шейх-Мансура неизвестно. Совсем в недавнее время профессор Туринского университета Оттино открыл в Туринском государственном архиве любопытные документы, относящиеся к Шейх-Мансуру, именно - мемуары и письма его, подлинность которых, однако, остается вопросом. В октябре 1786 года, вероятно, после поражения, нанесенного Мансуру Потемкиным за Кубанью, один из трех европейцев, ближайших сподвижников пророка, похитил заветную шкатулку его с драгоценностями, в которой хранились мемуары, и с ней бежал в Константинополь, где и продал рукопись вместе с другими бумагами посланнику сардинского короля Виктора Амедея III. Собственноручные же письма Мансура сохранились у живущего и теперь в Манферате его внука. Многие из них подписаны прямо: " ProjetaMansur" ("Пророк Мансур").

По этим документам Шейх-Мансур есть не кто иной, как итальянский авантюрист Джованни Батиста Боэтти, уроженец Монферата, где отец его был нотариусом. Пятнадцати лет от роду отец отправил его изучать медицину. Но Боэтти, которому наука не пришлась по душе, скоро бежал в Милан и завербовался в солдаты. Достаточно было двух месяцев, чтобы и военная служба опротивела ему: он бежал в Богемию и после целого ряда странствований, отмеченных то забавными, то печальными похождениями, явился в Рим, где и поступил в монахи в доминиканский монастырь.

После кратковременного увлечения Савонаролой и его реформатской деятельностью, мечты молодого человека сосредоточились на сказочных странах Востока, и через пять лет ему удалось добиться назначения миссионером в Мосул - древнюю Ниневию. Но, прежде чем добраться до места назначения, ему пришлось снова испытать целый ряд приключений. В первом же попутном городе, в Венеции, он был посажен в тюрьму за излишнюю проповедническую ревность, направленную против девиц легкого поведения. Проповедь окончилась дракой, которую девицы объяснили нежеланием монаха заплатить им деньги. Высланный из города с большим скандалом, Боэтти кое-как добрался до Кипра, где вскоре очутился снова в тюрьме, на этот раз уже турецкой, куда попал, обмолвившись недобрым словом насчет Магомета. Спасшись и отсюда каким-то чудом, он бежал в Алеппо, где пламенная проповедь опять привлекла к нему много кающихся грешников и особенно грешниц. Его успех у последних не понравился, однако, отцам францисканцам; сделан был донос, и Джованни Боэтти, изгнанный из монастыря, начинает опять бродяжническую жизнь, полную тревог и опасностей.

Скитаясь по Востоку, он сумел верно определить характер и настроение мусульманского населения: он понял, что мусульмане всегда готовы слепо идти за всяким человеком, который сумеет их расшевелить и поднять во имя пророка, и что, приняв на себя роль посланника его, можно рассчитывать стать безграничным повелителем фанатизированной толпы. Умудренный опытом, Боэтти знал, чем он рискует, и потому хотел заранее по мере возможности подготовить успех отчаянно смелого предприятия. Посетив Константинополь, он отправился оттуда в Трапезунд, Арзерум, Карс, Ахалцихе, Ардаган, Поти и Тифлис, тщательно изучая страны и высматривая укрепления городов, занося их на планы, отмечая пути сообщения, - одним словом, работая над целым планом кампании. Через горные теснины Дагестана он пробрался в Персию, оттуда - в Багдад, где выучил на память весь Коран не хуже самого хорошего муфтия. Но здесь, заподозренный в шпионстве, он был арестован и в оковах отправлен в Константинополь. Сардинский консул выхлопотал ему освобождение; тем не менее турецкая полиция чуяла в нем опасного человека и не выпускала его из виду. Тогда, перерядившись армянином, ему удалось бежать через Смирну в Европу. Его план, между тем, составлен был окончательно и бесповоротно. Везде он осматривал арсеналы, пушечно-литейные и оружейные заводы, везде заключал контракты на поставку оружия и боевых снарядов - подготовлял будущую экспедицию.

Между прочим, Боэтти провел около трех месяцев и в Петербурге, где предлагал Потемкину план завоевания Константинополя. Отказ Потемкина вынудил его начать и совершить ряд смелых до безумия предприятий исключительно на свой риск и страх. Нужных материальных средств для экспедиции он добился от богатого негоцианта из Скутари, армянина Табет-Хабиба. Вместе с ним и с тремя европейцами, решившимися разделить его участь, - французом Клеопом Гевено, неаполитанцем Камило Рутиглиано и немецким жидом Самуилом Гольденбергом - Боэтти высадился в Трапезунде, и вслед за тем началась поистине сказочная авантюра.

Около 1785 года в курдистанском городе Амадия на праздник Рамадана появился новый мусульманский пророк. Одетый весь в белом, с зеленой чалмой на голове, пришелец сразу обратил на себя внимание всего населения города и самого шейха как своей выдающейся, красивой и величественной фигурой, так, в особенности, необыкновенным благочестием и молитвенной экзальтацией. Ранним утром, прежде чем голос муэдзинов раздался с минаретов мечетей, его уже можно было видеть на площади. Коленопреклоненный на разостланном плаще, незнакомец простирал руки в сторону священной Мекки и громко взывал к Аллаху о пощаде заблудших грешников, забывших учение пророка. Толпы народа сходились смотреть на богомольца. Раз проезжавший мимо шейх также остановил коня и обратился к чужестранцу с вопросом:

Кто ты, что так горячо молишься о прощении грешников?

Я посланник Магомета, - ответил незнакомец. - Пророк видит, что правоверные отступили от закона, данного им в святой книге. Он послал меня возвестить сынам ислама, что их ждут страшные кары, если они не покаются и не возвратятся на путь истины.

Такие речи на Востоке не редкость: странствующие муллы, хаджи и дервиши сплошь и рядом выкликают на площадях и в мечетях об ослаблении благочестия и возвещают гнев Аллаха; на них обращают там ровно столько же внимания, сколько у нас на юродивых и блаженных, и только в редких случаях, когда авторитет самозванных проповедников становится опасным для духовенства, им рубят головы и сажают на кол.

Новоявленный пророк хорошо знал почву, на которой действовал; он ловко перемешивал догматическое учение с предписаниями практическо-житейского характера в духе покладистой мусульманской морали. Он знал также, какие опасности ждут на первых шагах пророков-реформаторов ислама в том случае, когда проповедь не поддержана действительной физической силой. На вопросы, откуда он и кто, он гордо отвечал:

Никто не знает, кто я, и никто этого не узнает. Тайна останется тайной, и враги будут посрамлены. Но для славы Божьей я буду являться в мир всякий раз, когда нечестие станет опасным правоверию. Кто за мной пойдет, тот будет спасен, а кто не пойдет за мной, против того я обращу оружие, которое пошлет мне пророк. Им я накажу нечестивых и обращу неверных.

Несмотря на красноречие проповедника, успех нового учения на первых порах нельзя было назвать блестящим. Последователей у него оказалось всего девяносто шесть человек. Но пророк не падал духом. Разделив их на четыре отряда, он двинулся с этой армией из Амадии завоевывать мусульманский мир.

В наши дни, такое войско, несомненно, ночевало бы в кутузке, но сто лет тому назад, и притом в Курдистане, дело разыгралось совсем иначе.

Источники, которыми пользовался профессор Оттино, представляют подвиги Шейх-Мансура, в противоречие русским официальным данным, в таких обширных размерах, которых они в действительности едва ли могли достигать. В случае признания туринских документов неоспоримо подлинными, остается весьма правдоподобное предположение, что Шейх-Мансур имел свои виды и в дневнике и в письмах преувеличивать значение своих походов. Но так или иначе, но походы эти представляются в следующем виде.

В первом же по пути селении пророк собрал жителей, объявил им о своем божественном посланничестве и изложил перед ними догматы нового учения. Признавшие пророка были немедленно зачислены в ряды войска; оказавшиеся неверующими и упорствующими поголовно вырезаны. Тем же упрощенным способом были просвещены светом нового учения жители нескольких селений и городов Курдистана. Способ оказался настолько убедительным, что к укрепленному городку Битлису пророк подступил уже во главе армии в несколько тысяч человек. Город имел двадцать тысяч жителей и вздумал защищаться, но был взят приступом. Турецкий гарнизон истреблен, а самый город отдан на разграбление.

Слава пророка и рассказы о том, как он управляется с закостенелыми грешниками, пронеслись по всему Курдистану и нагнали такой ужас на жителей, что города стали сдаваться уже без сопротивления. Один Ахалцихе, понадеявшийся на свой пятитысячный гарнизон и сильную артиллерию, встретил его оружием. Но город будто бы взят был штурмом, и на дымящихся развалинах его фанатизированные толпы провозгласили пророка Мансуром, то есть Победоносным.

Полчища завоевателя возрастали; к ним примкнули шайки из гор и ущелий Кавказа. Мансур с сорокатысячной толпой двинулся к Арзеруму и занял его без боя. Далее источники приписывают Шейх-Мансуру взятие Карса, поражение на берегах Куры грузинской армии и русского отряда и даже взятие Тифлиса.

После этих громких побед, неоправдываемых, правда, русскими источниками, обещанный Потемкину поход на Константинополь мог уже быть совсем не фантастическим предприятием, Турции могла грозить серьезная опасность. И Мансур писал в одном из своих писем к отцу: "Если угодно Богу, я увижу падение Константинополя, а за ним и падение папского Рима, так как папа римский, константинопольский муфтий и шериф Мекки - одинаковые невежды и обманщики, слепые вожди слепцов. Придет время, и погибнут все Вавилоны". Замечательно, что эти же слова введены были в самый тезис его мусульманского учения.

Какие соображения побудили Мансура оставить в покое турок и перенести свою завоевательную деятельность к границам России - неизвестно. С большим правдоподобием можно предположить, однако, что решение это было вызвано сообщениями его друзей о том, что Россия, Австрия, Франция и Англия не станут выжидать завоевания им Константинополя, а распорядятся и с ним самим. Горы Кавказа между тем представляли собой менее блистательное, но зато более правдоподобное царство и во всяком случае надежное убежище. Но тут он сталкивается с интересами России.

Русские источники иначе передают и происхождение Шейх-Мансура, и его военную карьеру. Тут мы встречаемся, однако, тоже с двумя толкованиями. Достаточно известный русский мусульманский ученый Казем-бек говорит, что Шейх-Мансур был родом из оренбургских татар и получил духовное образование в одном из важнейших центров мусульманской религиозной учености, в Бухаре, откуда он и занес на Кавказ зачатки нового учения. Собственно же русские военные донесения, основанные, вероятно, на показаниях чеченцев, называют Шейх-Мансура уроженцем чеченского селения Алды, где он имел будто бы братьев. Изучив Коран под руководством одного из ученейших мулл Дагестана, он возвратился на родину, где из-за нищеты и бедноты вынужден был пасти скот у своих односельцев. По чеченской легенде, он здесь решился воспользоваться легковерием правоверных. Однажды жители селения Алды узнали, что Мансур видел сон, несомненно доказывающий, что он пророк и избранник Божий.

"Во сне, - говорил Мансур своим братьям, - я видел, что ко мне явились два таинственные всадника и именем Бога велели идти проповедовать народу истины ислама. Я думал уклониться от этого, ссылаясь на свое убожество, но один из всадников сказал мне: "Иди! Аллах будет вещать твоими устами, и народ поверит всему, что ты ему скажешь".

Молва об этом чуде быстро разнеслась по аулу и взволновала народ. А между тем Мансур, запершись в своем доме, три дня провел в посте и молитве. Только по истечении этого срока он вышел на крышу своей сакли и тихим голосом стал созывать к себе односельцев. Когда собрался народ, Мансур стал проповедовать. Он говорил об истинах ислама, о том, что истины эти забыты и попраны чеченским народом, указывал на близость кончины мира, на приближающееся царствование Иссы...

Его воодушевление и страстная речь, льстившая народным инстинктам, поразили пылких слушателей и сразу привлекли к нему толпу последователей. Народ увидел в бедном пастухе действительного избранника, ниспосланного Богом, и слепо поверил новому учению. Алдинцы первые решились бросить взаимные распри, перестали курить табак, пить бузу и составили вокруг Мансура почетную стражу, которая находилась при нем безотлучно.

Появление пророка скоро стало известным и в соседних аулах. Со всех сторон начали сходиться чеченцы, чтобы посмотреть на него. Но он показывался редко, и то не иначе, как под густым покрывалом. Неудовлетворенное любопытство заставило сильнее работать воображение, и скоро о Мансуре стали рассказывать необычайные вещи, о которых и сам он никогда не думал. Слава его росла далеко за пределы Чечни: о нем говорили уже на Кумыхской равнине, в горах и в отдаленнейших недрах Дагестана.

Манеур искусно воспользовался настроением умов и, заручившись значительным числом прозелитов, стал проповедовать уже газават - священную войну против неверных. С этих пор его проповедь, теряя мало-помалу религиозный характер, обращается в политическое учение, сделавшееся весьма опасным для русского влияния на Кавказе.

Так изображают судьбу Шейх-Мансура русские источники. Правы ли они, или Шейх-Мансур -итальянский или другой какой-нибудь искатель приключений, сказать наверное невозможно. Можно, однако же, предполагать, что каждый народ и каждый аул Чечни и Дагестана не прочь был назвать себя родиной "великого пророка". Одна из подобных легенд могла дойти в ущерб истине до русских властей и закрыть от них собой дальнейшие, внекавказские похождения Шейх-Мансура.

Русские власти, естественно, могли смотреть на Шейх-Мансура преимущественно с точки зрения влияния его на русские пределы. И в этом отношении все известия, сохранившиеся в донесениях войсковых начальников, носят характер несомненной исторической истины. И вся военная деятельность Шейх-Мансура на Кавказе должна быть описываема и оцениваема только по русским источникам. А эти источники говорят о целом ряде тревог и битв, вызванных учением и деятельностью Шейх-Мансура. Одним из страстных и настойчивых стремлений Шейх-Мансура было соединить в одно все горские народы. На то, чтобы помешать этому, и были направлены все усилия русского оружия. Сознавая необходимость подавить зло в самом его зародыше, Потемкин приказал известному своей энергией командиру Астраханского пехотного полка полковнику Пьери быстрым движением в Алды захватить бывшего тогда в этом ауле Мансура. К сожалению, первая попытка в этом направлении была весьма неудачна.

Присоединив к Астраханскому полку батальон кабардинцев, две роты томцев, сотню терских казаков и два орудия, Пьери прибыл с этими силами на Сунжу и, оставив здесь все тяжести, налегке двинулся далее, к Алдам, до которых, как ему говорили, оставалось только около пяти верст. Пройдя дремучими лесами со стороны Калиновской станицы, Пьери напал на аул врасплох, но Мансур при первых выстрелах успел бежать из селения. Таким образом, главная цель экспедиции не была достигнута, и только богатые Алды были преданы пламени. Полагая, что разрушением Алдов неприятель достаточно наказан, Пьери начал отступать обратно за Сунжу, но это отступление и было причиной гибели отряда. Как только войска втянулись в лес, лежащий между Алдами и Сунжой, чеченцы напали на отряд и почти весь его уничтожили. Сам Пьери был убит, а командир кабардинского батальона майор Комарский смертельно ранен. С потерей начальников люди расстроились, дрогнули и побежали. Чеченцы преследовали их с необычайной яростью - резали, брали в плен и топили в Сунже. При этом несчастном отступлении отряд потерял оба орудия (впоследствии выкупленные у чеченцев за сто серебряных рублей), восемь офицеров и более шестисот нижних чинов, не считая раненых. Не лишнее прибавить, что в числе немногих уцелевших был унтер-офицер князь Петр Иванович Багратион, бывший в тот кровавый день ординарцем при Пьери.

На другой день после поражения отряда Пьери на Сунжу прибыл бригадир Апраксин со значительными силами. Наткнувшись случайно на чеченцев, он преследовал их до Алхановой деревни, сжег ее и, возвратившись в Кабарду, написал напыщенное донесение о подвигах своего отряда. Потемкин остался всем этим весьма недоволен. "Если это были жители только одной алханской деревни, - писал он Апраксину, - то о преимуществе, одержанном над ними столь знатными силами, как ваши, можно бы было сказать покороче, а что касается трофеев, то снятый с мертвого патронташ, нечто, похожее на барабан, и знамя могли бы быть обойдены молчанием".

Несчастное поражение Пьери, первое в ряду немногих, выпавших на долю русских войск на Кавказе, имело для края тяжелые последствия. Весть о печальной участи русского отряда мигом разнеслась по горам, и от всех кавказских племен под знамя пророка устремились новые толпы приверженцев. Мансур между тем торжественно объявил, что в скором времени пойдет на Кизляр. В июле он действительно атаковал Каргинский редут, находившийся верстах в пяти от Кизляра. Небольшой гарнизон оказал ему, однако, такое отчаянное сопротивление, что чеченцы, несмотря на свое огромное численное превосходство, не могли овладеть укреплением и только зажгли прилегавшие к нему деревянные строения. Распространившийся пожар быстро достиг порохового погреба, и укрепление взлетело на воздух, похоронив под своими развалинами геройских защитников. Шейх-Мансур торжествовал эту новую победу и отправился к Кизляру.

Рассказывают, что два казака, бывшие на охоте, случайно наткнулись на горцев, двигавшихся к переправе, и известили крепость. А горцы между тем, как говорят, изменой были заведены в топкое болото с трясинными окнами и попали в очень опасное положение. Настал беспорядок, шум и вопли увеличивались с каждой минутой, наездники теснили друг друга и, стараясь выбраться, тонули в бездонной трясине. Лошади, предчувствуя гибель, фыркали, бились и сбрасывали всадников. К довершению ужаса, справа загудели выстрелы. Терские казаки поспели вовремя и, мало-помалу обходя болота, поставили хищников под перекрестный огонь. Немногие из последних, растеряв коней, прорубились на свободу и вплавь перебрались за Терек. Сам Шейх-Мансур едва не утонул в болотах. Мрачный и угрюмый, окруженный толпой безмолвных горцев, переправился он за Терек и пустился вслед за своей шайкой.

Весть о гибели наездников в кизлярских болотах скоро разнеслась по целой Чечне, но Шейх-Мансур не думал отказываться от своего намерения, он только решил сначала усилить свои скопища кабардинцами, давно уже искавшими случая пристать к чеченским хищникам.

С появлением Шейх-Мансура в Кабарде, народ, а за ним и князья почти поголовно стали переходить под его знамя. Скоро силы Шейх-Мансура возросли до весьма значительной цифры, и он решился напасть на Григориополис [В 1784 году, для безопасности сообщений с Грузией, между Моздоком и Владикавказом заложены были три редута: Григориополисский, Потемкинский и Кумбелеевский.], где стоял батальон пехоты под командой храброго подполковника Вреде. Двадцать девятого июля многочисленные полки неприятеля со всех сторон обложили укрепление и открыли по нему сильный ружейный огонь, на который осажденные почти не могли отвечать, так как горцы искусно пользовались для своего укрытия оврагами и каменьями. Обстоятельство это заставило Вреде придумать весьма остроумный способ для поражения чеченцев. Рассказывают, что он, желая выманить их на более открытое место, стал выпускать из крепости скот, и в ту минуту, как жадные чеченцы кидались за этой добычей, он бил их картечью. Такой маневр удавался довольно долгое время, и тридцать голов скота, выпущенного из крепости в разное время, дорого стоили чеченцам.

Между тем, перестрелка длилась до наступления сумерек. Вечером неприятель зажег деревянные постройки, принадлежавшие какому-то полку, и под прикрытием густого дыма стал подходить все ближе и ближе к крепости. Число неприятельских стрелков также увеличилось. Вреде понял опасное положение своего гарнизона и решился поправить дело отчаянной вылазкой. Восемьдесят человек охотников и сто казаков, под прикрытием огня крепостных орудий, с разных сторон выскочили из укреплений и с криком бросились на неприятеля. Нападение было так неожиданно, что чеченцы в страхе бросились бежать, и к утру в окрестностях Григориополиса не было видно ни одного неприятельского всадника.

Поражение Мансура дурно повлияло на умы правоверных горцев, и они начали даже сомневаться в неподложности своего пророка. Видя это и чтобы поправить дело, Мансур поспешил в Чечню, объявляя всем, что идет на Кизляр, который должна постигнуть участь Каргинского редута. Обещание было заманчиво. Богатый город с его хуторами и армянскими лавками, полными товаров, представлял собой привлекательную цель для набега, и горцы на этот раз легко поддались влиянию пророка.

Несмотря на то, что в Кизляре собрано было до трех тысяч войска, весть о намерении горцев всполошила всех жителей. В их памяти свежи были недавние погромы Кистин, а тут еще новые рассказы о поражении Пьери, о гибели Каргинского редута, о странно-таинственной личности Бог весть откуда явившегося чеченского пророка. Очевидно, Шейх-Мансур поразил воображение не одних горцев, а и русских.

Кизлярцы были в унынии. Один из очевидцев той эпохи говорит, что картина была действительно печального свойства: испуганные дети кричали, женщины плакали и, теряя голову, не знали за что приняться, седые старики сумрачно глядели на семьи и торопливо прятали и убирали пожитки. Многие бежали в астраханские степи. Казаки, с вечера отправленные за Терек, заклинали друг друга стоять за родные станицы и "падать спиной" в Терек, если не одолеют "пастуха-волка", как они называли Мансура.

Ночь прошла, однако же, благополучно. Под утро, когда после всей этой тревоги жители стали уже забываться сном, вдруг тучи пыли поднялись за Тереком, и в крепости раздалось роковое: "Идут". Крепость вздрогнула, как от удара грома.

Чтобы ободрить народ, русские и армянские священники ходили по улицам города, пели молебны и кропили христиан святой водой. Суета, шум и тревога были повсюду, и лишь русские солдаты молча стояли в своих рядах.

Был уже полдень, когда чеченцы стали переходить через Терек верстах в пятнадцати ниже Кизляра. По донесению гребенских казаков, стоявших в пикетах, их было не менее десяти-двенадцати тысяч. Отсюда вся масса их двинулась к Кизляру. Но как только она добралась до садов, окружающих город, где были хутора, то, не внимая больше голосу своего предводителя, бросилась грабить. Весь день неприятель опустошал сады и только под вечер двадцатого августа пошел наконец на штурм крепостной ограды, возведенной вокруг форштадта. Пять раз толпы его бросались на приступ и всякий раз были отброшены с огромным для них уроном. Гребенские казаки с атаманом Сехиным и терское войско с князем Бековичем-Черкасским, оборонявшие вал, покрыли себя в этот день блистательной славой.

Значительные потери заставили Мансура отказаться от намерения овладеть Кизляром открытой силой. Зато на следующий день он вдруг обрушился на Томский пехотный полк, стоявший лагерем вне укрепления, и это была последняя попытка неприятеля. С отступлением томцев в редут, горцы встречены были сильным перекрестным огнем со всех батарей и в беспорядке отступили за Терек.

Новая неудача под Кизляром сильно подействовала на сообщников Мансура, увидевших, что предсказания пророка не сбываются, а напротив, последователи его терпят только одни поражения. Чеченцы первые от него отложились. Шейх-Мансур скрылся в кумыкские селения и стал собирать под свои знамена толпы бездомовников, искателей приключений, вообще людей сомнительного поведения. Между тем восстание в Кабарде, не угасавшее со времени Григориополисской осады, принимало все большие и большие размеры; кабардинцы звали Мансура к себе и делали большие приготовления к торжественной встрече пророка. Они предполагали идти с Мансуром на левый берег Малки для опустошения Линии и даже Астрахани. Нетерпеливейшие из его сторонников устремились в начале октября на Наур и на Моздок, но были отражены.

В таком положении были дела, когда Потемкин отправил против Мансура командира Кабардинского пехотного полка полковника Нагеля [Нагель назначен был командиром Кабардинского полка из драгун на место полковника Ладыжинского, который с производством в бригадиры был послан комендантом в Оренбург.] с отрядом из четырех батальонов пехоты, двух эскадронов астраханских драгун, моздокского казачьего полка и трех сотен казаков: донских, терских и гребенских. Нагелю категорически приказано было или разбить Мансура, или, по крайней мере, помешать соединению его с кабардинцами.

Противники встретились тридцатого октября невдалеке от Моздока. Обе стороны сражались с одинаковой храбростью и после пятичасового отчаянного рукопашного боя удержали каждый свои позиции. Второго ноября бой возобновился у Татартуба. Это был в то время один из наиболее значительных кабардинских аулов, следы которого теперь заметны только по одному высокому минарету, доныне красующемуся еще в окрестностях Змейской станицы на старой Военно-Грузинской дороге. Говорят, что в старину на этом месте был значительный город, и если только это тот самый Татартуб, близ которого Тамерлан разбил Тохтамыша в 1395 году, то минарет и аул -древнейшие памятники и, может быть, немые свидетели важнейшего для России исторического события. У этих развалин второго ноября 1785 года произошел роковой для Мансура татартубский бой. Огромное двадцатитысячное скопище горцев на заре со всех сторон облегло отряд полковника Нагеля. С фронта наступали чеченцы, слева тавлинцы, а справа шла кабардинская конница под предводительством известного тогда наездника Дола. В то же самое время кумыки, среди которых развевалось большое священное знамя пророка, как туча, шли в тыл, угрожая отрезать отряду отступление. Яростный бой загорелся разом в нескольких пунктах. Выдержав отчаянную атаку тавлинцев, сражавшихся пешком, отряду легко уже было управиться с чеченцами и кабардинцами. Кумыки вступили в дело позднее других, но, двигаясь под прикрытием особых подвижных щитов [Сколоченные из двух рядов бревен с насыпанной между ними землей, щиты эти имели но два колеса и катились довольно легко и свободно, служа отличным прикрытием от огня артиллерии.], представляли собой грозную стену, против которой было бессильно даже действие артиллерии.

Тогда храбрый Нагель встретил наступавших штыками и, отняв щиты, обратил неприятеля и бегство. Сам Шейх-Мансур одним из первых оставил поле сражения. Торопясь уйти от преследования, неприятель оставил в горных ущельях все свое имущество, которое и было захвачено войсками. Трофеев также было взято немало, но Потемкин распорядился с ними по-своему. "Знамена их, -доносил он князю Таврическому, - не нашел я достойным поднести вашей светлости, а, обругав их при собрании тех кабардинских владельцев, кои у меня находились в станс, через профоса сжечь приказал".

Таким образом, татартубский бой являлся блистательной отместкой чеченцам за истребление отряда Пьери, и имя полковника Нагеля, тесно связанное со славным делом поражения Шейх-Мансура, принадлежит истории Кабардинского полка, как имя начальника, в школе которого полк начал свои первые боевые уроки в кавказской войне [Кабардинский полк прибыл на Кавказскую линию под командой полковника Ладыжинского в 1776 году и стал в Георгиевске, который сам и построил.].

Деморализация в разбитых шайках пророка после этого боя была до того велика, что горцы восстали друг против друга. Лезгины резали чеченцев, чеченцы хватали лезгин и, как рабов, продавали в Турцию. Шейх-Мансур ушел за Кубань и там искал покровительства турецких нашей, занимавших приморские крепости. Здесь ему удалось распространить свое влияние на закубанских черкесов. Закубанские горцы повлечены были в общий ноток восстаний и на горячую речь проповедника отвечали грозным набегом на Моздокскую линию весной 1786 года. Сильная партия их прорвалась тогда до самого Александровского города, сожгла село Новосельцево, увела в плен до двухсот жителей и угнала девять тысяч голов скота. Вторичная попытка была отражена полковником Муфелем, но когда настали темные осенние ночи, черкесы перешли Кубань, сорвали пост Безопасный, встревожили Донскую крепость и даже появились на пути к Черкасску. Двухтысячная партия их с турецкой пушкой бросилась ночью второго ноября на Брлдырсвский редут на реке Ее, где стояли три донские казачьи полка под командой полковников Бузина, Денисова и Грекова. Что произошло тут -неизвестно; официальные документы говорят только, что казаки были тогда разбиты наголову, полковник Греков и с ним сто пятьдесят донцов взяты в плен и впоследствии перерезаны.

Быть может, к этому событию относится следующая поэтическая песня:

На линии было на линеюшке,
На славной было на сторонушке,
Там построилась новая редуточка;
В той редуточке стояла командушка,
Что донская команда казацкая;
А уж во командочке приказным был Агуреев сын.
За неделюшку у Агуреева сердечушко не чуяло,
За другую стало сказывать,
Как за третью за неделюшку вещевать стало;
Наехали гости незваные-непрошеные,
Стали бить и палить во редутушку
И повыбили всю командушку казацкую;
Агуреев сын ходит похаживает,
Свои белые руки поламывает,
Буйной головушкой покачивает:
"Вы сами, ребятушки, худо сделали,
Не поставили караула, сами спать легли.
Не бывать вам, ребятушки, на Тихом Дону,
Не видать вам, ребятушки, своих жен, детей,
Не слыхать вам, казачушки, звону, колокольного"...

К счастью, дерзкие набеги закубанских горцев на Северную крепость и на отряд подполковника Финка, стоявшего у Темиш-бека, были отражены с большим для них уроном.

Между тем, вскоре началась вторая турецкая война, и смуты, вносимые в Закубанье Шейх-Мансуром, были особенно неудобны. Желая покончить с ним во что бы то ни стало, Потемкин осенью 1787 года двинул к вершинам Зеленчука и Урупа три сильные отряда под командой полковника Ребиндера и генерал-майоров Ратиева и Елагина. Елагин отделил от себя два летучих отряда, поручив их известным своей отвагой полковникам Булгакову и Депрерадовичу, а они, перейдя за Кубань, сражались в течение нескольких дней и положили на месте больше двух тысяч черкесов, сожгли много аулов, отбили громадное количество скота, потеряв сами трех офицеров и до ста пятидесяти нижних чинов. Пока Елагин громил черкесские скопища, Ребиндер первый встретился с Мансуром, стоявшим между Лабой и Урупом. Шестьсот арб, уставленных вокруг, вагенбургом, представляли собой достаточно крепкую ограду против открытого штурма. Ребиндер, услышав притом, как горцы запели предсмертную молитву, заключил из этого, что они твердо решили защищаться до последней крайности. Не желая напрасно терять людей, он выдвинул вперед артиллерию. Ядра, картечь и гранаты быстро разметали оплот, и черкесы бежали сами, оставив свой вагенбург и в нем четыреста трупов.

Ребиндер остановился на ночь около Чильхова коша и здесь, на рассвете двадцать первого сентября, внезапно был атакован всеми силами Мансура. Завязалось жаркое дело. Ростовский конно-карабинерный полк, ударивший на закубанцев, был ими смят и опрокинут, астраханские драгуны подоспели на выручку и, в свою очередь, сбили закубанцев. Когда на пушечные выстрелы подошел сюда генерал-майор Ратиев, дело уже было окончено, и Шейх-Мансур, отступив, остановился в десяти верстах от поля сражения.

На другой день бой возобновился. Но как ни храбро дрались черкесы с Мансуром во главе, Ратиев рассеял их скопища и предал пламени все окрестные селения, в одном из которых сгорел между прочим и дом самого лжепророка. Наша потеря не превышала пятидесяти человек, но в этом числе русские лишились походного казачьего атамана Янова, раненного двумя стрелами в голову.

Та же неудача преследовала Мансура и в следующем году, когда генерал Текелли разбил его на реке Убынь. Здесь под Мансуром была убита лошадь, и он пешком едва успел спастись, от неминуемой гибели или плена.

Покинутый горцами, Мансур опять нашел себе убежище в Анапе. Но крепость эта в 1791 году, после кровопролитнейшего штурма, была взята генералом Гудовичем. Защитники Анапы были истреблены почти поголовно, но в числе немногих пленных находился и Шейх-Мансур, бывший, как говорят, душой всей обороны. В последние минуты боя он заперся в землянке вместе с шестнадцатью своими приверженцами, но землянка была окружена войсками и скоро взята. Плененный Мансур отправлен был в Петербург. Императрица пожелала видеть пленника, и его привезли в Царское Село, где тогда находился двор. Там, как рассказывают, его приказали водить около дворцовой колоннады взад и вперед под окнами, из которых на него смотрела Екатерина.

Мансур сослан был в Соловецкий монастырь. Одни говорят, что Мансур умер там в заточении, другие указывают, что на северо-восточной стороне Соловецкого острова и теперь еще есть следы небольшого, окруженного садом домика, в котором, по словам старожилов, жил какой-то пленный чужеземец, и что этот чужеземец и был Шейх-Мансур. Домик этот теперь обвалился, и время уничтожает его последние остатки. Последнее письмо Мансура, приведенное профессором Оттино, действительно помечено: "Соловецк, пятнадцатое сентября 1798 года" и подписано именем "Джованни Батисты Боэтти, проповедника". В письме этом он просил прощения у своего престарелого отца.

Мансур умер. Но дело его и его мысль не остались без результата, и мюридизм, правда, спустя уже много лет после него, все-таки поднял голову. Он получил широкое развитие, когда во главе движения стал Кази-мулла, а за ним последовательно явились Гамзат-бек и Шамиль - эти последние представители фанатичной секты, стоившей России тридцатилетней борьбы и потоков крови.

Или Ушурма (1760 г. - 13 апреля 1794 г.) - руководитель народно-освободительного движения горцев Северного Кавказа 1785-1791 годов. Уроженцу чеченского села Алды из тейпа Элистанжи во второй половине XVIII было суждено метеором взлететь в историю Чечни и Северного Кавказа, чтобы навсегда остаться примером для подражания горцев.

Имам Шамиль на вопрос, кого он считает примером для подражания, называл имя шейха Мансура. Академик М. Покровский в 1923 году называл его первым революционером Кавказа. Десять лет активной борьбы против продвижения на юг российской армии сделали его героем романов, диссертаций, научных статей, песен и стихов.

С приходом к власти нынешнего главы Чечни Рамзана Кадырова началась эпоха забвения шейха Мансура.

После захвата крепости Анапа в 1791 году захваченный в плен раненый шейх был переведен в Петербург для представления российской императрице Екатерине II. К 5 октября 1791 года, он уже был переведен в Шлиссельбургскую крепость, которая к тому времени имела славу самой ужасной тюрьмы Российской империи для высокопоставленных особ. По приказу Тайной канцелярии был установлен "безвыходной" режим, то есть шейху нельзя было покидать камеру в нижней части крепости, куда никогда не проникал дневной свет.

24 февраля 1794 году в переписке коменданта крепости отмечается, что Мансур заболел, и полтора месяца спустя жизнь его завершилась в казематах крепости.

В скупых документах, сохранившихся в российском архиве древних актов, отмечалось, что шейх заболел в феврале 1794 года и уже "13 апреля пополудни в два часа" дня скончался от туберкулеза. Из Петербурга поступило распоряжение захоронить шейха тайно на кладбище острова без указания имени и места погребения.

О том, что шейх Мансур скончался, на родине в Чечне могли только догадываться, но когда и как это произошло, они не знали. Потомкам до сих пор неизвестно, где могила шейха.

Нынешняя чеченская власть боится его имени, его популярности.

Тем не менее, в Чечне его помнили во все времена. Верховный Совет Чечено-Ингушской АССР одним из своих последних актов перед развалом республики в 1990 году принял решение назвать аэропорт Грозный именем шейха Мансура. Позднее власти Ичкерии в честь него назвали главную площадь Грозного, улицы, скверы в разных частях республики.

Только вот с приходом к власти нынешнего главы Чечни Рамзана Кадырова началась эпоха забвения шейха Мансура. Первым делом изменили название аэропорта в 2000 году, вернув ему непонятное имя "Северный", хотя в Чечне не было аэропорта "Южный". В 2007 году аэропорт вновь изменили, и дали имя "Грозный". С улиц Грозного исчезли улицы и скверы в честь Мансура. Улицы и мемориальная доска в его честь остались в Хасавюрте (республика Дагестан).

Его имя фальшиво умалчивается, хотя в самом обществе никаких изменений не наблюдается в отношении этой исторической личности. Имя "Мансур" остается востребованным среди молодых родителей, книги или статьи о нем нарасхват у населения, о нем слагают песни и пишут стихи, его выдуманный портрет, написанный в 90-х годах ХХ века, можно увидеть во многих домах, на машинах и т.д.

Вот только нынешняя чеченская власть боится его имени, его популярности. Боится, что его авторитет все еще способен затмить тех, кого нынешняя власть возвела в ранг новых героев Чечни.

Шейха Мансура не надо стыдиться властям в Грозном, им следовало бы им гордиться так же, как это делает весь чеченский народ и другие народы Северного Кавказа.

шейх Мансур

Шейх Мансур родился в 1732 г. в бедной чеченской семье, в ауле Алды, расположенном недалеко от Грозного. Отец его назывался Шебессе. Настоящее же имя мальчика было Ушурма. Только впоследствии, вероятно, после начала его проповеди Священной Войны против русских, ему присвоен был его сторонниками и духовенством титул «Шейха Мансура», т.е. «Победоносного Шейха». Во всяком случае, он был уже в начале 1780-х гг. известен не только на Кавказе, но и во всем мусульманском мире, как таковой. Действительно, в 1784 г. в его доме появляется эмиссар турецкого коменданта Анапы Феррух Али-паши Кадиоглу Мехмет-ага, которому поручено было по приказу самого султана произвести подробное расследование на месте о личности и деятельности человека, именующего себя Шейхом Мансуром. Дело в том, что в то время существовало предсказание об «Имаме», по имени Мансур, который овладеет всем Востоком, свергнет османского султана-халифа и сам займет его трон.

Кадиоглу Мехмет-ага представил по начальству рапорт, где сообщалось, что он посетил дом «чеченца Мансура», в котором он не видел при нём «никого, кроме жены и детей и одного слуги». Как кажется, он является «инспирированным» (Богом), пишет далее Мехмет-ага. «В детстве пас он гусей, потом ягнят, а затем и овец. Сейчас же он говорит, что, “хотя я и темный (необразованный) человек, но считаю себя избранным призвать мусульманский мир (уммет) к покаянию. Я этим только и занят. Если у меня возникают сомнения в правильности моих слов, или вопрос является для меня неясным, то я обращаюсь к улемам (ученым теологам), прося их о их советах”.»

Шейх Мансур учился сначала в мечетской школе, а затем, будучи уже молодым человеком, отправился в Дагестан, чтобы закончить там своё духовное образование у самых известных теологов. Когда же он вернулся домой, то был избран муллой в родном ауле. Он постоянно работал над собой, стараясь пополнить свое образование. В этом он, вероятно, преуспел настолько, что считался впоследствии одним из ученейших арабистов.

Так как он сам был к тому же человеком глубоко верующим и чрезвычайно воздержанным в пище и образе жизни, то требовал он и от других того же самого. Он твердо верил в свое призвание распространять среди северокавказских племен мусульманскую веру, которая слабо еще развита была среди ингушей, осетин, кабардинцев и черкесов. Вместе с тем он проповедовал «священную войну» (джихад, или газават) против русских, которые не только систематически завоевывали на Кавказе одну территорию за другой, но еще и занимались распространением христианства среди осетин и кабардинцев. С этой последней целью создана была в Моздоке специальная организация миссионеров из русских и грузинских духовных лиц. Миссия эта располагала крупными денежными средствами для оказания материальной помощи тем лицам, которые соглашались принять крещение. Кроме того, русское правительство раздавало таким лицам крупные земельные наделы и предоставляло им доходные должности в местной администрации, производило в военные чины, назначало жалования, пенсии и т.д. Привлечение на свою сторону влиятельных лиц при помощи разных материальных благ возведено было именно при Екатерине II в систему. К этой категории сторонников России относились большинство дагестанских ханов, в том числе и тарковские шамхалы, а также часть кабардинских и черкесских князей. Так, например, императрица писала в грамоте от 17 августа 1771 года на имя командующего русскими войсками на Северном Кавказе генерала графа де Медема: «Нужно необходимо, дабы в Кабарде всегда две равносильные партии находились и чтобы кабардинцы привыкли иметь у себя пристава российского».

Те же методы divide et impera, т. е. «разделяй и властвуй» и морального разложения применялись также и среди других племен, вплоть до дагестанцев и чеченцев.

Видя всё это, Шейх Мансур, решил выступить не только против русского империализма, не брезговавшего ничем для достижения своих целей, но и против раздоров между северокавказскими народами. Самым подходящим для этого средством он считал укрепление среди них устоев ислама.

Прежде всего, он начал уверять своих сородичей в том, что пророк Мухаммед(САС) дважды явился к нему и приказал начать войну против русских, а также очищать нравы верующих частыми постами, молитвой и добрыми делами. Призывы его вернуться на «прямую (правильную) богоугодную дорогу» возымели огромное действие. Действительно, чеченский народ прекратил взаимную вражду и искоренил воровство и прочие преступления в своей среде. Нравственность народа была во время Шейха Мансура так высока, что совсем не слышно было больше о разбоях и кражах и что даже потерянные случайно вещи вывешивались вдоль больших дорог на высоких жердях с тем, чтобы найти таким образом их собственников.

Свои письма и воззвания Шейх Мансур снабжал печатью и надписями, заимствованными из Корана. «Ve aiddu Lehum mesteta tüm kuvvetin…», «Innehu min imamil Mansur ve innehu Bismillahir rahmanir rahim…», т. е. – «Будем бороться с неприятелем, пока хватит наших сил», «Письмо это исходит от Имама Мансура во имя Бога милостивого и милосердного». Во всех этих обращениях он неизменно повторял, что получил приказ от Пророка «звать на прямую дорогу грешных и заблуждающихся», а также «поднять согласно воле Аллаха знамя свободы для исполнения каждым святого долга».

Неизвестно, когда именно Шейх Мансур был признан большинством северокавказских народов имамом. Известно, однако, что чеченцы на общем собрании в ауле Алды избрали его еще до 1784 своим имамом, т. к. уже в названном году к Шейху Мансуру приезжал, как нами упомянуто выше, эмиссар турецкого коменданта Анапы Феррух Али-паши Кадиоглу Мехмет-ага. В том же году Шейх Мансур выслал в Анапу для установления более тесной связи с турками своего родственника Булат-Хана (Пулод-Хана). Из Анапы этот последний отправился в сопровождении Кадиоглу Мехмет-ага, в Истанбул. Непременное желание Шейха Мансура связаться таким образом с турецким правительством, обходя Ферруха Али-пашу, этому последнему не совсем понравилось. Но делать было нечего. Миссия Булат-Хана имела большой успех. Сам великий визирь вел с ним переговоры и обещал оказать Шейху Мансуру возможную помощь. С этого времени Шейх Мансур стал известен во всей огромной Османской Империи. Один из турецких улемов (ученых теологов) Сеид Халил отправился даже (из города Аинтапа вместе с 200 своих студентов) в Дагестан и Чечню, чтобы встретиться с Шейхом Мансуром.

Уже в указанном году Шейх Мансур совершает ряд нападений на русскую укрепленную линию вдоль Терека, осаждает Кизляр и пробует вторгнуться в Кабарду. Встретив, однако, под Татартупом решительное сопротивление со стороны русских, которыми командовал полковник Нагель, он был принужден вернуться в Чечню.

В следующем 1785 г. Шейх Мансур готовился предпринять поход к карабулакам (орштхой), выселенным впоследствии (1865 г.) принудительно в Турцию, и к ингушам и напасть на только недавно заложенную русскими на месте ингушского аула Заур крепость Владикавказскую. Так как в случае удачи этого похода сообщение между Северным и Южным Кавказом по Военно-Грузинской дороге могло бы быть прервано, то русские военные власти решили принять экстренные меры к подавлению в корне движения Шейха Мансура. С этой целью опубликована была сначала прокламация к чеченцам и кумыкам о «лживости» Шейха Мансура и усилена Моздокская укрепленная линия. Затем 4 июля 1785 г. выступил из Наурской станицы русский отряд под командой полковника Пиери (Астраханский полк и артиллерия, батальон егерей, две роты Томского полка и сотня терских казаков) с заданием занять и сжечь аул Алды, бывший тогда штаб-квартирой Шейха Мансура. Вместе с тем другой отряд – генерала Шемякина – придвинулся к аулу Амир-Хан, а Московский пехотный полк отправлен был к укреплению Григориополису.

Отряд полковника Пиери добрался до аула Алды и после жестокого боя на улицах и в домах, боя, в котором приняли участие со стороны чеченцев не только мужчины, но и женщины, занял и сжег его. Однако во время отступления русский отряд подвергся в окрестных лесах неожиданному нападению со стороны чеченцев во главе с самим Шейхом Мансуром и был почти полностью разгромлен. Среди многочисленных павших находились полковник Пиери и майор Комаровский.

После такого крупного успеха влияние и слава Шейха Мансура поднялась не только среди чеченцев, но и среди соседних горских народов: кабардинцы, которые еще недавно подчинились было русскому оружию, заволновались снова. Вся Чечня признала Шейха Мансура своим вождем. Новый имам, перед которым открылись новые возможности, поспешил использовать свой успех и начал рассылать всюду своих эмиссаров. Они появились прежде всего среди ингушей и осетин. Шейх Мансур призывал их к принятию ислама. Часть ингушей перешла действительно в мусульманство, осетины же отказались.

Скоро под знамена Шейха Мансура начали стекаться жители Дагестана, Кабарды и Кубани. Таким образом достигнуто было, может быть, в первый раз в истории Северного Кавказа полное единение всех горских племен под водительством общего главы – Шейха Мансура. Последний мог уже теперь надеяться выступить широким фронтом против русских с целью изгнать их из всего Северного Кавказа. Уже 26 июля того же 1785 г. Шейх Мансур появляется в Малой Кабарде, где князь Дол примыкает к нему. Оба осаждают Григориополис (31 июля).

В Большой же Кабарде в то время существовали 3 партии: 1. сторонники шейха Мансура, 2. партия Мисоста Бамматова, скрыто сочувствовавшая ему же, и 3. князья Кассаевы и Хамурзины, сочувствовавшие русским. Однако и эта последняя партия принуждена была силой обстоятельств примкнуть впоследствии к Шейху Мансуру.

Воспрянули духом и кубанские черкесы. Объединенные отряды черкесов и кабардинцев бросались на русские крепости и казачьи станицы, как например, Константиногорск, Нино и Георгиевск, проникали далеко на север, до и за реку Маныч, названную за это впоследствии (во время второй русско-турецкой войны 1787-1791, когда сам Шейх Мансур появился на Кубани во главе сильного отряда чечено-дагестанцев и начал снова производить набеги на русские поселения) «линией Мансура».

В начале августа 1785 г. большая часть кумыков и так называемых «аксаевских владетелей» присоединились к Шейху Мансуру. Также и кумыки из шамхальства Тарковского и другие племена примкнули к имаму. Сын одного из владетелей Эндери (названного русскими Андреево), Чапалов, перешел к Шейху Мансуру в то время, как его отец Муртузали вел дружбу с русскими.

20-21 августа 1785 г. Шейх Мансур снова атаковал Кизляр. Этот город защищали, кроме пехоты, ещё терские и гребенские казаки, в общей сложности 2 500 русских. Защита ретраншемента , прикрывавшего Кизляр, поручена была ренегату князю Бековичу-Черкасскому, сверх того, Томский полк стоял сзади. 20 августа Шейх Мансур атаковал, но безуспешно, ретрашемент, а 21 августа – Томский полк. Горцам удалось только на время проникнуть в сады и сжечь разбросанные вокруг Кизляра дома и другие хозяйственные постройки.

В конце октября 1785 г. русские сами перешли в наступление. Из Моздока выступил отряд полковника Нагеля, чтобы помешать Шейху Мансуру проникнуть в Кабарду. Первое столкновение произошло 30 октября возле Григориополиса (на границе Кабарды). Полковник Нагель был наголову разбит. 2 ноября Шейх Мансур снова бросился на отряд Нагеля. Справа гарцевали лихие наездники Кабарды, имея во главе князя Дола, с тыла надвигались кумыки и тавлинцы (аварцы) под командой самого Шейха Мансура, а слева главная его сила, состоявшая из чеченцев. Разбитый после нескольких сражений отряд Нагеля вынужден был отступить к Моздоку и просить помощи у главнокомандующего русскими войсками графа Павла Потемкина (троюродного брата известного временщика и любимца Екатерины II, князя Григория Потемкина). Этот последний начал тогда одаривать щедрыми подарками некоторых кабардинский князей и владельца Эндери Муртузали, стремясь удержать их таким способом от перехода к Шейху Мансуру.

Несмотря на все эти неудачи, русские открыли (17 января 1786 г.) кавказское наместничество во главе с только что упомянутым графом Павлом Потемкиным.

С этим событием совпало и значительное усиление русских вооруженных сил на Северном Кавказе. Вследствие этого Шейх Мансур приостановил в течение почти всего 1786 г. свои набеги против русских и стал готовиться к будущим военным действиям. Тем временем князь Дол, будучи окружен русскими силами, покорился. Покорились также аксаевцы и жители Эндери.

В начале июня 1787 г. Шейх Мансур появляется при поддержке черкесского князя Казы-Гирея снова на Кубани. Вслед за тем приехал к нему новый посланный анапского паши Ферруха Али и пригласил его в Анапу. Турки обещали Шейху Мансуру оружие, главным образом пушки и снаряды к ним. На Кубани его авторитет и положение чрезвычайно окрепли. Нападения его на новую Кавказскую губернию (часть наместничества) и даже на Астраханскую губернию обнимали уезды Екатериноградский, Кизлярский, Ставропольский, Астраханский, Красноярский, Моздокский, Георгиевский, Александровский, Енотаевский и Черноярский. Набеги были так успешны, что князь Потемкин думал даже отодвинуть российскую границу назад на север. Он писал в самом деле графу Павлу Потемкину (от 19 августа 1787 г.): «Всегдашнее подвержение поселенцев в губернии Кавказской набегам закубанцев (черкесов) довольно доказывает, особливо же в теперешних обстоятельствах, что рано они там поселены. Кажется, нужно будет ближайших к границам подать назад, дабы их обезопасить и лишить корысти закубанцев, которых наши селения приманивают».

Одновременно и граф Павел Потемкин доносил своему светлейшему брату, что в «Закубани влияние Имама Мансура усиливается». Поэтому князь Григорий Потемкин решил снова усилить войска на Северном Кавказе и создать там два корпуса: кубанский, под начальством генерал-аншефа Текелли, и кавказский, под командой генерал-поручика Павла Потемкина. Последний корпус действовал между «Бештовыми горами и Кум-горою». Отдельные отряды должны были охранять пространства от Кизляра до Моздока и от Моздока до станицы Павловской. Даже на реке Егорлыке было построено специальное укрепление.

Вместе с тем князь Потемкин предлагал кабардинцам принять на стороне русских участие в борьбе против Шейха Мансура, «обещая за это чины и жалование, сохранить религию и обычаи, не снимать шапок в присутствии Её Величества (императрицы Екатерины II). Всех депутатов кабардинских, собранных для сообщения указанных выгод, князь Потемкин одарил щедро подарками» (Н. Дубровин, История владычества русских на Кавказе. Том второй. С.-Петербург, 1886 г.).

Тот же автор сообщает далее, что «несмотря на все, князь Потемкин кабардинцам не верил». Чтобы изолировать их от непосредственных сношений с чеченцами и ингушами, он «охотно согласился на просьбу осетин-дигорцев принять их в подданство России и построить крепость у Татартупа». «А по множеству осетинского народа, – доносил генерал-поручик П. Потемкин князю Таврическому, т. е. Гр. Потемкину, от 9 апреля 1787 г., – уповательно, что со временем великое число выселится их (осетин) на линию и сие выселение тем полезнее будет, что они все желают быть христианами и весьма будут верны».

Вслед за тем русские интриговали и в Дагестане, где им удалось при помощи богатых подарков привлечь на свою сторону шамхала Тарковского и некоторых других «владельцев».

Тем временем приближалась вторая война России с Турцией. Она началась 9 сентября 1787 г. Причинами, способствовавшими ее возникновению, были, с одной стороны, насильственное присоединение в 1783 г. к России Крыма, в нарушение русско-турецкого трактата в Кучук-Кайнарджи (1774 г.), а с другой, путешествие Екатерины II в Крым в 1787 г. По этому случаю выстроены были там триумфальные арки с провокационной по отношению к Турции надписью: «Отсюда дорога ведет в Царьград». Действительно, Екатерина II не скрывала своего замысла утвердиться на берегах Босфора и воссоздать Византийскую империю под владычеством своего внука – великого князя Константина, названного намеренно так в честь последнего византийского императора, погибшего в 1453 г. во время взятия турками Константинополя.

20 сентября 1787 г. генерал-поручик Павел Потемкин во главе 7.988 солдат с 35 орудиями переправился через Кубань, чтобы сразиться с Шейхом Мансуром, собравшим, по русским сведениям, 8.000 человек между Урупом и Лабой. Однако, уже 25 сентября П. Потемкин бежал со своими войсками, будучи преследуемым по пятам черкесами, из которых многие не имели даже ружей, а были вооружены только луками и стрелами. За это поражение П. Потемкин был отозван и заменен в начале октября генерал-аншефом Текелли, которому подчинены были одновременно и Кубанский, и Кавказский корпуса. Первым из них командовал барон Розен.

14 октября Текелли перешел Кубань. Ему приказано было князем Гр. Потемкиным оставаться там до тех пор, пока «надобность будет требовать – истреблять огнем и мечом неприятеля и его селения и приводя в несостояние покуситься когда-либо на границы России».

Однако после нескольких стычек с Шейхом Мансуром на Большом Зеленчуке и на Урупе отряд Текелли вернулся из экспедиции уже 2 ноября, не достигнув намеченной цели. Так закончился 1787 г.

К этому году относится, между прочим, и попытка Шейха Мансура поднять крымских и волжских татар против России. С этой целью посланы были им эмиссары как в Крым, так и на Волгу, снабженные соответствующими воззваниями с призывом к совершению трехдневных постов, жертвоприношений, в мечетях – публичных молитв, чтобы приготовиться таким образом к «священной войне» против «неверных», т. е. русских. Обращение это не имело, однако, никаких последствий на Волге, т.к. глава тамошних татар Муфтий Мехмет-Джан, бывший одновременно председателем Оренбургского Духовного Управления (созданного именно в царствование Екатерины II), выступил публично по требованию русских властей против Шейха Мансура, называя его «лжепророком».

Иначе отнеслись к Шейху Мансуру крымские татары, покоренные русскими всего лишь четыре года назад перед тем и подвергавшиеся со стороны новых хозяев края всевозможным преследованиям, вплоть до принудительного выселения почти ¾ части общего населения Крыма в Турцию.

Так как попытка Шейха Мансура вызвать восстание в Крыму с тем, чтобы отвлечь внимание и силы русских от Северного Кавказа, совершенно неизвестна историкам второй русско-турецкой войны, то считаем необходимым остановиться на ней несколько подробнее. Для этого мы воспользуемся редкой книжкой пера польского татарина Аслана Кричинского, под заглавием «Очерки русской политики на окраинах». Баку 1919 г.

Сочинение это содержит ряд архивных документов, найденных автором в канцелярии крымского губернатора сейчас же после революции 1917 г. Из этих документов выясняется, что Шейх Мансур послал в конце 1787 г. своего эмиссара в Крым. Под влиянием последнего жители этих деревень Перекопского и Евпаторийского уездов производили специальные моления в мечетях и постились в течение трёх дней, а также совершали «религиозные жертвоприношения, закалывая баранов, коров и другую скотину».

Так как обряды эти совершались, по мнению русской администрации, «не в срок, установленный Магометом», то в этом обстоятельстве усмотрены были «государственная измена», «нарушение верноподданической присяги», «вредное предприятие между мусульманским духовенством», «коварные замыслы мулл» и пр. В связи с этим произведен был «целый ряд арестов среди “зачинщиков” и “лиц, виновных в распространении крамолы”», главным же образом «мулл, имамов, муфтиев, хаджей, книжников и старейшин». Одновременно начались розыски «заперекопского киргиза Гаджи Мустафы», а «также Шейха Мансура, который якобы прибыл в Крым из-за Кубани».

В народе ходили слухи о том, что «моления были предписаны Шейхом Мансуром и что подобные же моления совершаются и в Мекке». Из единичных показаний явствовало, что «моления, пост и жертвоприношения совершались ради торжества меча мусульманского» и «гибели державы российской».

Хотя мы и не располагаем сведениями из других источников, подтверждающими «моления в Мекке», совершенные по желанию или по предписанию Шейха Мансура, одно, однако, ясно, что последний сумел популяризировать свою борьбу против российского империализма на всем мусульманском Востоке. Слава его в мире Ислама была действительно так велика, что мир этот видел в нем величайшего поборника веры вообще и свободы мусульманских народов Северного Кавказа в частности…

В то же самое время русские батальоны, оберегавшие вассальную от России (1787 г.) Грузию от персидских набегов, были выведены из-за опасения, что Шейх Мансур сможет прервать сообщения русских с Закавказьем. Опасение это оказалось вполне правильным, т.к., действительно, русским пришлось уже в следующем 1788 г. оставить как Владикавказ, так и прочие укрепленные пункты по Военно-Грузинской дороге.

Чтобы отвлечь турецкие силы от Крыма, Текелли было приказано (в апреле 1788 г.) выступить против Анапы. Но наступление это состоялось только в сентябре. Пройдя через урочище Зана, 13 октября отряд Текелли подошел к Анапе. Он был, однако, вскоре отброшен объединенными силами черкесов и турок и вернулся поспешно на укрепленную линию, т.е. на свою исходную позицию.

Этим событием окончилась кампания 1788 г. Текелли был смещен за неудачу последней с должности главнокомандующего и на его место назначен граф Салтыков (в июне 1789 г.), который прибыл на свой пост уже в июле того же года. Однако он был вскоре отозван для перевода его на фронт против шведов. Временно же командовал русскими войсками на Северном Кавказе генерал-поручик Бибиков, который во главе 7.602 солдат 10 февраля 1790 г. переправился через Кубань и проник из земли махошевцев до реки Лабы, а оттуда двинулся в сторону темиргоевцев, а затем к Анапе. На этом пути черкесы ежедневно атаковали русских и наносили им крупные потери.

Встреченный под Анапой Баттал Хусейном-пашой, новым турецким комендантом этой крепости, назначенным вместо Феррух Али-паши, а также помощником коменданта Мустафой-пашой и Шейхом Мансуром, Бибиков принужден был отступить и прибыл 4 мая 1790 г. «в самом жалком состоянии в Григориополис». Армия была боса, солдаты без рубах и без всякой нижней и в беднейшей верхней одежде, которая вся сгнила и была изодрана. Больные опухли… Полки и артиллерия потеряли лошадей, и вообще весь корпус был крайне расстроен. Бибиков получил выговор и стал считаться «недостойным офицером» за то, «что подвергнул гибели стольких людей». Его отдали затем под суд.

Тем временем Баттал Хусейн-паша, несмотря на настояния Шейха Мансура, бездействовал и не использовал тяжелое положение русских для нанесения им решительного поражения. Такое его поведение вызвало негодование не только среди союзных туркам черкесов, но даже в Истанбуле. Султан прислал ему через специального гонца, Махмуда Хасеки-пашу, строгий приказ немедленно перейти в наступление. Несмотря на грубое обращение Баттала с черкесами, эти последние отдали в его распоряжение в течение 4-х часов 950 арб и лошадей для артиллерии.

Баттал-паша, выступивший 28 сентября 1790 г., показал себя плохим командиром и подвигался вперед очень медленно. Он заставлял ждать себя черкесов, которые под начальством Шейха Мансура шли впереди турецких войск. Он переправился, наконец, с небольшими регулярными войсками на правый берег Кубани, чтобы занять Георгиевскаю крепость. Встреча его с русскими войсками под командой генерала Германа состоялась на реке Тохтамыше, при горе того же имени 30 сентября. Баттал-паша, совершенно неожиданно для всех, сдался добровольно русским и тем самым способствовал поражению не только турок, но и черкесов.

Вскоре скончался граф Бальмен, и командующим Кубанским и Кавказскими корпусами был назначен в конце 1790 г. генерал-аншеф граф Гудович, прибывший в конце января 1791 г. на линию.

В Анапе командовал тогда бывший помощник Баттал-паши Мустафа-паша.

9 мая 1791 г. граф Гудович выступил из Темишбека, сделанного русскими опорным пунктом предстоящей операции, в Анапу, возведенную турками в 1781 г. крепость. Её защищали небольшой турецкий гарнизон и отряды Шейха Мансура, состоявшие из черкесов, чеченцев и ногайцев. Граф Гудович имел в своем распоряжении крупные силы: 15 батальонов пехоты, 3.000 егерей, 554 человек кавалерии, 2 казачьих полка и 50 орудий. Общее количество русского отряда превышало 12.000 человек.

Турецкий командир крепости Мустафа-паша после некоторого сопротивления хотел сдать Анапу, но этому воспротивился Шейх Мансур. Войска графа Гудовича беспокоили на флангах и в тылу черкесские отряды.

Анапа, однако, после штурма пала 22 июня 1791 г. На улицах произошли кровавые схватки, во время которых погибло значительное число мирных жителей. Часть же их, искавших спасения бегством и переполнявших лодки, утонула в море. В плен было взято 5.900 мужчин и 7.588 женщин. Эти сведения, заимствованные нами у Дубровина, свидетельствуют о том, что русские не пощадили и женщин. В плен попал и сам Шейх Мансур, будучи раненым. Он был душой обороны Анапы и сражался во главе своих людей, как лев. Урон русских был – 930 убитыми, 1.995 ранеными.

С падением Анапы находившиеся в Суджуке (Новороссийск) турки сожгли почти все дома, взорвали пороховые погреба и, оставив несколько орудий, сами бежали из крепости. 30 июня Суджук был занят русскими без боя. Разрушив пушки и укрепления, русский отряд вернулся в Анапу.

Граф Гудович подорвал в Анапе батареи, засыпав ров, колодцы, и выжег почти весь город. 10 июля русские войска оставили Анапу и 16 июля прибыли на линию.

Черкесам было объявлено от имени императрицы Екатерины II, что она освобождает их от подданства, «повелевая признавать их народами вольными и ни от кого независимыми».

В том же 1791 г. (29 декабря) был подписан между Турцией и Россией в Яссах мир. По этому трактату Анапа была возвращена Турции.

После окончания войны Россия снова приступила к увеличению числа укреплений на Северном Кавказе, а затем начала переселять туда донских и черноморских казаков.

Так закончилась эпопея Шейха Мансура, первого имама северокавказских народов. Но, несмотря на это, борьба этих народов против русского империализма продолжалась с малыми перерывами вплоть до 1864 г., т.е. в течение полных 80 лет.

Шейх Мансур был вывезен в С.-Петербург, где его заключили (15 октября 1791 г.) в Шлиссельбургскую крепость. В тюрьме этой с ним обращались, как с обыкновенным преступником, за то только, что он в течение семи лет вел героическую борьбу с наступающей Россией за свободу своей собственной родины. Императрица показывала его иногда, как диковинку, своим гостям после сытного обеда.

Чрезвычайный посол, высланный султаном в С.-Петербург вскоре после заключения мира в Яссах, Мустафа Расих-паша, потребовал от российского правительства освобождения вместе с турецкими военнопленными и Шейха Мансура. На это требование ему было заявлено, что Шейх Мансур чеченец, а не подданный Османской Империи, что он в течение многих лет «занимался разбоем на российской границе», что за это он заслужил смертную казнь, но был помилован. Находясь в тюрьме, он ранил своего стражника-солдата и в полиции он бросился с кинжалом на полицейских чинов, и т. д.

Шейх Мансур скончался 13 апреля 1794 г. Он похоронен был близ города. Так гласит рапорт коменданта Шлиссельбургской крепости полковника Колюбакина (Государственный архив, VII дело № 2777). В нем нет даже указания на совершение какого-либо религиозного обряда при похоронах, ни даже место, где был он предан земле.

Так угас в беде, в жгучей тоске по родине и свободе величайший поборник независимости Северного Кавказа. Его враги не сумели оказать должную его пламенному патриотизму и его высоким духовным и нравственным качествам честь.

Тем не менее, не угасла память о нём среди северокавказских народов, в особенности в родном ему чеченском народе, над которым ровно 150 лет спустя кремлевские палачи совершили варварское убийство.

Ретраншемент (франц.) – фортификационное сооружение, расположенное позади какой-либо главной позиции обороняющихся. – Сост.

Вассан-Гирей Джабагиев

Джабагиев В.-Г.И. Свободный Кавказ. Статьи и выступления. (1951-1956 гг.). – Назрань-Москва: Ингушский «Мемориал», 2007 г. – 96 с.

Составители сборника: Берснак Джабраилович Газиков, Марьям Джемалдиновна Яндиева

Движение горцев Северного Кавказа в конце XVIII в. под руководством шейха Мансура и сама его личность весьма неоднозначно оцениваются в историографии. Известный военный историк Н.Ф. Дубровин называл Мансура «лжепророком». Г. Прозрителев высказал мнение, что по своему происхождению Мансур был итальянцем. Однако это мнение не находит своего подтверждения в исторических источниках. Известно, что Мансур был чеченцем по своему происхождению.

Один из первых советских историков – марксистов М.Н. Покровский весьма положительно оценивал деятельность Мансура: «Это был первый кавказский революционер, - писал он, характеризуя шейха, - которому пришлось умереть на далеком севере (его сослали в Соловецкий монастырь)». Впоследствии, под влиянием работы М. Багирова «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля» советские историки пересмотрели свое отношение к национальным движениям вообще и к восстанию под руководством шейха Мансура в частности. Так, Н.А. Смирнов безосновательно утверждал, что движение, возглавлявшееся Мансуром, было инспирировано султанской Турцией. Значительный вклад в исследование поставленной проблемы внес Ш.Б. Ахмадов. Он показал, что движение горцев Северного Кавказа под руководством Мансура не было инспирировано извне, а выросло на местной социально-экономической почве . Своим острием оно было направлено против политики царизма. Это концепция была поддержана участниками международной научной конференции «Шейх Мансур и освободительная борьба народов Северного Кавказа в последней трети XVIII в.», состоявшейся в 1992 г. в г. Грозном. Нам представляется, что движение под руководством шейха Мансура было своеобразной реакцией на колониальную политику российского царизма, приступившего к завоеванию Северного Кавказа вооруженным путем.

Следует согласиться с Я.А. Гординым, который утверждает, что существование царского плана прорыва в привело к столкновению с горцами. По его словам «…грандиозный план прорыва в Индию через Каспий неизбежно увязывал в один узел взаимоотношения России с Грузией и Кавказом». При этом «именно эта, Петром заложенная традиция взаимоотношений подготовила движение шейха Мансура, ставшее подлинным прологом классического периода ». Далее Я.А. Гордин пи- шет, что «…расширение империи на восток, мечта о прорыве в Индию была одной из на- вязчивых идей Екатерины». К схожим выводам пришел В.И. Лесин, который считает: «…«священная» война правоверных против православных началась по воле самих горцев, все более терявших независимость по мере продвижения русских в Грузию после подписания Георгиевского трактата». Шейха Мансура В.И. Лесин ставит в один ряд с Е. Пугачевым. Французский историк А. Беннигсен также подчеркивал, что восстание под руководством Мансура было вызвано активизацией наступательной политики Российской империи на Северном Кавказе. И действительно, вторая половина XVIII в. явилась важным периодом в политической истории Кавказа. Это было время перелома в ходе многовековой борьбы между Россией и Турцией за господство в Северном Причерноморье в пользу первой и перехода российского царизма к широкому колониальному наступлению на Кавказе.

Весьма важные последствия для внешнеполитического положения Северного Кавказа имели результаты русско-турецкой войны 1768- 1774 гг. Эта война закончилась вну- шительной победой Российской империи. Завершивший войну Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. значительно укрепил позиции царизма на Черном море и Кавказе. Это позволило царскому правительству активизировать свою северокавказскую политику. Серьезные последствия имело оформление присоединения Кабарды к России. По условиям 21 статьи Кючук-Кайнарджийского договора, решение вопроса о статусе Большой и Малой Кабарды было предоставлено «на волю хана крымского, с советом его и старшинами татарскими». Между тем по русско- крымскому договору 1772 г. хан уже признал Кабарду составной частью России, и вопрос считался решенным в пользу царского правительства. отказались от нового статуса. С 1774 г. и до конца первой четверти XIX века Кабарда вела упорную борьбу против притязаний царизма.

Царское правительство, опираясь на Кючук- Кайнарджирский договор, развернуло активные действия на Северном Кавказе. В 1777 г. началось строительство укреплений . В 1783 г. был провозглашен царский манифест о присоединении Крыма, Тамани и Кубанского правобережья к России. После присоединения Крыма на первый план во внешней политике царизма на южном направлении был выдвинут кавказский вопрос. В 1786 г. было образовано Кавказское наместничество. Утверждение господства царизма на Северном Кавказе, захват земель горцев вызвали острое недовольство .

Движение под руководством Мансура, направленное против завоевательной политики царизма, началось в 1785 г. Первоначально оно вспыхнуло в Чечне. Как указывалось выше, возглавил движение Ушурма, житель чеченского селения Алды. Он вошел в историю под именем шейха Мансура . Для объединения сил горцев Ушурма использовал идеологию . Впервые со своей религиозной проповедью он выступил в марте 1785 г. Царская администрация с тревогой наблюдала за действиями Ушурмы. Было принято решение подавить движение в самом зародыше. В 1785. г. против отрядов Ушурмы были отправлены войска под командованием полковника Пиери. Царский отряд сжег селение Алды. Однако на обратном пути отряд Пиери был разгромлен в горном ущелье.

Авторитет Ушурмы возрос. Он был провозглашен имамом Чечни и Дагестана , а также наречен именем Мансур («победитель»). Подробное рассмотрение действий шейха Мансура на Северо-Восточном Кавказе не является предметом изучения в рамках статьи, однако необходимо отметить, что летом 1785 г. во главе отряда вооруженных горцев он попытался взять крепость Кизляр, но не имел успеха. Осенью того же года Мансур двинулся в Кабарду, но потерпел там пора- жение от царских войск. В 1786 г. действия шейха на Центральном Кавказе были также безуспешны. Между тем шейх Мансур держал в поле своего зрения и Западную Черкесию.

По материалам турецких архивов, его эмиссары проникли на Кубань в 1784 г., то есть ещё до начала его проповеднической деятельности в Чечне. Когда в 1785 г. началось движение Мансура, представители выразили ему свою поддержку. Это также подтверждается документами турецких архивов, обнаруженными французским исследователем А. Беннигсеном. Так, в одном из писем знатного адыга Великому Везиру Османской империи сообщалось: «Мой властелин, если ты спрашиваешь новости о Мансуре, то они хорошие. Если ты спрашиваешь новости о скверных неверных, одно наше единственное дело - сражаться с ними. Число наших воинов невелико, но мы сражаемся каждый день и ежечасно».

В этот период западные адыги формально, согласно русско-турецким соглашениям, считались подвластными . На самом деле они были политически независимы. Утверждение царизма на Правобережной Кубани вызвало недовольство у многих представителей адыгов. Под натиском А.В. Суворова адыги-жанеевцы оставили в 1778 г. свои земли по правому берегу реки Кубани. Недовольные этим, адыги неоднократно нападали на суворовские военные укрепления. В июне 1786 г. заку- банские горцы приглашали Ушурму (шейха Мансура) к себе, а сами в составе трех тысяч человек атаковали .

В ноябре, согласно данным П.Г. Буткова, закубанцы разбили три полка донских казаков. Учитывая сложившуюся обстановку, летом 1787 г. шейх Мансур перебрался в Закубанье. У имама установились связи с представителями Османской империи. Исходя из того, что Мансур поддерживал определенные отношения с турками, некоторые исследователи делают поспешные выводы и утверждают, что «движение Мансура было организовано Турцией, помогавшей ему всеми средствами. Планы шейха Мансура, по существу, были планами турецкого правительства». Однако документальные материалы говорят о другом.

В 1785–1786 гг., до начала новой русско-турецкой войны, Турция отрицательно относилась к деятельности Мансура по укреплению независимости , ибо это противоречило планам утверждения своего владычества в крае. Так, комендант турецкой крепости Суджук-кала Биганзаде Али-Паша в рапорте Великому Везиру от 28 ноября 1785 г. выражал свое беспокойство поведе- нием имама Мансура и выразил опасение, что его действия могут обострить русско- турецкие отношения. Турецкие власти также опасались «мятежного» характера восстания под руководством Мансура. Исходя из фактов, Т.М. Феофилактова, говоря о начальном этапе движения горцев, вполне обоснованно подчеркивает: «Движение горцев возникло как национальное, шейх действовал самостоятельно и отклонил предложения турок о совместном сотрудничестве в борьбе против России». С этим выводом согласуется мнение В.И. Лесина: «…следует признать, что «свя- щенная война» горцев против «неверных» русских отнюдь не была следствием интриг Порты».

Между тем, с началом русско-турецкой войны 1787 - 1791 гг., политическая и военная обстановка на Северо-Западном Кавказе обострилась. Черкесия явилась одним из театров этой войны. В этих условиях Мансур решает вступить в союз с Турцией. Ещё раз подчеркнем при этом, что шейх отнюдь не был турецким ставленником. К союзу с османами его вынуждала тяжелая борьба с царскими войсками. В сентябре 1787 г. имам Мансур во главе 8-тысячного войска, состоявшего из черкесов и закубанских , расположился между реками Уруп и Лаба. Царское командование решает разгромить горцев и ногайцев. 20 сентября 1787 г. 8-тысячный отряд царских войск под командованием генерала П.С. Потемкина переправился через реку Кубань и предпринял энергичное наступление. С 20 по 22 сентября состоялись столкновения войск Потемкина и Мансура. Потерпев поражение, имам отступил.

В октябре 1787 года царские войска вновь были двинуты против Мансура. На этот раз отряд под командованием П.А. Текелли нанес серьезное поражение адыгам и ногайцам в районе рек Большой и Малый Зеленчук. Не удовлетворившись этим, Текелли двинулся в земли бесленеевцев и темиргоевцев и варварски истреблял их жилища. После этих событий Мансур вынужден был оставить горы и уйти в Анапу. Активного участия в военных действиях он уже не принимал вплоть до 1791 г. Если роль шейха Мансура в военных действиях на Северо-Западном Кавказе была невелика, то его религиозная и политическая деятельность в Западной Черкесии оставила заметный след. Недаром впоследствии, в 1843 г., начальник Черноморской береговой линии генерал А.И. Будберг отмечал: «В 1791 году, чеченский пастух Шейх Мансур сделал то, чего не сумел сделать в настоящее время.

Но тогдашнее восстание закубанцев подавлено экспедициею Гудовича, и кончено взятием Анапы…». В политической сфере шейх Мансур выдвинул идею объединения горцев в борьбе против царизма . Лозунг этот был актуален, но не был осуществим в реальных усло- виях конца XVIII в. Другое дело, что идеи Мансура не пропали, они получили развитие и в теории и на практике в следующем, XIX в. Недаром исследователи поставленной проблемы единодушно считают шейха Мансура предшественником имамов и . И на Северо-Западном Кавказе были, попытки претворения в жизнь идей развития государственности, выдвинутых Мансуром.

Другим важным направлением деятельности шейха в Черкесии являлось распространение им шариата и укрепление позиций ислама в целом. Религиозная программа Мансура состояла из трех пунктов: а) возвращение к первоначальному исламу с присущим ему аскетизмом и нравственным очищением; б) борьба против адатов и внедрение шариата; в) ведение газавата («священной войны») против неверных и против царизма. Следует согласиться с А. Беннигсеном, который писал, что в Черкесии «проповеди шейха Мансура, понятные и простые, обращенные главным образом к крестьянам, способствовали превращению их в мусульман, стойко привязанных к религии… Насаждение ислама среди населения Северо-Западного Кавказа, самая трудная работа шейха Мансура». В одном из писем, обращенном к горцам Северного Кавказа, Мансур писал: «Мы пренебрегали законами бога. Подчинимся его законам, отбросим все, что он нам запретил и подготовим себя к битве (газават)».

В контексте изучаемой проблематики необходимо обратиться к вопросу распространения ислама в Черкесии. Ислам начинает проникать в Черкесию в XIV в. из . Процесс его распространения среди растянулся почти на 500 лет. Характерной особенностью духовного мировоззрения адыгов являлся религиозный синкретизм, т.е. есть сосуществование язычества, христианства и ислама. В XVI - XVIII вв. адыги считались полухристианами-полумусульманами. В течение XVIII в. позиции ислама в Черкесии постепенно упрочиваются. А.П. Новосельцев совершенно справедливо отмечал, что «…массовая исламизация адыгов, чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, а также отчасти осетин наблюдается лишь с конца XVIII в., когда принятие ислама стало формой борьбы горских народов против самодержавия. В этих условиях ислам, который в XVI - XVII вв. рассматривался как религия враждебных горцам Крыма и Османской империи, постепенно стал идеологическим знаменем в борьбе против захватнической политики царизма». Деятельность шейха Мансура способствовала дальнейшему распространению ислама среди адыгов. Однако следует оговориться, что процесс исламизации гор-ных адыгов продолжался вплоть до окончания в 60-х годах XIX в. Жизнь шейха Мансура завершилась трагически. Он попал в плен к русским в 1791 г., когда войска под командованием И.В. Гудовича взяли штурмом турецкую крепость Анапу. Мансур был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где и умер в апреле 1794 г.

©сайт
создано на основе открытых данных в интернете